Бракосочетание царя

Петербург, 14 ноября (26 по новому стилю) / 1894 года. Один из тех пасмурных дней поздней осени, которые предвещают скорый приход зимы. Но мрачная атмосфера, еще недавно царившая в русской столице во время похорон скоропостижно скончавшегося Александра III, казалось, исчезла без следа. В 8 часов утра 21 залп салюта выводит население из состояния оцепенения, возвещая о бракосочетании нового царя Николая II с принцессой Аликс Гессенской, отныне православной великой княгиней Александрой Федоровной. Это событие и служит причиной отмены государственного траура в тот день — день рождения вдовствующей царицы и матери юного царя Марии Федоровны. Ведь отпраздновать свадьбу престолонаследника надлежит еще до начала поста, запрещающего торжества. Обычно в России царь восходит на престол уже женатым, но после внезапной смерти Александра III события быстро сменяют друг друга и де-факто Николай правит страной уже больше месяца — вместе с невестой Александрой.

Привлеченные объявлением о предстоящем заключении брака, люди отовсюду еще с ночи стекаются в центр города, заполняя пространство между Зимним дворцом и Невским проспектом, — жених и невеста временно проживают в Аничковом дворце, — чтобы хоть раз взглянуть на новую царскую чету. Другие терпеливо выстаивают перед Казанским собором, ожидая прибытия свадебной процессии после венчания в Зимнем дворце. В густой толпе наскоро расставляются скамейки и воздвигаются помосты.

Вдоль предусмотренного маршрута следования свадебного кортежа устанавливают кордоны из солдат, выстраивающихся цепью по обеим сторонам улиц. Когда в сопровождении брата, великого князя Михаила Александровича, появляется Николай в гусарском мундире, раздаются первые восторженные крики. А при виде следующей за ними белой кареты новобрачной, запряженной восьмеркой белых лошадей, унять толпу уже невозможно. Воистину величественное зрелище: сверкающая разноцветными драгоценными камнями царская корона на карете, управляемой восемью всадниками в красных ливреях с вышитым золотом гербом, таким же, как и на алых бархатных попонах лошадей с султанами. Позади в украшенных дорогими картинами Ватто и Буше каретах другие члены императорского дома, среди них великие княгини в традиционных придворных нарядах с орденом Святой Екатерины и разноцветных накидках, в зависимости от ранга и степени родства с царем. Между ними парадные мундиры и роскошные ливреи. Все организовано согласно протоколу царицы Екатерины II, желавшей выразить величие Российского государства охватывавшего теперь одну шестую часть земли, еще и символически — через внешнее великолепие.

Как и Екатерина, Александра — иностранка. Мелькают, словно кадры фильма, в памяти подъезжающей к Зимнему дворцу невесты события недавнего прошлого, буквально захлестнувшие ее.

Все произошло так быстро. Познакомилась она с престолонаследником еще будучи совсем юной; элегантный и красноречивый Николай сразу же полюбил красивую застенчивую девушку, которая бала моложе его на четыре года. Когда они снова встретились во время посещения Александрой своей старшей сестры Эллы, бывшей замужем за одним из его дядьев, Николай уже знал наверняка, что хочет жениться на Аликс и только на ней. Тщетны попытки родителей подыскать ему другую невесту — например, Елену Орлеанскую из союзнической Франции. Или хотя бы Маргариту, принцессу Прусскую. «Лучше стану монахом, чем женюсь на этой каланче», — пригрозил Николай родителям и стал ждать. Также напрасно старались отец принцессы и энергичная бабушка, королева Виктория Английская, после смерти матери Аликс заботливо и решительно державшая бразды правления в своих руках, заставить юную принцессу позабыть о России. «Россия — нецивилизованная, дикая страна, — приводила Виктория свои доводы, — небезопасная и запущенная…» (Вероятно, из-за шокирующей пуританку русской безалаберности и роста, несмотря на реформы и преобразования, числа заговоров и покушений, из-за чего даже в своем собственном доме царь не мог быть в полной безопасности.) «А климат вреден для здоровья», — предостерегающе добавляла королева, исчерпав такие политические аргументы, как «Россия — противник Англии» и личные антипатии («Ненавижу толстого царя!» — т. е. Александра III). Но какое дело влюбленной паре до того, будет или нет представлять угрозу для колоний Британской империи поднимающаяся великая держава Россия! Напрасны все усилия королевы привлечь внимание Аликс к своему внуку Эдди, соблазняя перспективой в дальнейшем стать королевой Англии и Ирландии и императрицей Индии: слишком уж неизгладимы воспоминания об очаровании петербургских дней и ночей и о русском царевиче, пленившем юную принцессу обходительностью, игрой на фортепьяно и юмором.

Эдди, не менее Николая влюбленный в Аликс, похоже, воспринял свое поражение легче, чем его заботливая бабушка: еще во время попыток (напрасных) посватать принцессу Орлеанскую (а какие усилия с английской стороны!), которые, в конце концов, не удались из-за ее католического упрямства, Эдди уже пишет пылкие амурные письма другой избраннице, тем самым окончательно уходя с дороги Аликс и Николая, о чем последний, пристально наблюдавший издали за ходом событий, с удовлетворением записывает в дневнике.

Но сомнения и самой Аликс (все дело в вероисповедании) долго не позволяют уступить своим чувствам и желанию Николая. Сызмальства глубоко религиозная, она настолько предана протестантской религии, что не в состоянии представить себе перехода в православную веру, что являлось непременным условием для невесты русского престолонаследника.

Однако вскоре происходят события, ускоряющие счастливую развязку. Весной 1894 г. — т. е. за полгода до описываемой свадьбы — женится брат Аликс, Эрнст Людвиг, великий герцог Гессенский. Николай, первоначально не внесенный в список приглашенных, настаивает на том, чтобы сопровождать своего дядю в Кобург, к месту бракосочетания. Вот где ему приходится проявить все свое красноречие. И весьма успешно: у Аликс вдруг исчезают всякие сомнения — и уже во время свадебного торжества объявляется о помолвке Гессенской принцессы с русским престолонаследником.

Время перед свадьбой пролетает словно в прекрасном, но коротком сне. Беззаботное лето в Англии, где Николай навещает Александру, осыпая дорогими подарками: украшения изготовлены придворным ювелиром Карлом Фаберже — это самые крупные заказы в его жизни. Аликс тем временем берет уроки русского языка и под руководством русского придворного священника приобщается к православной религии, тогда как Николай участвует в традиционных летних маневрах в учебном лагере в Красном Селе, откуда посылает своей невесте сердечные и радостные любовные письма. Какое-то время, казалось, оба могли наслаждаться мечтами 0 предстоящем супружеском счастье, привыкая к будущей роли.

Однако вскоре радость влюбленных омрачается. Тяжело заболевает сорокадевятилетний (всего лишь!) царь Александр. Проявляются последствия внутренней травмы, полученной несколько лет назад в железнодорожной катастрофе. У человека с вошедшей в поговорку силой, который не только правит крепкой рукой, но и способен ею легко согнуть серебряную вилку, после летних военных учений начались приступы слабости. С огромным трудом удается ему развлекать гостей на традиционной осенней охоте. Приглашенный придворный врач не в состоянии поставить точный диагноз, да и его больше заботит собственное самочувствие: жалуется на недомогание по причине плохого сна, дескать, башенные часы охотничьего замка не дают уснуть.

Следуя совету, царь отправляется отдохнуть в страну с теплым южным климатом, Грецию. Но по дороге состояние Александра ухудшается настолько, что возникает необходимость остановки в летней резиденции в Ливадии в Крыму. Спешно посылают за невестой престолонаследника, которая с того момента вместе с Николаем становится свидетелем мучительной смерти Александра. И снова вызывают того же некомпетентного врача, странная привычка которого по пути к пациенту присаживаться в каждой комнате вызывала неудовольствие не только у тех, кто расставлял для него повсюду стулья. А когда всеми любимый царь умирает, московский дом этого горе-лекаря громит разгневанная толпа, а самому ему чудом удается избежать расправы.

На смертном одре царь Александр III пытается внушить Николаю, не подготовленному к столь внезапному восхождению на престол, определенные государственно-политические принципы. Это своеобразный завет молодому престолонаследнику, по крайней мере на первые годы правления:

«Храни самодержавие, — еще долго звучат в ушах Николая слова отца, — ибо это традиционная для России форма государственного управления; падет оно, не миновать беспорядков и хаоса… Избегай войн; соблюдай нейтралитет — у России нет друзей: все боятся величия нашего государства. Защищай церковь, ибо она не раз спасала Россию. Выслушивай всех, но следуй только голосу совести и помни о своей ответственности перед богом…»

Но лишь после того как царь умирает и все члены семьи по традиции прикладываются к руке престолонаследника, молодой человек осознает всю тяжесть ответственности, так неожиданно легшей ему на плечи, и при звуках салюта в память об усопшем царе пугается. А из гавани уже доносятся мужские голоса: они поют гимн новому правителю, присягая на верность царю Николаю II.

На календаре 20 октября — в Западной Европе 1 ноября 1894 года. Даже Александра, как теперь называют Аликс, мало чем может помочь Николаю. В Ливадийском дворце неразбериха. Решения должны приниматься немедленно, но Николай, растерянный, не знает, что нужно делать. Царица-мать, которая могла бы действовать, уже не вправе. Придворные в замешательстве: они сидят и плачут. Прежде всего следует позаботиться о перевозке бренных останков Александра III в Петербург и об организации похорон. Наконец все готово. Похоронная процессия отправляется из Ялты — сначала морем до Севастополя, а оттуда по железной дороге на север. По пути поезд несколько раз останавливается для траурных богослужений. В Москве погребальное шествие направляется к Кремлю. Когда население впервые видит молодую невесту престолонаследника, многие сокрушенно покачивают головой, считая дурным знамением то, что будущая царица приезжает на свою новую родину под траурной вуалью…

Все эти дни и недели до похорон царя Александра вспоминает как кошмарный сон. Только теперь, в день свадьбы, рассеивается угрюмая атмосфера, омрачившая счастье новобрачных.

Александра прибывает в Зимний дворец. В зеленом Малахитовом зале перед зеркалом царицы Анны ее наряжают в фамильные драгоценности, служащие дополнением к белому, усыпанному алмазами подвенечному платью, а на плече укрепляют ленту с орденом Святой Екатерины, врученным по случаю помолвки с царевичем. К маленькому бриллиантовому венцу невесты прикрепляют две фаты — короткую и длинную, каскадами ниспадающую до пола. Пурпурная мантия, наброшенная на плечи, так тяжела, что Александра без посторонней помощи не может даже сдвинуться с места. Тем временем соседние залы Зимнего дворца наполняются гостями (приглашено около восьми тысяч), проявляющими первые признаки нетерпения.

Пестрое праздничное общество размещается согласно своему общественному положению и воинскому званию — в Георгиевском, Оружейном и Концертном залах.

Белые с золотыми эполетами, красные, голубые и желтые мундиры гвардейских полков с сияющими орденами смешались в толпе с длинными вечерними платьями благородных дам, украшенных драгоценностями. Среди горделивых генералов и адмиралов осанистый митрополит в золотой митре, с окладистой бородой. Среди гостей Чингисхан, потомок легендарного предводителя монголо-татар, король Сиама, друг и союзник российского императорского дома, члены английской и немецкой княжеских и герцогских династий. Особо выделяется фигура митрополита Иерусалимского в длинном голубом шелковом одеянии. Чуть поодаль — главный раввин кавказских караимов и в стороне от шумного общества, погруженный в раздумья, — седой муфтий российских мусульман. Внезапно гул голосов прерывается салютом: пятьдесят два залпа возвещают начало церемонии бракосочетания. Все выстраиваются, готовясь к торжественному шествию; его возглавляет церемониймейстер с императорскими регалиями из чистого золота, бриллиантовым имперским орлом и царским венцом. Рядом с молодым царем серьезная и бледная, но неземной красоты Александра. Церемония венчания в дворцовой часовне, вместившей далеко не всех гостей, особенно впечатляет юную царицу — не только потому, что она выросла в более скромной среде (где отсутствовали столь пышные торжества и обряды), а прежде всего из-за ее влечения к мистическому и религиозному.

Обмен кольцами по старинному русскому обычаю: жениху — золотое, символизирующее силу солнца, невесте — серебряное, олицетворение луны, отражающей свет дневного светила. Новобрачные должны испить из одного кубка, наполненного вином и водой — что символизирует их готовность впредь делить и радость, и печаль.

Ввиду того что государственный траур лишь временно приостановлен, бракосочетание не сопровождается ни праздничным приемом, ни балом, дается лишь званый обед для родственников и зарубежных гостей. И царственные новобрачные под крики «ура» уличной толпы после короткой остановки у Казанского собора отправляются в свою временную резиденцию. У Аничкова дворца царица-мать по традиции встречает их хлебом-солью. Некоторые английские пожилые родственники, вероятно, могли бы вспомнить, что и во время свадьбы матери Александры, принцессы Алисы, был государственный траур: незадолго до этого умер ее отец, принц Альберт, и многие из пришедших в черном гостей свадьбы были еще так опечалены этим, что громко всхлипывали во время венчания (по поводу чего сама овдовевшая королева Виктория заметила, что тогдашняя атмосфера больше напоминала похороны).

Из-за поспешной свадьбы молодожены еще не располагают собственной резиденцией. А так как Николай, подобно царю Александру III, чувствует себя неуютно в огромных залах Зимнего дворца, то бывает там только по обязанности, и временно, до подготовки покоев Александровского дворца в Царском Селе, молодожены проживают во дворце царицы-матери. То, что это за городом, мало беспокоит Николая. К его отцу министрам приходилось ездить еще дальше: Александр обычно жил в Гатчине. Там он мог рано утром собирать в лесу грибы, а осенью с полуночи до рассвета при свете факелов ловить рыбу в большом пруду.

Империя Николая II

Итак, молодая царица живет в Аличковом дворце вместе со свекровью, Марией Федоровной. Трудно даже вообразить, насколько это разные люди. С одной стороны, великосветская. очаровательная, жизнерадостная и всеми любимая царица-мать, с другой — застенчивая, скованная молодая пуританка. К тому же по русской традиции первенство — за царицей-матерью. На официальных торжествах царь должен вести под руку свою мать, и только за ними следует царица в сопровождении одного из великих князей. Фамильные драгоценности также в первую очередь принадлежат царице-матери, а уж потом молодой царской жене. Однако Александра больше страдает не из-за этих формальностей, а от того, что молодой царь во всем советуется с матерью. С ней еще с детства его связывают более тесные узы, чем с отцом. Но прежде всего Николай ищет в ней советчицу по политическим вопросам, так как Мария Федоровна почти четырнадцать лет была супругой царя Александра III.

А его политическим курсом и намерен следовать Николай в своем правлении, во многом руководствуясь заимствованной у отца позицией по всем важнейшим вопросам. Большей частью он единодушен в этом со своей матерью, с которой обсуждает почти все, так как во многом действительно еще чувствует себя не очень уверенно и в то же время вынужден противостоять лавине советов и требований своих родственников, прежде всего дядьев (братьев отца).

В первое время в вопросах внутренней политики молодой царь, поддерживаемый царицей-матерью, старается всячески укреплять самодержавный строй, подавляя федералистские тенденции. И во внешней политике между государем и его матерью почти во всем согласие: так, например, оба не доверяют Германии и испытывают антипатию к кайзеру Вильгельму И. Правда, вопреки личным чувствам Николай вынужден устанавливать modus vivendi с Вильгельмом, к тому же приходящимся ему и Александре кузеном.

Взаимное отсутствие подлинно дружественных чувств между русской и прусской династиями — явление, время от времени повторяющееся в истории изменчивых русско-немецких отношений. Когда в 1888 году после вступления на престол Вильгельм II не продлевает бисмарковский договор о взаимопомощи, Россия идет на сближение с Францией. Уже в те годы двадцатилетний Николай, вероятно, под влиянием отца, мало симпатизирует кайзеру. Вильгельм же частенько называет Александра III «диким мужиком». И совсем неискренним выглядит выражение «глубокого потрясения» в его начинающемся словами «Любезнейший Ники!» послании с соболезнованиями в связи со скоропостижной кончиной «твоего любимого, дорогого папы, который был так похож на моего…».

Впрочем, Вильгельм прилагает все усилия, чтобы завоевать доверие своего младшего русского двоюродного брата. Выступая советчиком в регулярно отправляемых письмах, он пытается контролировать внешнеполитическую деятельность своего менее опытного кузена и манипулировать им. Его цель — избежать изоляции Германии в результате укрепления отношений Франции и Англии с Россией и исключить участие последней в конфликте на Балканах. Чувствуя, что Вильгельму не следует доверять, Николай, однако, ощущает его превосходство.

А вот Англии, несмотря на происхождение своей молодой жены и приятные воспоминания, связанные с посещением английских родственников, царь симпатизирует меньше, чем его мать, сестра которой, Александра, замужем за сыном королевы Виктории, Эдуардом, с 1901 г королем Эдуардом VII. Государя не подведет интуиция в отношении Англии, уже через несколько лет показавшей себя плохой союзницей — и не только в русско-японской войне. Позиция Англии скажется не только на судьбе российской монархии, но, более того, станет определяющей в вопросе жизни и смерти царской семьи.

Зато царицу-мать с молодым царем объединяет симпатия к Франции, которая на тот момент — кроме Черногории и Сиама, как однажды пошутил Александр III, — единственный политический друг России.

Как явствует из регулярной переписки, начатой Николаем и Марией Федоровной вскоре после отъезда из Аничкова дворца и продолжавшейся почти до самой смерти царя, в деле защиты государственных интересов молодой царь занимает более принципиальную позицию, чем его мать. А так как влияние царицы-матери не является тайной, на первых норах ее осаждают многочисленные просители в надежде, что ее заступничество будет способствовать удовлетворению молодым царем прошений.

Так, из переписки между матерью и сыном следует, что в одном случае Николай готов назначить государственную пенсию оставшейся без средств к существованию пожилой женщине, сын который безрассудно растратил все состояние. Но Николай не желает выступать в роли безотказного ангела-хранителя аристократии, невзирая на настойчивые просьбы царицы-матери, хотя к заступничеству ее побуждает не сословная солидарность, а сознание того, что в России, в отличие от Западной Европы, служить царю и тем самым поддерживать и укреплять династию должно именно дворянство.

И все же Николай, например, решительно возражает, когда Мария Федоровна просит аннулировать долг и к тому же предоставить новый крупный кредит какому-нибудь помещику-дворянину. Такую же позицию занимает царь и позднее, даже когда речь идет о ближайшем родственнике. В то же время, особенно в первые годы правления, Николай чаще всего уступает давлению многочисленных дядьев, причем почти без сопротивления, так как считает, что им, как братьям его покойного отца, нельзя отказывать в уважении, что их надо слушаться.

Николаю в наследство от Александра III досталось процветающее и перспективное государство. Крепостное право, первоначально введенное, чтобы привязать кочевой народ к земле, отменено в 1861 году дедушкой Николая, царем Александром II. Этот шаг открыл дорогу реформам, направленным на уравнение в правах крестьянского сословия и преодоление вопиющих социальных противоречий. Однако убийство Александра приостановило преобразования.

Впрочем, покушение на «царя-освободителя» может служить примером того, что анархистам и революционерам нужны не улучшения и преобразования, а разрушение царизма как такового. Поэтому для них нежеланна всякая реформаторская деятельность, так как она лишает почвы их оппозиционную агитацию. Это скоро почувствует и царь Николай, когда один из его министров возобновит и продолжит прерванные преобразования, начатые Александром II, и за это станет жертвой тех анархистов, которых лишит возможности вести антиправительственную пропаганду.

Однако для дальнейшего успешного правления бесспорно существует экономическая основа. Направления позитивного развития между 1895 и 1914 гг. в России в основном заданы талантливейшим министром Николая II, Сергеем Витте, служившим еще при Александре III. Чтобы разгрузить государственный бюджет, Витте делает ставку на привлечение иностранного капитала для модернизации собственной промышленности, а не на импорт товаров. Экспорт переработанной продукции сельского хозяйства увеличивается втрое, позитивный экономический эффект оказывает введение новых таможенных пошлин при ввозе продукции. Для освоения и использования русского Дальнего Востока за несколько лет завершается строительство Транссибирской магистрали, протяженностью почти 10 тыс. км; железная дорога приватизируется и становится собственностью различных региональных акционерных обществ. На рубеже столетий в России уже около трехсот акционерных компаний с иностранным капиталом. Три миллиона русских заняты в промышленности, хотя, конечно, две трети населения все еще трудятся на земле. Расширяя сословие самостоятельных крестьян, царь раздает им собственные землевладения. Это пример, которому поместное дворянство впрочем, не торопилось последовать. Медленно осуществляются даже предусмотренные законом сопутствующие социальные мероприятия, призванные способствовать общественному согласию среди населения необъятной страны, и процесс этот весьма далек от завершения.

И тем не менее уже в начале столетия русский торговый баланс считается активным. Рубль становится конвертируемой валютой с золотым обеспечением, и равен двум американским долларам. До 1914 года золотой запас намного превышает необходимый для покрытия находящихся в обращении денег. Благодаря щедрому меценатству наряду с экономикой процветает и разнообразная культурная жизнь, и потому эта эпоха называется «серебряным веком».

Самонадеянный царь опрометчиво позволяет советникам увлечь его экспансионистскими планами, колониями Дальнего Востока. Со времен китайско-японской войны, в которой Россия выступила на стороне Китая, ей предоставлено исключительное право на строительство и контроль за КВЖД, проходящей через Маньчжурию, а с 1898 года также и на Южно-Маньчжурскую железную дорогу от Харбина до Дайрена (Даляня). Китайский Ляодунский полуостров с незамерзающим Порт-Артуром, а также Формоза (о. Тайвань) и Корея находятся под русским контролем.

На западных границах государства царь старается поддерживать стабильность и сохранять статус-кво. С Австро-Венгрией заключается «соглашение о моратории» на Балканах, которое продлевается в 1903 г. во время личной встречи с Францем Иосифом в охотничьей резиденции австрийского императора — Мюрцштега.

Осведомленный через своих агентов о наращивании вооружений как в Австро-Венгрии, так и в Германской империи, царь решает взять инициативу в свои руки и, указывая на «экономические, финансовые и моральные последствия гонки вооружений», приглашает правительства всех стран на конференцию, посвященную разоружению и сохранению мира во всем мире. Примечательно, что именно Германия и Англия реагируют отрицательно. Однако двадцать европейских государств, а также Америка, Мексика, Япония, Китай, Сиам и Персия — готовы в 1899 г. принять участие в конференции в Гааге в Палате Международного третейского суда. Одним из результатов является соглашение о правилах ведения войны на суше, защите гражданского населения, запрещении применения отравляющих веществ и др. Но самое главное — создан Постоянный третейский суд для решения межгосударственных спорных вопросов.

В 1907 г. проходит Вторая международная мирная конференция. Под принятой на ней конвенцией подписываются сорок четыре державы, которые обязуются «избегать применения силы в международных отношениях, прилагать все усилия для мирного урегулирования международных конфликтов…». Николай считает, что создан наднациональный форум защиты мира. Позже об этом доброжелательном намерении будут напоминать лишь огромный парадный портрет русского царя да его имя на мемориальной доске в Большом зале заседаний Гаагского суда и в Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке.

Венчание на царство

Царь Александр умирает в 1894 г. В мае 1896 г., после годового траура проходит официальная коронация Николая II. Несмотря на то, что еще со времен Петра Великого резиденция правительства находится в Петербурге, венчание царя традиционно проводится в Москве, так как именно здесь более 350 лет тому назад впервые был провозглашен «царем всея Руси» Иван Грозный. Для населения страны эта церемония, отправляемая согласно византийскому обряду — событие огромной важности, и уже одно сознание того, что можно присутствовать при этом или хотя бы один раз взглянуть на «помазанника Божьего», ведет многих в дальний путь. Даже посланцы иностранных дворов сообщают о коронации царя как о «самом великолепном и впечатляющем событии в их жизни».

В приготовлениях к большому торжеству молодеет старая столица: отреставрированы фасады, начищены до блеска государственные гербы. 14(26) мая 1896 г. все готово. Натиск собравшихся у дороги к Кремлю сдерживает двойной кордон гусар царской гвардии. Элитные полки, кавалерия императорской гвардии, и, наконец, бравые лейб-казаки. Значит, сейчас появится царь. На серой в яблоках лошади под звуки гимна скачет Николай в голубом мундире Преображенского полка с орденом св. Андрея следом за нарядно одетыми адъютантами, министром двора и вельможами. Белый цвет, считающийся цветом царя, символизирует «истинную» (православную) веру, поэтому и на иконах св. Георгия и в центре русского двуглавого орла — белый конь. Это г цвет повторяется в бело-сине-красном национальном флаге России: белый — это царь, синий — дворянство, красный — народ.

За великими князьями в золотой карете следуют молодая жена царя и царица-мать. От обилия красок рябит в глазах: среди празднично одетых монархов и послов выделяются эмир Бухары в длинном, усыпанном бриллиантами халате с генеральскими эполетами и посланник китайского императора в желтых шелках…

Все останавливаются перед Успенским собором Кремля, где начинается многочасовая церемония коронации. Царь получает от митрополита «священное помазание на царство» и венец — становясь тем самым наместником Господа, «Божьей милостью царем». Кроме Российского самодержца, божественными существами на земле считаются китайский и японский императоры. После коронации царь возлагает корону на голову царицы.

В тяжелых, обшитых горностаями мантиях из золотой парчи царская чета выходит из церкви и трижды кланяется ликующему, поющему царский гимн православному люду и иноверцам, главным образом мусульманам, которым вера запрещает присутствовать на православном богослужении. Залпы салюта и звон колоколов четырехсот пятидесяти церквей Москвы возвещают о коронации нового царя. На званом обеде для семи тысяч гостей в соседней Грановитой палате монархи сначала должны пройти под балдахин и в праздничном одеянии терпеливо выстоять, пока не иссякнут обязательные поздравления всех гостей. Однако кульминацией торжества становится вечерняя праздничная иллюминация Москвы. Царь предоставляет царице право с балкона в Кремлевском дворце нажать на спрятанную в букете цветов кнопку — и перед глазами предстает захватывающее зрелище: сначала освещаются кремлевские башни, затем постепенно и весь дворцовый комплекс, потом очертания окрестных зданий, Триумфальной арки и памятников, и, наконец, светится вся Москва.

Во время народного гуляния происходит первая катастрофа в правлении Николая И. На отведенном для увеселения и раздачи бесплатного угощения участке Ходынского поля нетерпеливый народ прорывает оцепление, боясь остаться без подарков (эмалированных кружек и памятных монет, выпущенных к коронации). Плохо укрепленные помосты над рвами и канавами рушатся; одни падают, других насмерть затаптывают неудержимо напирающие сзади. Навстречу прибывшему царю уже отъезжают телеги с мертвыми и ранеными.

Хотя в этой беде нельзя винить Николая, тотчас приказавшего произвести расследование и наказать виновных и оплатившего из личных средств расходы на похороны жертв и оказание материальной помощи их семьям, ему не прощают того, что под давлением своих могущественных дядьев и советников он едет на бал, устроенный по случаю коронации французской миссией («Кроме Черногории, наш единственный друг…»). Впоследствии многие современники будут толковать это несчастье как плохое предзнаменование для Николая, правление которого «началось со смертей и крови».

Если коронационные торжества становятся для Николая «испытанием», как он признается в одном из писем к матери в те дни: «Слава Богу, такое бывает лишь однажды!», то на склонную к мистицизму молодую царицу они производят глубокое впечатление. Александра буквально воспринимает тезис об ответственности монарха «только перед Богом» (а не перед народом или им выбранными представителями), расценивая этот символический акт как наказ венчанному Божьей милостью не делить власть ни с одним земным существом и ни с каким созданным на земле учреждением или органом. И с тех пор следует этому принципу — ведь речь идет о сохранении царской власти для будущего престолонаследника.

Сначала Александра держится в стороне от политики, да и сам Николай, подобно своему отцу Александру, избегает обсуждения государственных вопросов в семейном кругу. Молодая царица после переезда в Александрийский дворец в Царском Селе и его обустройства на свой вкус в викторианском стиле, определяет себе собственный круг обязанностей. Поскольку царица-мать оставляет за собой монопольное право на организацию русского Красного Креста, Александра, следуя примеру собственной матери, великой герцогини Алисы Гессенской, энергично берется за основание больниц и госпиталей, организацию курсов обучения и подготовки сестер милосердия, создание за собственный счет медицинских учреждений и передвижных лазаретов для раненных в военное время.

В конце 1895 г. появляется на свет первый ребенок Николая и Александры. Но напрасно двор готовит бюллетень о рождении престолонаследника (династия Романовых так богата сыновьями, что рождение мальчика считается само собой разумеющимся). Однако на этот раз ошиблись, хотя рождение дочери и не омрачило радости, во всяком случае, родителей, так как ребенок совершенно здоров. Так, в дневнике царя от 3(15) ноября 1895 г. можно прочесть:

«День, который навсегда останется в моей памяти […] Бог послал нам дочь, и в благодарственной молитве мы нарекли ее именем Ольга». Через два года появляется на свет еще один ребенок — Татьяна. А в 1899 г. третий — Мария.

В ожидании престолонаследника

Вне всякого сомнения — все ждут мальчика, ведь около ста лет тому назад царь Павел I отменил наследование престола потомками женского пола. В династии Романовых никогда не возникала проблема с наследниками — в каждом поколении преобладали сыновья, дочерей было мало, а то и вовсе не было. Так, у отца Николая было пятеро братьев (и только одна сестра); его сестра Ксения родила великому князю Александру Михайловичу за несколько лет шестерых сыновей и лишь одну дочь, да и у самого Николая три брата (один из них умер в детском возрасте) и две сестры. Александра же, напротив, из семьи, где пять дочерей и два сына.

До рождения мальчика престолонаследником считается младший брат царя. Так, до 1899 г. — это Георгий, официально великий князь Георгий Александрович. У него, однако, туберкулез, который лишь относительно поздно начинают надлежащим образом лечить, так как придворные врачи долгое время не решаются сообщить родителям настоящий диагноз. Все же умирает он в результате дорожной аварии на Кавказе, где длительное время находится на лечении.

После смерти Георгия все верующие русские молятся перед иконой св. Михаила, в честь которого получил свое имя следующий престолонаследник — брат Николая, Михаил Александрович. Его упоминают также в молитвах в конце каждого богослужения, когда священник перечисляет всех членов царской семьи, для которых просит благословения у Бога. И каждый ребенок должен включать все эти имена в вечернюю молитву. Чтобы отвести подозрения о том, что в царской семье больше не ожидают появления на свет престолонаследника, Николай, уступив мольбам своей обеспокоенной матери, издает манифест, обусловливающий возможность наследования престола Михаилом (и выражающий надежду на рождение собственного сына): «…до тех пор, пока у Нас не родится сын, Цесаревичем будет Наш возлюбленный брат, великий князь Михаил Александрович…». Возлагаемые на молодую царицу надежды и ее отчаянные попытки выполнить свою обязанность иногда становятся причиной необычного поведения, вызывающего критику и насмешки окружающих. Так было, например, в 1900 г., когда в Ливадии, в Крыму, царь заболевает тифом. Врачи сначала лечат грипп и слишком поздно ставят правильный диагноз: состояние царя угрожающе ухудшается. К тому времени на свет появились уже три дочери и царица ожидает четвертого ребенка.

Когда в соответствии с законом министр двора собирается выпустить бюллетень, в котором — как это принято во время болезни царя, препятствующей исполнению им обязанностей, — великий князь Михаил Александрович провозглашается временным регентом, а в случае смерти государя, его преемником, Александра категорически протестует. Во-первых, она не позволяет ни обнародовать известие о болезни царя, ни известить о ней его собственную мать, причем отчаявшиеся придворные чиновники к больному царю вовсе не допускаются. Во-вторых, заявляет, что в случае смерти сама станет править державой, пока ожидаемый ею ребенок, наверняка сын, не достигнет возраста, когда сможет стать государем. Однако до этого дело не доходит. Николай поправляется — ив 1901 году на свет появляется… еще одна дочь — Анастасия. На этот раз перед тем как войти к своей жене с поздравлениями, царь совершает длительную прогулку.

Каллиграфически выписанное меню царского стола;

ужин 6 февраля 1912 года:

Щи, маленькие слоеные пирожки, цветная капуста с гарниром, артишоки под соусом vinaigrette, апельсиновый компот

Удрученная Александра обращается за помощью к неземным силам. В те годы нет ничего необычного в увлечении сверхъестественными явлениями, к которым весьма восприимчива молодая царица, и спиритизмом. По рекомендациям двух французских родственниц, практикующих оккультизм, ко двору попадает французский спирит и самозванный врачеватель душ, некий Филипп Вашо (именуемый «месье Филипп»).

Ему удается войти в доверие к Александре и укрепить ее надежду на то, что следующий ребенок будет сыном; опираясь при этом, видимо, больше на математическую теорию вероятности, чем на какие-либо конкретные признаки. Царица убеждена в этом настолько, что, несмотря на противоположные данные осмотра, упорно настаивает на своей беременности, одевается и ведет себя соответственно. И вскоре в России, где, по-видимому, слухи распространяются быстрее, чем где-либо, поговаривают, что царица снова родила дочь, которую, впрочем, тайно вывезли из страны. Сколь ни абсурдна эта выдумка, на ней пытаются нажиться: спустя годы в различных местах объявляются особы, выдающие себя за ту самую пятую дочь…

Только после истечения всех (мыслимых) сроков родов царица (и ее окружение) освобождается от этого воображаемого состояния лжебеременности и в конце концов, от самого месье Филиппа, которого после серии скандалов изгоняют не только со двора, но и из страны. «На мое место придет другой!» — гласит его последнее пророчество, — пожалуй, единственное, которое действительно сбудется.

Хотя царица и избавилась от французского шарлатана, но гнетущая ее обязанность остается: родить престолонаследника. И уж совсем не излечивается она от склонности к мистицизму.

В 1903 г. после необъяснимого решения (злые языки говорят о том, что просто надо было сотворить нового кумира) канонизируется отшельник Серафим Саровский. Его останки эксгумируют и, несмотря на то, что процесс разложения зашел дальше, чем то можно было ожидать от святых мощей, превращают в реликвии.

Царица отправляется на это религиозное действо и смиренно окунается в реку в полнолуние, согласно поверьям о чудесах св. Серафима, моля даровать ей сына Осуществление ее заветной мечты, несомненно, навсегда укрепило бы ее веру в сверхъестественное и иррациональное и наложило бы отпечаток на все ее поведение.

Но тут другая проблема отвлекает внимание от вопроса о престолонаследнике — Дальний Восток. 1904 г. характеризуется обострением конфликта с Японией. Россия упорно не уходит из Кореи, что ей настоятельно предлагали сделать после Боксерского восстания в Китае в 1900 г. Русское же присутствие там рассматривается Японией как угроза.

Без предупреждения и объявления войны в ночь с 26-го на 27 января японцы обстреливают русскую базу Порт-Артур и начинается роковая для России война. Так как Англия, хотя официально и поддерживающая Россию, не разрешает проход через Суэцкий канал, русский флот вынужден огибать Африку. Но у цели его уже ожидают и топят у о. Цусима корабли адмирала Того.

И на суше, в битве у Мукдена, русские тоже терпят поражение. И вот — в середине этого ужасного военного года — происходит событие, ставшее для всех лучом света, пробившимся сквозь грозовые тучи: залпы салюта оповещают о рождении еще одного ребенка в царской семье. Жители русской столицы внимательно прислушиваются и считают: «…Три, четыре… сто… двести… — триста, триста один — сын!!!»

Родился престолонаследник.

Родился престолонаследник

30 июля — для стран Запада 12 августа — 1904 г. в России появляется на свет долгожданный царевич. «Я до сих пор хорошо помню это событие, — рассказывает о том летнем дне князь Роман Романов, которому на ту пору было восемь лет. — …Был жаркий день. Надя и я должны были отправиться на прогулку с мадам Тейлор. Выйдя в сад, мы повстречались с моими родителями, которые, перемолвившись с гувернанткой, велели нам не отходить далеко. Рухнули наши надежды забрести вглубь парка за земляникой и первыми грибами. Хотя и Надя и я огорчились, мы утешали себя тем, что, судя по выражению лиц наших родителей, этот запрет был связан не иначе как с чем-то приятным или особенным. Воображение рисовало нам возможные подарки. Я надеялся получить коробку с новыми оловянными солдатиками.

Едва мы подошли к парку, как запыхавшийся камердинер передал нам, чтобы мы тотчас возвращались, а когда мы пришли домой, то увидели нечто необыкновенное. Недалеко от церкви в саду был накрыт круглый стол, уставленный множеством бутылок и фужеров. Вокруг него сидели наши родители, дядя Николаша, дядя Александр Ольденбургский и дядя Георг Лейхтенбергский с женой, тетей Станой. Когда мы подошли, дядя Николаша прогремел: «За здравие!» — далее последовало несколько непонятных мне слов; я разобрал только имя Алексей; тотчас же дядя Николаша сунул мне в руку бокал — впервые в жизни я попробовал шампанское! Так вот, дядя Николаша приглашал и меня выпить за великого князя Алексея Николаевича — новорожденного царевича и престолонаследника!»

С самого утра ожидали, что у царицы начнутся роды, и молились, чтобы на этот раз был сын. Роман рассказывает дальше: «У телефона в нашем дворце, в Знаменке поставили часового, и как только передали радостное известие из Александрии, барон Шталь поспешил в сад, чтобы сообщить об этом моему отцу. Все приближенные к царской семье знали, что долгожданного престолонаследника нарекут Алексеем, и поэтому, не дожидаясь официального сообщения, именовали новорожденного этим именем».

Царская семья сидела за обеденным столом, когда у царицы внезапно начались схватки, сопровождавшиеся острой болью. «Императрица едва нашла силы подняться по лестнице в свою спальню, — вспоминает ее фрейлина и подруга Анна Танеева (позднее, в замужестве, Вырубова), — там-то и появился на свет престолонаследник. Все были все себя от радости, и, несмотря на ужасные военные сводки (с японского фронта), государь был готов сделать все на свете в такой великий день…».

Николай записывает в своем дневнике: «30 июля (12 августа) пятница: великий, незабываемый для нас день, явивший всю безграничную милость Божью: в час пятнадцать пополудни Аликс родила сына, которого мы окрестили Алексеем. Не выразить словами нашу благодарность Господу за это утешение, посланное нам в этом полном испытаний году…».

В пять часов вечера Николай молится за своего сына на первом благодарственном молебне царской семьи.

Царь объявляет амнистию. Освобождаются все находящиеся под следствием. Навсегда отменяется наказание плетью за мелкие провинности. Всеобщее помилование политических заключенных. Несмотря на ужасающие сообщения с дальневосточного театра военных действий, государь поручает своим солдатам в Маньчжурии стать почетными крестными только что родившегося наследника.

В столице звонят во всех церквах, и вскоре оживают колокола по всей стране. Всеобщий праздник: люди на улицах поют царский гимн, размахивают государственными флагами и молятся за престолонаследника на первых благодарственных молебнах.

Между тем готовится манифест царя. На следующий день он появляется во всех газетах:

«Божьей милостию Мы, Николай Второй, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая.

Объявляем всем верным Нашим подданным:

В 30-й день сего июля Любезнейшая Супруга Наша, Государыня Императрица Александра Федоровна благополучно разрешилась от бремени рождением Нам Сына, нареченного Алексеем.

Приемля сие радостное событие как знаменование благодати Божьей на нас и Империю Нашу изливаемой, возносим вместе с верными Нашими подданными горячие молитвы ко Всевышнему о благополучном возрастании и преуспевании Нашего Первородного Сына, призываемого быть Наследником Богом врученной Нам Державы и великого Нашего служения.

Манифестом от 28 июня 1899 года призвали Мы Любезнейшего Брата Нашего Великого Князя Михаила Александровича к наследованию Нам до рождения у Нас Сына. Отныне в силу основных Государственных Законов Империи Сыну Нашему Алексею принадлежит высокое звание и титул Наследника Цесаревича со всеми сопряженными с ним правами.

Дан в Петергофе в 30-й день июля в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четвертое, Царствования же Нашего в десятое.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукой подписано:

Ходили слухи, что царь, собираясь назвать сына, вспомнил мирское имя св. Серафима Саровского, причисленного к лику святых по настоянию Александры и услышавшего ее молитвы о наследнике. Однако, вероятнее всего, это имя было выбрано потому, что Николай особенно чтил сына Петра Великого. Так, генерал Раух, командир лейб-гвардии кирасир Его Величества, принятый царем на следующий день после рождения Алексея, сообщает:

«Настроение у него прекрасное. На мой вопрос, решено ли уже, какое имя будет дано престолонаследнику, государь ответил: «Императрица и я остановились на имени Алексей, нужно же в конце концов прервать цепь Александров и Николаев…». После этого я напомнил государю, что одного из первых правителей земли Русской из рода Романовых, своим правлением прославившего отчизну, звали Алексеем; на что царь ответил: «Да, Вы правы; и мне хотелось бы лишь одного — чтобы престолонаследник в лице своего сына подарил России второго Петра Великого».

Из акта о рождении: «Вес — 4660 г, рост — 58 см, окружность головы — 38 см, груди — 39 см…».

Сразу же после появления на свет Алексей получает целый ряд титулов и званий. Командир Финского гвардейского полка, 51-го Литовского пехотного полка, 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, а также вносится в списки всех гвардейских полков и войсковых частей, состоящих под командованием царя, а также полков конногвардейцев, гвардии кирасир Ее Величества царицы-матери, уланских гвардейских полков Ее Величества царицы Александры Федоровны и 13-го Ереванского пехотного полка царя. И, что немаловажно, Алексей становится атаманом всего казачьего войска.

Мальчик, похоже, достоин столь ранней чести. Через три дня после его рождения царь пишет в дневнике: «3-е августа вторник. […] Аликс чувствовала себя очень хорошо, маленький Алексей тоже. Удивительно спокойный ребенок, вообще почти никогда не плачет…»

Царь лично отвечает на бесчисленные телеграммы, витиеватый стиль которых отражает культуру пославших их стран:

«Бесконечно счастлив представившейся возможности принести Вашему Императорскому Величеству и Ее Императорскому Высочеству свои верноподданнические поздравления с величайшей радостью рождения Его Императорского Высочества государя престолонаследника Цесаревича.

принц Чакрабон Сиамский».

«Сердце разрывается на части от радости, поздравляя Вас, мой Повелитель! Пусть благословит Аллах новорожденного.

Чингисхан».

«Да не отвергнет великий господин моего искреннего выражения радости и самого сердечного поздравления со счастливым днем, когда провидение послало Вам сына. Да благословит Его бог, послав счастье и долгие лета на радость Вашего Величества и могущественной Российской империи. Преданный Вашему Императорскому Величеству престолонаследник Персидского трона

принц Мохаммед Али Мирза».

Крещение царевича

Через двенадцать дней — крестины новорожденного. По канонам православной церкви родители крестника не могут присутствовать на церемонии. Согласно древним представлениям мать в течение сорока дней после рождения ребенка считается «нечистой», и родители во время этого религиозного обряда не могут становиться между Богом (в лице священника) и крестником.

Поэтому ребенка несет фрейлина, княгиня Голицына, уже привыкшая к этой роли, так как до этого крестила четверых великих княгинь. Ввиду весьма преклонного возраста благородной дамы, и, следовательно, слабости, принимаются особые меры предосторожности, чтобы с драгоценной ношей не случилось чего-нибудь. Резиновые подошвы на туфлях предохраняют от скольжения, а подушка с младенцем не доверена одним лишь трясущимся рукам. Прикрепленная к ней лента обвивает шею фрейлины.

Царь, оставшийся с царицей во дворце, записывает в дневник впечатления того торжественного дня: «И [24]Форма военного приветствия.
августа среда. Знаменательный день крещения нашего дорогого сына. Утро было ясным и теплым. К 9 ч. 30 мин. вдоль дороги волнуется море готовых отправиться в путь золоченых карет, гвардейцев, гусар и казаков. Без пяти десять процессия трогается с места […]. Крещение началось в 11 ч. Позже узнал, что маленький Алексей вел себя очень спокойно […]. Главными крестными были мама [царица-мать Мария Федоровна] и дядя Алексей [великий князь Алексей Александрович]. Ольга, Татьяна и Ирина вместе с другими детьми впервые принимали участие в официальном выезде и отлично выстояли все долгое богослужение. После церемонии я должен был принять дипломатов, а затем состоялся большой обед […]. Позже погода испортилась и полил дождь […]».

Часть торжественной процессии была видна царице из окна: карета с престолонаследником, запряженная восьмеркой украшенных белых лошадей, по бокам восемь всадников в белом, на головах треуголки, на ногах высокие черные сапоги — все согласно придворному церемониалу царицы Екатерины Великой, — позади форейторы в украшенных золотом и серебром головных уборах и обшитой галунами форме; сверкает на солнце золотое шитье ливрей, в которые одеты кучера в коротких панталонах до колен и белых чулках. Затем гофмейстер царицы и княгиня Голицына, в традиционном шитом серебром русском придворном наряде с драгоценной ношей на руках: ребенок в специальной длинной кружевной рубахе и обязательной (для отпрыска правящего царя) накидке «рожденного в пурпуре» на вытканной серебром и золотом подушке. Княгиню сопровождают двое вельмож, которым поручено нести отороченную горностаем мантию царевича.

Величие процессии впечатляет — впервые со времен Петра Великого крестят сына правящего царя! За золотой каретой чинно шествует императорский гофмейстер с золотым скипетром в правой руке, за ним церемониймейстер с императорским жезлом и другие члены Государственного Совета в сопровождении гофмаршала на коне и генерал-адъютанта «свиты Его Величества». Звучат фанфары герольдов, шествующих попарно торжественным маршем, следом едут кубанские казаки в вышитой золотом парадной форме, в высоких папахах, «кубанках», с длинными шашками наголо. За ними скачет гвардейский корпус кирасир в белых мундирах и сверкающих на солнце шлемах. Замыкает процессию конный эскорт.

Князь Роман Петрович вспоминает об этом торжестве, в котором принимал участие восьмилетиим мальчиком вместе со своими родителями, великими князьями: «Одетый в белый матросский костюм, я со своими сестрами ожидал в вестибюле родителей. […] На отце был парадный мундир, а на маме — «русский наряд», украшенный, как и ее кокошник, драгоценными камнями. У парадной лестницы ждали закрытые кареты и ландо с лакеями в сияющих золотом праздничных ливреях. Когда мои родители садились в карету, кучер поднял вверх кнут — это выражение почтения, оказываемое своим господам придворными кучерами. Помню также, сколько труда доставил лакеям длинный, отороченный соболями шлейф моей матери. […] Мы, дети, ехали в ландо. За нами — барон Шталь и Коцебу.

У Большого Петергофского дворца нас с родителями разлучили и передали придворному чиновнику, одетому в вышитый золотом мундир с орденской лентой через плечо и белые узкие панталоны. Тот отвел нас наверх в большую комнату, где уже находились наши троюродные братья и сестры, «Константиновичи» и «александровичи». […] Вскоре после этого к нам присоединились дочери царя — Ольга, Татьяна и Мария. Мы толпились у окон, наблюдая за военными и придворными, выстроившимися у парадной лестницы.

Для нас, детей, это было волнующее зрелище. Вдруг прозвучала военная команда — солдаты взяли на караул, слуги заняли свои места, и с правой стороны медленно подъехал целый ряд великолепных золоченых экипажей. Среди них выделялся один особенно большой, напоминавший мне огромный сосуд из золота. Когда эта внушительная карета медленно остановилась у парадной лестницы, через большие окна я смог рассмотреть огромную белую подушку на коленях у пожилой дамы. Одна из дочерей царя воскликнула: «Смотрите, с ними Алексей!»

Когда новорожденного внесли во дворец, мы бросились к двери, чтобы рассмотреть его вблизи, но, к нашему разочарованию, дверь была закрыта. Поэтому нам ничего не оставалось, как и дальше восхищаться видом на военный парад из окна. Тем временем престолонаследника окрестили в дворцовой церкви Петергофа. Одним крестным был дядя царя, великий князь Алексей Александрович, другим (между прочим) — император Вильгельм II. Вынужденные очень долго ждать окончания церковной церемонии, мы использовали отсутствие нашей гувернантки для несдержанных и шумных игр…»

Во время крещения в церкви присутствовали также представители зарубежных династий: Людвиг Баттенберг, представлявший короля Эдуарда VII Английского (еще одного крестного), принц Генрих Прусский от лица крестного отца, императора Вильгельма II, а представителем короля Кристиана IX Датского (отца царицы-матери Марии Федоровны, урожденной принцессы Дагмар) был его внук Кристиан. Когда же наступает момент крещения, крестника к купели несет царица-мать, одна из двух главных крестных.

И в этот момент маленький престолонаследник впервые заявляет о себе во всеуслышание сильным пронзительным криком. Как только завершился обряд крещения царевича, который должен также стать будущим покровителем и защитником церкви в своей стране, торжественную тишину нарушают триста орудийных залпов, вслед за чем тысяча колоколов разносят весть о крещении. Звучит литургия, наполняющая благозвучием и гармонией дворцовую церковь. И только тогда в нее входит царь и присоединяется к благодарственной молитве.

Подходит к концу время ожидания и для запертых детей. Роман Петрович: «Наконец открылись двери и на пороге появилась царица-мать Мария Федоровна в сопровождении великого князя Алексея Александровича, огромный рост и светло-русая борода которого произвели на меня сильное впечатление. Вслед за ними вошел царь в ярко-голубом мундире Атаманского гвардейского полка, командиром которого формально стал престолонаследник, — а затем мои родители с многочисленными дядями и тетями.

В Знаменку мы вернулись без родителей, так как те остались в Петергофе на официальный праздничный банкет. Дома нам стало известно, что в Петергофе на набережной будет устроен большой фейерверк. Вдоль всего берега в Александрии беспрерывно запускались тысячи ракет, причем весь Петергоф с парковыми бассейнами и фонтанами расцвечивался тысячью огней. В конце концов, оказавшись в нижней части парка, мы повстречались с шумной праздничной толпой, гуляющей под вспыхивающими огнями фейерверка…»

После крещения царь награждает престолонаследника орденом св. Андрея, который подносят на золотой тарелочке. Наряду с этим Алексей становится кавалером ордена Александра Невского, Белого Орла, Большого Креста, орденов св. Анны и св. Станислава.

Посылается телеграмма солдатам Дальневосточного фронта: «Царевич принял таинство крещения». Именем престолонаследника называют новый санитарный поезд, отправляющийся к месту военных действий, и линкор. Однако все это не может изменить неблагоприятный для России ход войны, и уже вскоре под почетным патронажем Алексея создаются благотворительные комитеты для сирот военного времени. А проходит еще немного времени и даже на имя столь широко почитаемого юного наследника ложится тень, от которой ему уже никогда не избавиться.

Кроме званий и титулов, новорожденный царевич получает и деньги. С момента появления на свет ему, как и всякому великому князю, выделяется ежегодная рента в размере 280000 рублей, которая позже увеличивается. Значительная часть этой суммы покрывается за счет доходов, получаемых от родовых имений, которые Екатерина Великая в свое время приобрела в большом количестве специально для материальной поддержки правящей династии. В зависимости от ранга ее сын, Павел I, определил размеры предоставляемого денежного содержания, а также назначаемого при рождении приданого великим княгиням (по признанию Ольги Александровны, сестры царя, это три миллиона золотых рублей). Сумма передается на хранение в английские банки. Перед первой мировой войной денежные резервы царских детей достигают 100 млн. золотых рублей, которые министр финансов и два банкира, несмотря на решительные возражения не доверявшего Германии царя, вкладывают в немецкие акции — о чем сожалеют уже в 1914 г. после неожиданного объявления Германией войны России.

В то время как финансовые обязательства великих князей относительно невелики, расходы царя таковы, что из его ежегодных, на первый взгляд значительных доходов ему самому почти ничего не остается. А ведь Николаю за свой счет приходится содержать тысячи придворных слуг (каждый из которых получает к празднику подарок), свои дворцы, императорский поезд и яхту, а также оплачивать все путевые издержки.

Значительные суммы из его бюджета выделяются на императорские театры оперы и балета и принадлежащие им учебные заведения в Петербурге и Москве, а также на дотации Академии искусств и наук. Кроме этого, царь должен финансировать и благотворительные учреждения, такие, как дома для сирот, приюты для бедных и богадельни для престарелых.

Придворная канцелярия обязана принимать, рассматривать и, по возможности, удовлетворять все многочисленные прошения частных лиц. Рыбаку — новую лодку, студенту — возможность продолжать учебу, крестьянину — новую корову, однако офицер не мог рассчитывать на то, что будут уплачены его долги и профинансировано разведение скаковых лошадей.

Значительные ежегодные расходы наличных денежных средств компенсируются прибылью в несколько миллионов рублей, получаемой от огромного недвижимого имущества — поместий, лесов, рыбных промыслов и виноградников. Романовы обладают и сказочными богатствами, не приносящими никакого дохода: замками и дворцами с бесценным имуществом и коллекциями картин, а также множеством фамильных драгоценностей, стоимость которых — сотни миллионов (довоенных) рублей. К самым знаменитым относятся алмаз Орлов -194 карата, «Лунная гора» — 120 карат, «Полярная звезда» (бледный рубин) весом 40 карат. Великолепны царские короны; относительно скромной является одна, с крестом посередине, состоящим из соединенных рубином пяти огромных бриллиантов. Есть дорогие тиары и диадемы, одна из которых усыпана 500 алмазами и 100 розовыми жемчужинами. Таким образом, перед Алексеем открывается блестящее будущее.

Первая тень

Спустя пять недель после рождения у Алексея начинает кровоточить пупок. Царь записывает в дневнике: «8(21) сентября 1904 г. Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, продолжавшимся с небольшими перерывами до самого вечера! Пришлось вызывать для консультаций Коровина и хирурга Федорова. Около 7 часов вечера они наложили ему повязку. Малыш был на удивление спокойным и веселым! Как тяжелы такие тревожные мгновения… 9 (22) сентября. Утром бинт снова в крови…» Царь не упоминает слово «гемофилия». Ни в одном разговоре, о чем свидетельствуют рассказы очевидцев, ни в очень личных и откровенных письмах к матери — даже в дневнике. И все-таки ему, должно быть, постоянно приходит на память именно тот разговор с одной из родственниц на следующий день после рождения Алексея. То была мать уже упомянутого выше князя Романа, который сообщает:

«Сразу же после рождения престолонаследника мои родители поехали в Петергоф, чтобы поздравить царя и царицу. Когда они вечером вернулись в Знаменку, мой отец вспомнил, как царь, прощаясь, рассказал ему о том, что, хотя Алексей] большой и здоровый ребенок, врачи обеспокоены частыми кровавыми пятнами на пеленках.

Услышав это, моя мать испугалась и стала настаивать на необходимости обратить внимание врачей на возможность гемофилии, нередко передававшейся по наследству по линии королевы Виктории, бабушки царицы. Мой отец пытался успокоить ее и уверял, что, расставаясь с* ним, царь находился в прекрасном расположении духа. Однако в конце концов позвонил во дворец, чтобы лично спросить у царя о мнении врачей по поводу кровавых пятен. Когда же государь ответил, что те надеются на скорое прекращение кровотечений, трубку взяла моя мать и поинтересовалась, называют ли врачи какую-нибудь причину их появления. Однако не получив ясного ответа, попросила царя как можно спокойнее: «Умоляю тебя, спроси их, нет ли симптомов гемофилии…» И сразу же добавила, что врачи теперь уже в состоянии устанавливать определенные правила поведения для страдающих этой болезнью.

После долгого молчания государь, однако, начал расспрашивать мою мать и в конце разговора тихо повторил потрясшее его слово: «Гемофилия…»

Как известно, у заболевшего гемофилией, или болезнью крови, обусловленной мутацией генов, отсутствует способность организма самостоятельно останавливать кровотечения. Кровь не свертывается. Таким образом, даже незначительное внешнее или внутреннее повреждение может привести к смерти от большой потери крови. Поэтому страдающие гемофилией в большинстве случаев умирают в детском возрасте, когда резкие, быстрые и неконтролируемые действия часто приводят к ранениям или ушибам. Состояние таких больных ухудшает еще и то, что стенки их кровеносных сосудов тоньше. Когда гематома увеличивается, отекают и опухают не только соседние суставы и конечности, но из-за давления на нервные стволы возникают невыносимые боли. Особенно опасны внутренние кровотечения, так как их нелегко распознать и труднее лечить.

