Собрание сочинений

Херасков Михаил Матвеевич

Драматургия

 

 

Ненавистник

Комедия в трех действиях

[38]

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Змеяд.

Здоруст, приезжий из деревни дворянин.

Прията, дочь Здорустова.

Доброе, брат Здорустов.

Милат, под именем Стовида.

Развед, молодой дворянин.

Гордей, дворецкий Змеядов.

Грублон, слуга Змеядов.

Сержант полицейской.

Бумагон.

Действие в Змеядовом доме.

 

ДЕЙСТВИЕ 1

 

ЯВЛЕНИЕ 1

Грублон

(один, сидя за столом, тасует и потом раскладывает карты)

                   Ну! правда, что какой мудрец ни говори                    И вся ученая беседа что ни ври,                    А карточной игры на свете нет умнее!                    При картах человек в уме своем вольнее.                    С тех пор как вздумали, что будто стыдно пить,                    Вить можно ли без карт к знакомству приступить?                    О! ты игра, игра без дальнейшего спора,                    Ты лучшая у нас причина разговора.                    То правда, ссоришки родятся от тебя,                    Так всякой приучись держать в узде себя.                    В игре любовные бывают перемиги,                    Вить этого сыскать не можно через книги.                    Игра с ребятками знакомит стариков,                    Купца с боярином, с разумным дураков.                    Она лекарство нам. Размучило б зеванье,                    Когда бы карт с собой я не взял на дневанье.                    О! вы голубушки! Как вас в руках верчу,                    Я будто бы сам-друг и спать не захочу.                    До хлапа винного я карты рассчитаю,                    И важные по них пророчества читаю.                    Конечно, счастие к себе приворожу;                    Все станется!.. вить я недаром здесь служу.                    А! вот виновый туз! Мне туз добра не кажет.                    Ну! злого мне теперь виновый туз не скажет.                    Поди под стол, дружок. Дворянчики ползут!

 

ЯВЛЕНИЕ 2

                         Развед, Стовид и Грублон.

Грублон

(встает, сбирая карты)

                   Зачем тащитесь вы туда, где вас не ждут?

Стовид

                   Не знаешь разве ты Стовида и Разведа?

Грублон

                   Я знаю, что еще далёко до обеда;                    Ведь мучит вас тогда по барине тоска,                    Затем, что вы друзья нам хлеба из куска.

Развед

                   Я в век мой не стыжусь холопьева ответа,                    Не ради хлеба мы, мы ходим для совета.                    Змеяд, помещик твой, того желает сам,                    Чтоб к этим у него являлись мы часам.

Грублон

                   Да! правда, хороша от вас ему услуга,                    Вкатали вы, как в шелк, возлюбленного друга.                    Ласкаяся к нему, доводите нас вы,                    Что долг взошел у нас повыше головы.                    Все лепятся вкруг нас; и только день настанет,                    То всякой кофе, чай, вино и пиво тянет.                    Чего в быту своем не видывал иной,                    Кто вырос, может быть, над ржавой ветчиной,                    Тот самых лучших вин и ананасов просит,                    А если нет чего, боярин нас поносит,                    И, словом, заключить — у нас порядок плох.                    Что нас объели вы, судья за то вам бог.

Стовид

                   Как смеешь думать ты в том доме о утрате.                    Который, слышал я, таможен всех богате?

Грублон

                   Ну! если в нашу сеть поймается Здоруст,                    Так мы исправимся: не будет дом наш пуст.

Развед

                   Потише, друг! о том не можно сомневаться,                    Что хочет сам Здоруст роднёй Змеяду зваться,                    Который перед ним клянется завсегда,                    Что все ему друзья большие господа.                    Боярином себя считать он заставляет,                    С чинами он его заране поздравляет,                    Так трудно ли ему Здоруста ослепить,                    Приданое достать и с дочкой в брак вступить?

Стовид

                   Не трудно, ежели Здоруст всему поверит.

Грублон

                   Чужую всякой честь своим аршином мерит.                    Не должно ль барину, как богу, верить вам,                    И вашим ли судить бесстыдным головам,                    Какие виды он и промыслы имеет?                    Когда не есть в чести, так он в ней быть умеет,                    И только лишь ему пошевельнуть язык,                    Как прах, погибнете — так знать что он велик.

Стовид

                   Яз_ы_ка мы его и силы не боимся,                    Затем, что мы ему на что-нибудь годимся.

Грублон

                   Когда и вы в числе знакомых нам людей,                    Так спор наш разрешит дворецкий наш Гордей,                    Который с вами здесь умнехонько проворит                    И вам по стулу даст иль двери вам отворит.                    Пойду за ним.

(Ушел.)

 

ЯВЛЕНИЕ 3

Развед и Стовид.

Стовид

                                   Подлец!

Развед

                                           Ну! как же быть? терпеть!                    От этого стыда неужто ль умереть?

Стовид

                   Когда бы не имел я дела здесь другого,                    Умел бы проучить невежу я такого.

Развед

                   Я ввек бы не был здесь, когда бы не дела…

Стовид

                   Так нужда и тебя в сей тартар завела?

Развед

                   Я беден и найти не мог другого места.

Стовид

                   А я бедней тебя, моя у вас невеста!                    Но чем обязан ты?

Развед

                                      Вот должность вся моя:                    Змеяду гордому служу, как эхо, я.                    Я должен тех бранить, о ком он брани трубит,                    И тех язвить людей, кого Змеяд не любит.                    Я прихотям его обязан угождать                    И, что ни молвит он, то слепо подтверждать.                    Хоть меньше нам всего знакома добродетель,                    Я добрых дел его защитник и свидетель.                    Велит мне каждый день в собраниях бывать                    И качества его как кистью малевать;                    Везде его хвалить; или, забыв о чести,                    Ругать его врагов, сносить отвсюду вести.                    О знатности своей велит он басни плесть,                    Что он знаток в делах, давать в поруки честь.                    Однако будто бы от сна я вдруг очнулся,                    Я вижу, что во всем, во всем я обманулся.

Стовид

                   Той должностью и я подобно отягчен;                    Но к ней любовию несчастной привлечен                    Послушай внятнее судьбы моей преврата                    В деревне без отца осталася Прията,                    Который в городе за нужным делом был.                    Прияту я узнал, Прияту полюбил.                    Она любви моей взаимно отвечала                    И сердце мне свое наградою вручала.                    Мы часто виделись, и вдруг от этих мест                    Случился для меня нечаянной отъезд.                    Тут счастья для меня судьба не порадела,                    Прията со отцом для некоего дела                    Приехали сюда, и вот мой рок каков!                    Змеяд их в дом пустил, их принял в свой покров.                    Оставя нужды все, спешил я сам за ними,                    Но бедство равное случалось ли с другими?                    Услышал, что Змеяд, Прияту полюбя,                    Вручает ей свое богатство и себя;                    И что на то она с отцом своим согласна.                    Лишила памяти меня та весть ужасна,                    Хотел из города сокрыться я навек.                    Однако мне один знакомый человек                    Сказал: когда хочу с Приятой повидаться,                    Так нужно в равную с тобою должность вдаться,                    И тем Змеядову доверенность купить.                    Меня любовь давно умела ослепить.                    Вошел я в дом сюда под именем притворным,                    Змеяду сделался Милат слугой покорным,                    Чтоб сведать, подлинно ль Прията неверна                    Иль воле следует родительской она?                    Когда же я любим еще хоть мало ею,                    Не уступлю ее известному злодею.

Развед

                   Не знаю, может ли она его любить,                    Но здесь назначено помолвке скоро быть.

 

ЯВЛЕНИЕ 4

Те ж и Гордей с Грублоном.

Грублон

(Гордею)

                   Упрямства большего не видывал я в свете.                    Чего не сыщется, не я тогда в ответе,                    Затем, что их отсель не в силах выслать я.

Гордей

                   О! это барские известные друзья!                    Оставим их.

(Ушел.)

Грублон

                               Друзья! ин к вашим я услугам,                    Простите маленьким боярским недосугам.                    Извольте посидеть, он тотчас прибежит.                    А! вот и вышел он!

(Ушел.)

Развед

                                      Он бледен, весь дрожит,                    Пропали мы теперь!

 

ЯВЛЕНИЕ 5

Те ж и Змеяд.

Змеяд

(со стремлением)

                                        Погибельные вести!                    Возможно ли в наш век хранить законы чести?                    Зарос обманами, в пороках тонет свет.                    Пресущий тот дурак, кто правдою живет.

Стовид

(Разведу)

                   Какие-то его дурные вести жалят!

Развед

(Змеяду)

                   Что сделалося вам?

Змеяд

                                      Моих злодеев хвалят!

Развед

                   Но вас вить не бранят, о чем же вам тужить?

Змеяд

                   Так разве в мире мне спокойно можно жить,                    Когда врагов моих повсюду величают?                    Когда хвалы мои злодеи получают?                    Когда со мной равно считают дураков?                    Нет! нет! мучителен и вреден яд таков!                    Достоинства у нас прямые ненавидят,                    И люди всё не то и всё превратно видят,                    Не смыслят отличить от шапки головы;                    А этому всему, всему причиной вы!                    Когда начнут хвалить невежей, вы молчите.

Развед

                   Что ж делать?

Змеяд

                                  Режьтеся, бранитесь и кричите!                    Не так ли поступать заочно вам велю,                    За то я в доме вас питаю и кормлю;                    На то вы мне себя к услугам учредили,                    Чтобы ничьи хвалы ко мне не доходили.                    Вы все злодеи мне, бесстыдны, гнусны, злы!

Развед

                   Когда не слышу я о вас нигде хулы,                    Так мне чужих похвал оспоривать несродно,                    А впрочем, сделаю всё то, что вам угодно.

Змеяд

                   Всё делай, что велю, тебе защитник я;                    Мы, будучи умны и будучи друзья,                    О ближних как хотим свободно, так и судим,                    И тем-то мы одни в почтении и будем.                    Учися у меня и толки рассевай;                    Кого зовут честным, ты плутом называй.                    Когда хвалить хотят не нас, кого другого,                    Не дай ты вымолвить похлебщику ни слова.                    Нас только ты хвали, а прочих всех ругай                    И славу нашу нам расширить помогай.

Стовид

                   Мой разум чистится полезным сим уроком;                    Я, право, почитал злословие пороком,                    Как хвалят их такие господа,                    Так знать, что польза в нем, и знать, что нет вреда.

Змеяд

                   Вреда, конечно, нет, когда ты слово скажешь,                    Которым дурака как пальцами укажешь.                    Не очень надобно на брани скромну быть,                    Словцо о ком сказать — не до смерти убить.                    Когда вы мне друзья, вот этим мне служите.

Развед

                   Хочу я вам служить, да только в чем, скажите?

Змеяд

                   Ах! льзя ли вымолвить! Мне писано в письме.                    Да то диковинка ль, живем еще во тьме:                    Мне писано, кого та весть не опечалит,                    Мне писано, что двор Премидов разум хвалит.                    Еще страшнее той ко мне доходит весть:                    Как будто бы Дармысл в большую входит, честь,                    Который нашего почтения не стоит.                    Ах! сердце у меня от этих слухов ноет!                    Я руки у себя от злости искусал,                    Услыша, что Преум два дела написал,                    Которы будто бы отечеству полезны.                    Не золотые дни у нас текут, железны!                    Пороки видимы здесь в пущем торжестве,                    Скорее я стерплю хулы о Божестве,                    Чем слабую хвалу злодею слушать стану,                    Развед! не будь всегда подобен истукану,                    От горькой ты меня печали излечи.                    Поди, злословь их всех, бранися, спорь, кричи,                    И этим докажи, что ты Змеяда любишь,                    Иль милости мои навеки ты погубишь.

Развед

(хочет идти)

                   Готов я ко всему.

Змеяд

                                       Постой! Я слова два                    Хочу тебе сказать. Кружится голова,                    И сердце стиснулось; претяжкая обида!                    Послушай, где хвалить начнут когда Премида,                    Скажи, что он дурак! иль нет, что он злодей,                    Что хуже нет его на свете из людей.                    Скажи, что это ты от всех разумных слышал,                    Но чтоб не от меня толь едкий умысл вышел.                    Ты ведаешь, что стал совсем испорчен свет.                    Меня клеветником в отмщенье назовет.                    Поди… Постой на час, еще скажу два слова.                    Но память у меня смутна и нездорова.                    Скажи, что слышал ты, и сам к тому прибавь.                    Дармысла поноси, Преума обесславь.                    Рассей по всем домам о них такие толки,                    Которы б были им обидны, вредны, колки.                    Поди! поди!

Развед

                                Когда кто вступится за них,                    Так я могу пропасть за порицанье их.

Змеяд

                   Пропасть! пропасть за то, что истину ты скажешь,                    И все безумства их, как пальцами, докажешь,                    Пропасть за то, что я порокам не польщу?                    Не бойся, я тебя как друга защищу.

Стовид

                   И впрямь, такая мысль одних трусов стращает.                    Злословит кто порок — тот честность защищает.                    Какая от того родится мне беда,                    Что целый свет бранит — я то браню всегда.                    Когда о людях злых я думать начинаю,                    Я злого по духу на улице узнаю.                    Извольте, я, сударь, сейчас, без дальних слов,                    К спокойству вашему злоречить мир готов.                    Велите мне идти.

Змеяд

(Стовиду)

                                     Постой, не отлучайся.

(Разведу.)

                   А ты беги, ругай и в счастье не отчайся.

 

ЯВЛЕНИЕ 6

Змеяд и Стовид.

Змеяд

                   Твои способности отменно полюбя,                    Кладу я должности другие на тебя:                    Но скромности твоей я требую в заплату.                    Ты слышал, думаю, что я люблю Прияту;                    И что искусно то я сделал наконец,                    Что хочет за меня отдать ее отец;                    И что против его она не смеет спорить.                    Однако надобно мне нонче их поссорить,                    Да сверх того, еще есть важный брат у них:                    Он враг мой! он умен; поссорь их всех троих.                    Стовид! бледнеешь ты, никак такая шутка                    Тяжка для твоего бессильного рассудка?                    Конечно, ты людей смущать и нов и дик?

Стовид

                   Нет, это оттого, что ссорить я привык,                    И живо я теперь на мысли вображаю,                    Как больно то друзьям, что дружбу разрываю.                    Извольте говорить.

Змеяд

                                       Поссорь мне нонче их.                    Когда случаюсь я кому-нибудь жених,                    Я в жизни женихом бывал невестам многим,                    Прекрасным изменял, богатым и убогим;                    Так я хочу теперь, Прияту полюбя,                    Не для отца любим от ней быть, для себя.                    Да мне же будет то позорно и обидно,                    Когда, к несчастию, то свету будет видно,                    Что я через отца вступаю с дочкой в брак,                    Который истинный невежа и дурак;                    Который по моим приветствиям наружным                    Почел, что буду я по дочке с тестем дружным                    А брата тестева терпеть нельзя никак,                    Весь город говорит, что Добров не дурак,                    Что будто честен он; но скаредный детина,                    По мненью моему, ханжа, дурак, скотина.                    А впрочем, сватаясь, дружок мой, ведай ты,                    Что я приданого ищу, не красоты.                    Нам в скуку женино пригожство обратится,                    Когда имением оно не присластится.                    А ежели жена при этом хороша,                    Так мужу от того два будет барыша.                    Ты понял ли меня?

Стовид

                                      Все ясно разбираю.                    Однако слушайте, я памятью хвораю,                    И, кажется, она запрятана во тьме.                    Не лучше ль дать приказ мне точный на письме?                    Мне должность расписать немножко пояснее,                    Вить в этаких делах гораздо вы умнее,                    И так вы можете дорогу мне открыть:                    Как дело начинать, что с ними говорить,                    Какими заходить к разрыву их кругами,                    Как делать вечными трех сродников врагами.                    Вить я не для себя стараюсь, а для вас.

Змеяд

                   Добро! явись ко мне, дружок мой, через час.                    Меж тем во всякие собрания втирайся,                    Везде подслушивать, выведывать старайся,                    Что город говорит о качествах моих?                    Что думают о мне, что скажут о других?                    Во свете нынешнем спокойну быть не можно,                    И должно жить с людьми гораздо осторожно.                    Поди! и докажи, что ты мне верный друг.

Стовид

                   Язык мой, честь моя — до ваших всё услуг.

 

ЯВЛЕНИЕ 7

Змеяд

(один)

                   Теперь на несколько я душу успокою;                    Польется в городе злословие рекою,                    Пускай клевещут всех такие бедняки,                    Которы в выдумках гораздо мне с руки.                    А ежели они весь город перебесят,                    Пускай друзей моих торжественно повесят.                    Не впрямь ли думают, что я им верный друг?                    Мне надобны они для маленьких услуг,                    Которы с честностью несходны, ни с законом                    Я с ними обхожусь подобно как с лимоном:                    Сок выжав из него, бросаю за окно, —                    Что дружба, что лимон — считаю, всё равно.

 

ЯВЛЕНИЕ 8

Змеяд и Здоруст.

Змеяд

(продолжает, увидя Здоруста)

                   Да, правда, кто, служа, работать не скупится,                    Кто сын отечества, — тот долго не заспится.                    Всю ночь я просидел, нет времени поесть.

Здоруст

                   Вот так-то тяжело приобретают честь!

Змеяд

                   А! вы давно ли здесь? Я, право, позабылся                    И в общие дела, как в море, углубился.                    Мне в жизни истинно бывает дорог час,                    Однако я всегда свободен ради вас.

Здоруст

                   Нет! нет! Я в мыслях вас глубоких покидаю,                    И пользы общия отнюдь не нарушаю.                    Вить может сделаться отечеству беда                    От этой смелости, что я вошел сюда.                    Вот так-то некогда пришел я к воеводе,                    Как взятки брать у нас еще бывало в моде;                    Я этого не знал, в каких он мыслях был,                    Да рубль и заплатил, что мысли перебил.                    Простите, ежели просить вниманья смею,                    Пойду, пойду, хотя и дело я имею.                    Я после завернусь.

Змеяд

                                      Останьтеся со мной,                    Разрыву дел моих нельзя вам быть виной.                    Мой разум никогда смешаться не удобен,                    Я всякой час к делам прилежен и способен.                    Не могут помешать мне праздные слова,                    Моя поставлена не криво голова,                    И, если бы на ней законы учреждали,                    Давно бы дождались златых мы дней, не ждали.

Здоруст

                   О! вижу век златой, и вижу не во сне, —                    Торговка давеча рассказывала мне,                    Которая от вас к нам штофы приносила,                    Хоть дочь моя о том у вас и не просила.                    Она мне сказочку сказала или две,

(указав на Змеяда)

                   Сколь много разума вот в этой голове.                    Сказала: мы хотя презренны, подлы, низки,                    Однако здесь, по вас, весьма ко счастью близки.                    Услыша дочь о том — всю радость изъявить                    И, чтоб поздравить вас, взялася горько выть.                    А я, проведав то, как много вы трудитесь,                    И, обществу служа, нимало не гордитесь —                    Благодарение воскликнуть небесам.                    Увидя дочь в слезах, заплакал я и сам.                    Вот так-то смолоду однажды мне случилось,                    Что плакал я тогда, как сердце веселилось;                    Меня Приятою господь благословил,                    А я на радости с женою и завыл!                    О! дочка у меня воспитана нарочно,                    Как будто бы для вас, умно и беспорочно.                    Не станет мыкаться с двора во двор она,                    Кроить и в пяльцах шить у нас приучена.                    Мы с матерью ее как ласточки сидели,                    Друг с другом обнявшись, да все в окно глядели,                    Так было перенять ей что-нибудь у нас…                    Да, правда, нонича девицы-то у вас                    Гораздо сделались, я слышу, поумнее;                    Выходят замуж с тем, чтоб только жить вольнее,                    И будто разлучать женитьба нас должна:                    Муж в сторону пойдет, и в сторону жена;                    Не видит по году супруг свою супругу,                    Лытают да и ввек не встретятся друг другу.                    Нет, дочка у меня не так приучена,                    Что муж глава жене — всегда твердит она.                    Однако ревности моей не обвините,                    Уймитеся от дел, здоровье вы храните.

Змеяд

                   Весьма благодарю за искренний совет,                    Но общество меня гулякой назовет,                    Когда от дел моих отстану я на сутки.                    Другие все дела и должность ставят в шутки,                    А я потею в них, тружусь, не ем, не сплю,                    Затем что я свое отечество люблю.

Здоруст

                   Поверьте мне, что все, как солнце, это видят.

Змеяд

                   Однако все меня за то и ненавидят.                    Меж нами молвлено — слабеньки здесь умы.                    Способен я к делам, сказать не можно — мы.                    А тем-то я врагов себе и нажил много,                    Что я о всех делах сужу немножко строго.                    Хвалить других людей отнюдь я не привык,                    Мой сделан для меня, не для других, язык.                    Да льзя ли что хвалить? Здесь пишут и указы,                    Как будто к старостам и к выборным приказы,                    Чтоб каждый-де их мог крестьянин разуметь.                    Прилично ль подлости писание уметь                    И делать целый свет ученым и понятным?                    Рассудками сиять пристойно только знатным.

Здоруст

                   Вот так-то грамоте рабята у меня                    Учились у дьячка; да стали день от дня                    Вести себя в селе и жить при доме гаже.                    Сперва они ко лжи, потом привыкли к краже.                    Так это ради слуг живой пример у нас,                    Чтоб им не толковать, что ижица, что аз.

Змеяд

                   Конечно, просвещать не всякого годится,                    Иной к сохе у нас, иной к чинам родится.                    Когда бы здесь людей умели разбирать,                    Не стали б всем у нас как шашками играть.                    За тайну я скажу, всё эдак перебито,                    Отечество у нас и бедно и не сыто,                    И видно, что мой ум сияет не везде,                    Но я до времени держу его в узде.                    Пускай куда хотят людей распределяют                    И слыть разумными невежам позволяют.                    Назло отечеству о том хочу молчать,                    Как умных, например, от глупых отличать.

Здоруст

                   Конечно, есть у вас какой завистник адской,                    Что вы не канцлер здесь или не член Сенатской,                    Хотя, по всем словам, к тому родились вы.

Змеяд

                   Здесь ищут не всегда способной головы!                    В сие время входит Развед и шепчет нечто на ухо Змеяду.

Здоруст

                   Однако и теперь вить вы таки при месте.                    Итак, поговорим немножко о невесте.                    Но что смутились вы и стали бледны вдруг?                    А! радуетесь вы, что к вам пришел ваш друг.                    Вам нужда, видно, есть, так я отсюда выду.                    О! это я сочту за честь, не за обиду,                    Что вышлете меня.

Змеяд

                                      Мне точно нужда есть!

3дорует

(кланяясь)

                   Вот так-то надлежит себя с большими весть!

(Ушел.)

 

ЯВЛЕНИЕ 9

Змеяд и Развед.

Змеяд

                   Так подлинно его в Сенат определяют?

Развед

                   Дармысла при дворе, я слышал, поздравляют,                    И я не видывал, кто б счастлив столько был:                    Хвалы ему теперь весь город затрубил;                    Другому во пример его дела приводят,                    И в нем защитника несчастливых находят,                    Другой отменные способности ума;                    Достоинств у него теперь открылась тьма.                    Иной порядок в нем, иной прилежность хвалит.                    Всех радует тот слух, как видно, не печалит,                    Но вы задумались?

Змеяд

                                      Возможно ль это снесть!                    До вышних градусов у нас доходит лесть.                    И только надобно немножко стать знатнее,                    Чтоб честным сделаться и сделаться умнее.                    Ласкатель, трус, подлец и всякой этот здор                    Ползут, как муравьи, к боярину на двор,                    Прийти ему в себя на час не допускают                    И всем его словам и мыслям притакают.                    Наделали таких отменными людьми,                    Которым бы стоять пристойно за дверьми,                    С которыми сказать полслова я гнушаюсь.                    Возможно ль в свете жить! я рвусь, ума лишаюсь!

Развед

                   Да знаете ли вы у нас хоть одного,                    Кто б с вами равен был?

Змеяд

                                           Не знаю никого!                    Я! я один ко всем правлениям удобен.                    Писать, выдумывать, судить, решить способен.                    Другие сущие передо мной скоты,                    Скажи, согласен ли со мною в этом ты?

Развед

                   Ну! вы имеете немало дарований                    И стоите за то у нас отменных званий,                    Однако я скажу теперь наедине,                    Не все же кажутся из тех глупцами мне,                    Которые у нас законом нонче правят,                    А многие себя делами очень славят.                    Я смею донести, что здесь бояре есть,                    Которы делают России целой честь.                    Такие знатные, я чаю, вам известны?

Змеяд

                   Которы мыслят так, те подлы, те бесчестны,                    Враги отечества, обманщики, льстецы                    И сущие они невежи и глупцы.                    Возможно ль, чтобы тот таких был низких правил,                    Кто ходит в дом ко мне, кого я другом ставил?                    Изменник! мне ты враг, вон, вон, подлец, скорей!                    Поди!.. не знай меня! не знай моих дверей!

(Бросается в креслы.)

                   Ах! дайте мне запить! вся кровь моя пылает.

(Разведу.)

                   Поди! услуг твоих твой недруг не желает.                    Постой на час!…Нет, нет, не подходи                    И подлостью своей меня ты не стыди.                    Ушел!.. Я без тебя товарищей имею,                    Которых воружить против Дармысла смею.                    Когда ж, к несчастию, в бояре выйдет он,                    Так я оставлю всё, и сам отсюда вон.

 

ДЕЙСТВИЕ 2

 

ЯВЛЕНИЕ 1

Змеяд и Стовид.

Змеяд

                   Войди, войди сюда! одни ли мы теперь?                    Утихло ли везде? и замкнута ли дверь?

Стовид

                   Я сам огромные собранья ненавижу,                    Однако, кроме нас, других людей не вижу.

Змеяд

                   Теперь спокоилась моя душа во мне,                    И я могу открыть тебе наедине,                    Что сети я врагам умненько вкруг раскинул,                    Близенько подле них Дармысла я покинул.                    Цветами услан путь, лишь только ступит шаг —                    Запутается весь, и сей погибнет враг.                    Глубокий ров ему к погибели устроен,                    Я с этой стороны, как праведник, спокоен.

Стовид

                   Хотел бы я принять полезный тот урок,                    Как добрые дела преобращать в порок,                    Как делать людям зло, как ближним сети ставить                    И, словом, как вредить, обманывать, лукавить.                    Я вас от лишних бы трудов освободил                    И в поле воевать за вас бы выходил.

Змеяд

                   Такое для тебя еще тягченько бремя,                    Ты нов для важных дел… скажу в другое время.                    Однако, что о мне в народе слушал ты?

Стовид

                   Я, право, думаю, что здесь живут скоты,                    Поверите ли мне, что вас никто не хвалит.                    А это вас уже гораздо опечалит:                    Иной безумец вас считает дураком,                    Иной обманщиком, иной клеветником.                    Куда ни сунусь я, такие слышу враки,                    Что мне с людьми за вас не обойтись без драки.                    Вы плут, бездельник, лжец.

Змеяд

                                             Постой, постой, Стовид,                    Пренебреженный мир пускай меня язвит.                    Ты друг мне будь, а наш Развед переменился:                    Дармыслу он при мне учтиво поклонился,                    С Преумом говорил… Однако без него                    Я всех перегублю, и самого его.                    Чтобы моих сетей избегнуть, им потребны                    Чертовские глаза и знания волшебны.                    Однако вить они, ей-ей, не колдуны,                    Тупые разумы к догадке им даны.                    И я божуся в том, что вечно не узнают,                    Откуда в них кинжал и чьей рукой вонзают.                    Разведу погибать…

Стовид

                                        Того и стоит он,                    Вить знатность почитать так надо, будто сон,                    Который завсегда мечты пустые кажет!                    Мне делать должно то, что друг мне мой прикажет.                    Для друга клеветать позволено весь свет,                    Но видно, что труслив или учтив Развед                    Врагов твоих ласкать!

Змеяд

                                          Его я оставляю.                    И другом истинным Стовидом поздравляю,                    Облобызай меня!.. Теперь ты можешь сесть.

Стовид

(садясь)

                   Такая для меня весьма велика честь!

Змеяд

                   Злоречие всего полезнее для света,                    Но надобней оно ружья и пистолета.                    Когда случится нам злодея поразить,                    Что лучше клеветы на свете вобразить!                    Она прямехонько к своей стремится цели                    И лучше действует, чем яды и дуели;                    Всё портит, всё валит, а паче в оный век,                    Где каждый умным быть желает человек,                    Где с нами на весы ложиться каждый смеет,                    Кто только голову, язык и рот имеет.                    Как шляпы, нонича у всех людей умы,                    Коль будут все умны, так что же будем мы?                    Тем цену разума на свете убавляют,                    Что быть премудрыми безумцам позволяют.                    А я бы написать советовал указ —                    Разумными считать одних достойных нас.                    Однако, о других теперь затеях пишут                    И вопля горького премудрости не слышут.                    Затмилась бы ея навеки красота,                    Когда бы за нее не грызлась клевета.                    Она ей, бедненькой, иттить из мрака светит,                    Не спит ни день, ни ночь и камнем во лбы метит,                    Кто голову свою осмелится поднять,                    Дабы глупцу себя с невежею равнять, —                    Так, стало, небеса сию узду нам дали,                    Чтоб ею вредные мы страсти обуздали                    И чтобы не давать невежам торжества;                    Злоречие не дочь, но сила естества,                    Внушаемая нам с небес другим для казни.                    Тебе о том, Стовид, от искренней приязни                    Устами, полными усердия, вещал:                    Тебе я дать урок в том деле обещал,                    Которое для нас обоих очень нужно,                    Чтоб не жили мои злодеи больше дружно.                    Я дружбы никакой на свете не терплю,                    А паче меж родных, и ссорить их люблю.                    О том я смолвился с Приятою любезной,                    Что ты для брачных дел нам самый друг полезный.                    Итак, осталося, чтоб их перемутить,                    Прочесть мои стихи и после к ней иттить.                    Возьми, возьми, читай.

(Встав, отдает бумагу.)

Стовид

(приняв стихи)

                                           Имея эти войски,                    Конечно, я дела произведу геройски!                    Совет приняв от вас, я крылья получу,                    Не только грешников, и праведных смучу.

Змеяд

                   Давно их всех троих готовлю к этой сшибке,                    Им должно танцевать всегда по нашей скрипке,                    Читай!

(Сам прохаживается по комнате.)

Стовид

(читает)

                           "Старайся ты внушать,                    Дабы понятия Приятины смешать,                    Что детская любовь всего на свете ниже,                    Любовь к родителям, любовь к ее родным;                    Что это подлостью считается в Париже,                    Что это свойственно мещанкам лишь одним,                    Что власть похитили отцы тогда над нами.                    Когда мы связаны бывали пеленами;                    Что мы не родились для рабских им услуг;                    Что мать помощница и что отец нам друг;                    Что должны дочери отцам предпочитаться.                    Затем что делают нередко счастье им,                    И так родители им должны поклоняться".

(В сторону.)

                   Я чаю, дьявол сам сидел в совете с ним!

Змеяд

                   Нравоучение сие когда посеешь,                    Я ведаю, что ты в намереньи успеешь.                    Дочь, вытвердя урок, взгордится наконец,                    И с ней поссорится дурак ее отец.

Стовид

                   Мы к этому ее как удою притянем,                    Однако продолжать уроки наши станем.

(Читает.)

                   "Второе, надлежит Здорусту в ум вперить,                    Что брата как огня он должен удаляться,                    Чтоб он с таким врагом боялся говорить,                    Затем что Добров им везде привык ругаться.                    При этом искренним и дружным ты кажись,                    И если надобно, то честию божись".

Змеяд

                   Теперь до времени мы чтение оставим,                    Я чаю, мы из них комедию составим,                    В которую на смех давно вожу отца.                    Пускай поссорится с собакою овца:                    Их порознь разогнав, скорее их управим.

Стовид

                   И тем во свете мы умы свои прославим.

Змеяд

                   А я труды твои умею награждать.                    Однако некогда мне дале рассуждать,                    В театре нонкча комедию представят,                    В которой, слышал я, злоречие бесславят                    И вредными людьми почли клеветников.                    Все, право, станется от наших дураков,                    Которые людей великих ненавидят                    За то, что глупости и их беспутства видят.

Стовид

                   Да! подлинно такой писатель заслужил,                    Чтобы против него ты свет вооружил,                    Представил бы его отечества злодеем.

Змеяд

                   Добро! о этом мы искусно порадеем.                    Я слухи таковы во весь пускаю свет,                    Что нам комедии составлены на вред,                    Что ими от страстей не можно излечиться,                    Что льзя скорей по них порокам приучиться,                    Что нам о слабостях приличнее молчать,                    Чем века, ко стыду, пороки обличать.                    Умно, когда б стихи пиитам запретили,                    Чтобы людьми они как шашкой не шутили.                    Теперь кто в обществе чуть-чуть не так живет,                    За все ухватятся и выведут на свет.

Стовид

                   Пропали вы теперь, писателики бедны!                    Да как и не пропасть? вы добрым людям вредны,                    Ругаете вы нас!

Змеяд

                                   Стой!.. Кто-то в дверь стучит.

Стовид

                   Мне тоже слышится; собака, знать, шерчит

(Слышен голос за дверьми.)

 

ЯВЛЕНИЕ 2

Те ж и Бумагон.

Бумагон

                   Позвольте мне войти, я раб ваш и приятель.

Змеяд

                   А! это Бумагон, наемный мой писатель.                    В сухом его мозгу идей ни малых нет,                    Он речи острые мои в стихи кладет                    И тако мне врагов злословить помогает.                    Из гривны для меня весь мир он разругает.                    Его как злобную собаку содержу,                    Чтоб лаяла, когда я лаять прикажу.

Стовид

                   Хотел бы посмотреть на зверя я такого.

Змеяд

(садясь)

                   Впусти его, вить нет в нем смаку никакого,                    И для того прилип к бездельным он стихам,                    Что больше ни к чему не годен по грехам.

 

ЯВЛЕНИЕ 3

Змеяд, Стовид (отворяет двери), Бумагон (кланяясь).

Змеяд

(Бумагону)

                   Что скажешь ты?

Бумагон

                                    Принес и всё я изготовил.                    Я песенкой того писачку позлословил,                    Которого вчера ругать велели мне.                    Такого ужаса ни в адском нет огне.                    Не так был грозен Зевс с детьми земными в брани,                    Не так Церберовы разительны гортани,                    Как страшны те стихи, которы я писал,                    Когда за вас творца комедии кусал.

Стовид

                   Комедию бранить, так надобно увидеть.

Бумагон

                   О! я и наугад могу легко обидеть.                    Имею не перо, имею копьецо,                    Когда не в книгу им, так мечу я в лицо.                    Хоть нонича стихов таких и не читают,                    Сатиры личные пасквилем почитают.                    Однако нравится Змеяду этот род,                    И я на ваш алтарь кладу мой славный плод.

Змеяд

                   Подай сюда…

Бумагон

(желая из-за пазухи вынять стихи, разронял многие

бумаги, из коих одну поднял Змеяд)

                               Весь мир вот этак развалится!

