Как обычно, около пяти пополудни Летиция Кортленд отдыхала на тенистой веранде своего дома и потягивала двойной ромовый коктейль. Она только что допила третий стакан своего любимого напитка и наблюдала, как в воротах усадьбы показался изящный кабриолет, в котором, оживленно беседуя о чем-то, сидели ее дочери, Силия и Александра.

Летиция следила, как коляска быстро приближалась к дому, то появляясь, то исчезая из виду. Синее тропическое небо и озаренная солнцем стена золотистых пальм служили великолепным фоном для этой картины: дорожка шла вдоль огромных клумб с розовыми и желтыми гибискусами, красными пуансетиями и белыми гардениями. Сад в поместье Уиллоуби был предметом зависти всех соседей: за ним следили три специально обученных канака-садовника. К несчастью, этот роскошный сад уже давно перестал радовать Летицию.

Летиция с любопытством следила за тем, как ее дочери вышли из коляски и, горячо обсуждая что-то, направились к дому. Силия и Александра были столь несхожи и имели так мало общего между собой, что мать нечасто видела их вместе. Бросив взгляд на их наряды, мать еще раз усмехнулась, подумав, что даже манера одеваться наглядно отражает удивительное несходство характеров сестер.

На Силии был бесформенный и довольно простоватый сарафан лимонно-желтого цвета. В отличие от Александры, она никогда особенно не заботилась, что думают о ней окружающие, хотя была щепетильно чистоплотна, особенно в отношении рук и ногтей, и всегда тщательно следила за своими жидкими прямыми волосами мышиного цвета, опрятно убирая их в аккуратный пучок. Силии нравилось производить впечатление сдержанного и неброского спокойствия. Это ей замечательно удавалось, но сильный пол редко обращал на нее внимание.

Александра, или Лекси, сейчас была одета в алое платье, плотно облегавшее ее красивую фигуру, с глубоким острым вырезом, сильно обнажавшим грудь. Ее непослушные темные волосы были зачесаны назад, и только несколько мягких кудряшек обрамляли ее хорошенькое личико. Пылкая и несдержанная, она часто упрямилась, вспыхивала гневом, надувала губы и, хотя всегда быстро успокаивалась, слишком часто бывала резкой, высокомерной и требовательной. Летиции не верилось, что ее собственные дочери столь разные, но... точно такая же разница в характерах была между ней и Максом.

— Отчего это вы так оживились? — насмешливо спросила Летиция у дочерей, еще издалека отметив, как горят их глаза. Раскрасневшиеся от волнения Силия и Александра поднимались на веранду по высокой лестнице: как и большинство домов в подверженном сильным наводнениям северном Квинсленде, дом в Уиллоуби стоял на высоких деревянных столбах.

— Джордан Хейл вернулся в Джеральдтон, — ответила Силия делано безразличным тоном, каким сообщают о новостях, едва заслуживающих упоминания. В действительности ей захотелось скрыть от матери свое странное возбуждение. Обычно бледные щеки Силии разгорелись, и она, казалось, не замечала, что ее тщательно убранные волосы растрепались и развеваются на ветру.

— Джордан Хейл? Это ведь сын покойного Патрика? Чего ему здесь нужно? — спросила Летиция. — От Эдема давно уже, кажется, ничего не осталось.

— Клара Ходж утверждает, что Джордан потрясающе красив, — воскликнула Лекси, не обратив никакого внимания на вопрос матери. Лекси, в отличие от Силии, даже и не пыталась скрыть, что жаждет заинтересовать этого молодого человека. В последнее время она откровенно жаловалась матери, что ей уже смертельно наскучили местные юнцы и их разговоры, сводившиеся к хозяйству, лошадям, ценам на тростник, картам и выпивкам.

— Мы слышали, что Хейл собирается заново отстроить Эдем, — сказала Силия. — И, кажется, он хочет снова выращивать там тростник!

