Валориан присел и застыл неподвижно, скрытый грудой валунов, напряженно прислушиваясь к голосам, долетавшим к нему из лежавшей у его ног долины. Несколько секунд он почти не дышал, внимательно вбирая долетавшие до него звуки, а затем медленно перевел взгляд с вершины скалы на узкую, поросшую деревьями долину. Там они все и были, разбивая лагерь, стараясь сделать это по возможности лучше, в тени темных мокрых деревьев. Рядом были привязаны несколько худых лошаденок, склонившихся над жидкой охапкой сена.

Сильный моросящий дождь размывал черты лиц и детали одежды, но Валориан успел заметить достаточно, чтобы понять, чем занимались эти всадники. Они все носили эмблему черного орла, а это значило, что они принадлежали к XII Легиону императора Тарниша. Однако было очень странным то, что они вдруг оказались в этих краях, потому что легион в данный момент должен был находиться по другую сторону Дархорнских гор. Что же забыла здесь эта маленькая группа, вдали от дома?

Валориан еще несколько минут наблюдал за солдатами, затем вновь растянулся в своем прикрытии за выступом камней. Присев, он задумчиво потер выросшую за четыре дня скитаний щетину. Эти люди внизу серьезно мешали охотнику. При обычных обстоятельствах он постарался бы избежать встречи с солдатами Тарниша, словно с прокаженными. За многие годы, прошедшие с момента, когда войска Тарниша завоевали его родину Чадар, Валориан привык думать о них не иначе, как о безжалостных, алчных псах, которые помогали своему императору удерживать власть. Но Валориан знал, что если он сейчас спустится к ним вниз, они могут убить его, но могут и вступить в разговор.

Охотник рискнул еще раз выглянуть из своего укрытия. Мужчины все еще стояли вместе, безуспешно пытаясь развести костер. Валориан задумчиво теребил губу. Эти придурки все делали неправильно, и судя по их изможденным лицам и грязным туникам, у них уже довольно давно все шло не так, как надо.

Валориан перестал вглядываться и перевел взгляд на холм у себя за спиной, где в зарослях деревьев был надежно спрятан его жеребец. У него на спине лежала награда Валориана, завоеванная в результате длившейся четыре дня почти бесплодной охоты и преследования: худой пятнистый олень. Олень означал свежее мясо для всей его семьи впервые за много дней.

Но, с другой стороны, у этих людей в долине мог быть куда более ценный приз, который стоил того, чтобы спуститься вниз одному с голыми руками. Они могли обладать информацией.

Валориан полагал, что XII Легион располагался во владениях Тарниша в Аб-Чакане, на востоке, по другую сторону Дархорнских гор, в загадочной земле, о которой Валориану было известно лишь по сказкам, которые довелось когда-то услышать. Эта земля звалась долинами Рамсарина и описывалась как огромное пустынное царство трав и бесконечных холмов. Эта земля как нельзя лучше подошла бы его кочевому народу и лошадям. К несчастью, империя Тарниша завоевала долины почти семьдесят лет назад и по-прежнему удерживала власть над ней.

Но сейчас пришло время, когда силы империи начали ослабевать, и особенно это становилось заметным в отдаленных от центра провинциях. Многочисленные враги нападали на границы империи, несколько племен на отдаленных западных рубежах позволили себе восстать, побуждая императора отправлять на усмирение восстаний плохо укомплектованные легионы. Три года непогодицы сослужили плохую службу урожаям, которыми кормилась огромная столица империи Тарноу. Да и сами жители столицы становились просто неуправляемыми. Положение еще более ухудшилось из-за того, что старый император, почти в два раза расширивший границы империи и вселявший страх одним лишь упоминанием своего имени в сердца врагов, умер, передав трон в наследство своему куда более слабому и менее талантливому сыну. И за последовавшие за этим событием восемнадцать лет империя потеряла почти четвертую часть принадлежавших ей провинций и была вынуждена оставить многие крепости. Аб-Чакан был последним оплотом Тарниша на восточных склонах Дархорнских гор и единственным в долинах Рамсарина.

Очень может быть, что этим солдатам, расположившимся внизу, в холодной мокрой лощине, известно что-либо полезное. Ведь не просто так они оказались так далеко от своего гарнизона, на это должна была быть веская причина. Что могло развязать языки больше, чем горячая еда и жаркий огонь?