Змеяд

(подняв бумагу)

                   Ба! мир твой сыплется, и очень он пылится.                    Сатира на меня!..

Бумагон

(подходя с унижением)

                                     Не то! отдайте мне!

Змеяд

                   Сатира на меня, я вижу не во сне.

(Читает.)

                                   ПЕСНЯ                           Кто желает знать Змеяда,                           Слушайте, каков Змеяд:                           Зол, завидлив, полон яда                           И несчастью ближних рад.

Змеяд

(Бумагону)

                   За эту песенку слуга я ваш покорный.

Стовид

                   О! это вольности отдайте стихотворной,                    Он только смысл один в иной переложил.

Бумагон

                   Ах! это кто-нибудь тихонько мне вложил.

Змеяд

(вынув шпагу)

                   А я тебе вложу вот эту шпагу в груди.

(Бросаясь на него.)

                   Умри, подлец!

Бумагон

(падая на колени)

                                 Увы!

Стовид

(удерживая Змеяда)

                                      Смеяться будут люди,                    Что ты скота убил!

Змеяд

(наступая на Бумагона)

                                       Скажи ты мне, скотина,                    Какая бы тебя понудила причина                    Пасквиль такой писать?

Бумагон

(подняв руки и глаза на небо)

                                           Я каюсь в сей вине.

(Оборотясь к Змеяду)

                   Вы деньги, государь, пожаловали мне,                    Когда ругался я над вашими врагами.                    Хотел разбогатеть я этими торгами                    И вздумал и на вас сатирку я слепить,                    Да вашим же врагам за деньги уступить.

Стовид

                   Он, право, совестно о целом свете судит.

Змеяд

                   И с этой совестью на висельнице будет.

(Раздирая бумаги и бросая ему в глаза.)

                   Мерзавец! вон скорей и вечно здесь не будь.

Бумагон

                   Помилуйте меня!

Стовид

(выталкивая его)

                                   Беги! Счастливый путь.

(Бумагон, бегучи, упал.)

 

ЯВЛЕНИЕ 4

Змеяд и Стовид.

Стовид

                   Смотрите, и земля предателя не носит.

Змеяд

                   Такая бестия честных людей поносит.                    Так он злодеями на то подкуплен был,                    Чтоб мерзости о мне и пакости трубил.                    Недаром вредными поэтов величают.

Стовид

                   Однако от дурных хороших отличают,                    И многие цари берут то титло в честь.                    Во всяком звании дурные люди есть,                    Вить это никогда музыки не огадит,                    Что ходя скоморох с гудком по рынку краднт.                    А в двух словах сказать: стихи читать люблю.

Змеяд

                   Последнюю любовь я к чести истреблю.                    Какие выгоды мне честь моя приносит,                    Когда уже меня такой подлец поносит?                    Ах! все у нас теперь пошло наоборот,                    Ни мой отменный ум, ни честь, ни знатный род                    От наглости людской и злости неизбежны,                    И мы в достоинствах нимало не надежны,                    Затем что стали их вредить и помрачать.

Стовид

                   На что же к клеветам людей и приучать?

Змеяд

                   Когда оружие кому-нибудь вручаем,                    Других, а не себя язвить мы научаем.                    Я рад, что средство он к злодейству мне припас,                    Ругать, губить его поеду сей же час,                    А ты поди, смущай! и будь как храбрый воин.

Стовид

                   О! будет ученик учителя достоин!

Змеяд

                   Прости!

(Ушел.)

 

ЯВЛЕНИЕ 5

Стовид

(один, смотря в написанное наставление)

                           Я счастие мое в руках держу,                    Я чаю, только я вот это покажу,                    Не с дочерью отца, с Змеядом их поссорю.                    Пойду и делом сим умненько попроворю.

 

ЯВЛЕНИЕ 6

Стовид (бежит, ему встречу Развед).

Стовид

                   Я счастлив, ну прости!

Развед

                                          Куда бежишь, Стовид?

Стовид

                   Вот это письмецо и мой веселый вид                    Судьбы моей тебя уверят о преврате,                    Полдела сделано, и я бегу к Прияте!

Развед

                   О ней-то я с тобой хочу поговорить,                    Мне надобно тебя немножко предварить,                    Чтоб, с ней увидясь, ты не вовсе был в надежде                    На страсть, которую ты в ней приметил прежде,                    И это помнил бы, что перемена мест                    Удобна иногда переменять невест;                    Что жизнь роскошная для девушек приятна.

Стовид

                   Твоя загадка мне нимало не понятна,                    Оставь для бога ты свои обиняки,                    Мы здесь одни теперь, скажи напрямики.

Развед

                   Нет! это, может быть, хотят ее обидеть.

Стовид

                   О! слушать нечего, пора Прияту видеть.

Развед

                   Послушай! ты приказ какой-то получил?

Стовид

                   Да! ссору мне одну Змеяд препоручил.

Развед

                   Так слушай! если ты Прияту прямо любишь,                    Не ссорь ее с отцом, или ее погубишь!

Стовид

                   Да как и вздумал ты, чтоб я предатель был                    И той бы зла желал, которую любил.                    Никак ты о других каких проказах сведал?

Развед

                   С одним приятелем я нонича обедал;                    Мне тайну, вверену Змеядом, он открыл,                    Что на Прияте он поутру сговорил.                    Однако свадьбу он на несколько отсрочит                    И, между тем, ее с отцом поссорить хочет,                    Затем что он одно приданое берет,                    А дочь из барыша заранье продает.                    Что сам лукавствуя в разрыв такой не входит,                    И будто бы тебя в такое дело вводит.

Стовид

                   Ты слышал от меня, что я письмо несу,                    Чем ссорить их велят, так этим их спасу.

Развед

                   Желаю, чтобы ты оставил их в покое,                    И в это не входил.

Стовид

                                      Ну что ж еще такое?

Развед

                   А то, что в дочке ты не будешь счастлив ввек,                    И примешься отцом как вредный человек.

Стовид

                   С чего тебе сия химера показалась?

Развед

                   С того, что письменно Прията обязалась                    Змеяда ввек любить, то видел сам Развед.                    И это письмецо читает целый свет;                    А как то сделалось, мне это непонятно.

Стовид

                   Письмо, его любить! мне то невероятно;                    Не верю ничему я в доме здесь у вас,                    Где все обманчиво для слуха и для глаз:                    И взгляды ложны здесь, и ложны рассужденья.

Развед

                   Да! правда! здесь одни мечты и привиденья.                    К Здорусту в комнату я давеча вошел                    И там с Приятою Змеяда я нашел,                    И мне привиделось, что он ее целует,                    Щекотит, резвится и всячески милует.                    Мечталось, будто бы она не спорит в том                    И будто собственным она сказала ртом:                    "Люблю тебя, Змеяд!.." Но то ошибка наша,                    В мечте она его, а в самом деле ваша.

Стовид

                   Послушай! ежели испортилась она,                    Так сердцу моему Прията не нужна.                    А если ты меня поссорить с нею чаешь,                    То жизнью за свои мне сказки отвечаешь.                    Пожди меня…

(Ушел.)

 

ЯВЛЕНИЕ 7

Развед

(один)

                                   Ну, я себя в беду вкатал,                    Не сущий ли я скот, что правду разболтал?                    Ах, правда вить колка…

 

ЯВЛЕНИЕ 8

Развед, Добров и Прията.

Добров

(встречаясь с Разведом, останавливается;

Развед уходит)

                                          Где скрыться нам от них?                    Весь дом шпионами наполнил твой жених.                    Однако все меня, по счастью, ненавидят,                    И прочь они бегут, лишь только где увидят.                    Но время нам терять теперь не надлежит,                    Вот этот господин к Змеяду побежит                    И скажет, что хотел с тобою изъясниться;                    Как язвы этого любовник твой боится.                    Поссорил твоего со мною он отца,                    Откроем же теперь друг другу мы сердца.                    Я грубость братнину и ссору оставляю                    И сведать о твоих намереньях желаю.                    Скажи мне, хочешь ли женой Змеяду быть?

Прията

                   Отец мой мне велел Змеяда полюбить,                    А я должна его повиноваться воле.                    Согласна или нет, не рассуждаю боле.                    Я вижу, что Змеяд несносный человек,                    Но буду я за ним и буду плакать ввек.

Добров

                   Неужто ль полюбить отец тебя неволит?

Прията

                   Мне склонность он мою предписывать изволит.                    Он сердцу моему влюбиться приказал:                    Меня он письменно с Змеядом обязал.                    Я, слезы горькие пролив тогда рекою,                    Подписывала то письмо своей рукою,                    В котором я клялась вовек любить его, —                    Что делать! мой отец потребовал того.                    Потребовал, чтоб я Змеяда приласкала.                    Не он моей любви, но я его искала.                    Отцову власть Змеяд во зло употребил,                    Он маску снял с себя и совесть истребил.                    Злодейской нрав его теперь мне ясно виден:                    Достав мое письмо, стал дерзок он, бесстыден,                    Признаться, и меня к любови принуждал,                    Его хотение отец мой подтверждал.

Добров

                   По должности родства хотел я изъясниться                    И, если надобно, в дела твои вступиться,                    В желаниях твоих, когда могу, помочь;                    Но поздно все теперь, иду спокойно прочь.

Прията

                   Постойте, дядюшка! Постойте! есть такое,                    Которое не даст мне вечно быть в покое,                    И, если можете какую помочь дать,                    Не должны вы меня в печали покидать.                    Вступитесь за меня; ах! вымолвить не смею,                    Но только я любви к Змеяду не имею.                    Когда изволите, я тайну объявлю.

Добров

                   Открой ее скорей!

Прията

                                      Другого я люблю!

Добров

                   Кого? не плачь, не плачь, мне искренно признайся                    И следствиев худых отнюдь не опасайся.                    Лукавить не велит со сродниками честь,                    А может быть, помочь тебе и способ есть.

Прията

                   Нет способа; но я любви скрывать не стану.                    Давно уже, давно ношу я в сердце рану,                    Которую ничто не может излечить.

Добров

                   Ты можешь тайну мне сердечну поручить.                    Тебе и мне твоя любовь (подаст отраду,                    К другому будь склонна, но только не к Змеяду.

Прията

                   К другому чувствую я пламенную страсть,                    Но спорит против ней родительская власть.                    Ах! выслушайте всё: когда в селе мы были,                    С одним соседом там друг друга полюбили                    И вечной верностью взаимно заклялись.                    Но скоро наши дни златые прервались.                    Любовник мой от нас на время отлучился,                    Прощаяся со мной, стенал, рыдал, горчился…                    Горчился, будто бы предвидел в этот час,                    Что мы прощаемся уже в последний раз.                    И подлинно, с тех пор его я не видала,                    В селе его и здесь всечасно ожидала,                    Однако и поднесь не вижу я его,                    А мысли все мои и сердце у него.

Добров

                   Но кто же твой сосед, он дяде неизвестен?

Прията

                   Милатом он слывет, он молод, скромен, честен.                    И только я его на мысли вображу,                    То больше мерзости в Змеяде нахожу.

Добров

                   Я рад, что всю твою доверенность имею,                    И, может быть, тебе помочь еще успею.                    По крайности, беды тебе не приключу,                    А вот и для чего тебя спасать хочу:                    Отцу, а не тебе то кажется в награду,                    Что он тебя отдаст несносному Змеяду;                    Пленился знатностью по слову он его;                    Однако здесь Змеяд не значит ничего.                    Он вредный человек и в дружбе нестерпимый,                    Кто враг его врагам, тот друг его любимый;                    И для того никто не хочет знаться с ним,                    Не терпит никого, он всеми не терпим,                    Лукав, обманчив, хитр и, что всего смешнее,                    Из смертных никого не чтит себя умнее.                    Где слово доброе кто молвит про людей,                    Тому останется вовеки он злодей.                    И яд, лежащий в нем, всему народу виден,                    Однако, будучи и дерзок и бесстыден,                    Неволит он себя отменно почитать.                    В собраньях силится с боярами шептать,                    И, может быть, когда от них и брани внемлет,                    Довольный на себя и гордый вид приемлет.                    Уверить хочет свет, что он вельможам друг,                    И всем является готовым для услуг.                    Чрез это простачков в свои он сети ловит,                    Посредством их весь свет и ссорит и злословит.                    Язык свой ближнего направил ко вреду,                    Но вот и друг его! так я отсель уйду.

(Увидя Стовида, ушел.)

 

ЯВЛЕНИЕ 9

Прията и Стовид.

Стовид

(про себя)

                   Возможно ли кому так много лицемерить?

Прията

                   Милат — Змеядов друг! Возможно ли поверить?

Стовид

                   Прията милая! но что за гордый взгляд?

Прията

                   Так сделал и тебя негодником Змеяд?

Стовид

                   Подобно как тебя любовницей своею.

Прията

                   Ты служишь? ты знаком обманщику, злодею?                    Ты ищешь дружбы с ним, а я тебя люблю?                    Нет! я любовь к тебе в минуту истреблю,                    Оставлю я тебя, навек возненавижу!

Стовид

                   Для новые любви, я это ясно вижу.                    Оставь меня, оставь, Змеяда полюбя!

Прията

                   Бесстыдный человек! оставлю я тебя.                    С Змеядом оба вы мне гадки и несносны,                    И мне ужасны вы, как яды смертоносны.                    Но в наказание за страсть к тебе мою                    Змеяду руку я и сердце отдаю.

Стовид

                   О! ты себя к тому изрядно приучила,                    Ты письменно себя Змеяду обручила                    И, кажется, ему давно принадлежишь.

Прията

                   Когда ты честностью своей не дорожишь,                    Так будь злодеем мне и будь Змеяда другом.

Стовид

                   Когда Змеяда ты назначила супругом,                    Не можешь мне вовек любовницею быть.

Прията

                   Мой боже! можно ли кого-нибудь любить!                    Теперь я целый свет неверным представляю,                    Я плачу, но тебя вовеки оставляю.

Стовид

(показав бумагу)

                   Взгляни ты, что Змеяд в уроки мне писал!..

 

ЯВЛЕНИЕ 10

Те ж и Грублон.

Грублон

                   Меня боярин к вам с каретою прислал                    И требует, чтоб вы скорей к нему скакали                    И тотчас бы его в комедии сыскали.

Прията

                   Подите, жертвуйте все тамо честь ему,                    Я слезы между тем и горести уйму.

Стовид

                   Неволею тебя к раскаянью принужу,                    Обманы выведу Змеядовы наружу.                    Опомнитеся вы — и ты, и твой отец.

Прията

                   Уж поздно, я во всем решилась наконец!

 

ЯВЛЕНИЕ 11

Стовид и Грублон.

Грублон

                   Ах! сколько же стеклось в комедии народа.

Стовид

(ходя с досадою по театру)

                   Возможно ль! чтобы кем ругалась так природа.                    Недавно нежное казалось сердце в ком,                    Неверность родилась и подлость после в том

(Подходя к театру.)

                   Однако разуму хочу повиноваться.

Грублон

                   Да как? от этого нельзя вам отказаться.                    Змеяд велел просить весьма прилежно вас,                    Чтоб ехали к нему в театр вы сей же час.

Стовид

(прохаживаясь в задумчивости и подходя к театру)

                   Такие новости мне очень непонятны!

Грублон

                   И свету целому они невероятны.                    Я слышал, сделана комедия в стихах,                    Как будто вирши есть у нас в простых словах…

Стовид

(подходя, про себя)

                   Какие выдумки! какие тут затеи!

Грублон

                   Стихами говорить там будут и лакеи,                    А мы, собравшися в один кружок вверху,                    Всё будем принимать за вздор и чепуху                    И будем всем назло кричать, шуметь, смеяться.

Стовид

(подходя)

                   Однако умыслы его не утаятся;                    Отцу Приятину стихи сии вручу                    И их слагателя, конечно, проучу.

Грублон

                   Писатели от нас и все актеры струсят.                    Поедемте, сударь! вас там вить не укусят.

Стовид

                   Кусают уж меня, терзают, мучат, рвут!

Грублон

                   Однако сей же день писателя уймут.                    Бесстыдства золотник да браней шесть в притраву                    На свете лучшую с пути столкают славу, —                    И будет подлинно игрушка не смешна.

Стовид

(про себя)

                   Да! скоро сделалась бесстыдною она.

Грублон

                   Не скоро, говорят; три месяца писатель                    Над драмою потел, мне сказывал приятель,                    Она-де вся гадка и не смешна притом.

Стовид

                   О ком ты говоришь?

Грублон

                                      Какой вопрос! о ком?                    О той комедии, которую увидим;                    Пойдем, и взапуски писателя обидим.

Стовид

(остановясь)

                   Мне кажется, дружок, что ты немножко пьян.

Грублон

                   У кума, правда, я хватил пивца стакан.                    Давно то сказано: что ставят, то и кушай,                    И пей, что поднесут, хозяев в доме слушай.                    Пословицы такой нарушить я не смел,                    Мне что ни ставили, я то и пил и ел.                    Однако, господин! в театр, я чаю, время.

Стовид

                   Театр, комедии, и всё я чту за бремя!

Грублон

                   Я чаю, сердится и так на вас Змеяд.

Стовид

(Грублону)

                   Поедем!

(Про себя.)

                           Только я тотчас приду назад.

 

ДЕЙСТВИЕ 3

 

ЯВЛЕНИЕ 1

Здоруст и Прията.

Здоруст

                   Когда ты не о том советоваться хочешь,                    Что идешь за него, так суетно хлопочешь,                    Ни слова ни на что не сделаю в ответ;                    Змеяду будь женой — и вот мой весь совет.

Прията

                   Ах, батюшка, того я точно и желаю!

Здоруст

                   Ах! дочка, я тебя с умом и поздравляю.                    Обрадуй бог тебя подобными детьми.                    Поди же ты меня, дружок мой, обними;                    О! сколько же я рад! теперь я прямо ожил,                    Поступок твой меня немножечко тревожил:                    Я думал, ежели не станешь ты любить,                    Так мне в знати вовек и здесь в чести не быть.                    Теперь дорога мне к фортуне отворилась,                    И всё покорно мне, коль дочка покорилась.                    Ну! вы, старинные приятели, теперь                    Не будете ко мне соваться прямо в дверь…                    А! вот вы ищете в Здорусте обороны,                    И делаете мне заранее поклоны.                    Ну! братцы, здравствуйте; могу я вам помочь,                    Замолви слова два о них Змеяду, дочь.                    Мне кажется, у ней целуют обе рунки,                    Вон ходят в золоте мои любезны внучки.                    Их учат танцевать, петь, ездить и всему.                    От радости я слез горячих не уйму,                    О, дочка милая! ты старость обновила                    И счастья на верху меня постановила.

Прията

                   Не ради счастия иду я за него,                    Не сыщем через то мы вечно ничего,                    Я только быть хочу отцу во всем послушна,                    И в этом, может быть, довольно малодушна.

Здоруст

                   Ах! дочка, в этаком сомнении не будь,                    Нам скоро к счастию широкий ляжет путь.                    Мы будем и в чести, мы будем и богати,                    Мне очень толковал Змеяд о нашей знати:                    Лишь только-де женюсь, рассказывал мне он,                    Богатые к тебе приедут на поклон                    И станут дружески беседовать со мною, —                    Вот сколько прибыльно быть знатною женою!                    Все будут кланяться, все будут почитать                    И каждый наш поклон за милости считать.                    Дорогу всякой даст, куда ты ни поскачешь.                    Однако, дочка, ты не радуешься, плачешь?                    Что сделалось тебе, дружок мой?

Прията

                                                   Ничего!

Здоруст

                   О! это, слышал я, обиднее всего,                    Когда расплачется девица пред замужством,                    Нет, замуж нонича идут с другим искусством;                    Слезами моему ты зятю досадишь,                    Меня при старости, как девку, пристыдишь.

Прията

                   Не стыдно о своих родных жалеть невесте.

Здоруст

                   О чем тебе жалеть, вить жить мы станем вместе.                    А! братец мой идет; пойдем отсюда прочь.

(Хочет идти.)

 

ЯВЛЕНИЕ 2

Те ж и Добров.

Добров

                   Скажи мне, долго ли ты будешь мучить дочь?                    Постой, не уходи! тебе я не наскучу,                    Позволь мне слова два…

Здоруст

                                            Я дочь свою не мучу.

Добров

                   Не мучишь, а она рыдает и теперь.                    Нет, ты ей не отец, ты самый лютый зверь.                    Рабу свою никто так много не неволит.

Здоруст

                   Она от радости печалиться изволит.

Добров

                   Насмешек к варварству не должно прибавлять.

Здоруст

                   Да чем же ты велишь мне дочку забавлять?

Добров

                   Когда хоть несколько тебе рожденья жаль,                    Не забавляй ее, лишь только не печаль.

Здоруст

                   Ну что тебя, скажи, печалит и стрекочет?                    Я всё то делаю, чего Прията хочет.

Добров

                   Всё делаешь, но с тем, чтоб мучилась она.

Здоруст

                   Прията во своих желаниях вольна.

Добров

                   И сердце ты ее нимало не неволишь?

Здоруст

                   Неволю ли, спроси у ней, когда изволишь.

Добров

                   И не назначил ей ты мужа от себя?

Здоруст

                   Коль выдет за кого, так выдет полюби.

Добров

                   А ты к замужеству ее не принуждаешь?

Здоруст

                   С чего ты обо мне так странно рассуждаешь?                    Не нудил я ее и не принужу ввек.

Добров

                   Божишься в том?

Здоруст

                                    Божусь, как честный человек.

Добров

                   Ну! счастием таким не смел я и ласкаться,                    Любезный брат! позволь, позволь с тобой обняться.                    Я радости такой в уме не вображал                    И несколько тебя словами обижал.                    Теперь для общего такова утешенья                    Прошу я у тебя за грубости прощенья.

(Прияте.)

                   Но что же плачешь ты? Племянница, не плачь                    И новых ожидай при склонности удач.                    Ну! братец, ежели меня и дочку любишь,                    Ты наше счастие и больше усугубишь,                    Когда согласен ты дочь выдать за того,                    По сердцу избрала сама она кого.

Прията

(Доброву)

                   О чем вы просите?

Добров

                                     Всё кончить постараюсь!

Здоруст

                   С охотою моей на это соглашаюсь.

Добров

                   И клятву в том даешь?

Здоруст

                                          И клятву в том даю.

Добров

                   Не отдавай же ты Змеяду дочь свою                    И выдать согласись в деревне за Милата.

Здоруст

                   Ну! Здравствуй с женихом, любезная Прията;                    Я этаким вестям теперь гораздо рад.                    Однако твой жених Змеяд, а не Милат!                    А ты, приятель мой, отсюда убирайся                    И девок защищать умнее впредь старайся!

Добров

                   Как! что ты говоришь? Вить сам ты клятву дал,                    Что ты к замужеству ее не принуждал                    И вечно принуждать ее к тому не хочешь!                    Ей волю в сердце дать… Чему же ты хохочешь?

Здоруст

                   Тому, что ею ты, бедняк, обманут вкруг.                    Худой в любви знаток, как видно, ты, мой друг;                    Во свадебных делах не знаешь, братец, лада.                    Она сама теперь желает за Змеяда.

Добров

                   Ин подлинно я стал совсем теперь дурак.                    Скажи, Прията, мне, как сделалося так?                    Ты прежде о любви к Милату открывалась                    И худо о своем Змеяде отзывалась,                    И после через час выходишь за него?

Прията

                   Толь странен оборот несчастья моего!                    Со всеми чувствами моими я сражаюсь,                    Против желания на сердце воружаюсь;                    Того я требую, чего я не хочу,                    Отравою себя в болезни я лечу.                    Так, правда, дядюшка! Милата я любила,                    Но жар любви к нему в минуту истребила —                    Любовь моя к нему и склонность вся прошла.                    Я в доме здесь его, ах! в доме здесь нашла;                    Узнала, что Милат с Змеядом в крайней дружбе,                    И в подлой у него и должности и службе.                    Неверностью его измену отомстить —                    Мне лучше за того, чем за слугу иттить.                    Я слабости себе толь низкой не прощаю,                    Но бедством собственным Милату отомщаю.                    И ненавижу вдруг, и вдруг его люблю,                    Себя он погубил, и я себя гублю.                    Да ведайте, что я себя навеки трачу,                    Змеяду отдаюсь и в ту ж минуту плачу.                    Коль гнусен стал Милат — так гнусен целый свет;                    И люди все равны: но вот и он идет!

(Упадает в обморок.)

 

ЯВЛЕНИЕ 3

Те ж и Стовид.

Стовид

(бежит к ней с огорченьем)

                   Что сделалось тебе, несчастная Прията?

Здоруст

                   Она какого-то напомнила Милата,                    И плачет, что Милат сбездельничал теперь.                    Однако, побегай, Змеяда ты уверь,                    Что дочь моя его всем сердцем полюбила.

Добров

                   Хотя она еще Милата не забыла.

Стовид

                   Так ты прибавила к изменам клеветы,                    И быть Змеядовой женой согласна ты?

Прията

(опомнясь)

                   Ах! плача о тебе, на то я соглашалась.

Здоруст

                   Она в уме своем немножко помешалась,                    Мальчишку, моего соседа, полюбя                    И с ним поссоряся, считает им тебя.

Стовид

                   Вовеки не была она к Милату страстной.

Добров

                   Почем ты ведаешь?

Стовид

                                      Я сей Милат несчастный!                    Я ею оскорблен напрасной клеветой;                    Я страстен ею был!

Здоруст

                                      Постой, дружок, постой!                    Не вправду ли тобой пленилася Прията?                    Я, помнится, видал на ярмонке Милата,                    Про этого слыхал я много молодца…                    Да кажется, что ты, и точно, весь в отца!                    Так это ты, мой друг, мою Прияту любишь?

Прията

(встав)

                   Ах! он Змеядов друг!

Добров

                                         Сей дружбой всё ты губишь,                    Невесту, совесть, честь — и губишь жизнь свою.

Стовид

                   Я честность оправдать хочу при вас мою:                    Я в самых крайностях держался добрых правил,                    Порока вид приняв, себя не обесславил;                    И ежели от вас ругательства терплю, —                    Тому причина та, что я ее люблю.

Здоруст

                   А как отважился в мою ты дочь влюбиться?!                    За это, мой дружок, на шпагах можно биться,                    Без спросу в дочь мою влюбляться ты не смей!

Стовид

(указав на Прияту)

                   Как сделалося то, спросите вы у ней.

Прията

                   Узнав о том, меня винить все в свете станут!

Здоруст

(Стовиду)

                   Поэтому Змеяд кругом теперь обманут!                    Изрядный, истинно изрядный ты, дружок;                    Вить это, господин, не пряника кусок.                    Женою пополам с друзьями не делятся,                    С чего же вздумал ты к Змеяду прилепляться?                    За ласку такову покорный он слуга.                    Вот дружба новая — друзьям ковать рога!                    Однако лоб его украсить очень трудно,                    Тягаться с мудрецом и с знатным безрассудно.

Прията

                   Жури его, меня лишь только не порочь.

Стовид

                   Я честен, и твоя честна, конечно, дочь;                    Но тем одним во мне досаду производит,                    Что замуж за сего бездельника выходит.

Здоруст

                   Как, что ты говоришь?

Стовид

                                          Что сущий плут Змеяд.

Здоруст

                   Как? я не вслушался.

Стовид

                                         Что в нем геенский яд,                    Что это человек негодный и бесчестный.

Здоруст

                   Негодный человек — боярин всем известный!

(Доброву.)

                   Что, братец, ты молчишь? прислушать я прошу.

Стовид

                   Злодея гнусного я смело поношу.

Здоруст

                   Не тем ли он злодей, что он Прияту любит?

Стовид

                   Любовью он ее, тебя и брата губит;                    Как язва, так вредна его любовна страсть;                    Вы можете от ней все трое здесь пропасть.

Добров

(Прияте)

                   Мне кажется, что он Змеяда почестнее.

(Стовиду.)

                   Скажи ты мне, Милат, о тайне пояснее.

Стовид

                   Когда в любви своей она призналась нам.                    Не стану прибавлять речей к ее словам,                    И только в деле том короче изъяснюся,                    Что вами подлостью напрасною винюся,                    Что я в сей дом вошел не честь мою забыть,

(указав на Прияту)

                   Но с ней увидеться и вам полезен быть.

Здоруст

                   Ну! право, добрая нам всем троим услуга!                    Всех нас перемутить, убрать оленем друга;                    Хорошую хотел ты кашу заварить!

Добров

                   Эх! братец, дай ему о всем договорить.

Стовид

                   Я чаю, в этом нет обмана никакого,                    Что вас хотел спасти от человека злого;                    С великой хитростью подпал к тебе Змеяд,                    Он лестью присластил и дружбой смертный яд;                    Влеком в Змеядов дом моею нежной страстью,                    Проведал я о всех делах его, по счастью,                    И, смертно будучи я в дочь твою влюблен,                    Змеядом в сети влечь ее употреблен.                    Простите нужное такое мне притворство                    И ставьте мне не в злобу, но в проворство.

Здоруст

                   О! друг мой, в людях я бывал всегда знаток,                    И тотчас разобрать честного с плутом мог:                    Вот так-то у меня в деревне был приказчик,                    Великой, правда, вор, сутяга и рассказчик,                    Мне счеты чистые он к справке приносил,                    Да раз с доходами расход не согласил.                    А я и подцепил в расходе прибавленье.                    Да вора и послал в Сибирь на поселенье.                    Трудненько, мой дружок, поставить мне очки,                    Мы видим ваш обман, хотя и старички.                    Ты басенки свои на то, как вижу, точишь,                    Что в милости ко мне подбиться крайне хочешь;                    Однако подожди и губки-та утри,                    Кто ты, и кто Змеяд — яснее рассмотри.

Стовид

                   Я истину люблю, Змеяд ее не любит;                    Я другом быть хочу, Змеяд весь род ваш губит;                    Змеяд хотел для вас из ласки сеть сплести!                    Я брата, и отца, и дочь хочу спасти.

Добров

                   Но чем же лесть его и честь свою докажешь?

Здоруст

                   Поверю, ежели что письменно покажешь.

Стовид

(выняв бумагу, отдает)

                   Читайте письменный приказ руки его                    И, кто злодей из нас, решите из того.

(Когда они читают, Стовид Прияте.)

                   А ты, мне будучи души моей милее,                    Должна ли поступать змеи со мной лютее,                    Когда на сей конец, чтоб видеть здесь тебя,                    Презренью подвергал и подлости себя,                    Когда я жизнь мою терял, тебе радея,                    Когда влюбилась ты в обманщика, в злодея;                    Другого любишь ты, Милата позабыв,                    Другому отдалась, а твой любовник жив,                    Забыла клятвы ты и прежни уверенья,                    Забыла, для чего ж? для ложного именья,                    Для мнимой знатности, которой точно нет.                    Не стыдно ли взглянуть тебе потом на свет?

Прията

                   Любови я моей поднесь не изменяла,                    Но только волю я отцову исполняла,                    Свидетель дядя мой, свидетель он тому.

Добров

(подошел)

                   Змеяда узнаю по этому письму.                    Но точно ль он писал его своей рукою?

Здоруст

                   Не хитростью ль оно подделано какою?

Стовид

                   Вот в этой комнате мне это он вручил,                    Меня обманывать вас всех троих учил                    И сверх того со мной изволил изъясниться,                    Что хочет для одной корысти он жениться,                    Цветами заметав мошенническу лесть,                    Приданым завладеть, жену в распутство ввесть;                    И что везде язвит и честь и добродетель                    Змеяд ее письмом — тому Развед свидетель.

Прията

                   Мой боже! до чего дошла я наконец!

Добров

                   Причиной слез твоих упрямый твой отец.

Стовид

(бросаясь на колени, к Пряте)

                   Когда любовию твоей польститься смею,                    Поправить это все я способы имею,                    Позволь вступиться мне!

Прията

                                        Ах! друг мой, признаюсь:                    Не только я теперь сама себя стыжусь,                    И жить я не хочу в такой судьбе превратной.

Здоруст

                   Да как же! вить Змеяд боярин не беззнатной,                    Так можно ль обмануть кого-нибудь ему?                    Я, право, этакой причины не пойму!

Стовид

                   Свидетельствуюсь в том я целым государством,                    Что ложно хвастает Змеяд своим боярством, —                    Он знатным не бывал и им не будет ввек,                    Что самый низкий он и вредный человек.                    Кого он в городе приезжего встречает, —                    Пред тем вельможею себя возвеличает;                    Незнатный будучи и бедный дворянин, —                    Является другим, как сильный господин.                    Я, впрочем, новое в театре нынче слышал,                    И вас уведомить скорей оттуда вышел.                    Свое терпение и скромность иетребя,                    Обиженные им вступились за себя.                    И что Правленье, знав его опасность яда,                    Намерено, сыскав, к суду позвать Змеяда.                    Противу он себя вооружил весь свет                    И завтра, может быть, как муха, пропадет.                    Погибнет скоро он, я тако рассуждаю.

Здоруст

                   Что, братец, скажешь ты?

Добров

                                          Я то же подтверждаю.

Прията

                   А я дочернюю покорность приношу;                    В последний раз тебя, родителя, прошу:                    Позволь сердцами нам с Милатом съединиться                    Или позволь ты мне все кончить и постричься.

Добров

                   За то, что ты довел ее до бед таких,                    Дай волю их сердцам, соедини ты их.

Стовид

                   Мы вечно прославлять щедроты ваши будем.

Здоруст

                   Да как же письмецо вон это мы добудем,                    Которым дочку я Змеяду обязал;                    Он будет всё казать, коль раз его казал.

Стовид

                   Позвольте раз еще прибегнуть мне к обману, —                    Я это письмецо из рук его достану.

Здоруст

                   Однако верить ли мне письмам и речам?                    Не лучше ль собственным отдаться в суд очам                    И в том, что слышу я, как в вере утвердиться?                    Наушников иметь при ссоре не годится.

Добров

                   Однако думаю, что почерк здесь его.

Здоруст

                   Прибраться к этому не трудно ничего.                    Вот так-то сделалось с одним канцеляристом:                    Он имя на листе свое набрякал чистом,                    Ан дельцо намахал какой-то плут над тем,                    Так наш канцелярист, как червь, пропал совсем.                    Вить это водится у нас в бездельных людях.                    Я мышлю о таких подобно как Июдах,                    Которые друзей злодеям предают.

Стовид

                   Предательства, Здоруст, не выйдет капли тут.                    Змеяд, я думаю, в минуту возвратится,                    Прошу вас всех троих за дверью притаиться,                    Приказы мне свои при вас он подтвердит.                    Чу! он сюда идет и очень, знать, сердит.                    Извольте скрыться вы, а я один побуду.                    Вы все увидите, кто сходен на Июду.

(Все уходят по местам.)

Здоруст

(выглядывая из дверей)

                   Однако ежели оправится мой зять,                    Так я скажу о всем!

Стовид

                                       Извольте всё сказать.

 

ЯВЛЕНИЕ 4

Стовид

(один)

                   Теперь я покажусь Змеяду крайне дружным,                    Покорным, ласковым, приветливым, услужным.                    Для гордых сладостен и нужен сей приман,                    И должно выводить обманами обман.

 

ЯВЛЕНИЕ 5

Змеяд и Стовид.

