Глава 1

Солнце уже село, когда пятилетний грузовик марки «форд» миновал ущелье и начал спускаться по длинному крутому спуску в долину Сантарога. Петляющая боковая дорога выпрямилась только на выезде на автостраду. Джилберт Дейсейн, выведя свой грузовик на шоссе, посыпанное гравием, остановился у белого барьера, преграждавшего путь в долину, секреты которой ему предстояло раскрыть. Он некоторое время смотрел вниз, в долину.

Двое уже погибли при расследовании этого дела, напомнил себе Дейсейн. Несчастные случаи. Обычные несчастные случаи. Что же происходит там, в этой котловине, погруженной в тени и освещаемой лишь редкими огнями? Неужели и его ждет какой-нибудь несчастный случай?

Спина Дейсейна ныла после долгой поездки из Беркли. Он заглушил двигатель и выпрямился. Кабину переполнял острый запах машинного масла. Снизу и сзади грузовика доносились поскрипывания и хлопки.

Простирающаяся внизу долина оказалась почему-то совсем не такой, какой ожидал ее видеть Дейсейн. С неба, голубым кольцом опоясывавшим ее, на верхушки деревьев и скал падал ослепительный солнечный свет.

От этого места исходило ощущение спокойствия — островок, где можно переждать бурю.

«Каким же я ожидал увидеть это место?» — спросил сам себя Дейсейн.

Он-то думал, что, изучив карты и прочитав все сообщения о Сантароге, будет достаточно, чтобы составить об этой долине правильное представление. Но карты — это отнюдь не сама земля, а сообщения не способны создать полного впечатления о людях, проживающих на ней.

Дейсейн взглянул на наручные часы: почти семь. Ему почему-то расхотелось продолжать спуск в долину.

Вдалеке слева от него, вдоль долины, среди деревьев сияли полоски зеленого света. Этот район на карте был помечен как «зеленые строения». Располагавшийся на скалистом холме справа от него квартал молочно-белых домов, похожих на замки, он определил как сыроваренный кооператив Джасперса. Желтый свет окон и перемещающихся огней вокруг него говорил о деловой активности.

Неожиданно Дейсейн услышал стрекот насекомых, доносившийся из темноты, хлопанье крыльев ястреба, отправившегося на ночную охоту, и далеко печальное завывание собак. Стая голосила, похоже, где-то за кооперативом.

Дейсейн сглотнул, подумав, что эти желтые окна внезапно как бы превратились в зловещие глаза, всматривающиеся в еще более темную бездну долины.

Покачав головой, Дейсейн улыбнулся. Не нужно так думать. Это непрофессионально. Нужно забыть всю эту чертову чепуху о Сантароге. С подобными мыслями нельзя проводить научного расследования. Он включил в кабине свет и из-под сиденья рядом достал портфель. На коричневой коже переплета золотым тиснением сверкала надпись: «Джилберт Дейсейн, факультет психологии, Калифорнийский университет, Беркли».

Вынув из портфеля потрепанную папку, он начал писать: «Прибыл в долину Сантарога примерно в 18.45. Все вокруг напоминает процветающую фермерскую общину…»

Вскоре он отложил портфель и папку в сторону.

«Процветающая фермерская община, — подумал он. — С чего это я взял, что она процветающая?» Нет — тому, что он видел, не подходило слово «процветающая». На ум приходило другое, что он узнал из сообщений.

Долина, простирающаяся перед ним, сейчас передавала ощущение ожидания и тишины, подчеркиваемой случайным звоном колокольчиков. Он мысленно представил, как после работы возвращаются домой семейные пары. Что же они обсуждают в этой наполненной ожиданием темноте?

О чем говорит Дженни Сорже со своим мужем — если только у нее есть муж? Казалось невероятным, что она до сих пор не вышла замуж — прелестная, давно достигшая брачного возраста Дженни. Уже больше года прошло с тех пор, как они виделись друг с другом в последний раз в университете.

Дейсейн вздохнул. Он не мог избавиться от мыслей о Дженни — тем более здесь, в Сантароге. Дженни тоже составляла часть тайны этой долины. Она была элементом Барьера Сантароги и главным объектом его начавшегося расследования.

Дейсейн снова вздохнул. Он не пытался обмануть самого себя. Он знал, почему согласился участвовать в этом проекте. Вовсе не из-за крупной суммы денег, которые обещал ему университет, и не ради большого оклада.

Он приехал сюда, потому что здесь жила Дженни.

Дейсейн сказал себе, что при встрече с ней он будет улыбаться и вести себя как ни в чем не бывало, совершенно естественно. Он приехал сюда в командировку — психолог, которому пришлось оторваться от обычных преподавательских треволнений, чтобы провести изучение рыночной экономики долины Сантароги.

Впрочем, что это значит: вести себя как ни в чем не бывало с Дженни? Как вести себя естественно, когда сталкиваешься с необычным?

Дженни была жителем Сантароги, — а к этой долине не подходили обычные мерки.

Он мысленно вернулся к сообщениям, «известным фактам». Все эти папки с собранными сведениями, заявления официальных лиц, второстепенные секретные данные, которые являлись главным козырем во время заключения торговых сделок, — все это на самом деле лишь подтверждало один простой «известный факт» о Сантароге: в том, что происходило здесь, было нечто необычное, гораздо более тревожное, чем что-либо, с чем раньше сталкивалась так называемая наука об изучении рынка.

Мейер Дэвидсон, невысокий розовощекий крепыш, казавшийся мягким и слабовольным и представившийся агентом инвестиционной корпорации, которая вкладывает деньги не только в магазины, но и в изучение этого проекта, гневно обрушил на него во время первой ознакомительной встречи град вопросов: «Главное, нам нужно знать: почему мы вынуждены там закрывать наши предприятия? Почему даже хотя бы один сантарожанец не желает вести торговлю с внешним миром? Вот что нам нужно узнать. В чем заключается этот Барьер, из-за которого мы не можем вести дела в Сантароге?»

Дэвидсон оказался совсем не мягким человеком, каким выглядел на первый взгляд.

Дейсейн включил двигатель и фары, после чего продолжил путь по извилистому спуску.

Все данные представляли собой один простой факт.

Прибывшие извне не обнаружили в долине домов, которые продавались бы или сдавались в аренду.

Официальные власти Сантароги заявили, что у них нет данных о преступлениях несовершеннолетних.

Призывники из Сантароги всегда возвращались после окончания срока прохождения службы. Если говорить откровенно, то ни один сантарожанец не выезжал из долины, чтобы поселиться в каком-нибудь другом месте.

Почему? Неужели барьер этот существует с обоих сторон?

И вот еще одна любопытная аномалия: в сообщениях упоминалось о статье, написанной дядей Дженни доктором Лоуренсом Паже, опубликованной в одном медицинском журнале. Дядя был известен как ведущий физик долины. Статья называлась: «Синдром отравления сантарожанцев непривычной окружающей средой». Суть ее вот в чем: у сантарожанцев, вынужденных по стечению обстоятельств жить за пределами долины в течение продолжительного времени, проявляется необычная чувствительность к аллергенам. Это является главной причиной, по которой юноши из долины Сантароги оказываются не в состоянии нести воинскую службу.

Постепенно из данных вырисовывалась стройная картина.

Власти Сантароги не сообщали о случаях умственного помешательства или психических отклонениях в Государственный департамент психической гигиены. Ни одного сантарожанца невозможно было обнаружить в какой-либо государственной лечебнице для психических больных. (Доктор Шами Селадор, возглавлявший факультет, где работал Дейсейн, находил этот факт «тревожным».)

Сигареты, продаваемые в Сантароге, в основном предназначались для приезжих.

Сантарожанцы оказывали железное сопротивление национальной рекламе (как считал Мейер Дэвидсон, это был симптом, чуждый американцам).

На рынке Сантароги невозможно было купить сыр, вино или пиво, изготовленные во внешнем мире.

Все деловые предприятия долины, включая банк, принадлежали уроженцам Сантароги. Они открыто выступали против денежных инвестиций извне.

Сантарога успешно сопротивлялась всем правительственным проектам о предоставлении дотаций. Готовясь к началу своего расследования, Дейсейн встречался со многими политиками, но лишь немногие среди них считали, что сантарожанцы на самом деле не «скопище чудаков или религиозных фанатиков», как заявил сенатор из Портервилля, расположенного всего в десяти милях от Беркли и значительно дальше от долины.

— Послушайте, доктор Дейсейн, — сказал сенатор, — вся эта чепуха, окутанная мистикой, — не более, чем выдумка.

Сенатора, тощего, чувственного мужчину с копной седых волос и глазами с красными прожилками, звали Барстоу. Он являлся потомком старинного калифорнийского рода.

Барстоу считал:

«Сантарога — последний аванпост американского индивидуализма, типичные янки, населявшие в свое время восточные земли Калифорнии. Ничего таинственного в них нет. Они не требуют к себе никакого особого внимания и не раздражают мой слух глупыми вопросами. Мне бы очень хотелось, чтобы все мои избиратели были бы такими же прямыми и честными».

«Мнение одного человека», — подумал Дейсейн.

Не разделяемое подавляющим большинством.

И вот теперь Дейсейн уже мчится на своем грузовике по этой долине.

Узкая дорога перешла в широкую, по обочинам росли громадные деревья. Это была Авеню Гигантов, извивающихся между великанами секвойями.

Среди деревьев виднелись дома. Как следовало из сообщений, некоторые из этих домов остались здесь со времен золотой лихорадки. Декор, выполненный в готическом стиле, обрамлял карнизы зданий, многие из которых были трехэтажными. Из окон струился желтый свет.

Дейсейн не слышал из этих домов ни звуков работающих телевизоров, ни людских голосов, на стенах не было следов сажи дымоходных труб, и вдруг он понял, что в них никто не живет.

Впереди дорога разветвлялась. Стрелка налево указывала на центр города, а две другие стрелки направляли вправо — к гостинице Сантароги и сыроваренному кооперативу Джаспера.

Дейсейн свернул направо.

Его дорога вилась вверх. Он проехал под аркой: «Сантарога — город, где производят сыр». Вскоре из леса дорога вынырнула в долину, поросшую дубами. Справа за железным забором вырисовывались серо-белые очертания кооператива. А на противоположной стороне дороги слева находилась длинная трехэтажная гостиница, построенная в сумбурном стиле начала двадцатого века, с верандой и крыльцом; здесь-то и хотел Дейсейн побывать в первую очередь. Ряды окон (в основном, темные) выходили на стоянку, покрытую гравием. Надпись на табличке у входа гласила: «Гостиница „Сантарога“. Музей времен золотой лихорадки. Время работы с 9.00 до 17.00».

Большинство припаркованных к краю обочины (которая тянулась параллельно веранде) машин являлись хорошо сохранившимися старыми моделями. Несколько сверкающих новых автомобилей стояло во втором ряду, немного в стороне.

Дейсейн остановился рядом с «шевроле» 1939 года выпуска, сверкающего восковым блеском. Дейсейну показалось, что красно-коричневая кожаная обшивка сидений внутри машины выполнена вручную.

«Игрушка богатого человека», — решил Дейсейн.

Он достал портфель из грузовика и вернулся ко входу в гостиницу. В воздухе стоял запах свежескошенной травы и слышалось журчание воды. Дейсейну вспомнилось его детство, сад его тетушки, в задней части которого протекал ручей. Сильное чувство ностальгии охватило его.

Внезапно резкие звуки разорвали тишину. С верхних этажей гостинцы донеслись хриплые голоса мужчины и женщины, споривших между собой. Мужчина выражался грубо, а визжащий голос женщины поразительно напоминал крик уличной торговки рыбой.

— Я не останусь еще даже на одну ночь в этой богом забытой дыре! — орала — женщина пронзительным голосом. — Им не нужны наши деньги! Мы им не нужны! Поступай, как знаешь, — но я уезжаю!

— Белл, перестань! Ты…

Окно захлопнулось. Их спор теперь был почти не слышен — просто какое-то бормотание.

Дейсейн глубоко вздохнул. Эта ссора вернула его к действительности. Вот еще двое, кто был недоволен Барьером Сантароги.

Дейсейн прошел по гравию, поднялся по четырем ступенькам на веранду и вошел через вращающиеся двери, украшенные затейливой резьбой. Он оказался в вестибюле с высоким потолком, с которого свисали хрустальные люстры. Панельная обшивка из темного дерева, потрескавшаяся от времени, подобно древним письменам, делала пространство замкнутым. Закругленная стойка начиналась от угла и заканчивалась справа от него. За ней виднелась открытая дверь, откуда доносились звуки коммутатора. Справа от этой стойки зияло широкое отверстие, через которое Дейсейн увидел столовую — белые скатерти, хрусталь, серебро. Старинный почтовый дилижанс, словно бы сошедший с экрана вестернов, был установлен слева, рядом с латунными почтовыми ящиками, к которым крепилась бархатная каштановая лента с надписью: «Руками не трогать!»

Дейсейн остановился и внимательно осмотрел дилижанс. Он пах пылью и росой. Табличка в рамке на багажном отделении сообщала его историю: «Обслуживал маршрут „Сан-Франциско — Сантарога“ с 1868 по 1871 год». Ниже, в рамке чуть побольше, желтел лист бумаги с текстом, выведенным буквами медного цвета и гласившим: «Послание от Черного Барта, разбойника с большой дороги, почтовое отделение 8». Далее неровным почерком на желтой бумаге были написаны небольшие стишки:

Дейсейн хмыкнул, перехватил портфель в левую руку, подошел к стойке и позвонил.

В открытых дверях появился лысый с морщинистым лицом мужчина в черном костюме и уставился на Дейсейна, словно ястреб, увидевший свою жертву.

— В чем дело?

— Мне бы хотелось снять комнату, — сказал Дейсейн.

— У вас какие-то возникли проблемы?

Дейсейн ответил резким, вызывающим тоном:

— Я устал. И нуждаюсь в ночлеге.

— Ну тогда проходите, — проворчал мужчина. Он, шаркая ногами, прошел к стойке и подтолкнул Дейсейну регистрационный журнал в черном переплете.

Дейсейн достал ручку из кармашка в журнале и расписался.

Служащий вытащил медный жетон с ключами и сказал:

— Ваша комната — 52, рядом с той, где живет идиотская парочка из Лос-Анджелеса. Потом не обвиняйте меня, если они не будут давать вам ночью спать. — Он бросил ключи на стойку. — С вас десять долларов — для задатка.

— Я проголодался, — заметил Дейсейн, доставая бумажник и расплачиваясь. — Столовая открыта? — Он получил квитанцию.

— Закрывается в девять, — ответил служащий.

— Здесь есть посыльный?

— Вы выглядите достаточно сильным, чтобы самому отнести свой портфель. — Служащий указал рукой Дейсейну, куда идти. — Комната наверху, на втором этаже.

Дейсейн повернулся. Позади дилижанса имелось свободное пространство. Там в беспорядке были расставлены оббитые кожей стулья и тяжелые кресла, на нескольких восседали люди пожилого возраста, которые читали газеты и книги. Свет, окутанный тенями, исходил из медных массивных ламп, стоявших на полу.

Эта сцена, которую Дейсейн потом вспоминал неоднократно, была первым ключом к пониманию истинной природы Сантароги. Казалось, что владельцы гостиницы пытаются намеренно воспроизвести обстановку прошлого века.

Чувствуя смутное беспокойство, Дейсейн произнес:

— Я проверю свою комнату позже. Могу я оставить свой чемодан здесь, пока буду ужинать?

— Оставьте его на стойке. Никто его не возьмет.

Дейсейн поставил чемодан на стойку и заметил на себе внимательный взгляд служащего.

— Что-то не так? — спросил Дейсейн.

— Нет.

Служащий протянул руку к портфелю, но Дейсейн, шагнув назад, выхватил его из рук служащего, который окинул его гневным взглядом.

— Гм-м! — фыркнул тот. Он, несомненно, был разочарован — ему так и не дали посмотреть, что же находится внутри портфеля.

Дейсейн неуверенно произнес:

— Я… э-э… хочу просмотреть кое-какие бумаги во время ужина. — Про себя он добавил: «С какой стати я должен ему это объяснять?»

Сердясь на себя, он повернулся и пошел в столовую. Она оказалась огромным квадратным залом, в центре которого висела одна массивная люстра, а стены, оббитые панелями из темного дерева, украшали медные лампы. Вокруг круглых столов стояли глубокие кресла с подлокотниками. Слева вдоль стены тянулась длинная стойка бара из тикового дерева. Огни люстры светили гипнотически. Под зеркалом стояли бокалы.

Зал поглощал звуки. Дейсейну показалось, что он идет во внезапно наступившей тишине, и все люди оборачиваются, чтобы посмотреть на него. На самом же деле его появление осталось почти незамеченным.

Бармен в белой рубашке, обслуживающий немногочисленных клиентов, окинул его быстрым взглядом, потом продолжил беседовать со смуглым мужчиной, нависшим всем телом над кружкой пива.

Около дюжины столиков занимали семьи с детьми. Рядом с баром за одним столиком резались в карты. Еще за двумя сидели одинокие женщины, полностью поглощенные трапезой.

Люди в зале разделялись на две группы, это сразу же почувствовал Дейсейн. Нервное напряжение, которое ощущалось почти что зримым образом у одних, резко контрастировавшее со спокойствием остальных посетителей зала. Дейсейну казалось, что он может определить прибывших извне людей — они выглядели более утомленными и издерганными, а дети — непослушными.

Пройдя дальше по залу, Дейсейн оглядел себя в зеркале — на худом лице пролегли морщины усталости, курчавые черные волосы спутались в беспорядке, в глазах — все то же напряженное внимание, с которым он вел грузовик. На ямочке подбородка темнела полоска грязной дорожной пыли. Дейсейн стер ее и подумал: «Вот прибыл еще один приезжий».

— Вам нужен столик, сэр?

Рядом с ним возник негр-официант — в белом жакете, с ястребиным носом, резкими чертами, оставшимися от мавританских предков, с проседью на висках. Он производил впечатление человека, привыкшего командовать, несмотря на то, что был в лакейском костюме. Дейсейн тут же подумал об Отелло. В карих глазах светилась проницательность.

— Да, пожалуйста, на одного, — ответил Дейсейн.

— Сюда, сэр.

Негр провел Дейсейна к столику, стоявшему у ближайшей стены. Одна из боковых ламп наполняла пространство вокруг столика теплым желтым светом. Усевшись в глубокое кресло, Дейсейн обратил все свое внимание к столику рядом с баром — где в карты играли… четверо мужчин. Он узнал одного из них — он видел его на снимке, который ему когда-то показывала Дженни. Это был Паже, ее дядя, автор статьи в медицинском журнале, где говорилось об аллергенах, — крупный седовласый мужчина с мягкими чертами круглого лица. Что-то в его облике наводило на мысль о восточном происхождении, особенно в том, как он держал колоду карт у груди.

— Желаете меню, сэр?

— Да. Одну минутку… Среди вон тех игроков в карты есть доктор Паже?

— Сэр?

— Кто они?

— Так вы знакомы с доктором Ларри, сэр?

— Я знакомый его племянницы, Дженни Сорже. Она показывала мне фотографию доктора Паже.

Официант взглянул на портфель, который Дейсейн поставил на середину столика.

— Дейсейн, — сказал он, и на его смуглом лице возникла широкая улыбка; сверкнули белые зубы. — Значит, вы приятель Дженни, с которым она вместе училась.

За этими словами скрывалось несколько значений, так что Дейсейн уставился на официанта, разинув рот.

— Дженни рассказывала о вас, сэр, — продолжил официант.

— Да.

— Вы хотите знать, с кем играет доктор Ларри? — Он повернулся в сторону игроков. — Хорошо, сэр, напротив доктора Ларри сидит капитан Эл Марден из службы дорожной инспекции. Справа — Джордж Нис, управляющий сыроваренным кооперативом Джаспера. А слева — мистер Сэм Шелер. Мистер Сэм заведует нашей независимой службой техобслуживания… Сейчас я принесу вам меню, сэр.

Официант направился к бару.

Дейсейн не сводил глаз с игроков в карты, удивляясь своему возникшему к ним интересу. Сидевший спиной к нему Марден был в муфтие и темно-синем костюме. Он слегка повернулся, и Дейсейн увидел сначала поразительную копну рыжих волос, а в следующий миг — и узкое лицо, плотно сжатые губы, цинично изогнутые вниз.

Шелер из независимой службы техобслуживания (Дейсейн вдруг спросил себя, почему она так называется) оказался смуглым человеком с прямоугольными индейскими чертами лица, плоским носом и массивными губами. У сидевшего напротив него Ниса, уже начавшего лысеть, были песочного цвета волосы, голубые глаза с массивными веками, широкий рот и резко раздвоенный подбородок.

— Ваше меню, сэр.

Официант положил большую папку в красном переплете перед Дейсейном.

— Доктору Паже и его друзьям, похоже, нравится эта игра, — заметил Дейсейн.

— Традиция, сэр. Каждую неделю, примерно в это время, с той же регулярностью, как заходит солнце, они обедают здесь и играют в карты.

— Во что они играют?

— Когда как, сэр. Иногда это бридж, иногда пинокль. Время от времени они разыгрывают партию в вист и даже в покер.

— Что вы имели в виду, говоря о независимой службе техобслуживания? — спросил Дейсейн и посмотрел на смуглое лицо потомка мавров.

— Знаете, сэр, мы здесь, в долине, не имеем дело с компаниями, которые устанавливают твердые цены. Мистер Сэм производит закупки у тех, кто делает самые выгодные предложения. Например, за один галлон бензина мы платим всего четыре цента.

Дейсейн заметил про себя, что нужно будет заняться этим аспектом Барьера Сантароги. Ладно, они не хотят покупать что-либо у больших компаний, но где же в таком случае они добывают нефтепродукты?

— У нас отличный ростбиф, сэр, — предложил официант, указывая на меню.

— То есть вы рекомендуете заказать его, верно?

— Да, сэр. Пшеница созревает прямо здесь, в долине. У нас есть свежая кукуруза, помидоры Джасперса, вместе с сырным соусом будет просто восхитительно, а на десерт есть клубника, выращенная в теплице.

— А как насчет салата? — спросил Дейсейн.

— С зеленью на этой неделе неважно, сэр. Я подам вам суп со сметаной. Он отлично пойдет вместе с пивом. Может, принести что-нибудь нашего, местного?

— Когда вы рядом, и меню не требуется, — заметил Дейсейн. Он вернул официанту папку с красным переплетом. — Принесите все до того, как я примусь есть скатерть.

— Да, сэр!

Дейсейн смотрел, как удаляется этот черный — в белой рубашке — широкими, уверенными шагами. Настоящий Отелло.

Вскоре официант вернулся с тарелкой супа, от которой поднимался пар, где плавал белый островок сметаны, и кружкой темно-желтого пива.

— Я заметил, что вы единственный негр-официант здесь, — произнес Дейсейн. — Здесь что, существует особый отбор?

— Вы думаете, что меня держат здесь специально, вроде, как напоказ? — Голос официанта прозвучал с внезапно появившейся настороженностью.

— Просто подумал, может, в Сантароге существует проблема интеграции.

— В долине, сэр, где-то тридцать — сорок цветных семей. Мы не делаем различий в цвете кожи. — Голос негра стал твердым и обрывистым.

— Я не хотел вас обидеть, — сказал Дейсейн.

— А я и не обиделся. — Легкая улыбка в уголках рта исчезла. — Должен признаться, что негр-официант — явление здесь не столь уж редкое. В заведениях, вроде этого… — он обвел взглядом зал, — должно работать много негров. В традициях местного колорита нанимать таких, как я, на работу. — Снова на его лице мелькнула ослепительная улыбка. — Это хорошая работа, но мои парни устроились еще лучше — они работают в кооперативе, а дочка хочет стать юристом.

— У вас трое детей?

— Два мальчика и девочка. Прошу меня извинить, но меня ждут за другими столиками, сэр.

— Да, конечно.

Дейсейн, когда официант ушел, взял кружку пива.

Он поднес ее к носу и задержал на несколько секунд. Резкий запах — запах подвала и грибов. Дейсейн вдруг вспомнил, что Дженни высоко отзывалась о местном сантарогском пиве. Он отхлебнул его — мягкое, некрепкое, с привкусом солода, — все, как Дженни говорила.

«Дженни, — подумал он, — Дженни… Дженни…»

Почему она никогда не приглашала его посетить Сантарогу, каждый раз уезжая домой на уик-энд, без каких-либо исключений? Их свидания всегда происходили в середине недели. Он вспомнил, что она рассказывала ему о себе: сирота, воспитывалась дядей Паже и его кузиной… Сарой.

Дейсейн сделал еще один глоток пива, затем попробовал суп. Действительно, вместе они пошли отлично. Сметана, как и пиво, имела тот же самый незнакомый привкус.

«Дженни действительно привязалась ко мне, — подумал Дейсейн. — Между нами возникло нечто, что-то возбуждающее. Но она никогда прямо не приглашала меня познакомиться со своими родственниками, посетить долину». Робкие намеки, прощупывание почвы, да, они были: «Что ты думаешь насчет практики в Сантароге? Ведь тогда ты сможешь время от времени обсуждать с дядей Ларри некоторые интересные случаи».

«Какие еще случаи?» — подумал Дейсейн, вспомнив этот разговор. В информации относительно Сантароги, которую обобщил доктор Селадор и которую он прочитал в папках, совершенно однозначно подчеркивалось: «Никаких сведений о случаях психических заболеваний».

«Дженни… Дженни…»

Дейсейн мысленно вернулся в ту ночь, когда она сделала ему решительное предложение: «Сможешь ли ты жить в Сантароге?». Это были уже не робкие попытки прощупать, что он думает о подобной возможности.

Он вспомнил, как удивленно воскликнул.

«Да с какой стати нам жить в Сантароге?»

«Потому что я не смогу жить нигде в другом месте». — Вот что она сказала тогда: Потому что я не смогу жить нигде в другом месте.

«Люби меня, люби мою долину».

Как он ни умолял ее объяснить, что заставляет ее принять это решение, ему так и не удалось вытянуть из нее ни слова. Для нее все было ясно. Под конец он вышел из себя, в нем кипел гнев, усиленный задетым мужским самолюбием. «Неужели она думает, что я не смогу содержать ее в каком-нибудь другом месте, а не только в Сантароге?»

«Приезжай в Сантарогу, сам увидишь», — умоляла она его.

«Если только ты решишься жить в другом месте».

Тупиковая ситуация.

При воспоминании об этой сцене щеки Дейсейна покрыл румянец. Заканчивалась последняя неделя их учебы в университете. Два дня она не отвечала на его звонки… А потом он сам уже решил не звонить ей. Дейсейн замкнулся в скорлупе своего уязвленного «эго».

И Дженни вернулась в свою драгоценную долину. Когда же он написал ей, усмирив свою гордыню, и предложил ей приехать к нему — ответа не последовало. Вернувшись в долину, она отрезала себя от внешнего мира.

Проклятая долина.

Дейсейн вздохнул и оглядел столовую, вспоминая, с каким волнением говорила Дженни о Сантароге. Этот зал с оббитыми панелями стенами, сантарожанцы, которых он видел здесь, совсем не соответствовали мысленным представлениям, что сложились у него в голове перед приездом сюда.

«Почему она не отвечала на мои письма? — спросил он себя. — Вероятно потому, что вышла замуж. И в этом все дело».

Официант обошел край бара с подносом в руках. Бармен поднял руку и крикнул:

— Уин!

Официант остановился и поставил поднос на стойку. Они приблизили друг к другу головы и начали перешептываться. По выражению их лиц Дейсейн понял, что они спорят. Вскоре официант произнес что-то, резко дернул головой, потом схватил поднос и отнес его к столику Дейсейна.

— Черт побери, вечно он сует нос в чужие дела! — сказал он и, поставив поднос на стол, принялся расставлять тарелки перед Дейсейном. — Хотел, чтобы я не подавал вам Джасперса! Лучшему другу Дженни — и не подавать Джасперса!

Гнев официанта уже остывал. Он, покачав головой, улыбнулся и поставил перед Дейсейном тарелку.

— Бармен, — начал Дейсейн. — Я слышал, он назвал вас Уином.

— Уинстон Бурдо, сэр, к вашим услугам. — Официант обогнул столик. — Не захотел давать мне пива Джасперса для вас, сэр! — Он взял с подноса покрытую инеем бутылку и поставил рядом с кружкой пива, которую принес в первый раз. — Это несколько хуже того, что я приносил раньше. Впрочем, в еде-то присутствует Джасперс. Никто, черт побери, не смеет указывать, что делать мне, а чего не делать!

— Джасперс, — повторил Дейсейн. — А я думал, что это только вид сыра.

Бурдо, плотно сжав губы, казалось, на мгновение задумался.

— Да нет же, сэр. Джасперс добавляют во всю продукцию, которую производит кооператив. Разве Дженни не говорила вам об этом? — Он нахмурил брови. — Вы что, никогда раньше не приезжали с ней в нашу долину, сэр?

— Да, не приезжал. — Дейсейн покачал головой отрицательно.

— Так вы доктор Дейсейн — Джилберт Дейсейн?

— Да.

— Вы — тот парень, в которого Дженни влюблена по уши. — Он ухмыльнулся и добавил: — Кушайте, сэр. Это отличная еда — пальчики оближешь.

Прежде, чем Дейсейн успел собрать воедино разбегавшиеся мысли, Бурдо повернулся и торопливо ушел.

«Тот парень, в которого Дженни влюблена по уши, — подумал Дейсейн. — Он использовал настоящее время — не прошедшее. — Дейсейн почувствовал, как гулко застучало сердце, но тут же обругал себя — ну не идиот ли он, что решил принять слова официанта всерьез! Да просто у Бурдо такая манера разговаривать! И не нужно строить из этого что-то особенное!»

В смущении он принялся за еду.

Ростбиф оказался таким, каким его расхваливал Бурдо: нежным, сочным. Сырный соус, которым была полита картошка, обладала тем же острым привкусом, что пиво и сметана.

«Тот парень, в которого Дженни влюблена по уши».

Эти слова продолжали отдаваться в голове Дейсейна, пока он ел, полностью запутав все его мысли.

Дейсейн оторвал взгляд от тарелки и стал искать взглядом Бурдо. Официанта нигде не было видно. Джасперс… он придавал еде острый запах и какой-то необычный привкус. Его внимание вернулось к бутылке пива, произведенного не кооперативом Джасперса. «Говорит, не такое вкусное?» — Он отхлебнул прямо из бутылки. Горький металлический вкус. Потом сделал глоток из кружки — пиво из нее оказалось мягким и успокаивающим. Дейсейн почувствовал, как по мере того, как с языка исчезает неприятный привкус, его голова проясняется.

Он поставил на стол кружку, бросил взгляд через весь зал и заметил, что бармен уставился на него с хмурым видом. Потом сантарожанец отвел взгляд.

На первый взгляд, все это казалось весьма несущественным: два пива, спор между официантом и барменом, с таким вниманием взирающим на его столик, — обычные мелочи, встречающиеся в жизни, но почему-то какую-то скрытую угрозу ощущал в них Дейсейн! Он напомнил себе, что два исследователя уже погибли в результате несчастных случаев в долине Сантарога — случайные смерти: первый погиб, когда его машина на слишком большой скорости не вписалась в поворот на горной дороге и свалилась в пропасть; второй сорвался со скалистого уступа в реку — и утонул. Несчастные случаи, вызванные естественными причинами, так уверяли проводившие расследование официальные лица.

Погруженный в раздумья, Дейсейн вернулся к еде.

Вскоре Бурдо принес клубнику, которая тоже оказалась очень вкусной.

— Как, сэр, нравится?

— Отлично! Лучше, чем пиво.

— Ну, пиво уж — моя вина, сэр. Возможно, как-нибудь в другой раз. — Он осторожно прокашлялся. — А Дженни знает, что вы здесь?

Дейсейн опустил ложку и стал вглядываться в тарелку с клубникой, словно пытаясь разглядеть в ней свое отражение. Перед глазами вдруг возникла Дженни — в красном платье, такая жизнерадостная и энергичная.

— Нет… еще не знает, — ответил он.

— Вы знаете, что Дженни до сих пор не вышла замуж?

Дейсейн взглянул на игравших в карты сантарожанцев. «Какой прекрасный у них загар на лице. Значит, Дженни еще не вышла замуж?» Доктор Паже оторвал взгляд от карт и сказал что-то человеку слева от него. Они оба рассмеялись.

— Ее… телефон указан в справочнике, мистер Бурдо? — спросил Дейсейн.

— Она живет вместе с доктором Паже, сэр. И почему бы вам не звать меня Уином?

Дейсейн посмотрел в лицо собеседника с резкими чертами мавританских предков, внезапно заинтересовавшись им. В его голосе звучал едва заметный акцент уроженца юга. А дружелюбие, то, с какой охотой он сообщал ему сведения о Дженни — все это было типично для южанина… С виду доверительная, дружеская беседа, но к ней примешивалось что-то еще: Бурдо как бы прощупывает его, осторожно пытается выведать какую-то информацию. Дейсейн почувствовал, как в нем просыпается психолог.

— Сколько лет вы живете здесь, в долине, Уин? — спросил он.

— Около двенадцати лет, сэр.

— А как вы попали сюда?

Бурдо покачал головой. Уголки рта тронула печальная улыбка.

— Сэр, лучше, если вы не будете знать эту историю.

— Но мне все же хочется услышать ее. — Дейсейн внимательно и выжидающе посмотрел на Бурдо. Где-то ведь должен найтись ключ, которым можно приоткрыть дверь ко всему загадочному в этой долине. «Дженни не замужем?» возможно, Бурдо и есть этот ключ. Негр вел разговор с некоторой застенчивостью, которая, как знал Дейсейн, располагает к доверительности. Сейчас он на это только и надеялся.

— Что ж, если вы действительно хотите знать, сэр, — начал Бурдо, — тогда слушайте. Я отбывал срок в тюрьме в Новом Орлеане (Дейсейн обратил внимание на резко усилившийся южный акцент). Мы ходили одной компанией, каждый занимался чем хотел, а от жаргона, на котором мы изъяснялись, у благопристойных граждан просто уши бы завяли. И однажды я услышал себя как бы со стороны и призадумался, а потом понял, что все это ребячество, ерунда. Для малолеток. — Бурдо повторил эту фразу, с какой-то торжественностью: — Для малолеток, сэр. И вот когда я вышел из тюрьмы, самый главный шериф сказал мне, чтобы я никогда больше не попадал туда. Я пошел домой, где меня ждала семья, и сказал Анни… сказал ей, что мы уезжаем. Погрузили вещички и приехали сюда, сэр.

— Вот так просто собрались и приехали прямо в эту долину?

— Нет, сэр, наши ноги прошлись по многим дорогам. Путь был нелегким, и некоторые места нам было совсем нелегко оставлять. Когда же мы наконец прибыли сюда, то поняли, что мытарства наши оказались не напрасными.

— Значит, вы просто странствовали, пока не оказались здесь.

— Нас словно бы направлял Бог, сэр. Это место… Ну, понимаете, сэр, мне трудно это объяснить. Правда… власти долины хотят, чтобы я шел учиться. Вот в чем проблема. Я могу говорить на хорошем обычном английском, когда не забываю про произношение (сейчас его акцент почти пропал).

Дейсейн ободряюще улыбнулся.

— Наверное, в этой долине живут очень милые люди.

— Вот что еще мне хотелось бы отметить, сэр. Возможно, вам станет понятнее наша долина, если я расскажу об одном случае, случившемся здесь со мной. Если бы это произошло где-нибудь ранее в другом месте, то это бы ужасно задело меня, но здесь же… Мы были на вечеринке в Джасперсе, сэр, сразу же после помолвки моей дочери Уиллы с Кэлом Нисом. И Джордж, отец Кэла, подошел ко мне и положил мне руку на плечо.

«Эй, Уин, старый негритянский ублюдок, — сказал он, — нам лучше пойти выпить и поболтать, потому что мы вскоре породнимся». — Такими были его слова, мистер Дейсейн. Он не хотел меня обидеть, когда назвал меня ниггером. Это было совсем как… как мы называем здесь белокурого мальчика Белым. Черный цвет моей кожи служит лишь для установления личности, вроде того, как вы приходите сюда, в этот зал, и спрашиваете Эла Мардена, а я отвечаю: «Видите того рыжеволосого парня, играющего в карты, — это и есть Эл». И когда он назвал меня так, я понял, что именно это он и имел в виду — ничего обидного. Я понял это сразу же. Он просто выразил сущность своего восприятия меня. Более дружеской услуги он не мог мне оказать, вот почему он и обратился ко мне с такими словами.

Нахмурив брови, Дейсейн пытался уследить за ходом мыслей Бурдо. Это что, было дружеской услугой — назвать его ниггером?

— Мне кажется, что вы не поняли этого, — заметил Бурдо. — Наверное, нужно быть черным, чтобы понять. Правда… возможно, узнав еще кое-что, вы сможете понять и это. Через несколько минут Джордж сказал: «Эй, Уин, интересно, а какие внуки будут у нас: белые, темные или какие-нибудь средненькие?» — Знаете, он как бы вслух удивился, что у него могут быть черные внуки. На самом деле это не беспокоило его. Ему просто было любопытно, и это показалось ему интересным. Знаете, когда я потом рассказывал Анни об этом случае, я плакал. Плакал от счастья.

Разговор затянулся. Дейсейн понял, что это заметил и Бурдо. Официант, покачав головой, пробормотал:

— Что-то я говорю слишком много. Полагаю, мне лучше…

Он замолчал, услышав резкий крик у стойки бара рядом с карточным столиком. Краснолицый толстяк колотил портфелем по стойке и орал на бармена:

— Вы, сукины дети! Думаете, что вы такие благопристойные, что отказываетесь торговать со мной! Видите ли, мое поведение не устраивает их! Вы могли бы лучше…

Бармен схватил портфель.

— Прочь руки, сукин ты сын! — завопил толстяк. — Вы все возомнили о себе Бог знает что, считаете себя жителями другой страны! Это я-то чужестранец? Так выслушайте меня, вы, жалкая кучка иностранцев! Это Америка! Это свободная…

Рыжеволосый капитан дорожной инспекции Эл Марден поднялся при первых же возгласах толстяка. Подойдя к нему, он положил огромную лапищу на его плечо, чем мгновенно отрезвил кричавшего.

Толстяк перестал орать, повернулся и замахнулся портфелем, чтобы ударить Мардена, но потом, долгую застывшую секунду уставившись в сверкающие глаза Мардена, в его лицо, приобретшее вид начальника, он остановился.

— Меня зовут капитан Марден, я из дорожной инспекции, — представился Марден. — И вот что я вам скажу: мы не заключаем больше никаких сделок с внешним миром. — Его голос звучал спокойно, твердо… и, как показалось Дейсейну, несколько весело.

Разгневанный толстяк опустил портфель и сглотнул.

— Вы можете выйти на улицу, сесть в свою машину и выехать из Сантароги, — продолжал Марден. — Немедленно. И больше не возвращайтесь сюда. Мы вас запомним, и если вы снова появитесь в долине, мы вышвырнем вас отсюда.

Толстяк успокоился. Плечи его поникли. Он сглотнул, внимательно оглядел зал, потом пробормотал:

— С радостью уеду отсюда. Буду просто счастлив. Ад замерзнет, если я когда-либо вернусь в эту грязную долину. От вас смердит. От всех вас! — Он вырвался из хватки Мардена и по коридору прошел в вестибюль.

Качая головой, Марден вернулся к столику, где играли в карты.

Постепенно в зале установилась прежняя атмосфера. Дейсейн, впрочем, ощутил перемену, которая наступила после нервного срыва торговца — зал разделился на сантарожанцев и приезжих, возникла невидимая стена, отгородившая столики, за которыми сидели семьи приезжих, где родители поторапливали детей, желая как можно быстрее покинуть зал, от столиков сантарожанцев.

Дейсейна охватило такое же желание. Казалось, словно люди в зале разбились на две группы — охотников и жертв. Он почувствовал запах пота — вспотели его ладони. И заметил, что Бурдо ушел.

«Это просто глупо! — подумал он. — Неужели Дженни не замужем?»

Он напомнил себе, что он психолог, наблюдатель. Но наблюдатель должен следить и за самим собой.

«Почему я реагирую таким образом? — подумал он. — Неужели Дженни не — замужем?»

Две семьи приезжих уже шли к выходу из зала, пропуская вперед детей, хриплыми голосами договариваясь о том, что немедленно уедут в соседний город.

«Почему они не могут остаться здесь? — спросил у самого себя Дейсейн. — Ведь плата здесь вполне приемлема?»

В голове возникла карта этого района: в двадцати пяти милях находится Портервилль, в десяти милях от окраин долины, если ехать по дороге, по которой он прибыл. Если же ехать в противоположном направлении, то приходится делать крюк, огибая гору, — не меньше сорока миль, прежде чем дорога соединяется с 395-й автострадой. Ближайшие селения находились на юге на этой автостраде, и до них было не менее семидесяти миль. Это был район, где находились Национальные леса, озера, запасные дороги, а местность своими горными кряжами с застывшими лавинными потоками, напоминала лунный ландшафт — почти пустынная, за исключением долины Сантарога. Почему же люди не хотят остаться здесь и провести ночь в гостинице, а не мчаться в темноте по такой не слишком приятной местности?

Дейсейн закончил есть, но пиво не допил. Перед тем, как ехать сюда, ему, конечно следовало поговорить об этой долине с главой факультета доктором Шами Селадором. Бурдо оставил счет на коричневом подносе — 3 доллара 86 центов. Дейсейн положил на поднос пятидолларовую купюру и снова оглядел зал. Игроки в карты сосредоточились на своей игре. Бармен, перегнувшись над стойкой, о чем-то болтал с двумя клиентами. Какая-то маленькая девочка за столиком справа от него жаловалась, что она не хочет пить молоко.

Да, обстановка вокруг него была не совсем обычной, и Дейсейн ощущал, как все внутри него кричит об этом. Хрупкое спокойствие этого зала угрожало в любой момент рухнуть, и Дейсейн не думал, что ему хочется стать тому свидетелем. Он вытер губы носовым платком, взял портфель и направился в вестибюль.

Его чемодан стоял на письменном столе, рядом с журналом регистрации посетителей. Из соседней комнаты, где находился коммутатор, доносились гудящие звуки и едва различимые голоса людей. Он взял чемодан и из кармана достал медный ключ от своей комнаты — пятьдесят вторая на втором этаже. «Если в ней не окажется телефона, — решил он, спущусь вниз и позвоню Шами из автомата».

Чувствуя себя дураком и все еще пребывая под впечатлением от сцены в столовой, Дейсейн направился к лестнице. Несколько пар глаз сидевших в креслах в вестибюле людей настороженно следили за ним поверх газет.

Лестница вела к затемненным антресолям — там находились столы с разбросанными на них листами белой бумаги. А чуть дальше висела табличка: «На второй этаж. Просьба закрывать дверь».

Следующий пролет, тускло освещенный, с широкими панелями из темного дерева, вел налево. За еще одной дверью находился коридор с табличкой, указывающей, что слева находится аварийный выход. Напротив нее еще одна табличка, светящаяся, указывала, что пятьдесят первая комната находится справа по коридору. С потолка свисали светильники, под ногами поскрипывал толстый ковер каштанового цвета, в широких тяжелых дверях с медными ручками были замочные скважины для старомодных французских ключей — все это напоминало обстановку девятнадцатого века. Дейсейн даже не удивился бы, если бы увидел горничную в кружевном чепце, длинной юбке, в переднике, перехваченном сзади бантом, черных чулках и мягких туфлях — или же представительного вида портье в облегающем жилете со стоячим воротником и широкой золотой цепью на талии. Дейсейн почувствовал себя неуютно в подобной обстановке.

Медный ключ плавно провернулся в замке, и Дейсейн вошел в пятьдесят первую комнату. Высокий потолок, одно окно с видом на стоянку. Дейсейн нажал на выключатель, и зажглась небольшая лампа, стоявшая на полу возле туалетного столика из тутового дерева. В желтом свете он увидел приоткрытую дверь в ванную, выложенную кафелем (оттуда доносился звук капавшей воды), письменный стол на толстых ножках с единственным стулом, кровать, которая показалась ему узкой и высокой. Переднюю спинку ее украшали витиеватые инкрустации.

Дейсейн прикоснулся к постели — она показалась ему мягкой. Он опустил чемодан на постель и посмотрел на него. Из-под крышки выступал край белой ткани. Дейсейн открыл чемодан и осмотрел его. Он всегда тщательно и педантично укладывал вещи. Сейчас же в чемодане среди вещей был небольшой беспорядок. Кто-то открыл его и рылся в нем. Правда, он не был заперт. Дейсейн проверил, не пропало ли что-нибудь — нет, все на месте.

«Почему и кто мною так интересуется?» — задал он себе вопрос.

Дейсейн огляделся в поисках телефона и увидел его — обычный французский аппарат, стоявший на полке возле стола. По пути к телефону он увидел себя в зеркале, висевшем на стене над столиком: широко раскрытые глаза, сжатый в тонкую линию рот. Недовольно он покачал головой и улыбнулся. Но улыбка вышла натянутой.

Дейсейн сел на стул и поднес трубку телефона к уху. В комнате пахло дезинфицирующим мылом… и еще чем-то, напоминающим запах чеснока. Через секунду он нажал на рычаг.

Женский голос вскоре произнес:

— Телефонная станция.

— Я хочу позвонить в Беркли, — сказал Дейсейн и назвал номер. Последовала пауза, а потом его спросили:

— Номер вашей комнаты, сэр?

— Два — пятьдесят один.

— Одну минуту, сэр.

Он услышал звук вращающегося диска, потом гудки. На связь вышла другая телефонистка. Дейсейн вполуха прислушивался к их разговору. Запах чеснока все усиливался. Дейсейн посмотрел на высокую старую кровать, свой раскрытый чемодан. Кровать как бы приглашала его пойти и прилечь на нее, напоминала, какой же он уставший. Заныло в груди. Он глубоко вздохнул.

— Доктор Селадор слушает.

Казалось, знакомый индийско-оксфордский акцент Селадора раздался совсем рядом. Дейсейн назвал себя и неожиданно ощутил чувство той самой близости, которое связывает людей сознанием всей огромности разделяющего их расстояния, когда только при помощи проводов ты можешь связаться с кем-либо, находящимся в другой части штата.

— Джилберт, старина, я вижу, с тобой все в порядке. — Голос Селадора звучал бодро.

— Я в гостинице «Сантарога», доктор.

— Как я слышал, она вполне приличная.

— Похоже, что так. — К накопившейся усталости теперь примешивалось и ощущение неловкости. Зачем он вообще позвонил доктору Селадору. Ведь острый, проницательный ум доктора начнет выискивать во всем мотивы, тайный смысл.

— Думаю, что ты позвонил мне не только ради того, чтобы сообщить, что прибыл в Сантарогу, — сказал Селадор.

— Нет… я… — Дейсейн вдруг понял, что не способен выразить свое неясное беспокойство, которое, возможно, бессмысленно, чувство отчужденности сантарожанцев от чужаков из внешнего мира, уколы беспокоящего его страха. — Мне бы хотелось побольше узнать о сделках, заключенных нефтяными компаниями с этой долиной, — проговорил наконец Дейсейн. — Посмотрим, может, вам удастся выяснить, как они ведут дела с этой долиной.

Здесь, по всей видимости, имеется независимая служба техобслуживания. Мне хочется знать, кто снабжает их бензином, маслом, запчастями и всем остальным.

— Хорошая мысль, Джилберт. Я назначу одного из наших… — Внезапно в трубке раздалось потрескивание, после чего наступила гробовая тишина.

— Доктор Селадор?

Никто не отозвался.

«Дьявольщина!» — выругался мысленно Дейсейн. Потом нажал на рычаг.

— Алло! Телефонистка! Телефонистка!

В трубке раздался мужской голос. Дейсейн узнал в нем служащего, дежурившего у входа.

— Кто это поднял такой шум? — недовольно спросил служащий.

— Мой звонок с Беркли прервали, — ответил Дейсейн. — Не могли бы вы…

— Все, связь оборвалась, — резко бросил служащий.

— Могу я спуститься в вестибюль и позвонить из автомата? — спросил Дейсейн. Уже задавая этот вопрос, представив, что ему придется преодолеть это огромное расстояние вниз, ему стало не по себе. Усталость еще больше наваливалась на его грудь.

— В данный момент связь из долины с внешним миром отсутствует, — сообщил служащий. — Звонить куда-нибудь вне долины не представляется возможным.

Дейсейн провел ладонью по лбу. Кожа оказалась липкой, а он не помнил, захватил ли он с собой дезинфицирующую жидкость. Комната, казалось, то расширяется, то сжимается. Рот пересох, и ему пришлось дважды сглотнуть, прежде чем удалось спросить:

— Когда предполагается восстановить линию?

— Откуда, черт возьми, я могу знать! — недовольно ответил служащий.

Дейсейн убрал трубку от уха и посмотрел на нее. Какой-то странный этот служащий… как и эта комната, все время меняющаяся в размерах, да еще это чесночное зловоние и…

Он услышал какое-то слабое шипение.

Дейсейн, не отрывая взгляда, со все большим удивлением смотрел на старомодную газовую лампу, которая выдавалась из стены рядом с дверью, ведущей в коридор.

«Чесночное зловоние? Да это же запах газа!»

Из телефонной трубки донесся пронзительный лающий голос.

Дейсейн посмотрел на нее. Все происходящее сейчас вдруг показалось ему чем-то далеким, нереальным. За окном он мог видеть табличку, висевшую у входа в гостиницу: «Музей времен золотой лихорадки». Внезапно окно слилось с воздухом, и Дейсейн покачнулся и упал на стол, не в силах управлять мышцами, всегда послушными, смахнув при этом со столика телефон прямо в окно.

Пронзительный голос стал слабее.

Дейсейн лежал поперек стола, головой рядом с разбитым окном. Он мог видеть телефонный провод, исчезавший за окном. Холодный ветер дул прямо в лицо, но он этого не замечал, весь поглощенный болью в легких.

«Они пытались убить меня», — подумал он. Эта мысль поразила его. Он снова вспомнил о двух исследователях, которые уже погибли в этом городе — в результате несчастных случаев. Как все просто: несчастный случай, и не надо придумывать ничего сложного — и он только что едва избежал подобного же конца!

Ветер… как же холодит он кожу, обжигает легкие! В висках в тех местах, где он прижался головой к поверхности стола, молотом стучала кровь. Пульс все убыстрялся и убыстрялся…

К стуку сердца присоединились удары по дереву. Несколько минут они выстукивали безумный ритм синкопы.

— Эй, в комнате? Откройте!

Какой же властный этот голос. Откройте, — повторил мысленно Дейсейн. — Для этого нужно встать на ноги, пройти по комнате, повернуть ручку двери…

Сейчас я беспомощен. Они могут попытаться снова убить меня.

Он услышал скрежет металла о металл. Ветер задул еще сильнее. Кто-то крикнул:

— Газ!

Дейсейна схватили за плечи и оттащили назад, полу-неся, полу-волоча из комнаты. Перед глазами мелькнуло лицо Мардена, рыжеволосого капитана дорожной инспекции, потом Дейсейн увидел служащего: побледневшее лицо, внимательно всматривающиеся в него глаза, лоб, сверкающий капельками пота в желтом свете. Потом перед глазами возник коричневый платок, а сам он почувствовал, что лежит на коврике, жестком и неприятном.

Гнусавый голос спросил:

— А кто будет платить за окно?

Еще кто-то сказал:

— Пойду позову доктора Паже.

Внимание Дейсейна сконцентрировалось на губах Мардена, единственное, что неясным пятном вырисовывалось сквозь пелену искаженного восприятия. Ему показалось, что уголки его рта скривились от гнева.

— Да черт с ним, с этим вашим окном, Джонсон! Я же вам сколько раз говорил, чтобы вы убрали отсюда эти газовые лампы! В скольких комнатах они еще остались?

— Не разговаривайте со мной таким тоном, Эл Марден. Я знаю вас еще с тех пор, как…

— Меня не интересует, сколько вы меня знаете, Джонсон. В скольких комнатах еще имеются эти газовые лампы?

Раздался голос служащего, в котором слышался гнев:

— Только в этой и еще в четырех этажом выше. Но там сейчас никто не проживает.

— Чтоб к завтрашнему вечеру их там не было! — отрезал Марден.

Поспешные шаги прервали этот спор. Вместо потолка в поле зрения Дейсейна появилось круглое лицо Паже. Лицо врача выглядело озабоченным. Он осторожно оттянул веки Дейсейна, потом произнес:

— Положите его на кровать.

— Как, доктор, с ним будет все в порядке? — спросил служащий.

— Самое время задавать идиотские вопросы, — ответил Марден.

— Мы вовремя успели, — сказал Паже. — А та комната, что напротив, она не занята?

— Его можно перенести в двести шестидесятую комнату, — ответил служащий. — Я открою ее.

— Вы хоть понимаете, что его, друга Дженни, с которым она вместе училась в университете, едва не убили? — спросил Марден. Голос его доносился до сознания Дейсейна все слабее по мере того, как он удалялся к двери, где с ключами копошился служащий.

— Друг Дженни? — Раздался звук проворачиваемого в замочной скважине ключа. — Но я думал…

— Не важно, что вы думали!

Лицо Паже приблизилось к Дейсейну.

— Мой юный друг, вы меня слышите? — спросил он.

Дейсейн, ощущая боль в легких, вздохнул и простонал:

— Да.

— Вас будут беспокоить головные боли, но вы выживете.

Потом лицо Паже отодвинулось. Чьи-то руки подняли Дейсейна. Потолок приблизился. Он оказался во второй комнате, похожей на предыдущую: такой же высокий потолок, так же, как и там, капала вода в ванной. Дейсейн почувствовал, что его положили на кровать, а потом начали раздевать. Внезапно он почувствовал головокружение и тошноту и оттолкнул в сторону руки раздевавших его людей.

Кто-то помог ему добраться до ванной, где его начало рвать. А потом он почувствовал облегчение — пусть и небольшое, но в голове немного прояснилось, и теперь он мог управлять своим телом. Дейсейн увидел, что помогал ему Паже.

— Хотите вернуться в постель? — спросил Паже.

— Да.

— Я вколю вам сейчас препарат железа, который нейтрализует воздействие газа на вашу кровь, — произнес Паже. — С вами будет все в порядке.

— Каким образом газовая струя попала в комнату? — спросил Дейсейн хриплым шепотом.

— Джонсон ошибся, регулируя клапаны на кухне, — ответил Паже. — Никакого вреда не случилось бы, если бы какой-то идиот не открыл форсунку в вашей комнате.

— Могу поклясться, что когда я вошел в комнату, все было перекрыто, — раздался голос служащего откуда-то за дверью в ванную комнату.

— Клапаны нужно перекрыть до завтрашнего вечера, — напомнил Марден.

«Они все так рассудительны, — подумал Дейсейн. — Марден, кажется, действительно разгневан. А на лице Паже застыло лишь выражение озабоченности».

«Может, это в самом деле несчастный случай?» — спросил себя Дейсейн.

Но он тут же напомнил себе, что двое человек, занимавшихся исследованием в этой долине, уже погибли в результате несчастных случаев.

— Значит, так, Эл, — начал Паже. — Вы, Пим и остальные теперь можете уходить. Я уложу его спать.

— Ладно, Ларри. Всем выйти из комнаты! — Это был голос Мардена.

— Я принесу его вещи из той комнаты. — Этого голоса Дейсейн не узнал.

Вскоре с помощью Паже Дейсейн переоделся в пижаму и лег в постель. Голова его прояснилась, сонливость как рукой сняло, но он чувствовал одиночество, несмотря на то, что Паже все еще находился в комнате.

«Я среди чужих», — подумал Дейсейн.

— Так, примите вот это, — произнес Паже и запихнул две таблетки Дейсейну в рот, потом заставил психолога запить их водой из стакана.

Дейсейн сделал глоток и почувствовал, как таблетки с трудом проходят по горлу вместе с водой.

— Что это? — спросил он, когда отставил стакан.

— Препарат железа и успокоительное.

— Мне не хочется спать. Газ…

— Вы не слишком наглотались газа, чтобы это имело какие-либо серьезные последствия. А теперь спокойно отдыхайте. — Паже похлопал его по плечу. — Постельный режим и свежий воздух — лучшая терапия, которую вы можете получить. Кто-нибудь время от времени ночью будет заглядывать к вам. Я проверю ваше состояние утром.

— Кто-нибудь, — повторил Дейсейн. — Медсестра?

— Да, — ответил Паже резким тоном. — Медсестра. — Вы будете в такой же безопасности, как и в госпитале.

Дейсейн смотрел во мрак ночи за окном. «Откуда взялось это ощущение опасности? — подумал он. — Может это просто реакция организма на лекарство?» — Он почувствовал как действует успокоительное, затуманивая сознание, однако ощущение опасности не исчезло.

— Дженни будет счастлива узнать, что вы здесь, — сказал Паже. Потом он вышел из комнаты, погасив свет, и тихо закрыл за собой дверь.

Дейсейну вдруг показалось, что он задыхается в темноте, и он попытался преодолеть панику, вернуть себе то некое подобие спокойствия, которое испытывал прежде.

«Дженни… Дженни…»

Дейсейн вспомнил странный разговор между служащим, которого звали Джонсоном, и Марденом: «…Друг Дженни, с которым она вместе училась…»

«Что Джонсон хотел сказать? На чем его прервал Марден?»

Дейсейн пытался побороть действие успокоительного. Мерное капанье воды в ванной мешало ему сосредоточиться. Комната казалась ему сейчас тюремной камерой.

«Так что же это — просто несчастный случай?»

Он вспомнил замешательство, которое охватило его в тот момент, когда он услышал шипение газовой струи. Теперь, когда опасность миновала, им овладел ужас.

«Это не может быть несчастный случай!

Но почему тогда Джонсон хотел убить его?»

Дейсейн все время мысленно возвращался к прерванному телефонному звонку. Действительно ли связь была прервана? Что бы на его месте предпринял Селадор? Ему ведь известно, какие опасности могут угрожать здесь.

Дейсейн почувствовал, что под воздействием успокоительного он проваливается в сон, и попытался сосредоточиться на мыслях об исследовании. Это такой многообещающий проект. Он вспомнил, как Селадор объясняет, почему такое внимание к этой долине. Проект «Сантарога» — просто ослепительно сверкающая драгоценность, которая…

Взятый по отдельности любой из этих фактов не может вызвать какую-либо тревогу или повышенное внимание. Вам может показаться любопытным то, что ни одного человека из Кловердейла, штат Калифорния, нельзя обнаружить в психиатрической клинике. Лишь мимолетный интерес может вызвать тот факт, что люди Хоупа, штат Миссури, потребляют совсем мало табака. А встревожит ли вас сообщение о том, что бизнес в Энамкло, Вашингтон, ведется только на местном уровне? Конечно, нет. Но когда все эти и подобные факты соединяются вместе и совершаются в одном месте, то возникает тревога. В этом и состоит отличие данного исследования…

Капающая вода в ванной отвлекла внимание. «Опасное отличие, — подумал Дейсейн. — Кто же будет присматривать за мной?» — задал он себе вопрос.

И тут ему пришло в голову спросить себя, а кто же поднял тревогу? Звук разбитого стекла, видимо, привлек чье-то внимание. Вероятнее всего, это был Джонсон, служащий гостиницы. Почему же тогда он бросился спасать человека, которого пытался убить? Дейсейн понял, что паранойя уже оказывает на его мысли заметное влияние.

«Это был несчастный случай, — решил Дейсейн. — Это был несчастный случай при проведении исследования в месте, имевшем столько опасных отличий».

Уже только проснувшись, Дейсейн почувствовал, что голоден. Тело сводило судорогами боли. В памяти всплыли события ночи. Голова так болела, что ему казалось, словно ее пинают изнутри.

Осторожно он приподнялся. Прямо перед ним находилось окно, за которым виднелась зеленая ветка дуба. Дейсейну казалось, будто его мускулами управляет какая-то невидимая сила. Неожиданно Дейсейн поймал себя на том, что посмотрел на дверь, пытаясь разглядеть, нет ли там газовой лампы, но не увидел ничего, кроме пятна на обоях, отмечавших место, где находилась газовая форсунка.

Стараясь держать голову как можно ровнее, Дейсейн осторожно выбрался из постели и направился в ванную. Холодный душ в какой-то степени привел его в чувство и вернул ощущение реальности.

Он продолжал твердить себе: «Это несчастный случай».

Когда Дейсейн вышел из ванной, на ветке дуба сидела сойка, и от ее пронзительного писка у него снова разболелась голова. Он торопливо оделся, понуждаемый чувством голода. Появились и другие сойки и стали набрасываться друг на друга, продолжая верещать, их холки развевались на ветру. Стиснув зубы, Дейсейн повернулся к зеркалу, чтобы завязать галстук. Когда он только занялся этим делом, то увидел в отражении зеркала, как дверь медленно начала открываться. А потом появился угол тележки на колесиках с подносом, сопровождаемый звоном тарелок. Дверь распахнулась пошире.

В дверях, толкая тележку, появилась Дженни. Дейсейн уставился на ее отражение в зеркале, его руки как бы приросли к галстуку. На ней было красное платье, а длинные черные волосы были перехвачены такого же цвета лентой. Кожа имела загар здорового человека. Ее голубые глаза в свою очередь уставились на его отражение в зеркале. На овальном лице, внимательно всматривающемся в него, было выражение ожидания. Губы ее были такими же полными, какими он запомнил их, сложившимися в легкую улыбку, на левой щеке появлялась ямочка.

— Заканчивай завязывать свой галстук, — сказала она. — Я принесла тебе завтрак. — В ее голосе прозвучали столь хорошо знакомые ему угрожающе-успокаивающие нотки.

Повернувшись, Дейсейн направился к ней, словно кукла, приводимая в движение невидимым кукловодом. Дженни оставила тележку и встретила его на полпути. Она бросилась в его объятия и вскинула голову для поцелуя. Дейсейн почувствовал тепло ее губ, и ему показалось, что он вернулся домой.

Дженни отодвинулась и внимательно посмотрела на него.

— О Джил! — воскликнула она. — Мне так тебя не хватало! Почему ты мне не написал хотя бы одно письмо?

Он уставился на Дженни, не в силах от охватившего его удивления сразу ответить, потом произнес:

— Но я на самом деле писал тебе. Но ты ни разу мне не ответила.

Она отошла от него, лицо ее помрачнело.

— Та-а-а! — Она топнула ногой.

— О, как я вижу, ты уже нашла его. — В дверях появился доктор Паже. Он протолкнул в комнату всю тележку и закрыл дверь.

Дженни повернулась к нему.

— Дядя Ларри! Вы что, скрывали от меня письма Джила?

Паже перевел взгляд от нее на Дейсейна.

— Письма? Какие еще письма?

— Джил писал мне письма, но я не получила ни одного из них!

— Ясно, — : кивнул Паже. — Ну, ты ведь знаешь, как это порою бывает на почте… девушка из долины, парень, который пишет ей из внешнего мира.

— Черт побери! Я выцарапала бы им глаза!

— Успокойся, девочка. — Паже улыбнулся Дейсейну.

Повернувшись снова к Дейсейну, Дженни упала в его объятия и к удивлению того, снова поцеловала его. У психолога перехватило дыхание.

— Ну вот! — воскликнула она. — Только здесь может твориться подобное. Эти старые идиоты на почте не способны бросить это в корзину для мусора.

— Какие старые идиоты? — спросил Дейсейн. Ему показалось, что он пропустил часть разговора. Своим горячим поцелуем Дженни открыто признавала, что в их отношениях ничего не изменилось, однако Дейсейна не покидало ощущение беззащитности, необходимости вести себя осторожно. В конце концов, прошел год. Он ухитрился пробыть целый год вдали от нее — поддавшись своему уязвленному мужскому самолюбию, боясь при этом, что Дженни выйдет замуж… и он навеки потеряет ее. Но вот что побудило ее оставить его и целый год не напоминать о себе? Ведь она могла же приехать в Беркли хотя бы с коротким визитом.

«Да и я сам мог бы приехать сюда».

Дженни усмехнулась.

— Почему ты улыбаешься? — требовательно спросил он. — И ты не объяснила толком насчет почты и…

— Я улыбаюсь, потому что я так счастлива! — ответила она. — Я улыбаюсь, потому что могу читать мысли в твой голове. Почему ни ты, ни я ни разу не навестили друг друга за все это время? Ладно, вот ты и здесь, я знала, что ты приедешь когда-нибудь. Знала — и все! — Она импульсивно прижалась к нему и сказала: — А что касается почты…

— Мне кажется, завтрак Джилберта остывает, — заметил Паже. — Вы не против, если я буду звать вас Джилберт?

— Он не против, — ответила за Дейсейна Дженни. В ее голосе звучали подтрунивающие нотки, хотя тело внезапно напряглось. Она отодвинулась от Дейсейна.

Паже поднял крышку с одной из тарелок, стоявших на тележке, и сказал:

— Омлет Джасперс, как я вижу. Настоящий Джасперс.

Дженни неуверенно, без привычной жизнерадостности произнесла:

— Я сама приготовила его на кухне Джонсона.

— Я вижу, — сказал Паже. — Да… что ж, возможно, это самое лучшее, что есть в долине. — Он указал на тарелку. — Отведайте его, Джилберт.

При этих словах чувство голода в желудке Дейсейна снова напомнило о себе. Ему захотелось тут же усесться и умять омлет… но нечто неуловимое, смутное заставило его сдержаться. Он никак не мог избавиться от грызущего его ощущения опасности.

— А чем занимается Джасперс? — спросил он.

— Вот этим, — ответила Дженни и подкатила тележку к столу. — Я хочу сказать, продукт, получаемый из кооператива, они доводят до конца. Например, в этом омлете есть сыр Джасперса, который мы называем чеддар. А теперь садись и ешь.

— Вам он понравится, — заметил Паже. Он пересек комнату, положил руку на плечо Дейсейна и помог ему сесть на стул. — Позвольте мне по-быстрому осмотреть вас. — Он приподнял мочку левого уха Дейсейна, внимательно изучил ее, потом посмотрел в глаза психолога. — Вы выглядите совсем неплохо. Как голова?

