— Наша всемогущая богиня встала передо мной и подняла руки, — рассказывал Валориан слушающей его толпе. Он повторил ее жест для большей убедительности. — Она прокричала: «Силой молнии, принесшей тебя сюда, я наделяю тебя способностью творить чудеса!» И в этот самый момент она выпустила светящийся луч прямо мне в грудь.

Толпа издала возглас восхищения.

Сделав паузу, Валориан оглядел лица собравшихся ошеломленных людей. Они все собрались в природном амфитеатре неподалеку от лагеря его друга Гилдена. Семья Валориана прибыла сюда три дня назад и была тепло встречена. За это время уже успела произойти одна помолвка, два боя, несколько торговых обменов и бесконечное количество конных состязаний. Короче, это была традиционная встреча двух семей.

Но сказание Валориана нельзя было считать типичным. Он уже один раз рассказывал его, и семья Гилдена настолько была им поражена, что умоляла Валориана рассказать его еще раз. Валориан понимал, что далеко не все его слушатели считали сказание правдой, и он вполне понимал также причины их недоверия. Ведь в сказание было просто невозможно поверить! Поэтому он намеревался рассказывать его при каждом удобном случае, чтобы все в племени поверили ему наконец. Но этим вечером у него был приготовлен сюрприз для его слушателей.

— Эта молния не причинила мне вреда, — продолжал он. — Вместо этого она слегка пощипывала и согревала, и укрепляла каждую клеточку моего тела. Я увидел, что меня окружала как бы голубая аура и спросил: «Что это?». Богиня Амара ответила мне, что с этого мгновения я обладаю даром творить чудеса.

Послышалось изумленное перешептывание голосов, и Валориан улыбнулся в ответ на их недоверие.

— Я сказал: «Чудеса. Но их ведь не бывает на свете», но богиня объяснила мне, что в мире, нас окружающем, издревле существует сила волшебства и что я теперь обладаю способностью ее использовать. Она сказала мне: «Охотник, магия вокруг тебя. Сосредоточься». И тогда я закрыл глаза, сосредоточил все помыслы на этой странной силе, которую чувствовал внутри себя…

Валориан поднял руку к темнеющему небу и выпустил в него яркую голубую молнию, которая растаяла в ночи. Толпа вскрикнула. Кое-кто вскочил на ноги, но Валориан настолько завладел их сознанием во время своего рассказа, что, когда он продолжил повествование, люди медленно опустились назад на свои места.

Он рассказывал им все то же, что и в предыдущую ночь, о путешествии в Илгоден и пещеры Гормота, но только теперь он сопровождал свой рассказ использованием чудесной силы, чтобы оживить его. В свете факелов он сотворил образы Посланников и туманной вершины Илгодена. Он показал своему народу поля, покрытые травой в царстве мертвых, и людей, которые вышли ему там навстречу. Он даже услышал несколько восклицаний, раздавшихся в толпе, когда некоторые из мертвых лиц были узнаны. Шаг за шагом он вел своих слушателей за собой вверх по склону горы, а затем в недра Гормота на встречу с горфлингами. При виде этих отвратительных уродливых существ некоторые женщины закричали, да и мужчины тоже казались испуганными. С расширенными от ужаса глазами следили они за тем, как Валориан сражался с гнусными тварями с помощью волшебной силы, как преодолел огненную реку и поймал в плен маленького горфлинга. Он повторил все заклинания, которые ему пришлось использовать, чтобы его слушатели увидели, как действует его сила и каким образом ему удалось наконец достичь пещеры, где крутился бешенный смерч, и спасти корону Амары. А потом он рассказал им о четырех богах и о том, как Амара вернула его к жизни, оставив ему его дар.

Зная, что теперь он полностью завладел вниманием своих слушателей, он перешел к объяснению, какой представлял себе новую жизнь для племени и почему он считал, что племя должно было оставить Чадар и отправиться на поиски долин Рамсарина по воле богов. Он создал картину просторной долины, поросшей травой, с текущими реками, где вольно бегали лошади, а потом медленно уничтожил ее. Глубокая тишина наполнила амфитеатр.

Спустя несколько долгих мгновений поднялся Гилден и спросил:

— Как далеко отсюда находится этот самый Волчий Проход?

И тут же, словно над землей пронесся пчелиный рой, раздался шквал вопросов, долетавших отовсюду.

— Ты имеешь в виду, что мы должны оставить Чадар? — кричала какая-то женщина.

— А как насчет наших стад и других семей? — хотел знать кто-то еще.