В учебниках по медицине дается следующее определение гемофилии:

«Клинически гемофилия характеризуется уже с ранних лет ярко выраженной склонностью к кровотечениям и особенной их интенсивностью даже после небольших травм. Болезнь поражает почти исключительно мужчин и передается через фенотипически здоровых матерен (носителей). Следовательно, ее наследственность рецессивно связана с полом.

[…] Клиническая картина, с одной стороны, определяется неукротимостью травматических кровотечений, а с другой стороны, легкостью открытия их.

[…] Весьма типичными для гемофилии являются суставные кровоизлияния, чаще всего в коленном и локтевом суставах, вследствие чего возникают воспалительные процессы, приводящие к тяжелым нарушениям, а то и к полному анкилозу. После таких кровотечений сильно опухшие, покрасневшие суставы крайне болезненны, в большинстве случаев повышается температура.

]…] Болезнь начинается часто уже в раннем возрасте, с годами же ее интенсивность ослабевает. […] Если больные пережили период детства, то перспективы quoad vitanr неплохи. Особую опасность представляют внутрисуставные кровоизлияния, так как 4/5 больных гемофилией вследствие этого становятся инвалидами…»

Медики различают две формы гемофилии: А и В. Статистически первая встречается в 5 раз чаще, а последней свойственны менее тяжелые изменения в функции свертывания крови.

Гемофилия передается по наследству женщинами-носителями детям мужского пола, что, впрочем, следуя законам Менделя, не безусловно, а лишь наиболее вероятно.

Правда, в случае с Алексеем вероятность была почти стопроцентной. Эта наследственная болезнь была у бабушки Александры, королевы Виктории Английской, и благодаря обширным родственным связям передалась нескольким европейским династиям (известно не менее десяти носителей этой болезни среди видных особ). Благодаря им болезнь эта стала знаменитой, так как ее последствия влияли на ход истории.

Современные генетики Д.М. и У.Т.У. Поттс, занимавшиеся выяснением причин появления этой болезни у самой английской королевы, предполагают, что это, должно быть, произошло из-за внебрачной связи матери королевы Виктории (с целью обеспечения потомства по своей линии) с партнером с дегенеративными генами. В доказательство приводятся биографические факты — такие, как взаимоотношения при дворе и, наконец, переписка и рассказы современников. Внешнее сходство Виктории с ее, согласно Д.М. и У.Т.У. Поттс, возможным отцом и ее политические взгляды подтверждают гипотезу вышеупомянутых ученых.

Впрочем, генетики рисуют и более широкую картину нравственного разложения видных представителей английской королевской династии, шокирующую даже в наш фривольный век.

Так, вероятно, один из последующих королей Англии, еще будучи наследим принцем, делил со своим братом возлюбленную, а герцог Кент — позже король Ганноверский — пытался изнасиловать не только жен своих придворных министров, но и собственную сестру. Молчание было куплено за деньги, уплаченные за письма герцога к одному из доверенных лиц; авторы при этом ссылаются на архивные материалы.

Оба ученых, опустившись на четыреста лет вниз по генеалогическому древу королевы Виктории, обнаруживают также и другие наследственные заболевания, характерные для ее потомков — будь то Стюарты или Ганноверская ветвь, — как, например, пурпура (симптомы которой — учащенный пульс и красные пятна на коже — наблюдались у царицы Александры).

Важно, что гемофилия становится известной и описывается не только к моменту рождения царевича — о чем свидетельствуют медицинские учебники 80-х годов XIX столетия, — а уже во время обручения и свадьбы его родителей в 1894 году.

Царица Александра, мать которой была дочерью королевы Виктории, еще в юном возрасте должна была знать об этой болезни: ее младший брат, будучи ребенком, и дядя Леопольд умерли от потери крови. Тетя Александры, Беатрис (другая дочь королевы Виктории) видела, как страдают от гемофилии двое из четырех ее сыновей. А двое из троих сыновей ее дочери Виктории-Евгении, вышедшей замуж за короля Альфонса XIII Испанского, унаследовали это заболевание от своей матери. С самого раннего детства их одежду подшивали ватой, чтобы уменьшить риск получения ранения; даже деревья в парке, в котором обычно играли дети, были обиты тканью.

И сестра Александры, Ирэн, жена принца Генриха Прусского, младшего брата императора Вильгельма II, была носительницей гемофилии, которую от нее унаследовали оба сына. Один из них умер незадолго до рождения Алексея. И все-таки, когда королеву Викторию однажды спросили об этом наследственном заболевании, она ответила: «У нас гемофилии нет».

Удивительно, почему никто, но крайней мере, при русском дворе, своевременно не предупредил об этом царя. Хотя, вероятно, мало что изменилось бы. Николай не только питал глубокое чувство к «Аликс», но и считал, что у него, как и у его отца и всех дядьев и двоюродных братьев, будет несколько сыновей.

Носители гемофилии в семье королевы Виктории Английской

подчеркнуто: носители гемофилии; в рамке: больные гемофилией

Сначала Николай и Александра отказываются верить ужасной правде и облегченно вздыхают, когда через три дня кровотечения прекращаются. Николай: «11(24) сентября. Слава Богу! У нашего дорогого Алексея больше нет кровотечений, и мы можем теперь быть совершенно спокойны…». При дворе аккредитованы сорок врачей (!). Кажется, царь интересуется только здоровьем своего сына и престолонаследника, а все другие дела и вопросы — все-таки продолжается война с Японией — отходят на второй план. 5 октября, в день ангела-хранителя Алексея согласно православным святцам, Николай записывает в дневнике: «5 октября, вторник. Первые именины нашего возлюбленного сына. В 10 часов доклад генерала Сахарова. […] Принял делегацию своего московского полка, который преподнес Алексею икону. […] Получил много поздравительных телеграмм…».

Гены королевы Виктории (гемофилийное наследство матери)

То, какое значение имел Алексей для царя, видно также из другого случая. Вскоре после именин Николай принимает адмирала Рождественского перед его отплытием на Дальний Восток. Тот сообщает о неприятном инциденте: русская эскадра по ошибке обстреляла английские рыболовные суда, приняв их за японские боевые корабли. Посреди доклада царь прерывает его: «Вы знаете, он уже весит семь килограммов.»

«Кто?» — недоумевает адмирал.

«Престолонаследник», — отвечает Николай.

Так же спонтанно и неожиданно для собеседника государь перебивает во время отчета начальника придворной императорской канцелярии, генерала Мосолова: «Думаю, Вы еще не видели моего любимого маленького царевича. Пойдемте, я покажу Его Вам».

К неодобрению Александры Николай вынимает купающегося малыша прямо из ванны — чопорная и консервативная царица считает, что не следует показывать его в таком виде посторонним. Присутствующая при этом царица-мать в восторге, потому что ребенок может сам приподняться. Министр двора вспоминает эту сцену: «…Право, чудный, — восторгается своим внуком царица-мать, — какой живой, добродушный, с красивым лицом…».

Царица сама, что для женщин с таким положением в России не принято, ухаживает за ребенком, хотя ей помогают три няньки.

Позже, во время прогулок царской семьи на императорской яхте, к ним присоединяется еще и матрос Андрей Деревенько, который учит наследника ходить, а затем вместе с другим матросом Климентием Нагорным и лакеем Седневым постоянно сопровождает и оберегает его.

Сам Алексей так восхищается матросами, что, как только вырастает из грудного возраста, хочет носить исключительно морской костюм и сызмальства настаивает на разрешении принимать участие в строевой подготовке на корабле, ради чего охотно встает в семь часов утра.

Царь заботится о том, чтобы престолонаследник как можно чаще показывался на публике и как можно раньше знакомился с многочисленными обязанностями, связанными с соблюдением этикета, прежде всего военного, что наиболее близко Николаю. За своим первым в своей жизни военным парадом Алексей восторженно наблюдает с крыльца дворца, находясь на руках царицы, уже в возрасте шести месяцев. Л когда царь провожает в Ревель уходящий к японским берегам флот под командованием адмирала Рождественского, царевичу, который у него на руках, почти год. Алексей — как живой символ — присутствует также, когда царь верхом на коне, по русскому обычаю, благословляет иконой выступающие на фронт воинские части. Однако уже ничто не может изменить трагический ход русско-японской войны.

Тем временем царица в меру своих сил пытается помочь смягчить последствия войны. После рождения наследника растут симпатии к Александре, доселе часто критикуемой за уединенность и замкнутость. Теперь ей отдают должное за активное участие в оказании помощи жертвам войны. Она организовывает собственный госпиталь для инвалидов войны и сооружает для них на территории дворцового парка реабилитационный центр, в котором — впервые в России! — осуществляется программа переобучения.

Царь по-прежнему обсуждает политические вопросы в переписке с матерью, живущей в петербургском городском дворце, не забывая при этом информировать ее о царевиче. Так, когда тому исполняется год и четыре месяца, Николай пишет: «…Мальчик уже научился хорошо ходить, но пока не разговаривает. И еще нет ни одной его фотографии».

Вскоре после этого с Алексея впервые пишут портрет. И его живой темперамент усложняет задачу художника. Первый мазок ложится на холст только тогда, когда царевич сам получает возможность рисовать, что вскоре становится одним из его любимых занятий.

Царское Село

О детстве престолонаследника и о мире, его окружавшем, рассказывает швейцарец Пьер Жильяр, учитель французского языка у старших сестер Алексея: «Зимой царская семья обычно жила в Царском Селе, небольшом дачном поселке в двадцати километрах к югу от Петербурга, раскинувшемся на большом холме, на вершине которого стоял Большой дворец Екатерины II. А недалеко от него, в парке с небольшими искусственными озерами, располагался меньший и более скромный Александровский дворец, окончательно ставший резиденцией Николая II после трагических январских событий 1905 г.

В одном крыле дворца на первом этаже жили царь с царицей, над ними — их дети. В центральной части здания находились помещения для официальных приемов, в другом крыле размещались некоторые члены свиты. Обстановка соответствовала скромным вкусам царской семьи.

Там в феврале 1906 г. я впервые увидел царевича Алексея, которому в то время было полтора года. В тот день уже в конце урока с Ольгой Николаевной — занятия в Александрийском дворце проводились несколько раз в неделю — вошла царица с великим князем Алексеем Николаевичем на руках, — очевидно, чтобы показать мне своего сына, ранее мною не виденного. Ее лицо светилось радостью матери, увидевшей осуществление своей заветной мечты в появившемся на свет ребенке. Нельзя было не заметить, какое чувство гордости и счастья вызывает у нее красота малыша. И действительно: в то время царевич был очаровательным ребенком, о каком можно было только мечтать, с чудесными светлыми локонами, большими серо-голубыми глазами и густыми, длинными, темными ресницами. У него был свежий розовый цвет лица здорового малыша, а когда он улыбался, то на щеках появлялись две ямочки. Я подошел к нему и встретился с серьезным, немного испуганным взглядом, и только через некоторое время ко мне протянулась маленькая ручка. Во время этой первой встречи мне сразу бросилось в глаза, как царица с нежностью матери, одержимой заботой о благе своего дитяти, прижимала к себе царевича. Но очевидным было и то, что за всем этим скрывались удивившие меня тревога и беспокойство, причина которых стала понятна только спустя некоторое время».

В последующие годы Жильяру чаще представляется возможность видеть Алексея Николаевича, так как наследник очень любит убегать от нянек и врываться во время занятий в классную комнату сестер.

Едва научившегося ходить Алексея уже не удержать. Порой няням тяжело поймать быстро исчезающего в одной из многочисленных комнат дворца царевича. Не забегает он только в приемную перед рабочим кабинетом царя: детям запрещено находиться там, где ожидают аудиенции министры, дипломаты и другие посетители. Однако построенный Александром I в форме полукруга дворец достаточно велик, и в парадных помещениях между левым и правым крылом есть бесчисленное множество мест, где можно спрятаться. К тому же торжественная атмосфера так непохожих на уютные детские комнаты элегантных залов манит Алексея, как запретный плод: хочется проникнуть туда, спрятаться от погони за огромными вазами или бархатными занавесками, или просто пробежаться по мягким толстым персидским коврам.

Если не принимать во внимание столовую, приемные и рабочие кабинеты царя и царицы, то личные покои царской семьи относительно скромны для резиденции монархов и едва ли отличаются от тех типично английских жилищ, к которым привыкла Александра при посещении загородных резиденций своей английской бабушки, ведущей спартанский образ жизни.

Так, в детских комнатах преобладает светлая мебель из лимонного дерева и яркие шторы — в отличие от легендарного лилового будуара царицы. Великие княжны живут попарно в одной комнате; Алексею же с самого начала отвели две. Учитывая болезнь, от него не требуют, чтобы он спал на жесткой походной кровати, как это принято в России со времен царицы Екатерины и в английском доме родителей Александры. Кроме того, кормилица или одна из нянь остается в комнате Алексея на ночь: в углу для этого поставлен диван. Над кроватью царевича висят иконы, среди них и та, которую получает каждый новорожденный соответственно происхождению; день и ночь в углу горит лампадка. Все дети, опять-таки следуя спартанскому обычаю, утром обязательно обливаются холодной водой в серебряных ваннах и только вечером могут принять теплую ванну. Сам царь был так воспитан; кроме того, он по утрам полчаса плавает в бассейне с соленой водой, устроенном рядом с ванной комнатой, — до завтрака, который ему накрывают уже за рабочим столом.

Несмотря на эту простоту, детям знаком и придворный этикет. Особенно забавляют престолонаследника четыре негра, обязанные и перед детьми постоянно открывать и закрывать двери, что Алексей охотно заставляет их повторять до бесконечности. На них красные панталоны, вышитые золотом жилеты, туфли с загнутыми кверху носками и белые тюрбаны. Традиция иметь чернокожих камердинеров появилась в XVIII веке, и утверждают, будто прадед знаменитого русского поэта Александра Пушкина («арап из Абиссинии») был вначале камердинером и секретарем Петра Великого. Черные же слуги, состоящие в придворном штате двора, родом из Соединенных Штатов, и каждый год, возвращаясь из отпуска, они никогда не забывают привезти маленькому престолонаследнику его любимый мармелад из экзотических плодов гуайявы.

Но интересными для Алексея будни становятся тогда, когда можно вырваться из ограниченного мира дворца в сказочно прекрасный огромный парк. Там есть все, о чем любой другой ребенок его возраста может только мечтать.

В повозке, запряженной пони, царевич проезжает мимо величественного сине-бело-золотого дворца Екатерины, построенного Растрелли, мимо сказочных фигур из белого мрамора и обелисков, цветущих деревьев и кустарников, брызжущих фонтанов к одному из озер, где познание окружающего мира продолжается уже на лодке. На берегу одного из искусственных прудов специально для детей построен их собственный дом для игр.

Вскоре парк становится любимым местом времяпрепровождения Алексея. Приняты необходимые меры безопасности. Вдоль всего высокого черно-золотого решетчатого ограждения огромную территорию днем и ночью охраняют бородатые казаки-богатыри, рост которых (без высоких шапок) как правило 1,85—2 метра, в красных мундирах и солдаты гвардейских полков. И сам царевич под постоянным присмотром и охраной, в сопровождении одного или обоих упомянутых матросов. Алексей с большим удовольствием помогает садовникам мести аллеи, убирать опавшие листья или очищать от снега дорожки зимой. Когда царь бывает свободен, то катает своего сына на лодке или строит с ним крепости — летом из песка, а зимой из снега.

В своей комнате Алексей чаще всего играет солдатиками, правда, при этом в большинстве случаев царевичу самому приходится представлять обе воюющие стороны. Игрушки у него со всего мира. Он получает их преимущественно от дружественных королевских династий, а также от фирм, заинтересованных в деловых отношениях с царским двором: так, например, у него есть миниатюрный «мерседес» из Германии. Приходят подарки и из России, открывающие ему весь мир в миниатюре: макет корабля от адмирала Чагина, крошечная пушка от рабочих одного сибирского завода, от крестьян — полный комплект сельскохозяйственных машин, учащиеся художественно-ремесленного училища мастерят для него разные инструменты небольшого размера, а сибирские казаки дарят обмундирование своего полка (почетным командиром которого является Алексей) в миниатюре — с кинжалом и подсумком.

Присылают отовсюду и зверей, чтобы престолонаследник не чувствовал себя одиноко, но только немногих можно оставить, иначе скоро возник бы целый зоопарк. Кроме собаки, коричневого спаниеля по кличке Джой, и кота, у него появляется собственная маленькая лошадка, хотя сначала приходится кататься в корзинке, пони, которого кто-нибудь (иногда старшая сестра Ольга) во время катания осторожно ведет под уздцы. Позже для Алексея начнут запрягать специальную повозку. Особенно царевич любит забавляться с большим белым слоном, присланным королем Сиама. Для него построено отдельное жилище. Когда толстокожее животное принимает ванну в одном из озер, обливаясь из хобота, Алексей очарованно следит за расходящимися по воде кругами и волнами.

Один сибирский мужик привез специально для царской семьи прирученного соболя. Когда детям объявляют о его предстоящем визите, те собираются в одной из своих комнат и с нетерпением ожидают. Нелегко было сибиряку добраться до резиденции императора. Сначала, собрав все свои сбережения для дальней дороги, он с женой едет в Москву. Оттуда его посылают дальше, в Петербург. Сотрудники службы безопасности Зимнего дворца недоумевают, не зная, как поступить. В конце концов они советуют мужику добиваться приема в Царском Селе. Послав в соответствующую сибирскую губернию телеграмму и убедившись, что перед ним не революционер, начальник придворной канцелярии генерал Мосолов, зная о том, что царь, несмотря на загруженность делами, охотно знакомится с людьми «из простого народа», назначает посетителю день и час. Впоследствии он вспоминает:

«Я, собственно говоря, охотник, — объяснил мужик, — и мне удалось поймать живым молодого соболя. Мы со старухой решили отвезти его царю. Ведь соболь стал уже очень редким зверем… Наших денег хватило только до Москвы, но потом незнакомый человек, дай Бог ему здоровья, купил нам билеты до Петербурга…» И показывает мне соболя, который прыгает прямо на мой письменный стол и начинает обнюхивать подготовленные мною бумаги об отправке этих людей. Представив себе, как обрадуются дети, я дал старику деньги на дорожные расходы и позвонил фрейлине царицы, княгине Орбелиани; через час она дала согласие принять этого человека…»

Больше часа проводят оба старика в детской комнате, а затем рассказывают, как любезна была царица. Впрочем, государыня, считает, что лучше, если до сооружения клетки они заберут зверька с собой, но дети так сильно протестуют, что соболя оставляют. Правда, счастье их длится недолго.

Сибиряк отказывается уезжать, пока не увидит самого царя, и упорно настаивает на этом желании, причем выражает сомнение в том, будет ли соболь чувствовать себя хорошо во дворце. Наконец, ему назначена аудиенция на следующий день в шесть часов вечера. Вот что он рассказывает:

«Соболь за это время испортил и перепачкал все, что мог. Когда я пришел, он сразу же подбежал ко мне и спрятался в укромном месте. Тут вошел царь. Мы со старухой бросились на пол. Соболь же выполз из своего укрытия, очевидно, и ему было понятно, что перед ним стоит государь. Зверек, замерев, смотрел на него. Затем мы последовали за царем в детскую комнату, где пришлось выпустить сто. Дети начали играть с соболем. В нашем присутствии тот не был диким. Царь пригласил нас сесть и расспрашивал о том, как доехали, какая охота и жизнь в Сибири. Потом царица напомнила, что детям пора ужинать. Стало ясно — соболь не останется с ними. Речь зашла об охотничьих угодьях в Гатчине. Но я сказал: «Батюшка царь, было бы жаль отдавать его какому-нибудь охотнику. Тот лишь снимет с него шкуру и разрежет на куски — а затем скажет, что с ним что-то случилось. Я знаю охотников. Едва ли кто из них относится к зверям иначе…»

После этого царь, несмотря на бурные протесты детей (громче всех выражает свое неудовольствие Алексей) решает снова отдать зверька крестьянину, поручив присматривать за ним, как за царской собственностью, и повелевает выдать ему пару сотен рублей на соболя, золотые часы с императорской монограммой, а его жене подарить брошь. Государь, потративший на этот визит два часа, затем восторженно отзывался о рассказах сибирского мужика, что вполне естественно для монарха, оторванного от реальной жизни широких слоев населения своей страны.

Только Алексей ошеломлен, он в отчаянии. Впервые отказываются исполнить его желание, и нельзя ничего изменить — все уже решено.

…Зато уже с самого раннего детства Алексей наслаждается статусом царевича со всеми полагающимися этому званию почестями. Во время празднования Рождества лейб-гвардейским полком в манеже, где в присутствии царской семьи зажигают огни на огромной ели, маленький престолонаследник в белой вышитой русской рубашке и белой барашковой шапке бесспорно в центре внимания; ему дарят подарки и всячески стараются развлечь.

А он как зачарованный смотрит на скачущих галопом казаков! Его завораживает темперамент, с каким эти акробаты демонстрируют чудеса джигитовки. Вот одно за другим сальто над мчащимися лошадьми и жонглирование саблями. Вот — под громкие возгласы шапки летят в воздух, и только для Алексея, хлопающего в ладоши в такт ритмичной музыке балалаек, исполняются знаменитые танцы в головокружительном темпе.

Когда же в конце представления звучат бодрые песни бородатых мужей, чьи мощные басы оглушительно гремят в манеже, стоит большого труда уговорить царевича ехать домой. Многие незнакомые ему прежде люди после царской руки целуют и его ручонку, произнося праздничные поздравления и пожелания. Затем Алексей тоже целует руку своего папы, от чего, правда, его вскоре отучают.

К своему второму дню рождения, летом 1906 г., престолонаследник впервые присутствует на ежегодных, традиционно посещаемых царем маневрах в Красном Селе, неподалеку от Петербурга. С раннего возраста отец знакомит сына с военнослужащими «его» армии и ее традициями — с тем, что сам больше всего любит с детства. Уже в год и четыре месяца Алексея берут на парад, где он наблюдает за проходящими торжественным маршем рослыми солдатами Преображенского полка в элегантных темно-синих мундирах — элитой русской армии. Военнослужащие этого, как и других полков, при призыве отбираются по внешнему виду (цвет волос, рост) и происхождению; большинство наследуют свою принадлежность к тому или иному полку из поколения в поколение. Солдаты Преображенского полка, как правило, ростом около двух метров. Исключение составляет только среднего роста царь, занимающий должность командира роты в этом и двух других полках — конечно, не по своему социальному положению, а на основании полученного военного образования. Да и во время коронации на Николае мундир Преображенского полка.

Теперь перед маленьким престолонаследником во время маневров на территории учебного плаца Красного Села проходят плечом к плечу тысячи солдат различных родов войск. Одна военная форма кажется ему интереснее другой. Когда же появляется кавалерия, и лошади под музыку и аплодисменты проносятся мимо, его восторгу нет предела, и он непрерывно хлопает в маленькие ладошки. Ему не страшен шум — наоборот, когда проходит, оглушительно гремя барабанами, военный оркестр, слышны его подбадривающие возгласы смысл которых: «Громче, громче!»

И как впечатляет царевича уже одно то, что все парады явно организовываются для папы! В его честь все поднимаются, когда исполняется гимн «Боже, царя храни», которому подпевают тысячи голосов, и ему же все хором поют молитвы, заканчивающиеся словами: «…Храни тебя, Государь наш, православный царь, безгранична любовь к тебе наша…». Все это поднимает авторитет отца в глазах Алексея, он был и остается единственным человеком, которого безоговорочно слушается избалованный царевич.

Встреча с Распутиным

Осенью 1906 г. жизнь Алексея несколько меняется, это связано с появлением странного человека. Это некий Григорий Ефимович, объявленный однажды в числе посетителей. Его фамилия Распутин. Государь, как правило, не отказывается принимать крестьян, особенно из Сибири. И даже если Николай II не заходит в своих суждениях так далеко, как царица, утверждающая, что «только простым людям можно доверять», и поэтому всячески удерживающая своих детей от общения с равными им по происхождению, ему нравится знакомиться с простыми русскими людьми, подтверждением чему может служить уже упоминавшаяся встреча с сибирским охотником. Имя Распутина уже известно Николаю.

Еще год назад, как видно из записей в его дневнике, после одного из богослужений царю был представлен «божий человек» — «Григорий из Тобольской губернии» (запись от 1(14).И.1905 г.). Встречу устроили две великие княгини, очевидно, не только проявлявшие живой интерес к этому бородатому, одетому монахом сибиряку с оригинальными толкованиями Священного писания, но и стремившиеся познакомить его с семьей государя. Милица и Анастасия — и та, и другая родом из дружественной Черногории, замужем за дядьями царя — обе склонны к мистицизму, что объединяет их с царицей.

В июле следующего года, после одного из богослужений, происходит следующая короткая встреча царской семьи с Распутиным. После этого в октябре — Алексею два года и три месяца — тот впервые появляется во дворце. Основание предоставления аудиенции: желание «старца» передать икону из сибирского монастыря Верхотурье.

Дети уже в постели. Алексей удивленно смотрит на большого человека с проницательным взглядом. На госте нечто среднее между монашеской рясой и длинной крестьянской одеждой совершенно не похожее на элегантные ливреи слуг, офицерские и генеральские мундиры, каждый день мелькающие перед глазами царевича во дворце. Вид не только не вызывающий почтения, но скорее несуразный и смешной. И Алексей не может удержаться от смеха.

«Он еще не лег в кровать, — сообщает гостившая в то время сестра царя, Ольга Александровна, — бегал и прыгал по комнате в пижаме, как заяц, точно хотел убежать; вдруг Распутин поскакал следом, подыгрывая ему. Это доставило огромное удовольствие малышу. В конце концов, Алексей позволил отнести его в постель. А как Распутин рассказывал потом сказки о колдунье Бабе-Яге, неверной принцессе, превратившейся в утку, сером волке и медведе с деревянной ногой — и как после этого стоял посреди комнаты, наклонив голову и сложив вместе с детьми руки в молитве, так искренне и трогательно, что никто при всем желании не смог бы заподозрить его в недобрых намерениях».

Перед тем, как его отпустить, царь и царица еще некоторое время беседуют с ним о Сибири. Мужик поражает их глубокой набожностью и красноречием: он так и сыплет поучительными цитатами из Библии.

«На меня это мало подействовало, — несколько пренебрежительно замечает Ольга Александровна, рассказывая о впечатлении, произведенном Распутиным на Александру, — я достаточно хорошо знаю русских крестьян, все они в той или иной мере знают Священное писание наизусть».

Многолетнее паломничество, способствовало закреплению за Распутиным репутации «старца» и «божьего человека». Этот тип странствующего высоконравственного паломника описывает и Достоевский в своих произведениях. В русской традиции было также принято раз в году ходить на покаяние в монастырь, # одному из «святых мест». Особенно чтили эту традицию сибирские крестьяне, хотя и (справедливости ради стоит отметить) не только они. Эта возможность испокон веку использовалась на Руси для сохранения и устной передачи из поколения в поколение сочинений отцов церкви. Богомольцы возвращались с новым опытом и знаниями о действии и целебной силе лекарственных трав, которые служили им, прежде всего во время поста, пищей и лекарством.

Но обо всем этом Алексей еще ничего не знает. Для него это вечер встречи с очень симпатичным чудаком.

Императорская чета, в глазах которой Распутин простой, честный, знающий Священное писание и радеющий за веру сибирский мужик, очевидно, находит отдых и утешение в беседах о далекой Сибири или в обсуждении религиозных вопросов. По той же причине во дворце иногда принимают и придворного священника, отца Янишева.

Алексей не догадывается, как сильно нуждается царь в это время в моральной поддержке. Да и разве он мог бы, будучи ребенком, понять, что происходит в России начиная с 1905 года?

Конец самодержавия

Уже начало 1905 г. отмечено трагическими событиями, и с тех пор страна не знает покоя. Россия проиграла войну с Японией.

14(27) мая 1905 г. русский флот под командованием вице-адмирала Рождественского, которому царь вместе с Алексеем устроил торжественные проводы, потоплен у о. Цусима. Хотя министру Витте удалось «вы; торговать» относительно мягкие для России условия мира, внутриполитический баланс нарушен. По России прокатилась волна беспорядков и бунтов. Используя падение дисциплины и нравственности среди населения и в армии, особенно во флоте, после всех напрасных жертв войны, решительно настроенные политические агитаторы из революционно-анархистской среды провоцируют стачки и ведут шумную антиправительственную пропаганду.

Но еще до поражения на фронте и его последствий происходит трагедия, на долгое время существенно определившая настроения в стране.

9 января в Петербурге состоялась демонстрация. Группа рабочих и крестьян хотела встретиться с царем и передать ему петицию. Зная об этом заранее, Николай собирался встретиться и выслушать их в Зимнем дворце. Но советники государя, встревоженные донесениями агентов охранки, отговорили его от поездки в Петербург Это решение оказалось роковой ошибкой. Его принятие объясняется предшествующим событием, малоизвестным и поэтому редко упоминающимся. Однако решение способствовало ошибочному истолкованию поведения царя.

Незадолго до этого на Николая было совершено (скорее всего) покушение, он едва не погиб. В день св. Епифании царь, согласно традиции, присутствовал на освящении вод Невы. Когда выдолбили прорубь и митрополит начал церемонию, с Петропавловской крепости, как обычно, прогремели залпы салюта. Но на этот раз снаряды оказались боевыми. Чудом они не попали в царя. Посыпались стекла из окон Зимнего, Николай же продолжал спокойно стоять. «А что же мне оставалось делать?» — заметил он позже в разговоре с сестрой Ольгой. Торжественное действо продолжалось во дворце с разбитыми стеклами, и у царя было мало оснований верить успокаивающим объяснениям.

Помня о происшедшем, государь позволил убедить себя и не поехал в столицу. Полиция попыталась разогнать демонстрацию и открыла огонь только после того, как толпа отказалась подчиниться, после предупредительных выстрелов. Пролилось много крови. Так ужасно закончилась мирная процессия. Это событие вошло в историю как «кровавое воскресение», и ответственность за него была возложена, разумеется, на Николая.

Волна беспорядков прокатилась по всей стране. В том же месяце был убит великий князь Сергей Александрович, дядя царя и зять царицы. А когда в мае пришло известие об окончательном поражении России в войне с Японией, государь совершенно пал духом.

Вот мнение по этому поводу мужа сестры Ксении и близкого друга Николая, великого князя Александра Михайловича (Сандро):

«Я всегда говорил ему, что нужно реорганизовать военно-морские силы, но, по его мнению, с этим никогда бы не согласился стоявший во главе флота дядя Алексей Александрович [крестный Алексея], об отставке которого не могло быть и речи: «Как я могу уволить брата отца?». Он не мог до конца понять, что монарх должен подавлять свои человеческие чувства. А после военной катастрофы и других потрясений он потерял веру в смысл своей государственной деятельности, им овладела апатия. Не дать умереть сыну — вот что оставалось единственной целью его жизни».

События, всколыхнувшие страну изнутри после поражения за рубежом, послужили причиной принятия царем решения, имевшего большое значение для Алексея как будущего государя России.

Катализатором процесса послужили упомянутые волнения. Уже во время последних, самых кровопролитных сражений войны, в расположении частей воюющей армии в районах боевых действий появились агитаторы, настраивавшие деморализованных солдат против царского режима. Следующими объектами антиправительственной пропаганды становятся моряки униженного Черноморского флота, рабочие фабрик и заводов, малообеспеченные группы населения.

Осенью того же 1905 г. в письме к матери, в то время гостившей в Дании, Николай описывает и объясняет сложившуюся в стране ситуацию, побудившую его к принятию исторического решения:

«Мы пережили здесь самые тяжелые, неслыханные события; катастрофой были январские дни — но это еще что в сравнении с тем, что происходит сейчас! […] Первая забастовка железнодорожного транспорта, начавшаяся в Москве и пригородах, тотчас распространилась по всей России. Петербург и Москва оказались полностью отрезанными от всей страны. […] К стачке железнодорожников присоединились фабрики и заводы, даже муниципальные учреждения, а затем и Министерство путей сообщения! […]

Бог знает, что случилось с университетами. Приходит анархист с улицы — и уже бунт. Руководящие органы всех высших и средних учебных заведений получили автономию — но не знают, как ею воспользоваться и даже не могут выгнать обнаглевшую толпу. […]

Ничего, кроме забастовок в школах, на фабриках и заводах, убитых полицейских, казаков, солдат, восстаний, бунтов и хаоса. А министры вместо принятия решительных мер лишь собираются на совещания, как стая напуганных кур, и что-то кудахчут о совместных действиях. […]

На разных «митингах» — это ныне модное словеч-жо переняли революционеры, подразумевая под ним исключительно подготовку к революции — в открытую призывают к вооруженному восстанию. Узнав об этом, я немедленно перевел все войска Петербургского округа под командование Трепова и приказал ему разделить город на сектора.

Трепов недвусмысленно дал понять, что решительно настроен на поддержание спокойствия и порядка в случае начала революции.

И действительно на улицах после этого стало тихо. Но это была зловещая тишина. И было ясно, что-то должно произойти, ибо долго так продолжаться не могло. Целыми днями я совещаюсь с Витте. Он объяснил мне, что есть только две возможности: или диктатура с кровопролитием и временным успехом, или дать народу гражданские права, подтвержденные Думой, т. е. конституцию.

Витте объявил о своем согласии на таких условиях стать председателем Совета Министров и сформировать правительство. […] Витте и Оболенский составили проект, и я, с Божьей помощью, подписал его. […] Было очень трудно принять такое решение, но во всей России требовали этого. |…] Да хранит Бог Россию и принесет ей мир».

В октябре 1905 г. в России появляется конституция и согласно закону парламент, после чего она перестает быть абсолютистской монархией, а царь самодержцем.

Энергичнее всех пыталась удержать Николая от этого поступка царица, думая при этом об Алексее. Александра считала, что царь, согласно принесенной им как самодержцем во время коронации присяге в ответе только перед богом, а не перед какой-либо земной, властью и что Россия «еще не готова стать конституционной монархией». Государыня опасается, что из-за ограничения власти управлять государством в будущем, ее сыну будет тяжелее, чем царю, имеющему неограниченную власть.

Царица в разладе с собой: с одной стороны, ей хочется поддержать мужа, с другой стороны, — защитить интересы сына. Это не укрывается от внимания Пьера Жильяра, учителя французского языка ее дочерей: «Иногда царица присутствовала на занятиях, отчего я чувствовал себя скованно — хотя бы из-за необходимости соблюдения протокола — например, надо ли мне было вставать и продолжать урок стоя? Еще меня это отвлекало, рассеивая внимание. Вместе с тем меня удивило в тот день странное поведение царицы. Я потому так хорошо запомнил, что это случилось накануне или за пару дней до опубликования манифеста 17 октября 1905 года.

В тот день царица села в кресло у окна и с самого начала показалась мне рассеянной и озабоченной; несмотря на все усилия, лицо ее выражало сильное беспокойство. Она старалась изо всех сил сосредоточиться на нас, но вскоре полностью погрузилась в себя и опустила рукоделие на колени. Государыня скрестила руки и, казалось, больше не замечала ничего вокруг себя.

В конце урока я обычно закрывал книгу и ждал, пока императрица поднимется и отпустит меня. Но в тот день она так задумалась, что, несмотря на молчание, означавшее конец нашего урока, даже не шелохнулась. Шли минуты, дети становились нетерпеливее; я снова открыл книгу и начал читать вслух. И только через четверть часа одна из великих княгинь подошла к ней и привлекла ее внимание к реальной действительности».

Под давлением сложившихся обстоятельств упорная защита прав Алексея, впрочем, оказывается напрасной. Александра вынуждена примириться с решением царя.

17(30) октября 1905 г. провозглашается «твердая воля» царя предоставить конституцию, законодательный орган, Думу и гражданские права. Конец самодержавию. Но, несмотря на это, Александра будет и впредь бороться против ограничения власти будущего царя Алексея.

Беззаботное детство и начало воспитания

В 1907 г. царь знакомит Алексея с лейб-гвардии Атаманским полком, командиром которого престолонаследник является с момента своего рождения. Парад или инспекция войск в присутствии государя для каждого военнослужащего императорской русской армии — событие первостепенной важности. Если такие военные смотры предназначались для укрепления патриотических чувств и уважения по отношению к стране и Верховному Главнокомандующему, то эта цель, по-видимому, вполне достигалась. Во всяком случае, об этом свидетельствуют воспоминания очевидцев, служивших в царской армии. Рассказ русского генерала Краснова о первой встрече с престолонаследником тоже является тому подтверждением:

«Государь взял престолонаследника за руку и медленно обходил с ним строй казаков. Я стоял на фланге и видел, как покачивались шашки в руках 1-й и 2-й сотни. Сердце сжалось. «Вы что, устали? Возьмите себя в руки!» — прошипел я. Подойдя к флангу моей сотни, государь поприветствовал ее. Я последовал за императором, глядя казакам в глаза, чтобы быть уверенным, что, по крайней мере, моя сотня стоит смирно и ни одна сабля не дрогнет. Когда же перед государем склонился серебряный штандарт с черным двуглавым орлом, я заметил на глазах мужественного бородатого вахмистра слезы. И чем дальше шел государь с наследником, тем больше было взволнованных лиц; в грубых мозолистых казацких руках дрожали шашки — прекратить это я не мог, да и не хотел более».

Алексей любим всеми за свою доброту и веселый нрав. Особенно на свежем воздухе его озорство не знает границ, что доставляет немало хлопот няням.

Летом царская семья переезжает в Александрию — особняк, расположенный посреди обширного петергофского парка на берегу Финского залива. На этой огромной территории со множеством дворцов и укромных павильонов престолонаследник всегда может открыть для себя что-то новое и порезвиться от души. Кроме того, сюда иногда приходят поиграть дети родственников царя, живущих по соседству.

Обеих старших великих княгинь возят туда в большой карете, а младших с Алексеем и гувернантками — в ландо. Как только экипаж приближается к центральному караульному помещению Петергофа, звенит колокольчик и часовой, выходящий из маленькой постовой будки в готическом стиле, берет на караул. Затем дорога ведет через парк, мимо многочисленных павильонов и бесчисленных фонтанов, по мосту над каналом. С этого места открывается вид на дворец, расположенный в наивысшей точке парка, на террасы вдоль покатого склона с фонтанами и каскадами, над которыми возвышаются золотые фигуры, на морской залив внизу — до маленького дворца Марли на другой стороне.

Впереди пруд, за которым следит сторож в увешанной орденами ливрее. На плечевом ремне у него небольшой деревянный ящик, и как только появляются дети, звучит его колокольчик. По сигналу вода внезапно словно вскипает, поднимаются волны, летят брызги: несколько мгновений — и плотный косяк рыб, следуя на звон, устремляется к берегу. Смотритель открывает наполненный хлебным мякишем сундучок, и дети могут кормить рыб до полного истощения запаса корма. И как бы часто этот ритуал ни повторялся — для Алексея он никогда не потеряет своей привлекательности.

Со слов князя Романа Петровича, — это записано в его воспоминаниях, — в то время там был один карп, запущенный Петром Великим, основателем этого дворцового парка, ведь говорят, что карпы могут жить более двухсот лет.

Дальше путь лежит к Бабигонийскому холму в южной части Петергофа. В этом месте канал впадает в озеро, на берегу которого расположен маленький павильон Озерский. Террасы под ним заканчиваются откосом с высокой травой, по которому дети скатываются кувырком, отправляясь играть в прятки за многочисленными статуями и деревьями или кормить травой находящееся там бронзовое чудовище (только позже Алексей узнает, что оно символизирует Австро-Венгрию!).

Тогда как гувернантки сестер Алексея и детей других родственников — например, сестры царя, Ксении — сидят, отдыхая, в экипажах, и могут на несколько часов погрузиться в чтение какой-нибудь книги под живописными зонтиками, для сопровождающих Алексея это чаще всего самое тяжелое и беспокойное время: ведь дети веселятся, как хотят. Причем отвечающие за безопасность престолонаследника няни, помня, что даже небольшие повреждения чреваты серьезными последствиями, все же не могут устоять перед тем, чтобы хоть иногда позволить ему вместе с другими поучаствовать в шумных играх. Все успокаиваются только тогда, когда в 5 часов, перед традиционным чаепитием, появляется царица.

Но никакая осторожность не помогает. Алексей протестует, иногда отчаянно, против установленных ограничений. При этом у него вырывается: «Почему я не могу быть таким же, как все?!» Не менее мучителен этот вопрос для окружающих, которые не могут дать на него ответ. Однако ему самому вскоре становится понятно, почему.

Играя в парке, царевич ранится. Ольга Александровна, сестра царя, рассказывает об этом случае:

«Упал и даже не заплакал — рана на ноге была небольшой. Но после падения начались внутренние кровотечения, и через несколько часов он уже страдал от сильных болей. Царица позвонила мне, и я тотчас же пришла к ней. Это был первый кризис, ко вскоре последуют другие. Бедный ребенок лежал, маленькое тело скорчилось от боли, нога ужасно отекла, под глазами — синие круги. Врачи не могли ничем помочь. Лишь испуганно смотрели, как и все мы, и постоянно перешептывались друг с другом. Казалось, ничего нельзя сделать, надежда давно потеряна. Было поздно, и мне посоветовали вернуться домой.

Тогда Аликс [Александра] послала телеграмму Распутину в Петербург. После полуночи тот приехал во дворец. Когда на следующее утро я снова увидела Алексея, то не поверила своим глазам: малыш был не только жив, но и здоров. Температуры как не бывало, глаза ясные и светлые — от опухоли на ноге не осталось и следа! Прошедший ужасный вечер казался кошмарным сном. От Аликс я узнала, что Распутин даже не прикоснулся к ребенку, а лишь стоял у него в ногах и молился…».

Несмотря на этот рассказ, тетя Алексея, Ольга, ни в коем случае не относится к тем, кто поклоняется Распутину или верит в его чудесные силы. Обладая здравым умом, она в состоянии трезво оценить эту личность.

Вот как описывает генерал-майор Воейков, комендант дворца, сложившуюся тогда ситуацию:

«После того как оказались напрасными все старания придворного хирурга с помощью медицинских средств остановить кровотечение, царица была в полуобморочном состоянии. Ей не нужно было слышать мнение специалистов, чтобы узнать, что означало кровотечение: это была ужасная гемофилия, являвшаяся уже не одно столетие наследственной болезнью ее семьи. Здоровая кровь Романовых не смогла победить больную кровь гессендармштадтцев, и невинный ребенок должен был страдать из-за неосмотрительности, проявленной русским двором при выборе невесты для Николая II.

За одну ночь государь состарился на десять лет: невыносима была мысль о том, что его единственного сына, его любимого Алексея, медицина обрекла на преждевременную смерть или инвалидность. «Неужели во всей Европе нет ни одного специалиста, который мог бы вылечить моего сына? Пусть требует за это, что хочет — пусть навсегда останется во дворце! Но Алексей должен быть спасен!»

Врачи молчат. Ответ мог быть только отрицательным. Они не могут обманывать императора и должны сознаться, что даже самые именитые специалисты бессильны против гемофилии. «Вашему Величеству должно быть известно, — объяснял лейб-хирург, — что престолонаследник цесаревич никогда не излечится от своей болезни, приступы которой будут время от времени повторяться. Необходимо принять самые тщательные меры, чтобы уберечь Его Высочество от падений, резаных ран или ссадин, потому что всякое, даже незначительное кровотечение для больных гемофилией может оказаться фатальным».

Достаточно было Распутину появиться у постели престолонаследника, и больной почувствовал себя лучше. При этом, по-видимому, были произнесены лишь несколько тихих молитв, и Алексей подвергся интенсивному внушению.

Впоследствии о безопасности Алексея Николаевича было приказано заботиться крепкому и сильному матросу, и когда мальчику приходилось долгое время стоять, он должен был брать его на руки. «Для императора и императрицы жизнь потеряла всякий смысл, — рассказывает об этом случае, определенно показавшем родителям Алексея, что их сын страдает от гемофилии, великий князь Александр Михайлович. — Никто даже не смел смеяться в их присутствии. Когда мы посещали Их Высочества, то вели себя во дворце, как в доме, в котором недавно кто-то умер. Император старался забыться, погрузившись в работу, но императрица не хотела покоряться судьбе».

Все ломали голову над таинственной силой Распутина. Бесспорно, что ему, как сибиряку и паломнику, были известны старинные, передаваемые на его родине из поколения в поколение и непривычные для городского общества народные методы лечения различных болезней, а также лекарственные травы. К тому же в Сибири на протяжении тысячелетий шаманы практиковали передачу энергии больному; кроме того, Распутин обладал (как свидетельствуют очевидцы) гипнотическими способностями, а гипноз, как подтверждают медицинские эксперименты, воздействуя на вегетативную систему, может уменьшать, а то и полностью останавливать кровотечения.

И, наконец, нельзя не отметить его таланта психолога, позволявшего ему приспосабливаться к окружению и возникающей ситуации, а также вести себя соответствующим образом: исходящее от него спокойствие, без сомнения, передавалось и больному, оказывая позитивное воздействие — во всяком случае, более успокаивающее, чем атмосфера волнения, порождаемая состоянием отчаяния, в котором пребывали другие.

Для Александры существует только одно объяснение. Для нее несомненно: Алексея спасли молитвы Распутина — явно «божьего человека». Таковым она считает сибиряка с тех пор. И даже вскоре после этого появившиеся слухи о его образе жизни ничего не могут изменить. Распутин также укрепляет веру царицы в Божью помощь, которая через него, как посредника, Передается ее сыну.

Вскоре после упомянутого несчастного случая Александра снова посылает телеграмму Распутину — на этот раз состояние Алексея, по-видимому, менее опасное. Распутин телеграфирует в ответ:

«Дорогая мама! — звучит его бестактно-доверительное обращение к Александре, как государыне-матушке. — Получил Твою телеграмму. Не тревожься: Бог милосерден не к грешникам, а к тем, кто молится. Верь в это, и царевич будет спасен. Сам молюсь непрерывно, но что же я могу сделать? Человек — ничто, и у него нет ничего и никого, кроме Бога». В обращении с Алексеем Распутин избегает всяких проявлений сострадания, жалости или озабоченности, которые лишь способствовали бы осознанию наследником своего состояния. Однажды, когда у Алексея болели уши и царица позвонила Распутину, в ответ прогремел его голос:

«Как? Алеша не спит? Болят уши? Позовите его к телефону… Итак, Алеша, что это такое, какие игры в полночь? У тебя что-то болит? Оставь эти глупости! Сейчас же в кровать! Твое ухо не болит. Не болит, это я тебе говорю — слышишь? Спи!»

Вскоре у Распутина снова зазвонил телефон. Боли прошли, Алексей спит.

Престолонаследник еще больше изолирован и может играть только с сыновьями сопровождающих его теперь двух матросов, а позже — с сыном своего личного врача. Царица опасается обычных среди мальчишек потасовок и борьбы, во время которых можно получить ранение. Чем меньше детей, тем легче заставить их вести себя осмотрительно в общении с царевичем. Напротив, чем шире круг участвующих в играх, тем труднее устанавливать ограничения, уже хотя бы потому, что царица хранит в тайне причину принятия мер предосторожности. Поэтому Алексей не встречается с равными ему по положению детьми, например, с многочисленными сыновьями сестры царя, Ксении. К тому же царица также мало заинтересована в этом из-за своей сдержанности в отношениях с другими великокняжескими семьями.

Иногда Алексею кажутся невыносимыми ограничения, сдерживающие его резвость и озорство. А когда речь идет о том, что ему нельзя заниматься теми видами спорта, которыми овладевают даже его сестры, задета не только эмоциональная сфера, но и мужская гордость. Как и другим, ему хочется играть в теннис. А какой из него в будущем солдат и царь, если ему даже не позволяют ездить верхом?

В то время как старшие сестры, Ольга и Татьяна, являясь командирами гусарского и уланского полков, могут верхом принимать парады и участвовать в праздниках своих подчиненных, Алексею даже нельзя сесть на лошадь. Какой же из него получится Верховный Главнокомандующий армии? «Почему мне нельзя ездить верхом?» — в отчаянии допытывается он вновь и вновь, даже не догадываясь о своей наследственной болезни. «Ты же знаешь, что это невозможно,» — звучит уклончивый ответ матери, избегающей объяснений. «Даже на пони?» — не сдается Алексей.

«Может быть, позже…» — обнадеживает его Александра.

Так что царевичу приходится запастись терпением и ждать. Сначала у него появляется дрессированный осел, купленный после продолжительных переговоров у одного итальянского цирка в Петербурге, чтобы, по крайней мере, развлекать и веселить Алексея смешными выходками.

Отлично справляясь с амплуа карманного вора, осел может в одно мгновение открыть, проверить содержимое и опустошить карманы присутствующих. При этом, как только ему удается раздобыть и проглотить что-нибудь съедобное, он с наслаждением закрывает левый глаз. Запряженный летом в повозку, а зимой в сани, осел катает престолонаследника по большому парку Царского Села.

Четыре года, десять и шестнадцать лет — знаменательные вехи в жизни всех престолонаследников. После четырех лет это больше не маленький ребенок; с десяти начинается его систематическое воспитание и подготовка к роли будущего царя; к шестнадцати годам заканчивается среднее образование, за которым следует обучение навигации, военному праву, стратегии и тактике, прежде чем для царевича начнется чаще всего привлекательная, практическая военная подготовка. Достигнув 16-летнего возраста, он по закону становится совершеннолетним и теоретически имеет право вступить на престол (первый царь из династии Романовых как раз и короновался в этом возрасте). По этому случаю устраивают официальные торжества, на которые приглашают глав зарубежных династий или правительств.

Однако Алексей уже в четыре года чувствует себя наполовину взрослым. В этом возрасте, наконец-то, на смену коротким штанишкам приходят длинные, а белокурые локоны, постепенно приобретающие каштановый оттенок, уступают место мальчишеской стрижке и никакие челки больше не скрывают его лоб; волосы теперь тщательно расчесаны на пробор. К четвертому дню рождения поэты впервые посвящают ему наполненные пафосом гимны и оды:

Достигнув четырехлетнего возраста, Алексей может иногда появляться за обеденным столом во дворце. Обеды обычно проходят в более официальной обстановке, чем ужины, на которых присутствуют чаще всего только члены семьи.

Уже одно из первых появлений Алексея происходит в типичной для него манере. Войдя во время десерта в столовую, он сначала внимательно изучает представшую перед ним картину. Как обычно, во время обеда за царским столом находятся также и гости — министры, военные, адъютанты, придворные. Торжественность атмосферы подчеркивается парадными мундирами и ливреями. Вокруг снуют слуги высокого ранга в коричневых кафтанах с золотыми галунами и вышитыми двуглавыми орлами, а на груди у них сверкают большие золотые пуговицы. Тут же среди них суетится челядь, одетая поскромнее — у них эполет только на правом плече. От эполета на грудь опускается золотая лента, переходящая в плетеный шнур, заканчивающийся кисточкой с золотой бахромой. Под кафтанами сияют красные жилеты, украшенные позументом и двуглавыми орлами. Еще на прислуге черные бархатные короткие штаны до колен, застегнутые по бокам на металлические пуговицы (вместо коричневых гамаш, предназначенных для службы внутри дворца, без гостей), и открытые туфли с золотыми пряжками.

За тем, как они входят и выходят, следит, очевидно, гофмейстер в темно-синем мундире, неподвижно стоящий позади царицы и незаметно руководящий всем происходящим лишь при помощи быстрого взгляда и соответствующего выражения лица.

В конце концов Алексей приближается к столу. Сначала решительным шагом подходит к царю и царице и кланяется им. Затем смело обходит гостей, расспрашивая каждого о самочувствии. То, что сообщают далее очевидцы, может показаться невероятным: съев десерт, царевич исчезает под столом. Неожиданно одна дама пронзительно вскрикивает: наследник снимает у нее туфельку и приносит ее в качестве трофея царю! Впрочем, выходка сына не вызывает большого одобрения. «Сию же минуту верни туфлю!» — строго приказывает он. Царевич повинуется, но перед тем как надеть туфлю на ногу несчастной даме, проворно сует в нее землянику.

После этого Алексея отправляют в свою комнату и, несмотря йа бурные протесты, несколько недель не позволяют появляться за обеденным столом. Было ли это на самом деле или нет, но эпизод этот говорит о складе характера Алексея и отношениях в семье.

Однако более важным и волнующим для царевича является тот факт, что в этом возрасте ему уже разрешено посещать казармы своего полка и обедать вместе с офицерами в офицерской столовой.

Когда Алексей видит, что они едят только черный хлеб, то интересуется причиной. На что получает шутливый ответ: «Белый хлеб — только для девиц», после чего больше не прикасается к белому хлебу.

И во время этих посещений царевич охотно общается и расспрашивает своих собеседников об их семьях, помня о том, как это делает его отец. Когда один офицер, который, очевидно, ему симпатичен, рассказывает о своих детях, среди которых есть девочки, Алексей, придя домой, берет в комнатах у сестер несколько кукол и приносит их в казарму удивленному военному.

Уже в юные годы престолонаследник хорошо знаком с придворным этикетом, предоставляющим ему блестящие возможности компенсировать многочисленные ограничения в спорте, задевающие его чувство собственного достоинства. Церемониальные действа доставляют царевичу огромное удовольствие.

Так, например, когда он случайно выходит из дворца в парк, согласно ритуалу звенит дворцовый колокольчик. По этому сигналу гвардейцы, а также все прочие, случайно оказавшиеся на пути, обязаны встать по стойке смирно и отдать честь. Под торжественные звуки труб, заигравших словно после нажатия кнопки, Алексей с наслаждением обходит мигом выстроившиеся шпалеры, приветствуя солдат по-военному, как учил его отец. Хором звучит ответ: «Здравия желаем!»

Дойдя до конца плаца, Алексей возвращается. И все повторяется сначала. Дворцовый колокольчик. Трубы. Строй. На этот раз престолонаследник находит излишним говорить что-либо. У дворца еще один поворот кругом, и вновь навстречу ожидаемым почестям. Никакого разочарования: звонок, трубы, шеренги…

Однако, когда ему снова хочется вернуться и еще раз насладиться игрой с живыми солдатами (не нужно даже нажимать на кнопку, стоит только появиться!), неожиданно происходит нечто необъяснимое. Дворцовый колокольчик не звенит и не звучат трубы. Только гвардия все еще не решается нарушать строй.

Когда же Алексей спрашивает у дежурного офицера, почему не соблюдается ритуал, тот объясняет ему, что комендант дворца, которому донесли о происходящем, запросил указаний у начальника придворной канцелярии. Тот, в свою очередь, сообщил царю о поведении престолонаследника. И Николай остановил игру.

Чувствуя себя униженным, Алексей намеревается при первой же возможности восстановить свой авторитет.

Так, однажды он решает вопреки правилам внутреннего распорядка — пройти в ту гостиную, где ожидают аудиенции посетители царя. Там как раз находится министр иностранных дел Извольский. Тот ограничивается коротким приветствием. Алексей, зная свое положение и связанные с ним правила этикета, останавливается перед министром, скрестив руки и, вероятно, ожидая большего. Никакой реакции. Тогда царевич серьезным тоном объявляет: «Когда входит наследник российского престола, все встают!» После этого удивленный министр собирается встать. Став свидетелем этой сцены, царь замечает: «С ним Вам не будет так же легко, как со мной, — боюсь, когда-нибудь это будет Алексей Грозный…» И задумчиво провожает взглядом уходящего сына.

Немного позже Алексею вновь приходится восстанавливать здоровье после одной из многочисленных мелких травм с большими последствиями и последующим ужесточением ограничений. Реакцией на это является упрямство и своенравное поведение. Как будто желая хоть кому-нибудь отомстить за свои страдания, престолонаследник снова подвергает испытанию свой авторитет, приказывая дежурному офицеру прыгнуть в воду в мундире. Тот подчиняется. Но восторг длится недолго. Узнав об этом, царь строго выговаривает сыну.