— Вот как? — с нарочитым интересом спросила Летиция. Джордан, когда она в последний раз видела его, был неуклюжим долговязым подростком. Его возвращение мало заинтересовало Летицию. Ничего действительно интересного, что бы могло украсить ее тоскливую жизнь в Джеральдтоне, конечно, не могло произойти.

— Эдем, — задумчиво продолжала Летиция, — но это же там, где...

— Он не только непостижимо хорош собой, но и очень богат, — перебила ее Лекси. — Мне сказали, будто он закупил столько леса, что на лесопилке весь день не могут прийти в себя от радости.

Глаза Летиции расширились от удивления. Это сообщение уже заслуживало ее интереса.

— Он высокий и широкоплечий, — мечтательно произнесла Силия и неожиданно сильно покраснела, вспомнив о своем женихе Уоррене, молодом человеке довольно невзрачного вида.

Теперь Летиция уже искренне заинтересовалась новостью. Богатство, считала она, делает мужчину гораздо привлекательнее. Конечно, все зависит и от того, насколько мужчина богат. Но если он еще и красив...

— Вы его видели? — недоверчиво спросила она, вновь наполняя стакан. «Девочки, — подумала она, — скорее всего, все несколько преувеличили. Вряд ли этот юноша так богат и красив».

— Я его еще не встречала, а вот Силия видела, правда, только издалека, — отозвалась Лекси и, не обратив ни малейшего внимания на неодобрительный взгляд матери, залпом осушила полный стакан коктейля.

— О нем в городе сейчас только и говорят! — воскликнула Силия, — особенно стараются Вера Уилкинс и Тэсса Кармишель. Вера говорит, что он ей улыбнулся. Видимо, она мечтает, что в следующий раз он пригласит ее куда-нибудь на чай.

— Не пригласит, потому что я его приглашу, — ответила Лекси.

Летиция поморщилась — иногда прямота Лекси действовала ей на нервы. Уже не в первый раз Летиции захотелось напомнить дочери, что особое наслаждение для мужчины заключается именно в завоевании женщины, что слишком легкая добыча совсем не так притягательна, как недоступная и неуловимая — что в особенности нужно иметь в виду, если добыча намерена завлечь охотника в силки и связать его священными брачными узами. Но Летиция знала, что Лекси ни за что не захочет прислушаться к ее советам, и промолчала. К тому же в этот час было особенно жарко, и спорить ей не хотелось. «Быть может, — подумала она, — сейчас Бог и в самом деле посылает мужчину, который сможет обуздать Лекси». Ни сама Летиция, ни даже Макс уже давно не могли держать Лекси в повиновении.

— Вы так увлеклись приездом Хейла, что совершенно позабыли еще кое о ком, — многозначительно сказала Летиция.

— О ком же, мама? — спросила Лекси с недоумением.

— О Евангелине, — ответила Летиция, предварительно оглянувшись, чтобы убедиться, что ее слов никто не слышит.

Девушки нахмурились.

— И что о ней слышно? — осведомилась Силия.

— Мне рассказали, что она живет в Эдеме. Об этом узнали от какого-то канака.

Летиции самой еще не верилось, что ее младшая дочь Евангелина самовольно поселилась в полуразвалившемся доме на чужой заброшенной плантации. Летиция никогда бы не поверила в это, но, случайно столкнувшись как-то с дочерью в городе, задала ей прямой вопрос. Евангелина ничего не пожелала объяснить матери и с большим удовольствием выслушала ее предупреждение, что один такой слух может опозорить уважаемую семью Кортлендов.

Дочери в ужасе переглянулись.

— Именно так, — продолжала Летиция, — Элиас сегодня сказал мне, что Евангелина живет в Эдеме и ухаживает там за каким-то старым канаком, который раньше работал на Хейлов.

— Выходит, теперь Евангелина будет жить у этого Джордана Хейла? — возмущенно воскликнула Лекси. Лицо ее исказила гримаса злобы и неприкрытой зависти.