— Ты уверен, что тарниши ушли из долин Рамсарина?

— А почему ты считаешь, что нам там будет лучше? — спросил его один старик.

— А почему это мы должны уходить? — спрашивал другой. У тебя есть этот волшебный дар Амары. Сделай так, чтобы ушли тарниши!

— Что говорит об этом всем лорд Фиррал? — перекрикивая гомон голосов, спросил отец Гилдена.

Вопросы так и сыпались на Валориана, и он пытался честно ответить на все. К тому времени как все наконец затихли в задумчивом молчании, стояла глубокая ночь. Словно по команде, все встали и направились назад в лагерь.

Валориан следил, как они уходили. Его нисколько не тревожила их бурная реакция, потому что он знал, что глубоко потряс их своим рассказом. Даже члены его собственной семьи находились под глубоким впечатлением. Теперь ему оставалось только ждать, дадут ли посеянные им семена всходы.

* * *

— Валориан, мне не раз приходилось в прошлом слушать замечательные сказки, но ни одна из них не может сравниться с рассказанной тобой вчера.

Валориан взглянул на своего друга Гилдена, который ехал рядом с Хуннулом, потом оглянулся, чтобы посмотреть на трех охотничьих собак, пробиравшихся сквозь заросли травы. С непроницаемым выражением лица он спросил:

— И что же ты думаешь о моей «волшебной» сказке?

Гилден был одним из немногих его добрых друзей, и он дорожил его мнением.

Глаза Гилдена вспыхнули веселыми искорками.

— Или у тебя богатое воображение, или же богиня благоволит к тебе. Я предпочитаю последний вариант. Он безопаснее.

Они охотились вместе ранним утром. Оба охотника решили отправиться одни, взяв только собак да лошадей, чтобы никто не мешал их беседе. Утро было немного туманным и холодноватым, похоже, что приближался дождь. Валориан почувствовал радость побыть вдалеке от шумного лагеря и любопытных людских взглядов.

— А как остальные члены твоей семьи? — спросил он.

Гилден получил свое имя за свои яркие белокурые волосы. Он задумчиво подергал себя за длинный ус. Это был приятный мужчина, во всяком случае, так любила говорить о нем Кьерла. Он был на голову ниже Валориана, шире его в груди. У него были маленькие руки и всегда готовое улыбнуться лицо.

— Я последую за тобой в любой момент, — ответил он. — И ты это знаешь. Но мой отец уважает лорда Фиррала и шагу не ступит без его приказа. А что касается остальных, то моя мать хоть сейчас готова собрать вещи, мой брат хотел бы побольше узнать о долинах Рамсарина, а мой племянник вообще не знает, что и думать. Думаю, что все остальные члены семьи, да и всего племени, скорее всего, тоже испытывают противоречивые чувства. Валориан, ты запустил нам под рубашку большущую живую змею. Нам нужно будет время.

— Но у нас нет времени. Я надеялся пересечь Волчий Проход осенью.

— Слишком мало шансов на это. Ты можешь рассчитывать на какое-то решение в этом племени самое раннее к приходу следующей весны.

Валориан ничего не сказал в ответ, хотя какая-то часть в его сознании была вынуждена признать правоту доводов. Конечно, было бы куда безопаснее уйти с племенем из Чадара до того, как зимний снег закроет проход или же до ушей генерала Тирраниса дойдет слух об их намерениях. Но, с другой стороны, он уже начал понимать, что объединить все семьи и провести их через Волчий Проход к осени было крайне трудно. Единственным положительным моментом в том, что семье придется провести еще одну зиму в Бладиронских холмах, было то, что тогда племя пройдет через перевал весной и впереди у них будет целое лето, чтобы выбрать себе место для обитания в долине. Если им удастся сохранить свой секрет от Тирраниса.

Он подавил рвущийся из груди усталый вздох и опять повернулся, чтобы проверить собак. Похоже, что три больших, покрытых пятнами гончих взяли след. Уткнувшись носами в землю, они возбужденно размахивали хвостами.

Неожиданно одна из собак залаяла. Все три инстинктивно рванулись вперед на запах, раздражавший их обоняние, увлекая вслед за собой охотников. Крича от удовольствия, Валориан и Гилден пустили лошадей во всю прыть как раз вовремя, чтобы увидеть огромного оленя, выскочившего из своего укрытия. Олень бросил взгляд на преследовавших его собак и помчался вперед по широкому полю. В этих местах олени были крупными, с длинными ушами, быстрыми и выносливыми, и охотники прекрасно понимали, что олень мог уйти от погони, если оторвется достаточно далеко от преследователей. Собаки остервенело залаяли, увидев оленя. Они рванулись за ним, длинные гладкие ноги, казалось, не дотрагивались до земли, но они не могли угнаться за бегущим животным.