Все эти мысли вихрем пронеслись в мозгу Валориана, пока он принимал решение. Затем, переполненный отвращением к самому себе за то, что он собирался сделать, он вышел из своего укрытия и быстро пересек лощину, направляясь к своему коню. Мясо даст лишь временное спасение его семье, в то время как информация может оказать неоценимую услугу на долгие времена всему его племени.

Его жеребец Хуннул спокойно ожидал хозяина в окружавших его со всех сторон сумерках подступавшей ночи. Когда Валориан вошел в заросли, он тихо заржал, приветствуя своего господина. Валориан потрепал лошадь по могучему черному плечу. Охотник горько усмехнулся:

— После всех наших трудов, Хуннул, нам придется расстаться с нашей добычей и отдать ее нескольким солдатам Тарниша.

Огромный конь наклонил голову. Его темные влажные глаза смотрели на хозяина, переполненные необычайным разумом и любовью.

— Наверное, я сумасшедший, — прошептал Валориан, — но они пришли из долин Рамсарина! Я уже много дней пытаюсь что-нибудь разузнать об этой земле.

Резкими движениями охотник спрятал свой лук и короткий меч в мешок, оставив только привязанный к поясу охотничий нож. Затем он взобрался в седло, положив оленя перед собой, и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы справиться со слабой дрожью в холодных руках.

— Поехали! Нам надо покормить солдат Тарниша.

Жеребец послушно покинул свое укрытие и начал осторожно спускаться, прокладывая себе путь по усеянному камнями склону. Сумерки уже опустились на долину, сопровождаемые моросящим дождем и туманом, и это помогло Валориану добраться незамеченным почти до самого лагеря воинов, пока один из них не заметил его и не приказал остановиться.

Остальные смотрели на всадника в полнейшем недоумении. Валориан тотчас же отметил про себя, что, несмотря на покрывавшую их грязь и неопрятный вид, они по-прежнему являли собой образец военной дисциплины, принятый в XII Легионе. В мгновение ока пятеро мужчин выхватили мечи и заняли круговую оборону, их лица были угрюмы, а оружие готово к бою.

— Доброй встречи! — как можно более непринужденно поприветствовал их Валориан.

Он постарался сгорбиться, чтобы казаться более безобидным, и натянул поводья. Хуннул замер как вкопанный у начала лощины.

Пятеро солдат не сделали ни единого движения, продолжая в упор смотреть на него.

— Назови себя, — приказал один из них. Вместо ответа Валориан отвязал от седла оленя и кинул его на землю перед солдатами. Он дал пятерым изголодавшимся мужчинам вдоволь насладиться зрелищем еды, пока он сам неторопливо спускался с коня. Но солдаты по-прежнему не меняли принятого ими положения.

— Меня зовут Валориан, — сообщил он им и распахнул перед ними свой плащ, показывая, что не вооружен.

Солдат, стоявший перед ним, внимательно рассматривал его отделанный железом кожаный шлем, длинный шерстяной плащ, куртку из меха овцы, сильно потрепанную тунику и рейтузы. Он не стал затруднять себя более подробным обыском этого мужчины, чье длинное изможденное лицо, несмотря на долгие дни голодных мучений, не утратило следов привлекательности, а в глубоко посаженных глазах светился ум.

— Абориген, — облегченно проговорил один из воинов. Все остальные заметно расслабились.

Валориан уловил некоторое раздражение и презрение в их отношении к нему и попытался улыбнуться. Но улыбка вышла вялой. Он прекрасно знал, что в империи Тарниша и в Чадаре считали таких, как он, людьми второго сорта. Племена Фиррала рассматривались как рабские, слабые и тупые, короче, не имели значения. Единственное, что они могли делать, и это спасало их от окончательного порабощения и работы на императорских галерах или соляных копях, так это разводить и выращивать лошадей. Валориан понял природу отношения к нему солдат, но это совершенно не значило, что он готов был удовлетвориться подобным к себе отношением. То, что его заботило на самом деле, было то, что в немалой мере в основе их отношений к племенам была и изрядная доля истины.

Нарушивший молчание тарниш вышел из круга и направил острие меча прямо в грудь Валориана.

Охотник не пошевелился и стоял неподвижно, когда меч, приблизившись, замер, почти касаясь его ребер. Он заставил себя расширить глаза, словно его парализовало от ужаса, и широко раскрыл рот.