— Конечно нет! — ответила Силия, встав рядом с матерью со скрещенными на груди руками. — Я уверена, что Хейл немедленно вышвырнет ее вон со своей земли. Если, конечно, сумеет отличить эту неряху от грязных канаков.

— Возможно, и не вышвырнет, — ответила Летиция. Как всегда, она почувствовала себя обязанной защитить младшую дочь — Летицию никогда не оставляло смутное чувство вины за то, что воспитанием Евы занимались дядя и тетка. Такое поведение матери всегда крайне раздражало Силию и Лекси.

— Почему же? — презрительно отозвалась Силия, — Ведь Хейл собирается отстроить дом и жить здесь, и он, конечно, не захочет, чтобы на его земле жили какие-то бродяги!

— Думаю, Силия, что вы обе несколько виноваты перед Евангелиной. Вам следует быть справедливыми и признать это. Мне говорили, что вы даже не здороваетесь с ней, когда встречаете ее в городе, — сказала Летиция. Она болезненно переживала, что ее старшие дочери так жестоко относятся к Еве. В конце концов, они были родными сестрами, и старшие могли первыми пойти младшей навстречу. Впрочем, даже Летиция не могла отрицать, что именно Ева первая заявила, что не желает иметь никаких дел ни с сестрами, ни с матерью.

Силия, нахмурившись, слушала слова матери: все сказанное было совершенно справедливо—о Евангелине ни она, ни сестра почти не вспоминали, за исключением тех случаев, когда у них возникало желание поиздеваться над ее платьями или высмеять ее эксцентричное поведение. Городские сплетни сестры высокомерно игнорировали и просто отмахнулись от сестры, как от какой-нибудь неприятной дальней родственницы. Одевалась же Евангелина, по их мнению, просто ужасно, как какой-нибудь мальчишка-оборванец. Хуже всего были, конечно, ее газетные статьи и новомодные взгляды на ведение хозяйства, крайне раздражавшие окрестных плантаторов, и в первую очередь отца. Пожалуй, и хорошо, что она не носит и не позорит имя Кортлендов.

— А теперь, когда Джордан вернулся, папочка непременно узнает, что она живет в Эдеме. Если, конечно, она сама не поспешит убраться оттуда, — сказала Силия.

— Нельзя допустить, чтобы он узнал об этом! — воскликнула Летиция. — Мы должны скрыть это от него!

— Скрыть это было бы легко, если бы плантация пустовала, — перебила ее Силия. — Но теперь все не так, теперь там будет множество людей, и рано или поздно все это как-нибудь выйдет наружу. Боже мой, ты же сама знаешь, что папа просто взорвется! Евангелина выставила его глупцом в своих пакостных статейках, и теперь он слышать не может даже ее имени. А теперь еще выяснится, что она живет в одном доме с Джорданом Хейлом! Этого он точно не потерпит. В городе неизбежно пойдут разговоры, и вся округа опять поднимет его на смех!

Летиция хорошо помнила те ужасные дни, когда и местной газете стали появляться статьи Евангелины. В них Ева назвала отца едва ли не главным противником законопроекта, запрещавшего ввоз коренного населения тихоокеанских островов для работы на сахарных плантациях. Мало того, другая заметка прибывала вернуть островитян на родину. Макс пришел в ярость и всерьез грозил отправить Евангелину назад и Сидней, к дяде и тетке. Не сделал он так только потому, что Ева уже достигла совершеннолетия.

— Ваш отец все еще думает, что Евангелина живет у сестры Жюля Кина, и я совсем не собираюсь разубеждать его в этом, — сказала Летиция. — Не представляю, что будет, если он узнает, что она обитает на брошенной плантации... рядом с каким-то старым канаком! Нам всем не поздоровится, если он не будет уверен, что она у Мэри Фоггарти. Мэри терпеть не может нашего отца, да и живет очень замкнуто. Эксцентричная особа. Так что от нее ничего не узнаешь. Корона Бёрн как-то сказала мне, что видела, как Евангелина делает покупки для Мэри. В городе пока еще думают, что она живет у нее.