Оба охотника одновременно вытащили луки. Потребуется немало мастерства и умения, чтобы попасть в оленя на скаку, но и это еще не было самым трудным. Валориан не мог похвастаться большой меткостью стрельбы, особенно с такого расстояния, поэтому он вонзил шпоры в бока Хуннула, понуждая его скакать быстрее. К его величайшему изумлению, черный жеребец рванулся вперед с такой скоростью, словно его запустили из катапульты. Его бег превратился в стремительный, и теперь он летел вперед, как ракета, обгоняя изумленных собак, почти настигая оленя. Валориану с трудом удавалось удерживаться в седле. Земля слилась в одно пятно под копытами Хуннула, а ветер бросал гриву в лицо охотника. Черный жеребец настолько приблизился к оленю, что Валориан мог бы достать до него рукой. Но у него хватило ума вытащить лук, не поддавшись искушению, и выпустить стрелу. Олень замер и упал в густую траву, из ребер торчала длинная стрела.

Валориан, словно громом пораженный, откинулся в седле и натянул поводья, чтобы остановить Хуннула. Его конь покорно повиновался. Он коротко заржал, словно желая выразить удовлетворение, и неспешно направился к поверженному оленю, выгнув шею и задрав хвост. Охотник соскользнул с седла, быстро отогнал возбужденных собак и перерезал горло умиравшему животному. Когда с этим было покончено, он выпрямился, глубоко вздохнув, и взглянул на коня.

Легким галопом подскакал Гилден. Его лошадь вся блестела от пота. Спрыгивая с коня, он закричал:

— Всемогущие боги, Валориан, чем ты кормишь своего коня?

Валориан развел руками:

— Травой!

Но он сам был изумлен не меньше Гилдена. Хуннул мог бегать очень быстро, но никогда прежде он не развивал подобной скорости.

— Ты только посмотри на него! Он даже не запыхался.

Удивленный Валориан провел рукой по длинным, сильным ногам Хуннула. Гилден был прав. Хуннул дышал не быстрее, чем обычно, его ноги казались в полном порядке. Он даже не покрылся потом. Охотник внимательно осмотрел коня, и его пальцы бессознательно пробежали по белой отметине на плече Хуннула.

— Валориан.

Голос Гилдена вернул его на землю.

— У меня есть несколько кобыл, которые созреют в этом сезоне. Как ты посмотришь на то, чтобы скрестить их с Хуннулом?

Валориану было приятно слышать это, хотя он и был слегка удивлен. Гилден обожал своих лошадей, и многие годы он старательно создавал и создал-таки самое большое и лучшее стадо харачанских лошадей во всем племени. То, что теперь он хотел скрестить линию Хуннула и линию своих любимых кобылиц, было очень почетным. Но была одна загвоздка. Валориан потер шею и, словно извиняясь, проговорил:

— Но ты же знаешь, что он не на сто процентов харачанских кровей. Я, э-э, позаимствовал как-то на ночь жеребца Тирраниса.

Гилден разразился громким смехом:

— Ты имеешь в виду того большого загнанного доходягу, которого он привел из Тарноу? А я — то думал, почему твой конь такой высокий! Мне наплевать на то, что он полукровка. Я никогда прежде не видел, чтобы конь мог бегать так быстро.

Охотник посмотрел на небо, словно ему что-то пришло в голову.

— Он может и не передать своему потомству этого качества.

— Я попробую. Это добрый конь.

— В таком случае можешь скрещивать его с любой кобылой, которая у тебя найдется… но при одном условии.

— Каком?

— Поговори со своим отцом. Поговори со своей семьей. Будь моим союзником в этом лагере.

Гилден ухмыльнулся. Он бы и так сделал это для Валориана.

— Договорились.

И они ударили по рукам, словно скрепляя свой договор, а затем занялись разделкой туши.

Поздно вечером Валориан привел Хуннула в лагерь и привязал позади своего шатра.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты видела его бег, — сказал он жене, заботливо расчесывая черную гриву коня.

Хуннул менял зимнюю шкуру, которая вываливалась большими пучками волос, поэтому с большим удовольствием подставлял бока скребку.

— Могла же Амара дать ему еще что-то, кроме белой отметины? — спросила Кьерла.