Змеяд

                   Куда девался ты, бессовестный приятель?                    Ты недруг, ты мне враг, изменник и предатель!                    Я волосы свои в отчаяньи деру,                    И скоро, может быть, с досады я умру,                    Причиною тому — твое, твое злодейство!

Стовид

                   Скажите, почему?

Змеяд

                                     Не в первое ли действо                    Ты спрятался от нас, о подлая душа!                    Ты все испакостил, подпоры нас лиша!                    Мы ног союзных нам две дюжины считали,                    И наше торжество надежным почитали,                    Как вдруг тебя от нас сокрыл куда-то бес,                    И две ноги твои, я чаю, в ад унес.                    Убавку такову приметя всё из счёта,                    Пропала у моих товарищей охота                    Шуметь, писца бранить и действо разрывать, —                    Все стали от меня тихонько отставать.                    Увидя, что мои друзья поразбежались                    И близко ко моим противникам прижались,                    Я, следуя другим невежам и трусам,                    Забывшись, иногда в ладоши хлопал сам.                    Да что меня притом до крайности взбесило, —                    Мне эхо речи в слух такие приносило:                    Что это точный-де играется Змеяд.                    Я чаю, принимать гораздо легче яд,                    Чем слушать от врагов такие речи колки.                    В партере разнеслись везде такие толки,                    Что точно на меня составлен этот бред.                    И начал, слыша то, в ладоши бить Развед.

Стовид

                   Что есть моя вина, не можно не признаться,                    Но вам прилично ли за этим здором гнаться,                    Что ваши вас враги ругают и винят.                    Невежи завсегда достоинства бранят,                    Разумных дураки не любят и не хвалят,                    Однако славы их вовеки не умалят.                    Тем больше разум ваш заставят примечать,                    Чем больше силятся ваш разум помрачать.                    В отмщении своем чем делаетесь тише,                    Вы тем восходите к степеням знатным выше.                    Не столько малые таланты вам даны,                    Чтоб их могли затмить невежи и вруны.

Змеяд

                   Конечно, в этом я как в боге уверяюсь,                    Перед невежами как агница смиряюсь                    И хищных не боюсь насилия волков.                    Известно, кто Змеяд, известно, кто таков.                    Невежи и скоты одни меня поносят,                    А люди умные хвалами превозносят;                    Однако то одно всегда меня горчит, —                    О славе что моей отечество молчит.                    И мне, по совести, моих потомков стыдно,                    Что современникам моим того не видно,                    Какой меж ними есть великий человек,                    И будет за это слыть черным этот век;                    Но я крушусь еще, сей вечер вспоминая,                    Что я, как будто бы комедия дурная,                    Просвистан обществом и так обруган был.

Стовид

                   Я думал, что совсем невежей ты забыл;                    На вечный стыд врагам — оставьте их в покое.

Змеяд

                   Ну, если сведает несчастие такое,                    Ну, если сведает Прията со отцом?                    Так дело кончится худым у нас концом.                    Я знаю, вить они довольно глуповаты,                    На легковерие гораздо тороваты,                    И горы сделают тотчас они из крох;                    В моем намереньи успех мой будет плох,                    И должно будет мне затем на ней жениться,                    Чтоб с тестем мирно жить, и с дядей не браниться.

Стовид

                   О! их между собой рассорил я навек,                    Они в такой вражде, как будто с турком грек,                    И дело, данное тобою, так я сладил,                    Что дочери отца и дядю я огадил.

Змеяд

                   Итак, с успехами ты начал этот путь?                    Да где ж они теперь?

Стовид

                                          Дерутся где-нибудь!

Змеяд

                   Целую я тебя, да ясно ль это видно?                    Что ей с отцом своим дружиться крайне стыдно,                    Что дядя у нее обманщик и дурак?                    Как я тебя учил, ты все ли сделал так?

Стовид

                   Поверите ли вы, что я не мог представить,                    Что льзя Приятин ум, как шашки, переставить.                    Но я дошел к тому легонько под конец,                    Теперь ей кажется рабом ее отец;                    Забредила она Парижем при начале                    И молвила отцу: "Ах, батюшка, подале,                    Не знаются с детьми во Франции отцы;                    Там руки целовать дают одни купцы". —                    И плюнула в него, как будто не нарошно.                    Взбесился наш отец, а дочке стало тошно.                    И, чтоб расстроенный желудок подкрепить,                    Спросила у меня стакан воды испить.

Змеяд

                   Ну! этим очень я при горести утешен.                    Я чаю, мой Здоруст, как лев, сердит и бешен.                    Однако этих кур я порознь рассажу,                    Досады новые к досадам приложу                    И так разладятся они чистосердечно,                    Что ввек не свидятся друг с другом всеконечно                    Когда от лавочки сидельца отдалим,                    По-дружески товар с тобою разделим.

Стовид

                   Я в этакой товар вовеки не вмешаюсь,                    А вам услугою моею утешаюсь.                    Теперь мне в горло сел один Здорустов брат,                    Который нашему согласию не рад.                    Не знаю, может быть, он явно лицемерит,                    Но что Приятою любим ты, мне не верит,                    И точно этими словами мне сказал:                    "Племянницу бы я руками растерзал,                    Когда бы о ее любви узнал к Змеяду".                    Хотел бы я у вас просить немножко яду,                    Которым бы его искусно довести,                    Чтоб этот змей от нас решился прочь ползти                    И нам не сделал бы препятствия какого.                    Не сыщете ли вы мне средствица такого,                    Чтобы не по однем увериться словам,                    Что вечной поклялась Прията страстью вам?

Змеяд

(вынув письмо)

                   На! дай прочесть ему, что пишет мне Прията.                    Она не совестью, но деньгами богата.                    Я тем не виноват, что лучшее люблю,                    Недаром стравливать и ссорить их велю.                    Пусть будут все они во сваре всеминутной,                    Вить рыба ловится скорее в речке мутной.                    На! чистую для нас дорогу положи;                    Однако издали письмо сие кажи,                    Чтоб мы противу их оружие имели                    И чтоб они при нас разинуть рта не смели, —                    Взбеси ее отца и дядю-дурака.

Стовид

                   Так это подлинно Приятина рука?                    Ну! прав ли я теперь, друзья мои, судите.                    Сюда! сюда! сюда отвсюду выходите!

 

ЯВЛЕНИЕ 6

Те ж и все спрятавшиеся из мест своих выходят.

Змеяд

(увидя их, про себя)

                   Всё слышали они, что мне теперь начать?

Здоруст

(выходя)

                   Я ваш слуга!

Добров

(выходя)

                                Изволь троим нам отвечать!

Прията

(выходя)

                   Злодей!

Змеяд

(смеясь)

                            Никак у вас испортились рассудки,                    Что вы приятельской не разобрали шутки.                    Что спрячетесь вы здесь, Стовид мне объявил,                    А я, проведав то, из шутки вас язвил.                    Мы эту выдумку устроили заране,                    И я безмерно рад, что вы теперь в обмане.

(Стовиду тайно.)

                   Однако я тебе бездельство отплачу!

Добров

                   Нет! я с тобой, дружок, конечно, не шучу                    И требую теперь подробного ответа,

(показав приказ)

                   К чему написана тобой бумажка эта?

Змеяд

(смотря)

                   По мыслям вижу здесь я вашего врага.                    Ба! это все писал наемный мой слуга,                    Чтоб целый честной свет при этом был утешен;                    Извольте — сделаю, что будет он повешен.

Здоруст

                   Стовид ее принес!

Змеяд

                                     А он откуда взял?                    Что это я чертил, не ты ли им сказал?

Стовид

                   Не вы ли здесь ее мне в комнате вручили,                    Когда бездельничать и ссорить их учили?                    Я грешен и своих грехов не притаю.

Змеяд

                   Бесстыдный человек! напомни честь твою.                    О! небо, докажи, что прав я пред тобою —                    Когда вы тронетесь и клятвой и божбою,                    Так я клянусь теперь, клянусь у ваших ног,                    Что если вам я враг, не дай мне счастья бог!

Здоруст

                   Пристойнее, чтоб мы у ваших ног лежали,                    Так подлинно, вы нас ничем не обижали.

Змеяд

                   Чтоб солнца завтра мне в сем городе не зреть.

Здоруст

                   Мне это странно всё, ей-ей, как умереть.                    Вот так-то в городе воров хватали скора,                    Да честного купца и взяли вместо вора.

Змеяд

                   О! Боже мой! Стовид, мой друг, меня язвит!

Здоруст

                   Нет, это вить Милат, Милат, а не Стовид!                    В селе еще у нас в Прияту он влюбился.                    И, будто в бабочку червяк преобразился,                    За ними следом он в сей город прилетел                    И дочь мою сманить отсюда захотел.

Стовид

                   Бездельника узнав, честных людей язвите!

Змеяд

                   Как это сделалось, пожалуй, объявите.

Добров

                   На что ж Приятиным ссужался ты письмом?

Змеяд

                   Ах! мог ли я узнать, что враг вошел в мой дом?

Здоруст

                   Враг этот, сделавшись услужливым, покорным,                    Втеснился в дом к тебе под именем притворным.

Змеяд

                   Чему ж дивитесь вы, что он меня язвит?                    Однако он в тюрьме всю тайну объявит!                    С Грублоном их пошлю…

Стовид

                                         Не страшны ваши вести!                    Злодеям отнимать нельзя у добрых чести;                    Что ты злодей им всем, что верный друг им я —                    То сердце подтвердит и шпага здесь моя!

Добров

(Стовиду)

                   Тебе помощник я, и подтверждаю тоже.

Здоруст

                   Э, братцы! ссориться у знатных не пригоже.

Змеяд

                   Добро! не здесь тебя я, друга, проучу.

Прията

                   Ах! батюшка, я всё в минуту прекрачу:                    Я чувствую, что вас любовью прогневляю,                    Итак, навеки мир и вас я оставляю.

Здоруст

                   Нет, дочка, я теперь опомнился опять.

(Взяв Змеяда за руку.)

                   На, вот жених тебе, а мне любезный зять.                    Ну, мы теперь к своей сторонке отделимся,                    Два на два мы пойдем иль с ними помиримся.

Добров

                   Что хочешь делай с ней!

Стовид

                                           Она вить ваша дочь!

Здоруст

                   Не подходите к ней: подите оба прочь!

Прията

                   Ах! я одна теперь погибнуть осужденна!                    На горести ли я, на слезы в свет рожденна?

Добров

                   Стыдись дурачиться, дочь мучить и терзать!

Здоруст

                   Ответствуй за меня и за невесту, зять.

Прията

                   О! дочь несчастная!

Змеяд

                                       Я всё прощу Милату,                    Что он ругал меня, что он любил Прияту,                    В награду за сие я требую, чтоб он                    Сказал, что вместе с ним стихи слепил Грублон.

Стовид

                   Всего дороже я любовь ко правде ставлю,                    И чести никогда своей не обесславлю.

(Указав на Прияту.)

                   Не стоящим ее я сердца покажусь,                    Противу истины когда вооружусь.

Прията

                   А я злодейкою любви и чести буду,                    Когда достоинства Милатовы забуду.                    И буду чьей другой женой, а не его.

Здоруст

                   О! будь что хочешь ты — не выдам за него.

Змеяд

                   Когда друг в друга вы влюбились так сердечно,                    Живите вместе вы, но в заточенье вечно,                    И третий к вам Грублон приедет для утех.

Стовид

                   Угрозы я твои и знатность ставлю в смех!

Добров

                   Ни в ком я не видал души такой злодейской.

 

ЯВЛЕНИЕ 7

Те ж и Грублон (со стремлением).

Грублон

                   Пришел сюда сержант, какой-то полицейской,                    И хочет прямо лезть с приказами сюда.

Змеяд

                   Твоя, а не моя, мошенник, та беда.                    Скажи-ка, знаешь ли, дружок, бумажку эту?                    Кто, кто ее писал и по чьему совету?

(Тихонько.)

                   Скажи, Стовид велел.

Грублон

                                        Весь свет да заявит,                    Что мне советовал стихи марать Стовид.

Стовид

(схватя его за ворот)

                   Бездельник! смеешь ли ты честь мою бесславить?

Грублон

(бросаясь на колени)

                   Помилуйте, сударь, я в ум не мог представить,                    Чтоб тем я помешал во славе вашей вам,                    Что вас нарек творцом бездельничьим стихам.

Змеяд

(подняв его)

                   Ну! кто ж ее писал?

Грублон

                                        Тут, правда, буквы наши,

(указывает на обоих)

                   Однако мысли в них… Ах, чьи бишь?.. ваши… ваши.

Змеяд

                   Бездельник! на, прочти, вот здесь рука твоя.

Грублон

                   О этом знаете вы столько ж, как и я.

Змеяд

(отведя его потихоньку)

                   На, вот империал, чтоб не был тут я вмешен.

Грублон

(вслух)

                   Не соглашаюсь я за деньги быть повешен,                    И вдруг охоту я ко смерти потерял.                    Нет! нет! ненадобен мне ваш империал.

Змеяд

(тихо)

                   Так будь готов, дружок, с тюрьмою повидаться.

 

ЯВЛЕНИЕ 8

Те ж и Сержант Полицейской.

Сержант

                   Не время мне у вас в передней дожидаться.

Змеяд

                   Как смеешь ты входить?

Сержант

                                           А кто Змеяд из вас?

Змеяд

                   Я, я, на что тебе?

Сержант

                                      Так вот тебе приказ,                    Чтоб вон из города ты ехал до рассвета                    И впредь бы не въезжал.

Здоруст

                                           Плохенька шутка эта.

Змеяд

                   Как! Ехал бы навек? да кто тебя послал                    С таким приказом в дом ко мне?

Сержант

                                                  Наш генерал!                    Изволь-ка ехать вон, тут нет, конечно, шутки,                    Для провода привел десяцких я от будки.

Змеяд

(читает)

                   "Узнав, что в обществе ты вредный человек,                    Правительство тебя в изгнанье осудило,

(воздыхает)

(говорит) (читает)

                   Лютейшая мне казнь!   Живи в деревне ввек,                    Лишен чинов;          сие правленье утвердило…                    О, Боже мой! теперь пропал я! о! печаль!                    Ах! сжальтесь надо мной!

Стовид

                                            Мне вас безмерно жаль,                    Но что мы сделаем, хотя бы и хотели                    Вам помочь дать?

Змеяд

(ударяясь о стол)

                                    Меня мои злодеи съели.                    Будь прокляты они!

Добров

                                      Злодеев не кляни,                    Когда несчастлив, ты себя за то вини.

Здоруст

                   Ну, я с полицией не смею побраниться,                    Итак, на дочери Змеяду не жениться,                    И быть ее теперь Милату отдавать.

Прията

                   Когда б не случай сей, могла бы я назвать                    Счастливою себя, но страждет мне подобный,                    Могу ль не чувствовать его судьбины злобной!

 

ЯВЛЕНИЕ 9

Те ж и Гордей.

Гордей

                   Боярин! требую я ваших оборон,                    В палаты к нам валят купцы со всех сторон,                    И долгу вашего с меня сто тысяч правят.                    Прекрепкой караул ко всяким дверям ставят,                    И мне велят за всё ответствовать спиной.

Змеяд

                   Ну, все несчастия свершаются со мной!

Гордей

                   Меня с именьишком на волю отпустите.

Змеяд

                   Нет! нет! Вы все со мной несчастие делите.

Сержант

                   Ступайте же!

Добров

                                Всегда такой конец увидит,                    Кто целый мир бранит, кто ближних ненавидит.

Здоруст

                   Да! правда, у меня сосед такой-то был,                    Который никого на свете не любил,                    Со всеми ссорился, со всеми он тягался,                    И где ни съедемся, так всеми он ругался.                    Ан смотрим, в город наш сосед и улетел                    За то, что он в селе корчемствовать хотел.                    Вот это мудрено: что в город за корчебство!                    А вон из города везут за непотребство.

Добров

                   Ах! братец, грех и стыд несчастных обижать.

Сержант

                   Ну! слушать нечего, а время отъезжать.

Змеяд

                   Целую руку, мне погибель подписавшу                    И сердцу моему раскаянье подавшу.                    Казнитесь мною вы и возлюбите честь,                    Когда подобные мне люди в свете есть!

1770

ПРИМЕЧАНИЯ

В настоящее издание вошли избранные стихотворные комедии, тексты комических опер XVIII в. и куплеты из водевилей первой половины XIX в. Произведения В. В. Капниста, А. С. Грибоедова и П. А. Катенина остались за пределами данного сборника, так как этим авторам посвящены отдельные тома "Библиотеки поэта".

Во втором издании Большой серии "Библиотеки поэта" вышли книги: Шаховской А. А. Комедии. Стихотворения / Вступ. статья, подготовка текста и примеч. А. А. Гозенпуда. Л., 1964; "Стихотворная комедия конца XVIII — начала XIX века" / Вступ. статья, подготовка текста и примеч. М. О. Янковского. М.; Л., 1964. Предлагаемая вниманию читателей книга лишь частично совпадает по содержанию с указанными изданиями: пьесы Н. П. Николева, Н. Р. Судовщикова, А. А. Шаховского и Н. И. Хмельницкого, частично — куплеты из водевилей (основные источники водевильных текстов см.: Ленский Д. Т. Оперы и водевили. М., 1836; "Репертуар русского и Пантеон всех европейских театров". 1842, кн. 7; Кони Ф. А. Театр. Спб., 1871; "Старинные водевили". М.; Л., 1939).

В настоящий сборник включены характерные для комедии, комической оперы и водевиля произведения, позволяющие проследить поэтическую эволюцию вышеназванных жанров. Произведения, публиковавшиеся при жизни авторов, печатаются по последним прижизненным изданиям, с учетом цензурованных рукописей. Пьесы, не опубликованные при жизни авторов, печатаются по наиболее авторитетным посмертным изданиям и рукописным копиям, преимущественно хранящимся в Ленинградской государственной театральной библиотеке им. А. В. Луначарского.

Орфография и пунктуация приближены к современным нормам, сохраняются только особенности, имеющие стилистическое или произносительное значение, несущие печать эпохи.

Издание сопровождено общей вступительной статьей и специальным предисловием к разделу "Куплеты из водевилей". Произведения каждого автора предваряются вступительными заметками.

Примечание к каждому произведению начинается с библиографической справки, в которой указана первая публикация и все последующие, содержащие изменения текста, вплоть до источника, дающего окончательный вариант, приводимый в данном издании, а также сведения о наиболее значительных рукописях (многочисленные идентичные списки не учитываются). Уточняется время публикаций, даются необходимые сведения историко-литературного характера — обстоятельства создания произведения, этапы воплощения замысла и т. п. Приводятся критические, эпистолярные, мемуарные отзывы. Указываются театральные постановки и отзывы на них. Комментируются малоизвестные события и факты, подразумеваемые или явно упоминаемые в тексте. Разъясняются архаические понятия и выражения, отдельные эпизоды, малопонятные современному читателю.

Объяснение отдельных устаревших слов, мифологических имен и названий отнесено в Словарь, помещенный в т. 2.

Список условных сокращений, принятых в примечаниях

Арапов — Арапов Пимен. Летопись русского театра. Спб., 1861.

БдЧ — журнал "Библиотека для чтения" (1834–1865).

BE — журнал "Вестник Европы" (1802–1830).

Вольф — Вольф А. Хроника петербургских театров с конца 1826 до начала 1855 года. Спб., 1877. Ч. 1–2.

ГТБ — Государственная театральная библиотека им. А. В. Луначарского (Ленинград).

ДС — "Драматический словарь". Спб., 1772.

ИВ — журнал "Исторический вестник" (1880–1917).

Пантеон — журнал "Пантеон русского и всех европейских театров" (1840–1841).

РВ — журнал "Русский вестник" (1856–1899).

РМ — журнал "Российский музеум" (1815).

РТ — журнал "Репертуар русского театра" (1839–1841).

РФ — "Российский феатр, или Полное собрание всех Российских феатральных сочинений". Спб., 1786–1794. Ч. 1-43.

СО — журнал "Сын отечества" (1812–1852).

М. М. ХЕРАСКОВ

Отдельное издание. М., 1779 — РФ. 1786. Ч. 10. — Херасков М. М. Творения, вновь исправленные и дополненные. М., 1798. Ч. 5, на титульном листе указано: "Сочинена в 1770 г., в первый раз представлена на Императорском российском придворном театре, в июле месяце 1779 г. в Санкт-Петербурге". В этом издании автор подверг пьесу значительной стилистической правке. В "Рассуждении о российском стихотворстве", предпосланном французскому переводу его поэмы "Чесменский бой" (1772), Херасков писал о том, что русские комедии (А. П. Сумарокова, Д. И. Фонвизина и "безымянного сочинителя" — Екатерины II) сочинялись в прозе. "Театр наш давно уже ожидал комедий в стихах, дабы убедиться, свойственно ли языку нашему стихосложение комическое. Сие ожидание удовлетворено, и комедия в стихах под титлом "Ненавистник" вскоре представлена будет на нашем театре" (Берков П. Н. "Рассуждения о российском стихотворстве" (Неизвестная статья М. М. Хераскова) // "Литературное наследство". 1933. Т. 9/10. С. 294). Имена действующих лиц и только упоминаемых по ходу действия персонажей традиционно носят смысловой характер, отвечающий главенствующей черте их натуры. Они условны и лишены национального колорита. Это — носители отрицательных или положительных свойств: Змеяд, Грублон, Доброе, Здоруст (П. Н. Берков указал на то, что Херасков употребляет слово "здор" вместо "вздор" — см.: "История русской комедии XVIII века". Л., 1977. С. 101).

Действие 1. Явление 2. Вкатали вы, как в шелк — подчинили себе. Явление 5. Со стремлением — взволнованно. Явление 8. Здесь пишут и указы — намек на составленный Екатериной II "Большой Наказ", изданный впервые в 1767 г.

Действие 2. Явление 1. Теперь спокоилась моя душа во мне — перифраз слов Дмитрия Самозванца в одноименной трагедии А. П. Сумарокова: "Злодейская душа спокойна быть не может". Явление 3. Зевс с детьми земными в брани. В греч. миф. царь богов Зезс разгневался на людей Медного века, погрязших в пороках, и наслал на землю потоп. Спасены были только Девкалион и его жена Пира. Явление 11. Подходя к театру — выходя на авансцену. Действие 3. Явление 3. Убрать оленем — наставить рога. Явление 5. В такой вражде, как будто с турком грек. С XV в., когда. Грецию завоевала Оттоманская Порта, греческий народ испытывал тяжелый политический и социальный гнет. В 1770 г. в Греции вспыхнуло восстание против угнетателей, жестоко подавленное турками.

СЛОВАРЬ

Аббе — аббат, спутник светских дам.

Абшид — увольнение, отставка.

Ажур — сквозная сетчатая ткань, редкое вязанье.

Аз — первая буква славянской азбуки.

Аксиденция — денежная "благодарность", взятка.

Алагрек — старинный танец.

Алеман — старинный танец.

Алгвазил — блюститель порядка, полицейский.

Антропофилеизм — человеколюбие (искусственное наукообразное словообразование).

Апрофондировать — углублять.

Аркебузировать — расстрелять (аркебуз — старинное огнестрельное оружие).

Асессор (коллежский асессор) — чиновник, занимающий в табели о рангах восьмое место.

Асмодей — имя демона.

Астрея (римск. миф.) — богиня справедливости; звезда.

Атей — атеист, человек, отрицающий существование Бога.

Багатель — пустяк, безделица.

Баланцер — канатоходец.

Балендрясы — пустая болтовня.

Благочинный — полицейский.

Благой — отчаянный, горький.

Бостон — карточная игра, рассчитанная на четырех участников.

Брегет — часы с боем, по имени французского часовщика А.-Л. Брегета (1747–1823).

Буффон — шут.

Вавакать — болтать глупости.

Вага — поперечная лещина у корня дышла.

Ваперы — истерические припадки.

Ведомости — газета.

Векша — белка.

Венец — созвездие Северный венец.

Вертиж — головокружение.

Виновый (винный) — пиковый (название карточной масти).

Вольмар — город в Лифляндии (ныне Литва).

Вояж — путешествие.

Врютить — втянуть, вмешать, навязать.

Гаер — шут.

Галантен (от galantes hommes, фр.) — галантные кавалеры.

Гейдук (гайдук) — лакей, сопровождающий знатного барина.

Гиль — чепуха, ерунда.

Голос — мелодия, мотив.

Глагол — название буквы Г в славянской азбуке.

Голотереи — галантерея.

Граса — грация.

Дежене — столовый прибор для завтрака.

Деист — последователь философского учения, признающего наличие Бога как безличной первопричины мира, а не творца мироздания.

Десть — мера писчей бумаги, 24 листа.

Доризм — очевидно, дорийский, политически-религиозный союз, образовавшийся в дорийских колониях античной Греции.

Дормез — старинная карета для дальней поездки, в которой можно было лежать.

Дроль — забавный, странный.

Екташ — ягдташ, охотничья сумка для убитой дичи.

Епанча — широкий плащ.

Ерак — так.

Жгуты — игра, в которой используется туго скрученная ткань.

Забоданы — вздор, пустяки.

Закурить — запить.

Залетная — склонная к мечтательности.

Земля — название буквы З в славянской азбуке.

Зенки — зрачки, глаза.

Зобать — жадно есть, хлебать.

Идеизм — учение об абсолютной идее в духе английского философа-идеалиста Дж. Беркли (1684–1753).

Ижица — название последней буквы славянской азбуки.

Изурочить — изуродовать.

Ик — название буквы И в славянской азбуке.

Икскузовать — извинить.

Имбролио — быстрая перемена ритма, такта в музыке; путаница, обман.

Инкогнито — скрывая свое настоящее имя; скрытно, незаметно.

Ириса (Ирида, греч. миф.) — богиня радуги, соединяющей небо и землю.

Ирод (библ.) — царь иудейский (73-4 до и. э.), был возведен на престол римлянами; символ тирании, жестокости.

Ихтеизм — идея абсолютного Я (нем. Ich), основа учения немецкого философа-идеалиста И.-Г. Фихте (1762–1814).

Календарь — книга, включавшая сведения о погоде, а также заметки, статьи и советы по хозяйству.

Камер-паж — придворное звание.

Катехизм — катехизис, изложение богословского учения в виде вопросов и ответов.

Кащей — герой русского сказочного и былинного эпоса, персонаж лубочных книжек, популярных среди читателей конца XVIII — начала XIX в.

Коклюшки — палочки, употребляемые при плетении кружев.

Камеры — сплетницы, кумушки.

Корнет — капор.

Корячиться — капризничать, противиться.

Кратизм — учение античного философа и грамматика Кратета (II в. до н. э.)

Крепе — игра в кости.

Крестовая — молельня.

Крестовый брат- побратим, обменявшийся с другим человеком нательными крестами.

Кудри — завитушки, характерные для написания букв гражданского шрифта.

Куликнуть — напиться, опьянеть.

Кунцкамера (кунсткамера) — кабинет редкостей.

Куранты — часы с музыкой.

Лабет — затруднительное положение, проигрыш в карточной игре.

Лабуре — старинный танец.

Ландкарта — географическая карта.

Ландо — четырехместная коляска с откидным верхом.

Ларон — круг: круговая пляска.

Ласкатель — льстец.

Лиман — Днепровский лиман, омывает Очаков с востока.

Лихие — рысаки.

Ловелас — имя распутника, персонажа романа С. Ричардсона "Кларисса Гарлоу", чье имя сделалось нарицательным.

Льзя — можно.

Лынять — отлынивать.

Лытать — уклоняться от работы.

Марсель — большой прямой парус.

Маска — гримаса.

Мериносы — порода тонкорунных овец и баранов.

Механика — увертки.

Мизер — отказ от взятки в карточной игре.

Мизинец — младший сын.

Мир — крестьянская община.

Монадологья — учение о монадах, составляющих основу мира согласно философской системе немецкого мыслителя Г.-В. Лейбница (1646–1716).

Монплезир — дворец Петра I в Петергофе.

Монсьор (от monsieur, фр.) — сударь.

Монсеньер (Monseigneur, фр.) — ваше высочество, ваша светлость.

Москатильный (москательный) — красильный.

Нарцыз (Нарцисс, греч. миф.) — юноша необычайной красоты, влюбившийся в свое отражение.

Нарохтаться — намереваться, пытаться.

Некоштный — недобрый, нечистый.

Неглижировать — пренебрегать, вести себя невежливо.

Неполитично — неловко, без умения.

Несессер — коробка для туалетных принадлежностей.

Нещечко — любимое существо.

Нортон — название часов, по имени английского часовщика.

Нравный — упрямый, своевольный.

Обер-офицер — чин офицера от поручика до капитана включительно.

Обык — привык.

Объятный — постижимый.

О-дез-алп — альпийская вода; ей приписывались целебные свойства.

Орест — герой древнегреческого мифа, друг Пилада.

Осетить — поймать в сети, пленить.

Особо — в сторону, тихо.

Отбузовать — отколотить.

Палата — отделение гражданского и уголовного суда.

Пантея — героиня одноименной трагедии Ф. Я. Козельского (1769)

Папилоты — лоскуты бумаги для завивки волос.

Парасоль — зонтик, защищающий от солнца.

Партикулярно — неофициально, штатски.

Пафос — город на острове Кипр, где находится храм Афродиты.

Пень — тупик; стать в пень — оказаться в безвыходном положении.

Перебяка — перебранка.

Перекутить — запить.

Перипатетицизм — учение перипатетиков, последователей греческого философа Аристотеля (384–322 до н. э.).

Перхота — зуд в гортани, вызывающий кашель.

Пест — глупец.

Пеструха — карточная игра.

Петиметр — франт, щеголь.

Пинд — горная гряда в Греции; одна из ее вершин — Парнас — почиталась обиталищем Аполлона и муз.

Пифизм — новое словообразование от пифии, прорицательницы в Дельфах.

Позитура — поза.

Покровка — праздник Покровенья, отмечаемый 1 октября ст. ст.

Политика — уклончивость, хитрость.

Полкан — богатырь, герой русского сказочного эпоса, персонаж лубочных книжек, популярных среди читателей конца XVIII — начала XIX в.

Польш-минавея — польский менуэт (полонез).

Порскать — натравливать гончих на зверя.

Посямест — до этих пор.

Потазать — поколотить.

Потыль — затылок.

Предика — проповедь, речь.

Презент — подарок.

Пресущий — исконный, извечный.

Приказ — судебное учреждение, тюрьма.

Проводница — обманщица.

Провор — хитрец, ловкач.

Променаж — прогулка; танцевальное па.

Пропозиция — предложение.

Профит — выгода, польза.

Пустодом — плохой хозяин.

Пустошь — болтовня.

Рака — спирт-сырец, требующий вторичной перегонки.

Рацея — длинное и скучное поучение.

Ревень — растение, употребляется как слабительное.

Ремиз — недобор взятки в карточной игре.

Решпект — уважение.

Решпектовать — признать.

Риваль — соперник.

Ридикюль — смешное, нелепое положение.

Салтык — лад.

Самсон — библейский герой, обладавший мощной силой.

Свербеж — зуд.

Святая — пасхальная неделя.

Сговор — обручение.

Секвестр — лишение должника прав распоряжаться своим имуществом.

Селадон — имя нежного вздыхателя, героя пасторального романа Оноре д'Юрфе "Астрея", ставшее нарицательным.

Сераль — гарем.

Серпянка — дешевая льняная материя.

Сиделец — продавец в лавке.

Сидка — топка печи в винокурне.

Сикурс — подмога, выручка.

Склаваж — браслеты, украшенные драгоценными камнями, скрепленные тонкой золотой цепочкой.

Скло — стекло.

Скоропостижно — нежданно, нечаянно.

Скосырско — молодецки.

Скудельный — глиняный; непрочный.

Скучивши — с досадой.

Случай — нежданная милость, успех.

Совместник — соперник.

Сократа-платонизм — учение греческого философа-идеалиста Сократа (469–399 до н. э.) и его ученика Платона (ок. 430–347 до н. э.), давшего субъективное изложение мыслей своего учителя.

Сорока — женский головной убор.

Сословы — однозначные слова, синонимы.

Сотский — полицейский.

Спензер (спенсер) — короткая куртка.

Стоик — человек, твердо и мужественно переносящий жизненные испытания.

Субтильный — деликатный, нежный.

Супернатурализм — натурфилософия, учение философа Фр. Шеллинга (1775–1854).

Твердо — название буквы Т в славянской азбуке.

Тезей (греч. миф.) — герой, совершивший ряд подвигов.

Титло — заголовок.

Тост — поджаренный хлеб, блюдо, распространенное у англичан.

Турф — торф.

Тупей — взбитый хохол на голове.

Угар — буян.

Унтер — нижний офицерский чин.

Урок — порча, сглаз.

Фанты — игра, участники которой угадывают предметы, взятые в виде залога.

Фармазон — вольнодумец, безбожник.

Фасон — нрав, обычай, манера.

Фатальный — уродливый.

Фельдъегерь — курьер.

Феникс (греч. миф.) — сказочная птица, сгоравшая и возрождавшаяся из пепла.

Фигурантка — танцовщица, выступающая на заднем плане сцены.

Фиксизм — искусственное наукообразное словообразование.

Фордыбак — наглец, буян.

Фофан — простофиля.

Фрегат — трехмачтовый военный корабль.

Фрондер — критикан, смутьян.

Фузея — старинное ружье.

Фуро — чехол, покрывало.

Фухтель — телесное наказание в прусской армии.

Хват — удалец.

Хиромантия — гадание по линиям ладони.

Хлопуша — танец, разновидность кадрили.

Часовник — часослов, богослужебная книга.

Челушко (чело) — лоб; наружное отверстие русской печи; переносно — глава, старшина.

Чуха — чепуха.

Цифирь — арифметика.

Шальберить — дурить.

Шаль — безрассудство.

Шельство — обман, плутни.

Шемизетка — вставка (манишка) в женских платьях.

Шкворень — болт, на котором ходит передок повозки.

Шпицрутены — прутья, которыми секли, проводя сквозь строй, провинившихся солдат.

Штаб — разряд высших офицерских чинов.

Штоц (штосс) — удар.

Щениться — живиться.

Экспликовать — разъяснять.

Эр — вид, внешний облик.

Экстракт — краткое изложение.

Явочная — объявление о краже и бегстве преступника.

Ям — почтовая станция.

1770

 

Венецианская монахиня

ТРАГЕДИЯ В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Мирози, сенатор и начальник стражи города Венеции.

Коранс, сын его,

Жером, наперсник Мирозия.

Занета, венецианская монахиня.

Офицер караульный.

Стражи.

Действие в Венеции. Театр представляет часть монастыря святой Иустины и часть дому послов европейских.