Солдат подозрительно рассматривал с головы до пят охотника. Это был крупный мужчина, почти такой же высокий, как и Валориан, его сила и жестокость выковались в многочисленных сражениях. Его грубое неровное лицо было гладко выбрито, а его одежда и оружие, хотя и были заметно потрепаны в долгих странствиях, все же были аккуратно ухожены. По знакам отличия на плече воина Валориан смог определить, что он был центурионом, которому обычно подчинялось от восьми до десяти человек внутри легиона. Сжав зубы, Валориан попытался изобразить восторг и склонил голову в знак глубокого уважения.

— Генерал, у меня есть олень, которым я хотел бы поделиться с вами.

— Я тебе не генерал, ты, гнусная тупая собака! — заорал в ответ солдат. Но острие его меча все же убралось от груди Валориана.

— Поделиться, ишь ты! — ехидно заметил невысокий коротышка с кривыми ногами. — Убей ты его! Нам только больше достанется.

Центурион внимательно посмотрел на охотника, ожидая увидеть его реакцию.

Валориан вздрогнул, его глаза по-прежнему смотрели в землю.

— Вы, конечно, можете убить меня, но кто тогда разведет для вас костер и поджарит мясо?

— Отличная мысль, — заметил черноволосый тарниш. — Нам что-то пока не очень везет с костром.

Кольцо солдат начало распадаться на глазах, теперь они столпились вокруг оленя, пожирая его голодными глазами.

— Пусть он поджарит нам оленя, центурион. Мы можем убить его потом, предложил кривоногий.

Их предводитель издал раздраженный возглас и засунул меч в ножны:

— Довольно! XII Легион никогда не марает свою честь грязными поступками! Охотник, ты можешь присоединиться к нам, и твой олень, разумеется, тоже.

Всего лишь на долю секунды Валориан позволил себе поднять глаза и посмотреть в лицо центуриона. Он ненавидел тарнишей со всей остротой, которой его научили прожитые тридцать пять лет жизни. Здравый смысл подсказывал ему, что надо было отвести взгляд и продолжать разыгрывать безобидного слабого охотника, но на одно-единственное мгновение гордость взяла верх над здравым смыслом. Он позволил центуриону заметить его тяжелую ненависть. Но, когда он увидел, как недобро начали сужаться глаза воина, он вспомнил о цели своего поступка и, подавив в себе гордость, отвел глаза в сторону. Его челюсти с лязгом сомкнулись, он повернулся, пока еще не был разрушен созданный им образ безвредного аборигена, и неспешно направился к лошади, чтобы отвязать притороченные к седлу сумки.

Центурион застыл неподвижно, словно погруженный в какие-то глубокие раздумья, лицо его было перекошено. Наконец он сделал знак своим людям:

— Если вы собираетесь есть сегодня, то помогите ему.

Четверо остальных повиновались ему, подгоняемые приступами голода, сводившими желудок. Двое принялись разделывать тушу оленя, а два остальных начали помогать Валориану развязывать поклажу, притороченную к седлу.

— Хороший конь, — заметил коротконогий. Он потянулся к шее Хуннула и потрепал ее, в то время как жеребец пытался отвернуть голову от этой странной ласки. На лошади не было упряжи, поэтому солдату никак не удавалось как следует ухватить ее.

Валориан чуть помедлил с ответом. Хуннул действительно был отличным конем, пожалуй, лучшим во всем Чадаре. Высокий в холке, с длинными ногами, прекрасно сложенный жеребец был отличным конем, радостью и гордостью Валориана. Он терпеливо взращивал его и научил почти всему, чему мог. Очень странно, но жеребец был совершенно черным, без малейшего коричневого или белого волоска. Такая лошадь дорого бы стоила у солдат Легиона Черного Орла.

Валориан недружелюбно взглянул на солдата, сунул ему в руки поклажу и ответил:

— Да, он неплох. Хотя довольно злобен.

И не успел солдат сказать и слова в ответ, как охотник отдал какой-то приказ.

Огромный конь встряхнул гривой. Испустив короткое ржание, он развернулся и скрылся в темноте.

Пятеро солдат в изумлении проводили его глазами.

— Собираешься отправиться домой? — поинтересовался центурион.

Валориан пропустил его замечание мимо ушей и подхватил свой плащ.

— Он будет неподалеку, если он мне потребуется.