Рассказы о подобных выходках могли бы создать неправильное представление об истинном характере Алексея. На самом деле это не только скромный, иногда застенчивый, но даже добродушный мальчик, а не такой уж заносчивый и высокомерный, как это могло бы показаться. Добродушие и скромность подтверждаются другими эпизодами.

Так, в отношениях со своими друзьями, не желая быть для них «Императорским Высочеством», царевич, как это видно из последующих примеров, вразрез с придворным этикетом устанавливает собственные правила вежливости.

Свои первые самостоятельно написанные строки Алексей адресует товарищам детских игр — сыновьям оберегающих его матросов или Коле, сыну врача Деревенко, а также Глебу, который старше его на несколько лет, сыну придворного врача Боткина. В письмах чаще всего речь идет о разного рода уговорах или обмене игрушечными пушками. Сын Боткина пользуется особым расположением Алексея, и значит для него больше, чем просто товарищ по детским играм. Когда царевич прикован к постели, Глеб выступает в роли изобретательного и неутомимого рассказчика историй. Так, например, он выдумывает для Алексея особенную планету, населенную только плюшевыми зверями. Мало того, что неисчерпаем «репертуар» приключений, происходящих на этой вымышленной планете, Глеб делает еще и цветные иллюстрации к ним в альбоме. Алексей в таком восторге, что «заказывает» ему цветные рисунки военной формы всех полков русской армии — должен же он, как будущий главнокомандующий, хорошо знать их. И Глеб справляется с этим непростым заданием. Он приносит другу целые тетради акварельных рисунков мундиров русской армии.

Затем, желая, чтобы Глеб проиллюстрировал несколько особенно понравившихся ему стихотворений, Алексей дает доктору Боткину в конце его обычного визита во дворец конверт с письмом для сына. В нем лаконично написано: «Проиллюстрировать и под рисунками написать стихотворения. Алексей». Но в последний момент царевич забирает конверт и зачеркивает в письме свою подпись. А затем отвечает на удивленный вопрос врача: «Если я подпишу это письмо, то оно станет равносильно приказу, которому Глеб должен будет подчиниться, хотя это всего лишь просьба. Если не захочет, то, конечно же, может и не делать того, о чем я его прошу».

А одна из приближенных к царице фрейлин, Лили Ден, рассказывает, как Алексей всегда вежливо пропускал ее сына вперед, когда они подходили к двери.

Если престолонаследник не находится в кругу друзей или не ведет непринужденную беседу за обеденным столом в офицерской столовой, а должен появляться в официальной обстановке, то он все еще робок, застенчив и легко смущается. Так, например, вскоре после его шестого дня рождения делегация гвардейского кавалерийского полка гренадер, только что «унаследованного» царевичем, — вследствие кончины прежнего командира, дяди Алексея, великого князя Михаила Николаевича, — представляется в церкви своему маленькому новому шефу, одетому по этому случаю в их форму.

После церемонии и богослужения царь шепчет сыну: «Теперь подойди к тем, кто пел, и поблагодари за прекрасное пение». Алексей делает несколько шагов в указанном направлении — и останавливается. Молча, с опущенной головой стоит он на месте, заливаясь краской смущения. Отец вынужден прийти на помощь: «Царевич благодарит Вас за Ваше великолепное пение…»

Алексей пользуется большой любовью не только в семье, среди друзей, у своих сопровождающих, прислуги, однополчан и придворных. Везде на родине а вскоре также и за границей, появление маленького престолонаследника вызывает восторг.

Няня С. Офросимова: «Всегда передо мной веселое лицо царевича с любопытными сияющими глазами и его привычка прикладывать руку в приветствии к бескозырке с золотыми буквами «Штандарт» (название императорской яхты)».

«Удивительный ребенок с добродушным характером, — описывает фрейлина Танеева-Вырубова Алексея, которого, как ближайшая подруга царицы, она видит каждый день, — самый милый из всех детей. Конечно, родители и кормилица уже с раннего детства очень баловали его, потакая всем, даже малейшим капризам. Но это и понятно, когда видишь, как тяжело порой приходится страдать малышу: незначительный ушиб головы или руки — и тотчас же огромная шишка, появляющаяся из-за внутреннего кровотечения, вызывающего сильные боли».

Менее уступчив к капризам престолонаследника приставленный к нему матрос Деревенько. Он играет с ним в любимые игры — парады и войны — с его миниатюрной армией и флотом. Если царевич ранится, то он носит его повсюду, куда тот пожелает, и выполняет любую просьбу, как, например, «подними мне руку», «поверни мою ногу» и «согрей мне руку». А также утешает, когда Алексею плохо.

В благодарность за это царевич относится к Деревенько особенно тепло: когда на одной из прогулок на веслах, во время которых царь сам охотно правит, матрос, согласно этикету, остается стоять в лодке, Алексей требует, чтобы и он сел — правда, царь одергивает его.

«Царевич Алексей Николаевич был очень красивым мальчиком, — описывает его граф Александр Н. Граббе, генерал-майор царской свиты и начальник личной охраны Его Величества (царя). — Хорошо сложенный, элегантный, смышленый и чрезвычайно сдержанный. Очень располагающий к себе такими качествами, как сердечность, веселый нрав, великодушие, готовность помочь и та легкость, с которой ему удавалось устанавливать контакт с другими. Однако, несмотря на приятный душевный склад, общительность и непринужденность, царевич проявлял упорство и определенную силу характера. У него была собственная воля. И он не оставлял ни малейшего сомнения в том, что не склонен подчиняться воле других. Царевич был любимцем императорской семьи и отвечал на любовь своих родителей и сестер с такой же сердечностью и нежностью. Но его болезнь была как дамоклов меч, постоянно висящий над повседневной жизнью царской семьи».

Не удивительно, что престолонаследник был уверен в себе: ему оказывались почести при появлении на публике. Причем наибольшую радость доставляли те, которые исходили от представителей его полков.

К 100-летнему юбилею Московского лейб-гвардейского полка престолонаследник получает в подарок от штабс-капитана этой воинской части, барона фон Штакельберга, две кантаты: одна посвящена полку, а другая написана по случаю назначения царевича его шефом. Поэтические строки первого гимна напоминают об участии этого полка в защите России от армии Наполеона. В финале звучит надежда на столь же славное будущее.

Разве мог Алексей сомневаться в великом будущем своей страны? Развитию его чувства собственного достоинства способствуют многочисленные события, как например: одни из именин престолонаследника празднуются на борту яхты «Штандарт», сопровождаемой, как обычно, эскортом небольших яхт, торпедных катеров и других судов, обеспечивающих безопасность царской семьи. Накануне штабс-капитан Его Величества объявляет следующий! приказ для всех экипажей яхт и кораблей конвоя:

«Приказываю: завтра, 5 октября, в торжественный праздник именин Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича, в 8 часов утра поднять флаги на всех судах и по окончании богослужения на императорской яхте «Штандарт» произвести салют. Императорская яхта и связные катера «Алмаз» и «Азия» начинают салютовать после второго пушечного залпа императорской яхты «Штандарт». Все господа офицеры должны во время богослужения и салюта быть в парадных мундирах с офицерскими кортиками и лентами. Вечером: всем судам эскорта сразу же после императорской яхты «Штандарт» включить праздничную иллюминацию.

Подпись: вице-адмирал штаба, лейтенант барон Остен-Заккен».

Когда во время путешествия с царской семьей на яхте в финские шхеры Алексей сходит на одном из островов на берег, у пристани появляются не очень дружелюбно настроенные к России финские крестьяне: «Наследник! Наследник!». Хотя императорскую семью они и не приветствуют — как то принято в России — хлебом-солью, но на огромном камне, установленном в качестве мемориальной стелы на берегу, высекают дату посещения царской семьей острова.

Все это, возможно, вызывает гордость Алексея, но не делает его заносчивым. На передний план для него выходят его интересы — все, что касается армии и флота, а в остальном, он такой же, как и другие дети его возраста, шалит с таким же удовольствием. В этом ему не хотелось отличаться от «других».

Флигель-адъютант С. Фабрицкий часто имеет возможность наблюдать престолонаследника на яхте: «Я видел, как он резвится с другими детьми; неизменно выделяясь быстрой реакцией, решительностью — и при всем этом добродушен по отношению к другим. Совершенно ясно, что он был одарен. Тем тяжелее было наблюдать, как он страдает, когда болен».

На время плавания царь поручает Алексею традиционную на борту императорской яхты обязанность ежедневно в одиннадцать часов утра снимать пробу еды в офицерской кают-компании. С той поры наследник с энтузиазмом исполняет этот ритуал — но он обнаружил и любовь к матросской кухне. «Да ведь это же вкусно! — восторгается царевич. — Не так скучно, как у нас!» Иногда он даже не дотрагивается до еды на императорском столе, чтобы после заглянуть в матросскую столовую и попробовать там все, что в тот день стоит в меню. «Я люблю капусту, кашу и черный хлеб как мои солдаты», — заявляет царевич, облизывая ложку. Вот так и дома, в Царскосельском дворце, он время от времени тайком пробирается к кухонному помещению и стучит снаружи в окно, зная, что повар не сможет отказать ему в исполнении желания.

Друзья, сестры и первые учителя Алексея

Со своими сестрами Алексей почти не играет. Он держится от «женского» общества как можно дальше. Исключением является самая младшая из царевен, Анастасия. Она на три года старше Алексея, и ее озорство и изобретательность по части новых проказ и проделок известны всем; за это ее прозвали «маленьким бесенком». Алексей ей втайне завидует, потому что она может лазить по деревьям, как мальчишка, — спортивное удовольствие, которое остается для него недоступным по соображениям осмотрительности.

У своих друзей Алексей на хорошем счету, так как продемонстрировал характер в деликатной ситуации. Это случилось на рождественской елке в доме одного из его товарищей, сына полковника лейб-гвардии. Как в большинстве случаев в обществе друзей, так и на этот раз (хотя и находился в гостях) царевич постарался создать непринужденную атмосферу, запретив входить в комнату своим телохранителям и гувернанткам.

Веселье было в самом разгаре, когда юному хозяину, Кириллу, пришла в голову в буквальном смысле слова зажигательная мысль: каждый из присутствующих должен попытаться подпрыгнуть так, чтобы достать ногой свисавшую с потолка керосиновую лампу. Кому это удастся, тот и победил.

Именно самому рослому из них, Кириллу, и удалось сделать это своими длинными ногами. Последствия были катастрофическими. В мгновение ока выплеснувшийся из разбитой стеклянной лампы керосин вспыхнул огромным пламенем, перекинувшимся на шторы и вскоре охватившим всю комнату. Дожидавшиеся в передней гувернантки заголосили о помощи. Хвала Богу, подоспевшие офицеры смогли быстро потушить пожар.

И вот появляется хозяин дома. Выражение его лица не сулит Кириллу ничего хорошего. Тогда Алексей без колебаний выступает вперед и объявляет полковнику, что все это натворил он и что Кирилл не мог его остановить и поэтому не виноват. Отцу не оставалось ничего другого, как сдержать свой гнев и проявить мягкость по отношению к сыну — по крайне мере, до ухода его гостей.

Так что храбрости Алексею не занимать. Случается, что он даже перед царем заступается за кого-нибудь, если, по его мнению, с этим человеком обошлись (на самом деле) несправедливо или зря уволили. И порой его заступничество даже бывает успешным. Вскоре Алексей становится известен силой воли и упрямством.

Со своими сестрами царевич поддерживает дружеские отношения. Они, со своей стороны, не завидуют его официально привилегированному положению, и то, что его, как престолонаследника и единственного сына, в семейном кругу выделяют и балуют, их явно не задевает. Свою роль в этом, возможно, играет то обстоятельство, что им все чаще приходится становиться свидетелями того, каким несчастным сразу становится их братишка, когда после очередной травмы страдает от непрекращающегося болезненного кровотечения. В качестве товарок по играм сестры (кроме Анастасии) для Алексея практически ничего не значат; дружен же он только со старшей из четырех, Ольгой. Она близка к Алексею и порой заменяет мать, присматривает за ним, читает ему вслух и беседует с ним; ей мальчик доверяет больше всего. Похоже, она все знает и понимает, и объясняет ему, как тяжелы задачи царя и что папа поэтому так много курит…

На первый взгляд все четыре великие княжны очень похожи друг на друга — уже хотя бы тем, что всегда совершенно одинаково одеваются (одежду для них выбирает царица). Все же уже в детстве проявляются их существенные различия.

В 1908 году Ольге тринадцать, Татьяне одиннадцать, Марии девять и Анастасии семь лет. Ольга рано проявляет сильный характер. По эмоциональному и психическому складу она ближе к Николаю, тип лица — славянский: голубые глаза и светло-каштановые волосы. Она серьезнее сестер, считается более смышленой, начитана и даже обладает стихотворческим даром. Ольга самостоятельна в суждениях и, в отличие от сестер, не поддерживает безоговорочно позицию своей матери — что впоследствии нередко приводит к серьезным размолвкам из-за отношений Александры с Распутиным. Она единственная, кого царь иногда берет с собой на прогулку; обычно же Николай ходит один или в только сопровождении своего колли. По слухам, до рождения Алексея император намеревался сделать Ольгу наследницей, если не родится сын.

Учитель французского царских детей, Пьер Жиль-яр, на протяжении нескольких лет почти ежедневно видевший их, так впоследствии описывает старшую дочь:

«Кожа у Ольги была очень светлая, глаза умные, взгляд испытующий; она была горда, откровенна и честна, справедлива в общении со своими сестрами и братом; своим ясным умом и быстрой сообразительностью она превосходила других детей; в поведении была естественной, в речах находчива и оригинальна; она была самая эрудированная из всех царских детей. Завоевать ее расположение было нелегко, но кому это удавалось, тому она немедленно отдавала все свои симпатии». Граф Граббе, генерал-майор свиты и командир лейб-гвардии Его Величества, наблюдает детей во время летних плаваний на борту яхты «Штандарт» и видит на протяжении лет, как они подрастают:

«Ольга — светлейший образ из всех царских детей. Склонная к созерцательности, она искала уединения, любила поэзию, и ей нравилось импровизировать на фортепьяно. Позднее ее единственную допускали на придворные балы и знакомили с королевскими кандидатами на брак. Но первая же попытка выдать ее замуж за наследного принца Карла Румынского провалилась. Она объявила родителям, что сможет выйти замуж только за русского.

Она была самой самостоятельной из всех дочерей. И самой похожей на своего отца, не унаследовав лишь его сдержанности. Прямодушная по своей природе, она не могла прятать свою душу. С течением времени она научилась лучше других понимать проблемы отца и сочувствовала ему».

Татьяна считается самой красивой из царских дочерей. Это классический тип красоты: правильные черты лица; волосы темно-рыжие, глаза серые. Татьяна более всех была похожа на Александру, с которой к тому же чувствует себя сильнее связанной, чем с отцом. В семье она считается «организатором».

Жильяр о Татьяне:

«От природы Татьяна была сдержаннее, чем более естественная и прямая Ольга; она была красивее старшей сестры, более волевой, менее открытой, а также менее одаренной, чем Ольга, но компенсировала это в значительной мере настойчивостью и упорством (проявляя в этом сходство с матерью); однако, несмотря на свою красоту, не обладала очарованием своей старшей сестры. Она была любимой дочерью царицы и во время частых болезней матери больше других о ней заботилась, даже если ей это не особенно нравилось. В отношениях с Ольгой Татьяна сильнее отстаивала собственные взгляды».

Граббе о Татьяне:

«Самая красивая из всех великих княгинь. По внешнему облику и усердию больше всех похожа на свою мать. Она считалась в семье руководителем и организатором и отличалась от других сестер более выраженным осознанием своего положения как дочери царя. По темпераменту и интересам она очень отличалась от Ольги, была более самоуверенна и сдержанна, упряма и уравновешенна. Стройная и необыкновенно привлекательная, она явно наслаждалась вниманием, которое привлекала ее красота. Проживи она подольше, царю пришлось бы давать больше балов».

Мария темноволоса; всем нравится ее большие серо-голубые глаза; лицо круглое, можно сказать крестьянское. Алексею в ней особенно нравится добродушие, из-за которого ее все обожают. Царь не раз в шутку предостерегает ее: «Берегись, как бы у тебя не выросли крылья!» Подрастая, Мария становится красивее. Ее кузен, впоследствии граф Луи Маунтбаттен, позднее утверждает, что в детстве мечтал когда-нибудь жениться на Марии.

Но даже в последующие годы известно мало брачных предложений царским дочерям; считается, что на них лежит зловещая печать гемофилии, что отпугивает многих потенциальных претендентов. Мария часто говорит о том, что охотно завела бы большую семью со множеством детей и посвящает себя благотворительной деятельности в пользу детей.

Жильяр о Марии:

«Мария не была красивой, но для своего возраста была сильной девочкой. Она привлекала к себе цветущим видом и здоровьем, которое излучала; ее большие серые глаза — удивительные. В сущности, она была скромной, сердечной и добродушной; сестры называли ее «гадким утенком».

Граббе о Марии:

«Мне она нравилась больше всех: большие, блестящие глаза, классические черты лица и медлительные движения — тип русской красоты; самая добродушная и естественная из четырех сестер, с любезными манерами, привлекавшими людей. Более открытая и коммуникабельная, чем старшие сестры, Мария Николаевна очень любила детей и позднее охотно беседовала с солдатами о их семьях. Она поименно знала многих казаков охраны и матросов яхты «Штандарт» и интересовалась их проблемами; из своих небольших карманных денег она регулярно выкраивала что-нибудь для небольших подарков их детям. При всей своей нежности она была очень сильной; крепкого телосложения, как ее дедушка, Александр III».

У Анастасии волосы светлее, чем у сестер, и голубые глаза, она менее других наделена красотой, зато отличается темпераментом комедианта. Как уже отмечалось, у нее мальчишеские замашки, и поэтому она чаще других сестер играет с Алексеем.

Жильяр об Анастасии:

«Анастасия была настоящей озорницей, всегда настроенной на шутки и проказы, и даже с годами у нее это не ушло. В любой ситуации она умела найти ее комическую сторону, и ее выходки были обезоруживающими; она была избалована, но со временем это становилось незаметнее. Она была ленива, что часто свойственно одаренным детям. Среди своих сестер отличалась наилучшим французским произношением и с большим талантом играла на этом языке пьесы. Так как она разгоняла в семье хмурые тучи, ее называли «sunshine».

Граббе об Анастасии:

«Младшая дочь царя была самой живой и оригинальной. Она обладала комическим дарованием и развлекала всех, пародируя людские слабости. Но была в ней и серьезность. У нее был подвижный и пытливый ум. О чем бы я с ней ни беседовал, меня всегда впечатляла многосторонность ее интересов. Она живо соображала и никогда не отрывалась от реальности. Больше других сестер Анастасия страдала от замкнутости их круга общения и использовала свое чувство юмора, бунтуя против нее. Она ненавидела дворцовую жизнь с ее условностями и всякий раз демонстрировала это. Она сопротивлялась даже тому, что каждому ребенку выделялся телохранитель из казаков».

Отношения дочерей со своими царственными родителями самые сердечные. Царица пользуется авторитетом у великих княгинь — за исключением разве что иной раз Ольги, которая в этом отношении придерживается собственного мнения и соответственно ведет себя.

Кроме старшей, все царские дочери считаются посредственными ученицами. Учитель французского неоднократно (но напрасно) обращался к царице с просьбой взять ему на помощь французскую гувернантку, чтобы девочки могли практиковаться во французском. Однако царица отказывалась доверить своих дочерей французской гувернантке — прежде всего из-за своего предубеждения против всего, что по ее мнению, исходит из «фривольной Франции». Александра предпочитала выписать ко двору посредственно образованную, но излучающую чопорный викторианский дух даму.

Изоляция царских детей, происходящая из-за ограниченности кругозора и непоколебимой позиции царицы, не способствует их духовному развитию и становлению характеров. Видимо, Анастасия чувствует эту ограниченность во всех отношениях сильнее других. В то время как для представителей средних и высших слоев русского общества того времени само собой разумеющимися являются заграничные путешествия и учеба детей в Париже, Лондоне, Берлине или Риме, царице такое и в голову не может прийти. Не считая обучения с помощью домашних учителей с целью ознакомления с базовыми знаниями по языкам, математике, истории, географии и православной религии, Александра почти ничего не предпринимает для того, чтобы раздвинуть для своих дочерей горизонты.

Практически не происходит и расширения кругозора детей путем общения с людьми за пределами тесного семейного круга. Дети лишены постоянных контактов с равными по положению друзьями. Александра избегает подобных связей уже из-за своей сдержанности по отношению к петербургской аристократии, которую считает легкомысленной, и, пожалуй, также вследствие своего несколько прижимистого характера.

От Александры, поскольку ей не хватает личного опыта, соответствующих контактов и знания русского мира, каким он открывается в богатой русской литературе, многое остается скрытым; поэтому неизбежно закрыто это и для ее детей в ущерб им (как, впрочем, и в ущерб ей самой как царице).

В своем естественном отношении к жизненным материям петербургское общество никак не стоит на более низком уровне, чем, положим, английское общество.

Напротив: незаконнорожденных здесь не осуждают и не предают бесстыдно «забвению». Для подобных случаев в Петербурге возведен особый родильный дом, где детям обеспечен уход и медицинское обслуживание. Именно эта критикуемая Александрой аристократия подает пример в финансировании подобной и другой социальной деятельности. Женщины из обеспеченных слоев несут расходы по школьному образованию и медицинскому обслуживанию нуждающихся, равно как и по социальному обеспечению своей домашней прислуги и ее детей.

В результате неверных представлений царицы о Петербурге великие княжны и в последующие годы будут вести изолированное существование вдали от пульсирующей жизни столицы, которая в то время считается одним из самых блестящих и передовых культурных центров мира. Правда, иногда царь берет старших дочерей в театр. Но приглашения в другие дома не организовываются или не принимаются. За одним исключением: сестра царя, великая княгиня Ольга, регулярно старается развлечь подрастающих великих княгинь в своем петербургском дворце на танцевальных вечерах, куда приглашаются и другие гости, — это вносит немного разнообразия в их жизнь и предоставляет им возможность для новых знакомств. Девушки пользуются этими приглашениями с большой благодарностью.

Но счастливее всего чувствуют себя царские дети в летней резиденции в Ливадии, в Крыму, где, по крайней мере, от случая к случаю могут окунаться в жизнь оживленного черноморского курорта Ялты. Столь же радостны для них летние плавания на борту яхты, во время которых они часто ходят не только к соседним островам, но иногда и за границу к дружественным или родственным дворам.

«И все же, насколько непринужденной ни была бы обстановка, — вспоминал спустя годы граф Граббе, — последствия воспитания властной матерью с ее чрезмерной осторожностью и викторианским мировоззрением были налицо: даже повзрослев, великие княжны так и не научились флиртовать с офицерами; разговоры у них были, как у школьниц».

Изолированная жизнь Царскосельского двора, подобающая скорее мещанской семье среднего достатка, чем монаршей, задевает и Алексея. Все же соответствующее его положению воспитание строится с таким расчетом, чтобы расширить его кругозор и вывести его за пределы крохотного мирка Царского Села и обеспечить ему непосредственное соприкосновение с представителями «его» народа — пусть даже главным образом и с военным сословием.

Ко взрослым, с которыми с шести лет общается Алексей, вскоре станут принадлежать и его учителя. Прошло время нянек — деспотичной англичанки «мисс Орчи», выписанной Александрой из Англии, русской, сильно выпивавшей и питавшей неподобающие симпатии к казакам и «мисс Игер», настолько интересовавшейся политикой, что за жарким обсуждением с одной из горничной «дела Дрейфуса» она могла позабыть о принимающих ванну детях.

Поскольку из-за частых болезней Алексею прописан щадящий режим, его обучение не начинается сразу в полном объеме. К тому же в его воспитание и образование свой вклад вносят и те, кто за ним ходит и присматривает.

Начать хотя бы с придворного штата. В отличие от прислуги более низкого ранга, камердинерами служат образованные военные. Они обязаны иметь отличное представление о протоколе, обмундировании, экипировке и нуждах армии и при необходимости дать компетентную справку своим господам.

К систематическим занятиям подготавливают детей и гувернантки, читая поучительную и назидательную художественную, историческую и религиозную литературу. Одна из них — «мадмуазель» Екатерина Шнейдер, бывшая учительница русского языка царицы, позднее няня и гувернантка царских дочерей, затем домашняя учительница Алексея. В конце концов ее положение официально закрепляется титулом «придворная учительница». Мнения об этой придворной преподавательнице весьма различны: одни хвалят ее деловитость, поскольку она дополнительно выполняет функции личной секретарши царицы и отвечает за гардероб царских детей; другие, например, доктор Боткин, жалуются, что «эта полуграмотная и заносчивая особа — настоящая катастрофа для детей», что приводит к тому, что прежде всего великие княжны ведут себя «в обществе смущенно и неловко» и «не в состоянии поддержать соответствующий их возрасту разговор».

Со своей стороны, матросы Алексея приставлены к нему не только ради безопасности, но и с целью расширения его знаний в области военно-морского дела. С ними Алексей обращается скорее как с друзьями, чем как с подчиненными.

Постепенно царевич вырастает из возраста игр с миниатюрными пушечками, барабанами, игрушечными армиями и флотами. Он начинает учиться игре на балалайке. Причем демонстрирует такой талант, что вскоре все восхищаются его игрой.

К своим врачам Алексей относится уважительно. Царь не устает поучать своего сына-озорника: вежливо надо встречать всех, кто бы это ни был, и постоянно напоминает ему о том, что почести, оказываемые ему, относятся не к его особе, а к его положению. И этого положения он должен быть всегда достоин.

В смысле отношения Алексея к его врачам отцовские увещевания вряд ли необходимы. Наследник неизменно выказывает им свою благодарность, наибольшие симпатии, впрочем, чувствуя к доктору Боткину, не только из-за его детей, Глеба и Татьяны, которые дружны с царскими детьми. В этом особенно преданном царской семье человеке царевич всегда находит понимающего и обладающего большим чувством юмора собеседника. Доктор Боткин для Алексея почти так же близок, как и член семьи. Другие врачи — педиатры Раухфусс и Островский или хирург Федоров, — когда в них возникает необходимость, вызываются из Петербурга. Напротив, Боткин после назначения придворным врачом живет со своей семьей в «царской деревне» (Царском Селе) и ежедневно навещает царскую семью во дворце. Однажды Алексей внезапно объявляет Боткину: «Я Вас люблю всем сердцем!» Похоже, Боткин отвечает ему взаимностью. Во всяком случае никогда не упускает случая похвалить Алексея перед другими за «героическое мужество, с которым он выдерживает приступы своей болезни».

Первым учителем, проводящим с Алексеем систематические занятия, является тайный советник Петр Васильевич Петров, директор Петербургского военного училища. Юному наследнику впервые приходится приучать себя подчиняться дисциплине и еще кому-то, кроме царя. Все же он питает симпатию к этому дружелюбному и вместе с тем определенно умеющему себя держать пожилому господину с белой бородкой клинышком и тонкими очками, всегда появляющемуся в мундире. Он быстро становится авторитетом для престолонаследника. Алексей настолько сильно к нему привыкает, что регулярно пишет ему письма из путешествий. Петров преподает царевичу русский язык, русскую литературу, историю и математику.

В 1913 году к нему присоединяется учитель французского сестер Алексея, Пьер Жильяр. Благодаря своим знаниям, педагогическим способностям и чуткости швейцарцу за короткое время удается завоевать доверие поначалу строптивого престолонаследника. В конце концов Жильяра назначают постоянным домашним учителем и воспитателем Алексея.

Жильяр так отзывается о девятилетием Алексее:

«Он был очень живым, веселым мальчиком и умел, насколько это было ему доступно, наслаждаться жизнью. Когда он был здоров, благодаря его веселости, казалось, жизнь во дворце озарялась новым светом, словно солнце пробивалось сквозь тучи.

Его положение вовсе не вскружило ему голову, и он сам думал о нем меньше всего. Играть он больше всего любил с сыновьями своего матроса Деревенько. Своего отца он боготворил и пытался в чем только можно подражать ему. При своих необычайных дарованиях он мог бы совершенно нормально развиваться, если бы ему не мешала в том его болезнь. Однако для занятий можно было использовать лишь периоды между приступами болезни, что, несмотря на природные способности мальчика, очень осложняло задачи обучения».

Сначала Алексей отказывается учить английский язык, и нанятый для царских дочерей учитель английского языка Чарльз Сидней Гиббс на первых порах никак не мог обучить его чему-либо.

С православной религией — соответствующий учебный предмет в России называется «Закон Божий» — регулярно знакомит Алексея придворный священник, отец Александр Васильевич.

Все занятия проводят с одним Алексеем, тогда как обе младшие и две старшие царевны занимаются попарно. Учеба для наследника начинается в девять часов утра. На первых порах уроки длятся только сорок, затем пятьдесят минут. Между одиннадцатью и двенадцатью Алексей может погулять на воздухе; затем занятия продолжаются до часа дня; затем обед. После этого Алексей может снова пойти в парк, а затем учение возобновляется до семи, а позднее до восьми часов вечера. В восемь все дети вместе с родителями ужинают (в первые годы жизни Алексей ужинает сам — в семь). Алексей рано узнает, что даже приемы пищи строго регламентированы. Ужин состоит из пяти блюд, официальный обед — только из трех. Существует три категории официальных обедов.

Обыкновенно начинают с закусок, которые поглощают стоя в буфете перед столовой. На это, как правило, отводится не более пятнадцати — двадцати минут. Причем подаются только холодные блюда: икра, копченая осетрина и канапе — и только в холодное время года добавляют также что-нибудь горячее, как, например, сосиски в томатном соусе. Впрочем, сам царь ест мало икры, после того как в детстве отравился испорченной. Вместо нее он выпивает одну или пару стопок водки, которую сам себе наливает, тогда как другим предлагается мадера или другие напитки. Для детей — минеральная вода из Сен-Рафаэля.

За столом лакеи подают все яства на тарелках. Только царь обслуживает себя сам и обычно выпивает за столом стакан вина. Винные погреба находятся рядом с дворцом и тянутся в длину более чем на три километра. В основном в них хранятся вина из царских виноградников в Крыму.

За столом Алексей сидит слева от царя, напротив которого место царицы, справа от нее усаживаются великие княжны. Со всеми полагающимися формальностями продолжительность обычного обеда не более пятидесяти минут. Это правило неуклонно соблюдается со времен царя Александра II. Тогда оно было введено, в частности, потому, что из-за большого удаления кухни кушанья подавали на стол едва теплыми. Так оно и осталось, хотя теперь по пути на стол блюда от охлаждения защищаются серебряными колпаками.

К любимым блюдам Алексея относятся блины — маленькие толстые «омлеты» из гречневой муки. При царском дворе их подают завернутыми в салфетки.

Величайшей радостью для Алексея в плане еды является празднуемая каждую весну «казачья дача». Эта традиция восходит к обычаю привозить первый улов рыбы с сибирского Урала царю. Первоначально жест почтения уральских казаков по отношению к царю, этот обычай стал выражением благодарности за указом узаконенное право на рыбную ловлю.

С течением времени этот обычай превращается в ритуал, которого ждут с нетерпением — и не только царская семья, но и все придворные, которым тоже подносят приятные подарки.

Начинается все в Сибири. На еще замерзшую реку отправляется празднично наряженная, выбранная на сходе делегация. После благословения местного попа и традиционной вступительной молитвы ледяной покров взламывается. Заслуженные казаки, старейшие жители деревни или георгиевские кавалеры должны первую пойманную рыбину — часто более метра длиной — привезти в Петербург вместе с несколькими бочонками икры.

К столам «казачьей дачи», помимо коренастых, бородатых сибирских казаков, которые Алексею особенно импонируют, приглашают и других гостей. И в завершение дегустационной пробы бочонки крупнозернистой, светло-серой, с янтарным отливом икры посылают за границу членам дружественных дворов.

Путешествия

В то время как образование Алексея не только из-за обусловленных болезнью перерывов, но и из-за частых переездов семьи из Царского Села в Петергоф или в летнюю резиденцию в Ливадии, в Крыму, продвигается вперед медленно, его кругозор расширяется благодаря поездкам за границу и официальным визитам в другие страны, в которых он принимает участие с четырехлетнего возраста (1908 г.).

Только спустя некоторое время он сможет понять, какое значение именно в те годы придается контактам с коронованными особами и главами соответствующих государств. Так как именно в это время закладываются основы дальнейших событий в Европе, установление отношений между европейскими державами и Российским государством, правителем которого (когда-то) должен стать Алексей, весьма важно. Место и обстановка встреч с главами зарубежных государств, свидетелем которых становится престолонаследник, отражают и внешне- и внутриполитическое положение тогдашней России.

Например, в 1908 1910 гг. главы зарубежных государств не принимаются в Петербурге. Беспорядки и волнения, которые принес с собой 1905 г., продолжаются, несмотря на предоставление конституционных прав и создание парламента, еще несколько лет. Они сопровождаются покушениями на губернаторов, министров и других представляющих государственный строй лиц. Поэтому царь вынужден избегать официальных публичных мероприятий и поездок по собственной стране. Он принимает глав иностранных государств не в российской столице, а в портовом городе Ревель (Таллинн) на Балтийском море. Оттуда же он отправляется на своей яхте «Штандарт» с ответными визитами.

Алексей не без гордости отмечает, что к его отцу, как к главе государства Российского, относятся с большим уважением. Маленький царевич еще не может понять причин этого. А они не в последнюю очередь заключаются в очевидных успехах России в тот период, в экономике и постепенной внутренней консолидации. Взгляд на внутриполитическую картину того времени дает возможность иностранцам понять ситуацию, сложившуюся в России. Она связана с двумя именами: Витте и Столыпин.

Российская экономика, находившаяся с начала нового века в благоприятных условиях, в предшествующие годы окончательно стабилизировалась и успешно развивалась. Хотя, удачливый парламентер на русско-японских мирных переговорах и автор конституции 1905 года, с 1906 года Витте, который еще до 1900 года содействовал этому стремительному развитию введением золотого рубля, больше не занимает пост премьер-министра. Он наметил пути развития России на определенный период но сам (из-за разногласий с министром внутренних дел Треповым) был вынужден подать в отставку.

Некоторое представление об этом министре дает нам личный камердинер царя, Алексей Андреевич Волков, который особенно часто мог видеть Витте в те дни, когда шла борьба за окончательный вариант конституции: «Он производил впечатление своей прирожденной деловитостью, своей индивидуальностью. Имея очень высокий рост, он располагал к себе медленными движениями и способностью излучать спокойствие».

Алексей еще слишком мал, чтобы понять радикальные изменения в российской форме правления, наступившие после создания парламента. Ему бросается в глаза только то, что на аудиенции в Царском Селе наряду с посетителями в роскошных мундирах «теперь так много людей в поношенных фраках и другой штатской одежде заходит и выходит из дворца», о чем он удивленно рассказывает Деревенько. При этом он имеет в виду депутатов Думы.

Хотя Витте и создал экономическую и политическую базу для успешного развития России, но необходимо было также поддерживать спокойствие и порядок внутри страны, чтобы реформы могли продолжаться без каких-либо препятствий.

Царь и для этого находит подходящего человека. Вскоре после ухода Витте на политической сцене появляется Петр Столыпин — крепкий, бородатый, сорокалетний мужчина, решительный и дельный. В эти годы нужна была яркая личность, умеющая принимать дальновидные решения для ликвидации острых социальных конфликтов.

Столыпин оказался самым подходящим политиком. Создавая программу реформ, он отталкивается от того, что причиной политических конфликтов является неравенство различных слоев и групп населения перед законом и пропасть, их разделяющая. Это касается также дискриминации еврейского населения, которое из-за установленных ограничений считает себя вытесненным в гетто и, кроме этого, никогда не чувствует себя защищенным от погромов националистических и шовинистических военизированных групп (черной сотни). Затаенная обида евреев, а также недовольство других общественных слоев существующими порядками блестяще используются ловкими ораторами для антиправительственной агитации. Агитаторы в большинстве своем красноречивые интеллигенты, для которых проблемы и стремления других являются средством для достижения своей цели. Для них страждущие — только лишь предлог для травли или организации забастовок, беспорядков и политических убийств.

Столыпин ставит себе целью пресечение активности подобных агитаторов. В наказании за антигосударственные, революционные и анархистские выступления он бескомпромиссен. Одновременно с этим он начинает долгосрочную программу реформ, которая, среди прочего, предусматривает более выгодную для крестьян раздачу земли и облегчение приобретения земельной и другой собственности. При этом министр становится мишенью как для левых, так и для правых — последних потому, что уменьшает их привилегии, а первых потому, что стабилизирующими мерами выбивает у них оружие из рук и, кроме того, весьма жестоко наказывает возмутителей спокойствия. «Нам нужна сильная Россия!» — заявляет он своим противникам в парламенте. И даже нападение на его петербургский особняк, повлекшее за собой несколько человеческих жертв и множество раненых (среди которых оказались его дети) не может помешать Столыпину в дальнейшем осуществлении его планов.

Столыпин становится известен за пределами России. Немецкая и французская экономические делегации после визита в Россию, во время которого они убеждаются в стремительном прогрессе этой страны, независимо друг от друга приходят к выводу: «Россия к середине века превзойдет все другие державы» или (согласно немецкой формулировке) «Россия не позднее чем через десятилетие, станет непобедимой». И Ленин, который следит за развитием событий из эмиграции в Цюрихе, разочарованно высказывается: «Если так пойдет и дальше, мы будем вынуждены отказаться от всех наших обещаний крестьянам».

Вышеупомянутый камердинер Волков становится свидетелем того, как Столыпин однажды, вскоре после его назначения, прибывает на аудиенцию на борт яхты царя; при этом также происходит его встреча с германским кайзером:

«Я дежурил на яхте «Штандарт», когда впервые увидел Столыпина, который после его назначения посетил царя в финских шхерах для представления доклада. После разговора с императором Столыпин зашел в столовую, в другом конце которой собрались вокруг закусочного буфета офицеры свиты в ожидании государя. Среди них находились также старый граф Фредерикс и морской министр.

Когда Столыпин вошел, все обратили на него внимание. Большой и статный, очень хорошо выглядевший, он остановился посреди зала и бросил короткий взгляд на группу придворных. После короткой паузы, вызванной смущением, Фредерикс подошел к нему и начал представлять ему одного за другим всех присутствующих. Столыпин сразу же произвел на окружающих сильное впечатление.

Вскоре после этого в зале появились государь и государыня и заняли свои места за столом. Столыпин при этом сел рядом с императрицей и повел с ней оживленную беседу […].

Спустя некоторое время после вышеупомянутого обеда появился германский кайзер Вильгельм II, прибывший с визитом к императору Николаю II на яхту. Совершенно очевидно, что он хотел поближе познакомиться и со Столыпиным. Как позднее рассказал мне тогда дежуривший генерал Татищев, Вильгельм II высказался о Столыпине в свойственной ему манере: «Если бы у меня был такой министр, я бы покорил всю Европу!»

После разговора с германским кайзером царь возвращается нервным и раздражительным. Во всяком случае, Алексею он кажется не таким веселым и спокойным, как обычно. Театральные манеры германского кайзера заметно раздражают гораздо более естественного русского монарха.

Вопреки личным чувствам Николай вынужден по существующей традиции присвоить Вильгельму звание почетного командира одной из военно-морских частей. Впоследствии он извинится за это перед своей матерью, которая, будучи датчанкой, даже превосходит Николая и Александру в своей скрытой враждебности к германскому кайзеру: «Извини, мама, но так надо было!».

О том, как Вильгельму нравится провоцировать русских, свидетельствует следующий факт: отплывая на своей яхте «Гогенцоллерн», он передает по радио на прощание: «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана».

Когда поступает эта радиограмма, царь как раз находится на капитанском мостике рядом с адмиралом Ниловым. «Иначе как сумасшедшим его не назовешь», — бормочет он вполголоса, расшифровав сообщение, но приказывает Нилову телеграфировать в ответ лишь: «Счастливого пути!»

Алексей, конечно же, не понимает странного настроения после прощания с германским кайзером. Ведь он так хорошо развлекался с «веселым дядей Вилли» и все еще держит в руке огромный воздушный шар, который тот ему подарил.

Царская семья, как это бывало каждый год, и на этот раз в начале лета выезжает в Ревель для приема официальных визитов глав государств. Как обычно, она отправляется из Петергофа, куда переселилась летом, на борту «Штандарта».

Всем членам семьи путешествие на яхте доставляет массу удовольствия, — ведь это отдых. Официальные программы являются редкостью. И даже когда принимаются прибывшие с визитом иностранцы, их встреча, согласно протоколу, не такая дорогостоящая, как в Петербурге. Кроме того, церемонии длятся не более одного-двух дней.

Разнообразием будней этих плаваний особенно наслаждается Алексей. Он любит общество матросов, с которыми уже с раннего утра занимается строевой подготовкой в своей белой матросской форме с бескозыркой.

Обычно семья сходит на берег на одном из малонаселенных островов в шхерах. Чаще всего якорь бросают у берегов всеми любимого острова Питкопас. Он начинается узкой песчаной косой, которая прямо-таки зазывает сойти на берег и поплавать. Однако в глубине острова простираются зеленые луга. Алексей неизменно открывает для себя много нового. Во время прогулок родители и дети собирают ягоды и грибы, и устраивают пикники в понравившихся местах.

Пока «Штандарт» стоит на якоре, днем на берегу на время пребывания царской семьи воздвигается палаточный павильон со столами для чая. Туда же приходят и гости царской семьи. Специально для царя, который в это время ежедневно занимается спортом, недалеко от палатки сооружается теннисный корт. Алексей, к сожалению, может только наблюдать за играющими. Нельзя ему и кататься с отцом на байдарке, так как резкое или энергичное движение может вызвать внутреннее кровотечение, которое особенно трудно остановить. Больше всего нравится царевичу наблюдать за тем, какие трудности приходится преодолевать офицерам службы безопасности, чтобы поспеть на своих байдарках за его отцом, который в отличной спортивной форме. Спустя некоторое время царь катает Алексея на весельной шлюпке и иногда даже разрешает ему самому управлять румпелем. До вечера Алексей не устает плавать, ловить рыбу и предаваться всевозможным развлечениям со своими друзьями — сыновьями матросов яхты. Когда великокняжеские родственники царя гостят у царской семьи, к ним присоединяются и другие товарищи по играм. Алексей радуется также, когда его бабушка, царица-мать Мария Федоровна, прибывает на своей яхте «Полярная Звезда», так как с ней престолонаследника связывают сердечные отношения.

Длинные дни раннего лета на севере кажутся бесконечными. В конце дня Алексея трудно уговорить сесть в шлюпку, которая отвезет его назад на борт «Штандарта». По мере удаления от берега палатка все уменьшается, и множество рук машут царевичу на прощание. Но песни вечерней молитвы, которые затягивают матросы, еще долго звучат после того, как наследник уже в своей каюте. И когда он уже спит, и над императорской яхтой кружат лучи прожекторов катера охраны, следящего за безопасностью царской семьи, комендант дворца, который тоже находится на борту, приказывает нескольким матросам экипажа из собранной на берегу соломы сделать «снежки» для царевича. Это для того, чтобы на следующий день снова увидеть, как Алексей смеется.

Величественный «Штандарт» считается в своем роде самой большой и самой элегантной яхтой в мире. На ней вполне можно наносить официальные визиты, как это и делает царь между 1908–1910 гг., или принимать на ее борту иностранных гостей. Имея вместимость в 5557 регистровых тонн, она представляет собой нечто среднее между яхтой и круизным лайнером и превосходно приспособлена к плаванию в открытом море, что и демонстрируют частые рейсы через Северное море в Англию. Судно это было построено в Дании для царя Николая в соответствии с высказанными им желаниями. Спуск на воду состоялся в 1896 г. — в год коронации царя. Технические данные: длина -124 м, ширина — 15,4 м, осадка — 6,6 м, мощность -11500 л.с. (лошадиных сил), два винта, скорость -22,5 узла. Черный корпус судна по всей длине обрамляет золотая линия; на носовой части гордо сверкает золотой императорский двуглавый орел с красным гербом на белом фоне.

На императорской яхте достаточно места не только для царской семьи, но и для многочисленной придворной знати. На борту находятся также адъютанты, придворные, личная охрана (лейб-гвардия) и слуги. Экипаж судна откомандирован Императорским Российским Военно-Морским флотом.

В распоряжении Алексея, который впервые появляется на «Штандарте» в четырехлетием возрасте, своя собственная свита.

Помимо приемной, рабочего кабинета царя, столовой, бильярдной на верхней палубе и других официальных и личных помещений, плавучий дворец имеет также и небольшую церковь. На яхте нет недостатка в комфорте, но при всей элегантности в ее оснащении отказались от всякой роскоши в пользу функциональности.

В помещениях, занимаемых царской семьей, и в комнатах для гостей, такие же большие окна, как и в салонах. Большую часть столовой занимает стол на тридцать шесть персон, а приемы здесь можно устраивать для 80-ти гостей. Только это помещение и прилегающие к нему салоны своими золочеными лепными украшениями и тяжелыми бархатными шторами (в традициях Романовых пурпурового цвета) напоминают дворцовую обстановку. В остальном преобладает красное дерево. Рабочий кабинет царя выдержан в предпочитаемых им зеленых тонах.

Здесь царит непринужденная атмосфера. Редко можно увидеть царицу такой раскованной и в таком хорошем настроении, как на борту «Штандарта». Александру чаще всего можно встретить на верхней палубе, где она за шитьем или вышиванием беседует с фрейлинами или офицерами. Царевны весело шутят и танцуют с офицерами. Царь каждое утро наведывается на палубу, чтобы проверить навигационные приборы. На яхте уже есть радио — большая редкость в то время. Николай посещает также экипажи кораблей эскорта. Иногда Алексею разрешают сопровождать огца, и тогда он обедает в офицерской кают-компании. Престолонаследник наслаждается тем, что он на борту «Штандарта» бывает вместе со своим отцом больше обычного и тот всегда в хорошем настроении. Иногда по вечерам Николай заходит в комнату Алексея и читает ему книги.

В один из летних дней, когда «Штандарт» плавно скользит по воде, всех пугает внезапный скрип и вслед за ним резкий толчок — яхта наткнулась на риф!

Раздается сигнал тревоги, начинается паника. Первая мысль: «Где Алексей?» Не медля ни секунды, царь быстро обыскивает все помещения. Наконец облегчение: на верхней палубе, в носовой части Деревенько держит наследника на руках. Сразу же после первого шума он принес царевича в это самое безопасное место, опасаясь взрыва парового котла.

Поспешно спускаются спасательные лодки. Не теряя самообладания, царь лично руководит спасательной операцией, успокаивает других и регулярно проверяет осадку, крен судна и поступление воды. Тем временем дети и другие пассажиры покидают борт яхты, и только через некоторое время за ними следует царица; она поспешно собрала иконы и ценности и, завернув их в платок, забрала с собой. Семья сначала переходит на борт маленькой финской яхты, а оттуда — на более крупную «Азию». Алексей не обнаруживает никаких признаков страха — напротив, он просит рассказать о приборах незнакомого судна и задает бесконечное множество вопросов.

В боковой части корпуса «Штандарта» пробоина, но ее временно заделали, и яхту отбуксировали в док. Пока восстанавливаются его мореходные качества, дальнейшая программа визита продолжается на других плавучих средствах.

Авария не имела больших последствий. Как только завершилась спасательная операция, царь отправился на капитанский мостик, чтобы выяснить причину несчастного случая. В момент аварии яхтой управлял финский лоцман, известный «старый морской волк». Ответственность за безопасность с момента вступления царя со своей семьей на борт яхты нес флаг-капитан адмирал Нилов.

Когда царь вошел в его каюту, Нилов стоял, склонившись над картой, — в его правой руке был револьвер. Царь предпринял все усилия, чтобы успокоить адмирала. Разумеется, он допускал, что в силу закона Нилову неизбежно придется держать ответ перед созванным военно-морским судом, но, по всей вероятности, осужден он не будет.

Еще до разговора с адмиралом царь вместе с лоцманом проверил карты и установил, что роковая скала не отмечена ни на одной из них. Когда Николай наконец уходит от Нилова, он прихватывает с собой на всякий случай и револьвер адмирала. Случай этот на долгое время остается известен только им двоим, причем между обоими, несмотря на различия в общественном положении, возникает крепкая дружба. Царь обязывает всех, кто был свидетелем несчастного случая со «Штандартом», хранить строжайшее молчание, несоблюдение которого могло повлечь за собой санкции.

На встречу с королем Эдуардом VII в Ревеле царская семья прибывает на императорском поезде; «Штандарт» ждет ее в порту. Стоит безоблачный летний день, 9 июня 1908 г. Вся царская семья уже давно не появлялась в обществе. Ныне она выглядит особенно хорошо: сорокалетний царь, спортивного телосложения, голубоглазый, с каштановой бородкой; моложе его на четыре года, все еще красивая и элегантная царица в голубом платье, под цвет глаз; четыре великих княжны в белом и царевич в матросском костюме.

Перед Алексеем открывается прекрасная картина: город со стройными башнями, Екатерининский дворец, построенный по приказу Петра Великого, богато украшенные флагами суда английского и российского флотов в гавани. На переднем плане — английская яхта «Виктория и Альберт», на которой прибыл король, российская «Полярная Звезда» царицы-матери и уже восстановленный «Штандарт». Под залпы салюта, английский и российский гимны монархи приближаются друг к другу, шествуя по пристани, с обеих сторон украшенной государственными флагами обеих стран, полощущимися на ветру. Царь в форме Шотландского грейского полка, почетным командиром которого его сделала королева Виктория; король Эдуард — в форме киевских драгун.

Всю церемонию приема, которая кажется ему бесконечной, маленькой Алексей согласно протоколу стоит навытяжку позади царя и, в соответствии со своим положением, приветствует гостей после него, но перед царицей и великими княжнами. Британский король преподносит Алексею подарок: большой таинственный сундук. В нем двенадцать различных образцов карабинов с полным комплектом боеприпасов.

В полдень на «Полярной Звезде» устраивается званый обед. Король Эдуард женат на Александре, сестре царицы-матери. Обе урожденные датские принцессы. Следовательно, Эдуард — дядя царя, а будучи сыном королевы Виктории, он является также дядей царицы и двоюродным дедушкой Алексея.

За два дня этого визита, как принято, поочередно проходят встречи на английской и на одной из российских яхт. Вечером яхты, как и все суда вокруг них, ярко освещены. Газеты восторженно называют эту встречу «торжеством мира». Кульминационным моментом является ночной банкет на борту «Виктории и Альберта», во время которого царь провозглашается «адмиралом флота», а король Эдуард — адмиралом военно-морского флота России, и все дальнейшие здравицы посвящаются «дружественным чувствам между двумя великими нациями». Когда «Виктория и Альберт» с коронованными особами на борту уходит в Балтийское море, ее сопровождает «Полярная Звезда».

Алексей, находящийся под сильным впечатлением от торжественных церемоний, еще не достаточно взрослый, чтобы интересоваться закулисной стороной встречи между российским и британским монархами. После поражения России в войне с Японией и разгрома Балтийского флота важным является не только усиление российского самосознания, но и восстановление флота.

Однако не менее значимой является дружба с самой Великобританией. За год до этого, в 1907 г., была создана англо-российская Антанта по азиатскому региону и заключено соглашение о размежевании и соблюдении английской и российской сферы влияния. Теперь Россия стремится создать альянс, который дополнил бы российско-французский. Первый шаг к этому был сделан благодаря последнему удачному визиту.

Затем прибывает президент Франции Файере. Его встречают уже на «Штандарте». Когда Алексей открывает подарок, привезенный ему Файере, он восторженно вскрикивает: в ящике оказывается огромный поезд. Деревенько приходится тут же на палубе собрать его: длина рельсового пути поезда — 15 метров, он проходит вдоль натурально воспроизведенных французских пейзажей и заканчивается у Парижского Северного вокзала. В вагоне-ресторане за столом сидит благородное общество. Алексей в восторге: это самый большой электрический поезд из тех, что у него есть.

Последним наносит визит кайзер Вильгельм II. От «дяди Вилли» Алексей получает привязной аэростат, которым можно управлять.

…Следующим летом царская семья отправляется на яхте в Данию и Стокгольм; для Алексея это первые поездки за границу.

Во время визитов в Германию, главным образом в места, связанные с детством его матери, в замки Вольфсгартен и Фридберг, или к ее сестре Ирэн и принцу Генриху Прусскому в Киль, Алексей чувствует себя свободно и непринужденно. Он ездит на велосипеде из дворцового парка в деревню, и его узнают и дружески приветствуют даже простые крестьяне. Со своими сестрами царевич ходит гулять в город и впервые в жизни сам покупает сувениры. Когда он выходит из магазина, на улице уже ждет толпа людей, желающих посмотреть на престолонаследника и великих княгинь, о визите которых им стало известно из газет. Несмотря на внимание, которым пользуется Алексей, он неожиданно чувствует себя «нормальным гражданином», так как может делать то, что невозможно в России ввиду его положения, и это доставляет ему удовольствие.

В Стокгольме царь наносит официальный государственный визит, который омрачается покушением на одного шведского генерала. Вследствие этого царская семья по соображениям безопасности некоторое время не покидает яхту. Газеты распространяют слухи, что посягательство, видимо, было направлено на российского царя.

Шведская королевская династия имеет родственные связи с российским императорским домом. Весной того же года в Царском Селе празднуется свадьба кузины царя, великой княгини Марии Павловны, со шведским кронпринцем Вильгельмом.

Характерным примером соблюдения династических законов в роду Романовых является история семьи невесты. Мария и ее брат, Дмитрий Павлович, стали воспитанниками царя после того, как их отец великий князь Павел Александрович, был выслан за границу вследствие своего морганатического брака.

Когда близкий родственник российской императорской династии нарушает родовые законы путем мезальянса или даже не испрашивает разрешения царя на брак, а лишь ставит его в известность о подобном шаге, он должен считаться с возможными санкциями и потерей своих привилегий.

Помимо того, великий князь Павел Александрович был вынужден исколесить пол-Европы, так как жених и невеста нигде не могли найти православного священнослужителя, готового совершить обряд венчания. Наконец им удается подкупить в Вероне греко-православного священника. Из-за отсутствия равных по происхождению лиц Павел Александрович обращается с просьбой к своему камердинеру стать свидетелем обряда венчания (который тем самым, как военный, нарушал присягу).

Дмитрия и Марию, детей от первого (соответствующего социальному положению) брака, великий князь оставляет в России. Так как их мать умерла, их сначала отдают под опеку одному из дядьев, великому князю Сергею Александровичу, московскому губернатору, который женат на сестре царицы Александры, Елизавете. Но в 1906 году этот дядя был убит, а Елизавета приняла постриг, чтобы всецело посвятить себя благотворительности. Свои владения она завещает вверенным ей детям. Те переезжают в ее фамильный дворец в Петербурге и часто после этого гостят в Царском Селе у царской четы. Дмитрий Павлович становится любимым дядей Алексея.

Но и со стороны царицы российская императорская династия имеет родственные связи со шведским королевским домом. Шведская кронпринцесса, Маргарет, является дочерью герцога Коннот и вместе с тем кузиной Александры, причем любимой.

Затем Алексей знакомится со своими датскими родственниками. Как уже говорилось, его бабушка, царица-мать Мария Федоровна, происходит из датского королевского рода. Теперь царская семья в гостях у короля Фридриха и королевы Луизы Датских. В атмосфере радости и веселья, которые излучает также и царица-мать, Алексей чувствует себя особенно хорошо.

Год спустя Алексею позволяют сопровождать царя во время ответных визитов во Францию и Англию. На борту великолепной яхты «Штандарт» с соответствующим эскортом они отправляются к президенту Файере в Шербур, где Алексей имеет возможность насладиться парадом военно-морского флота.

Однако самое большое впечатление на Алексея производит прием в Англии. Когда царская яхта под эскортом величественно входит в британские территориальные воды, приближаясь к якорной стоянке Спидхед, ей навстречу выходит Северная эскадра Британского флота: двести судов, сопровождаемых крейсерами «Неукротимый», «Непримиримый» и «Непобедимый».