Она очень любила смотреть, как ее муж заботился о своих лошадях. Он так заботливо чистил их, почесывая в нужных местах, да и вообще обращался с животными, как с друзьями. Она в восхищении замирала от того, что его руки могли быть такими нежными и сильными одновременно.

— Это единственное объяснение, которое мне приходит на ум, — ответил Валориан. — Он никогда раньше так не бегал.

Охотник закончил свою работу и в задумчивости прислонился к стене шатра.

— Гилден хочет скрестить Хуннула со своими кобылами. У нас тоже подрастает несколько среди молодняка, и когда они достигнут зрелости, я думаю, мы тоже сведем их с Хуннулом.

Кьерла засмеялась приглушенным гортанным голосом:

— Он будет очень занят этим летом.

Охотник подхватил ее смех, но мысли его были далеко отсюда. Он думал об этом уже весь день. Завтра он собирался попробовать.

На следующий день, разделив утреннюю трапезу вместе с Гилденом и его отцом, Валориан вскочил на коня и направился в сторону поросших деревьями холмов неподалеку от лагеря. Он хотел отыскать там уединенное место, где бы он мог использовать свое волшебство, не привлекая внимания любопытных глаз.

У него не ушло много времени на это. Он остановил свой выбор на узком каньоне, по которому протекал мелкий ручеек. Он поднялся вверх по течению, пока не достиг широкой излучины, спрятанной в тени деревьев. Ноздри щекотал запах жимолости.

Тут Валориан слез с коня и отпустил Хуннула погулять, а сам устроился под деревом и погрузился в раздумья. Он знал, что собирался сделать, но не был совершенно уверен, как достичь результата и стоило ли ему вообще пробовать. Он никогда прежде не использовал магию по отношению к живым существам, за исключением Сергиуса, когда произошла катастрофа, поэтому он не знал, чего ему следовало ожидать. Заклинание, которое уже родилось в его голове, могло причинить огромный вред, если использовать его неправильно. Он никогда не простит себя, если причинит вред Хуннулу.

В то же время он не хотел экспериментировать на других лошадях. Хуннул был чрезвычайно умным животным, который полностью доверял и любил хозяина. Ему исполнилось шесть лет, и за эти годы между ним и Валорианом установились прочные связи. Валориан очень рассчитывал на эту привязанность, чтобы помочь волшебству завершить желаемое превращение. Охотник еще некоторое время сидел неподвижно, повторяя в голове заклинание, а потом подозвал Хуннула.

Огромный жеребец в это время радостно купался в холодной воде ручейка. Он охотно прибежал на зов хозяина, остановился рядом с ним и встряхнулся. Вода и песок ливнем обрушились на Валориана, в мгновение ока намочив до нитки его одежду, покрыв песком и выпавшей шерстью. Жеребец посмотрел на охотника из-под длинной черной челки, и Валориан готов был дать голову на отсечение, что он прочел во взгляде влажных темных глаз насмешку.

С трудом удерживаясь от того, чтобы не рассмеяться или выругаться, Валориан попытался отряхнуть одежду. Надо было ему как следует подумать, прежде чем подзывать к себе Хуннула во время его купания. Когда наконец большая часть песка и грязи были удалены с одежды, он подвел жеребца к большому плоскому валуну, где он мог сесть так, чтобы его глаза находились на одном уровне с глазами Хуннула, когда он прибегнет к колдовству. Он помедлил мгновение, потирая шею коня и ощущая под пальцами кости, мускулы и шелковистую кожу, все то, что создавало этого великолепного жеребца. Все должно получиться, твердо сказал он себе. Все должно получиться!

И с этой мыслью в голове Валориан уселся на валуне скрестив ноги и начал произносить заклинание. Он взял в руку мягкую морду коня, закрыл глаза и мысленно расширил границы своего сознания, чтобы его волшебная энергия вышла за его пределы.

Хуннул пару раз беспокойно переступил на месте, словно удивляясь странному поведению хозяина, но он доверял Валориану, поэтому не пытался бежать. Постепенно облик лошади начал медленно меняться. Он принял неестественную застывшую позу, дыхание коня замедлилось, а его глаза прямо смотрели в глаза охотника. Он не издал ни звука, даже не шевелил мышцами, однако и Валориан был совершенно неподвижен. Они как бы были связаны друг с другом прикосновением, волшебством и невидимой нитью их мыслей по мере того, как Валориан очень осторожно проникал в сознание лошади.