Мужчины обменялись взглядом, в котором сквозило смешанное с любопытством сомнение, но Валориан лишил их возможности посплетничать о великолепном жеребце. Он немедленно нашел им работу, предложив разрубить на куски оленя и собрать побольше дров. Из своих седельных сумок он извлек небольшую связку сухого трута, с помощью которого он всегда разводил огонь, и небольшой топорик. С умением, выработанным за более чем тридцатилетнюю практику, Валориан расчистил место для кострища и расположил на нем тонкие ветви и более толстые сучья под наклоном друг к другу таким образом, чтобы защитить зарождающийся огонь от струй дождя, затем подобрал все необходимое, чтобы высечь огонь.

Солдаты молча наблюдали за тем, как он разложил свой трут — пригоршню сухого пуха, травы и тоненьких прутиков — на расчищенной земле. Ловко орудуя ножом, он зачистил концы нескольких толстых палок и добавил их к лежавшей на земле кучке, а потом извлек на свет божий свое самое драгоценное походное сокровище: маленький блестящий уголек, бережно спрятанный внутри выдолбленной тыквы. И спустя мгновение охотник высек огонь, который весело заплясал, освещая сырую и темную лощину.

Солдаты Тарниша обменялись усмешками, внезапно ощутив освобождение от так долго владевшего ими раздражения и напряжения.

— Как по мановению волшебной палочки, — проговорил один из них, похлопывая Валориана по плечу.

— Волшебство, — усмехнулся центурион. — Тебе бы лучше следовало поучиться, чем тратить время на пустую болтовню вроде этой! Волшебство существует для самовлюбленных жрецов и дураков.

Охотник распрямился. Словно из чистого любопытства он спросил:

— А что вы знаете о волшебстве, центурион?

Племена отличались от остального населения империи Тарниша еще и тем, что не верили в возможности волшебства, полагаясь исключительно на могущество четырех почитаемых ими богов.

Предводитель солдат помахал в сторону костра обломком палки:

— Магии просто не существует, абориген. Есть только умение.

— Только смотри не говори об этом генералу Тирранису, — с усмешкой предостерег его черноволосый. — Я слыхал, что он хочет найти секреты волшебства.

— Заткнись! — прошипел центурион. Упоминание имени генерала Тирраниса заставило Валориана крепче стиснуть зубы. Генерал являлся имперским губернатором огромной провинции, которая включала в себя Чадар и предгорья, в которых было вынуждено обитать племя Валориана. Мало было сказать, что генерала ненавидели. Тирранис представлял собой странную смесь амбиций, сочетание коварного политика и безжалостного воина, сметавшего со своего пути всякого, пытавшегося помешать ему. Он управлял своей провинцией с помощью жестокости и держал все население у себя под каблуком. Ни у кого даже мысли не возникало о возможном восстании. Валориан слыхал даже, что амбиции генерала распространялись и на имперский трон, поэтому его нисколько не удивило, что генерал искал помощи у магии.

Может быть, думал Валориан, если нам повезет, генерал сам себя уничтожит в ходе какого-нибудь безумного эксперимента в поисках того, что просто не существует.

Валориан заметил, что центурион наблюдает за ним, и поспешил стереть со своего лица всякое выражение и приступить к работе. Он совершенно не собирался задерживаться здесь более, чем того требовали обстоятельства. Он хотел накормить этих людей и развязать им языки в надежде услышать полезную информацию — например, почему они очутились в Чадаре, чем занимался гарнизон в Аб-Чакане, и где находился надежный хороший проход в долины Рамсарина.

Со всей быстротой, на какую он только был способен, Валориан добавил огня, и когда он стал достаточным, поджарил на углях полоски оленьего мяса. Солдаты с жадностью голодных волков набросились на приготовленное им угощение.

К тому времени как они насытились, от оленя остались лишь кости, а дождь превратился в густой туман. Солдаты откинулись на землю, разговаривая и оживленно смеясь, время от времени прикладываясь к последним оставшимся у них запасам вина. Никто не предложил Валориану сделать глоток или просто обратил на него внимание. Он сидел в тени дерева, обгладывая остатки оленины.

Охотник чувствовал себя виноватым, что ел мясо, в то время как его семья, скорее всего, хлебала водянистую похлебку с последними крошками черствого хлеба. Зима выдалась очень суровой, и в его краях осталось мало животных. Семья была вправе рассчитывать на него и других охотников, что они достанут добычу и принесут ее для общего котла. Он тешил себя надеждой, что кому-нибудь из охотников все же улыбнется удача. Он попытался выбросить из головы обуревавшие его чувства и сосредоточился на болтовне солдат.