И сердце наполняется безграничной гордостью за своего «Папа», когда «Штандарт» проходит мимо почетного караула Британского флота, все команды кораблей которого единодушно приветствуют царя криками «Ура!» под звуки фанфар, играющих царский гимн. В честь российских гостей английский король начинает парадом военно-морских сил ежегодную Каусскую регату. Зрелище в высшей степени впечатляющее.

По пути домой Алексей полностью поглощен воспоминаниями о приемах в Англии и Франции. Ведь парады французской пехоты и кавалерии тоже были интересными. Помимо того, в Шалон-сюр-Марне, где находится учебный плац, происходит забавный случай. Министр двора Мосолов, который должен во время парада следовать за царем на определенной дистанции, ни с того ни с сего начинает приплясывать и кружиться за ним на своем коне. А все дело в том, что французы подсунули ему призовую беговую лошадь. Но было бы большой ошибкой и бестактностью обгонять царя. В общем же, парад получился впечатляющим, так как в нем принимали участие 50 тысяч человек.

Но разве Алексей уже однажды не видел в Красном Селе полмиллиона проходящих строем военнослужащих? Не удивительно, что персидский шах, присутствовавший в качестве почетного гостя на одном из таких зрелищ, попросил адъютанта царя провести его к тому месту, откуда начинался парад: он не мог себе представить, что мимо него проходят все время новые, а не одни и те же солдаты. Именно после этих государственных мероприятий и ответных визитов русской стороны царевич еще больше, чем прежде, стал гордиться своим отцом и своей страной.

В это время царя более всего беспокоит положение на Балканах. После того как Австро-Венгрия, захватив Боснию и Герцеговину, нарушила соглашение о моратории с Россией, Николай считает важным укрепление связей с дружественными державами. С Францией и Англией это удалось. Но и для правительств этих двух стран важной является гарантия того, что Россия на их стороне — на случай конфликта с Германией.

Что касается политики на Балканах, где единственную возможную угрозу Россия видит для себя со стороны Австро-Венгрии, царь надеется на единомышленников. Его удивляет реакция Германии на аннексию австрийцев на Балканах: то, что Вильгельм явно склоняется на сторону Австрии. Все же этот жест не воспринимается Николаем как предупреждение. Втайне опасаясь будущего конфликта с Австро-Венгрией, царь, однако, полагает — о чем говорит одному доверенному лицу, — что это произойдет, когда царем уже будет его сын, а к тому времени Россия окрепнет. Имел ли он в виду усиление оси «Север-Юг»?

Тогдашнее беспокойство царя и его стремление к обеспечению коллективной безопасности находят свое выражение в письмах к матери. Помимо аннексии на Балканах, Николая волнует еще и другой факт: в Болгарии представитель Саксен-Кобургской немецкой династии провозгласил себя царем. Это оскорбление России, так как тем самым нарушается договор между Россией и Германией о разделе этой страны на две сферы влияния.

Из переписки царя с его матерью, которая часто бывает в Англии или Дании у своих родственников, можно узнать о его настроении и о затяжном характере Балканского кризиса. Но в начале письма речь все же идет об Алексее: «Ты спрашиваешь о маленьком Алексее, — начинает Николай свое письмо от 27 марта 1908 г., - слава Богу, гематомы и рубцы не оставили после себя никаких следов. Он чувствует себя хорошо и пребывает в таком же веселом настроении, как и его сестры. Я постоянно работаю с ним в саду: мы убираем последний снег с дорожек; он тает сейчас очень быстро, немного снега еще лежит в тенистых местах. Становится все теплее, поют птицы, распускаются первые подснежники — все очень поэтично! […]

Вчера прибыл принц Черногорский (позже король Никита). Он очень постарел и потолстел и передвигается теперь с большим трудом. Сегодня вечером мы даем большой торжественный обед в его честь. Как долго он задержится у нас, я не знаю, говорит, что у него нет никаких дел — при этом привез с собой нескольких министров…»

«Какая наглость со стороны Фердинанда! — возмущается царица-мать Мария Федоровна, комментируя его вступление на престол в Болгарии. — Теперь у него есть то, чего он всегда хотел. Но признают ли великие державы его монарший титул? А что же с Австрией? Кажется, нужно быть только достаточно наглым, чтобы достичь всего в этом мире!»

«Ты права, мама, — соглашается царь с матерью, — наглость не считается ни с чем. Фердинанд совсем некстати сделал глупость. Очевидно, его толкнула на это Австрия — и главный виновник этого Эренталь. Он просто мошенник: обманул Извольского, когда они встречались, а теперь излагает все совсем не так, как тогда. Его телеграммы и письма того времени подтверждают эго. Но есть нечто другое, что меня действительно беспокоит, и о чем я до недавнего времени и не подозревал. Несколько дней назад Чариков прислал мне несколько секретных документов Берлинского конгресса 1878 г. Из них следует, что после бесконечных споров Россия согласилась на возможную будущую аннексию Боснии и Герцеговины Австрией!

Теперь я получил письмо от старого императора, который обращает мое внимание на эту договоренность с дедушкой. Какая неловкая ситуация! Это письмо пришло две недели назад, а я еще не ответил на него. Ты можешь себе представить, какая это неприятная неожиданность и в каком непривлекательном положении мы оказались. Как уже говорил, я никогда не знал о существовании подобных секретных документов и никогда не слышал об этом ни от Гирса, ни от Лобанова, во время пребывания которых в должности все это произошло».

Из письма царя матери от 4 марта 1909 г. — т. е. год спустя — видно, что кризис на Балканах стал опаснее: «Австрия теперь, как и раньше, внушает всем опасение, но в течение двух последних дней положение, по-видимому, немного улучшилось. Я созвал Совет Министров, который состоится в пятницу вечером. Хочу обсудить некоторые меры предосторожности на случай, если вспыхнет война между Австрией и Сербией. Так, например, добровольцы не должны поступать на военную службу, а прессу нужно держать в узде, чтобы не раздувать агитацию. Если на нас не нападут, мы, конечно же, не будем вступать ни в какую войну. Как это все отвратительно. И так продолжается уже долгое время…»

Две недели спустя царь вынужден бороться в своей стране с широко распространенным тезисом общественного мнения: сочувствие Сербии и требование вмешательства России, о чем он сообщает своей матери:

«Я был очень занят множеством неприятных дел. Сначала должен был уволить министра обороны, который не только не возражал против выступления Гучкова, но даже соглашался с ним и не защищал честь армии.

На его место я назначил Сухомлинова, которого знаю уже двадцать лет, и надеюсь, что этот выбор окажется удачным. Одновременно были заменены начальники генеральных штабов — тем самым обновилось все руководство армии.

На прошлой неделе я также созвал Совет Министров в связи с этим злободневным австрийско-сербс-ким вопросом. Эта история, которая продолжается уже несколько месяцев, внезапно усложнилась из-за нажима Германии. Вильгельм считает, что мы можем выйти из затруднительного положения, согласившись с пресловутой аннексией, а в случае нашего отказа могут возникнуть очень серьезные и непредвиденные последствия. Так как дело окончательно прояснилось, не оставалось ничего другого, как, поправ гордыню, пойти на уступки и дать свое согласие. Министры единогласно меня поддержали.

По-моему, если эта предупредительность защитит Сербию от разгрома Австрией, то дело стоит этого. Наше решение становилось тем неизбежнее, что мы со всех сторон получаем информацию о том, что Германия полностью готова осуществить мобилизацию. Против кого? Конечно же, не против Австрии!

Но наша общественность не понимает этого, и очень трудно объяснить ей, насколько опасным было положение несколько дней назад. Теперь они поносят бедного Извольского еще более прежнего!»

«В продолжение моего вчерашнего письма от 19-го марта. Никто, кроме моих людей, не желает сейчас войны, и я полагаю, что на этот раз мы были очень близки к ней. Как только опасность миновала, люди сразу же начали кричать — «унижение, оскорбление» и т. д. За слово «аннексия» наши патриоты готовы принести нас в жертву Сербии, которой мы, в случае нападения Австрии, совсем не смогли бы помочь.

Это правда, что формы и методы, при помощи которых действовала Германия — я имею в виду, по отношению к нам, — просто грубы, и мы этого не забудем. Я думаю, она хочет снова отделить нас от Франции и Англии — но сделать это еще раз, вне всякого сомнения, ей не удастся. Такие приемы, скорее всего, дадут противоположный результат».

Царица-мать Мария Федоровна отвечает с обратной почтой из Лондона:

«Я хорошо могу представить себе те ужасные моменты, которые тебе пришлось пережить в последние недели, когда война, казалось, была так близка. Слава Богу, опасность миновала, и я понимаю, как нелегко тебе дались уступки. Конечно же, это единственное, что можно было сделать. Но роль, которую сыграла Германия в этом кризисе, действительно, гнусна и отвратительна. Здесь [в Англии] мы все единодушны в этом вопросе. Я так рада, что ты оставил Извольского на посту. Если бы ему пришлось сейчас уйти, это было бы полным удовлетворением для наших врагов!»

И четыре дня спустя озабоченно добавляет: «Здешние газеты сообщают, что Извольский подал в отставку, надеюсь, ты не отпустишь его, в данный момент это было бы более чем опасно — все здесь говорят это. […] Тебе не помешало бы почитать мнения других об этой великой немецкой интриге, вызвавшей возмущение во всем мире».

Затем царица-мать отправляется с королем Англии, Эдуардом VII, и королевой Александрой — своей сестрой — в круиз по Средиземному морю. Так что эти бурные годы — 1908-й и 1909-й — завершаются гармоническим аккордом.

Рай в Ливадии

Лето 1909 г. царская семья проводит в Ливадии: впервые берут с собой Алексея.

Обычно едут императорским поездом из Царского Села до портового города и военно-морской базы Севастополя; иногда царская фамилия доезжает до судостроительного центра Феодосии. Но на этот раз в Севастополе их ожидает яхта «Штандарт», которая доставит их в Ялту, известнейший курорт Крыма. Оттуда — на автомобиле или экипажем до величественно возвышающегося над Ялтой и морской бухтой Ливадийского дворца.

Сидящий в вагоне Алексей не имеет ни малейшего представления, насколько обстоятельны были приготовления.

«Сколько же бумажной волокиты!» — вздыхает Мосолов, министр императорского двора, когда готовится подобная поездка. Возможно, при прежних царях было не так много сложностей. Но позднее, после железнодорожной катастрофы в Борках в результате покушения на убийство, рисковать больше не хотели. Тогда отец Николая, царь Александр, получил ранение, впоследствии ставшее причиной его преждевременной кончины.

Мосолов подробно знакомит дворцовую охрану с программой поездки. Она должна была обеспечивать защиту царской семьи на всем протяжении путешествия — после революции 1905–1906 гг. это было вменено в обязанность дворцовой комендатуры.

Само собой разумеется, далее ставятся в известность высшие железнодорожные власти, чтобы они могли разработать основные и запасные маршруты, а также составить расписание. Кроме того в их компетенцию входит формирование так называемого железнодорожного батальона.

Затем уведомление аппарата военного министерства: он ответственен за расстановку постов у всех мостов и туннелей, которые будут встречаться на пути царской семьи за шестидневную поездку. Наблюдательные посты выставляются на протяжении всего маршрута.

Затем министерство внутренних дел: необходимо сообщить, с кем и где царь предполагает встречаться и по каким губерниям проезжать; губернаторов тех областей также следовало поставить в известность.

И, наконец, гофмаршальская служба должна позаботиться о подготовке резиденции.

Не забыта и «Инспекция поездов его Императорского Величества»: у них в руках планы отправления и прибытия.

И еще кабинет Его Величества (царя): должны быть готовы подарки на все мыслимые и немыслимые случаи. Поэтому приходится таскать за собой множество ящиков с кубками, гравированными шкатулками и знаменитыми портсигарами и табакерками с императорской монограммой и другими безделушками — и все это надо упаковать. Не говоря уже о многочисленных орденах и знаках отличия — пусть и в меньшем количестве, чем в военное время. И это при том, что заранее точно не известно, кто и что получит! Всего тридцать два ящика на этот раз — на всякий случай упаковали также портреты императора, часы и даже ковры.

Самое сложное, однако, состояло не в делегировании или передаче задач компетентным лицам, властям или учреждениям, но в соблюдении при этом строжайшей тайны.

Наконец, все приготовления позади. Царская семья со свитой садится на поезд: после того как Александровский дворец стал служить постоянной резиденцией, к Царскому Селу проложена специальная ветка и сооружен вокзал.

Царский поезд совсем не такой, как другие. Это видно уже внешне: на каждой двери восьми элегантных темно-синих вместительных вагонов императорский герб и золотая царская монограмма «Н II». Алексея он заинтересовывает с первого взгляда. У каждого вагона своя функция. Первый, сразу позади локомотива, отведен казачьей охране. На каждой остановке она высыпает наружу, и четверо дюжих молодцов немедленно занимают посты на подножках царского вагона. Второй вагон приютил кухню и ее персонал. Сразу же за ним следует вагон-ресторан царской семьи. Облицованный красным деревом, он разделен на салон с мягкими креслами, тяжелыми бархатными шторами и фортепьяно и зал со столом на шестнадцать персон.

Здесь Алексей становится свидетелем крайне редкого (если не сказать небывалого) явления: папа почти ежедневно после трапезы приглашает повара, чтобы похвалить за «сегодня особенно отменную кухню». А объяснение, в сущности, простое: блюда подаются действительно горячими — наслаждение, которое вследствие значительного удаления столовой от кухни в обширном Александровском дворце в буквальном смысле терялось по дороге.

Четвертый вагон исключительно царя и царицы. В нем рабочий кабинет государя, по обыкновению выдержанный преимущественно в зеленых тонах, с письменным столом и двумя обитыми зеленой кожей стульями, а также небольшой книжный шкаф красного дерева. За кабинетом ванная и опочивальня монаршей четы. Рядом салон царицы в серо-лиловых тонах. В случае отсутствия царицы на поезде его замыкают на ключ.

Наконец, следующий вагон принадлежал Алексею, его сестрам и сопровождающим няням и фрейлинам. В нем светлые купе, обшитые белым деревом и кремовым сукном, как в детских комнатах Александровского дворца. За ним следовал вагон номер шесть. В девяти просторных купе размещалась императорская свита; спаренное посередине вагона купе предназначалось для министра императорского двора, вальяжного барона Владимира Борисовича Фредерикса. Одно купе постоянно оставалось свободным для подсаживавшихся гостей царя: в нем они могли переночевать.

Предпоследним цеплялся багажный вагон. В нем также перевозились принадлежности дворцовой и дорожной канцелярии. Восьмой вагон занимали «инспектор Высочайших поездов», начальник поезда, прислуга свиты и врач с походной аптечкой.

Курьезнее всего то обстоятельство, что этот небольшой дворец на колесах постоянно сопровождает пустой «двойник»: из соображений безопасности впереди или позади следует совершенно идентичный состав, и никто, кроме самих пассажиров, не знает, в котором из двух поездов царская семья и придворный штат.

Соблюдение придворного этикета в поезде также сведено к минимуму. За столом Алексей сидит слева от царя, восседающего посередине, напротив царицы. По обе руки монархини усаживаются придворный министр и адъютант; в ее отсутствие первый занимает место напротив царя. Алексей оживленно беседует со всеми присутствующими за столом.

Больше всего забавляет царевича пожилой доктор Гирш. Этот придворный врач, которому уже перевалило за восемьдесят, служил при дворе еще при царе Александре II, и его медицинские познания, вероятно, уже не первой свежести и едва ли поднимаются до современного уровня. Но это компенсируется опытом, а так? же юмором и живостью, чем старикан настолько располагает к себе окружающих, что те охотно прощают его странности. Так, например, царица не переносит запаха неизменных сигар Гирша. И однажды Алексей слышит, как она говорит: i

«Да отодвиньтесь же немного, иначе я задохнусь».

На что Гирш отвечает:

«Но, Ваше Величество, сегодня я курю первую и совсем крохотную сигару».

«Ничего себе маленькую — от нее идет столько дыма, как если бы горела целая табачная плантация! Никотин — это яд!»

«Совершенно верно, — спокойно соглашается Гирш, — но замедленного действия. Я принимаю его уже пятьдесят лет без перерыва, и до сих пор он мне не повредил».

Во время шестидневной поездки все идет своим чередом. Отец Алексея и в поезде — как и на борту яхты — выполняет свою рутинную работу. За стол к чаю царю приносят новые агентурные донесения. Днем он уединяется в рабочем кабинете. Перед крупными станциями является министр со списком тех, кто ожидает царя на перроне. Тогда он обычно выходит — без семьи — со свитой для встречи с местными властями; как правило, губернаторы приглашаются проехать в поезде до границ их губерний, но чаще всего это военные, делающие царю по пути доклады.

Таким образом, за несколько дней поездки в более тесном пространстве, чем во дворце, Алексей больше узнает о царских буднях и знакомится с гораздо большим количеством людей, чем в обычные дни Царском Селе.

По вечерам царь забирает Алешу в свой вагон. Весьма приятно проводит царевич время в обществе адъютанта свиты, всегда терпеливо и с юмором отвечающего на его бесконечные вопросы. Затем царь переходит, обычно без царицы, в вагон-ресторан. Там за чаем задерживается побеседовать или сыграть с адъютантом в домино. Когда царь проигрывает, ему приходится посылать лакеев за деньгами, так как он не носит с собой денег.

Почти недельная поездка на поезде завершается в портовом городе Севастополе, базе Черноморского флота. «Папа» настроен менее радостно, чем Алеша: еще свежи в памяти воспоминания о мятеже экипажей некоторых кораблей в 1905–1906 гг. Когда же царская семья выходит из поезда, население приветствует ее с таким сердечным воодушевлением, что вскоре Николай забывает свою сдержанность.

От перрона до морской набережной расстелена красная ковровая дорожка. Народ напирает на оцепление, чтобы рассмотреть престолонаследника. «Вон он! Царевич, царевич!» — непрерывно доносится из толпы. Алеша немного смущенно отвечает на приветствия. У пристани ожидает небольшое судно, которое, под эскортом восемнадцати черных лодок, все матросы которых выстроены вдоль борта, доставляет семью к «Штандарту», стоящему на якоре на рейде. Алеша очень старается, чтобы его осанка была образцовой, а жесты, которыми он отвечает на приветствия слева и справа, величественны.

Его отец пишет об этом царице-матери:

«Вначале — должен признаться, — я пытался вести себя сдержанно и натянуто по отношению к матросам Черноморского флота, давая им почувствовать, как нелегко забыть позорные события 1905 г. Но когда увидел старания, которые они прилагали, чтобы заслужить прощение, и их желание работать над этим, не щадя сил, и те результаты, которых они действительно достигли, то начал менять свое отношение и постепенно оттаивал. Меня всякий раз трогали радостные возгласы команд каждого корабля, пока мы плыли к яхте г особенно, когда они видели Алексея. […] Шлюпка Алексея проходила всегда первой перед командой, и он приветствовал каждый корабль еще громче, чем предыдущий».

К восторгу Алексея перед отъездом в Ливадию семья задерживается в Севастополе. Так что Алексею представляется возможность под компетентным руководством самого командующего Черноморским флотом адмирала Бострема проинспектировать важнейшие из боевых кораблей. В каюте капитана престолонаследник щупает матрац, так как, по его сведениям, он должен быть жестким. Однако участвовать в дальнейшей программе, включавшей стрельбища, маневры подводных лодок и посещение гарнизона, Алексею не позволили.

В это время он гостит на вилле адмирала Бострема, как то подобает престолонаследнику: издалека привезен мелкий песок, чтобы у него и его сестер была площадка для игр. Кроме того, заблаговременно вырыт искусственный рыбный садок, куда вместе с рыбами запущены моллюски, крабы и прочие ракообразные. Престолонаследник может в любое время и в свое удовольствие рыбачить и даже составлять свое собственное рыбное меню. Алексей азартный рыбак, но улов отпускает: «Нет, пусть живут!» — твердит он.

Наконец, «Штандарт» идет на Ялту. Когда яхта входит в гавань, ее встречает огромная толпа, теснящаяся на молу. И здесь хотят видеть престолонаследника, впервые приезжающего в Крым. Разве не с таким же любопытством и воодушевлением встречали ялтинцы пятнадцать лет назад невесту нынешнего царя, когда она по вызову находившегося в Ливадии смертельно больного царя Александра III впервые приезжала в Россию?

Когда царская семья ступает на трап, все собравшиеся запевают царский гимн. Развеваются флаги, слышатся дружеские приветствия. Главным образом в адрес Алексея. Наследник сидит в автомобиле рядом с отцом — а не с сестрами. Это «делоне-бельвиль», любимая марка царя из приблизительно тридцати моделей его гаража. Царь коллекционирует автомобили с 1902 г., но для Ливадии они все еще редкость. Царь пишет матери: «Мы распорядились доставить сюда несколько наших автомобилей, чтобы ездить по превосходным здешним дорогам, и это существенно сокращает расстояния. Лошади больше от них не шарахаются».

Расстояние от гавани до летнего дворца невелико; вдоль трехкилометрового серпантина, ведущего вверх к дворцу на пригорке, — радостно возбужденные жители из окрестностей. Теперь Алексей отвечает на приветствия уже с большим сознанием собственного достоинства — неизменно на военный манер, поднося правую руку к козырьку.

Южный пейзаж — пинии и кипарисы, пальмы и буйство цветов, маслины и бесконечные виноградники, доминирующие в приморском ландшафте Черного моря, в некоторых местах обрывавшегося кручами к морю, благоприятно воздействует на всех членов семьи. «В Ливадии жизнь, в Царском Селе служба», — лаконично определяет старшая сестра Алеши чувство, охватившее всех здесь — в веселой и непринужденной атмосфере этого солнечного места.

Царское имение расположено на 320 гектарах и простирается до берега Черного моря.

Для Алексея оборудована собственная игровая площадка, где он ежедневно с товарищами ставит палатку. Его здешние друзья — юные следопыты одного объединения, созданного еще во времена Петра Великого. Его члены по достижении необходимого возраста переходят на военную службу. Со своими новыми товарищами, под неусыпным наблюдением матроса Деревень-ко, царевич разжигает у палатки костер и печет картофель. Однажды ходоки одного из его полков просят аудиенции у престолонаследника. Тот немедленно прерывает игру и с важным видом поясняет своим товарищам: «Я должен идти. Меня призывают мои обязанности!» И удаляется, внимательно следя за тем, чтобы его адъютант следовал за ним точно на предписанном расстоянии в три шага.

С особой охотой Алеша проводит время в компании отца. При этом его особенно забавляет, как тот обходит расставленных по всему маршруту пеших прогулок и конных выездов «шпиков». Николай называет их «любителями природы», и действительно, такое впечатление, будто они всегда сосредоточенно разглядывают облака или кроны деревьев, делая вид, что не замечают царя. Тому, со своей стороны, нравится неожиданно улизнуть. Иногда это превращается в настоящую игру в прятки. Утренние прогулки царь обычно совершает в одиночестве (не считая одного или двух адъютантов), поскольку ходит очень быстрым шагом и не изменяет своей привычке даже в бурю и ненастную погоду. Царица почти никогда не составляет ему компанию. Она часто чувствует усталость и недомогание и остается на террасе с видом на море, посвящая себя рукоделию. Царь регулярно играет в теннис, иногда с дочерьми. К великому сожалению, Алексею по-прежнему заказан этот вид спорта, поскольку от энергичных движений у него могут открыться кровотечения. А вот плавать престолонаследнику можно, а также ходить на рыбалку и на все интересные экскурсии и прогулки, неизменно несущие с собой новые приключения.

И здесь, во время отпуска, царь живет по установленному графику и работает в кабинете, где до обеда, а затем вечером и до ночи принимает министров или других посетителей с докладом. При этом обыкновенно выслушивает доклады стоя — вероятно, тем самым призывая докладчиков к краткости. Перед тем, как кого-либо выслушать, он пробегает глазами начало и конец, чтобы схватить суть и составить общую картину. Иногда по окончании приглашает гостя присесть, закуривает и предлагает тому тоже курить. Как и в Царском Селе, царь, считая визит исчерпанным, обычно подходит к окну и становится спиной к посетителю, как бы уходя от разговоров по пустякам или о незначительных предметах: верный сигнал окончания аудиенции.

В Ливадии царь уделяет семье больше времени, чем обычно. Лишь утренние прогулки все же предпочитает совершать в одиночестве. Иногда выезжает верхом. Порой еще за столом Николай объявляет гостям о намерении проехаться верхом и объявляет, что желающие тоже могут седлать себе лошадей. Во всяком случае, когда царь до обеда ведет детей и всеми любимого великого князя Дмитрия Павловича купаться в Черном море, которое для северно-русских широт при восемнадцати градусах считается теплым, Алеша никогда не отказывается.

Другой стиль жизни, чем в Царском селе, ощущается Алешей также за общим столом, поскольку, несмотря на этикет, атмосфера здесь менее чопорна, чем в Александровском дворце. Кроме того, особое удовольствие Алексею, показавшему себя настоящим любителем музыки, доставляет игра, главным образом по праздникам, военного оркестра. И днем и вечером приходят гости, причем разные. И между ними к тому же часто менее важные и высокопоставленные особы, чем в Царском Селе. Это жители Ялты и окрестностей. С ними не ощущалось скованности, и жизнерадостному престолонаследнику хотелось общаться со всеми как можно дольше и обстоятельнее.

Одним оригиналом Алеша — как, впрочем, и сам царь — просто очарован. Это князь Лев Григорьевич Голицын. Пожилой бородатый господин — настоящий уникум. В расположенном неподалеку Новом Свете он возвел себе подобие средневековой крепости. Его страсть — виноградарство, и высеченные в утесах скалистой отмели погреба, доступные лишь с моря, тянутся более чем на три километра. В каждом месте пересечения бесконечных коридоров устроен круглый дегустационный зал. Обычно Голицын позволяет своим гостям выбирать сорта и смаковать их за обильной трапезой.

По случаю пятидесятилетнего юбилея своих винных погребов князь объявляет в местных газетах, что на праздник в Новый Свет приглашаются все желающие. Виноградарство и коллекция Голицына — лишь капля в море по сравнения с деятельностью его предшественника в этой области, князя Кочубея. Последний во время правления Александра III впервые начал окультуривать крымские сорта винограда. После царя-космополита Александра И, при котором официальным поставщиком императорского двора был французский торговый дом шампанских вин «Редерер», его преемник, Александр III, ярый националист, форсирует развитие отечественного качественного виноделия.

Царь Александр III предлагает признанному международному знатоку вин, князю Голицыну, стать управляющим царского имения в Массандре, на что тот соглашается при одном условии — не носить мундир.

Теперь пожилой князь предлагает царю Николаю II следующее: он хочет подарить короне и соответственно Российской державе свое состояние. Однако у него есть условие: государство должно основать «Винную академию» и его, Голицына, избрать в ней пожизненным президентом; винная промышленность должна поддерживаться государством и так далее.

«Винная академия» представляется Николаю предприятием убыточным, и он решительно отклоняет идею. Все же неистощимое красноречие и дела хозяина, которому удается сопровождать каждую дегустируемую каплю подходящей подлинной или вымышленной забавной историей, доставляет ему огромное наслаждение.

Возможно, Алеша еще слишком молод, чтобы по достоинству оценить остроумие и утонченность князя, но другая оригинальная личность всегда вызывает его смех. Это жена придворного капельмейстера, баронесса Меендорф. Она председатель комитета защиты животных. И ее усердие доставляет постоянную головную боль местной администрации. Так она требует законодательно запретить выносить кур на базар, держа за горло, «поскольку те из-за этого могут потерять сознание».

Но еще больший фурор и смех вызвал другой случай. Баронессе Меендорф случилось повстречать сбежавшего пуделя. Необычное в том, что пес выкрашен в красный цвет! Это кажется даме-покровительнице животных настолько возмутительным, что она пытается его поймать, чтобы передать в союз защиты животных.

Поимка удается только после того, как баронесса обегает всю Ялту. Она тотчас же тянет бедного пса к градоначальнику и настаивает на немедленном приеме, в чем ей и не было отказано ввиду поднятой суматохи.

В итоге: баронесса Меендорф требует разыскать владельца крашеной собаки и наложить на него справедливый штраф. На возражение бургомистра, что, дескать, и женщины красят свои волосы и никто не находит в том ничего предосудительного, Меендорф упрямо твердит: стресс, которому подвергается пудель, привлекая к себе внимание своим красным окрасом, животное не способно выдержать. За это должен нести ответственность владелец.»

Когда царь узнает об этом инциденте, то смеется, не менее Алеши, после чего заботится о том, чтобы этого «преступника», личность которого между тем была установлена, никогда бы не смогли найти…

Родственные узы и политика

В сентябре 1909 года царь отправляется на императорской яхте из Ялты в дальний путь — нанести официальный визит королю Италии. Путешествие проходит в обстановке напряженности в Средиземноморье, заставляющей тревожиться о ближайшем будущем: в Греции свергнут король. Даже если в этих переменах царь не усматривает предвестников будущих событий в собственной стране, в его письме к матери, остановившейся на обратном пути из Англии в Дании, звучат тревожные нотки: «Решил поехать в Италию, чтобы наконец покончить с этой нелегкой обязанностью. Думаю 6 октября на «Штандарте» дойти до Одессы, а оттуда поездом через Варшаву, Франкфурт и на французской стороне до Мон-Сени и Раккониджи у Турина. […] Путь получается длинный, но иначе никак не выходит, так как ни за какие деньги не поеду через Австрию. Да и в поезде можно читать и чувствовать себя почти как на корабле. После принятия ванны ко мне зашел Алеша и настоял на том, чтобы я тебе написал, что он «Granny» посылает нежные поцелуи. Он сильно загорел — как, впрочем, и его сестры и я сам. […] Часто ли ты видишься с Жоржем и его женой? Должно быть их повергли в уныние эти подлости в Афинах. Грустно себе представить, что всем его братьям пришлось оставить свои должности и обязанности и отправиться в эмиграцию. Что ему самому делать? Жалко дядю Вилли. Вот она, награда за более чем семидесятилетнее правление! Я никогда не выносил греков; теперь нахожу их и вовсе отвратительными. Неужто они и в самом деле настолько глупы и им невдомек, что без его династии они погибли? Кто же тогда попытается пометь Греции? Разумеется, никто! Когда установят республику, начнется великий хаос, и турки наверняка при первой же возможности их уничтожат.

Мне пора заканчивать. Нежно обнимаю тебя, моя милая мама. Храни тебя Бог. — Любящий тебя старина Ники».

Вскоре после этого, весьма довольный сердечным приемом, царь вернулся из Италии. Больше всех радовался возвращению отца Алеша. И подарку, который тот привез ему от итальянского короля: живого осла с калабрийской повозкой в придачу! А рассказы о смешных сценах, происшедших из-за отказа упрямого животного садиться на поезд, а затем на яхту! Алеша не мог наслушаться….

Но царь привез с собой еще кое-что: план нового дворца в Ливадии. Деревянное здание должен был сменить новый светлый и элегантный белый замок по образцу палаццо в Пьемонте. И как только царская семья покинула Крым, начались строительные работы.

1910 год открылся целым рядом торжеств, закладок краеугольных камней и открытий памятников в честь знаменательных дат и юбилеев. Алексей смог ассистировать при открытии памятника Петру Великому в Либаве (Лиепае). Двести лет до этого Петр I отвоевал Прибалтику у шведского короля Карла XII.

По странному совпадению одновременно с этим юбилеем, через год после событий в Греции, пришло известие о падении еще одной монархии в Европе: ошеломленный царь узнал, что теперь и в Португалии свергли короля, и вся семья Браганса выслана из страны.

Царица-мать, остановившаяся на обратном пути из Англии в родной Дании, сообщает Николаю подробности случившегося с португальским королем:

«Как ужасно все то, что произошло в Португалии. Несчастный молодой король, его мать и бабушка — больно даже думать обо всем, через что им довелось пройти: бежать, вот так, посреди ночи, даже не иметь возможности взять с собой самое необходимое. Счастье, что хоть благополучно добрались до Гибралтара, откуда королева Амели телеграфировала Аликс.

Жорж послал за ними в Гибралтар яхту «Виктория и Альберт», которая привезла их в Англию. Тетя Аликс была очень рада, так как очень их любит и была так огорчена все тем, что произошло в последнее время. Какая печальная судьба у бедной семьи, которой и без того уже пришлось так много испытать! Эти португальцы, должно быть, действительно отвратительны — не нашлось ни одного, кто бы возглавил группу, сохранившую лояльность королю. Ужасно видеть, как легко удалось революционерам перевернуть все вверх дном, изгнать королевскую семью и самим сесть на их место. Надеюсь, другие страны не признают эту презренную республику».

Не предвестники ли это их собственной страшной судьбы?

Той же осенью Алексей сопровождает отца во время официального визита к германскому императору Вильгельму II. В то время как для царя это неприятная и «обременительная» обязанность, которую необходимо исполнить, Алеше пребывание в Потсдаме доставляет большую радость — прежде всего из-за множества подарков, которыми его засыпает «старый немецкий дядя». Насколько царь избегает встреч с Вильгельмом видно из того, что это первый официальный визит главы русского государства в Потсдам за одиннадцать лет. Недоверие царя к своему немецкому кузену не убавляется даже после этого чрезвычайно радушного приема. Император и императрица необыкновенно любезны: они знакомят царскую семью с кронпринцессой и, к удовольствию Алеши, с ее детьми. Зная, как сильно ненавидит Николай чопорные официальные банкеты, где необходимо произносить речи, хозяева отказываются от торжественного обеда и вместо этого приглашают русских гостей на охоту в Ораниенбаум.

И все же даже во время этой демонстрации прочности династических уз уже видны признаки грядущего, не предвещавшие ничего хорошего системе монархического правления: в Копенгагене, столице Датского королевства, пока русский царь и германский император демонстрируют единство, происходит международный съезд социалистов. И это еще не все, о чем с возмущением писал Николай в своем письме от 21 октября 1910 года своей матери. Уже слышится тревога о наследии Алексея…

«…Как только можно было проводить этот съезд в Копенгагене! Была бы это еще республика — тогда еще ладно, но в королевстве — просто в голове не укладывается. Разумеется, меня это не касается, я лишь выражаю свое мнение, но, уверен, ты его разделяешь.

Здесь, в Германии, количество социалистов очень велико, и многие серьезные люди весьма озабочены этим обстоятельством. Волнения в Берлине свидетельствуют о том, насколько глубоко уже вселился бес: то же можно сказать и о забастовке железнодорожников во Франции. От этого всего веет гнилым духом революции».

Престолонаследнику шесть лет. По возвращении в Царское Село он вновь садится за учебу. Неукротимого и избалованного цесаревича нелегко подчинить дисциплине. Однако взглянув в школьную тетрадь Алеши, можно убедиться, что он уже в состоянии писать весьма аккуратно и правильными буквами, красивым, сильным почерком. Возможно, свою роль сыграло здесь то, что Алеша желает порадовать старика Петрова, обучавшего его на первых порах всем предметам, так как тот ему особенно нравился. С другой стороны, широкая натура престолонаследника нашла свое выражение в привычке растягивать короткий текст на несколько страниц. Когда надо перенести на бумагу царей дома Романовых и продолжительность их правлений, на восемнадцать монархов приходится четыре большие страницы. В результате получилось следующее:

«Дом Романовых.

I

Михаил Федорович 32 года

II

Алексей Михайлович 31 год […]»

И в конце этого длинного списка у Алеши стояло:

«XVIII

Папа

Николай II Александрович».

В то время как образование царевича некоторое время может без помех продвигаться вперед, на первый план выдвигается Распутин, которого царица считает своим спасителем.

Распутин

Поскольку Алексей какое-то время не болел, а потом отсутствовал в Царском Селе, Распутина он долгое время не видел. К тому же вход и выход для этого человека теперь через черный ход, когда его приглашают во дворец для бесед с царицей или зайти к царю, чтобы сообщить о положении в Сибири и жизни крестьян.

Ибо есть причины, которые скрывают от Алексея. В последнее время учащаются слухи о скандальных похождениях якобы глубоко религиозного «старца» в монашеской рясе; он раздражает окружение царя, и приближенные настоятельно рекомендуют царю навсегда отказать Распутину в приеме. Кряжистого сибиряка с набожным обликом обвиняют в распутной жизни: в пьянках и связях с проститутками, и даже в непристойном поведении по отношению к девицам и замужним женщинам.

Распутин ведет двойную жизнь. Мало того, что его безудержный характер никак не вязался с показной монашеской скромностью, с этим простым сибирским крестьянином произошла метаморфоза.

Когда несколько лет назад он пришел в русскую столицу без каких-либо неблаговидных намерений, его цель была, как утверждалось, — собрать деньги для церкви родной деревни Покровское.

Первоначально его бестыдство и крепнущее осознание своего животного обаяния сами по себе были еще не столь пагубны. Однако сочетание подобного поведения с гипнотическим даром, знанием действия природных целебных трав и методов лечения, сдобренное броскими цитатами из Священного Писания притягивает к Распутину растущее день ото дня количество приверженцев, позволяя ему в конце концов даже проникнуть в салоны высшего общества. И это развращает его.

Все чаще он играет роль, которую ему отводят. Благодаря интуиции, психологическому дару и упомянутым талантам, Распутину действительно удается освобождать людей от недугов. Разумеется, при ближайшем рассмотрении речь идет о психосоматических болезнях и, скорее, об избавлении от симптомов, чем от причин.

Среди тех, кто искал духовного совета у Распутина, главным образом полуграмотные или психически неустойчивые женщины и девушки из различных слоев общества. Чаще всего они настолько поддавались его сексуальному влиянию, что Распутину ничего не стоило утолить свои необузданные желания. При этом он обычно освобождал простодушных от угрызений совести тем, что с помощью риторического таланта вкладывал религиозное содержание в половой акт. Например, что в любви есть нечто божественное или что высшая форма молитвы — раскаяние, что предполагало предварительное грехопадение.

Оригинальность Распутина забавляет и «тонизирует» петербургское общество. Вскоре начинает считаться шиком пригласить Распутина в гости; он — экзотика, и его отказ подчиняться общепризнанным нормам, проявляющийся не в последнюю очередь в предпочтении крестьянской одежды, даже нравится обществу. И присутствующие охотно поддаются зажигательному настроению, создаваемому цыганским хором и балалаечниками на таких вечерах. Цыгане и балалайки непременное условие появления Распутина в обществе, которое иначе ему не интересно. При этом можно было стать свидетелем того, как дородный мужик, с чьих уст только что срывались поучительные цитаты из Библии в нетрадиционной интерпретации, внезапно с легкостью перышка срывается и кружится в вихре танца.

Однако резкая смена социального и материального положения — непосильное испытание для человека морально неустойчивого — ударяет сибиряку в голову. Он богат. Деньги, которым давно потерян счет, Распутин раздает обеими руками; кое-что перепадает иной раз и подлинно нуждающимся. Однако Распутин считает, что мог бы добиться всего, так как его слава и скандальная репутация, но, главное, вера в него царицы, не знают преград. И сибиряк теперь публично демонстрирует свою разнузданность: например, во время буйной попойки в ресторане бесстыдно обнажается.

Это поведение компрометирует монаршую чету, ведь Распутина принимают ко двору как спасителя ребенка и собеседника в нравоучительных беседах. Но постепенно опьянение властью лишает Распутина последних крупиц здравого смысла и заглушает в нем последние угрызения совести, которые могли бы еще удержать его от различных темных делишек: коррупции, грязных махинаций и распродажи должностей. При этом он подвергает риску не только репутацию царской семьи, но и внутреннюю стабильность России.

Распутин пользуется своим влиянием и знаниями для воздействия на царский двор ради протежирования, за которое получает вознаграждение от заинтересованных лиц. Вступаясь за очередного претендента на должность или лихоимца, желающего избежать наказания, в случае необходимости он не останавливается и перед употреблением угроз, подкрепленных личным авторитетом. Обычно он посылает просителя с написанной от руки запиской к компетентному должностному лицу. Как правило, текст лаконичен: «Мой милый, дорогой, помоги ему/ей, Григорий». Большего Распутин написать и не мог. В сложных случаях он либо звонил компетентному министру, либо являлся лично.

Но Распутину с течением времени становилось все труднее манипулировать чиновниками. Некоторых совершенно не впечатляли его попытки вмешательства, сопряженные с угрозой в случае отказа пожаловаться легковерной царице.

Один пример иллюстрирует его стиль. Распутин является к министру внутренних дел Макарову, чтобы потребовать повышения по службе одному из его подчиненных. Макаров, на которого Распутин не произвел ни малейшего впечатления, все же требует к себе личное дело этого сотрудника. Просматривая его, он видит, что отсутствие у претендента необходимой квалификации дает мало повода к надежде — скорее напротив. Министр вспоминает: «Оторвав глаза от документов, я увидел то, что подспудно чувствовал за чтением: Распутин все это время пристально глядел на меня своими большими бесцветными глазами, как гипнотизер. У меня прямо-таки закружилась голова.

Вне себя от гнева я ударил кулаком по столу: «Со мной у вас эти штучки не пройдут! — взревел я. — Вон отсюда!» И без лишних слов вышвырнул Распутина из кабинета. И вздохнул с облегчением.

Однако вскоре после этого был отстранен от должности».

Хотя многие чиновники на ответственных постах не поддавались влиянию Распутина, он продолжал опасную игру, медленно подрывая сами основы общественной жизни.

Этот процесс шел медленно и на протяжении многих лет незаметно, большая часть общественности давно уже критиковала сомнительные достоинства Распутина, и его поведение широко обсуждалось.

Однако сотрудники министерства внутренних дел и независимо от них агенты тайной полиции доносят царю о двойной жизни набожного крестьянина, Николай требует доказательств. Интуитивно и у него уже давно начинают закрадываться сомнения в Распутине, но царица непоколебима в своем видении образа «божьего человека» и «нашего друга», как она его называет. Более того, отрицательные высказывания только усиливали солидарность царицы с Распутиным, ибо ей они представлялись злыми наговорами. Александра взвинчивает себя чуть ли не до религиозного исступления и смотрит на Распутина как на «мученика», страдающего от такой же клеветы, как, по ее сравнению, и ветхозаветные апостолы. Наконец, заявляет она, от Распутина зависит жизнь царевича.

Так, вследствие своей тяжелой наследственности Алексей становится причиной опасного процесса, вредившего его семье, династии и, наконец, обществу, и остается для своей матери, царицы, поводом для поддержки Распутина, из-за чего пагубное воздействие еще более усугубляется. И дело не только в выходящей за разумные рамки религиозности царицы, но и в том, что Александра не имеет ни малейшего представления о том, что происходит в столице. В своем стремлении изолировать своих детей ради сохранения тайны наследственной болезни престолонаследника царица теряет все контакты с другими членами императорской семьи и представителями петербургского общества.

Уверенность Александры в непогрешимой целомудренности Распутина доходит до того, что, возмутившись подозрением в безнравственности своего кумира, она увольняет одну из своих нянь, запротестовавшую по поводу того, что после одного из посещений Алексея Распутин следует за царицей в ее спальню. Выслушав рассказы обеих участниц конфликта, царь ограничивается распоряжением не пускать Распутина во дворец, но царица продолжает и впредь встречаться с ним, когда ей заблагорассудится в расположенном неподалеку доме своей фрейлины и подруги Анны Вырубовой. Вырубова выступает также в роли посредницы между Распутиным и царицей, когда тот — главным образом для того, чтобы составить кому-нибудь протекцию — ищет встречи с царицей.

И все же этот эпизод еще больше раскрывает личность и внутренний мир царицы, но предположения об интимной связи с Распутиным тем не менее представляются нереальными. Подобное исключает не только ее мировоззрение, видевшее в Распутине человека с «божьей искрой», но также целостность характера, щепетильность в поведении и, что немаловажно, хорошие отношения с мужем.

Не в последнюю очередь из-за того, что уволенная няня происходит из уважаемой московской семьи потомков! знаменитого поэта Тютчева, толки об этой истории распространяются среди придворных. Министр двора, Фредерикс, считает необходимым указать царю на последствия, которые эта история может иметь для престижа династии. Однако царь, правитель шестой части земли, бессилен перед семейной проблемой. Упрямство царицы в защите «спасителя» престолонаследника не может сломить даже царь.

Даже лично близкие царю люди, так или иначе выказывающие критическое отношение к Распутину, ощущают на себе последствия. Один из них — князь В. Н. Орлов, флигель-адъютант и обер-квартирмейстер императорского двора, с 1902 г. возивший царя в новых автомобилях и помогавший комплектовать придворный гараж лучшими мировыми моделями. Ему достаточно было позволить себе однажды насмешку по поводу появления Распутина при дворе. Об этой словесной неосторожности один не в меру усердный придворный тут же поставил в известность царицу. Александра дожидается момента, когда Орлов изъявляет желание по обыкновению отправиться с царской семьей на борту «Штандарта», и просит министра двора Фредерикса передать насмешнику, что тот с ними не поедет;

И какова же реакция Николая? Когда обескураженный министр двора пытался решить с ним этот вопросу его постигло разочарование: царь не пожелал отменять решение царицы. Лишь после долгих уговоров Фредериксу удается отговорить Орлова подавать прошение об отставке. Но все же для тех, кого Александра зачисляет в категорию врагов Распутина, дни при дворе сочтены.

Более того: тому, кто, подобно царице, не видел в Распутине спасителя, исцелителя-чудотворца или божьего человека, трудно представить, что мужику так искусно удавалось играть столь непохожие роли. В течение дня он одевается как простой сибирский крестьянин: скромная деревенская блуза и грубые сапоги или монашеская ряса и всегда блестящий крест на груди. Прибавить сюда мужланское, на первый взгляд, нерасторопное поведение, простонародное обращение к царской чете и отрывистая манера речи, в глазах царицы казавшаяся выражением спонтанности и безыскусности. «Дети цивилизации никогда не наделяются даром творить чудеса», — гласил принцип царицы, вера в который укрепилась в ней еще более после появления в ее жизни Рас-: путина. Невозможно передать благочестие, исходящее от него в тот момент, когда с уст его слетает религиозная цитата. А цитаты у него есть на все случаи жизни.

Кто поверит своим глазам, увидев, как через несколько часов этот человек, отбрасывая скромность, облачается в бархат, шелк и в щегольские лакированные сапоги и в сомнительной компании окунается с головой в ночную жизнь? И ради денег и прочих благ готов запугивать и шантажировать добропорядочных людей, не поддающихся наглым требованиям по протежированию «друзей»? Когда поведение Распутина начинает затрагивать все более широкие круги, и скандальная слава тянется от Петербурга до Москвы, к царю поочередно обращаются министры, советники и председатель Думы Родзянко. Они предупреждают царя о том, что, если он немедленно не отмежуется от Распутина, пострадает престиж императорского дома. Однажды Алеша видит дородного председателя парламента, выходящего из приемной царя. Не догадываясь о причинах визита Родзянко, имевшего непосредственное к нему отношение, Алексей интересуется, кто этот человек» «Я самый большой и толстый мужчина во всей России!» — шутливо представляется Родзянко, которого из-за огромных объемов называют «самоваром». Алеша хохочет ему вслед, пока казак ни отводит его в сторону.

Учитывая общественное мнение, царь решает отослать Распутина на его сибирскую родину, где у того дом, жена и дети. Царице Николай объявляет, что не может поступить против воли министров, считающих это необходимым. Однако Распутину не суждено долго оставаться вдали от царского дома. От беспокойства и тревоги о том, что без Распутина Алеша погибнет, царица впадает в такую депрессию, что возникают опасения за ее здоровье.

И царь сдается. Столыпин, энергичный министр, не менее других озабоченный доступом Распутина ко двору, заявляет Николаю с потрясающей откровенностью: «Лучше десять Распутиных, чем один истерических припадок царицы».

Когда махинации Распутина с должностями распространяются и на церковь, игравшую большую роль в русской жизни (представители ее традиционно пользовались высоким престижем), терпению петербургского духовенства приходит конец. Давно уже болезненно воспринимается то, что Распутин, которому в его первый приезд в Петербург покровительствовали, компрометирует своей двойной жизнью православную церковь.

Когда же Распутин начинает проталкивать на церковные должности своих старых сибирских друзей молодости, чаша переполняется. Последней каплей оказывается рекомендация царице для назначения на пост епископа Тобольска своего друга, до той поры главным образом ухаживавшего за монастырским садом. Дело в том, что царь обладает решающим голосом при назначении на церковные должности, так как посылает в Священный Синод — высший церковный орган — светских представителей государства.

Митрополит Петербургский считает Распутина беззастенчивым лгуном. Но он понимает, что своей властью тот обязан престолонаследнику. И добивается приема у царя.

«Царевича необходимо любой ценой вырвать из когтей этого дьявола, Ваше Величество», — начинает митрополит свой доклад.

«Это семейное дело», — возражает царь, осознавая свою беспомощность.

«Нет, Ваше Величество, речь идет не только о семейном деле. Это касается всей России. Царевич не только Ваш сын. Он наш будущий суверен. Он принадлежит всей России!»

На том они расстаются. Не мог же царь признаться посетителю в том, что в данный момент бессилен. На царицу же не действуют самые убедительные доказательства. Ей лишь мнится, что кольцо врагов все теснее смыкается вокруг нее. В конце концов она добивается того, что почтенного митрополита переводят, а точнее ссылают в южную губернию.

Так разделывается Распутин с одним врагом за другим, часто даже не шевеля при этом пальцем.

Наконец возмущение духовных особ, напрасно пытавшихся открыть царю или царице глаза на поведение Распутина, возрастает до невероятных размеров. Почтенный духовник двора, епископ Гермоген, и архимандрит Царицыно Илиодор, бывший друг Распутина, которым образ жизни Распутина отвратителен, становятся злейшими его врагами. Когда связанного Распутина насильно затаскивают в церковь, Илиодор приказывает его выпороть и заставляет поклясться никогда больше не переступать порога дворца. Распутин клянется — но на следующий день спешит к царице, чтобы сообщить о «покушении» на его жизнь.

Иеромонаху Илиодору, архимандриту Царицыно, также удается добиться аудиенции у царицы. В конце беседы он пытается расположить к себе Алешу, выходящего из сада.

«Как поживает Ваше Высочество?» — интересуется Илиодор. Алексей не ответил. «У меня много маленьких друзей в Царицыне — что я могу им от Вас передать?» Алексей настороженно молчит, не реагируя на очевидную попытку завоевать его симпатии. Наконец его старшая сестра Ольга что-то шепчет ему на ухо и престолонаследник машинально бормочет: «Поприветствуйте их…» — протягивает Илиодору руку и, повторяя: «Поприветствуйте их!», удаляется.

Судьба Илиодора решена окончательно и бесповоротно — как и всех прочих, кто высказывает критику или озабоченность по поводу Распутина. Царица не успокаивается, пока Илиодора и Гермогена не высылают из Петербурга.

Это очередной триумф Распутина. И очередной шаг к гибели всего того, что некогда должно было стать наследством Алексея.

Празднества и убийство Столыпина

На 1911, 1912 и 1913 годы назначены большие празднества, на которых престолонаследнику важно показаться. Однако их либо затмевают трагические события, либо омрачают неприятные обстоятельства, как это уже случалось по подобным поводам прежде в 1909 и 1910 гг.

Лето 1911 года дарит престолонаследнику богатые впечатления: проходят официальные визиты глав государств, приезжают коронованные особы, празднуются две свадьбы, в Царском Селе устраивается выставка по случаю двухсотлетия основания «царской деревни».

Знаменитый певец Федор Шаляпин впервые исполняет роль, принесшую ему мировую славу — царя Бориса в опере Мусоргского «Борис Годунов». Сразу же после сцены с сыном приятный сюрприз: развернувшись к царской ложе, хор со сцены запевает «Боже, царя храни».

Затем летние маневры, которых Алексей с таким нетерпением ждет каждый год! А в конце лета — предел счастья для наследника, который так сильно влюблен в военно-морской флот: на петербургских верфях со стапеля спускают «Петропавловск».

Теперь царская семья отправляется на торжества в Киев. К 27 августа (9 сентября) в Киев съезжаются высшие члены правительства, а также заграничные гости. Там через тридцать лет после убийства, намечается торжественное открытие памятника царю Александру II, которого за реформаторскую деятельность и отмену крепостного права назвали «царем-освободителем».

Прием воодушевленный, и поначалу протекает без инцидентов. С целью предотвращения возможных покушений со стороны анархистских кругов приняты особые меры безопасности.

Настроение, на первый взгляд, беспечное. Проезд царской семьи по улицам Киева напоминает триумфальное шествие. В ликующей толпе на обочине — Распутин, специально приехавший в Киев. Замечая в свите царя министра Столыпина, он неожиданно выкрикивает, словно вне себя: «Смерть! Я вижу за его спиной смерть! Произойдет что-то ужасное!» Многие лишь неодобрительно качают головой, принимая его за безумца.

К радости Алеши ему позволяют присутствовать на маневрах и большом военном параде. Вечером 27.8. (9.9.) торжественное открытие памятника прадедушке Алексея; прибыл даже Борис (будущий царь) Болгарский, чтобы от имени своего отца и народа возложить венок на памятник Александру. Александр II освободил болгар от турецкого владычества.

Однако этот царь открыл новую эру прежде всего для России: это один из величайших реформаторов, и после отмены крепостного права им было принято множество других законов для уравнения в правах и укрепления крестьянского и среднего сословий. Для русских анархистов характерно, что в качестве цели своих покушений они всегда выбирают реформаторов, поскольку явно стремятся к разрушению существующей системы, а не к ее улучшению. По этой же причине и Столыпин, который через два поколения после Александра II продолжил его дело на посту премьер-министра, становится целью покушения, однако неудачного.

При посещении Киево-Печерской лавры Алексей обследует высеченные в скалах катакомбы. Царица дожидается его на поверхности. Еще накануне она демонстрирует признаки утомления и многие видят, как Алексей во время обедни в церкви помогает ей подняться с колен.

И вне Киева для Алеши по программе предусмотрены развлечения: старое местечко Овруч с церковью св. Василия (XII в.), музей военной истории, экскурсия на речном пароходе в живописно расположенный древний Чернигов на военный парад двух тысяч кадетов пехотного полка; наконец, посещение дворянского клуба и прием депутации окрестных крестьян…

На вечернее торжественное представление в Киевской опере, устраиваемое по случаю праздника в присутствии царя, почетных гостей и членов правительства, царица, две дочери и Алексей не приезжают. Лишь впоследствии престолонаследник узнает, что произошло. В письме матери царь сообщает:

«…Это случилось внезапно. Ольга и Татьяна были со мной; во время второго антракта мы только успели покинуть ложу, где было слишком душно — когда услышали два глухих взрыва — как будто уронили что-то тяжелое. Я подумал, что театральный бинокль свалился на чью-то голову и поспешил назад в ложу, чтобы посмотреть, что случилось.

Справа я увидел группу офицеров и гражданских. Казалось, они с кем-то борются. Послышались женские крики, и прямо перед собой я увидел стоявшего в своей ложе Столыпина. Он медленно повернулся к нам и левой рукой перекрестил нас.

Только сейчас я заметил, как он бледен и кровавые пятна на правой руке и мундире. Он медленно опустился в кресло и начал расстегивать китель. Ему помогали Фредерикс и профессор Рейн. Ольга и Татьяна вошли в ложу и увидели, что случилось. Пока возились вокруг Столыпина и выносили его, в проходе перед нашей ложей поднялся большой шум. Публика пыталась линчевать стрелявшего. К сожалению, полиция спасла его от разъяренной толпы и отвела в отдаленную комнату для первого допроса. Но ему уже здорово досталось: пару зубов ему все-таки выбили. Затем театр начал вновь наполняться, запели государственный гимн. […] Можешь себе представить, с какими чувствами мы покидали оперу!

Аликс ни о чем не знала, пока я ей не рассказал. Новость восприняла скорее спокойно».

На допросе на вопрос, не царя ли он намеревался убить, Богров, убийца, ответил: «За что мне царя убивать? Мне Столыпин мешал!»

Выяснилось, что это двойной агент. Заранее зная об усиленных мерах безопасности и о том, что билеты выписываются поименно, он заявляет полиции, что готов показать заговорщика, намерившегося посягнуть на жизнь царя. И после этого получает входной билет. Указания службы безопасности, согласно которым «информанта» не следовало оставлять одного и, кроме того, во время антракта надлежало выводить из театра, не соблюдаются.