Ева, в первый раз вернувшись в Джеральдтон, остановилась у Мэри, но очень скоро уехала от нее. Летиция всегда была уверена, что Ева не вынесет пребывания и этом доме: Мэри Фоггарти держала бесчисленную живность, гулявшую по дому как ни в чем не бывало, — трех осиротевших детенышей кенгуру, которых Мэри собственноручно кормила из бутылочки, с десяток кошек и собак, ягненка, кур, нескольких коз, старую лошадь и даже омерзительного злобного вомбата.

— А все же кто-нибудь непременно расскажет папе о Евангелине, — мечтательно протянула Лекси. Летиция едва ли расслышала эти слова — она мысленно прикидывала, сколько лет должно было быть сейчас Джордану Хейлу. Выходило, что около двадцати шести. И, конечно, размышляла Летиция, в сравнении с местной молодежью он человек светский. Лекси нет еще двадцати, для нее он мог бы быть очень неплохой партией. Хотя Лекси одна из самых красивых невест во всей округе, репутация у нее уже слегка подмочена. Что же, в каком-то смысле, быть может, так даже и лучше — выбирая мужа, она не будет особенно привередничать.

Что же касается Силии, то она помолвлена с Уорреном Моррисоном. Юноша он довольно заурядный, «скучный, но надежный», как говорит сама Силия, и, конечно, совсем не принц из волшебной сказки. Благодаря его «папочке» у него своя ферма. Он уверяет, что любит Силию. Летиция, однако, ясно понимала, что особой страсти юноша не испытывает, и серьезно сомневалась, что у Силии хватит умения воспламенить чувства жениха. Свадьбу на некоторое время отложили — Силия сказала, что хочет, прежде чем совершить столь важный шаг, немного подумать. Увы, красота едва ли относилась к числу ее многочисленных достоинств, и отец грубовато посоветовал ей поменьше рассуждать и поскорее принимать предложение Уоррена, пока он, как выразился Макс, «не начал присматривать себе другую жену».

— А что, если пригласить Джордана на чай? — вдруг спросила Лекси у матери. — Это было бы очень по-светски... и так по-соседски! Раз он вернулся сюда и намерен здесь жить, кому-то из общества нужно пригласить его!

Отуманенный ромом мозг Летиции помимо ее воли наполнялся картинами прошлого. Она хорошо помнила мать Джордана, красавицу Катэлину Хейл, такую славную и милую женщину, что Летиция так никогда и не смогла почувствовать к ней настоящую неприязнь. Летиция знала, что ее муж всерьез увлечен Катэлиной и подозревала, что это привело к нечто большему, чем простая дружба. В этой привязанности крылась истинная причина той нелюбви, которую Макс питал к Патрику Хейлу. Летиция ясно понимала, что теперь это может с легкостью распространиться и на сына. «Все же, — размышляла она, — характер Макса с годами немного смягчился, и, в конце концов, прошло уже десять лет».

— Хорошо, Лекси. Я поговорю с отцом, когда он вернется.

Силия просияла, но Лекси по-прежнему капризно хмурила брови. Она знала почти наверняка, что злопамятный и раздражительный отец теперь непременно разругается и с сыном своего старого недруга. Кроме того, отец никогда не будет столь любезным хозяином, чтобы принимать и развлекать гостя — разве что это будет очень важный и нужный человек.