ИЗЪЯСНЕНИЕ

Строгие венецианские законы всему свету известны; сия республика, наблюдая свою вольность, в такую неволю себя заключила, что часто печальнейшие приключения от того происходят. Между прочими древними установлениями, которые целость республики укрепляют, наблюдается и то, чтоб ни один венецианин ни с каким чужестранцем в городе сообщения не имел; тайные посещения и разговоры с чужестранными у них подозрительны и многих до крайнего несчастия приводили. Важнее всего, ежели кто из венециан, какого бы знатного рода ни был он, в запрещенное время или без особливого на то дозволения в дом посланничий придет, такой без всякого рассмотрения смертью казнится. Сие самое потеряния жизни одному знатному молодому человеку стоило и мысль к сочинению сей трагедии подало. Здесь переменил я для некоторых обстоятельств имена тех лиц, с которыми сие приключение случилось, притом простительно будет, что, пользуясь обыкновенною стихотворческою вольностью и наблюдая театральную экономию, несколько отступал я от подлинности. Для любопытных читателей (каким образом всё сие происходило, также и для показания, что перемена та, которую я употребил в моей трагедии, не весьма велика) подлинную историю вкратце приобщаю.

Коранс, который под другим именем известен в Венеции, влюблен будучи в одну молодую девицу, посещал ее иногда в монастыре, в котором она в то время воспитываема была. Отцы молодых сих любовников ничего о том сперва не знали. Сии посещения продолжались до тех пор, пока Коранс не получил повеления от отца своего, первого сенатора в республике, для некоторых дел оставить Венецию. По возвращении своем молодой Коранс нашел любовницу свою в том же монастыре, где она и прежде была, уже постриженну; пылая к ней страстию, предприял одолевать все к свиданию препятства, пройти к жилищу своей любезной и свиданьем утешить свое опечаленное сердце. Дабы достичь к сему намерению, надлежало ему проходить чрез дом некоторого посла европейского; уничтожа опасность, непременно от сего предприятия произойти могущую, следовал он одним своим жарким чувствам и ночным временем тайно к монастырю отправился. Имел ли он свидание с любезной или нет, о том неизвестно, только при самом выходе из посольского дому, как человек по их законам подозрительный, захвачен караульными помянутого города и отведен в темницу. Коранс, будучи от природы скромен, не хотел объявить истины и утвердился в тех мыслях, что лучше казнь принять, нежели, признавшись в своем намерении, обесчестить имя своей любезной. Сенат, невзирая на заслуги и знатность отца его, который и сам судьею сыну своему был, осудил отсечь Корансу голову. Прежде, нежели приготовиться к казни, Коранс уведомил о том свою любезную; но сия несчастная напрасно спешила предупредить невинную смерть своего любовника: уже казнь совершилась, и Корансово тело так, как обличенного злодея, обезглавлено увидела; она прибежала пред судей, объявила им тайность Корансова намерения и показала письмо его, в котором точно написано было, что он лучше сам бесчестно умереть хочет, нежели, открыв о любви своей, любезную обесславить; но тогда уже помочь сему несчастию поздно было. История далее не говорит, как только то, что в оправдание сего молодого человека и в утешение сродников его правление повелело вылить из золота голову с лицом Корансовым и, в знак чести и неповинности его, в знатном публичном месте поставить. Вот подлинное приключение, которое основанием своей трагедии я избрал! Читатели не могут меня упрекать в том, ежели что невозможным им покажется; я описывал то, что, конечно, было; а что и от себя прибавил, то в драме позволено быть может. Однако, как сами читатели теперь усмотреть могут, все мое старание в том состояло, чтоб в продолжение сей трагедии не отступать далеко от подлинности; и сие самое в трех действиях сочинить оную меня принудило.

 

ДЕЙСТВИЕ I

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Коранс

       Вот стены, где моя любезная живет!        Но ныне не моей, но ангелом слывет.        Над бедным, стены, вы Корансом умилитесь!        Отверзитеся мне, на время расступитесь,        Дабы, расставшись с ней, на ту воззреть я мог,        Котору, мне вручив, теперь отъемлет Бог;        С Занетой съединен и сердцем и душею,        Хочу и на земле и в небе быть я с нею.        Три года я моей Занеты не видал,        Три года мучился, крушился и страдал;        Теперь, мученьями смягча судьбину люту,        Тремя годами чту одну сию минуту,        И мнится, что вовек уже не встречусь с ней;        Но, может быть, уже я стал противен ей.        Откройте мне скорей, о стены! к ней дорогу,        Да к ней я приступлю иль паче с нею к Богу.        Друг друга на земли любить мы родились,        Дабы и в небесах сердца у нас спряглись;        Но чей я слышу глас? что свет вдали блистает?        Не ангела ль ко мне Всевышний посылает?        Ах! рано льщуся тем! о сердце! не греши;        Не божий ангел то, душа моей души!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Занета и Коранс

Коранс

       Тебя ли вижу я? Занету ли любезну?        Могу ль предать теперь забвенью жизнь я слезну;        Любим ли я тобой?..

Занета

                                          Зачем пришел, зачем?        Молиться ли со мной пред здешним олтарем        Или сияющей на небе благодати        Путями святости, оставя мир, искати?        Отрекся ль навсегда и ты мирских сует?        Раскаянье тебя иль страсть сюда зовет?        Оплакать ли свои грехи пришел со мною?        Иль мне сказать, что ты пленился уж иною?        То счастье для другой; и мне не есть напасть.

Коранс

       К твоим ногам, моя любезная, упасть,        Пролить потоки слез, места наполнить стоном,        Которы признаю священным божьим троном;        Принять последнее прощенье от тебя        И кончить томну жизнь, к мученью полюбя.

Занета

       Ах! должен ли еще о мне, Коранс, ты мыслить?        И можешь ли меня между живыми числить?        Прияв небесный чин, я света отреклась,        В забвение навек от мира погреблась.        Люби меня, Коранс, но так люби, как мертву,        И чти не за свою, но за Господню жертву;        Я смерть монашеску за жизнь души беру,        А ты спокоен будь…

Коранс

                                          Умру, и я умру!        Умру, чтоб после жить мне тех в числе с тобою,        Которых Бог ведет на небеса к покою;        Когда нам здесь нельзя соединить сердец,        По смерти в небесах получим мы венец.

Занета

       В которых не совсем истреблены пороки,        Для тех суть небеса закрыты и высоки.        Ты хочешь божески законы преступить        И вечну жизнь себе злодействами купить;        Отъемлешь жизнь твою, в которой ты не властен.        Когда ты человек, терпи, хотя несчастен.

Коранс

       Несчастливая жизнь есть близкий к смерти путь;        Сказать: она сносна — то мир весь обмануть.        Что есть несчастнее: коль кто сердечно любит,        И то, что любит он, еще при жизни губит?        Я чувствую теперь, что вечно трачу ту,        Которую, любя, дороже жизни чту.

Занета

       Которы от пути отводят благодати        Желающих спастись, те славы божьей тати.        Принять священный чин, оставить вечно свет —        Мне был родительский при смерти их завет;        Здесь мой отец лежит, здесь мать в земной утробе,        Здесь мой любезный брат покоится во гробе,        Здесь я спасенье их душам подать тружусь,        И солнцу и луне в молитвах я кажусь.        Чтоб чувствовать могли мою горячность сами,        Молюсь о их грехах, смочив их прах слезами.        Слышна ль, родители, сия вам речь моя?        Утешила ль твой прах, мой брат, сестра твоя?        Исполнила ли то, что вы мне повелели?        Я света отреклась, того ли вы хотели?        Я плачу, бегая от всех людей, об вас,        Молюсь, чтоб съединил Господь на небе нас.        Когда монашеству себя я посвятила,        Тогда забыла мир, тогда в любви простыла,        Тогда уже и ты прельщать меня не мог.        В то сердце, где ты жил, ко мне вселился Бог.

Коранс

       Ту жертву с щедростью Всевышний не приемлет,        Котора ближнего покой и жизнь отъемлет;        Мольбы твои пред ним, Занета, пропадут,        Не даст утех тебе господний правый суд.        Напомни ты, кого свидетелем имела,        Когда взаимну страсть со мной запечатлела?        Чьим именем клялась, что будешь ты моя?        Где ныне оный Бог, и клятва где твоя?        Не думай, что Господь те души услаждает,        Кто имя божие напрасно призывает;        Не мни, чтоб гибели хотел он чьих сердец;        Мы все его рабы, он общий нам отец.        Пускай ты суетность теперь забудешь света,        Но только не забудь священного обета;        Край света за тобой пойду спасаться вслед,        Где искушения и где лукавства нет;        Там в рубищах однех, в лесах, в пустой пещере,        Спасемся, как и здесь, по нашей чистой вере.

Занета

       Какой тогда пример обители подам,        Когда я для любви Всевышнему предам,        Когда родительско прошение забуду        И за тобой одна скитаться в свете буду?        Их прах почувствует, что нет уж здесь меня,        И станет вопиять, ко Господу стеня,        Дабы на нас его отмщенье возгремело        И скрывшейся отсель не погребалось тело:        Да пренебрегшия смешать свой с ними прах        Он ветрами носим был в поле и в волнах.

Коранс

       Когда они тебя спасеньем завещали,        Про нашу страсть тогда родители не знали,        Не знали, что тебя я искренно любил,        Что нашей верности Господь свидетель был.        Когда же чувствовать теперь они то станут,        Что Бог, и крест его, и я тобой обманут,        Когда мой жалобный, как твой, их тронет стон,        Поднимется их прах, стеня, из гроба вон,        Умножится болезнь душевного мученья,        И за меня они потребуют отмщенья;        За них и за меня Бог мстить тебе начнет,        Что скажешь ты тогда, Занета, им в ответ?        Бог двуязычников и льстивых ненавидит,

Занета

       Что я люблю тебя, Господь, конечно, видит.

Коранс

       Престань, престань; греха сей лестию не множь.

Занета

       Из уст моих теперь не может выйти ложь.        Язык мой у Творца спасенья только просит        И кроме имени его не произносит;        О нем печется дух, и сердце полно им,        Свидетель он теперь с тобой словам моим,        Хоть с нашими речми различен сей свидетель,        Но требует того священна добродетель;        Что мною ты любим, еще в том признаюсь,        И в том пред Господом и пред тобой винюсь.        Люблю; но ты не мни, когда скажу то слово,        Что сердце уж мое отдаться в плен готово.

Коранс

       Кто любит подлинно, тот так не говорит.

Занета

       Кто служит Господу, на слабости не зрит.

Коранс

       Такие слабости не ставит он пороком.

Занета

       На грешные сердца он зрит свирепым оком.

Коранс

       Когда ты подлинно срастна ко мне была,        Так для чего, любя, ты чин сей приняла?

Занета

       Внимай мою вину иль грозный случай паче:        Как ты оставил нас, осталась я во плаче;        В слезах застигнет ночь, в слезах меня заря;        И мысли за тобой летели чрез моря.        С родителями я беседовать скучала,        На все вопросы их смятенно отвечала;        Раздумаюсь — хочу забыть свою любовь,        Ты вобразишься мне — ослабеваю вновь;        Всё стало скучно мне, прискорбно, горько, мрачно;        Любила жарко я, но слезно, неудачно.        Чрез полгода, к моей печали на конец,        Скончалась мать моя, оставил свет отец;        Потом лишилася, к несносной скорби, брата,        Для твердых самых душ сия велика трата!        Лишилася троих… прости слезам моим,        Я горести свои смягчаю только сим.        Но прежде, нежели им всем меня покинуть,        С тобой несчастье нас решилося не минуть:        Разнесся слух, что ты близ здешних берегов        Погиб в сражении на битве от врагов.        В те смутны времена то время наступило,        Что вдруг меня тремя ударами сразило;        Родители, взглянув на сиротство мое,        Мне завещание оставили сие:        Чтоб я, несчастная, их следуя совету,        Навеки отреклась от брака и от свету;        Чтоб я молилася оставшу жизнь о них        В том месте, где теперь сокрыты гробы их.        К моим родителям всегдашне послушанье        Способствовало мне и братнино желанье;        Я, видя их конец, не стала им скучать        И заклялась свой век в монашестве скончать.        Тебя уже не чла я больше в мире жива,        Спасением одним хотела быть счастлива.        По бедствах таковых вступя в небесный путь,        Винна ль против тебя, скажи, я в чем-нибудь?

Коранс

       Хотя передо мной быть чаешь не виновна,        Но честь тебя винит и страсть моя любовна;        Честь клятвы прежние напомнить мне велит,        Любовь о нежностях минувших говорит,        Прошедшее мои стенанья извлекает,        А настоящее в отчаянье ввергает.        Когда в тебе еще хоть искра страсти есть,        Когда обязанну ты помнишь клятвой честь,        Представь ты нашего свиданья дни минувши        И жалость ощущай, на скорбь мою взглянувши;        Представь, в каком со мной ты дружестве была,        Когда моею ты невестою слыла;        Искала ли тогда к убежищу ты места,        Чтоб скрыться от меня?..

Занета

                                                  Я Богу днесь невеста!        Его единого должна теперь любить.

Коранс

       Но льзя ль сей лествицей на небеса взойтить?        Не можно получить в грехах нам отпущенья,        Доколь от ближних мы не обретем прощенья;        Когда душа твоя на небеса взойдет,        За нею и моя тогда повеет вслед;        Создателя никто словами не обманет.        Твой дух просить венца, а мой сужденья станет.        О вечном житии кого начнешь просить,        Пред тем же жалобы начну произносить,        Что ты клялася им и не сдержала слова.

Занета

       На всё ему ответ я принести готова.        В случаях таковых моя вина мала,        Что смертному в любви я Бога предпочла.

Коранс

       Святые клятвы нам велит Всевышний помнить;        Кто ими раз клялся, тот должен их исполнить;        Не требует Господь вдруг многих клятв от нас,        Исполни первую, другой клянися раз;        Ты раз его своим свидетелем имела,        Как, в том не устояв, призвать вторично смела?        Господь каратель сам обид, измены, льсти.

Занета

       Меня прощает Бог, и ты меня прости;        Противен тот ему, кто мстителен и злобен;        Он щедрый судия, ты будь ему подобен,        Души своей пустым желаньем не слепи,        Оставь меня, оставь, и Богу уступи.

Коранс

       Не можно вобразить, Коранс колико беден!        Я вреден и тебе, и сам себе я вреден:        Тебе — что склонностью твоею душу льщу,        Себе — что той, кто мир оставила, дышу.        На что тебе, на что, последуя закону,        Противу нежностей брать Бога в оборону?        Как должно свой закон нам свято наблюдать,        И клятвы должно нам за свято почитать.

Занета

       Возьми со мной, возьми, Коранс, одну дорогу:        Остави суеты и обратися к Богу;        Единое сие осталось средство нам —        Взнестись на небеса и съединиться там.

Коранс

       Не можно мне принять намеренья такого,        Доколе на земли не совершу земного.        Не с тем произведен на свете человек,        Чтоб он безвременно отселе в вечность тек;        Упорным чувствиям души своей казаться —        То благодатию господнею гнушаться;        Не можно меньше жизнь иль доле нам иметь,        Бог час назначил нам родиться и умреть;        Он должность нашу нам на свете предуставил,        А склонность наших душ на волю нам оставил;        Но только он того не требует от всех,        Чтоб жить между людьми мы ставили за грех.        На что ж-иль нет людей порочней нас во свете?        Нам света убегать в цветущем жизни лете?        Довольно в свете средств возможно обрести,        Не покидая мир, себя грехов спасти.

Занета

       Тех прелести уже земные не пленяют,        Которы чистоту небес пресветлых знают;        Кто видит райские сияющи врата,        Тому противна вся земная суета;        Всходящим святости отселе на степени        Не внятны грешников ни слабости, ни пени.

Коранс

       Что ты о святости, Занета, говоришь,        Ты, оным льстя себя, сугубее грешишь;        Кто упованием излишним дух прельщает,        То грех, который нам Всевышний не прощает.

Занета

       Кто сердцем и душей очищен перед ним,        То грех отчаяться тому быть вместе с ним.

Коранс

       Нередко и порок мы чтим за добродетель,        Но таинству сердец Всевышний сам свидетель.

Занета

       Все тайны Господу и дух мой посвящен.

Коранс

       Один лишь я тобой был в те часы забвен,        Когда себя пред ним хотела ты оправить;        То ль средство избрала любовника оставить?

Занета

       Я вижу, что в своих ты заблужденьях тверд.

Коранс

       Я вижу, что твой дух жесток, немилосерд.        Постой, не уходи, останься ты со мною!

Занета

       Беседовать с тобой мне Бог почтет виною.        Стыжусь, здесь мешкая, начавшегося дня,        Чтоб солнце не нашло с Корансом и меня;        Прости, прости, Коранс! тебя я не забуду,        Молиться о тебе бесперестанно буду.        В церквах, в позорищах, в трудах, наедине.

Коранс

       Недолго будешь ты молиться обо мне;        В позор любви твоей начну искать случаю,        Мучения свои и жизнь свою скончаю.        Когда лишаюся Занетиной красы,        В плачевны пременя сладчайшие часы,        Уж не осталося ничем мне в жизни льститься;        С тобой и с жизнию решусь навек проститься.

Занета

       Такое мнение есть действо суеты,        Прости, и уповай на Бога больше ты!

(Уходит.)

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ

Коранс

(один)

       Неверная бежит, речей моих не внемлет        И веселится тем, что жизнь мою отъемлет.        Стыдись ты слабости своей, Коранс, стыдись!        И к прежней славе ты от страсти возвратись.        Возьми оружием своим ее свирепость        И победи любовь, прияв душевну крепость!        Но сыщешь ли, Коранс, толико сил в крови?        Ах! нет, я чувствую, что слаб против любви!        Любовь! когда в тебе сердцам мала удача,        Ты есть источница мучения и плача;        В успехах ты своих сердцам есть благодать,        Житейских плод утех и всех веселий мать;        Нет в свете сем тебя приятней и горчае.        Я в первом и в другом познал тебя случае:        Любил, любимым был — и должен не любить.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Коранс и офицер с стражею

Офицер

       Здесь точно надлежит какой измене быть!        Кто право дал тебе такого своевольства,        В полночный час ходить в окрестностях посольства?        Одни разбойники в такой лишь ходят час.

Коранс

       Я за разбойников могу считать и вас;        Не знаете, кому так дерзко говорите.        Сокройтесь и себе подобных вы ищите!

Офицер

       Кто б ни был, должен ты вину свою сказать.

Коранс

       Не вам таких людей сердечны тайны знать!

Офицер

       Темница умыслы злодейские докажет.

Коранс

(нападая на караул с кинжалом)

       Что не разбойник я, то сей кинжал вам скажет:        Примите дерзости своей достойну месть!..

Выхватывают кинжал его.

Офицер

       Теперь ты доказал свою нам явно честь!        Кто обличается в делах своих безвинно,        Тот не поступит так злодейски и бесчинно.

Коранс

       Вы можете давать сии мне имена,        Когда моя рука кинжала лишена;        Однако не страшусь за смелость вашей мести,        С кинжалом вы моей отнять бессильны чести.

Офицер

       Не слушаю теперь твоих я больше слов,        Поди! кажися храбр под тягостью оков,        Ты вреден обществу!..

Коранс

                                              Я вреден, в том признаюсь,        Однако я угроз твоих не опасаюсь;        Не ты отъемлешь мой несчастливый живот,        Но кем несчастлив я, его отъемлет тот;        Коль должно умереть, с охотой умираю;        Теряя жизнь свою, я чести не теряю.

Офицер

       Как ты злодействовал, тому свидетель я;        А винен ты иль нет, народ тебе судья.

КОММЕНТАРИИ

…смерть монашеску… — Принятие пострига символизирует смерть для мира.

Упорным чувствиям души своей казаться… — сопротивляться своим чувствам.

Источница — слово, образованное Херасковым.

 

ДЕЙСТВИЕ II

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мирози и Офицер караульный

Мирози

       Так можешь на него довод представить ясный,        Что граду он злодей и человек опасный?        Какое подал он сомненье о себе,        В измене обличен, в убийстве иль в татьбе?

Офицер

       Отечеству служил до старости я честно,        Как правду наблюдал, тебе сие известно;        Злодея укрывать ни в брате не могу,        А на безвинного напрасно не солгу;        Вот кая злость его неволю заслужила:        Когда народ утих и полночь наступила,        Последуя во всем приказу твоему,        Я с стражею ходил по городу сему;        Согласно было всё со тихостью ночною,        Весь город услажден был общей тишиною,        Как вдруг услышали мы некий шум вдали,        Сомненья стражи всей туда нас привели;        Приближась, видим мы под здешними стенами        Идуща в дом послов пойманного нами;        И как о имени его спросить хотел,        В ответ он вдруг на нас с кинжалом налетел;        На стражу, на меня он в ярости метался,        Но выхвачен кинжал, наш враг в плену остался;        И как я раз еще о деле вопросил,        Ругательны слова он мне произносил;        Потом признался сам, что вреден он народу.

Мирози

       Открыл ли вам свою невольник сей породу?        Сказал ли о своем достоинстве он вам?

Офицер

       Ни слова ни о чем сказать не хочет нам;        Но знать, что страх его к раскаянию клонит;        Он, заключен в свои оковы, тяжко стонет;        Страшася, может быть, последнего часа,        Подъемлет плачущи глаза на небеса;        "О Боже! — вопиет в признанье иль притворно, —        Ты знаешь, должен ли я умереть позорно;        Однако казнь сию с охотой получу,        Я для того умру, что умереть хочу".        Еще он, государь, знать, робость в нас влагает,        Нередко имя он твое напоминает        И часто вопиет, в слезах пуская стон,        Что только о тебе одном жалеет он.

Мирози

       Он, может быть, во мне считая добродетель,        Жалеет, что его мук буду я свидетель.

(К одному из воинов.)

       Вели от уз его на время разрешить,        Вели ко мне на суд несчастного впустить.        О Боже мой! подай рассудку больше свету,        Чтоб за неправый суд не дать тебе ответу;        Открой ты истину, открой душе моей,        Присутствуй днесь во мне и будь со мной судьей;        Я правду наблюдал и честь хранил всечасно;        Не дай мне осудить преступника напрасно;        Наставь ты различать меня со правдой лжи.        Неправой казнию меня не накажи.        Когда ж отечеству злодей он и предатель,        Открой завесу мне пронырств его, Создатель,        Но се его ведут…

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Прежние и Коранс

(выводится на театр под караулом)

Коранс

                                       Кого я вижу здесь?

(Отступает за театр.)

Мирози

       Не тень ли то его? я цепенею весь.

Офицер

       Каким смущением твой дух поколебался?

Мирози

       Сей узник сыном мне, о друг мой! показался;        Не дай при старости того мне, Боже, зреть!        А ежели то он, дай прежде умереть;        Скрой свет от глаз моих. Но что я сомневаюсь?        Коль мало я на честь сыновью полагаюсь!        Ничто его к тому не может привести;        Сомнение мое, любезный сын, прости.

(К воинам.)

       Представьте узника…

Коранс выводится Офицером.

Коранс

                                            Идти нет больше мочи;        Не мучь мя, отврати ты от злодея очи!

(Бросается на колени.)

Мирози

       Какой удар душе готовится судьбой!        Скажите, подлинно ль зрю сына пред собой?

Коранс

       Несчастий в глубину злым роком погруженный,        Став именем злодей, к преступникам причтенный,        Я сыном не могу себя твоим назвать,        И сына ты во мне не должен признавать:        Уж больше он не тот, кем род твой украшался,        Кто в славных подвигах отцу уподоблялся.        Далеко от себя твой прежний сын ушел,        Себя в презрение, он в стыд отца привел.        Себе бесчестие, позор наносит роду        И мраком гнусных дел затмил свою природу.        Я добродетели противлюсь и бегу,        Однако не любить я чести не могу;        Не тот я становлюсь, себя я сам гнушаюсь,        Я сердца своего и сам уже чуждаюсь;        Из виду правилы достоинства гублю,        Но в слабости моей я честь еще люблю.        Вот где твой сын теперь, вот чем себя он славит!        Вот память по себе какую он оставит!        Забудь того навек, кого во мне любил,        Не сердцем он со мной, но видом сходен был.        Ни роду своего, ни крови не жалея,        Не сына ты суди, отечеству злодея!        Святую истину ты на суде хранишь,        Нарушишь честь, когда меня ты не казнишь.        Я враг отечеству, убивств производитель!

Мирози

       А я бесчестному такому был родитель!        Едва могу сыскать пристанище уму.        Ты сын мой! можно ли поверить мне тому?        В каком ты образе предстал передо мною?        Злодей! ты вечного позора мне виною.        Наш род во славе был лет не едино сто,        На торжище из нас не умирал никто;        Никто из предков жизнь не кончивал бесчестно.        Служили верно ль мы, то в мире всем известно;        В народе нас за то знатнейшими почли,        На первую степень мы почести взошли.

Коранс

       Мне стыдно, государь, что я умру в неволе,        И стыд мой множится твоим воззреньем боле;        Но ты не причитай ко мне злодейских вин,        Невольник твой — злодей! однако честен сын.

Мирози

       Злодеем чтить тебя причину я имею,        Но в том увериться еще совсем не смею;        Нельзя, чтоб кровь сия, где честь всегда жила,        Такой бесчестный плод на свет произвела.

Коранс

(востав)

       Что я не с подлою душей иду отселе,        Я докажу тебе при смерти то на деле;        Я в твердости отцу и в славе подражал,        Неробким, как и он, на свете возмужал,        При всяких бедствиях я тверд был и спокоен,        За то любви твоей, за то я был достоин;        На возрасте ты стал наставник мне и друг,        Не огорчался твой, ни мой тобою дух;        Твои дела во всем давали мне уставы,        Вослед тебе стремясь, я мнил достигнуть славы;        Но рок меня на сем пути остановил        И облак предо мной препятствий положил.        Во мраке слабостей от славных дел скрываюсь,        Честь, честь зовет к себе, но я не отзываюсь.        Уже к спасению я ни луча не зрю,        Бегу всего. Люблю!.. Но что я говорю?        Нет! тщетно сердце в том признаться принуждаю;        Что прежде я сказал, всё то же подтверждаю:        Злодейский умысл я, родитель мой, имел,        Противу общего покоя встать хотел.        А ежели о всем ты хощешь быть известен,        Знай, кончу жизнь свою и умираю честен!        Хотя ж злодея ты меня быть ныне мнишь,        Но, наказав меня, невинного казнишь.

Мирози

       Иль рассуждение, несчастный сын, теряешь?        Ты вдруг себя винишь, винишь и оправдаешь.        Коль замыслы свои злодейски подтвердил,        Ходил ли ты, скажи, в посольский дом?

Коранс

                                                                            Ходил!

Мирози

       Скажи мне точную намеренья причину.

Коранс

       Не можешь в том велеть невольнику, ни сыну;        Довольно, я сказал, что явный я злодей,        А больше из меня не вырвешь тайны сей!

Мирози

       Когда родителям их дети не послушны,        Не должны быть отцы для них великодушны.        И ты коль позабыл, что мною ты рожден,        Рождение свое забыть я принужден.        Упрямствуй! умножай бездельническу злобу,        И позабудь тебя носившую утробу!        Когда отечеству престал ты сыном быть,        Хочу и я тебя теперь отсыновить;        Сим честным именем не смей ты нарицатъся;        Бесчестными детьми родители стыдятся;        Что я отец тебе, пред всеми отрекусь        И доказать сие моим судом потщусь.        Коль жалости уже лишаешь ты природу,        Какую жалость льзя к тебе иметь народу?        Какой уж милости желать тебе посметь?

Коранс

       Чего желаю я? — скоряе умереть!

Мирози

       Умрешь, несчастливый! тебе готовы муки;        Я первый омочу в крови злодейской руки.        Чтоб явный стыд с себя непринужденно стерть,        Предам тебя, предам своей рукой на смерть!

(Хватается за кинжал.)

Офицер

(удерживая его)

       Народ уж о его неволе известился.

Коранс

       Не думай, государь, чтоб смерти я страшился!        Когда намеренье имею жизнь скончать,        Равно мне, как ее теперь ни потерять.        Но если на себя толь гнусну должность примешь,        То поношения от мира ты не минешь,        И может быть еще, хоть знают честь твою,        Приложит и тебе народ вину мою.        Коль гнев на смерть мою тебя так строго нудит,        Пусть вместе град с тобой на казнь меня осудит.

Мирози

       Ты, варвар, думаешь, что всяк, как ты, свиреп!        Родитель как ни зол, однако к чадам слеп.        Но что о нем жалеть? о мне он не жалеет.        Кто сына такова, как я, теперь имеет?        Привел меня к тому, злодей, ты наконец,        Что должно мне забыть, что я тебе отец!        Пойдем! Я покажу злодея скрытна граду        И сам тебе судьей перед народом сяду.

Коранс

(бросаясь на колени и схватя за руку его)

       Постой! мне в свете жить один остался час;        Позволь сыновний долг отдать в последний раз.        Почувствуй на сию минуту сожаленье,        Прими последнее от сына ты прошенье.        Я знаю, что тебе сие прискорбно зреть,        Что сын твой как злодей обязан умереть;        Но, чтоб в глазах твоих злодеем не казаться,        Едино средство есть — мне с жизнию расстаться.        Не должен для меня ты сделать ничего,        Для прежнего смягчись лишь сына твоего;        Любовь его к себе и честь его напомни        И ради имени Корансова исполни:        Он просит при конце, чтоб то, что он имел,        Чем наградить его когда-нибудь хотел,        Сие, несчастливой душе моей в отраду,        Отдай живущим в сей обители в награду,        Чтоб дщери божий о мне молились там,        Чрез них да обрету прощение грехам.        Когда ж на смерть меня мое осудит дело,        Казня меня, сокрой, сокрой мое здесь тело,        Чтоб я очиститься святым сим местом мог,        Дабы грехи мои скоряй простил мне Бог.

Мирози

(подняв его)

       Востань! мне жалостно такое завещанье!        Но верь, что всё твое исполнится желанье.        О! если б ты, мой сын, не посрамил себя,        Я мог бы положить живот мой за тебя!        Когда б, как в мире все, ты жизни сей лишился,        Я б меньше мучился и меньше бы крушился;        А то, к погибели и к горести моей,        Минется жизнь твоя, и честь минется с ней;        Себя ты смертию позорной обесславишь,        А мне при старости печаль и стыд оставишь.        От многих мне детей остался ты един        И был достойный мне наследовати сын;        Тобой я уповал наш славный род восставить        И сына верного отечеству представить.

Коранс

       Что ж делать! уж того нельзя переменить,        И поздно о моем несчастии тужить.        Позволь, пока еще твой сын живет на свете,        Пред божиим судом дабы не быть в ответе,        Да буду на земли развязан для небес,        Я покаяние святым местам принес.        Позволь грядущему к позорной смерти сыну        Пред сим монастырем в мольбе пребыть едину;        Чтоб скрылся я, о том сомненья не имей;        Я смерти не бегу, бегу умреть скорей.

Мирози

       О! как меня своим отчаяньем ты мучишь!        Останься; может быть, ты здравый ум получишь        И, покаянием своим нашед Творца,        Познаешь, должен ли таиться сын отца.        Вы, стражи, от него на время отступите,        Потом его на суд к народу приведите.

Все выходят.

       О Боже мой! могу ль такой удар снести!        Поди в объятие, в последний раз прости!        Прости — и не слыви моим ты сыном боле!

(Уходит.)

Коранс

       Прости, родитель мой! не мучь ты сына доле.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ

Коранс

(один)

       Питая лютостью свою жестоку грудь,        Несчастного отца несчастный сын забудь;        Не слушай в варварстве родительского стону;        Противен Богу будь, народу и закону!        На смерть позорную готовь себя, готовь!        За что же гибнешь ты? за слабую любовь!        Для ней ты честь свою и славу днесь теряешь,        Для ней отца крушишь, для ней ты умираешь;        А страсти лютой сей не ведает никто;        Всяк мнит, что я злодей и что умру за то.        Отечество врагом тебя решится числить,        И для кого умрешь, та будет то же мыслить.        Ах! не бесчесть себя, поди и объяви,        Что произвольно ты жизнь кончишь от любви!        Изобрази свое несчастие народу;        Он сжалится и даст тебе и ей свободу.        Священный чин, меня зря в горести такой,        Святую сложит цепь с нее святой рукой;        И только к небесам достигнет их моленье,        Простит Господь сие нам наше преступленье.        Но сердце от того утешится ль мое?        Мне сердца не дадут, дав руку мне ее;        Она, лишась меня, нимало не жалеет        И прежния любви ни искры не имеет,        Повсюду моего присутствия бежит.        Умреть тебе, Коранс, конечно, надлежит!        Народ мной раздражен, ожесточен родитель,        Несклонна та ко мне, чей друг был, чей любитель.        Кончайся, жизнь моя! несносен всем я стал!        Отца, любовницу и друга потерял.        Я должен сам себя и жизнь возненавидеть;        Хочу лишь при конце любезную увидеть.        Где? где ее сыщу? увы! она нейдет.        Иль в крайности меня покинул целый свет?        Весь свет мерзит моей соделанной виною,        Колеблется земля и стонет подо мною;        Разжегся гнев небес пороков от огня,        Сверкают молнии и блещут на меня!        Стремится страшный гром во ад мой дух низвергнуть!        Куда я обращусь? к чему теперь прибегнуть?        О праведны места! я прибегаю к вам,        Спасите вы меня и дайте свет очам!        Не смерти я боюсь, не молний дух страшится,        С любезною хочу, кончая жизнь, проститься.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Занета и Коранс

Занета

       Еще ль тебя любовь земная не страшит?        Уж небо против ней сверкает и гремит.        Что делаешь ты здесь? Беги святого места!        Бог гонит прочь тебя и прежняя невеста;        Беги громовых стрел, беги, спасай себя!

Коранс

       Уж я и так бегу, Занета, от тебя;        Не думай, чтоб хотел от молний укрываться,        Я рад Всевышнего оружием скончаться.        Услышишь скоро ты пред здешним олтарем,        Как станут вспоминать о имени моем;        И как уж мертвого меня тебе вспомянут,        Сильняе в сих местах, сильняе громы грянут!        Блестящи молнии тебя повергнут в страх,        В слезах увидишь ты у ног своих мой прах;        Моя стеняща тень не даст тебе покою        И станет следовать повсюду за тобою,        И будет вспоминать сия ужасна тень        И место нашея любви, и первый день;        За клятвы ложные ты месть от ней получишь!

Занета

       Престань! за что меня такой угрозой мучишь?        И так уж к небесам дорогу я гублю        За то, что я слаба, за то, что я люблю.        Люблю! Кто дерзко так сказать в сем сане смеет?        Почто отважный мой язык не цепенеет!        Почто порочная не каменеет грудь…        Поди! не мучь меня и к слабости не нудь.

Коранс

       Ты ясно говоришь, что я тобой обманут.        Любовники от глаз друг друга гнать не станут.        Пойду и злость твою вселенной докажу;        Умру и смертью сей тебя я накажу!

Занета

       Как можешь ты питать толь зверское желанье!        За что готовишь мне такое наказанье?        Проснись! любви твоей велика слепота;        Занета, как была, поднесь к тебе вся та.        Что чувствует Коранс, то чувствую подобно;        Страдание мое с моим терпеньем сходно;        Я так же мучуся и так же я люблю,        Но больше, может быть, креплюся и терплю.        Едина страсть с тобой, и мысль моя едина,        Но твердости моей мой сан и долг причина.        Ты так же, как и я, жар сердца потуши,        Рассудком слабости преодолей души;        Соблазнам в мысль свою не открывай ты следу,        Терпеньем одержи над сердцем ты победу;        Возьми меня в пример и мне примером будь:        Я скрылась от тебя, и ты меня забудь;        Решишься ли на то?..