На следующий день железнодорожные вокзалы переполнены. Еврейское население опасается погромов — ведь Богров еврей. Но царь строжайше приказывает губернатору проследить за тем, чтобы не было никаких погромов или иных проявлений ненависти по отношению к еврейскому населению. По злой иронии: Столыпин неоднократно поднимал перед царем вопрос о равноправии еврейского меньшинства.

Через несколько дней Столыпин умирает. И с его кончиной у державы, которую однажды должен был принять Алексей, становится меньше на один столп, на котором покоится его внутренняя стабильность.

В зимнюю поездку в Ливадию Алексей забывает впечатление, вызванное этим ужасным событием. На Черт ном море он всецело поглощен инспекцией Черноморского флота и двух новеньких кораблей. Ему удается насчитать шесть военных кораблей, два крейсера, двадцать длинных эсминцев и два транспортных корабля.

И какой сюрприз ожидает его по приезде в Ливадию! Вместо старого деревянного дворца над побережьем гордо возвышается беломраморный замок. Просторный светлый внутренний двор с колоннами, доставленными из античных раскопок в окрестностях, с фонтанами и статуями — и все белое.

На этот раз и Алексей, которому теперь семь лет, вовлечен в общественную деятельность. На ежегодном Ялтинском праздничном кортеже экипажей, украшенных цветами, с благотворительным базаром, в котором принимают участие царица и все пять царских детей, престолонаследник в центре всеобщего внимания. На базаре множество лотков с лотереями, и Алеша покупает — за базарным столом — и себе лотерейный билет. И тут же выигрывает бутылку шампанского, не подозревая, что ее ловко подсунули в ящик сюрпризов. Гордо шагает он со своим трофеем, раздумывая, с кем бы распить бутылку. Однако его опекун, матрос Деревенько, энергично отговаривает открывать шампанское, на почве чего между ними возникает серьезная размолвка.

Вскоре после этого бал. Это первый бал, который дается в честь одной из царских дочерей: старшей, Ольге, шестнадцать лет, и она достигает совершеннолетия. Устраивается званый обед с танцами. Алеше позволено находиться рядом с царицей, которая наблюдает за происходящим. Пусть ему не позволено участвовать, все же царевичу доставляет большое удовольствие смотреть на танцующих; он наслаждается радостным настроением. Неохотно подчиняется он приказанию отца и покидает праздник.

После этого царь пишет матери:

«…Событие это доставило Алеше большое удовольствие. В своей офицерской форме он выглядел, как статуэтка Фаберже».

В Москву на юбилейные торжества победы 1812 г

Празднества по поводу 100-летнего юбилея победы над наполеоновской армией при Бородино стали для Алеши при его любви ко всему военному и уже оформившемся патриотизме грандиознейший, невиданным до той поры событием.

Сначала состоялся ответный визит нового французского президента Раймона Пуанкаре (царь недавно посетил Францию). Ввиду все чаще вспыхивавших на Балканах кризисных очагов царю было важно продемонстрировать и укрепить альянс с союзниками. Визит главы французского государства пришелся на время традиционных летних маневров на военном полигоне Красного Села. И там был Алеша. Вечерняя заря и парад 50000 человек, проходящих строем перед царем, рядом с которым — престолонаследник и почетные гости. Гордо следит Алеша за каждым шагом «своего» пехотного полка. Низкорослого, бородатого француза Пуанкаре он находит, будучи, вероятно, под воздействием своего отца, чрезвычайно симпатичным.

Через пару недель, в августе 1912 года царская семья отправляется на празднование 100-летия в Москву. Впервые в сознательном возрасте Алеша видит древнюю русскую столицу. Своими пестрыми церквями, формы и цвета которых повторяются также в светских сооружениях, она имеет более ярко выраженный русский характер, чем элегантный Петербург со своим западным духом классицизма. Москва ощущает себя хранительницей русской древности и считает Петербург озападнившимся и чужим.

В сохранении традиций москвичи считаются, в общем, столь же консервативными, как и петербуржцы, но они политически так же активны, как и жители Петербурга: революционные сочинения и кружки, например, кружок Максима Горького, финансируются банки-фами и предпринимателями.

Здесь, в Москве твердо стоит на ногах среднее сословие — дома зажиточны, городская жизнь обильна, и даже роскошна. А еще Москва славится своими намного более крупными, чем в Петербурге, ипподромами, где на беговой сезон собирается весь высший свет.

Главенствует в обществе зажиточное промышленное и купеческое сословие, и благодаря их щедрому меценатству были собраны выдающиеся коллекции произведений искусства, как публичные (например Третьяковская галерея), так и частные. Бьет ключом культурная жизнь и в бесчисленных театрах драматических и музыкальных. В искусстве, как и в других вопросах, господствует космополитизм, и меценаты финансово поддерживают всевозможные эксперименты.

Культурная жизнь многообразна: ее диапазон широк — от старых консервативных форм до новых идей, проникших с Запада в начале XX столетия. Господствующий в Западной Европе стиль модерн в Москве нашел свои специфические, синтезировавшиеся здесь с традиционными русскими фольклорными элементами формы. В 1912 году итальянский футурист Маринетти представляет свой манифест футуризма, а работы Пикассо вызывают большой интерес у широких кругов публики. Прокофьев же смущает свою публику еще и смелыми гармониями Второго фортепьянного концерта; Рахманинов в концертном турне по Америке завоевывает славу не только как композитор, но и как лучший в мире пианист.

Иностранные авторы часто ставятся на сцене или издаются в оригинале, поскольку для представителей интеллигенции, образованных средних и высших слоев общества знание иностранных языков в порядке вещей — ведь многие из них обучались за границей. Показателен интерес публики к нерусскому культурному достоянию. Взять хотя бы такой фат: в 1912 году по случаю пятидесятилетнего юбилея очень популярного в России австрийского драматурга Артура Шницлера его трагикомедия «Широкая страна» идет одновременно в двух московских театрах — в двух различных постановках и переводах, и на русском языке выходит! первое в России полное собрание его сочинений.

Жизнь на широкую ногу характерна для среднего и высшего классов. Одной из ярких в этом отношении личностей с соответствующим материальным положением (которое, впрочем, в России ни в коем случае не является предпосылкой широты натуры) является граф Сергей Шереметев. Один из его предков отличился в победоносной для России битве Петра I со шведским королем Карлом XII под Полтавой, привез домой в качестве трофея седло последнего и заложил в Кусково под Москвой загородную резиденцию в версальском стиле. Более того, своим потомкам он оставил также дворцы в Москве и Петербурге.

Гости приходят к нему без предупреждения, и граф Шереметев давно уже не знает, кто и насколько у него поселился. На Пасху — величайший праздник православной церкви — Шереметев накрывает праздничный стол в нескольких залах: в эту ночь двери его дворца открыты настежь, чтобы каждый желающий мог войти и участвовать в пасхальной вечере.

Широта натуры у него замечательным образом сочетается с художественным вкусом. Когда опера Вагнера «Парсифаль» из-за «языческого содержания» попала под цензуру, Шереметев, не долго думая, поставил ее в своем дворцовом театре.

При этом глава патриархальной семьи строго соблюдает традиции. Когда в его домашней церкви идет служба, он следит за тем, чтобы литургия проходила по установленным канонам; при малейшем отклонении он напоминает ударами своей трости священнику о том, что следит за ним зорким оком.

Быть может, в свои восемь лет Алеша и не улавливает всех особенностей города Москвы, но праздничное настроение, царящее там, ощущает сразу же. Многие приехали издали, чтобы поучаствовать в юбилее. Под громкие звуки военных фанфар они проходят с песнями по улицам, хранящим воспоминания о событиях столетней давности, когда Наполеон уже стоял перед воротами Москвы и послал гонца за ключом от города; но дальше Бородино русские защитники незваных гостей не пустили: прежде чем отдать «сердце России», они предпочли поджечь его.

«Пожар Москвы» — так называется одна из песен, громко разносящаяся по городу, в припеве которой меланхоличное обобщение о коварстве судьбы: «Сегодня ты правитель мира, а завтра — поверженный герой». Все же, несмотря на эти скорее пессимистические мысли, в воздухе царит атмосфера народного праздника.

Начинаются официальные торжества. Сначала открывается памятник Александру III, заключившему русско-французский альянс, символизировавший преодоление прежней враждебности. К столетнему юбилею Алеша посвящает одному из полков, которыми командует, кантату.

25 августа все направляются к бывшему месту битвы, в Бородино, за Москвой, где в решающей битве с Наполеоном в 1812 году за два дня с русской стороны полегло 58000 человек. К тому, что ожидается, Алеша подготовлен наилучшим образом. Благодаря миниатюрному макету, смастеренному для него одним из придворных чиновников, он досконально изучил ход решающей битвы между генералом Кутузовым и французским полководцем. Все же ни один макет и изображение, какими бы точными они ни были, не в состоянии передать Алеше тех впечатлений и эмоций, которые его захлестнули, когда он увидел инсценированную битву.

Поле размечено в соответствии с тогдашним театром военных действий, и разыгрывается битва. Алеша, стоя рядом с отцом, может следить за происходящим из находящегося на возвышении павильона. Под пение «Тебе, Господи» перед выстроившимися во фронт войсками пронесли ту же икону Богоматери, которая за сто лет до этого во время полевой службы была предметом почитания: на нее молились воины исполненные надежд.

После этого царю представляют очевидцев битвы. Сначала старуху. «Сколько тебе лет? — Сто десять. — Откуда ты так точно знаешь? — недоверчиво спрашивает Николай. — Спроси у них, там записано!» — упорствует старуха, указывая на местную церквушку, имея в виду метрические книги. Но для Алеши интереснее ветеран войны с тех лет. Генерал-майору Войтнюку сто двадцать два года! Как захватывающе слушать, когда он начинает рассказывать, как увидел приближающихся французов. Он ясно вспоминает каждую деталь этой решающей битвы, даже может указать место на поле боя, где был ранен.

Алеша не может отвести от него взгляда, и царь просит генерал-майора постоять рядом с ним и престолонаследником во время божественной литургии. На колени старик опускается без помощи костылей.

Следующий день не менее волнующий для Алеши. В праздничном параде принимают участие депутации всех полков, а также батальон гардемарин, сражавшийся в этой исторической битве. При этом исполнялся тот марш, который в 1814 г., через два года после провалившейся попытки Наполеона взять Москву, был сочинен по случаю вступления русских войск в Париж. В конце парада возлагаются венки на те позиции, где сто лет назад стояли предки русских и французов. Наконец, царь медленно объезжает на коне поле битвы — в сопровождении звуков царского гимна из уст тысяч певцов.

Празднества же в самой Москве складываются — и не только для Алеши — скорее натянуто, чем интересно. В дворянском собрании в рамках приема московской аристократией царь получил из рук предводителя дворянства Московской губернии Самарина знамя 1812 года. Княгиня Васильчикова вспоминает об этом вечере и о впечатлении, оставленном царской семьей:

«…Самарин зачитал свою приветственную речь машинально, как то обыкновенно бывает в подобных случаях. По сравнению с ней ответная речь представляла собой разительный контраст, так как Николай был отличным оратором. Голос у него был приятный и полнозвучный и, не будучи особенно громким, был слышен по всему огромному бальному залу; его акценты и риторические паузы были настолько естественны, как будто он говорил экспромтом. Его полный задора взгляд, скользивший по собравшимся, еще более повышал очарование его слов. Царица Александра и пятеро их детей тоже присутствовали. В свои на то время примерно сорок лет она выглядела еще необычайно хорошо и в тот день определенно была самой красивой женщиной в зале. Незадолго до этого у маленького престолонаследника вновь повторилась падучая, что всякий раз вызывало отечность, затруднявшую его ходьбу; поэтому его внес казак. Его красивое лицо производило совершенно радостное впечатление, и он, как и его четыре сестры, демонстрировал такую смышленость, что при каждом публичном появлении ребенок сразу бросался в глаза».

«Всегда, когда что-то интересное, я не могу ходить!» — сокрушался Алеша в подобных случаях. Он жалел о том, что выглядит в глазах общественности слабым, даже не могущим стоять на собственных ногах, все же в следующее мгновение происходящее вновь его очаровывало, и он забывал о болезни.

Вечерний банкет для офицеров в ратуше; поминальная служба по царю Александру I, известному победой России над Наполеоном, в московском храме Христа Спасителя, который был построен на собранные народом средства; ужин для потомков участников сражения 1812 года, наконец, большой военный парад четырех армейских корпусов — 75000 человек — на Ходынке под Москвой. После посещения Исторического музея Алеша получил еще больше впечатлений о Бородинской битве.

При посещении древнего города Смоленска, подобно многим древнерусским городам живописно раскинувшегося на холме, Алеша принял участие в приеме, устроенном местным дворянским собранием. При этом в руке у него оказался бокал шампанского; незаметно от дядьки и родителей он его с наслаждением опустошил — и, предположительно, даже еще один, пока оживленно беседовал с дамами из высшего общества, и всякий раз особенно ликовал, когда из области желудка доносились булькающие шумы.

Его родители узнали об этом лишь на обратном пути из Смоленска в Москву; в течение всего путешествия Алеша, будучи в замечательном настроении, сыпал рассказами о том, как позабавился в тот вечер, и передал им суть своих светских бесед.

Между жизнью и смертью

Но на 1912 год легла еще и тень драматических событий. Это случилось всего спустя несколько недель в Спале, в русской части Польши. Ежегодно осенью царская семья отправлялась на охоту в Беловежскую пущу и Спалу, куда царь приглашал главным образом гостей, с которыми желал поддерживать не только формальные отношения. Беловежская пуща, расположенная в Гродненской губернии, считалась единственным охотничьим угодьем Европы, где помимо зайцев, лосей, вепрей и другой лесной живности водилось еще восемьсот зубров, причем охотиться разрешалось лишь на тех, которые ушли из стада.

Император Вильгельм уже неоднократно изъявлял желание быть приглашенным на охоту, но Николай упорно делал вид, что не понимает намеков. Зато на протяжении уже многих лет приглашал его младшего брата, принца Генриха Прусского, женатого на сестре царицы Александры, Ирэн. Тот же, по мнению царя, приезжал лишь для того, чтобы его самого и его окружение по поручению германского императора прощупать. И в самом деле, в одном из писем Генриха германскому кайзеру содержится характеристика царя: «Он добродушен, любезен в обхождении, но не так слаб, как часто представляется; он знает, чего хочет, и ни перед кем не пасует. Очень человеколюбивый, но хочет сохранить авторитарную систему. В религиозных вопросах настроен либерально, но никогда публично не высказывается вразрез православным взглядам. Хороший военный».

Из письма берлинского врача придворному врачу царя, Боткину, по поводу ставшей известной в 1912 г. болезни Алеши, с утверждением, что он сможет излечить престолонаследника от гемофилии

Впрочем, однажды Николай проучил своего немецкого гостя, когда тот после одной организованной по его желанию парфорсной охоты верхом повел себя несколько надменно, чего царь никак не мог потерпеть. Принц Генрих выказал недовольство предпринятым первым туром — в отношении гостя, который мог быть, по мнению Николая, непривычен к езде на такие дальние расстояния, он получился щадящим. После этого Николай выбрал настолько длинный маршрут, что прусский принц едва был в состоянии начать обратный путь. Это вызвало у царя комментарий: «Не понимаю, почему моряки всегда мнят себя хорошими наездниками!»

Будни: выезд обычно начинался в семь утра. Для царя и его гостей предварительно готовились охотничьи позиции и каждому выделялось по егерю. В отличие от монархов других стран, у Николая место каждого участника, включая его самого, выбиралось по жребию.

По вечерам под террасой охотничьего замка у ног охотничьего общества, освещенные факелами егерей, раскладываются трофеи. При этом играют музыканты, и в конце каждый гость получает отпечатанный список своих трофеев. Между тем престолонаследник, которому верховые поездки противопоказаны, занимает себя по-своему. Иногда частые дожди не позволяют выходить на свежий воздух. Время Алеша коротает в том числе и в своей просторной ванной комнате, где элегантные ступеньки спускаются в майоликовую ванну бассейновых размеров, и демонстрирует перед Дере-венько, как матросы «Штандарта» бросаются в морские волны. В хорошую погоду его возят к расположенному невдалеке озеру. Его дядька Деревенько фиксирует времяпрепровождение Алексея:

«1 сентября. Его Величество император соблаговолил прибыть в 1 ч. 10 мин. пополудни в Беловежскую Пущу, в 2 ч. во дворец. Престолонаследник цесаревич плавает в 3 ч. в лодке с Его Величеством императором и великим князем Дмитрием Павловичем по озеру. Температура составляет 15 градусов, вечером 10.

Сентябрь. Утром наследник цесаревич играется со своей винтовкой и своим барабаном. В 11 ч. Легкий завтрак с Ее Величеством императрицей. Возвращение в 12 ч. 15 мин. В 2 ч. мы в автомобиле едем в Беловежскую пущу и видим 20 штук зубров и дикого кабана. Буксуем в болоте. В 4 1/2 возвращаемся. Дневная температура 10 градусов.

3 сентября. В 10 ч. Н[аследник] Цесаревич] идет за грибами и собирает полную корзину для Ее Величества императрицы. Идет дождь. Мы промокаем до нитки. В И ч. 25 мин. возвращаемся. В 12 ч. 30 мин. обедаем с Ее Величеством. С 2 ч. до 3 ч. мы с Ее Величеством собираем грибы, затем до 4 ч. катаемся на лодке. Чай, знаки, игра в маяк в т. ч. Во время маневров Н.Ц. угодил на мину. В 8 1/2 ч. купание в ванной. Дневная температура 10 градусов.

4 сентября. Н.Ц. идет в 9 1/2 ч. утра гулять с флагом вместо переходящего знамени, затем мы разбиваем лагерь, разжигаем бивачный костер и сооружаем печь. […] В 12 ч. обедаем с Ее Величеством. С 2 ч. до 3 ч. я катаю Ее Величество. Затем катание в лодке до 4 1/2 ч., в оставшееся время в комнате занятие орденами. Вечером в 9 ч. осмотр убитой дичи. Зайцы, вепри. Температура утром 5 градусов, днем 9.

5 сентября. Утром в 9 1/2 ч. прогулка в саду и костер. Жарка грибов. В 11 1/2 ч. В дом. Обед с Ее Величеством. После 1 ч. дождь, идем гулять и катаемся на лодке с 2 до 4 ч. После этого играем в комнате и пришиваем ордена. Температура 9 град., дождь. Состоялась охота…».

Однажды при спуске лодки на воду Алеша ушибает колено. Оно опухает, и домашний врач Боткин прописывает покой. Деревенько записывает:

«6 сентября. С утра остаемся в доме, нога (Алеши) болит. Ему ставят компрессы, мы играем в карты. В 11 3/4 ч. завтрак с Ее Величеством. В 2 ч. 20 возвращаемся, идем кататься на лодке до 4 ч. После этого вновь в комнате пришиваем ордена! Погода: почти весь день дождь.

Температура 8 градусов. Состоялась охота. Вечером церемония.

Сентябрь. Н.Ц. нездоров. Гулять не выходим, играем в шашки. Затем рисование. Погода дождливая. Температура воздуха 9 градусов. Состоялась императорская охота».

Через пару дней гематома, похоже, сошла, и был совершен запланированный переезд в другую охотничью усадьбу, в Спалу.

Спала, в русской Польше, некогда была местом охоты польских королей. Охотничий домик — старое, темное деревянное здание, пропускающее в комнаты настолько мало света, что весь день необходимо электрическое освещение.

По случаю этой поездки в программе еще один парад войск в Варшавском военном округе, в котором принимают участие 62000 человек.

Здесь, в Спале с ними учитель французского царских дочерей. Царица решает начать обучать и Алешу французскому. После обеда 19 сентября (2 октября) происходит первый урок. Пьер Жильяр вспоминает об этом:

«Мальчику тогда было восемь с половиной лет. Он не говорил ни единого слова по-французски, и у меня с ним были большие трудности. Но вскоре урок пришлось прервать — мальчика, который мне с самого начала показался нездоровым, положили в постель. Как моему коллеге, так и мне показалась странным его пугающая бледность и то обстоятельство, что его понесли на руках, словно он сам не мог ходить. Было ясно, что недуг, которым он страдал, обострился».

И в самом деле, вскоре после прибытия в Спалу Алеша стал жаловаться на сильные боли в ногах; царица совершила с ним выезд в своем экипаже, чтобы его развлечь. Последствия этой экскурсии по ухабистым дорогам были губительны. У Алеши внезапно начались сильнейшие боли в ногах, в области желудка и спине. Видимо, от тряски вновь разрослась возникшая при предшествующей травме внутренняя гематома, которая уже вступила в стадию рассасывания. Температура Алеши поднималась.

Началось это 19 сентября (2 октября). Доктор Боткин беспомощен — от боли его пациент даже не позволяет себя осматривать. Царь послал за специалистами из Петербурга.

4(17) октября прибывают хирург доктор Сергей Федоров, а также педиатры доктор Острогорский и Раухфус. Едва ли они способны сделать что-то еще, кроме прикладывания льда и компрессов, на ход болезни они повлиять не в состоянии. Кровотечение продолжается, распространяется все шире, температура повышается. Гематома затвердевала, она давила на связки и вызывала сильные боли.

5(18) октября именины Алеши отпраздновали только религиозной службой. Поскольку в этом польском охотничьем поместье не было церкви, в саду поставили палатку для полевой службы.

Вечером 6(19) октября термометр зарегистрировал 39 градусов. Алеша был настолько слаб, что больше не мог писать и только стонал. Хирургическое вмешательство казалось слишком рискованным.

7(20) октября состояние еще более ухудшилось.

8(21) октября температура поднялась до 39,6 градусов. Из-за кровотечения коленный сустав сделался неподвижным. Желудок Алеши больше не функционировал и он не мог ничего есть. И сна почти не было. Пульс слабый. Каждые четверть часа невыносимые судороги. Иногда Алеша пытался подняться — но из-за вызванной движением внезапной резкой боли падал на кровать.

«Мама, мама, помоги мне! Почему ты мне не помогаешь?» — все кричал Алеша. Царица сутками не отходила от него. Но она бессильна. Как раз сейчас у них в гостях ее сестра, Ирэн Прусская, сын которой умер от такой же болезни.

Царь проявляет гораздо меньше мужества, чем царица. Время от времени он встает на вахту у кровати больного, но беспомощно наблюдать за страданиями его сына для него абсолютно невыносимо. Он убегает в свою комнату и плачет.

Все чаще Алеша, когда считает, что не в состоянии дольше выносить боли, молится: «Господи, Боже, помоги мне! Дай мне умереть! Смилуйся надо мной!» И, повернувшись к присутствующим, бормочет: «Ведь правда, когда я умру, у меня больше не будет боли, тогда у меня ничего не будет болеть — правда?» И просит, чтобы хоронили только в хорошую погоду, «с синим небом надо мной», и желает себе «маленький каменный памятник в парке».

Постепенно не стало сил и говорить. День и ночь он находился в полудреме, не находя сна, даже не мог больше плакать, а лишь изредка постанывал да шептал: «Господи, смилуйся надо мной».

Маленький престолонаследник совершенно исхудал и обессилел, нос на его бледном лице заострился, глаза стали огромными и печальными. Доктор Федоров объявил министру двора, барону Фредериксу, что состояние Алеши очень серьезное. Только спонтанная остановка кровотечения могла бы спасти его жизнь, а это маловероятно. Ко всему открылось еще и желудочное кровотечение, а это означало — в этом у Федорова не было никаких сомнений, — что Алексей мог в любой момент умереть.

Теперь барону надлежало объяснить царю, что состояние престолонаследника нельзя более скрывать от общественности: окольными путями, через иностранные газеты, известие о серьезной болезни Алексея проникает и в Россию, и из-за отсутствия конкретной информации уже ползут различные слухи. Одна лондонская газета сообщает, что престолонаследник пал жертвой бомбового покушения. Все же — в соответствии с несокрушимой волей царицы к сохранению тайны, даже от присутствовавших гостей, изо всех сил (для внешнего мира) поддерживается видимость безобидности заболевания. К болезни стали относиться как к государственной тайне. Пока ребенок лежит в полубреду, охоты идут одна за другой. Еще гротескнее — для развлечения охотничьего общества дочери царя ставят комедии и играют сцены из «Мещанина во дворянстве» Мольера. Их учитель французского выполняет функции суфлера и может изредка, поглядывая на публику, видеть лицо царицы. Один вечер ему особенно запомнился:

«Казалось, она оживленно беседует со своими соседями и смеется направо и налево […]. Когда представление подошло к концу, я через заднюю дверь вышел в коридор. Из комнаты Алеши были слышны стоны. Внезапно перед собой я увидел украдкой пробиравшуюся императрицу. Я стоял, вжавшись в дверную нишу, и остался незамеченным. Выражение ее лица было крайне озабоченным и беспокойным. Я вернулся в зал. Там бурлила жизнь, лакеи в ливреях разносили блюда и освежающие напитки. Все смеялись и забавлялись, царило необузданное веселье.

Через несколько минут вернулась императрица. Она снова натянула на себя маску и старалась улыбнуться всякому, с кем встречалась. Но я заметил, что монархиня, не прерывая разговора, заняла такую позу, чтобы держать под наблюдением дверь — и я перехватил отчаянный взгляд, брошенный царицей на порог двери. Спустя час я вернулся в свою комнату, под сильным впечатлением от сцены, которая разыгралась передо мной: драма двойной жизни».

Невзирая на постоянное ухудшение состояния Алеши, распорядок дня внешне не изменялся — только царица все реже стала показываться. Наконец, был опубликован официальный бюллетень о заболевании престолонаследника — впрочем, без указания причин. За этим последовал поток телеграмм с пожеланиями скорейшего выздоровления, икон и писем.

Ввиду с часу на час ожидавшегося конца над Алешей совершают обряд последнего причастия. Уже несколько дней по утрам и вечерам исполняется «Тедеум», во время которого все молятся о выздоровлении престолонаследника. Вскоре о жизни Алеши начинают молиться во всех церквах России.

Когда не остается больше никаких надежд, царица посылает телеграмму Распутину в его родную деревню в Сибири, куда он был отослан.

В момент получения этой телеграммы рядом с ним (с Распутиным) находилась его старшая дочь, Мария. Она вспоминает:

«Мой отец стоял у стола; он сказал, что мы все должны оставить его одного и пошел в соседнюю комнату, где он встал на колени перед иконой Богородицы и молился. Спустя какое-то время я заглянула в комнату и нашла его на полу всего в поту. Казалось, он потерял сознание. Я принесла ему чай, который он машинально выпил, и его лицо медленно начало оживать. Затем он послал моего брата на почту, чтобы дать телеграмму».

На следующий день, 9(22) октября, телеграмма Распутина пришла в Спалу: «Бог увидел твои слезы и услышал твои молитвы. Твой сын будет жить».

Однако врачи не отмечают заметного улучшения состояния Алеши, но, по меньшей мере, оно, похоже, стабилизируется. Термометр показывает 39,1°. Все же в салон, куда приходит для доклада царю новый министр иностранных дел Сазонов со своим секретарем, царица выходит с ликующим видом. На вопрос министра о самочувствии пациента, она отвечает твердым голосом: «Врачи пока не установили улучшения, но лично я больше не беспокоюсь. Я получила телеграмму от батюшки Григория, которая меня совершенно успокоила».

10(23) октября Алеша принимает причастие. К полудню боль настолько отступает, что удается даже осмотреть царевича. Казалось, гематома рассасывается. Жар начинает спадать. Мучения уменьшаются. Наконец Алеша погружается в целительный сон.

Это «чудо» окончательно и бесповоротно укрепляет веру Александры в Распутина. Царь не верит подобно царице в «чудо», но зерно сомнения западает ему в душу. Когда министр двора Мосолов спрашивает хирурга Федорова, постиг ли он причину, тот уклончиво отвечает: «Если бы я это сделал, я бы не признался. Вы могли бы сами составить себе мнение, что здесь произошло…»

С медицинской точки зрения возможен такой феномен, при котором сжатие кровеносных сосудов самой гематомой приводит к перекрытию тех сосудов, которые останавливают кровотечение. Кроме того, вероятно что неожиданное спокойствие царицы благоприятно отразилось на самочувствии царевича. Несомненно, врачи считали его потерянным.

Извещая о случившемся свою встревоженную сообщениями в печати мать, царь тщательно избегает упоминания об установлении царицей нового контакта с Распутиным:

«…Пишу тебе, мое сердце, исполненный благодарности Господу за его милость и милосердие, ибо он послал нам свое благословение: Алеша начал выздоравливать […]. Из-за нервов я едва мог находиться у его кровати, но иногда мне приходилось сменять Аликс, которая совершенно себя изнурила; это испытание она переносит намного лучше меня […]. Все вели себя так трогательно — прислуга, казаки, матросы и все, кто там был, так сердечно нам сочувствовали; они попросили отца Александра Васильева из Успенского монастыря, также являвшегося домашним священником детей, вести богослужение, пока Алеше не станет лучше. Масса польских крестьян участвовала в нашем богослужении, и, когда подошло время проповеди, все разрыдались! И как много писем и телеграмм мы получили! Я, как обычно, получал свою почту дважды в неделю […].

Теперь я уже снова пришел в себя и довольно часто даже выезжаю на охоту, что укрепляет нервы, иначе я превращусь в старуху…

Еще пройдет много времени, пока Алеша станет здоров».

В благодарность за то, что Алексей выжил, царь издает указ об амнистии и подписывает помилование военным, подлежавшим наказанию по дисциплинарным причинам, со словами: «…В благодарность господу Богу за выздоровление престолонаследника. Мы распоряжаемся перевести солдат Бахурина, […] для продолжения службы в 58-й Преображенский пехотный полк…»

Теперь «Тедеум», воспеваемые Господу по всей России, были не просительными, а благодарственными богослужениями. Выздоровление наследника, пользовавшегося популярностью и вызывавшего симпатии во всех кругах, празднуется с непритворной радостью.

Врачебный бюллетень от 19 ч., 30 октября, гласит: «В истекшие сутки температура Его Императорского Высочества Престолонаследника Цесаревича составила утром 36,9° и 36,8°, вечером 37,3° и 37,1°. Пульс утром: 112 и 104, вечером: 120 и 112. Цвет лица немного улучшился.

Подписали: лейб-педиатр Раухфус, лейб-врач Его Величества Е. Боткин, почетный лейб-врач С. Островский».

12 октября (1 ноября) 1912 года в подробном описании состояния, где, разумеется, тщательно избегаются всякие ссылки на причины заболевания, сообщается: «Температура Его Императорского Высочества Престолонаследника Цесаревича утром 36,9 и вечером 37,4 градуса, пульс утром и вечером 108; 1 ноября утром 36,7° вечером 37,0°, пульс утром 104, вечером 108. За последние четыре дня опухоль еще более спала: иррадиации в область тазобедренного сустава почти не констатируются; при пальпировании область спины свободна, и внутренние границы гематомы на полтора сантиметра не доходят до средней линии, здесь картина болезни не просматривается. Ввиду позитивного протекания процесса рассасывания кровотечения и удовлетворительного общего состояния Его Высочества, будущие бюллетени будут составляться и выпускаться только при значительных изменениях состояния здоровья Высочайшего пациента.

Подписали: лейб-педиатр Раухфусс, лейб-врач Его Величества Е. Боткин, почетный лейб-врач С. Островский».

Показательно, что весной того же года, когда столь болезненно проявились последствия наследственного заболевания наследника, царица впервые кому-то, кроме царя, а именно — своей сестре, признается, что все дело в гемофилии. На царя, едва успевшего пережить тяжелые дни, наваливаются политические заботы, о которых он рассказывает своей матери: «Мы только что — включая свиту, казаков и прислугу — во время полевой службы получили святое причастие. После этого священник поднес святое причастие Алеше. Какое удивительное чувство облегчения меня охватило, слава Богу!

Вчера весь день шел снег, но ночью была оттепель. Стоять в церкви было холодно, но все это ничего, когда сердце переполняет радость. Все министры, начиная с [министра иностранных дел] Сазонова по очереди прибывали сюда, чтобы со мной увидеться.

Несмотря на болезнь Алеши, я веду войну между христианами и турками очень напряженно, и радуюсь [первым] блестящим успехам против общего врага. Главная проблема возникнет только в конце войны, когда будет необходимо согласовать законные права маленьких стран с интересами того, что осталось в Европе от Турции — другими словами, с эгоистичными схемами великих держав. И в этом деле, к великому сожалению, больше всех прочих у нас на пути стоит Англия. Она ведет себя точно так же, как и в Критском вопросе, и, опасаюсь, намеревается и сейчас придерживаться того же курса. Особенно это относится к Греции и той территории, которую та получит после победоносного завершения войны. В России, слава Богу, ни один порядочный человек не захочет войны против славян…»

Отъезд царской семьи намечается на следующую неделю. Царица распоряжается выровнять дорогу до вокзала, чтобы Алеша не испытывал при переезде тряски. Императорский поезд должен двигаться со скоростью не выше двадцати километров в час, чтобы по возможности свести к минимуму толчки. Левую ногу Алеши кладут на подушку; для постепенного растяжения по ходу процесса заживления врачи сконструировали металлическое треугольное приспособление, посредством которого состояние ноги постепенно могло нормализоваться. Дополнительно предписаны массаж, горячие грязевые маски и ванны.

К уже аккредитованным при дворе добавляются еще новые врачи. Федоров прислал в Спалу своего самого дельного ассистента, Деревенко. Этот молодой и влюбленный в свое дело медик отныне постоянно подле своего подопечного. Другой врач, баловень столичной медицинской моды, Вреден, попытался было, по привычке призвав на помощь свое обаяние и искусство убеждения, уговорить царицу на ортопедический аппарат, без которого, как он смело заверял, Алексей на всю жизнь останется на костылях. Все же, несмотря на то, что Вреден сначала ухитрился подружиться с Алешей, царица испугалась предстоящего эксперимента. Царь пожаловал Вредену титул «почетный придворный врач» и вежливо распрощался с ним навсегда.

И заграничные врачи пытаются из несчастья российского престолонаследника извлечь капитал. Из Берлина, где давно уже были известны подлинные причины опасного для жизни заболевания российского престолонаследника, приходит письмо некоего доктора Сандровски:

«Барон фон Штош, чьим домашним врачом я являюсь на протяжении многих лет, говорил со мной по поводу газетной заметки о болезни престолонаследника. При этом я высказал убеждение, что мне, пожалуй, удастся специальными методами справиться с болезнью. Вследствие моего долголетнего опыта мне довольно часто удавалось полностью излечить подобный недуг, который сопротивляется всему врачебному искусству, путём применения одного внутреннего, однако для данных целей еще неизвестного медицинского препарата…»

Письмо остается без ответа.

После жутких дней, заставивших царя и его семью затаить дыхание, по пути из Спалы в Царское Село в поезде Николай был шокирован еще одним печальным известием: из письма, которое он получил от своего брата Михаила Александровича (до рождения Алексея бывшего официальным престолонаследником), следовало, что тот, вопреки законам дома Романовых, вступил в морганатический брак с дважды разведенной женщиной.

Какой удар по престижу династии! Романовский устав требует примерного и образцового поведения в семейных делах. Члены правящей семьи пользуются не только привилегиями и апанажем, для них предписаны и определенные обязательства. К последним относится в том числе и то, что они не могут без согласия царя — в основном это чистая формальность — отправляться за границу; и в брак они могут (законно) вступать только с особами безупречной репутации из аристократических семей определенного ранга.

В то время как царь Александр III не только свою державу, но и свою широко разветвленную семью держал в «кулаке» и умел поддерживать дисциплину, ежедневными общесемейными трапезами, заботясь о культивировании благополучных семейных отношений, Николай в этом отношении был менее удачлив. Вначале вследствие сдержанности царицы по отношению к петербургской аристократии ему не представлялось возможным, подобно своему отцу, собрать всех за большим семейным столом, да и он не пользовался тем авторитетом — «тяжелым кулаком», которым Александр мог стукнуть по столу, чтобы подавить в зародыше всякое сопротивление. Еще до брата Михаила два других члена правящего дома, обладавшие высоким рангом, были ущемлены в правах по уставу семьи Романовых — великий князь Павел Александрович, дядя царя, который также вступил в морганатический брак с разведенной женщиной, и его кузен Кирилл, сын дяди Николая, Владимира Александровича. Кирилл женился — также за границей — на разведенной женщине, впрочем, равного происхождения: речь шла, как нарочно, о разведенной с братом царицы из Дармштадта, великим герцогом Эрнстом Людвигом, Виктории Саксен-Кобургской (о которой царица нехорошо высказывалась, когда та еще была ее невесткой). Царь повелел выслать Кирилла из страны сразу же после возвращения того в Петербург.

А вот теперь собственный брат Николая, стоявший в списке престолонаследников на втором месте! Когда все уже указывало на то, что великий князь Михаил не только ухаживает за неоднократно разведенной мещанкой, но и намеревается инкогнито, невзирая на предостережения Николая, отправиться в заграничное путешествие, царь попытался ему объяснить, что необходимо с ней расстаться. Сначала строго, затем с покоряющим дружелюбием — наконец, Михаил обещает исправиться. Но… Поколесив немного по Европе, Михаил и его невеста в конце концов находят в Вене священника сербской православной церкви, который — не в пример священникам русской православной церкви за границей — готов их обвенчать.

Но гораздо неприятнее для царя аргумент, которым Михаил оправдывал своем поведение: болезнь Алексея. Ниже приведена выдержка из письма Николая своей матери:

«…Я хотел сразу же отписать тебе о новой катастрофе в нашей семье, но новость уже до тебя дошла. Пересылаю тебе его письмо, пришедшее ко мне в поезде. Прочти и скажи мне, может ли он (Михаил) после всего того, что сказал, оставаться на службе и командовать твоим гвардейским полком.

К сожалению, между ним и мной теперь все кончено, поскольку он нарушил данное мне честное слово. Как часто он обещал, по доброй воле — а не по моему принуждению! — никогда на ней не жениться!

Но что меня больше всего возмущает, так это его ссылка на болезнь бедного Алеши, которая, как он говорит, ускорила это дело. И боль, которую он нам причинил, и скандал на глазах у всей России — все для него ничто! И это в то время, когда повсеместно ожидают войну и в преддверии трехсотлетия Романовых! Я посрамлен и глубоко задет».

Видимо, в душе Николай все еще не мог решить, налагать ли на своего брата такие же санкции, как и на других родственников, нарушивших заповеди дома. Далее он пишет:

«Сначала я подумал, что можно было бы все это сохранить в тайне, но после третьего прочтения письма мне стало ясно, что он (Михаил) не может возвращаться в Россию, поскольку рано или поздно все здесь узнают правду и начнут спрашивать себя, почему ему ничего не было, тогда как с другими так строго обошлись.

Два месяца назад Фредерикс слышал от Врангеля, что Миша снял со своего личного счета крупную сумму и, как утверждают слухи, купил особняк во Франции. Теперь мы знаем зачем!»

Великому князю Михаилу запретили возвращаться в Россию и объявили о потере им всех привилегий. Царь посылает к нему адъютанта с документом. Михаила поставили перед альтернативным выбором: отказ от прав на престол или развод с теперь уже законной женой. Михаил колеблется — и не подписывается ни под одним документом. Впрочем, в его дальнейшей судьбе будет еще один неожиданный поворот, который также непосредственно связан с Алексеем.

…Алеша еще долго не в силах пошевелить ногой. Мало того, что уже одно это само по себе ужасно для мальчика его возраста, прибавляется еще и то обстоятельство, что вследствие политики царицы (сохранение строгой конфиденциальности) Алексей и его сестры попадают в еще большую изоляцию от внешнего мира, чем прежде. Для Алексея противнее всего то, что он должен скрывать свою болезнь. Когда его фотографировали, он должен был специально принимать искусственную позу, при которой нельзя было определить, что его левая нога не вытягивается и не может выполнять нормальных движений.

Да и о продолжении занятий пока не могло быть и речи, так что и без того запоздалое образование престолонаследника еще более задерживалось.

Но если личные последствия перенесенного несчастного случая уже сами по себе достаточно прискорбны для Алеши и его развития — политические просто катастрофичны. Как ни парадоксально это звучит: именно Распутин, от которого в глазах царицы зависела жизнь Алексея и тем самым сохранение короны, своей безмерно возросшей жаждой власти вносит решающий вклад в гибель династии.

300-летие Романовых

В феврале 1913 года (в этот месяц ровно триста лет назад юный Михаил Романов стал правителем государства) царская семья переехала в Петербург в Зимний дворец — впервые за девять лет. Здесь должны были начаться празднества и целый месяц продолжаться в других городах и районах России. Правда, Алексей еще малоподвижен, но торжественная обстановка его радует, и он с восторгом открывает для себя и исследует огромный, неизвестный для него Зимний дворец.

Впервые Алексей покидает замкнутый мир Царского Села и попадает в бурлящий круговорот столичного Петербурга, который в эти дни еще оживленнее, чем обычно, причем оживленней в самом хорошем смысле этого слова.

В это время долгой русской зимы почти сплошная ночь или сумерки. Но ночь — это сказочный интерьер, это своеобразные кулисы, за которыми скрывается чудо. По улицам укутанного зимней белизной города под звон колокольчиков, раскачивающихся в такт приглушенному мягким снежным одеялом топоту копыт несущихся рысью коней, скользят сани с завернутыми в меха седоками.

В конце Невского проспекта, центральной улицы столицы, открывается величественный вид.

На многочисленных замерзших каналах «Северной Венеции» катаются на коньках, а по широкой Неве мчатся сани. С одного берега на другой проложен специальный путь, окаймленный елками и освещенный фонарями. Но в некоторых местах у берега ледовый панцирь Невы настолько гладок, что в нем отражаются элегантные дворцы, построенные в духе итальянского классицизма, расположившиеся вдоль набережной.

Самый роскошный — возведенный Растрелли Зимний дворец, протянувшийся на несколько кварталов вдоль Невы и фасадом обращенный к городу, на Дворцовую площадь.

Неземным светом сияет в северных сумерках затканная золотом бирюза, воспринявшая зеленые и синие тона моря, близость которого символизирует официальный цвет Петербурга. Кажется, что позолоченные атланты, несущие на плечах тяжелые опорные колонны, стерегут выход к морю, находящемуся на северо-западе от Петербурга.

Свет дворцовых окон, становящийся рассеянным в вечернем или утреннем тумане, кажется таинственным. Внезапно появляющееся солнце колдует тысячами искр на белом снежном одеяле, укутавшем город. Света в избытке, так как время «сезона» между Новым годом и началом Великого поста (в отличие от четырех малых по православному календарю) в празднично украшенных залах петербургское общество отмечало свои праздники.

По личным причинам, из-за слабого здоровья, а также ради «защиты детей от влияния развращенной столицы» царица ведет замкнутый образ жизни, и аристократическому обществу очень не хватает традиционного блестящего бала в Зимнем дворце, которым царь и царица обыкновенно открывали празднества, продолжавшиеся затем в столице не меньше месяца. Прошли времена, когда элегантные кареты привозили в Зимний на шумный ночной бал веселую публику.

Царь Александр III, например, приветливо обходил столы, лично приветствуя по возможности большее количество гостей.

А царица Мария Федоровна пленяла всех своим обаянием и врожденной любезностью, и только твердое слово неумолимого царя, под утро отсылавшего музыкантов и распоряжавшегося погасить свет, могло оторвать ее от танцев.

Матушка-царица настолько любила балы, что не смогла пересилить себя и отменить бал, когда следовало это сделать по причине гибели австрийского кронпринца Рудольфа. Она лишь дослала вслед уже разосланным приглашениям требование быть одетыми в черное. Так состоялся самый необычный, так называемый «черный бал».

Алексею трудно было представить, что в покоях дворца некогда бывало людно. Причиной таких перемен отчасти был он сам: заботы царицы о его здоровье, перенапряжение, вызванное ночными бдениями, добровольная изоляция, сохранение тайны роковой наследственной болезни престолонаследника и все усиливающаяся критика Распутина — все это привело к появлению почти непреодолимой пропасти между царицей и петербургским обществом.

Впервые Алексей посещает свою бабушку в Аничковом дворце. Там повсюду удивительные, очень натуральные миниатюрные фигурки людей, зверей и букетов цветов из драгоценных камней работы придворного ювелира Фаберже, который в своих искусных творениях так мастерски раскрыл все богатство сибирских самоцветов. В восторге осматривает Алексей крошечный поезд, в янтарном локомотиве которого скрыт фитиль свечи, и серебряных медведей, служащих в качестве пресс-папье, грузно и лениво распластавшихся на брюхе.

А яйцо, таящее в себе столько неожиданностей! Алексею уже известны такие по родительскому дому: яйцо с выгравированной на металлической скорлупе картой Транссибирской железнодорожной магистрали, из которого выдвигается поезд с капеллой, и яйцо, в котором спрятана императорская яхта «Штандарт» или напоминающее коронационную мантию «Папа» с коронационной каретой.

По поводу юбилея Романовых Фаберже создает еще один необычайный шедевр: внутри рамки в форме двуглавого российского орла яйцо, а на его эмалированной скорлупе генеалогическое древо Романовых с портретами всех царей — включая наследника Алексея! Если его открыть, появляются два миниатюрных глобуса: на них выгравированные золотом границы Российской империи в 1613 и в 1913 годах. Николай дарит это чудо Александре.

Если бы Алексей знал, как разнообразна жизнь в этом городе в те годы, то, будучи общительным и компанейским, наверняка пожалел бы о монотонных буднях, к которым был приговорен в Царском Селе. Но он еще слишком юн, чтобы понять и оценить все многообразие культурной жизни, например, живопись Кандинского, режиссуру Мейерхольда или музыку Прокофьева.

Не так давно здесь, в Петербурге, знаменитый бас Федор Шаляпин — самоучка! — впервые спел партию царя в «Борисе Годунове». Об этом событии кузен царя сообщает:

«В обеих ложах Мариинского театра собралась почти вся семья, чтобы послушать Шаляпина в «Борисе Годунове» Мусоргского. Государь был со [своей дочерью] Ольгой Николаевной и царицей. Мне выпала честь сидеть рядом с государем. Шаляпин — несравненный талант.

После сцены с Борисом и детьми неожиданно открывается занавес: на сцене весь хор во главе с Шаляпиным, все опускаются на колени — и запевают царский гимн.

Мы сразу не поняли, в чем дело. Когда стало ясно, что сейчас вступит хор со словами «Боже, царя храни», я вскочил, затем поднялась царица-мать, после нее моя жена; маленькие Ольга, Ирина и Ксения тоже встали — и затем сам государь. Оркестр перехватывает гимн, и весь зал оглашается криками «Ура!» и аплодисментами. Гимн повторили трижды. Царица-мать подтолкнула государя, стоявшего в углу ложи, за шторой, вперед, и он кланяется артистам и публике. Такого напряженного момента я никогда еще не переживал и не смог сдержать слезы».

Алексей еще слишком мал, чтобы принимать участие в вечерах, встречаться с оригинальными личностями, вносящими разнообразие в жизнь русской столицы: среди них своенравный граф, с особого разрешения царя содержащий личную армию, которая упражняется в его обширном приусадебном парке и эксцентричный князь Юсупов, состояние которого превышает даже романовское: его сказочный дворец на Мойке заполнен даже не сотнями, а тысячами предметов мебели, картинами итальянского Ренессанса и не менее многочисленной посудой, в которой вместо безделушек лежат чистейшей воды драгоценные камни.

Атмосферу, царящую на этих званых вечерах, Алексей едва ли может себе представить. Такие личности, как Шаляпин, — центр внимания. Чем была бы общественная жизнь Петербурга без известных певцов, цыганской музыки или, к примеру, знаменитой исполнительницы народных песен Плевицкой, крестьянской девушки с юга, завоевавшей славу своим прекрасным голосом? Благодаря природному таланту и прежде всего силе выразительности ее пение настолько очаровывало публику, что при исполнении грустной песни слезы появлялись даже у тех, кто ни слова не понимал по-русски.

Юбилейные торжества начинаются утром 6 марта. Из Петропавловской крепости раздается тридцать один пушечный выстрел. Вслед за этим о начале праздника возвещают колокола всех петербургских церквей.

Весь город на ногах. Фасады магазинов и домов украшены государственными гербами и эмблемами царствующей династии, повсюду развеваются официальные черно-желто-белые и национальные сине-бело-красные флаги, а над центральными улицами еще и флаги с геральдическим знаком Романовых на красном поле и флаги с якорем — символом города Петербурга. Давно столица не была на столь высоком патриотическом подъеме: такое впечатление, словно гордость за последнее столетие России, в которое русское государство достигло нынешних размеров и силы, в эти дни овладевает сознанием каждого.

Празднества открываются торжественной литургией «Тедеум». По пути праздничного кортежа из Зимнего дворца к Казанскому собору оцепление из элитарной гвардии, сдерживающее толпы бесчисленных зевак, собравшихся, несмотря на хлещущий дождь, в надежде хоть мельком увидеть царскую семью и царевича, впервые появившегося в столице.

С Дворцовой площади слышатся командные окрики. Герольды — верхом на конях с поднятыми вверх трубами — открывают процессию. За ними казачья сотня в красных гвардейских мундирах. И затем громко вступает военный оркестр, объявляя о приближении царской семьи.

Крики «Ура!» и ликование становятся громче. Вид царской семьи вызывает новый взрыв воодушевления. Открытый экипаж царя с царевичем прикрывает усиленный наряд конной казачьей гвардии. Рядом со своим отцом Алексей выглядит как миниатюрная копия: подобно Николаю, он в форме императорских стрелков. Обе монархини (царица и царица-мать) едут следом в карете, за ними дочери царя и придворный штат. В, церкви, однако, происшествие. В первых рядах, сразу за родственниками царской семьи и вельможами, бородатый мужик в длинной шелковой рубашке, крестьянских шароварах и сапогах, желающий сидеть рядом с депутатами Думы, — Распутин. Вскоре только и разговоров, как о скандальном «лжестарце»: присутствующие оборачиваются, шушукаются, тянут шеи. Внезапно перед ним возникает тучный председатель Думы Родзянко с красным от гнева лицом: «Если ты сию минуту не исчезнешь, я прикажу тебя вывести!» Со словами: «Господи, прости ему его грехи…» Распутин поднимается и удаляется.

С минуты на минуту ожидается появление царской семьи. В начищенных до зеркального блеска серебряных окладах икон отражаются тысячи свечей, ярким огнем отливает золотой иконостас. Перед собравшимися, в усыпанной сверкающими каменьями митре и праздничном облачении выступает патриарх, который будет служить торжественную обедню.

В собор вступает царская семья и все взоры обращаются на Алексея. Это его первое публичное появление после несчастья в Спале, и он еще не может ходить. Коренастый казак несет его на своих сильных руках. Царь понимает, насколько утомительной будет церемония для сына, но в то же время осознает, что означает присутствие на ней престолонаследника: в такой день народ должен видеть его воочию.

Последствия заболевания в Спале сказываются не только на царевиче. Переживания, напряжение и волнение отражаются и на царице. Она появляется на единственном балу — на том, который дает дворянское собрание по поводу юбилея. В сарафане — традиционном праздничном придворном наряде из белого атласа, вышитого серебром и золотом, — с голубой перевязью ордена Андрея Первозванного через плечо и роскошной диадемой, императрица, несмотря на бледность и измученный вид, удивительно прекрасна. Все же настроение у гостей портится, потому что она, выслушав гимн и оттанцевав в паре с царем первый полонез, покидает бал и даже не появляется на следующий день на приеме в Зимнем дворце.

Только на торжественном концерте в Мариинском театре, где дают «Жизнь за царя» Глинки, и на другом приеме в Зимнем дворце царица показывается на публике. Подле Александры обе старшие великие княжны во всем белом (с красными лентами ордена Екатерины и алмазами на груди), и церемониймейстер представляет им гостей, с которыми они обмениваются несколькими фразами. Алексея — что для него крайне унизительно — вносят в зал на руках. Страдая от боли и унижения, он вскоре распоряжается отнести себя в свою комнату. А ведь он так любит именно такие мероприятия, а теперь приходится не только от них отказываться, но и терпеть такой позор: в его возрасте — девять лет! — он даже не может ходить.

Царица-мать дает в своем Аничковом дворце бал для великих княгинь. Заслуживает внимания постановка «Парсифаля» Вагнера в театре Эрмитаж Зимнего дворца. Приглашены лишь самые близкие, благодаря чему — в противоположность праздничному представлению в Мариинском — мероприятие, несмотря на присутствие царя, носит чисто семейный характер.

За этим следует путешествие царской семьи со свитой по древнерусским городам, каким-либо образом связанным с историей дома Романовых. Древний Псков с кремлем и монастырем — родина русского национального композитора Модеста Мусоргского, создавшего оперы на темы русского национального эпоса («Борис Годунов» и «Хованщина»). Затем Владимир и, наконец, Нижний Новгород — один из старейших русских торговых городов, возвышающийся над Волгой.

На корабле плывут дальше по Волге в Кострому — исторический, Екатериной Великой радиально спланированный на возвышенности над Волгой торговый город — исходный пункт пути на престол первого Романова. В окрестном Ипатьевском монастыре скрывали юного Романова от поляков, триста лет назад стремившихся владычествовать в России. Отсюда шестнадцатилетнего Михаила московские бояре призвали на царствие.

Сестра царя, великая княгиня Ольга, описывает плавание через исконно русские, населенные крестьянами земли:

«Нами овладели бурные чувства. Когда наш пароход плыл по Волге, мы видели большие толпы крестьян, входивших по пояс в воду, чтобы поближе рассмотреть Ники [царя Николая]. Когда в населенных пунктах мы сходили на берег, то видели иногда ремесленников и рабочих, которые повергались ниц, чтобы поцеловать тень от Ники, когда мы проходили мимо. Приветственные крики были оглушительными».

Жители некоторых деревень по берегам Волги становились на колени, услышав колокольный звон своих церквей, там, где находились в тот момент, и крестились. Вновь и вновь на берегу появляются священники, под открытым небом проводящие богослужение и благословляющие крестным знамением проплывающий мимо корабль. Алексей впечатлен столь великим почитанием, какого еще никогда не переживал. В Костроме — апофеоз. «Тедеум» в церкви Троицы Ипатьевского монастыря и крестный ход вокруг церкви с «чудодейственной иконой святой Федоровской богородицы».

Алеша в этой церемонии не участвует и вынужден с матерью ожидать на руках казака — вместо того, чтобы вместе с другими посетить палаты, где жил первый Романов до провозглашения его царем. От этой непонятной и якобы щадящей меры Алексей в отчаянии. Успокаивается он только после того, как уже на борту парохода его посещает депутация полков и преподносит в подарок древнерусскую шапку, украшенную кривым кинжалом.

После парада войск и посещения Епифаньевского монастыря, где все монахини к удивлению Алеши свое имя предваряют эпитетом «грешница…», путешествие продолжается до Ярославля, откуда императорский поезд доставляет их в Ростов. Этот город славится церковными колоколами, каждый из которых имеет собственное имя. Из поездки Алеша возвращается с массой приятных впечатлений.

Несмотря на историческое значение Костромы и восторженный прием царской семьи населением, своего апогея торжество все же достигает в конечном пункте путешествия — Москве. 24 мая (6 июня 1913 г.) праздничный поезд въезжает в столицу.

И вновь вдоль пути следования эскорта собираются многочисленные толпы зевак. В сопровождении великих князей царь проезжает по улицам в Кремль. Какое унижение для Алеши, который по этикету должен ехать верхом за своим отцом, возглавлять в карете матери дамскую свиту! Он собирает все свои силы, чтобы не показать отчаяния и подобающе отвечать на неистовые приветственные возгласы в свой адрес.

Целыми днями продолжались церемонии и приемы. Престолонаследник до сих пор не может ходить. Снова его приходится носить на руках дюжему казаку. И никогда прежде не представала перед Алексеем реальность во всей наготе, как ныне: сначала энтузиазм среди ожидающих вдоль улиц при виде приближавшейся царской семьи, затем участливое сострадание: «Ах, бедняжка наследник, даже не ходит — какое дурное предзнаменование для будущего нашей династии!» Хорошо хоть царевичу не пришлось услышать, о чем перешептывались кое-где злые языки: «Трон, должно быть, стоит на слабых ногах, если наследник даже не может сам ходить!» Некоторые обвиняли царицу в том, что она привнесла в русскую династию «плохую кровь».