Но чем глубже он погружался, тем сильнее становилось его удивление от того, насколько сложным оказалось сознание его лошади. На самом деле Хуннул обладал куда большими способностями чувствовать и понимать, чем это казалось на самом деле, и не ограничивался примитивными инстинктами, сводившимися к еде и самозащите. И впервые Валориану открылось в полной мере, чем наградила богиня Амара Хуннула силой созданной ею молнии: большой скоростью, выносливостью, силой и, что самое интересное, повышенным желанием учиться.

Валориан немедленно сосредоточил свое волшебство на этом. Ему хотелось найти способ установить контакт с Хуннулом, научить лошадь понимать человеческую речь и передавать мысли. Конечно, лошади не могли разговаривать подобно людям, но Валориан надеялся, что благодаря волшебству он сможет научить своего коня общаться со своим хозяином. Он не собирался превращать конский интеллект жеребца в человеческий, но все же, пока он работал с сознанием лошади, он бессознательно передал Хуннулу свой опыт, мысли и понимание мотивов человеческих поступков. Во время всего процесса между человеком и лошадью установилась прочная связь, которую нельзя было разрушить, пока они были живы.

Было уже очень темно, когда Валориан вышел из состояния своего магического транса. Он изумленно моргал глазами и, наверное, свалился бы с валуна, если бы не ухватился за гриву Хуннула. Его тело словно окаменело от долгого сидения в одной позе, и он чувствовал себя совершенно истощенным и измученным. Очень осторожно он поднялся с камня и прислонился к коню, разминая затекшие ноги и руки.

— Клянусь короной Амары, я очень устал! — вслух проговорил он.

Он бережно потрепал коня по шее, спрашивая себя, во зло или на пользу была направлена его волшебная сила. Хуннул казался несколько вялым, в темноте было трудно рассмотреть его глаза, поэтому нельзя было точно сказать, встревожен ли конь.

Валориан хотел было отвести Хуннула к ручью напиться, когда произошло что-то совершенно невероятное.

Черный жеребец ткнулся носом в грудь Валориана, и в голове охотника ясно и сильно прозвучало: «Я хочу есть».

* * *

Кьерла поняла, что произошло что-то из ряда вон выходящее, в тот момент, как ее муж ворвался в шатер. Все его тело было напряжено возбуждением. Глаза ослепительно горели ярко-синим цветом, полные триумфа победителя. Ни говоря ни слова, он подхватил ее и протанцевал с ней несколько па по палатке.

— Сработало! — выдохнул он. — Заклинание сработало как молитва.

— Какое заклинание? — заинтригованная его ребячливым поведением, спросила она. — Что ты делал?

— Хуннул! Он может говорить со мной! — Она заставила его остановиться:

— Что?

— Ну, не в прямом смысле этого слова. Но он может посылать мне свои мысли, а я могу их понимать. Он не очень уверенно пользуется словами пока что, но я знаю, что со временем у него все будет в порядке!

Кьерла приложила руки к губам и сказала:

— Валориан, если бы я не знала, что с тобой уже успело произойти за это время, я подумала бы, что у тебя солнечный удар. А со мной он может говорить?

— Не знаю. Пойдем. Мы сейчас это выясним.

Он вытолкнул ее из палатки наружу, туда, где стоял Хуннул, уткнувшись носом в связку сена.

— Хуннул, не скажешь ли ты что-нибудь Кьерле?

Жеребец приподнял голову, его рот был набит сеном. Валориан услышал, как в его сознании зазвучали осторожно подбираемые слова:

«Добрый вечер, Кьерла. Мне нравится, как ты расчесываешь мою шерсть».

— Ты слышала это? — возбужденно спросил Валориан.

Кьерла покачала головой:

— Я ничего не слышала. Он просто смотрел на меня.

— О-о! — восторг Валориана несколько уменьшился, но все равно он чувствовал себя в приподнятом настроении. На самом деле он не собирался делиться этим опытом пока ни с кем, так же как и повторять свое заклинание на других лошадях. Сейчас у него все получилось просто потому, что они с Хуннулом были так близки. Валориан не думал, что у него получится как следует повторить заклинание, если он будет экспериментировать с незнакомым животным.

— Возможно, ты слышишь его, потому что это ты произносил заклинание, — предположила Кьерла.

Валориан улыбнулся снова:

— Может быть, так оно и есть. Он сказал, что ему нравится, как ты чешешь его шерсть.

Женщина подступила ближе к коню и обвила руками его шею.

— Заботься о нем как следует, — тихонько прошептала она в его ухо.

Словно понимая, что она говорит, жеребец слегка отвел шею в сторону и нежно обнял ее головой.