Десять последних лет Максимилиана томило смутное чувство вины за последний разговор с Патриком Хейлом. Иногда Макс даже начинал думать, что, быть может, сердце Патрика и в самом деле не вынесло безжалостных слов. Но сейчас, после разговора с Джорданом, от укоров совести не осталось и следа. Как всегда, великолепие его дома бросилось ему в глаза, когда он, тяжело дыша, проезжал на взмыленной лошади сквозь кованые ворота, но сейчас Макс не испытал обычного чувства гордости и удовлетворения. Стоявшие па веранде женщины напомнили разъяренному Максу об угрожающем обещании Джордана «познакомиться поближе» с его женой и дочерьми. «Пусть я сдохну, но клянусь, я вышвырну Хейла из Джеральдтона», — в бешенстве прошипел он. Бросив вожжи подскочившему мальчику-канаку, Макс тяжелым шагом стал подниматься на веранду.

— Тэсса Кармишель говорила мне, что утром она видела, как Евангелина делала покупки в городе, — сказала Силия.

Упоминание о младшей дочери окончательно испортило Максу его и без того мерзкое настроение — любой разговор между ним и Евангелиной всегда заканчивался неприятным спором, в особенности если речь заходила о канаках.

— Что же, она опять была в своих бриджах? — язвительно спросила Лекси.

— Да. И знаешь, я уверена, что у нее просто нет ни одного приличного платья.

— Не будь к ней несправедлива, Силия! — воскликнула Летиция. — В жизни у девочки было немало сложностей и...

— Она сама по себе сложность! — внезапно оборвал ее муж. Летиция еще не успела заметить, что Макс поднялся на веранду, и вздрогнула от испуга. — И пусть она побережется, — мрачно добавил он. — Если только я еще замечу ее у этой редакции...

— Она всего лишь ходила по магазинам, папа. Кстати говоря, денег у нее, кажется, достаточно. — Силия едва не сказала о том, что в городе сплетничают, откуда у Евангелины деньги, но вовремя заметила предостерегающий взгляд матери и прикусила язык.

— Александра! Ты что, выезжала в город в этом платье? Да ты выглядишь в нем как... дешевая проститутка! — закричал Макс, багровея от гнева.

— Ничего такого в этом платье нет, папа, — ответила Лекси, раздраженно возводя глаза к небу. — Должен же у меня быть свой стиль!

Макс обернулся к жене:

— И ты позволяешь ей выходить в таком виде? Есть ли, кроме меня, хоть кто-нибудь в этом доме, кто заботится о нашем добром имени?

Летиция, отвернувшись от мужа, прикрыла глаза. Взглянув на Александру, Макс увидел блеснувший в ее глазах строптивый огонь.

— Мне давным-давно следовало отхлестать тебя кнутом! — прорычал он в бешенстве.

— Превосходно! Вот так ты и заботишься о нашем добром имени — обращаешься с собственными детьми, как с рабочей скотиной, как с канаками на твоих плантациях! — ответила ему Лекси, строптиво вздернув подбородок.

— Послушай, Макс, — вмешалась Летиция, ясно ощутив, что надвигается серьезная ссора, — кто тебя так расстроил? Что произошло?

— Кто? Этот Джордан Хейл, черт бы его побрал, вот кто!

Дочери в немом отчаянии взглянули друг на друга.

— Я... я что-то слышала о нем... мне говорили в городе... Он, кажется, вернулся к себе в Эдем? — небрежно обронила Летиция. Сердце ее сильно забилось. — А где ты видел его?

Макс, казалось, сильно удивился, узнав, что его жена уже знала о приезде Хейла, и Летиция тотчас поняла это.

— Девочки только что сказали мне, что в городе только и говорят о его приезде... — поспешно объяснила она. — А ты, значит, уже видел его?

— Видел. И я слышать о нем больше не желаю! А вы все не вздумайте с ним иметь никаких дел!

— Почему же, папа? — преувеличенно-наивным тоном спросила Лекси.

— Потому что я так приказал. И если кто-то из вас посмеет ослушаться меня, кнута вам не миновать, можете быть уверены! Даже смотреть в его сторону не смейте! Дважды повторять я не буду. Все ясно?