Коранс

                                            Не требуй в том ответу,        Тот слаб в своей любви, кто любит по совету!

Занета

       Того желает Бог, того желаю я,        И требует того и честь, и жизнь твоя.

Коранс

       Нет в жизни никакой опричь любви мне лести,        И нет иныя в ней, как слыть твоим, мне чести.

Занета

       Живи ты для себя, для света, для отца.

Коранс

       Не для других любовь вселяется в сердца.        Законы отдавать велят заслуги роду,        Полезное себе, народное народу;        Однако долг от нас свободы не берет;        Что сродно нам, им то на волю отдает.        И ты отколе те изобрела уставы,        Что хочешь у любви отнять законны правы?

Занета

       Из должности моей, из сердца моего.

Коранс

       От сердца хладного, от зверства своего!

Занета

       Судите, небеса, обоих нас, судите,        Кто прав из нас, кто нрав, то сами докажите;        Подайте способ мне уверити его,        Бессильна я в своих речах против него;        Меня вы перед ним невинну оправдайте.        А если я винна, пред ним и покарайте.

Коранс

       Преступник завсегда к свидетельствам спешит        И тщетной клятвою себя оправить мнит.        На что душа твоя так много лицемерит?        Кто был обманут кем, тому вперед не верит.        Сколь крат ты небеса в свидетели брала?        Какими клятвами себя ты закляла,        Что в верности ко мне по смерть не пременишься?        Переменилось всё, почто ж еще божишься!

Занета

       Когда бы в сем была обмане я грешна,        Давно б мне райска дверь была отворена,        Когда б пред Богом я порок сей учинила,        В минуту бы потом прощенье умолила.        Но ах! есть более пороки, есть за мной;        Я, ближась к святости, теряю путь святой.        Тревожится мое душевное терпенье,        Мне скучно кажется мое уединенье.        Подумаю, что я действительно грешу,        Паду пред олтарем, не знав, чего прошу;        Всё мучит, всё томит, печалит всё Занету!        Смятенью своему не знаю дать ответу.        Отдамся сну, мой дух спокоить хоть на час,        Услышу вдруг во сне меня зовущий глас.        Проснусь, и чаю быть геенску искушенью,        Прибегну в трепете к усердному моленью;        Простершись пред олтарь, я слезы лить начну;        Олтарь затмится вдруг, отважно лишь взгляну;        На лики божии взираю беспристрастно,        Что в чем-нибудь грешна, сие мне кажет ясно.        Когда затворен был к молению мне путь?        Когда на небеса робела я взглянуть?        Душа моя чиста, сие я знаю точно,        Знать, впала в тяжкий грех я сердцем не нарочно?        Страшуся за него я душу погубить.

Коранс

       Чего боишься ты, оставя мир?

Занета

                                                          Любить!

Коранс

       Кто что преодолел, того ли тот страшится?

Занета

       Не мни, чтоб больше я хотела изъясниться.        Прости меня, Творец! мой грех уже велик,        Что тот же о любви дерзнул вещать язык,        Который истребить все слабости клянется,        Которым похвала блаженству воздается.        Беги, Коранс, беги! оставь меня одну!        Дай мне потоком слез омыть мою вину.        Ах! что теперь начать? пойду; но где восплачу:        Везде мой грех со мной, повсюду Бога трачу!

Коранс

       Не сею тратишь ты его, не сей виной,        Меня ты погубя, его теряешь мной.        Противен Господу священных клятв рушитель.

Занета

       Дух слабый подкрепи, мой Бог и защититель!        Прости! иду тебя забыть иль умереть!

Коранс

       Ах! больше ты меня не будешь в свете зреть.

Занета

       Возненавидь меня, коль жизнь ты ненавидишь.

Коранс

       Занета! ты меня в последний раз здесь видишь;        Увидишь, может быть, чрез несколько минут,        Когда меня во храм бесчувственна внесут!        И как я, мучимый неверностью, увяну,        Заплачешь надо мной, но я уж не востану.        На что несчастному Корансу воставать,        Коль в мире надлежит терзаться, тосковать!        Теперь на смерть спешу, всё кончить жизнь мне нудит!        Услышишь ты, к чему Коранс себя осудит.

Занета

       Дай, небо, чтобы ты меня забыта мог!

Коранс

       Прости! Тебе ее вручаю, щедрый Бог!

Занета

       Поди, скорей поди, и так я согрешаю!

Коранс

       Прости, лишась тебя, я к смерти поспешаю!

(Уходит.)

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Занета

(одна)

       Колико ты вредна сердцам, любовна страсть!        Спеши, Занета, ты пред олтарями пасть,        Омой слезами грех. Но что, смутясь, робею?        Чего страшусь, о чем грущу, о чем жалею?        Хочу войтить во храм и возвращаюсь вновь;        Никак, еще в моей крови горит любовь?        О силы вышние! вы сердце подкрепите,        Навек его от уз любовных свободите;        Подайте помощь мне, я силы все гублю        И чувствую, увы! что стражду и люблю!        Ах! я ко Господу в молитвах прибегаю,        Но вслед глаза мои Корансу посылаю;        Почто я не могу вступить во храм в сей час?        Мне томный слышится за сей стеною глас!        Чьи жалобны слова коснулись внятно слуху,        И что еще грозит смутившемуся духу?        Конечно, благодать меня к себе зовет,        И душу мрачную озаревает свет:        Я следую тебе, невидимая Сила,        Ты мысль смущенную и сердце просветила.        Спокойство в душу мне священна вера льет;        Но сердце, встрепетав, покою не дает!        Страсть с верой борется, а вера с нежной страстью.        Увы! Коранса я увидела к несчастью,        Но долго ль слабостью мне Бога раздражать?        Ах! тщетно бодрствую; куда мне убежать?        Коранс, ты предо мной, дай к храму мне дорогу,        Люблю — но предпочесть тебя могу ли Богу?

КОММЕНТАРИИ

Из виду правилы достоинства гублю… — По видимости (внешне) я преступаю правила достоинства.

 

ДЕЙСТВИЕ III

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Мирози

(один)

       Чем, Боже! пред тобой я тако согрешил,        Что сына ты меня в цветущи дни лишил,        Единыя моей при старости отрады        И лучшей в жизни мне утехи и награды?        Рача о нем, я всё старанье приложил,        Я в нем отечеству, а он во мне служил.        Конечно, пред тобой я, Боже! стал виновным,        Что наказуюся бесчестием сыновным;        Тебя он раздражить грехами не успел,        Я жил и раздражить тебя случай имел;        За что же он, не я, мой Творче, наказуюсь?        Ты так судил; твоим законам повинуюсь;        Тебе я предаюсь, о щедрый мой Творец!        Созданье я твое — увы! но я отец;        Креплюся и хощу тебе повиноваться,        А слезы из очей неволею катятся.        Я плачу — слезы те суть действие родства,        Но дух мой волей весь исполнен Божества.        Над сыном пусть моим свершает смерть свирепость;        Родительской душе лишь дай, мой Боже, крепость.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мирози и Занета с письмом

Занета

       Кто будет мне в моем желаньи предводитель?        Где казнь приемлет он? и где его родитель?        Но кто сей человек, что сходен тако с ним        И взором и лицем?..

Мирози

                                  Дивлюсь словам твоим;        Чьего родителя, чью казнь ты вспоминаешь?

Занета

       О муж, почтенный муж! коль веру почитаешь,        Когда ко ближнему ты чувствуешь любовь,        Не дай, дабы лилась невинна в граде кровь!        Когда имеешь ты лице с Корансом сходно,        И сердце можешь ты иметь ему подобно.        Скоряй к отцу его, скоряй меня веди!        Мне время дорого; иди со мной, иди!

Мирози

(в сторону)

       Прилична ль речь сия монашескому чину?

(К ней.)

       Скажи мне наперед предстательства причину.

Занета

       Не медли, сжалься ты, коль сам имеешь чад;        Услышишь после то, и весь услышит град;        Коранса я спасти от смерти восхотела.

Мирози

       Конечно, умысл ты злодейский с ним имела;        Коль так, беги отсель, беги, себя храни!

Занета

       Напрасно ты меня, несчастну, не вини;        Я с саном ангельским согласный дух имею        И для того о нем пекуся и жалею.

Мирози

(в сторону)

       Нельзя, чтоб странному не быти тут чему;        Мне те известны все, известен кто ему;        Когда и как они знакомы оба стали?        Или по злым делам друг друга вы узнали?

Занета

       Конечно, он мне стал знаком по злым делам,        Свидание бедой обеим стало нам,        Обеим должно нам прошедших дел стыдиться;        Я им небес лишусь, он жизни мной лишится.        Когда ты справедлив, веди меня к суду,        Сей милости прошу, сего я только жду!

Мирози

       Открой мне таинство, души ее Содетель!

Занета

       Хранишь ли ты, скажи, хранишь ли добродетель?        Имеет ли в тебе какую жалость дух?        Не затворяется ль к плачевным просьбам слух?        Могу ли на тебя, могу ли положиться,        И ввериться тебе и в тайне сей открыться?        Но ты, смущаясь, мне не хочешь отвечать,        Знать, ты Корансу враг, знать, жизнь ему скончать!        О! если б где отца Корансова сыскала,        Он сжалился б, когда б два слова я сказала,        Не мешкал бы спасти он сына своего!        Я, может быть, прошу гонителя его,        Обманута твоим наружным постоянством.        Не слыхано сердец таких меж христианством!        Чтоб казнь приял Коранс, нарочно время длишь,        Пойду искать отца!..

Мирози

                                  Ах! ты пред ним стоишь!

Занета

       Как! ты его отец? мне то невероятно;        Отцу спасение сыновне неприятно.        Когда прошу тебя к суду меня вести,        Чтоб жизнь несчастного Коранса соблюсти,        Нарочно медлил ты, нарочно отрекался!

Мирози

       Я преж сего отцом Корансу назывался;        Когда ж он в гнусные дела изменой впал,        Он сыном мне, а я отцом ему не стал!

Занета

       За что родительской любви его лишаешь?        За что его, за что злодеем называешь?        Чем имя он сие и гнев твой заслужил?        Не тем ли, что его ты нежным в свет родил?        Знай, винен тем Коранс, что он несчастно любит.        Увы! за страсть свою и честь, и жизнь он губит.

Мирози

       Как хочешь, чтоб твоим поверил я словам,        Когда в бездельстве он своем признался сам?        Ты смеешь оправдать изобличенно дело        И мне ответствуешь так дерзостно и смело!        Я, сына не щадя, не пощажу тебя.

Занета

       Я смею всё сказать, сама его любя.        От варварской души друг друга люди губят,        Знать, жалость в тех лишь есть, которы верно любят!        Где кроется, увы! небесная любовь,        Когда не жалостна отцам сыновня кровь?        Что сделал сын тебе? что сделал он народу?        И чем он посрамил, скажи, свою природу?        Не спорю, что слаба в любви душа его,        А что невинен он, ручаюсь за него!

Мирози

       Что страстно любит он, о том я не известен,        Но только знаю то, что сделался бесчестен.        С отцами толковать о детях льзя ль чужим?        Он взрос в моих очах, я был всечасно с ним,        Он честен был, но честь сразил своей виною.

Занета

       Неправа та вина, а он стал винен мною.

Мирози

       Я не могу твоих речей никак понять;        Как можешь сердце ты его так верно знать?

Занета

       Знай, сердце я его в своей имея власти,        Узнала по моей к нему взаимной страсти.        Хоть непорочность я свою чрез то врежу,        Вот чем его тебе невинность докажу!        Он сам ко мне писал…

(Отдав ему письмо.)

Мирози

(читает письмо)

                                       "Неверная Занета!        Жестокостью своей меня ты гонишь с света.        Когда я от тебя, тобой гоним, пошел,        Жизнь горестну скончать злой случай я нашел;        Захвачен стражею, злодеем я сказался,        Отец мне был судья, отцу я в зле признался.        Несносен быв тебе, хочу на смерть ийти        И, честь твою храня, приемлю казнь; прости!"

Занета

       Что скажешь ты теперь?

Мирози

                                                О весть! о время грозно!        Ах! оправдание сие, Занета, поздно.

Занета

       Не поздно, ежели жалеешь ты о нем!

Мирози

       Ах, поздно! он уже скончался под мечем.

Занета

       Он умер! Боже мой! что слышу я, несчастна!

Мирози

       О! мой несчастный сын…

Занета

                                                   О ведомость ужасна!        Затмись в моих глазах, затмись скоряе, свет,        Не нужен ты, когда в тебе Коранса нет!        Спеши, он, может быть, еще не принял казни;        Я вслед тебе пойду, не чувствуя боязни,        И кинуся на меч, подъятый на него.

Мирози

       Напрасно льстишься ты, уж в свете нет его.        Я отдал сам на казнь его своей рукою;        Не возвратим его мы просьбой никакою.        Увидим тело мы, лишенное души,        Зачем туда идти?..

Занета

                                       Спеши туда, спеши!        С час времени письмо его я получила;        Он был в неволе жив…

Мирози

                                              Ты час не упредила.        Представ на казнь, меня привел в смущенье он,        Я, скроясь вдалеке, его услышал стон;        Глас томный, смертный глас ушам моим касался,        Он обезглавлен мне и весь в крови мечтался.        Но он мечтается мне здесь, о Боже! вновь.

Занета

       Так пролилась, Коранс, твоя невинна кровь!        Ты умер для меня в мучении жестоком,        И я была твоей плачевной смерти роком!        Не возвратишься ты уже вовеки к нам,        Мне страшен без тебя весь мир и божий храм!

Мирози

       Ах! ты, несчастная, Коранса погубила!

Занета

       Могла ль его губить, когда его любила?        Несчастен стал Коранс, что он прельстился мной,        Моя к нему любовь всех бед его виной;        Несчастны оба мы, горя взаимной страстью,        Преобратилась нам теперь она напастью.        Его отсутствие, монашеский мой чин        Причиною тому, что принял казнь твой сын.

Мирози

       Почто же в той любви мой сын мне не открылся?

Занета

       Знать, строгостью моих ответов огорчился!        Он скрылся от меня на смерть себя предать.

Мирози

       Я должен мучиться, и ты должна страдать!

Занета

       Уж мучуся и так подобно как во аде        И не найду вовек спокойствия к отраде:        Всё станет мне мой грех по всем местам казать,        Всё будет душу рвать и мысль мою терзать!        Уж нет ни на земли, ни под землею места,        Где б успокоилась Корансова невеста.        Здесь совесть, там душа принуждены страдать;        Здесь радостей, а там прощения не ждать!

Мирози

       Благодарю Творца, что стал о всем известен.        Мой сын был слаб в любви, но умер не бесчестен.        Пойду, сие письмо народу покажу        И, что мой сын Коранс невинен, докажу.

Занета

       Любезное письмо в последний лобызаю,        Иду — куда? — во храм вступить я не дерзаю.

Мирози

       Я боле нахожу жалеть о нем причин:        Тебе любовник он, а мне Коранс был сын;        Невинной кровью он обязан мне своею.

Занета

       Тебе он кровию, мне сердцем и душею.        Ах! как мне не жалеть? в нем жизнь была твоя,        Три жизни отняла в своем упрямстве я,        И вдруг я три души, несчастна, погубила,        Твою, сыновнюю и, ах! свою убила.        Как можно небесам преступницу простить!..        Однако надлежит всегда Творца просить.        Введи меня во храм, страшусь одна явиться,        Против убийцы огнь оттоле возгорится!        Ввергает в горесть жизнь, и смерть ввергает в страх,        Не примут в гроб к себе родители мой прах.        Страшна я сделалась самой земной утробе        И недостойна быть в одном с отцами гробе.        Дай волю мне и клясть греха не воспрещай,        Убийцу своего ты сына не прощай!        Соедини со мной и ты свое моленье,        Да мне ниспошлет Бог за смерть его отмщенье!        А ты, надежды всей навек меня лиша,        Сияй пред Господом, любезная душа!        Чтоб часть спасения с тобой соединилась,        Которой я своим несчастием лишилась.        Прошед сквозь чистый свет небесного огня,        Не вспоминай моей досады, ни меня,        Не помни суетной любви моей измены!

(К Мирози.)

       Прости! введи меня в сии святые стены,        Хочу в раскаяньи прибегнуть ко Творцу        И приготовиться к последнему концу!        Мне казнь жестокая — любезного лишенье,        Прости, да Бог тебе ниспошлет утешенье!

Мирози

       Тебя прискорбно мне, увы! и горько зреть.

Занета

       Спокоить дух отца, должна я умереть.

Мирози

       Бог нам един отец, он грешных утешитель.

Занета

       За кровь невинную бывает Бог отмститель!        Прости!..

(Ушла.)

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ

Мирози

(препроводив ее, один)

       О Боже мой! на смерть я сына осудил,        Почто ты мало мой рассудок просветил?        Почто родительско мне сердце не сказало,        Что не преступника в Корансе наказало?        Почто из глаз его не мог я прочитать,        Что сына я врагом не должен почитать?        Почто и он, почто в любви своей таился?        Он скромностью своей врагом мне учинился!        Но суд Всевышнего для нас непостижим;        За скромность он погиб, а честь осталась с ним.        Пойду и сим письмом изображу то ясно,        Что сын мой честен был и принял казнь напрасно!        Он жизнь не посрамил, мне нечего жалеть;        Нам всем когда-нибудь потребно умереть.        Что ж делать, что не я лишился жизни прежде?        Нередко в той отцы обмануты надежде.        Но что ко мне Жером с поспешностью идет?        Знать, хочет мне сказать, как сын оставил свет!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мирози и Жером

Жером

       Весь город, весь сенат, родня твои и други        Уважили твои к отечеству заслуги,        Корансу твоему прощение дают;        А за вину ему определяет суд,        Чтоб только он отсель на время удалился,        Потом бы паки в град к родителю явился.

Мирози

       Ты жив еще, Коранс! еще ты видишь свет!        Мне к жизни весть сия прибавит много лет;        От поношения и скорби я избавлен.        О Боже! буди ты за милости прославлен!        Ты сына отдал мне и прежню славу с ним,        Троих ты поразил, но жизнь даешь троим.        Беги в сей храм, беги, сыщи скоряй Занету,        С ней должно видеться для важного совету;        Скажи ей, чтоб сюда скоряй пришла она        И что Корансу жизнь уже возвращена.        Теперь пойду просить народное правленье,        Да в браке учинит Занете разрешенье.        О! если бы, Коранс, не так ты скромен был,        Не огорча меня, ее бы получил!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мирози и Коранс, освобожденный, с воинами

Коранс

       На что мне жизнь дарить, на что давать свободу?        Я щедрость ту за казнь приемлю от народу;        Не требую от вас теперь нималых благ,        Мне должно умереть: я есть злодей и враг!

Мирози

       На что тебе, мой сын, в любови укрываться        И, честным будучи, злодеем называться?        То малодушия единого плоды —        В отчаяньи себя вводить в напасть, в беды.        Что казни ты искал злодейской самовольно,        К мученью моему уже того довольно.        Простительно тебе, что больше ты любил,        Чем славу, чем ты жизнь родительску щадил;        Но если небеса о мне пекутся сами,        За что меня разить безумными словами?        Коль Бога помнишь ты, то помни и отца,        Непослушанием не раздражай Творца;        Хоть слабым ты рожден, не буди малодушен,        Но будь и в горести родителю послушен.

Коранс

       Что дух мой ни таил, что прежде я ни знал,        Всю тайну и тебе, и граду я сказал;        Сказал, что я злодей; но я в злодействе честен,        Безвинно умирал…

Мирози

                                          Уж я о всем известен!        Напрасно ты свою срамишь почтенну кровь,        Не зло тебя на смерть приводит, но любовь.        Своей неправедной и вымышленной ложью        Меня бесчестишь ты и тратишь милость божью;        Она тебе нужна, в ней благость вся твоя;        Но надобна тебе к ней помощь и моя.        Я нежностям твоим, мой сын, не воспрещаю        И как отец тебя во всех винах прощаю.        Престань известное мне таинство таить,        Ты друга верного в отце обязан чтить.

Коранс

       Я тайну всю сказал…

Мирози

                                           О! как ты непокорен!        Упрям к признанию, нежалостлив, притворен!        А если пред тобой всю тайну развяжу        И умыслов твоих причину покажу,        Признаешься ль, что ты передо мной виновен?

Коранс

       Известен ты о всем? я стал теперь бессловен.

Мирози

       Твое ль сие письмо, и ты ль его писал?

Коранс

       Кто, кто тебе о всем, родитель мой, сказал?

Мирози

       Та, кем твоя душа напрасно огорчалась        И чьей любви твоя в отмщенье жизнь кончалась;        Невинность чья письмом была искушена,        Кем ты еще любим…

Коранс

                                           Занетою!

Мирози

                                                            Она!        Мне ею ваши все намеренья открылись,        Которы от меня тобой одним таились.

Коранс

       Так ты, неверная, и то могла сказать,        Чем слабости мои удобно доказать!        В тот час, как ей о мне крушиться должно было,        Ее моей любви мне сердце изменило.        О! как она слаба и коль несчастен я!

Мирози

       Невинна пред тобой любовница твоя.        Напрасно ты ее неверной почитаешь,        Ты злобу большую в груди своей питаешь.        Когда она, тебя лишаяся, рвалась,        О гибели твоей слезами здесь лилась.        Советы ей мои совсем напрасны были        И малодушия ее не истребили;        Не ожидающа небесных благ себе,        Крушилась об одном лишь только о тебе.        Вы оба любите, и малодушны оба;        Но в ней одна любовь, в тебе любовь и злоба.        Она монашеску поддерживает честь,        А ты, Коранс, и слаб, и неумерен есть;        Стыдися сам себя, стыдися предо мною,        Что духом меньше ты пред слабою женою.

Коранс

       На что мое письмо родителю казать?

Мирози

       Чтобы невинность мне в любови доказать,        Тебя предупредить в твоем безумном деле        И честь твою спасти, доколе дух твой в теле.

Коранс

       Она причиною моих злодейств была.

Мирози

       О ком же здесь она потоки слез лила?        По ком стенания и вздохи испускала,        Когда о чаемом конце твоем узнала?        Зачем перед народ она хотела течь        И за кого она хотела жизнь пресечь?

Коранс

       Словам родительским не верить я не смею,        Но, ах! в ее любви сомнение имею.

Мирози

       О сын мой! я живу на свете много лет,        Всё в мире я видал, и мне известен свет,        Умею разобрать с пустой беседой дело;        Что ею ты любим, тому я верю смело,        Не обманулся я крушением ее.

Коранс

       Внимай теперь, внимай стенанье и мое!        О ней ты сетуя, о мне, о мне печалься;        Коль сжалился над ней, над бедным сыном сжалься,        Ты сам мне прежню мысль, отец мой, возвратил        И в хладной сей груди любовь воспламенил.        Когда уже тебе Занета всё открыла,        Что я ее любил и что меня любила,        Я признаюсь тебе и сам в вине моей:        Измену я отмщал моею смертью ей.        Закрыть несчастное с Занетою свиданье        В отчаяньи пошел на казнь и на страданье;        Когда жив ней любовь не престает гореть,        Так жить хочу для ней или без ней умреть.

Мирози

       Надежды не теряй. Который дал свободу,        Тому я вашу страсть изображу народу;        Смягчится для тебя, он сжалится над ней.        Отчаянье оставь, надежду возымей.

Коранс

       Поди, достойнейший на свете сем отец,        Соделай двух сердец мучению конец;        Хотя в Занете есть ко браку непокорство,        Твоя одна слеза смягчит ее упорство.

Мирози

       На нежного отца, о сын мой! положись;        Но будь в рассудке тверд, в несчастиях крепись.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Жером (с скоростию входит)

Мирози

       Идет ли к нам она, увидимся ль мы с нею?

Жером

       От ужаса еще смущаюся и млею!        Не можно вобразить страшнее ничего!        Лишь в стены я вступил монастыря сего,        Увидел бедную монахиню стенящу,        Увидел на гробах родительских лежащу;        Она отчаянна, она в слезах была,        Не слезный ток у ней, но кровь из глаз текла!        Лишенна зрения, она о гробы билась,        То лобызала их, рыдала и молилась;        Молитв и слов ее расслушать я не мог,        Но только часто был призыван ею Бог.        Я, тронут жалостью, спросил тоски причину;        Она ответствует: "Оставь меня едину,        Причину горести моей Всевышний зрит".

Коранс

       Что я ни слышу, всё как гром меня разит!

Мирози

       О Творче мой!

Жером

                                 Смущенный встречею такою,        Спешил исполнить я веленное тобою;        Когда искомая была возглашена,        Призналася, увы! что то сама она.        Всю горесть отложа, вдруг крепость возымела,        Пред вас сама предстать поспешно восхотела.        Но се ее ведут!..

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же, Занета (покровенна и провождаема двумя воинами)

Мирози

                                   Льзя ль жалость снесть сию!

Занета

       Пришли ли мы туда? пред вами ль я стою?

Мирози

       Ты с нами, дщерь моя!..

Коранс

                                               Что вижу я? Занета! —        Какое зрелище!..

Занета

                                    Уже не вижу света!        Но мнится мне, что я Корансов слышу глас;        Скажи мне, здесь ли ты, нашла ль с отцом я вас?

Мирози

       Познай ты нас, познай по тяжкому стенанью!

Коранс

       По вздохам, по слезам, по смертному страданью!        Я весь окаменей, моя хладеет грудь.        Занета! прогляни на смерть мою взглянуть!

Занета

       Постойте и ко мне теперь не приближайтесь,        Воззрите на меня и Бога ужасайтесь!        Не с тем намерилась Занета к вам вступить,        Чтоб нежность нежностью в Коранса возвратить;        Но с тем, чтоб он своей любви сопротивлялся,        Меня бы позабыл, но духом не смущался.        За то, что был мой взор тобой, Коранс! прельщен,        За то в нем ныне свет навеки потушен;        Огнь сердца моего во мрак преобратился,        И грех в душе моей погас, простыл, затмился.

Коранс

       Когда тебя твой грех к сей крайности привел,        Почто я вижу свет? я тот же грех имел;        Почто наказаны с тобой не вместе оба?        От видимого мной почто я спасся гроба?        Проси ты Господа, коль можешь ты просить,        Чтоб смертию твои мне скорби заменить.        Но мне во прелестях ты зришься совершенна,        Ты в сердце у меня, хотя очей лишенна.        Занета и теперь в душе моей живет,        Все чувства радует и в мысли вносит свет;        Забвенью предаю мученья и напасти,        Которы претерпел от злополучной страсти;        Лишь только будь и ты, как прежде, такова.

Занета

       Уж поздно слушать мне толь нежные слова!        Все прежни слабости теперь я ненавижу,        Хотя не вижу вас, однако Бога вижу;        Я с ним беседую, он в сердце у меня;        Оно очищено от вредного огня.        Полезно кажется мое мне наказанье.        Прости, и истребляй развратное желанье!        Я скроюся навек…

(Хочет уйти.)

Коранс

                                        Постой, постой! лишаюсь сил…        Почто жестокую, почто я возлюбил?        Родитель мой, вступись, вступись хоть ты за сына!        Отрада в жизни сей Занета мне едина;        Склони ее, склони оставить сан и чин.        Я рвусь…

(Падает в объятия к воинам.)

Мирози

                        Что сделалось с тобой, о мой любезный сын!        Ни рассуждения, ни чувства не имеешь.        Занета! ежели о страждущих жалеешь,        Проси ты Господа, чтоб, сжалясь надо мной,        Он мне единому ваш грех причел виной:        Страданием своим хочу ваш грех отерти,        За вас и за себя принять готов три смерти.

Занета

       Престань, престань и ты, о старче! не греши;        Забудь обеих нас, не погубляй души!        Со временем его тоска конечно минет,        Он, Господа сыскав, любовь свою покинет.        Мне так, как и тебе, его сердечно жаль;        Но дщерям божиим несвойственна печаль.        Уж я наказана за то, что с ним любилась,        И должно, чтоб теперь я к Богу обратилась.        Пойду и припаду к священным олтарям,        Чтоб всем троим Господь послал прощенье нам!        Покаясь и прияв за слабость люты казни,        Иду теперь во храм, иду я без боязни!        В сей чистой совести готова умереть…        Но Бог еще мне раз велел на свет воззреть:        Я вижу бедного Коранса пред собою!        Коранс, спасись! напасть простерлась над тобою!        Увы! из света путь отверзт обеим нам…        Что двигаться моим препятствует устам?        Блеснувший свет в глазах как молния сокрылся…        Уж близко смерти час душе моей явился;        Корансовой тоски не в силах пренести,        Спокойно умирать иду… прости!..

Мирози

(обняв ее)

                                                                   Прости!

(Занету выводят.)

 

ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ

Мирози, Коранс, Жером и воины

Мирози

       Таким подвержены несчастьям люди в свете!        Страдают две души сей жизни в самом цвете;        Конечно, их отцы прогневали Творца.        Опомнися, мой сын, и пожалей отца!

Коранс

       Увы! родитель мой, куда Занета скрылась?

Жером

       Она сейчас в свою обитель удалилась.

Коранс

       На что ж мне в свете жить и горести терпеть?        Противен мир, коль в нем возлюбленной не зреть.

Мирози

       Опомнися, мой сын!..

Коранс

                                             На что сии советы?        Могу ль их чувствовать, когда лишен Занеты?        Отчаян, возмущен, могу ли в свете жить        И так, как верный сын, отечеству служить?        На что тебе моя плачевна жизнь полезна?..

Вошед один воин.

       Уже скончалася Корансова любезна!

Коранс

       Какой ударил гром! увы! Занеты нет,        Хладеет кровь моя, в глазах темнеет свет!        Не свет, увы! не свет, Коранс оставлен ею!

(К воину.)

       Скажи, как смерти злой удар свершился с нею?

Мирози

       И так довольно ты, о сын мой! возмущен.        Что спрашивать о том, чего уже лишен!

Коранс

       Хотя последнее дай сердцу утешенье,        Последнее прими от сына ты прошенье:

(воину)

       Скажи, о всем скажи!.. О! коль несчастен я!

Вестник

       Скончалась подлинно любезная твоя.        Когда вступили мы во храм ее отселе,        Томиться начала душа во слабом теле.        Занетина глава склонилась ко плечам,        Она прерывисто тогда вещала нам:        "Ко гробу праотцев скоряй меня ведите,        Я вижу смерть свою! Корансу вы скажите,        Что я у смертного о нем вздохнула рва,        Что мной он был любим; но Бог…" Сии слова        Последние в ее устах нам слышны были;        Мы тело мертвое во гробе положили,        Но смерть затмить ее пригожства не могла,        Она приятностью, лишенна чувств, цвела.        Велели мы погребсть несчастну с должной честью        И возвратились к вам с такой печальной вестью.

Коранс

       О ты, достойная небесных мест краса!        Ты в светлые теперь восходишь небеса!        А день в глазах моих еще не исчезает;        Но душу у меня свет мучит, ад терзает.

Мирози

       О Боже! нет его отчаянью конца.        Опомнися, мой сын, не раздражай Творца!

Коранс

       Уж больше нечего к моим бедам прибавить;        Могу ль любовь питать и мира не оставить?        Я должен учинить, чем клялся прежде ей,        Иль в ад, иль в небеса последую за ней!        Двух верных толь сердец в земле не разлучите,        В единой их тела гробнице положите;        Жить больше мне нельзя! родитель мой, прости!

(Закололся.)

Мирози

       О Боже! льзя ли зло такое пренести?        Ударь, Всевышний Царь, ударь еще громами!        В крови Коранс! в крови Занета пред очами!        Коль горько зреть на них! О Боже! дух мой вынь!        Иль бедного отца щедротой не покинь!

Жером

       Присутствуй, Господи, своей щедротой с нами!

Коранс

       Угас, уже угас свет скучный пред очами!        Введите в храм меня, чтобы в последний мог        Вздохнуть… и умереть возлюбленной у ног.        Нет жалостней моей и нет счастливей части.

Мирози

       Вот действие любви! Вот плод безмерной страсти!

КОММЕНТАРИИ

…с саном ангельским… — Сан ангельский — монашеский чин.

1758

 

Освобожденная Москва

ТРАГЕДИЯ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Князь Димитрий

Князь Феодор

Князь Иоанн

Князь Руксалон

Князь Пожарский

Леон, сын Димитриев

София, сестра князя Пожарского

Минин, купец нижегородский

Парфения, наперсница Софии

Гетман польский Желковский

Вьянко, сын Желковского

Хоткеев, вельможа польский

Вестник российский

Страженачальник польский

Девицы российские

Военачальники российские и польские

Воины российские и польские

Впервые — Освобожденная Москва. М., 1798. Представлена в Петровском театре в Москве 18 января 1798 г.; игралась периодически, с большими перерывами, на сценах Петербурга и Москвы до 1816 г., в том числе в Петербурге во время Отечественной войны, после изгнания из Москвы Наполеона, 28 октября и 1 ноября 1812 г.

Печатается по кн.: Херасков М. М. Творения. М., [1798], ч. 5.

Историческую основу трагедии составляет освобождение русским ополчением в 1612 г. Москвы от польских интервентов. Соблюдая правила единства времени, места и действия, Херасков объединил в рамках одних суток события нескольких месяцев: к Москве ополчение подступило 18 августа (д. 1); сражение с подошедшим на помощь осажденному польскому гарнизону отрядом состоялось 22–24 августа (д. 3, явл. 5; д. 4. явл. 6, 11–12), и 25 августа, не выполнив своей задачи, отряд ушел от столицы, но в руках поляков и находившихся с ними бояр оставались Китай-город и Кремль; Китай-город был взят 22 октября, а 26–27 октября сдался и Кремль (д. 5); в январе 1613 г. начал заседать Земский собор, избравший на царство Михаила Федоровича Романова (1596–1645), о чем было объявлено 21 февраля (д. 5, явл. 9). В трагедию введены также некоторые эпизоды и ситуации 1610 г.; соответственно в числе действующих или упоминаемых в качестве таковых персонажей оказались исторические лица, к ним причастные, но не участвовавшие в событиях 1612 г. Намеренные анахронизмы, определявшиеся творческой установкой автора, повлекли с неизбежностью отступления от исторической точности в отношении многих реальных фактов, которые вследствие этого существенно в пьесе трансформированы вольной их интерпретацией.

Любовная линия сюжета полностью вымышлена; она представляет, вероятно, аналогию коллизии младшего Горация — Камиллы — Куриация — Валерия в трагедии П. Корнеля "Гораций" (1640).

Разрабатывая сюжет трагедии "Освобожденная Москва", Херасков мог опираться на труды русских и зарубежных историков (в том числе, по-видимому, на седьмой том "Истории российской" М. М. Щербатова), на изданные к тому времени "Летопись о многих мятежах и о разорении Московского государства от внутренних и внешних неприятелей" (СПб., 1771; изд. 2-е, М., 1788) и "Сказание о осаде Троицкого Сергиева монастыря от поляков и литвы; и о бывших потом в России мятежах" Авраамия Палицына (М., 1784); обращался драматург, вероятно, и к рукописным хронографам.