* * *

После этого Валориану редко выпадала возможность отлучиться одному. Лето приближалось к разгару с его жарой и мухами, заставляя членов племени проводить дни в тяжелом труде, чтобы получше откормить животных в стадах и выжить. В течение дня температура обычно повышалась, и к вечеру жара сменялась грозой.

Валориан обнаружил, что его прежняя нелюбовь к молниям сменилась теперь настоящим страхом. Он вздрагивал при каждой вспышке молнии и разрыве грома, и это было лишь самым малым проявлением панического желания бежать сломя голову куда угодно в поисках укрытия от грозы, пусть даже грозовые тучи вздымались далеко к западу. Воспоминания о последствиях его последнего знакомства со смертельным разрядом энергии были все еще слишком свежи в его памяти, чтобы он мог себя чувствовать спокойно. К счастью, ощущение тепла внутри его тела достаточно уменьшилось, чтобы он мог переносить летнюю температуру, но его правая рука по-прежнему плохо слушалась его.

Некоторое время, однако, он мог поберечь свою руку и не делать ею опасную или тонкую работу. Большую часть времени он помогал Айдану и Гилдену скрещивать Хуннула с многочисленными кобылами, достигшими зрелости. Часто жеребцу позволялось просто бежать рядом со стадом кобылиц и выбирать себе любую, но обе семьи не хотели, чтобы их стада или различные ветви харачанской крови смешивались, поэтому мужчинам приходилось следить за каждым спариванием. Когда Валориан смотрел за каждой кобылой, которая приходила к Хуннулу, он всякий раз спрашивал себя, сколько качеств его жеребца передастся по наследству его потомству.

Когда же Валориан не был занят делами своей семьи или скрещиванием лошадей, он использовал любую возможность, чтобы поговорить с отцом Гилдена и членами его клана. Гилден правильно угадал их реакцию. Некоторые с трудом могли дождаться момента, чтобы оставить эти земли навсегда, в то время как другие никак не могли понять, почему должны были оставить места, где родились и выросли. Валориан тратил целые дни на споры, уговоры и слова ободрения, которые он находил для каждого, пожелавшего с ним разговаривать, пока наконец он не начал чувствовать, что они медленно начали склоняться к его точке зрения. И в первое летнее полнолуние он знал, что настало время перебираться в другой лагерь. Он сказал все, что мог, людям Гилдена. Теперь они должны были сами решать, присоединяться ли к нему для бегства, когда придет время.

Ранним жарким летним утром семьи Валориана и Гилдена распрощались друг с другом, палатки были свернуты, и кланы пошли каждый своей дорогой. Валориан и Гилден пообещали друг другу встретиться вновь осенью. Затем они ударили по рукам и поспешили вдогонку за своими караванами к новым пастбищам.

Семья Валориана медленно двигалась к юго-востоку, направляясь к природным источникам, получившим название Слезы Амары. Источники были излюбленным местом для стоянки всех кланов племени, и Валориан в глубине души надеялся встретить там хотя бы один клан. Они достигли этого места душным вечером и разбили лагерь у чистых, пенящихся ручьев при свете полной луны. Валориан был разочарован, не найдя никого поблизости, но это чувство недолго угнетало его.

Спустя несколько дней, когда он купал Хуннула в одном из многочисленных каменных колодцев, устроенных по берегам ручьев, черный жеребец поднял голову и навострил уши. Охотник посмотрел на холмы и увидел, как один из караульных поднял свой горн. Раздался высокий, звенящий сигнал, который далеко разнес ветер, и со всех сторон начали сбегаться люди. Перевалив через гребень горного кряжа, на востоке появился второй караван, куда больший, чем семья Валориана. Его возглавлял дородный мужчина с большущей бородой, ехавший на крупной белой лошади.

«Тебе не нравится этот человек?» — раздался в голове Валориана голос Хуннула.

Охотник замер, удивленный словами и смыслом, вложенным в них. Несмотря на то, что сам оттачивал заклинание, которое дало Хуннулу возможность общаться, Валориан все никак не мог привыкнуть к медленному глубокому голосу, звучавшему в его голове без единого звука. С каждым днем Хуннул все больше и больше использовал свой дар, и это приводило Валориана иной раз в замешательство, особенно если конь был прав.

— Откуда ты знаешь? — мягко спросил его Валориан.

Хуннул заржал в ответ:

«Я помню запах этого человека. Он кислый, и тебе совсем не нравиться видеть его. Твоя рука напряглась на моей гриве».