— Сейчас лучше. А когда я проснулся, она просто раскалывалась.

— Хорошо. Приступайте к завтраку. Вам нужно отдохнуть день или два. Дайте мне знать, если снова почувствуете головокружение или общие симптомы отравления. Советую в обед вам съесть печенку, а я передам Дженни для вас еще несколько таблеток с железом. Вы не так долго пробыли в отравленном помещении, чтобы это имело какие-нибудь продолжительные последствия.

— Когда я думаю о беспечности мистера Джонсона, то мне хочется взять и перерубить его топором пополам, — со злостью произнесла Дженни.

— А мы сегодня кровожадные, не так ли? — сказал Паже.

Дейсейн взял вилку и попробовал омлет. За ним внимательно следила Дженни. Омлет оказался восхитительным — сочным и с легким привкусом сыра. Он проглотил кусок и улыбнулся девушке.

Дженни в ответ улыбнулась ему.

— А знаешь, — сказала она, — ведь это впервые, когда я что-либо приготовила тебе.

— Не сбей его с ног, девочка, — заметил Паже. Он похлопал ее по голове и добавил. — А сейчас я оставляю вас. Почему бы тебе не пригласить молодого человека на обед? Я скажу Саре, чтобы она приготовила то, что нравится Джилберту. — Он посмотрел на Дейсейна. — Вы ведь не против?

Дейсейн проглотил еще один кусок омлета. От сыра во рту остался острый привкус, который напомнил ему привкус пастеризованного пива, которое ему подал Бурдо в столовой гостиницы.

— Я буду признателен, — ответил он.

— Даже так, — заметил Паже. — Тогда мы ждем вас в семь. — Он посмотрел на наручные часы. Уже почти полдевятого, Дженни. Ты что, сегодня не работаешь?

— Я позвонила Джорджу и сказала ему, что сегодня я немного задержусь и опоздаю.

— Он не возражал?

— Он знает… что ко мне… приехал друг. — Дженни покраснела.

— Вот как? Ладно, не встревайте ни в какие неприятности. — Паже повернулся и, наклонив вперед голову, быстрым шагом покинул комнату.

Дженни повернулась и с застенчивой улыбкой посмотрела на Дейсейна.

— Не обращай внимания на дядю Ларри, — сказала она. — Он всегда ведет себя так: бросается от одного дела к другому. На самом же деле он удивительный человек.

— Где ты работаешь? — спросил Дейсейн.

— В кооперативе.

— На фабрике по производству сыра?

— Да. Я… я работаю на линии контроля.

Дейсейн сглотнул, напомнив себе, что он здесь для того, чтобы провести исследование местного рынка. Он шпион. И что скажет Дженни, когда узнает это? Но Дженни подбросила ему головоломку, которую ему предстояло разрешить. Почему Дженни, с ее поразительным талантом в области клинической психологии (что отмечал даже доктор Селадор, а заслужить его высокую оценку было отнюдь не просто), работает… на фабрике по производству сыра.

— Неужели у тебя здесь на нашлось работы… по специальности? — спросил Дейсейн.

— Это хорошая работа, — сказала девушка. Она села на край стола и стала раскачивать ногами. — Заканчивай свой завтрак. Я приготовила кофе, но такой ты не любишь, а другого в гостинице не оказалось. Не пей его, если он слишком крепкий. В металлическом кувшине апельсиновый сок. Я вспомнила, что ты пьешь черный кофе и не принесла…

— А, черт! — воскликнул Дейсейн.

— Я знаю, что слишком много болтаю, — сказала Дженни. Она обхватила себя руками. — О Джил, я так рада, что ты здесь. Заканчивай завтракать и мы сходим в кооператив. Я попробую устроить тебе экскурсию, и ты увидишь, какое это восхитительное место. А сзади среди складов, так много темных укромных уголков.

Дейсейн допил кофе и покачал головой.

— Дженни, ты неисправима.

— Джил, ты полюбишь долину. Я знаю это, — добавила она.

Дейсейн вытер губы носовым платком. Она по-прежнему любит его. Он видел это в каждом ее взгляде. И он… он тоже любит ее. И все же та фраза — люби меня, люби мою долину… Ее слова выдавали ее. Дейсейн вздохнул. Он видел, что перед ними в будущем встает глухая стена непонимания, различий между ними. Что окажется сильнее: ее любовь к нему или к родной земле? Если первое, то сможет ли она побороть свои чувства и покинуть долину? Уехать вместе с ним?

— Джил, с тобой все в порядке? — спросила Дженни.

Он отодвинул стул и встал.

— Да. Я…

Зазвонил телефон.

Трубку сняла Дженни.

— Комната доктора Дейсейна. — Она улыбнулась Джилу. Потом улыбка сменилась угрюмостью. — О, так это вы, мистер Джонсон, верно? Знаете, я хочу вам, мистер Джонсон, кое-что сказать. Я думаю, что вы преступник, ведь из-за вас; едва не погиб мистер Дейсейн! Если бы вы… Нет! Не нужно оправдываться. Пустить газовую струю в комнату! Да я бы на месте доктора Дейсейна судилась с вами за каждый цент в вашем кармане!

В трубке послышался металлический голос. Дейсейн узнал только несколько слов. На лице Дженни снова появилась улыбка.

— Это Дженни Сорже, вот кто, — ответила она. — Неужели вы… хорошо, я скажу вам, если вы успокоитесь на минуту! Я принесла сюда то, что доктор прописал ему — хороший завтрак. Он не рискнет съесть что-нибудь, что приготовили вы. А вдруг в нем яд!

Дейсейн подошел к брошенному у этажерки чемодану и открыл его. Потом бросил через плечо:

— Дженни, что, ради бога, ему нужно?

Девушка жестом руки призвала его замолчать.

Дейсейн принялся рыться в чемодане, пытаясь найти портфель. Он пытался вспомнить, как же разворачивались события прошлой ночью, но не мог, потом оглядел комнату. Нигде не видно портфеля. А ведь кто-то ходил в другую комнату за его вещами. Возможно этот человек, кто бы он ни был, не заметил портфель. Что же там находилось? Лоб его покрылся испариной. Там же находилась подробно расписанная им программа исследования, направленного на разгадку тайны Барьера Сантароги. Если эта информация попадет в чужие руки, то его ждут новые неприятности.

— Я спрошу его, — сказала Дженни.

— Погоди-ка! — крикнул Дейсейн. — Я сам поговорю с ним. — Он взял у нее телефонную трубку. — Джонсон?

— Что вам надо? — воинственно произнес гнусавый голос. Но Дейсейн не винил его за это после того, как на него набросилась Дженни.

— Мой портфель, — сказал Дейсейн. — Он остался в моем старом номере. Будьте добры, пришлите туда кого-нибудь. И…

— Вашего проклятого портфеля не было в той комнате, мистер! Я еще раз проверил ее перед тем, как вынести все ваши вещи.

— Тогда где же он? — спросил Дейсейн.

— Если речь идет о портфеле, за который вы так дрожали вчера вечером, то я видел, как капитан Марден выходил с чем-то похожим после всей той суматохи, что вы вызвали.

— Я вызвал? — Гнев переполнял Дейсейна. — Послушайте, Джонсон! Хватит подтасовывать факты!

После короткой паузы Джонсон произнес:

— Да, пожалуй, кое в чем я был не прав. Простите!

Неожиданная смена тона — с грубого на извиняющийся — обезоружила Дейсейна как психолога. В какой-то степени манера Джонсона себя вести напоминала ему поведение Дженни. Некоторая простодушность сантарожанцев одновременно и привлекала к себе, и приводила в замешательство. Когда ему удалось наконец собраться с мыслями, он только и смог выговорить:

— А что Марден собирается сделать с моим портфелем?

— Вот вы сами и спросите у него об этом, — ответил Джонсон с вернувшейся воинственностью. Потом раздался резкий щелчок, и связь прервалась.

Дейсейн покачал головой и повесил трубку.

— Эл Марден хочет, чтобы ты пообедал с ним в «Голубой Овце», — сказала Дженни.

— Гм-м! — Дейсейн растерянно взглянул на нее, ему понадобилось несколько секунд, чтобы до него дошел смысл слов. — Марден… обедать?

— Ровно в двенадцать. «Голубая Овца» находится на Авеню Гигантов, которая пересекает весь город… с правой стороны как раз за первым перекрестком.

— Марден? Капитан дорожной инспекции?

— Да, Джонсон сказал мне это по телефону. — Она спрыгнула со стола, на секунду подол ее красного платья взвился вверх, обнажая колени. — Пошли. Проводи меня на работу.

Дейсейн взял чемодан и позволил ей вывести его из номера.

«Чертов портфель со всеми этими формами, заметками и письмами, — подумал он. — Настоящий спектакль! — Но теперь его утешало одно: все пойдет в открытую. — Я еще не перестал быть шпионом».

Впрочем, он не мог не понимать, что узнав о его истинной цели пребывания здесь, сантарожанцы поведут себя еще более осторожно. И весь вопрос в том, как отреагирует на это Дженни.

 

Глава 2

После посещения сыроваренного кооператива Джасперса и разговоров с людьми, работавшими как на самой фабрике, так и на прилегающих территориях, Дейсейну почему-то пришла в голову мысль провести аналогию между ними и ульем. Белая стена кооператива вырисовывалась за оградой, куда Дженни повела его от гостиницы. Ему показалось странным, что по соседству с гостиницей через дорогу возле крутого холма на оголенной местности расположены квадраты и прямоугольники строений кооператива. Сонливость, охватившая его вчера вечером, сменилась деловой активностью: гудели автокары, грохочущие по двору и перевозившие какие-то продолговатые тюки, люди целеустремленно куда-то торопились.

«Улей, — подумал Дейсейн. — И где-то внутри должны быть матка, трутни, рабочие пчелы, занимающиеся охраной и сбором пищи».

Охранник в униформе с собакой на поводке записал в журнал фамилию Дейсейна после того, как Дженни представила его. Охранник открыл ворота, встроенные в забор. Собака, с волчьим оскалом глядя на Дейсейна, начала скулить.

Дейсейн вспомнил лай, который он услышал, когда при въезде в долину он впервые обозревал ее. Дейсейн вдруг с удивлением отметил, что это было всего четырнадцать часов назад. А ему казалось, что он здесь уже несколько дней. И ему было интересно, почему собаки охраняют кооператив. Этот вопрос заинтриговал его.

Двор, который они пересекли, имел безукоризненно ровную бетонную поверхность. Теперь, оказавшись совсем рядом с заводом, Дейсейн видел, что он представлял собой комплекс из множества цехов с прилегающей к ним территорией, застроенной странного вида сооружениями, подъездами и навесами.

Настроение Дженни сразу же переменилось, когда они оказались на территории кооператива. Она стала более напористой, уверенной в себе. Дженни представила Дейсейна четырем работникам, в том числе Вилле Бурдо — невысокой молодой женщине хрупкого телосложения с хриплым голосом и со столь резкими чертами лица, что оно казалось почти уродливым. Цвет кожи у нее был такой же, как у отца.

— Я вчера вечером познакомился с твоим отцом, — сказал Дейсейн.

— Папа рассказал мне об этом, — заметила она. Потом с понимающим видом повернулась к Дженни и добавила: — Я сделаю все, что смогу, ты только скажи мне, милая.

— Возможно, позже, — ответила Дженни. — Нам сейчас нужно бежать.

— Джилберт Дейсейн, вам понравится это место, — сказала Вилла. Махнув рукой, она повернулась и решительно направилась дальше по двору.

Встревоженный тем, что скрывалось под этим разговором, Дейсейн позволил отвести себя через боковой пролет к широкой двери, за которой оказался проход. По обеим его сторонам стояли ящики из-под сыра. Из-за этой груды доносились самые разные звуки: шипение, грохот, бульканье воды, лязг металла.

Проход заканчивался лестницей с широкими ступеньками, которая вела к загрузочной платформе. Ее край загромождали ручные тележки. Дженни провела его через дверь с табличкой: «Канцелярия».

Это оказалась самая обычная приемная: на стене — тексты приказов, два стола с пишущими машинками, на которых что-то печатали две секретарши, длинная стойка с проходом в одном конце, окно с видом во двор (вдалеке можно было увидеть и гостиницу), дверь с табличкой «Управляющий».

Когда Дженни и Дейсейн остановились у стойки, открылась дверь, и в приемную вышел один из вчерашних игроков в карты — лысеющий мужчина с волосами песочного цвета, глубокой ямочкой на подбородке и широким ртом — Джордж Нис. Взгляд голубых глаз из-под тяжелых век мимо Дейсейна устремился к Дженни.

— Дженни, на девятой платформе возникли осложнения, — сказал Нис. — Тебе необходимо немедленно туда отправиться.

— Вот, дьявол, какая незадача! — воскликнула Дженни.

— Я позабочусь о твоем друге, — сказал Нис. — Посмотрим, может, нам удастся отпустить тебя пораньше, и ты успеешь на званый обед.

Дженни стиснула, прощаясь, руку Дейсейна и произнесла:

— Извини, дорогой. Дела, сам понимаешь. — Она улыбнулась ему, повернулась и скрылась за дверью.

Машинистки на мгновение оторвались от своей работы, окинули Дейсейна коротким взглядом и вернулись к печатанию. Нис подошел к стойке и открыл дверцу.

— Входите, доктор Дейсейн. — Он протянул руку.

Рукопожатие было крепким.

Дейсейн прошел вслед за Нисом в кабинет, оббитый дубовыми панелями. В голове стучала одна мысль: Нис знает о приглашении на обед с Дженни. Откуда он мог это знать? Ведь Паже сделал это приглашение всего несколько минут назад.

Они сели по разные стороны широкого и совершенно чистого стола. Мягкие стулья оказались очень удобными — с покатыми подлокотниками. За спиной Ниса на стене висели заключенная в огромную рамку фотография кооператива, снятая с воздуха, и, кажется, план местности. Дейсейн узнал разметку двора и фасадов зданий. Задняя граница территории обозначалась толстыми темными линиями, извивающимися вдоль подножья холмов подобно голубой разметке русел течения рек на карте. Каждый участок имел заглавную букву «» с номером: «-5»… «-14»…

Нис заметил, куда смотрит Дейсейн и заметил:

— Там у нас обозначены хранилища, в которых мы поддерживаем постоянную температуру и влажность. — Он осторожно прокашлялся в руку и продолжил: — Вы посетили нас, доктор Дейсейн, не в самый подходящий момент. У меня сейчас нет никого, кого я мог бы снять с работы, чтобы он показал вам наш завод, может быть, вы с Дженни когда-нибудь в другой раз придете сюда с этой целью?

— Как вам будет угодно, — ответил Дейсейн и внимательно посмотрел на Ниса, почему-то вдруг ощутив какую-то обеспокоенность.

— Только, пожалуйста, не пользуйтесь одеколоном и не сооружайте на голове какую-нибудь невероятную прическу, если придете сюда еще раз, — заметил Нис. — Обратите внимание, что наши женщины не пользуются косметикой, и мы не пускаем наших женщин из внешнего мира в хранилища или районы складских помещений. Очень легко ненужные привычки могут прицепляться к людям.

Дейсейн внезапно почувствовал резкий запах лосьона после бритья, которым он пользовался утром.

— Хорошо, я выполню вашу просьбу, — сказал он и посмотрел вправо. Там, за окном, он заметил какое-то движение на улице, разделявшей кооператив и гостиницу. Раскачиваясь в разные стороны, по ней ехал автомобиль необычной конструкции. Дейсейн насчитал восемь пар колес диаметром по меньшей мере футов в пятнадцать, а формой напоминавших огромные надутые пончики, которые скрежетали по асфальту. Колеса держались на массивных осях, напоминавших лапки насекомых.

В открытой высокой кабине сидел Эл Марден, управлявший машиной при помощи двух вертикальных рычагов, а сзади на сиденье расположились четыре охотничьих собаки.

— Что это за чертовщина? — спросил Дейсейн. Он вскочил со стула и подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть машину. — Клянусь, за рулем капитан Марден?

— Да, это он, в багги нашего смотрителя, — ответил Нис. — Когда он болен или занят какими-нибудь другими делами, капитан подменяет его. Он, скорее всего, отправился патрулировать южные холмы. Я слышал, сегодня утром туда проникло несколько охотников на оленей.

— Вы не разрешаете чужакам охотиться в своей долине, я правильно понял? — спросил Дейсейн.

— Никто не охотится в долине, — поправил его Нис. — Слишком велика вероятность, что шальная пуля попадет в кого-нибудь. Большинство людей, проживающих в этом районе, знают этот закон, но время от времени мы хватаем отдельных нарушителей, проникающих с юга. Впрочем, есть несколько мест, куда невозможно добраться на багги — мы слишком торопились сконструировать и собрать эти машины.

Дейсейн представил, как чудовище на гигантских колесах, раскачиваясь из стороны в сторону движется по зарослям и всей своей массой опускается на несчастного охотника, случайно оказавшегося в долине. Охотникам можно было только посочувствовать.

— Никогда раньше я не видел ничего подобного этим машинам, — заметил Дейсейн. — Какая-то новинка?

— Сэм, Сэм Шелер построил этот багги для передвижения по пересеченной местности десять, нет, двенадцать лет назад, — ответил Нис. — Тогда же нам удалось изловить несколько браконьеров из Портервилля. Больше они нас не беспокоили.

— Могу себе представить, — заметил Дейсейн.

— Надеюсь, вы простите меня, — сказал Нис, — но у меня еще много работы, а у нас сегодня к тому же нехватка рабочих рук. Приходите вместе с Дженни через неделю… после… ладно, через неделю.

«После чего? — спросил себя Дейсейн. Странно, но он почему-то был настороже. Никогда раньше голова так четко не работала. — Интересно, — подумал он, — может, это последствия отравления газом?»

— Я… э-э… сам смогу выйти! — спросил он и поднялся.

— Охранник у ворот будет ждать вас, — произнес Нис.

Он остался сидеть, пристально и как-то странно глядя на Дейсейна, пока дверь не захлопнулась за психологом.

Машинистки в приемной бросили на Дейсейна быстрый взгляд, когда тот проходил мимо и тут же вернулись к своей работе. Дойдя до платформы, психолор увидел группу людей, загружавших тележки. Он чувствовал на себе их взгляды, идя по антресольному проходу, располагавшемуся сверху над платформой. Неожиданно слева от него открылась дверь. Перед Дейсейном мелькнуло видение длинного стола с конвейером посередине, вдоль которого стояли мужчины и женщины, занятые сортировкой тюков.

Что-то в этих людях привлекло внимание Дейсейна. Глаза их имели странный тупой взгляд, а движения были замедленны. Дейсейн увидел их ноги, которые они прятали под столом, — кажется, они были обтянуты чулками.

Дверь захлопнулась.

Дейсейн продолжил свой путь, стремясь побыстрее оказаться под лучами солнца, ему было не по себе от увиденного. Эти рабочие выглядели… умственно отсталыми. Он пересек двор, задумавшись. «Что это за проблемы на 9-й площадке? Он не забыл, что Дженни слыла в университете неплохим психологом. Очень даже неплохим. Чем же она занимается здесь? Чем на самом деле занимается она?»

Охранник у ворот кивнул ему и сказал:

— Приходите еще, доктор Дейсейн. — Потом он прошел в свой домик и, подняв телефонную трубку, что-то быстро произнес в нее.

«Охранник у ворот ожидает вас», — вспомнил Дейсейн.

Он перешел дорогу и, быстро вбежав по ступенькам, вошел в вестибюль гостиницы. За конторкой сидела женщина и возилась с каким-то устройством. Она подняла глаза на Дейсейна.

— Не могли бы вы соединить меня с Беркли? — спросил он.

— Связь нарушена, — ответила женщина. — Какие-то неполадки после пожара в лесу.

— Спасибо.

Дейсейн вышел на улицу, остановился на длинном крыльце и осмотрел небо. Пожар в лесу? Но почему же ни дыма не видать, ни запаха гари не чувствуется.

То, что он встретил здесь, в Сантароге, могло бы показаться на первый взгляд совершенно обычным, если бы за всем этим не скрывалось ощущение какой-то странности и таинственности, от чего временами становилось не по себе.

Глубоко вздохнув, Дейсейн направился к своему грузовику и завел мотор.

В этот раз он свернул в сторону центра города. Авеню Гигантов расширилось и вскоре стало четырехполосным. По обе стороны дороги встречались редкие жилые дома и здания торговых фирм. Слева показался парк с заасфальтированными дорожками, эстрадой для оркестра и цветочными клумбами. За парком в небо возносился величественный шпиль каменной церкви. Табличка на газоне гласила: «Церковь всех религий. Проповедь: „Зависимость божественного вмешательства от страстности желания просящего“».

«Зависимость божественного вмешательства? — повторил про себя Дейсейн. — Какое странное название проповеди?» — Ни с чем подобным он раньше не сталкивался. Он сделал в памяти пометку побывать в воскресенье на этой проповеди.

Люди на улицах все больше и больше привлекали внимание Дейсейна. Их встревоженность, торопливость, с которой они двигались, резко контрастировали с монотонными движениями людей у конвейера в кооперативе. Кто они, те туполицые существа? И кто тогда эти торопящиеся люди на улицах?

«Они необыкновенно энергичны, — понял вдруг психолог. Да они же прямо-таки упиваются своей свободой. Интересно, не может ли это настроение оказаться заразительным». Он сам чувствовал небывалый подъем сил.

Справа, прямо за стоянкой Дейсейн заметил вывеску, на которой была изображена овца, а ниже неровно выведена надпись: Голубая Овца. Безоконный фасад был выложен голубым камнем, и эта безликость здания скрашивалась только широкими двойными дверями, каждая из которых имела стеклянное окошечко.

Итак, Марден хотел пообедать с ним здесь. Похоже, только капитан дорожной инспекции и мог забрать злополучный портфель. Не станет ли он теперь действовать по принципу: «Убирайся прочь и никогда больше не переступай порог моего дома», так успешно примененном на несчастном коммивояжере в столовой гостиницы? Или же капитан придумает что-нибудь еще, более изощренное, специально для «университетского друга Дженни»?

На противоположной окраине города улица снова расширялась — здесь находилась станция техобслуживания с двенадцатью въездами и выездами. Дейсейн притормозил и с восхищением оглядел весь комплекс — самую большую станцию техобслуживания, которую он когда-либо видел. На каждой из двенадцати ее сторон находились навесы, под которыми тремя рядами располагались насосы, причем на каждом ряду можно было обслуживать до четырех автомобилей. А чуть дальше от гигантского комплекса находилось строение с множеством полок для хранения смазочных веществ. За станцией располагалась стоянка размером с футбольное поле, а также огромное здание, помеченное как «Гараж».

Дейсейн подъехал к станции и остановился во внешнем насосном ряду, потом вышел из машины, намереваясь поближе рассмотреть оборудование. Он насчитал двенадцать полок со смазочными веществами и шесть обслуживаемых одновременно машин. Автомобили подъезжали и уезжали. Интересно, почему ни в одном материале по этому проекту не было ни одного упоминания об этом комплексе? Обслуживали машины молодые парни в серо-голубых халатах.

Один из них быстрым шагом приблизился к Дейсейну и спросил:

— Вам какой, сэр?

— Что какой?

— Каким бензином вас заправить?

— А какой у вас есть?

— Восемьдесят, девяносто и сто.

— Тогда девяностым, и не забудьте проверить уровень масла.

Оставив грузовик на попечение механика, Дейсейн покинул станцию и направился в сторону улицы, желая издали рассмотреть станцию. По его оценке площадь ее была не меньше четырех акров. Потом он вернулся к грузовику как раз, когда парень вылезал из-под капота с инструментом в руках.

— Уровень масла — чуть больше одного литра.

— Поставьте тридцатый очиститель.

— Простите, — сказал механик, — но я слышал, как вы подъезжали на этом драндулете. У нас есть сороковой авиационный очиститель. Я бы посоветовал вам использовать его, и тогда у вас не будет сгорать так много масла.

— Сколько это будет стоить?

— Как обычно — тридцать пять центов за литр.

— Хорошо. — Дейсейн покачал головой. «Авиационный за такую цену? Где же мистер Сэм купил его?»

— Как вам Сантарога, нравится? — весело спросил парень, явно рассчитывая услышать добрые слова в адрес долины.

— Очень! — ответил Дейсейн. — Прекрасный городишко. Знаете, это самая большая станция техобслуживания, которую я когда-либо видел. Просто чудо, что в газетах и журналах не раструбили об этом факте.

— Старина Сэм не очень-то жалует прессу, — заметил механик.

— А зачем тогда, черт побери, понадобилось возводить такую громадину? — спросил Дейсейн.

— Она должна быть огромной — единственная на всю долину, — ответил парень, продолжая возиться с двигателем, сейчас он проверял количество воды в радиаторе и зарядку аккумуляторов. Потом с улыбкой посмотрел на Дейсейна. — Да уж, станция действительно удивляет большинство чужаков. Мы же находим это весьма удобным. Правда, у нескольких фермеров есть свои насосы, и еще имеется подобная станция у аэропорта, но они тоже получают поставки через Сэма. — Он хлопнул капот.

— А откуда старина Сэм получает свои поставки?

Механик испытывающе посмотрел на Дейсейна.

— Я, конечно, нисколько не сомневаюсь: вы не подвизались в агенты какой-нибудь из огромных нефтяных компаний, сэр, но если вы думаете сторговаться с Сэмом, то выкиньте эту затею из головы.

— Нет, я просто любопытствовал, — поторопился сказать Дейсейн. Выбор механиком слов удивил его. «Подвизаться в агенты». Дейсейн решил не обращать на это внимания, сосредоточившись на более насущных вопросах.

— Сэм заказывает горючее раз в году на отрытом аукционе, — продолжал механик. — В этом году — у небольшой компании из Оклахомы. Оттуда постоянно к нам прибывают грузовики.

— Неужели?

— Я бы не стал это рассказывать, если бы это было не так.

— Я не сомневаюсь в ваших словах — разве нельзя просто высказать свое удивление.

— Нечему здесь удивляться. Деньги необходимо вкладывать туда, где от них будет наибольшая отдача. С вас три доллара и три цента, сэр.

Расплачиваясь, Дейсейн спросил:

— Тут где-нибудь поблизости есть автомат?

— Если вы хотите позвонить в Сантарогу, то можете воспользоваться телефоном, который есть у нас на станции, доктор Дейсейн, — произнес механик. — А платные телефоны чуть дальше, за тем зданием, где хранятся смазочные материалы. Но нет смысла тратить зря время, если вы собираетесь звонить за пределы долины. Линия оборвана. На горе ночью был пожар.

Дейсейн, внезапно насторожившись, внимательно посмотрел на механика.

— Откуда вам известно мое имя? — недоверчиво спросил он.

— Черт побери, мистер, да кто же вас не знает здесь? Вы ведь друг Дженни из университета. Это ведь из-за вас она дает от ворот поворот всем местным парням.

Улыбкой, которая последовала вслед за этим утверждением, он, наверное, намеревался рассеять все сомнения Дейсейна, но она только еще больше насторожила его.

— Вам же нравится Сантарога, — продолжал механик. — Как и всем. — Улыбка его постепенно угасала. — Извините, сэр, но меня ждут другие машины.

Дейсейн молча смотрел вслед удаляющемуся парнишке. «Он спросил, не агент ли я нефтяной компании, — подумал Дейсейн, — хотя знает, как меня зовут… и он знает о Дженни. Любопытное несоответствие». Это наводило его на кое-какие размышления, хотя, возможно, ничего странного в этом не было.

К насосу с другой стороны подъехал длинный, зеленого цвета «крайслер». Водитель, толстяк с дымящейся сигаретой во рту, высунулся из окна и спросил:

— Эй! Эта дорога на 395 автостраду?

— Да, поезжайте прямо вперед, — ответил Дейсейн.

— Есть тут еще какая-нибудь заправочная станция?

— В этой долине — нет, — покачал головой Дейсейн. — Может быть дальше. — Он пожал плечами. — Никогда не бывал в той стороне.

— Проклятый туземец! — проворчал водитель, а потом «крайслер» рванул вперед, выехал на авеню и помчался по дороге.

— Сам ты туземец, — пробормотал Дейсейн. — Нашел, кого обзывать туземцем.

Он залез в кабину грузовика и поехал назад той же дорогой. На развилке он свернул к горе — в сторону Портервилля. Дорога поднималась вверх и вверх, петляя среди зарослей секвой и дубовых рощ. Наконец он подъехал к тому месту, откуда он впервые обозревал долину. Остановив грузовик, он вылез из кабины.

Легкая туманная дымка мешала ясно различать детали ландшафта, но четко выделялись очертания кооператива и огромные горелки лесопильного завода. Сам город утопал в зелени деревьев, под которыми скрывались черепичные крыши, и, не затрагивая границ города, долину разрезал серпантин реки. Дейсейн взглянул на наручные часы: без пяти десять. Он колебался, так ли ему нужно ехать в Портервилль и звонить оттуда Селадору. Ведь тогда он опоздает на званый обед с Марденом. И решил, что отправит почтой письмо Селадору и попросит того проверить эту историю с оборванной телефонной линией.

Без портфеля и заметок Дейсейн чувствовал себя неуютно. Он порылся в отделении для перчаток, нашел небольшой блокнот и обломок карандаша и начал записывать свои наблюдения, чтобы позже составить из них сообщение.

«Сам по себе городок небольшой, — писал он, — но, кажется, обслуживает довольно значительное рыночное пространство. Днем в городе много людей. На станции техобслуживания заметил двенадцать двойных насосов.

Налицо странная настороженность местных жителей к приезжим. Да и резкость в их отношениях между собой и по отношению к чужакам.

Используется продукция только местной фирмы Джасперса. Почему-то местные жители не покупают сыр где-нибудь в другом месте, предпочитая произведенный здесь? Его вкус отличается от всего, что я пробовал когда-либо. Чем объяснить остающийся после употребления его привкус? Личное ли это впечатление? Но почему после пива остается тот же привкус?

Необходимо дополнительное исследование, не фигурирует ли еще где-нибудь „Джасперс“ в качестве названия».

Дейсейн увидел что-то громадное, двигающееся среди деревьев чуть дальше кооператива. В течение нескольких секунд он всматривался вдаль, но четко рассмотреть мешало слишком большое количество деревьев.

Дейсейн вернулся к грузовику и достал бинокль. Наведя резкость, он рассмотрел багги, передвигавшийся на пончикообразных колесах. Им управлял Марден. Машина прокладывала себе путь, не обращая внимания на деревья и кусты. Похоже, Марден преследовал что-то… или кого-то. Дейсейн направил бинокль чуть вперед, на полянку, и стал ждать. Вскоре появились три человека в охотничьих костюмах. Они шли с поднятыми над головой руками. Рядом бежали две собаки, не сводившие с них настороженного взгляда. Дейсейну показалось, что охотники разгневаны и испуганы.

Группа свернула в заросли секвой и скрылась из виду. Дейсейн забрался в кабину и сделал запись об увиденном.

«Весь этот эпизод можно вполне логически объяснить, — думал он. — Офицер, призванный стоять на страже закона, задержал браконьеров. Разве не этим и должны заниматься слуги закона?». — И все-таки это происшествие добавило еще один штрих к общей картине этой долины, складывающейся у Дейсейна. То, что происходило в Сантароге, совершенно отличалось от остального мира.

Он направил грузовик обратно к городу, решив при встрече спросить Мардена насчет захваченных им браконьеров.

 

Глава 3

Изнутри «Голубая овца» представляла собой пещеру с разукрашенными в пастельно-голубые тона стенами. Здесь же, у стен, слева от общего зала, располагались обычные кабинки со столиками. Длинный бар с зеркалом, инкрустированный танцующей овцой, занимал заднюю стену.

Марден ожидал Дейсейна в одной из кабинок. Перед ним стоял высокий бокал с прохладительным напитком. Капитан дорожной инспекции казался расслабленным, его рыжие волосы были аккуратно причесаны. Две ленты на петлицах его форменной рубашки указывали на офицерский чин капитана — на нем не было кителя. Глаза настороженно следили за приближением Дейсейна.

— Заказать какую-нибудь выпивку? — спросил он, когда Дейсейн сел за столик.

— А что пьете вы? — Дейсейн кивком головы указал на бокал.

— Особый сорт апельсинового пива с Джасперсом.

— Тогда и мне тоже, — ответил Дейсейн.

Марден поднял руку и махнул бармену:

— Еще один, Джим. — Потом внимательно посмотрел на Дейсейна. — Как ваша голова?

— Чувствую себя замечательно, — ответил Дейсейн. Он чувствовал раздражение. «Когда же он заведет речь о портфеле?» — подумал психолог. Принесли бокал для Дейсейна. Обрадовавшись тому, что это отвлечет его от невеселых дум, он сделал глоток. К резкому апельсиновому привкусу примешивалась острота Джасперса.

— Да, кстати, насчет вашего портфеля, — начал Марден.

Дейсейн поставил на столик бокал, неторопливо и осторожно, потом посмотрел в глаза Мардена. Тот ровным, оценивающим взглядом изучал психолога.

— И что?

— Надеюсь то, что я прихватил его, не слишком расстроило вас?

— Да, не слишком.

— Конечно, мне было интересно его содержимое, — сказал Марден, — ведь я уже знал, с какой целью вы прибыли сюда.

— В самом деле? — Дейсейн внимательно поглядел на собеседника, пытаясь понять его настроение. «Откуда он мог знать о проекте?»

Марден сделал долгий глоток оранжевого пива, потом вытер рот.

— Отличный напиток!

— Довольно приятный, — согласился Дейсейн.

— По правде говоря, вы избрали самый заурядный путь, — заметил Марден и внимательно посмотрел на Дейсейна. — Знаете, мне забавно видеть, что вы до сих пор не поняли, что вами просто кто-то пользуется в своих целях.

Казалось, эта беседа забавляла Мардена, и внезапно внутри Дейсейна вспыхнул гнев, но он попытался совладать с ним.

— Что вы имеете в виду, если конкретно? — спросил он.

— Будет ли вам интересно узнать, что ваше имя несколько раз всплывало в ходе обсуждений городского совета? — спросил в свою очередь Марден.

— Мое?

— Да, ваше. Мы знали, что рано или поздно вас отправят сюда. Нас даже удивляло, что ваше появление у нас затягивается. — Марден покачал головой. — Мы показали вашу фотографию обслуживающему персоналу — официантам, официанткам, барменам, служащим…

— …механикам заправочных станций, — перебил его Дейсейн. Все становилось на свои места. Он не пытался уже скрыть свой гнев. «Как они посмели!»

— Они должны были воспользоваться тем обстоятельством, что одной из наших девушек вы стали небезразличны, — рассудительно продолжал капитан. — Вы же понимаете, это благоприятствующее обстоятельство. И грешно было им этим не воспользоваться.

— Кто эти «они», о которых вы все время говорите? — спросил Дейсейн.

— Гм-м! — произнес Марден.

Дейсейн три раза глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Вообще-то он и не надеялся, что ему удастся скрывать цель своего приезда сюда бесконечно долго, но уж никак не ожидал такого быстрого разоблачения. И что за чушь, черт побери, несет этот сумасшедший капитан!

— Вы представляете для нас определенную проблему, — сказал Марден.

— Да, но не пытайтесь выдворить меня из долины, как вы это проделали с тем идиотом-коммивояжером прошлой ночью или охотниками, которых вы схватили сегодня! — взорвался Дейсейн. — Я не преступаю закон!

— Выдворить вас из долины? Да мне и в голову не могут прийти подобные мысли. Послушайте, что вы закажете? Ведь мы пришли сюда пообедать.

Как психолог Дейсейн понял, что он вышел из себя, и гнев его исчез после столь неожиданного изменения темы разговора, остался лишь горький осадок.

— Я не голоден, — проворчал он.

— Но когда подадут, вы почувствуете голод. Я закажу нам обоим. — Марден подозвал официанта и сказал: — Два салата Джасперса для торжественного обеда.

— Я не голоден, — повторил Дейсейн.

— Посмотрим, — улыбнулся Марден. — Я слышал, один чужак-водитель «крайслера» назвал вас сегодня туземцем. Вас что, это задело?

— Новости здесь быстро распространяются, — заметил Дейсейн.

— Разумеемся, док. И, конечно, то, что этот парень ошибся, подтверждает мое мнение, что вы уже настоящий сантарожанин. Дженни не ошиблась в вас.

— Дженни не имеет к этому никакого отношения.

— Нет, имеет, и непосредственное. Давайте проясним суть дела, док. Ларри нужен еще один психолог, а по словам Дженни вы — один из лучших. Мы создадим здесь отличные условия для вас.

— Какова площадь этого «здесь»? — спросил Дейсейн, вспомнив о двух погибших исследователях. — Не шести ли футов в длину и на такой же глубине?

— Почему вы не перестанете бежать от самого себя, Дейсейн?

— Я уже давным-давно понял, что лучше хорошо идти, чем плохо стоять.

— Да? — Марден озадаченно нахмурил брови.

— Я не бегу от себя, — сказал Дейсейн. — Вот что я имел в виду. Но я не собираюсь стоять и ждать, пока вы будете устраивать мою личную жизнь, игнорируя мое мнение, подобно тому, как сейчас заказываете этот салат.

— Если вам не нравится эта еда, то пожалуйста, не ешьте ее, только и всего, — заметил Марден. — Должен ли я понимать ваши слова, как отказ от предложения Ларри относительно вашей работы здесь?

Дейсейн посмотрел на стол, пытаясь уловить скрытый смысл, который таился за этим предложением. Лучше всего было бы продолжить эту игру, он понимал это. Тогда у него еще останутся шансы раскрыть этот таинственный Барьер Сантароги, узнать, что же на самом деле происходит в долине. Но в голову лезли лишь мысли о заседаниях на городском совете, о том, как у Дженни выпытывают о нем сведения, после чего, несомненно, обсуждают, какие приготовления нужно сделать к приезду Дейсейна. Эти мысли вконец вывели его из себя.

— И вы, и Дженни, и все остальные, вы все отлично рассчитали, верно?! — в гневе воскликнул он. — Бросим этому ублюдку кость. Купим его…

— Расслабьтесь, док, — сказал Марден. В его голосе, ровном и спокойном, по-прежнему звучали веселые нотки. — Я взываю к вашему рассудку, а не к низменным инстинктам. — Дженни предупреждала, что у вас характер — не сахар. Но вы нам нужны.

Дейсейн сжал под столом кулаки, пытаясь взять себя в руки. Значит, его считают жалким ничтожеством, которым можно манипулировать при помощи красивой женщины и денег!

— Вы думаете, что меня используют, — сказал он.

— Мы знаем, что вас используют.

— Вы не сказали, кто.

— Кто стоит за этим? Группа финансовых магнатов, док, которым не нравится независимость Сантароги. Они хотят проникнуть на наш рынок, но не в состоянии этого сделать.

— Барьер Сантароги, — сказал Дейсейн.

— Именно так они и называют его.

— Кто они?

— Вы хотите знать имена? Возможно, мы сообщим вам их, если это потребуется.

— Но и вы хотите использовать меня, верно?

— Нет, Дейсейн. В Сантароге применяются другие методы.

Принесли салат. Дейсейн взглянул на аппетитную зелень, румяного цыпленка и кремово-золотистую приправу. Он почувствовал страшный голод. Психолог откусил кусочек мяса и попробовал подливу — тот же самый знакомый уже острый привкус сыра Джасперса. «Черт побери, этот Джасперс добавляют в каждое блюдо! — подумал он. — Впрочем, нужно признать, он приятен на вкус. Возможно, в чем-то правы те, кто говорит, что хотя бы ради того, чтобы отведать сыр Джасперса, стоит приехать сюда».

— Вкусно, не правда ли? — спросил Марден.

— Да, очень. — Дейсейн внимательно разглядывал капитана несколько секунд. — И какие же методы управления в Сантароге, капитан?

— Городом управляет городской совет, но на его решения Городское Собрание может наложить вето. Каждый год происходят выборы. Любой сантарожанец, достигший восемнадцати лет, имеет избирательный голос.

— Островок демократии, — заметил Дейсейн. — Прекрасно, если вы создали коммуну в таком масштабе, но…

— На последнем Городском Собрании присутствовало три тысячи депутатов и еще пять тысяч восемьсот сограждан с правом голоса, — перебил его Марден. — Это можно сделать, если люди заинтересованы в самоуправлении. А мы, Дейсейн, заинтересованы. Вот так мы и управляем делами в Сантароге.

Дейсейн проглотил немного салата и отложил вилку в сторону. Почти десять тысяч человек старше восемнадцати лет! Это в два раза больше, чем он ожидал. Чем же все они тут занимаются? Не могут же они существовать, занимаясь лишь обслуживанием друг друга.

— Вы хотите, чтобы я женился на Дженни, обустроился…. и стал еще одним депутатом, — сказал Дейсейн. — Правильно?

— Это как раз то, чего, кажется, хочет Дженни. Мы пытались отговорить ее, но… — Он пожал плечами.

— Отговорить ее… к примеру, уничтожая мои письма?

— Что?

Дейсейн, увидев искреннее замешательство Мардена, и понял, что тот ничего не знает о пропавших письмах.

— Чертовы перестраховщики! — воскликнул Марден. — Похоже, мне придется самому сходить туда и устроить им нагоняй! Но вообще-то это ничего не меняет.

— Не меняет?

— Да. Ведь вы любите Дженни, не так ли?

— Конечно, я люблю ее!

Его признание вырвалось само собой, прежде чем Дейсейн успел осознать. Услышав свой собственный голос, он понял, как сильно его чувство. Да, конечно, он любит Дженни. Он страдал, снедаемый тоской по ней. Просто удивительно, как ему удалось так долго пробыть вдали от нее — проклятое уязвленное мужское самолюбие.

— «Дурацкое самолюбие!»

— Ну, хорошо! — произнес наконец Марден. — Заканчивайте обедать, осмотрите долину, а вечером мы обговорим все вместе с Дженни.

«А ведь он не верит, что все так просто», — подумал Дейсейн.

— Вот, возьмите, — сказал Марден. Он взял с сиденья портфель и поставил его на стол. — Можете заниматься рынком Сантароги. Им и без того уже известно все, что вы хотите узнать. Но они хотят использовать вас совсем по-другому.

— И как же они хотят меня использовать?

— Узнаете сами, док. Может быть, тогда вы, возможно, поверите моим словам.

Марден вернулся к своему салату и с аппетитом принялся за еду.

Дейсейн, положив вилку, спросил:

— А что случилось с теми охотниками, которых вы схватили сегодня.

— Отрезал им головы и замариновал, — ответил Марден. — А вы что подумали? Их просто оштрафовали и отправили в кооператив, в цех упаковки товара.

— Какая в этом польза?

— Знаете, док, — начал Марден, указывая вилкой на Дейсейна, — вы воспринимаете это точно так же, как Уин… Уин Бурдо.

«Воспринимаю что?» — подумал Дейсейн. Вслух же спросил:

— И как же Уин воспринимал это?

— Поначалу не желал смириться. Но этого и следовало ожидать — учитывая его непростой характер. Однако, насколько я помню, потом довольно быстро успокоился. Да и, наконец, сам Уин устал от бесконечных скитаний, которые и привели его в Сантарогу.

— А вы психологи-любители! — язвительно заметил Дейсейн.

— Совершенно верно, док. Но нам бы хотелось иметь еще одного профессионала.

Дейсейн был смущен таким дружеским к нему отношением Мардена.

— Доедайте свой салат, — сказал Марден. — И вы забудете все свои тревоги.

Дейсейн откусил еще один кусок цыпленка, политого соусом Джасперса. Он должен был признать, что теперь, поев, чувствует себя лучше. Голова прояснилась, мысли работали четко. Он знал-, что временами голод притупляет все чувства. Еда снимает психологическое давление, позволяя разуму нормально функционировать.

Марден, закончив с едой, откинулся на спинку стула.

— Прогуляйтесь, — посоветовал он. — Сейчас вы смущены, но если вы действительно столь наблюдательны, как утверждает Дженни, то вы сами во всем скоро разберетесь. Я думаю, вам здесь понравится.

Марден встал из-за стола.

— Значит, я должен поверить вам на слово, что меня используют, — произнес Дейсейн.

— Я же не выставляю вас из долины, верно? — сказал Марден.

— А телефонной связи по-прежнему нет? — спросил Дейсейн.

— Откуда мне знать это! — ответил Марден и взглянул на часы. — О, мне уже пора уходить. Позвоните мне после того, как переговорите с Дженни.

Сказав это, он ушел.

Подошел официант и начал собирать тарелки.

Дейсейн смотрел на его круглое лицо, седые волосы и согбенные плечи.

— Почему вы здесь живете? — спросил психолог.

— Что? — в ответ скрипучий голос.

— Почему вы живете в Сантароге? — повторил Дейсейн.

— Вы что, спятили? Здесь же мой дом.

— Но почему именно этот город, а не, скажем, Сан-Франциско или Лос-Анджелес?

— Да вы просто сошли с ума! Что я могу найти там такого, чего мне не хватает здесь? — Он ушел, унося тарелки.

Дейсейн посмотрел на свой портфель, стоявший на столе. Изучение рынка. На сиденье стула напротив он увидел край газеты. Протянув руку, он схватил газету и прочитал ее название: «Сантарога-пресс».

В левой колонке был обзор международных новостей. Краткость и манера изложения поразили Дейсейна. Каждое сообщение занимало один абзац.

Например: «Эти психи все еще убивают друг друга в Юго-Восточной Азии».

До Дейсейна не сразу дошло, что это было сообщение о войне во Вьетнаме.

Следующий абзац: «Курс доллара на международном валютном рынке неуклонно падает, однако американские средства массовой информации продолжают замалчивать этот факт. Финансовый крах, который вполне способен разразиться на текущей неделе, по-видимому, мало кого волнует — все в основном озабочены тем, как провести предстоящие два дня выходных, а не пятницей, грозящей превратиться в Черную».

Новый абзац: «Женевские переговоры по разоружению могут ввести в заблуждение только невежественных и самодовольных людей. Напоминаем: во время предыдущего раунда переговоров бомбы падали во многих местах нашей планеты».

Следующий: «Правительство Соединенных Штатов продолжает расходовать деньги налогоплательщиков на огромную пещеру, которая засекречена в горах неподалеку от Денвера. Интересно, сколько высших военных чинов и правительственных официальных лиц вместе с их семьями захотят туда переехать, когда широкой общественности станет известно об этом факте?»

«Франция еще раз попыталась сунуть нос в дела США, сделав заявление, что ВВС Соединенных Штатов, базирующиеся на французских авиабазах, должны покинуть территорию Франции. Может, они знают что-то, о чем нам неизвестно?»

«Из-за автоматизации производства еще четыре процента трудоспособных граждан оказались выброшенными на рынок рабсилы. Неужели никого не волнует судьбы лишних людей?»

Дейсейн опустил газету и уставился на нее невидящими глазами. Черт возьми, эту газету уж точно выпускает какая-то подрывная антиправительственная организация! Кучка коммунистов? Может, в этом и есть разгадка тайны Сантароги?

Он посмотрел вверх и увидел стоящего рядом официанта.

— Это ваша газета? — спросил официант.

— Да.

— А! Наверное, Эл дал вам ее. — Он начал поворачиваться, когда Дейсейн спросил у него:

— А где ресторан приобретает продукты?

— Со всей долины, доктор Дейсейн. Говядина поступает с ранчо Рэя Аллисона, расположенного у въезда в долину, а цыплята — с — фермы миссис Ларсон, которая выращивает их к западу от нашего города. Овощи мы получаем из теплиц.

— Спасибо. — Дейсейн вернулся к газете.

— Доктор Дейсейн, хотите еще что-нибудь заказать? Эл сказал, чтобы вам подавали все, что вы только пожелаете. Оплачивать будет он.

— Нет, спасибо.

Официант оставил Дейсейна, вернувшегося к чтению газеты.

Дейсейн решил тщательно изучить ее. В ней было восемь страниц, рекламы почти не было — только на первой, да и половина последней отводилась для рекламных объявлений, которые нагоняли тоску: «В магазине „Бреннер и Сыновья“ недорого продается спальная мебель. Пришедший первым первым и обслуживается. Имеется также мебель высокого качества местного производства».

«Четыре новых холодильника (16 кубических футов) можно приобрести на рынке Льюиса. Справки о ценах по телефону». В качестве иллюстрации служил улыбающийся толстяк, державшийся за открытую дверцу холодильника.

Остальные объявления касались в основном купли-продажи и обмена: «Имею тридцать ярдов домотканой шерсти (ширина 54 дюйма), нуждаюсь в хорошей ленточной пиле. Звонить Эду Джанки на мельницу номер один».

«Однотонный грузовик марки „Форд-56“ куплен мною два года назад и до сих пор в приличном состоянии. По словам Сэма Шелера, он стоит около пятидесяти долларов или хорошую телку. Уиллиам Маккой, Ривер Джанкшн».

Дейсейн более внимательно начал перечитывать газету. Он наткнулся на одну колонку для садоводов: «Настало время разводить жаб в вашем саду для борьбы с улитками».

Одна из следующих страниц была полностью посвящена предстоящим собраниям и тому, какие вопросы будут на них рассматриваться. При чтении этой колонки Дейсейн заметил часто повторяющуюся фразу: «Джасперс закупит».

«Джасперс закупит, — подумал Дейсейн. — Джасперс… Джасперс… Повсюду Джасперс. Неужели они действительно потребляют так много продукции этого кооператива?» — В этом слове, как ему вдруг показалось, скрывался какой-то смысл. Нечто объединяющее, характерное только для сантарожанцев.

Дейсейн снова вернулся к газете. Его привлекло одно объявление в рекламной части: «Обменяю двухлетнее пользование половиной моего холодильника „Джасперс“ (20 кубических футов, высокое качесто) на предоставленную возможность в течение шести месяцев заниматься столярными работами. Лео Мерриот, Ривер Роуд, 1018».

Что же, черт возьми, представляет из себя холодильник «Джасперс»? Но каким бы он ни был, а пользование его десятью кубическими футами в течение двух лет приравнивается шестимесячной зарплате столяра — это же не меньше четырех тысяч долларов!

Солнечный свет, внезапно ярко осветивший ресторан, привлек внимание Дейсейна, и он приподнял голову как раз вовремя, чтобы заметить пару молодых людей, входящих в ресторан. У девушки были темные волосы, глубоко посаженные карие глаза и красивые подвижные брови, а у ее спутника — резкие норманнские черты лица и не менее красивые голубые глаза. Они заняли кабинку рядом с Дейсейном. Дейсейн наблюдал за ними в отражении зеркала, висевшего над баром. Молодой человек бросил взгляд через плечо на психолога и сказал что-то девушке. Та улыбнулась.

Официант принес им два прохладительных напитка.

Вскоре девушка произнесла:

— После Джасперса мы сидели там и прислушивались к звукам на закате солнца, шуму проводов и голосам птиц.

— Иногда ты должна чувствовать рябь на воде, — сказал ее спутник. — Это из-за того, что в красных лучах заходящего солнца поднимается ветер.

Дейсейн снова насторожился. Это постоянное упоминание о Джасперсе, его высоком качестве — это что, шизофренический бред или какая-то разновидность психоделии. Он напрягся, пытаясь расслышать их разговор, но они склонили головы друг к другу и начали перешептываться и смеяться.

Неожиданно Дейсейн мысленно вернулся к проводившимся более чем три года назад экспериментам по изучению действия ЛСД, которые проводились на его факультете. Он вспомнил, что у Дженни Сорже, уроженки Сантароги, обнаружился частичный иммунитет к этому наркотику. Под давлением общественности эти эксперименты пришлось прекратить, и теперь уже никогда не удастся подтвердить полученные данные относительно Дженни, а сама она никогда не обсуждала их при встречах с ним. Это воспоминание еще больше усилило беспокойство Дейсейна.

«Почему я вспомнил об этих исследованиях именно сейчас?» — подумал он.

Когда бокалы у молодых людей опустели, они встали и покинули ресторан.

Дейсейн сложил газету и хотел было сунуть ее в портфель, но тут его остановила чья-то рука. Он поднял глаза и увидел Мардена. Тот пристально разглядывал его.

— Кажется, это моя газета, — заметил он и забрал газету у Дейсейна. — Я уже почти доехал до развилки, когда вспомнил, что забыл ее здесь. До скорой встречи. — Марден торопливо пошел к выходу, держа газету под мышкой.

То, что с такой бесцеремонностью и быстротой он был лишен газеты с интересующими его публикациями, вконец вывело Дейсейна из себя. Он схватил портфель и побежал к двери, где успел рассмотреть, как Марден отъезжает от обочины дороги на своей патрульной машине.

«Иди-ка ты к черту! — подумал он. — Я найду другую».

В баре на углу не продавалось газет, и худощавый служащий ледяным голосом сообщил ему, что местная газета распространяется только по подписке. Он не знает, где она печатается. Продавец в хозяйственном магазине, расположенном чуть дальше, дал ему тот же ответ, как и кассир в бакалейной лавке напротив.

Дейсейн забрался в кабину, открыл портфель и, достав блокнот, начал записывать все, что только мог припомнить из газеты. Когда память его иссякла, он завел грузовик и начал кататься по улицам города в поисках газетного киоска или издательства. Он не обнаружил никаких признаков, указывающих, что «Сантарога-пресс» печатается в этом городе, но когда он подъехал к стоянке, заполненной подержанными автомобилями, его внимание привлекли объявления, размещенные на их лобовых стеклах. Он принялся внимательно рассматривать их.

На стекле четырехлетнего «бьюика» виднелась надпись: «Пусть жрет бензина он немало, но и стоит он всего сто долларов».

На почти новом «ровере» красовалась надпись: «Треснул шкив, но двигатель замени — и тогда покупка в 500 долларов не покажется тебе слишком дорогой».

На десятилетнем «шевроле»: «Эта машина принадлежала Джерси Хофстеддеру. Его вдова просит за него всего 650 долларов».

Охваченный любопытством, Дейсейн вылез из кабины, прошел к «шевроле» Джерси Хофстеддера и взглянул на приборный щиток. Спидометр показывал шестьдесят одну тысячу миль. Сиденья внутри были обиты безукоризненно выделанной и хорошо подогнанной кожей. Ни одной царапины на корпусе, а шины казались почти новыми.

— Вы хотите проверить, как машина ездит, доктор Дейсейн? — раздался женский голос.

Повернувшись, Дейсейн увидел красивую седовласую матрону, одетую в яркую блузку и голубые джинсы. У нее было открытое лицо и гладкая смуглая кожа.

— Меня зовут Клара Шелер, я мать Сэма, — представилась она. — Полагаю, вы уже слышали о моем Сэме.

— И, разумеется, вы знаете обо мне, — заметил Дейсейн, пытаясь скрыть свою ярость. — Я друг Дженни из университета.

— Видела вас сегодня утром вместе с Дженни, — произнесла женщина. — Она — одна из самых замечательных девушек здесь. А теперь, если вас интересует машина Джерси, я могу рассказать вам о ней.

— С удовольствием послушаю, — сказал Дейсейн.

— Здешним отлично известно, кем был Джерси, — начала она свой рассказ. — Он во всем стремился к совершенству. Эту машину он разобрал по винтику, оттачивая и подгоняя каждую деталь, так что сделал из нее само совершенство. Полюбуйтесь только на эти дисковые колеса. И только посмотрите, какие он сделал чехлы!

— Кем был Джерси Хофстеддер? — спросил Дейсейн.

— Кем… о, ну, конечно, ведь вы приезжий. Джерси работал главным механиком у Сэма до самой смерти примерно месяц назад. У его вдовы есть еще и автомобиль марки «корд», которым так гордился Джерси, но она говорит, что ей достаточно одной машины, и потому попросила меня продать этот «шевроле». Вот, послушайте, как работает двигатель.

Она села за руль и включила двигатель.

Дейсейн склонился над капотом. Он едва слышал шум работы двигателя.

— Двойная система зажигания, — продолжила Клара Шелер. — Джерси как-то хвастался, что одного галлона бензина ему хватило бы на тридцать миль, и я ничуть не удивилась бы этому.

— Как и я, — заметил Дейсейн.

— Как вы хотите расплачиваться, наличными или в кредит! — спросила Клара Шелер.

— Я… я еще не решил, покупать ли мне эту машину или нет, — пробормотал Дейсейн.

— Было бы неплохим подспорьем начать вашу совместную жизнь с Дженни с покупки машины Джерси, — произнесла Клара Шелер. — Вам немедленно нужно избавиться от развалюхи, на которой вы ездите. Я слышала, как она урчит. Она не долго послужит вам, если только вы не решитесь заменить по крайней мере подшипники на колесах.

— Я… если я решусь все-таки купить ее, я вернусь вместе с Дженни, — произнес Дейсейн. — Благодарю вас за все. — Он повернулся и чуть ли не бегом вернулся к своему грузовику. У него возникло сильное желание приобрести машину Джерси Хофстеддера, и это показалось ему удивительным. Эта женщина прекрасно знала свою работу.

Дейсейн вернулся к гостинице, в его голове царил хаос. Ну и удивительные же личности жили в Сантароге! С какой необычной искренностью были написаны таблички на подержанных автомобилях и рекламных объявлениях в «Сантароге-пресс»! Словно использовался один и тот же шаблон.

«Такая открытая честность, — подумал Дейсейн. — В другие времена, более жестокие, это выглядело бы по-иному».

Он прошел в свой номер, лег на кровать и попытался поразмыслить над всем, с чем он столкнулся сегодня. Сейчас разговор с Марденом показался ему еще более странным. Работа в клинике Паже? Подслушанные обрывки разговора молодой пары в ресторане не давали ему покоя. Они что, накачились наркотиками? Да плюс еще «подпольная» газета, получать которую могли ее подписчики. Машина Джерси Хофстеддера… Дейсейну очень захотелось вскочить с кровати, вернуться на стоянку и купить ее, потом выехать из долины и показать ее какому-нибудь механику из внешнего мира.

Размышления Дейсейна прервал непрекращающийся гул каких-то бормочущих голосов. Он встал и огляделся, но так и не смог обнаружить, откуда исходят звуки. Полоска неба за окном, потемнела. Дейсейн прошел к нему и выглянул на улицу На северо-западе появились грозовые облака.

Гул бормочущих голосов не стихал.

Дейсейн обошел всю комнату и остановился под крошечным вентиляционным отверстием, расположенным в углу над туалетным столиком. Он встал на стул, потом сам взобрался на столик и приставил ухо к вентиляционному отверстию. Слабый, но различимый и такой знакомый звук телерекламы жевательной резинки донесся до него.

Улыбнувшись про себя, Дейсейн слез со столика. Кажется, просто кто-то смотрит телевизор. Он помрачнел. Это было бы первым свидетельством того, что у местных жителей есть телевизор. Он вспомнил географическое расположение долины — глубокая чаша среди гор. Для телевизионного приема необходимо было на одном из близлежащих холмах установить антенну, усилители и протянуть длинный провод.

Дейсейн снова забрался на столик и прислонился ухом к вентиляционному отверстию. Ему удалось сквозь звуки телевизора, показывавшего какой-то дневной сериал, различить голоса трех или четырех женщин. Одна из них, кажется, обучала другую вязанию. Несколько раз он расслышал слово «Джасперс», а один раз, очень ясно, фразу: «Видение, вот и все — это просто видение».

Дейсейн спустился на пол и вышел в коридор. Других дверей в коридоре от его номера до окна в конце коридора с табличкой «Выход» не было. Но на другой стороне вестибюля дверь имелась. Дейсейн вернулся в свою комнату и осмотрел ветиляционное отверстие. На первый взгляд казалось, что воздуховод проходит сквозь стену, но это впечатление могло быть обманчивым — он мог изгибаться и идти сквозь потолок на следующий этаж. Каково же действительное устройство этого здания? Охваченный любопытством, Дейсейн решил немедленно выяснить это.

Он торопливо спустился по лестнице в пустой вестибюль, вышел на улицу и обошел здание. Сзади рос дуб-патриарх, одна из веток которого изгибалась напротив одного из окон второго этажа. Дейсейн решил, что это, скорее всего, его окно. Оно находилось именно там, где он и предполагал, да и ветка подтверждала это. Дейсейн перевел взгляд в сторону угла и насчитал в том месте еще три окна, хотя дверей в эти комнаты из коридора он не видел. На всех трех окнах были задернуты шторы.

«Дверей нет, но зато есть три окна», — подумал Дейсейн.

Он более спокойным шагом вернулся в номер. Вестибюль оставался таким же пустынным, однако он слышал голоса и треск коммутатора из-за двери за столом дежурного.

Оказавшись у себя в номере, Дейсейн прошел к окну и посмотрел на крышу. Покатый скат, сухие доски. Он без труда открыл окно и вылез на крышу. Дейсейн прислонился к стене и понял, что может таким вот образом, бочком, передвигаться по крыше.

Добравшись до первого окна, он крепко ухватился за выступающий край подоконника и стал искать прореху в занавеске. Щели не было, однако он ясно различил звук работающего телевизора, когда прижался ухом к стеклу. Он расслышал рекламу мыла и женский голос: «Хватит слушать этот канал, переключи на НБС».

Дейсейн отодвинулся от этого окна и прошел к следующему. Под шторой он заметил щелочку в полдюйма шириной. Он едва не потерял равновесие, когда наклонился, чтобы посмотреть в нее. Однако удержался, успев ухватиться за край подоконника, после чего нагнулся и заглянул в щелку.

В затемненной комнате он различил несколько серых катодных трубок. Справа, напротив стены, стояло восемь телевизионных приемников. На достаточном для обозрения расстоянии от экранов в удобных креслах сидело пять женщин. Одна из них, как заметил Дейсейн, не без удовольствия вязала. Другая, похоже, была стенографисткой, она что-то быстро строчила в свой блокнот. А еще одна работала с магнитофоном.

Все члены этой группы производили впечатление деловых женщин. На вид каждой из них было далеко за тридцать, но двигались они не без изящества; было видно, что они ведут активный образ жизни. Белокурая женщина со стройной фигурой, крайняя справа, встала и, зашторив верхний экран, отключила телевизор. Усевшись потом в свое кресло и подчеркнуто демонстрируя свою усталость, она громко произнесла:

— О Господи! Как подумаешь, какой чепухой приходится забивать себе мозги изо дня в день…

— Оставь это для доклада, Сузи! — произнесла женщина с магнитофоном.

«Для доклада? — повторил про себя Дейсейн. — Какого еще доклада?»

Он обвел взглядом всю комнату. У дальней стены стояли шкафы. Прямо под окном виднелась часть дивана.

В левом углу стояла раздвижная лестница, ведущая на чердак. На столике с колесиками располагались две пишущие машинки.

Дейсейн решил, что никогда прежде ему не попадалась столь необычно обставленная комната. «Таинственный отпечаток Сантароги незримо присутствует и здесь, — подумал он. — К чему вся эта секретность? И восемь работающих телевизионных приемников? Интересно было также узнать, что содержится в папках? И о каком еще докладе шла речь?»

Время от времени они что-то надиктовывали на магнитофон, делали пометки в блокнотах, переключали каналы. Все это время они беспрерывно о чем-то перебрасывались словами, но лишь урывки их разговора доносились до Дейсейна. Все равно они мало чем могли помочь психологу — обычная женская болтовня: «Я решила не делать складок на платье, с ним столько мороки». «Если Фред не заедет за мной после работы, мне придется искать кого-то, кто отвез бы меня в город».

То, что его легко можно было увидеть с улицы, тревожило Дейсейна. Он сказал себе, что вряд ли он узнает что-либо важное, если он продолжит свое дежурство у окна, рискуя быть замеченным, и как ему тогда объяснять свои действия?

Он осторожно проделал обратный путь по крыше в свой номер, залез в комнату и закрыл окно. Потом снова проверил коридор. Точно, двери, которая по идее должна была отмечать вход в ту старинную комнату, не было и в помине. Он прошел в конец коридора, к выходу, и открыл узкую дверь, выходящую на заднюю площадку. Там он обнаружил винтовую лестницу с перилами, прикрепленными болтами. Перегнувшись через перила, Дейсейн посмотрел вниз — там, двумя этажами ниже, темнел подвал. Потом он посмотрел вверх. Сквозь открытый люк в потолке на третьем этаже струился солнечный свет.

Тихо двигаясь, Дейсейн поднялся на следующую площадку, открыл имевшуюся там дверь, за которой оказался еще один коридор. Он шагнул в него и бросил взгляд вдоль стены, которая тянулась над таинственной комнатой. На две ступеньки выше от площадки имелась другая дверь с табличкой «Бельевая». Дейсейн попытался открыть ее, но дверь оказалась запертой.

Озадаченный, он вернулся на площадку. Когда Дейсейн снова шагнул в коридор, то вдруг почувствовал, как его правая нога скользит по ненатянутому краю ковровой дорожки. Какое-то мгновение, охваченный ужасом, Дейсейн видел летящие навстречу перила и лестницу. С треском он ударился правым плечом о перила, но это лишь замедлило, но не остановило его падение. Дейсейн ухватился за сломанные перила левой рукой и почувствовал, как они начинают прогибаться. И тогда он понял, что сейчас рухнет вниз, пролетит три этажа и упадет на бетонный пол подвала. Пронзительно заскрипели перила. Все происходило, как в необычайно замедленном кино. Он видел край лестницы, с распадающейся на мелкие желтые линии краской, паутину на одной из ее ступенек, с застрявшей в ней каштановой корпией.

В последнем оглушительном треске сломанные перила развалились, и Дейсейн рухнул вниз. В это ужасное мгновение, когда ему уже представилась картина его тела, распластанного на бетонном полу в подвале, он вдруг почувствовал, как чьи-то сильные руки вцепились в его лодыжки. Еще не понимая, что происходит, Дейсейн запрокинул голову вниз и выпустил сломанные перила. Несколько мгновений он наблюдал, как они падали вниз.

Потом он ощутил, как его, словно куклу, вытаскивают из обломков перил и кладут на спину на лестничной площадке.

Перед взором Дейсейна вдруг возникло озабоченное черное лицо Уина Бурдо.

— Еще мгновение, сэр, и вам можно было бы заказывать похороны, — сказал Бурдо.

Дейсейн дышал так тяжело, что не мог вымолвить ни слова. Правое плечо невыносимо болело. Пальцы левой руки застыли в судороге, вызванной его отчаянным усилием удержаться за перила.