Плотно сжав губы, Лекси злобно посмотрела на отца. Конечно, она не подчинится ему, но сейчас было лучше промолчать.

— Ты что, опять пила сегодня? — вдруг спросил Макс, заметив затуманенный взгляд дочери. Его глаза загорелись гневом: он давно уже подозревал, что Лекси почти ежедневно употребляет спиртные напитки. Давно, давно надо было приструнить ее! Теперь же вся надежда на то, что найдется муж, который сумеет взять ее в кулак — самому с ней уже не справиться. А какому мужчине захочется взять в жены такую злобную ведьму?

— Нет, — ответила Лекси и, бросив на отца уничтожающий взгляд, ушла в дом, едва подавляя желание громко хлопнуть дверью.

— Ну что, вы с Уорреном наконец назначили день свадьбы? Или нет? — Макс повернулся к Силии. Летиция между тем быстрым движением спрятала за своей книжкой стакан Лекси.

Разговоры о свадьбе давно опротивели Силии, но лгать отцу, тем более сейчас, она не осмелилась.

— Еще нет, папа, — робко ответила Силия, не поднимая глаз.

— Тогда я советую тебе поспешить. Тебе двадцать два года. Самое время рожать детей. Мне нужен внук, ясно? Твоя мать в твои годы уже произвела троих.

«Произвела! — со злобой подумала Летиция. — Говорит обо мне, как о племенной кобыле!» Она уловила в словах мужа оскорбительный намек на то, что как женщина и личность никогда не имела для него никакой ценности, и внезапно с необычайной остротой почувствовала, что ненавидит своего мужа.

Силию же ужасала одна мысль о родах. Когда-то, когда ей было двенадцать, она случайно увидела роды у туземной девушки. Конечно, те роды выдались особенно трудными, а Силия была очень впечатлительным ребенком, но все же Силия твердо знала, что никогда не сможет пойти на это.

— Да, отец, — тихо ответила Силия и пошла в дом.

— Ума не приложу, что в голове у этой сумасбродной девчонки, — угрюмо пробормотал Макс, расхаживая по веранде.

Прошло несколько мгновений. Летиция внимательно смотрела на мужа.

— К чему весь этот шум о Джордане Хейле? — спокойно спросила она. Летиция была почти уверена в том, что Макс не ездил в Эдем или, во всяком случае, не видел там Евангелину.

Макс остановился:

— Хейл явился сюда и думает, что все здесь изменит! Слюнтяй, молокосос, весь в своего бесхребетного либерала-папашу! Тоже, видно, собрался заигрывать с канаками. Он сказал мне, что собирается платить им столько же, сколько и европейцам, черт подери!

«Самое время, чтобы...» — едва не сказала Летиция, но слова эти застряли на языке. Макса тем временем прорвало, и Летиция, уже предчувствуя его бесконечные злобные разглагольствования, ощутила ноющую боль в голове.

— А ты, ты-то хоть понимаешь, к чему это приведет? Чем все это кончится для нас? — рычал Макс, расхаживая по веранде. — Да он ослеп, этот Хейл! Мы же не сможем платить столько нашим рабочим! А там дойдет до того, что и черномазые ублюдки взбунтуются. Только этого нам не хватало!

Услышав грубое ругательство, Летиция сжалась, но промолчала. Она чувствовала отвращение к Максу, когда он начинал говорить на уличном языке, и не разделяла его взглядов, но давно уже научилась держать при себе свои соображения. Неожиданно Летиция снова вспомнила Катэлину Хейл. Да, Катэлина никогда не боялась возражать ему, и Макс даже прислушивался к ней.

— Насколько я понимаю, ты поссорился с Джорданом? — подавив негодование, спросила Летиция.