После утомительных юбилейных торжеств царская семья вновь уезжает в Ливадию, где остается до поздней осени 1913 года.

Престолонаследник в кризисе

Алексей еще не в состоянии наслаждаться, как прежде, пребыванием в этом прекрасном месте. Для ускорения своего выздоровления он должен принимать ненавистные горячие грязевые ванны. Грязь доставляется торпедными катерами из почти за сотню километров отстоящего курорта Саки, что близ Евпатории. Процедуры утомляют Алешу.

Но престолонаследник утратил не только присущую ему физическую живость. Надломлен он и морально. Жизнь кажется ему печальной. Недавние мучения с затянувшимися последствиями — как никак с момента несчастья в Спале прошло уже три четверти года. Затем горькое разочарование, которое принесли с таким нетерпением ожидавшиеся юбилейные торжества, выражения сострадания в его адрес, они не только уязвляли его самолюбие престолонаследника, но и глубоко задевали гордость маленького мужчины. Все это вызывает первую затяжную депрессию.

В отличие от матери, которая, несмотря на наследственную болезнь ее сына, надеется, что он все же достигнет возраста, в котором можно вступать на престол, и уверенно представляет его блестящим правителем, Алеше будущее видится в черном свете. Впервые он, осознавая свое положение и связанные с ним привилегии, но также и задачи, перестает ему радоваться и медленно начинает ставить под сомнение смысл самого своего существования.

Как будет он отправлять царские обязанности, если не в силах вести даже самую обычную жизнь? Алеша удручен (таким его прежде не знали), серьезен и замкнут.

На этом этапе скептической задумчивости в жизнь Алексея входит Пьер Жильяр, преподаватель французского. Царица позволяет учителю своих дочерей приехать на летний отпуск в Ливадию. Еще перед своим отъездом Александра дает ему понять, что намерена доверить ему не только обучение, но и воспитание престолонаследника в целом.

Жильяр отдает себе полный отчет в ответственности этой задачи. Однако когда он впервые прибывает в Ливадию, его сразу же смущает вид престолонаследника, как он впоследствии сообщает: «Я нашел Алексея Николаевича бледным, исхудалым и очень серьезным. Очевидно, последствия болезни и утомительное лечение оставили глубокие следы».

Жильяр консультируется назначенным постоянным лейб-врачом престолонаследника, доктором Деревенко. Он открывает домашнему учителю причину частых и тяжелых болезней Алексея — унаследованную от царицы гемофилию. Только сейчас понимает Жильяр, почему Алексея постоянно сопровождают два матроса, Деревенько и Нагорный, ни на секунду не выпускающие его из виду.

Ясно, что в ближайшем будущем и речи быть не может ни о каких занятиях. Пока что главное — завоевать доверие подопечного. Дело нелегкое, так как Алеша, будучи в дурном расположении духа, считает, что Жильяр посягает на его свободу.

«Должен признаться, что обстоятельства складывались крайне неблагоприятно — вспоминает Жильяр. — Тяжкий недуг, от которого Алексей Николаевич едва начал оправляться, не только ослабил, но и расстроил его нервную систему.

Теперь он стал строптивым ребенком, не переносящим никаких попыток контроля. Поскольку его никогда не подчиняли дисциплине, во мне он видел того, чьей задачей было принудить его к скучной работе и внимательности, а также к послушанию и подчинить его чужой воле. Если до этого при бдительном надзоре он мог по крайней мере предаваться ничегонеделанию, когда ему нравилось, то теперь над этим последним убежищем личной свободы нависла угроза. Даже если он и не осознавал этого, то чувствовал интуитивно. Мне пришлось иметь дело с открытой враждебностью, иногда выражавшейся в нигилизме и бунтарстве».

Так продолжалось какое-то время, пока терпением и доброй волей и вместе с тем твердой решительностью Жильяру ни удалось завоевать доверия Алеши. Пока нельзя было начать регулярные занятия, учитель принимает на себя роль товарища и друга, способного предложить Алексею — в отличие от визуального надзора его опекунов — личное руководство наставника, разделяющего радости и тревоги своего подопечного.

Чуткость и понимание Жильяра вознаграждаются. И чем теснее сближаются учитель с учеником, тем четче различает Жильяр противоречия личности Алексея:

«Чем более мальчик передо мной раскрывался, тем яснее мне становилось, какое богатство таило его существо, и я пришел к убеждению, что при столь благодатных дарованиях есть большие надежды».

Престолонаследнику почти девять с половиной лет. Для своего возраста (в здоровом состоянии) относительно сильный, с тонкими чертами овального лица, большими серовато-голубыми глазами и густыми каштановыми волосами, он производит впечатление добродушного и обаятельного мальчика. Его жизнерадостность, когда не беспокоит боль и другие последствия болезни, бьет ключом; его запросы и вкус скромнее, чем можно было бы ожидать с учетом его положения и обстановки, в которой он живет. Уже давно Алексей больше не кичится перед другими своим превосходством; осталась лишь потребность играть и радоваться жизни, как и у любого другого ребенка его возраста, и иногда — быть таким, как эти другие. Как и у его ровесников, карманы брюк Алеши набиты камнями, почтовыми марками и гильзами от патронов, поскольку «никогда нельзя знать, что тебе может понадобиться в следующий момент».

Очень скоро Жильяр узнает новые качества своего подопечного:

«Он обладает живым умом и способностью схватывать на лету. В то же время может быть вдумчив и иногда застает врасплох вопросами, которые скорее можно было бы ожидать от взрослого юноши и которые свидетельствуют о его чувствительной натуре. Мне совершенно ясно, что другие, перед которыми не стоит неблагодарная задача подчинить его дисциплине, должны сразу же поддаваться его очарованию. В этом маленьком своенравном и капризном существе, которое я в нем сначала видел, мне теперь открылся ребенок от природы добродушный и сострадательный — качества, очевидно, развившиеся в нем вследствие страданий, которые ему самому довелось испытать. Когда все это выяснилось, у меня зародилась уверенность в успехе и стала понятна работа, которая мне предстояла».

Все же, несмотря на недостаток товарищей — равных по происхождению и примерно одинакового с ним возраста — и на то обстоятельство, что вследствие отсутствия контакта с внешним миром царевич не мог приобрести жизненный опыт и чувство реальности, Жильяр видел для нормального развития личности Алеши еще одно препятствие: постоянное присутствие дядьки, по его мнению, ограничивало свободу престолонаследника и освобождало его от ответственности за самого себя. Он не учился оценивать последствия своих действий и развивать самодисциплину.

Жильяр консультируется с врачом Алексея, Деревенко, уже ставшим его союзником и советчиком, и с лейб-врачом царя, Боткиным. Оба чрезвычайно преданы царской семье и царевичу, оба беспокоятся об Алеше. При этом после успешного лечения им приходилось испить чашу горького разочарования: ведь его успех царица объясняет исключительно молитвами и чудотворством Распутина, которого все здравомыслящие при дворе люто ненавидят из-за расчетливой пронырливости.

Результаты беседы с врачом укрепляют домашнего учителя в его намерении. Он обращается к родителям Алеши с предложением из педагогических соображений свести к минимуму опеку над ним, в целях развитию его самостоятельности. К удивлению Жильяра Их Императорские Величества дают согласие на этот довольно рискованный шаг — хотя опасность того, что Алеша допустит опрометчивую, роковую неосмотрительность, никак не уменьшилась.

Успех этой меры доказывает правоту Жильяра. Алексей в восторге от новой свободы, которой упивается. Она реанимирует его глубоко уязвленное чувство собственного достоинства, и он готов дать любую клятву, что будет достоин оказанного доверия. И симпатии Алеши к швейцарцу перерастают в любовь, чем пользуется Жильяр-учитель.

Вскоре Алеша настолько выздоравливает, что на балу, который дается в Ливадии как отголосок празднеств 1913 г., задерживается до десяти часов вечера. Одна фрейлина, баронесса Софи фон Буксгевден, вспоминает: «Маленькому цесаревичу больше всего на свете хотелось танцевать, но ему не доставало мужества кого-нибудь пригласить. Когда он увидел меня танцующей, то торжественно попросил меня стать его партнершей по кадрили — что очень позабавило его мать. Ему было всего девять лет, и к делу он относился очень серьезно: «Они все фальшивят. Сейчас надо два шассе — ну же!» или «Сейчас надо два шага назад!» — шептал он довольно раздраженно. И в точности выполнял наставления, полученные в танцклассе, тогда как я их давно позабыла; безбожно портила все фигуры, чем, видимо, весьма сердила мальчишку».

Однако вскоре происходит неизбежное. Однажды, ни с того ни с сего Алексей взбирается на парту в классной комнате и срывается с нее на пол. На следующий день он уже не ходит, еще на следующий наливается кровью голень, что отрицательно сказывается на состоянии всей ноги. Кожа до предела растягивается и под напором гематомы становится твердой как камень, защемляя нервы и причиняя сильнейшие боли, с каждым часом усиливающиеся.

Жильяр в отчаянии. Риск учитывался, но все же надеялись, что самое страшное не случится. К удивлению и величайшему облегчению, со стороны родителей не произнесено ни слова упреков. «Императрица, — вспоминает Жильяр о том дне, — с самого начала села у кровати сына и, склонясь, гладила по макушке и обнимала со всей любовью и тысячью маленьких нежностей, чтобы облегчить ему страдания. Император тоже заходил, как только мог улучить свободную минуту. Он пытался воодушевить ребенка, развлечь его — но боли были сильнее материнской нежности и отцовских раст сказов, и его едва прервавшиеся стоны возобновлялись!

Однажды я увидел цесаревича утром после очень скверной ночи. Доктор Деревенко был очень озабочен, так как кровотечение все еще продолжалось и температура повышалась. Отек вновь увеличивался, а боли становились еще невыносимее. Цесаревич лежал, уткнувшись головой в руки матери, и его нежное, без кровинки лицо изменилось до неузнаваемости. Лишь изредка он прерывал стоны, чтобы прошептать одно слово: «мама», в которое вкладывал все свои страдания и все свое отчаяние. […] Как, должно быть, страдала мать от того, что она была причиной [72]В записках Жильяра выделено в разрядку.
этих мук и что она передала ему эту ужасную болезнь, против которой бессильны человеческие знания! Только тогда мне стал понятен весь внутренний драматизм ее жизни…» Став свидетелем одной из многочисленных подобных ситуаций, в которой жизнь престолонаследника висела на волоске, Жильяр сразу же понимает значимость Распутина для царицы, которое тот использовал в своекорыстных целях. Жильяр так комментирует положение:

«Когда самые горячие молитвы императрицы не приносили вымаливаемой Божьей милости, ею овладевало отчаяние. И сибирскому мужику было достаточно возникнуть перед ней и произнести: «Верь в силу Распутина, верь в силу моего заступничества — и твой сын будет жить». И мать цеплялась за него и за надежду, которую он ей давал, как хватается утопающий за соломинку. Издавна придерживаясь того убеждения, что спасение России придет от простого народа, она верила в спасение своего сына Распутиным. И благодаря совпадению нескольких банальных обстоятельств, эта вера в ней укреплялась. Со своей стороны Распутину было совершенно ясно душевное состояние отчаявшейся матери. Понимал он и неимоверные преимущества, которые мог получить для себя дьявольской хитростью, связав свою жизнь с жизнью престолонаследника».

И на этот раз выздоровление Алексея царица приписывает исключительно молитвам Распутина, с которым установили контакт по телеграфу. Пока Алеша прикован к постели, используются все мыслимые возможности, чтобы его развлечь. Его переносят в большой зал дворца, чтобы цирк, как раз гастролировавший в Ялте, мог дать частное представление с участием дрессированных тюленей и клоунскими зарисовками.

С экспозиции благотворительного базара во дворец для развлечения Алеши перемещается ее жемчужина — сказочный маяк. И когда престолонаследник наконец перенесен в свою комнату, царь следует за ним. Алеша просит его рассказать о государственных делах, и Николай удовлетворяет его просьбу, насколько это было возможно.

Разумеется, царю приходится заниматься многим таким, чего еще не мог понять Алеша. Были и поводы для серьезного беспокойства. Например, очередная эскалация Балканского кризиса. Показательно, что уже многие годы этот кризис вспыхивает почти одновременно с празднествами в России или словно приурочивается к официальным визитам глав государств, во время которых звучат торжественные клятвы о «нерушимом союзе» с союзниками (или потенциальными противниками) России.

Те великие европейские державы, которые еще год назад выступали единым фронтом против Турции, теперь вцепились друг другу в волосы, будучи не в состоянии поделить добычу. Этим ловко воспользовался турецкий военный министр, Энвер-паша, и захватил крепость Адрианополь, занимавшую ключевое в стратегическом отношении положение. В письме матери царь пророчествует:

«Ничего подобного европейскому единству не существует.

Какая мерзость эта война на Балканах! Жадность болгар навлекла на них Божью кару. В течение весны мы часто предостерегали и заклинали держаться своих союзников и признать их права на то, что они себе завоевали. Но болгары не хотели ничего слышать и сами себя поставили теперь в ужасное положение.

Надеюсь, Тино будет умен и не потребует для Греции слишком много. Иначе Австрия и Италия, под предлогом защиты болгар, приберет к своим рукам его страну и Сербию.

Европа ничуть не лучше, ибо позволила себе бросить открытый вызов туркам, дерзнувшим открыто пренебречь ее решением по вопросу турецко-болгарской границы! Все это стало возможным лишь потому, что ничего подобного европейскому единству не существует — вместо него только недоверие между великими державами. Прискорбно, но это правда!»

Ответ царицы-матери пришел из Англии: «Я знаю, как сильно ты обеспокоен этим кризисом на Балканах. Болгары показали себя с наихудшей стороны. Их жадность была их величайшей ошибкой. Я получила телеграмму от тетки Ольги, в котором она умоляет поддержать притязания греков на Каваллу».

Россия оказала поддержку против общего врага — и не только из-за родственных отношений царя с правящей в Греции династией, но еще и потому, что речь шла об историческом враге России — Турции. А южная соседка не раз предпринимала попытки добиться влияния в России. С давних пор она держала в России своего высочайшего ранга и старейшего из послов, чтобы в качестве дуайена дипломатического корпуса он мог на официальных обедах с участием монархов сидеть рядом с царицей. В последний раз это случилось во время празднеств 1913 года.

Ученик Алексей Николаевич

Когда Алексей возвращается в Царское Село, туда уже пришла зима 1913 года. Здоровье престолонаследника восстанавливается, и он явно старается обуздывать свой темперамент. Наконец можно начинать занятия, и не только с Жильяром.

В отличие от сестер у царевича собственная классная комната. С девяти до одиннадцати он сидит в матроске за большим столом, позади него висит доска. Между одиннадцатью и двенадцатью можно выйти погулять, затем снова занятия, после обеда снова свободное время, после чего, с перерывом на чай в пять часов, до ужина в семь вечера (для остальной семьи в восемь) продолжение учебы. Перед сном постоянный домашний учитель Жильяр дополнительно читает Алеше книги по его выбору.

Жильяр теперь полностью ответственен за воспитание престолонаследника и пытается познакомить его с жизнью за воротами дворца. Он регулярно вывозит Алексея на автомобиле в окрестности, но посещает с ним не только достопримечательности, но и технические сооружения, в частности, железнодорожные, или, например, показывает ему, как работают на земле батраки.

Помимо Жильяра уже несколько лет работает приглашенный для Алексея (и его сестер) учитель русского языка Петров; по математике господин со звучным именем Эрнст Платонович Зетов и Александр Петрович Васильев по слову Божьему.

Недавно к ним добавился учитель английского языка — сэр Чарльз Сидней Гиббс. При дворе он уже с 1908 года. В тот год имел место официальный визит царицы Александры в Англию, во время которого король Эдуард VII обратил внимание своей племянницы на плохое знание английского ее дочерьми; все-таки царица происходила из английского королевского дома, сама говорила почти исключительно по-английски и переписывалась с царем тоже только на этом языке.

Сэр Чарльз успел сделать себе имя в Петербурге как преподаватель и директор международного института иностранных языков, прежде чем, все еще сохраняя руководство своим институтом, он по приглашению пришел на работу ко двору. Раньше Алексей категорически отказался учить английский, но теперь, в десять лет, больше не принимались никакие возражения.

Нового учителя, которого теперь обязан слушаться, престолонаследник встречает в штыки. Жильяр, регулярно заполнявший дневник о своем подопечном, в те дни отмечает:

«7 января. Точное время начала занятий — 10.20: русская история, урок слова Божьего, арифметика, французский, русский и английский. Между ними А.[лексей] Н.[иколаевич] выходит в парк погулять, поиграть и побегать.

Январь. Идем по парку. Занятия математикой пришлись А.Н. явно по вкусу. Чего, однако, нельзя сказать об английском часе. Все же настроение радостное и бойцовское».

Благодаря тонкому педагогическому чутью Жиль-яру удается подчинить себе строптивого престолонаследника, Гиббсу же сделать это намного сложнее.

Вначале Гиббсу выделили всего два урока по тридцать минут в неделю.

Он пытается — после того как был удивлен «переполненной механическими игрушками классной комнатой» Алеши — облегчить своему ученику знакомство с новым языком тем, что позволяет вначале поиграть, чтобы затем по-английски поговорить об игре или предметах, или читает ему английские детские книжки. Результаты своих первых попыток, потребовавших, видимо, немало фантазии и юмора, британец заносит в дневник, озаглавив рубрику «Lessons with Alexis Nickolaevitch».

«8 января [1914 г.]. В классной комнате. По ошибке священник (урок слова Божьего) начал первым, и мой [урок] пришелся на время с 12.30 до 12.50. Дал ему [Алексею] почитать «Три мышонка» из книги «Матушки Гусыни», потом он повторял за мной. Напрочь отказывается прикладывать какие-либо усилия для поддержания разговора. Главным образом занят тем, что разглядывает меня, мою одежду и движения…

22 января. Рассматриваем вместе «Golliwog's Circus Book». Он пишет цветными угольными карандашами письмо А.Н. [своей сестре Анастасии Николаевне]. После этого мы мастерим бумажную шапку, после чего интерес оживляется, и он даже говорит мне пару слов.

25 января. На софе. Подобрав ноги, разговариваем о его собаке, и я показываю ему затем новую книжку с картинками. После этого каждый из нас делает по бумажной шапке, которые не получаются, начинаем после этого бумажные коробки. Я показываю ему готовую. Он говорит кое-какие английские слова, пока мастерит коробку, и ставит сопутствующие вопросы на английском.

1 февраля. А.Н. во время занятий неожиданно стал ходить по комнате, но при этом поборол свою робость и делал замечания. В общем, несколько лучше.

3 февраля. Рисуем с завязанными глазами на доске. Приделываем свиные хвосты; он держится уже не так сдержанно.

8 февраля. Во время занятия играем на полу, и я делаю бумажные флажки, разрисовываю и раскрашиваю их. Он раскрашивает один — я другой. Потом заворачиваем их кончики и соединяем в связку с помощью проволоки.

10, 17, 24 февраля. На этих трех уроках играли на полу. Прогресс мизерный. Слишком много праздников — карнавал и первая неделя поста.

1 марта. Повторяем детские рифмовки. Некоторые рассказывает, на других сбивается.

3 марта. Он выходит немного прогуляться, но затем все же усаживается за стол. Начинаем историю «Рыбак из Йорка». Он понимает очень мало. Приходит с урока музыки А.Н. [Анастасия] и все объясняет ему по-русски».

На один такой урок английского входят царица и великая княжна Мария, ставя Гиббса в такое же неловкое положение, как в свое время его коллегу Жильяра; не будучи уверен в требованиях этикета, он продолжает стоя. В конце занятия царица осведомляется об успехах детей. Гиббс сообщает:

«Затем речь зашла о занятиях с А.Н., и Ее Императорское Величество спросили меня, какова его успеваемость. Я ответил, что это медленная и тяжелая работа, и иногда он говорит крайне мало — сначала совершенно ничего, поскольку сперва был занят исключительно разглядыванием меня и деталей моей одежды, — похоже, это позабавило Ее Величество. Она считает, что он очень застенчив и ему нужно ко мне привыкнуть, я же возражаю, что сожалею о том, что получил так мало времени […]. Я показываю ей книги, которые использую. Кажется, они ее заинтересовали».

Урок в конце недели начинается многообещающе для учителя. Царевич приносит с собой проволоку. Гиббс и он режут ее на две части, из которых делают телеграфно-телефонные провода, зажимают их между зубами и «телеграфируют» друг другу. Для Алеши полная неожиданность, что он может «слышать» зубами. После этого Гиббс читает продолжение рассказа, и на сей раз Алеша отвечает неплохо (на английском) на поставленные по окончании вопросы. Но эйфория длится недолго. Гиббс пишет:

«Посредине урока он испрашивает дозволения позвать Деревенько, и когда тот приходит, то просит его принести сладостей. Матрос возвращается со стаканом шоколада, который ребенок с наслаждением поглощает. Эта привычка теперь укореняется, и ее необходимо пресечь».

«Неприлично таким образом кушать в обществе», — возмущается в заключение Гиббс, которому такое поведение явно непривычно. Но как укротить маленького избалованного ученика, который к тому же еще и Императорское Высочество…

Понедельник, 10 марта: всего пятнадцатиминутное занятие, большую часть которого Алексей к тому же мастерит хлыст. Гиббс помогает ему — по меньшей мере Алексей при этом что-то говорит по-английски.

Гиббс отмечает «более дружественное настроение по отношению ко мне», чем прежде, и добавляет в своих записках: «У него миловидное маленькое личико и совершенно обезоруживающая улыбка». Несколько дней спустя великая княжна Ольга завершает занятия диктантом по «Эгоистичному великану» Оскара Уайльда и сочинением. Подобно Жильяру, Гиббс весьма доволен этой ученицей и находится под впечатлением ее одаренности и понятливости, чего недоставало Татьяне и Марии. В то же время Гиббс серьезно огорчен тем, что занятия с великой княжной Ольгой практически завершены.

На следующий день снова урок с Алексеем. Тому нездоровится; лежа на диване, он внимательно слушает, как Гиббс читает «Историю о рыбе и кольце». Когда Гиббс заканчивает, Алеша требует прочесть «еще одну».

Последний урок, — как окажется, на долгое время — складывается не очень удачно; предшественник Гиббса прихватил его время. Царевич явно утомлен. Нечего и думать о том, чтобы сразу приступать к занятиям. Алеша даже не настроен на занятия, как пишет Гиббс: «Сначала он режет ножницами хлеб на мелкие кусочки, затем ему надо выбросить его птицам; так что необходимо открыть для него форточку, помочь ему взобраться и затем вновь слезть с подоконника, после чего все опять прикрыть — нервы начинают сдавать. После этого обматывает проволокой свой зуб и хочет, чтобы и я сделал то же самое, но я, естественно, испытываю перед этим страх. Далее еще хуже: он берет в руки ножницы и пытается все порезать — или по меньшей мере сделать вид, как будто того желает. Чем больше я пытаюсь ему помешать, тем в большем он запале. При этом даже не выглядит больше таким симпатичным, как прежде, — куда подевалось его удивительное выражение лица.

Теперь он хочет обрезать мне волосы, а после свои собственные, и когда я пытаюсь ему помешать, то уходит за штору и закутывается в нее. Когда я отодвигаю штору, то вижу, что он в самом деле обрезал себе волосы. Когда я говорю, что он выстриг себе залысину, он приходит в замешательство.

Затем пытается поцарапать стену и порезать штору. После этого готовится извлечь из штор свинцовые грузила. Покончив с этим, приглашает меня пойти в игровую комнату, но я указываю ему на то, что уже почти шесть часов. Он выбегает из комнаты, спускается по лестнице и орет на весь дворец о том, что вытащил свинец из штор и как это было сделано. Сейчас он несомненно понимает английский лучше, но этот урок был скорее изнурительном, чем приятным».

Ввиду известного озорства юного престолонаследника можно лишь удивляться, почему царица, по меньшей мере, в отношении учителей, которые общались с Алексеем, не отказалась от соблюдения тайны и не обратила их внимание на последствия для него травм.

Праздники и сопутствующие поездки прервали начавшиеся занятия английским. Они теперь возобновятся чуть ли не через полгода, осенью 1914 года, — в тот момент, когда старый мир по всей Европе пошатнется.

Поскольку Жильяр был аккредитован при дворе не только как учитель французского, но и как воспитатель Алеши, ему отвели квартиру в Царском Селе. Благодаря этому обстоятельству и тому факту, что он давно уже стал не только домашним учителем престолонаследника, но и другом семьи, Жильяр также пользовался привилегией сопровождать царскую семью в путешествиях, например, на борту «Штандарта» или в Ливадию.

Таким образом, можно было продолжить прерванные пасхальными праздниками занятия. Отныне Жильяр ежедневно появляется во дворце. Той весной он впервые встречается там с Распутиным:

«Я как раз собирался уходить, когда встретил его в прихожей. Наблюдать его я мог, еще когда он надевал шубу. Это был человек высокого роста, с потасканным лицом, пронизывающим взглядом серовато-голубых глаз из-под густых нависших бровей. У него были длинные волосы и огромная борода. В тот день на Распутине была синяя шелковая рубаха, подвязанная поясом, широкие штаны и высокие сапоги.

Эта встреча, больше никогда не повторившаяся, оставила после себя неприятное впечатление, которое трудно точно передать. В те краткие мгновения, когда наши взгляды встретились, я ясно осознал, что нахожусь в присутствии злобного существа, которое в состоянии овладеть каждой неуверенной в себе душой».

Одна из таких «неуверенных в себе душ» — Анна Вырубова. Через своего отца, придворного чиновника, она знакомится с царской семьей и сближается с царицей. Начавшись с совместного музищуювания, взаимоотношения постепенно перерастают в дружбу, которая — особенно после неудачного брака Вырубовой, заключенного при участии царицы, — обеспечивает; ей положение фрейлины. Живет она в собственном доме поблизости от Александровского дворца. То обстоятельство, что эта наивная, неиспорченная образованием женщина с круглым детским лицом на протяжении многих лет остается ближайшей — и почти единственной! — доверенной особой русской царицы, еще раз указывает на то, как она выбирала свое окружение.

В лице Анны Вырубовой, называемой Аня, Александра обретает надежное прикрытие для Распутина. По мере увеличения скандалов вокруг его особы и все большего отстранения его от дворца телефонные, телеграфные и письменные контакты с ним все чаще происходят через Аню. При этом речь идет не об Алексее, но главным образом о других делах, причем Распутину поощряемый Александрой, все наглее протежирует своим ставленникам, занимаясь бойкой и крайне прибыльной торговлей должностями. Вырубова давно превращается в безвольное орудие в руках тех, кто пытается руками Распутина вести свою игру. Когда необходима личная встреча между Распутиным и царицей (очень редко вместе с детьми и никогда вместе с царем), она происходит почти всегда в «коттедже» Ани.

Работа Жильяра с Алешей, который наконец совсем выздоравливает, продвигается весьма успешно.

После вспышек капризности царевич вновь старается вести себя прилично. По примеру своего отца, которому он стремится во всем подражать, Алексей начинает обращаться к прислуге по имени и отчеству, что среди взрослых в дворцовом обиходе считается признаком хорошего тона, однако, в общем, по отношению к обслуживающему персоналу не принято. Республиканский дух Жильяра помогает там, где царевич сам считает подобострастие чрезмерным, уступить своим естественным ощущениям: когда Алексей принимает крестьянскую депутацию, мужики бросаются перед ним на землю. Алеша смущен, но ничего не говорит. Только когда по окончании Жильяр у него спрашивает, понравилось ли это ему, прямо заявляет: «Нет!» Используя случай, Жильяр призывает наследника запретить этот ритуал в будущем.

Педагогическая инициатива, заключавшаяся в предоставлении большей самостоятельности, связанной с ответственностью за свои поступки, и применяемая воспитателем к царевичу с минувшей осени, приносит свои плоды. В присутствии Жильяра Алеша явно старается. оправдать его доверие и благодаря смышлености и повышенной заинтересованности заметны успехи и во французском. Как только в России становится известно о том, что престолонаследник изучает французский, учебники с его портретом на внутренней стороне обложки переиздаются по всей стране как «Французские книги Его Императорского Высочества» и повсеместно в России служат программными.

Его почерк отражает его личность: линии ясные и энергичные. Почерк в общих чертах соответствует ранее описанным склонностям, и по способу обращения с имеющимся на бумаге пространством можно судить о широте души и импульсивности Алексея.

Лето 1914 года

Беспокойство царя, овладевшее им в предшествующем году из-за начала Балканской войны, постепенно улеглось к весне 1914 года.

Тем не менее Алексей наблюдает лихорадочные приходы и уходы министров и военных с серьезными лицами. Но военным не удается убедить царя произвести мобилизацию на юго-западной границе ввиду Балканского кризиса с целью предотвращения возможной эскалации конфликта в направлении России. Николай пытается избежать вовлечения страны в войну.

Затем происходит еще один инцидент, от которого у советников царя перехватывает дыхание: осенью 1913 года император Вильгельм учреждает в Константинополе прусскую военную миссию. Это наглядно демонстрирует амбиции германского кайзера: с одной стороны, он поддерживает Австрию, нарушившую договор о перемирии с Россией; с другой стороны, открыто сближается с исконным врагом России, Турцией.

Нота царя императору Вильгельму: «Этот акт равняется взятию Германией под контроль турецкой столицы и проливов».

«Это ультиматум или выражение личного мнения?» — задиристо реагирует Вильгельм и даже объясняет подателю ноты:

«Я вижу грозный конфликт между двумя расами — романо-славянской и германской, — и он неизбежен, смею Вас заверить. При этом совершенно несущественно, кто начнет, пусть даже первые враждебные действия будут исходить от Германии».

Русские военные с негодованием осаждают царя просьбами дать добро на овладение стратегическими пунктами перед Трапезундом, Однако громовой голос премьер-министра Николая Коковцова расставляет все точки над «и»:

«Вы хотите войны или нет?! — и добавил: — В настоящий момент война обернется величайшей катастрофой для нашей страны».

Буря проходит стороной, и когда в ноябре того же года Вильгельм направляет Николаю запрос, нельзя ли соединить германскую и российскую сети железных дорог, царь отвечает, что поручит изучить этот вопрос своему министру Коковцову. В этом письме он, в частности, пишет: «Турки, по моим расчетам, полностью ослабли. Дай Бог, чтобы не все мы в конце оказались в трудном положении!».

Это было осенью 1913 года. Бряцание оружием, провокация или разведка боем перед величайшим и серьезнейшим противостоянием? Царь об этом уже не задумывается. Мог ли он знать, что Германия уже завершила последний этап перевооружения и была отлично информирована, что в России это могло произойти не ранее, чем через год-другой? И предпринимаются все усилия, чтобы подорвать благоприятное состояние страны («непобедимость», как однажды высказался Вильгельм по поводу успехов реформ и процветания экономики в России).

Очевидно, подобное развитие международных отношений казалось Николаю невероятным: когда же весной 1914 года его министр внутренних дел представил доказательства тайных военных приготовлений Германии, он не поверил и отклонил предостережения как измышления. Даже если царь и не совсем доверял Вильгельму, его поведение он принимал за театральную позу и был убежден в том, что сама мысль о союзе России с Францией и Англией должна удержать Вильгельма от ввязывания в конфликт.

Между тем царь Николай вынужден обходиться без своего мудрого, трезвого и лояльного премьер-министра и министра финансов Коковцова. В свое время тот настоятельно рекомендовал царю с учетом общественного мнения — независимо от того, насколько правдивы были распространяемые о нем слухи, — навсегда удалить Распутина от двора. Тогда царь признал такую необходимость, и Распутин — как часто случалось до и после — на какое-то время исчез. Вот и теперь Распутин подался на лето на свою сибирскую родину. Однако прежде заплел против Коковцова, в котором, благодаря откровенности царицы или Вырубовой, распознал своего критика, а значит, врага, такую сильную интригу, что царь после беспрестанных дискуссий с царицей отстраняет Коковцова от государственных дел.

Какое сходство: Коковцов по той же самой причине, что и Столыпин, несмотря на заслуги перед Россией и короной, подвергается острейшей критике со стороны царицы. Даже гибель Столыпина, который, на пороге смерти еще раз доказывает свою верность царю, не может примирить ее с критиком «старца» и лишь вызывает у нее холодное замечание: «Кто выступает против Божьего человека, тому нечего ждать его милости…». И обращается к преемнику Столыпина на посту премьер-министра, Коковцову: «Не нужно сожалеть о тех, которых больше нет на земле. То, что они мертвы, означает, что свои земные задачи они исполнили. Я возлагаю свои надежды на Вас и рассчитываю, что Вы будете мыслить самостоятельно и не будете ставить себе в пример своего предшественника». Коковцов вспоминает в своих мемуарах, что у него не нашлось слов в ответ на эти слова царицы, произнесенные всего через несколько дней после мучительной смерти Столыпина.

Теперь заглушен и голос Коковцова. И круг компетентных и в то же время честных по отношению к происходящему советников начинает редеть. Кто отважится ради критики явлений, наносящих ущерб политико-общественной жизни и династии России, рисковать своим постом?

В апреле царская семья отправляется в Ливадию. Крымский полуостров весь в цвету. В первые дни Жильяр выезжает с Алешей на автомобильные экскурсии в сопровождении одного лишь царского адъютанта. Царевич такой довольный, каким уже давно не был, да и царя Жильяр редко видел таким расслабившимся — он на несколько часов освобождается от груза государственных обязанностей. Энергия престолонаследника выплескивается через край, он ползает по последним островкам снега, и кажется, будто впереди ничем не омраченное и гармоничное развитие и мальчик снова может с уверенностью глядеть в будущее.

Вскоре после этого Николай дает уговорить себя на поездку в Констанцу. Министр иностранных дел Сазонов убеждает его в полезности тесных отношений между русским императорским и румынским королевским домами, так как это могло бы удержать румынскую правящую династию немецкого происхождения от выступления в случае кризиса на германской стороне и тем самым усилить блок оси Север — Юг.

Старшая дочь Николая, Ольга, которой только что исполнилось девятнадцать и с которой Алексей всегда охотнее всего, как с понимающей подругой, обсуждает все свои проблемы и заботы, похоже, не испытывает большого счастья при мысли о предстоящем браке с румынским принцем Каролем. Ведь еще перед тем как решить для себя, а мог ли вообще обсуждаемый жених вызвать необходимые для брака симпатии, Ольге было ясно одно: она не хочет жить нигде, кроме России. И в этом отношении юная княжна встречает у своего маленького брата полное понимание: и он любит свою родину больше всего на свете, хотя перед ним никогда не встанет такая проблема, как перед сестрой. Показательно для расстановки сил в семье то обстоятельство, что царь, перед которым был поднят вопрос о возможности заключения подобного брака, дал понять министру двора, что поговорит с царицей, и попросил его подождать результатов этой беседы. К его удивлению, ответ был положительный. Против этого плана у Александры не было возражений. Когда же праздничная программа в Констанце подошла к концу и царская семья отправилась в обратный путь в Крым, Ольга обратилась к отцу, а не к матери с мольбой не принуждать ее к этому браку. На том и порешили.

По пути настигает новость о мятеже одесского гарнизона. Поэтому в Царское Село решено ехать железной дорогой. Там царь встречает прибывшего с кратким официальным визитом короля Саксонии, в честь которого производят военные маневры. После этого царская семья, как и каждое лето, переселяется в Петергоф.

Многие другие члены императорской семьи, прежде всего молодое поколение великих князей, находится в это время на французской Ривьере или в Париже. Там, недалеко от французской столицы, в Лоншане — знаменитые бега. Толпу праздных аристократов и снобов, как гром среди бела дня, разит новость: в Сараево совершено преступление: застрелены престолонаследник Австро-Венгрии, эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга.

Великие князья, среди них дядя Алексея, Дмитрий Павлович, совещаются относительно возможных последствий. Мнения разделяются. Представители старшего поколения в большинстве озабочены и поспешно собираются в обратный путь. Молодые же не дают себя запугать. Комментарии французской прессы сдержанны. «Нет оснований для беспокойства», — успокаивает «Фигаро».

«Потрясен до глубины души», — телеграфирует кайзер Вильгельм во все агентства новостей мира. «Бандой разбойников» называет он сербов, не скрывая своего намерения поквитаться.

В российской прессе тоже преобладает сдержанность. Почему русские должны демонстрировать симпатии к австрийцам? Ведь в Крымской войне те бесцеремонно предали своих русских союзников, пришедших им на помощь во время Венгерского восстания 1848-49 годах. И теперь, вопреки обещаниям и договорам об обратном, путем аннексии Боснии и Герцеговины нарушили равновесие на Балканах. Русские министры озабоченно насупили брови. Но царь лишь покачивает головой: политические убийства стали прискорбным знамением времени; на Россию это убийство не может оказать никакого влияния.

Так что, как и предполагалось, «Штандарт» выходит в море курсом на финские шхеры — только эта летняя поездка планировалась короче, чем обычно, так как через пять дней должен состояться официальный государственный визит президента Пуанкаре из дружественной Франции.

В самом начале путешествия Алеша ушиб ногу. За этим следует мучительная ночь. Когда на следующее утро его воспитатель, Жильяр, справляется о нем, то замечает, что все шушукаются. Выясняется, что и Распутин стал в Сибири жертвой покушения. «Что это означает для судьбы Алексея? — спрашивают себя те, кто видит страдания мальчика, тогда как другие осторожно перешептываются: «Возможно, это единственная в своем роде возможность навсегда избавиться от этого мужика».

В этом отношении Алексей спокойнее всех остальных. Своему тогдашнему доктору Деревенко, он шутливо рассказывает о «комичном дяде», который забавлял его своим поведением, совершенно не похожим на поведение придворных, и всегда рассказывал ему интересные истории о Сибири. О каком-либо магическом воздействии или впечатлении, что перед ним Божий человек, Алеша не говорил ни слова.

Больше всех, похоже, волнуется царица. Из Петербурга в Покровское послан хирург, чтобы немедленно оперировать в ближайшем губернском городе Распутина, который ранен в живот. Впрочем, впоследствии врач сухо сообщил любопытствующим, что не обнаружил у Распутина никаких необычных отметин: это был человек, как любой другой его возраста, только более потрепанный.

Распутин вскоре набрался сил. В ходе проведенного полицией расследования установлено, что это покушение согласовано с покушением в Сараево, о котором определенным кругам в России было известно заранее. От противников войны, таких как Франц Фердинанд в Австрии и Распутин в России (он с крестьянским здравомыслием понимал, что ввязывание России в войну грозило катастрофой, и царица к нему прислушивалась), необходимо было избавиться. При этом как сербские, так и русские силы, заинтересованные в эскалации конфликта, имели общие интересы и, предположительно, планы, нацеленные на объединение всех православных славян — пусть даже ценой кровопролития.

Позднее много толковали, как бы протекали дальнейшие события, если бы в живых остался Франц Фердинанд, а не Распутин. Но реальность не оставляет места для спекуляций. Остается фактом, что Распутин, как говорит русская народная мудрость, «пришил душу к телу», и его, по-видимому, трудно было погубить. Этот вывод вновь подтвердился впоследствии зловещим способом. 6(19) июля царская семья ввиду ожидавшегося на следующий день прибытия Пуанкаре возвращается в Петергоф. Хотя Алешу приходится сносить с яхты на берег на руках, он пошел на поправку.

Перед Кронштадтом курсирует эскадра английского Королевского военно-морского флота с величественным кораблем «First Battle Cruiser» под командованием адмирала сэра Дэвида Битти. Демонстрация дружбы или запугивание потенциального врага?

На следующий день после полудня царь встречает Пуанкаре в Кронштадте. Речи, восхваляющие коалицию между Францией и Россией, торжественные обеды, военные парады в Красном Селе, впечатляюще продемонстрировавшие блеск русской императорской армии. Алеша страдает несказанно — больше от того, что не может во всем этом принять участие, чем от болей, которые его все еще мучают.

Однако в тесном кругу Пуанкаре выказывает перед царем свою озабоченность. Он опасается войны. Николай возражает теми же словами, как незадолго до этого французскому послу Палеологу: «Германский император слишком осмотрителен, чтобы ввергнуть свою страну в дикую авантюру, а что касается императора Франца Иосифа — тому хочется лишь спокойно умереть». Пуанкаре особо подчеркивает, что единственным средством сохранения всеобщего мира являются личные контакты между руководителями великих держав, благодаря чему можно будет избежать противопоставления государств. Этот способ уже сослужил отличную службу в 1913 году.

Во время дипломатического приема в Зимнем дворце президенту представляют послов. Высочайшим званием дуайена отмечен германский посол граф Пурталес. Президент беседует с ним о французском происхождении его имени. Ни слова о политике.

С японским послом Мотоно, которого Пуанкаре уже знает,‘Несколькими словами была решена судьба вступления Японии в Тройственный союз Франции, России и Англии (аналог Союзу государств Центральной Европы).

Английскому послу, сэру Джорджу Бьюкенену, французский президент намекает, как важно преобразовать Тройственное соглашение (Антанту) России, Франции и Англии в Тройственный союз, и дает понять, что царь, видимо, готов пойти на уступки англичанам в Персии.

После обмена приветствиями с послами Италии и Испании, подходит очередь графа Сапари, посла Австро-Венгрии. Его срочное возвращение в русскую столицу дает повод для слухов об обострении австрийско-сербского конфликта. Сразу же за выражением соболезнования по поводу убийства эрцгерцога Франца Фердинанда Пуанкаре ставит Сапари вопрос: «У Вас есть новости из Сербии?» — «Идет судебное расследование», — сухо отвечает граф.

Затем Пуанкаре переходит в соседний зал, чтобы разом приветствовать представителей мелких государств. Исключение Пуанкаре делает для сербского посланника, Спалайковица, с которым обменивается парой дружеских слов.

На улицах антиправительственная демонстрация промышленных рабочих. Французской делегации объясняют, что манифестация инспирирована немецкой шпионской организацией, члены которой уже арестованы.

Президента селят в Большом дворце Петергофа. В течение четырех дней в рамках укрепления личных связей царь приглашает его на семейные завтраки в особняк «Малая Александрия» (в Царском Селе есть Александровский дворец). В этих встречах наконец-то может принимать участие и престолонаследник. К удивлению французского гостя, Алеша совершенно непринужденно общается с ним на французском языке. После очередного завтрака царевич прибегает к Жильяру и с гордостью и радостью показывает орден Почетного легиона, который только что получил от французского президента. Вслед за этим Жильяр совершает с Алексеем небольшую прогулку по парку, к которой неожиданно присоединяется и царь.

«А Вы знаете, что Пуанкаре и я только что говорили о Вас? — начал Николай. — После общения с Алексеем он спросил у меня, кто давал ему уроки французского языка».

И далее царь высказывает свое мнение о Пуанкаре: «Необыкновенно удивительный человек, очень умен и оригинален, блестящий собеседник. Больше всего я ценю в нем то, что он никакой не дипломат. Кажется, он ничего не скрывает и не маскирует. Все ясно и четко, и он знает, как завоевывать доверие. Если бы можно было обойтись без дипломатов!»

10(23) июля на борту броненосца «Франция» дается прощальный обед. Несмотря на пышные украшения, хорошо видны тяжелые 30 сантиметровые орудия, возвышающиеся над головами гостей. Пуанкаре просит царя о беседе с глазу на глаз. Оба отправляются на капитанский мостик. Между тем царица беседует с французским послом. Как впоследствии узнает последний, Пуанкаре еще раз выразил свою тревогу. Он опасался австро-германской военной акции против Сербии, на которую придется ответить объединенными усилиями дипломатии. И чем сложнее будет положение, тем тверже и сплоченнее должны будут показать себя союзники в переговорах и необходимых уступках.

Вскоре после этого в лунном свете «Франция» уходит на Стокгольм.

На следующий день нагрянула новость об ультиматуме, который Австрия поставила Сербии. Германия специально придержала его до отъезда Пуанкаре из Петербурга.

Выдвинутые Веной условия Сербии вызывают большой ажиотаж в русской прессе. Сербию представляют жертвой экспансии Австрии. Не меньшее возмущение вызывает поддержка австрийской позиции Германией: «Если австрийский император еще носит корону на голове, то этим он обязан нам». А именно: «1849, 1854, 1878, 1908 гг… Россия не потерпит уничтожения маленького славянского народа и гегемонии Австро-Венгрии на Балканах!»

В придворной канцелярии дворца разворачивается лихорадочная активность. Алеша недоумевает. Что происходит?

Сербский посол просит царя сделать официальный жест поддержки. Николай созывает Государственный Совет. Решено «продолжать миролюбивую политику». В Сербию телеграфируют, что «императорское [русское] правительство не останется равнодушным к австрийско-сербскому спору».

Министр иностранных дел Сазонов приглашает на беседу австрийского посла. Пункт за пунктом разбирает он с ним ультиматум: «Лежащие в основе этого документа намерения справедливы, — соглашается русский министр, — но форма не оправдана. Измените формулировки, и я ручаюсь за успех!»

Однако успех, каким он представляется Сазонову, видимо, совершенно нежелателен. Ни для австрийской, ни для сербской сторон. Сербский посол телеграфирует в Белград оптимистически:

«Русская поддержка нам обеспечена. […] Настоящий момент уникален в своем роде. […] По моему мнению, нам предоставляется блестящая возможность мудро использовать результаты и осуществить полное объединение сербов. Поэтому желательно, чтобы Австро-Венгрия на нас напала. Итак, вперед во имя Господа. Спалайковиц».

В то время как русские озабочены, но настроены далеко не пессимистично в том, что касается предотвращения войны, французский посол Палеолог не питает никаких иллюзий и излагает русскому министру иностранных дел, который еще не отказался от надежд и стараний, свой трезвый взгляд на будущее: «Если бы дело в одной Австрии, возможно, войны удалось бы избежать. Но за ней стоит Германия и напоминает своей союзнице об усилении национального самосознания. Из этого вытекает, что Тройственный союз не устоит — в прежнем составе. Поэтому война неизбежна».

Царь просит своего кузена, короля Георга V Английского, сдержать Германию. Но слабые дипломатические заявления Англии не достигают цели, поскольку не передают кайзеру впечатления, что Англия решительно стоит за союз и Вильгельму действительно придется иметь дело с тремя великими державами.

От Сербии царь требует в целом принять ультиматум.

В Вену Николай велит телеграфировать, что для дальнейших попыток посредничества желательно продлить срок ультиматума. Эта просьба отклонена.

Наконец, Николай обращается к своему кузену Вильгельму, только что вернувшемуся с летней регаты, с предложением вынести австрийско-сербский спор в Гаагский международный суд, основанный по инициативе Николая на рубеже веков для мирного урегулирования подобных конфликтов. Ответ Вильгельма на полях записки царя: «Третейский суд — какая ерунда! Не может быть и речи!»

Начинается ежедневный обмен телеграммами с Вильгельмом, в которых царь, в частности, просит кайзера «перед лицом долгих дружеских уз, связывающих нас и наши народы, сделать все, что в Твоей власти, и не позволить Твоей австрийской союзнице зайти слишком далеко».

В Австро-Венгрии мобилизованы восемь армейских корпусов. Россия реагирует частичной мобилизацией в южных военных округах.

После этого Вильгельм предупреждает Николая в телеграмме, что «эта акция делает невозможным мое посредничество в Вене, о котором Ты меня просил».

Ответ Николая, собственноручно написанный: «Военные приготовления России последовали под впечатлением мобилизации в Австрии и не носят враждебного характера. Пока продолжаются переговоры с Австрией по сербскому вопросу, я не допущу никаких враждебных действий своих войск, в чем даю Тебе свое слово».

К ужасу своих генералов, Николай приказывает приостановить мобилизацию. В глазах русских дипломатов угрожающие телеграммы из Германии представляют собой отвлекающий маневр с целью оказания давления на царя, чтобы остановить мобилизацию и выиграть время, поскольку известно, что из-за громадности территории, большой протяженности фронта И малоразвитой железнодорожной сети России понадобилось бы три недели, чтобы вновь провести мобилизацию.

17(30) июля австро-венгры обстреливают Белград.

На следующий день советники царя получают приказ о всеобщей мобилизации. Как министр иностранных дел Сазонов, так и начальник Генштаба Янушкевич отключают после этого телефоны, чтобы новая отмена приказа не смогла до них дойти.

Верховным Главнокомандующим Николай назначает своего дядю великого князя Николая Николаевича, который до этого отвечал за Петербургский военный округ и безопасность престолонаследника.

О следующих часах сообщает генерал Мосолов, глава придворной канцелярии, находившийся в самой гуще событий: «На следующий день я поехал по неотложным делам в Петербург. По возвращении я увидел, как граф Пурталес, германский посол, садится со своим секретарем в дворцовый вагон. Когда поезд тронулся, я зашел к нему в купе. Пурталес быстро поднялся, схватил меня за обе руки и закричал: «Остановить, надо любой ценой остановить эту мобилизацию! Иначе война!»

— Это невозможно, — ответил я. — Мобилизация идет по плану. Как можно остановить автомобиль, двигающийся на полной скорости в сотню верст?

На что граф ответил: «Я попросил государя меня принять. Я должен его просить прекратить мобилизацию. Ведь она только что объявлена».

Нервозность графа меня удивила. Я попытался его успокоить и порекомендовал просить аудиенции у придворного министра. Я был уверен, что Фредериксу удастся убедить государя послать Вильгельму телеграмму с разъяснениями, что мобилизация не означает войну и что при возобновлении переговоров будет проведена демобилизация. «Не просите государя о невозможном», — закончил я.

«Нет, нет! — воскликнул граф. — Если немедленно не последует демобилизация, война неизбежна!».

Его молодой секретарь пытался перехватить его взгляд, чтобы удержать посла. Пурталес производил впечатление человека, только что потерявшего рассудок.

Я сразу же отправился к Фредериксу, чтобы передать ему содержание своей беседы. Граф Пурталес присоединился к нам через полчаса, крайне удрученный. Он попросил Фредерикса незамедлительно отправляться к государю и порекомендовать ему послать Вильгельму депешу: что-то вроде объяснения мобилизации. И исчез. Министру иностранных дел Пурталес накануне вручил ноту, содержавшую ультиматум Вильгельма Николаю: в течение двенадцати часов прекратить мобилизацию или Германия объявляет России войну. Истечение срока: суббота, 19.7./1.8, полдень.

Фредерикс действительно сделал то, о чем его попросили, и сообщил по возвращении с аудиенции, что государь составил очень хорошую депешу, которая Немедленно была отослана в Берлин. Фредерикс добавил: «Вот увидите — эта депеша обеспечит мир».

Не успел он договорить эти слова, как зазвонил телефон. Я снял трубку. Это был Сазонов. Я передал трубку Фредериксу. Придворный министр побледнел: «Хорошо… хорошо… я это сделаю». И отправился в кабинет царя».

В эту субботу к восьми часам вечера со службы в Александровской церкви царская семья возвращается в загородный дворец Малая Александрия.

Царица отправляется в столовую и ожидает там вместе с детьми (Алексея в церковь с собой не брали) уже за столом царя, который по обыкновению еще бегло просматривает в своей рабочей комнате новые телеграммы. Он долго не появляется, и Александра хочет уже послать за ним Татьяну, тут входит Николай.

Увидев своего отца, Алексей вскрикивает. Лицо царя мертвенно-бледное. Еще никогда он его таким не видел. Какое-то время Николай стоит с опущенной головой. Затем надломленным голосом произносит всего несколько слов: «Германия объявила нам войну». И уходит.

Война начинается

«Этого не может быть!» — вскрикнула Александра, — вспоминает Анна Вырубова реакцию царицы на неожиданное объявление Германией войны России — И продолжила «Конечно, войска были мобилизованы, но только на границе с Австрией!» Она выбежала из комнаты, и я услышала, как Александра вошла в кабинет царя Полчаса оттуда были слышны возбужденные голоса Затем она вернулась и повалилась на диван в отчаянии от того, что узнала «Война! — задыхаясь бормотала она — А я и понятия не имела об этом! Это конец всему!» Мне нечего было сказать. Я также мало, как и она, понимала непостижимое молчание государя в подобный час и, как всегда, мне было больно от того, что мучило ее. Мы просидели в молчании до одиннадцати вечера, когда, как обычно, император вышел к чаю, но он был рассеян и подавлен, и чаепитие прошло почти в полной тишине». Еще в тот же вечер Николай принял своего министра иностранных дел, председателя Совета Министров Горемыкина, других министров и послов союзнических держав, Палеолога и Бьюкенена. Бьюкенен передал телеграмму короля Георга V, на которую царь незамедлительно ответил. В ней отразились его мысли по поводу объявления войны.

«Я бы охотно принял твое предложение, если бы немецкий посол не передал моему правительству сегодня после обеда ноту, объявлявшую войну.

После предъявления ультиматума Белграду Россия неустанно прилагала усилия по отысканию мирного решения конфликта, вызванного действиями Австрии. Целью этих действий было разбить Сербию и сделать ее вассалом Австрии. В результате нарушилось бы равновесие сил на Балканах, жизненно важное для моего государства, как и для всех великих держав, желающих мира в Европе. Однако все предложения, включая Твое, отвергались Германией и Австриец, и только тогда, когда благоприятный момент тля оказания давления на Австрию миновал, Германия выказала готовность к посредничеству. И даже тогда она не выступила ни с каким конкретным предложением.

Объявление Австрией войны Сербии заставило меня распорядиться о частичной мобилизации, однако ввиду угрожающего положения мои военные союзники настоятельно потребовали всеобщей мобилизации, принимая во внимание краткие сроки, за которые, в отличие от России, способна мобилизоваться Германия. Постепенно с учетом всеобщей мобилизации в Австрии, бомбардировки Белграда и концентрации войск на границе Галиции а также тайных приготовлений к войне в Германии, я был вынужден пойти но этому пути. То, что это было оправданно и необходимо, доказывает теперь это внезапное объявление войны Германией, для меня весьма неожиданное, после того, как я дал императору Вильгельму самые категоричные заверения в том, что мои войска не предпримут враждебных действий, пока будут продолжаться переговоры. В этот торжественный час я хотел бы еще раз заменить Тебя, что сделаю все что в моей власти чтобы избежать воины. Сейчас, поскольку она мне навязана, я полагаюсь на то, что Твоя страна не откажет в поддержке Франции и России в борьбе за сохранение равновесия сил в Европе.

Да благословит и хранит тебя Бог

Ники»

«Я увидел государя только на следующий день, вспоминает Жильяр об утре следующего за объявлением Германией войны России дня. Он вышел к завтраку, чтобы поцеловать наследника перед тем, как отправиться в Петербург, чтобы в Зимнем дворце официально объявить о вступлении России в войну с Германией. Он был еще бледен, как накануне вечером, но глаза его горели. Мне он сказал, что только что получил известие, что Германия без объявления войны вторглась в Люксембург и напала на французские пограничные заставы».

Тем самым Россия оказалась вдвойне в состоянии войны с Германией: в силу германского объявления войны России и реагируя на нападение на Францию, российского партнера по союзу.

Алексея крайне разочаровывает го, что он не может сопровождать своих родителей в Петербург для оглашения военного манифеста; он еще не в состоянии ходить. Для царя тем более болезненно, что в этот драматический момент, когда так важно мобилизовать патриотические чувства, ему придется показаться перед народом без наследника.

Согласно традиции своих предшественников царь зачитывает манифест о вступлении России в войну в Георгиевском зале Зимнего дворца. Николай торжественно обещает, что не заключит никакого мира, «пока хоть один вражеский солдат будет находиться на российской земле», и зовет свои армии в бой уже ранее употреблявшейся царем Александром I по случаю вторжения Наполеона формулой: «с мечом в руке и крестом в сердце».

Когда Николай появляется на балконе Зимнего дворца, его с ликованием встречает необозримая людская толпа. После объявления войны население России, которое еще только что было расколото на различные лагеря — верных правительству и оппозиционеров, в один миг объединили столь сильные патриотические чувства, что царь был искренне тронут такими проявлениями энтузиазма.