— Я услышал, как кто-то пытается открыть дверь бельевой, — начал Бурдо. — Я был там, сэр, и решил поинтересоваться, кто это. А вы уже валились через перила, сэр. Как это случилось?

— Ковер, — выдохнул Дейсейн. — Это была ловушка.

Бурдо нагнулся и начал исследовать место возле двери.

Потом выпрямился и сказал:

— Будь я проклят, если в этом месте ковер не разорван! Вам действительно грозила опасность.

Дейсейну удалось выпрямить свои застывшие пальцы. Он глубоко вздохнул и попытался привстать. Бурдо помог ему. Дейсейн заметил, что его рубашка порвалась. На животе и груди протянулась длинная красная царапина — постарались сломанные перила.

— Вам, сэр, лучше посидеть спокойно несколько минут, — посоветовал Бурдо. — Хотите, я вызову врача?

— Нет… Нет, спасибо.

— Это займет не больше минуты, сэр.

— Со мной будет… все в порядке.

Дейсейн посмотрел на порванный каштановый ковер, его выступающий край. Он вспомнил картину падающих перил, и ему вдруг показалось странным, что он не может припомнить звук их удара о бетонную поверхность подвала. Потом новая, не менее тревожная мысль оформилась в его сознании, когда он вспомнил о смертельных несчастных случаях с двумя предыдущими исследователями. Дейсейн представил себя лежащим мертвым там, внизу, и результаты расследования его гибели: «несчастный случай, простая неосторожность, к сожалению, ведь никто не застрахован от подобных неблагоприятных стечений обстоятельств…»

Но не были ли такими же подстроенными и те, предыдущие, якобы случайные смерти?

Его плечо заныло от пульсирующей боли.

— Лучше я спущусь в свою комнату и… переоденусь, — пробормотал Дейсейн. Усилившаяся в плече боль указывала на то, что без помощи врача не обойтись. Но движимый каким-то инстинктом, он отталкивал от себя эту мысль, хотя и понимал, что поступает неразумно.

Бурдо протянул руку, чтобы помочь ему подняться, но Дейсейн оттолкнул ее в сторону, осознавая при этом, что ведет себя как дурак.

— Сэр, я не желаю вам ничего плохого, — сказал Бурдо. В его голосе слышался мягкий упрек.

«Неужели я так явно выказываю свой страх перед ним?» — подумал Дейсейн.

И тогда он вспомнил, как эти сильные руки схватили его за лодыжки и спасли ему жизнь, когда он уже падал вниз с лестницы. Дейсейн ощутил вину перед ним.

— Я… знаю это, — произнес Дейсейн. — Ведь вы спасли мне жизнь. Я не могу подобрать слова, чтобы выразить вам всю мою благодарность. Я… мои мысли были полностью заняты сломанными перилами. Может, вы посмотрите, можно ли их отремонтировать?

Держась за стену, Дейсейн поднялся на ноги. Потом постоял несколько секунд, чтобы перевести дух. Плечо ныло от сильной боли.

— Сэр, я закрою эту дверь на замок, — произнес Бурдо тихим, но твердым голосом. — Я все же вызову врача, сэр. А вы бы пожалели свое плечо. Ведь, верно, оно доставляет вам сильную боль. Будет лучше, если врач все же осмотрит вас, сэр.

Дейсейн отвернулся, противоречивые чувства обуревали его. Да, ему нужно показать плечо врачу. Но обязательно ли этим врачом должен быть доктор Паже? Держась за стену, Дейсейн спускался вниз по лестнице. Паже… Паже… Паже. Кто знает, может, именно доктор Паже осматривал места происшествия в тех двух случаях, закончившихся смертельными исходами? Каждое его движение отдавалось жуткой болью в плече. Паже… Паже… Вообще, можно ли расценивать это происшествие на лестнице как-нибудь иначе, а не как несчастный случай? Разве мог кто-нибудь предвидеть, что он окажется в этом месте и именно в это время?

Сверху послышался звук запираемой на ключ двери, потом по лестнице тяжело загрохотал Бурдо. Лестница завибрировала, и плечо еще сильнее заныло. Дейсейн сжал рукой плечо и остановился на площадке второго этажа.

— Сэр?

Дейсейн повернулся, посмотрел на лицо потомка мавританцев, на котором застыло озабоченное выражение.

— Мне кажется, сэр, — проговорил Бурдо, — вам не стоит больше лазить на крышу. Вы можете упасть с нее, сэр. А падение с крыши грозит серьезными последствиями.

 

Глава 4

Ливень обрушился на долину перед самым наступлением темноты. Дейсейн в это время развалился в старинном массивном кресле в доме Паже, наложенная на плечо тугая повязка не давала ему двигаться. Напротив него, осуждающе поглядывая на Дейсейна, на мягкой подушке примостилась Дженни.

Так и не изменив своего решения, Бурдо отвез его в клинику, которая примыкала к дому Паже, и сопроводил его до дверей, ведущих в реанимацию, после чего оставил его и ушел.

Дейсейн не знал, что его ждет. Но все равно холодная профессиональная отчужденность, с которой Паже приступил к делу, явилась для него сюрпризом.

— Порванные связки и легкий вывих, — констатировал Паже. — Вы что же… пытались свести счеты с жизнью?

Дейсейн поморщился, когда на поврежденный участок накладывали тугую повязку.

— Где Дженни?

— Помогает готовить ужин. Мы сообщим ей о вашей идиотской выходке после того, как немного вас подлатаем. — Паже закрепил конец бинта. — Вы так и не ответили мне, что же это с вами произошло.

— Совал нос в чужие дела! — пробурчал Дейсейн.

— Теперь перестанете, а? — Доктор перебросил перевязь через голову Дейсейна и закрепил ее, фиксируя руку неподвижно. — Что ж, это должно хотя бы на некоторое время удержать вас от необдуманных поступков. Не двигайте лишний раз рукой. Думаю, не мне объяснять вам все это. Оставьте свой пиджак здесь. Отсюда есть крытый проход, который ведет прямо в гостиную — через вон ту дверь. Идите в дом, а я скажу Дженни, чтобы она составила вам компанию и развлекала вас до ужина.

Крытый проход имел стеклянные стены и был украшен горшочками с геранью. Дейсейн остановился, чтобы рассмотреть только что подстриженный газон, где рядами росли обыкновенные красные розы. Низко нависало потемневшее небо. И тут с ветром, сгибавшим ветки белых берез, росших чуть дальше роз, на землю хлынул ливень. Застигнутые непогодой люди ускорили свой шаг по березовой аллее. При каждом порыве ветра намокшие края одежды хлестали их по ногам.

Дейсейн невольно поежился, несмотря на то, что находился под защитой стеклянных стен. «Что я здесь делаю?» — подумал он. Он проглотил комок в пересохшем горле и поспешил к видневшейся уже недалеко двери дома и вскоре оказался в оббитой панелями гостиной, сплошь заставленной богатой мебелью. Он почувствовал слабый запах горящих углей. В плече все еще пульсировала тупая боль. Дейсейн прошел через всю комнату мимо буфета, сплошь заставленного отборным хрусталем, и осторожно опустился в глубокое мягкое кресло с зеленой обивкой.

Немного погодя боль на время отступила, и он почувствовал временное облегчение. Но потом в плече вновь запульсировала боль.

Дверь хлопнула… раздались чьи-то торопливые шаги.

Через арку слева от него в комнату ворвалась Дженни с покрасневшим лицом. Мокрые волосы слиплись у висков. На ней было простое платье оранжевого цвета — подобная расцветка казалась поразительной среди унылых тонов огромной гостиной. Со странным чувством отчужденности Дейсейн припомнил, что когда-то сказал ей, что оранжевый — его любимый цвет. Вспомнив это, он почему-то насторожился.

— Джил, Боже мой! — воскликнула она, останавливаясь перед ним с опущенными руками.

Дейсейн проглотил комок в горле.

Дженни смотрела на его разорванную рубашку, края бинтов, выглядывавших из-под нее, перевязь. Неожиданно она встала на колени и положила голову на его колени, прижимаясь к нему, и он увидел, что она плачет — бессловесные слезы сверкающим ручейком струились по ее щекам.

— Эй! — воскликнул Дейсейн. — Дженни… — Эти слезы, ее реакция на его ужасный вид — все это ошеломило его. Он чувствовал себя виноватым перед ней, словно каким-то образом он предал ее. Боль и усталость отступили на задний план.

Дженни взяла его левую руку и приложила ее к своей щеке.

— Джил, — прошептала она. — Давай поженимся… прямо сейчас.

«Почему бы и нет?» — подумал он. Однако оставалось ощущение вины… и вопросы, на которые он еще не получил ответа. Может, с помощью Дженни его заманивают в какую-то ловушку? Может, она даже сознательно играет свою роль? Осознает ли червь, насаженный на крючок, что он служит приманкой на форель?

Слева от Дейсейна донеслось тихое покашливание.

Дженни немного отстранилась от него, но руку не отпустила.

Дейсейн посмотрел в ту сторону и увидел Паже. Доктор переоделся, и сейчас на нем был голубой смокинг, в котором он еще больше напоминал истукана. Большая голова слегка наклонилась вправо, как бы насмешливо, однако темные глаза внимательно разглядывали его.

За спиной Паже, в столовой, горели свечи в янтарных настенных канделябрах. Дейсейн видел огромный овальный стол, накрытый ослепительно белой скатертью, он был сервирован на три персоны серебряными приборами и хрустальной посудой.

— Дженни? — произнес Паже.

Девушка со вздохом выпустила руку Дейсейна и прошла к зеленой тахте, потом уселась на нее, поджав ноги.

Дейсейн почувствовал запах жаренного с чесноком мяса. И тут же понял, что проголодался. Пребывая в возбужденном состоянии, он без труда различил соблазнительно острый запах Джасперса.

— Мне кажется, нам следует поговорить о вашей предрасположенности к несчастным случаям, — произнес Паже. — Вы не возражаете, Джилберт?

— Разумеется, нет, — ответил Дейсейн. Он сидел, внимательно наблюдая за доктором. В голосе Паже чувствовались нотки настороженности и нерешительности, скрывавшиеся за нежеланием хозяина дома вовлечь гостя в разговор, который мог бы встревожить его.

— Часто ли с вами происходили несчастные случаи, которые влекли за собой различные неприятности? — спросил Паже. Говоря это, он прошел по комнате и подошел к кожаному креслу за спиной Дженни. Усевшись в него, он через плечо Дженни посмотрел на Дейсейна, и у того внезапно возникло подозрение, что доктор не случайно выбрал именно это кресло.

— Ну так как? — произнес Паже.

— Почему бы нам не обменяться вопросами? — спросил Дейсейн в ответ. — Сначала вы отвечаете на один мой вопрос, потом я — на ваш.

— Да, в самом деле, почему бы и нет? — На лице Паже появилась задумчивая улыбка, вызванная одному ему известной шуткой.

Дженни казалась встревоженной.

— Ну, и каков ваш первый вопрос? — спросил Паже.

— Сделка так сделка, — произнес Дейсейн. — Сначала я отвечу на ваш вопрос. Вы спрашивали у меня насчет несчастных случаев. Нет, до сих пор они обходили меня стороной. Во всяком случае, до моего появления в Сантароге. Хотя, постойте, один припоминается — падение с яблони, мне тогда было восемь лет.

— Итак, — заметил Паже, — вы ответили и теперь задавайте свой вопрос.

Дженни нахмурилась и отвела взгляд в сторону.

Дейсейн почувствовал, как внезапно пересохло в горле, и каким-то скрежещущим голосом произнес:

— Скажите мне, доктор, при каких обстоятельствах погибли мои два предшественника-исследователя?

Голова Дженни резко повернулась.

— Джил! — в гневе воскликнула она.

— Успокойся, Дженни, — произнес Паже. Его левая щека нервно подергивалась. — Вы на ложном пути, молодой человек, — проворчал он. — Мы — не дикари. В этом нет необходимости. Если мы хотим, чтобы кто-то уехал, то он уезжает.

— И вы не хотите, чтобы я уехал отсюда?

— Дженни не хочет этого. И это ваш второй вопрос. Теперь ваша очередь отвечать.

Дейсейн кивнул. Он пристально смотрел на Паже мимо Дженни, краем глаза замечая и ее. «Да, — подумал он снова, — Паже все рассчитал и устроился так, чтобы я видел их обоих».

— Вы любите Дженни? — спросил Паже.

Дейсейн сглотнул, потом взгляд его скользнул ниже, и он увидел мольбу в глазах Дженни. Паже знал ответ на этот вопрос! Так почему же он задает его?

— Вам прекрасно известно, что я люблю ее, — ответил Дейсейн.

Дженни улыбнулась, однако две слезинки сверкнули на ее ресницах.

— Тогда почему вы ждали целый год, чтобы приехать сюда и сказать ей это? — спросил Паже. В его голосе звучали гневные язвительные обвиняющие нотки, которые заставили Дейсейна сжаться.

Дженни повернулась и внимательно посмотрела на своего дядю. Ее плечи дрожали.

— Потому что я чертовски упрямый осел и дурак, — ответил Дейсейн. — Я не хотел, чтобы любимая женщина указывала мне, где мне следует жить.

— Значит, вам не нравится наша долина, — заметил Паже. — Возможно, вы измените еще это мнение. Может, вы позволите нам попытаться переубедить вас?

«Нет! — мысленно воскликнул Дейсейн. — Не позволю!» — Однако он знал уже возникший внутри него инстинктивный ответ, дерзкий и по-детски наивный. — Делайте все, что сочтете нужным, — пробормотал он.

Его ответ удивил его самого. Неужели это заговорили инстинкты, до того запрятанные глубоко внутри? Что же такого есть в этой долине, что держит его чуть ли не в постоянном напряжении.

— Ужин готов, — раздался женский голос из прохода под аркой.

Повернувшись в ту сторону Дейсейн увидел сухопарую бледную женщину в сером платье. Она была потомком первых поселенцев Америки — длинноносая, с настороженным взглядом и лицом, где каждая черточка, казалось, выражала неодобрение.

— Спасибо, Сара, — поблагодарил Паже. — Познакомься, это доктор Дейсейн, парень Дженни.

Ее глаза оценивающе оглядели Дейсейна, и, похоже, он ее удовлетворил.

— Еда стынет, — заметила она.

Паже поднялся из кресла.

— Сара — моя кузина, — произнес он. — Она из старинного рода настоящих янки и поэтому категорически отказывается обедать с нами, если мы едим засветло.

— Все у вас шиворот-навыворот, обедать в такой час, — проворчала она. — Мой отец всегда спал в своей постели в это время.

— И вставал на рассвете, — заметил Паже.

— Не стоит смеяться надо мной, Ларри Паже, — произнесла женщина и повернулась. — Идите к столу. А я принесу жареное мясо.

Дженни подошла к Дейсейну и помогла ему встать. Наклонившись, она поцеловала его в щеку и прошептала:

— Вообще-то ты понравился ей. Она сказала мне это на кухне.

Это подслащенная ложь, к тому же тщательно перемешанная с крупицами правды.

В объяснениях Паже содержалась часть истины, Дейсейн понимал это, но вот что же он упустил при этом? Что же еще исследовали женщины в той комнате?

— Понимаю, — произнес Дейсейн.

— За вами остался должок в один ответ, — заметил Паже.

— Справедливо.

— Как-нибудь в другой раз, — заметил Паже. — Оставляю вас наедине. Спокойной ночи.

Потом он зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

Вскоре Дейсейн направлялся по улице на своем грузовике, ощущая тепло губ Дженни.

Около десяти часов он подъехал к перекрестку перед гостиницей, после секундного колебания он выбрал правую дорогу, ведущую в Портервилль. Принимая это решение, он руководствовался в первую очередь инстинктом самосохранения, хотя и успокаивал себя, что просто хочет некоторое время покататься в одиночестве… и поразмышлять.

«Что же это происходит со мной?» — подумал он. Мысли в голове уже не были необыкновенно ясными, как днем, его охватило беспокойство, от которого все сжалось внутри. Странным образом расширились рамки бытия, и это заставило его осознать, что он загнал свое «я» внутрь себя, сосредоточившись на одном лишь психологическом аспекте. Что-то подталкивало его сейчас сломать созданные им самим внутренние барьеры, и он видел, как за этими барьерами уже вырисовывается нечто, к чему он боялся повернуться лицом.

«Почему я здесь?» — подумал он.

Можно было отследить всю цепочку причин и следствий, вплоть до времени учебы в университете, до Дженни… но он еще раз ощутил вмешательство неких сил, которые находились за пределами этой цепочки, и он боялся этих сил.

Ночь стремительно проносилась мимо грузовика, и он осознал, что поднимается в гору, пытаясь выбраться из долины.

Он подумал о Дженни, о той Дженни, которую видел этой ночью: эльфесса, одетая в оранжевое платье и оранжевые туфли, милая Дженни, нарядившаяся так, чтобы доставить ему радость; искренность и любовь открыто читались на ее лице.

Он стал вспоминать обрывки разговора за обедом. Джасперс. «Это старый Джасперс». — Это сказала Дженни, пробуя соус. «Настало время закрывать новую секцию Джасперса под номером „5“. — Эту реплику бросила Сара, принося десерт. И Паже продолжил: „Я поговорю с ребятами об этом завтра“.

Теперь, вспоминая все это, Дейсейн вдруг понял, что даже в меде чувствовался едва уловимый, но такой уже знакомый ему привкус. Он еще тогда удивился, почему так часто в их разговорах всплывает слово „Джасперс“. Так или иначе, но их разговоры возвращались к кооперативу, и, похоже, ничего необычного в этом они не находили. Они говорили о Джасперсе… даже в самые неподходящие моменты.

Наконец он достиг перевала, за которым кончалась долина, дрожа от двойственного чувства — бегства… и потери.

На склонах холмов, где вилась дорога, начавшаяся спускаться, догорал пожар. Через вентилятор в кабину проникал влажный пепел, разносимый ветром, и Дейсейн вспомнил об обрыве телефонных линий. Здесь, за долиной, небо начало проясняться от облаков. Мертвые деревья стояли на обгоревших склонах, как герои китайских сказок на залитых лунным светом холмах.

Неожиданно он нашел логическое объяснение своему бегству из долины: „Телефон“! Я должен позвонить Селадору и посоветоваться, с ним. Связи с долиной нет, но я могу позвонить из Портервилля… а потом вернуться назад».

И, приняв это решение, он успокоился и продолжал путь в необычном состоянии — полностью отсутствовали какие-либо эмоции или мысли. Даже боль в плече поутихла.

Вскоре во мраке замаячили огни Портервилля, шоссе расширилось, переходя главную улицу городка, слева мелькнула табличка, где синими буквами на белом фоне было написано: «Автобусное депо»; чуть дальше находилось ночное кафе. Два больших трейлера с прицепом стояли рядом со спортивным автомобилем с откидным верхом и светло-зеленой машиной шерифа. Оранжевым блеском сияла вывеска: «Салон матери Френчи». Машины, припаркованные у обочины, произвели на Дейсейна унылое впечатление своей потрепанностью и старостью.

Дейсейн проехал мимо, увидел одинокую телефонную будку, стоявшую под уличным фонарем на углу рядом с неосвещенной автобусной остановкой. Он свернул в проезд и остановился возле кабинки. Разгоревшийся двигатель начал издавать резкие, скрежещущие звуки, стоило ему только выключить зажигание. Потом он несколько секунд сидел неподвижно, глядя на кабинку, после чего выбрался из машины. При этом изношенные рессоры грузовика слегка скрипнули.

Мимо проехала машина шерифа, фары высветили на белом заборе за кабинкой огромную тень.

Со вздохом Дейсейн зашел в кабинку. Ему вдруг почему-то расхотелось звонить, но он заставил себя набрать номер.

Вскоре он услышал в трубке голос Селадора с его акцентом:

— Джилберт? Это ты, Джилберт? Телефонная связь уже что, восстановлена?

— Я звоню из Портервилля, из городка, который расположен совсем рядом с долиной.

— Что-то случилось, Джилберт?

Дейсейн сглотнул. Даже на расстоянии Селадор оставался таким же чувствительным. «Что-то случилось?» Дейсейн коротко рассказал о едва не случившемся с ним несчастье.

После долгой паузы Селадор произнес:

— Все это очень странно, Джилберт, но я не вижу, как ты можешь строить из этих несчастных случаев нечто большее. К примеру, когда ты отравился газом, они приложили огромные усилия, чтобы спасти тебя. И когда ты едва не свалился с лестницы — откуда кто-либо мог знать, что именно ты окажешься там?

— Я просто хотел, чтобы ты знал об этом, — сказал Дейсейн. — Паже считает, что я предрасположен к несчастным случаям.

— Паже? Ах, да — местный врач. Ладно, Джилберт, не следует обращать внимание на заявления, которые делает человек в области, которая выходит за рамки его специальности. Сомневаюсь, что квалификация Паже достаточна для того, чтобы ставить такой диагноз в отношении тебя, даже если у тебя действительно наблюдается похожий синдром — во что я лично не верю. — Селадор прокашлялся. — Ты ведь не думаешь всерьез, что эти люди вынашивают против тебя злобные замыслы?

Рассудительный ровный голос Селадора успокаивал Дейсейна. Конечно, он прав. Здесь, вдали от долины, события последующих двадцати четырех часов приобретали несколько иную окраску.

— Конечно, нет! — ответил Дейсейн.

— Отлично! Джилберт, ты всегда удивлял меня своей невозмутимостью. Но позволь мне теперь предупредить тебя: ты оказался в ситуации, попав в которую многие люди начинают вести себя крайне беспечно. При подобных обстоятельствах гостиница может оказаться чрезвычайно опасным местом, и поэтому тебе лучше сменить место проживания.

— И куда же мне переехать? — спросил Дейсейн.

— Должны же быть там и другие гостиницы.

«Беспечность в гостинице? — подумал Дейсейн. — Тогда почему же никто, кроме меня, не пострадал? Опасное место — да, возможно, но только потому, что она — часть долины». Ему совсем не хотелось соглашаться с Селадором. Ему подумалось, что это его нежелание основывается на данных, которых не было у Селадора.

Неожиданно он понял, какое отношение к нему имел ненатянутый по краям ковер. Ловушка с приманкой. Приманка? Конечно, телевизионная комната — место странное, уж точно, и кто-то решил, что она должна привлечь его внимание. Вокруг приманки можно было установить несколько ловушек, заполнив ими все возможные проходы. Интересно, какую ловушку он избежал на крыше? Подумав об этом, Дейсейн вспомнил, что перила лестницы были сломаны.

— Ты все еще слушаешь меня, Джилберт?

Голос Селадора казался едва слышным и далеким.

— Да, слушаю.

Дейсейн кивнул про себя. Это же так просто и понятно! Ответ на все те неясности, которые беспокоили его в отношении несчастных случаев. Так просто — вроде детского рисунка на запотевшем окне — никаких дополнительных штрихов или лишних деталей. Приманка и ловушки.

Но одновременно Дейсейн понимал, что Селадор не согласится с его выводами. И обзовет параноиком. Если его теория окажется ошибочной, его в действительности станут считать параноиком, которому пригрезилось существование большой организации, в которую входит множество людей и официальных лиц.

— Ты еще хочешь что-то узнать, Джилберт? Твое молчание на линии обходится нам не так уж дешево.

Дейсейн внезапно пришел в себя.

— Да, сэр. Вы помните о статье Паже относительно сантарожанцев и аллергенов?

— Да. — Селадор прокашлялся.

— Сделайте запрос в Департамент здравоохранения и на сельскохозяйственный факультет университета. Узнайте, смогут ли они провести химический анализ продуктов, поступающих из фермерских хозяйств, особенно меня интересует сыр.

— Департамент здравоохранения… сельскохозяйственный факультет… сыр, — повторил Селадор. Дейсейн почти зримо представлял себе, как он делает записи на листке бумаги. — Что-нибудь еще?

— Да. Не могли бы вы обратиться в адвокатскую контору, занимающуюся куплей-продажей недвижимости? Я уверен, там рассматривали правомерность использования арендованных земель, которые…

— К чему ты ведешь, Джилберт?

— Фирмы, финансирующие наш проект, арендовали землю и начали дорогостоящее строительство установки еще до того, как узнали, что сантарожанцы откажутся торговать с нами. Нет ли в этом какой-то системы? Не может ли быть так, что сантарожанские агенты по продаже недвижимости заманивают в долину неосторожных чужаков?

— Заговор с целью обмана, — заметил Селадор. — Понимаю. Но я больше склонен считать, что это направление поисков окажется неверным.

Слушая Селадора, Дейсейн вдруг обратил внимание на несколько замедленный темп его речи. Возможно, сказывалась усталость.

— Вполне вероятно, — согласился Дейсейн. — Но все равно не повредило бы узнать мнение наших стражей закона. Возможно, это даст мне новые ключи к разгадке Сантароги.

— Очень хорошо. И, Джилберт, когда ты отправишь мне копии своих заметок?

— Вышлю по почте из Портервилля уже сегодня вечером несколько копий своих записей.

— Лучше завтра. Уже поздно и…

— Нет, сэр. Я не доверяю почте Сантароги.

— Почему?

Дейсейн рассказал, как Дженни разгневалась на женщин, работавших на почте. Селадор захихикал.

— Создается впечатление, что там орудует целая банда настоящих гарпий, — заметил Селадор. — Есть ли в Сантароге законы, предусматривающие ответственность за перлюстрацию корреспонденции? Впрочем, ну конечно же, они честные люди и все такое. Надеюсь, ты застал мисс Сорже в добром здравии?

— Она прекрасна, как всегда, — ответил Дейсейн, стараясь говорить беззаботно. Этот вопрос его удивил. Мисс Сорже. Селадор назвал ее мисс, значит, он знал, что она не замужем.

— Мы занимаемся изучением источников поступления топлива в Сантарогу, — продолжал Селадор. — Пока ничего нового. Береги себя, Джилберт. Не хочу, чтобы что-нибудь случилось с тобой.

— Мне тоже, — заметил Дейсейн.

— Ну, тогда пока! — попрощался Селадор. В его голосе прозвучала нерешительность. Потом раздался щелчок, и связь разъединилась.

Дейсейн повесил трубку и повернулся, услышав какой-то звук за своей спиной. В проезд свернула машина шерифа и остановилась прямо перед будкой. В глаза Дейсейна бил ослепительный свет фар. Дейсейн услышал, как открылась дверь и раздались звуки шагов.

— Выключите этот чертов свет! — крикнул Дейсейн.

Свет фар потускнел. Он разглядел крупную фигуру человека в форме, стоявшего перед таксофоном с поблескивающим на груди значком.

— Какие-нибудь проблемы? — раздался неожиданно писклявый для такой громадины голос.

Дейсейн вышел из кабинки, все еще в гневе от того, что его ослепили светом фар.

— А что, должны быть?

— У, чертовы сантарожанцы, — пробормотал шериф. — Наверное, очень уж приспичило кому-то из вас позвонить во внешний мир, раз для этого пришлось пожаловать сюда.

Дейсейн хотел было возразить, что он не сантарожанец, но промолчал, когда его мозг затопил поток новых вопросов. Почему его принимают за сантарожанца? Сначала толстяк на «крайслере», а теперь и этот шериф. Дейсейн вспомнил слова Мардена. У него что, на лбу есть отличительный знак об этом?

— Если разговор закончен, то вам лучше ехать домой, — сказал шериф. — Здесь нельзя стоять всю ночь.

На приборном щитке грузовика Дейсейн увидел неожиданное изменение уровня бензина — прибор ошибочно показывал, что бак почти пуст, хотя он был полон. Поверит ли он, что ему нужно дождаться утра, когда заработает заправочная станция? Может ли он вызвать дежурного, и тогда будет обнаружено, что израсходовано всего несколько галлонов?

«К чему заниматься самообманом?» — задал себе вопрос Дейсейн.

Он вдруг понял, что ему не хочется возвращаться в Сантарогу. Почему? Может, потому что, живя там, он превращается в настоящего сантарожанца?

— У тебя довольно неплохая перевязка, — заметил шериф. — Побывал в аварии?

— Ничего серьезного, — ответил Дейсейн. — Потянул слегка связки.

— Тогда спокойной ночи, — сказал шериф. — Будь осторожен на этой дороге. — Он вернулся к своей машине и сказал что-то тихим голосом напарнику. Они оба захихикали. Потом патрульная машина медленно выехала из проезда.

«Они ошибочно приняли меня за сантарожанца», — подумал Дейсейн и принялся размышлять над реакцией полицейских. Им совсем не хотелось, чтобы он находился в городе, но вели они себя с ним как-то неуверенно — словно боялись его. Без всяких колебаний они оставили его одного, даже не поинтересовавшись, с какой целью он приехал в Портервилль. А если он преступник?

Почему же они подумали что он сантарожанец? Этот вопрос не давал ему покоя.

Ухабистая дорога тут же заставила его вспомнить о больном плече. Правда, теперь оно лишь отзывалось тупой болью. Голова была ясная, чувства обостренными, впереди чернела выступавшая клином вершина горы. Он удивлялся этому новому для себя состоянию.

Дорога поднималась все выше и выше…

Неясные образы вдруг стали проноситься перед глазами Дейсейна, как бы являясь продолжением окрестностей, мелькавших за окнами машины. Они оформлялись в слова, фразы, лишенные всякого смысла, так что от всего этого у психолога стала кружиться голова. Ощутив внезапно наступившую необыкновенную ясность в голове, он попытался разобраться, что они означают.

«Пещера… хромой… пожар…»

«Какая пещера? — подумал Дейсейн. — Где я видел хромого? Что еще за пожар? Не тот ли это пожар, что привел к выходу из строя телефонных линий?»

У него внезапно возникло впечатление, что он-то и является этим хромым. Однако обнаружить связь между пожаром и пещерой никак не удавалось.

Дейсейн понял, что он не рассуждает, а воскрешает в памяти прежние мысли. Образы являлись ему в форме увиденных им предметов. Автомобиль. Он видел сверкающую машину Джерси Хофстеддера. Забор. Он видел забор вокруг кооператива. Тени. Он увидел бестелесные тени.

«Что творится со мной?»

Дейсейн почувствовал, что дрожит от голода… хотя на лбу появились крупинки пота, которые начали скатываться вниз на лицо. Он ощущал их соленый вкус на губах. Дейсейн опустил окно, позволяя холодному ветру наброситься на него.

На повороте, том самом месте, где он остановился в первый вечер, Дейсейн съехал на обочину, заглушил двигатель и потушил фары. Облаков на небе уже не было, и расплющенная серебряная луна низко скользила над горизонтом. Он посмотрел на долину — повсюду виднелись огни, далеко слева — сине-зеленые — там были теплицы; а справа, у кооператива, суетились люди.

Здесь же, наверху, Дейсейн чувствовал себя отчужденным от всего этого, изолированным. Его окружала темнота.

«Пещера? — подумал он. — Джасперс?»

Трудно размышлять, когда все тело ломит. Плечо его по-прежнему ныло от боли. Усилилась боль и в левом легком. Давало о себе знать и сухожилие на левой лодыжке — не болью, а слабостью. Он мысленно мог представить любую из царапин, которые оставили на его груди сломанные перила, из которых с таким трудом извлекал его Бурдо.

Перед его мысленным взором мелькнула картина карты, которая висела на стене в кабинете Джорджа Ниса, но тут же исчезла.

Ему казалось, что он потерял контроль над своим телом — словно нечто или некто управляли им. Это была старая, пугающая мысль. Безумная. Он вцепился в руль, но, представив, как тот изгибается в его руках, отдернул их прочь.

Горло пересохло.

Дейсейн пощупал пульс, глядя одновременно на светящийся циферблат часов, и заметил, что вторая рука почему-то слегка подрагивает. Может, из-за учащенно бившегося сердца? Что-то искажало его ощущение времени.

«Неужели меня отравили? — подумал он. — Когда я ужинал у Паже? Трупный яд?»

Черная чаша долины казалась длинной ужасной рукой, способной дотянуться до этого места и схватить его.

«Джасперс, — подумал он. — Джасперс».

Что же на самом деле означает это слово?

Он почувствовал некую общность, коллективное единение, связанное с этим кооперативом. Ему представлялось нечто всеобъемлющее, скрывающееся во мраке, на самом краю его сознания.

Дейсейн опустил руку на сиденье. Пальцы вцепились в портфель с записями и документами, которые свидетельствовали о том, что он ученый. Он попытался ухватиться за эту мысль.

«Я ученый. Как сказала бы тетя Нора: твое беспокойство вызвано буйной фантазией».

Это должен делать ученый, Дейсейн ясно сознавал. Он должен внедриться в мир Сантароги, найти для себя место в их единении, пожить с ними некоторое время, постараться даже думать, как они. Только так можно разгадать загадку долины. Существовал присущий сантарожанцам образ мышления. Он должен принять его, привыкнуть к нему подобно тому, как привыкают к новому костюму, и тем самым будет достигнуто понимание.

Эта мысль принесла ощущение, что нечто вторгается в его сознание. Он почувствовал, что некое древнее существо воскрешается в нем и изучает его. Оно захватило все его подсознание — назойливое, что-то ищущее, беспокойное, но ощущаемое как отражение в зеркале, неразделимое и неясное… но реально существующее. И существо шевелилось в нем, тяжелое и неясное.

А потом это ощущение исчезло.

И едва это случилось, как внутри себя Дейсейн ощутил пустоту, настолько подавляющую, что ему стало казаться, что он — щепка, брошенная в волны бескрайнего океана и опасающаяся любого течения или водоворота.

Дейсейн понимал, что это лишь грезы наяву. Но он боялся вернуться в реальный мир, в эту долину.

Джасперс.

Дейсейн понимал, что ему нужно сделать и еще одну вещь. И снова он мысленно нарисовал карту, висевшую на стене в кабинете Джорджа Ниса, — черные тонкие линии, изображавшие центральную часть долины.

Пещера.

Вздрогнув, он посмотрел вдаль, туда, откуда доносился гул. Что же скрывается там, за проволочной изгородью, которую охраняют сторожа с собаками и патрулирующие полицейские багги?

Должен же отыскаться способ узнать все.

Дейсейн запер кабину. Единственным оружием, которое он обнаружил в грузовике, был ржавый охотничий нож в изъеденных коррозией ножнах. Он сунул ножны за пояс, неуклюже действуя одной рукой. Пусть это и выглядело несколько глупо, но неясное предчувствие какой-то опасности руководило его действиями. Потом нашелся и фонарик. Он сунул его в карман.

От всех этих движений снова заныло плечо. Дейсейн не обращал внимание на боль, убеждая себя тем, что, конечно, проще всего уговорить себя ничего не делать, сославшись на физическую немощь, даже зная, насколько важны твои действия.

Узкой звериной тропой он спустился вниз с холма и оказался у верхнего конца охраняемой изгороди. Дейсейн продолжил путь по тропе, постепенно теряющейся в зарослях кустарника.

Ветки цеплялись за одежду. Он продирался сквозь них, ориентируясь на луну и шум кооператива. И вот перед ним с вершины холма предстал и сам кооператив. В чем бы ни заключалась загадка Сантароги, Дейсейн знал, что ответ скрывается за этой изгородью.

Один раз он споткнулся и соскользнул вниз с холма в высохший ручей. Идя по руслу, он вышел на крошечную ровную насыпь, откуда он мог обозревать весь кооператив и долину, простирающуюся вслед за ним и утопающую в лунном сиянии.

Дважды он спугнул оленя, скрывшегося во мраке ночи. Из кустов постоянно доносились шорохи, когда какие-то маленькие существа убегали, напуганные его неуклюжим приближением.

Придерживаясь узкой звериной тропы, он вышел наконец к скалистому уступу, располагавшемуся примерно на расстоянии тысячи ярдов по прямой до ограды кооператива. Дейсейн присел на один камень, чтобы перевести дыхание, и услышал во внезапно наступившей тишине справа от себя урчание какого-то мощного двигателя. После этого он пополз обратно в небольшую рощицу кустарников и припал к земле.

Урчание двигателя становилось все громче и громче. К звездам взметнулись гигантские колеса, занимая холм над Дейсейном. Откуда-то сверху ударил луч света, пробежал по кустам, на мгновение замерев, словно что-то выискивая, а потом продолжил в следующий миг движение то ли вперед, то ли назад.

Дейсейн узнал эту машину — багги, чудовище находилось всего в двухстах футах от него. Ему казалось, что он весь на виду, обнажен (какой защитой может служить просвечивающийся кустарник?) перед этим созданием из ночных кошмаров. Свет ударил по листьям над ним.

«Он приближается, — подумал Дейсейн. — Направляется прямо ко мне!»

Во время остановки багги, когда он обыскивал лучом окрестности, урчание двигателя стало тише — Дейсейн даже смог расслышать вой какой-то собаки, и тут же он вспомнил о псах, которые сопровождали Мардена.

«Собаки уж точно почуят меня», — мелькнула мысль.

Он пытался сжаться в комок, насколько это было возможно.

Неожиданно шум двигателя стал громче.

Рискнув посмотреть сквозь кусты, Дейсейн отодвинул ветку, приготовившись выпрыгнуть из кустов и бежать. Однако огромная машина, развернувшись, начала подниматься на гребень, с которого она появилась. Когда багги исчез за холмами над Дейсейном, шум двигателя и свет прожекторов перестали беспокоить его.

Все смолкло, Дейсейн несколько секунд приходил в себя, потом выполз на скалистый выступ. И тогда он понял, почему багги не стал спускаться дальше — здесь был тупик, вниз уже тропы не было. Теперь ему придется взбираться обратно на гребень, где исчезла машина, и пытаться найти какую-нибудь другую тропку, которая привела бы его вниз.

Он уже начал поворачиваться, когда остановился, увидев черную трещину в скалистой поверхности уступа справа от себя. Дейсейн подошел к этому месту и стал всматриваться в темнеющую щель. В ширину пролом не превышал и метра, сужаясь вправо от него. Дейсейн опустился на колено и рискнул на несколько секунд посветить фонариком. Луч высветил гладкую скалистую стену, проход опускался к еще одному уступу. И, что было более важно, в лунном свете он разглядел какую-то звериную тропу.

Дейсейн соскользнул к краю расщелины и, свесив ноги в темную бездну, задумался над дальнейшими своими действиями. Если бы не его раненое плечо, он бы не колеблясь начал спускаться по расщелине, прижавшись спиной к одной стене и упираясь ногами в другую. Да, такой спуск опасен, но в горах ему часто приходилось сталкиваться и не с такими преградами. До второго выступа было не более пятидесяти футов.

Дейсейн огляделся. «И что теперь, — спрашивал он себя, — может рискнуть?» В это мгновение Дейсейн вдруг вспомнил, что так и не отправил Селадору по почте копии своих записей. Ему словно холодной водой брызнули в лицо. Ему показалось, что его же тело и предало его, что он подписал себе приговор.

«Как мог я забыть»? — подумал он. В этом мысленном вопросе звучал и гнев на себя, и страх. Пот выступил на ладонях. Он взглянул на светящийся циферблат наручных часов: почти полночь. Его охватило почти непреодолимое желание вернуться назад к дороге и своему грузовику.

Еще больше его пугало то, как может повести себя его тело в случае опасности, которая могла явиться из мрака ночи или во время спуска. Дейсейн некоторое время сидел, дрожа и вспоминая недавнее ощущение, словно его телом некто обладает.

Это какое-то безумие!

Он яростно затряс головой.

Пути назад не было — он должен спускаться, найти путь к кооперативу и выведать его секреты. Пока его не покинула ярость, Дейсейн опустил ноги в расщелину и нащупал скалистую поверхность противоположной стены, после чего, соскользнув с камня, начал спуск. При каждом передвижении спины вниз по скалистой поверхности, плечо взрывалось болью. Он стиснул зубы, но продолжал медленно спускаться во мраке. Камень царапал спину. Однажды его правая нога соскользнула, и ему с огромным трудом удалось удержаться и не рухнуть вниз.

Уступ расщелины, когда он добрался до него, оказался покатым, сплошь покрытым мелкими камнями, сыпавшимися из-под ног на звериную тропу, которую он видел сверху.

Несколько секунд Дейсейн пролежал, пытаясь отдышаться и позволяя жжению в плече угаснуть и перейти в тупую пульсирующую боль.

Вскоре он с трудом поднялся и отметил про себя место, где освещенная лунным светом тропа шла вниз справа от него. Он продрался сквозь кустарник к лугу, усыпанному черными тенями дубов. А еще дальше в свете луны сверкала изгородь. Итак, вот она, граница кооператива. Интересно, удастся ли ему перебраться с помощью одной руки через забор? Было бы досадно, если бы он совершил весь этот путь только для того, чтобы капитулировать перед обычной оградой!

Пока он стоял, изучая луг и забор, какое-то жужжание привлекло его внимание. Оно доносилось откуда-то справа от него. Его взгляд пытливо пробежался по теням в поисках источника звука. Что это там блестит, какой-то металлический круг на лужайке? Он припал к сухой траве. Все вокруг заполнял тяжелый запах грибов. Он внезапно узнал его — да ведь это же запах Джасперса. Такой же запах он почувствовал, когда заглянул в вентиляционное отверстие.

Вентилятор!

Дейсейн поднялся и быстро пошел по лугу в направлении этого звука. Он уже не сомневался: звук и запах Джасперса исходили из одной точки. Где-то глубоко под землей работал огромный вентилятор.

Дейсейн остановился рядом с вентиляционным выходом: диаметр около четырех футов, примерно такая же высота, а сверху противодождевой козырек конической формы. Он уже собирался заняться изучением креплений козырька, когда услышал чье-то сопение и треск веток, доносившиеся со стороны забора. Он нырнул за вентилятор, и в этот момент из-за кустов за изгородью появились два охранника в форме, а впереди них, что-то вынюхивая и натянув поводки, бежали собаки.

«Если они учуят меня, мне конец», — подумал Дейсейн.

Он припал к земле за вентилятором, еле дыша. Как назло, запершило в горле, ему захотелось кашлянуть, прочистить горло, но он сдержался. Собаки и охранники остановились прямо под ним.

Ослепительный луч света скользнул в сторону вентилятора, осветив землю с обоих сторон. Одна из собак яростно зарычала. Раздалось какое-то громыхание, потом один из охранников отдал резкую команду.

Дейсейн затаил дыхание.

Громыхание повторилось. Судя по звукам, охранники с собаками пошли дальше вдоль забора. Дейсейн рискнул бросить быстрый взгляд в сторону кооператива. Охранники освещали землю у самой изгороди в поисках следов незваных гостей. Один из охранников вдруг рассмеялся. Дейсейн почувствовал дуновение легкого ветерка и понял, что ветерок дует от собак, после чего позволил себе слегка расслабиться. Снова повторился грохот. Дейсейн увидел, что один из охранников проводит палкой вдоль забора.

Видя, с какой небрежностью относятся к выполнению своих обязанностей охранники, Дейсейн еще больше расслабился. Он глубоко вздохнул. Охранники уже достигли вершины холма и начали спускаться по противоположному склону. Мрак ночи поглотил их.

Дейсейн дождался, когда с их стороны затихнут последние звуки, и выпрямился. Левое колено все еще дрожало, и понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с этой дрожью.

Охранники, собаки, огромные багги — все это подчеркивало особую важность обследуемого им объекта. Дейсейн кивнул про себя и начал осматривать вентилятор. Под противодождевым козырьком он обнаружил массивную решетку. Он рискнул посветить фонариком и увидел, что вентилятор и решетка крепятся при помощи массивных металлических винтов.

Дейсейн достал свой охотничий нож и попытался открутить один винт. Послышался скрежет металла о металл. Он остановился и прислушался. Однако слышались только звуки ночной жизни: где-то в кустах заухала сова, и ее печальный крик разорвал ночную тишь. Дейсейн продолжал раскручивать винт. Когда тот упал ему на ладонь, он сунул его в карман и принялся за следующий. Вскоре Дейсейн открутил все четыре.

После этого взялся за решетку. С противным металлическим скрежетом он приподнял ее и козырек. Дейсейн направил луч фонарика внутрь и увидел гладкие металлические стены, тянувшиеся прямо вниз примерно на пятнадцать метров, затем изгибающиеся обратно в сторону холмов.

Дейсейн вернул решетку и козырек в прежнее положение и прошел к дубам, где обнаружил упавшую ветку примерно в шесть футов длиной. Ее он использовал в качестве подпорки, подложив под решетку и козырек, после чего снова, посвечивая фонариком, осмотрел трубы вентилятора.

Чтобы спуститься, понял он, нужно обе руки — по-другому добраться до низа невозможно. Стиснув зубы, он снял перевязь и сунул ее в карман. Даже без перевязи он знал, что от больной руки толку будет мало… он будет использовать ее только в случае крайней необходимости. Дейсейн ощупал край вентилятора — острый грубый металл. «У меня ведь есть перевязь», — вспомнил он. Дейсейн достал ее, свернул в некое подобие подушечки, чтобы не поцарапать ладони, и, приставив к краю вентилятора, начал протискиваться. Но тут перевязь соскользнула, и он почувствовал, как металл впивается в кожу живота. Он ухватился за край вентилятора и пролез вниз. От рубашки отлетели все пуговицы. Дейсейн услышал, как они звякнули где-то внизу. Здоровой рукой он обхватил перевязь и начал спускаться вниз, упираясь ногами о противоположную сторону. Боль в раненом плече усилилась. Он вытащил охотничий нож из ножен, поднял его и выбил ветку, подпиравшую решетку.

Решетка и козырек с грохотом упали вниз, и ему показалось, что это падение можно было услышать на много миль в округе. Дейсейн подождал некоторое время, прислушиваясь.

Тишина.

Осторожно он продолжил свой мучительный спуск.

Вскоре Дейсейн почувствовал под ногами изгиб. Он выпрямился и включил фонарик. Вентилятор уходил под холм под углом примерно в двадцать градусов. Под левой ногой он почувствовал что-то мягкое. Он посветил фонариком и увидел перевязь, потом поднял ее. Рубашка на животе прилипла к коже. Направив на нее свет, Дейсейн увидел красные капли крови, проступавшие на теле в том месте, где он порезался о край вентилятора. Но это была совсем незначительная боль по сравнению с тем, как ныло его плечо.

«Я болван, — подумал Дейсейн. — Какого черта я сюда полез?»

Ответ четко вырисовывался в его сознании, и он не давал ему покоя. Он здесь, потому что не по своей воле выбрал эту дорогу с односторонним движением, такую же прямую и замкнутую, как эта вентиляционная труба. С одной стороны — Селадор и его друзья; Дженни и остальные сантарожанцы — с другой.

А между ними находился он.

Дейсейн осмотрел перевязь. Она порвалась, но все же еще могла пригодиться. Уцепившись зубами за один конец, ему удалось вернуть ее в некое подобие прежней формы.

И идти можно было только в одну сторону. Он опустился на колени и пополз дальше по воздухопроводу, время от времени освещая путь фонариком.

Запах Джасперса чувствовался повсюду, смешиваясь с резким запахом грибов. Дейсейн вдруг понял, что этот запах прояснил его голову.

Воздухопровод все тянулся и тянулся… Как показалось Дейсейну, он сворачивал на юг. Наклон увеличился. Однажды он поскользнулся и проскользил вниз двадцать футов, оцарапав при этом о заклепку левую руку. Он не был уверен, но ему показалось, что звук двигателя вентилятора стал громче.

И снова труба повернула… потом еще раз. Дейсейн потерял ориентировку в темноте, окружавшей его. «Почему у этого вентилятора так много поворотов? — подумал он. — Возможно, из-за природных дефектов в скале?» — Это казалось вполне вероятным.

Левой ногой Дейсейн нащупал конец трубы. Он остановился и посветил фонариком. Слабый луч высветил плоскую металлическую стену в шести футах от него и под ним — квадратное пространство, окутанное тенями. Он направил луч вниз и высветил отверстие прямоугольной формы, примерно в пять футов глубиной, с массивной решеткой с одной стороны. Звук работающего вентилятора доносился откуда-то из-за решетки, и он определенно стал здесь громче.

Держась рукой за решетку, Дейсейн опустился в это отверстие. Несколько секунд он постоял, оглядываясь. Стена напротив решетки отличалась от остальных. В нее было вкручено шесть болтов, которые поддерживались фланцевыми металлическими контргайками, будто должны были все время оставаться в этом положении, пока затягивали гайки с другой стороны.

Дейсейн поддел ножом один из фланцев и начал откручивать болт. Он на удивление очень легко открутился. Дейсейн надавил на него и повернул еще раз, приложив большее усилие. И был вознагражден оказавшимся в руке болтом, тогда как гайка упала с другой стороны, и Дейсейну показалось, что она стукнулась о деревянную поверхность.

Он замер на мгновение, прислушиваясь.

Ничего не происходило.

Дейсейн приставил глаз к отверстию, где раньше был болт, и начал всматриваться в жуткий красный сумрак. Когда его глаза привыкли к нему, он различил массивный экран напротив и очертания сваленных в одну кучу упаковок.

Дейсейн выпрямился. «Что ж, Нис говорил о складских пещерах. Наверное, это одна из них».

Дейсейн принялся откручивать остальные болты. Оставив один в верхнем правом углу, он выгнул и отвел металлическую крышку в сторону. Сразу же под ней находились деревянные подвесные леса из досок, на которых он увидел три крыльчатые гайки. Дейсейн шагнул на доски и поднял гайки. Остальные, очевидно, провалились в щель между досками. Он огляделся, пытаясь понять, для чего же предназначено это помещение.

Оно напоминало троглодитовую пещеру, освещенную тусклым красным светом, который лился из круглых стеклянных абажуров, установленных и снизу, и сверху от лесов. Они бросали огромные тени на скалистую стену и на тянувшиеся отсеки, отдаленные сеткой, и каждый такой отсек был завален коробками. Все это очень напоминало Дейсейну общий холодильник.

Насыщенный влажный запах Джасперса ощущался повсюду.

Табличка справа, расположенная ниже лесов, обозначала данный отсек, как «Платформа 21 — от D-1 до J-5».

Дейсейн повернулся к вентилятору, вставил три болта и поставил крышку на прежнее место. В месте сгиба металла осталась вмятина, но он рассудил, что при поверхностном осмотре на это не обратят внимание.

Потом осмотрел отсеки и снизу, и сверху от лесов.

Какой же из этих отсеков ему удастся открыть для осмотра содержимого? В поисках двери Дейсейн подошел к одному из них, находившемуся напротив крышки вентилятора. Может, ему удастся найти отсек, оставленный незапертым каким-нибудь беспечным сантарожанцем… если, конечно, он найдет дверь. В первом осмотренном им отсеке двери, очевидно, не было. Дейсейн встревожился. Но где же она!

Он отступил назад и внимательно изучил расположение отсеков. У него от удивления прямо-таки отвисла челюсть, когда он увидел ответ. Сетка спереди и являлась дверью: она просто откатывалась в сторону по деревянным направляющим… и, главное, не было никаких замков — лишь простая щеколда.

Дейсейн открыл отсек и вытащил небольшую картонную Коробку. Этикетка на ней гласила: «Дикие пряные яблоки Аунти Беренай. Подвергнуто обработке в апреле 55». Он вернул коробку на прежнее место и взял упаковку, похожую на ту, где хранились салями. На этикетке было написано: «Лимбургер. Подвергнуто обработке в начале 1929 года». Дейсейн вернул лимбургер на прежнее место и закрыл отсек.

«Подвергнуто обработке?»

Дейсейн методично обследовал всю. 21-ю платформу, осматривая одну-две упаковки в каждом из отсеков. Большинство было помечено надписью: «Подвергнуто обработке» — с указанием даты. На самых старых упаковках надпись уже стерлась.

«Подвергнуто обработке».

Дейсейн лихорадочно соображал. «Подвергнуто обработке. Но какой именно? И как?»

Раздался звук шагов — с расположенных ниже лесов. Дейсейн повернулся, мышцы его напряглись. Он услышал, как дверь какого-то отсека скользнула в сторону. Зашелестела бумага.

Дейсейн попытался бесшумно скрыться подальше от источника этого звука, но остановился в нерешительности: один ряд ступенек вел наверх, другой вниз. Он не был уверен, куда же он идет: в глубь комплекса или наоборот, к выходу. Над ним находились еще ряд лесов, поверх которых виднелся скалистый потолок пещеры. А снизу находилось по меньшей мере еще три яруса.

Он выбрал ступеньки, ведущие наверх, медленно приподнял голову над досками следующих лесов и огляделся.

Никого.

Этот уровень ничем не отличался от нижнего, если не считать каменного потолка. Камень, похожий на гранит, имел жирные коричневые прожилки.

Двигаясь как можно более тихо, Дейсейн поднялся на леса и пошел назад в сторону вентилятора, опасаясь человека, шаги которого он слышал на нижнем уровне.

Снизу доносилось насвистывание какой-то идиотской мелодии, казалось, она никогда не закончится. Прижавшись спиной к сетке, Дейсейн всмотрелся в щель в досках. Раздалось царапанье дерева о дерево, потом насвистывание сместилось влево и вскоре затихло.

Значит, скорее всего, путь влево ведет к выходу.

Он слышал, как внизу ходит человек, но ему так и не удалось рассмотреть его.

Осторожно ступая, Дейсейн направился дальше. Вскоре он оказался у нового перекрестка. Никого поблизости не было видно. Слева от него сумрак, казалось, еще более сгущался.

И тут Дейсейн понял, что до самого этого момента его не беспокоило, как же он выберется из этой пещеры. Он слишком сосредоточился на разрешении тайны Сантароги. Но тайна-то оставалась неразгаданной, а он все еще находится здесь, в этом комплексе.

«Не могу же я взять и просто отправиться к выходу, — подумал он. — Или рискнуть? Что же они тогда сделают со мной?»

Его ноющее от боли плечо, воспоминание о газовой струе и том факте, что два предыдущих исследователя умерли в этой долине — разве этого мало для получения ответа, спросил он у самого себя.

Раздался скрип дерева снизу и спереди, потом громко застучали по деревянным лесам башмаки — бежало по крайней мере два человека, а то и больше. Бег прекратился почти прямо под Дейсейном, кто-то тихо начал давать инструкции, разобрать которые ему не удалось. Дейсейн расслышал только три слова: «назад», «вдали» и еще одно, которое заставило его обратить внимание на тускло освещенный боковой проход слева:

— …вентилятор…

Это слово прозвучало отрывисто и отчетливо.

Стучание подошв возобновилось снова, гулко отдаваясь в проходе.

Дейсейн начал лихорадочно осматриваться в поисках места, где можно было бы спрятаться. Откуда-то снизу доносился гул машинного отделения. Леса сворачивали влево под углом в пятнадцать градусов, и Дейсейн увидел, что далее стены пещеры сходились в одной точке — рядов стало меньше, и сами отсеки уменьшились. Его проход резко сворачивал вправо, и оставалось лишь два прохода — его и еще один, под ним, и на каждой из сторон имелось лишь по одному отсеку.

Дейсейн понял, что зашел в тупик. И все же спереди раздавался звук работающих машин.

Его проход закончился деревянными ступеньками, которые вели вниз. У него не было выбора — сзади кто-то бежал в этом направлении.

Дейсейн начал спускаться.

Ступеньки сворачивали влево, в каменный проход — никаких отсеков, только голые стены пещеры. Справа располагалась дверь с вытяжным отверстием, из-за которой доносился громкий звук электрического двигателя. Его преследователь уже достиг лестницы.

Дейсейн открыл дверь и, перешагнув порог, закрыл ее за собой. Он оказался в прямоугольной комнате, имевшей в длину примерно пятьдесят футов, двадцать футов в ширину и пятнадцать футов в высоту. У левой стены расположились выстроенные в ряд огромные электрические двигатели; в круглых отверстиях виднелись вентиляционные лопасти, рассекающие воздух. Дальняя стена представляла собой одну гигантскую металлическую сетку, и он чувствовал, как воздух громадным потоком устремляется к вентиляторам.

Вдоль правой стены стояли картонные коробки, тюки и деревянные ящики, сваленные в одну кучу. Между этой кучей и потолком имелось свободное пространство, и, Дейсейну показалось, что там темнее, чем где-либо в этом помещении. Он начал взбираться вверх по этой груде вещей, потом пополз по верху и почти что рухнул в пространство, свободное от коробок и тюков у дальнего края кучи. Он скользнул туда и обнаружил, что под ним — нечто, похожее на одеяла. Его рука наткнулась на какой-то металлический предмет. Ощупав его, Дейсейн понял, что это электрический фонарик.

И в этот момент распахнулась дверь. По комнате застучали чьи-то шаги. Кто-то начал карабкаться вверх у дальнего края кучи. Женский голос произнес:

— Здесь никого нет.

Он показался Дейсейну знакомым. Дейсейн мог поклясться, что он уже раньше слышал его.

Какой-то мужчина спросил:

— А почему ты побежала сюда? Ты что, слышала что-то?

— Мне показалось, но я не уверена, — ответила женщина.

— Ты уверена, что там, наверху, никого нет?

— Проверь сам.

— Черт побери, жаль, что нельзя включать здесь свет.

— Послушай, не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость.

— Не беспокойся насчет меня. Черт бы побрал эту Дженни, связалась с каким-то чужаком!

— Не возводи на Дженни напраслину. Она знает, что делает.

— Я тоже так считаю, но из-за этого приходится заниматься дополнительно дурацкой работой, и ты ведь знаешь, какие будут последствия, если мы не схватим его в самое ближайшее время.

— Так поторопимся.

Они вышли из помещения и закрыли дверь.

Дейсейн лежал неподвижно, пытаясь переварить услышанное. Дженни знает, что она делает, верно? Что же случится, если они не схватят его?

Теперь можно растянуться во весь рост на одеялах. Плечо по-прежнему ныло. Он взял обнаруженный им фонарик и включил его. В тусклом красном свете он разглядел свой маленький уютный уголок: одеяла, подушка, фляга, наполовину наполненная водой. Он с жадностью сделал несколько глотков и почувствовал привкус Джасперса.

Казалось, все вещи в этом помещении пропитались запахом Джасперса.

Его охватила дрожь. Крышка фляги звякнула, когда он закручивал ее на прежнее место в тусклом красном свете.

Все в этой комнате пропиталось запахом Джасперса!

Вот оно что!

«Подвергнуто обработке!»

Нечто, что могло жить вот в такой пещере — плесень или лишайник, что-нибудь, связанное с грибами и затемненными местами, нечто, что растет, не двигаясь… Джасперс, который проникает во все, что подвергается обработке в этой среде.

Но почему так важно держать это в секрете? К чему эти собаки и охранники?

Он услышал, как открылась дверь, и выключил свой фонарик. Кто-то легко бежал по каменному полу в его сторону.

— Джилберт Дейсейн! — прошептал ему чей-то голос.

Дейсейн замер.

— Меня зовут Вилла Бурдо, — тихо произнес голос. — Я подруга Дженни. Я знаю, что вы здесь, в этом месте, предназначенном Кэлом для вас. А теперь слушайте. Арнульф скоро спустится сверху, и я должна уйти до его прихода. У вас есть немного времени. Надо бежать. Для тех, кто не привык к Джасперсу, слишком долгое пребывание здесь может привести к необратимым последствиям. Вы дышите им, он проникает через ваши поры и все такое.

«Какого черта!» — подумал Дейсейн.

Он вылез из своего уютного укромного уголка и посмотрел на смуглое красивое с резкими чертами лицо Виллы Бурдо.

— А что случится, если я слишком много наглотаюсь им? — спросил Дейсейн.

— Разве Дженни не объяснила вам все? — прошептала девушка. — Ладно, сейчас нет времени. Вам необходимо убраться отсюда. У вас есть часы?

— Да, но…

— Нет времени объяснять, просто слушайте. Дайте мне пятнадцать минут, чтобы увести отсюда Арнульфа. Он такой педантичный, такой мелочный! Через пятнадцать минут выходите из этой комнаты. Сверните влево от того прохода, каким вы сюда прибыли, но идите вниз, а не вверх. Затем еще раз влево, во второй проход, а потом все время идите влево. Запоминается легко. Поворачивать только влево. Вы должны пройти к платформе 2-G. Дверь туда я оставлю незапертой. Проникнув вовнутрь, закройте ее за собой. До входных ворот от этой незапертой двери примерно двадцать шагов. Пройдя через них, тоже заприте их. Гостиница будет прямо через дорогу. Постарайтесь справиться сами.

— По всей видимости, вас оторвали от работы.

— Я находилась в конторе, когда объявили тревогу. А теперь прячьтесь и сделайте все в точности, как я вам сказала.

Дейсейн снова нырнул в свой укромный уголок.

Вскоре он услышал, как дверь открылась и закрылась. Он посмотрел на часы: без пяти три. «Как летит время! Можно ли доверять Вилле Бурдо?» — спросил себя Дейсейн.

В темном лице феи сквозила какая-то настороженность. Дейсейн вспомнил о незапертых отсеках, где хранилась ценная пища. Почему же ее готовность помочь вдруг встревожила его? Возможно, она помогала ему не только из-за порядочности. Страх тоже способен управлять поступками людей.

Может ли он доверять Вилле? И есть ли у него вообще выбор?

«Итак, это укромное местечко Кэл Нис устроил специально для него и Дженни. Почему бы и нет? Любовники часто хотят остаться наедине.

Дженни знает, что делает.

Что же именно она знает?»

Его голова была ясна, как никогда, и работала, как отлично смазанный механизм, с невероятной скоростью. В чем же опасность атмосферы Джасперса? Он вспомнил о людях с тусклыми глазами у конвейера, когда он мельком увидел их во время посещения кооператива.

Может, именно это и происходит с людьми, надышавшимися Джасперса?

Дейсейн пытался побороть охватившую его дрожь.

Десять минут четвертого, момент, когда предстояло приступить к действиям, наступил быстрее, чем он того хотел. У него не было выбора, и он знал это. Его плечо занемело, болезненно горели царапины на груди и животе. Оберегая пораненное плечо, Дейсейн спустился с кучи.

Дверь платформы, как и обещала Вилла, была не заперта. Но, оказавшись в затемненном дворе, Дейсейн остановился в нерешительности. Звезды над головой казались холодными и близкими. Похолодало. Дейсейн почувствовал, как руки покрываются гусиной кожей. Нигде не было видно охранников, но вдалеке на склонах холмов он увидел огни и какое-то движение.

— Закройте за собой дверь платформы, — сказала Вилла.

Дейсейн закрыл дверь и бросился через двор к узким воротам в заборе. Заскрипели петли, и ему показалось, что цепь звякнула слишком громко. Он нащупал засов и запер ворота на висячий замок.

От забора к дороге зела узкая тропинка. Через дорогу находилась гостиница — с затемненными окнами, но такая желанная. Тусклый желтый свет струился через двойные двери. Ориентируясь на него, как на маяк, Дейсейн прихрамывая направился по тропинке в сторону гостиницы.

В вестибюле никого не оказалось, большинство огней было потушено. Из комнаты с коммутатором за конторкой доносилось похрапывание.

Дейсейн тихо пересек вестибюль, поднялся по лестнице и прошел по коридору в свой номер.

Ключ… неужели он оставил его в грузовике? Нет… вот он, в кармане. Дейсейн тихо открыл дверь и шагнул в темную комнату. Он провел в ней всего одну ночь, но сейчас он чувствовал, словно вернулся в родной дом.

Грузовик! Он все еще там, на дороге в Портервилль. Да черт с ним! Завтра он закажет другой, съездит туда и отвезет его в город.

Вилла Бурдо! Почему она сделала все это?

Дейсейн начал раздеваться. Теперь — под горячий душ и в постель! В темноте пришлось довольно долго провозиться с одеждой, но он знал, что свет нельзя включать — тогда будет ясно, когда он вернулся в номер.

А, впрочем, разве это имеет какое-либо значение? — подумал он. От его одежды, разорванной, испачканной в грязи, по-прежнему пахло пещерой — неопровержимое свидетельство того, где он был и что делал.

Неожиданно он понял, что всеми этими играми в прятки он сыт по горло.

Рассердившись на себя, он включил свет.

Прямо перед ним на столике у кровати стояла бутылка пива с запиской, прикрепленной к ней. Дейсейн взял записку и прочитал:

«К сожалению, ничего более я не смогла достать. Подкрепись им утром. Я позвоню Дженни и скажу ей, что с тобой все в порядке. Вилла».

Дейсейн взял бутылку и посмотрел на этикетку. На ней голубыми буквами было выведено: «Подвергнуто обработке в январе 1959 года».

 

Глава 5

В сон Дейсейна вторгся какой-то громкий стук.

Ему казалось, что он оказался в ловушке внутри какого-то огромного барабана. Стук отдавался у него в мозгу, вызывая боль в висках, которая через плечи устремлялась вниз.

Он стал барабаном! Вот в чем дело!

Во рту пересохло. Его ужасно мучила жажда. Язык стал тяжелым.

О Господи! Неужели этот стук никогда не прекратится?

Дейсейн ощущал себя словно после тяжелого похмелья. Его тело было укутано в одеяла, чтобы не потревожить раненое плечо, которое сейчас почти не ныло, и он обрадовался этому, хотя раскалывалась голова, да еще этот сводящий с ума стук!

Во время сна он отлежал неповрежденную руку, и когда он попытался шевельнуть ею, в мышцах возникли болезненные ощущения и покалывания. Сквозь щель в неплотно задернутых шторах в комнату через единственное окно проникал солнечный свет. Тонкий луч, высвечивая пылинки в воздухе, ослепил Дейсейна, причиняя боль глазам.

Этот чертов стук!

— Эй! Открывайте! — раздался снаружи мужской голос.

Дейсейну показалось, что он узнал этот голос. Марден, капитан дорожной инспекции? Что он делает здесь в такой ранний час? Дейсейн поднял часы и посмотрел на них: 10.25.

Стук возобновился.

— Одну минутку! — крикнул Дейсейн. Каждое слово, словно кувалда, ударяло по голове.

Слава богу, стук прекратился.

Дейсейн вздохнул с облегчением, выбрался из одеял и сел. Стены комнаты закружились вокруг него в безумном хороводе.

«О небеса! — подумал он. — Я знаю, каким бывает похмелье, но чтобы такое…»

— Дейсейн, открывайте дверь.

Это точно был Марден.

— Да ну вас! — хрипло бросил Дейсейн.