Присвистнув, Валориан отпустил зажатые между пальцами черные волосы и выпрямился в седле:

— Да, я не люблю Кареза. Он не… неприятен. Кроме того, он является предводителем второй по величине семейной группы, и я должен его убедить, если мы хотим преуспеть в объединении племени. Поэтому я должен быть вежливым.

Спустя всего несколько мгновений добрые намерения Валориана подверглись испытанию.

— Валориан! — Голос Кареза без труда преодолел разделявшее их расстояние. — Что ты здесь делаешь, ради всех святых?

Он направил свою лошадь к самому большому источнику и сделал рукой недовольный жест в сторону небольшого стада коз, пасшихся рядом с чистым пенящимся родником.

— Скажи своим людям, чтобы убрали этих паршивых уродин! — проорал он без всякого приветствия.

Отъехав, Валориан попросил нескольких мальчишек убрать коз с пути Кареза и молча наблюдал, как здоровяк направился со своим караваном к самой большой площадке, на которой можно было разбить стоянку, и устраивался там так, словно эти ключи принадлежали ему одному.

Айдан, всем своим поведением воплощая гнев, прискакал к Валориану, сидевшему на коне.

— Этот ослиноголовый Карез приказал своим людям убрать наших лошадей с восточного луга! — в гневе закричал он. — Он там собирается расположить свое собственное стадо.

Валориан никак не прореагировал на это. Его собственный гнев был загнан глубоко внутрь сознанием того, что он не имел права ссориться с Карезом, не переговорив с ним. Он позволил себе только мрачно ответить:

— А Карез не сильно изменился, правда? — Айдан был близок к разрыву сердца:

— Разве ты ничего не собираешься делать?

— Нет, и ты тоже.

Валориан старался отвечать как можно более спокойно:

— Придерживайся общепринятых правил поведения. В противном случае мне придется запретить тебе появляться у источников.

Молодой воин яростно стукнул кулаком по луке седла, но под гневным взглядом Валориана ему пришлось умерить свой пыл и только молча наблюдать, как удобно располагался Карез под навесом. Остальные члены его семьи тоже принялись разбивать лагерь. Казалось, что в целом они были очень рады встрече с семьей Валориана, но не делали никаких попыток приветствовать остальных членов племени, пока их работа не была совершенно окончена.

— Карез, без сомнения, все еще продолжает думать, что он станет нашим главным вождем, — пробормотал Айдан. — Во всяком случае, ведет он себя так, словно уже им стал.

Валориан слегка кивнул, соглашаясь. Карез многие годы совершенно открыто заявлял, что в один прекрасный день он станет верховным вождем племени, но до сей поры он не пытался бросить вызов лорду Фирралу или сделать серьезный шаг, чтобы завоевать этот титул. Но он вел себя просто омерзительно, демонстрируя всем, что звание вождя уже будто у него в кармане.

К великому недовольству Валориана, грубый и непредсказуемый характер Кареза мало улучшился в последовавшие за этим несколько дней. Валориану пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы оставаться вежливым по отношению к этому жирному вояке и поддерживать видимость нормальных связей между двумя семьями.

Спустя три дня после того, как семьи сохраняли дистанцию между собою, Валориан предложил Карезу провести совместный вечер с музыкой и рассказами. До поздней ночи люди веселились, танцевали и наслаждались общением. Затем настал черед Валориана, чтобы поведать им свою историю. Он рассказывал ее так же как и прежде, с помощью слов и колдовства, и члены его семьи вместе с ним дрожали и переживали. Им никогда не надоедало слушать его.

Другая же семья, напротив, становилась все тише и тише. Несколько встревоженных взглядов было устремлено на Кареза, сидевшего в окружении самых сильных мужчин своей семьи. Как только Валориан открыл присутствовавшим свой дар, лицо Кареза густо покраснело. А к тому времени как Валориан кончил повествование и перешел к разговору о долинах Рамсарина, Карез стал просто лиловым. Он никогда не сомневался в том, что Валориан стремился к лидерству и креслу вождя в племени, хотя он и говорил здесь о воле богов и желании увести людей из Чадара. Внутри Кареза росли ревность и негодование.

Не успел Валориан закончить, Карез уже вскочил на ноги. С тяжелым сарказмом в голосе он проговорил:

— Валориан! Тебе надо бы стать сказочником при дворе Тирраниса. Ты смог бы заработать достаточно динаров, чтобы купить себе новый шатер или даже женщину, которая смогла бы родить тебе сыновей.

Семья Валориана разразилась громкими криками негодования. Валориан спокойно скрестил руки. Хотя его глаза находились в тени, нельзя было ошибиться в значении их блеска.