Фамилии польских военачальников приводятся Херасковым в формах, употребленных в источниках, которыми он пользовался.

 

ДЕЙСТВИЕ I

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Театр представляет вдали город Москву, окруженную каменною стеною, которой часть разрушена; по местам расставленные палатки. В конце театра виден большой шатер; в предсении оного составляют совет многие бояре.

Князь Феодор, боярин Иоанн, князь Руксалон, князь Димитрий и многие другие князья и вельможи.

Князь Руксалон

       Доколе нам с Литвой без пользы воевать,        Доколе нашу кровь мы будем проливать?        Кругом селения лежат опустошенны;        Поля слезами вдов и сирых орошенны;        На храмах видимы потусклые главы,        Изображают и уныние Москвы.        В лугах, мне кажется, в лугах окровавленных        Не столько воинов, как теней избиенных;        Взгляните пристально, вельможи, на поля:        Питает не пшено, пьет нашу кровь земля.        Не можем тела мы единого составить;        Повиновенья нет, всяк хочет войском править;        Не польза общая — нам частная нужна;        Россия зыблется и рушиться должна.        Когда начальника при воинстве не зрится,        Что должно делать нам? — как стаду разойтиться.

Князь Феодор

       Как стаду разойтись? Ты можешь, не стыдясь,        Из уст произносить такие речи, князь!        Россию защищай, доколь Россия дышит, —        Вот что нам Филарет в плену из Польши пишет:

(вынув, читает письмо)

       "В темницу заключен, кончая жизнь мою,        В глазах Литвы пишу я грамоту сию;        Склонив к измене вас, приобрету свободу;        Но я даю совет вельможам и народу        Не рабствовать Литве и кровь за веру лить…"

(Окончав чтение.)

       Слезами должно нам сие письмо омыть!

Князь Димитрий

(приняв письмо)

       Как гласу божию, его словам внимаю        И руку пастырску в восторге лобызаю.

Князь Руксалон

       Не можно воевать — здесь ужас, трепет, страх,        Удобен ли потрясть кремнисту гору прах?        Где войско? где союз? где? где наш хлеб насущный?        Народ имеем мы начальству непослушный;        Народ, взирающий со страхом на Литву,        Считает не своим престольный град Москву;        Полякам предана Российская держава;        Кто, кто теперь лишит престола Владислава?

Князь Димитрий

       Доколе у меня лиется в жилах кровь,        Не истребится в ней к отечеству любовь;        С оставшими при мне отечества сынами        Пускай мой ляжет прах под здешними стенами!        Доколь последний вздох во брани испущу,        Россией царствовать Литву не допущу:        Хоть наше счастие и слава миновалась,        Всего лишились мы; но храбрость нам осталась!        Ах! можно ль не стыдясь возвесть нам смутный взор        На наш престольный град, на общий наш позор?        Мы, мы отечества, мы трона не заступим        И нашей кровию России не искупим,        Московских жителей не свободим от уз?        Мы вступим в пагубный с поляками союз,        От поругания пол женский не избавим,        И старцев и детей у них в плену оставим?        О други! вот Москва, вот храмов тех главы,        Где прежде в тишине молились Богу вы;        Мы наших сродников, мы домы там имеем,        Ни к сродникам идти, ни в дом вступить не смеем?        Нет! нет! с немножеством оставшихся мне сил,        В которых мужества злой рок не погасил,        С друзьями храбрыми, ко горы любят славу,        Клянуся защищать Российскую державу!

Князь Руксалон

       Тебе удобно, князь, с Литвою воевать,        Когда умеешь ты корысти добывать;        Имеешь ратников отважных, воруженных.        Но сколько жен от них мы зрели убиенных,        Сих жен, несчастных жен, которые — увы!        К нам пищу и сребро носили из Москвы?        Не меньше я других святыню чтить умею,        Но храмы защищать пособий не имею;        На жен я нападать, ни грабить не привык.

Князь Димитрий

       У слабого в руках копье и меч тростник.        Я знаю, что меня, о князь! ты ненавидишь;        Ты в ратной строгости грабеж и подлость видишь.        Ответствовать тебе мой должен был бы меч,        Но я злоречие умею пренебречь.

Князь Феодор

       Не ссоры нужны нам, друзья мои! не ссоры,        Лишили нас Москвы боярские раздоры;        Когда согласием своим не поспешим,        Последних мы подпор отечество лишим.        Прогневали Творца, мы небо огорчили,        Когда Литве царя Василия вручили,        Вручили нашего отечества главу;        Полякам отдали державу и Москву.        Кто тако посрамил венец и скипетр царский?        Нестройства внутренни, раздор, совет боярский;        Как враны хищные, на их мятежный глас        Поляки двинулись и растерзали нас.        О! коль вы счастливы, родители любезны,        Которы наши дни предупредили слезны        Или не дожили до сих плачевных лет,        Когда Москва в плену, когда России нет!        Приняв почтенное название боярства,        Мы есть крепчайшие подпоры государства;        О благе мы его обязаны радеть,        С ним купно ликовать, с ним купно и болеть.        Где царствует мятеж, там царствует нахальство;        А зло лютейшее в народе безначальство!        Престанем буйствами Россию раздирать —        Нам должно воинству начальника избрать;        На мужество, на честь, на истину воззрите        И воинству главу, о други! изберите.

Боярин Иоанн

       Начальника избрать, о небо! нам внуши.        Народы без главы есть тело без души.

Князь Руксалон

       Мы нашим воинством, друзья! без действа правим;        Кого отечества защитником поставим?        Пожарский князь, в бою стрелами изъязвлен,        Скончался, может быть, за Волгу удален.        Сей муж, почтенный муж, чему весь град свидетель,        Умел совокуплять с геройством добродетель,        Не славы собственной, не почестей искал,        Но славу общую он грудью защищал;        О! если б сей герой ко граду возвратился,        Конечно бы ему правленья жезл вручился;        Но нет Пожарского, — кого мы изберем?

Князь Димитрий

       За веру мы, за трон бесстрашно все помрем!        Пожарского в чертах изображая дивных,        Ты хочешь уязвить людей, тебе противных:        Нас хочешь угнести достоинством его,        Как будто мы в войне не значим ничего;        Но наши явны суть отечеству заслуги.

Князь Феодор

       Оставим прение, оставим зависть, други!        Такого должны мы начальника избрать,        Который приучен бесстрашно умирать;        Кто купно сам собой и войском может править,        Враждебные слова презренной вещью ставить;        Кто так, как верный сын, отечество любя,        На жертву отдает за всех людей себя;        Малейшие в войне опасности предвидит;        Пылая мужеством, кто гордость ненавидит.        Забыли вы, друзья, чья молния, чей гром        Соделал в сей стене сей видимый пролом.                      Бояре тайно советуют.

Князь Димитрий

       Где море, Руксалон, ты видишь возмущенно,        Там око у тебя на капли обращенно.        Не мелочи в войне мы должны примечать;        Россия в крайности — пойдем ее спасать!        За благо общее пойдем с Литвой сражаться!

Князь Руксалон

       Под тенью общих благ ты хочешь укрываться        И пользу собственну желаешь соблюсти;        Вещая истину, я враг и недруг льсти!

Боярин Иоанн

(вслух)

       Вручим себя, вручим начальнику такому.

Князь Феодор

       Вручим Димитрию — кому вручить иному?

Боярин Иоанн

(Димитрию)

       Начальство восприми!

Князь Феодор

(Димитрию)

                                             Отечество прославь,        И нам повелевай, а нашим войском правь!

Князь Димитрий

       Сие почтенное, друзья мои, избранье        Мне будет от клевет служить во оправданье;        На многих изощрен злодейский был кинжал,        Полвойска убыло, Заруцкий убежал.        Когда отечества не защищает воин,        Так сыном он его назваться недостоин.        Да тот оставит нас, усердия в ком нет.

Князь Руксалон

       Под властью у тебя меня не узрит свет.

(Ушел.)

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те ж, кроме Руксалона

Князь Димитрий

(вельможам)

       Для обществ тягостно людей сварливых свойство;        Там смуты, где они; где нет их, там спокойство.        Когда полезна брань, так брань с Литвой начнем;        Мы силы наши в грудь едину соберем        И наше мужество в подсолнечной прославим;        Пойдем, отечество от гибели избавим!        О други! должны мы ко граду приступить;        Но чем разрушенны нам силы подкрепить?        Мы здесь как будто бы в глухой живем пустыне,        И храбрый только дух нам служит пищей ныне;        Единым воинство усердием живет;        Надежда крепость нам; но день иль два пройдет,        Угаснет пламень их и крепость истощится;        Там огнь возгнесть легко, где искра в пепле тлится:        Последню искру мы, друзья, воспламеним,        Дерзнем против Литвы, пойдем сквозь огнь и дым!        Хоть трудны времена, не трудны нам победы;        С отважным Понтусом поборствуют нам шведы,        Сей друг, россиян друг, к спасению Москвы        В единый с нами шаг пойдет против Литвы.        Заутра ко стенам в последний раз приступим,        Умрем или Москву от польских уз искупим.        От глада умереть мы должны без того;        Днесь в помощь призовем мы Бога своего,        Совокупим пред ним, о други! души наши,        Да будут, как мое, сердца усердны ваши!

Князь Феодор

       Берем в свидетели мы нашего Творца,        Что наши, как твое, усердствуют сердца.

Князь Димитрий

       Но прежде, нежели к осаде мы решимся,        Развраты отвратить от воинства потщимся.        Известны, думаю, известны, други, вы,        Что жены тайно к нам приходят из Москвы,        Которые друзей и ближних посещают,        Но часто ратников к измене возмущают;        Когда народ к войне бывает воружен,        Опасна для него тогда беседа жен.        Пускай соблазнам путь ко стану заградится,        Опасность и грабеж мгновенно прекратится;        Нередко ратников они корыстью льстят,        К полякам преклонить ласкательством хотят.        Не раз я полагал свиданьям сим препону,        И вот что грабежей казалось Руксалону.        От пагуб воинство, от лести остеречь,        Нам должно выход жен из города пресечь.

Боярин Иоанн

       Имуществом своим нас жены подкрепляют.

Князь Димитрий

       Но часто мятежи в народе воспаляют.        Да будет тот почтен изменником от нас,        Нарушить кто дерзнет вельможеский приказ!

Князь Феодор

       Когда опасностью сие свиданье числишь,        Ко благу общему всё делай, что примыслишь.           Слышен пушечный выстрел в городе.        Что значит выстрел сей?

Князь Димитрий

                                                 Грозят нам громы новы!        Но мы против громов поставить грудь готовы.        Сегодня воинство к осаде учредим,        Ему бесстрашия примеры подадим.        За чем, Леон?

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ

Те ж и Леон

Леон

                                  Предстать перед совет боярский,        От Волги возвратясь, желает князь Пожарский.

Князь Димитрий

       Пускай предстанет он!

Князь Феодор

                                                Итак, Пожарский жив?        Счастлив сей день для нас, и подвиг наш счастлив!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те ж, князь Пожарский и Минин

Князь Димитрий

(князю Пожарскому)

       Желанию князей и войску возвращенный,        Иди в объятия к друзьям, о князь почтенный!

Князь Пожарский

       Вельможи! грозная дошла до нас молва,        Что в узах у Литвы престольный град Москва;        Что ей последний вздох свободы остается;        Что с нею трон врагам российским предается;        Что наши братия, отечества сыны,        Бессильствуют, и войск и пищи лишены.        Молва, сия молва россиян пробудила,        Как бурный ветр, она по Волге проходила,        В движенье привела сынов российских кровь,        Воспламенила в них к отечеству любовь.        Познав российских бед превосходящу меру,        Пришли мы защищать Москву, престол и веру.

(Указав на Минина.)

       Сей муж, почтенный муж, России сын и друг,        Примером сделался отечеству заслуг;        Не князь, не знатный муж, не есть чиновник дворский,        Он Минин! Минин он! — купец, нижегородский.        Порода знатная без добрых дел ничто;        Тот в мире знаменит, полезен царству кто!        К отечеству сей муж подвигнут сожаленьем,        Пожертвовал ему и жизнью, и именьем:        Он дом, стада, луга во злато обратил        И злато общему спасенью посвятил.        Примеры Минина россиян возбудили,        Свое богатство с ним они совокупили.        Он, ревностью своей людей воспламеня,        Сыскал и посетил в моем селе меня,        Меня, лежащего от ран изнеможенна,        В Москве пред вашими очами пораженна;        Ах! рану тяжкую на сердце я носил,        Что защищать Москву лишился прежних сил!        Мне Минин больше ран, чем польский меч, прибавил,        Когда отечество в опасности представил.        Но голос мне его росой целебной стал,        Когда мне ревность он россиян описал        И волжских жителей представил в видах новых,        Именье, жизнь, детей пожертвовать готовых.        Над войском Минин мне начальство предложил;        Я искренно всегда отечеству служил,        Начальство принял я. Но всё равно бы было,        Мне меч отечество иль посох бы вручило;        Главой над войском став, не славы я ищу,        Но славу возвратить отечеству хощу.        Со мною Минин власть над войском разделяет;        Я ревностью народ, он златом подкрепляет.        Мы многие полки от Волги привели.        Поляки, усмотрев из града нас вдали,        На нас с московских стен вниманье обратили.        И выстрелом свое смятенье возвестили.        Но пусть подвигнется литовский ужас весь,        Чего страшиться нам? в, я и Минин здесь!

Князь Димитрий

(Минину)

       О муж, почтенный муж! ты почестей достоин!        Кто войски подкрепит, тот есть отменный воин;        Именьем ты своим Россию искупил,        Вздремавших ратников к войне совокупил;        Между главнейшими отечества сынами        Воссядь, почтенный муж, воссядь ты купно с нами.                             Дают ему место.

Минин

       Что сделал я, князья, для почестей таких?        Что я не удержал сокровищей моих,        Что я других склонил пожертвовать именьем,        То делал двигнутый к России сожаленьем.        Именье от нее и жизнь я получил;        Что принял от нее, обратно ей вручил.        Кто только для себя богатство собирает,        На благо общее беспечно тот взирает;        А если нет стыда сокровище иметь,        Употреблять его нам надобно уметь;        Богатый должен ли себя представить чужда,        Когда отечеству в его именьи нужда?        Я сын России, сын по действию небес,        Так дивно ль, что мой долг я матери принес?        Едины изверги родивших забывают,        Когда они в бедах и в нуждах пребывают.        Когда бы принял я за злато знатный чин,        Чин купля бы была, и с вами торг един;        Но если вашего внимания достоин,        Пусть буду я простой в полках российских воин.

Князь Димитрий

       Мы воинов простых все носим имена,        Но тот, кто в страшные России времена        Докажет мужество и храбрость в ратном поле,        Тот славой возгремит и будет прочих боле.        Мы кровь решились лить! Пожарский, ты и я        Соединим полки и будем все друзья!        Когда мы Понтуса сподвижником имеем,        Я льщусь теперь, что мы во подвигах успеем.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те ж и князь Руксалон

Князь Руксалон

       Посольство прислано от Польши и Литвы,        Хотите их принять или отвергнуть вы?        Ответ сей подлежит суждениям боярским,        А я служить хочу против Литвы с Пожарским.

Князь Димитрий

       Бесстрашно можно их к сей думе допустить;        Но наше мнение им должно возвестить,        Что с ними ни в какой переговор не вступим,        Доколь Москвы от уз литовских не искупим.

Князь Пожарский

       Увидя, может быть, полки мои вдали,        Они подсматривать российский стан пришли        И наши склонности испытывать желают.        Явим, что к ним враждой сердца у нас пылают.

Князь Димитрий

       Леон, во сретенье посланникам иди;        Но, стражу удалив, их к нам препроводи.

(Леон уходит.)

       Что презираем их, что их мы не страшимся,        Не воруженными, но тверды им явимся.

Князь Руксалон

       В поляков нам вперять не кротость должно — страх;        Явим, что молнии всегда у нас в руках!        Что с гордостью на их злодейство мы взираем;        Что не беспечны мы, хоть их и презираем.

Князь Пожарский

       К изображению отмщенья и досад        Не нужны молнии, один доволен взгляд.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Вельможа Хоткеев, сопровождаемый многими поляками; он имеет оливную ветвь в руке

Хоткеев

       Россияне! мы вам оливну ветвь приносим        И дружества от вас не требуем, но просим.        Ко человечеству врожденная любовь        Велит и нашу нам щадить, и вашу кровь;        С обеих мы сторон ее довольно лили,        И небо, кажется, сей кровью раздражили;        Огни военные нам время погасить,        Пришла пора сердца к союзу согласить.        Когда спокойствия отечеству хотите,        Оливну ветвь сию из рук моих примите.        Всей Польши именем ее вручаю вам,        России страждущей подпорам и главам;        А если в договор не вступите со мною,        Кровопролития вы будете виною.

Князь Димитрий

       Когда отступите к границам — от Москвы,        Отпустите бояр московских из Литвы,        Когда явится нам российский князь в порфире,        Он станет рассуждать, не мы, о нашем мире.

Хоткеев

       Народ, властители, вся русская земля        У нас на царский трон просили короля.        Благословенная сия была причина,        Что дал вам Сигасмунд для ваших выгод сына,        В залог ему бояр московских удержав.        Вступил в российские пределы Владислав,        Вступил, но твердости вы в клятвах не имели,        В России мятежи как бури восшумели.        Войну, волнение и наглости унять,        Царем вам надлежит царевича признать;        Ему приятен мир, а брани неприятны.        Вельможи! чаю, вам мои слова понятны?

Князь Пожарский

       В оковы ввергнув нас, Россию разорив,        Быть кроток Владислав, быть чает справедлив.        Что должно делать нам, мы сами разумеем;        Зри, сколько воинства и рыцарей имеем!        Умреть иль победить решился всяк из нас;        А что мы думаем, читай из наших глаз.        Доколе в Севере литовский голос внемлем,        Ни Владислава мы, ни мира не приемлем.

Хоткеев

       Ответом явственным обязан мне Совет.

Князь Пожарский

       Вражда! и мщение! вот ясный наш ответ!

Хоткеев

       И я вражду в сей час России объявляю,        Я ветвь, оливну ветвь, пред вами преломляю.        Не мир провозглашу, провозглашу войну!        Из сей полы вам казнь и брани истряхну.        К опустошению градов и сел московских        Отец и Вьянко-сын, готовы два Желковских.        О небо! не причти нам пагубы виной,        Которая всегда сопряжена с войной.        Но целую вам ночь даю на размышленье —        Продлить жестокое иль кончить ослепленье.        Сопротивляяся и клятвам, и судьбе,        Вы шведов призвали в союзники к себе;        Державу, может быть, вы им, как нам, сулите;        Но вы моим словам в последний раз внемлите:        Заутра грянет гром, коль миру не цвести!

(Ушел.)

Князь Пожарский

       Жди наших ты громов, себя не миром льсти.

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Князь Димитрий

       Да гордость польская и наглость усмирится,        Нам должно силами в круг тесный съединиться,        Составить грудь одну и душу из полков,        Приимем молнии и бросим на врагов!        Единая глава должна полками править.

Князь Пожарский

       Мне войска нашего нельзя с твоим составить:        Мы с тем условием явились под Москвой,        Дабы нам действовать особо пред Литвой;        В сем деле с Мининым нас клятвы обязали.

Князь Руксалон

       И должно, чтоб они особо доказали        Их ревность на войне;

(Пожарскому)

                                             о князь! твоей рукой        Да будет возвращен отечеству покой.

Князь Пожарский

       То Промыслу решить во брани остается.

Князь Димитрий

       Так рознь у нас в полках и смута вновь начнется.

Князь Пожарский

(Димитрию)

       В освобождение несчастныя Москвы        Я мог бы воевать один против Литвы;        Хоть в мужестве моих соратников уверен,        Но вас лишать венцов геройских не намерен.        Меня бы не могла победа веселить,        Котору с ближними не стал бы я делить.        Тогда полезны мы, тогда бываем славны,        Когда усердием в трудах военных равны;        А ежели в полках родится рознь сия,        Верь, верь мне, что виной тому не буду я.        Дать верности пример обязан крут боярский;        Мы должны уважать заочно образ царский.

Князь Димитрий

       Но где, но где сей царь?

Князь Пожарский

                                              Царь в сердце у меня!        Держава без царя не существует дня.        Поднесь сияющей на сетующем троне        Российской должны мы подвластны быть короне.        Как Бога чтим, не зря его у олтаря,        Невидимого чтить нам должно так царя.        Лишенны мы хотя священна царска лика,        У верных подданных всегда в сердцах владыка.        Там рабства дух, где всяк желает быть царем,        Народам тягостный безвластия ярем.        Когда в московские достигнул я пределы,        Изобразились мне опустошенны селы,        Вдовицей плачущей явилася Москва,        Пустыней сделала селения Литва.        Сестра, которая толь нежно мной любима,        Оставленная мной, в селе моем незрима;        Внимая общий стон, могу забыть сестру;        Но за отечество отмщу или умру.

Леон

       От польских наглостей скрываться принужденна,        Сестра твоя, мой князь, в Москву препровожденна.        Избавил я княжну гонения, оков,        Рассеял, истребил, прогнал ее врагов;        Софииной во всем покорствующий воле,        Безвредну проводил во град ее оттоле,        Вручил имеющим с ней родственную связь.

Князь Пожарский

       Благодарение тебе, любезный князь!

(Вельможам.)

       Пойдем!

 

ЯВЛЕНИЕ ОСЬМОЕ

Князь Димитрий и Леон

Князь Димитрий

                       На части власть при войске разделена        К единой цели быть не может устремленна.        Я сделан войск главой! а ты, Леон, в нощи        Старайся все стези в военный стан стрещи;        Вельможи во своем совете утвердили,        Да жены б из Москвы к шатрам не приходили;        Исполни мой приказ, ко страже прилежи;        Уйми, обуздывай насильства, грабежи,        Чем ратников моих позорно упрекают,        К чему их подлинно корысти подстрекают;        А прелесть лиц влечет к развратности других,        Предохраняй полки от дерзостей таких,        Да мы недремлющи Пожарскому явимся.

(Ушел.)

Леон

       Без ропота тебе послушны все явимся.

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Леон

(один)

       Послушен я во всем тебе, родитель мой;        Священнейший закон единый взгляд мне твой.        Но ежели в сии места придет София!        Пусть вся возопиет против меня Россия,        Могу ль пресечь ее к свиданью с братом путь?        Увы! она вошла в мою свободно грудь:        Когда передо мной блеснут ее заразы,        Забвенны могут быть мне данные приказы;        На части грудь мою любовь и долг делит,        Но совесть мне отцу послушным быть велит.

КОММЕНТАРИИ

Князь Димитрий — Трубецкой Дмитрий Тимофеевич (ум. 1625), один из руководителей борьбы с польской интервенцией в 1610–1612 гг., возглавлявший отряды южного провинциального дворянства и казаков; во временном правительстве, составленном на период между изгнанием захватчиков и возведением на престол Михаила Федоровича, писался по боярскому сану первым и одно время демонстративно настаивал на своем главенстве.

Князь Пожарский — Пожарский Дмитрий Михайлович (1578–1642), полководец и государственный деятель, возглавивший вместе с Мининым народное ополчение.

Минин — Кузьма Минич Захарьев-Сухорук (ум. до сер. 1616), нижегородский посадский человек, торговец мясом, земский староста, один из организаторов и руководителей народного ополчения.

Гетман польский Желковский — Жолкевский Станислав (1547–1620), принимал участие в интервенции в 1610 г., занял Москву, но в октябре того же года вернулся в Польшу, передав начальство над гарнизоном в русской столице другому лицу. В 1612 г., уже после освобождения Москвы ополчением, поход к ней предпринял сын гетмана Адам Жолкевский, который был разбит на подступах к городу.

Хоткеев — Ходкевич Ян Кароль (1560–1621), польский полководец, возглавлявший в 1612 г. отряд, посланный на помощь польскому гарнизону, осажденному в Москве ополчением.

Князь Руксалон, Леон, София, Парфения, Вьянко — вымышленные персонажи.

Доколе нам с Литвой без пользы воевать… — Название "Литва" часто употреблялось в значении "Польша", т. к. литовские земли входили в состав последней.

Питает не пшено, пьет нашу кровь земля. — Земля не питает (не растит) пшено, а пьет нашу кровь.

Филарет (в миру Федор Никитич Романов, ок. 1554–1633) — митрополит ростовский, позднее московский, отец будущего царя Михаила Федоровича, участвовал в посольстве, отправленном из Москвы осенью 1610 г. к осаждавшему Смоленск польскому королю Сигизмунду III (1566–1632, прав. с 1587) для переговоров о возведении на русский престол королевича Владислава (1595–1648); в апреле 1611 г., за отказ санкционировать неприемлемый для России договор в условиях, когда первое ополчение вело сражение за Москву, Сигизмунд арестовал послов и отправил в Польшу, где их содержали в тюрьме; Филарет пробыл в плену до 1619 г.

Кто, кто теперь лишит престола Владислава? — Первоначально Владислав был провозглашен царем частью русской знати в Тушине 4 февраля 1610 г.; после низложения царя Василия Ивановича Шуйского (см. далее) бояре в Москве, опасаясь ее захвата Лжедмитрием II, со своей стороны избрали Владислава на царство, заключили об этом 17 августа договор с подошедшим к столице Жолкевским, привели 27 августа к присяге население и в ночь с 20 на 21 сентября впустили в город поляков. Переговоры посольства с Сигизмундом относительно его сына не имели успеха из-за отказа польского короля, считавшего необходимым самому занять русский престол, выполнять условия договора. Дальнейшее развитие освободительной борьбы лишило это избрание силы, хотя формально оно оставалось действительным.

Когда умеешь ты корысти добывать (ср.: Уйми, обуздывай насильства, грабежи, // Чем ратников моих позорно упрекают). — По свидетельствам современников, казаки, стоявшие под Москвой, творили грабежи, насилия и бесчинства в деревнях, селениях и на дорогах. В разногласиях и распрях казаков с земством, выливавшихся в разбой и грабежи, от которых страдало и население и ополчение, находили выражение социальные противоречия и конфликты Московского государства.

Когда Литве царя Василия вручили… — Царь Василий Иванович Шуйский (1552–1612, прав. с мая 1606 г.) был низложен боярами 17 июля 1610 г. после поражения русского войска от Жолкевского при с. Клушине (24 июня), пострижен в монахи, но в том же году с братьями увезен Жолкевским в Польшу.

Пожарский князь, в бою стрелами изъязвлен, // Скончался, может быть, за Волгу удален. — Речь идет о ранениях, полученных в сражении за Москву 19 марта 1611 г.; с поля боя Пожарский был отвезен в Троицко-Сергиевский монастырь, а оттуда в одну из своих суздальских вотчин (на правом берегу Волги, т. е. не "за Волгою"); там он пробыл до осени 1611 г., когда был призван в Нижний Новгород. Ко времени, к которому приурочено действие трагедии, у осаждавших Москву русских не было никакой неопределенности относительно его судьбы, поскольку не только было известно об организации им ополчения, с которым он стоял в Ярославле с апреля до конца июля 1612 г., но и Д. Т. Трубецкой обращался к нему туда с просьбами о помощи против двигавшегося к Москве Ходкевича.

На многих изощрен злодейский был кинжал, // Полвойска убыло, Заруцкий убежал. — Заруцкий Иван Мартынович (казнен в 1614), политический авантюрист, атаман донских казаков, поддерживавший Лжедмитрия II, а после его смерти примкнувший к первому ополчению и входивший в 1611 г. во временное правительство вместе с П. П. Ляпуновым и Д. Т. Трубецким. В 1612 г., осаждая с последним Москву, вступил в тайные переговоры с Ходкевичем, попытался не пустить земское ополчение в Ярославль и затем отошел в Коломну со своими казаками, составлявшими около половины сил под Москвою. Фраза о "злодейском кинжале" подразумевает, очевидно, убийство казаками 22 июля 1611 г. П. П. Ляпунова, с которым Заруцкий спорил о первенстве, и организованное им же покушение на Пожарского в Ярославле.

С отважным Понтусом поборствуют нам шведы… — Шведский генерал Якоб Понтус Делагарди (1583–1652), часто именовавшийся в документах и трудах историков Яковом Понтусом (Пунтусовым), возглавлял посланное в 1609 г. королем Карлом IX для помощи царю Василию пятнадцатитысячное войско и обязывался договором "его царскому величеству и всему государству верно служити <…> и с его царского величества подданными людьми от польских и литовских людей и от мятежников и изменников русское государство очистить". Небольшой отряд Делагарди в соединении с русским воеводою М. В. Скопиным-Шуйским (1587–1610) вступил в Москву 12 марта 1610 г. После поражения при Клушине (см. коммент к строке: Когда Литве царя Василия вручили…) большая часть наемников Делагарди перешла к полякам, а с остальными он ушел на север к шведским рубежам.

Мне войска нашего нельзя с твоим составить… — По приказу Пожарского, опасавшегося стать, подобно П. П. Ляпунову, жертвою междоусобицы, ополчение заняло позиции отдельно от казачьих таборов.

 

ДЕЙСТВИЕ II

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Выходят из Москвы Вьянко, князь Желковский, с пламенником, и София, сопровождаемая многими девицами. — Ночь. Театр представляет часть Девичьего поля

София

       Постой, о Вьянко! здесь — мы к нашим войскам близки,        Уже белеются вдали шатры российски,        И ратные уже нам слышны голоса,        Твердящи каждого биение часа;        Все клятвы я мои и твой совет я помню;        Что польза общая велит, всё то исполню.        Мой брат, кем город сей был прежде защищен,        Сей храбрый брат к стенам московским возвращен;        Родством и дружбою с Пожарским сопряженна,        Надеюсь быть в моих советах уважения.

Вьянко

       Советуй и покой России возврати.        Но ах! могу ли я спокойно в град прийти?        К тем людям шествуешь и в те места вступаешь.        Которых любишь ты, которых уважаешь;        Но племя где мое и мой народ кляня,        Со всеми купно чтут злодеем и меня;        Где в видах таковых наш род изображают,        Которые сердца страшат и застужают.        Ты будешь от меня, София, далеко,        И жар твой потушить моим врагам легко;        Увы! к несчастию, отец мой, князь Желковской,        Немало приключил обид земле Московской;        Любезная княжна! родитель мой-не я;        Должна ль приписана мне быть вина сия?        Ты знаешь, сколько жар моей любви безмерен;        Могу ли во твоей быть твердости уверен?

София

       О ты, светящая на небесах луна!        Тебе моя любовь взаимная видна,        Мне мнится, зрят ее сии леса и горы!        Мой вид о ней тебе, мои вещают взоры;        Мне кажется, земля и небо говорит,        Что грудь моя тобой зажглася и горит.        Ах! Вьянко, клятвы ли священные нарушу?        Тебе я вверила все мысли, сердце, душу,

Вьянко

       Не знаю, отчего моя трепещет грудь        И мрачным кажется мне твой ко стану путь.        Хочу скрепиться я, скреплюсь и возмущаюсь,        Как будто я с тобой в последний раз прощаюсь;        Без грусти не могу на образ твой взирать,        Без слез я не могу "прости" тебе сказать.

София

       В любви успехи нам всегда неимоверны,        Сомнение цветы преобращает в терны;        Но руководствует взаимна нежность нам:        При смутных небесах мы ходим по цветам,        И скоро, может быть, заря для нас явится,        Печальна наша ночь в день ясный превратится.        Не возмущай души смущеньем никаким:        Любима я тобой, и мною ты любим,        Не страшно нам с тобой, не страшно разлученье,        Россиян страшно мне в их твердости смягченье.

Вьянко

       Сладчайший голос твой, сладчайшие уста,        И связи родственны, твой ум и красота,        Колико б ни были на Польшу россы злобны,        Они смягчить сердца и каменны удобны.

София

       Увы! не знаешь ты их правил, ни сердец;        Ни нежный друг, ни брат, ни сродник, ни отец        Стенанью ближнего, ни горести не внемлют,        Когда намеренье какое предприемлют.        Они, мне кажется, от камня рождены;        Их души изо льда быть мнятся сложены.        Подобные кремню имеют россы нравы,        Растрогать могут их лишь только громы славы.        Все силы буду я должна употребить,        Совету их представ, отверженной не быть;        Хотя других смягчить бояр и сомневаюсь,        На дружбу братнину в успехе полагаюсь.        Сокройся, успокой ты сердце, князь, мое;        Опасно здесь, мой друг, медление твое.

Вьянко

       Мне стан ваш кажется как некий облак черен;        Но если бы я был в любви твоей уверен,        Простился бы с тобой, простился без тоски.

София

       Покроют наперед мой прах сии пески,        Чем пламень мой к тебе погаснет, истребится;        Увы! когда умру, он будет жив, мне мнится;        Не застудится он от хладныя росы,        Являться станет здесь в полночные часы;        И ежели меня мой друг и позабудет,        Напоминать ему мою горячность будет;        Тебе и в вечности хочу принадлежать.

Вьянко

       Престань мне ужасы такие вображать;        Могу ли без тебя взглянуть на хладну землю!

София

       Прости! не мешкай здесь! людей бегущих внемлю —        Постой на час — беги! — и пламенник туши;        Прости! еще прости, скорей во град спеши!

Вьянко

(потушив пламенник)

       Мой пламенник потух, но лунный свет сияет,        И сердце у меня трепещет, замирает.        Ах! как могу с тобой разлуку пренести?        Нет, нет, не пренесу; — будь счастлива — прости!

(Ушел.)

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те ж, кроме князя Желковского

Парфения

       Отважное, княжна, ты предприемлешь дело:        Весь ужас позабыв, из града вышла смело,        Сопровождаема девицами в ночи.        Ах! всё опасно здесь!.. сверкают вкруг мечи!..

София

       Сокройтесь вы! а я недвижима пребуду        И данных Вьянке клятв при страхе не забуду.

Парфения

       Бегут! пойдем!                            Девицы уходят.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ

София

                                  Мой долг не устрашусь храня:        Любовь поставила и клятва здесь меня!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

София и стража с их начальником

Начальник

       Здесь виден был огонь и люди видны были,        К нам вопли женские отселе приходили;        Умолкло всё кругом — но светится луна,        О други! видима в долине сей жена.

София

       Я дева, не жена, такая ж християнка,        Такая же, как вы, такая ж россиянка;        Имела множество наперсниц здесь моих,        Но ваших блеск мечей прогнал ко граду их.        Коль награжденными за службу быть хотите,        К Пожарскому меня скорей препроводите;        Я тайну важную хочу ему открыть.

Начальник

       Женам запрещено из града выходить.        А что дарами нас, как хищников, прельщаешь,        Имеем то в руках, что нам ты обещаешь;        Всё в добычь отдают военные права,        Чем грудь украшена и чем твоя глава;        Мы алчем, бедствуем, мы видим гладны степи, —        Отдай убранства нам, отдай златые цепи;        Отдай, несчастная, и в город возвратись,        О тайнах письменно с Пожарским изъяснись.

(Хочет ограбить.)

                                  София
       Иль так россияне россиян защищают,        Последние у жен убранства похищают?        Нет жалости у вас к бегущим девам к вам,        Вы прямо есть враги, а не поляки нам:        Они к нам чувствуют во граде уваженье,        Ко мне почтение, а вы пренебреженье;        Не подлая раба, я княжеская дочь;        Сокрой от них меня, сокрой, ужасна ночь!