«Что же это со мной? — подумал он. Он помнил, что выпил только немного пива на ужин. — Нет, это не объясняет его нынешнего похмелья. Может, это запоздалая реакция на отравление газом?

Пиво.

В пиве что-то было».

Дейсейн медленно повернул голову в сторону туалетного столика, стоявшего рядом с кроватью. Да, там стояла бутылка пива. Вилла предусмотрительно оставила открывалку. Дейсейн снял пробку и жадными глотками начал пить.

Волна облегчения пронеслась по его телу. Он поставил на столик пустую бутылку и встал. «Опохмеляешься, — подумал он. — Опохмеляешься Джасперсом». От бутылки шел характерный запах грибов.

— Как вы себя чувствуете, Дейсейн?

«Да провались ты к дьяволу»! — мысленно выругался Дейсейн. Он попытался сделать шаг, но в ту же секунду его охватили тошнота и волна головокружения. Он прислонился к стене и начал медленно и глубоко дышать.

«Я болен, — подумал он. — Я чем-то заразился».

Сейчас, когда он выпил пиво, ему казалось, что оно начало бурлить у него в животе.

— Открывайте дверь, Дейсейн! Немедленно!

«Хорошо… Хорошо», — произнес про себя Дейсейн. Он, ковыляя, направился к двери, открыл ее и отступил от порога.

Дверь распахнулась, и перед ним предстал Эл Марден в форме с блестящими капитанскими петлицами. Его фуражка сидела на затылке, открывая слипшиеся от пота рыжие волосы.

— Ну, надеюсь, вы не очень заняты? — спросил капитан.

Он перешагнул порог и закрыл за собой дверь. В левой руке у него был какой-то круглый и хромированный предмет — термос.

«Какого черта он в столь ранний час приперся сюда с этим термосом?» — удивился Дейсейн.

Держась одной рукой за стенку, Дейсейн направился обратно к постели и сел на край.

Марден подошел к нему.

— Надеюсь, что все эти хлопоты насчет вас сделаны не зря, — заметил он.

Дейсейн посмотрел на узкое циничное лицо капитана и вспомнил багги, которым управлял Марден, направивший свою машину вниз с дороги, а рядом с ним бежали собаки. Капитан вел себя соответствующим для его должности образом — с подчеркнутой высокомерностью, взирая на тупость остального мира. Неужели он и вправду такой? Неужели все сантарожанцы видят мир так же, как и он? Но что же тогда такого особенного увидел в нем, Дейсейне, шериф из Портервилля? И тот водитель «крайслера»?

«Неужели и я кажусь таким же?» — подумал Дейсейн.

— Я принес вам кофе, — сказал Марден. — Похоже, вы в состоянии выпить его. — Он открыл термос и налил еще горячий напиток в чашку.

Резкий запах Джасперса вместе с паром шел от чашки. От этого запаха Дейсейна затрясло, а в голове запульсировала боль. Марден протянул ему чашку, и рябь на поверхности кофе, казалось, распространялась параллельно волнам боли в его мозгу.

Дейсейн взял чашку обеими руками и, запрокинув голову, начал жадными глотками пить. Кофе действовал так же успокоительно, как поначалу и пиво.

Марден налил еще кофе.

Дейсейн задержал чашу у рта и вдохнул пары Джасперса. Головная боль начала проходить. Ему так сильно захотелось еще кофе, что он понял, что дело тут не только в похмелье.

— Пейте до дна, — сказал Марден.

Дейсейн начал потягивать кофе маленькими глотками. Он чувствовал, как кофе разливается по его желудку, а разум и все чувства проясняются. Марден больше не казался высокомерным и чванливым — только забавлявшимся.

Но что забавного в похмелье?

— Это все из-за вашего Джасперса, верно? — спросил Дейсейн. Он возвратил пустую чашку.

Марден сосредоточенно закручивал крышку термоса.

— Если с непривычки перебрать, то это может оказаться крайне вредным, я прав? — Не отставал Дейсейн от Мардена, вспомнив слова Виллы Бурдо.

— Чрезмерная доза может вызвать похмелье, — признался Марден. — Но когда привыкнешь, ничего подобного не бывает.

— Итак, вы пришли сюда, чтобы сыграть роль доброго самаритянина, — заметил Дейсейн. Он чувствовал, как внутри него закипает гнев.

— Мы обнаружили ваш грузовик на дороге в Портервилль и это нас встревожило, — сказал Марден. — Нельзя бросать машину так безрассудно.

— Я не бросал его.

— Да? Что же вы сделали?

— Я пошел прогуляться.

— И причинили столько беспокойства, — заметил Марден. — Если вам так уж захотелось совершить экскурсию по кооперативу и складским пещерам, то могли бы просто попросить об этом.

— И во время этой экскурсии меня сопровождала бы надежная охрана, обеспечивающая мою безопасность.

— Мы бы организовали любую экскурсию по вашему усмотрению.

— А сейчас вы пришли арестовать меня?

— Арестовать вас? Не порите чепухи!

— А откуда вы знаете, где я был?

Марден, глядя на потолок, покачал головой.

— Да все вы, молодые, одинаковы, — заметил он. — Вилла с ее чертовой романтикой, но она абсолютно не способна врать. Как, думаю, и никто из нас. — Он снова посмотрел на Дейсейна с веселым цинизмом. — Как вам, лучше?

— Да!

— Не слишком ли мы навязчивы? — Он сжал губы. Кстати, мы открыли дверь вашего грузовика, с помощью провода подсоединили аккумулятор к двигателю, завели его и перегнали грузовик сюда. Он стоит перед гостиницей.

— Спасибо.

Дейсейн посмотрел на свои руки. Он ощущал раздражение и разочарование. Он понимал, что Марден — не тот человек, на котором он может сорвать свою злость… как и Дженни… или Паже… Он понимал, что не стоит ни на кого обижаться… и все же это чувство не проходило. Он с трудом сдерживал свои эмоции.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — спросил Марден.

— Да, все нормально.

— Хорошо, хорошо, — пробормотал Марден. Он отвернулся, однако Дейсейн успел заметить улыбку, появившуюся на его губах.

И именно эта улыбка, а не сам Марден, стала фокусом гнева Дейсейна. Улыбка! Она была на лицах всех сантарожанцев — самодовольная, высокомерная, таинственная. Дейсейн вскочил на ноги, прошел к окну и отдернул шторы.

Цветочный сад и небольшой ручей были залиты ослепительными лучами солнца, а дальше простиралась равнина, плавно переходящая в заросли вечнозеленых секвой. В этой невыносимой жаре застыли, словно бездыханные, дубы. Дейсейн насчитал три струйки дыма, висевшие в безветренном воздухе, а чуть дальше виднелся сине-зеленый серпантин реки.

Эта долина пасторальной красоты, которую представляла собой Сантарога, как раз и была подходящим объектом, на который он может спустить свою злость, решил Дейсейн, — Сантарога, островок людей среди первозданной природы. Он мысленно представил долину, как муравейник, окруженный твердыми, невыразительными, крепкими стенами, словно грани пирамиды. И здесь, внутри этих стен, что-то происходило с жителями Сантароги. Они потеряли свою индивидуальность и перестали быть самими собой, превратились в похожие друг на друга маски.

Дейсейн отметил еще одно обстоятельство: каждый сантарожанец как бы дополнял любого другого жителя долины — подобно лучам, пробивающимся сквозь щели в черной занавеске.

Что же скрывается за этой черной занавеской?

Вот на это-то, понял Дейсейн, и нужно действительно направить свою злость. Долина словно попала под чары злого волшебника. Сантарожанцы оказались пойманными в ловушку какой-то черной магии, которая трансформировалась в серую пирамиду.

После этой мысли злость Дейсейна пропала. Он понял, что он сам занимает определенное положение в этой пирамиде. Да, можно было бы подумать, что это некая экологическая ниша — пирамида, размещенная среди первозданной природы, если бы не превращения людей в бездушных гномов. Основание этой пирамиды твердо покоилось в земле, глубоко запустив корни во влажную, сырую почву.

Дейсейн ясно осознавал всю сложность своей проблемы.

Одним отличалась эта долина от всех остальных — Джасперсом. Именно из-за него сантарожанцы возвращались в родные места, связанные с долиной крепкими нитями.

Дейсейн вспомнил о своем непреодолимом желании возвратиться в Сантарогу. Да, все дело было в той субстанции, наполнявшей пещеру, куда ему удалось проникнуть; Джасперс проникал через поры кожи, через воду, через легкие с вдыхаемым воздухом.

За спиной Дейсейна шевельнулся Марден.

Психолог повернулся и посмотрел на капитана.

«Итак, сантарожанцы стали зависимыми от той пещеры и субстанции, произраставшей там, и все люди долины оказались под ее наркотическим воздействием. В некотором смысле это напоминало действие диэтиламид лизергиновой кислоты — ЛСД. Как же это происходит? — задавал он себе вопрос. — Не нарушается ли при этом баланс серотонина?»

Сознание Дейсейна работало с поразительной ясностью, рассматривая все возможности и стараясь выбрать направления исследования.

— Если вы чувствуете себя сейчас хорошо, то я побежал, — сказал Марден. — Если вам еще раз стукнет в голову провести похожую ночную экскурсию, то дайте мне знать, хорошо?

— Ну, разумеется, — согласился Дейсейн.

Этот ответ по какой-то одной ему понятной причине вызвал смех у Мардена. И, так смеясь, он покинул комнату.

— Умник чертов! — тихо выругался Дейсейн.

Он снова прошел к окну.

Психолог понимал, что теперь ему трудно будет оставаться объективным. У него не было никакой другой морской свинки… кроме самого себя. Какое же воздействие оказывает Джасперс на него? Впечатление необыкновенной ясности сознания и чувств? Могло ли подобное происходить при применении ЛСД? Над этим следовало бы тщательно поразмыслить. Чем были вызваны утренние симптомы? Переменой обстановки?

Он начал анализировать личностные качества отдельных санторажанцев и сразу вспомнилась их постоянная настороженность, резкость поведения, явственно выраженная честность. Даже если острота восприятия действительно повышается, то как объяснить их столь наивные простодушные рекламные объявления? Разве можно оставаться кристально честным в отношениях с каким-либо пронырливым ловкачом?

Казалось, он может выбрать для наступления любое направление. Барьеры рухнули, как песочные стены, когда волны новых мыслей накатились мощным валом, принося с собой, однако, и новые загадки.

Дженни.

Дейсейн снова припомнил, что она отказалась участвовать в продолжении университетских исследований, касающихся последствий воздействия на человеческий организм ЛСД. Без видимой реакции после введения ЛСД. Биологи, проводившие эти исследования, хотели заняться изучением этого феномена, однако Дженни отказалась. Почему? Ее, разумеется, вычеркнули из списков, а изучение любопытной аномалии на этом и было завершено.

Дженни.

Дейсейн прошел в душ, что-то тихо напевая себе под нос и все так же ожесточенно размышляя. Плечо беспокоило куда меньше — и это несмотря на то, как он обращался с ним прошлой ночью… или, возможно, как раз благодаря этому — какая ни есть, а нагрузка.

«Я должен позвонить Дженни, — подумал он, одеваясь. — Может быть, мы сможем встретиться за ленчем».

Перспектива увидеть Дженни наполнила его удивительным восторгом. Внезапно возникло желание окружить ее заботой, испытывать при этом взаимную эмоциональную привязанность. Любовь… что это, как не любовь. Чувство, не поддающееся анализу. Его можно только ощутить.

И тут Дейсейн вернулся к действительности.

Его любовь к Дженни требовала от него, чтобы он спас ее от чар Сантароги. И ей придется помочь ему, осознает она это или нет.

Раздались два коротких стука в дверь.

— Войдите, — крикнул он.

В комнату проскользнула Дженни и закрыла дверь за собой.

Она была в белом платьице, перехваченном красным шарфом, красные сумочка и туфли придавали ее коже некую экстравагантность и смуглость. Она на секунду остановилась в дверях, держась за ручку. Глаза ее были широко раскрыты и обеспокоенно взирали на Дейсейна.

— Джен! — воскликнул он.

Спустя мгновение она оказалась в его объятиях, пролетев через всю комнату. Он чувствовал тепло и податливость ее губ, и от тела ее исходил приятный аромат.

Дженни отодвинулась от психолога и посмотрела на него.

— Ах дорогой, я так перепугалась! Мне все время мерещилось, как твой грузовик срывается в ущелье со скалы, и среди обломков обнаруживается твое мертвое тело. Слава богу, позвонила Вилла. Почему же ты не позвонил сам?

Дейсейн приставил палец к кончику ее носа и мягко надавил.

— Я вполне способен позаботиться о себе сам.

— О, а я этого и не знала. Как ты чувствуешь себя, все в порядке? Я в вестибюле встретила Эла. Он сказал, что принес тебе кофе Джасперса.

— Я опохмелялся.

— Ты опох… О! Но почему тебе…

— Никаких «но». Прости, что заставил тебя волноваться, но у меня есть работа, которую я должен выполнить.

— А, вот оно в чем дело!

— И я буду делать работу, за которую мне платят.

— Ты что, связал себя с ними какими-то обязательствами?

— Дело не только в этом.

— Значит, они хотят получить от тебя еще что-то.

— Это больше, чем что-то, Дженни, моя любовь.

Девушка помрачнела.

— Мне нравится, как ты произносишь «моя любовь».

— Не нужно уклоняться от темы разговора.

— Но ведь это такая прекрасная тема.

— Согласен. Но, может быть, как-нибудь в другой раз, ладно?

— Как насчет сегодняшнего вечера?

— А ты девушка целеустремленная.

— Я знаю, чего хочу.

Дейсейн вдруг поймал себя на том, что внимательно изучает лицо Дженни. Как там сказала Вилла: «Дженни знает, что делает»? Но как бы то ни было, он не сомневался, что она любит его. Это безошибочно читалось в ее глазах, ее голосе, радостном и оживленном.

И все же, нельзя было забывать и о том, что двое исследователей уже погибли в этом проекте… в результате несчастных случаев! А у него самого? Стихающая боль в плече и во всем остальном — как быть с этим?

— Почему ты так внезапно замолчал? — спросила Дженни, глядя на него.

Он глубоко вздохнул.

— Ты можешь дать мне немного Джасперса?

— О, чуть не забыла! — воскликнула девушка. Она отодвинулась от Дейсейна и порылась в сумочке. — Я принесла тебе сыра и пшеничные хлопья — это будет твоим завтраком. Я забрала их из холодильника дяди Ларри. Я знала, что они тебе понадобятся, потому что… — Она замолчала, доставая сверток из сумочки. — Вот! — Дженни протянула ему коричневый бумажный сверток и внимательно посмотрела на Дейсейна. — Джил! Ты сказал: «Джасперса». — В ее глазах появилась настороженность.

— А в чем дело? — Он взял пакет у нее. Она неохотно рассталась с ним.

— Я не хочу обманывать тебя, дорогой, — сказала Дженни.

— Обманывать меня? Каким образом?

Девушка проглотила комок в горле, ее глаза сверкали невыплаканными слезами.

— Мы дали тебе вчера вечером довольно сильную дозу, а потом ты попал в ту дурацкую пещеру. Тебе как, было очень плохо сегодня утром?

— У меня было ужасное похмелье, если ты это имела в виду.

— Я плохо помню это состояние, такое со мной случалось лишь в детстве, — заметила Дженни. — Когда растешь, в теле происходят изменения, они затрагивают твой метаболизм. И еще в университете, когда я принимала участие в том безумном эксперименте с применением ЛСД, у меня на следующее утро было похмелье. — Девушка взъерошила ему волосы. — Бедный ты мой. Я пришла бы сюда еще утром, но я нужна была дяде Ларри в клинике. Правда, он сказал мне, что ты вне опасности — Вилла вовремя вытащила тебя оттуда.

— А что бы случилось, не сделай она этого?

На глазах Дженни выступили слезы, словно от боли.

— Так что? — повторил вопрос Дейсейн.

— Ты не должен думать об этом!

— О чем?

— С тобой в любом случае такого не может произойти. Дядя Ларри говорит, что ты — неподходящего типа.

— Неподходящего типа для чего… для превращения в зомби, вроде тех людей, которых я видел в кооперативе?

— Зомби? О чем ты говоришь?

Он описал то, что мельком видел сквозь широкую дверь.

— А… вот оно в чем дело. — Девушка отвела взгляд в сторону, как бы несколько отстраняясь от него. — Джилберт, ты упомянешь о них в своем сообщении?

— Возможно.

— Ты не должен.

— Почему же? Кто они? Или что они?

— Мы заботимся о себе, — сказала Дженни. — А они — полезные члены нашей общины.

— Но ведь вовсе не все из них.

— Совершенно верно. — Она внимательно посмотрела на него. — Если государство узнает о них и захочет их выслать, то им придется покинуть долину… большинству из них. А это может оказаться плохой услугой для сантарожанцев, Джилберт. Уж поверь мне.

— Я тебе верю.

— Я знала, что ты поймешь.

— Они — неудачники, да? Те, кого сгубил Джасперс.

— Джилберт! — воскликнула Дженни, но тут же продолжила более спокойно: — Это совсем не то, что ты думаешь. Джасперс — это… нечто удивительное, чудесное. Мы называем его «Источником сознательности». Он открывает твои глаза и уши, изменяет твой разум, он… — Девушка замолчала и улыбнулась. — Но ты уже и сам это знаешь.

— Приблизительно, — ответил он и посмотрел на сверток в своей руке. Что же там? Райский подарок для всего человечества или дар от дьявола? Что же такое Сантарога на самом деле: царство абсолютной свободы или место господства черной магии?

— Он чудесен — и ты уже знаешь это, — продолжила Дженни.

— Тогда почему вы все не раструбили об этом на весь мир? — спросил Дейсейн.

— Джил! — девушка с упреком посмотрела на него.

Неожиданно Дейсейн подумал о том, какова бы была реакция Мейера Дэвидсона… Дэвидсона и его когорты — деятельных молодых помощников и более старших, умудренных опытом.

То, что было сейчас у него в руках, было тем, с чем они всю свою жизнь сражались.

Для них, одетых в одинаково темные костюмы, оценивающих все холодным трезвым взглядом, люди, населяющие долину, являлись врагами, которых надлежало поставить на место. Поразмыслив об этом, Дейсейн вдруг понял, что для Дэвидсона и ему подобных все покупатели представлялись одним «врагом». Да, они противостояли друг другу, конкурировали между собой, но в своей среде они признавались, что больше противостоят массам, не входящим в достаточно узкий круг финансовых акул.

Их сговор проявлялся и в словах, и на деле. С умным видом они разглагольствовали о высоте полки, ее ширине, «вместимости» и «допустимых пределах» на каком-то таинственном, им одним доступном военном языке маневров и сражений. Они знали, какова должна быть оптимальная высота, чтобы покупателю удобнее всего было дотянуться до этой полки и взять облюбованную им вещь. Они знали, что «мгновенное время» — это ширина полки, на которую ставились определенной длины контейнеры. Они знали, до каких пределов следует доводить подтасовку с ценами и упаковками, чтобы клиент мог еще раскошелиться на покупку.

«И мы — их шпионы, — подумал Дейсейн. — Психиатры и психологи — все ученые-социологи — мы все входим в их шпионскую армию».

Дейсейн видел широкомасштабные маневры этих армий, призванных поддерживать «врага» в сонном состоянии бездумности и послушания. Кто бы ни возглавлял эти армии, как бы они ни противодействовали друг другу, никто из них не признавался в том, с кем на самом деле он воюет.

Дейсейн никогда раньше не подходил к изучению сферы рынка под подобным углом зрения. Он вспомнил о грубо выраженной честности в рекламных объявлениях сантарожанцев, сжимая в руке бумажный сверток.

Что же эта субстанция вытворяет с ним? Он отвернулся от Дженни, чтобы скрыть эту внезапно вспыхнувшую в нем ярость. Под воздействием Джасперса ему такие фантазии начинают приходить в голову!.. Надо же, армии!

Избежать воздействия Джасперса в Сантароге было невозможно. Да и само исследование вынуждало его пойти на это.

«Я должен проникнуть в их разумы, — напомнил он себе. — Я должен жить их жизнью, думать, как они».

И в этот момент он увидел ситуацию такой, какой ее видят Дженни и его друзья-сантарожанцы: они вовлечены во что-то наподобие партизанской войны. Сантарога своим независимым образом жизни представляла собой слишком большую угрозу для финансово-промышленной олигархии остального мира, который, естественно, не мог терпеть подобное у себя под боком. Единственное спасение Сантароги — в уединении и сохранении своей тайны.

И в такой ситуации провозглашать свои принципы с высокой трибуны?! Полный идиотизм! Неудивительно, что она с удивлением оборвала его.

Дейсейн повернулся и посмотрел на Дженни, терпеливо ожидавшую, когда он начнет наконец выбираться из тумана дурацких заблуждений. Она ободряюще улыбнулась ему, и он внезапно увидел в ней всех сантарожанцев. Они были индейцами эпохи бизонов, сражающимися с бледнолицыми за право жить и охотиться так, как им хочется, как ведет их природный инстинкт, а не подчиняясь законам белых людей. Но все дело было в том, что они жили в мире, в котором разные культуры не могли вместе сосуществовать. Тот, внешний мир всегда пытается подвести людей под одну гребенку и сделать всех похожими друг на друга.

Сопоставляя оба мира, в его сознании, проясненном наркотиком и имеющем память чужака, он почувствовал глубокую жалость к Дженни. Сантарога будет уничтожена — в этом не было никаких сомнений.

— Я была уверена, что ты поймешь это, — сказала Дженни.

— Джасперс приравняют к сильным наркотическим средствам, как и ЛСД, — заметил Дейсейн. — Он будет запрещен, а вас уничтожат.

— Я никогда не сомневалась, что ты поймешь это после обработки, — произнесла Дженни. Она бросилась в его объятия, крепко прижалась к нему. — Я верила в тебя, Джил. Я знала, что с тобой будет все в порядке.

Дейсейн лихорадочно пытался найти нужные слова, но не мог. Он по-прежнему пребывал в глубокой печали. Подвергнут обработке.

— Но тебе, конечно, все-таки придется написать свой отчет, — произнесла Дженни. — Если ты потерпишь неудачу, это все равно ничего не решит. Они найдут другого. Нам это, признаться, порядком поднадоело.

— Да… мне придется написать отчет, — согласился Дейсейн.

— Мы понимаем.

Эти ее слова заставили Дейсейна вздрогнуть. «Мы понимаем». Не это ли «мы» рылось в его портфеле и чуть было не отправило его на тот свет… и на самом деле убило двоих других исследователей.

— Почему ты дрожишь? — спросила Дженни.

— Просто меня знобит, — ответил он.

И тогда он вспомнил о том нечто, которое, как он чувствовал, обволокло его сознание, беспокойное, пытливое, всматривающееся в него древнее существо, которое пробудилось внутри его подсознания, поднялось, как шея динозавра. Оно все еще находилось там, внимательно наблюдая за ним, выжидая, осматриваясь, чтобы принять решение.

— Сегодня я работаю до полудня, — сказала Дженни. — Несколько моих друзей устроили пикник на озере. Они хотят, чтобы я приехала к ним. — Девушка чуть отстранилась и посмотрела на Дейсейна. — Мне бы хотелось представить тебя в самом выгодном свете.

— Но… я не в состоянии сейчас плавать, — ответил он.

— Бедное твое плечо, — произнесла понимающе Дженни. — Понимаю. Но как чудесно было бы в это время года побывать на берегу озера! И вечером мы могли бы развести костер.

«А кто эти МЫ?», — спросил у самого себя Дейсейн.

— Замечательная идея, — признался он.

Он удивился, что, когда произносил эти слова, внутри у него похолодело от страха. Он сказал себе, что он боится не Дженни — не эту страстную и прекрасную женщину. Впрочем, может быть, он боялся Дженни-богини… откуда-то из глубин сознания пришла эта наполненная злостью мысль.

И тогда Дейсейн усмехнулся про себя, подумав, что он различает слишком много нюансов в жизни людей этой долины. Но такова, конечно, судьба психоаналитика — видеть все сквозь призму рассуждений.

— Немного отдохни, а в полдень встречаемся внизу, — сказала Дженни.

Она подошла к двери, повернулась и внимательно посмотрела на Дейсейна.

— Ты ведешь себя очень странно, Джил, — заметила она. — Тебя что-то беспокоит?

Какие-то нотки в ее голосе, словно она пытается прощупать его, заставили Дейсейна внезапно насторожиться. Нет, не та естественная Дженни, которую он любил, беспокоилась о нем, это… некий наблюдатель выискивает, нет ли в нем чего-либо опасного.

— Ничто — ни отдых, ни еда — не излечат меня, — ответил он, пытаясь все обратить в шутку, но понял, что это была тщетная попытка.

— Увидимся чуть позже, — сказала девушка, ее голос по-прежнему казался отчужденным.

Дейсейн смотрел, как захлопывается за ней дверь. У него возникло ощущение, что он разыгрывает некую роль перед особого рода камерой, фиксирующей все моменты, когда он ведет себя не должным образом. Бессвязная мысль мелькнула в его сознании: «…обнажение личности, классифицирование и характеристика».

«Кто же это хочет обнажить мою личность, классифицировать и характеризовать меня?» — подумал Дейсейн.

Он знал, что это опасный вопрос, из него вытекало множество обвинений и контробвинений.

Дейсейн почувствовал тяжесть свертка с едой. Он посмотрел на него и понял, что проголодался. При этом он понимал всю опасность, которую могла таить в себе эта пища. Неужели изменения, вызываемые Джасперсом, необратимы?

Он швырнул сверток на кровать, прошел к двери и выглянул в коридор. Никого. Потом перешагнул порог и посмотрел вдоль стены, за которой скрывалась телевизионная комната. Несколько секунд понадобилось ему, чтобы понять, что здесь что-то не так — реальность как бы исказилась: на том месте, где раньше никакой двери в стене не было, теперь она появилась.

Словно марионетка в руках кукловода, Дейсейн направился к этой двери и начал разглядывать ее. Обычная дверь, из того же полированного, хотя и обшарпанного дерева, что и остальные двери гостиницы. Не возникало никаких сомнений, что она всегда находилась на этом месте. На табличке с номером была небольшая вмятина, а по краям — небольшой налет тусклости — в местах, куда не доставала полирующая тряпка уборщицы. Ручка от частого прикосновения почернела.

Дейсейн покачал головой. Ему очень хотелось открыть эту дверь, но он сопротивлялся этому искушению, боясь того, что могло находиться за ней. Вдруг это самый обычный номер — кровать, ванная, письменный стол со стульями — это было бы хуже всего! Табличка с номером — 262 — привела его в возбуждение. У него вдруг возникло жуткое чувство, что он уже видел ее раньше… и именно на этом месте. Дверь казалась слишком обычной.

Неожиданно Дейсейн повернулся и пошел обратно, в свою комнату. Открыл окно. Ему вдруг показалось, что если он будет смотреть на город с козырька подъезда, то обязательно разрешит загадку. Он начал вылазить на крышу, но остановился, увидев какого-то мужчину, стоявшего на аллее с розовыми клумбами чуть дальше гигантского дуба.

Дейсейн узнал Уинстона Бурдо, поливающего розы. Бурдо, заметив Дейсейна, махнул ему рукой.

«Позже, — сказал себе Дейсейн. — Посмотрю позже».

Он кивнул Бурдо и спрыгнул на пол, потом задернул шторы.

Значит, они прорубили дверь в стене, верно? Что этим они пытаются сделать? Разрушить его ощущение реальности?

Сверток на кровати привлек внимание Дейсейна. Он манил его к себе через всю комнату. Дейсейн испытывал непреодолимое искушение. Это было больше, чем просто еда. Он ощущал жуткий голод внутри себя, утолить который мог только Джасперс. Дейсейн вдруг представил себя Улиссом Теннисоном, целью жизни которого являлся девиз: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». И все же мысль о Джасперсе, находившемся в свертке, преследовала его. Дейсейн почувствовал, как пальцы непроизвольно разрывают бумагу.

Сыр Джасперса. Дразнящий аромат исходил от него. Ощущая внутреннюю беспомощность, он откусил кусочек. Сыр, когда он проглотил его, принес, с собой тепло. Он продолжил есть, загипнотизированный собственными действиями.

Психолог медленно опустился на кровать, облокотился на подушки и уставился в потолок. Зернистый свет, отражавшийся от дерева, дрожал, как морская волна, поднимающаяся и опускающаяся, наполняя его благоговейным страхом, неотступным и всеохватывающим. Ему показалось, что его сознание — преграда на пути внешнего мира, и что этот внешний мир — просто глупый механизм, не способный чувствовать или сопереживать.

Его собственная личность превратилась в узкий луч света, и он ощущал, как огромный поток бессознательного становится больше и больше, придавливая своим тяжким грузом.

«Это психоделия, — сказал он себе. — Не думай об этом».

Но этот поток было не остановить. Его сознание, расширяясь вверх и устремляясь наружу, ударило вдруг гейзером чувственных откровений, ввергнув его в состояние блуждающей сознательности.

Не осталось никакого внутреннего «я», только безвременное ощущение бытия, безмятежно существующего. Дейсейн вдруг понял, что упивается этим ощущением. Его сознание вело поиск.

«Где дети»? — спросил он себя.

Для него шокирующим оказалось откровение, осознание того, что за все время он не видел ни детей, ни школ в этой долине.

«Где же дети? Почему ни один из исследователей не сообщил об этом?

Но исследователи же умерли», — напомнил он себе.

Смерть… странно, но это слово нисколько не пугало. Он почувствовал, как через зону сознательно уменьшаемого давления поднимается выше, где его не смогут достать могущественные силы зла. Долина, Джасперс — теперь он не мог без них существовать. Эта комната, освещенная ослепительным солнечным светом, листья на дубе за окном — все было прекрасно, невинно, выстроено в определенном порядке. Внешняя Вселенная стала частью его бытия, мудрого и сострадательного.

Дейсейн удивился этому ощущению. Вселенная снаружи — ему казалось, словно он только сам создал эту Вселенную. «Нама-Рупа, — подумал он. — Я Нама-Рупа, воплощение имени и формы, создатель Вселенной, в которой я живу».

И в ту же секунду вновь напомнило о себе болью раненое плечо. Боль, короткий кризис, нечто, противостоящее тому, что проектировало в него воспоминания об удовольствиях. Боль исчезла.

Раздался визг шин. Он услышал пение какой-то птички. Эти звуки проникали в его сознание, танцевали и искрились, принося ощущение праздника.

Он вспомнил пытливый взгляд Дженни.

Именно это неприятное, шокирующее воспоминание привело его в себя. Трудно стало дышать. Возникло ощущение, что он играет какую-то роль в исторической пьесе, но с подобной ролью он никогда раньше не сталкивался, здесь персонажами выступали богини и существа, обладающие невероятным могуществом. Действие пьесы разыгрывалось в удивительно быстром темпе, опровергая устоявшееся, предвзятое мнение о неторопливом развитии таких сюжетов, — цепочка событий, которые невозможно было проследить в отдельности или различить. Они стремительно проносились мимо его сознания, не оставляя особых следов.

«Джасперс, — подумал он. — Я не могу вернуться… в… то… кем… я был… прежде».

Слезы покатились по его щекам.

Он думал о том, как обыскивали его портфель. Рыдания сотрясли его тело. Что они хотели найти?

Дейсейн уже не сомневался, что вокруг него хитрые и ухмыляющиеся рожи демонов, жаждущие его крови, плоти, души. Они невнятно бормотали что-то вне зачарованного круга его одинокого сознания. Это ощущение, столь же примитивное, как танец ведьм, не хотело покинуть его. И в следующий миг он увидел перед собой роботов, автоматов с уродливыми злыми физиономиями и светящимися глазами.

Дейсейн начал дрожать, чувствуя, как все тело покрывается потом, но это чувство было каким-то далеким, словно все это происходило с кем-то другим, а не с ним.

Вертя головой, Дейсейн спустился с постели, встал на ноги и с трудом побрел через всю комнату к стене, там он повернулся и потащился назад — и так взад-вперед… взад-вперед. Не было места, где он мог бы спрятаться. Лучи солнечного света, струившегося через окно, создавали гротескные фигуры — ящериц с человеческими лицами, серебряных гномов, насекомых с крыльями, похожих на циферблат часов…

Дейсейн грузно опустился на пол и вцепился в ковер. Вдруг красный плетеный узор вытянул когти, коснувшись его. Кое-как он добрался до кровати и упал на нее. Он смотрел вверх, и ему казалось, будто потолок раскачивается.

Где-то играли на пианино — исполнялся Шопен.

Дейсейну внезапно показалось, что он и есть это пианино, и кристально чистые звуки, исходящие от него, избавляют душу от мук и страданий. Ослепительно яркая белизна солнечных Лучей начала обволакивать его. Он вдруг понял, что одежда пропиталась потом. Ладони стали влажными. Ему казалось, что он прошел долгий путь через какой-то опасный туннель. Это путешествие вычерпало из него все силы.

Сейчас комната снова казалась безопасной. Лучи, игравшие на потолке, превратились во вполне узнаваемые предметы; их зернистость стала складываться в деревья… семена… рассаду… деревья. Каждый артефакт на пути его видения простирался для него во времени — в прошлое и будущее. Ничего не оставалось в статическом положении.

Все двигалось, и он был частью этого движения.

Волны сна начали медленно подниматься из глубин сознания — все выше… выше… выше.

Его окутывал сон.

В темной части этого сна что-то рассмеялось, и этот смех не смолкал, продолжался и продолжался…

Дейсейн проснулся с таким чувством, что он спал очень-очень долго — чуть ли не всю жизнь. Из глубины горла начал подниматься смех. Этот хихикающий звук, казалось, издавал не он, а кто-то чужой, и это испугало его. Он взглянул на часы: он проспал больше двух часов.

И снова из его горла раздалось хихиканье кого-то другого.

Он оттолкнулся от постели, удивляясь своей слабости. Плечо, впрочем, напоминало о себе меньше, боль значительно уменьшилась.

Стук в дверь.

— Да? — крикнул Дейсейн.

— Это Уин Бурдо, сэр. Мисс Дженни просила меня напомнить вам, что она будет здесь примерно через полчаса.

— Да… спасибо.

— Это все, сэр. Надеюсь, вы неплохо отдохнули.

Дейсейн несколько секунд всматривался в дверь. «Как Бурдо узнал, что я спал? Наверное, я храпел».

Из коридора больше никаких звуков не доносилось, но Дейсейн знал, что Бурдо уже ушел.

Погруженный в раздумья, Дейсейн снял с себя мятую одежду, помылся в душе и переоделся. Он чувствовал гнев и разочарование. Они следят за ним каждую минуту. Он знал, что гнев легко может перейти в ярость. Однако еще не время было дать выход своей ярости.

И тогда он спросил себя, а есть ли вообще причина для ярости.

Дейсейн почувствовал в правой руке что-то влажное. Удивительно, но он до сих пор держал в ней мокрое полотенце, отделанное по краям зелено-белой тесьмой. Он швырнул его в ванную, и оно упало со шлепком.

Раздался еще один стук в дверь, и он знал, что это Дженни.

В сознании Дейсейна выкристаллизовалось решение.

Он прошел по комнате, распахнул дверь. Дженни стояла там в оранжевом джемпере поверх белой блузки и улыбалась, отчего ямочка на левой щеке обозначилась еще четче.

— Я рада, что ты уже готов. Ну а теперь поторапливайся, иначе мы опоздаем.

Когда девушка вела его вниз, Дейсейн спросил себя, уж не сыграло ли его воображение с ним злую шутку или действительно на ее лице до появления улыбки было выражение беспокойства?

Пока они спускались по лестнице, а потом через вестибюль вышли на крыльцо, девушка не переставая что-то щебетала.

— Тебе понравится озеро в это время года. Мне бы хотелось почаще ездить туда. Тебя уже меньше, как я вижу, беспокоит плечо. Уверена, оно выздоравливает. Дядя Ларри хочет, чтобы ты позже заехал к нему на обследование. Все мои друзья просто жаждут познакомиться с тобой. А вот и они.

Компания молодых людей дожидалась их в грузовике.

Дейсейн узнал прекрасное, как у феи, лицо Виллы Бурдо, сидевшей в кабине грузовика рядом со светловолосым человеком с обветренным лицом и огромными невинно-голубыми глазами. Когда он посмотрел на Виллу, та несколько раз медленно с пониманием кивнула. Не меньше дюжины любителей природы находилось в кузове… плюс еще несколько человек: высокий парень с каштановыми волосами и свирепыми темными глазами — Уолтер (фамилии его Дейсейн не запомнил); две близняшки, пухленькие, с длинными песочными волосами и круглыми личиками — Рейчел и Мариэлла.

Дженни так быстро всех представляла, что Дейсейн не успел запомнить все имена, но все же успел обратить внимание, что рядом с Виллой Бурдо был Кэл Нис, ее жених.

Дейсейну помогли взобраться в кузов, потом чьи-то руки подняли Дженни и поставили ее рядом с ним. Вдоль бортов сиденья заменяли ящики. Дейсейн вдруг обнаружил, что вместе со всеми сидит на одном из ящиков, а рядом примостилась Дженни. Он начал проникаться праздничной атмосферой, созданной этими людьми: веселый смех, пересыпаемый шутками.

Взревев, грузовик тронулся с места. В лицо хлестал ветер. Сквозь листву проносившихся мимо деревьев мелькало голубое небо, на ухабистой дороге довольно сильно трясло… Дейсейн обратил внимание на непрекращающийся смех.

Ему все больше и больше казалось, что лишь они вдвоем с Дженни не участвуют в этом веселье.

Знакомо ли этим людям чувство деликатности? Дадут ли они новому человеку время на то, чтобы осмотреться, освоиться?

Он пытался оценить эту ситуацию с точки зрения психолога, но ему мешало то, что он сам был вовлечен в нее. Невозможно аналитически обдумывать все детали, не обращая внимания на собственные действия. Когда к нему прижалась Дженни, плечо снова заныло. Ветер бросил волосы Дженни на его лицо. Каждое подпрыгивание грузовика болью отдавалось в плече.

Вся ситуация начала представляться Дейсейну каким-то кошмарным сном.

Дженни выпрямилась и произнесла ему на ухо:

— О Джил… как же я мечтала об этом дне… когда ты окажешься здесь и станешь одним из нас.

«Одним из нас, — повторил про себя Дейсейн. — Разве я на самом деле стал одним из них?»

Уолтер-Как-Там-Его-Дальше, очевидно, неправильно расценил действие Дженни. Он махнул рукой и крикнул через весь грузовик:

— Эй! Никаких оргий до вечера!

Это вызвало взрыв хохота у остальных, но не привлекло к этим словам особого внимания. Парни и девушки продолжали болтать между собой, не пытаясь вовлечь Дженни и Дейсейна в разговор.

«Оргия!»

Это слово как бы переключило какой-то рычаг в сознании Дейсейна. Оно уже не употреблялось во внешнем мире, да и сказано было явно ни к селу ни к городу. Однако, похоже, было хорошо знакомо этим людям и часто употреблялось здесь, в долине.

Сантарога начала видеться Дейсейну в новом свете. Местные жители — консерваторы в истинном смысле этого слова. Они цепляются за прошлое, сопротивляются любым изменениям. Он чуть поправился: они противники кое-каких изменений. Эти люди решили, что кое-что из прошлого стоит сохранять в неизмененном виде. И это все более отчуждало их и удаляло от жителей внешнего мира. Долина превращалась в своего рода заповедник, где свято соблюдали старые традиции.

Грузовик свернул на другую дорогу, по сторонам ее росли платаны, и сквозь листья, с виду напоминающие кленовые, сверху просачивался зелено-золотистый свет. Грузовик еще раз тряхнуло, и Дейсейн поморщился от боли, когда Дженни навалилась на его левое плечо.

Вынырнув из окружения платановых зарослей, грузовик через сосновую аллею выехал на поросшую травой равнину, выходящую на песчаный берег лазурного озера.

Дейсейн уставился куда-то вдаль, задумавшись и едва ли замечая, как вниз на траву спрыгивают люди и что Дженни сообщает ему, что наконец-то они прибыли на место. Что-то в этом озере (почему-то оно казалось ему знакомым) наполняло его ощущением восторга и одновременно обеспокоенности.

Узкий, из темного дерева настил вел к небольшому плоту и платформе для ныряния — сверкая серебристо-серым цветом в лучах солнца. Вдоль одной стороны были привязаны лодки.

Восторг и обеспокоенность.

Это ощущение проходило, и ему, когда он полностью сосредоточился на своих переживаниях, стало казаться, что он видит фантомы.

— Как твое плечо? — участливо спросила Дженни.

— В порядке, — уверил ее Дейсейн.

Вслед за девушкой он спрыгнул с грузовика, желая дать разрядку своему напряжению, соединиться с этой смеющейся компанией. Они прибыли сюда, чтобы повеселиться — принесли с собой ящики, из которых соорудили столы под деревьями, разожгли костер. Кое-кто отправлялся к ближайшим зарослям и возвращался потом в купальных костюмах.

Дженни присоединилась к группе, расставлявшей на столах привезенную на пикник еду. Вскоре она вместе со всеми отправилась купаться, скинув с себя платье и оставшись в оранжевом купальном костюме — прекрасная наяда, речная нимфа, сверкающая загоревшей кожей и вызывающая восхищение своим гибким станом.

Она махнула рукой Дейсейну и крикнула:

— Увидимся через минуту, дорогой!

Наблюдая за тем, как она нырнула в озеро, Дейсейну показалось, что он только что потерял ее навсегда. Его обуревала страшная ревность, ему представлялось, что он — немощный старик в компании играющих детей и не способен разделить их счастье.

Дейсейн окинул взглядом озеро и близлежащие леса. По глади озера пробежался легкий ветерок, принося дыхание лета, запах травы и сосен. Ему вдруг захотелось, чтобы у него в руке оказался бокал с вином, и он мог бы тогда выйти навстречу этому ветерку и поприветствовать его и этот такой прекрасный день, а потом броситься с разбега в озеро и позабыть обо всем…

Медленно Дейсейн прошел к деревянному настилу и пошел по доскам. На небе проплывали барашки облаков, и он видел отражение этих облаков на гладкой поверхности озера. Однако волны разбили эту иллюзию. К нему подплыла Дженни и приподнялась над досками. С ее лица стекала вода, она улыбалась и никогда еще не казалась столь привлекательной.

— Дорогой, почему бы тебе не сойти на плот и не позагорать, пока мы будем плавать? — спросила она.

— Да, действительно, — согласился он. — Я, может быть, даже заберусь в одну из этих лодок.

— Не забывай про свое плечо, или я пожалуюсь дяде Ларри.

Дженни оттолкнулась от досок и медленно поплыла в сторону плота.

Дейсейн пошел дальше, стараясь не касаться мокрых тел людей, забирающихся на платформу и тут же сигающих вниз. Его вдруг поразила мысль, что разве это не странно, что в компании знают о его существовании, но никто, похоже, не замечал его — ему давали проход, но ни разу не взглянули ему в глаза; они кричали что-то, но, опять же, вовсе не ему.

Дейсейн подошел к ближайшей лодке, отвязал бакштов и уже собрался забраться в нее, но на несколько секунд остановился — в пятидесяти футах от него плыла Дженни, наслаждаясь мерными взмахами рук над поверхностью озера и медленно удаляясь по диагонали от плота.

Когда Дейсейн вступил одной ногой в лодку, кто-то толкнул его в спину. Его нога оттолкнула планширь, и лодка начала удаляться. Он понял, что еще немного — и он окажется в воде. В голове лихорадочно мелькнуло: «Проклятье! Я же промокну до нитки!» Лодка развернулась кормой к берегу, он попытался дотянуться до нее, однако левая нога поскользнулась на мокрой поверхности дерева.

Дейсейн начал падать, разворачиваясь в воздухе, уже не способный контролировать свои движения.

Конец лодки, видимый краем глаза, стремительно приближался. Он попытался дотянуться до него, но все дело было в том, что падал он больным боком, и его рука не могла двигаться достаточно быстро.

А затем в глазах потемнело. Дейсейну показалось, что он погружается в нечто холодное, беззвучное, абсолютно темное и манящее его в свои объятия.

Какая-то часть его «я» закричала: «Восторг и обеспокоенность!»

Он еще успел подумать, какое же это странное сочетание.

А потом откуда-то издали в легкие проникла боль, принеся с собой озноб… ужасающий озноб. Он почувствовал давление… и холод… и все казалось далеким и не представляющим никакой важности.

«Я тону», — подумал он.

Эта мысль нисколько не тревожила его — словно это относилось к кому-то другому, а не к нему.

«Они не видят меня… и я утону».

Холод усилился — его тело почувствовало, что находится в воде.

Его резко развернуло.

А ему все это по-прежнему казалось чем-то далеким, нереальным.

Как раскат грома, раздался голос Дженни:

— Помогите! Прошу вас! Кто-нибудь, да помогите же! О Господи! Неужели никто не поможет мне? Я люблю его! Прошу вас, помогите мне!

Он вдруг почувствовал чьи-то руки, кто-то успокаивающе произнес:

— Все в порядке, Джен. Мы держим его.

— Прошу вас, спасите его! — Она почти что рыдала.

Дейсейн почувствовал, как его завернули в нечто твердое, впившееся в живот. Во рту разлилось тепло, а грудь сдавила ужасная боль.

Внезапно его охватил приступ кашля, он задыхался, и боль разрывала его горло и бронхи.

— Он наглотался воды, — раздался мужской голос, почти лишенный эмоций.

Рядом с ухом Дейсейна прозвучал молящий голос Дженни:

— Он дышит? Прошу вас, не дайте ему умереть. — Дейсейн чувствовал влагу на шее, и Дженни продолжала умолять кого-то рядом: — Я люблю его. Прошу вас, спасите его.

Тот же бесстрастный голос произнес:

— Мы понимаем, Дженни.

Раздался еще один голос, хриплый, женский:

— Конечно, это единственное, что можно сделать.

— Мы и делаем это! — пронзительно крикнула Дженни. — Неужели ты этого не видишь?

В этот момент, когда его уже подняли и понесли, Дейсейн тупо спросил себя: «Делаем что?»

Он перестал кашлять, однако боль в груди осталась. Каждый вздох приносил мучение.

Вскоре он почувствовал, что его положили на траву на спину. Потом плотно обернули во что-то теплое. И он ощутил себя как бы в утробе матери.

Дейсейн открыл глаза и увидел над собой Дженни, ее темные волосы вырисовывались на фоне голубого неба. Девушке удалось выдавить из себя дрожащую улыбку.

— О, слава богу, — прошептала она.

Его подняли за плечи. Лицо Дженни отдалилось. К губам прижали чашку, наполненную горячей коричневой жидкостью. Узнав характерный всеподавляющий запах Джасперса, Дейсейн почувствовал, как горячий кофе обжигает горло.

И тут же по всему телу начало разливаться тепло, принося облегчение. Чашку убрали, но тут же вернули, когда он губами потянулся к ней.

Кто-то рассмеялся и сказал что-то, но Дейсейн не разобрал, что именно, кажется: «Давайте по полной». Но эта фраза не имела для него никакого смысла, и он тут же забыл о ней.

Чьи-то руки снова осторожно положили его на траву. Все тот же бесстрастный мужской голос произнес:

— Пусть некоторое время он пробудет в тепле и покое. Все страшное уже позади.

Дейсейн вновь увидел лицо Дженни. Ее руки гладили его голову.

— О, дорогой, — начала девушка. — Я посмотрела в сторону причала и увидела, что тебя там нет. Я не видела, как ты упал, но догадалась, в чем тут дело. Хотя никто этого не заметил. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я не доплыла до тебя. О, бедная твоя головушка. Такой ушиб!

Дейсейн в этот момент почувствовал боль в висках, словно ее вызвали слова девушки. «Вот это я ударился!.. Может, сделать рентген? — подумал он. — Откуда они знают, что у меня нет трещины в черепе… или сотрясения мозга?»

— Кэл говорит, что, наверное, лодка начала опрокидываться, как только ты вступил на нее, — продолжила Дженни. — Мне кажется, никакого перелома у тебя нет.

Дейсейн чуть не закричал от боли, когда девушка прикоснулась к ушибленному месту.

— Это просто сильный ушиб.

«Просто сильный ушиб!» — повторил он про себя. Внезапно его охватил гнев. Почему они ведут себя столь безразлично.

И все же по телу продолжало разливаться тепло, и он подумал: «Конечно, со мной все в порядке. Я ведь молодой и здоровый. Я встану на ноги. И у меня есть Дженни, которая защитит меня. Ведь она любит меня».

Что-то в этой цепочке мыслей вдруг показалось ему неправильным. Он моргнул. И в его мозгу словно произошло короткое замыкание: перед глазами появилась туманная дымка, в которой вспыхивали разноцветные огни: красные, оранжевые, желтые, коричневые, зеленые, фиолетовые, голубые, они напоминали насекомых с ответвленными хрустальными надкрыльями.

Этот свет превратился в некое внутреннее мембранное чувство, способность тончайшего восприятия, которое охватило все его сознание. И тогда он почувствовал, как сильно бьется его сердце, как приподнимается и опадает оболочка нежного мозга в такт с этой пульсацией, ее поврежденный участок — да, действительно, это всего лишь ушиб, кость цела.

И в этот момент Дейсейн понял, почему сантарожанцы выказывали столь крайне малую озабоченность его травмой. Они увидели это благодаря их связи с ним. Да, на их месте он тоже сказал бы, что нужна помощь, если бы она действительно требовалась.

«Тогда почему они не начали спасать меня, пока не заголосила Дженни? — спросил себя Дейсейн. И тут же с Удивлением пришел ответ: — Да потому, что я не кричал мысленно о помощи!»

— Мне кажется, тебе не помешало бы сейчас поспать, — заметила Дженни.

Она положила ладонь на его правую руку.

— Или есть что-то, ради чего спать не стоит даже после травмы головы?

Дейсейн внимательно посмотрел на нее, отмечая ее спутанные после его спасения волосы, то, с какой внимательностью она глядит на него. На ее ресницах еще осталась влага, и ему показалось, что если он проникнет взглядом дальше, то обнаружит дорогу в некую волшебную страну.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

Девушка приложила палец к его губам.

— Я знаю.

«Теперь я сантарожанец», — подумал Дейсейн.

Он лежал на траве, без конца повторяя эту мысль, и она наполняла его странным ощущением, что у него останется связь с Дженни, даже если она высвободит его руку и оставит его одного лежать на траве. И это нисколько не напоминало телепатию — просто он начал понимать окружающий его мир: настроение людей, озеро, в котором они плавали, деревья вокруг. Когда один из его спутников нырял в воду, остальные знали об этом.

«О Господи! Что этот Джасперс может сделать для мира!» — подумал пораженный Дейсейн.

Но отчего-то эта мысль вызвала только новые волны на поверхности озера взаимопонимания. В этой мысли скрывалась буря, опасная буря. Дейсейна передернуло.

Он вспомнил, почему он приехал сюда, и увидел конфликт, который был неминуем после этого нового осознания. Люди, пославшие его сюда… чего же они хотят?

«Доказательств», — подумал он.

Он вдруг поймал себя на том, что не может сосредоточиться на том, какие именно доказательства они хотят. Его мысли все время возвращались к машине Джерси Хофстеддера и грубой, типичной для янки замкнутости этих людей.

Теперь уже друзья Дженни замечали его, Дейсейн видел это. Они обращали на него свои взгляды — нисколько не таясь, разговаривали с ним. А когда ему вдруг захотелось встать и подойти к огромному костру, то устроились перед ним, преграждая путь вечернему холоду, а их сильные руки помогли ему подняться, хотя он не просил об этом.

Наступила ночь.

Дейсейн вдруг заметил, что сидит на одеяле рядом с Дженни. Кто-то бренчал на гитаре в темноте. Одна сторона озера была освещена бледным лунным светом, а вторая погружена в величественный мрак ночи. Под порывами ветра в этом мраке плескались воды озера, и ему казалось, что если бы только было возможно удалить эту темноту, то в ослепительном свете перед ними открылась бы удивительная сказочная земля.

Дженни прижалась к нему и прошептала:

— Ты чувствуешь себя лучше. Я знаю это.

Он молча согласился с ней.

У озера вспыхнули факелы — чтобы осветить путь возвращающимся лодкам. Кто-то передал Дейсейну сандвич, от которого резко пахло Джасперсом. Он съел его, не отводя взгляда от факелов и костра; деревья в этом призрачном свете отбрасывали красные, гротескные шатающиеся тени, и к небу устремлялись струйки дыма. Неожиданно Дейсейн спрятал остаток сандвича в карман.

Что заставило его сделать это — вряд ли он сам мог бы дать ответ на этот вопрос. Дейсейн вспомнил один эпизод, который случился после того, как они расстались с Дженни после обучения в университете. Он высунул тогда руку из окна, чтобы ощутить дождь, когда увидел под своим окном бусинки воды, сверкающие и переливающиеся подобно рассыпанному там ожерелью.

Неожиданно ветер изменил направление и принес с собой дым, от которого заболели глаза. Наглотавшись дыма, Дейсейн вдруг проникся убежденностью, что настал решающий момент, которого так ждала Дженни, сидящая сейчас рядом с ним.

И когда он подумал о ней, девушка протянула руку, притянула его к себе, их губы соединились. Это был долгий поцелуй, сопровождаемый кем-то наигрываемой мелодией гитары, ударами капель дождя о подоконник и приносимым сквозь открытое окно запахом дыма.

«Смогу ли я когда-нибудь объяснить это словами? — подумал Дейсейн. — Селадор решит, что я сошел с ума».

Дженни чуть отстранилась от него при этой мысли и нежно провела рукой по его шее.

— Давай поженимся, — прошептала она.

«Почему бы и нет? — подумал Дейсейн. — Ведь теперь я сантарожанец».

Но вместе с этой мыслью пришла и волна страха, которая сдавила грудь и заставила Дженни вздрогнуть. Она отодвинулась от него и посмотрела на него с беспокойством.

— Все будет хорошо, — прошептала она. — Вот увидишь.

Однако в ее голосе тревога не исчезла. И Дейсейн ощущал угрозу в ночном мраке. Гитарист, закончив на печальной ноте, неожиданно отложил свой инструмент в сторону.

Дейсейн увидел, что свет луны смещается дальше, заполняя черную поверхность озера… и перед ними открывается… Нет, не волшебная страна, а просто продолжение озера и другие деревья.

Определенно ночью стало прохладнее.

И снова Дженни нежно поцеловала его.

Дейсейн понял, что все еще любит ее. Это была единственная реальность, за которую он мог цепляться. В этой ночи больше не осталось ничего волшебного. Он понимал, что проваливается в безумие, слышал какой-то насмешливый голос внутри себя.

Когда Дженни отодвинулась от него, он прошептал:

— Я хочу жениться на тебе, Дженни. Я люблю тебя… но… мне нужно время… Мне нужно…

— Я знаю, дорогой, — перебила его Дженни. Она провела ладонью по его щеке. — У тебя будет столько времени, сколько ты захочешь.

В голосе ее прозвучала нотка отчужденности. Дейсейн почувствовал в этот момент, какой же холодной стала ночь и как затихло все вокруг.

Неожиданно среди людей, окружавших его, возникла какая-то суматоха. Все начали собираться и потянулись к грузовику.

— Пора возвращаться, — сказала Дженни.

«Возвращаться куда?» — подумал Дейсейн.

Дженни встала, потом помогла подняться ему. Он споткнулся, ощутив кратковременный спазм и легкое головокружение. Дженни помогла ему устоять.

— Ты хочешь, чтобы дядя Ларри осмотрел твою голову сегодня ночью? — спросила девушка.

«Паже», — вспомнил Дейсейн. Именно туда они и собирались вернуться. Паже. И там они продолжат свою игру в вопросы и ответы. К этому его вынуждают изменения, происшедшие в нем под влиянием Джасперса.

— Я навещу его утром, — сказал Дейсейн.

— Не ночью?

«Самое время», — подумал Дейсейн, а вслух сказал:

— Да, не этой ночью.

Этот ответ, похоже, встревожил Дженни. Она всю дорогу в город просидела молча, лишь едва придерживая его.

 

Глава 6

Когда все уехали на грузовике дальше, оставив Дейсейна одного во дворе гостиницы, он начал всматриваться в ночное небо, забыв обо всем. Он до сих пор ощущал на своих губах прощальный поцелуй Дженни — напряженный и дрожащий. В воздухе витали запахи выхлопных газов. Где-то внутри здания слышалась музыка — кто-то включил радио.

Медленно Дейсейн вынул правую руку из кармана, разжал пальцы и начал внимательно рассматривать небольшой шарик — предмет, который смутно различался при свете гостиничной вывески. Теперь явственно ощущался сильный запах Джасперса.

Дейсейн уже успел изучить предмет в своей руке — сдавленный шарик из хлеба, сыра и ветчины, кусок сандвича с пикника.

«Знают ли они, что я спрятал его?» — спросил он себя.

Он не колебался, зайти ли ему внутрь и переодеться. Штаны и рубашка, которую он порвал на пикнике, уже успели просохнуть, но оставшиеся складки причиняли его телу массу неудобств.

Дейсейн чувствовал, что его сознание стоит перед этим выбором, стоит или не стоит переодеваться! А предмет, который он держал в руке, требовал принятия быстрого решения. Селадор. Да, Селадор должен получить этот шарик и исследовать его.

«Что-то мысли мои потеряли стройность», — заметил он самому себе.

Он чувствовал, что разрывается между этими двумя крайностями — сейчас наступил решающий момент. «Не последствия ли это травмы головы?» — задал он вопрос себе. Но он доверял своему внутреннему видению, вызванному воздействием Джасперса, и считал, что травма не такая уж серьезная. И все-таки… решения…

Огромным усилием воли он заставил себя пройти к грузовику и забраться внутрь кабины. Опираясь о руль, он положил на сиденье рядом с собой спрессованный шарик, в который превратился сандвич Джасперса.

«Сейчас, — приказал себе Дейсейн. — Если ехать, то прямо сейчас!»

Но прошло еще несколько минут, прежде чем ему удалось воплотить это решение в действие. Он включил двигатель и выехал со стоянки на дорогу, ведущую к Портервиллю. Особенно он не спешил, ощущая некоторую заторможенность в теле.

Фары высвечивали стоявшие по бокам деревья, желтую разделительную линию на покрытии извилистой дороги, оградительные перила. Дейсейн открыл окно и высунул голову, чтобы ветер прояснил голову. Сейчас, когда он уже ехал по петляющей вверх среди холмов дороге, его заторможенность еще больше увеличивалась, что не могло не беспокоить Дейсейна.

Мимо пронеслась какая-то машина с включенными фарами.

Темные очертания скалы рядом с дорогой… желтая разделительная линия… шлак на обочине… звезды над головой… Наконец-то он подъезжал к месту, где чернели скелеты обгоревших деревьев.

Дейсейн чувствовал, как какая-то сила тянет его назад, приказывает ему развернуться и возвратиться в Сантарогу. Он пытался побороть это принуждение. Селадор должен получить этот кусочек еды и провести его анализ. Это его долг. Он обещал. Он должен выбраться из долины и приехать в Портервилль.

Где-то внутри себя Дейсейн увидел смутные очертания какой-то фигуры, неизвестной, внушающей ужас. Она изучала его.

И с этим внезапным ощущением в сознании наступила поразительная ясность. И произошло это столь неожиданно, что он чуть было не потерял контроль над машиной, выскочив на встречную полосу… Пронзительно взвизгнули тормоза.

Дорога, мрак ночи, руль, нога на акселераторе — все это навалилось на его сознание с беспорядочной последовательностью. Дейсейн нажал на тормоза, резко сбрасывая скорость. Он ощущал каждый нервный импульс. Закружилась голова. Дейсейн вцепился в руль, сосредоточившись лишь на управлении грузовиком. Постепенно его чувства приходили в порядок. Он сделал глубокий дрожащий вздох.

«Реакция на наркотик, — сказал он себе. — Нужно сказать об этом Селадору».

Портервилль предстал перед ним той же унылой улицей, какой он ее запомнил: машины, стоявшие возле таверны, одинокий фонарь рядом с затемненной заправочной станцией.

Дейсейн остановился рядом с телефонной будкой, вспомнив шерифа, который допрашивал его здесь, ошибочно приняв его за сантарожанца. «Может, он не намного уж и ошибся», — подумал Дейсейн.

Он сообщил телефонистке телефонный номер Селадора и стал ждать, нетерпеливо постукивая пальцами о стенку. В трубке раздался едва слышный тонкий женский голос:

— Приемная доктора Селадора.

Дейсейн проговорил в трубку:

— Говорит Джилберт Дейсейн. Соедините меня с доктором Селадором.

— Мне очень жаль, но доктора Селадора нет — он обедает вместе с семьей. Может, вы хотите что-нибудь передать ему?

— Проклятье! — Дейсейн уставился на телефонную трубку. Он чувствовал раздражение. Ему пришлось доказывать себе, что вообще-то у Селадора не было никаких причин ожидать его телефонного звонка. Там, в Беркли, жизнь продолжает идти своим чередом.

— Так как, сэр? Вы будете что-то ему передавать? — повторил звонкий голос.

— Передайте ему, что звонил Джилберт Дейсейн и что я отправил один образец для химического анализа.

— Образец для химического анализа. Хорошо, сэр. Это все?

— Да.

Дейсейн несколько неохотно повесил трубку. Он внезапно почувствовал себя покинутым — один здесь, и никому во всем мире нет дела до того, жив он или мертв.

«Почему бы не послать их всех подальше? — говорил он себе. — Почему бы не жениться на Дженни и не послать весь остальной мир к чертям собачьим!»

Эта мысль показалась ему чрезвычайно привлекательной. Он чувствовал, что, если он вернется в долину, ему ничто не будет угрожать. Сантарога манила его этой безопасностью. Там, в долине, действительно его ждет беззаботное существование.

Вместе с тем где-то таилась опасность. Дейсейн ощущал что-то, смутно движущееся в темноте… Он потряс головой, раздраженный игрой в кошки-мышки и разного рода трюкачествами, которую вело его сознание с ним. Снова химеры!

Он вернулся к грузовику, нашел в багажнике банку, где хранились спички. Он высыпал спички, бросил в банку то, во что превратился сандвич, закрыл ее, завернул в остатки картонной коробки и оберточной бумаги, перевязал все это леской и надписал адрес Селадора. После этого составил сопроводительное письмо на странице, вырванной из блокнота, где подробно описал свою реакцию на наркотик, очередной несчастный случай на озере и собственные впечатления от группы — стену, которую они воздвигли, удерживая его на некотором расстоянии от себя, ужас в глазах и голосе Дженни…

От усилий, которые потребовали от него воспоминания, у него разболелась голова. В портфеле он нашел конверт, написал адрес на нем и запечатал.

С чувством удовлетворения Дейсейн тронулся с места, свернул в одну затемненную боковую улочку и остановился у обочины. Он запер кабину, забрался в багажник и развалился, собираясь проспать до утра, когда начнет работать почта Портервилля.

«Они не могут контролировать и здесь работников почты, — внушал он себе. — Селадор должен получить образец Джасперса… и мы вскоре узнаем, что же это такое».

Он закрыл глаза, и его веки как бы превратились в экран, на котором развертывался сюжет некоего фантастического фильма: съежившаяся от страха Дженни, кричащая, умоляющая его о чем-то. Смеющийся Селадор. Он видел гигантскую фигуру самого себя, Дейсейна, он стоял неподвижно, связанный невидимой силой, подобно Прометею, глаза его горели, и дыхание было тяжелым от прилагаемых усилий.

Он широко раскрыл глаза.

«Грезы наяву!»

Ему грезилось, что он на перевале!

Колеблясь, Дейсейн закрыл глаза. Темнота… но в этой темноте слышался один звук — смех Селадора.

Дейсейн прижал ладони к ушам. Смех превратился в звон колоколов, отбивающих медленный и… печальный звон. Он открыл глаза. Звон исчез.

Он сел и, не закрывая глаз, передвинулся в угол кузова. Похолодало, и чувствовался сильный мускусный запах. Он обнаружил спальный мешок, залез в него и стал чего-то ждать с открытыми глазами. Где-то снаружи стрекотал сверчок.

Медленно он начал погружаться в сон. Веки опустились, потом он снова широко раскрыл глаза.

«Сколько же еще будет длиться действие Джасперса? — подумал он. — Разумеется, все это — результат действия наркотика!»

Он закрыл глаза.

Откуда-то донесся отдаваемый эхом шепот Дженни: «О Джил… я люблю тебя. Джил, я люблю тебя…»

Он уснул с этим голосом, продолжавшим нашептывать ему любовные признания.

 

Глава 7

Дневной свет проник в сознание Дейсейна в тот момент, когда он, абсолютно отрешившийся от всего, уставился в металлический потолок кузова грузовика. Ему был знаком этот потолок, но некоторое время он не мог связать его с каким-либо местом в пространстве. Голова болела, плечо ныло. Потолок… такой знакомый потолок…

Раздался звук автомобильного сигнала. Это вернуло его к реальности. Он откинул края спального мешка и вылез из грузовика в серый ненастный день. На подбородке появилась щетина. Во рту стоял кислый вкус.

Проходившие два школьника уставились на него и о чем-то зашептались.

«Ну и видок, наверное, у меня», — подумал Дейсейн. Он посмотрел на свою одежду. Она была помятой и сморщившейся, словно он плавал в ней, а потом уснул, и во время сна она высохла. Дейсейн улыбнулся про себя, подумав, что все именно таким образом и обстояло на самом деле.

Он залез в кабину, развернул грузовик и выехал на главную улицу, потом проехал вниз до здания с табличкой «Почтовое отделение».

Служащий сначала обслужил девочку, которая отправляла куда-то посылку со сладостями, а потом прошел за решетчатую перегородку, чтобы взвесить пакет и письмо Дейсейна. Это был высокий мужчина, с бледной кожей, черными волосами и бегающими туда-сюда осторожными голубыми глазами. Он недовольным тоном сказал Дейсейну:

— С вас восемьдесят четыре цента за бандероль и пять за письмо.

Дейсейн протянул долларовую купюру.

Служащий дал ему сдачу, потом еще раз посмотрел на пакет.

— Что в этой бандероли, мистер?

— Образцы анализов для нашей лаборатории, — ответил Дейсейн.

— Ясно.