Действительно, мясо и вино смягчили владевшее ими напряжение, развязав им языки. Они начали делиться друг с другом своими тревогами и сомнениями. Они настолько презирали выходцев из племен, что, казалось, вообще не замечали его присутствия.

Некоторое время пятеро мужчин перебрасывались замечаниями о том, что всегда тревожило солдат: одиночество, плохая еда, тяжелая работа. Валориан прислушивался к их болтовне сквозь подкрадывающуюся дремоту. Ему было тепло в его плаще, к тому же после стольких дней, проведенных на охоте, он очень ослаб. Его глаза закрылись. Он уже и сам не знал, как ему удастся повернуть разговор на интересующую его тему долин Рамсарина, как вдруг коротышка произнес нечто, что сразу же прогнало сон Валориана.

— Не знаю, как вы, а я необыкновенно счастлив, что мы покидаем эту проклятую богом кучу камней. — Он сделал глубокий глоток из фляги с вином и передал ее другим: — Счастливо избавиться Аб-Чакану!

— Как ты можешь говорить такие вещи? — полным сарказма голосом спросил его другой солдат. — Мне будет очень не хватать этого местечка — холод, ветер, жара и мухи летом и на многие мили пути ни одного города или жилого поселка! С какой стати нам менять это чудо на комфортабельный билет в Тарноу?

Один из солдат хлопнул себя по эмблеме с черным орлом и проговорил, усмехаясь:

— Клянусь священным быком, я буду очень рад снова увидеть Тарноу. Вот уже десять лет я не был дома.

Это был черноволосый солдат, он встал со своего места и выпрямился, чтобы размять затекшую спину.

— Ответь, центурион, сказал ли тебе генерал Сарджас, когда нас отводят?

Усмешка исчезла с лица центуриона, когда он оторвался от фляги с вином:

— Вы что же, думаете, что командующий XII Легионом боевой генерал будет обсуждать свои планы с простыми центурионами?

— Да нет, но ты же должен думать что-то об этом. Ты ведь служишь достаточно для того, чтобы предугадывать поступки наших офицеров.

Центурион поплотнее уселся на своем месте и сказал:

— Никому не дано понять офицера… но все же я бы предположил, что мы поднимем гарнизон где-то в конце лета. Повозки, обеспечивающие легион, должны миновать Волчий Проход до того, как снег заблокирует перевал.

Трое легионеров обменялись понимающими усмешками. Не так-то часто удавалось им услышать какие-либо новости из уст своего неразговорчивого начальника, и такую возможность нельзя было упустить. Валориан лег на спину в тени дерева, под которым он находился. Сердце громко стучало в груди. Он не верил своим ушам. Затаив дыхание, он лежал неподвижно, сомкнув веки, ожидая продолжения разговора.

— И как ты думаешь, каким путем мы направимся домой? — осторожно нащупывая почву для продолжения разговора, спросил центуриона коротышка. — Через север, минуя Чадар, в направлении к Актигориуму или на юг, через Сарсисию к Сар Нитине?

Наступило долгое молчание, повисшее в воздухе, так что солдаты даже начали подумывать, что их центурион так и не удостоит их ответом. Но он все-таки пожал плечами в конце концов и проговорил:

— Я бы поставил на южный вариант. Он несколько длиннее, чем дорога через Чадар, но намного проще и безопаснее, чтобы избежать ловушек генерала Тирраниса. Он жен своих не пожалеет и продаст, только бы заполучить в свое пользование настоящий легион. И если мы хотим добраться без помех до Тарноу, нам следует избрать направление на Сар Нитину.

Он сделал большой глоток вина, словно желая показать таким образом, что разговор окончен, и передал флягу своему соседу.

— Но зачем же в таком случае мы направляемся в Актигориум, чтобы увидеть великого и всемогущего генерала Тирраниса? — спросил кто-то.

Черноволосый присвистнул:

— Генерал Сарджас не настолько дальновиден, как наш достопочтенный центурион. Может, он решил заручиться письменным разрешением генерала пройти через территорию Чадара просто на тот случай, если вдруг ему вздумается избрать этот путь. Я прав? — спросил он у центуриона.

Центурион повел в его сторону бровями:

— У тебя слишком длинный язык, Каллас.