— Я ехал к нему в Эдем с лучшими намерениями. Ясно только одно — он приехал, чтобы мутить здесь воду. Это я сразу понял! Только для этого он и здесь! И я не хочу, чтобы ты имела с ним какие-либо дела. А если он посмеет явиться в мой дом, ты должна выставить его.

— Я не собираюсь быть столь невежливой с нашим ближайшим соседом. Когда его родители были еще живы, ты сам проводил немало времени в Эдеме.

Макс понял намек Летиции. В прошлом Катэлина Хейл была причиной многих бурных сцен в семье Кортленд.

— Он угрожал мне, Летиция.

— Как именно?

— Не важно как. Слушай меня и делай, как я тебе говорю. И, черт возьми, перестань пить! Мало того что девчонки отбились от рук, так и ты еще каждый день шалеешь от рома! — рявкнул Макс и ринулся вниз по ступенькам, видимо, намереваясь сейчас же растерзать Джордана Хейла.

— Выйдя за тебя, запила бы любая, — пробормотала Летиция, едва сдерживая слезы обиды и гнева. Взяв бутылку, она решительно наполнила стакан.

Летиция внезапно почувствовала острую горечь при мысли о том, как пусто и бессмысленно ее существование. Она нежно любила своих дочерей, но мысль о муже наполняла ее душу невыразимой тоской. Странно было вспоминать теперь, сколь счастливыми были первые годы ее замужества, полные забот, когда они вместе трудились не покладая рук. Достигнутый успех принес Летиции лишь отчуждение и одиночество.

Она встретила Макса по пути из Англии, направляясь со своими родителями, Хиллари и Ральфом Рочестэр, в Новую Зеландию. Тогда они ненадолго остановились в Северном Квинсленде, где она и познакомилась с Максом. Он увидел в ней ту самую красивую, изящную, остроумную жену, о которой всегда мечтал, страстно влюбился и меньше через неделю сделал Летиции предложение. Вскоре семья Рочестэр двинулась дальше, на овцеводческую ферму в штат Окленд, а Летиция осталась с Максом. Теперь она часто спрашивала себя, как сложилась бы ее жизнь, если бы тогда у нее хватило благоразумия и той осторожности, которую сейчас проявляла Силия.

В последние годы жизнь Летиции превратилась в пустое и тоскливое времяпрепровождение. Все то, что придавало ей когда-то особое очарование — огонь в глазах, легкость в движениях, живость характера, бесследно исчезло, и сейчас Летиция отчетливо понимала, что постепенно превратилась в предмет обстановки, стала чем-то вроде движимого имущества своего мужа. Она тщетно пыталась найти себе какое-нибудь дело, которое могло бы заполнить бессмысленную пустоту ее жизни. Летиция перепробовала множество хозяйственных занятий, но душа ее не лежала к домашним делам, и в конце концов она пристрастилась к карточным играм. Теперь каждую среду Летиция играла в бридж в обществе местных сплетниц, всю неделю предвкушая удовольствие. Небольшое оживление вносили в ее жизнь собрания местного благотворительного общества, которые она посещала по пятницам. Кроме этого заниматься ей было решительно нечем. Все работу по дому и в саду делали нанятые Максом канаки, и Летиции оставалось только лениво поглощать ромовые коктейли. Никакого взаимопонимания, любви и нежности между ней и Максом давно уже не было. Он почти не обращал внимания на нее, кроме тех случаев, когда кричал и ругался, а ругался он постоянно, находя для этого бесчисленные поводы. Смыслом его существования была плантация Уиллоуби. Летиция же тосковала и предавалась тихому отчаянию. Внезапно она осознала, когда именно стала рушиться ее жизнь, и изумилась, что не сумела понять этого раньше. Да, все началось десять лет назад, когда ее муж увлекся Катэлиной Хейл. Странно, что даже сейчас он так настойчиво предостерегает ее от знакомства с привлекательным и богатым сыном Катэлины. Отчего Макс так расстроен? И чем мог угрожать ему молодой Джордан Хейл?