Начальник

       Хотя б ты подлинно княжной была рожденна,        Но если в пользу ты поляков убежденна,        Когда ты хвалишь их, россиян не щадишь, —        Обиду такову нам златом наградишь.

(Схватив ее за руку.)

       Иль жизнь, иль твой убор!

София

(на коленях)

                                                     Всё, всё теперь возьмите,        Но сжальтесь надо мной!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те ж и Леон

Леон

(прибегая с мечем)

                                                    Злодеи! отступите.        Кем воля к грабежам, кем дерзость вам дана?

(К Софии.)

       Кто ты, несчастная?

София

                                          Пожарская княжна.            Воины разбегаются в разные стороны.

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

София и Леон

Леон

       София! это ты, ты плачуща, стеняща,        У ног разбойников, как их раба, лежаща?        А сердце томное не возвестило мне,        Что близко от меня, что в сей ты стороне.        Нет, сердце мне давно Софию возвестило,        Сюда мои стопы и взоры обратило,        Оно влекло меня для помощи к тебе;        Какой обязан я, княжна, какой судьбе,        Что ты из города пришла в ночи едина?        С кем? с кем свидание тому была причина?        Откройся мне!

София

                                  Узнав, что мой любезный брат        От Волги возвращен под сей престольный град,        Я с ним увидеться немедленно желала;        Но запрещения ходить к шатрам не знала.

Леон

       Моим родителем приказ сей страже дан —        Из града не впускать девиц в российский стан;        Мной войску розданы строжайши повеленья        Под градом не чинить разбоев, ни грабленья;        Но приключившие тебе, княжна, боязнь        За дерзновенье их приимут вскоре казнь.        Против кого себя они ожесточили!        Как прелести твои сердец их не смягчили?

София

       Такое ль место здесь, такие ли часы —        Прельщаться девами, счислять мои красы?        Когда отечество напасти днями числит,        О женских прелестях герой российский мыслит;        Когда со всех сторон реками льется кровь,        Пойдет ли в ум кому, пойдет ли в ум любовь?        О! если дружеством твоим ласкаться смею,        Князь! тайну важную на сердце я имею,        Веди меня, веди ко брату моему,        Спокойство общее несу в душе к нему;        И если подлинно любима я тобою,        Пойдем к Пожарскому, пойдем, Леон, со мною.

Леон

       То видят небеса, как я тебя люблю;        Но как родительский приказ я преступлю?        Какую почитать должна во мне ты душу,        Когда присягу я и клятвы долг нарушу!

София

       Так я, скитаяся у страшных сих шатров,        Ждать буду грабежей, ругательства, оков;        Пусть всё перенесу, что сердцу неприятно,        Но я уже в Москву нейду теперь обратно:        Мне с братом предлежат важнейшие дела.        К друзьям ли я сюда или к врагам пришла?        О бедных девах здесь нимало не жалеют;        Сколь мало нежности россияне имеют!

Леон

       Итак, мне надлежит законы преступить        И сыном пред отцем непокоривым быть,        Ни права ратного, ни честности не помнить?        Но я люблю тебя и всё хочу исполнить;        Я вижу, что тебе, жестокая княжна,        Бесчестие мое, не честь моя нужна.        Вверь мне, княжна, вверь мне несому к брату тайну        И не ввергай меня в мою погибель крайну.

София

       Сей тайны никогда другим не сообщу?        Оставь меня, сама я средство изыщу        Со братом видеться.

Леон

                                          Когда открыться смею,        По сердцу я с тобой родство уже имею;        Как любит брат тебя, я меньше ли люблю?        Почто же ваших тайн я с вами не делю?

София

       Нескромность я, Леон, душею ненавижу,

Леон

       Увы! любви твоей, княжна, ко мне не вижу;        Твой голос, смутный вид и каждый твой ответ        Терзает грудь мою, на части сердце рвет.

София

       Я чувствую к тебе душевное почтенье.

Леон

       Почтенье за любовь есть то же, что презренье.        Всех должно чтить людей.

София

                                                      Но льзя ли всех любить?        Услуг твоих, мой князь, не можно мне забыть.        Ты два раза меня от пагубы избавил        И благодарной быть вовек себе заставил.

Леон

       Благодарение едина жертва есть,        Котору воздают за благо долг и честь;        Хотение мое ко чувствам сим не жадно,        Там жарки правилы, — однако сердце хладно.        О! как бывает страсть несчастна и бедна,        Коль благодарностью питаться лишь должна!        Взаимно можно ль быть и мне великодушным,        Дабы словам твоим соделаться послушным?

София

       Яви, Леон, яви величество души,        Пожарскому меня представить поспеши.

Леон

       София, жалости поступок твой не кажет:        Не любишь ты меня.

София

                                           Ах! время то докажет,        Докажет, может быть, сомненье истребя,        Люблю ль отечество и чту ли я тебя.

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те ж, Руксалон и Минин

Руксалон

       С врученным воинством, с жезлом как будто царским        Пойдем к сражению, врученным нам Пожарским.        Но кто сей ратный муж? и кто сия жена?

София

       Увы! несчастная Пожарская княжна.

Леон

       Она желает быть ко брату провожденна;        Но в ратный стан женам дорога запрещенна.

Минин

       Без исключения закона в мире нет!        Пускай к Пожарскому сестра его идет;        Мерилом совести законы должно мерить.        Коль не Пожарскому, кому осталось верить?

Руксалон

       Россию целую я вверил бы ему;        А вход его сестры на свой ответ приму.        Препроводи ее.

София

                                  Хоть их сердца не тлеют,        Другие более, чем ты, о мне жалеют.

Леон

       Другим отцами их приказов не дано;        Начальствовать и быть подвластным не равно.        Что раздражу отца, я в том, княжна, уверен;        Но жертвовать любви судьбой моей намерен.

София

       Почувствуй, чем тебе я жертвую, любя:        Ты страстен, а тебе вручаю я себя.        Пойдем!

(Удаляются.)

Руксалон

       Пойдем и мы на подвиги геройски!

(Вслед Леону.)

       Скажи, Леон, отцу, чтоб он прислал к нам войски,        Которые прислать он в помощь обещал;        Но более Литву, а меньше б жен стращал.

 

ЯВЛЕНИЕ ОСЬМОЕ

Князь Руксалон и Минин

Руксалон

       Приляжем с воинством мы к сей стране московской,        Где всё опустошил наш враг, гетман Желковской.        О! как сей тигр против Москвы ожесточен;        Он в бурю кажется и в тучи облечен:        Разит, сжигает, бьет, что в поле ни встречает;        В пустыню превратить он всю Россию чает.        Но мы от тяжких уз Москву не свободим,        Доколе Вьянкина отца не истребим;        Наполнен лютостью и хитростью литовской,        На гибель прислан он, на казнь стране Московской.        Ты видишь копий блеск, вдали ты видишь дым,        Там в дебрях с воинством гнездится он своим.        Держась разумного Пожарского совета,        Ударим на него с зарей дневного света.

Минин

       Пойдем, доколь наш враг под сенью счастья спит;        А войском свежим нас Димитрий подкрепит.        Хотя не воин я, но мнится, в ратном поле        Нам небо призывать на помощь должно боле.        Я ныне зрел во сне двух бьющихся орлов,        Они сражалися превыше облаков;        С каким парением, с каким стремленьем смелым        Российский вдруг орел с орлом сразился белым!        Крылами бил его, когтями он терзал        И кровь из белого ручьями источал;        Трепещет, прячется, полет он обращает.        Сей сон нам верную победу возвещает;        Против чужих орлов, друзья мои, пойдем,        Злодеев победим иль в брани все помрем.                    Воины извлекают мечи.

Один из воинов

       Хотя в сражении незнающи и новы,        Но за отечество мы кровь пролить готовы.

КОММЕНТАРИИ

И ратные уже нам слышны голоса, // Твердящи каждого биение часа… — Речь идет о перекличке часовых.

В любви успехи нам всегда неимоверны… — Когда мы любим, не верим в свои успехи.

Отдай убранства нам, отдай златые цепи… (Хочет ограбить). — В этой сцене творчески преломлены, по-видимому, следующие события: запертые в Кремле поляки и бояре, испытывавшие нехватку продовольствия, выставили всех жен, которых принял Пожарский и защитил от казаков, намеревавшихся их ограбить. Ср. д. 5, явл. 3.

Приляжем с воинством мы к сей стране московской… (Ср.: И закипела брань с другой страны московской.) — Наше войско займет позиции с этой стороны Москвы.

Российский вдруг орел с орлом сразился белым! — Подразумевается символика гербов: черный двуглавый орел российского герба и белый орел польского.

 

ДЕЙСТВИЕ III

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Князь Пожарский

(выходя из шатра своего)

       Благословенная и тихая заря!        Ты предвещаешь дней пришествие царя;        России тишина тобой да предвестится,        И новый царь в сей день в Москве да воцарится!        Довольно мы и так страдаем на земли,        А ныне ад враги в столицу к нам внесли;        И в поругание российския короны        Предписывают нам кровавые законы;        Как будто пленникам, как будто их рабам,        Уничижение предписывают нам.        Свирепость вобразив мучителей литовских,        Я внемлю звук цепей на жителях московских;        Разбои, грабежи в печальных зрю стенах;        Любезная сестра мне зрится во слезах:        Явилась мне она стеняща, огорченна,        Бледна, отчаянна и в узы заключенна.        Внемли мой, небо, глас! — молю не за себя;        Отечество мое! молю я за тебя.        Взгляни ты на Москву, взгляни, Творец вселенной!        И дай отраду ей, слезами окропленной;        Свои перуны нам и молнии вручи:        Ко брани нашу грудь и руки ополчи,        Да россами от бед избавится Россия!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Пожарский, Леон и София

Леон

       Князь! шествует к тебе сестра твоя София.

София

       Возлюбленный мой брат! дозволь себя обнять        И к сердцу твоему дозволь мне грудь прижать.

Князь Пожарский

       Любезная сестра! тебя ли я объемлю?        Тебя ли вижу я и твой ли голос внемлю?

София

       Из града я пришла сквозь копья, сквозь мечи;        Ограблена была злодеями в ночи.

Леон

       Мне небо помогло от бед ее избавить;        Но должно мне теперь единых вас оставить;        Меня уверила сестра твоя княжна,        Что в град сей день пойдет отсель назад она.        Препровести ее обязан я обратно.

(Ушел.)

Князь Пожарский

       Что ты ни делаешь, мне всё то, князь, приятно.

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ

Князь Пожарский и София

Князь Пожарский

       Усерден к нам сей князь!

София

                                                  Когда б не Руксалон,        Мне видеться с тобой не допустил бы он.        На гибель для сего отважилась я крайну;        Но ах! скрывать ли мне иль вверить важну тайну?        Скажи мне, тот ли ты еще мой нежный брат,        Который уважал совет мой столько крат?

Князь Пожарский

       Я тот же брат тебе, но грустный, огорченный        И бедством собственным и ратным отягченный,        Воображающий в пленении тебя.        Вверь другу, брату вверь, ах! вверь ты мне себя.        Ты плачешь и молчишь!

София

                                                 Россия погибает!

Князь Пожарский

       Погибла уж! — Но Бог Россию защищает!

София

       Есть средство тишину России возвратить.

Князь Пожарский

       Для средств таких хочу до капли кровь пролить.

София

       Россию видишь ты расторженну на части,        Попранную Литвой, у польских сил во власти;        В печальные для нас и бедственные дни        Имеют жалость к нам поляки лишь одни.        Россияне любовь к России истребили;        Не те они, не те, которы прежде были,        Когда, с литовцами вступя в кровавый бой,        Стояли за Москву и за народ с тобой;        А ныне, завистью и злобой распаленны,        Московски жители на части разделенны:        Одни поляков чтут, другие их винят;        На сей мятеж они спокойным духом зрят.        Признаться надлежит, что их почтенны свойства.        Чего они хотят? Россиянам спокойства,        Которого, имев мятежные умы,        Восставить не хотим или не можем мы;        Им наш приятен мир, приятна наша слава;        Дарует Сигисмунд нам сына Владислава,        Который россиян от всех избавит зол,        Когда взойдет в Москве на праздный он престол;        Корона кем ему московская вручится,        Тот знатной почестью от прочих отличится.        Подумай, князь…

Князь Пожарский

                                     Постой, не продолжай речей таких;        Я слышать не хочу и ужасаюсь их;        Не свиделся б с тобой, когда б твой умысл ведал.        Ты хочешь, чтобы я престол полякам предал?

София

       Внемли, ты мне внемли!

Князь Пожарский

                                                 Нет, слов твоих не внемлю!        Я их кинжалами душе моей приемлю;        Кто, кто тебя к таким изменам преклонил?        Кто дух твой, русский дух в литовский пременил?

София

       Несчастья общие, несчастия семейства        Такие мысли мне внушили, не злодейства.        Я вверилась тебе, отечество любя,        Спаси меня, спаси Россию и себя;        Любезный брат, твои объемлю я колена!

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те ж, князь Димитрий и другие вельможи

Князь Димитрий

       Измена здесь, друзья, предательство, измена!        В порядок ратников приводим мы своих;        Мы гоним жен отсель, а князь приемлет их.

Князь Пожарский

       Героям женский взор не может быть ужасен!

Князь Димитрий

       Не женский взор — нам ты, начальствуя, опасен.        Достиг до Понтуса о сем поступке слух        И возмутил его сумнительствами дух;        Он мне сказал: "Когда с Литвою вы согласны,        Так подвиги мои за ваш престол напрасны", —        И хочет с воинством поспешно отступить.

Князь Пожарский

       Не Понтус — правилы нас должны подкрепить;        За что? за что я, князь, твои упреки внемлю?        За то ли, что сестру в моем шатре приемлю?        Давно ли связи нам запрещены родства?        Родных любить велят законы естества.

Князь Димитрий

       При смутных временах, при ратном ополченье        Виновным делает людей и подозрение.        Предстань к суду!

Князь Пожарский

                                       Не тот преступник, кто судим,        Но тот, кто осужден по винностям своим!        Готов на суд с тобой, готов пред небесами;        Но с чем она пришла, ее спросите сами.

София

       Так! душу я мою пред вами отворю        И брату данные советы повторю.        Вельможи! правьте вы меня или вините,        Но прежде на дела внимательно взгляните.        С чем, с чем дерзаете против поляков вы?        Без войска, без людей, без пищи, без главы;        Ах! вы, царя предав, главы теперь лишенны.        И что осталось вам? — Поля опустошенны,        Непотушаемы в окрестностях огни,        Пожары, ужас, дым и гробы лишь одни.        Отечество лежит Литвою пораженно;        Отчаянье у всех в очах изображенно;        Отважность прежнюю дух польский погасил.        Как можно воевать против Литвы без сил?        Россия вся теперь сходна дрожащим теням;        Поляки — львам, а вы подобитесь еленям.

Князь Димитрий

       Открылась нам ее душа!

Князь Пожарский

                                                 Слова ее        Не есть ни правилы, ни мнение мое;        Я стыд мой без тебя почувствовать умею;        Краснею, что сестру толь подлую имею,        Которая на честь отечества не зрит        И гордо о Литве пред нами говорит.

София

       Взвожу печальные на град столичный взоры,        Кто бед его виной? — Боярские раздоры.        Мне мнится, лучше вам Россию погубить,        Чем шаг во первенстве друг другу уступить.        И льзя ль подумать мне, что россы россов любят.        Когда невинных жен и ближних грабят, губят?

Князь Димитрий

       Неволят к грабежам отчаянье и глад;        Но Понтус с войском здесь, я с ними, здесь твой брат.        Поляков страшными не будем чтить вовеки,        Обуздывать и львов удобны человеки.        Не жены нам совет, дает советы честь.

София

       Ах! счастье на войне непостоянно есть;        Слепому случаю вверять себя опасно!        Я с вами говорю, вельможи, беспристрастно:        Вы можете полки ко брани воружить,        Но тем удобно вам поляков раздражить;        На храбрость можете, на случай положиться,        Но ваш мятежный дух пред ними обнажится.        Когда ж обманет вас в отважности успех,        Лишат поляки вас последних выгод всех.        И вот что верная вещает вам София:        Тогда повергнется в оковы вся Россия;        Соделать из друзей вы можете врагов;        Включитесь из бояр во звание рабов;        Избавьте нас от слез, Москву от разоренья.

Князь Димитрий

       Чего ж ты требуешь от нас?

София

                                                       Повиновенья!

Князь Димитрий

       Повиновения… одумайся, кому?

София

       Несчастным случаям и небу самому!

Князь Пожарский

       Врагам отечества нас учишь покориться?

София

       Бог сам на их стране, Бог сам, и счастье зрится!        Но крайних бед они России не хотят;        Они боярское вам право возвратят;        В отечестве покой и тишину восставят,        От бед и мятежей полночный край избавят;        Ни веры не лишат, ни древних царство прав;        Лишь только бы от вас венчался Владислав,        Сей князь, рожденный князь от древней царской крови.        Царю ли не иметь ко подданным любови?

Князь Димитрий

       Умолкни!

(Боярам.)

                         Слышите, вельможи, сей совет;        Что нам ответствовать?

Князь Пожарский

                                                Я дам сестре ответ!        Хотя ответов ты моих и недостойна,        Но кровь моя кипит! и совесть беспокойна.        Ты веру, ты закон, ты честь пренебрегла,        Поляков предпочесть россиянам могла;        Сестра моя дает изменничьи советы        Нарушить данные священные обеты.        Ты хочешь устрашить нас дерзкою Литвой;        Но знай, что с нами Бог и верность под Москвой;        Мы не с надменными к врагам пойдем речами,        Мы придем с молнией, с кровавыми мечами:        Отечества врагов, и кто подобен им,        Презренью, мщению и казни предадим;        Ни тени наших стен литовцам не уступим,        России каждый шаг мы кровию искупим;        Все грады сокрушим, и лучше все помрем,        Чем польский восприять на выю нам ярем.        Возможно ль тех терпеть, которы царство губят?

София

       Итак, отечество нежняе жены любят.        Мы жалость чувствуем, взглянув на праздный трон,        Внимая плач детей, внимая старцев стон,        Московских жителей, как теней, видя бледных,        Священный чин в слезах, вельможей сирых, бедных;        Преобразились в ад прекрасные места!        Москва нам кажется бесчадна и пуста.        Вы нудите нас пить толь горькую отраву,        Упорствуя поднесть корону Владиславу;        Почти в руках его теперь московский трон;        Но если силою на царство вступит он —        Внесет с победою в Россию меч и пламень,        И не останется в Москве на камне камень.

Князь Димитрий

       Напрасно в ужас нас ты чаешь привести;        Нет, нет! никак себя успехами не льсти.        Чьи мысли черны суть, чьи души подлы, низки,        Те должны трепетать, а не сердца российски.

Князь Пожарский

       И ты, несчастная, должна вострепетать,        Когда дерзаешь нам Литву предпочитать.        Жалею, если ты в их пользу убежденна,        Что матерью одной со мною ты рожденна.        Ах! жизнь тебе хотя в России и дана,        Но польским упилась дыханием она.        Ты так же нам грозишь, как нам грозил Хоткеев;        Ты голос приняла и наших вид злодеев.        Какой я за тебя, София, стыд терплю!

София

       Но мало ли мое отечество люблю        И мало ли к нему усердием пылаю?        Спокойство нужно вам — спокойства я желаю;        Хотите вы раздор в России прекратить,        Короне прежний блеск и славу возвратить,        Прервать смятение, народны кончить бедства —        Я предложила вам к тому ближайши средства;        Тебе представила, о мой любезный брат!        Как можно приобресть без крови здешний град,        Как можно лаврами без браней увенчаться        И сладкой тишиной в России наслаждаться.

Князь Димитрий

       Не может власть ничья россиян услаждать,        Которую не Бог благоизволит дать.        Склонить ты хочешь нас ко хищникам престола;        От вашего всегда сей лести ждал я пола;        Во мраке замыслов я зрю твое чело;        Под кровом таинства творится часто зло.        Мне всё сумнительно в ответах ваших темных.

(Пожарскому.)

       Сии ль твои дела с толпою войск наемных?

Князь Пожарский

       Вот грудь моя! на ней дела мои прочти        И раны прежние, коль хочешь, изочти;        Написаны они не хитростью, но кровью,        Которая торит к отечеству любовью.        Пройди всю жизнь мою и думай обвинять;        Я с честью возмужал, мне поздно изменять.

Князь Димитрий

       А мне, плывущему к брегам во время грозно,        Корабль отечества блюсти всегда не поздно.

Князь Пожарский

       Пойдем против врагов! пойдем, явим сей час,        Кто любит более отечество из нас,        Кто жаждет более России защищеньем,        Кто более горит за ближних отомщеньем.

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те ж, Руксалон и Минин

Руксалон

(вонзая копье)

       Никак нельзя служить!.. Вот меч, мое копье,        Я в руки не приму оружие сие;        Здесь власть верховная доколь не утвердится,        Мы должны воздуха, лесов и гор стыдиться.        Имея пламенну к отечеству любовь,        Мы ратуем и льем во бранях нашу кровь;        А нам, воюющим, друзья не помогают        И жизнью нашею в бою пренебрегают,        Как будто б были мы презренные скоты.

Князь Димитрий

       Кто жизнью ратников не уважает?

Князь Руксалон

                                                                  Ты!        Ты, наши ведая движения геройски,        Нам в помощь обещал прислать отборны войски;        Но слова своего постыдно не сдержал;        Мной с Мининым разбит, Желковский убежал,        По трупам убежал, как жатва, посеченным        Бесстрашным воинством, Пожарским нам врученным.        Когда бы ты с людьми на помощь к нам притек,        Желковский плена бы и казни не избег;        Теперь врага сего из рук мы упустили;        Отмстили мы Литве, но вполы отомстили:        Сей искры тлеющей наш меч не погасил;        Тушили мы ее до самых крайних сил,        Но в силах сделались совсем изнеможенны;        А Минину мы сей победой одолженны:        Питая праведный против поляков гнев,        Он бросился на них, напал, погнал, как лев.        О! если б ратников мы горстью подкрепились,        Все б войски вражий с Желковским истребились.        Дабы отечества судьбою не играть,        Нам войск одну главу потребно изобрать;        Не служба там — позор, где правят войском страсти!        И войско без царя есть лодка безо власти.

Князь Димитрий

       Без власти на земли все связи суть мечты!        Я думал точно так, как думаешь и ты.        При смутных временах нам власть нужна едина;        И ведай, что сия была тому причина,        Что ратников моих к тебе я не прислал,        Которых я прислать на помощь обещал.        Привыкнув к древнему устройству и походам,        Быть разным не хотят послушны воеводам.        Колико их склонить мы к бою ни пеклись,        С Пожарским ратовать казаки отреклись.        Две воли, говорят, при войске не совместны;        Притом свиданья их с его сестрой известны,        Отважностей таких никто не оправдал.

Князь Руксалон

       Я весть сюда княжну совет Леону дал.

Князь Димитрий

       Повиноваться мне, не вам, мой сын обязан,        За преслушание он должен быть наказан;        Весь гнев мой на него, весь гнев я излию!        Но я теперь моих сумнений не таю:        Я думаю, и вы со мною в том согласны,        Свиданья что с княжной Пожарского опасны.        Они, низверженным в пучину страшных бед,        Удобны приключать нам пагубу и вред.

Князь Пожарский

       Что я Пожарский князь, коль надобно, забуду;        Но я упреков сих никак терпеть не буду;        Мне легче кажется с мученьем умереть,        Чем жизнь и честь свою поруганною зреть.        Я власть сложу!

Князь Димитрий

                                   Чту власть царей самодержавных.        Порядка тамо нет, где два начальства равных.

Князь Руксалон

       Нельзя присваивать начальства, ни слагать,        К чему присудит Бог, народ и царь избрать.

Минин

       Не будучи ни князь, начальник и ни воин,        Могу ли вашего вниманья быть достоин?        При ваших подвигах не свары нам предлог,        Предлог важнейший нам: отечество и Бог.        Когда к единому мы виду устремленны,        Так ратные полки не стали разделенны;        Пришли от Волги мы друг друга не губить,        Но царство защищать, поляков истребить,        Друзей, родню, закон изъять из горька плена,        В столице водрузить российские знамена.        Постыдно прение о власти вам иметь;        Служить мы все сошлись — не скипетром владеть;        Отечеству любовь сыновню докажите,        К чему назначен кто, в том звании служите;        Боярская вражда, начальников раздор,        Поляков подкрепив, умножит наш позор.        Не ваши имена, не почести наружны,        Советы ваши нам и храбры души нужны.        Димитрий, воинством своим повелевай,        Но честь Пожарского заслугам воздавай.

(Пожарскому.)

       Ты в подвигах ему не делай, князь, препятства;        Верховна ваша власть да будет узел братства.

Князь Руксалон

(Димитрию)

       Тебе правленья жезл вельможами вручен,        Пожарский войск вождем сердцами наречен.

Князь Феодор

       Единою душей и действуйте и правьте,        О царстве думайте, а личности оставьте.

Князь Пожарский

       Спасенья общего, не личных благ ищу,        И льщусь, что славу я России возвращу.        Я вижу пыль в Москве, всходящу облаками,        Поляки движутся из града с их полками.

Князь Руксалон

       Не польские полки воздвигли пыль в сей час,        То Понтус с воинством бежит, бежит от нас.        Вещал он гордо мне, сретаяся со мною:        "Желаю дружества россиянам с Литвою", —        Но я из слов его не понял ничего.

Князь Димитрий

(Пожарскому)

       Вот следствие с сестрой свиданья твоего!        Друзья раздорам нас на жертву оставляют,        Подпоры наших войск и силу умаляют;        Кровь лить и бедствовать остались мы одни.

Князь Пожарский

       Пускай, куда хотят, пускай бегут они;        Сей Понтус, нашему ревнуя государству,        Их князю проложить дорогу чаял к царству        И шведским нас жезлом надеялся пасти;        Россию надлежит россиянам спасти.        Мы в наших подвигах когда пребудем дружны,        Довольно сил у нас, нам Понтусы не нужны.

Князь Димитрий

       Никто доднесь Литву преодолеть не мог,        Что может подавать тебе надежду?

Князь Пожарский

                                                                       Бог!

Князь Димитрий

       Я войском жертвовать мечтам пустым не стану,        Носящим без того глубоку в сердце рану;        Не двигну сил моих России ко вреду.

Князь Пожарский

       Останься! — с воинством один на брань иду.

София

       О небо! премени печали наши в радость        И дай россиянам вкушать спокойства сладость!

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те ж и князь Леон

Князь Леон

(князю Димитрию)

       Лазутчик близ шатров литовский сыскан мной;        Не знаю, что его отважности виной.        Во подозрениях по видам став основан,        Я в плен его схватил; он мною взят, окован;        Простого воина хотя имеет вид,        Но мнится, знатный муж в простой одежде скрыт.

Князь Димитрий

       Вниманья моего ты больше недостоин.        Служи ты как простый отныне в брани воин:        Ты мой приказ отверг.

Леон

                                              Дозволил Руксалон…

Князь Димитрий

       Я есть родитель твой, начальник я, не он!        Представь лазутчика.

София

                                            Какой еще несчастный        Пришел в сей грозный стан, литовцам столь ужасный?

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те ж и Вьянко (в цепях, сопровождаемый Леоном и воинами)

Вьянко

       Где я?

Князь Димитрий

                   Кто ты, злодей?

Вьянко

                                               Смутился дух мой весь!

София

(преклонясь на Пожарского)

       О небо! это он!

Вьянко

                                  Увы! София здесь?

Князь Пожарский

(Софии)

       Бледнеешь, стонешь ты!

София

(в исступлении)

                                                Свирепая судьбина!        В оковах вижу я Желковского здесь сына!

Князь Димитрий

Ты сын Желковского?

Вьянко

Так, сын, я сын его —

И больше не скажу пред вами ничего.

Князь Димитрий

Ты скажешь. — Воины! лазутчика возьмите,

До времени его в темницу заключите.

София

(приходя в память)

       Постойте! он пришел из града для меня;        В разлуке он со мной не мог остаться дня.        Нам быть врагами с ним судьба определила,        Но ах! два сердца в нас любовь соединила.

Леон

       Любовь?

Вьянко

                       Моей любви к Софии не таю:        В ней жизнь, в ней счастие, в ней душу чту мою;        Когда Софины подруги лицемерны,        Которы при одних весельях были верны,        Когда мне принесли о ней ужасну весть,        Что здесь в опасности княжны Пожарской честь,        Что в таборы ее отважное вступленье        Имело следствием укоры и грабленье,        Что может жизнь она утратить в сей ночи, —        Увы! пошел бы я сквозь огнь и сквозь мечи,        Дабы, спросив о ней, не возвращаться прежде;        И вот зачем предстал я в сей простой одежде.

София

       И чтобы в грусти мне отраду принести.

Князь Пожарский

       Такие наглости удобно ль пренести!        Теперь твоя душа пред нами обнаженна,        К врагу отечества любовью ты разженна;        Пристрастных слов твоих коль гнусная вина!        Княжной Пожарской слыть ты больше не должна;        Такие изверги достойны лютой казни.

София

       На смерть иду с моим любезным без боязни!

Князь Димитрий

       Но мы лазутчика ни правим, ни виним.

Князь Пожарский

       Нам стыдно уважать и заниматься им;        Казни его, когда России он опасен,        Иль выпусти его; Совет на всё согласен.

Князь Димитрий

       В оковах у меня пускай суда он ждет;        Ты можешь ли принять сестру на свой ответ?

Князь Пожарский

       Приму и докажу сей час мою невинность.

(Софии.)

       Позорна мне твоя и мерзостна бесчинность;        Спеши и возвратись к союзникам своим!        Оставь навеки нас, скажи, скажи ты им,        Что нам забыть нельзя насильственной их злости;        Нам зримы здесь друзей непогребенны кости,        Окровавленные их тени востают,        "Отмстите вы за нас, отмстите!" — вопиют.        Отмстим за вас, друзья! коль надобно судьбине;        Мы тысячи громов к полякам бросим ныне.

София

       Пойду и там себе защитников сыщу,        Полякам всё мое страданье возвещу.        Ругательство, хулы, бесчестие, грабленье,        Враждебность меж бояр и Вьянки посрамленье;        Что в узы ввержен он, как будто некий тать,        Что казни вы его намерены предать;        Поляки, как даря, во граде Вьянку чтили,        Нельзя, чтоб за него не мстить или не мстили…

(Указав на Москву.)

       Зри зарево в Москве! внемли, внемли набат!        Пылает, рушится и погибает град;        За Вьянку во крови граждане наши тонут;        Такие бедствия еще ли вас не тронут?

Князь Пожарский

       Растрогали… и нам за них отмщать пора.        Прости, моя сестра! — Нет, ты мне не сестра.        Словами тщетно нам и взором угрожаешь;        Беги! ты воздух здесь изменой заражаешь.

София

       Едина кровь с тобой произвела меня.

Князь Пожарский

       Отечество мое мне ближняя родия!

(Ушел, и с ним вельможи.)

 

ЯВЛЕНИЕ ОСЬМОЕ

Князь Димитрий, Леон, София, Вьянко

Князь Димитрий

       Ты славу нашего отечества затмила.

Леон

       Ты пол свой, и себя, и брата посрамила.

София

       О бедная! к чему теперь прибегну я?        Вкруг сердца у меня застыла кровь моя;        Едва дышу — меня объемлют смертны тени…

(К Димитрию.)

       Мой враг! мой враг! твои объемлю я колени.        Оставь меня, оставь с возлюбленным моим        Или пусти во град меня обратно с ним;        Не разлучай ты двух любовников несчастных,        В погибели Москвы, в измене не причастных.        За то ли страждет он, за то ли я терплю,        Что любит он меня, что я его люблю?        Или вы никогда сердечно не любили        И чувства жалости друг к другу истребили?

Леон

       Что я любил тебя или еще люблю,        Увы! родительский за то я гнев терплю.        Но будь сия любовь навеки истребленна,        Иноплеменником когда ты ослепленна.

Князь Димитрий

       Желковский к нам пришел в ночи, как некий тать,        И должно умыслы его мне испытать.

София

       Что любит он меня, ты только то узнаешь.

Вьянко

       Напрасно ты себя, княжна, уничижаешь;        Ты рвешься, мучишься; поди отсель, поди!

София

       Весь ад в душе моей — и смерть в моей груди!

Вьянко

       Коль хочешь отвратить взаимны наши бедства,        Не здесь ищи к тому, ищи во граде средства.

София

(Димитрию)

       Ах! жалости я здесь ни в ком не нахожу,        Литву противу вас, весь мир вооружу;        За Вьянку мстящая, разженная любовью,        Принужу напоить поля российской кровью…        Нет, нет, мой князь, не верь, не верь моим словам,        На выкуп принесу за Вьянку злато вам;        Когда не примете таких сокровищ тленных,        Представим за него вельможей ваших пленных.        Скажи мне, искуплю ль его хоть сей ценой,        Коль можно искупить его самою мной?

Князь Димитрий

       Угрозы мы твои тщетой, София, ставим,        А наших пленников без выкупа избавим.        Не посрамляй себя — о Вьянке не пекись;        Твой брат изгнал тебя, отсюду удались;        Не выдам пленника, не выдам за корону.

София

       Вели со мной идти со стражею Леону;        Он слово дал меня отсель препроводить.        Или и данных слов не могут здесь хранить?

Князь Димитрий

       Когда он честь свою в сей слабости находит,        Не сын мой, ратник сей пускай тебя проводит!

(Леону.)

       Поди — а Вьянку сам в темницу заключу.

Вьянко

       Страдаю, мучусь, рвусь, лью слезы — и молчу!

София

       Увы! в последний раз твой сладкий голос внемлю        И, может быть, тебя в последний раз объемлю.        Прости! твой в сердце вид с собою понесу;        Умру я за тебя или тебя спасу.

Вьянко

       Не будем лютою разлучены судьбою;        Я в узах, но душа моя пойдет с тобою.        Прости!..

Князь Димитрий

                        Не вами я заемлюся, войной;

(Вьянке)

       Все войско движется — иди, иди за мной.

София

       Увы! с возлюбленным коль горек час разлуки!

Вьянко

(уходя)

       То лютой смерти час!

София

                                            И страшной адской муки!

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

София и Леон

Леон

       Стыжуся на тебя возвесть, София, взор,        Увы! мне пагуба, ты племени позор;        Не мне, ты нашему народу изменила,        Врага отечества, злодея возлюбила;        Сестрой Пожарского могу ль тебя назвать?

София

       Сердцами льзя ли нам, Леон, повелевать?        Я ведаю, что мной ты, князь, прельщен и страстен,        Не полюбить меня ты прежде был не властен;        Взаимно полюбить тебя я не властна;        Винна ли стала тем, что Вьянкою страстна?

Леон

       Нет! презрил я тебя и ныне ненавижу;        Души твоей теперь всю низость ясно вижу        И не могу любить.

София

                                       Ах! любишь ты меня,        Ты любишь всё еще, от глаз своих гоня;        Для сей любви, мой князь, почувствуй умиленье.        Имей ты для меня ко Вьянке сожаленье.