Губы Калласа сложились в торжествующую улыбку:

— Значит, я прав. Ну что же, мне совершенно наплевать, каким путем мы двинемся отсюда, лишь бы поскорее убраться из этой долины. Господи, мне так не хватает больших городов. — Но вдруг он обратил внимание на четвертого солдата, спокойно сидевшего у костра и казавшегося очень мрачным. — Ну, а ты что, Маркус? Ты не проронил ни словечка. Разве ты не рад возвращению домой?

— Не настолько! — горько ответил его собеседник. — XII Легион никогда не отступал, а сейчас мы уже почти оставили великолепную крепость и отступаем, и все из-за того, что наш всесильный император не в состоянии даже управлять завоеванным его отцом!

— Оставь эти мысли при себе, Маркус! — угрожающе прорычал центурион. Смотри, как бы от таких разговоров твоя голова не рассталась с телом!

Старый вояка сердито отмахнулся в ответ:

— Я говорю правду, и вы все это знаете! Аб-Чакан — это наша последняя крепость в долине. Когда мы ее оставим, империя потеряет и долины Рамсарина.

Коротышка Тан склонил голову:

— Эти долины нам не давали ничего, кроме травы, меди, бесконечных ловушек и малочисленных рабов. Такое можно найти везде. Лучше пожертвовать отдаленной и маловыгодной провинцией, чем потерять всю свою родину!

— Да, потеря провинции совсем не так страшна, — признал Маркус. — Но меня волнует цена, которую придется за это заплатить, — потеря чести и гордости Легиона, уверенности и уважения к империи. Человек, который занимает имперский трон, повсюду посылает сигналы слабости, безграничной глупости и…

— Довольно! — коротко скомандовал центурион. — Совсем необязательно рассказывать, что ты думаешь, всему Чадару!

Солдаты притихли. И хотя Валориан по-прежнему лежал с закрытыми глазами, он почувствовал, как их внимание внезапно переключилось на него.

— Что будем делать с аборигеном? — он услышал, как тихо был задан этот вопрос. — Убьем или дадим ему уйти?

— Пусть убирается восвояси. Это мясо достойно того, чтобы подарить ему жизнь, — ответил центурион.

— А что, если он слышал весь наш разговор?

Их предводитель презрительно рассмеялся в ответ:

— Он всего лишь грязный абориген. Он ничего не сможет извлечь из нашего разговора, а новость и так довольно скоро будет всем известна.

Сквозь переполнявшее его презрение центурион не заметил тонкой улыбки, тронувшей губы Валориана. Он был теперь начеку, но все еще притворялся крепко спящим, пока солдаты устраивались под своими покрывалами и пока не догорел огонь костра. Когда они все захрапели, а лощина была погружена во мрак и окутана туманом, охотник поднялся со своего места под деревом. Он подхватил седло и растворился в темноте ночи.

На заре Валориан отыскал Хуннула на лугу в долине, совсем неподалеку от лощины, в которой уже начали просыпаться солдаты. Охотник свистом подозвал своего жеребца и с удовлетворением наблюдал, как большое животное послушно прибежало на его зов, его грива и хвост, словно черный дым, неслись за ним. Он быстро оседлал коня и направил его к югу, в сторону от стоянки своего племени.

У Валориана было время, чтобы обдумать услышанное, пока он безуспешно пытался заснуть этой ночью под укрытием густых зарослей кустарника. Он с возрастающим восторгом перебирал в памяти слова солдат, пока не принял решения продолжить свою охоту. Зимняя стоянка его племени лежала к северу отсюда, и он уже отсутствовал дольше, чем предполагал. Его жена Кьерла уже, должно быть, начала волноваться. Но он по-прежнему не добыл мяса, и где-то там — он полагал, что на юге находился проход, единственный, о котором ему довелось услышать в своей жизни. Этот перевал был достаточно широким и находился не очень высоко, что позволяло повозкам пройти сквозь нависающие с обеих сторон Дархорнские горы. Он пойдет охотиться к югу. Возможно, если боги будут к нему благосклонны, он найдет мясо и перевал. В последовавшие за этим два дня охотник продолжал двигаться к югу вдоль границ Чадара и Сарсисии, все больше углубляясь в неведомые доселе места. Он изучал встававшие на его пути горные хребты опытным взглядом родившегося в предгорьях человека, но не мог заметить ничего, что хотя бы отдаленно напоминало перевал. Он искал дичь, любую дичь, которая могла бы накормить его народ, но не встречал даже следов животных. Над его головой нависла сырая крыша облаков, из которой не переставая моросил дождь, реки начали выходить из берегов, превращая землю в жидкую грязь и смывая с ее лица все следы животных. Одежда и плащ Валориана намокли и отяжелели, и даже его мастерство лесного жителя не могло выжать огня из отсыревшего дерева.