Почтового служащего, похоже, не очень интересовали образцы чего-то там.

— Обратный адрес есть? — спросил он.

— Доктор Джилберт Дейсейн, до востребования, Сантарога, — ответил он.

— Дейсейн, — повторил служащий с внезапным интересом. — Дейсейн… Кажется, у меня есть бандероль для какого-то Дейсейна. Одну минутку!

Он исчез в задней комнате и через несколько секунд вернулся с квадратной коробкой примерно в фут шириной, аккуратно упакованной и перевязанной двойной толстой бечевкой. Даже издалека Дейсейн узнал аккуратный почерк Селадора на адресе.

«Селадор написал мне сюда?» — удивился Дейсейн.

Подобная конспирация, чтобы отправить ему посылку, говорила Дейсейну о том, что Селадору отлично было известно о его положении здесь. Его шеф знал, что он может послать сюда посылку и что Дейсейн получит ее. Но он тут же успокоил себя тем, что только этого и следовало ожидать — после того, как он описал Селадору положение, создавшееся на почте в Сантароге.

Впрочем, оставалось ощущение, что он пешка в какой-то игре, его каждый ход известен игрокам, передвигающим фигуры в этой игре.

— Покажите ваше удостоверение личности, — потребовал служащий.

Дейсейн показал его.

— Распишитесь здесь. — Оказалось, что его обслуживал начальник почтового отделения.

Дейсейн, расписался и взял посылку. Она была довольно тяжелой.

— Странно, что вы, сантарожанцы, пользуетесь услугами нашего почтового отделения, — заметил почтовый служащий. — Что-то не так с вашей службой?

«Сантарожанцы… он сказал во множественном числе», — подумал Дейсейн и спросил:

— А что, есть и другие сантарожанцы, которые приезжают сюда?

— Ну… когда-то приезжали, — ответил начальник почты. — Один негр… Бурдо, так его звали, если мне не изменяет память. Он несколько раз отправлял посылки. Однажды получил бандероль из Луизианы. Но это было уже давно.

— Ясно, — произнес Дейсейн, не зная, как реагировать на эту информацию.

— Давненько не виделся я с Бурдо, — заметил начальник почты. — Отличный парень. Надеюсь, с ним все в порядке?

— Вполне, — ответил Дейсейн. — Что ж… спасибо. — Он взял посылку и направился к своему грузовику.

Ощущая некую осторожность, объяснить которую он был не в силах, Дейсейн не стал сразу раскрывать посылку, а поставил ее на сиденье рядом с собой и выехал на дорогу на восток, которая вела в Сантарогу, и ехал по ней, пока не нашел затемненное место, где и притормозил.

В коробке оказался автоматический пистолет 32 калибра с запасной обоймой и коробкой с патронами. На предохранителе висела записка от Селадора: «Джилберт! Эта штука пылилась в ящике моего шкафа в течение многих лет, и я, скорее всего, напоминаю старую деву, которой жалко расставаться с любимой вещью, посылая ее тебе. Но мне кажется, отправив тебе пистолет, я одновременно надеюсь, что тебе он так и не пригодится. Однако то положение вещей, которое ты описал мне, наполнило меня странным беспокоющим чувством, что я вспомнил об этом оружии. Надеюсь, ты будешь чрезвычайно осторожен».

На обратной стороне записки был нацарапан постскриптум: «Исследования, проводимые по твоей просьбе, пока еще не дали никаких результатов. Обычно это тянется долго. Но ты меня обнадежил, возможно, мы все узнаем об этих людях». А чуть ниже стояла подпись: «С».

Дейсейн взял в руку пистолет и подавил внезапный импульс выбросить его в окно. Эта штука наполняла его предчувствием серьезной опасности. Что из того, что он сообщил Селадору, натолкнуло его на мысль отправить оружие? Или, возможно, это часть какой-то непонятной игры, которую ведет Селадор?

А, может, это напоминание о его долге? В ушибленной голове заныло от боли при этой мысли.

Ему вспомнилась одна фраза в записке Селадора, и он перечитал ее: «…все узнаем об этих людях».

«Именно это я и должен сделать? — подумал Дейсейн. — Неужели я послан сюда, чтобы собрать улики для обвинения».

Он вспомнил причины, которые перечислял ему Марден, по которым сюда посылали исследователей.

Дейсейн проглотил комок в горле. В этой фразе, когда он ее перечитал, было что-то еще. Что, если доктор на что-то ему намекает? Ведь отправка оружия совершенно не в духе этого человека. Если уж быть откровенным, то если бы его, Дейсейна, спросили, может ли доктор Селадор иметь оружие, он бы с уверенностью ответил отрицательно.

И что же теперь ему делать с этой чертовой вещью?

Дейсейн проверил пистолет — полная обойма, патронник пуст. Он подавил в себе импульс забросить его в отделение для перчаток и забыть о нем. Если грузовик станут обыскивать…

Чертов Селадор!

Чувствуя себя последним идиотом, Дейсейн сунул пистолет в задний карман брюк и прикрыл его пиджаком. С Селадором он разберется позже. А сейчас он отправится к Паже… и тот ответит на несколько его вопросов.

 

Глава 8

Когда Дейсейн вошел в кабинет Паже, там находился какой-то больной. Худощавая седовласая Сара открыла дверь и попросила его подождать в гостиной. С некоторым преувеличенным гостеприимством она добавила, что, если он хочет, она может приготовить ему кофе.

В желудке забурлило, и Дейсейн понял, как же сильно он проголодался. Он даже подумал, не сказать ли Саре об этом.

Как бы читая его мысли, Сара сказала:

— Могу поспорить, вы еще не завтракали.

Она окинула его взглядом с ног до головы.

— Похоже, вы спали в этой одежде. Все вы, доктора, похожи один на другого. Никогда не заботитесь о своем виде.

— Я действительно еще не завтракал, — признался Дейсейн.

— Не позавидуешь Дженни, если вы не измените кое-какие свои привычки, — хмуро заметила Сара, но смягчила свои слова улыбкой.

Дейсейн с удивлением заметил два ряда белых искусственных зубов на усеянном морщинами лице.

— У меня остался кусок яблочного пирога и немного крема Джасперса. Уверена, что вам это понравится.

Она повернулась и через столовую прошла сквозь вращающиеся двери в ослепительно сверкающую белизной кухню.

Дейсейна удивила эта улыбка, потом он вспомнил, как Дженни говорила, что он нравится Саре. И тут же, повинуясь мгновенному импульсу, Дейсейн прошел за Сарой на кухню.

— Уверен, что вы не любите обслуживать людей в гостиной, — предположил он.

— Людям всегда лучше есть там, где положено, — сказала Сара.

Она поставила тарелку на овальный столик возле окон, выходящих на сверкающий в лучах утреннего солнца цветочный сад.

— Садитесь здесь, молодой человек, — пригласила Сара. Она вылила густой крем из кувшина на золотистую корочку, образовавшуюся на поверхности пирога.

Дейсейн ощутил сильный аромат Джасперса. Его рука задрожала, беря ложку, которую Сара положила на стол для него. Дрожь исчезла, едва только он проглотил первый кусок пирога.

Это оказался сладкий яблочный пирог, и он успокаивающе подействовал на психолога.

С некоторой отстраненностью, которая его испугала, Дейсейн наблюдал за тем, как его рука направляет ложку к пирогу и спустя секунду новый кусочек оказывается у него во рту, а он не без удовольствия проглатывает его.

Успокаивающее действие.

«Я привык к этой эссенции», — подумал он.

— Что-то не так? — спросила Сара.

— Я… — Дейсейн отложил в сторону ложку. — Вы поймали меня в ловушку, не так ли? — прямо спросил он.

— О чем это вы говорите? — не поняла Сара.

— Что это… — он кивнул в сторону пирога, — делает со мной?

— Какие-то странные ощущения, верно? — спросила Сара. — У тебя перед глазами все время что-то мерцает?

— Я… — Дейсейн потряс головой. Ее слова казались ему бессмысленными. «У тебя перед глазами все время что-то мерцает!»

— Я позову доктора Ларри, — сказал Сара. Она бросилась ко второй двери на кухне, и он увидел, как она бежит по проходу к клинике.

Вскоре она вернулась вместе с доктором Паже. Лицо того озабоченно морщилось.

— Что она вам сказала? — спросил Дейсейн. Эти слова прозвучали глупо, он сам это понял, еще произнося их. Он оттолкнул в сторону руку Паже. Хмурое лицо врача, прищуренные глаза — он выглядел как разъяренный Будда.

— С вами, похоже, все в порядке, — сказал Паже. — Любые странные симптомы…

— Вы поймали меня в ловушку, — повторил снова Дейсейн. — Вот что я сказал ей. Вы поймали меня в ловушку. — Он указал на тарелку перед собой. — Вот с помощью этого!

— М-да, — пробормотал Паже.

— Он просто борется с этим? — спросила Сара.

— Вероятно, — ответил Паже.

— Какая глупость! — воскликнула Сара.

— Такое иногда бывает, — заметил Паже.

— Я знаю, но…

— Да перестанете вы болтать обо мне, словно я — капля на предметном стекле микроскопа! — в ярости воскликнул Дейсейн и выскочил из-за стола. При этом он зацепил тарелку с пирогом, которая слетела на пол и разбилась.

— Ну, видите, что вы натворили! — укоризненно воскликнула Сара.

— Я — человек, — сказал Дейсейн, — а не нечто, вроде…

— Успокойся, парень, успокойся, — попытался утихомирить его Паже.

Дейсейн повернулся и бросился мимо Паже. Он должен был убежать куда-нибудь подальше от них, иначе бы он мог в ярости натворить дел. Сейчас Дейсейн вспомнил даже про оружие в заднем кармане его брюк.

«Проклятый Селадор!»

— Да погодите одну минутку! — крикнул ему Паже.

Дейсейн остановился в дверях и посмотрел на него.

— Вам нельзя уходить в таком состоянии, — сказал Паже.

— Не пытайтесь остановить меня, — угрожающе произнес Дейсейн. Он чувствовал холод огромного пистолета в заднем кармане.

Паже внезапно замолчал: он словно превратился в истукана, — мелькнуло в голове у Дейсейна, когда он окинул взглядом всю фигуру доктора, пристально глядевшего на него. Ему казалось, что Паже уменьшается в размерах, его фигурка становится отдаленной и таинственной, словно он видел его в перевернутый телескоп.

— Очень хорошо, — сказал Паже голосом, доносившимся откуда-то издалека.

Дейсейн медленно повернулся, переступил порог кухни и прошел через гостиную на улицу. Его ноги ступали по асфальту пешеходной дорожки перед домом, потом по полоске травы, пробивающейся на стоянке. Дверная ручка его грузовика показалась ему ледяной. Он завел двигатель, удивляясь своим ощущениям — он словно пребывал в каком-то сне.

Мимо проплывала улица, постепенно сужающаяся, появились указатели, покрытие дороги стало асфальтированным. Вот и гостиница. Он припарковался напротив длинного крыльца, слева от старого зеленого автомобиля… Что теперь ему делать, он смутно представлял себе, все казалось таким несущественным.

Вдруг Дейсейн словно пробудился от спячки и обнаружил, что правая его рука взялась за ручку парадной двери гостиницы… и дергает ее, дергает, но без какого-то результата. Его внимание привлекла табличка на центральной панели: «Закрыто».

Дейсейн уставился на нее: «Закрыто? Быть того не может!»

— Ваши вещи возле ступенек, доктор Дейсейн.

Дейсейн сразу же узнал этот голос — вечно раздраженного Эла Мардена: «Власть имущие… Секретность… Заговор».

Дейсейн повернулся, чувствуя, как обострилось его восприятие. Марден стоял на середине крыльца: рыжеволосый, с продолговатым лицом и зелеными глазами, крепко сжавший губы, вытянутые в прямую линию, которые могли выражать любую эмоцию, начиная от гнева и кончая насмешкой.

— Итак, вы изгоняете меня, — сказал Дейсейн.

— Отель закрыт, — сказал Марден. — Распоряжение департамента здравоохранения.

— И столовая, и ресторан? — спросил Дейсейн.

— Все закрыто, — резким, не терпящим никаких возражений тоном ответил Марден.

— И я могу просто вернуться туда, откуда я приехал, так? — спросил Дейсейн.

— Выбирайтесь сами.

— У вас ведь есть и другие отели, — произнес Дейсейн.

— Неужели?

— Должны быть.

— Должны ли?

Дейсейн внимательно посмотрел на капитана дорожной инспекции, испытывая то же чувство, что и несколько минут назад в доме Паже. Капитан начал уменьшаться.

— Вы можете уехать или вернуться в клинику доктора Паже, — предложил Марден. — Вероятно, они согласятся на это. — Как же далеко звучал этот голос!

— Вернуться к Паже, — повторил Дейсейн. — Откуда вы знаете, что я только что был там?

Марден ничего не ответил, его лицо удалялось все дальше и дальше…

— Быстро же у вас распространяется информация, — заметил Дейсейн.

— Когда это нам нужно.

«Может, в самом деле вернуться к Паже? — задал себе вопрос Дейсейн. Он улыбнулся, пытаясь не утратить ясность мышления. — Нет! Они не могли продумать все до конца. Не могли!»

Все так же улыбаясь, Дейсейн взял свой чемодан, стоявший у ступенек и прошел к грузовику. Забросив чемодан в кабину, он сел за руль.

— Лучше не отказываться от помощи людей, которые знают, как вам помочь, — крикнул Марден.

Сейчас на его лице возникло нечто похожее на беспокойство. Улыбка Дейсейна стала еще шире, и это согревало ему душу, когда он направил грузовик в центр города.

В зеркале заднего обзора Дейсейн увидел патрульную машину, ехавшую за ним. Ему не позволят припарковаться где-нибудь в городе, понял Дейсейн, и тут он вспомнил карту, висевшую на окне станции техобслуживания Шелера. На ней на западной дороге был указан государственный парк «Песчаные холмы».

Он ехал вниз по главной улице, а сзади сразу за ним следовала патрульная машина. Прямо впереди себя он увидел гигантскую станцию техобслуживания, а рядом со стоянкой — телефонную будку и так неожиданно свернул с главной дороги, что Марден проскочил мимо, а, когда полицейская машина, взвизгнув тормозами, подалась назад, Дейсейн уже успел выскочить из кабины грузовика и оказаться у будки.

Марден остановил патрульную машину на улице и стал ждать, внимательно глядя на Дейсейна. Казалось, что даже двигатель патрульной машины урчит неодобрительно. Дейсейн повернулся и посмотрел на станцию техобслуживания — там царила необычная суета: одни автомобили въезжали, другие выезжали… никто не обращал ни малейшего внимания на Мардена и того, за кем он следит.

Дейсейн пожал плечами, прошел в будку и закрыл дверь.

Он бросил монетку в щель и сказал дежурной телефонистке, чтобы она сообщила ему номер кооператива.

— Если вам нужна Дженни, доктор Дейсейн, то она уже ушла домой, — психолог уставился в телефонную трубку, ожидая, когда утихнет этот надменный женский голос. Они не только знали, кто звонит, но и то, с кем он хотел связаться!

Дейсейн внимательно посмотрел на Мардена, встретил взгляд его зеленых глаз, циничных зеленых глаз.

Гнев закипел внутри Дейсейна. Он попытался подавить его. Да ну их к черту! Да, он хотел поговорить с Дженни. И он поговорит с ней, как бы они ни пытались помешать этому.

— Я не знаю номер телефона доктора Паже.

В трубке отчетливо прозвучал вздох.

Дейсейн заметил телефонный справочник, висевший на цепи, прикрепленной к стенке будки, и почувствовал, как на него накатывает волна вины — бессмысленной, убийственной, давившей на психику. Он услышал, как оператор набирает номер.

Потом раздался голос Дженни.

— Дженни!

— О, привет, Джилберт!

Внутри Дейсейна все оборвалось — в ее голосе явно сквозила небрежность!

— Дженни, ты знаешь, они пытаются выдворить меня из долины? — спросил он.

Последовала пауза.

— Дженни?

— Я все слышала. — Та же небрежность и такой же отчужденный тон.

— Это все, что ты хочешь мне сказать? — В его голосе слышались и боль, и гнев.

— Джилберт… — После некоторого молчания она добавила: — Возможно, будет… лучше… если ты… ненадолго… просто на некоторое время… уедешь… далеко… отсюда.

Теперь он почувствовал напряженность, скрывавшуюся за выказываемой небрежностью.

— Дженни, я еду в парк «Песчаные холмы» и заночую там в своем грузовике. Они не смогут выдворить меня.

— Джилберт, не делай этого!

— Ты… хочешь, чтобы я уехал?

— Я… Джилберт, пожалуйста, возвращайся и поговори с дядей Ларри.

— Я уже говорил с ним.

— Прошу тебя. Ради меня.

— Если ты хочешь встретиться со мной, то приезжай в парк.

— Я… не осмелюсь.

— Ты не осмелишься? — в ярости повторил он. Чем же они запугали ее?

— Прошу тебя, не проси меня объяснить тебе, в чем дело.

Несколько секунд Дейсейн был в растерянности, потом сказал:

— Дженни, я отправлюсь в этот парк. Там все обдумаю. А после этого я вернусь.

— Во имя Господа, Джилберт… прошу тебя, будь осторожен.

— Конечно, я должен остерегаться, но чего же?

— Просто… будь осторожен.

Дейсейн ощущал тяжелый вес пистолета в кармане, и это наполняло его уверенностью, что он справится с любыми неведомыми опасностями этой долины. Вот в чем все дело — то, что эти опасности были расплывчатыми. Не имели какой-либо ясно выраженной формы. Какой смысл в пистолете, когда ему противостоит некая бесформенная угроза?

— Я вернусь, Дженни, — пообещал он. — Я люблю тебя.

Она заплакала. Он отчетливо расслышал ее всхлипывания, прежде чем связь прервалась.

Все еще дрожа от ярости, Дейсейн вернулся к грузовику, объехал на нем вокруг полицейской машины и направился к восточной дороге. Марден по-прежнему следовал прямо за ним.

«Пусть едет, сукин он сын!» — выругался про себя Дейсейн. Он понимал, что действует безрассудно и беспечно, но что-то говорило ему, что он поступает правильно. Он должен играть в открытую. Вот в чем все дело. В открытую. Возможно, тогда он сможет получить ответы на свои вопросы.

Он пересек реку по бетонному мосту. По левую сторону от него сквозь листву деревьев мелькали теплицы. Дорога вилась вверх среди деревьев, которые вскоре сменились кустарником. Дальше характер местности менялся. Он видел на горизонте холмы, поросшие деревьями, но перед ним протянулись невысокие бугорки с чахлым кустарником и бурьяном; редко где в низинах виднелись серые пятна грязи и пруды с черной водой, вблизи их вообще не росло ничего живого.

Над местностью витал запах серы, влажный и удушливый.

Дейсейн с внезапным чувством узнавания понял, где должны находиться песчаные холмы. Справа он увидел сломанную табличку, слетевшую с какого-то столба. Еще один столб наклонился под неестественным углом.

«Государственный парк „Песчаные холмы“ — желаем приятно провести время».

Две колеи уводили по песку вправо к территории, огороженной забором, со сторожкой, в которой с одной стороны не имелось дверей, а по углам располагались начавшие осыпаться каменные камины.

Дейсейн свернул на колею. Накренившись, его грузовик с трудом продвигался по территории парка. Он затормозил перед одним из каменных каминов и огляделся. Это место выглядело унылым и непривлекательным.

Визг колес и тяжелое урчание мотора слева привлекли внимание Дейсейна. Марден остановил патрульную машину рядом с ним и высунул голову в открытое окно.

— Почему вы остановились здесь, Дейсейн? — В его голосе звучали нотки раздражения.

— Это ведь государственный парк, не так ли? — спросил в свою очередь Дейсейн. — Разве есть закон, который запрещает мне расположиться на отдых здесь?

— Не паясничайте, Дейсейн!

— Если у вас нет ордера на мой арест, то я остановлюсь здесь, — произнес Дейсейн.

— Здесь? — Марден показал рукой на царившее вокруг запустение.

— Лучше здесь, чем в Сантароге, — заметил Дейсейн.

— Что вы пытаетесь этим доказать, Дейсейн?

Тот ответил капитану выразительным молчанием.

Марден в ярости убрал голову в салон автомобиля.

Дейсейн заметил, как побелели костяшки пальцев, сжимавших руль. Вскоре он снова высунул голову и смерил Дейсейна пронзительным взглядом.

— Ладно, Дейсейн. Будем считать, что это ваши похороны.

Патрульная машина прыгнула вперед, развернулась вокруг места парковки, с ревом направилась, выбрасывая песок из-под колес, к шоссе, в сторону города.

Дейсейн подождал, пока пыль не осядет, и лишь потом вылез из кабины. Забравшись в кузов, он проверил свои продуктовые запасы: фасоль, порошковое молоко и яйца, баночные сосиски, две бутылки кетчупа, банка сиропа и наполовину пустой ящик с блинной смесью… кофе, сахар… Со вздохом он присел на скамейку.

Из окна напротив были видны песчаные холмы и сторожка без дверей. Дейсейн потер лоб. Между висками стуком отдавалась боль — ушиб еще давал знать о себе.

Впервые с момента, как он решил направить свой грузовик в эту долину, Дейсейн задумался над своими действиями. Он понимал, что он поступал безрассудно. Все словно кружились в безумном забытом танце павана: Дженни, Марден, Бурдо, Паже, Вилла, Шелер, Нис… Да, безумном, но вместе с тем в нем заключался какой-то особенный смысл. Его ссадины и ушибы стали частью этой бессмыслицы.

И еще тут была машина Джерси Хофстеддера — почему-то это казалось ему самым значительным воспоминанием.

Ему представилось, что он снова погружается в озеро, идет на дно, пытаясь самостоятельно вынырнуть на поверхность жестокой правды перед самим собой. «Мы» — Дженни уже потеряла часть своего ужаса. Тогда «Мы» подразумевало пещеру и кооператив «Джасперс» — «Мы», терпеливо дожидавшееся, когда он примет решение.

Он понимал, что решение принял он сам. Как бы ни влияла та эссенция из тусклой красной пещеры на его психику, решение принял он сам. Так должно было быть — или же этот безумный танец потеряет весь свой смысл.

«Я все еще пытаюсь бороться, — подумал он. — Я все еще боюсь, что превращусь в одного из тех, лишенных осмысленного взгляда, кого я видел на сортировочном конвейере в здании кооператива».

Ему было еще немного не по себе, когда он вылез из кузова и встал на песке, но тут Дейсейн позабыл обо всем, ощутив тепло полуденного солнца. Какой-то ворон пронесся так близко от его головы, что он ощутил хлопанье крыльев.

Дейсейн наблюдал за полетом птицы, размышляя над тем, как же странно видеть здесь только одно живое существо — этого ворона. Никаких других птиц, только ворон, и такой же одинокий, как и он сам.

«А то, что я сделал… отрезало ли это мне путь назад?» — спросил он себя. И подумал, что если он примет решение, направленное против Сантароги, то он станет одиноким вороном — существом без рода и племени.

Вся проблема, как он понимал, была в том, что какая-то сила, скрывающаяся где-то глубоко внутри него, принуждала его составлять правдивые отчеты для тех, кто послал его сюда. Чистота его нового «я», измененного благодаря Джасперсу, настаивала на этом. Как и воспоминание о своем долге. Пойти на обман означало проявление бесчестия, падение его «я». Он почувствовал зависть к этому своему «я» — ни у одной его, даже самой маленькой частички, не было никаких темных пятен, все они имели свою значимость, без которой нельзя было обойтись.

Это его «я», прежнее, но виденное теперь под другим углом зрения, приобретя такую ценность, которую он не мог и вообразить себе, возложило на него ужасное бремя, Дейсейн понимал это. Он вспомнил безумие, сопровождавшее происшедшую в его сознании перемену, вызванную Джасперсом, те трудности, которые ему пришлось преодолеть, чтобы взобраться на эту вершину.

И в это мгновение он почувствовал снисходительность к собственным поступкам, совершенным совсем в недалеком прошлом, которая опутала его словно туман, вызывавший озноб, несмотря на всю жару полуденного солнца. Дейсейна передернуло. «Как же это хорошо, — подумал он, — не принимать никаких решений. Какой соблазн дать возможность этому беспокойному чувству внутри его сознания поднять свою древнюю змеиную голову, чтобы она проглотила все беспокойные мысли».

Его вид на жителей долины приобрел снисходительный оттенок. Несколько секунд они стояли рядом с ним, расположившись призрачными рядами — богоподобные властелины примитивных существ.

«А может, они проверяют меня, — подумал он. — Но тогда зачем Дженни говорит, что она не смеет приехать сюда к нему? И где дети?»

Рациональной частью своего разума он попытался ответить себе, способен ли он думать рассудительно, и пришел к выводу, что не уверен, что это так. «Сколько же из моих мыслей возникло в результате действия наркотика?» — спросил он себя.

В самые решительные моменты принятия решения необходимо сознавать это. На что он должен опираться, решаясь сделать свой выбор.

Никто не мог помочь ему в этом, он знал это. Ему предстояло самому в одиночестве заниматься поисками решения. Если он правдиво изложит все факты в своем докладе команде Мейера Дэвидсона, то тем самым обречет Сантарогу на гибель. Если же его доклад будет лживыми, то в своей душе он откроет путь бурному росту злокачественной опухоли, которая в конце концов приведет его к гибели.

Он уже в некоторой степени отрезал себя от Сантароги — подобно удару ножа, осознал Дейсейн. Бандероль с Джасперсом, которую он послал Селадору для анализа, постоянно появлялась в его мыслях. Именно тогда он начал отдаляться от Сантароги.

Да, это был жест, ничего более. Символический. Какая-то его часть уже в момент отправления бандероли знала, что она, какой бы продукт Джасперса там ни содержался, прибудет к адресату в разложившемся состоянии. Дейсейн понял, что он бросил, открытый вызов сантороганской части самого себя.

«Поступал ли так Бурдо? — подумал он. — Какими посылками обменивался он с адресатом из Луизианы?»

Бандероль, отправленная Селадору, — это словно бросить камнем по воробьям. Он вспомнил, как мальчишкой бросал камни в кота, который находился слишком далеко от него, и камни не долетали. Серый кот. Он вспомнил, как внезапно смолкли птицы в тетушкином саду, заметив крадущегося серого кота… недолет камня.

Паже был этим серым котом.

Кот в саду посмотрел вверх, на мгновение удивленный звуком упавшего неподалеку камня, оценил ситуацию и продолжил охоту, выказывая негодующее презрение к ребенку, который находился слишком далеко, чтобы добросить до него камень.

Что же сделал Паже?

Внезапно на Дейсейна снизошло озарение, когда человек чувствует себя окрыленным. И в эту секунду он понял, почему он чувствует себя таким ужасно одиноким.

У него не было компании, родного местечка в этом деловитом улье-общине, возможности уйти от принятия собственных же решений, одолевавших его. Каковы бы ни были его решения, независимо от последствий, — это были его решения. Возможно, Селадора ждет позор за провал его агента. Возможно, менее щедрыми станут дотации, получаемые университетом от государства и частных лиц. Но все дело было в том — и это было главное, — что Сантарога могла быть уничтожена.

И все из-за какого-то решения, которое на самом деле было просто жестом, попыткой доказать что-то самому себе, попыткой одного одинокого человека, стоявшего среди пустынных песчаных холмов, чьи мысли витали в фантазиях, кружась вокруг одинокой вороны и серого кота.

Сейчас настал момент для позитивных действий, и единственное, о чем он мог думать, это снова залезть в кузов и поесть.

Когда он оказался в замкнутом пространстве кузова грузовика и занялся приготовлением яичницы, грузовик протестующе поскрипывал. Голод мучал Дейсейна, но ему не хотелось этой пищи. Он знал, чего он хотел — того, от чего он сбежал сюда, того, чего так жаждало его тело, и эта боль вскоре стала невыносимой, его сутью…

Джасперс.

 

Глава 9

С наступлением темноты Дейсейн включил лампу, висевшую на стенке кузова грузовика, и вернулся к своим записям. Он понимал, что должен чем-то занять свои мысли, но смрадный запах стоянки постоянно вторгался в их течение. Грузовик представлял собой крохотный мирок с резко очерченными границами, но влияние внешнего мира сказывалось и здесь. Дейсейн посмотрел через окно на звезды — яркие отверстия в темном балахоне вселенной. Они усиливали его чувство одиночества. Он резко отвел взгляд в сторону.

Записи…

Те же самые вопросы, мучавшие его все это время, не могли не оказаться и в них:

Где дети?

Как и с кем Джасперс срабатывает не так, как надо, в результате чего появляются зомби?

Как может быть вся коммуна подсознательно настроена на желание убить человека?

В чем сущность Джасперса? Что это такое? Что он делает с химической структурой тела человека?

Дейсейн сознавал всю опасность дать ответ на эти вопросы. Это были вопросы и в то же самое время в них же таился и ответ. Это прощупывание — именно при помощи этого и сантарожанцы настраиваются против вмешательства извне.

Он должен был сделать это. Как ребенок, который не поймет, что такое огонь и что нельзя совать в него руку, пока не обожжется, он должен был сделать это. Но, сделав это, сможет ли он затем вернуться и рассказать всю историю команде Мейера Дэвидсона?

Если он действительно найдет ответы на свои вопросы и решится сделать полный и честный отчет, то позволит ли Сантарога ему поступить так?

Дейсейн понимал, что тут задействованы силы, против которых он не более чем свеча, мерцающая во время бури.

Он услышал шаги по песку, погасил свет, открыл дверь и выглянул из кузова.

К грузовику со стороны шоссе приближалась призрачная фигура — то ли женщина в коротком платье, то ли невысокий мужчина в пиджаке.

— Кто там? — крикнул Дейсейн.

— Джил!

— Дженни!

Он спрыгнул на песок и пошел навстречу ей.

— А я думал, что ты не придешь сюда. Ты ведь сказала мне…

— Прошу тебя, не подходи ближе, — сказала Дженни. Она остановилась в десяти шагах от него.

В ее голосе слышался какой-то странный надрыв. Дейсейн не знал, что ему делать.

— Джил, если ты не собираешься вернуться к дяде Ларри, то ты должен покинуть долину, — сказала она.

— Ты хочешь, чтобы я уехал?

— Ты должен.

— Почему?

— Я… они хотят, чтобы ты уехал.

— Что я сделал?

— Ты опасен для нас. Мы все знаем об этом. Мы можем чувствовать это — ты опасен.

— Дженни… неужели ты думаешь, что я могу причинить тебе вред?

— Я не знаю! Я знаю лишь то, что ты опасен.

— И ты хочешь, чтобы я уехал?

— Я приказываю тебе уехать.

— Приказываешь мне? — Он слышал истерические нотки в ее голосе.

— Джил, прошу тебя.

— Я не могу уехать, Джен. Не могу.

— Ты должен.

— Я не могу.

— Тогда возвращайся к дяде Ларри. Мы позаботимся о тебе.

— Даже если я превращусь в зомби?

— Не говори так!

— Но ведь такое возможно, не так ли?

— Дорогой, мы в любом случае позаботимся о тебе!

— Вы заботитесь только о себе.

— Конечно.

— Дженни, ты ведь знаешь, что я люблю тебя?

— Да, знаю, — прошептала девушка.

— Тогда почему ты это делаешь со мной?

— Да ничего мы с тобой не делаем! — сквозь рыдания выкрикнула девушка. — Это все ты делаешь… все это случилось из-за тебя.

— Я делаю единственное, что я должен делать.

— Ты не должен делать ничего.

— Ты хочешь, чтобы я говорил неправду… лгал?

— Джил, умоляю тебя. Ради меня… ради себя — уезжай!

— Или же вернуться к дяде Ларри?

— Да, прошу тебя.

— А что случится, если я не сделаю этого.

— Если ты действительно любишь меня… О Джил, я не смогу выдержать… если…

Она умолкла, слезы мешали ей говорить.

Дейсейн направился к ней.

— Дженни, не надо.

Она внезапно перестала плакать и начала отступать от него, тряся головой.

— Не подходи ко мне!

— Дженни, что с тобой?

Она прибавила шагу.

— Дженни, перестань!

Неожиданно она повернулась и бросилась бегом по дороге. Дейсейн побежал за ней, но потом остановился. Какой смысл догонять ее?

Он услышал ее истерический вопль:

— Не подходи ко мне! Я люблю тебя! Не подходи!

Он стоял, пораженный происшедшим, во внезапно наступившей тишине и очнулся, когда хлопнула дверца машины, стоявшей на дороге. Включились фары, а потом в направлении города поехал автомобиль.

Он вспомнил мягкий лунный свет на ее лице в сиянии звезд, два черных отверстия для глаз. Не лицо — а маска. Он побрел обратно к грузовику, в голове мелькали беспорядочные мысли: «Я люблю тебя! Не подходи!»

Что же мне на самом деле известно о Дженни? — спросил он себя.

Ничего… кроме того, что она любит меня.

А как же это ее: «Не подходи»?

Возможно ли, чтобы Дженни решилась говорить с ним таким требовательным тоном, умолять, приказывать?

Ему показалось, что он начинает сходить с ума от паранойи. Ее слова превосходили границы раздражительности влюбленного человека.

«Ты опасен. Мы все это знаем».

В самом деле, должны знать.

Во время того единения, осуществленного благодаря действию Джасперса, которое он пережил у озера, они должны были узнать, что он представляет для них опасность. Если бы ему удалось держаться подальше от той ерунды, отбросить ее — поняли бы они, что он опасен для них?

И что же им теперь остается делать, когда им известно, что он опасен? Ведь его действия нельзя расценить иначе, как предательство?

Сантарога представилась ему, как некая обманчивая завеса спокойствия над бурлящим потоком насилия. Да, эти снисходительные, самоуверенные, как боги, сантарожанцы возвысились над первобытными силами природы.

Но этот примитивизм не исчез, он остался, приобрел еще большую взрывную силу, потому что теперь он стал незаметнее, сжавшись в тугую пружину.

«Дженни должна ощущать это, — подумал Дейсейн. Ее любовь к нему не позволила бы ей выкрикнуть ему в лицо эти безумные слова: „Не подходи ко мне!“»

Крик девушки все еще звенел у него в ушах.

И именно так нашли свою смерть те два предыдущих исследователя — вызвав срабатывание этой заведенной пружины, которой являлась Сантарога.

В сознание Дейсейна проникли чужие голоса, шедшие с другой стороны грузовика недалеко от дороги. Один голос определенно был женским. В отношении двух других он не мог быть уверен. Дейсейн обошел вокруг грузовика и внимательно начал всматриваться в темные пруды и песчаные холмы — ландшафт, заливаемый бледным лунным светом.

И тут среди холмов появился фонарь. Кто-то принялся водить им из стороны в сторону. Дейсейн увидел три смутно различаемых вблизи этого света фигуры и сразу вспомнил о ведьмах из «Макбета». Эти фигуры спустились вниз с холма, обошли пруд и вышли к стоянке.

Дейсейн не знал, следует ли ему окликнуть их. Возможно, они сбились с пути. Как же еще можно объяснить то, что эти трое человек находятся здесь посреди ночи?

От компании донесся смех, в котором смутно различались детские нотки. Потом тишину ночи разорвал четкий женский голос:

— О Пити! Как хорошо, что ты пошел с нами!

Дейсейн прокашлялся и сказал:

— Привет! — Потом громче повторил: — Привет!

Луч света сместился в его сторону. Звонкий женский голос произнес:

— На стоянке кто-то есть.

В ответ послышался невнятный мужской бас.

— Кто там? — спросила женщина.

— Просто водитель, — ответил Дейсейн. — Вы сбились с дороги.

— Мы вышли на охоту на лягушек. — Этот голос очень напоминал голосок мальчика.

Три фигуры направились к нему.

— Не лучшее место для пикника, — заметила женщина.

Дейсейн внимательно разглядывал приближающиеся фигуры. Слева был мальчик — без сомнения, мальчик. Похоже, он нес лук, а через плечо был перекинут колчан со стрелами. Женщина держала в руках острогу, а на плече висела мешковатая сумка. Мужчина нес фонарь и веревку с нанизанными на нее гигантскими лягушками. Они остановились около грузовика, и женщина, оперевшись спиной о него, сняла одну туфлю и высыпала попавший в нее песок.

— Вот отправились к пруду.

— М-м-м! — промычал мужчина.

— Мы уже поймали восемь, — похвастался мальчик. — Мама поджарит их на завтрак.

— Пити так хотел этого, — заметила женщина. — Я не могла отказать ему, в первый день, когда он дома.

— Я прошел испытание, — сказал мальчик. — Папа не прошел, а я прошел.

— Понимаю, — произнес Дейсейн. Он оглядел мужчину в свете фонаря, отражавшегося от алюминиевого борта кузова грузовика — высокий, худощавый, довольно неуклюжий; из-под вязаной спортивной шапочки выбивалась прядь каштановых волос. У него были безучастные глаза — просто какие-то две голубые стекляшки, где не было никакой мысли.

Женщина опять надела на ногу туфлю, а потом повторила то же действие и со второй. Она закуталась в тяжелый плащ, отчего казалось, что ее фигура отлита в рифленой бочке. Она была невысокого роста, не доставала и до плеча мужчины, но в ней ощущалась целеустремленность, которая напоминала Дейсейну Клару Шелер со стоянки подержанных автомобилей.

— Билл — первый из восьми поколений в семье, кто не выдержал испытаний, — сообщила женщина, надевая туфлю и выпрямляясь. — Они думают, что это из-за диеты его матери, которой она придерживалась, когда вынашивала его. Мы обручились раньше, чем… Но почему я все это рассказываю вам? По-моему, мы не знакомы.

— Дейсейн… Джилберт Дейсейн, — представился психолог и подумал: «Значит, вот так они заботятся о себе».

— Друг Дженни! — воскликнула женщина. — Теперь ясно.

Дейсейн посмотрел на мальчика. Пити. Ему, похоже, было не больше двенадцати лет, ростом он был почти с женщину. Когда луч фонаря скользнул по его лицу, Дейсейн рассмотрел его лицо — копию мужчины. Никаких сомнений — тот был отцом мальчика.

— Не свети сюда, Билл, — попросила женщина. Она говорила, тщательно выговаривая слова, словно обращалась к ребенку. — Не свети, милый.

— Свети вон туда, папа. — Мальчик направил неуверенную руку мужчины.

— Вот так хорошо, любимый, — сказала женщина. — По-моему, конец остроги зацепился за мой плащ. — Она засуетилась с мотком веревки, висевшим у нее на боку.

— М-м-м, — промычал мужчина.

Дейсейн уставился на него с леденящим душу ужасом. Он уже представлял себя на их месте: себя, Дженни, которая «заботится» о нем, своих детей, помогающих направлять руку с фонарем.

— Вот и все, — произнесла женщина, высвобождая веревку и привязывая ее к остроге. — Теперь, Билл, посвети вниз. На землю, милый.

— Вот сюда, папа, — подсказал мальчик.

— Хорошо, любимый, — сказала женщина и потрепала мужчину по щеке.

Дейсейну этот жест показался непристойным, ему захотелось отвернуться, но он не мог заставить себя шевельнуться.

— Он настоящий умница, наш Билл, — заметила женщина.

Мальчик начал играть с тетивой лука, натягивал ее, потом отпускал.

— Что вы делаете здесь, доктор Дейсейн? — неожиданно спросила женщина.

— Я… мне захотелось… некоторое время побыть одному. — Дейсейн заставил себя прямо посмотреть на женщину.

— Что ж, если вы действительно хотите побыть в одиночестве, то это именно то место, — согласилась она. — С вами все в порядке? Ничего… не беспокоит?

— Нет, все в порядке, — ответил Дейсейн. Его передернуло.

Мальчик вставил стрелу в лук и начал им размахивать.

— Меня зовут Мабель Йорик, — представилась женщина. — А это Билл, мой муж, наш сын Пити. Пити находился… вы догадываетесь, в клинике дока Паже. Он только что получил карантинное свидетельство.

— Я уже все прошел, — сообщил мальчик.

— Да, милый. — Женщина посмотрела на Дейсейна. — В следующем году он уедет учиться в колледж.

— Не слишком ли он молод? — спросил Дейсейн.

— Ему уже пятнадцать лет, — сообщила мать.

— М-м-м, — промычал мужчина.

Мальчик оттянул тетиву до упора. Наконечник стрелы сверкал в слабом свете фонаря.

Вверх, вниз… вправо, влево устремлялся наконечник стрелы.

Дейсейн отпрянул назад в беспокойстве, когда кончик стрелы чиркнул совсем рядом с его грудью. Пот выступил на лбу психолога. Он ощутил угрозу со стороны мальчика.

Инстинктивно Дейсейн переместился так, чтобы мужчина оказался между ним и Пити, однако в это время Йорик-старший отступил назад и перевел взгляд в сторону шоссе.

— По-моему, он слышит приближение машины, — произнесла женщина. — За нами должен приехать мой брат Джим и забрать нас. — Она удивленно покачала головой. — У нашего Билла необычайно острый слух.

Предчувствуя опасность, Дейсейн опустился на четвереньки. И в ту же секунду он услышал резкий звук натянутой тетивы и почувствовал, как мимо шеи пролетела стрела, ударившись в металлический борт кузова.

— Пити! — закричала женщина, выхватывая лук из рук мальчика. — Что ты вытворяешь?

— Она выскользнула, мама.

Дейсейн поднялся, настороженно глядя на этих людей.

— М-м-м, — промычал мужчина.

Мать повернулась к Дейсейну, держа лук в руке.

— Он пытался убить меня, — прошептал Дейсейн.

— Это произошло совершенно случайно! — оправдывался мальчик.

Мужчина угрожающе поднял фонарь.

Не глядя на мужа, женщина произнесла:

— Посвети вниз, дорогой.

И, сама сделав это, пристально посмотрела на Дейсейна.

— Вы ведь не думаете…

— Это вышло совершенно случайно, — повторил мальчик.

Дейсейн взглянул на стрелу. Она глубоко застряла в алюминиевой стене кузова грузовика на уровне груди. Дейсейн с трудом проглотил комок в пересохшем горле. Если бы он не нырнул в ту секунду… Несчастный случай. «Мы сожалеем, но это был несчастный случай. Мальчик игрался с луком, и тут стрела случайно соскользнула…»

Смерть в результате несчастного случая.

«Что же предупредило меня?» — подумал Дейсейн.

И знал уже ответ. Он лежал на поверхности его сознания, явно читаемый. В его мозгу словно что-то переключилось, и он узнал характерную для Сантароги особенность возникавшей из ничего угрозы. Конечным ее итогом являлась смерть.

— Это был просто несчастный случай, — прошептала женщина. Пити не обидит даже муху.

Она не верит в то, что говорит, Дейсейн видел это.

И видел это благодаря той невидимой нити, что связывала его с объединенным сознанием людей Сантароги. Он не сомневался в том, что услышал предупреждение, отправленное по этому каналу. И она тоже получила это сообщение.

— Неужели? — с сомнением спросил Дейсейн. Он еще раз взглянул на стрелу, торчавшую в борту кузова грузовику.

Женщина повернулась и, схватив сына за плечо одной рукой, потрясла перед ним луком.

— Ты хочешь вернуться назад? — спросила она. — В этом все дело?

— М-м-м, — промычал мужчина. Он беспокойно переминался с ноги на ногу.

— Это произошло случайно, — повторил мальчик. Он явно уже был на грани истерики.

Женщина бросила на Дейсейна умоляющий взгляд.

— Вы ведь не скажете доктору Ларри ничего, не так ли?

— А что я мог бы сказать? — с глупым выражением на лице Дейсейн уставился на женщину.

— Он может… понимаете, он может неправильно понять.

Дейсейн покачал головой. О чем говорит эта женщина?

— Нам так тяжело, — продолжала та. — После того, что случилось с Биллом, я хочу сказать. Вы ведь знаете, как это бывает. — Она слегка кивнула в сторону мужа. — Постоянное пристальное наблюдение, чтобы не упустить ни малейшего симптома. Так тяжело растить здесь детей… видя его лишь во время приемных часов и… и невозможно избавиться от тревожного чувства неуверенности, пока…

— Со мной все в порядке, мама, — перебил ее мальчик.

— Конечно, конечно, милый. — Женщина не сводила глаз с Дейсейна.

— Я никому намеренно не причиню зла, — твердо заявил Пити.

— Конечно, любимый.

Дейсейн вздохнул.

— Я прошел испытания, — продолжал мальчик. — Я не как папа.

— М-м-м, — промычал в ответ мужчина.

Дейсейну казалось, что он сам сейчас заплачет.

— Вы ведь ничего не скажете, не так ли? — с мольбой в голосе повторила свой вопрос женщина.

«Вот какой замечательной работой предстоит ему заниматься здесь в долине, — подумал Дейсейн. — Работать в клинике Паже… а пациенты — дети и молодежь. И, конечно, она связана с Джасперсом».

— Они отправят меня назад? — спросил Пити. В его голосе звучали нотки страха.

— Доктор Дейсейн, прошу вас… — умоляюще начала женщина, но Дейсейн перебил ее:

— Да, это был несчастный случай. — Он знал, что на самом деле было не так. И женщина знала это. Стрела должна была убить его. Дейсейн продолжал: — Наверное, вам лучше на некоторое время убрать лук и стрелы подальше от него.

— О, не беспокойтесь насчет этого, — заверила его женщина. Она не скрывала своего облегчения.

На шоссе перед въездом в лагерь остановилась какая-то машина.

— А вот и Джим, — сказала женщина и повернулась. При этом ее сумка качнулась в сторону Дейсейна, и тот почувствовал сильный аромат Джасперса, шедший от нее.

Мабель Йорик повернула в его сторону голову.

— Я хочу поблагодарить вас за проявленное вами понимание, — сказала она. — Если есть что-нибудь… — Она замолчала, увидев, что внимание Дейсейна привлекла сумка. — Держу пари, вы учуяли запах кофе, — произнесла она. — Хотите?

Дейсейн вдруг понял, что не может не кивнуть, соглашаясь.

— Так, одну секунду. — Женщина поставила сумку перед собой. — Термос почти полон. Я отпила лишь одну чашку, когда мы охотились у пруда. Правда, пролила большую часть кофе на землю. Пити, беги вперед и помоги своему папочке залезть в машину.

— Хорошо, мама. Спокойной ночи, доктор Дейсейн.

Дейсейн не мог отвести завороженного взгляда от рук женщины, достававшей сверкающий металлический термос из сумки.

— Возьмите термос, — предложила женщина и протянула его Дейсейну. — Вы вернете его, когда вернетесь в город. Мы живем всего за пол квартала от клиники на Салмон Вэй.

Пальцы Дейсейна сами собой обхватили шероховатые бока термоса. Его забила дрожь.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — спросила женщина.

— Я… наверное, это последствия… пережитого шока, — ответил Дейсейн.

— Конечно. Мне очень жаль. — Она прошла за спину Дейсейна к грузовику и выдернула стрелу из стенки кузова. — Я хочу отдать ее Пити как напоминание о том, что ему необходимо быть осторожным.

Дейсейн, оторвав взгляд от термоса, перевел его на песчаную дорогу. Пити и его отец прошли уже полпути до шоссе. Впереди ослепительно сияли фары машины. Один раз прозвучал звуковой сигнал.

— Если вы уверены, что с вами все в порядке, — начала женщина, — тогда я пойду. — Она посмотрела на грузовик, потом еще раз на Дейсейна. — Если есть что-нибудь, что мы могли бы…

— Я… верну термос вам, как только смогу, — поторопился заверить Дейсейн.

— О, не стоит спешить; такая спешка вовсе ни к чему. — Женщина плотнее закуталась в свой плащ и зашагала в сторону шоссе. Примерно через двадцать шагов она остановилась и повернулась. — Вы поступили очень благородно, доктор Дейсейн. Я никогда не забуду этого.

Дейсейн подождал, пока машина не направилась в сторону города, и не успела она еще скрыться из виду, как он уже оказался в кузове грузовика, открутил крышку термоса и налил себе чашку горячего кофе.

Когда он поднял чашку, руки его дрожали.

Он забыл обо всем, поглощенный только одним — этой чашкой, этим сильным ароматом Джасперса, который окутывал его. Он с жадностью выпил чашку.

Ему показалось, словно какие-то согревающие лучи распространяются по всему телу из одной точки в желудке. Он ощупью добрался до скамейки и закутался в спальный мешок. Он почувствовал себя полностью отрешенным, временно живущим существом. Его сознание как бы оказалось заключенным в раскаленных сетях.

Это было царство ужаса и страха. Дейсейн пытался вывернуться из этих сетей, но те крепко держали его. «Куда же дел ось то его „я“, каким он однажды уже был»? — подумал Дейсейн. Он пытался зацепиться за это «я», которое было уже знакомо ему и которое он мог узнать. Но сама мысль об этом ускользала от него, превращалась в какой-то звуковой символ, который он интерпретировал как бездействие ума.

На один крошечный миг ему показалось, что он встал на твердую почву, ухватился за стержень относительной истины, он которой он мог отталкиваться, принимать решение и оправдывать все свои предыдущие действия. Его глаза широко раскрылись. В смутном отраженном свете луны и звезд он увидел нечто, сверкающее на стенке, и узнал наконечник стрелы Пити.

Вот она, эта относительная истина, — наконечник стрелы. То она является, то так же неожиданно исчезает.

«Все появляющееся на свет затем исчезает», — сказал он себе.

И тогда он почувствовал, как что-то зашевелилось внутри его сознания, то древнее существо, все еще пребывающее там и пожирающее его разум. «Сон», — сказал себе Дейсейн. Внутри него, в какой-то не имевшей конца сфере спал «человек», он лежал на ее поверхности и не хотел просыпаться.

Дейсейн спал.

 

Глава 10

На рассвете солнце разбудило его.

Кофе в термосе остыл и потерял свой вкус Джасперса. Но все равно он выпил его, чтобы избавиться от ощущения сухости в горле.

«Тут должно быть какое-то место, вроде школы, — подумал он. — Школа-интернат… где родителям отведены определенные часы для посещения. Но этот интернат имеет свои отличия от всех других школ. И должны быть другие отличия, помимо школы».

Дейсейн уставился на термос. В нем кофе уже не осталось. Дейсейн еще ощущал горький привкус его содержимого — напоминание о его слабости, которой он поддался ночью. Джасперс погрузил его в кошмары. Он вспомнил, что ему приснились стеклянные дома, стены которых внезапно треснули и рухнули на него. Он пронзительно закричал…

«Здание из стекла, — подумал он. — Теплицы».

Он услышал звук приближающейся машины и спрыгнул на песок в прохладу утреннего воздуха. К лагерю по ухабистой дороге приближался зеленый «шевроле». Он показался ему знакомым. Дейсейн решил, что это либо машина Джерси Хофстеддера, либо ее двойник.

А потом он увидел крупную седовласую женщину, управлявшую автомобилем, и узнал ее — да, это была мать Сэма Шелера — Клара, занимавшаяся продажей автомобилей.

Она остановилась рядом с Дейсейном и, выйдя из машины, подошла к нему.

— Мне сказали, где вы, и, ей богу, это так! — сказала она.

Клара Шелер стояла перед Дейсейном, в руках у нее была накрытая тарелка.

Дейсейн посмотрел на автомобиль.

— Вы приехали сюда, чтобы снова попытаться продать мне эту машину? — спросил он.

— Машину? — Она бросила на автомобиль такой взгляд; словно он только что появился здесь после какого-то волшебства. — Ах да, машина Джерси. У нас еще будет много времени, чтобы поговорить об этом… позже. Я привезла вам немного вот этого — чтобы опохмелиться.

Дейсейн не знал, что и делать. Почему она должна была привезти ему что-нибудь?

— Пити, — мой внук, — сообщила она. — Мабель, моя дочь, сказала, как благородно вы вели себя этой ночью. — Она взглянула на обломок стрелы, торчавшей в стенке кузова грузовика Дейсейна, потом снова посмотрела на Дейсейна. — Тут мне пришло в голову, что, возможно, вся ваша проблема в том, что вы еще не осознали, насколько же мы заинтересованы в вас, в том, чтобы вы стали одним из нас. Поэтому я привезла вам жареного мяса под соусом — в нем много Джасперса.

Она протянула ему тарелку.

— Давайте, ешьте это, — сказала она. — Этого хватит вам на весь день.

«Я не должен делать это», — подумал Дейсейн.

Но это было бессмысленно. Эта женщина просто по характеру своему была доброй, заботливой… Бабушка Пити. При мысли о мальчике он вспомнил о едва не случившемся с ним несчастном случае.

«Школа… наблюдение… Джасперс…»

Его внимание привлек собачий нос, высунувшийся из окна зеленого «шевроле». Старый колли с серым намордником, вскарабкавшись на переднее сиденье, спрыгнул на песок. Он приближался не спеша — давали знать о себе прожитые годы — и принялся обнюхивать туфли Клары.

Хозяйка опустила руку и потрепала его голову.

— Я привезла Джимбо, — сказала она. — Он уже редко бывает на улице. Ему около тридцати пяти лет, и мне кажется, его глаза уже слепнут. — Клара выпрямилась и кивнула в сторону тарелки, которую держал в руках Дейсейн. — Давайте же, ешьте.

Но Дейсейн был поражен тем, что только что узнал. Тридцать пять лет? Да по человеческим меркам это равнялось ста годам! Он поставил тарелку на ступеньки грузовика, наклонился и пристально посмотрел на пса. Джимбо. Его глаза уже слепнут, сказала она, но в них он видел ту же самую вызванную Джасперсом направленность, которую он замечал во всех сантарожанцах.

— Вы любите собак? — спросила Клара Шелер.

Дейсейн кивнул.

— А ему действительно тридцать пять лет?

— Тридцать шесть стукнет весной… если он доживет.

Джимбо захромал к Дейсейну, поднял морду в сером наморднике к его лицу и повел носом. По всей видимости, удовлетворенный, он свернулся клубком у ступенек грузовика, вздохнул и посмотрел куда-то вдаль в сторону песчаных холмов.

— Так вы будете есть или нет? — спросила Клара.

— Позже, — ответил Дейсейн. Он вспомнил, каким автомобиль Джерси Хофстеддера представлялся в его мыслях — ключом к разгадке тайны Сантароги. «Действительно ли все дело в этой машине? — спросил он себя. — Или же машина — просто некий символ? Что же важнее — машина или символ?»

Заметив его интерес к автомобилю, Клара произнесла:

— Если вы хотите купить эту машину, то цена прежняя — 650 долларов.

— Мне бы хотелось проехаться на ней, — сказал Дейсейн.

— Прямо сейчас?

— Почему бы и нет?

Клара взглянула на тарелку, стоявшую на ступеньках грузовика, и ответила:

— Мясо остынет… и вкус Джасперса исчезнет, понимаете.

— Я уже выпил ночью кофе, который мне оставила ваша дочь, — сказал Дейсейн.

— Без… каких-либо последствий?

Вполне уместный вопрос. Дейсейн вдруг поймал себя на том, что пытается разобраться в своих ощущениях: ушиб головы уже не беспокоил его, боль в плече почти исчезла… где-то внутри еще не утих гнев, вызванный поступком Пити — но нет на свете ничего, что не могло быть излечено временем.

— Я чувствую себя превосходно.

— Ну вот! Все вы ходите вокруг да около, — заметила Клара. — Дженни предупреждала меня об этом. Ладно. — Она указала рукой на зеленый «шевроле». Давайте совершим круг по шоссе и вернемся обратно. Вы будете за рулем.

Она забралась на правое сиденье и закрыла дверь.

Собака подняла голову.

— А ты, Джимбо, останешься здесь, — сказала Клара. — Мы не задержимся.

Дейсейн обошел автомобиль и сел за руль. Сиденье, казалось, было специально приспособлено для его спины.

— Удобно, верно? — спросила Клара.

Дейсейн кивнул. У него возникло странное чувство дежа вю, словно бы он уже водил раньше эту машину. Это ощущение передавалось от его рук, лежавших на руле. Двигатель мурлыкал, словно живой, когда он его завел. Дейсейн развернул автомобиль, перебрался через колею и поехал по песчаной дороге к шоссе, потом свернул направо, в направлении от города.

Легкое прикосновение к акселератору, и старый «шевроле» рванул вперед: пятьдесят миль в час… шестьдесят… семьдесят. Дейсейн снизил скорость до шестидесяти пяти. Ему казалось, что он управляет каким-то спортивным автомобилем.

— У него специальный гидравлический привод, — заметила Клара. — Чертовски хорош на поворотах. Разве это не отличная машина?

Дейсейн нажал на тормоза — машина мгновенно и бесшумно остановилась, ее нисколько не занесло в сторону — выглядело все так, словно она ехала по какой-то прямой колее.

— Сейчас этот автомобиль находится в лучшем состоянии, чем в тот день, когда его собрали на заводе, — заметила Клара.

Дейсейн молча согласился с ней. Управлять «шевроле» было одно удовольствие. Ему понравился запах кожи в салоне машины. Сделанный вручную приборный щиток из дерева отсвечивал матовым блеском. Он не отвлекал внимание — просто группа из нескольких приборов, расположенных на такой высоте, чтобы можно было легко прочесть их показания, не отрывая надолго взгляда от дороги.

— Обратите внимание, как он прикрепил щиток с этой стороны, — сказала Клара. — Всего около четырех сантиметров, а под ним — тонкая металлическая планка. Он укоротил руль примерно на треть и придал ему дугообразную форму. Если случится столкновение с какой-нибудь другой машиной, то руль не проткнет грудную клетку водителю. Джерси начал создавать безопасные автомобили еще до того, как в Детройте услышали это слово.

Увидев у поворота расширяющийся участок дороги, Дейсейн притормозил, свернул туда, а потом дал обратный ход. И понял, что эта машина должна стать его. Все было именно так, как говорила эта женщина.

— Вот что я вам скажу, — продолжала Клара. — Я вернусь в город и привезу эту машину к дому Дока. А позднее мы обсудим детали сделки. Больших сложностей я не предвижу, хотя я не смогу дать вам много за эту рухлядь — ваш грузовик.

— Я… не знаю, чем я смогу расплатиться, — сказал Дейсейн. — Но…

— Ни слова больше. Что-нибудь придумаем.

Показался въезд на стоянку. Дейсейн притормозил, свернул на колею, переключив скорость на вторую передачу.

— Вообще-то вам следует пристегиваться ремнем безопасности, — заметила Клара. — Я заметила, что вы… — Она умолкла, когда Дейсейн остановился рядом с грузовиком. — С Джимбо что-то случилось! — воскликнула она, торопливо выбралась из машины и побежала к псу.

Дейсейн выключил зажигание, выпрыгнул из машины и обежал вокруг.

Собака лежала на спине, с уже одеревеневшими лапами, вытянутыми вперед, и запрокинутой шеей, из открытой пасти вывалился язык.

— Он мертв! — воскликнула Клара. — Джимбо мертв!

Внимание Дейсейна привлекла тарелка, стоявшая на ступеньках. Ее крышка была отброшена в сторону. Рядом с крышкой валялись остатки пищи — пес пробовал содержимое тарелки. Дейсейн снова посмотрел на собаку. Вокруг Джимбо на песке была когтями нацарапана линия.

Внезапно Дейсейн наклонился к тарелке и понюхал ее. Наряду с сильным резким запахом Джасперса он почувствовал и горький аромат другого вещества.

— Цианистый калий? — спросил он. Потом обвиняюще посмотрел на Клару Шелер.

Та уставилась на тарелку.

— Цианистый калий? — повторила она непонимающе.

— Вы пытались убить меня!

Клара подняла тарелку и понюхала ее. Ее лицо побледнело. Она повернулась и уставилась на Дейсейна округлившимися глазами.

— О Господи! Хлорная известь! — воскликнула Клара. Выпустив тарелку, она обернулась и бросилась к машине прежде, чем Дейсейн успел остановить ее. Включился двигатель «шевроле», машина развернулась, подняв столб песка, и рванула по песчаной дороге в сторону шоссе. Сделав широкий поворот, машина понеслась по шоссе в направлении города.

Дейсейн смотрел вслед удаляющейся машины.

«Она пыталась убить меня, — подумал он. — Цианистый калий. Хлорная известь».

Однако он не мог выкинуть из памяти ее побледневшее лицо, удивление в округлившихся глазах, столь же подлинное, как и испытанный им шок. Хлорная известь. Он посмотрел на мертвого пса. Оставила бы она тарелку рядом с собакой, если бы знала о том, что мясо отравлено? Вряд ли. Тогда почему она так стремительно уехала?

Хлорная известь.

Дейсейн вдруг понял, в чем дело: в ее доме оставалась отравленная еда. Она спешила домой, пока беда не случилась еще с кем-нибудь.

«А я не съел это жареное мясо, — подумал Дейсейн.

Несчастный случай… еще один несчастный смертельный случай».

Он отпихнул в сторону упавшую тарелку, оттащил подальше труп собаки и сел за руль грузовика. После ровного, едва слышного мурлыканья двигателя машины Джерси пыхтение и дребезжание в грузовике производило угнетающее впечатление. Дейсейн осторожно вывел его на шоссе и направился в сторону города.

«Несчастный случай», — подумал он.

В голову пришла одна мысль, но ему было трудно принять ее — в ней была слишком много от Холмезиана: «…после того, как вы исключаете невозможное, то остающееся, каким бы невероятным оно ни казалось, должно быть правдой».

Дженни пронзительно крикнула ему: «Не подходи! Я люблю тебя».

Вот что было главным — она действительно любила его. Поэтому он должен был держаться подальше от нее.

На некоторое время.

Он достиг развилки и свернул направо, где, согласно указателю, находились теплицы.

Дорога вела к мосту над рекой — старомодному, увенчанному посередине короной… под колесами скрипели толстые доски. Река пенилась и накатывалась на отшлифованные камни под мостом.

Дейсейн сбавил скорость у противоположного конца моста, внезапно почувствовав приближение опасности, а подобным предупреждениям он уже научился доверять.

Дальше дорога тянулась вдоль правого берега. Машина медленно ехала по дороге, и он, бросив взгляд вверх по течению реки, в сторону моста, заметил, что река скрывается там в зарослях ив.

Внезапно Дейсейн подумал о реке, как о существе, скользящем по земле и тихо подкрадывающейся, у него возник образ жидкой змеи, ядовитой и полной энергии зла. В ней сосредоточилась какая-то злоба. И ее шум — она насмехалась над ним!

Дейсейн облегченно вздохнул, когда дорога свернула в сторону от реки и, извиваясь между двух невысоких холмов, спустилась в небольшую долину. Среди деревьев мелькало стекло, за которым сверкала зелень, занимавшая намного большую площадь, чем он ожидал.

Дорога закончилась асфальтированной стоянкой перед длинным каменным строением. Вверх по склону холма рядом с теплицами рядами расположилось еще несколько каменных зданий — с черепичными крышами, занавешенными окнами.

На стоянке находилось огромное количество машин, и это показалось Дейсейну любопытным — машин было не меньше сотни.

И он видел множество людей — мужчин, ходивших между теплицами, женщин, быстро сновавших взад-вперед, какие-то фигуры, одетые в белые халаты за стеклянными стенами.

Дейсейн подъехал к ряду машин и начал выискивать, где бы припарковаться. У дальнего конца длинного каменного здания он обнаружил свободное пространство, заехал туда и начал осматриваться.

Дейсейн услышал какое-то монотонное пение.

Он повернулся в сторону этого звука — он шел от рядов строений, находившихся за теплицами. В поле зрения появилась группа детей, марширующая по дорожке, протянувшейся между зданиями. В руках они несли корзины. Их сопровождало трое взрослых. Дети в ритм шагов хором повторяли какую-то считалку. Вскоре они исчезли из виду, скрывшись за теплицами.

Что-то оборвалось внутри Дейсейна.

Слева раздались чьи-то шаги. Повернув голову, Дейсейн увидел Паже, шедшего вдоль ряда стоявших машин в его направлении. Неуклюжесть его громадной фигуры подчеркивалась белым халатом. Шляпы на нем не было, и ветер растрепал его волосы.

Паже свернул на свободное пространство, где стояла машина Дейсейна, остановился и заглянул в открытое окно грузовика.

— Ну вот, — произнес он, — все, как Дженни говорила: вы вернулись.

Дейсейн покачал головой. Сказанное Паже что-то означало, но смысл этих слов не доходил до сознания Дейсейна. Он провел языком по губам.

— Что?

Паже нахмурился.

— Дженни все предвидела. Она сказала, что вы, скорее всего, приедете сюда. — Казалось, что он говорит это, прикладывая большие усилия.

«Прибытие», — подумал Дейсейн.

Так они называют это — воздерживаясь от поспешных суждений — просто для обозначения происходящего. Он внимательно посмотрел на широкое добродушное лицо Паже.

— Я видел детей, — сказал Дейсейн.

— А чего вы ожидали?

Дейсейн пожал плечами.

— Вы собираетесь выкинуть меня из долины?

— Эл Марден говорит, что тот, кто покидает Сантарогу, заболевает лихорадкой, — ответил Паже. — А те, кто остаются под наблюдением, извлекают из этого пользу.

— Считайте, что я — в числе последних, — сказал Дейсейн, улыбнулся и открыл дверцу грузовика.

— Поехали, — сказал Паже.

Дейсейн, вспомнив о реке, помедлил. Он вспомнил о разорванном ковре в коридоре гостиницы, газовую струю, озеро, стрелу… хлорную известь. Он вспомнил Дженни, убегающую от него… «Не подходи! Я люблю тебя!»

— Поехали же, — повторил Паже.

Все еще пребывая в нерешительности, Дейсейн спросил:

— Почему детей держат здесь?

— Мы должны делать акцент на внешних проявлениях детства, — ответил Паже. — Да, это жестоко, но естественно — здесь выращивается еда, — он обвел рукой теплицы. — Здесь они получают образование. Здесь есть электроэнергия. Ничто не расточается зря. У детей нет неудовлетворенных желаний.

И снова Дейсейн встряхнул головой. «Что-то не могу понять его».

«Делать акцент на внешних проявлениях детства».

Это походило на монолог шизофреника, и он вспомнил случайно подслушанный им разговор пары молодых сантарожанцев в «Голубой овце».

«Как можно кому-либо слышать закат?»

— Вы говорите не на английском, — пожаловался Дейсейн.