— Так ты считаешь, что сказание недостойно племени? — спросил он, пропуская мимо ушей оскорбления. Карезу не удастся втянуть его в драку сейчас.

— Достойно? — Карез засмеялся. Его огромный живот колыхался под плотно сидевшей на нем кожаной курткой. — Твои фокусы с так называемой магией могут заинтересовать тарнишей, но я в них пользы не вижу. А что касается твоей идеи, чтобы мы оставили Чадар и ушли в какую-то жалкую землю, которая даже тарнишам не нужна, то не трать на нее силы. Никто не пойдет за тобой.

— Я пойду! — закричала Мать Вилла. Старая женщина поднялась с чурбака, на котором сидела, вышла вперед и сунула кулак прямо под нос Карезу. Никто в двух семьях не засмеялся и не пошутил над маленькой женщиной, бросившей вызов дородному здоровяку. Они слишком уважали ее.

— Это воля Амары, что мы должны уйти, а не Валориана. Неужели ты хочешь рискнуть, отказавшись выполнить волю Богини Жизни?

Взгляды всех замерли на Карезе, ожидая его ответа. По его покрасневшему лицу пробежала целая гамма бледных красок, но он понимал, что должен был стоять на своем, если хотел сохранить власть над этими людьми. Он отступил от нее — потому что не осмеливался поднять на нее руку — и посмотрел поверх ее головы.

— Ты позволяешь женщине говорить вместо тебя? — с осуждением проговорил он. Он решил действовать быстро, чтобы уменьшить влияние Матери Виллы, поэтому спросил: — А что говорит об этом наш Верховный Вождь?

Валориан и бровью не повел.

— Ему все это не очень нравится, честно признал он.

— Ха! — Карез резко махнул рукой своим людям, и они быстро поднялись, чтобы уйти. — И мне тоже! — прокричал он и рванулся прочь, оставив Валориана и остальных членов семьи в легком недоумении.

Айдан облизнул губы:

— Он такой же дурной, как и Фиррал.

— Хуже, — печально отозвалась Мать Вилла. — Он к тому же завистлив.

И несмотря на все усилия Валориана поговорить с Карезом вновь, ему так и не удалось достичь результата. Здоровяк совершенно недвусмысленно дал понять всем, что не собирался никуда двигаться и пальцем шевелить без приказа лорда Фиррала. Его люди тоже избегали говорить с Валорианом, опасаясь навлечь на себя гнев своего предводителя.

Однажды в полдень Мать Вилла отозвала Валориана в сторону и сказала:

— Я разговаривала кое с кем из семьи Кареза, и похоже, что они не прочь уйти из Чадара.

— Но? — в свою очередь спросил Валориан, по ее тону поняв, что должно последовать продолжение.

Она раздраженно вздохнула:

— Но… они не ступят и шага без прямого приказа Кареза.

По лицу Валориана промелькнула тень раздражения и пропала:

— Ну, я мало что могу поделать с Карезом, если он не желает меня слушать. Нам лучше уйти. Солнце уже пошло на убыль, а мы должны еще посетить четыре семьи.

Его бабушка смотрела на него из-под сплетенной из грубой шерсти шляпы:

— Ты знал с самого начала, что будет трудно.

Неожиданно он улыбнулся ей:

— Конечно. Я и не рассчитывал на Кареза. Но даже он не заслуживает того, чтобы оставаться на растерзание тарнишам.

Качая головой, Валориан отправился на поиски Айдана. На следующий день семья собрала свои пожитки и оставила бьющие из земли источники, даже не попрощавшись.

Карез следил за их отъездом из-под тенистого навеса своего шатра. Его глаза с нависшими над ними тяжелыми веками сузились, когда Валориан пересек горный кряж и исчез из виду. У него было нехорошее предчувствие. Было совершенно ясно, что Валориан так просто не откажется от своего смехотворного замысла. Он казался таким искренним, таким убедительным. А эти его странные штучки… Карез ни на одну секунду даже не поверил в то, что Валориан обладал способностью творить чудеса, но более впечатлительные люди могли серьезно отнестись к его фокусам. Валориан может создать серьезные проблемы в племени. Надо было предпринять что-то, иначе Валориан мог проложить себе путь к креслу вождя, прежде чем его остановят, и на самом деле увести племя из Чадара.

Карез подумал про себя, что генералу Тирранису следовало бы услышать об этом, окольными путями, разумеется. Губернатору могло быть очень интересно узнать, чем занимается Валориан. Карез поудобнее устроился в кресле, и улыбка прорезала его темную бороду, обнажив кривые зубы.