На третий день он пустил Хуннула глубже в предгорья. Весь день они поднимались все выше и выше по склонам вздымающихся гор Дархорна, направляясь к высокому крутому хребту, который выделялся на фоне низкой гряды невысоких вершин.

— Хуннул, если мы в самое ближайшее время ничего не найдем, нам придется возвращаться домой с пустыми руками, — заметил Валориан, когда конь осторожно ступил на вершину хребта.

В ответ Хуннул вскарабкался на его самую высокую точку. Бока лошади вздымались и опадали в изнеможении, ноздри покраснели.

Валориан потрепал лошадь по взмыленной шее. Ему казалось совершенно естественным то, что он разговаривал с ней, как со своим старым добрым другом. Хуннул был очень умным животным и, казалось, понимал большую часть из слов своего хозяина. Охотник только сожалел временами, что конь не мог ответить ему. А ведь он столько времени проводил один в седле, что обрадовался бы возможности поговорить немного с кем-нибудь. Охотник дал коню возможность немного отдохнуть, а сам окинул взглядом расстилавшийся перед ним пейзаж. Увиденное не понравилось ему. Собственно, там и смотреть было не на что. Кругом шел дождь. Непробиваемым облаком он опутал горы, сводя на нет возможность отыскать проход в горах, которую лелеял в своей груди Валориан.

Он опустил руку на седло.

— Господи! Дождь идет не переставая уже четырнадцать дней. Когда же он прекратится?

Он вздрогнул от неожиданного раската грома. В полном изумлении он уставился на свинцовое небо. Стояла ранняя весна, время вообще-то совершенно неподходящее для гроз. Но племена знали, что на самом деле гром означал приближение Небироса, посланца бога смерти. Наверное, Небироса послали забрать чью-то грешную душу.

Небо разорвала еще одна вспышка молнии, за которой последовал глухой раскат грома. Порыв ветра ворвался на горный хребет и забрался под плащ Валориана. Хуннул прижал уши и заплясал на месте. Валориан почувствовал, как его тело напряглось. Он никогда не любил молний.

— Ладно, приятель, проваливаем отсюда. Давай поищем себе какое-нибудь укрытие.

Конь мгновенно подчинился его приказу. Неподалеку на склоне холма они обнаружили выходивший на поверхность пласт горной породы, который несколько смягчал порывы ветра и укрывал их от струившегося с неба дождя. Гром и молнии еще довольно долго продолжали греметь, наполняя отвечавшие их раскатам горы эхом ярости.

Валориан раздраженно встал рядом с теплым лошадиным боком и съел последний кусочек хлеба, который у него был, мысли его загнанно метались в сознании. Уже было далеко за полдень, и Валориан решил, что, найдет он мясо или нет, все равно пора возвращаться домой. Он попробует найти проход как-нибудь в другой раз.

Дождь наконец-то почти перестал и напоминал о себе редкими моросящими каплями, ветер тоже стих, лишь изредка налетая слабыми порывами. Молнии и гром теперь грохотали где-то дальше к югу.

Охотник был подавлен. Он очень ослабел. В последний раз он направил коня на вершину горного хребта, чтобы бросить прощальный взгляд на горы. Облака теперь были чуть повыше, приоткрыв его взгляду выступающие склоны Дархорнских гор.

Рот Валориана затвердел. Он ненавидел эти горы. До тех пор, пока эти высокие вершины преграждали его народу путь на восток, а империя Тарниша не давала им отойти на запад, у них не было никакой надежды на выживание. Если его племя хотело существовать дальше, они должны были найти путь к спасению. Они должны были найти проход через горы, прочь от давившего их ига тарнишей.

— Мы должны найти этот проход, Хуннул, — принужденно заговорил Валориан. Жеребец насторожил уши. — Если бы мы только могли его найти, я смог бы предоставить лорду Фирралу доказательства того, что проход действительно существует. Тогда ему ничего не оставалось бы делать, как собрать племя воедино и пойти через горы в долины Рамсарина!