— Нет, на английском, — возразил Паже.

— Но ведь…

— Дженни говорит, что вы все поймете. — Паже с задумчивым видом поскреб по щеке. — Тренируйтесь, Дейсейн. — Снова показалось, что он говорит с огромным трудом. — Куда делось ваше Weltanschauung? У вас же широкий взгляд на вещи? Целое больше, чем сумма частей. Что это такое?

Паже широко обвел рукой, как бы охватывая не только всю эту долину с комплексом теплиц, но также всю планету, всю Вселенную, простиравшуюся за ней.

У Дейсейна пересохло в горле. Этот человек спятил!

— У вас же есть опыт переживания, который дает Джасперс, — продолжал Паже. — Попытайтесь усвоить его. Дженни говорит, что вы легко сможете сделать это. А она редко ошибается.

Чувство, сдавившее Дейсейну грудь, превратилось в боль. В голове мелькали беспорядочные и лишенные смысла мысли.

Суровым голосом Паже произнес:

— Лишь примерно для одного из пятисот Джасперс оказывается не в состоянии… — Он распростер руки ладонями вверх. — Вы не относитесь к числу этих нескольких. Могу утверждать это. Вы станете человеком с раскрепощенным сознанием.

Дейсейн взглянул на какое-то здание, торопящихся мимо людей. Все двигались быстро и целенаправленно. Словно бы в каком-то танце пчел — их движение должно было направить его мысли в каком-то направлении. Но что-то мешало ему.

— Попытаюсь облечь это в слова внешнего мира, — продолжал Паже. — Возможно, тогда… — Он пожал плечами, оперся о дверцу, наклоняя широкое лицо поближе к Дейсейну. — Мы просеиваем семена реальности через фильтры идей. Мыслеформы ограничены языком. Другими словами: язык формирует русло, в котором двигаются наши мысли. Если мы ищем новые формы действительности, то мы должны отказаться от языка.

— Какое это имеет отношение к детям? — Дейсейн кивнул в сторону теплиц.

— Дейсейн! Мы с вами имеем обычный инстинктивный опыт. Что происходит в психике несформировавшегося человека? Как индивидуальности, как представителя отдельных культур и обществ, мы, люди, повторяем каждый аспект инстинктивной жизни, являвшийся неотъемлемой частью существования человечества как вида в течение бесчисленных поколений. С Джасперсом этот связывающий элемент нам уже не нужен. Так что, соединять это с жестокостью детства? Нет! Тогда мы получим насилие, хаос. У нас не будет общества. Как это просто, верно? Мы должны перенести ограничивающий свободу порядок на врожденные свойства нашей нервной системы. У нас должны быть общие интересы.

Дейсейн почувствовал, как его захватывают эти идеи, и попытался понять благодаря им смысл фраз, сказанных Паже раньше. «Делать акцент на внешних проявлениях детства»? «Широкий взгляд на вещи»?

— Мы должны удовлетворить потребности отдельных индивидуумов в выживании, — продолжал Паже. — Мы знаем, что внешний мир со всей его цивилизацией, культурой и обществом умирает. Они действительно умирают, вы ведь видите это. И сейчас, когда это вот-вот случится, от родительского тела отрываются частички. Эти частички обретают свободу, Дейсейн. Наш скальпель — это и есть Джасперс. Подумайте над этим! Вы ведь жили там. Это Виргилиева осень… сумерки цивилизации.

Паже отодвинулся от Дейсейна и внимательно посмотрел на того.

Дейсейна же очаровали слова доктора. В этом человеке сохранилась некая сущность, не поддающаяся действию времени — могущественная, накладывающая свой отпечаток на все окружающее. Над воротником белого халата вздымалась египетской формы голова, выдававшиеся скулы, нос времен Моисея. Белые ровные зубы виднелись меж тонкими губами…

Появившаяся на губах Паже улыбка выражала непоколебимое упрямство человека, которого невозможно в чем-либо переубедить. Его взгляд с восхищением скользил по местности, охватывая теплицы и людей, сновавших вокруг.

И в этот момент Дейсейн понял, для чего он был послан сюда. Не просто для того, чтобы составить отчет по рыночной экономике Сантароги. Марден был прав в своих предположениях. Он здесь для того, чтобы сломать эту систему, уничтожить ее.

Вот здесь происходит обучение детей сантарожанцев. Детский труд. Паже, похоже, ничуть не волновало, сколько тайн откроется здесь перед Дейсейном.

— Поехали, — сказал Паже. — Я вам покажу нашу школу.

Дейсейн покачал головой. Что может случиться с ним там? Случайный толчок в окно? Неожиданный удар в спину, нанесенный ребенком?

— Я… мне нужно подумать обо всем увиденном, — произнес Дейсейн.

— Вы уверены? — Слова Паже прозвучали как вызов.

Дейсейн подумал о неприступном аббатстве средневековья, воинах-монахах, которые разительно напоминали Паже и его долину в своей уверенности, позволявшей им бросить вызов внешнему миру. «Но в самом ли деле они имеют эту уверенность? — спросил он себя. — Или же они актеры, загипнотизированные действием представления, которое разыгрывают?»

— Вы просто плыли по течению, — заметил Паже. — Вы никогда не боролись ни с чем. У вас даже не развит тот наивный взгляд на вещи, который позволяет видеть Вселенную, не замутненную всяким философским хламом прошлого. Вас запрограммировали и послали сюда сломать нашу систему.

Дейсейн побледнел.

— Запрограммированность означает предубежденность, — продолжал Паже. — Потому что предубежденность подразумевает отбор и отталкивание от себя мыслей, а это и есть запрограммированность. — Он вздохнул. — Мы с вами возимся только из-за нашей Дженни.

— Я прибыл сюда с чистой совестью и открытой душой, — сказал Дейсейн.

— Без предубеждения? — Паже поднял глаза.

— Значит, вы соперничаете с… группами из внешнего мира, доказывая, чей путь правилен…

— Соперничаете — это слишком мягко сказано, Дейсейн, — перебил Паже. — Сейчас ведется гигантская битва за право контроля над человеческим сознанием. А мы — здоровая клетка, окруженная больными. На карту поставлены не человеческие разумы, а их сознание, способность понимать происходящее. Это не борьба за рынки сбыта. Не заблуждайтесь на этот счет. Это борьба за то, что считается самым ценным в нашей Вселенной. Там, во внешнем мире, ценностью считают то, что можно измерить, подсчитать или составить в виде таблиц. Здесь же мы пользуемся другими стандартами.

Дейсейн почувствовал угрозу в словах Паже. Маска притворства была сброшена. Доктор обозначил стороны в этой войне, и Дейсейну показалось, что он оказался между этих воюющих сторон. Он понял, что никогда раньше не оказывался в более опасном положении. Паже и его друзья контролировали эту долину. Инсценировать несчастный случай для них не составляло никакого труда.

— Нанявшие меня люди, — начал Дейсейн, — считают…

— Люди! — фыркнул презрительно Паже. — Они там… — он указал рукой за холмы, которые окружали долину, — уничтожают среду обитания. Они превращаются в нелюдей, уничтожая природу! Вот мы — люди! — Он ударил себя в грудь. — Они же — нет. Природа — она общая, для всех. Радикальные изменения в среде обитания означают, что ее обитателям тоже придется измениться, чтобы выжить. Нелюди во внешнем мире изменяются, чтобы выжить.

Дейсейн удивленно уставился на Паже. Да, конечно, так оно и есть. Сантарожанцы — консерваторы… они не изменяют свой образ жизни. Он сам тому свидетель. Но Дейсейна отталкивала его фанатичность, религиозный пыл. Итак, ведется битва за человеческие разумы…

— Вы, наверное, говорите себе, — начал Паже, — что у этих придурков-сантарожанцев есть некая воздействующая на психику эссенция, которая превращает их в нелюдей.

Эти слова настолько напоминали его мысли, что Дейсейн замер в страхе. Неужели они способны читать мысли? Может, это побочный эффект действия эссенции Джасперса?

— Вы сравниваете нас с неумытыми, неотесанными потребителями ЛСД, — продолжал Паже. — Чудаки, говорите вы. Но вы сами подобны им — не способны понимать происходящее. А мы все осознаем. Мы воистину освободили свой мозг от всяких оков. У нас сильнодействующие лекарства. Это всего-навсего виски, водка, аспирин и табак… и, ах да, ЛСД — вот они, наши самые сильнодействующие лекарства. Но вы должны заметить разницу. Виски и другие депрессанты делают субъекта послушным. Наши лекарства освобождают человека от животных инстинктов, подавить которые никогда не удавалось… до последнего времени.

Дейсейн взглянул на теплицы.

— Да, — произнес Паже. — Посмотрите туда. Именно здесь мы подавляем животное начало в человеке.

Потрясенный тем, что услышал, Дейсейн вдруг осознал, что теперь ему не позволят покинуть долину. О возвращении теперь не могло быть и речи. В том состоянии, в котором сейчас пребывал его разум, для сантарожанцев был только один выход: убить его. Все дело было лишь в том, поняли ли они это? Принимают ли они подобные решения сознательно? Или же они действительно действуют на уровне инстинктов?

Дейсейн понимал: если он преодолеет душевный кризис, он найдет выход. «Есть ли возможность избежать смерти?» — спросил он себя. Пока он размышлял, не зная, что же ему делать, Паже обошел вокруг грузовика и забрался на сиденье рядом с Дейсейном.

— Раз вы не хотите ехать со мной, — сказал он, — то я поеду с вами.

— Вы поедете со мной?

— К моему дому, клинике. — Он повернулся лицом к Дейсейну и внимательно посмотрел на того. — Я люблю свою племянницу, понимаете? И я не хочу, чтобы она страдала, если в моих силах предотвратить это.

— А если я откажусь?

— Ах, Джилберт, да вы заставите рыдать даже ангела. А мы не хотим рыдать, ясно? Мы не хотим, чтобы Дженни плакала. Неужели вам наплевать на нее?

— Меня кое-что тревожит в…

— Когда начинается тревога, заканчиваются расспросы. У вас тяжелая голова, Джилберт. А тяжелая голова вызывает боль в спине. Давайте поедем в клинику.

— И какого же рода смертельную ловушку вы устроили мне там?

Паже в ярости уставился на него.

— Смертельную ловушку?

Стараясь говорить как можно более рассудительным тоном, Дейсейн произнес:

— Вы пытаетесь убить меня. Не отрицайте это. Я…

— Вы омерзительны, Джилберт. Когда это мы пытались убить вас?

Дейсейн глубоко вздохнул, поднял правую руку и начал загибать пальцы, перечисляя несчастные случаи, которые едва не произошли с ним, пока его пальцы не сжались в кулак. Он не упомянул только об инциденте с Пити Йориком… и то — лишь потому, что обещал это.

— Несчастные случаи! — воскликнул Паже.

— Мы оба знаем, — возразил Дейсейн, — что в вашей долине очень редко происходят настоящие несчастные случаи. Большинство происшествий, которые мы называем несчастными случаями, на самом деле бессознательное насилие. Вы вот сказали, что у вас раскрепощенное сознание. Так воспользуйтесь им.

— Тьфу! Ваши мысли подобны замутненной воде!

— Так пусть эта замутненная вода успокоится и вся муть осядет! — заметил Дейсейн.

— Вы ведь не способны быть серьезным. — Паже бросил пронзительный взгляд на Дейсейна. — Впрочем, вы всегда такой. — Он закрыл глаза на мгновение, потом открыл их. — Ладно, а поверите ли вы Дженни?

«Не подходи ко мне! Я люблю тебя!» — вспомнил Дейсейн.

— Что ж, едем в вашу клинику, — сказал Дейсейн. Он завел двигатель, развернулся и направился в сторону города.

— Пытаться убить вас, — пробормотал Паже. Он смотрел в окно на местность, проносившуюся мимо грузовика.

Дейсейн вел машину молча… погруженный в раздумья. В его голове снова стали возникать былые фантастические картины. Дженни и ее долина! Она опутывала его своей аурой — постепенно сводя его с ума! Но эти картины начали проясняться, в них появлялась логика — логика жителей Сантароги.

— Так, значит, не каждый может воспользоваться вашим… сильнодействующим лекарством? — спросил Дейсейн. — Что же случается с теми, кто терпит неудачу?

— Нас тревожит собственная судьба, — проворчал Паже. — Вот почему я все еще продолжаю надеяться, что вы останетесь.

— Дженни — опытный психолог. Почему вы не используете ее?

— У нее свои обязанности.

— Я собираюсь попросить Дженни уехать вместе со мной, — сказал Дейсейн. — Вы ведь знаете это, не так ли?

Паже фыркнул.

— Она сумеет вырваться из зависимости от вашего… Джасперса, — продолжал Дейсейн. — Мужчины ведь отправляются отсюда на воинскую службу. Они должны…

— Они всегда возвращаются домой, когда отслужат срок службы, — перебил его Паже. — Об этом упоминается среди ваших записей. Неужели вы еще не поняли, насколько они чувствуют себя несчастными во внешнем мире? — Он повернулся к Дейсейну. — Именно это вы и хотите предложить Дженни?

— Не могут же все, кто покидает долину, быть несчастными, — произнес Дейсейн недоверчиво. — В ином случае ваши умные головы нашли бы другое решение.

— Гм-м! — фыркнул Паже. — А ведь вы не выполнили даже то задание, которое поставили перед вами те, кто нанял вас. — Он вздохнул. — Вот что я вам скажу, Джилберт. Большинство из наших призывников не в состоянии нести воинскую службу из-за сильной аллергии к пище, где отсутствуют периодические добавки Джасперса. Только здесь они могут получить их. Приблизительно шесть процентов нашей молодежи отправляются за пределы долины только для выполнения воинского долга перед долиной. Мы не хотим вызвать гнев федеральных властей. У нас заключено политическое соглашение с властями штата, но нас не слишком много, чтобы добиться подобного соглашения и с правительством Соединенных Штатов.

«Они уже приняли решение насчет меня, — подумал Дейсейн. — Их не беспокоит то, что они мне сообщат».

От этой мысли внутри него снова все оборвалось от страха.

Дейсейн свернул за угол и поехал параллельно реке. Впереди показались заросли ив и длинный крутой спуск к мосту. Дейсейн вспомнил свои мысли о некоем зле, таящемся в реке, нажал на акселератор, чтобы побыстрее оставить позади это место. Грузовик вошел в поворот. По обеим сторонам у дороги были аккуратные насыпи. Стал виден мост. На противоположной стороне дороги стоял желтый грузовик, а рядом какие-то люди пили что-то из металлических стаканчиков.

— Осторожно! — крикнул Паже.

В тот же миг Дейсейн понял, почему желтый грузовик остановился перед въездом на мост: посередине моста зиял огромный провал в том месте, где бригадой ремонтной службы Сантароги был разобран мост. Провал в диаметре составлял не меньше десяти футов.

Грузовик проехал примерно сорок футов за ту секунду, что потребовалось Дейсейну, чтобы осознать опасность.

Лишь теперь он разглядел барьеры длиной в четыре фута и высотой в два, стоявшие поперек каждого из концов моста, с желтыми предупреждающими флажками посредине.

Дейсейн вцепился в руль. Его мозг работал со скоростью компьютера, которую он никогда не подозревал в себе. В результате ему казалось, что время замедлило свой ход — грузовик словно бы почти остановился, пока он обдумывал, что же ему делать…

Нажать на тормоза?

Нет. Тормоза и шины были старыми. На такой скорости грузовик проскользит по мосту до отверстия и свалится вниз в реку.

Свернуть с дороги?

Нет. Он на насыпи, а по обеим сторонам река; они утонут в глубоком русле.

Может, наехать на опоры моста?

Но только не на такой скорости, когда у них даже не застегнуты ремни безопасности.

Нажать на акселератор и увеличить скорость.

Да, это был шанс. Впереди путь преграждали барьеры, но их размеры были всего два на четыре фута. Мост нависал небольшой аркой над рекой. Отверстие зияло посередине. Если он наберет необходимую скорость, то грузовик может перелететь через отверстие.

Дейсейн нажал на акселератор до упора. Старый грузовик увеличил скорость. Раздался треск, когда они врезались в барьер. Под колесами загрохотали доски. Потом последовало мгновение полета, когда внутри у них все оборвалось, а потом приземление на мост, после чего грузовик несколько раз подпрыгнул и с треском врезался во второй барьер у противоположного конца моста.

Дейсейн нажал на тормоза, и машина со скрежетом остановилась напротив работы ремонтников. Время пошло в обычном ритме, когда Дейсейн посмотрел на эту бригаду: пять человек стояло, разинув от удивления рты, с побледневшими лицами.

— О Господи! — выдохнул Паже. — Вы всегда рискуете подобным образом?

— А была ли другая возможность выпутаться нам из этой неприятности? — в свою очередь спросил Дейсейн. Он поднял правую руку и внимательно посмотрел на нее. Рука дрожала.

Паже несколько секунд что-то обдумывал, потом произнес:

— Вы, наверное, выбрали единственную возможность спастись… но если бы вы не ехали так чертовски быстро, не видя…

— Бьюсь об заклад, — перебил его Дейсейн, — не было никакой необходимости проводить здесь ремонтные работы, так что это либо чья-то ошибка, либо же злой умысел.

Дейсейн протянул руку к дверной ручке, но лишь со второй попытки ему удалось ухватиться за нее, а потом, приложив огромные усилия, открыть дверцу. Он выбрался из кабины и едва не рухнул от слабости. Несколько секунд он стоял, глубоко дыша, после чего обошел вокруг грузовика.

Обе фары были разбиты вдребезги, а на решетке и на крыльях образовались глубокие вмятины.

Дейсейн повернулся к рабочим. Один из рабочих — коренастый темноволосый мужчина в клетчатой рубашке и брезентовых брюках, стоял на шаг впереди остальных. Дейсейн, глядя на него, спросил:

— Почему перед поворотом не поставили знак, предупреждающий о проведении ремонтных работ?

— О Господи! — выдохнул рабочий, покраснев. — Никто не ездит по этой дороге в это время дня.

Дейсейн прошел по дороге к груде досок, грязных и залитых машинным маслом, свидетельствующим о том, что их сняли с моста. Кажется, они были из красного дерева, толщиной в три дюйма и шириной в двенадцать. Он поднял одну из досок за один конец — ни трещин, ни щелей. Когда он ее отпустил, раздался звонкий удар крепкой доски.

Когда он повернулся, рабочий, с которым он разговаривал, направлялся к нему. Сзади в нескольких шагах шел Паже.

— Когда вы получили приказ выполнить эти работы? — спросил Дейсейн.

— Гм-м! — Мужчина остановился и уставился на Дейсейна с выражением удивления на лице.

— Когда вы получили приказ выполнить эти работы? — повторил вопрос Дейсейн.

— Ну… мы решили приехать сюда примерно с час назад. И вообще, какого черта вы спрашиваете? Вы сломали…

— Вы решили? — переспросил Дейсейн. — Вам что, не давали указаний выполнить эти работы?

— Здесь, в долине, мистер, я — старший в дорожной бригаде. Все решаю я один, и вам нечего совать нос в чужие дела.

Подошедший Паже остановился рядом с ремонтником и сказал:

— Доктор Дейсейн, познакомьтесь, это Джош Марден, племянник капитана Мардена.

— Как я вижу, кумовство у вас в почете, — заметил Дейсейн намеренно вежливым тоном. — Я очень любопытен, Джош. Ведь это, кажется, вполне целые доски. Почему же вы решили заменить их?

— Черт побери, какая разни…

— Ответь, Джош, — перебил его Паже. — Признаюсь, меня и самого это удивляет.

Марден посмотрел на Паже, потом снова на Дейсейна.

— Ладно… мы проверили этот мост. Мы время от времени делаем такие проверки. Мы просто решили сделать профилактический ремонт — покласть здесь новые доски, а старые уложить на мост, где не столь интенсивное движение. В этом нет ничего необычного…

— Есть ли в долине какая-нибудь срочная работа, связанная с ремонтом дорог? — спросил Дейсейн. — То есть нет ли какой-нибудь работы, которую вам пришлось бросить, чтобы заняться этой…

— Да послушайте же, мистер! — Марден шагнул к Дейсейну. — Это ведь не вы звонили, чтобы…

— А как насчет старой Мельничной дороги? — спросил Паже. — Ведь там еще не заделаны выбоины на повороте?

— Послушайте, док, — Марден повернулся к Паже. — Вас тоже это не касается. Мы решили…

— Спокойнее, Джош, — перебил его Паже. — Я просто любопытствую. Так как насчет старой Мельничной дороги?

— О док, сегодня такой отличный день, и…

— Так эту работу вам еще предстоит сделать, — констатировал Паже.

— Я выиграл спор! — воскликнул Дейсейн. Он направился к своему грузовику.

Паже пошел за ним следом.

— Эй! — закричал Марден. — Вы нанесли ущерб собственности долины, а когда вы приземлились на доски, вы, вероятно…

Дейсейн оборвал его, не поворачиваясь:

— Вам бы лучше закончить ремонт моста до того, как кто-нибудь другой угодит в беду.

Он сел за руль и закрыл дверцу. Только сейчас он почувствовал, что все его тело напряглось в ярости.

Паже сел рядом с ним. Он с громким стуком захлопнул дверцу.

— Он все еще на ходу? — спросил он.

— Несчастный случай! — воскликнул Дейсейн.

Паже промолчал.

Дейсейн включил двигатель грузовика, довел скорость до тридцати пяти миль в час. Через зеркало заднего обзора он увидел, как бригада уже начала работу на мосту, а один рабочий с сигнальным флагом направлялся к повороту.

Когда после поворота мост скрылся из виду, Дейсейн сосредоточился на дороге. Грузовик тарахтел все громче, отчетливо слышалась вибрация передних колес.

— Но ведь происходят несчастные случаи, — заметил Паже. — Другого объяснения я не нахожу.

Впереди показался знак «Стоп». Дейсейн притормозил перед тем, как выехать на пустое шоссе. Он свернул направо, в сторону города. Возражения Паже не заслуживали ответа, решил Дейсейн, и потому промолчал.

Они выехали на окраину города. Слева находилась станция техобслуживания Шелера. Дейсейн за станцией остановился и дал назад — к огромному металлическому строению с вывеской «Гараж».

— Что вы собираетесь делать здесь? — спросил Паже. — Эта машина не стоит…

— Я хочу, чтобы ее отремонтировали как следует, чтобы я мог уехать из Сантароги, — ответил Дейсейн.

Двери гаража были открыты. Дейсейн направил грузовик внутрь, остановился и вылез из кабины. Вокруг кипела работа: звенел металл, гудели освещенные ярким светом станки. С обеих сторон протянулись вереницы автомашин, дожидавшихся своей очереди.

Коренастый смуглый мужчина в запачканной белой спецодежде вышел из глубины гаража и остановился перед грузовиком.

— Во что это, черт побери, вы врезались? — спросил он.

Дейсейн узнал одного из четырех картежников, игравших в столовой гостиницы — это был сам Шелер.

— Доктор Паже вам все расскажет, — ответил Дейсейн. — Я хочу, чтобы мне заменили фары. И взгляните, пожалуйста, на рулевое управление.

— Почему бы вам не выбросить эту рухлядь на свалку? — спросил Шеллер.

Хлопнула дверца грузовика, и справа показался Паже.

— Сэм, вы можете отремонтировать грузовик? — спросил он.

— Конечно, но он не стоит того.

— Как бы то ни было, сделайте это, а потом пришлите мне счет. Я не хочу, чтобы наш друг подумал, что мы пытаемся поймать его в ловушку в этой долине.

— Ну, если вы просите, док.

Шелер повернулся и крикнул:

— Билл! Убери с подъемника «линкольн» и поставь этот грузовик. Я тем временем выпишу чек.

Слева наполовину был приподнят автомобиль марки «линкольн-континенталь», частично скрывавший станок, и из-за него вышел молодой мужчина в засаленной голубой спецовке. У него была такая же стать и смуглая кожа, как у Шелера, тот же самый овал лица и живые голубые глаза.

— Это мой сын Билл, — представил его Шелер. — Он займется вашим грузовиком.

Дейсейн, почувствовав укол внезапно нахлынувшего страха, отступил к грузовику. Этот гараж наполнил его тем же ощущением сконцентрированной злобы, которое он испытывал у реки.

Шелер, встав между «линкольном» и старым грузовиком марки «студебейкер», крикнул через плечо:

— Если вы, доктор Дейсейн, распишетесь вот здесь, на этом счету, то мы сразу же приступим к работе.

Дейсейн, сделал два шага в его сторону, потом вдруг остановился в нерешительности. Ему показалось, что гараж смыкается вокруг него со всех сторон.

— Отсюда мы можем пройти пешком в клинику, — сказал Паже. — Сэм позвонит туда, когда будет закончен ремонт.

Дейсейн сделал еще один шаг, потом остановился и посмотрел назад. Молодой Билл Шелер стоял как раз за его спиной. Внутри Дейсейна все кричало об опасности. Он увидел, как Билл дружески протянул ему руку, чтобы провести его между автомобилями. Вне всякого сомнения, это было сделано с добрыми намерениями, что подчеркивало улыбающееся лицо, однако Дейсейн расценил эту руку, как угрозу для себя. С диким криком Дейсейн отпрыгнул в сторону.

Молодой механик потерял равновесие, и, поскольку ему было не за что удержаться, то, подавшись вперед, он споткнулся и упал. В ту же секунду подъемник, на котором стоял «линкольн», рухнул. Дважды он подпрыгнул, потом замер. Половина тела Билла Шелера оказалась под ним. Одна из ног дернулась, а затем затихла.

Из-под машины потекла лужица крови.

Паже, бросившись мимо тела Билла, крикнул Шелеру старшему, чтобы тот поднял подъемник.

Где-то в глубине гаража гулко застучал компрессор. «Линкольн» дернулся и начал подниматься. Под ним лежал Билл с размозженной головой. Узнать его было невозможно.

Дейсейн отвернулся и выбежал из гаража на улицу, где его стошнило.

«А ведь на его месте мог оказаться я, — подумал он. — Ведь это предназначалось для меня». В гараже засуетились люди, где-то вдалеке раздался вой сирены.

Из гаража с бледными лицами вышло двое механиков, поддерживая шатающегося Сэма Шелера.

«Ведь это же его сын», — подумал Дейсейн. Ему показалось, что в этом скрыт какой-то глубокий смысл, но его пребывавший в шоке разум не мог найти никакого объяснения для подобного предположения.

Он услышал, как один из механиков заметил:

— Это несчастный случай, Сэм. Ты ничего не мог поделать.

Они направились в сторону станции техобслуживания.

Вой сирены стал громче. Дейсейн отошел к краю автостоянки и прислонился к невысокому забору.

Его грузовик, стоявший перед входом в гараж, завезли внутрь.

На стоянку выехала карета «скорой помощи», развернулась и задом заехала в гараж. Вскоре она выехала из него и укатила прочь уже с выключенной сиреной.

Паже вышел из гаража.

Теперь он выглядел подавленным, шел нерешительной походкой — короткими шажками, мягко ступая. Увидев Дейсейна, она приблизился к нему с некоторой неуверенностью в себе. На правой стороне его белого халата расплылось пятно крови, а полы и левый рукав были испачканы в черной смазке.

Кровь и смазка — это странное сочетание поразило Дейсейна, но они напоминали ему о только что происшедшей трагедии. Он содрогнулся.

— Я… мне необходимо выпить чашку кофе, — сказал Паже. Он на несколько секунд зажмурился, потом открыл глаза и умоляюще уставился на Дейсейна. — За углом находится кафе. Не могли бы вы… — Он умолк и сделал глубокий вздох. Его всего била дрожь. — Я вывел этого мальчика в мир. — Он покачал головой. — И только ты начинаешь считать себя совершенным доктором, не способным реагировать ни на что, лично касающееся тебя…

Дейсейна охватило чувство сострадания к Паже, он отошел от забора и взял доктора за руку.

— Где находится кафе? Я обо всем позабочусь.

Кафе располагалось в узком кирпичном здании, втиснувшемся между хозяйственным магазином и темным небольшим магазинчиком с надписью «Обувь». Когда они вошли, за ними резко захлопнулась занавешенная дверь. Все заведение пропахло паром и вездесущим Джасперсом. Возле стойки слева сидел один из механиков Шелера — в темно-зеленой куртке и белой кепке — и пил кофе. У противоположного конца стойки сидел какой-то седовласый, с мозолистыми руками мужчина в кожаном переднике и ел сандвич.

Дейсейн провел Паже в кабинку напротив стойки и сел лицом к нему.

Служащий со станции техобслуживания у стойки повернулся и взглянул на них. Дейсейн понял, что перед ним еще один из семейства Шелеров — тот же самый разрез голубых глаз, та же самая коренастая фигура и смуглая кожа. Мужчина, глядя на Паже, поздоровался:

— Привет, док. Я слышал сирену.

Паже оторвал взгляд от стола и посмотрел на говорившего. Глаза Паже потеряли свой блеск. Он сделал два вздоха, отвел взгляд в сторону, а потом снова посмотрел на Шелера.

— Гарри, — с хриплым голосом простонал он, — я… не мог… — Он умолк.

Мужчина слез с высокого стула. Его лицо превратилось в бледную застывшую маску.

— Я сидел здесь… и вдруг почувствовал… — Он провел рукой по губам. — Это был… Билл! — Он повернулся и бросился к выходу из кафе. Дверь хлопнула вслед за ним.

— Это второй сын Шелера, — сказал Паже.

— Он знал, — произнес Дейсейн и вспомнил то переживание на озере, когда он чувствовал связь с остальными людьми на пикнике.

«Жизнь существует, погруженная в океан бессознательного, — напомнил он себе. — Благодаря этому лекарству местные люди приобретают способность видеть этот океан».

Паже несколько секунд внимательно разглядывал Дейсейна, потом сказал:

— Конечно, он знал. Вам когда-нибудь удаляли зуб? Разве вы не ощущаете пустоту на том месте, где он когда-то был?

Стройная рыжеволосая женщина в белом переднике подошла к кабинке. Лицо ее выдавало беспокойство.

— Я принесу вам кофе, — сказала она. Она начала поворачиваться, но потом остановилась. — Я… почувствовала это… И Джим, сосед, пришел сюда с заднего входа и сообщил мне все. Я не знала, как рассказать это Гарри. Он просто продолжал сидеть здесь… плечи его опускались все ниже и ниже… Я… — Она пожала плечами. — Может быть, вы хотите еще что-нибудь, кроме кофе?

Паже покачал отрицательно головой. Потрясенный Дейсейн вдруг понял, что доктор на грани истерики.

Официантка ушла и вскоре вернулась с двумя чашками кофе, потом направилась на кухню… не сказав за все время ни слова. Она тоже почувствовала, как переживает Паже.

Дейсейн вздохнул, поднял свою чашку, поднес ее к губам и остановился. Он почувствовал еще какой-то горький аромат, помимо вездесущего запаха Джасперса. Дейсейн принюхался. Горький запах чувствовался явственно. Струйка пара, поднимавшаяся над темной жидкостью, показалась Дейсейну раздувшейся коброй, поднявшей свою голову с ядовитыми зубами для нанесения смертельного удара.

Дрожащими руками он поставил чашку на стол и посмотрел в глаза Паже. Тот вопросительно глядел на него.

— В этом кофе яд, — выдавил из себя Дейсейн.

Паже посмотрел на свою чашку.

Дейсейн взял у него чашку и понюхал ее. Того горького запаха у нее не было. Он коснулся жидкости языком — она была горячей, он ощутил успокоительное действие Джасперса… кофе…

— Что-то не так?

Дейсейн поднял глаза и увидел официантку, подошедшую к ним.

— В моем кофе яд, — сказал он.

— Чепуха. — Она взяла чашку из рук Дейсейна и собралась было пить из нее, но Паже остановил ее, коснувшись ее руки.

— Нет, Вина, — лучше из этой. — Он дал ей другую чашку.

Официантка внимательно посмотрела на нее, понюхала, потом поставила на стол и бросилась на кухню. Вскоре она вернулась с небольшим желтым коробком. Лицо ее было бледным, как мел, на щеках и носу высыпались веснушки, словно отметины какой-то болезни.

— Порошок для травли тараканов, — прошептала она. — Я… содержимое коробки рассыпалось на полке над прилавком. Я… — Она удрученно покачала головой.

Дейсейн посмотрел на Паже, но доктор старался не смотреть на него.

— Еще один несчастный случай! — произнес Дейсейн, стараясь говорить ровным голосом. — Верно, доктор?

Паже облизал губы.

Дейсейн поднялся из-за столика, отталкивая в сторону официантку. Он взял чашку отравленного кофе и медленно вылил его на пол.

— Ведь несчастные случае происходят, не так ли… Вина?

— Прошу вас, — сказала она. — Я… здесь ни при чем…

— Конечно, вы здесь ни при чем, — перебил ее Дейсейн.

— Вы не понимаете, — сказал Паже.

— Нет, я понимаю, — возразил Дейсейн. — Что же будет в следующий раз? Случайно выстреливший пистолет? А как насчет того, чтобы что-нибудь тяжелое упало мне на голову с крыши? Случайно, разумеется. — Он повернулся и вышел из кафе, потом остановился на тротуаре, чтобы осмотреться.

Такой обычный город. В парке росли такие обычные деревья. Молодая пара, прогуливающаяся по дорожке неподалеку, — тоже такая обычная. Городские звуки — грузовика, ехавшего справа по улице, автомобилей, соек, о чем-то спорящих между собой на верхушке дерева, двух женщин, болтающих на ступеньках дома, находившегося слева от него вниз по улице, — все это было так обыденно.

Занавешенная дверь хлопнула за его спиной. К нему подошел Паже.

— Я знаю, что вы думаете, — сказал он.

— Неужели?

— Я знаю, как вы себе это все представляете.

— Правда?

— Поверьте мне, — начал Паже, — все это просто ужасная цепочка случайных совпадений, которая…

— Совпадений! — Дейсейн повернулся к нему и окинул его пылающим взглядом. — Доктор, сколько еще вы будете играть роль невинного человека? Как долго вы будете продолжать вдаваться в рациональные объяснения, прежде чем признаете, что…

— Джилберт, я скорее отрубил бы себе правую руку, чем допустил бы, чтобы с вами что-нибудь случилось. Это разбило бы сердце Дженни…

— Так вы и вправду не видите это? — спросил Дейсейн голосом, полным страха. — Да, вы не видите это. Вы не хотите заметить это.

— Доктор Дейсейн?

Голос раздался справа от него. Дейсейн повернулся и увидел Гарри — второго сына Шелера. В руке он держал кепку. Он казался моложе, чем в кафе — не больше девятнадцати. В его движениях была некоторая замедленность, вызванная тяжкой утратой.

— Я хотел… — Гарри запнулся. — Мой отец просил передать вам… Мы знаем, что вы не виноваты, что… — Он посмотрел в глаза Дейсейна; взгляд его молил помочь ему.

Дейсейн почувствовал, как близка ему боль этого молодого человека. Поступок Гарри был вполне уместен и понятен здесь. Даже в минуты горестных переживаний Шелеры нашли время, чтобы попытаться снять камень с души Дейсейна.

«Они считают, что я чувствую себя виновным во всем этом», — подумал Дейсейн. И то, что он не испытывал подобного чувства, заставило Дейсейна почему-то почувствовать угрызения совести.

«Если бы я не… — он оборвал эту мысль. — Если бы я не… Этот несчастный случай должен был произойти со мной».

— Не беспокойся, Гарри, — сказал Паже. — Мы все понимаем.

— Спасибо, док. — Он с облегчением посмотрел на Паже. — Папа просил передать вам… машина, грузовик доктора Дейсейна… Мы уже заменили фары. Это все, что мы смогли сделать. Рулевое управление… Вам придется ездить медленнее, пока вы не замените всю переднюю ходовую часть.

— Так вы уже все сделали? — спросил Дейсейн.

— Чтобы поставить новые фары, сэр, много времени не требуется.

Дейсейн перевел взгляд с юноши на Паже. Выражение лица доктора говорило красноречивее всех слов: «Они хотят, чтобы вы убрали грузовик оттуда как можно скорее. Он напоминает об…»

Дейсейн кивнул. Да. Грузовик напоминает им о трагедии. Это было ясно. Ни слова не говоря, он направился в гараж.

Паже прибавил шагу и догнал Дейсейна.

— Джилберт, — сказал он, — я настоятельно прошу, чтобы ты пришел к нам домой. Дженни может…

— Настоятельно?

— Вы ведете себя, как упрямый осел, Джилберт.

Дейсейн подавил вспышку гнева и сказал:

— Я желаю Дженни не больше зла, чем вы. Вот почему никто не будет управлять моими действиями, кроме меня самого. Я вообще не хочу, чтобы вы знали, каким будет мой следующий шаг. Я не хочу, чтобы на моем пути меня поджидал кто-то, подготавливая ваш… очередной несчастный случай.

— Джилберт, вы должны выбросить эту мысль из головы! Никто из нас не желает вам зла.

Сейчас они достигли стоянки, расположенной между станцией техобслуживания и гаражом. Дейсейн посмотрел на приоткрытую дверь гаража, и его внезапно охватило ощущение, что эта дверь — звериная пасть со смертоносными клыками, готовая сомкнуться на нем и проглотить.

Дейсейн не знал, что делать. Он сбавил шаг, потом остановился.

— Что в этот раз? — спросил Паже.

— Ваш грузовик внутри, — сказал Гарри Шелер. — Вы можете ехать на нем и…

— А как со счетом? — спросил Дейсейн, пытаясь затянуть время.

— Я займусь этим, — ответил Паже. — Забирайтесь в кабину, а я тем временем все улажу. А потом мы поедем…

— Я хочу, чтобы грузовик подогнали сюда из гаража, — сказал Дейсейн. Он шагнул в сторону, подальше от распахнутой двери-пасти и всего того, что могло появиться оттуда.

— Я понимаю ваше нежелание возвращаться туда, — заметил Паже, — но вообще-то…

— Гарри, выведи, пожалуйста, грузовик на площадку, — попросил Дейсейн.

Парень уставился на Дейсейна странным взглядом затравленного зверя.

— Ладно, но у меня есть…

— Выведи эту чертову машину сюда! — приказал Паже. — Чушь какая-то!

— Сэр? — Гарри посмотрел на Паже.

— Я же сказал: выведи эту чертову машину сюда! — повторил Паже. — Я уже сыт этим по горло!

Парень нерешительно повернулся к двери в гараж. Он еле волочил ноги по асфальту.

— Послушайте, Джилберт, — начал Паже, — не можете же вы в самом деле верить, что мы…

— Я верю в то, что вижу, — оборвал его Дейсейн.

Паже махнул рукой и отвернулся в раздражении.

Дейсейн прислушивался к звукам, доносившимся из гаража. Но был слышен только шум механических станков.

Хлопнула какая-то дверь. Кажется, дверца его грузовика. Дейсейн узнал звук вращения стартера. Двигатель издал характерный звук, который тут же утонул в грохоте взрыва. Через секунду из дверей гаража вырвались языки пламени.

Паже в ужасе прыгнул назад.

Дейсейн по диагонали побежал мимо него, чтобы заглянуть внутрь гаража. Он увидел, как через дверь в противоположном конце выбегают люди. Его грузовик стоял в среднем проходе в самом центре полыхавшего пламени. Когда он глядел на грузовик, оттуда выбралась фигура, объятая пламенем, споткнулась и упала.

За спиной Дейсейна кто-то пронзительно закричал:

— Гарри!

Ничего не осознавая, Дейсейн бросился сквозь дверь гаража, выхватил юношу из пламени и оттащил в безопасное место. Он успел почувствовать жар пламени и боль. Треск и рев огня заполнял все пространство. Дейсейн почувствовал резкий запах бензина и древесного угля. Он увидел, как огненная река поползла к нему по полу. Ослепительный язычок пламени лизнул то место, где лежал юноша. Послышались крики. Вокруг царила полная неразбериха.

Что-то белое накинули на охваченную пламенем фигуру, которую он тащил. Кто-то помогал ему сбоку. И тут он понял, что уже выбрался из гаража, и Паже своим белым халатом пытается сбить огонь с Гарри.

Кажется, кто-то хотел сделать то же самое с его объятыми пламенем обеими руками и курткой, набросив на них пиджак и спецовку. Потом, когда все закончилось, и одежду убрали, Дейсейн уставился на свои руки — покрасневшие руки, местами черные от копоти, со вздувшимися волдырями. Рукава рубашки и куртки обгорели по локоть.

Он почувствовал резкую боль — невыносимо жгло ладони и руки. Сквозь пелену тумана перед глазами он увидел, как, взвизгнув тормозами, рядом остановилась карета скорой помощи, как потом носилки, на которых на спине лежал Гарри, накрытый халатом, заносят в машину. Чьи-то руки помогли Дейсейну усесться на сиденье рядом с водителем.

Послышались голоса: «Осторожно здесь». «Вези их в клинику, Эд, и не теряй зря времени». «Держите здесь». «Здесь! В этом месте!».

Затем раздался вой сирены, а потом все перекрыл тяжелый грохот двигателей грузовиков.

Дейсейн услышал, как позади кареты скорой помощи донесся голос Паже:

— Хорошо, Эд. Поезжай.

Машина тронулась с места, выехала на улицу, развернулась и начала набирать скорость. Дейсейн посмотрел на водителя и узнал одного из служащих станции техобслуживания, потом бросил взгляд назад.

Там, согнувшись, Паже занимался ранами юноши.

— Он очень плох? — спросил Дейсейн.

— Одежда покрывала почти все тело, — ответил Паже. — Это и спасло. Похоже, благодаря кепке ему удалось защитить лицо от огня, но вот спина сильно обгорела, а также ноги и руки.

Дейсейн пристально посмотрел на юношу.

— Он…

— Мне кажется, мы подоспели вовремя, — поторопился ответить Паже. — Я усыпил его. — Он посмотрел на руки Дейсейна. — Хотите, я и вам сделаю укол?

Дейсейн отрицательно покачал головой.

— Нет.

«Что заставило меня броситься сломя голову спасать его?» — задал себе вопрос Дейсейн. Он действовал чисто инстинктивно. Спасая Гарри, он сам оказался в беспомощном положении. И вот теперь он нуждается в медицинской помощи и едет в машине с двумя сантарожанцами. Дейсейн попытался нащупать то зачаточное шестое чувство, возникавшее в нем благодаря Джасперсу, дававшее ему понимание ситуации, предупреждавшее его об опасности. Он не обнаружил ничего. Кажется, опасность миновала. «Может, именно поэтому я и бросился спасать Гарри! — спросил себя Дейсейн. — Неужели я надеялся умилостивить сантарожанцев, спасая одного из них даже тогда, когда они пытались убить меня?»

— Еще один несчастный случай, — сказал Паже, и вопросительная нотка в его голосе выдавала его сомнения.

Дейсейн встретился с испытующим взглядом доктора и кивнул.

Карета скорой помощи свернула на улицу, обсаженную деревьями, и Дейсейн узнал широкий фасад клиники Паже цвета коричневой гальки. Они проехали чуть дальше и свернули на гравиевую дорожку, которая протянулась вдоль высокого забора и проходила под галереей, выступавшей из двухэтажного кирпичного здания.

Несмотря на боль, Дейсейн отметил, что это здание с улицы не видно за забором и зарослями вечнозеленых растений. Наверное, это часть комплекса, в который входит и дом Паже. Во всем этом, казалось, просматривался определенный смысл.

Санитары в белых халатах выкатили тележку из здания, осторожно вынесли обгоревшего юношу из кареты скорой помощи. Паже открыл дверцу со стороны Дейсейна и сказал:

— Вы сможете добраться сами, Джилберт?

— Я… думаю, что да.

Вытянув вперед руки, Дейсейн выбрался из машины. Все его внимание было поглощено этим действием и пронзившей его тело резкой болью. Лоб и правую сторону лица невыносимо жгло. Кирпичное здание, вертящиеся стеклянные двери, руки, осторожно направлявшие его, — все это внезапно показалось каким-то далеким и нереальным.

«Я теряю сознание», — подумал он. Он понимал, что опасно сейчас впасть в бессознательное состояние. Вздрогнув, он понял, что его усадили в кресло на колесиках и повезли через коридор, окрашенный в зеленый цвет. А после этой мысли все внутри него взорвалось от непереносимой боли. Ему казалось, что он погружается в благословенный покой забвения, физически ощущает невидимые стены своей темницы, которые были созданы то ли этим бессознательным состоянием, то ли болью.

Яркий свет!

Огни светили повсюду. Дейсейн услышал щелканье ножниц, бросил взгляд вниз и увидел ножницы в чьих-то руках, разрезавших рукава куртки и рубашки, удалявших кусочки ткани с обгоревшей плоти.

«Это же моя плоть», — подумал Дейсейн. Он оторвал взгляд от ножниц.

Дейсейн почувствовал, как к левому плечу прикоснулось что-то холодное, как что-то кольнуло его. Потом его кожу кто-то начал оттягивать. Он увидел руку, державшую шприц. Самым важным для Дейсейна в этот момент было следить за происходящим. Он видел свет, вернее, его туманное мерцание, в котором появлялись и исчезали руки и лица. Дейсейн почувствовал, что его начинают раздевать. К рукам и лицу приложили что-то холодное, успокаивающее, скользящее.

«Они сделали мне укол, чтобы я потерял сознание», — подумал Дейсейн. Он попытался думать о грозящей ему опасности, когда он окажется полностью беспомощным здесь. Однако он не мог больше оставаться в сознании, не в силах было ворочать мыслями в этом мерцающем тумане.

Он слышал какие-то голоса. Дейсейн попытался сосредоточить свое внимание на них. Кто-то сказал:

— О Господи! У него же в кармане пистолет!

Другой голос:

— Запиши!

По непонятной причине это развеселило Дейсейна, но тело его не хотело смеяться.

И тогда он подумал о своем грузовике, каким он запомнил его в последний раз, — объятом язычками оранжевого пламени. Он вспомнил, что там находились все его записи. Все улики, которые он с трудом собрал здесь, в Сантароге, исчезли в том огне. «Улики? — подумал он. — Записи… размышления…» Все это еще оставалось в его памяти, и это можно было восстановить.

«Но все воспоминания погибают вместе со смертью человека!» — подумал он.

Каждую частицу его «я» охватил страх. Он попытался закричать, но не смог выдавить из себя и звука. Он попытался шевельнуться. Мышцы не хотели подчиняться.

Когда наступила темнота, последним, что запомнил Дейсейн, была чья-то рука, поднявшаяся вверх и схватившая его.

 

Глава 11

Проснувшись, Дейсейн начал вспоминать сон — разговор с безликими богами.

«Вздымается навозная куча, и рушатся замки», — вспомнил он фразу, которую говорило во сне какое-то существо, и голос его эхом разливался в замкнутом пространстве. «Вздымается навозная куча, и рушатся замки».

Дейсейну показалось очень важным вспомнить весь этот сон. Да. «Я — человек, который пробудился ото сна», — это он пытался втолковать безликим богам. «Я — человек, который пробудился ото сна».

Сон представлялся в его памяти чем-то текучим, каким-то процессом, который был неотделим от его «я», совершавшим в нем безупречные с точки зрения нравственности поступки, но при этом испытывавшим и жестокие муки. И постоянно он чувствовал себя раздраженным и разочарованным чем-то. Он пытался сделать что-то, что изначально было невозможно. И все-таки, что же он пытался сделать? Ответ ускользал от него.

Дейсейн припомнил руку из темноты, которая предшествовала его сну. У него перехватило дыхание, а глаза широко открылись. Он лежал на кровати в комнате все с теми же зелеными стенами. За окном слева от него он мог видеть изогнутую красную ветку мадроньи, маслянистозеленые листья, голубое небо. И только в этот момент он обрел ощущения собственного тела: перевязанные руки болезненно заныли, лоб и правая щека тоже были в бинтах. Горло пересохло, а во рту ощущался кислый привкус.

И все же сон цеплялся за него — это было как бы некое бестелесное существо. Бестелесное. Смерть! Вот он — ключ! Он понял это. Дейсейн вспомнил, как Паже говорил об «общем инстинктивном опыте». Что общего между инстинктом и сном? Инстинкт. Инстинкт. Что такое инстинкт? Врожденное качество, проявляющееся на уровне нервной системы. Смерть. Инстинкт.

«Смотри внутрь себя, смотри внутрь себя, о человек», — говорили ему безликие боги в его сне. Сейчас он вспомнил это и ему захотелось презрительно рассмеяться.

Это был старый синдром «самокопания», болезнь психологов. Внутрь себя, всегда внутрь. Инстинкт смерти присутствовал там наряду со всеми остальными инстинктами. Познать себя? И в этот момент Дейсейн понял, что не сможет познать себя, не умерев. Именно на фоне смерти жизнь и может познать себя самое.

Справа от Дейсейна послышалось покашливание.

Он напрягся и повернул голову в сторону этого звука.

Уинстон Бурдо сидел в кресле рядом с дверью. Карие глаза мавра смотрели с тревогой.

«Зачем здесь Бурдо?» — подумал Дейсейн.

— Я рад, что вы проснулись, сэр, — произнес Бурдо.

В его раскатистом голосе послышались успокоительные нотки любящего поболтать в компании друзей. «Уж не поэтому ли Бурдо и находится здесь? — спросил себя Дейсейн. — Может, Бурдо выбрали для того, чтобы он успокоил и убаюкал жертву?

Но ведь я все еще живой», — подумал Дейсейн.

Если бы они хотели ему зла, то у них перед этим была прекрасная возможность для этого — когда он был беспомощным, без сознания…

— Который час? — спросил Дейсейн, и тут же болью напомнила о себе обожженная щека.

— Уже почти десять. Утро просто великолепное, — заметил Бурдо. Он улыбнулся, обнажая белые зубы на фоне темного лица. — Вы что-нибудь хотите?

При этом вопросе от возникшего внезапно чувства голода скрутило живот. Дейсейн не решался попросить завтрак. «Что может оказаться в любой еде, подаваемой здесь? — спросил он себя.

Голод — это нечто большее, чем просто пустой желудок, — заметил про себя Дейсейн. — Я могу обойтись и без пищи».

— Я хочу узнать, — начал Дейсейн, — почему вы оказались здесь.

— Доктору я показался самым безопасным, — ответил Бурдо. — Я ведь сам когда-то был чужаком из внешнего мира. И могу вспомнить, что это значит.

— Они и вас пытались убить?

— Сэр!

— Ладно… с вами происходили несчастные случаи? — Дейсейн задал вопрос по-другому.

— Я не разделяю мнение доктора относительно… несчастных случаев, — сказал Бурдо. — Когда-то… я считал… Но теперь я понимаю, что ошибался. Люди этой долины не желают зла никому.

— И все же вы здесь, потому что доктор решил, что вы — самый безопасный, — подчеркнул Дейсейн. — И вы не ответили на мой вопрос: с вами происходили несчастные случаи?

— Вы должны понять, — .сказал Бурдо, — что когда вы не знаете, что происходит в долине, то вы можете попасть в… ситуации, когда…

— Значит, с вами действительно происходили несчастные случаи. Уж не для этого ли вы просили прислать вам в тайне от всех посылки из Луизианы?

— Посылки в тайне от всех?

— Да. А как еще расценить то, что вы ездили за ними в Портервилль.

— А, вы узнали об этом. — Бурдо покачал головой и захихикал. — Неужели вы никогда не испытывали ностальгии по сладостям, которые ели в детстве? Я полагал, что мои новые друзья вряд ли поймут меня.

— Так что, все дело только в этом? — усомнился Дейсейн. — А может, однажды утром вы проснулись, трясясь от страха, испугавшись того, что Джасперс, входящий в состав местной пищи, делает с вами?

Бурдо нахмурил брови, потом произнес:

— Сэр, когда я только прибыл сюда, я был невежественным ниггером. Теперь же я образованный негр… и сантарожанец. Я больше не заблуждаюсь, что я…

— Значит, вы все же пытались бороться!

— Да… я боролся. Но вскоре я понял, насколько это глупо.

— Заблуждение.

— Да, действительно: заблуждение.

«Вывести человека из заблуждения, — подумал Дейсейн, — значит создать вакуум. Но чем же тогда заполнить этот вакуум?»

— Скажем так, — начал Бурдо, — что когда-то я разделял ваши заблуждения.

— Это вполне нормально — разделять заблуждения общества, в котором ты живешь, — тихо заметил Дейсейн, скорее, больше самому себе. — Ненормально развивать придуманные тобой заблуждения.

— Хорошо сказано, — похвалил Бурдо.

Дейсейн снова подумал: «Чем же тогда заполнить вакуум? Какие заблуждения у сантарожанцев?»

С одной стороны, он уже понял, что они не способны заметить бессознательное насилие, создавшее несчастные случаи для чужаков. Вернее, большинство из них не способно на это, поправил он себя. Существовала вероятность, что Паже уже начал понимать это. В конце концов, он-то и дал указание Бурдо находиться в этой комнате. И Дженни… — «Не подходи ко мне! Я люблю тебя!»

Дейсейн начал видеть сантарожанцев в новом свете. В них была вычурность древних римлян… и спартанцев. Они были замкнуты в себе, недружелюбны, сдержанны, горды, пресекают любые попытки обмена идеями, которые могли бы… Он остановился на этой мысли, вспомнив о телевизионной комнате в гостинице.

— Та комната, которую вы пытались скрыть от меня, — начал Дейсейн. — В гостинице — комната с телевизионными приемниками…

— На самом деле мы не хотели скрывать ее от вас, — перебил его Бурдо. — В некотором смысле мы скрываем ее от самих себя… и от случайно попадающих в Сантарогу чужаков. Вот почему мы тщательно отбираем наблюдателей. Мы не можем игнорировать телевидение — ведь это ключ к внешнему миру и оно дает богов.

— Богов? — Дейсейн внезапно вспомнил свой сон.

— У них во внешнем мире очень полезные боги, — заметил Бурдо.

— А что такое полезный бог? — спросил Дейсейн.

— Полезный Бог? Это бог, который соглашается со своими почитателями. Понимаете, это дает возможность не быть завоеванным, побежденным.

Дейсейн, отвернувшись от Бурдо, уставился в зеленый потолок. Победить богов? Может, именно поэтому, из-за неудачных попыток победить богов он и испытывал в своем сне постоянное разочарование?

— Я не понимаю, — пробормотал он.

— Вы все еще не избавились от заблуждений внешнего мира, — заметил Бурдо. — Там, во внешнем мире, они на самом деле не пытаются понять Вселенную. Да, они утверждают обратное, но в действительности они стремятся вовсе не к этому. Обратите внимание на то, что они делают. Они пытаются завоевать Вселенную. Боги — только часть Вселенной… даже боги, созданные людьми.

— Значит, раз вы не можете победить их, — начал Дейсейн, — то для того, чтобы не оказаться самому в роли побежденного, полезный бог соглашается с теми, кто совершает на него нападки. Правильно?

— А вы действительно сообразительны, как и говорила Дженни, — заметил Бурдо.

— Значит, чужаки во внешнем мире совершают нападки на своих богов, — продолжал Дейсейн.

— Все, кроме презренных рабов, в душе должны совершать подобные нападки, — сказал Бурдо. — Ведь вы пытаетесь изменить бога? Как по-другому можно назвать это, как не обвинением бога в том, что он не согласен с вами?

— И вы все это узнаете из телевизионных передач?

— Все это из… — Бурдо захихикал. — О нет, доктор Джил… Вы не будете возражать, если я буду называть вас доктором Джилом?

Дейсейн повернулся к Бурдо и увидел вопросительное выражение на лице собеседника. Доктор Джил. Если ответишь, что ты против, то тебя сочтут за упрямого идиота. Но Дейсейн чувствовал, что, дав согласие на это, он сделает шаг назад, сдаст позицию в важной битве. Однако он не видел видимых причин для возражений.

— Как вам будет угодно, — ответил Дейсейн. — Только объясните мне насчет телевидения.

— Это… наше окно во внешний мир, — начал Бурдо. — Весь внешний мир с его постоянной целесообразностью находится там, целый мир — это телевидение. И мы наблюдаем за ним благодаря…

— Постоянной целесообразности? — Дейсейн попытался приподняться на локтях, однако в результате добился лишь того, что заныли от боли его обожженные руки. Он упал обратно на постель, не отрывая взгляда от Бурдо.

— Ну, конечно, сэр. Внешний мир действует по принципу временной целесообразности, доктор Джил. Вы должны знать это. И всегда почему-то выходит так, что временное качество переходит в постоянное. Временный налог, вызванная необходимостью блиц-война, временная жестокость, которой придет конец, как только изменятся определенные условия… правительственные агентства, созданные для постоянного…

— Значит, вы следите за выпусками новостей и черпаете все из…

— Не только из новостей, доктор Джил. Из всего, и наши наблюдатели пишут сжатые отчеты, в которых… Поймите, телевидение показывает все, жизнь внешнего мира. Его жители — зрители. Они ждут, когда все само собой образуется, и не хотят сделать больше, чем нажимать на кнопку выключателя своего телевизора. Они хотят сидеть, откинувшись на спинку кресел, и ждать у моря погоды: вдруг им как-то повезет в жизни. Они смотрят ночные представления, а потом выключают свои телевизоры. Затем отправляются спать — что аналогично тому, как они выключают телевизор. Вся беда в том, что эти ночные представления часто заканчиваются позже, чем они думают. Это ведет к отчаянию — от их неспособности понять это, доктор Джил. А отчаяние в свою очередь ведет к насилию. И вот наступает утро почти для любого из этих бедолаг из внешнего мира, и тогда они осознают, что они ничего не приобретают в этой жизни, сколько бы они ни просидели у телевизора. Да этого и не может произойти, потому что они не принимают участия в жизни. Они никогда не поднимались на подмостки сцены, никогда не обладали ничем настоящим. Это все была иллюзия… заблуждение.

Дейсейн впитывал поток этих слов, их значение и подтекст. Он с ужасом ощущал истинность сказанного Бурдо.

— Итак, они полностью отключаются, — пробормотал Дейсейн.

— Это все телевидение, — заметил Бурдо.

Дейсейн повернул голову и посмотрел в окно.

— Вообще-то вам, доктор Джил, не мешало бы поесть, — произнес Бурдо.

— Нет.

— Доктор Джил, в определенных вещах вы кажетесь мудрым человеком, но вот что касается остальных…

— Не называйте меня мудрым, — прервал его Дейсейн. — Называйте меня человеком с большим жизненным опытом.

— Здесь самая лучшая еда, — продолжал увещевать его Бурдо. — Я пойду и сам приготовлю завтрак. Вам не нужно бояться.

— Я уже не раз обжигался, — заметил Дейсейн.

— Но в огне обжигаются горшки, доктор Джил.

— Уин, я восхищаюсь вами и вы внушаете мне доверие. Вы спасли мне жизнь. Не думаю, что от вас этого ждали, но вы сделали это. Вот почему доктор Паже и направил вас сюда. Но несчастный случай может произойти… даже с вами.

— Мне больно слышать это, доктор Джил. Я не из тех, кто одной рукой кормит кукурузой, а другой пытается запихнуть вам в глотку кочерыжку.

Дейсейн вздохнул. Он обидел Бурдо, но, с другой стороны… Внезапно Дейсейну пришла в голову мысль, что он сидит на какой-то особого рода бомбе. Сантарога прекратила нападения на него, вероятно частично, из-за его нынешней беспомощности. Но эта коммуна способна вернуться к созданию несчастных случаев, если ему вздумается позволить себе нечто, что запрещено здесь.

В этот момент Дейсейн желал лишь одного: оказаться подальше от этой долины. Он отчаянно хотел этого — даже понимая, что для исполнения этого желания он будет объявлен вне закона.

Дверь рядом с Бурдо открылась. В комнату боком вошла медсестра, толкая перед собой тележку. Она повернулась, и Дейсейн узнал ее: Дженни.

Забыв о своих ожогах, Дейсейн приподнялся на локтях.

Дженни посмотрела на него со странной болью в глазах. Ее полные губы были надуты. Длинные черные волосы, аккуратно зачесанные назад, были перехвачены лентой. Она была в белом халате, белых чулках, белых туфлях… без головного убора.

Дейсейн проглотил комок в горле.

— Мисс Дженни, — начал Бурдо. — Что это у вас там, на тележке?

Она ответила, не отводя взгляда от Дейсейна:

— Немного еды для этого сумасшедшего. Я сама приготовила ее.

— Я пытался заставить его поесть, — вздохнул Бурдо, — но он отказался.

— Вы не могли бы оставить нас наедине, Уин? — попросила девушка. — Я хотела бы…

— Доктор сказал, что мне нельзя…

— Уин, пожалуйста… — Она умоляюще взглянула на негра.

Бурдо замялся.

— Ну хорошо… поскольку это ты…

— Спасибо, Уин.

— Двадцать минут. Я буду тут, в коридоре, сразу за дверью, если понадобится, позовете меня.

— Спасибо, Уин. — Дженни снова перевела взгляд на Дейсейна.

Бурдо вышел из комнаты и тихо закрыл дверь за собой.

— Джен, я, — начал Дейсейн, однако девушка перебила его:

— Молчи! Тебе не нужно терять силы. Дядя Ларри сказал…

— Я не собираюсь есть здесь, — заявил Дейсейн.

Дженни топнула ногой.

— Джил, да ты просто…

— Да, я идиот, — закончил он за нее. — Но самое главное — то, что я еще жив.

— Ты только посмотри на себя! Посмотри…

— Как Гарри Шелер?

Немного помолчав, девушка ответила:

— Он будет жить. Останется несколько шрамов, как, впрочем, и у тебя, но ты…

— Они выяснили, что произошло?

— Это был несчастный случай.

— Всего-навсего? Просто несчастный случай?

— Сказали, что что-то сломалось в топливном насосе… слабый контакт в электропроводке одной из фар и…

— Несчастный случай, — закончил за нее Дейсейн. — Ясно. — Он опустился на подушку.

— Я принесла тебе яиц, гренок и меда, — сказала Дженни. — Ты должен поесть что-нибудь, чтобы поддержать свои…

— Нет.

— Джил!

— Я сказал «нет».

— Чего ты боишься?

— Еще одного несчастного случая.

— Но ведь я сама приготовила еду!

Он повернул голову, пристально посмотрел на нее и сказал тихим голосом:

— Не подходи ко мне. Я люблю тебя.

— Джилберт!

— Ведь ты говорила эти слова, — напомнил он ей.

Ее лицо побледнело. Она прислонилась к тележке, вся дрожа.

— Я знаю, — прошептала она. — Иногда я могу чувствовать… — Она подняла глаза, по щекам потекли слезы. — Но я действительно люблю тебя. И сейчас ты ранен. Я хочу позаботиться о тебе. Мне необходимо позаботиться о тебе. Вот, смотри! — Она подняла крышку над одной из тарелок, стоявших на тележке, зачерпнула ложкой и положила себе в рот.

— Дженни, — прошептал Дейсейн. Страдальческий взгляд, сила его любви к ней… ему захотелось заключить ее в объятия и…

Глаза Дженни расширились. Она протянула обе руки к горлу. Она пыталась что-то произнести, но не могла выдавить из себя ни звука.

— Дженни!

Она затрясла головой, глаза ее закатились.

Дейсейн отбросил покрывала с постели, поморщился от боли, которая пронзила его руки. Но он не обращал внимания на эту боль и, соскользнув на холодный, покрытый кафелем пол, выпрямился. И тут же почувствовал головокружение.

Дженни, все еще держа руки у горла, пятилась к двери.

Дейсейн направился к ней, чувствуя, как больничная пижама хлещет по ногам. Двигаться было неимоверно трудно, ноги были как ватные.

Неожиданно Дженни рухнула на пол.

Дейсейн, вспомнив о Бурдо, закричал:

— На помощь! Уин! На помощь! — Он споткнулся и вцепился в край тележки, толкая ее вперед.

Когда дверь распахнулась, Дейсейн беспомощно сидел на полу. Бурдо остался стоять на пороге, глядя на него, потом посмотрел на Дженни, лежавшую на полу с закрытыми глазами, подняв колени и тяжело дыша.

— Позовите врача, — хриплым голосом произнес Дейсейн. — Что-то в еде. Она съела немного…

Бурдо сразу понял его, повернулся и выбежал в коридор, оставив дверь открытой.

Дейсейн пополз к Дженни. Комната качалась и изгибалась под ним. Руки дрожали. В тяжелом дыхании Дженни он услышал свист, отчего ему захотелось броситься к ней, но на это не было сил. Он преодолел всего несколько футов, когда в комнату ворвался Паже, а сразу за ним — Бурдо.

Паже, лицо которого представляло мертвенно-бледную маску, опустился на одно колено рядом с Дженни, потом указал на Дейсейна:

— Отнесите его в постель.

— Еда на тележке, — прохрипел Дейсейн. — Она съела немного.

Светловолосая медсестра в белом чепчике, закатив в комнату тележку, склонилась над Паже. Но дальше Дейсейн уже не мог видеть их — Бурдо, взяв его в охапку, понес его к кровати.

— Вы останетесь здесь, доктор Джил, — сказал Бурдо. Он повернулся и посмотрел в сторону двери.

— Аллергическая реакция, — констатировал Паже. — Сужение гортани. Дайте мне двойную трубку — придется как следует продуть ее.

Медсестра передала Паже что-то, и он стал колдовать над Дженни, стоя спиной к Дейсейну, закрывая тем самым обзор.

— Атропин, — сказал Паже.

И снова он взял у медсестры что-то.

Дейсейну было трудно сосредоточить свое внимание на них. Страх сдавил горло. «Почему я так ослаб? — подумал он. — Господи милостивый, не дай умереть ей! Прошу тебя, спаси ее!»

В дверях появились лица из числа обслуживающего персонала клиники с округлившимися глазами, молчаливые.

Паже, оторвав взгляд от Дженни, произнес:

— Нужны носилки на подставке с колесиками.

Несколько лиц тут же исчезло. Вскоре из коридора донеслись звуки колес.

Паже выпрямился и сказал:

— Больше ничего здесь я не могу сделать. Положите ее на носилки — голова должна находиться ниже ног. — Он повернулся к Дейсейну. — Что она съела?

— Она попробовала… — Дейсейн указал на тележку с едой. — Она с чего-то сняла крышку. Яйца?