Леон

       Какая лютая и пагубная речь!        Мне б должно в грудь твою вонзить сей острый меч        И тем отечество от варварки избавить,        Котора ни во что дерзает клятвы ставить;        Зри ненависть в очах, любовь мою забудь.

София

       Тут сердце у меня! пронзай, пронзай мне грудь;        На смерть, на бедствие, на казни я готова.        Ах! не поляки вы — от вас не жду инова.

Леон

       Давно бы я твою неверну грудь пронзил        И дух бы твой извлек, — но я тебя любил!        Сие смущенное уму напоминанье        Всё мщение мое приводит в недеянье.        О! если бы ты мне верна была, княжна,        Ты знатной девою была бы почтена;        Была бы мною ты, как жизнь моя, любима        И братом не была с презрением гонима.

София

       Но Вьянко бы моей душой не обладал.

Леон

       Таких я от тебя, таких речей и ждал!

София

       За нежность не вини несчастную Софию;        Люблю Желковского, но чту — я чту Россию;        Я именем своим и жизнью ей должна;        Но в славе, в тишине приятна мне она,        Под сенью мирною как будто рай цветуща;        Не крови жаждуща, не в плен людей влекуща,        Не поставляюша любовных чувств в вину.

Леон

       Ты в узах ли, княжна?

София

                                             Но Вьянко во плену!

Леон

       Его свободою не можешь ты и льститься.

София

       Позволь в последний раз с любезным мне проститься.        Позволь!

Леон

                        Ищи в Литве послушников таких;        Не прелесть — Тартар весь я зрю в очах твоих.        Сейчас, неверная, сейчас иди ко граду!

София

       Я горесть здесь нашла, а там найду отраду.

КОММЕНТАРИИ

Дарует Сигисмунд нам сына Владислава… — На деле Сигизмунд отказывался от возведения Владислава на русский престол, намереваясь сам его занять (ср. коммент. к строке: Кто, кто теперь лишит престола Владислава?).

Он мне сказал: "Когда с Литвою вы согласны, // Так подвиги мои за ваш престол напрасны", — // И хочет с воинством поспешно отступить. — Ситуация 1610 г. (см. коммент. к строке: С отважным Понтусом поборствуют нам шведы…). Избрание Владислава на русский трон прекращало договор Московского государства с Швецией, находившейся в состоянии войны с Польшей. Отойдя на север, Делагарди выступил в 1611 г. против русских и занял Новгород, откуда был изгнан лишь в 1617 г.

Так! душу я мою пред вами отворю… — Херасков вводит в речь Софьи полонизм (пол. "tak" соответствует русскому "да").

А нам, воюющим, друзья не помогают… — В сражении 22 августа 1612 г. полки Д. Т. Трубецкого не приняли участия, выжидая, чтобы истощились силы ополчения; казаки заявили: "Богаты пришли от Ярославля, отстоятся и одни от гетмана".

Не служба там — позор, где правят войском страсти! — Часть казаков, не послушав Трубецкого, вступила в сражение, заявив: "От вашей ссоры Московскому государству и ратным людям пагуба становится".

 

ДЕЙСТВИЕ IV

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Князь Димитрий и Леон

Князь Димитрий

       Где Вьянко, узник твой?

Леон

                                                  Под стражей пребывает;        Но в узах об одной Софии унывает,        Введенной мной во град.

Князь Димитрий

                                                  Представь его ко мне;        Я с ним беседовать хочу наедине.

Леон

       Хоть кроток видом он, приветлив, благодарен,        Учтив, признателен, но льстив он и коварен.        Не верь, о государь! не верь словам его.

Князь Димитрий

       Не требую ни в чем совета твоего,                                   Леон ушел.        Исполни что велю.

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Князь Димитрий

                                        Что делать днесь, не знаю!        Врученной властию скучать я начинаю;        Мне тягостна она — о власть! верховна власть!        Ты есть горчайшая для смертных в мире часть.        Начальство над людьми, начальство есть почтенно;        Но ах! с коликими трудами соплетенно!        То блески, что вдали душе и сердцу льстят,        Но кои, озарив, всю душу тяготят;        За каждое от нас произнесенно слово        Сужденье от людей всегда в устах готово;        И нам подвластные нередко судят нас,        Не вникнув в связи дел, не растворяя глаз;        Властители людей осуждены ответом        За малый общий вред пред Богом и пред светом;        Природа рушит ли воздушну тишину,        Гремят ли небеса, — всё ставят им в вину.        Россия зрится мне, Россия изъязвленна,        Во узы ввержена, бледна, окровавленна;        Вздыхает вкруг меня, мне слышится, земля:        Телами вскоре здесь покроются поля,        И кровию трава российской обагрится;        Здесь воды закипят, весь воздух загорится.        О, если бы я мог сей ужас отвратить!        Хотел бы кровь мою один за всех пролить.        Душа Димитрия изменам не причастна,        Но гордость князя мне Пожарского опасна;        От Волги с войском он, как хищный вран, летел,        Почто под властью быть моей не захотел?        Кто пользу общую в виду своем имеет,        Равно тому, другим он служит иль владеет.        Князь хощет быть царем иль хощет нас предать,        Я стану следствий сих со страхом ожидать;        При подозрениях, мне в сердце впечатленных,        Не дам во власть ему людей, мне подчиненных;        Увижу, в пользу ль нам он действовать начнет        Или предаст…

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ

Князь Димитрий и гетман Желковский (тихо приближается)

Князь Димитрий

                                Но кто задумавшись идет?        Он шествие ко мне с унылым стоном правит.

Гетман Желковский

       Где я найду его? и кто ему представит?

Князь Димитрий

       Кого ты ищешь здесь?

Гетман Желковский

                                             Димитрия ищу;        Я пасть к его ногам с почтением хощу.

Князь Димитрий

       Димитрий я! — кто ты?

Гетман Желковский

                                              Я враг страны Московской.        Но ах! несчастнейший отец, гетман Желковской;        Мой сын, о государь! во узах у тебя,        На выкуп за него привел я сам себя;        Которая сего несчастного прельстила,        София мне его погибель возвестила;        Не есть лазутчик он, ни варвар, ни злодей,        Он в ночь сию пришел в российский стан для ней.        Я, я московскому злодеем был народу;        Прими во плен меня, но дай ему свободу;        Благотворение угодно небесам,        Имеешь сына ты, имеешь сына сам.        Зри слезы ты мои, внемли душевны муки,        К тебе дрожащие взношу, Димитрий, руки;        Колена, государь, объемлю я твои —        Будь жалостлив, внемли стенания мои;        Мне сын мой на земли утеха есть едина;        Терзай, губи, карай и мучь отца за сына.        Я весь в руках твоих, — меня ты за него        В темницу заключи, но выпусти его.

Князь Димитрий

       Я жалость чувствовать к врагам моим умею        И Вьянку свободить из плена власть имею;        Ко правосудию почтение внушить,        Допросом Вьянкиным хочу я поспешить.        Полки я для сего оставил важна дела,        Решу его, доколь война не воскипела.

Гетман Желковский

       Моя, о государь! моя во Вьянке кровь;        В ней нет вины другой, в ней вся вина-любовь!        Он не был вам врагом, не возмущал Россию.        Когда ж виновен тем, что любит он Софию,        Так он на Севере преступник не один;        И если то порок, так твой порочен сын:        Он так же, как мой сын, княжной Пожарской страстен.        Что ею он любим, за то ль мой сын несчастен?

Князь Димитрий

       Любил Софию он. Когда ж забыт Леон        Пожарскою княжной — ее забудет он;        Благоразумия те люди не имеют,        Которые в любви к несклонным девам тлеют;        Спокоен буду я, в нем склонность истребив;        Но Вьянку отпустить нельзя, не допросив;        Когда злодей он нам — на что злодеев множить,        Которые наш край стараются тревожить?        А если только в нем любовника сыщу,        Твоим объятиям я сына возвращу.        Хотя вы чаете России быть ужасны,        Но мы, свободу вам давая, безопасны,        И безопасна здесь, Желковский, жизнь твоя.

Гетман Желковский

       Дарующу мне жизнь целую руку я;        Жить в сладкой тишине россияне достойны,        И думаю, что вы останетесь спокойны,        Принужу от Москвы поляков отступить;        В сем умысле меня сын может подкрепить,        Он множество друзей в отечестве имеет,        Которых преклонять во все страны умеет;        Его вельможи чтут и любит Владислав;        Ко миру склонит их, столицу вам отдав.        Меня ты удержи, его пошли к полякам.

Князь Димитрий

       Сумнителен мне ты по дружественным знакам.        России множество соделали вы зол:        Вы к нам Отрепьева прислали на престол,        Царя Василия в темницу заключили,        Ливонцев против нас, черкасов ополчили,        Во узы ввергнули российских вы бояр;        Мы видели в Москве еще сей день пожар,        Мы слышали набат. Тревоги зря такие,        Как могут верить вам и я — и вся Россия?

Гетман Желковский

       Не может кроток быть под игом польским град;        Там каждый день мятеж, там каждый день набат.        Свободу получив с моим любезным сыном,        Клянемся помышлять о мире мы едином.        Мой конь и меч готов, я к войску возврашусь        И тамо удержать Литву от битвы льщусь;        Мы ныне, может быть, сей град навек оставим.

Князь Димитрий

       Тогда мы небеса за ваш побег прославим.        Я трепет ваших душ предусмотрел давно, —        А ты воюй иль нет, Димитрию равно;        Он жаждет тишины, но браней не боится.        Поди, сейчас к тебе мой пленник возвратится;        Но вот и сын твой здесь.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те ж и Вьянко (препровождаемый Леоном)

Гетман Желковский

(объемля сына)

                                                   Возлюбленный мой сын!        Ты в узах! не подав к предательству причин!        (Оглядывается на Димитрия, говорящего тайно с Леоном; продолжает тихо ко Вьянке)        Но будь спокоен ты! а я дерзаю льститься,        Что сын мой в сей же день от уз освободится;        Мое притворное покорство доверши        И к нам доверенность Димитрию внуши;        Пришел я за тебя в оковах здесь остаться.        Как мог ты россам в плен, жив будучи, отдаться!        Несносно мне тебя у них в неволе зреть.

Вьянко

       Но что же должен был я делать?

Гетман Желковский

                                                               Умереть!

Вьянко

       Умру, когда от уз не можно свободиться.

Гетман Желковский

       Умри! а я лечу с Пожарским в поле биться.

(Обняв сына.)

       Прости!

(Ушел.)

Леон

(окончав разговор с Димитрием)

       Враги сии восстанут против нас.

Князь Димитрий

       Не мне приказывай, исполни мой приказ,        Поди.

(Леон ушел.)

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Князь Димитрий и Вьянко

Князь Димитрий

                  Скажи ты мне, скажи чистосердечно,        С Пожарскою княжной ты в тайне был, конечно?        Сердечны слабости умею извинять.        Но умыслов ее нельзя тебе не знать;        Какая искренность в ней дерзость возбудила?        Зачем, почто она ко брату приходила?        В ночи прийти сюда отважилась княжна,        Причина быть должна сей смелости важна.

Вьянко

       Законов совести я в узах не нарушу;        София, чаю, вам свою открыла душу;        Российская княжна то дерзостью не чла,        Что с сердцем искренним к россиянам пришла,        Где брата, где друзей, где сродников имеет;        Кто совестью не чист, казаться тот не смеет;        А деве таковой, которыя душа        Как взор ее светла, как прелесть хороша,        Прилично предлагать отечеству спокойство;        Враждующих мирить есть ангельское свойство.

Князь Димитрий

       Что ты ни чувствуешь, что ты ни говоришь,        Ты ею занят весь, везде Софию зришь;        На узы ты взгляни и жребий свой напомни,        Чего я требую, немедленно исполни.

Вьянко

       Я знаю, что тебя и сына тем гневлю,        Что я прельщен княжной, что я ее люблю;        Но кто любить ее, ах! кто любить не станет,        София на кого из смертных нежно взглянет?

Князь Димитрий

       Сей склонностью меня не можешь раздражать;        Ты властен страсть гасить, ты властен умножать;        От ваших нежностей не чувствую обиды;        Но тайные ее ты мне поведай виды.        Когда тебя она старалась соблазнить,        Не думала ль к себе всю Польшу преклонить,        Дабы коварств ее привесть пружины в действо        И скипетр перенесть в Пожарского семейство?        Для брата ли сестре усердно не радеть,        Когда надежда есть престолом овладеть?        Вы так ли думали? скажи мне откровенно,        И всё я извиню, мной будет всё забвенно.

Вьянко

       Когда Пожарскую княжну я возлюбил,        С ней душу съединить мой умысл первый был;        Не шли на мысли нам ни царствы, ни короны,        Нам верные сердца златые были троны.        Прости, что в узах сих толь дерзко говорю.        Служа отечеству и польскому царю,        Который покорил под власть свою Россию,        На что бы мне склонять к предательству Софию?        Я Владиславу быть не мог неверен сам.        Но если было бы угодно небесам,        Чтобы, вражду забыв, престол ему вручили,        Вы б скоро царские награды получили,        Короны бы одной недоставало вам;        Почтенья придал бы боярским он правам,        И, как в Эдеме, вы в Москве бы обитали,        Тебя вторым царем в России бы считали,        Ты б райску жизнь вкушал.

Князь Димитрий

                                                      Оставь презренну лесть!        Там лести места нет, где сердце чисто есть.        Мы в поле возросли, не знаем сладких брашен;        Не брани страшны нам, язык лукавых страшен;        Я чувствую сии обманчивы цветы,        Которыми прикрыть коварство хочешь ты.        Такие выгоды, которы равны царским,        Во блесках представляй пред князем ты Пожарским;        А только истину поведай предо мной,        Что было твоего прихода к нам виной,        Что в мыслях ты имел? и что княжна имела?        Мне узел развяжи сего сплетенна дела;        Какую брат ее беседу с ней имел?

Вьянко

       Не зная о княжне, я знать о ней хотел;        О их беседе я нимало не известен,        Увы! несчастлив я — но сердцем прав и честен.

Князь Димитрий

       Когда ты искренно со мною говоришь,        Не варвара во мне, но друга, Вьянко, зришь.        Кто истины нагой друзьям своим не скажет,        Тот небо раздражит и Бог того накажет.        Отец твой мне слова приманчивы вещал:        Поляков преклонить сегодня обещал        Без брани из Москвы к Смоленску удалиться;        Тобою в деле том он чает подкрепиться.

Вьянко

       Благотворения, почтенный князь, твои        Объемлют душу всю и чувства все мои.        Я стану всей Литве твои щедроты славить        И вскоре здешний град принужу их оставить;        Мы браней более с Россией не хотим;        Коль нас послушают, вам скипетр возвратим.

Князь Димитрий

       Но ежели Литва окажется упорна        И будет вашему совету непокорна,        Мы с молнией на вас приидем как враги, —        Тогда с Софией ты из града убеги!        Когда вы будете в осаде побежденны,        Не будут жены там, ни дети пощажденны;        Двух тающих сердец страданья не хочу,        Их Бог соединил, и я не разлучу;        Любить Пожарскую я сыну запрещаю;        Тебя, тебя для ней из плена отпущаю.

Вьянко

(на коленях)

       Прощает кто врагов, тот милостив, как Бог;        Льет слезы у твоих лежащий Вьянко ног!

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те ж и Вестник

Вестник

       Внимая новый шум и новый стон во граде,        Всё наше воинство простерлося к осаде;        В дыму казалась нам и в пламени Москва;        Две вылазки на нас извергнула Литва,        Великой стоила нам траты оборона,        Увы! мы храброго лишились Руксалона;        Он, гневом распален и мщеньем закипев,        Один против Литвы пошел, как страшный лев;        Он гнал, рубил, разил, как буря был ужасен;        Но, пулей в грудь пронзен, упал с коня безгласен!

Князь Димитрий

       Да Бог его вражду против меня простит!

Вестник

       Пожарский за него со гневом ярым мстит;        Вокруг московских стен как молния летает;        Препятства он себе нигде не обретает.        Он лестницы к стенам приставить повелел;        По ним хотел взлететь, как в облако орел.        Те, кои лестницы ко граду утвердили,        В отважности такой его предупредили;        От тяжести ли войск, коварством ли врагов,        Незапно лествица обрушилася в ров;        И закипела брань с другой страны московской.        Мне в поле сретился теперь гетман Желковской,        С немногими людьми спешит он ко стенам.

Князь Димитрий

       Желковский мужествен, но безопасен нам.

Вестник

       Полки твои, мой князь, ко приступу готовы        И только ждут тебя.

Князь Димитрий

(указывая на Вьянку)

                                         Сними с него оковы.

Вестник снимает.

Князь Димитрий

(продолжает)

       Доколе будет кровь россиян верных течь!

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те ж и Леон с мечем Желковского

Леон

       Вот меч Желковского!

Князь Димитрий

                                              Отдай ему сей меч,        Его невинность я пред всеми возвещаю!        Исполни мой приказ, вину твою прощаю,        Я клятву дал к отцу сейчас его пустить.        Лежащему у ног злодею подло мстить.

(Вестнику.)

       Пойдем!

 

ЯВЛЕНИЕ ОСЬМОЕ

Леон и Вьянко

Леон

                       С тебя сложил родитель мой оковы,        Но сыну узы он приуготовил новы;        Ты, сердцем будучи коварен и лукав,        Перед отцем моим казаться можешь прав;        Но правым никогда не будешь предо мною;        Твою свободу чту я новою виною.

Вьянко

       Стоящий узник твой в свободе, без оков,        Себя я оправдать перед тобой готов.

Леон

       Еще ты пленник здесь, еще, еще в неволе;        Но дай ты клятву мне со мной сразиться в поле.        Вот меч твой! ведай ты, доколе жив Леон,        Княжной тебе владеть не даст спокойно он;        Теперь я клятвою родительскою связан,        Но бой со Вьянкой мне во брани не заказан.

Вьянко

       Могу ли на тебя я руку воружить?        К ногам твоим сей меч приду я положить.

Леон

       Российских слабых жен презренный соблазнитель,        Знай, я тебе за них непримиримый мститель!        За подлую к тебе Софиину любовь        Я б должен был теперь твою исчерпать кровь;        Твою пронзил бы грудь за грудь ее неверну        И выгнал бы из ней литовску душу черну;        Но держит мой кинжал родительский приказ.        Жду в поле я тебя, беги моих ты глаз!        Я тамо жизнь мою или твою скончаю.

(Ушел.)

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Вьянко

(один)

       С Софией избежать твоих гонений чаю;        Любовь служила мне успехом в сей стране,        И счастье, может быть, поспешествует мне.        Но чувствую у ног трепещущую землю!        Я звуки бранных труб и топот конский внемлю.        Здесь ужас! страхи здесь! отселе убежим.

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Вьянко и Воин литовский

Воин

       Ты, Вьянко, здесь? увы! простись с родителем своим;        Он ранен!

Вьянко

                          Небеса! где он?

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕНАДЕСЯТЬ

Те ж и воины (несущие раненого Желковского на щитах)

Другой воин

                                                    О рок наш слезный!        Погибли мы теперь!

Вьянко

(бросаясь к родителю)

                                          Родитель мой любезный!        Ты весь в крови!

Гетман Желковский

(тихо)

                                     Когда мой сын освобожден,        Так я еще живу, еще не побежден.        За наше варварство нас небо наказало;        И что неправы мы, пред светом доказало.        Увы! чрез множество грядущих вижу лет,        Я вижу, вижу я, что Польши в мире нет!        О! как несчастны мы! несчастны и потомки!        Угаснут их дела, которы были громки,        Мне зрится некое с перуном божество!..        Но будущих судеб сокрыто существо;        Вступила в очи тьма; коль беден род Желковских!        О сын мой! убеги скорей из стен московских;        Советуй ты Литве, советуй Польше ты        Оставить гордые о славе их мечты;        Безумной вольности тщетой не ослепляться,        Мятежною против России не являться.        Мятеж есть язва царств, а вольность в царстве яд!        Препроводи меня, препроводи во град.        Пожарский учинил сию в груди мне рану,        Не мсти ему.

Вьянко

                             Я мстить ему слезами стану!

(Ушли.)

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕНАДЕСЯТЬ

Князь Пожарский

(вбегая на театр с мечем окровавленным; с ним Минин и бояре)

       Смерть Руксалонова полякам отмщена,        Запечатлела их падение она;        Наш будет благ конец, когда наш благ начаток;        Димитрий польских войск развеял в прах остаток.

(Увидев препровождаемого в пролом Желковского.)

       Как агнцы робкие, они от нас бегут;        Но пусть скрываются, их стены не спасут;        Коль инако нельзя нам в град войти со громом,        Так мы войдем в Москву отверстым сим проломом.        Сей должен день судьбу отечества решить,        Иль славой увенчать, иль славы нас лишить.

Минин

       Но что! ты ранен, князь! ты наших войск надежда,        Насквозь прострелена стрелой твоя одежда.

Князь Пожарский

       Когда я воинство ко брани ополчал,        Себя от польских стрел, от ран не исключал;        Стрела меня почтить сей славой не хотела,        Она приближилась — и с шумом пролетела.

Минин

       Ты смерти подвергал отчаянной себя.

Князь Пожарский

       Пренебрегаю смерть, отечество любя!

Минин

       Я робкими тебя искал в полках очами,        Увидел наконец, увидел пред мечами:        Ты кровь сарматскую реками проливал,        Служил как ратник сам, другим повелевал;        Отважность стоила кончины Руксалону!

Князь Пожарский

       Всем должно жертвовать для веры и закону!

Минин

       Но должно жизнь свою начальнику блюсти,        Дабы он войско мог в несчастии спасти.

Князь Пожарский

       Примером воинство начальник ободряет;        Родится сто других, когда он жизнь теряет.        На жертву дни мои России я принес,        Продлить иль кончить век, зависит от небес.        Отсюду мы начнем притворную осаду,        Но тайно припадем от Яузы ко граду;        Немногий отдых мы полкам своим дадим        И, силы подкрепив, к сраженью полетим.        Ты, солнце, от Москвы еще лучей не скрыло;        О! если б в ней царя в сей день ты озарило!

КОММЕНТАРИИ

Ливонцев против нас, черкасов ополчили. — Ливонцы — здесь: немцы (осенью 1612 г. Сигизмунд III повел к Москве трехтысячный отряд немецких наемников, но дошел только до Волоколамска). Черкасы — казаки-украинцы (служили в отряде Ходкевича, в 1612–1614 гг. совершили рейд по русскому Северу).

Какая искренность в ней дерзость возбудила? — Какова истинная причина ее дерзости?

Эдем — земной рай.

…чрез множество грядущих вижу лет, // Я вижу, вижу я, что Польши в мире нет! — Намек на три раздела Польши (1772, 1793, 1795 гг.) между Австрией, Пруссией и Россией, в результате которых она перестала существовать как самостоятельное государство.

 

ДЕЙСТВИЕ V

 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Театр представляет ту же часть Москвы, но укрепляемую от поляков по той стороне реки низким острогом, который ставится посредине сцены. Несколько вооруженных поляков

Военачальник польский

       Теперь забыли нас и счастие, и Бог!        Защитой служит нам единый сей острог;        Россияне Москву как тучи оступили,        Но стены градские мы твердо укрепили;        Нам должно ход в пролом россиянам пресечь.        От сей страны в полях сверкает вражий меч;        Пожарский в ратный бой полки свои поставил,        Он в мыслях силы все на здешню часть направил;        И наши войски мы к отпору соберем!

Другой начальник

       Не пустим их в Москву или у стен умрем!

 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те ж и польский вельможа Хоткеев

Хоткеев

       Крепитесь, сколько льзя, друзья мои, крепитесь!        В последний раз против россиян ополчитесь.        Найдите способы и меры между тем        Власть нашу продержать хотя единым днем;        Вдали явился нам российский враг всегдашний,        Украинский гетман с полками Сагайдашный;        Он с новой силою на россов притечет        И так, как ветер прах, их войски возмятет!        Известен умысл нам, известен ков боярский:        К пролому приступить намерен князь Пожарский;        Но верная теперь для нас защита есть:        Московских дев сюда велели мы привесть        И в первом их ряду пред войсками поставить,        Окованными их россиянам представить.        Пусть ежели на нас идти они хотят,        В них стрелы первые и молнии летят.        Пусть жалость жены в них, пусть ужас производят;        Иль с ними все помрет! но се девиц приводят!

 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ

Те ж и София, сопровождаемая несколькими девицами московскими; все они в оковах, волосы имеют распущенные, шествуют в отчаянии; за ними следуют воины польские с копиями и обнаженными саблями

Военачальник польский

       Удобно ли на них без жалости воззреть?        И должно ль в цвете лет сим девам умереть?

София

(озираясь)

       Куда нас привели?.. ах! тщетно жизнью льститься!        Нам смерть везде грозит и час настал проститься.

Девицы друг друга обнимают и во слезах прощаются.

Вельможа

(воинам)

       Их узы надлежит к острогу утвердить,        Дабы обратный путь им в домы преградить.

Поляки жен поставляют у самого острога и за ними располагаются.

София

       Парфения! увы! гонимая судьбою,        Стань вместе тут со мной, пусть я умру с тобою!        Делили мы с тобой приятны времена,        С тобою вместе нас и смерть сразить должна.        За нашу к вам любовь, за наше почитанье        Какое лютое, поляки, воздаянье!        Когда Россия вся пренебрегала вас,        Вы видели в Москве одних преклонных нас;        В возмездие любви, в награду сей приязни        Вы нам готовите презренье, ужас, казни.

Хоткеев

       Когда россияне готовят казни нам,        В отчаяньи мы смерть определили вам.        Умрите!

Парфения

                      Из каких вы нас губите правил?

Хоткеев

       Из правил мщения!

София

                                        И Вьянко нас оставил!        Кто может наших слез потоки отереть?

Парфения

       Не в узах — я в венце Софию льстилась зреть!        Мечтались на тебе мне брачные покровы,        Не черные сии одежды и оковы;        Мне зрелись пред тобой разбросанны цветы,        Всё, всё исчезло вдруг! — забвенна Вьянкой ты!

Хоткеев

       Отец Желковского от раны умирает,        А сын его в Москве сокровища сбирает;        Чего мы не могли доныне вображать,        Из града хочет он с богатством убежать;        Родителева скорбь его остановила,        И, может быть, корысть за стены удалила.

София

       Пускай из града он с богатством убежит,        Ему быть счастливу на свете надлежит.        Люблю его! люблю! и небу поручаю;        Да будет Вьянко жив, а я мой век скончаю.        Ах! горько без него и жизнь кончать, и жить…        Но жизнию его должна я дорожить.        Исчезните мои наружны украшенья,        Которы льстили мне во время утешенья.

(Она срывает свои уборы.)

       В дыму и в пламени мне кажется весь град!        Разверзся предо мной, разверзся мрачный ад!..        Какие огненны мне зримы тамо реки!        О! как страдают здесь несчастны человеки,        Которые свою отчизну предают        И клятвы не хранят, которую дают.        О, место горестей, уныния и скуки!        Ах, Вьянко! ты ко мне в слезах подъемлешь руки;        Из сердца у тебя струями кровь течет;        Какая сила в ад меня к нему влечет!        Нейду, нейду туда! — но тщетно противляюсь;        Душа к нему летит! я с ним соединяюсь.

(Опомнясь, к девицам.)

       Ах! чувствую в уме смятение моем;        Слабею — трепещу — не вижу света днем!

(Упадает в объятия Парфении.)

Хоткеев

       Прельщенны льстивыми поступками, словами,        Что россы нам сулят, мы делаем то с вами.

Парфения

       Увы! сколь наша часть ужасна и бедна!        Княжна, безгласна ты, бесчувственна, хладна!        Благополучна ты, когда твой век прервется;        Но сердце живо в ней, еще в ней сердце бьется:        София бедная! опомнись и живи        Для дружбы искренней, когда не для любви.

 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те ж и Вьянко (вбегая)

Вьянко

(полякам)

       Бегите вы отсель, несчастные, бегите!        Спасать и честь и жизнь полякам помогите:        Пожарский с воинством теперь уже в Кремле,        Нет места, больше нет в российской нам земле;        С Москвою прерваны уставленны союзы,        Везде готовят нам оковы, плен и узы.        Димитрий, мстящею кидая гром рукой,        Лиет по улицам литовску кровь рекой.        Спасайте вашу жизнь, несчастные, спасайте!        А бедным девам сим свободу вскоре дайте.

Хоткеев и вельможи

(подняв мечи)

       Мы смерти их предать за нашу кровь хотим!

Девицы

(упав на колени)

       О Боже!

Вьянко

(подняв меч)

                    Варвары! я здесь защитник им,        Не слабых жен мертвить — покорствуя судьбине,        Вы должны небеса склонять к щедроте ныне.        Бегите!

Слышен глас трубный. Поляки убегают.

Вьянко

(к Софии)

                      В узах ты, нам зла не приключив!

 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те ж, кроме польских воинов

София

(приходя в себя)

       Чей голос внемлю я? — ах! Вьянко, Вьянко жив!        Не тень ли здесь его?

Вьянко

(снимая с нее цепи)

                                            Я жив! — а ты в неволе,        Которая сиять должна бы на престоле;        Позорный зрела ты несчастных дней конец!        В моих объятиях скончался мой отец,        Но воздал я ему последню должность сына:        Медленья моего во граде он причина,        С наперсницами здесь ты б в узах не была,        Моя бы вас рука от варваров спасла.        Россияне уже Москвою обладают;        Меня мои кони за градом ожидают;        Поляки с трепетом из здешних стен бегут;        Пойдем, и мы пойдем, венцы нас в Польше ждут!

София

       Не только для венцов — с тобой рабыней пленной,        О Вьянко! я пойду, пойду на край вселенной.        Но, дружбы не явив, отсель не уходи:        Сними оковы с них и пленниц свободи.

Вьянко

(снимая оковы с девиц)

       Россияне меня родителя лишили        И жребий бедственный всей Польши довершили;        Они мои враги, ты кровь злодеев сих;        Но я, тебя любя, люблю с тобою их,

Парфения

       Когда наш град спасен, мы россов не страшимся;        Бегите вы отсель! мы в домы возвратимся.

(Ушли.)

 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

София и Вьянко

Вьянко

       Какой сверкает блеск вдали очам моим!        Я слышу вопль и шум — София, поспешим!

(Разбрасывает острог и выходит.)

 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те ж и Леон

Леон

(имея меч в руках)

       Постой, злодей! постой! ты должен мне ответом,        Во граде, в войске, здесь, пред целым должен светом!

Вьянко

       Готов я дать ответ!

София

(на коленях, Леону)

                                         Для праведных небес,        Оставь его! оставь, зри, зри потоки слез!

Леон

       На прелести твои я больше не взираю!

(Нападая на Вьянку, убивает.)

       Умри, злодей!.. умри!

Вьянко

(упадая)

                                            София! — умираю!

София

(бросаясь к нему)

       О друг моей души! тебя уж в свете нет!        Противен без тебя и страшен мне весь свет!        Моя любовь тебя, моя любовь убила;        Но пусть узнают все, как я тебя любила!

(Леону, указывая на Вьянку.)

       Убийца! зри, как кровь из ран его течет;        Ах! капля каждая меня к нему влечет.        Ему и душу ввек, и сердце обручаю:        Когда скончался он, и я живот кончаю.

(Схватив меч Вьянкин, заколается.)

Леон

       Какой являет мне София грозный вид!        Я ужас чувствую — раскаяние — стыд.

 

ЯВЛЕНИЕ ОСЬМОЕ

Те ж и Пожарский, сопровождаемый боярами. Воины и народ видны на стене

Князь Пожарский

       Российская теперь корона утвержденна!        Поляки изгнаны, Москва освобожденна.

(Взглянув на Софию и на Вьянку.)

       Но ах, сестра моя!

Леон

                                      Убил княжну не я —        За Вьянку кончила свой век сестра твоя!        Я был побега их из стен московских зритель,        И мною поражен Софиин похититель;        Не могши без него утешиться ничем,        Свою пронзила грудь княжна его мечем.

Князь Пожарский

(с презрением)

       Жила и жизнь она окончила для Вьянка!        Да тако всякая погибнет россиянка.        Которая забыть отечество могла!        Она любви твоей достойна не была;        Да может кровию вина ее омыться,        Которой должен род Пожарского стыдиться!

Леон

       Княжна душей моей век будет обладать;        Позволь мне прах ее в слезах земле предать.

Князь Пожарский

       Предай земле их прах!

Сносят с театра Софию и Вьянку. Леон ушел.

 

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ И ПОСЛЕДНЕЕ

Князь Пожарский с боярами и князь Димитрий с Мининым и с воинами.

На стене виден многочисленный народ.

Князь Димитрий

(князю Пожарскому)

                                              О ты, почтенный воин!        Не только лавров ты, короны ты достоин.

(Подав ему руку.)

       Прими сей дружбы знак.

Князь Пожарский

(приняв его руку)

                                                  Сей храброю рукой        Спаслось отечество и дан Москве покой.        Во время приступу, во граде, в ратном поле        Ты мужества явил, о князь! пред всеми боле.        Теперь раздоры все и брани потуша,        Да будет сердце в нас едино и душа.        Сестры лишился я; при сем ущербе чаю,        Что кровных и друзей с Россией получаю.        Когда от уз Москва и плена спасена,        Так мне сестра моя с ней вместе отдана!

Князь Димитрий

       От бед отечества мы прежде не избавим,        Доколе мы царя в России не восставим!

Минин

       Вельможи и синклит народу возвестил,        Что избран на престол Романов Михаил!

Народ

       Да здравствует наш царь!

Князь Димитрий

                                                   Да здравствует вовеки,        Доколь вкушают жизнь в России человеки!

Князь Пожарский

       Да ветви от него на троне процветут,        Которых Севера светилами да чтут!

Слышен на стенах глас труб и бой литавр; завес тихо опускается.

ХОР

петый после трагедии

       Да царь наш и его потомки        Во свете славой будут громки!        Романовых в России род        Да век на троне утвердится,        Как солнце светел да явится        И полон, как пучина вод!

КОММЕНТАРИИ

Вдали явился нам российский враг всегдашний, // Украинский гетман с полками Сагайдашный… — Сагайдачный Петр (ум. 1622), гетман запорожских казаков, союзник поляков, прошел в 1613 г. с сильным отрядом по русским городам, поддерживая "права" Владислава на престол; оказывал помощь Владиславу, предпринявшему в 1618 г. поход к Москве с целью овладеть короной.

…все они в оковах, волосы имеют распущенные, шествуют в отчаянии; за ними следуют воины польские с копиями и обнаженными саблями. — Возможно, в этой сцене трансформированы события, указанные в коммент. к строке: Отдай убранства нам, отдай златые цепи… (Хочет ограбить).

А бедным девам сим свободу вскоре дайте. — Вскоре — здесь: тотчас, немедленно.

(Подав ему руку.) — Согласие между Пожарским и Трубецким и слияние их войск было достигнуто до полного освобождения Москвы, в конце сентября, после получения из Троицко-Сергиевского монастыря "Послания двоим князьям Димитриям о соединении и о любви".

1798