Впрочем, слышны отдельные встревоженные голоса. Распутин телеграфирует с больничной койки из Сибири свои предостережения. По свидетельству очевидцев, царь рвет и выбрасывает эту телеграмму. Вскоре после этого письмо из Сибири. «Я скажу это снова, — писалось в нем. — Нева обагрится кровью, а Россия потеряет всех до последнего человека». На сей раз Распутин в «хорошей компании», так как озабоченность проявляет и Витте.

Бывший премьер-министр, вернувшийся после объявления войны из-за границы в Петербург, облекает свои опасения за Россию в более рациональную форму, чем Распутин, но его предвидение было еще примечательнее:

«Эта война — безумие! Да ни один разумный человек гроша ломаного не даст за этот вспыльчивый и заносчивый балканский народец, сербов, которые даже не славянской крови, а перекрещенные турки. […] Что нам ожидать от этой войны? Расширения территории? Но разве государство Вашего Величества еще недостаточно велико? Разве в Сибири, Туркестане, на Кавказе, да и в самой России у нас нет бесконечно широких просторов, еще даже не открытых? Завоеваний? Восточной Пруссии? Разве среди подданных государя еще недостаточно немцев? Галиции? В ней полно евреев! Константинополь, чтобы установить [христианский] крест на Святую Софию? Босфор, Дарданеллы? Какая химера! И даже если, что совершенно нереалистично, исходить из полной победы и допустить, что Гогенцоллерны и Габсбурги настолько ничтожны, что станут умолять о мире, — это будет означать не только конец германской гегемонии, но и провозглашение республик по всей Европе. Одновременно это был бы и конец царизма. Предпочитаю умолчать о том, что нам следует ожидать в случае нашего поражения».

Но даже Витте, будь он еще на службе, не смог бы ничего поделать с тем обстоятельством, что Германия объявила войну России. Военная машина запущена и возврата нет.

Николай выдвигает своего дядю, великого князя Николая Николаевича, командующего столичным военным округом и гарнизоном «защиты наследника», Верченным Главнокомандующим Российской армии и флота В качестве первого действия после своего назначения — сразу же после богослужения, на котором было освящено его штабное знамя, — великий князь сжигает все германские формы из своего гардероба, которыми обладал в качестве почетного командира теперь уже вражеских полков.

Еще в августе 1914 года русская столица Санкт-Петербург переименовывается на русский лад в Петроград.

Будни Алеши изменяются. Сначала его летний игровой матросский костюм сменяет солдатская форма с подобранной но росту винтовкой — разумеется, лишь муляж. Так появляется царевич рядом с одетым с начала войны также в солдатскую форму (только с погонами полковника) царем. Государь провожает на фронт добровольцев, но традиции благословляя их иконой. На удивление много молодых людей вступают в армию в порыве патриотизма. Дочь придворного врача Боткина, с гордостью глядящая на своих идущих на войну братьев, описывает атмосферу летних вечеров первых дней войны: «Воздух тяжел от запаха сирени и до вечерней зорьки доносятся к нам голоса, поющие перед разлукой молитвы».

В своем дневнике Жильяр фиксирует сцены и разговоры в царской семье непосредственно после начала войны:

«Понедельник 3 августа. Государь зашел сегодня утром к Алексею Николаевичу. Он совершенно преобразился. Вчерашняя церемония вызвала гигантскую манифестацию. Когда он появился на балконе, огромная людская толпа, собравшаяся на площади, опустилась на колени и запела гимн. Всеобщее воодушевление убедило царя в том, что война эта была всенародной.

[…] Приняв на себя обязательство перед мировой общественностью не заключать сепаратного мира, Николай II не оставил никаких сомнений в характере войны: это будет борьба до победного конца, борьба за существование».

В этот день царица открыто говорит с Жильяром о своих чувствах к Гогенцоллернам, которые, по ее мнению, «несчастье Германии (и России)». Перед этим пришла новость, что даже Марию Федоровну задержали в Берлине на обратном пути из Дании в Россию. Александра предполагает, что Вильгельма II к развязыванию войны принудила взявшая вверх военная партия. «Своим высокомерием Гогенцоллерны привили немецкому народу чувства ненависти и мести, чуждые ему, — в заключение говорит она. — Это будет страшная война, и человечество ждут невообразимые страдания».

С началом войны возникает опасность, что Жильяр вернется в Швейцарию и царевич потеряет своего главного учителя и воспитателя. Этот вопрос решается в последующие дни.

Жильяр во вторник 4 августа:

«Германия объявила войну Франции. Узнал также, что Швейцария мобилизовалась. Ездил в нашу миссию, чтобы выяснить, не должен ли я готовиться к отъезду».

Среда, 5 августа:

«Встретил в парке государя. Сообщил мне с удовлетворением, что в вопросе нарушения бельгийского нейтралитета Англия выступила в защиту справедливости. Кроме того, остается обеспеченным нейтралитет Италии […].

Против немцев сейчас уже вся Европа, кроме Австрии. Видимо, их деспотизм чрезмерен даже для их союзников — достаточно взглянуть хотя бы на Италию».

Жильяр по-прежнему носится с мыслью об отъезде на родину, что для Алеши было бы крайне прискорбно, так как нигде поблизости нет воспитателя с такими интеллектуальными и педагогическими данными, которого так принял бы своенравный престолонаследник. Похоже, царица также это прекрасно понимает: она приводит всевозможные аргументы, которые, на ее взгляд, делают необоснованным возвращение Жильяра.

«Даже если Вам удастся пробиться к дому, очень мало шансов, что Вы вернетесь до окончания войны. Так как Швейцария не даст втянуть себя в войну, Вы будете лишь сидеть дома и не сможете ничего сделать».

В этот момент врач Алеши Деревенко приносит свежую дневную газету, в которой сообщается, что Германия нарушила нейтралитет Швейцарии. Теперь царица уступает. Она считает, что подошло время Жильяру повидаться со своей семьей. «Я тоже ничего не знаю о своем брате, — добавляет она, — кто знает, не заставит ли Вильгельм его сражаться против нас на каком-нибудь фронте». Так что личное противоречие между старой и новой родиной — вопреки позднейшим обвинениям — Александра однозначно решает в пользу России.

Жильяр 6 августа:

«Утром был в городе. Нарушение швейцарского нейтралитета не подтвердилось, к тому же это маловероятно. Проход через Дарданеллы невозможен. Наш отъезд отложен на неопределенный срок. Перспективы угнетающие…»

Столицу лихорадит. Регистрация призывников идет полным ходом. Улицы и вокзалы переполнены — кажется, вся Россия на ногах. Такое впечатление, будто все население хочет на военную службу, которая в глазах всех русских является служением Отчизне. Женщины записываются на работу на промышленные и оборонные предприятия, чтобы компенсировать убыль мужской рабочей силы. Другие организовывают комитеты, чтобы обеспечить всем необходимым лазареты, собирают одеяла, перевязочные материалы и шьют подушки для раненых.

Многие ускоренно обучаются на курсах сестер милосердия, причем аристократки подают благородный пример, предоставляя свои дворцы для организаций помощи фронту и лазаретов. Возглавляет эту деятельность царица с двумя старшими дочерьми, Ольгой и Татьяной: все трое наскоро выучиваются на сестер и ежедневно работают в лазарете, оборудованном в Екатерининском дворце.

Здание германского посольства в обгоревших руинах — его подожгли после объявления войны Германией. Удивительное впечатление производит в первые дни войны австрийское посольство: хотя повод к войне — эскалация австрийско-сербского конфликта — произошел из Австро-Венгрии, прохожие в русской столице лишь покачивают головой, наблюдая, как в последующие за началом войны дни сотрудники австрийского посольства как ни в чем не бывало попивают кофе на балконе дворца. Только 6 августа (по западному стилю) австрийский посланник, граф Сапари, уже из Стокгольма, передает русскому министру иностранных дел ноту с объявлением Австро-Венгрией войны России. После этого, наконец, уезжают остальные сотрудники посольства.

Как явствует из упомянутых бесед. Жильяра с царем и царицей, отношения между воспитателем престолонаследника и императорской четой в эти дни становятся более доверительными, что еще теснее привязывает Жильяра к царской семье. Доныне при всем уважении и доверии, выказываемом четой правителей к швейцарцу, его отношения с царской семьей все же не выходили за рамки этикета. Перед лицом же столь драматических событий Жильяр постепенно превращается в постоянного собеседника царя и царицы; при этом последние выражают также свои личные чувства и политические взгляды, что прежде было немыслимо.

Это личное сближение в конце концов приводит к тому, что Жильяр постепенно начинает отождествлять свои интересы с интересами царской семьи — и, при всех своих демократических и пацифистских убеждениях, с интересами страны пребывания. Первоначальные сомнения насчет необходимости возвращения домой постепенно сменяются спокойным равнодушием и, наконец, убежденностью в том, что здесь, рядом с престолонаследником, его место и его назначение. Как видно из следующих заметок в дневнике, речь теперь идет вовсе не о надеждах на возвращение, но о том, чтобы остаться: «Суббота 15 августа. Сегодня вечером узнал, что мне официально разрешено не возвращаться в Швейцарию. Мне дали понять, что это результат демарша в Берне министра иностранных дел Сазонова по воле Их Величеств. Впрочем, все еще остается сомнительным, могут ли швейцарцы вообще выехать из страны».

Так Жильяр остается в России, в Царском Селе, и не только учителем французского языка, но и — что важнее — воспитателем царевича, хотя этот титул, который соответствует при дворе определенному положению, он официально не получает.

Традиционно всем русским престолонаследникам с одиннадцатилетнего возраста выделялся «воспитатель», обязательно происходивший из знатной семьи и имевший выдающиеся заслуги перед обществом. Однако в начале войны оба родителя престолонаследника слишком заняты безотлагательными делами, чтобы подыскивать подходящую особу.

Своими профессиональными и личными качествами Жильяр уже настолько хорошо зарекомендовал себя, что едва ли можно было желать лучшего кандидата. До того как в 1905 году приехать к царскому двору к сестре Алеши, он, по окончании учебы в родном городе Лозанне, был учителем французского у герцога Лейхтенбергского. В 1914 году стройному и элегантному темноволосому швейцарцу с бородкой тридцать пять лет и, таким образом, он существенно моложе и снисходительнее седовласых учителей Алексея (за исключением Гиббса).

12 августа по западному стилю (30 июля по русскому), т. е. через десять дней после начала войны, престолонаследник отмечает свой десятый день рождения. В тревожной атмосфере не до того праздничного настроения со всеми сопутствующими торжествами и парадами, как это было бы в мирное время. Все же некоторые из подарков доставляют Алексею истинное удовольствие: например, маленький «мерседес», который наследник может сам водить в парке — это от царицы-матери, Марии Федоровны.

К десяти годам Алексей становится намного взрослее, чем был еще совсем недавно. Развивающиеся тогда события способствуют тому, что он, если еще и не понимает до конца, то лучше начинает ощущать жизненные истины, прозу войны и бремя царя. Даже внешне — в солдатской форме, с перетянутой ремнем тяжелой шинелью — царевич выглядит намного мужественнее, чем то было бы возможно в прежнем матросском костюме.

Все же сначала у Алексея нет времени ни осмыслить этот новый этап своей жизни, ни думать о подарках на день рождения. Еще в августе царская семья отправляется в Москву, где царь согласно традиции официально уведомляет жителей древней столицы о вступлении России в войну и молится перед Иверской иконой.

Утром 4(17) августа царская семья прибывает в Москву. В этом городе, население которого так не похоже на петербургское, прием оказывается на удивление теплым. Видимо, вынужденное вступление России в войну вызвало единодушную реакцию, преодолевающую политические, общественные и (учитывая размеры и разнообразие страны) также географические барьеры, и оказало сплачивающее воздействие на население. Жильяр, сопровождающий в эти дни царскую семью в Москву, несомненно, под впечатлением пережитого — особенно последних крупных демонстраций патриотизма в России по отношению к царю и царевичу, с которыми население встречает царскую семью. Алексей не мог не почувствовать тогдашнее настроение народа. Жильяр написал:

«…Прибытие Их Величеств в Москву произвело на меня самое волнующее из когда-либо пережитых мною впечатлений. После обычного приема мы направились в длинной процессии в Кремль. Улицы и площади были переполнены людьми. Люди влезли на крыши, висели на деревьях, цеплялись за вывески над витринами магазинов и контор. Непрерывно звонили все церковные колокола, и тысячеголосым хором лился глубоко религиозный, исполненный достоинства и проникновенный русский гимн, в котором нашла выражение вера всего народа: «Боже, царя храни! Сильный, державный, царствуй на славу нам, царствуй на страх врагам. Царь, православный! Боже, царя храни!»

Через широко распахнутые ворота церкви издали можно было видеть пламя свечей, зажженных перед иконостасом, священников в полном облачении с золотыми крестами в руках, благословляющих приближающегося царя. Звуки гимна стихают, но вскоре вновь нарастают».

Через Воскресенские ворота царская семья со свитой въезжает на территорию Кремля — как все правители по приезде в этот город. В часовне перед «чудотворной иконой Иверской богоматери» семья монарха останавливается, чтобы помолиться. Жильяр, обыкновенно трезво анализирующий, при записи впечатлений в этот раз явно поддается переживаемым настроениям:

«…Молча стоит царь, с серьезным лицом. Он чувствует направленные на него взгляды, и в царящей тишине всем кажется, будто он составляет с собравшимся народом единое целое. В последний раз чувствует он пульс великой России».

Царь с семьей медленно возвращается к экипажам, которые отвозят их во дворец. Все еще неясно, сможет ли престолонаследник на следующий день ходить и стоять в церкви. Родители в сомнении. Пусть в Зимнем дворце царевич не смог присутствовать, но неужели снова повторится прежнее? Ведь так важно его появление на публике, и для него самого в первую очередь! Не иначе злой рок преследует Алексея: всегда, когда это крайне необходимо, в последнее мгновение случается что-то, что мешает надлежащим образом исполнить роль престолонаследника.

На следующий день Жильяр отмечает:

«Вторник 18 августа. Когда Алексей Николаевич утром установил, что не может ходить, он был в полном отчаянии. Однако Их Величества решили, что он должен сегодня присутствовать на главной церемонии. Его понесет один из казаков государя. Горькое разочарование для родителей: они, должно быть, опасаются, что в народе пойдет слух, что цесаревич калека».

Вновь бесчисленное множество людей ожидает появления царской семьи, снова воодушевление. В Успенском соборе начинается торжественная служба в присутствии митрополитов Москвы, Петербурга и Киева, а также другого высшего духовенства.

При виде роскошного оформления богослужения, смысл которого — всеобщая молитва о скорейшем и благоприятном для России исходе войны, с уст французского посла срывается замечание: «Только двор Византии знавал подобную роскошь и великолепие». А гофмаршал Бенкендорф, видя патриотический подъем и верноподданнические настроения москвичей, добавляет: «Вот она какая, революция, которую нам предсказывал Берлин!» Он не мог знать, что непосредственно перед началом войны находившийся в эмиграции Ленин высказал следующее мнение: «Для нашей революции война в России была бы лучше всего — не верится только, что Франц Иосиф и Вильгельм нам окажут такую услугу».

В конце службы, которую Алексей выслушивает на руках казака, члены царской семьи преклоняются перед реликвиями и молятся перед саркофагом основателя церкви, Алексея.

«Еще долго ноете отъезда Их Величеств, — пишет Жильяр об этом дне, площадь полна людей. Они не расходятся в надежде еще раз увидеть царскую семью […]».

Владимир Бульков, несший вахту в Кремле, позднее вспоминает:

«Царские дети вели себя очень естественно. Они часто проходили мимо и ели при этом виноград и другие фрукты. Маленький цесаревич где-то насобирал кирпичей. Он объяснил мне, что хочет построить печь, и я не должен никому ничего об этом рассказывать».

Жильяр сообщает о следующем дне, когда он смог совершить автомобильную прогулку с Алексеем:

«Четверг 20 августа. С каждым днем энтузиазм возрастает. Кажется, будто москвичи гордятся тем, что царь находится среди них, и демонстрацией своих симпатий пытаются подольше задержать его в Москве. Их воодушевление проявляется все ярче, стихийнее и несдержаннее.

Алексеи Николаевич и я ежедневно выезжаем на автомобиле. Сегодня были ка Воробьевых Горах, откуда 14 сентября 1812 года Наполеон смотрел на Москву».

Отсюда открывается величественный вид. Впереди у подножия холма белокаменный Новодевичий монастырь с шестнадцатью золотыми башнями и прочны-ми стенами отрады, похожий на белую крепость; позади, между парком и монастырем, целый квартал церквей и дворцов, а еще дальше светятся купола кремлевских храмов.

Часто прогулки происходят произвольно и поэтому без сопровождения охраны. Жильяр:

«На обратном пути при повороте на боковую улочку шоферу пришлось остановиться, так как окружила такая толпа людей, что он не мог дальше ехать. В основном это простой люд, окрестные крестьяне, пришедшие в город по своим делам или в надежде увидеть царя. Внезапно отовсюду послышались крики: «Наследник! Наследник!» После чего люди сдвинулись еще теснее и ближе, обступили нас, и мы оказались в кольце крестьян, рабочих и торговцев, с громкими криками толкавших и отпихивавших друг друга, чтобы лучше увидеть цесаревича. Несколько женщин и детей отважились подойти еще ближе к автомобилю и встали на подножку; они протягивали руки в салон автомобиля, и когда им удавалось коснуться ребенка, они с гордостью кричали: «Я до него дотронулся! Я прикоснулся к наследнику!»

Испугавшись бурной демонстрации чувств, Алексей Николаевич присел на пол автомобиля, спрятавшись. Он был бледен и встревожен неожиданной вспышкой эмоций. Когда же он увидел добродушные улыбки на лицах простых безобидных людей, он снова взял себя в руки. Но он был смущен тем чрезмерным вниманием, которое вызывал, и не знал, что говорить и делать. Что касается меня, то я с тревогой спрашивал себя, чем все это кончится, так как для своих поездок мы не потребовали полицейской охраны. Затем неожиданно появились два коренастых полицейских, патрулировавшие неподалеку, и рассеяли толпу. После первоначального их гнева толпа постепенно отступила. Отныне я велел матросу Деревень-ко. который следовал за нами в другом автомобиле ездить впереди, чтобы прокладывать нам путь».

Ha следующий день царская семья посещает Троице-Сергиеву лавру, историческое место и центр православия. В XVII в. эта местность была завоевана поляками, но вскоре освобождена; это место считается «святым», и здесь, в подземных кельях, живут отшельники, в посте и молитвах проводя остаток дней.

Вернувшись в Царское Село, царь энергично берется за разработку военной стратегии. Никогда, сообщают очевидцы, не видели его таким деятельным. Обнаруживается двойная игра германского императора, что еще более усиливает решимость Николая привести овею страну к победе. Патриотические манифестации В Петербурге, а теперь и в Москве, придают ему уверенности в том, что народ за него и полон оптимизма.

Не убавляется воодушевления у царя даже после того, как в сентябре 1914 года он узнает о первом русском поражении в Восточной Пруссии. К тому же, похоже, его уравновешивает «чудо на Марне», где французские союзники — с помощью русских — успешно отражают немецкое нападение. На Южном фронте русской армии удается остановить наступление австрийцев в Галиции и взять 100000 военнопленных. Львов «вновь возвращен славянам». Царь отправляется в Генеральный штаб, Ставка которого находится в Барановичах, и оттуда выезжает на различные участки фронта, чтобы поддержать боевой дух.

Алексей теперь посвящает много времени занятиями. Его учитель английского, Гиббс, после отпуска на родине, вызван телеграммой царицы в Царское Село. Вместе с британцем, с определенным риском возвращающимся из Англии через Норвегию, Швецию и Финляндию, в одном поезде неожиданно приезжает и великий князь Михаил Александрович. Тридцатилетний брат царя, стоящий следующим после Алексея в порядке престолонаследования, был за два года до этого выслан из-за морганатического брака и теперь, по случаю войны вызван домой. Царь велит ему принять командование бригадой казаков на фронте.

Гиббс записывает свои впечатления об Алексее, которого не видел почти полтора года:

«9 сентября [1914 г]. Могу сказать, что он очень исправился. Он развился во всех отношениях; стал смышленее и спорее в работе. Большую часть времени мы разговариваем. Я рассказываю ему о своем путешествии и заставляю его описывать […] картины».

В конце первой недели Гиббс снова показывает Алексею — в рамках своей педагогической программы — как делать бумажные шляпы. Разумеется, после этого британец вновь испытывает большие трудности с привлечением царевича к собственно занятиям.

На уроках русского языка Алексей пишет свое первое сочинение. Это эпизоды из жизни выдуманного им русского офицера. В первом умирает подруга военного, сразу же вслед за этим служивый женится на другой. Продолжение такое:

«А. П. Андреев. Дверь открывается и входит офицер. Он садится на стул и звонит. Появляется его лакей […].

На проводы отслужили молебен. Полк готов к маршу, его сопровождает большая толпа. На вокзале собрались все полковые дамы. Короткое прощание. Поезд медленно тронулся. На перроне все закричали «Ура!». Жена А. П. в слезах вернулась домой. После недолгого отдыха, она пошла в церковь, зажгла перед иконой Богоматери небольшую свечу и горячо помолилась.

Миновал месяц. Полк, в котором служил А., бросили против немцев. В одном сражении полк понес незначительные потери. Ранили пару офицеров. Среди них находился и А. П. Он был ранен в голову и грудь. С поля боя его вынес ефрейтор Архип Корыто и доставил на перевязочный пункт. Для оказания помощи в палату вошла больничная сестра. Она увидела раненого и узнала в нем своего мужа. Раны оказались серьезными. Раненого послали для выздоровления на побывку в родной Кишинев. Его сопровождала жена. Из-за его тяжелых ран ему отвели отдельную палату.

Через неделю А.П. окончательно поправился. Он вернулся обратно в полк и взял с собой рукавицы и теплое нижнее белье для нижних чинов. Его жена вернулась в лазарет. Они в добром здравии прошли всю войну.

Конец. А. Р.»

Так что мысленно Алексей переживает военные события, хотя и не имеет никакого представления о реальности. Один офицер приносит ему наконечник стрелы, какие сбрасывали вражеские летчики. Алексей с гордостью показывает его матери.

Вскоре престолонаследник начинает посещать раненых. Доктор Боткин впервые берет его с собой в больничную палату лазарета, который царица оборудовала в большом дворце. Сначала царевич застенчив и сдержан. В соответствии с протоколом при его появлении звучит царский гимн — разумеется, из граммофона. Те, кто может встать, пытаются стоять до конца музыки. Однако уже со второго раза Алексей преодолевает робость и сразу же по окончании музыки обходит всех и спрашивает об их переживаниях. Перед его посещениями великие княжны просят тех, кому получше, рассказать что-нибудь царевичу. Алексей завороженно слушает их рассказы и даже завязывает с некоторыми ранеными дружбу. Когда за ним заходят сестры, наследник протестует: «Только мне что-то интересно, так надо всегда уходить!»

Татьяна ухаживает в лазарете в Царском Селе за капитаном улан, в самом начале войны получившем тяжелое ранение в ногу. Прелестной великой княжне он, очевидно, особенно мил. Алексей это тоже замечает, после того как неоднократно застает их за душевными беседами, и поэтому поддразнивает свою сестру. Военный рассказывает Татьяне о своих любимых лошади и собаке, более того, он даже дарит ей потом щенка из помета своей собаки; пес будет сопровождать царевну до конца ее жизни.

Но Алексей посещает и другие лазареты, а также большой госпиталь, названный в его честь. Кроме того, он все чаще ездит на вокзал, чтобы встречать составы названных его именем санитарных поездов, приходящие прямо с фронта. Юный престолонаследник неожиданно начинает испытывать большое сострадание к чужим мукам, и лишь немногие знают, что ему самому уже довелось испытать немало боли.

Помимо занятий Жильяр пытается во время автомобильных поездок познакомить престолонаследника с жизнью вне дворца. В Царском Селе у престолонаследника новый друг: Жильяр позаботился о том, чтобы Алексей общался не только с детьми опекающих его матросов, не равными ему по возрасту и происхождению, но и с сыном своего врача Деревенко, который на год его младше. В конце концов он даже добивается того, что и царевич, что прежде для царского сына было немыслимо, может ходить к своему новому другу домой. Поскольку отношения с семьей великой княгини Ксении, сестры царя, становятся все прохладнее, царица почти не приглашает ее детей, и сын врача, Коля, становится теперь единственным товарищем Алеши среди сверстников.

Царица заботится также о лазаретах вне петербургского округа и сотрудничает с Красным Крестом. Когда ей приходится выезжать по делам, связь с семьей он!а поддерживает регулярной перепиской. Так что в в первые месяцы войны осенью 1914 года происходит обмен письмами между Алешей и его матерью и, с другой стороны, с его отцом, когда тот находится в Ставке или на фронте.

Алеша старается, особенно в письмах отцу, писать Каллиграфически. Они лаконично обобщают личные переживания царевича:

«Милый Папа. Царское Село, 23 октября 1914.

Сегодня я хорошо учился. Мы разожгли костер. Шот свалился в прорубь. Кланяйся дяде Николаше. Храни Тебя Боже. Любящий Тебя Алексей».

«Милый, любимый, Папа. Царское Село, 25 октября

1914.

Я очень обрадовался, когда узнал, что мы победили. Со мной все в порядке. Как Ты себя чувствуешь? Напиши! Храни Тебя Боже! Целую Тебя. Алексей».

«Милый, дорогой Папа. Царское Село, 26 октября 1914.

Сегодня снова будем разжигать костер. В шесть часов я еду с мамой и сестрами в дворцовый госпиталь. Шот и Ортипо носятся вокруг. Погода хорошая, но мало снега. Сегодня начал читать рассказы казака Луганского. Уже очень за Тобой скучаю. Храни Тебя Боже. Целую Тебя. Алексей».

«Любимому Папе.

Дорогой Папа. Царское Село, 29 октября 1914.

Сегодня долго катался на автомобиле и даже сам сидел за рулем. Мне очень хотелось бы Тебя снова увидеть. Храни Тебя Бог. Твой любящий Алексей»;

Письмо царицы сыну:

«Мое любимое солнышко, в поезде, 31 октября 1914.

Мне грустно без тебя, я сильно по тебе скучаю: Как же неохотно я уезжаю от моего маленького мальчика. Сейчас ты уже пошел спать — кто молился с тобой? В мыслях это делает мама!

Утром я увижу, с Божьей помощью, папу и многое расскажу ему о тебе. Я все время лежу, потому что болит сердце; я перестала есть. Сестры накладывали повязки, Ортипо спал на коленях у Ольги и затем играл. Аня читала нам лекции княгини Гедройц. Я рано пойду спать, так как прошлой ночью плохо спала и мне нужно к утру набраться сил.

Ты не захочешь без меня посещать раненых, но, думаю, с М[арией] и А[настасией] тебе будет весело. […]

Мне жаль, что завтра утром мы не увидим наших раненых — они такие милые, такие веселые. Что делает твоя собака? Будет лучше, если ты назовешь его Джой, что по-английски значит «радость».

А теперь, мой милый Алексей, будь здоров, спи крепко, мое счастье, нежно тебя обнимаю и осеняю крестом лоб.

Твоя, тебя очень любящая, мама.

Скажи сестрам, что я их нежно целую и благодарю за милые письма. Передай привет Вл. Николаевичу, М. Жильяру, Деревенько и Нагорному».

Снова Алексей своему отцу:

«Милый Папа. Царское Село, 24 ноября 1914.

Вчера играли в войну. За один миг я взял вражеские окопы, а в следующий момент был отброшен и взят в плен. Но в следующую секунду вырвался и убежал! С тыла пришло подкрепление. У меня все в порядке. Как Твое здоровье? Напиши! Крепко Тебя целую. Да хранит Тебя Бог. Твой любящий Алексей».

«Мой дорогой папа! Царское Село, 28 ноября 1914.

Я получил солдатскую шинель и выстоял в ней вахту. […] Уже третий день идет дождь и не дает играть на улице. Так что я недоучился. Целую Тебя. Алексей».

«Милый, дорогой Папа. Царское село, 29 ноября

1914.

Завтра у меня будут оленьи сапоги. Деревенько дает мне свои рукавицы. Я их сделал совсем черными. […] Всю эту неделю я прилежно учился. Сегодня вахтовому выдадут фонарь. Мне так Тебя не хватает. Храни Тебя Бог! Целую Тебя от всей души. Алексей».

Матери:

«Моя дорогая Мама. Царское Село, 14 декабря

1914.

Я надеюсь, что Ты мне напишешь. Спите все хорошо! Храни Вас Бог! Крепко целую Тебя, гусар и улан. Алексей».

«Дорогое сокровище, Папа! Царское Село, 24 января 1915.

Я еще лежу в кровати, но скоро встану. Петр Васильевич и мсье Жильяр по очереди мне читают. Будь здоров. Да хранит Тебя Бог! Алексей».

Следующее письмо написано на французском языке.

«Tsarskoe Selo, 3 Mars 1915. Cher Papa. Je suis alle hier a Pavlovsk voir le train. Schott s’est sauve dans le pare parce qu’il a vu un chien noir. Derevenko a couru apres lui dans la neige. Hier la tout fondait, mais aujourd’hui il fait froid et il neige. Nagorni fait la voute sur Pescalier, comme tu as dit. Je t’embrasse. Alexis».

(«Царское Село, 3 марта 1915. Милый Папа. Вчера ездил в Павловск посмотреть на поезд. Шот бросился спасаться в парк, так как увидел черную собаку. Деревенько побежал за ним по снегу. Вчера здесь все растаяло, но сегодня холодно и идет снег. Нагорный делает закругление на лестнице, как ты сказал. Целую тебя. Алексей»).

«Мой дорогой Папа. 7 марта 1915.

Сегодня мороз сильнее. Много снега, башня замерзла. Вчера был в Павловске; там локомотив расплющил мою копейку. Третий день я наблюдаю на крестьянском подворье, как получают молоко, снимают сливки и сбивают масло. Это очень аппетитно. Мне это очень нравится. Я учусь с удовольствием.

Оставайся здоров. Да хранит тебя Бог! Крепко Тебя целую. Алексей».

Реагировал Алеша и на то, что сообщал ему отец:

«Мой дорогой Папа!

Царское Село, 9 марта 1915.

Благодарю Тебя за открытку. Мы ужасно обрадовались, когда получили твою телеграмму о взятии Перемысля. […] Крепко целую Тебя. Алексей».

И снова по-французски:

«Tsarskoe-Selo. 14 Avril 1915. Cher Papa. Je suis alle Dimanche dans ma petite automobile a Babolowa. J’ai vu en passant une batterie, deux grands canons et deux petits pour tirer contre les aeroplanes. J'ai vu aussi une vieille grand’mere assise dans une brouette. En revenant, j’ai vu la brouette renverse, je panse que la grand’mere etait tombee. J'ai ete aujourd’hui voir un elephant. Je t’embrasse. Alexis».

(«Царское Село, 14 апреля 1915. Милый Папа. В воскресенье я ездил на своем маленьком автомобиле р Баболово. По пути я видел батарею, две большие пушки и две маленькие, чтобы стрелять по аэропланам. Также я видел бабушку, которая сидела в телеге. Когда я возвращался, телега была перевернута, думаю старушка вывалилась. Сегодня я видел слона. Целую Тебя. Алексей»).

«Мой дорогой Папа. Царское Село, 16 апреля 1915,

Погода у нас мерзкая. Так холодно, что везде замерзла вода. Изредка срывается снег […]. Вчера я получил интересный подарок: кадровый офицер принес мне стальную гильзу.

Я читаю интересную книгу о Петре Первом, которую прислала мама. Все, слава Богу, здоровы.

Храни Тебя Бог! Твой любящий Алексей».

«Мой драгоценный Папа. Царское Село, 16 июня

1915.

В воскресенье я, В.Н. (Петров), мальчики и Деревенько ездили в Петергоф. Был сильный ветер. На обратном пути автомобиль был открыт, по пути туда — закрыт. Ехали со скоростью 52 км/ч. Вдруг как затрещит, и отлетела крыша. В полете она ударила по стеклу, которое разбилось. Были на нашей даче. Вырвали редиса и огурцов и поехали назад.

Все идет хорошо. Кланяйся дяде Николаше. Храни тебя Бог! Крепко Тебя целую. Любящий Тебя Алексей».

«Дорогой Папа. Царское Село, 22-е июня 1915.

Вчера ездили в Ропшу. По пути, у Красного Села, нас остановили на посту. После короткого ожидания приехал на велосипеде офицер и пропустил нас.

Перед дворцом в пруду ловили рыбу. Я поймал пять форелей. Затем ходили в оранжерею, где рвали виноград. Кланяйся дяде Николаше. Храни тебя Бог! Крепко целую тебя. Любящий тебя Атаман».

Осенью 1914 года городские организации, демонстрируя доселе небывалое единство, выступили с общей инициативой по координированному обеспечению фронта. Ее введение себя оправдало. Но ненадолго. Германская артиллерия превосходит русскую. Кроме того, неприятель снимает части на западе, чтобы концентрированно применить их на востоке против России. На фронт посылаются новые резервы. Но объем вооружения не соответствует количеству новых призывников: оружия не хватает.

В мае 1915 года германцы меняют стратегию. Следует массированное наступление на Восточном фронте, прежде чем Италия, только что вышедшая из союза и выступившая на стороне русских, успевает напасть на Австрию. Германия концентрирует 161 дивизию и всю свою артиллерию на своем Восточном фронте против России. Последствия таковы:

03.06. русские снова теряют Перемысль; усиленные немецкими подразделениями австрийцы все лето продвигаются дальше на восток; 04.08. пала Варшава; 18.09. пал Вильнюс.

К концу лета 1915 года уничтожена почти половина кадровой русской армии. 1,4 миллиона солдат погибло или пропало без вести, 960000 взято в плен.

Получив известие о потере Варшавы, царь закрывает лицо руками. «Так не может продолжаться, это должно закончиться…» — говорит он. И принимает роковое решение.

Александра уже давно просит Николая взять на себя верховное командование вместо великого князя

Николая Николаевича. Ее мотивы: немного завидуя популярности великого князя, царица убеждает себя в том, что он стремится свергнуть царя и взять власть в свои руки. Невероятнее этого вымысла и придумать ничего нельзя, но подозрения Александры приобретают вес, поскольку они подпитываются «нашим другом», как называет царица Распутина в письмах к царю. После того как интриган-сибиряк увидел в великом князе личного врага, он предпринимает все, чтобы представить великого князя, как уже многих до него, в глазах царицы врагом царя и династии. Причины: Верховный Главнокомандующий презирает Распутина. Когда «старец» однажды изъявляет желание посетить Ставку и сообщает об этом по телеграфу, Николай Николаевич отвечает с обратной почтой:

«Можешь приезжать. Будешь повешен».

Показывая царю эту телеграмму, Александра так объясняет военные неудачи русской армии первых Лет под командованием великого князя: «Кто против Божьего человека [Распутина], тот не может надеяться на Божье благословение».

Почему царь принимает столь спорное решение — самому встать во главе командования армией — остается загадкой. До этого Николай относится к великому князю Николаю Николаевичу, своему дяде, с большим уважением. Однако после поражений русских весной 1915 года он приходит к убеждению, что его присутствие в Ставке и на фронте позволило бы взять под контроль и улучшить положение. Кроме того, он неоднократно говорит Жильяру, что считает своим долгом в это тяжелое время находиться рядом со своей армией. Поэтому не следует полагать, что его решение взять на себя верховное командование принято целиком под влиянием царицы, даже если та и сыграла в нем определенную, быть может, даже решающую роль.

Таким образом, летом 1915 года, когда русские армии стремительно отступают и стали заметны первые признаки военной катастрофы, Николай решает сместить своего дядю. Его цель, согласно объяснениям, приблизиться к своей армии и тесно с ней взаимодействовать. Великий князь переведен главнокомандующим на Кавказ.

Восемь министров подписывают обращение к царю, в котором предостерегают его, убеждают не брать на себя верховное главнокомандование. Смысл в том, что в случае неудачи царя будут винить в военных поражениях. Да и последствия его постоянного отсутствия в столице будут непредсказуемы. В Совете министров слово брали один за другим. Царь спокойно выслушивает всех ораторов и затем отвечает: «Благодарю Вас, господа. Послезавтра я отъезжаю в Ставку».

Ставка Верховного главнокомандующего ввиду отодвинувшегося на восток фронта перенесена из Барановичей в Могилев, губернский центр Белоруссии.

22 августа (4 сентября) 1915 года Николай выезжает в Ставку, штаб-квартиру Генерального штаба. Это вскоре изменит и повседневную жизнь Алексея.

Алексей в Ставке

Алексей гордится тем, что его отец теперь еще и Верховный главнокомандующий армии., Еще в сентябре царица пишет царю письмо: «Наш милый малыш все чаще просит, чтобы ты взял его в Ставку, хотя ему трудно будет пережить разлуку со мной. Но ты не будешь чувствовать себя так одиноко; а когда будешь уезжать или выезжать к войскам, я могла бы приезжать и забирать его. При тебе ведь есть доктор Федоров, ему понадобится еще только Жильяр. После обеда он мог бы брать уроки французского, а в течение дня ездить с тобой в автомобиле, если не сможет ходить пешком. Есть рядом с тобой свободная комната? Хотя он мог бы спать и в твоей спальне. Но ты должен все спокойно обдумать».

Через месяц после прибытия царя в Ставку фронт стабилизируется, по обе его стороны роются траншеи. Николай едет в Царское Село. В этот приезд он обсуждает с Александрой план: взять с собой Алешу в Ставку. Николай считает, что все говорит в пользу такого решения: вид наследника должен был положительно воздействовать на боевой дух войск, да и для самого царевича полезно было бы расширить кругозор и научиться понимать, какую цену платит Россия в этой войне. Поэтому и царица готова впервые на какое-то время разлучиться с сыном, как бы трудно для нее это ни было.

И в октябре 1915 года Алексей, вне себя от счастья, отправляется с отцом в Могилев. Этот провинциальный город находится приблизительно в 800 км к юго-западу от Петрограда. Помимо обычной свиты Алексея, в поезде едут домашний учитель Жильяр, матросы Деревенько и Нагорный, а также собака Джой, которую Алеша выводит на прогулку на каждой остановке.

На второй день первая большая остановка в пути. Царь распоряжается остановиться в Рехнице, чтобы устроить смотр тем частям войск, которые после участия в боевых действиях в Галиции и Карпатах расквартированы здесь на отдых. Стоявшие перед Николаем и Алексеем солдаты и офицеры незадолго до этого участвовали в тяжелых боях, и их ряды сильно поредели. Пбсле смотра войск царь — в сопровождении Алексея — подходит к отдельным солдатам и расспрашивает о подробностях боев. Алексей, по протоколу обязанный Держаться позади царя, напряженно прислушивается, чтобы не пропустить ни единого слова тех, кто был так близок к смерти.

Когда престолонаследник с отцом удаляются, солдаты перешептываются и делятся впечатлениями о царевиче: как выглядит, какого роста, сколько лет; всем нравится, что престолонаследник в простой солдатской форме.

13(16) октября Алексей с отцом приезжает в Могилев. Это небольшой провинциальный городок в Белоруссии. Впервые жилье престолонаследника соответствует не его положению, но обстоятельствам и потому сравнительно скромное. Дом губернатора, предоставленный царю, стоит на левом берегу Днепра, на холме, с которого открывается вид на широкие речные просторы.

Алексей с отцом занимают только две большие комнаты верхнего этажа двухэтажного дома. Он делит с ним спальню, где для него поставлена спартанская полевая койка. Дни царевич проводит в рабочем кабинете царя. Часы занятий спланированы так, чтобы они приходились в основном на дообеденное время, когда царь находится на военном совете. Однако вид из новой резиденции Алеши на местность, простирающуюся до реки, настолько захватывающий, что поначалу престолонаследник часто подолгу стоит у окна и смотрит на широкую реку с песчаными берегами или на сосновый бор на другом берегу. Как бы ему хотелось побегать там со своей собакой, а не подчиняться рабочему графику! Но, как покажут грядущие дни, царевич будет совершенно доволен своими новыми буднями.

Алексей просыпается раньше царя, который почти всегда засиживается допоздна за работой. Когда в семь часов утра он будит отца, так как ему неожиданно в голову приходит что-то такое, чем бы он хотел поделиться с ним, Николай в полусне бормочет, чтобы его оставили в покое. При этом случается, что он обращается к Алеше по имени Георгий, так как бессознательно вспоминает о своей молодости, когда делил комнату со своим младшим братом. Это настолько веселит царевича, что он громко смеется и тогда уже окончательно лишает отца утреннего сна.

После утреннего чая в половине девятого царь отправляется в Ставку. Он принимает доклады полевых командиров и обсуждает с начальником Генерального штаба Алексеевым готовящиеся военные операции. К часу Николай возвращается в губернаторский дом на обед. До этого времени у Алексея занятия в кабинете царя.

Обед накрывают в большом зале губернаторского дома. Для Алеши это совершенно новая среда: тогда как в Царском Селе он принимает пищу главным образом с матерью или четырьмя сестрами, то здесь сразу же оказывается в чисто мужской компании — да еще и среди военных. Обычно за обедом собирается тридцать человек, среди которых начальник Генерального штаба Алексеев, его главные адъютанты, главы военных миссий союзников: французский генерал Жанен, британский генерал сэр Джон Хенбери-Вилльямс, бельгийский генерал барон Б. де Рикель (называемый Алешей «пана Рикель»), итальянский полковник Марсенго, японский и сиамский военные; еще свита и отдельные офицеры.

Быстро освоившись в застольном обществе, Алексей уже через несколько дней отбрасывает застенчивость и начинает поддразнивать различных генералов. Так, с серьезной миной он проверяет, все ли пуговицы на форме застегнул британский генерал. Обнаружив две расстегнутые, он с суровым видом застегивает их. Затем подходит очередь бельгийского генерала. И у него не все в порядке! Наконец, Алеше станет ясно, что он сам является объектом розыгрыша. Но бельгиец доставляет ему еще одно удовольствие, провоцируя Алексея еще и другими «недостатками». Вскоре царевич находит в его лице друга, всегда готового пошутить, и больше всего любит овладевать его форменной фуражкой — пусть для него она и слишком велика. Когда царь отсутствует за столом, Алексей, впрочем, иногда выходит за рамки: так, однажды он приносит разрезанный пополам арбуз, подходит к одному военному и надевает его ему на голову.

Встав из-за стола, царь удаляется на час, с двух до трех, в свой рабочий кабинет. Примерно около трех он забирает Алексея и Жильяра и везет их на своем автомобиле на прогулку. Пока Николай был один, это время он проводил в занятиях спортом, более всего предпочитая ходить в пешие походы. Если его кто-нибудь сопровождает при этом, то высшая заповедь — не произносить ни слова. В теплое время года царь занимается греблей на реке. С Алексеем они совершают в окрестностях Могилева, обнаружив привлекательную тропинку, часовую пешую прогулку в лес.

Одна из них Алеше особенно нравится: она приводит их в маленькую лесную деревушку Салтановку, где в июле 1812 года был остановлен в своем наступлении на Москву войсками Раевского Наполеон. Здесь до сих пор стоит часовня на том месте, где более ста лет назад стояли в обороне русские. Волнует царевича и мысль о том, что при взятии Могилева французский маршал несколько дней даже жил в том губернаторском доме, где сейчас разместился он!

После возвращения царь снова работает в своем кабинете. Здесь также до ужина Алексей готовит свой задания на следующий день — иногда с помощью Жильяра. Однажды, когда Жильяр дает своему ученику указания по выполнению задания, неожиданно поворачивается Николай с пером в руке и прерывает учителя словами:

«Если бы мне кто-нибудь сказал, что настанет день, когда я буду подписывать объявление войны Болгарии, я бы назвал его сумасшедшим, — и вот, этот день действительно пришел. Но я делаю это с тяжелым сердцем, так как уверен, что болгарский народ обманут своим царем и сохранил тесную связь с Россией; однажды он это осознает, но будет слишком поздно».

Обычно после обеда или вечером Алеша пишет письма; регулярно писать поручила ему царица, да и Жильяр настойчиво побуждает своего подопечного к этому. Конечно, главным образом царице приходится довольствоваться сообщениями Жильяра, которые тот, как обещал, ежедневно ей передает. Когда же объявляют о приезде «синематографа» и о шестичасовом сеансе, это, как правило, отодвигает для Алеши на задний план все другое.

Главным образом крутят документальные фильмы о событиях на различных участках фронта или жизни в тылу, а также сцены личной жизни царской семьи, или первые немые игровые фильмы. В одном коротком фильме даже появляется престолонаследник: играет в саду губернаторского дома в Могилеве со своей собачкой. В кадрах наследник резво носится по кругу. Когда Алексей это видит, то категорически заявляет, что не может быть и речи о том, чтобы показывать эти кадры фильма широким кругам населения: «Мне это совершенно не нравится! Я здесь кручу пируэты и выгляжу глупее, чем собака!»

Ужинает Алеша в основном без отца и раньше его. Однако, когда идет спать, царь заходит к нему, чтобы вместе прочитать вечернюю молитву. Если до этого Алеша получает письмо из Царского Села или Петербурга, то читает его вместе с отцом. Всякий раз, когда ему пишет мать, Алеша целует ее подпись. Об общих вечерних молитвах Николай сообщает Александре: «Он молится прилежно, вот только слишком быстро — или монотонно проговаривает молитву, хотя я увещеваю его…» И почти всегда царь находится при сыне, пока тот не заснет. После чего поднимается с кровати и отправляется в свою рабочую комнату, где изучает последние донесения с фронта и сообщения из столицы. В час тридцать царь гасит свет.

5(18) октября празднуются Алешины именины. Он получает множество подарков, среди них кинжал от матери. Царевич от него в таком восторге, что берет к себе ночью в постель и кладет под подушку. Однако одного подарка он не получает: телеграммы, которую ему послал Распутин. Почтамт в Петербурге не решается ее принять и переправить дальше! После этого озлобленный Распутин спешит к царице. Телеграмму прихватывает с собой, и царица прикладывает ее к одному из своих писем, которые впоследствии посылает Алеше. «Ты должен ее получить, потому что в ней хорошо написано», делает она по этому поводу приписку в письме.

Алексей послушно пишет матери, в основном непроизвольно, более поддаваясь своему темпераменту, чем в письмах к отцу, которые явно даются ему во всех отношениях с большим трудом. Кресты вначале и конце писем Алеша ставит ради матери, тем самым выражая свое благословение или желая божьего благословения получателю письма.

«Любимая Мама + поцелуи.

Ставка. 7 октября 1915.

Вчера снова получил от Тебя письмо. Папа всегда читает мне Твои письма. Моя финка […] всегда со мной. Вчера были на Днепре. Папа, другие и я вырыли канал и пустили в него воду. Было очень весело. Дмитрий бросал в Днепр гальку. На автомобилях приехало много народу. У меня немножко побаливает рука, и я не буду работать. Кланяйся всем, кто читает мои письма, от меня. […] Заканчиваю письмо, потому что больше нет времени.

Целую и обнимаю всех. Храни вас Бог. Любящий Тебя Алексей».

«Дорогая Мама. Ставка, 10 октября.

Вчера папа и я целый час ходили без остановки. Мы совершенно запылились, и я был весь грязный. Обедал со всеми. […]

Часто поддразниваю бельгийца и завожу беседы с французом. Целую всех вас. Твой любящий [вставка] Да хранит Вас Бог! Алексей».

«Моя любимая Мама. Ставка, 2 ноября 1915.

На третий день мы побывали в трех подводных лодках. Было очень интересно. Английский офицер дал мне свою карту. Были также на двух русских лодках. Я со всеми поговорил и все осмотрел. Вчера весь день был дома. Было очень скучно. В четыре часа приезжает синематограф. Говорят, будет очень интересно. Вероятно, Их Высочество великая княжна Ольга Николаевца уже переживает о том, что получит в качестве подарков. […] Целую всех. Поздравляю Ольгу с предстоящим. Храни вас Бог! От преданного слуги Алексея».

«Любимая Мама! Ставка, 4 ноября 1915.

[…] Деревенько последние дни souffrant, моя дорогая Аликс.

Сегодня, моя дорогая Аликс, приедет синематограф.

У меня сегодня занятия по русскому и арифметике, моя любимая… вечером по французскому. Вчера играли в лесу, жгли костер и играли в солдат, драгоценная […].

Их, Вас и Тебя любящий, моя дорогая Аликс, Бурсук».

«Любимая Мама. Ставка, 28 ноября 1915.

Я встал утром в половине десятого, отучился и со всеми пообедал. После этого отдыхал и ходил играть. А сейчас пишу тебе. Папа читает сводки, а М. Жилик пишет тебе. Скоро папа будет пить чай. Не знаю, что писать. Вчера мы с папой приняли 9 солдат, которые опоздали к вручению Георгиевских крестов, и первый из них Кузьма Крючков. Было очень интересно. Кланяйся всем. Целуй всех. Храни вас Бог! Любящий вас Алексей, атаман, Шот, Джой, Ваш Бойка».

Вскоре царь отправляется на трехдневный смотр войск, на который берет с собой царевича с Жильяром.

Сначала поездом до Ровно в южной части русской Польши, где располагается Ставка генерала Брусилова. Оттуда дальше на автомобиле к стрелковым окопам, вырытым вдоль линии фронта. Сильнейшее впечатление на Алексея производит то, что все двадцати километров пути их сопровождает патрулирующий аэроплан, пока царь и царевич добираются до фронта.

Последний этап пути приходится идти пешком. Алексей следует за отцом, когда тот обходит строй солдат, веля некоторым из них выступить вперед, чтобы лично вручить Георгиевский крест — высшую награду за мужество.

Фронтовая инспекция заканчивается в сумерки. На обратном пути через лес сопровождающий генерал Иванов вспоминает о том, что поблизости есть небольшой лазарет. Царь принимает спонтанное решение навестить раненых с Алексеем.

Перевязочный пункт размещен в лесной избушке, освещаемой лишь скупым светом факела. Появление царя с царевичем в столь поздний час, так близко к фронту, вызывает удивление. Один раненый протягивает руку — у него осталась только одна — чтобы дотронуться до шинели царя: только после этого он убеждается, что ему не пригрезилось. Когда Алеша слышит стоны страдающих, он смущается. По пути назад он не произносит почти ни слова.

Поезд везет царя и царевича дальше на юг — в Галицию. Впервые проезжают они то место, где еще недавно пролегала граница между Австрией и Россией и которое теперь, поскольку австрийцы отброшены назад, находится на завоеванной территории. Снова царевич отправляется с отцом в местность, которая простреливается вражеской артиллерией. Царь отличает подразделения, которые, храбро сражались, несмотря на недостаточное вооружение.

Тот факт, что Верховный главнокомандующий с престолонаследником сознательно и вопреки протестам сопровождающих подвергают свою жизнь опасности, чтобы продемонстрировать признание заслуженным полкам, вызывает всеобщее уважение. За мужество и в благодарность за посещение лазарета в Клеване и сам Алексей награждается Георгиевским крестом четвертой степени. Это было первое военное отличие, которое Алексей получает не в силу своего происхождения и положения. Об этом награждении он узнает из телеграммы:

«Вашему Величеству от Главнокомандующего армией Юго-Западного фронта, 25 октября 1915.

Смиренно и покорно докладываю о награждении Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и великого князя Алексея Николаевича серебряной медалью IV степени на Георгиевской ленте в память о посещении вечером 12 октября сего (1915) года раненых в районе станции Клеван в зоне обстрела вражеской артиллерии, а также о пребывании 13 октября в районе размещения резервных корпусов 11-й и 19-й армий. При этом позволю себе покорнейше надеяться, что Ваше Императорское Высочество с этой наградой вновь соблаговолит почтить своим посещением армии Юго-Западного фронта, сердца всех воинов которых исполнены радостного чувства безграничной преданности по отношению к своим верховным военачальникам и готовности положить свои жизни к ногам царя и Отечества, как это Вы могли чувствовать при Вашем посещении армии.

Подписано: генерал-адъютант Иванов».

Когда Алексей возвращается в Могилев, приезжает мать с четырьмя его сестрами. Все они три дня проводят в Ставке, расположившись в поезде. Царевичу уже известно, что он поедет с ними и отцом в Царское Село, и не очень этому радуется: «Я ненавижу быть в Царском Селе, где я единственный мужчина среди суетливых женщин!».

Но пребывание дома длилось всего пару дней.

После чего царь вновь уезжает. Хотя предусмотрено, что Алеша поедет с ним, мальчик очень переживает, что его могут оставить в Царском Селе, так что уже за час до запланированного отправления с матросом Нагорным и собакой он занимает место в поданном вагоне, коротая время за игрой на балалайке.

На этот раз едут не в Могилев, а сначала в Ревель (Таллинн) и другие города Прибалтики. Ревель становится исходным пунктом великого смотра фронтов до самого Черного моря.

Здесь впервые Алексей наблюдает действия военно-морского флота в военное время. Значение этого порта на Балтийском море в тот момент состоит в том, что отсюда пресекаются набеги вражеских подводных лодок. Поэтому в Ревеле в первую очередь инспектировался подводный флот, но осматривались также военно-морские арсеналы. Несколько русских и английских подводных лодок только что вернулись с боевого задания. В тяжелой обстановке им удалось прорваться в Балтийское море и потопить несколько германских подводных лодок. Царь награждает отважных капитанов Георгиевскими крестами.

Затем Алексей посещает госпиталь, где видит много тяжелораненых. На следующий день в Риге, самом незащищенном с северо-запада городе, престолонаследник — конечно же не один, а позади царя принимает парад двух «своих» полков сибирских стрелков; это элита русской армии, и они явно рады, что инспектировать их приехал почетный командир, царевич. На приветствие царя они скандируют хором традиционный ответ в один голос: «Рады служить Вашему Величеству!»

Постоянно следующий за Алексеем домашний учитель, который ныне в качестве воспитателя бдительно следит за ним, держит царицу в курсе всего происходящего. Между тем поезд прибывает в Одессу:

«…Алексей Николаевич встал рано и вместе со всеми пил чай. Затем он делал домашние задания и решал арифметическую задачу. Около одиннадцати утра в прекрасный, по-осеннему прохладный, но солнечный день мы приехали в Одессу. Алексей Николаевич с Его Величеством [царем] отправились в собор на «Тедеум». Людскую толпу на улицах едва удавалось сдерживать солдатам; восторг всеобщий.

Из церкви мы отправились на автомобиле прямиком в порт, где стояло несколько военных кораблей и транспортных крейсеров (русских, английских, французских и итальянских). Алексей Николаевич с Его Величеством посетили старый турецкий крейсер «Хамид», военно-морской госпиталь, транспортное судно и военно-морское училище для детей, весьма заинтересовавшее Алексея Николаевича.

После обеда в поезде он в два тридцать отправился с Его Величеством для смотра дивизии в окрестностях города. Его Величество объехал строй верхом на лошади, Алексей Николаевич с графом Фредериксом следовали за ним на автомобиле. Затем прошли строевым шагом полки. Первыми шли гвардейские команды, среди которых к своей великой радости Алексей Николаевич узнал нескольких офицеров и солдат. Затем прошли фронтовые полки, тяжелая артиллерия и казаки. Вся церемония продолжалась два часа. По возвращении в поезд Алексей Николаевич вслух читал по-русски. Спать он отправился рано, воодушевленный событиями дня».

В Тирасполе царь спрашивает у построившихся для смотра воинов, сколько из них участвовало в кровопролитном сражении против турок и остались в живых. На его вопрос поднялось лишь несколько рук. Жильяр сообщает:

«Был отдан приказ, и из многотысячной солдатской массы поднялось совсем мало рук; были целые роты, где вообще никто не шелохнулся… Этот факт произвел на Алексея Николаевича весьма глубокое впечатление; впервые в жизни перед его глазами встал весь неприкрытый ужас войны».

Через небольшое местечко на Дунае вблизи румынской границы, которое после разрыва Болгарии дружественных отношений с Россией служит базой для кораблей, снабжающих продовольствием, оружием и всем* прочим сербов, Алексей едет со всеми на Подолье.