Наступила пауза, во время которой охотник широко раскинул руки.

— Ты только представь себе, Хуннул! Просторы неба и трав, только бери. Нет никаких тарнишей, взносов и налогов, нет генерала Тирраниса. Свобода, чтобы растить лошадей и детей. Свобода снова быть такими, какими мы уже однажды были! Если бы я только мог убедить лорда Фиррала…

Валориан погрузился в молчание, мрачно созерцая завесу облаков и дождя на юге. Если его племя и заслужило такое наказание, как иго империи Тарниша, то лорд Фиррал, без сомнения, был одной из его причин.

Во времена, когда был жив дед Валориана, члены племени гордо носили голову, они бороздили плодородные земли Чадара, разделившись на большие кочевые племена, во главе каждого из которых стоял свой собственный вождь. Они были прекрасными воинами и прирожденными торговцами, хорошими соседями жившим на берегах рек и склонах гор оседлым племенам чадарианцев.

Жизнь в племени текла мирно и размеренно по раз и навсегда установленному руслу в полном соответствии с законами природы до тех пор, пока в Чадар не пришла армия Тарниша. Племена пытались защитить свои земли, но чадарианцы предпочли сдаться на милость победителя и отказались поддержать их. Многочисленные хорошо вооруженные пехотные легионы уничтожили восставших воинов племени, перерезали целые поселения с женщинами и детьми, а немногих оставшихся в живых переселили в бесплодные и безжизненные холмы Бладирона, что на северных склонах Дархорнских гор. С тех пор его народ и оставался там, забытый, отверженный и обреченный.

С тех пор, а прошло уже восемьдесят лет, племена утратили большую часть своих традиций и присущую им гордость. Они объединились в одно племя, состоявшее из нескольких разрозненных семейных кланов, которые подчинялись одному старому вождю. Безвозвратно прошли времена, когда у них были богатые пастбища, большие кладовые и накопленное поколениями богатство. Им удавалось поддерживать огонь жизни с помощью скудной охоты, незначительного воровства и сбора грубого корма. Все остальное им пришлось отдать как дань генералу Тирранису.

Валориан признавал бесплодность надежд бороться с империей Тарниша, чтобы вернуть безвозвратно утраченное, но он не мог заставить себя похоронить свою надежду в будущее своего народа. Если они были не в состоянии выжить там, где существовали сейчас, тогда им ничего не оставалось делать, как сменить среду обитания.

Но вся трудность заключалась в том, чтобы убедить в целесообразности такого поступка дядю его жены, лорда Фиррала. Пугливый старик был упрям словно бык. Сколько раз Валориан безуспешно пытался убедить его собрать воедино разрозненные кланы и повести в новые земли. Фиррал постоянно отказывал ему. Престарелый лорд не собирался и шагу ступить без достоверной информации о том, куда им предстояло переселиться. Он не переставал повторять Валориану, что горы Дархорна были слишком опасны, чтобы легкомысленно относиться к предстоящему пути. К тому же генерал Тирранис никогда не позволит племени покинуть эти места в предгорьях. Вождь был непреклонен.

Но сейчас у Валориана была хотя бы надежда, что, если он принесет племени известие о существовании прохода через горы и лежащей за ними свободной от власти империи земле, это заставит лорда Фиррала, по крайней мере, выслать разведчиков и приступить к разработке плана переселения.

Если бы только ему удалось найти этот проход наверняка. Повинуясь глубокому инстинктивному порыву, его рука потянулась к мечу. Испустив древний боевой клич своего народа, Валориан высоко поднял меч и устремил его в небо.

— Услышьте меня, о боги! — закричал он. — Мой народ погибает! Укажите мне путь, чтобы я мог спасти его. Помогите мне найти Волчий Проход.

В эту самую минуту тишину разорвал ужасный грохот, вырвавшийся прямо из сердца туч, далеко на юге. Словно выпущенная из лука стрела, к земле устремилась молния и нашла на ней свой проводник из металла.

С неземной силой она ударила в шлем и меч охотника, пройдя через вытянутую вверх руку, голову, тело и коня.

Валориан откинулся назад, на долю секунды приобщившись к верховной силе богов, а затем окружающий его мир взорвался огнем и светом. Вокруг него гремели раскаты грома, но он их не слышал. И лошадь, и ее всадник были мертвы задолго до того, как упали на мокрую землю.