Паже шагнул к тележке, поднял тарелку и понюхал ее. Дейсейн увидел, как за его спиной двое санитаров с медсестрой поднимают Дженни и несут ее к двери. На секунду мелькнуло ее мертвенно-бледное лицо с трубочкой, свисавшей с уголка рта.

— Это яд? — спросил Бурдо хриплым голосом.

— Конечно, это яд, — резко ответил Паже. — Действует, как аконит. — Он схватил тарелку и выбежал из комнаты.

Дейсейн слушал, как звуки колес и быстрые шаги затихали в коридоре, пока Бурдо не закрыл дверь, заглушив все звуки.

Все тело Дейсейна покрылось потом. Он безвольно лежал на постели, наблюдая за тем, как Бурдо закутывает его в одеяла.

— На одно мгновение, — произнес вдруг Бурдо, — мне… мне показалось, что вы причинили Дженни вред.

«Она не может умереть», — подумал Дейсейн.

— Простите, — попросил извинения Бурдо, — я знаю, вы никогда не причинили бы ей вреда.

— Она не может умереть, — прошептал Дейсейн.

Он поднял взгляд и увидел, как по щекам негра потекли сверкающие струйки слез. И это вызвало почему-то гнев в Дейсейне. Он чувствовал, ка гнев закипает в нем, но не способен был остановить это. Его обуяла ярость! И направлена она была не на Бурдо, а на ту бестелесную сущность Сантароги, то коллективное существо, которое пыталось использовать женщину, которую он любил, чтобы убить его. Он пронзил взглядом Бурдо.

— Доктор Ларри не допустит, чтобы с Дженни что-нибудь случилось, — сказал Бурдо. — Он…

Увидев блеск в глазах Дейсейна, Бурдо инстинктивно попятился.

— Убирайтесь отсюда! — прохрипел Дейсейн.

— Но ведь доктор сказал, чтобы я…

— Доктор Джил приказывает вам убираться отсюда ко всем чертям!

На лице Бурдо застыла упрямая гримаса.

— Я не оставлю вас одного.

Дейсейн рухнул на постель. Что он мог поделать?

— Прошлой ночью вы перенесли страшный шок, — продолжал Бурдо. — Пришлось даже сделать вам переливание крови. Вас нельзя оставлять одного.

«Значит, они сделали мне переливание? — подумал Дейсейн. — Почему они не убили меня тогда? Наверное, потому что хотели спасти мне жизнь ради Дженни!»

— Вы все так беспокоитесь о Дженни, — заметил Дейсейн. — Но сделали так, что она едва не убила меня. Конечно, это нарушило бы ее психику, но разве имеет это какое-либо значение, верно? Пожертвовать Дженни, вот ваш приговор, вы, стая…

— Вы разговариваете, как сумасшедший, доктор Джил, — перебил его Бурдо.

Так же быстро, как возник, гнев покинул Дейсейна. К чему эти нападки на бедного Уина? Да и вообще какой смысл в нападках на всех сантарожанцев? Они не в состоянии видеть дальше собственного носа. Он почувствовал себя опустошенным. Конечно, эти слова кажутся Бурдо безумными. То, что для одного общества имеет смысл, другому кажется ненормальным.

Дейсейн проклял слабость, которая охватила его тело.

«Перенесли страшный шок».

Дейсейн подумал, что же он станет делать, если Дженни умрет. Это было удивительное тройственное ощущение: часть его горестно вздыхала от этой мысли, другая часть проклинала судьбу, которая загнала его в этот угол… а еще одна часть его все время занималась анализом, анализом, анализом…

«Насколько перенесенный мною шок был усугублен Джасперсом? Может быть, я стал таким же чувствительным, как и сантарожанцы?

Они тут же убьют меня, если Дженни умрет», — подумал он.

— Я буду просто сидеть здесь, возле двери, — сказал Бурдо. — Если вам что-нибудь понадобится, обязательно скажите мне.

Он сел на стул лицом к Дейсейну, сложив руки на груди, — просто вылитый охранник.

Дейсейн закрыл глаза и подумал: «Дженни, пожалуйста, не умирай». — Он вспомнил объяснения Паже того, каким образом Гарри Шелеру стало известно о смерти брата.

Пустое пространство.

«Какой клеткой своего организма я ощущаю Дженни?» — задал себе вопрос Дейсейн.

Его беспокоило то, что он не способен зондировать свои ощущения внутри себя, и только присутствие Дженни успокаивающе действовало на него. И это было самым важным для него. Она должна была быть рядом. Только сантарожанец мог принести ему спокойствие.

«Но я не сантарожанец».

Дейсейну казалось, что он ходит по лезвию бритвы, с одной стороны которой — огромный бессознательный океан мира людей, в котором он родился, а с другой — озеро спокойствия, где каждая его капелька знает соседние.

Он услышал, как открылась дверь, и сразу же ощутил, как в бессознательном океане начала зарождаться буря, а поверхность озера поколебал лишь легкий ветерок. Ощущение того, что он балансирует, ослабло. Дейсейн открыл глаза. Посреди комнаты стоял Паже. Вокруг его шеи висел стетоскоп. В глазах застыла усталость. Он внимательно смотрел на Дейсейна задумчивым хмурым взглядом.

— Дженни? — прошептал Дейсейн.

— Она будет жить, — ответил Паже. — Но смерть была рядом.

Дейсейн закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Сколько же еще подобных несчастных случаев будет у нас? — спросил он. Он открыл глаза и встретился со взглядом Паже.

Бурдо подошел к Паже и сказал:

— Он говорил как сумасшедший, доктор Ларри.

— Уин, прошу тебя, ты не мог бы на секунду оставить нас вдвоем? — попросил Паже.

— Вы уверены, что так нужно? — Бурдо с хмурым видом посмотрел на Дейсейна.

— Прошу тебя, — повторил Паже. Он перенес стул к кровати Дейсейна и сел перед ним.

— Я буду сразу за дверью, — сказал Бурдо.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

— Вы огорчили Уина, а это довольно трудно сделать, — заметил Паже.

— «Огорчили…» — тупо повторил Дейсейн, глядя на собеседника. Потом спросил: — Что вы думаете по поводу того, что случилось?

Паже посмотрел на свою правую руку, сжал ее в кулак, потом раскрыл его. Он покачал головой.

— Мне бы не хотелось показаться вам, Джилберт, легкомысленным человеком. Я… — Он посмотрел на Дейсейна. — Должно ведь быть какое-то разумное, рациональное объяснение.

— Значит, вы не думаете, что слово «несчастный случай» объясняет все это.

— Вообще-то несчастные случаи происходят…

— Мы оба знаем, что в данных случаях об использовании выражения «несчастный случай» в его привычном значении не может быть и речи, — перебил его Дейсейн.

Паже вскинул руки и откинулся на спинку стула. Он сжал губы, потом произнес:

— Хорошо, с психиатрической точки зрения…

— Давайте без этого! — рявкнул Дейсейн. — Сейчас вы заведете старую пластинку насчет «невротической предрасположенности к несчастном случаям», о каких-то нарушениях в психике, из-за чего человек не способен контролировать свои действия. Куда же делся этот контроль тогда, на мосту? Или же тот случай с мальчиком с луком и стрелой, или же…

— Мальчик с луком и стрелой?

Дейсейн, плюнув на свое обещание, рассказал об инциденте в парке и добавил:

— И как быть с подъемником в гараже или пожаром? И как вы объясните яд в еде, которую приготовила Дженни… именно Дженни! Еда, которую она…

— Вы правы! У вас есть все основания…

— Основания? Да у меня целая совокупность фактов, подтверждающих то, что Сантарога пытается убить меня. Вы уже убили ни в чем не повинного молодого человека. Едва не убили Дженни. Кто следующий?

— Во имя Господа, почему мы должны…

— Чтобы ликвидировать угрозу. Разве это не очевидно? И я — эта угроза.

— Да, теперь действительно…

— Именно теперь! Не считаете ли вы совершенно нормальным, если бы я увез Дженни из этой сумасшедшей долины и свистнул в свисток?

— Дженни не оставит свою… — Он замолчал. — Свистните в свисток? Что вы имеете в виду?

— Послушайте, кто из нас заставляет рыдать ангелов? — спросил Дейсейн. — Вы божитесь, что любите Дженни и не хотите ей зла. Но разве есть что-то более ужасное, чем использование ее в качестве орудия моей смерти?

Паже побледнел и два раза прерывисто вздохнул.

— Она… Должно же быть… Что вы имеете в виду под словами «свистнул в свисток»?

— Инспектор департамента труда когда-нибудь изучал сложившуюся систему детского труда в вашей школе? — спросил Дейсейн. — А как насчет государственного департамента умственной гигиены? По данным, которые вы предоставляете, в Сантароге нет случаев умственного помешательства.

— Джилберт, вы не понимаете, о чем говорите.

— Неужели? А как насчет антиправительственной пропаганды в вашей газете?

— Мы не выступаем против правительства, Джилберт, мы…

— Что? Да я никогда раньше не видел такой…

— Пожалуйста, позвольте мне все же закончить. Мы не выступаем против правительства — мы против порядков во внешнем мире. Это две совершенно разных вещи.

— Вы считаете, что — все люди там… сумасшедшие?

— Мы считаем, что они сожрут сами себя.

«Безумие, безумие», — подумал Дейсейн. Он уставился в потолок. Все его тело покрылось потом. Та эмоциональность, с которой он спорил с Паже…

— Почему вы поручили Бурдо наблюдать за мной?

Паже пожал плечами.

— Я… на тот случай, если вы окажетесь правы в своих…

— И вы для этого выбрали Бурдо. — Дейсейн снова посмотрел на Паже. Казалось, тот сражался сам с собой, нервно сжимая и разжимая кулаки.

— Причины вполне очевидные, — произнес он.

— Вы не позволите мне выехать из долины, не так ли? — спросил Дейсейн.

— Вы не в том физическом состоянии, чтобы…

— Так смогу ли я когда-нибудь уехать?

Паже встретил пристальный взгляд Дейсейна.

— Как мне доказать вам, что мы на самом деле…

— Есть ли здесь какое-либо место, где я мог бы оградить себя от всяких несчастных случаев? — спросил Дейсейн.

— Оградить себя от… — Паже покачал головой.

— Вы ведь хотите доказать, что у вас только честные намерения относительно меня, — заметил Дейсейн.

Паже сжал губы, потом сказал:

— В пентхаузе на крыше есть отдельная комната-изолятор — со своей кухней, удобствами, все, что надо для проживания. Если вы…

— Может ли Бурдо провести меня туда и не убить при этом?

Паже вздохнул.

— Я сам доставлю вас туда, как только смогу…

— Нет, Бурдо.

— Ладно, если вы так хотите. Вас могут перевезти в кресле.

— Я пойду пешком.

— Вы еще слишком слабы, чтобы…

— Я найду силы. Бурдо поможет мне.

— Очень хорошо. Что же касается еды, мы можем…

— Я буду есть из консервных баночек, выбранных наугад на рынке. Бурдо будет покупать их для меня, пока я…

— Послушайте…

— Вот так все и будет, доктор. Он будет предоставлять мне широкий ассортимент, а я буду наугад выбирать что-нибудь.

— Вы принимаете ненужные…

— Давайте попробуем и посмотрим, сколько еще произойдет несчастных случаев.

Паже несколько секунд внимательно смотрел не него, потом сказал:

— Как скажете.

— А как быть с Дженни? Когда я смогу встретиться с ней?

— Она перенесла сильное потрясение, да еще это жестокое отравление. По моему мнению, никому не следует ее навещать, если только…

— Я не покину комнату до тех пор, пока не пойму, что мне ничего не угрожает, — произнес Дейсейн. — Когда она сможет прийти ко мне?

— Наверное, через несколько дней. — Паже направил на Дейсейна указательный палец. — А теперь выслушайте меня, Джилберт. Вы никогда не сможете убедить Дженни выехать из долины. Она никогда не согласится.

— Пусть это решит сама Дженни.

— Хорошо. — Паже кивнул. — Сами убедитесь. — Он направился к двери и открыл ее. — Уин?

Бурдо прошел мимо Паже в комнату.

— Он все еще говорит как сумасшедший, доктор Ларри?

— Мы собираемся провести один эксперимент, Уин, — сказал Паже. — Здоровье доктора Дейсейна и счастье Дженни требует, чтобы он переселился в отдельную комнату-изолятор. — Паже указал пальцем на потолок. — Он хочет, чтобы ты помог ему перебраться туда.

— Сейчас возьму кресло на колесиках, — произнес Бурдо.

— Доктор Дейсейн хочет идти пешком, — остановил его Паже.

— А он в состоянии это делать? — Озадаченный Бурдо повернул к Дейсейну нахмурившееся лицо. — Он слишком слаб, чтобы просто постоять на ногах несколько…

— Кажется, доктор Дейсейн полагается на твою силу, — заметил Паже. — Думаешь, справишься?

— Я могу понести его, — предложил Бурдо, — но это будет выглядеть, как…

— Обращайся с ним с такой же осторожностью, как с беспомощным младенцем, — указал Паже.

— Как скажете, доктор Ларри.

Бурдо прошел к кровати, помог Дейсейну сесть на край постели. Голова Дейсейна закружилась. Комната начала вращаться, и он как в тумане увидел, как Паже прошел к двери, открыл ее и, обернувшись, посмотрел на Бурдо.

— Мое влияние будет ощущаться всюду в течение некоторого времени, — произнес Паже. — Вы не против того, Джилберт, если я время от времени буду заглядывать к вам — исключительно в медицинских целях?

— Пока вы не расскажете мне о своих намерениях в отношении меня, не возражаю, — ответил Дейсейн.

— Только должен предупредить вас, что бинты надо изредка менять.

— Может Уин делать перевязку?

— Ваше доверие к Уину очень трогательно, — заметил Паже. — Я уверен, что это и на него произвело впечатление.

— Так может он…

— Да, я уверен, что может, получив у меня инструкции.

— Ну, тогда все в порядке, — вздохнул Дейсейн.

С помощью Бурдо Дейсейн поднялся на ноги. Несколько секунд он постоял, тяжело дыша, опершись на плечо Бурдо. Паже вышел из комнаты, оставив дверь открытой.

— Вы уверены, что сможете идти, сэр? — спросил Бурдо.

Дейсейн попытался сделать шаг. Колени как бы стали резиновыми, и он бы упал, если бы Бурдо не поддерживал его.

— Мы поедем на лифте? — спросил Дейсейн.

— Да, сэр. Это прямо по коридору.

— Тогда пошли к нему.

— Да, сэр. Извините, сэр. — Бурдо наклонился и, взяв Дейсейна на руки, повернулся и направился к двери.

Перед глазами Дейсейна промелькнуло удивленное лицо какой-то медсестры, шедшей по коридору. Он почувствовал себя дураком, оказавшись в этом беспомощном положении… но что он мог поделать? Медсестра хмурым взглядом окинула Бурдо, который, не обращая на нее никакого внимания, нажал локтем на кнопку вызова лифта. Медсестра, громко стуча каблуками, пошла дальше по коридору.

С легким свистом двери лифта разъехались.

Бурдо занес Дейсейна в кабину и локтем нажал на кнопку, помеченную буквой «р».

Во рту Дейсейна пересохло. Двери лифта закрылись. Он уставился в кремовый потолок, на молочные продолговатые лампы и подумал: «Они без всяких колебаний пожертвовали Дженни. Почему же потом они не подумали о Бурдо? Что, если лифт сорвется и разобьется вдребезги?»

Послышалось слабое жужжание. Дейсейн почувствовал, как лифт начал подниматься. Вскоре дверцы разъехались в стороны, и Бурдо вынес его из кабины. Дейсейн увидел холл с кремовыми стенами, дверь из красного дерева, на которой висела табличка «Изолятор», а потом они оказались внутри.

Это была длинная комната с тремя кроватями. За окнами чернела смолянистая крыша. Бурдо положил Дейсейна на ближайшую кровать и отошел назад.

— Кухня там, — он указал на вертящуюся дверь в конце комнаты. — Ванная — за этой дверью. — Она находилась как раз напротив кровати Дейсейна, и справа от нее находилось еще две. — А эти двери — в туалет и лабораторию. Вас это устраивает, доктор?

Дейсейн, встретив испытующий взгляд Бурдо, ответил:

— Посмотрим. — Он выдавил из себя грустную улыбку и объяснил, как будет питаться.

— Консервированная пища, сэр? — переспросил Бурдо.

— Я полагаюсь на вас, вы знаете это, — ответил Бурдо. — Ведь вы были… в таком же, как и я, положении… когда-то. Мне кажется, вы симпатизируете мне… подсознательно. Я рассчитываю, что… — Дейсейн слегка пожал плечами.

— Именно этого доктор Ларри и хочет от меня?

— Да.

— Я должен буду наугад выбирать консервы на рынке?

— Правильно.

— Ну, это выглядит идиотизмом, сэр… но я сделаю так, как вы просите. — Он, что-то бормоча под нос, вышел из комнаты.

Дейсейн с трудом забравшись под одеяла, некоторое время лежал восстанавливая силы. Дальше крыши виднелся ряд верхушек деревьев — высоких вечнозеленых — на фоне безоблачного голубого неба. В комнате царила абсолютная тишина. Дейсейн глубоко вздохнул. Действительно ли он здесь будет в безопасности? Ведь ее выбрал сантарожанец. Но этот сантарожанец был выведен из психического равновесия собственными сомнениями.

Впервые за последнее время Дейсейн понял, что может расслабиться. Огромная усталость навалилась на него.

«Откуда взялась эта неестественная слабость?» — подумал он.

Ее нельзя было объяснить последствием потрясения или полученными ожогами. Казалось, что это было вызвано ранами в его душе, затронув и его тело; все его мышцы получили приказ бездействовать.

Дейсейн закрыл глаза.

В красном сумраке, не видя ничего, Дейсейну казалось, что он разбит на мелкие кусочки, его внутреннее «я» съежилось в ужасе. «Нельзя двигаться, — подумал он. — Двигаться — значит привлечь к себе беду, которая, возможно, окажется ужаснее самой смерти».

Непроизвольно задрожали ноги, а зубы застучали. Он попытался успокоиться, открыл глаза и уставился в потолок.

«Это реакция на Джасперс», — решил он.

Комнату наполнял его запах. Аромат резко бил в ноздри. Дейсейн потянул носом и повернулся к металлической тумбочке, стоявшей возле кровати. Потом потянулся к полуоткрытому ящику, вытянул его и заглянул внутрь.

Там ничего не было.

Но еще совсем недавно в нем находилось что-то от Джасперса.

Что же?

Дейсейн оглядел всю комнату. Изолятор, сказал Паже. Но вот только от чего изолируют здесь? Что? И зачем?

Он проглотил комок в горле и прилег на подушку.

Ужасающая усталость охватила его. Дейсейн почувствовал, что вот-вот провалится в зеленые воды забытья. Отчаянным усилием воли он заставил себя держать глаза открытыми.

Где-то раздались чьи-то стенания.

Безликий бог захихикал.

Открылась входная дверь.

Дейсейн заставил себя не двигаться, боясь, что если он повернет голову, то провалится в глубины забытья и утонет в…

В поле зрения оказался Паже, внимательно глядящий на него сверху вниз. Доктор приподнял веко и осмотрел глаз.

— Проклятье, вы все еще продолжаете бороться с этим! — воскликнул он.

— Бороться с чем?! — прошептал Дейсейн.

— Я совершенно не сомневался, что, потратив столько сил, вы уже должны были быть без сознания, — ответил Паже. — А ведь вы не собираетесь в ближайшее время подкрепить свои силы.

И в этот момент Дейсейн почувствовал, как болезненно заныло в пустом желудке. Он цеплялся за эту боль. Она помогала ему не дать утонуть в захлестывающих его зеленых волнах.

— Вот что я вам скажу, — произнес Паже. Он исчез из поля зрения Дейсейна. Затем послышалось скрипучее ворчание: — Я просто буду сидеть здесь и наблюдать за вами, пока Уин не вернется сюда с чем-нибудь, что вы запихнете себе в рот. Я не буду нападать на вас и не позволю кому-нибудь другому прикоснуться к вам. Перевязка может подождать. Более важно сейчас для вас — отдохнуть. Если сможете, то поспите. Перестаньте бороться с этим.

«Сон! Боги, как же усталость манит забыться сном!

Так все же, бороться с чем?»

Дейсейн попытался еще раз сформулировать этот вопрос, но не было сил. Их хватало лишь на то, чтобы просто цепляться за крошечный ослепительно сияющий островок сознания и продолжать всматриваться в кремовый потолок.

— Ведя эту борьбу, вы пытаетесь выбраться из трясины, все более засасывающей вас. Что заставляет меня подозревать, что в вашей теории есть какое-то зерно истины. Мы все еще не избавились до конца от подсознательно спрятанного в нас насилия.

Монотонный голос Паже действовал гипнотически. Фразы проносились мимо сознания Дейсейна.

«…Эксперимент по приручению людей… выведенных из экзальтации, из неизменяющихся условий… должны заново воспитать в людях чувство понимания… ничего нового: человечество всегда сражается с какими-либо проблемами… сродни религиозному переживанию — создание нового слоя теоботаников… не отрекаться от жизни или от понимания жизни… поиск общества, которое меняется постепенно, по мере удовлетворения нужд его членов…»

В голове Дейсейна раздался громогласный шепот одного из безликих богов: «Слушай мою заповедь, данную тебе: бедняк не может позволить себе жить по принципам, а богач не нуждается в них».

Дейсейн лежал неподвижно в полной тишине.

Он боялся шевельнуться.

Он ощущал, что ниже него живет и работает мир Сантароги, а он лежит здесь, выше этого мира. Что-то манило его. Такое знакомое. Он чувствовал близость этого знакомого мира, но старался отогнать от себя мысль о нем. Сантарога пыталась убаюкать его обманчивыми масками, за которыми скрывались булыжники притворства и коварного замысла. И все равно она манила. Она подходила ему. Он чувствовал, как с бурным удовольствием протягивает руки к этому миру, но отшатнулся назад, испуганный этими булыжниками, которые были повсюду, образуя темный покров над жизнью, наполняя его кремового цвета тоской — успокаивающей, манящей, сахаристой.

И все равно она манила.

Он не мог преодолеть соблазн в виде ослепительно сверкающих пиротехнических средств, палитры цветов, режущих глаза.

И все это был обман.

Он чувствовал это — что все это обман, множество стереотипов и хорошо усвоенных условных рефлексов.

Он ненавидел этот мир.

«Который? — спросил он себя. — Сантарогу… или же тот, внешний?»

Что-то ухватилось за плечо Дейсейна.

Он пронзительно закричал.

Вынырнув из сна, Дейсейн понял, что стенает и что-то бормочет. Несколько секунд потребовалось ему, чтобы прийти в себя. Куда же делись безликие боги?

Паже склонился над ним и положил руку на его плечо.

— Вам снился кошмар, — сказал Паже. Он убрал руку. — Только что вернулся Уин с едой — вот она.

Желудок Дейсейна стиснул спазм.

Бурдо стоял справа от него у соседней кровати, на которой находился ящик, доверху заполненный консервными банками.

— Принесите мне открывалку и ложку, — попросил Дейсейн.

— Просто скажите мне, какую банку вы выбрали, и я открою ее, — предложил Бурдо.

— Я сам сделаю это, — не согласился Дейсейн. Он приподнялся на локтях. Руки задрожали, но почувствовал он себя сильнее — словно отчаяние давало ему дополнительные силы.

— Ладно, ублажи его, — сказал Паже, видя нерешительность Бурдо.

Тот пожал плечами и вышел из комнаты в дверь, находившуюся рядом с кроватью.

Дейсейн отбросил простыни. Жестом он отверг помощь Паже, потом коснулся ногами холодного пола. Он глубоко вздохнул и качнулся в сторону соседней кровати. Дейсейн чувствовал силу в коленях, но понимал, что еще довольно слаб.

Бурдо вернулся и передал Дейсейну открывалку с вращающейся рукояткой.

Дейсейн присел рядом с ящиком и вынул оттуда большую зеленую банку, даже не глядя на этикетку. Потом он вскрыл ее, взял предложенную Бурдо ложку и отогнул крышку.

Бобы.

Из открытой банки ударил запах Джасперса. Дейсейн посмотрел на этикетку: «Упаковано кооперативом Джасперса». Дальше шли даты изготовления и поступления в продажу, а также указание: «Продажа в других штатах запрещена. Подвергнуто обработке в декабре 1964 года».

Дейсейн внимательно посмотрел на банку. «Джасперс? Этого не может быть. Эта продукция не предназначена для перевозки. Его невозможно сохранить от…»

— Что-то не так? — спросил Паже.

Дейсейн еще раз осмотрел банку с сияющей, блестящей этикеткой.

«Бобы в мясном соусе с говядиной», — прочитал он желтые буквы.

Дейсейн, не обращая внимания на соблазнительный аромат, шедший от банки, посмотрел на ящик. Он попытался вспомнить, расслышал ли он, когда открывал банку, характерный свист, свидетельствующий о нарушении герметичности… и не мог вспомнить.

— Что-то не так? — повторил вопрос Паже.

— Все должно быть в порядке, — заметил Бурдо. — Вся продукция поступает от частных ферм.

Дейсейн оторвал взгляд от ящика. Насколько он мог видеть, на всех банках были наклеены этикетки кооператива Джасперс. «Частные фермы?»

— Вот, смотрите, — сказал Паже. Он взял из рук Дейсейна банку и ложку, попробовал бобы и улыбнулся. Потом вернул банку и ложку Дейсейну, который автоматически взял их.

— Здесь нет никакого подвоха, — убеждал Паже.

— Лучше и не может быть, — сказал Бурдо. — Это из частной лавки Пита Маджи, прямо с частной фермы.

— Это ведь Джасперс, — прохрипел Дейсейн.

— Конечно, — согласился Паже. — Законсервировано прямо здесь для местного потребления. Долгое время хранится на складе, чтобы сохранить свою силу. Однако аромат Джасперса быстро исчезает, когда банка открыта, так что вам лучше начать есть. У вас в распоряжении пять — десять минут… — Он захихикал. — Благодарите судьбу, что вы здесь, в долине. Если бы вы были во внешнем мире и открыли эту банку, то аромат исчез бы за несколько секунд.

— Почему?

— Влияние чужеродной окружающей среды, — ответил Паже. — Так что давайте, ешьте. Вы ведь видели, как я попробовал бобы. И ничего со мной не случилось.

Дейсейн слизнул кончиком языка немного соуса. Во рту появилось успокаивающее ощущение, и оно разлилось по всему телу. Соус показался ему восхитительным. Он запихал в рот полную ложку, наспех прожевал и проглотил.

Бобы с Джасперсом оказались в его желудке. Он почувствовал глухие удары внутри себя.

С округлившимися глазами Дейсейн повернулся к Бурдо и увидел удивление в карих глазах негра. Эти глаза вместе с высыпавшими на его лице светло-желтыми веснушками очаровывали. Внимание Дейсейна привлекла банка. Он заглянул в нее.

Там ничего не было.

Дейсейн испытывал странное ощущение — словно его память быстро прокручивалась назад подобно обратной перемотке магнитофонной записи: вот его рука торопливо запихивает содержимое ложки из банки в рот. Смутное воспоминание о проглатывании пищи.

Сейчас он понял, что же стучало внутри него — это стучало его сознание. Больше он не чувствовал голода.

«Мое тело делало это, — подумал Дейсейн. Его охватило чувство удивления. — Мое тело делало это».

Паже из безвольных пальцев Дейсейна взял пустую банку и ложку. Бурдо помог Дейсейну вернуться в постель, натянул поверх его простыни и поправил их.

«Мое тело сделало это», — снова подумал Дейсейн.

Словно бы произошло переключение внутри него, и с мыслью, что влияние Джасперса слабеет, его сознание прояснилось.

— Ну вот, — произнес Паже.

— А как же быть с бинтами? — спросил Бурдо.

Паже осмотрел повязку на щеке Дейсейна, наклонился ближе и понюхал ее, потом выпрямился.

— Возможно, сегодня вечером, — сказал он.

— Вы поймали меня в ловушку, не так ли? — спросил Дейсейн и пристально посмотрел на Паже.

— Ну вот, он снова бредит, — заметил Бурдо.

— Уин, — начал Паже, — я знаю, что у тебя есть кое-какие личные дела. Почему бы тебе сейчас не заняться ими и оставить меня одного с Джилбертом? Постарайся вернуться к шести.

— Я могу позвонить Вилле и попросить ее…

— Не стоит беспокоить дочь, — перебил его Паже. — Иди и…

— Но что если…

— Никакой опасности не существует, — поторопился заверить его Паже.

— Как скажете, — вздохнул Бурдо. Он направился к двери, ведущей в коридор, на секунду остановился в дверях и внимательно посмотрел на Дейсейна, потом вышел из комнаты.

— Что вы хотите сообщить мне такого, чего не должен слышать Уин? — спросил Дейсейн.

— Ну вот, он снова бредит, — повторил Паже фразу Бурдо.

— Наверное, что-то…

— Да нет у меня никаких тайн!

— И тем не менее вы попросили его наблюдать за мной… потому что он особенный, — заметил Дейсейн. Он глубоко вздохнул, чувствуя необыкновенную ясность в мыслях и встревоженность в сознании. — Уин оказался… безопасным для меня.

— Уин живет собственной жизнью, а вы вмешиваетесь в нее, — сказал Паже. — Он…

— Почему же Уин оказался безопасным?

— Это вам так кажется, а не мне, — возразил Паже. — Уин спас вам жизнь, когда вы чуть было не упали с лестницы. Вот вы и прониклись определенной…

— Он приехал в Сантарогу из внешнего мира, — перебил его Дейсейн. — Когда-то он был таким же, как и я.

— Многие приезжают сюда из внешнего мира, — заметил Паже.

— И вы тоже?

— Нет, но…

— Как же в самом деле действует эта ловушка? — спросил Дейсейн.

— Да нет никакой ловушки!

— Что же Джасперс делает с людьми? — спросил Дейсейн.

— Задайте себе этот вопрос.

— В техническом смысле… доктор?

— В техническом?

— Да. Что же делает Джасперс?

— Ясно! Помимо всего прочего, он ускоряет катализ химических реакций в нервной системе с участием 5-гидрокситриптаина и серотонина.

— Изменения происходят в клеточном комплексе Гольджи?

— Не только. Джасперс вызывает разрушение системы блокировки сознания, в результате чего открывается возможность образного мышления и начинается процесс развития сознания. Вам начинается казаться, что у вас память становится лучше, она… развивается. Но это происходит, конечно, только в момент осуществления реакции — побочный эффект скорости, с которой…

— Образное мышление, — повторил Дейсейн. — А если человек не в состоянии управлять всеми видами памяти? Ведь люди бывают и совершенно неприятные, скандалисты… а некоторые воспоминания способны вызвать психическую травму…

— Да, случались и неудачи.

— Влекущие за собой опасные последствия?

— Иногда.

Дейсейн инстинктивно закрыл рот и сделал глубокий вдох через ноздри. По чувствам ударил резкий запах Джасперса. Он посмотрел в сторону ящика с банками, лежавшего на соседней кровати.

Джасперс. Заряд сознания. Опасная субстанция. Наркотик, таящий в себе зловещее предзнаменование. В сознании Дейсейна проносились самые разные фантазии. Он повернулся и с удивлением заметил блуждающий взгляд на лице Паже.

— Вы не можете обойтись здесь, в долине, без экспериментов, не так ли? — спросил Дейсейн.

— А кому бы этого хотелось?

— Вы надеетесь, что я останусь, чтобы помочь вам разобраться в ваших неудачах.

— Конечно, это надо сделать.

В Дейсейне вспыхнул гнев.

— И что же мне думать? — вскричал он. — Я не могу избавиться от запаха…

— Успокойтесь, — прошептал Паже. — Сейчас не время волноваться. Все пройдет, а вы даже не заметите этого.

«У каждого общества — свои основы химии, — подумал Дейсейн. — Свой собственный аромат, нечто, представляющее огромную важность, но видимое лишь его членами».

Сантарога пыталась убить его, Дейсейн знал это. И тут мелькнула мысль: «Что, если эти попытки были вызваны тем, что у него был другой запах?» Он уставился на ящик, стоявший на постели. «Невозможно! Не может быть такого простого объяснения!»

Паже подошел к ящику, отодрал небольшой кусочек наклейки от банки и дотронулся языком до него.

— Этот ящик с продуктами находился в хранилище. Эта бумага — органическое вещество. А любое органическое вещество, пройдя определенную обработку, пропитывается Джасперсом. — Он бросил клочок бумаги в ящик.

— Я тоже стану, как этот ящик? — спросил Дейсейн. Ему казалось, что у его ног примостилось некое призрачное существо, и он не мог избавиться от мыслей об этом создании. Внутри него шевельнулось то древнее существо, напомнив о своем существовании. — Я тоже стану…

— Выбросьте эти мысли из головы, — перебил его Паже.

— Я тоже стану одной из ваших неудач? — договорил свой вопрос Дейсейн.

— Я же сказал вам, перестаньте!

— Почему?

Дейсейн сел на кровать, охваченный страхом и гневом, в сознании его проносились различные предположения, и каждое казалось хуже предыдущего. Сейчас он казался себе беззащитнее и уязвимее убегающего от ударов кнутом.

Потрясенный этим так неожиданно пришедшим воспоминанием, Дейсейн рухнул на подушку. «Почему именно в этот момент я вспомнил этот случай»? — спросил он себя. Перед его глазами встал случай из далекого детства, вынырнувший из глубин памяти на поверхность сознания. Он вспомнил боль от удара хлыста по спине.

— Вы не относитесь к тому типу людей, на которых Джасперс действует неудачно, — сказал Паже.

Дейсейн с ненавистью посмотрел на пахучий ящик.

— «Джасперс!»

— Вы из той породы людей, которые могут пойти очень далеко, — продолжал Паже. — Почему, как вы думаете, вы оказались здесь? Только ли из-за этого дурацкого отчета о состоянии рынка? Или из-за Дженни? Конечно же, нет. Ответ не может быть таким простым. Поймите, Сантарога призывает к себе определенных людей, и они откликаются на ее зов.

Дейсейн искоса поглядел на него.

— Вот я и прибыл сюда, чтобы предоставить вам, сантарожанцам, возможность прикончить меня, — заметил Дейсейн.

— Мы не хотим убивать вас!

— Помните, вы говорили, что, возможно, я прав, а уже в следующую минуту утверждаете совершенно обратное.

Паже вздохнул.

— У меня есть одно предложение, — сказал Дейсейн.

— Говорите.

— Вам оно не понравится, — заметил Дейсейн.

Паже пристально посмотрел на него.

— Что у вас на уме?

— Вам будет страшно сделать это.

— Я не…

— Это что-то вроде клинического теста, — перебил его Дейсейн. — Но, как мне кажется, вы будете искать любой предлог, чтобы не допустить проведения этого теста или же его остановку. Вы будете пытаться сделать вид, что не понимаете меня. Вы попытаетесь ускользнуть от…

— О Господи! Что у вас на уме?

— И, возможно, вы сумеете сделать это?

— Что именно?

— Отказаться от моего предложения.

— Не пытайтесь загнать меня в угол, Джилберт.

— Ну, хорошо, слушайте, — произнес Дейсейн. Он поднял руку, останавливая Паже. — Я хочу, чтобы вы позволили мне загипнотизировать вас.

— Что?

— Вы слышали, что я сказал.

— Зачем?

— Вы родились здесь, — начал Дейсейн, — вы с самого рождения привыкаете к влиянию этого… заряда сознания. Я хочу заглянуть в глубины вашего подсознания, увидеть, какого рода страхи вы…

— Из всех сумасшедших…

— Я не какой-то там любитель-шарлатан, просящий вас подвергнуться гипнозу, — перебил его Дейсейн. — Я — клинический психолог, хорошо знакомый с гипнотерапией.

— На что вы надеетесь, когда…

— Что такое человеческий страх? — снова не дал договорить ему Дейсейн. — Это как свет маяка, указывающий дорогу домой. Проникните в эти страхи — и вы познаете его подспудные мотивы. За любым страхом таится насилие огромной…

— Чепуха! У меня нет…

— Вы же врач. Вам об этом известно лучше, чем кому-либо.

Паже молча уставился на него. Вскоре он признал:

— Да, конечно, каждый человек испытывает страх смерти. И…

— Больше, чем это.

— Вы считаете себя каким-то богом, Джилберт? Вы просто ходите вокруг да около…

— Ответьте мне, «взлетит ли орел по твоей команде и совьет ли гнездо среди высоких скал»? — начал Дейсейн. Он покачал головой. — Чему вы поклоняетесь?

— А… вот оно что — религия. — Паже облегченно вздохнул. — Тебе не нужно бояться ужаса ночи, ни стрелы, днем летящей; ни чумы, крадущейся во мраке; ни разрушения, опустошающего все в округе в полдень. Вы это хотите услышать. Что…

— Нет, не это.

— Джилберт, я не настолько невежественен в этих вопросах, как вы, наверное, себе вообразили. Если я соглашусь на ваше предложение, то можно расшевелить такое…

— И что же именно?

— Мы оба знаем, что это невозможно предсказать заранее.

— Вы проводите эксперимент от имени общины… группы, общества, которое не хочет, чтобы я лез в его дела, — произнес Дейсейн. — Так чему же на самом деле поклоняется это общество? С одной стороны вы говорите: можете смотреть и изучать все, что только пожелаете. А с другой — захлопываете двери. В каждом действии…

— Неужели вы в самом деле верите, что кое-кто из нас пытался… убить вас… ради безопасности общины?

— А разве нет?

— Неужели не найдется других объяснений?

— Каких же?

Дейсейн пристально смотрел на Паже. Вне всякого сомнения, доктор был встревожен. Он избегал взгляда Дейсейна, руки его при этом двигались бесцельно, а дыхание участилось.

— Общество никогда не верит, что оно может умереть, — сказал Паже. — Из этого следует: общество, как таковое, никогда никому не поклоняется — если оно не может умереть, то никогда и не предстанет перед Высшим Судом.

— И в таком случае, — продолжил Дейсейн, — оно может вытворять такие мерзости, какие отдельному человеку никогда бы и в голову не пришли — его бы просто стошнило от одной только мысли об этом.

— Возможно, — пробормотал Паже. — Возможно. Ну хорошо. Почему вы решили проверить меня? Ведь я никогда не пытался причинить вам зла.

Дейсейн, ошарашенный этим вопросом, отвел взгляд в сторону. За окном сквозь зелень деревьев он увидел полоску холмов, которые окружали Сантарогу. Он чувствовал себя пленником этой гряды холмов, запутавшимся в паутине собственных мыслей.

— А что вы скажете о людях, которые пытались убить меня? — резким тоном спросил Дейсейн. — Они что, подходящие объекты для исследований?

— Мальчик — возможно, да, — ответил Паже. — Мне все равно придется исследовать его.

— Пити, сын Йорика, — заметил Дейсейн. — Один из неудавшихся экспериментов, да?

— Не думаю.

— Еще один человек с раскрепощенным сознанием… как я?

— Вы запомнили это?

— Тогда вы говорили, что внешний мир умирает, что вы отгородились от него здесь… с помощью Джасперса.

— Да, тогда я вам многое рассказал, сейчас я это припоминаю, — заметил Паже. — Действительно ли ваше сознание сейчас полностью раскрепощено? Вы уже можете видеть то же, что и мы? Стали ли вы таким же, как мы?

Дейсейн внезапно вспомнил голос Дженни в телефонной трубке: «Будь осторожен». И страх в ее словах: «Они хотят, чтобы ты уехал».

В ту же секунду Паже снова превратился в его сознании в серого кота в саду, вспугнувшего птиц, и Дейсейн понял, что он по-прежнему одинок, он не соединился ни с кем, ни с какой группой. Он вспомнил озеро, то особенное восприятие ощущений — когда он чувствовал все свое тело, общее настроение всей компании, которое он разделял с ними.

И тогда он начал вспоминать все беседы, которые вел с Паже, по-новому оценивая их. Он чувствовал, что в данные секунды внутри его сознания началась перестройка его мироощущений, которые производила Сантарога.

— Я дам вам еще немного Джасперса, — сказал Паже. — Возможно, тогда…

— Вы подозреваете, что я незаметно для себя дрожу от волнения? — перебил его. Дейсейн.

Паже улыбнулся.

— Сара продолжает использовать фразы, которые имели хождение в прошлом, — сказал он, — до того, как мы урегулировали наши отношения с «Джасперсом»… и внешним миром. Но не стоит смеяться над ней и ее стилем речи. Она сохранила невинный детский взгляд.

— Который отсутствует у меня.

— У вас все еще остались кое-какие догмы и предрассудки тех нелюдей, — сказал Паже.

— К тому же я услышал и узнал слишком много о вас, сантарожанцах, чтобы мне позволено было уехать, — заметил Дейсейн.

— Неужели вы так и не попытаетесь стать? — произнес Паже.

— Стать кем? — Этот сумасшедший, почти шизофренический разговор с Паже выводил Дейсейна из себя. «Болтовня! Раскрепощенное сознание!»

— Только вы знаете это, — ответил Паже.

— Знаю что?

Паже в ответ лишь пристально посмотрел на Дейсейна.

— Я скажу вам, что я понял, — произнес тот. — Я знаю, что вы в ужасе от моего предложения. Вы не хотите узнать, почему Вина насыпала яд для тараканов в кофе. Вы не хотите знать, почему Клара Шелер отравила свое жареное мясо. Вы не хотите знать, по чьей подсказке меня столкнули с пристани на озере и почему пятнадцатилетний мальчик пытался пронзить меня стрелой. Вы не хотите узнать, почему Дженни отравила яйца. Вы не собираетесь расследывать, почему меня едва не раздавила машина в гараже или сгорел мой грузовик. Вы не хотите…

— Ну хватит!

Паже потер подбородок и отвернулся.

— Ну, что я говорил: вам все же удалось это, — заметил Дейсейн.

— «Iti vucati», — пробормотал Паже. — «Существует аксиома: каждая система и каждая интерпретация становятся ложными, когда появляется другая система, более совершенная и, значит, верная». Интересно, может, поэтому вы и прибыли сюда — чтобы напомнить нам банальную истину: не существует утверждений, свободных от противоречий.

Он повернулся и пристально посмотрел на Дейсейна.

— О чем вы говорите? — спросил тот. В тоне и манерах собеседника Дейсейн увидел неожиданное спокойствие, которое вызвало у него беспокойство.

— Внутренняя просвещенность всех живых существ начинается со своего «я», — начал Паже. — И это «я» невозможно свести к некоторой изолированной области в памяти, основанной на восприятии символов. Будучи сознательными существами, наши мысли являются проекциями нашего «я» на чувственное восприятие. Но бывает так, что наше «я» сбивается с пути — то наше «я», которое воплощает в себе отдельную личность или совокупность индивидуумов. Интересно…

— Прекратите свои попытки отвлечь меня своей дурацкой болтовней, — перебил его Дейсейн. — Вы пытаетесь сменить тему разговора, избежать…

— …пустоты, — закончил за него Паже. — Да, да. Пустота — очень уместное слово. Невозможно воспринимать Эйнштейна как только математика. Всякое феноменальное существование — преходяще и относительно. На самом деле не существует ничего реального, заслуживающего внимания. Каждую минуту любая вещь превращается в нечто иное.

Дейсейн приподнял голову над подушкой. Неужели старый доктор сошел с ума?

— Действие само по себе не может дать результата, — продолжал Паже. — Вы мыслите в абсолютных категориях. Однако поиск любой закономерности есть плод ложной фантазии. Вы пытаетесь при помощи пальцев отцедить мыло от воды. Реальность восприятия — признак заблуждения.

Дейсейн покачал головой. Его собеседник говорил полную чушь.

— Я вижу, что вы смущены, — продолжал Паже. — Вы на самом деле не понимаете, какая в вас скрыта интеллектуальная энергия. Вы ходите по узким тропам. Я же предлагаю вам новые орбиты…

— Да перестаньте вы, — прервал его Дейсейн. — Он вспомнил озеро, хриплый женский голос, говорящий: «Это единственное, что можно сделать». И ответ Дженни: «Мы и делаем это».

— Вы должны привыкнуть к условному мышлению, — сказал Паже. — Только в этом случае вам удастся осознать относительность собственного существования и стать выразителем относительной истины, которую вы пытаетесь постичь. У вас есть способность к этому. Я вижу это. Ваш дар предвидения насильственных действий, направленных на…

— Какой бы эксперимент вы ни проводили надо мной, вы ведь не прекратите его, не так ли? — спросил Дейсейн. — Вы все будете давить на меня, давить и…

— Кто это давит? — удивился Паже. — Разве не вы оказываете самое сильное давление на…

— Черт бы вас побрал! Замолчите!

Паже молча смотрел на него.

— Эйнштейн, — пробормотал Дейсейн. — Относительность… абсолютность… интеллектуальная энергия… феноменальный… — Он замолчал, когда его разум вдруг заработал со скоростью компьютера подобно тому, как это уже было с ним, когда он решился перелететь на грузовике через провал в мосту.

«Скоростная работа ума, — подумал Дейсейн, — напоминает охоту за подводными лодками — в сознании. И успех зависит от количества задействованных тобою поисковых отрядов и скорости их передвижениям».

И так же быстро, как возникло это ощущение, оно исчезло. Но это было самое сильное потрясение в его жизни. Правда… в этот раз его необычный дар не предупреждал его о непосредственной опасности.

«Узкие тропы», — повторил Дейсейн про себя. Он с удивлением посмотрел на Паже. В его словах был скрыт какой-то подтекст. Может, именно так сантарожанцы и думают? Дейсейн покачал головой. Вряд ли. Ему это казалось невозможным.

— Могу я рассказать поподробнее? — спросил Паже.

Дейсейн кивнул.

— Вы, должно быть, заметили, мы провозглашаем свои относительные истины в несколько бесцеремонной манере. — Условное мышление не допускает никакого другого подхода. Ведь оно подразумевает взаимное уважение. И это резко отличается от подхода к рыночным отношениям людей, пославших вас сюда шпионить за нами. У них есть…

— Как быстро вы можете думать? — спросил Дейсейн.

— Быстро? — Паже пожал плечами. — По мере необходимости.

«По мере необходимости», — повторил про себя Дейсейн.

— Могу я продолжить? — спросил Паже.

И снова Дейсейн кивнул.

— Мы заметили, — начал Паже, — что та нечистоплотность, которой отмечено наше время, проникла и на телевидение — с этим вы согласитесть, не раздумывая. И теперь остался один короткий шаг к мысли о том, что сейчас размещаются потоки измерительных приборов и создаются подслушивающие группы бригад. Я не сомневаюсь, что это уже сделано — это так очевидно. А теперь задумайтесь на секунду над тем, как воротилы большого бизнеса относятся к тем, кто выполняет подобного рода работу, и к тем, кто посчитал, что ему негоже заниматься ею.

Дейсейн прокашлялся. Вот в чем суть обвинительного акта, выдвинутого сантарожанцами против внешнего мира. «Как вы используете людей? С достоинством? Или же их способности вы используете для достижения собственных целей?» Внешний мир все больше и больше начал казаться Дейсейну, как место вызывающей раздражение пустоты и умышленно льстивых речей.

«Я уже действительно начинаю видеть все, как сантарожанцы», — подумал Дейсейн. В его сознании возникло чувство победы. Ведь ради этого он и был послан сюда.

— Не удивительно, — продолжал Паже, — что закон военного времени используется и сейчас, в мирное время, в рекламе и политике — ведь, знаете, это тоже своего рода война — сами проблемы остаются теми же. Вне зависимости от поля битвы лучшее оружие — математика дифференциальных уравнений.

«Армии», — подумал Дейсейн. Он сфокусировал свой взгляд на двигающихся губах Паже, внезапно удивившись перемене темы разговора. Неужели Паже сделал это преднамеренно? Ведь они разговаривали о невидимой стороне жизни Сантароги, ее страхах…

— Вы дали мне пищу для размышлений, — сказал Паже. — Я на некоторое время оставлю вас одного, и посмотрим, смогу ли я придумать что-нибудь конструктивное. У изголовья вашей кровати находится кнопка вызова. На этом этаже нет дежурной медсестры, но в случае необходимости кто-нибудь быстро поднимется к вам. Время от времени они будут заглядывать к вам. Может, вам бы хотелось что-нибудь почитать? Я мог бы что-нибудь передать.

«Что-нибудь конструктивное? — подумал Дейсейн. — Что он имел в виду?»

— Как насчет нескольких номеров нашей газеты? — спросил Паже.

— Принесите мне бумагу и ручку, — попросил Дейсейн. — И да, эти газеты.

— Очень хорошо. Постарайтесь отдохнуть. Кажется силы постепенно возвращаются к вам, но не переусердствуйте.

Повернувшись, Паже вышел из комнаты.

Вскоре появилась рыжеволосая медсестра с кипой газет, блокнотом и темно-зеленой шариковой ручкой. Она положила все это на прикроватную тумбочку и сказала:

— Поправить вам постель?

— Нет, спасибо.

Дейсейн вдруг поймал себя на том, что ее лицо ему кого-то поразительно напоминает… да, Эла Мардена.

— Ваша фамилия Марден, — сказал он.

— Итак, что еще нового? — произнесла она и, когда он ничего не ответил, вышла из комнаты.

«Так, я ее достал!» — подумал Дейсейн.

Он взглянул на кипу газет и вспомнил, как по всему городу безуспешно искал газетный киоск. А сейчас они попали к нему с такой легкостью, что потеряли часть своей привлекательности. Дейсейн соскользнул с кровати и встал. Слабости в коленях он почти не ощущал.

В поле зрения попал ящик с консервами.

Он прошел к нему и, порывшись, обнаружил банку яблочного повидла, после чего тут же опустошил ее, пока не исчез запах Джасперса. Во время еды он надеялся, что теперь к нему вновь вернется тот уровень с необыкновенной ясностью и скоростью мышления, что он пережил на мосту и на короткое время, разговаривая с Паже.

Яблочное повидло утолило его голод, оставив какое-то смутное беспокойство — но и только.

«Может, со временем влияние его уменьшается? — подумал он. — И с каждым разом требуется все больше и больше этой ерунды? А, может, он просто начинает акклиматизироваться?

Так что же, поймали они его на крючок?»

Дейсейн вспомнил Дженни, смотревшую на него умоляющим взглядом, но это был обманчивый взгляд. «Заряд сознания. Что во имя Бога сантарожанцы открыли?»

Дейсейн посмотрел в окно на вереницу холмов, проглядывающих сквозь листву деревьев. Где-то внизу горел невидимый отсюда костер — его дым спиралью поднимался над горным кряжем. Дейсейн уставился на этот дым, увидев в том огне какой-то загадочный мистицизм; он почувствовал себя первобытным охотником — этот дым словно бы явил ему, его душе, знак из далекого генетического прошлого. И не было никакого страха. Наоборот, он как бы воссоединялся с какой-то частью своего «я», которую он отрезал от себя еще в детстве.

«Меня тянет исследовать свое детство», — подумал он.

И в этот момент он понял, что сантарожанцы так и не лишили его первобытного прошлого — оно скрывалось внутри его мембранного разума.

«Я становлюсь сантарожанцем, — подумал Дейсейн. — Насколько же далеко зайдет этот процесс, прежде чем я поверну его в обратную сторону? Ведь у меня есть долг перед Селадором и теми, кто направил меня сюда. Когда же я это сделаю, решусь на этот шаг?»

Но вместе с этой мыслью пришло глубокое отвращение к возвращению во внешний мир. Но ему придется вернуться. Он почувствовал приступ тошноты, подкатившей к горлу, в висках застучало. Дейсейн вспомнил о раздражающей пустоте внешнего мира, составленной из осколков жизней, где эгоизм прикрывался бутафорскими нарядами, где почти не осталось ничего, что могло бы вызвать душевный подъем и воспарение.

«У жизни во внешнем мире нет прочного фундамента, — подумал Дейсейн, — невозможно связать воедино все отдельные события. Есть лишь только пустая сверкающая дорога, по бокам которой мелькают столбы-указатели, которые действуют гипнотически, отвлекая внимание от дороги. А за сверкающим полотном — только безликие строения из досок… и полное запустение.

Я не могу вернуться, — думал Дейсейн. Он прошел к кровати и упал на простыни. — Мой долг… я должен вернуться. Что же это творится со мной? Неужели я пробыл здесь слишком долго и дождался наконец?

Неужели Паже наврал ему насчет влияния Джасперса?»

Дейсейн перевернулся на спину и прикрыл ладонью глаза. «В чем же заключается химическая сущность Джасперса? От Селадора здесь помощи ждать было нельзя — это вещество невозможно — было перевезти во внешний мир.

Я знал это, — подумал Дейсейн. — Я все время знал это».

Он убрал руку с лица. Вне всякого сомнения: он пытается избежать ответственности. Дейсейн посмотрел на двери в стене напротив него: кухня, лаборатория…

Из груди вырвался тяжелый вздох.

Он знал: лучший объект для исследования — сыр. В нем дольше всего сохраняется присутствие Джасперса. Лаборатория… и немного сыра.

Дейсейн нажал кнопку звонка у изголовья своей кровати.

Он вздрогнул, когда прямо сзади него раздался женский голос.

— Вам сию секунду требуется медсестра?

Дейсейн повернулся и увидел громкоговоритель, вмонтированный в стену.

— Мне бы хотелось немного сыра Джасперс, — ответил он.

— О… сейчас, сэр. — В женском голосе прозвучало восхищение, которое не могла скрыть электроника.

Вскоре рыжеволосая медсестра с теми же чертами лица, что и у Мардена, вошла в комнату с подносом. Она поставила поднос поверх газет на тумбочку.

— Вот доктор, — сказала она. — Я принесла заодно вам и немного сухого печенья.

— Спасибо, — поблагодарил ее Дейсейн.

В дверях девушка остановилась.

— Дженни обрадуется, узнав, что вы здесь.

— Дженни уже проснулась?

— О да! В основном во всем виновата ее аллергия на аконит. Мы выкачали из нее весь яд, и теперь она быстро идет на поправку. Она уже хочет встать. А это всегда хороший признак.

— А как яд оказался в еде? — спросил Дейсейн.

— Одна из студенток-практиканток по ошибке приняла его за капсулу с ЛСД. Она…

— Но каким образом яд оказался на кухне?

— Это мы еще не выяснили. Несомненно, это какой-то дурацкий несчастный случай.

— Несомненно, — буркнул Дейсейн.

— Ну а теперь ешьте сыр и отдохните немного, — сказала медсестра. — Звоните в случае чего.

Дверь тут же захлопнулась за ней.

Дейсейн посмотрел на золотистый кусочек сыра. Резкий запах Джасперса бил в ноздри. Дейсейн отломил пальцами от него уголок и лизнул. Чувства Дейсейна внезапно обострились. Непроизвольно он запихнул весь кусочек в рот и проглотил. Он почувствовал приятный успокаивающий аромат. В один миг в голове все прояснилось.

«К чему бы это ни привело, — решил Дейсейн, — но мир должен узнать об этом веществе».

Он опустил ноги и встал с постели. В голове застучало. Он закрыл глаза и, почувствовав, как все перед глазами поплыло, схватился за кровать.

Головокружение прошло.

На подносе Дейсейн обнаружил нож для резки сыра и, отрезав кусочек от золотистого кирпичика, сумел остановить движение руки, уже направлявшейся ко рту.

«Тело действует автоматически», — подумал он. Он ощущал мощное принуждение выполнить эту команду, приказ своему телу, но сумел сдержаться… попозже, сперва — лаборатория.

Она оказалась оснащенной гораздо более лучше, чем он предполагал: приборов было немного, но здесь было все, что надо для проведения исследовательских работ — хорошая центрифуга, микротом, бинокулярный микроскоп с регулируемым освещением, газовая горелка, ряды чистых пробирок.

Дейсейн обнаружил емкость с дистиллированной водой и еще одну со спиртом. Раскрошив кусочек сыра, он смешал их со спиртовым раствором и, положив все это на предметное стекло, занялся исследованием под окуляром микроскопа.

Он увидел переплетающиеся между собой нити — молекулы сыра. После наведения резкости нити превратились в спирали продолговатой формы, напоминавшие клетки, которым не давали возможность нормально делиться.

Озадаченный Дейсейн откинулся на спинку стула. Строение нитей очень напоминало губчатую грибницу, что не противоречило его первоначальному предположению, что он столкнулся с каким-то новым, выведенным типом гриба.

Но что же за активный агент присутствует здесь?

Закрыв глаза, Дейсейн задумался и вдруг заметил, что его трясет от усталости.

«Не нужно перенапрягаться, — сказал он себе. — Ты еще не до конца вылечился. Для получения результатов некоторых экспериментов требуется время. С этим можно подождать».

Он вернулся к кровати и растянулся на простынях. Протянул левую руку к сыру, он отломил кусочек.

Дейсейн осознал свои действия, только когда проглотил сыр. Взглянув на крошки, оставшиеся на пальцах, он начал растирать их и почувствовал, как гладко скользит кожа, в которую было втерто масло. По всему телу пронеслась волна блаженства.

«Тело делает это, — подумал Дейсейн. — Само по себе, тело делает это без участия сознания. Неужели тело способно выйти из-под контроля и убить человека? Весьма похоже, что это так и есть».

Он почувствовал, как его сознание проваливается в сон. Его телу нужен был сон. Его тело, если бы он не заставлял себя держаться, уже бы уснуло.

Но сознание его, однако, уже создавало какой-то сон: деревья, за которыми он следил, вдруг стали гигантскими и, переполненные жизненной энергии, выпрыгнули из земли, сбрасывая с себя ветви с непосильным грузом листьев и фруктов. И все это великолепие грелось под лучами солнца цвета золотистого сыра.

 

Глава 12

Когда Дейсейн проснулся, небо на западе было окрашено в оранжевый цвет заката. Он лежал, повернув голову в сторону окна, и смотрел на ослепительно сверкающее небо, словно бы оказавшись под действием неких чар, сродни тем, что охватывали древних греков, когда они поклонялись солнцу. Корабль жизни спускался в свою ежедневную гавань. Вскоре эта земля окажется во власти тьмы.

Позади Дейсейна что-то щелкнуло. Комнату затопил искусственный свет, разрушая чары. Он повернулся.

В дверях стояла Дженни. На ней был длинный зеленый халат, достигавший ей почти до колен. На ногах — зеленые тапочки.

— Тебе уже пора было проснуться, — сказала она.

Дейсейн уставился на нее как на незнакомку. Он видел, что это была та же самая Дженни, которую он любил, — ее длинные черные волосы были перехвачены красной ленточкой, полуоткрытые полные губы, ямочка на щеке, — но он заметил едва различимое выражение спокойствия в ее голубых глазах — спокойствия богини.

Она направилась к нему, двигаясь так, как в том далеком прошлом, — ему никогда не забыть ее плавной походки.

Поразительный страх охватил Дейсейна — сродни тому, который испытывал аттический крестьянин перед дельфийской жрицей. Она была прекрасна… и смертельно опасна.

— Ты что, не хочешь спросить, как я себя чувствую? — спросила Дженни.

— Я вижу, что с тобой все в порядке, — ответил он.

Дженни сделала еще один шаг в его сторону и сказала:

— Клара подогнала к нашему дому машину Джерси Хофстеддера и оставила ее там для тебя. Сейчас автомобиль стоит в гараже.

Дейсейн вспомнил об этой прекрасной машине — еще одна приманка для него.

— А что ты принесла мне в этот раз? — спросил он. — У тебя в руках нет никакой еды, — продолжил он. — Возможно, яд на острие твоей шляпной булавки?

В глазах девушки появились слезы.

— Не подходи ко мне, — напомнил он. — Я люблю тебя.

Дженни кивнула:

— Я действительно люблю тебя. И… И я понимаю, насколько опасной я могу быть для тебя. Все время была… — Она зарыдала. — Я понимала, что должна быть от тебя подальше. Но больше не могла выдерживать этого. Как и сейчас.

— Ладно, все прошло, — сказал Дейсейн. — Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты не захватила с собой случайно пистолет? Ведь это оружие более эффективно, а пуля быстра.

Дженни топнула ногой.

— Джил, ты невыносим!

— Неужели?

— Ты ведь изменился, да? — прошептала девушка. — Неужели ты не чувствуешь ничего…

— Я по-прежнему люблю тебя, — перебил ее Дейсейн. — Не подходи ко мне. Я люблю тебя.

Дженни прикусила губу.

— Разве не было бы милосердно сделать это во время сна? — продолжал он изводить девушку. — И я бы тогда никогда не узнал, кто…

— Хватит!

Внезапно Дженни сорвала с себя зеленый халат, под которым оказалась белая ночная рубашка, отделанная по краям кружевами. Она стянула через голову ночную рубашку и, бросив ее на пол, осталась стоять обнаженной перед Дейсейном, глядя на него сверкающими глазами.

— Видишь? — спросила она. — Здесь нет ничего, кроме женской плоти! Ничего, кроме женщины, которая любит тебя. — Слезы текли по ее щекам. — В моих руках нет яда… О Джил… — Она зарыдала.

Дейсейн заставил себя отвести взгляд в сторону. Он знал, что не может смотреть на нее — такую милую, изящную, желанную — и сохранять при этом холодную голову, способную рассуждать. Она была прекрасной и смертельно опасной одновременно — последняя приманка, которой пыталась завлечь его в свои сети Сантарога.

У двери донеслось шуршание одежды.

Дейсейн повернулся.

Она снова стояла, уже одетая в зеленый халат. Щеки ее рдели, губы дрожали, глаза опущены вниз. Дженни медленно подняла глаза и встретилась с его взглядом.

— Я не стыжусь твоего присутствия, Джил, — начала она. — Я люблю тебя. Я хочу, чтобы между нами не существовало никаких тайн — тайн плоти… и вообще каких-либо тайн.

Дейсейн попытался проглотить комок, застрявший в горле. Богиня оказалась уязвимой. И от этого открытия его грудь сжалась от боли.

— Я хочу того же, — сказал он. — Джен… лучше тебе сейчас оставить меня одного. Если ты не сделаешь этого… я просто могу схватить тебя и изнасиловать.

Она попыталась улыбнуться, но не смогла, потом повернулась и выбежала из комнаты.

Дверь с шумом захлопнулась. На несколько секунд воцарилась тишина. Потом дверь снова открылась, и Дейсейн увидел Паже, стоявшего в проеме и выглядывавшего в коридор. Потом Дейсейн ясно расслышал звуки закрывающихся дверей лифта. Паже зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Что произошло между вами? — спросил он.

— По-моему, мы просто поссорились, а затем помирились, — ответил Дейсейн. — Хотя я не уверен.

Паже прокашлялся. Дейсейну показалось, что его круглое лицо выражает уверенность, однако не похоже, чтобы доктор над чем-то усиленно думал, Дейсейн в этом нисколько не сомневался. Как бы то ни было, но тут же это выражение исчезло, а в широко раскрытых глазах появился интерес к Дейсейну.

— Вы выглядите гораздо лучше, — заметил Паже. — На щеках уже нет прежней бледности. Чувствуете, что к вам возвращаются силы?

— По правде говоря, да.

Паже взглянул на остатки сыра на тумбочке, подошел к ней и понюхал.

— Не совсем свежий, — произнес он. — Я скажу, чтобы прислали свежий.

— Да, пожалуйста, — сказал Дейсейн.

— Могу я взглянуть на ваши бинты? — спросил Паже.

— А я думал, что бинтами займется Бурдо.

— Уина задержало дома одно небольшое дельце. Вы знаете, завтра выходит замуж его дочь. Так что он придет позже.

— Я не знал.

— Сейчас как раз достраивается дом для молодых, — сказал Паже. — Небольшая задержка вышла из-за того, что мы решили построить четыре дома вместо одного. Место это хорошее — вы с Дженни могли бы облюбовать один из них.

— Очень мило, — заметил Дейсейн. — Значит, вы собираетесь все вместе и строите дома для молодоженов.

— Мы заботимся о себе, — сказал Паже. — Прошу вас, позвольте мне осмотреть наконец ваши бинты.

— Пожалуйста.

— Я рад, что вы стали более благоразумно вести себя, — заметил Паже. — Я сейчас вернусь. — Он направился к двери в лабораторию и через минуту вернулся с тележкой, поставил ее рядом с кроватью и начал снимать бинты с головы.

— Вижу, что вы впустую потратили время в лаборатории, — произнес Паже.

Дейсейн поморщился, когда доктор снял бинт с обожженного места на щеке.

— Так значит то, что я делал в лаборатории, оказалось впустую?

— То, что вы делали? — переспросил Паже. Наклонившись поближе, он внимательно осмотрел щеку Дейсейна. — Похоже, лечение протекает великолепно. Я считаю, что не останется даже и шрама.

— Я занимался поисками активного агента в Джасперсе, — сказал Дейсейн.

— Уже предпринималось несколько таких попыток, — заметил Паже. — Вся беда в том, что мы слишком заняты более насущными проблемами.

— А вы сами пытались? — поинтересовался Дейсейн.

— Когда был молодым.

Дейсейн подождал, пока Паже снял с головы бинт, и спросил:

— У вас остались какие-нибудь записи, выводы?

— Никаких записей. У меня никогда на это не оставалось времени.

Паже занялся правой рукой Дейсейна.

— Что же вы обнаружили?

— Я взял бульон, насыщенный аминокислотами. Очень похоже на дрожжи. А вот на этой руке, похоже, шрам останется, но вам нечего особо волноваться, вскоре все заживет. И благодарить за это вам следует Джасперс!

— Что? — Дейсейн озадаченно уставился на Паже.

— Природа дает, природа же и забирает обратно. Да, изменения в химической структуре вашего тела делает вас более подверженным аллергии, но при этом ваше тело будет вылечиваться в пять — десять раз быстрее, чем во внешнем мире.

Дейсейн окинул взглядом свою обнаженную руку. Новая розовая кожа уже появилась на месте ожога. Он видел шрам в том самом месте, о котором говорил Паже.

— И что это за изменения в химической структуре тела? — спросил Дейсейн.

— Ну, главным образом улучшения в гормональном балансе, — ответил Паже. — Очень похоже на тот процесс, который наблюдается у эмбрионов.

— Но это не согласовывается с аллергической реакцией, — возразил Дейсейн.

— Я ведь и не говорил, что все так просто, — заметил Паже. — Держите руку на весу. Не двигайте ею.

Дейсейн подождал, пока перевязка не будет закончена, потом начал:

— А как насчет структуры и…

— Что-то среднее между вирусом и бактерией, — поспешил ответить Паже. — В каких-то отношениях напоминает грибок, однако…

— Я рассматривал клеточную структуру под микроскопом.

— Да, но не ядро. Конечно, какое-то ядерное вещество присутствует, но все дело в том, что на него можно воздействовать таким образом, чтобы был образован вирусный кристалл.

— Эти кристаллы и производят эффект Джасперса?

— Нет. Однако их можно поместить в подходящую среду, и после надлежащей обработки они-то и производят желаемый эффект.

— Какую среду?

— Вы знаете это, Джилберт.

— Пещера-хранилище кооператива?

— Да. — Паже закончил снимать бинты с левой руки Дейсейна.

— Не думаю, что на этой руке у вас останется такой же шрам.

— Что же такого уникального во внутренней среде пещеры? — спросил Дейсейн.

— Мы точно не знаем.

— Неужели никто никогда не пытался…

— Джилберт, у нас и без того хватает насущных проблем, которые требуют немедленного разрешения, — перебил его Паже. — И одна из них — сохранить свое существование.

Дейсейн посмотрел вниз и стал наблюдать за тем, как Паже заканчивает перевязку на левой руке. «Сохранить свое существование», — повторил Дейсейн про себя.

— А никто не будет возражать, если я попрошу мне разрешить заглянуть в хранилище? — спросил Дейсейн.

— Если найдется время — конечно же, нет. — Паже положил инструменты и бинты на тележку и откатил ее в сторону.-r Вот и все. Мне кажется, завтра уже окончательно мы снимем с вас бинты. Ваш прогресс в лечении просто великолепен.

— В самом деле?

Паже улыбнулся ему.

— Страховая компания позаботится о возмещении убытков, нанесенных пожаром в гараже, — сказал Паже. — Я полагаю, Дженни уже рассказала вам о новом автомобиле.

— Да.

— Мы также заменили вашу одежду. Хотите еще чего-нибудь?

— Как насчет замены свободы выбора?

— У вас есть свобода выбора, Джилберт, и вам есть из чего выбирать. А теперь у меня есть несколько…

— Оставьте советы при себе, — перебил его Дейсейн.

— Советы? Я просто хотел вам сказать, что у меня есть довольно любопытная информация для вас. После вашего предложения, чтобы я повнимательнее присмотрелся к тем людям, которых вы обвиняли в попытках убить вас, у меня в голове родилось несколько…

— Моего предложения, чтобы вы повнимательнее присмотрелись?

— Я взял на себя смелость упредить вас.

— Значит, вы загипнотизировали кое-кого из них, — понял Дейсейн. — Вы приготовили диаграмму Дэвиса по их восприим…

— Я не гипнотизировал их, — резко оборвал его Паже. — Будете вы молчать и слушать, в конце концов?

Дейсейн вздохнул и посмотрел в потолок.

— Я провел беседы с несколькими из этих людей, — начал Паже. — Первым — с мальчиком Пити Йориком, потому что это больше всего касается меня — ведь он только что выпущен из школы. И вскрылся один весьма любопытный факт.

— Да?

— У каждого из этих людей была сильная подсознательная причина бояться и ненавидеть внешний мир.

— Что? — Помрачневший Дейсейн озадаченно уставился на Паже.

— Они пытались убить вас не как человека Джилберта Дейсейна, — сказал Паже. — Вы — чужак из внешнего мира. Это порождает сильную, до сих пор не разрешенную…

— Вы хотите сказать, что считаете в порядке вещей…

— Как вы поняли, — перебил его Паже, — причины возникают подсознательно. Однако структура мотивации…

— Значит, Дженни и любит меня, и ненавидит одновременно… поскольку я чужак?

— Вы правильно все поняли, Джилберт. Дженни не пыталась причинить вам зла. Как раз медсестра-практикантка…

— Дженни сказала мне, что она лично приготовила мне еду…

— Это только так называется, — перебил его Паже. — На самом же деле она сходила в диетическую кухню и заказала вам еду и наблюдала за ее приготовлением. Однако не могла же она уследить за каждым…

— И вы считаете, — перебил в свою очередь его Дейсейн, — что эта… эта ненависть к чужакам и есть причина того, что несколько сантарожанцев пытались убить меня.

— Это совершенно очевидно, Джилберт.

Дейсейн пристально посмотрел на Паже. Да, несомненно, доктор верит в это.

— Значит, пока я живу в Сантароге, мне придется внимательно следить за всеми людьми, которые ненавидят чужаков? — спросил Дейсейн.

— Теперь вам вовсе не нужно ничего бояться, — ответил Паже. — Вы больше не чужак. Вы уже один из нас. И когда вы и Дженни поженитесь…

— Из всей чепухи, которую мне когда-либо приходилось слышать, — воскликнул Дейсейн, — эта бьет все остальные! Этот… этот пацан Пити хотел попасть в меня стрелой, потому что…

— У него патологический страх, что он уедет из долины учиться во внешний мир, — перебил его Паже. — Конечно, он преодолеет этот страх, но эмоции детства более…

— А порошок для травли тараканов в кофе, — не дал ему досказать свою мысль Дейсейн. — Ведь это тоже просто…

— Это следствие очень печальной истории, — перебил его Паже. — Она влюбилась, когда училась в колледже, в одного чужака — как, например, Дженни, добавлю я от себя. Вся разница в том, что друг Вайны соблазнил ее, а потом бросил. И у нее есть дочь, которая…

— О Господи! Да вы в самом деле верите в эту чушь! — воскликнул Дейсейн. Он прижался к стенке кровати и посмотрел на Паже сверкающими глазами.

— Джилберт, мне кажется, что гораздо легче поверить в это, чем в вашу сумасшедшую теорию, что Сантарога предприняла массированную атаку на вас. В конце концов, вы должны сами увидеть.

— Конечно, — перебил его Дейсейн. — А теперь объясните мне тот инцидент на мосту. Посмотрим, как…

— О, проще всего! — воскликнул Паже. — Подозреваемый молодой человек был влюблен в Дженни до того, как в ее жизни появились вы.

— Поэтому он просто дожидался момента, когда…

— Все это происходило на подсознательном уровне, уверяю вас, Джилберт.

Дейсейн пристально посмотрел на доктора. Схема рационального объяснения несчастных случаев, выстроенных Паже, напоминала Дейсейну форму дерева, дерева из его сна. Из темных глубин к сверкающему ослепительно, как солнце, сознанию тянулся мощный ствол. Корни скрывались во мраке. От ствола отходили ветви с уже довольно заметными листьями и фруктами. Оно возникло и не собиралось исчезать, несмотря на свою фальшивость.

И его невозможно было срубить, понял вдруг Дейсейн. Слишком уж эта штука была нематериальной. И слишком много было подобных деревьев в этом лесу, который назывался Сантарога. «Это дерево, видишь? Неужели оно не выглядит так, как остальные?»

— Мне кажется, — начал Паже, — что, когда вам предоставится время поразмышлять над этим, вы осознаете истину…

— О, несомненно, — перебил его Дейсейн!

— Я… э-э… я скажу, чтобы вам прислали немного свежего сыра, — сказал Паже. — Из особого хранилища.

— Да, конечно.

— Я все прекрасно понимаю, — начал Паже. — Вы думаете, что сейчас вы ведете себя, хотя и цинично, но очень мудро. Но со временем вы исправитесь.

С этими словами он вышел из комнаты.

Дейсейн продолжал смотреть на запертую дверь в течение нескольких минут после ухода Паже. Доктор не мог понять его и никогда не окажется в состоянии понять, как и любой сантарожанец. Даже Дженни, несмотря на ее исключительную восприимчивость, усиленную ее любовью. Слишком уж просты были объяснения Паже, чтобы их принять. В нем заключена точка зрения официальных властей.

«Мне обязательно нужно выбраться из этой сумасшедшей долины», — решил Дейсейн.

Он выскользнул из постели как раз тогда, когда дверь открылась и в комнату вошла юная круглолицая и без чепчика студентка-практикантка с подносом.

— О, вы встали с постели! — воскликнула она удивленно. — Это хорошо.

Она взяла с тумбочки старый поднос, поставила на его место новый. Потом она положила старый на стул.

— Пока вы встали, я поправлю вашу постель, — сказала она.

Дейсейн стоял, опершись о спинку кровати, пока сестра возилась с постелью. Вскоре она ушла, забрав с собой старый поднос.

Дейсейн посмотрел на то, что она принесла: золотистый клинышек сыра, сухое печенье, стакан и бутылка пива Джасперса.

В приливе внезапно вспыхнувшего гнева Дейсейн швырнул сыр в стену. Потом он простоял некоторое время, уставившись на пятно в стене, пока не почувствовал успокаивающий вкус во рту и осознал, что он слизывает крошки с пальцев.

Дейсейн пристально посмотрел на свою руку, словно она принадлежала какому-то другому человеку. Он сознательно заставил себя не нагибаться и не поднимать сыр с пола, а повернулся к пиву. За бутылкой находилась открывалка. Дейсейн налил пива в стакан и выпил его быстрыми глотками. Только когда в стакане не осталось пива, он почувствовал резкий аромат Джасперса в оставшихся каплях пива.

Пытаясь побороть легкую дрожь, Дейсейн поставил стакан на тумбочку, забрался в постель, словно в поисках убежища.

Его тело требовало Джасперса. «Это не люди поедают Джасперс, — подумал Дейсейн, — а Джасперс пожирает их». Он ощутил эффект расширения сознания, услышал громогласный шум толпы, неприятно действовавший на психику. Время потеряло свой обычный ход, сжалось, готовое разорваться в любой миг.

Дейсейн услышал чьи-то торопливые шаги. Щелкнул выключатель, и его комната погрузилась в темноту. Дверь захлопнулась.

Дейсейн открыл глаза и посмотрел в окно, за которым сияли звезды. В их свете он различил свежий клинышек сыра на тумбочке. Остатки сыра со стены и пола убрали. Он вспомнил голос Дженни — тихий, музыкальный, журчащий, словно темная вода над камнями, слегка дрожащий.

Неужели где-то здесь, в темноте, находится Дженни?

Он не знал точного ответа.

Дейсейн пошарил рукой у изголовья кровати и, найдя кнопку вызова, нажал.

Из громкоговорителя послышался чей-то голос:

— Вам нужна медсестра?

— А который час? — спросил Дейсейн.

— Двадцать четыре минуты четвертого. Вы хотите снотворного?

— Нет… спасибо.

Дейсейн сел, опустил ноги на пол и уставился на сыр.

— Вы только хотели узнать время?

— Сколько весит целая головка сыра Джасперса? — спросил Дейсейн.

— Весит? — После паузы последовал ответ: — Они бывают разные. Самая маленькая весит примерно тридцать фунтов. А что?

— Принесите мне целую, — попросил он.

— Целую… Разве у вас нет сейчас немного сыра?

— Мне это нужно для лабораторного исследования, — пояснил Дейсейн и подумал: «Ну вот! Теперь посмотрим, насколько правдив со мной был Паже».

— Вам сыр понадобится утром, когда вы проснетесь?

— Нет, прямо сейчас. И принесите мне халат и тапочки, пожалуйста.

— А не лучше ли доктора подождать. Если…

— Если считаете необходимым, свяжитесь с Паже, — перебил ее Дейсейн. — Мне сыр нужен немедленно.

— Ну, хорошо. — В женском голосе Дейсейн услышал неодобрение.

Он стал ждать, сидя на краю кровати и глядя за окно в темноту. Непроизвольно он отломил кусочек сыра, лежавшего на тумбочке, прожевал его и проглотил.

Вскоре из открывшейся двери в комнату проник клинышек света, и вошла высокая седовласая медсестра. Она включила свет. В руках у нее была огромная круглая упаковка золотистого сыра, все еще сверкавшего восковой печатью.

— Вот тридцать шесть фунтов первоклассного сыра Джасперса, — произнесла женщина. — Куда мне положить его? — В ее голосе слышались недовольство и протест.

— Поищите место на одной из лабораторных полок, — ответил Дейсейн. — А где халат и тапочки?

— Если вы будете терпеливы, то я отдам их вам, — ответила женщина. Она протиснулась в дверь лаборатории и через несколько секунд вернулась. Пройдя к двери в противоположном конце комнаты, она открыла ее. Дейсейн увидел за ней висевшую одежду — это оказался платяной шкаф. Медсестра достала из него зеленый халат и пару черных тапочек, которые поставила на пол перед кроватью Дейсейна.

— Это все, сэр?

— Да… пока.

— М-м-м. — Медсестра вышла из комнаты и с шумом захлопнула дверь за собой.

Дейсейн еще раз откусил от сыра, лежавшего на тумбочке, надел халат и тапочки и прошел в лабораторию. Медсестра, выйдя из нее, оставила гореть свет. Круглая упаковка сыра лежала на открытой металлической полке справа.

«Алкоголь не действует на Джасперс, — подумал Дейсейн. — Иначе бы его не добавляли в местное пиво. Что же уничтожает его? Может быть, солнечный свет?»

Он вспомнил тусклый красный свет в хранилище кооператива.

«Ладно, есть способы узнать это». Дейсейн закатил рукава халата и принялся за работу. За час три четверти головка сыра превратилась в молочный раствор, и Дейсейн начал работу с центрифугой.

Когда были получены результаты из первых колб, оказалось, что их содержимое наслаивается слоями, как это обычно происходит после хроматографии. У верха колбы осела тонкая серебристо-серая пленка какого-то неизвестного вещества.

Дейсейн вылил жидкость, выжег отверстие на дне колбы и выдул оттуда неповрежденный кусочек. Немного серого вещества попало на предметное стекло, и он исследовал его под микроскопом.

Он увидел грибковую структуру, искаженную, но вполне узнаваемую. Он понюхал предметное стекло. Резкий аромат Джасперса. Потом он начал изменять освещенность предметного столика, вращая ручку регулирования, наблюдая за веществом. Внезапно оно прямо на глазах начало сморщиваться и кристаллизовываться.

Дейсейн посмотрел на индикатор освещенности, сделанный в виде спектрального окошка. В данный момент он показывал интенсивность прохождения светового потока в диапазоне от 4000 до 5800 ангстрем. Дейсейн заметил, что кристалл образовался на красном участке спектра.

Он снова заглянул в микроскоп и увидел, что вещество полностью превратилось в белую-кристаллическую субстанцию.

«Значит, солнечные лучи. Как же уничтожить пещеру? — подумал Дейсейн. — Может, принести бомбу. Или портативную лампу дневного света?»

В это время Дейсейн вдруг заметил, как за окном клиники меркнет темнота и возникает темная фигура какого-то чудовища.

Дейсейн содрогнулся и повернулся к бутылке с молочным раствором. Действуя механически, он поместил оставшуюся часть раствора в центрифугу, потом отделил серебристо-серую пленку и собрал полученное вещество в темно-коричневую склянку. Из раствора получилось почти пол-литра эссенции Джасперса.

Дейсейн понюхал склянку — резкий запах Джасперса ударил в ноздри. Он вылил содержимое на мелкую тарелку, взял шпателем немного вещества и лизнул его. После чего по его спине словно бы промчалась электрическая искра. Ему показалось, что он способен «видеть» кончиком языка или пальца. Дейсейн чувствовал, как стержень его сознания превращается в стальное зернышко, окруженное пустотой. Он сконцентрировал свою энергию и заставил себя посмотреть на эссенцию Джасперса.

Там ничего не было!

«Что же уничтожило ее? Как могла тарелка стать пустой?»

Дейсейн посмотрел на правую ладонь. Как же близко она находится к его лицу! На розовой коже начали проступать серебристо-серые пятнышки.

Его сознание заполонили покалывающие ощущения, шедшие от нервных окончаний — сначала от желудка и горла, потом по рукам и ногам. И вот уже словно бы вся кожа вспыхнула огнем. Возникло отдаленное чувство, что тело соскальзывает вниз, на пол, и в тех местах, где тело касалось пола, ему казалось, что пол ослепительно сверкает.

«Я съел полную тарелку эссенции, — подумал Дейсейн. Что же способен сделать этот активный компонент, выделенный из более чем тридцати фунтов сыра Джасперса? Действительно, что? Что же он делает сейчас?» Дейсейн чувствовал, что это самый интересный вопрос. Что же он сейчас делает с ним?… зернышко собственного «я»! Где же оно?

На каком фундаменте реальности покоилось до сих пор его «я»? Дейсейн лихорадочно пытался расширить свое сознание, ясно сознавая при этом, что проецирует свою собственную субъективную реальность на внешнюю Вселенную. Однако одновременно происходит и воздействие Вселенной на его мировосприятие. Он шел за линиями этой проекции, чувствовал, как они проносятся сквозь него, словно сквозь тень.

В этот миг он сбился с пути и споткнулся.

«Да я — просто какая-то тень!» — мелькнула мысль.

Эта мысль привела его в возбуждение. Он вспомнил игры с тенью из своего детства. «Интересно, какую форму примут тени после того, как будет искажено его „я“?» И от этой мысли перед ним предстала картина темного экрана, созданного его сознанием, очерченного бесформенными контурами. Ему захотелось изменить форму.

И вот на месте экрана возник какой-то мускулистый герой, бьющий себя в грудь.

Дейсейн сменил акцент.

Тень превратилась в согбенную, близорукую фигуру ученого в длинном халате. Еще одно изменение — и перед ним обнаженный Аполлон, бегущий по живописной равнине, окруженный женскими фигурами.

И снова — труженик, согнувшийся под тяжестью бесформенного груза.

С захватывающим дух чувством божественного откровения Дейсейн вдруг осознал, что его картины не выходят за рамки его собственных знаний и представлений, которые, естественно, довольно ограничены. И именно открытие, сделанное сейчас им без чьей-либо помощи, давало ему чувство надежды. Странного рода, смутная, непонятно на что направленная, но которая, несомненно, существовала — не просто надежда, рожденная неуверенностью, а просто надежда без всяких границ, направлений или привязанностей. Надежда сама по себе.

И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолетность мига его собственного существования, его способности как живого существа.

Участок, занятый сознанием Дейсейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искаженное. Он узнал зернышко его «я», потерявшего всю свою первоначальную форму. Дейсейн, хихикая, отбросил его. «Кто же отбросил только что это? — подумал Дейсейн. Кто хихикал?»

Раздался громкий стук шагов. Голоса.

Он узнал неприятные интонации голоса седовласой медсестры, но в нем прозвучали и нотки паники.

Паже.

— Давайте уложим его на кровать, — сказал Паже. Слова прозвучали ясно и отчетливо.

Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые очертания радуги, как и не видел он чьих-то сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которым была объята его кожа.

— Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за пределами его, — пробормотал Дейсейн.

— Он что-то сказал? — спросила медсестра.

— Я не разобрал, — ответил Паже.

— Вы чувствуете запах Джасперса вон там? — снова спросила медсестра.

— Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил ее.

— О Господи! Что же нам делать?

— Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить тележку.

«Смирительную рубашку? — повторил про себя Дейсейн. — Какая странная просьба!»

Кто-то побежал. Как же громко раздаются эти шаги! Хлопнула дверь. Еще какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!

Дейсейн почувствовал своей кожей, что его поместили во что-то темное. Все зрительные ощущение пропали.

Внезапно Дейсейн почувствовал, как его тело сморщилось, и он превратился в ребенка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.

— Помогите мне! — Это снова был Паже.

— Что тут за беспорядок?! — раздался какой-то мужской голос.

Однако Дейсейну в этот миг уже казалось, что он превратился в рот, просто отдельный рот. Который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!

А потом он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг — детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.

«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», — вспомнил он.

И он бежал, бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.

Из кружащихся над ним облаков вынырнула какая-то скамейка. Он рухнул на нее… и стал скамейкой — еще одной доской. И доска эта все глубже и глубже погружалась в кипящее зеленое море.

«Жизнь в океане бессознательности», — подумал Дейсейн.

Вокруг него становилось все темнее и темнее.

«Смерть, — мелькнула мысль. — Именно на фоне смерти я могу познать себя».

Темнота рассеялась. Дейсейна несло вверх, к ослепительному свету. И в этом сиянии двигались какие-то темные фигуры.

— У него открытые глаза. — Это была медсестра.

Какая-то тень промелькнула.

— Джилберт? — Это говорил Паже. — Джилберт, ты можешь слышать меня? Сколько Джасперса ты принял?

Дейсейн попытался ответить, но губы отказывались подчиняться ему.

Снова вернулось ослепительное сияние.

— Нам придется самим узнать это, — заметил Паже. — Сколько весила головка сыра?

— Тридцать шесть фунтов, — ответила медсестра.

— Полное физическое истощение, — это снова произнес Паже. — Приготовьте респиратор.

— Доктор, что если он… — По всей видимости, страх не дал медсестре закончить фразу.

— Я… готов, — сказал Паже.

«Готов к чему?» — подумал Дейсейн.

Сосредоточив свое внимание, он вдруг понял, что может заставить это сияние поблекнуть. И в тот же миг в конце туннеля он ясно различил лицо Паже. Дейсейн лежал, беспомощно наблюдая, не способный двигаться, в то время как к нему подходил Паже с колбой в руках, из которой струилась пена и поднимался дым.

«Кислота, — подумал Дейсейн, вспомнив слова медсестры. — Если я умру, они растворят мое тело и выльют в канализационную трубу. Нет ни тела, ни улик».

Туннель рухнул.

Свет, усилившись, начал потом сходиться к одной точке.

«Возможно, я уже не существую», — подумал Дейсейн.

Стало темнее.

«Возможно, я не могу ничего делать», — пришла новая мысль.

Еще темнее.

«Возможно, меня нет!»

А потом наступило небытие.

 

Глава 13

Возможно было либо излечиться, либо умереть, — произнес желтый бог.

— Я отрекаюсь от тебя, — сказал белый бог.

— Ты не захотел того, что я предлагал тебе, — укоризненно произнес красный бог.

— Ты заставил меня смеяться, — заметил черный бог, — Нет ни одного дерева, которое являлось бы тобою, — подчеркнул зеленый бог.

— А теперь мы уходим, и только один из нас вернется, — хором произнесли боги.

Раздалось чье-то кашлянье.

— Почему у вас нет лиц? — спросил Дейсейн. — Вы различаетесь цветами, но безлики.

— Что? — прогромыхал резкий голос.

— Вы какие-то странные боги, — продолжал Дейсейн. Он открыл глаза и, увидев черты лица Бурдо, заметил, что тот крайне озабочен и озадачен.

— Вовсе я никакой не бог, — сказал Бурдо. — Что вы сказали, доктор Джил? Вам что, приснился новый кошмар?

Дейсейн моргнул и попытался шевельнуть руками. Ничего не получилось. Он поднял голову и посмотрел на свое тело, затянутое в смирительную рубашку. Комната пропахла вонью дезинфицирующих средств, Джасперсом и еще чем-то прокисшим и вызывающим отвращение. Дейсейн огляделся. Он по-прежнему находился в изоляторе. Его голова упала обратно на подушку.

— Почему меня связали таким образом? — прошептал Дейсейн.

— Вы что-то сказали, сэр?

Дейсейн повторил вопрос.

— Знаете, доктор Джил, мы не хотели, чтобы вы сами себе причинили вред.

— Когда… когда меня освободят?

— Доктор Ларри сказал, что как только вы проснетесь.

— А ведь… я уже проснулся.

— Да, я вижу это, сэр. Я просто… — Негр пожал плечами и принялся расстегивать ремни, стягивающие рукава рубашки.

— Сколько? — прошептал Дейсейн.

— Сколько вы пробыли в таком положении?

Дейсейн кивнул.

— Целых три дня с небольшим. Сейчас почти полдень.

Наконец, когда с ремнями было покончено, Бурдо помог Дейсейну сесть, расстегнул пуговицы сзади и снял рубашку.

Ему показалось, что его необычайно чувствительная кожа на спине кровоточит, а мышцы словно принадлежат другому человеку. «Это совершенно новое тело», — мелькнула мысль.

К нему подошел Бурдо с белым халатом, накинул его на плечи Дейсейна и завязал сзади.

— Хотите, медсестра сделает вам массаж спины? — спросил Бурдо. — В двух местах кожа покраснела, и это не очень-то хорошо.

— Нет… спасибо.

Дейсейн пошевелил сначала одной, затем другой ногой. Перед глазами возникла знакомая ладонь. Его собственная. «Как может это быть его ладонь, — удивился он, — когда мышцы руки принадлежат какому-то незнакомцу?»

— Доктор Ларри сказал, что никто никогда не принимал столько Джасперса за раз, — сказал Бурдо. — Джасперс — это хорошая штука, сэр, но всем известно, что вы приняли его слишком много.

— А… Дженни…

— С ней, доктор Джил, все в порядке. Она так беспокоилась о вас. Как и все мы.

Дейсейн шевельнул одной ногой этого незнакомца, потом другой, пока не удалось свесить их с кровати. Он посмотрел на свои колени. Они выглядели очень странно.

— Послушайте, — обратился к нему Бурдо. — Вам лучше остаться в постели.

— У меня… Я…

— Вы хотите в ванную? Лучше, если я принесу вам судно.

— Нет… я… — Дейсейн покачал головой. Внезапно он понял, что что-то не так — его тело испытывало чувство голода.

— Я голоден, — сказал он.

— Так почему вы сразу не сказали это? Вас здесь уже дожидается отличный завтрак!

Бурдо поднял чашку и поставил ее перед Дейсейном. Резкий аромат Джасперса ударил в ноздри. Дейсейн протянул руку к чашке, однако Бурдо остановил его:

— Лучше, если я буду кормить вас с ложечки, доктор Джил. Вы еще слишком слабы.

Дейсейн остался терпеливо сидеть, позволив накормить его из ложечки. Он чувствовал, как восстанавливаются силы. «Оно никуда не годится, это тело», — решил он. Психика, его внутреннее совсем не соответствовали его внешней оболочке.

Дейсейн вдруг спросил себя, а что же его тело ест помимо вездесущего Джасперса. Овсянку, подсказал ему язык. С медом Джасперса и сливками Джасперса.

— Вас тут дожидается один посетитель, — произнес Бурдо, когда чашка опустела.

— Дженни?

— Нет… доктор Селадор.

«Селадор!» — Это имя взорвалось в сознании Дейсейна. Селадор доверял ему, надеялся на него. Селадор и выслал ему пистолет по почте.

— Вы примете его? — спросил Бурдо.

— Вы… не будете возражать, если я увижусь с ним? — спросил Дейсейн в свою очередь.

— Возражать? А почему это я должен, сэр?

«Вовсе не твои, Бурдо, возражения я имел в виду», сказал про себя Дейсейн.

И в этот миг Дейсейна охватило сильное желание послать Селадора подальше. Как же легко было это сделать. Сантарога сможет оградить его от селадоров внешнего мира. Ему нужно только сказать об этом Бурдо, и все будет устроено.

— Я… э-э… хочу увидеться с ним, — сказал Дейсейн. Он огляделся. — Вы не поможете мне надеть халат и… есть здесь стул, на котором я мог бы?..

— А почему бы вам, сэр, не устроиться в кресле на колесиках? Доктор Ларри специально послал за одним для вас. Он не хочет, чтобы вы перенапрягались. Вы не должны уставать, понимаете?

— Да… да, я понимаю. Кресло на колесиках.

Бурдо ушел за Селадором, перекатив кресло в противоположный конец комнаты к двери, ведущей в коридор. Перед Дейсейном находились стеклянные двери, выходившие на открытую веранду, освещенную солнечными лучами.

Ему показалось, что его оставили одного, бесцеремонно выставив на всеобщее обозрение, с обнаженной душой, корчившимся в судорогах страха. «А ведь я по-прежнему отягощен тяжким грузом», — мелькнула мысль. Его приводила в замешательство перспектива встречи с Селадором. Исподволь подкрадывался непонятный страх. Селадор умеет различать притворство и обман. Он сразу заметит лживую маску — среди аналитиков с ним сравниться не мог никто.

«Селадор унизит меня, — подумал Дейсейн. — Почему это я согласился принять его? Он насквозь пронзит меня взглядом, и я не смогу сопротивляться ему — мои реакции выдадут ему все, что захочет узнать обо мне… о моей неудаче».

И в этот момент Дейсейну показалось, что стенки раковины, в которой была заключена его рассудительность, разъедены внешней мишурой и фантазиями. Селадор с резким треском раздавит ее с присущей ему жизнерадостностью.

Дверь в коридор открылась.

Заставляя себя не торопиться, Дейсейн медленно повернул голову.

В дверях стоял Селадор, высокий, с резкими чертами лица, мужчина. Смуглый цвет кожи и диковатые глаза индийца в обрамлении седых волос на висках, такого же серебристо-серого цвета твидовый костюм. У Дейсейна вдруг возникло смутное чувство, что он уже видел это лицо в другой жизни — этот пронизывающий взгляд из-под чалмы, в центре которой красовался кроваво-красный драгоценный камень.

Дейсейн покачал головой. «Я схожу с ума».

— Джилберт, — сказал Селадор, направляясь к нему. — Во имя Господа, что же ты сотворил с собой? — Дейсейн отчетливо слышал каждое слово, произносимое с оксфордским акцентом. — Мне сказали, что ты получил сильные ожоги.

«Итак, началось», — сказал себе Дейсейн.

— Я… мои руки и кисти, — произнес Дейсейн. — И еще немного лицо.

— Я прибыл только сегодня утром, — сказал Селадор. — Мы все так беспокоились о тебе, знаешь. За все эти дни — ни слова от тебя.

Он остановился перед Дейсейном, почти полностью закрыв собой обзор веранды.

— Должен сказать, что ты, Джилберт, выглядишь ужасно. Однако, кажется, у тебя на лице не осталось ни одного шрама.

Дейсейн поднес руку к щеке. И неожиданно он почувствовал, что это его щека, а не того незнакомца. Кожа на ощупь казалась, гладкой, новой.

— Все это место провоняло проклятым мускусным запахом, — пожаловался Селадор. — Ты не будешь возражать, если я открою эти двери?

— Нет… нет, пожалуйста, открывайте.

Дейсейн поймал себя на том, что борется с чувством, что Селадор — вовсе не Селадор: его слова уже не поражали глубиной мысли, а сам он приобрел некую манерность, которая, насколько помнил Дейсейн, была вовсе не характерна для него. Неужели Селадор изменился?

— Чудесный солнечный день, — произнес Селадор. — Почему бы мне не выкатить тебя на эту веранду, чтобы ты подышал свежим воздухом. Тебе это пойдет на пользу.

Паника сжала горло Дейсейна. Эта веранда… Он почувствовал, что там его ждет какая-то опасность. Он попытался остановить Селадора, возразить. Однако слова застревали в горле.

Селадор понял молчание за знак согласия и выкатил кресло Дейсейна за дверь. Слегка задрожал подоконник, и вот они уже на веранде.

Лучи солнца согревали Дейсейна. Его щеки щекотал легкий ветерок, в котором почти уже не оставалось запаха Джасперса, проясняя сознание. Дейсейн сказал:

— Разве вы не…

— Разве тебя не пьянит свежий воздух? — перебил его Селадор. Он остановился у невысокого парапета, на самом краю крыши. — Ну вот. Ты можешь восхищаться этим видом, а я присяду на этот уступ.

Селадор присел и положил одну руку на спинку кресла Дейсейна.

— Как мне кажется, к этой палате подведены специальные провода, способные улавливать все звуки, — сказал Селадор. — Однако не думаю, что они установили подслушивающее устройство и здесь.

Дейсейн ухватился за колеса, боясь, что кресло внезапно сдвинется вперед, и он свалится с крыши. Он посмотрел вниз на асфальтированную автостоянку, газоны, цветочные клумбы, деревья. До него постепенно доходил смысл слов Селадора.

— Специальные провода… способные… — Он повернулся и увидел удивление в темных глазах собеседника.

— Очевидно, ты еще не до конца пришел в себя, — заметил Селадор. — Да это и понятно. Ты прошел через горнило ужасных испытаний. Это очевидно. Впрочем, как только ты поправишься, я увезу тебя из этой долины. Уже в конце этой недели ты окажешься в безопасности в обычном госпитале в Беркли, где сможешь отдохнуть и поднабраться сил.

Внутри Дейсейна клокотали разные чувства, его сознание стало ареной сражения. «В безопасности. Какое ободряющее слово! Уехать из долины? Ему нельзя покидать ее! Но он должен уехать. Но куда, во внешний мир? Отправиться в этот ужасный мир?»

— Тебя что, накачали наркотиками, Джилберт? — спросил Селадор. — Ты выглядишь… таким… таким…

— У меня… Со мной все в порядке.

— Знаешь, вообще-то ты ведешь себя довольно странно. Ты даже не спросил меня, что же мы обнаружили по тем ниточкам, которые ты нам дал.

— И что…

— Оказывается, свой бензин они получают из отходов. Что вполне нормально, если принять во внимание экономические мотивы: расчет производится наличными с независимым производителем. Сыр и остальные продукты их кооператива, как утверждают из департамента по сельскому хозяйству, с медицинской точки зрения совершенно безвредны. Однако коллегию департамента, ведающую вопросами недвижимости, заинтересовало то, что никто, кроме сантарожанцев, не может купить собственность в долине. Может быть, они нарушают законодательство, предусматривающее борьбу против дискриминации в…

— Нет, — перебил его Дейсейн. — Они… ничего не нарушают.

— Ха! Ты рассуждаешь как человек, обнаруживший в шкафу скелет. Ну так что, Джилберт, по-твоему все это?

Дейсейну показалось, словно он схвачен вампиром, который собирается выпить из него всю кровь. Селадора его кровь насытит, даст силы. Дейсейн покачал головой.

— Ты болен, Джилберт? Может, я утомляю тебя?

— Нет. Просто я медленно соображаю. Доктор, вы должны понять, у меня…

— У тебя остались записи, Джилберт? Возможно, я смогу прочитать твой отчет и…

— Нет… пожар…

— Ах да! Доктор, этот Паже, говорил что-то насчет твоего сгоревшего грузовика. Полагаю, все сгорело?

— Да.

— Ладно, значит, теперь нам, Джилберт, придется обойтись твоим устным рассказом. Есть ли какая-нибудь слабинка, которой мы могли бы воспользоваться для уничтожения этих людей?

Дейсейн вспомнил о теплицах — детский труд. Он вспомнил статистические данные, по которым у нескольких сантарожанцев после употребления Джасперса была разрушена психика. Он подумал о наркотическом влиянии Джасперса. О чем не думай — всюду он видел, как можно уничтожить Сантарогу.

— Должно быть еще что-нибудь. — сказал Селадор. — Ты продержался здесь намного дольше остальных исследователей. По всей видимости, тебе предоставили возможность свободно перемещаться по долине. Я не сомневаюсь, что кое-что ты обнаружил.

«Продержался здесь намного дольше остальных исследователей», — повторил про себя Дейсейн. Эта фраза прозвучала как откровение. Он как бы участвовал в обсуждениях, где решался вопрос о его участии в этом проекте. У Дейсейна в долине живет девушка. Может быть, это именно то, что нам нужно. Безусловно, это дает нам основание надеяться, что он продержится дольше остальных.

«Наверное, все так и происходило», — подумал Дейсейн. Подобная бесцеремонность вызывала у него отвращение.

— А что, в долину приезжало больше двух? — спросил Дейсейн.

— Двух? О чем ты, Джилберт?

— Так как, больше двух исследователей было здесь… до меня?

— Я не понимаю, откуда ты это…

— Так были?

— Ну, знаешь, а ты очень проницательный, Джилберт. Да, их было больше двух. Кажется, восемь или девять.

— Почему…

— Почему тебе это не сообщили? Мы хотели предупредить тебя, чтобы ты был поосторожнее, но потом посчитали, что нет необходимости пугать тебя.

— Но вы ведь считали, что они были убиты здесь… сантарожанцами?

— Все эти случаи выглядят необычайно загадочными, Джилберт. Мы вовсе не были уверены. — Селадор внимательно и испытующе посмотрел на Дейсейна, широко раскрыв глаза. — Это так, верно? Убийство. И мы в данный момент подвергаемся опасности? У тебя сохранилось то оружие, которое я…

— Если бы все было так просто, — вздохнул Дейсейн.

— Во имя Господа, Джилберт, что же это тогда? Ведь ты наверняка что-то обнаружил. Я возлагал на тебя такие надежды.

«Возлагал на тебя такие надежды», — повторил про себя Дейсейн. И снова эта фраза как бы открыла дверь, за которой втайне велись разговоры, решавшие его судьбу. Почему Селадор так разоткровенничался с ним? Дейсейн вдруг понял, что его поражает собеседник, внезапно утративший присущую ему глубину мысли. «Куда же делся всемогущий психоаналитик? Неужели он и в самом деле так сильно изменился?»

— Значит, вы… вы просто использовали меня, — сказал Дейсейн. Он вспомнил обвинения Эла Мардена. Марден все это понял…

— Послушай, Джилберт, давай не будем выяснять отношения. Да, как раз перед тем, как я выехал сюда, Мейер Дэвидсон интересовался тобой. Ты помнишь Дэвидсона, агента инвестиционной корпорации? Ты, Джилберт, произвел на него потрясающее впечатление. Он сказал мне, что уже подыскивает тебе место в своей фирме.

Дейсейн уставился на Селадора. Неужели он говорит это всерьез?

— Ты окажешься на ступеньку выше, Джилберт, в нашем мире.

Дейсейну очень захотелось рассмеяться, но он справился с этим желанием. У него возникло странное чувство, что он порвал со своим прошлым и уже в состоянии заняться изучением той псевдоличности, того жалкого существа, которым был он сам. Тот, второй Дейсейн, ухватился бы за это предложение обеими руками. Новый же Дейсейн понимал, что в этом предложении выражено истинное отношение Селадора и его закадычных дружков к таким, как он: как к полезному, но не очень умному человеку, Джилберту Дейсейну, вспомнил он слова Паже.

— Ты уже составил мнение о Сантароге? — спросил Дейсейн. «Интересно, видел ли уже Селадор стоянку подержанных автомобилей Клары Шелер или рекламные объявления на витринах магазинов».

— Сегодня утром, дожидаясь, когда мне будет разрешено встретиться с тобой, я проехался немного по городу, — сказал Селадор.

— И как тебе показалось это место?

— Ответить откровенно? Странное местечко. Когда я спрашивал у местных жителей дорогу сюда, они отвечали отрывисто… и странно как-то. Не совсем… ну, словом, это был не английский, хотя, конечно, было множество американизмов, однако…

— У них возник и свой язык — напоминает их сыр, — заметил Дейсейн. — Такой же острый и с характерным привкусом.

— Острый! Точно сказано!

— А может их назвать обществом индивидуалистов, а, что скажешь? — спросил Дейсейн.

— Возможно… но в чем-то они все одинаковы. Скажи мне, Джилберт, нет ли в этом связи с решением направить тебя сюда?

— В этом?

— Я имею в виду вопросы, которые ты мне задаешь. Должен признаться, что твоя манера говорить очень напоминает… ладно, черт побери, но ты говоришь, как местные жители. — Смуглокожий индиец попытался выдавить из себя улыбку. — Неужели и ты стал местным?

Вопрос человека с восточными чертами на смуглом лице и с сильным оксфордским акцентом внезапно показался Дейсейну удивительно забавным. Чтобы Селадор задавал такие детские вопросы…

Дейсейн безудержно захохотал.

Селадор расценил этот смех по-своему.

— Ну что ж, мне остается надеяться, что это не так.

— Людей должна интересовать прежде всего человечность, — заметил Дейсейн.

И снова Селадор не понял его.

— Да, и ты изучал сантарожанцев как превосходный психолог, каким ты и являешься. Хорошо. Ну что ж, тогда… расскажи, что же ты выяснил.

— Я скажу это иначе, — сказал Дейсейн. — Иметь свободу — это еще не все, нужно знать, как распорядиться ею. Существует вероятность, что, гоняясь за свободой, люди в каком-то отношении превращаются в ее рабов.

— Звучит очень философски, — заметил Селадор. — Ну, а как быть нашим спонсорам, ищущим справедливости?

— Справедливости?

— Конечно, справедливости. Их заманили в эту долину и обманули. Они вложили огромные средства в нее — и никакой отдачи. А они не такие люди, кто способен стерпеть подобное отношение.

— Заманили? — переспросил Дейсейн. — Одно я знаю точно: никто в долине им ничего не отдаст. Каким образом их заманили? Кстати, каким образом им удалось приобрести право на аренду?..

— Это не является насущным вопросом, Джилберт.

— Нет, это очень важно! Каким же образом им удалось приобрести право на аренду сантароганской земли?

Селадор вздохнул.

— Ну, хорошо. Раз ты так настаиваешь. Они выиграли это право на аукционе, где распродавалась государственная собственность, предложив цену в….

— Поскольку были уверены, что никто не предложит большую, — перебил его Дейсейн и захихикал. — Неужели они не занимались изучением местного рынка?

— Они отлично знали, сколько людей здесь проживает.

— Но каких людей?

— Что ты хочешь этим сказать, Джилберт?

— Сантарога очень напоминает греческий полис, — ответил Дейсейн. — Это общество индивидуалистов, но не коллектив. Сантарожанцы — не рабы какого-нибудь муравейника, которыми можно понукать и услащать пряниками. Это настоящий полис, достаточно небольшой по размерам, чтобы удовлетворять потребности людей. Их прежде всего интересуют люди. Ну, а что касается справедливости…

— Джилберт, ты говоришь очень странные вещи.

— Выслушайте меня, пожалуйста, доктор.

— Ну, хорошо, только я надеюсь уловить смысл во всей этой… этой…

— Справедливости, — закончил за него Дейсейн. — Спонсоры, о которых вы упомянули, и правительство, которое они контролируют, больше интересует общественный порядок, чем справедливость. Они унаследовали представления от заскорузлой, давно изжившей себя системы, с которой незаметно для себя срослись. Вы хотите узнать, как сантарожанцы относятся к ним и их махинациям?

— Позволь напомнить тебе, Джилберт: именно для этого мы и направили тебя в долину.

Дейсейн улыбнулся. Обвинительный тон Селадора не пробуждал в нем угрызений совести.

— Нечестная власть, — начал Дейсейн. — Вот что думают сантарожанцы о внешнем мире: «Место, где господствует нечестная власть. Деньги и нечестная власть подчинили себе все там».

— Внешний мир, — повторил Селадор. — А ведь ты специально выделил это словосочетание.

— Нечестная власть — это власть без управляющего, — продолжал Дейсейн. — Выходя из-под контроля, она уничтожает самое себя и все вокруг. Эта цивилизация представляет собой сплошное поле сражений. Им даны различные термины: рыночное пространство, торговое пространство, суд, выборы, сенат, аукцион, забастовка — но все равно они остаются полем сражений. И это нельзя отрицать: каждый возьмется за оружие, если будет брошен клич войны.

— Я уже начинаю верить, что ты защищаешь этих сантарожанских мошенников, — заметил Селадор.

— Конечно, я защищаю их! С моих глаз здесь спала пелена, мешавшая мне все ясно видеть! Ведь я продержался намного больше, чем вы рассчитывали, верно? Вы ведь возлагали на меня такие надежды! Как вы можете быть таким наивным?!

— Вот что, Джилберт!.. — Селадор встал и посмотрел на Дейсейна сверкающими глазами.

— Вы знаете, что я понял, что на самом деле я понял? — спросил Дейсейн. — Справедливость! Вы все так чертовски хотите спрятать за ширмой справедливости и законности свою ложь! Вы говорите мне…

— Доктор Джил? — из дверей на веранду донесся голос Бурдо.

Дейсейн облокотился о левую сторону кресла и оттолкнулся правым колесом. Кресло завертелось на месте. В ту же секунду Дейсейн увидел Бурдо, стоявшего у открытых стеклянных дверей на веранду, и почувствовал, как его кресло обо что-то ударилось. Он повернул голову в сторону Селадора и успел увидеть, как его ноги исчезают за краем крыши. А потом раздался долгий отчаянный, душераздирающий вопль, а затем глухой удар о землю, звука которого Дейсейн никогда раньше не слышал. Его чуть не стошнило.

Бурдо внезапно оказался рядом с ним. Свесившись через парапет, он посмотрел вниз.

— О Господи! — пробормотал Бурдо. — О Господи, какой ужасный случай!

Дейсейн поднял руки и взглянул на них — свои руки. «Я ведь слишком слаб для того, чтобы это сделать, — попытался уверить себя он. — Я еще не выздоровел окончательно. Я слишком слаб!»

 

Глава 14

Главной причиной этого несчастного случая, — начал Паже, — было то, что жертва имела глупость встать слишком близко к краю крыши.

Допрос производился в палате Дейсейна: «Поскольку она находилась совсем рядом с местом происшествия и в связи с тем, что доктор Дейсейн еще не полностью оправился от травм и шока», — так было указано в официальном протоколе.

Специально назначенный по особому распоряжению главного прокурора штата в Сантарогу следователь прибыл как раз перед началом допроса, назначенного на десять часов утра. Следователь, которого звали Уильям Гаррити, очевидно был знаком с Паже. Они приветствовали друг друга по имени и пожали руки у кровати Дейсейна. Гаррити оказался невысокого роста человеком, на первый взгляд даже хрупким, с песочного цвета волосами, продолговатым лицом, на котором застыла маска безразличия.

Председательствовал на суде местный следователь, негр, которого Дейсейн впервые увидел этим утром. Звали его Лерой Кос. У него были вьющиеся седые волосы, а квадратное, скуластое лицо было преисполнено чувства собственного достоинства. На нем был строгий черный костюм, и, пока не пробило десять часов, он держался в стороне от царившей перед допросом суматохи — лишь тогда он уселся за судейский стол, ударил один раз карандашом и произнес:

— Призываю всех к порядку.

Аудитория, в том числе и свидетели, разместилась на складных стульях, которые специально по этому поводу принесли сюда. Гаррити сидел за одним столиком с помощником прокурора округа, которого, как впоследствии выяснилось, звали Нис, Сварфаут Нис; у него были густые брови, унаследованные от своих далеких предков, большой рот и песочные волосы, однако на подбородке отсутствовала характерная ямочка.

За два дня, прошедшие с момента трагедии Дейсейн понял, какое море отрицательных эмоций, среди которых преобладал все время растущий гнев, вызвало в нем поведение Селадора на крыше: «Дурак, чертов дурак, погибнуть подобным образом!».

Паже, заняв место свидетеля, коротко рассказал о происшествии.

— Во-первых, — начал Паже, придав своему круглому лицу выражение негодования, — он не имел никакого права вывозить доктора Дейсейна из палаты на веранду. Я надеюсь, что вполне ясно изложил физическое состояние доктора Дейсейна.

Гаррити, государственный следователь, позволил себе задать еще один вопрос:

— Вы видели, как произошел несчастный случай, доктор Паже?

— Да. Мистер Бурдо, заметив, что доктор Селадор выкатывает моего пациента на залитую солнцем веранду и зная, что это может привести к ухудшению его состояния, позвал меня. Я пришел как раз в тот момент, когда доктор Селадор споткнулся и упал.

— Вы видели, как он споткнулся? — спросил Сварфаут Нис.

— Конечно. Кажется, он пытался ухватиться за спинку кресла, в котором находился доктор Дейсейн. К счастью, ему не удалось дотянуться до кресла — иначе бы он мог увлечь за собой за край парапета и доктора Дейсейна.

«Селадор споткнулся? — повторил про себя Дейсейн. Его охватило чувство облегчения. — Итак, Селадор споткнулся! Я не столкнул его вниз! Я знал, что слишком слаб для этого. Может быть, во всем виновата какая-нибудь слабо закрепленная доска на веранде? — На мгновение вспомнил, как вцепился в колеса кресла мертвой хваткой и мягко оттолкнулся. — Возможно, какая-то доска мягко спружинила, — сказал он себе».

После Паже свидетельское место занял Бурдо, и он подтвердил показания Паже.

«Значит, все так и было».

Дейсейн почувствовал, как силы вливаются в его тело. Он сравнил опыт, приобретаемый им здесь, в Сантароге, с серией ныряний в бурный поток. После каждого нырка чувствуешь себя слабее, но, совершив последний, вдруг как бы происходит мистическая реакция расщепления невидимых ядер, и ты оказываешься связан с источником безграничной силы. И именно прилив подобной силы он сейчас ощущал.

В сознании мелькнула мысль, что вся его предыдущая жизнь до Сантароги была сродни какому-то выдуманному мифу — некое дерево на китайском пейзаже, едва различимое сквозь туманную пелену пастельных тонов. Он чувствовал, что оказался впутанным в череду событий, которые изменили его взгляд на прошлое. Но настоящее, окружавшее его повсюду, напоминало ствол твердого красного дерева, с мощными корнями, сильные ветви которого поддерживали его рассудительность и благоразумие.

Гаррити, вяло проводя допрос, казался человеком, не слишком разбирающимся в своем деле.

— Вы сразу же побежали к доктору Дейсейну?

— Да, сэр. Ведь он был слаб и болен. Я боялся, что он не удержится в кресле и сорвется вместе с доктором Селадором.

— А доктор Паже?

— Он побежал вниз, сэр, чтобы посмотреть, не может ли он чем-нибудь помочь упавшему человеку.

«Только сантарожанцы в этой комнате, — вдруг понял Дейсейн, — сохраняют ясность сознания. Чем более восприимчивей я становлюсь, тем ожесточеннее ведется борьба с подсознанием — естественный механизм психической регуляции. И в этом, конечно, и состоит источник взаимной силы Сантароги — прочный фундамент, в котором каждому отводилась определенная роль».

— Доктор Дейсейн! — выкрикнул следователь.

Дейсейн принял присягу. Потом все глаза в комнате устремились к нему. Но лишь глаза Гаррити внушали беспокойство Дейсейну — скрытный, отсутствующий, коварный взгляд чужака из внешнего мира.

— Вы видели, как падал доктор Селадор?

— Я… В это время меня позвал мистер Бурдо. Я повернулся в его сторону и услышал крик. Когда я обернулся… ноги доктора Селадора как раз перелетали через край.

— Его ноги?

— Это все, что я успел увидеть.

Дейсейн закрыл глаза, вспоминая те ужасные мгновения. Ему казалось, что он при помощи эффекта «туннельного видения» пытается сосредоточиться на одних только этих ногах. Несчастный случай… такой ужасный несчастный случай! Он открыл глаза, выбрасывая из сознания воспоминания, где он слышал этот удаляющийся вопль и заключительный глухой стук.

— Вы давно знакомы с доктором Селадором?

— Он был… Да.

О чем же сейчас думает Гаррити?

Тот достал из портфеля какой-то лист бумаги, положил его на столик перед собой и, глядя в него, сказал:

— У меня здесь страница из журнала доктора Селадора. Ее мне передала его вдова. Несколько строк меня заинтересовали. Я зачитаю их…

— Это не займет много времени? — спросил следователь Кос.

— Наверное, нет, сэр, — ответил Гаррити. — А возможно, да. Мне бы хотелось ознакомить следствие со взглядами доктора Дейсейна, изложенными здесь. В конце концов, мы ведь просто пытаемся установить истину, исследуя обстоятельства этой ужасной трагедии.

— Можно взглянуть? — вкрадчивым голосом спросил Сварфаут Нис, помощник окружного прокурора.

Гаррити встал, передал листок Косу и подождал, пока следователь не прочитает его.

— Очень хорошо, — сказал Кос, возвращая листок Гаррити. — Полагаю, что строчки, помеченные красным карандашом, и привлекли ваше внимание. Если хотите, можете задавать свидетелю вопросы относительно этого отрывка.

Гаррити повернулся лицом к Дейсейну, твердо держа в руке перед собой листок. Время от времени бросая взгляд на страницу, он прочитал:

— «Дейсейн — опасный инструмент для этого проекта. Их необходимо предупредить».

Гаррити опустил листок.

— Что это за проект, доктор Дейсейн?

В комнате воцарилась гробовая тишина.

— Я… когда он сделал эту запись?

— По словам его жены, приблизительно месяц назад. Я повторяю свой вопрос: что это за проект?

Дейсейн принялся рыться в своей памяти. «Проект… опасный?»

— Единственный… проект… — Дейсейн покачал головой. Этот отрывок не имел никакого смысла.

— Почему вы приехали в Сантарогу, доктор Дейсейн?

— Почему? Здесь живет моя невеста.

— Ваша невеста?

— Это моя племянница, Дженни Сорже, — вмешался доктор Паже.

Гаррити окинул взглядом Паже, который сейчас сидел в первом ряду стульев, потом снова посмотрел на Дейсейна.

— Разве вы приехали сюда не для того, чтобы заниматься изучением рынка?

— О да! Но не понимаю, почему я могу представлять опасность для… — Дейсейн замолчал, замечая, как медленно тянется время, — если только он не испугался, что у меня на уме может быть и множество других вещей.

В комнате раздался чей-то тихий смешок. Следователь постучал карандашом и сказал:

— Напоминаю всем: мы расследуем серьезный случай — погиб человек.

Воцарилась тишина.

Гаррити еще раз взглянул на страницу, зажатую в руке. Казалось, что листок стал тяжелее и все сильнее и сильнее тянет к земле.

— Что еще есть на этой странице из журнала? — спросил Дейсейн. — Разве это объясняет, что…

— Кто эти они, которых необходимо предупредить? — спросил Гаррити.

Дейсейн покачал головой.

— Я не знаю… хотя, может, те люди, которые наняли нас для изучения рынка.

— Вы выполнили то, что вам поручили?

— Я закончу свою работу сразу же, когда почувствую себя настолько хорошо, чтобы покинуть клинику.

— Ваши раны, — произнес Гаррити с ноткой гнева в голосе. — Кстати, здесь говорилось об ожогах. Я не совсем понимаю…

— Одну секунду, пожалуйста! — вмешался следователь. — Характер травм доктора Дейсейна не позволяет отнести их к предмету данного расследования, и поэтому они не включены в повестку дня заседания. Суд располагает доказательствами, что доктор Дейсейн чувствовал себя неважно и что доктор Селадор выкатил доктора Дейсейна, сидевшего на кресле на колесиках на освещенную солнцем веранду.

— Насколько неважно он себя чувствовал? — спросил Гаррити. — И насколько это представляло угрозу для его здоровья?

Следователь вздохнул, бросил быстрый взгляд на Паже, потом на Дейсейна и снова на Гаррити.

— Мистер Гаррити, обстоятельства, при которых доктор Дейсейн получил ранения, известны многим в Сантароге. Имеется более дюжины свидетелей. Он получил несколько сильных ожогов, спасая человеческую жизнь. Доктор Дейсейн уже стал героем Сантароги.

— Да? — Гаррити вернулся на свое место и положил страницу из журнала Селадора в портфель. Он был озадачен и не скрывал своей ярости.

— Во время судебных заседаний, подобных этому, я позволяю вести его, не слишком придерживаясь обычных формальностей, — сказал Кос. — Доктор Дейсейн задал вопрос относительно остальных записей, содержащихся на представленной суду странице. Признаюсь откровенно, мне эти записи кажутся бессмысленными, хотя, возможно… — В этом месте следователь замолчал, не досказав вопрос до конца, и обратил все внимание к Гаррити.

— К ставшим известным суду фактам мы можем добавить совсем немного, — начал Гаррити. — Там есть одна запись, состоящая из цифр — несомненно, в ней приводится численность населения — она так и помечена. Есть еще одна строчка… — Он поднес к лицу страницу. — «Проверена нефтяная компания. Отрицательно». Вот еще одна довольно загадочная надпись: «Нет психических заболеваний». И если не считать той записи, где упоминается доктор Дейсейн.

— А как насчет остальной части журнала? — спросил следователь. — Вы исследовали его?

— К сожалению, нет, миссис Селадор, исполняя его последнюю волю, сожгла его. По ее словам, там находились данные из медицинской практики доктора Селадора, носившие конфиденциальный характер. Она сохранила только эту страницу и передала ее нам… — Гаррити пожал плечами.

— Боюсь, что единственного человека, способного помочь нам разобраться в этих записях, уже нет в живых, — заметил следователь. — Но в таком случае, этот журнал представляет собой записи с данными, касающимися психиатрической практики доктора Селадора, и, возможно, запись, предъявленная на этом судебном заседании, вполне может иметь и более простое толкование. Слово «опасный» может иметь множество значений в различных контекстах. Возможно даже, что объяснение, которое дал нам доктор Дейсейн, является правильным.

Гаррити кивнул.

— У вас есть еще вопросы? — спросил следователь.

— Да. Еще один. — Гаррити бросил на Дейсейна неуверенный, какой-то странный взгляд. — Ваши отношения с доктором Селадором носили дружеский характер?

Дейсейн проглотил комок в горле.

— Он был… моим учителем… моим другом. Можете спросить это у любого преподавателя в Беркли.

В отсутствующем взгляде Гаррити появилось разочарование.

«Он знает, — решил Дейсейн. — Интересно, что же известно Гаррити?» — Да тут и знать было нечего. Просто несчастный случай. Возможно, он знал о подозрениях, которые питал к Сантароге Селадор. Но ведь это идиотизм… если только Гаррити не был еще одним исследователем, который лез не в свое дело.

Дейсейн почувствовал, как его взгляд затуманивается, и вместо лица Гаррити он видит череп мертвеца. Когда Гаррити встряхнул головой, пряча в портфель страницу из журнала Селадора, иллюзия исчезла. Печальная улыбка появилась на его лице. Он посмотрел на следователя и пожал плечами.

— Вас что-то развеселило, мистер Гаррити? — поинтересовался следователь Кос.

Улыбка пропала.

— Нет, сэр… Просто иногда в голову приходят забавные мысли. По всей видимости я позволил несчастной вдове мистера Селадора направить меня по ложному следу.

Следователь Гаррити сел на свое место, сказав:

— Больше у меня нет вопросов.

Вдруг Дейсейна озарило: Гаррити испугался собственных мыслей! Он подозревает, что здесь, в Сантароге, готовится какой-то невероятный заговор. Но эта мысль показалась ему слишком фантастической — отсюда и эта улыбка.

Судебное заседание близилось к завершению. Местный следователь коротко перечислил выявленные факты, зачитал протокол вскрытия, выводы патологоанатомов и заключение экспертизы, «…обширные травмы головы, внутренние повреждения различных органов тела; смерть наступила мгновенно». Потом сообщил, что о дате проведения формального следствия будет объявлено дополнительно. «Желает ли мистер Гаррити присутствовать?» Мистер Гаррити ответил отрицательно.

И тогда Дейсейн понял, что все это представление было устроено специально для Гаррити, чтобы успокоить его разум. Дейсейн вспомнил фразы, которыми обменялись Паже и Гаррити, и сейчас все это сложилось в целую картину. Ведь они учились в одной школе — во внешнем мире! Конечно же: старые друзья, Ларри и Билл. Никто не будет подозревать старых друзей в заговоре. Вполне понятно.

Итак, суд установил: смерть в результате несчастного случая.

Гаррити пожал руки местному следователю Косу, потом Паже, может, Паже приедет на встречу старых школьных друзей? Если позволит время… но Гаррити, несомненно, известно, насколько загруженными работой бывают врачи в подобной местности. Гаррити все понимает.

— Случившееся так ужасно, — сказал Гаррити.

Паже вздохнул.

— Да, это ужасная трагедия.

В дверях, ведущих в фойе, Гаррити остановился — в коридоре и без того уже толпилось несколько человек, дожидаясь прибытия лифта и тихо о чем-то переговариваясь. Он повернулся, и Дейсейну показалось, что его лицо приняло задумчивое и вместе с тем раздраженное выражение.

В это мгновение Паже нагнулся к Дейсейну, закрывая ему обзор.

— Наверное, это заседание утомило вас, и я хочу, чтобы вы сейчас немного отдохнули, — сказал Паже. — Дженни придет сюда с минуты на минуту, но я не хочу, чтобы она задержалась здесь надолго.

После этого Паже отошел в сторону.

Дверь в опустевшее фойе оставалась приоткрытой.

— Вы меня поняли? — спросил Паже.

— Да… Сейчас придет Дженни.

«Что же было в глазах Гаррити?» — подумал Дейсейн. Возможно, с таким взглядом черный дикарь из Африки взирает на ослепительно сияющий город белых людей. Странный… разгневанный… и разочарованный человек. Если Мейер Дэвидсон и его команда выбрали Гаррити в качестве нового исследователя — то он еще и опасен к тому же. Он может стать тем мостом, через который рано или поздно необходимо перейти. А там, в огромном мире, с любым человеком может произойти все, что угодно. Дейсейн чувствовал: Сантарога готовится к завоеванию этого мира.

«Вот почему меня и выбрали, — подумал он. — И Бурдо… и остальных… кем бы они ни были. Лучшая защита — это нападение».

От этой тревожной мысли его затрясло.

«Почему я дрожу?» — спросил Дейсейн себя.

Он попытался избавиться от этой беспокойной мысли, но безуспешно. Эта тревога носила короткий, не представляющий особого значения характер — так, секундная рябь на поверхности озера, которая с каждой минутой становится спокойнее и спокойнее. Дейсейн позволил этой картине спокойных зеленых вод заполнить все его сознание. И тут он понял, что остался в палате наедине с Дженни.

Теперь он ощущал спокойствие в облике любимой: в ее голубых глазах, уголках рта, сложившихся в улыбку, которой приветствовали его ее полные губы. Она была одета в оранжевое платье, а темные волосы были перехвачены оранжевой лентой.

Дженни положила на тумбочку у изголовья кровати какой-то пакет, потом наклонилась и поцеловала его — теплые губы, передававшие глубокое ощущение мира и спокойствия. Затем она отстранилась от Дейсейна и села рядом, не выпуская его руку.

Дейсейну показалось, что никогда она не выглядела более красивой.

— Дядя Ларри говорит, что ты должен вторую половину сегодняшнего дня отдохнуть, но я могу забрать тебя из клиники в субботу, — сказала девушка.

Дейсейн вытянул руку и провел ею по ее волосам — шелковистым и гладким.

— Почему бы нам не пожениться в воскресенье? — спросил он.

— О дорогой…

Она снова поцеловала Дейсейна, потом отодвинулась, вдруг показавшись Дейсейну чопорной.

— Больше я не буду тебя целовать сегодня — мы не хотим, чтобы ты совсем лишился сил. — Дейсейн заметил ямочку на ее щеке. — Ты ведь хочешь полностью восстановиться к воскресенью, когда тебе понадобится много сил.

Дейсейн прижал головку Дженни к своей шее и начал гладить ее волосы.

— Мы можем занять один из домов, только что построенный в новом районе города, — прошептала Дженни. — А по соседству будут жить Кэл и Вилла. Дорогой, о дорогой, я так счастлива.

— И я тоже.

Дженни начала описывать устройство дома, сад, какой там отличный вид…

— Ты ведь уже выбрала один из этих домов?

— Да, я побывала в том районе — мечтая и надеясь…

Именно о своем доме она страстно мечтала все это время — и это было мечтой каждой женщины: иметь свой дом, в котором начнется ее жизнь с человеком, которого она любит. Там даже имелся гараж, одна из комнат была отведена под магазин, а еще одна — под лабораторию.

Дейсейн представил себе автомобиль Джерси Хофстеддера, стоящий в гараже… Эта картина имела продолжение, в его голове, словно он уже стал хорошим хозяином, мелькали мысли о «приятных вещах» и «богатом урожае винограда».

Внимание Дейсейна привлек пакет, который Дженни положила на прикроватную тумбочку.

— Что в этом пакете?

— Пакете?

Девушка подняла голову и проследила за взглядом Дейсейна.

— А, этом. Подарок от моих друзей из кооператива. Специально для тебя они собрали эту замечательную посылку.

— Джасперс?

— Конечно. — Девушка откинулась на спинку стула и поправила волосы.

Дейсейн внезапно представил себя работающим у конвейера сортировочного цеха кооператива.

— А где я буду работать? — спросил он.

— Дядя Ларри хочет взять тебя в клинику, но сначала мы проведем медовый месяц. Дорогой… скорее бы наступило воскресенье!

«В клинику, — повторил про себя Дейсейн. — Слава богу, не как пациент в этот раз. Интересно, какого же бога я благодарю?» — Странная мысль, без начала и конца — одна, оборванная нить, висящая в зеленом океане его сознания.

Дженни начала распаковывать посылку. В ней оказались клинышек золотистого сыра, две бутылки пива, темное пшеничное печенье и белая емкость, издававшая странный звук, когда ее взбалтывали. «Интересно, когда эти продукты подверглись обработке?» — подумал Дейсейн.

У него внезапно возникло чувство, что он мотылек, посаженный в стеклянную клетку, и бьется, махая крыльями, бесполезно ударяясь о стенки, озадаченный и потерявший присутствие духа.

— Дорогой, наверное, ты устал. — Дженни приставила руку к его лбу. Рука девушки передавала ему спокойствие и умиротворенность. Мотылек в его сознании взобрался на сильную зеленую ветку, которая соединялась с деревом. У Дейсейна возникло вдруг ощущение, словно он стал этим деревом — сильным, неисчерпаемым источником силы.

— Когда я увижу тебя? — спросил Дейсейн.

— Я приду завтра утром.

Она послала ему воздушный поцелуй, помедлила, потом наклонилась… сладкий аромат Джасперса шел от ее дыхания, ее губ.

Дейсейн наблюдал за ней, пока она не закрыла за собой дверь в коридор.

И тут же его пронзила мучительная боль, на мгновение ему показалось, что он потерял связь с реальностью, что сейчас, когда в палате нет Дженни, комната эта стала призрачной, нереальной. Дейсейн отломал кусок золотистого сыра, запихнул его в рот и почувствовал успокаивающий аромат Джасперса, его сознание начало расширяться, становясь тверже и послушнее.

«Так чем же все-таки является реальность? — спросил он себя. — Столь ли она ограничена, как этот кусок сыра, и столь же подвержена заблуждениям, как все, что имеет свои пределы?»

В тот же миг он сосредоточился на мыслях о доме, который описывала ему Дженни, он представил, как переносит Дженни, которая уже стала его женой, через порог. Им приподнесут подарки: продукцию кооператива, мебель… Сантарога заботится о себе.

«Это будет чудесная жизнь, — подумал он, — чудесная… чудесная… чудесная…»