Здесь при смотре войск Алеша снова получает сильные впечатления. Перед его глазами — дивизии знаменитой кавказской кавалерии, полки которой и в этой войне уже принесли славу. Снова зрелищное представление разворачивается перед Алексеем. Жильяр описывает его так:

«Среди них находились кубанские и терские казаки на своих высоких седлах и с длинными пиками, в косматых кубанках, придававших им свирепый вид. И когда мы уезжали со смотра, это огромное, доныне спокойное море кавалерии внезапно пришло в движение. Оно разделилось на два потока, понесшихся галопом на крутые холмы и через овраги, перескакивая через препятствия, и так они сопровождали нас, как лавина: упади всадник или конь — и она перекатится через них. Воздух был наполнен дикими криками этих кавказских горцев. Зрелище было одновременно величественным и ужасающим; проявлялись все дикие инстинкты этих первобытных племен».

В Ставку царевич возвращается с массой впечатлений. Но и в будни, когда снова начинаются интенсивные учебные занятия, царь приобщает Алексея почти ко всем событиям.

Жильяр сообщает царице о том, как 26 ноября Алексей, накануне легко поранивший ногу, тем не менее перед парадом неожиданно выздоравливает:

«Сегодня утром ему, по счастью, стало лучше, и в 10 часов он сопровождал Его Величество на парад. Это было поистине замечательное зрелище, когда украшенные крестами и медалями солдаты образовали одну шеренгу, издали выглядевшую единой непрерывной линией. Среди них были даже солдаты с четырьмя крестами и четырьмя медалями! Интересный спектакль разыгрался также, когда со всеми другими георгиевскими кавалерами маршировали какой-то офицер и английский [107]В письме Жильяра подчеркнуто.
военный моряк в чине. После парада Алексей Николаевич вслух читал по-русски. На обед он сопровождал Его Величество в Судебную управу и обошел там длинный стол, за которым собрались унтер-офицеры, солдаты и георгиевские кавалеры».

По возвращении в Ставку царевича необыкновенно дружественно приветствовали его давнишние знакомые по обедам в губернаторском доме. Едва царевич вошел, как адмирал Нилов пригласил его на партию «казаков-разбойников» с белыми и красными спичками. Но и по-другому проявлялась радость военных при встрече с Алексеем, как сообщает Жильяр в своем письме царице от 27 ноября 1915 года, после вступительных заверений государыне в прилежности ее сына:

«Алексей Николаевич сделал сегодня утром задания по русскому и математике. Я посылаю его работы г-ну Петрову с нарочным сегодня вечером. […] За обедом Алексей Николаевич вновь увидел обоих своих друзей, бельгийского и японского генералов, которые устроили ему настоящую овацию. Было очень забавно наблюдать за выражением лица Алексея Николаевича, одновременно радостным и смущенным. Сценка эта разыгрывалась в небольшой комнатушке возле столовой. Здесь Алексей Николаевич имел местопребывание, сидя на канапе в окружении своих друзей и почти всех иностранных офицеров, тогда как другие закуски кушали».

Похоже, на различных членов Генерального штаба Алексей производит разное и порой противоречивое впечатление. За столом в обществе тех, кого хорошо знал и с кем чувствовал себя так же естественно и комфортно, как со сверстниками, царевич, как уже упоминалось, не сдерживал себя в шалостях, когда царь отсутствовал или отвлекался. Если учесть, что, например, своему соседу слева (справа сидел царь), великому князю Георгию Михайловичу, Алексей однажды размазал по шее масло, которое перед этим достал пальцем из масленки, что Алексей любил играть хлебными крошками в футбол или как-то раз своему дяде подлил вино в суп и посыпал солью десерт, то становится удивительно, как наследник вообще мог на кого-либо из обеденной компании производить хорошее впечатление.

И тем не менее производил. Из-за очередных прегрешений Алексея после его ухода из-за стола возникает дискуссия. Она начата строгим священником, отцом Щавельским, осуждающим выходки царевича и озабоченно ставящего вопрос, что за правитель выйдет в будущем из такого недисциплинированного ребенка. Но если во время беседы с генералом Воейковым в батюшку едва не втыкается вылетевший из полуоткрытой двери нож, а вслед за ним вилка, можно ли было ожидать от него понимания? Для него престолонаследник просто хулиган.

Напротив, английский генерал, сэр Джон Хенбери-Вилльямс, к удивлению всех, находит, что Алексей — хотя и очень живой и игривый, как все дети его возраста — знает, как вести себя «примерно». Ведь с чужими людьми, как утверждает Хенбери-Вилльямс, Алексей Николаевич обуздывает свой темперамент, держится любезно и умеет поддержать разговор, используя все свое обаяние. Не следует забывать, завершает британец свое неожиданное рассуждение, что Ставка — не детская комната и, по сути дела, не совсем подходящее место для ребенка одиннадцати лет, которому к тому же при малейшей оплошности угрожает кризис гемофилии. (Видимо, заболевание Алексея давно уже стало для всех открытой тайной.)

Почти поэтично смотрит на поведение престолонаследника итальянский военный атташе в Ставке, полковник Марсенго. Он сравнивает Алексея с «тепличным растением — такой он бледный и хрупкий». За столом, продолжает Марсенго, он наблюдал те «маленькие ручки, которые после малейшего ранения становятся белее скатерти, на которой лежат». Тем не менее этот болезненный ребенок «такой красивый и такой любезный», что не только завоевал своим детским обаянием расположение и симпатии, но и «в целом, является единственной веселой нотой в Ставке».

Действительно, веселый нрав Алексея по душе практически всем. Когда однажды в кинотеатре демонстрируют комедию, он смеется так громко, что, невзирая на темноту, все невольно оборачиваются, чтобы посмотреть на него. И о том, что он мог быть весьма мил, можно догадаться по сообщениям Жильяра царице:

«Алексей Николаевич поручил мне сказать Вашему Величеству, что сегодня он по той же причине, что и позавчера, не может писать, и что в том моя вина, поскольку я заставил его сегодня до обеда работать, и что он всех очень, очень целует (я дословно передаю его выражение).

[…] Его здоровье снова поправилось, и лицо посвежело. К сожалению, он все еще неосмотрителен на прогулках и недостаточно слушается Деревенько. Он обещал сегодня быть поосторожнее».

Все же Алексей не в силах сдержать своего обещания относительно дисциплины.

Уже спустя день, 3 декабря 1915 года, Жильяр вынужден докладывать царице:

«На обратном пути из синематографа Алексей Николаевич жаловался на головные боли. Вечером у него была температура 37 градусов, сильная отечность лобной пазухи, слегка воспаленные миндалины. Сегодня утром у него было небольшое носовое кровотечение, однако насморк все еще сильный; температура, как вчера вечером, 37 градусов.

Простуда, полагаю, результат беспечности. Позавчера он [Алексей], вопреки предостережениям Деревенько, улучил момент, когда тот вышел из ванной, чтобы покинуть ванную комнату и пройти в соседнее помещение, где было намного холоднее. Как я уже писал Вашему Величеству, Деревенько жалуется, что Алексей Николаевич его в последние дни совсем не слушается.

Алексей Николаевич, который играет рядом со мной, пока я пишу эти строчки, сказал мне, что это будет ему хорошим уроком; хотелось бы надеяться. Он поручил мне сказать, что он много раз целует Ваше Величество и великих княгинь».

На следующий день царь снова отправляется на фронтовую инспекцию. Перед предстоящим наступлением Николай желает еще раз поехать к дислоцированным в Галиции войскам, чтобы поднять их боевой дух. Намечается обширная программа с торжественными парадами и богослужениями. Несмотря на непроходящий насморк, сопровождающийся носовыми кровотечениями, Алексей едет вместе с ним. Однако уже ночью в поезде кровотечение становится таким обильным, а температура поднимается настолько высоко, что встревоженный врач Федоров вынужден в три часа разбудить царя.

Федоров объявляет, что нужно немедленно возвращаться в Могилев. Однако и по прибытии не удается остановить кровотечение тампонированием. По мнению врача, необходимо незамедлительно перевезти престолонаследника в Царское Село. В дороге приходится несколько раз останавливать поезд, так как Алеша теряет сознание и для смены повязки требуется неподвижность. Всю ночь напролет Нагорный держит Алешу на руках, так как тот должен полусидеть, но не лежать.

По прибытии в Царское Село царевича с лицом белее мела немедленно передают целому консилиуму врачей. Им удается за несколько дней взять кровотечение под контроль и предотвратить худшее. Распутин, которого царица вызвала к больничной койке царевича, гладит Алешу по лицу и бормочет какие-то слова. Под конец он объявляет царице: «Спасибо Богу, он и на этот раз сохранил жизнь Твоему сыну». Однако, хотя в этот момент престолонаследник уже находился на пути к выздоровлению, царица, как всегда, приписывает улучшение в состоянии здоровья и последовавшее за ним выздоровление исключительно Распутину.

Царь, сопровождавший Алексея в Царское Село, снова уезжает, чтобы хотя бы частично исполнить намеченную программу. Когда он прибывает в Могилев, его засыпают вопросами военные из иностранных миссий о состоянии здоровья наследника, интересуясь тем, вернется ли он снова в Ставку. Генерал сэр Джон Хенбери-Вилльямс: «Он наш всеобщий любимчик, такой общительный и жизнерадостный!»

Большего наказания за легкомысленность, чем удаление из Ставки и разлука с отцом, Алеша и представить себе не может. Он почти ежедневно пишет ему письма:

«Милый Папа! Царское Село, 16 декабря 1915.

Мне уже намного лучше. […] Вчера я первый раз встал Я ношу шаль из пестрой шерсти. Приходил доктор Петров и копался в носу — но не в своем, а в моем! […] Я теперь должен соблюдать определенную диету. Безумно жаль, что я не с тобой!!!!!!!!

Любящий Тебя Алексей».

«Милый Папа! Царское Село, 18 декабря 1915.

Сегодня я впервые оделся. За все время потерял всего один фунт. Через четверть часа снова придут врачи и будут, вероятно, снова ковыряться во мне. Грустно без тебя. Неужели ты приедешь только на елку? Не знаю, о чем еще написать. Все по-старому. Кланяйся всем, кто обо мне думает. Храни Тебя Бог. Крепко целую Тебя. Атаман Алексей, Бойка, Шот, Джой, Алексей Сорвиголова».

День спустя Алексей с гордостью пишет своему отцу по-французски:

«Tsarskoie Selo, 19 decembre 1915. Cher Papa. Hier j’ai dejeune en bas, j'etais tres content. Hier Maman avait mal aux dent, mais maintainant elle n’a plus mal. J’ai commence avec Gillik deux grandes forteresses, j’espere que dans quelques jours, nous ferons la bataille. Ce matin dehors il у a trois degres de froid, je sortirai demain, je suis tres content, hourra!!!!!

Salue grassouillet (beige) et tout-nu!!! et tout le monde.

Je t’embrasse ton Alexej».

(По-русски: «Царское Село, 19 декабря 1915.

Дорогой Папа, вчера спускался к обеду, очень радостный. Вчера у мамы болел зуб, но сейчас боль прошла. Я начал с Жиликом две большие крепости, надеюсь, что через несколько дней мы проведем битву. Сегодня на улице три градуса, завтра я пойду гулять, ура!!!!! Кланяйся пухленькому (бельгийцу) и голенькому!!! И всем другим. Целую Тебя, твой Алексей».)

На Рождество царь приезжает домой. Но уже через несколько дней, еще до Нового года, снова уезжает в Ставку. Но Алеша еще не настолько здоров, чтобы его возвращение в Ставку имело какой-либо смысл. Он вынужден остаться в Царском Селе. Однако к концу года опечаленного престолонаследника радует сюрприз: Алексей получает из Ставки телеграмму, в которой все генералы, которых он знает, и среди них главы военных союзнических миссий, поздравляют его с Новым годом!

Богатый событиями 1915 год царевич завершает тем, что он пишет отцу следующие строчки:

«Мой милый Папа! Царское Село, 31 декабря 1915.

Поздравляю Тебя с Новым Годом, 1916-м, и желаю тебе здоровья и силы. У нас 15-градусный мороз. Передай привет всем. Храни тебя Бог! Целую тебя горячо. Твой Алексей».

На Рождество престолонаследник получает от матери дневник. На обложке Александра Федоровна написала: «Первый дневник моего маленького Алексея. Мама».

Первая запись гласит:

«1-е января (1916). Сегодня встал поздно. В 10 часов попил чаю, затем пошел к маме. Мама неважно себя чувствовала и поэтому весь день лежала в постели. Сидел дома, так как у меня был насморк. Обедал с Ольгой, Татьяной, Марией и Анастасией.

Днем был у Коли и там играли. Было очень весело. В б часов ужинал, затем играл. В 8 часов был у Мама за ее столом. В 10 часов пошел спать.

2 января. Встал поздно. Не гулял. Читал по-английски. Обедал с ОТМА. Мама лежала в кровати. На прогулку днем не выходил. Играл с Алексеем и Сергеем. Ужинал в 6 ч. В 8 ч. был у Мама за вечерним чаем. Лег поздно.

[…] 4 января. Встал поздно. Гулял с И до 12, потом учился русскому и французскому. Обедал с ОТМА. Мама лежала весь день в постели. На прогулку не ходил и поэтому играл в солдат с месье Жильяром. В 6 ч. ужинал с Жиликом и в 8 ч. был у Мама за чаем. G 5 до 6 у Мама. В 10 ч. Пошел спать. Папа с 30 декабря в Ставке.

5 января. Был в Федоровской церкви на водоосвящении. […] Анастасия больна. Мама лежит в кровати. Получил открытку от Папа. Гулял у Белой Башни [Снежной крепости]. Перед обедом читал по-английски. Потом у Мама […]

6 января. Встал поздно. В 11 ч. утра в дворцовый лазарет. […] Мама и Анастасия лежали целый день. У Анастасии бронхит. […]

7 января. Встал в 9 ч. утра. Был урок русского, на прогулку не выходил. Вместо прогулки играл с месье Гиббсом. С трудом выдержал урок английского. Головная боль. У меня ангина. Обедал внизу с О. Т. и М. Мама и А[настасия] лежали целый день в кровати. Мама выходила на балкон. Весь день на диване. Температура 37,4, 38,4. Ел в 6 ч. Вечером у меня сидели сестры. Лег спать в 10 ч.

8 января. Встал в 9 1/4 ч. Лежал весь день в кровати. Обедал с Жиликом».

Начинается православный пост. Это означает не только воздержание от роскошных пиров и других удовольствий, но и посещение многочисленных богослужений.

«26 февраля. Встал рано. Учился и ходил на про+ гулку. Потом, как обычно, исповедывался […]».

«28 февраля. Все по-старому, только синематограф; который был в 1/2 б, о французских солдатах. Все как обычно.

29 февраля. Дмитрий к обеду. Как обычно.

1 марта. […] У Мама болят скулы. Как обычно.

2 марта. Обедал со своими. Как обычно».

Возможно, дневник звучит монотонно. И действительно, будни Царского Села лишены разнообразия. Да он и сам это осознает, часто вно. ся в свой дневник лишь лаконичную запись:

«То же, что и вчера».

Все же к этому времени заполнять дневник уже вошло в привычку. Впрочем, записи скорее в форме протокола, чем сообщений о личных переживаниях. И Алексей относится к этой обязанности серьезно, пусть даже формально исполняя то, что от него ждут. Александра Федоровна пишет 4 января Николаю:

«Baby совершенно серьезно взялся за свой дневник. Только очень забавно, что он, из-за недостатка времени вечером, описывает приемы пищи и отход ко сну днем».

Что касается событий на фронте, первые месяцы 1916 года дают повод для оптимизма. В феврале важная победа над турками. Весной успешное Брусиловское наступление на Галицком фронте. В столице царь проводит перестановки в правительстве; при выборе кандидатов главным для царя является решительная позиция в отношении успешного продолжения войны.

Однако за все это приходится платить. Для пополнения армии призвано 15 миллионов солдат. Практически невозможно всех их экипировать, вооружить и обеспечить питанием. Многие мобилизованные второго эшелона размещаются в тылу и обременяют тем самым государственный бюджет.

Любопытный факт: эта волна призыва затронула и сына Распутина, который при первом призыве по русскому закону освобождается как единственный сын. На нем, как на единственном мужчине в доме, ведение крестьянского хозяйства в сибирской деревне Покровское с женой Распутина и несколькими домашними работниками. Теперь «старец» пытается добиться вмешательства царицы с целью освобождения его сына и от второго набора. Свою просьбу он сопровождает библейскими притчами, к которым, как и следовало ожидать, царица оказывается весьма восприимчивой: «Аврааму пришлось пожертвовать своим сыном, мне виделось во сне».

Однако это и другие видения «божьего человека», немедленно переданные царицей царю, на сей раз не дают желаемых результатов. Николай ненавидит несправедливость и протежирование. И поэтому игнорирует попытки Распутина добиться для своего сына исключения из общего правила. «Большое спасибо за Твое милое письмо, — пишет в ответе царь на неоднократные просьбы царицы. — Здесь ужасная жара…».

После этой беспощадной призывной волны чувствуется недостаток мужской рабочей силы в тылу. Это, несмотря на массовое применение женского труда, приводит к падению темпов роста промышленности, но еще более сельского хозяйства. Продукты питания дорожают и становятся дефицитными. Это дает повод для революционной пропаганды против правительства, которое, похоже, все менее способно улучшить тяжелое положение. Война, затянувшаяся дольше ожидаемого, помимо значительных потерь, требует все больших жертв и от гражданского населения. В данный момент положение на фронте обнадеживающее, но предотвратить обострение кризиса можно лишь в том случае, если бы оно дало решающие результаты и привело к скорейшему победному окончанию войны.

Фракции Думы — даже центристская партия, не говоря уже о прогрессивном блоке — требуют компетентного правительства, которое было бы ответственно перед ними больше, чем предусмотрено действующей конституцией. Однако пока идет война, царь и слышать ничего не хочет о радикальном изменении формы правления.

Обеспокоены и союзники России. Пока Германия не побеждена, они заинтересованы в продолжении Россией войны и рассматривают стабильность внутреннего положения как необходимое условие для этого. Так, британский посол осторожно поднимает перед царем вопрос о переходе к либеральному курсу, во избежание усиления движения протеста. Однако царь ни к каким изменениям конституции — в частности, к усилению роли парламента за счет потери позиций правительства — во время войны не готов.

Пока Алексей безрадостно проводит время в занятиях, играх — на ту пору еще редко на воздухе — и посещениях лазарета, приходит наконец новость, которая снова оживляет его: он может опять ехать в Ставку. Хотя в его дневнике не найти внешних проявлений крутого эмоционального перелома, зато отсутствует стереотипное выражение разочарованности «все как прежде» и звучат приподнятое нотки в связи с предстоящим отъездом:

«3 мая. В мамин лазарет, чтобы попрощаться. Оттуда на вокзал в 11 ч. Со всеми обедал, на всех станциях выходил. Играл в «Naine Jaune». М. Жильяр читал [мне], я играл на балалайке».

Сначала — на смотр войск на юге. В Одесском округе Алексей принимает участие в программе вместе с царем и царицей.

«10 мая. В 10 ч. 1/4 приехали на смотр войск. Видим русских солдат и три сербских полка. Когда вернулись с парада, Папа и я осмотрели небольшой музей. Обедали с Мама. В 2 ч. 45 мин. мы уехали, чтобы посмотреть фабрику по производству йода. Потом посетили курзал с грязевыми ваннами вблизи от побережья Черного моря. Ужинали вместе с Мама в поезде».

Решение вновь отпустить Алексея в Ставку царица разъясняет воспитателю наследника перед тем, как сойти с поезда, увозящего ее сына дальше, в Могилев: «Мужская атмосфера и все, что он там видит и переживает, идет ему на пользу и способствует развитию его личности». И далее с неожиданной откровенностью царица признается Жильяру, отрицательно оценивавшему переезд в Могилев из опасения, что там будет заброшено образование наследника: «Царь всегда страдал от своей застенчивости и недостатка опыта, объясняемыми тем, что он, будучи царевичем, никогда не привлекался к государственным делам и не вращался в обществе царя. И он себе поклялся избавить своего сына и престолонаследника от этого недостатка в развитии личности и приобретении опыта».

18 мая 1916 года Алексей приезжает с отцом в Ставку Генерального штаба в Могилев. Их ожидает радостный сюрприз.

Алексея производят в ефрейторы.

Царевич рад даже этому нижнему чину, так как до этого он, по сути дела, был солдатом. Это повышение стимулирует его быть на высоте своего положения даже в самых обычных делах. Когда он сопровождает царя на инспекциях, то старается держать превосходную осанку и соблюдать протокол. Никогда не устает наследник от смотров, охотно принимает участие также в религиозных церемониях для новобранцев:

«29 мая. Был в церкви. Сопровождал Папа в штаб. […] Ездил с инспекцией на вокзал: 1 транспортный поезд, потом санитарный поезд от Пуришкевича с библиотекой и аптекой.

30 мая. Был в церкви. После этого вынесли икону Владимирской Богоматери к нашему дому. Там совершили молебен. Потом Папа, я, офицеры и солдаты и публика преклонили перед иконой колени. Потом ее увезли в действующую армию. После обеда синематограф».

В Ставке новые лица. Французский атташе заменен другим представителем союзнической Франции, генералом Жаненом. Последний тут же завязывает дружеские отношения с царевичем. Во-первых, у него самого сын примерно того же возраста, что и Алексей, во-вторых, он, видимо, как большинство состоявших при Генштабе, понимает, что хорошие отношения с будущим царем не помешают.

Хорошая погода в начале лета весьма благотворно влияет на самочувствие наследника. Уроки проходят на веранде дома. Свое свободное время царевич проводит главным образом на свежем воздухе. Когда есть время, Николай занимается с сыном греблей на Днепре или купается с ним у песчаной речной отмели. У Алексея есть любимое место, которое он называет Евпатория, так как оно напоминает ему одноименное место в Крыму. По-прежнему царь регулярно совершает длительные прогулки по окрестностям. Когда в Ставку приезжают царица с дочерьми, иногда его сопровождают одна из великих княгинь.

Начальник Генерального штаба и его адъютанты боятся визитов царицы и ее дочерей. И не только по организационным причинам — они нарушают тщательно поддерживаемый будничный распорядок, но и по — другим: растущее, на вид даже безграничное влияние Распутина на царицу во время длительного отсутствия царя в Царском Селе приводят к тому, что Александра все больше дел обсуждает с «божьим человеком». Даже в военных вопросах, насколько ее в них посвящают. Царица полагает, что на все должна получить совет и благословение Распутина. И теперь, чем боль-ще царица узнает от царя в Ставке, тем больше сомнений в том, что сохранится тайна военных планов. Нежелательно также влияние царицы на царя и в отношении распределения политических должностей.

Ибо и здесь она позволяет Распутину руководить собою. А в Могилеве царь не в состоянии составить себе всеобъемлющее представление о положении в столице.

Однажды — через год после того, как Верховный главнокомандующий Николай Николаевич решительно отклонил подобную попытку — царица спрашивает у начальника Генерального штаба Алексеева, не будет ли тот возражать против посещения Распутиным Ставки, так как тот уже неоднократно своими молитвами спасал жизнь Алексея. На что генерал: «Ваше Величество, vox populi, vox Dei. Я верный слуга государя, но я не вижу возможности допустить здесь присутствие человека, которого население и армия считают вредным». Царица обезоруженно умолкает.

При всем при том, что царевич здесь переживает и от чего становится серьезнее и взрослее, он сохраняет детскую игривость и озорство. Это находит выражение в письмах к матери, в которых он часто требует карманных денег, своей «salaire», или просит дополнительных ассигнований:

«Милая Мама! У меня больше нет денег. Пожалуйста, вышли мне мое содержание. Любящий тебя Алексей».

Внизу Алексей рисует себя самого на коленях.

Часто письмо означает острую нужду в деньгах, в какую царевич попадает, проигравшись в карты:

«Моя дорогая душа, любимая, драгоценная Мама. У нас тепло. Содержание! Умоляю тебя!!!!!! Нечего есть!! Нет удачи и в «Naine Jaune»! Скоро продам свою одежду, книги и в конце умру с голоду. Целую Твою руку!!! Целую тебя многократно, храни тебя Бог! Алексей».

Письмо иллюстрировано гробом.

Затем слова благодарности:

«Очень, очень благодарен за письмо и десять рублей. Теперь богат!!»

Царица призывает государя к твердости и неуступчивости по отношению к тем, кто принуждает его к уступкам парламенту: «Ты должен оставаться сильным, мы должны передать baby сильное государство, ты видишь, что у него сильная воля, и для него не должно быть трудно, когда настанет время».

Иногда Алексей проявляет нежность к своей матери даже тогда, когда ему от нее ничего не надо: он вдруг посылает ей цветы, как только ему взбредает в голову. Находим в одном из писем: «Пишу тебе коротко, так как должен отдохнуть».

Жильяр сообщает о своем питомце царице: «…После четырнадцати дней вновь возобновил занятия с Алексеем Николаевичем, с весьма прискорбными результатами. Но затем он напрягся».

«Сегодня Алексей Николаевич надел фуражку бельгийского генерала, которая накрыла его до подбородка. После этого барон Рикель взял шапку Алексея Николаевича, которая прикрыла ему только макушку! Это была очень забавная сценка…»

«Идет дождь, и Алексей Николаевич меланхолично смотрит в окно».

«Алексей Николаевич играет в своей комнате конструктором, который привез ему из Англии один офицер; он строит мосты и подвесную проволочно-канатную дорогу для солдат, по пути в Царское Село».

«Вчера Алексей Николаевич вел себя так примерно, что все ему делали комплименты. При выходе из столовой он остановился у двери и захотел пропустить после Его Величества старейшего персидского принца. Тот был тронут этим и, поскольку говорил только по-персидски, дал жестом понять, что хочет чтобы Алексей Николаевич прошел первым. Тот отказался. Новые поклоны принца. Вновь отказ Алексея Николаевича. В конце концов принц взял его под руку и они вместе вошли в Белый Салон. На это действительно было забавно смотреть».

По этому поводу в дневнике царевича содержится лишь констатация факта: «Здесь был персидский принц».

Снова Жильяр: «Сегодня был жаркий и особенно удачный день. Алексей Николаевич в купальном костюме плавал с Его Величеством в реке. Он бегал в воде, катался по песку, прыгал, скакал и всех обрызгивал. Видеть это было истинное удовольствие. Когда Его Величество уехал, генерал Воейков снова организовал салки для детей, которые имели привычный успех. По утверждению генерала Рикеля, в жару он худеет. Алексей Николаевич, который не может в это поверить, с той поры ежедневно измеряет талию генерала! Но несмотря на все старания, Алексею Николаевичу не удается обхватить талию генерала, хотя тот втягивает живот изо всех сил. Чтобы соединились руки, не хватает еще приличного куска, сантиметров в двадцать, что успокаивает Алексея относительно состояния здоровья его друга».

Однако царевич относится к «своим» генералам не только как к большим товарищам по играм, но и как к друзьям. Когда он узнает, что сэр Джон Хенбери-Вилльямс потерял на английском фронте сына, он вечером стучится к нему в дверь и входит. Без приглашения садится рядом с ним со словами: «Папа считает, что сегодня Вам лучше не быть совсем одному».

Алексей также находит несколько товарищей-сверстников. Он встречает их по пути в церковь и просит представиться. С двумя мальчиками своего возраста он с той поры неразлучен, те же приводят с собой еще несколько своих друзей, и часто можно видеть, как они все вместе занимаются строевой подготовкой.

На свое двенадцатилетие, 30 июля 1916 года, Алексей получает столько писем, как еще никогда: в частности, от солдат его полков, которые на фронте, или от людей, которые видели его на военных смотрах, или выздоровевших раненых, которых он посещал в лазаретах. Так что в своем дневнике он в течение нескольких дней сообщает, сколько получил телеграмм и на сколько из них ответил:

«Пришла масса телеграмм. Кадеты подарили мне крендели. Послал им за это сапоги и балалайки».

«Подписал 13 телеграмм, написал 3 письма [вчера 19 телеграмм]».

Письма солдат, приходившие царевичу не только в его день рождения в июле, но и на именины в октябре, и, разумеется, на Рождество, и на Пасху, часто писались от всего полка:

«Императорское Высочество!

Мы, нижеподписавшиеся, находясь на военном фронте, от всего сердца передаем Вашему Императорскому Высочеству наши поздравления…»

Один генерал-майор телеграфирует:

«Вашему Императорскому Высочеству Наследнику Цесаревичу.

Всепреданнейшие гренадеры-кавалеристы передает Вашему Императорскому Высочеству сердечные поздравления к светлому дню воскресения и всей душой молятся за высочайшее и дражайшее здоровье своего верховного шефа и его боготворимых родителей.

Генерал-майор Дабич».

В другом письме содержатся пожелания преуспевания и силы в стихотворной форме. Все это отражает популярность, которую Алексей завоевал посещением фронта и лазаретов.

Все чаще дневник престолонаследника становится серьезнее и богаче по содержанию, хотя записи и остаются лаконичными. Он отмечает также, например, что читает «Записки ученика» и «Тараса Бульбу». Игривость постепенно уравновешивается серьезностью.

Между тем Алексей вновь ранится. Ему приходится снова принимать регулярные грязевые ванны и массаж. Это его очень утомляет, и Жильяр более не считает разумным продолжать занятия и в одном из писем рекомендует царице сделать перерыв, сам же отправляется в уже давно заслуженный отпуск.

Похоже, это не слишком сильно беспокоит Алексея, однако он отмечает в своих записях получение писем от Жильяра. Как можно видеть в первом из приведенных ниже писем Алексея матери, иногда ему изменяет стиль обращения с царицей. Александра Федоровна, видимо, незадолго до этого его посещала: (

«Моя дорогая Мама! 5 сентября 1916.

Без вас одиноко и грустно. Небо сегодня синее и 15 градусов на солнце. [Кошка] Кувака лежит на диване, а [собака] Джой ищет в ней блох, но при этом он ее сильно щекочет. Если Тебе понадобится Джой, чтобы он также и у тебя поискал блох, я его Тебе вышлю, но это стоит 1 рубль. У меня сейчас будет 2 или 3 часа занятий. Буду молиться за Тебя и сестер. Храни вас Бог! Ваш А[лексей] Романов».

«Моя милая, дорогая Мама, 8 сентября 1916.

Был в церкви. Папа, как обычно, в штабе. Вчера ездили по Быховерской улице к часовне. Только что закончился обед и отыграл японский гимн. Кошка лежит на диване и играет сама с собой. Время заканчивать, так как я должен отдохнуть. Храни Тебя Бог!

Ваш Алексей».

«10 сентября 1916. Моя милая душенька, Мама, Уже четвертый день ездим к часовне. Мы копаем там яму, чтобы найти реликвии с 1812 г. Копают: Папа, Жилик, Граббе, Нарышкин, Светличный, Нагорный, Деревенько и я. Игорь, Петрович и Сиг стоят и наблюдают. Нашли уже кусок ружья. На третий день Игорь был настолько потрясен, что поцеловал С. Петровича в щеку.

Храни Тебя Бог! Ваш Алексей».

«Сердечко Мамашка. 15 сентября 1916.

Сегодня удивительный день, хотя и холодно. Вчера катались по Днепру на лодке. Играли с Папа в жмурки. Вечером синематограф. Очень интересный фильм, в котором показан уход за ранеными, как их выносят с поля и распределяют по лазаретам. Потом показывали 2 кинокомедии. Пишет батюшка. Сейчас будет урок географии с П.В.П.

Храни Тебя Бог! Целую всех. Ваш А. Романов».

«30 сентября 1916. Моя голубка, моя золотая, милая Мама.

[…] Вчера снова были в кино. Грандиозные съемки с английского фронта, особенно атака! […] Показывали также хороший фильм о мартеновских печах, в которых плавят сталь. Это нечто ужасное!!!

[…] Квинтет велел Тебе кланяться. Целую Тебя и сестер. Храни Вас Бог! Любящий Тебя Алексей».

О двенадцатилетнем престолонаследнике в течение года, который он здесь с перерывами провел, генералы и адъютанты Ставки составили собственное мнение, и оно преимущественно положительное.

Если упомянутый придворный священник Щавельский ранее был категорично настроен по отношению к царевичу, то к последующим воспоминаниям подмешивается доброжелательное понимание особенной ситуации, в которой находится Алексей:

«Как известно, наследник страдал от гемофилии […]. Это оказывало воздействие и на его воспитание, и образование, так как его не могли не баловать, и в то же время, ему было запрещено многое из того, что позволено здоровому ребенку. В результате, с одной стороны, отставание в знаниях, а, с другой стороны, выход за границы дозволенного. В тринадцать лет, а это возраст гимназиста или кадета третьего класса, он еще не умел пользоваться математическими дробями. Также это было связано и с выбором учителей. Старый тайный советник Петров и два иностранца обучали его всему, кроме арифметики, а по последней уроки давал генерал Воейков!

Каким он мог быть педагогом?

Всю жизнь он имел дело с лошадьми, солдатами и т. д., но никак не с науками.

Федоров мне однажды сказал, будто это все потому, что гофмаршалы убедили государя, что так дешевле. Я чуть было не лишился чувств. При выборе учителей наследнику российского престола все определяет экономия и берут того, кто обходится дешевле. То же самое относится и к его личному сопровождающему. Деревенько, может, парень и неплохой, но для престолонаследника не совсем подходящий, и это соответствующим образом сказывается на его манерах».

В сообщении Щавельского следует перечень на то время известнейших выходок, которые совершил Алексей за столом в течение времени. Рассказывает очевидец:

«Летом 1916 г. Алексей Николаевич почти ежедневно проводил в городском саду возле дворца военные упражнения со своей «ротой», состоявшей из местных гимназистов его возраста. В общем, в этом принимало участие около 25 детей, среди них два еврея. В определенное время они строились в саду, и, как только появлялся наследник, приветствовали его по-военному и затем маршировали перед ним.

Письмо двенадцатилетнего Алексея к матери.

Киев, 1916 год

Еще он любил делать нечто другое, что демонстрировало не только его любовь ко всему военному, но и привязанность к своему отцу. Утром Алексей Николаевич, перед тем, как государь выходил к чаю, становился со своей винтовкой у входа в салон на пост, при появлении государя брал на караул и застывал в такой позе, пока царь не выпьет чай.

Господь наградил несчастного мальчика удивительными природными дарованиями: быстрой сообразительностью, общительностью, добрым и сочувствующим сердцем и особенно очаровывающей в царях простотой; внутренняя красота нашла свое соответствие во внешней. Алексей Николаевич также быстро схватывал суть серьезных разговоров — ив соответствующих ситуациях был даже находчив».

Флигель-адъютант Мордвинов видит Алексея таким:

«Прискорбная болезнь престолонаследника достаточно известна — внутренние кровотечения, вызванные ранениями, происходили все реже, так что А[лексей] Николаевич] после выздоровления негнущихся ног производит впечатление такого же здорового, как другие дети. Мне припоминается легкость его движений, когда он играл с другими местными детьми. Это был исключительно красивый мальчик, стройный, с тонкими чертами, задумчивый и изобретательный. Нельзя было в него не влюбиться, когда он шутки ради становился на пост перед комнатой государя, пока тот не выходил, или когда он демонстрировал ружейные приемы со своей игрушечной винтовкой — лучший унтер-офицер образцового полка Николая I не смог бы сделать это лучше и красивее.

Однако еще он обладал внутренним обаянием, «золотым сердцем», легко шел на контакт, всегда старался помочь другим — прежде всего тем, с кем обращались несправедливо. Как и у его родителей, в нем было много сочувствия и сострадания. Царевич был хотя и ленивым, но очень одаренным мальчиком — полагаю, он потому и был ленив, что был талантлив, быстро все схватывал и опережал свой возраст в творческих возможностях.

[…] Несмотря на свое добродушие и озорство, он подавал несомненные надежды на то, что когда-нибудь будет иметь твердый, самостоятельный характер. Уже с раннего детства он не хотел никому подчиняться и уступал — как и его отец — только в тех случаях, когда ему самому это казалось обоснованным. Подобно отцу и сестрам, он безмерно любил русские пейзажи и все русское. «С ним им будет труднее, чем со мной», — поговаривал о нем государь.

И действительно, Алексей Николаевич обещал стать не только хорошим, но даже выдающимся русским монархом».

На постороннего наблюдателя царевич в то время, похоже, производит хорошее впечатление. Иногда Ставку посещают корреспонденты русских газет, но также и заграничные, и прежде всего из союзнических стран. Так 1 октября 1916 года в парижском еженедельнике «L'illustration» появляется сообщение о буднях Генерального штаба, Ставки и об особом впечатлении, произведенном русским престолонаследником на корреспондента Сержа де Шассена. В иллюстрированной статье на всю страницу, в частности, говорится:

«Часами он [Алексей Николаевич] сосредоточенно погружен в изучение военных карт, утыканных маленькими флажками. Оловянных солдатиков, которыми он так любил прежде играть, и тех солдат, которые гибнут на войне, получают ранения или возвращаются украшенные крестами, уже разделяет непреодолимая пропасть. Великий князь ни о чем более не думает и ни о чем другом не говорит, как о войне. Генерал Брусилов теперь для него великий герой и великий пример; когда этот генерал после крупного успеха своего наступления в Галиции вернулся знаменитостью в Ставку, юный царевич на глазах у всех выбежал ему навстречу, чтобы его поздравить. i

Однако его симпатии распространяются и на простых солдат. […] Дообеденное время престолонаследник посвящает работе под руководством троих учителей, которые как педагоги символизируют Антанту: Петров, Жильяр и Гиббс. После обеда час беззаботного времяпрепровождения, занятия греблей и долгие пешие прогулки, в которых сын сопровождает царя.

В последнее время престолонаследник общается с двумя товарищами, кадетами, с которыми познакомился случайно, гуляя в саду. С тех пор три юноши неразлучны, и наши фотографии показывают лучше любого описания, как будущий правитель России играет со своими друзьями, которых выбрал сам без учета происхождения и положения, исключительно по личной симпатии. Естественно, и в их играх отражается война. Царевич владеет специальной военной лексикой как кадровый военный. Но наибольшее удовольствие доставляет ему муштровать своих кадетов или объяснять им положение на фронте».

А положение на фронте в это время, в середине 1916 года, для России действительно интересное и обнадеживающее. 4 июля упомянутый генерал Брусилов начинает на юго-западе России по ширине фронта в 250 км наступление против австрийцев. Его венчает решительный успех. Генерал может записать в свой актив территориальные приобретения в Галиции и Волыни и множество военнопленных. Английский король поздравляет царя в телеграмме с успехом и 300 000 пленных.

Через месяц, 8 августа, Брусилов с боями вступает в Буковину. В середине августа Россия уже может обещать Буковину Румынии, которая до этого момента колеблется в своем нейтралитете. После этого Румыния, хотя у власти находится монарх германской династии, 27 августа вступает в войну на стороне России. Через день ее примеру следует Италия: ее правительство, вначале выступавшее на австрийской стороне, ввиду поражения союзников в Галиции, поскорее переметнулось на сторону более сильной России. Однако эйфория в русском лагере длится недолго. Катастрофические поражения австрийцев беспокоят германских союзников и заставляют их зашевелиться. Конрад фон Хетцендорф просит у германского Генерального штаба помощи. Верховное командование германским Восточным фронтом берет на себя Пауль фон Гинденбург. И когда в сентябре Брусилов начинает новое наступление, то встречает ожесточенное сопротивление противника, усиленного германскими подразделениями.

Более того, сказалось и недостаточная оснащенность русской армии и плохое руководство генералами, которые бессмысленно бросили огромное количество русских солдат в румынские болота. Поражение следует за поражением. Немцы отвоевывают в Румынии один город за другим. Начало военного перелома сопровождается политическими маневрами: чтобы подорвать желание поляков воевать за русского царя, германский кайзер вместе с австрийским императором — незадолго до смерти последнего в ноябре 1916 года — обещают Польше независимость.

Когда в октябре 1916 года Брусилов начинает третье, рассчитанное на два месяца наступление, в нем уже отсутствует ударная сила. Деморализация, распространившаяся в войсках, парализует боевой дух. Этот процесс затрагивает и тыл.

Пацифистская агитация, которая велась пособниками немецких агентов не только в русских городах, но и в районах боевых действий, приходится как раз на тот момент, когда все устали от войны и не видят больше смысла в жертвах. В это время антиправительственная пропаганда попадает на благодатную почву — тем более что правительство теперь преимущественно Состоит из некомпетентных и коррумпированных ставленников Распутина.

Провокаторам не стоит особого труда перевести недовольство в волнения. Этому способствует также целенаправленно распространяемый слух о том, будто царица на самом деле немецкая шпионка, которая, будучи заодно с императором Вильгельмом, повинна в русских поражениях. Теперь отчаяние превращается в ненависть ко всему немецкому. Толпа громит немецкие конторы, разбивает витрины, вычеркиваются даже немецкие имена из программ культурных мероприятий.

С этими волнениями, вырастающими почти до масштаба гражданской войны и сопровождаемыми обоснованными призывами Думы к формированию компетентного, подотчетного ей кабинета министров, не может ничего поделать и министр внутренних дел Штюрмер. Этот протеже Распутина ко всем своим несчастьям еще и немецкого происхождения.

Царь заменяет его — на сей раз несмотря на все Распутиным сомнения и заклинания своей жены. Трепов компетентен, решителен и лоялен — а значит, удастся избежать вмешательства Распутина и подкупа. Тем самым Николай открыто признает, что «старец» означал для внутреннего положения страны вследствие своего протежирования и влияния на царицу. Трепов решается предложить Распутину крупное пожизненное содержание при условии, что тот раз и навсегда отойдет от политики и царицы и покинет Петербург. Распутин со смехом отклоняет предложение. Власть давно уже стала для него наркотиком, которого не купить за деньги, и его магнетизм — благодаря вере царицы в него — сильнее любых попыток предотвратить катастрофу.

Алексей далек от всего этого, и его оберегают от знания происходящего в тылу, в столице и других частях страны и, прежде всего, от подозрений относительно его матери. Едва ли кто, вероятно, передаст ему горькую шутку, ходящую в народе: «Русский наследник в отчаянии. Он не знает, что делать: «Если русские проигрывают, плачет папа. Если немцы проигрывают, плачет мама. Когда же мне плакать?». Но как долго еще не будет касаться престолонаследника происходящее вокруг?

В конце лета все три учителя Алексея — Петров, Жильяр и Гиббс — приезжают в Ставку. Когда возвращается Жильяр, Алексей приветствует его с такой сердечной радостью, что учитель еще более укрепляется во мнении, что пауза и короткая разлука пошла царевичу на пользу. Для Алексея Жильяр давно стал другом, и он рад, что тот снова с ним. Когда в Ставку на аудиенцию к царю приезжает министр иностранных дел Сазонов, Алексей спрашивает его, знает ли тот, что в этот день у Жильяра именины и поздравил ли он его.

Царица посылает в Ставку и учителя английского языка Чарльза Сиднея Гиббса, чтобы тот продолжил преподавание Алексею английского языка. Гиббс, по собственным высказываниям, находит царевича в гораздо лучшем психологическом состоянии, чем почти полгода назад, когда видел его последний раз, «более дружелюбным, общительным, счастливым».

Британца лишь беспокоит то, что учебная комната Алексея напоминает «великосветский салон», в который постоянно заходят люди, чтобы нанести наследнику визит или засвидетельствовать свое почтение.

Порой Гиббс, так же как и Жильяр, проводит уроки в присутствии царя, который в той же комнате сидит за своими бумагами после обеда. Однажды во время урока английского языка Алексей вдруг восклицает: «Когда будем возвращаться в Царское Село, я возьму это с собой!», показывая на полированный стеклянный шарик, свисающий с люстры. Тут же царь одергивает его непривычно резким тоном: «Алексей! Это нам не принадлежит!!!»

Как бы мало ни было иллюзий в Ставке относительно военно-тактических способностей царя, Гиббс тем не менее отмечает ту роль, которую играло присутствие Николая благодаря его авторитету и престижу, не говоря уже о том значении, какое имело общение царя вместе с маленьким престолонаследником с войсками для поднятия боевого духа.

По наблюдениям Гиббса, царь благодаря подкупающим качествам не уступает в популярности царевичу. Это, в частности, объясняется и его обращением с теми, кто ниже его по рангу. «При этом проявляется его поистине царская память, до которой и приблизительно не дотягивал никто из его детей, — вспоминает Гиббсу. — Часто случается, что офицера, который передает доклады из Ставки в губернаторский дом, вдруг приглашают к обеду. Тот робко и неуверенно переминается с ноги на ногу, не зная, что сказать. Входит царь и по обыкновению обходит своих гостей. Когда он подходит к новичку, то обращается к нему не просто по фамилии, но и по имени и отчеству и расспрашивает о его полку, причем вставляет такие детали, словно был в нем накануне, а не месяцы или даже годы назад».

Гиббс начинает занятия, как и раньше, в игровой форме, с разговоров на бытовые темы, прогулок и общих игр. Реакция престолонаследника положительная. Вскоре он пишет матери первое английское письмо:

«Му dear Маша, This is my first English letter to you. Today 1 took my cat into the garden but she was very timid and ran on to the balcony. She is now asleep on the sofa and Joy is under the table. With much love to you and my sisters, From Alexis», j («Моя дорогая Мама, это мое первое английское письмо к Тебе. Сегодня я выносил кошку в сад, но она очень оробела и забежала на балкон. Сейчас она спит на диване, а Джой под столом. Всего наилучшего Тебе и моим сестрам. Алексей».)

Однажды Алексей смог позвонить своей матери в Царское Село. После этого он записывает:

«Моя дорогая Мама. Ставка, 3 ноября 1916.

Я был очень счастлив разговаривать с Тобой и своими сестрами по телефону. Было плохо слышно, так как провода стальные, а не медные!

Как поживает Ольгина кошка?!

Подошло время моего жалования.

Пожалуйста ШИП!!! = 10!

Храни Тебя Бог. Твой капрал Алексей Романов».

Гиббс ведет с октября 1916 г. дневник — как бы глазами царевича, от первого лица — от имени Алексея:

«Четверг 13(26) октября. Утром занятия и выезд на автомобиле. Писал императрице. После обеда ездили в старую Ставку и играли в лесу в разбойников. Приехал домой и почувствовал себя не очень хорошо; поэтому врачи прописали в 6.30 в кровать. Весь вечер чувствовал себя скверно, болел желудок. Ч.С.Г. читал, но очень трудно было внимательно слушать.

Суббота 15(28) октября. Оставался до полудня в кровати. Писал императрице. Обедал со всеми вместе в столовой. После обеда гулял с доктором Деревенко и Ч.С.Г. в саду, потом играл с солдатами, и П. В. П[ет-ров] читал мне вслух до ужина. Лег рано.

Вторник 18(31) октября. Нет занятий, так как в половине первого отправляется поезд. [Алексей едет с царем в Царское Село.] Дал ему [врачу] золотые часы с цепочкой в подарок. В поезде играл с императором в «Naine Jaune», с генералом Воейковым, П. Ж(илья-ром) и Ч.С.Г. на столе собирали геометрические головоломки, Ч.С.Г. читал вслух.

Четверг 3(16) ноября. Оставался весь день в постели из-за опухшей правой ноги. Перед ужином урок русского. Складывал геометрические игры-головоломки».

Алексей объясняет свое состояние в тот день в своем дневнике:

«Остался в кровати, так как слегка растянул мышцу на правой ноге. Слушал, как мне читали Жилик и СИГ.

4 ноября. Боль в ноге стихает, потом возвращается. Ночью спал плохо, проснулся поздно. До полудня боли. После обеда стихли. Играл в карты и кораблики.

5 ноября. Со вчерашнего дня болей нет. Пока остаюсь в кровати. Игра в карты, французский, английский.

6 ноября. Со вчерашнего дня трудно засыпать. Больше не болит. Хотя лежание в кровати надоело, не хочется слишком рано вставать и шевелиться. Лучше пока что поберечься. День прошел, как вчера. На дворе великолепная погода. Жаль, что не могу этим воспользоваться. Солнце вижу, только когда оно садится на крышу дома напротив.

7 ноября. […] Дал губернатору сто рублей на табак солдатам. […]

8 ноября. Спал хорошо. Проснулся рано. Чувствую себя хорошо. Начал работать. Написал маме письмо длиннее, чем прежде. Доктор С. П. обещал разрешить мне завтра встать. Днем П. В. Щетров] читал мне рассказ Писемского «Питерец». СИГ [Гиббс] тоже читал. Вечером работал с Жильяром. Играл в «Naine Jaune». Погода была плохая. Немного растаяло, но еще много снега. Получил письмо от Васи Агаева».

Для сравнения тот же день, 8 ноября, в заметках Гиббса, которые, как упоминалось, велись от имени Алексея:

«Вторник 8(21) ноября. Чувствую себя намного лучше. Спал хорошо и был в хорошем настроении, но до завтра еще не могу вставать… После завтрака в рабочей комнате императора меня выносили вместе с кроватью и всем, пока комната проветривалась. При этом ко мне наведывались великий князь Николай [Николаевич] и Петр [Николаевич]».

Алексей на следующий день:

«9(22) ноября. Наконец могу встать. Поднялся рано и пил вместе со всеми (ячменное) кофе. […] Со всеми обедал. Узнал о смерти императора Франца Иосифа. […] Ел борщ по рецепту кого-то из охраны. Уже в половине девятого в постель, СИГ читал вслух. Папа приказал дать бедной учительнице денег (300 рублей)». Далее сообщает Гиббс:

«Четверг, 17(30) ноября. После обеда автомобильная поездка на авиавыставку с семью аэропланами. После этого играл в лесу в разбойников с П. Ж[илья-ром] и Ч. С. Г[иббсом]. Занятия английским 5–6, ненадолго приехала императрица. […] Очень весело, настроение хорошее.

Вторник 22 ноября (5 декабря). В шесть кино. Смотрел две новые серии «Тайной руки»».

Здесь Гиббс пропускает эпизод, случившийся 26 ноября и произведший впечатление на царевича, как он утверждает в собственном дневнике:

«После чая с Папа и Мама поехал в Петроград. Были в Народном доме на празднике георгиевскйх кавалеров. Их было 20000!»

Дальше Гиббс:

«Вторник 29 ноября (12 декабря). Занятия до обеда, как обычно: математика 9-10, история 11–12, английский 12-1, выезд в парк 10–11. Холодно, никого по дороге. После стола отдых, потом игры в парке: 3–5. 5–6 английский урок чтения. Ужин в 6, после этого, поскольку довольно холодно, играл кирпичами, вместо гуляния. Внизу 8–9, кровать в 9.

Суббота 3(16) декабря. Русский 9-10, после него ездили в Екатерининский парк до 11. Сопровождал императрицу на две операции в госпиталь. Английский 5–6. После ужина заходил к доктору Деревенко и играл с Колей до 8 ч.».

Возвращение в Могилев.

«Вторник 6(19) декабря. Обед со всеми. 75 человек. […]

Четверг 8(21) декабря. Получил от генерала французскую солдатскую медаль. […]

Суббота 17(30) декабря. Ездили в город покупать подарки, осмотрели «Отель де Франс»».

В этот день в Петрограде был убит Распутин. Алексей, которому тот, по сути, обязан своим возвышением, ничего об этом не знает и беспечно записывает напротив этого, уже описанного Гиббсом дня:

«17 декабря. День прошел совершенно обычно. После прогулки ездили с Голым и Жиликом в магазин и купили: счетную машинку, солонку и зажигалку. После еды играл в прятки, учился, ходил к Сакускису. Лег рано».

Царь, оповещенный об убийстве Распутина телеграммой царицы, видимо, вздохнул с облегчением. Как бы там ни было — во всяком случае он избавлен от дилеммы: нажима со стороны тех, кто требует удалить Распутина из своего окружения, и упорства царицы, настаивающей на том, чтобы он остался. Как сообщает Жильяр, царь, который ему однажды в том доверился, терпел Распутина главным образом потому, что не хотел разрушать надежды царицы. Ибо вера Александры в Распутина и его «Богом данную» власть спасать жизнь Алексея была несокрушимой.

Однако Николай уступает настоятельной просьбе Александры немедленно приехать, понимая, какой для нее удар — потеря «друга».

Напротив, Алексей не имеет ни малейшего понятия о причине столь внезапного отъезда в Царское Село на следующий день. Он пишет в своем дневнике:

«18 декабря. В 10 ч 1/4 с Папа ходили в церковь. Обедали со всеми. В 3 ч. 40 мин. поехали с Папа на вокзал. Гулял, потом в 4 ч. 30 мин. поезд поехал в Царское Село. Играли в «Naine Jaune» и читали историю крестоносцев».

В своей полной неосведомленности Алексей не только не догадывается об убийстве Распутина, но и о том, что никогда больше не увидит Могилева и полюбившейся Ставки.

Начало конца

Распутин мертв. Это Алексей узнает по прибытии в Царское Село. Его мать в трауре. Кажется, эта новость трогает наследника меньше, чем других членов семьи. Ни слова в его дневнике; Жильяр не приводит никаких высказываний, которые могли бы разъяснить его реакцию. Алексей совершенно не представляет того значения, которое он, царевич, имел для возвышения Распутина и роковых последствий этого. Также не знает он ничего о том, что в последнее время разыгрывается в Петербурге.

Убийство Распутина вызывает ожесточенные дебаты в Думе, собравшейся в ноябре. Причем неприкрытую критику в адрес правительства высказывают представители различных политических лагерей, включая партию кадетов. Общая тема: требование ответственного правительства. Одна фракция даже призывает к организации демонстраций в случае невыполнения этого требования, желая придать ему больший вес: «Тогда мы выведем людей на улицы!».

Также слышатся едва прикрытые обвинения царицы в том, что своим вмешательством в политические дела она ответственна за царивший хаос. И чьим советам следовала она при осуществлении своей кадровой политики? «Темные силы» — это осторожный намек на одно имя: Распутин.

Консервативный депутат Думы, Пуришкевич, уже давно намеревался с корнем вырвать зло, которое, по его мнению, угрожало здоровой структуре государства, династии и тем самым дальнейшему существованию монархии. Он ожидал результатов беседы сестры Александры, Елизаветы, которая приехала, чтобы открыть царице глаза и тем самым положить конец беззастенчивым манипуляциям Распутина. Но Александра непоколебимо держалась за свой образ Распутина. И среди родственников царя возник заговор: удалить царицу, а царя вынудить отречься в пользу царевича с Михаилом в качестве регента (до совершеннолетия Алексея). Но до этого дело не дошло.

Причем ясно: нет средства избавить царицу и Россию от власти этого мужика. После заседания Думы, где пустили по рядам телеграмму Распутина, в которой тот предлагал нового министра юстиции («Явился мне во сне Бог и подсказал мне имя…»), чаша терпения переполняется. Пуришкевич, князь Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович (любимый дядя Алексея) вступают в сговор с целью совершения убийства. Распутина приглашают во дворец Юсупова и отравляют подсыпанным в сладости и мадеру цианистым калием и, когда он после этого не умирает, застреливают; и, наконец, топят в одном из рукавов Невы. Как показывает вскрытие трупа, найденного спустя три дня, смерть наступает только в результате утопления.

Царица распоряжается похоронить Распутина на краю парка в Царском Селе. Алексей и его старшая сестра Ольга на похоронах не присутствуют. Прежде чем гроб в зимнюю ночь опускают в землю, Александра кладет Распутину на грудь цветы и икону. Между тем жители столицы зажигают свечи перед иконой св. Дмитрия, святого — заступника Дмитрия Павловича; они молятся, чтобы его помиловали за содеянное. Население страны единодушно: Россия избавлена от зла. Люди танцуют на улицах и поют гимн.

Царь знает мотивы убийц, но должен их наказать, по меньшей мере символично. Юсупова лишают имений в Южной России, Дмитрия Павловича переводят на Персидский фронт; Пуришкевич пользуется неприкосновенностью депутата Думы — тем более что давно уже в дороге со своим санитарным поездом.

Теперь речь идет о том, чтобы отстранить царицу от дальнейшего влияния на царя и добиться от него согласия на узаконенное расширение компетенции парламента в принятии решений.

Сначала с Николаем встречается председатель парламента. Он предупреждает царя о революционных настроениях, опасно усилившихся из-за продовольственного кризиса. Плохое военное положение и то обстоятельство, что война все еще продолжается, до предела истощает терпение населения. Из-за ненавистного мужика правящий дом не может больше рассчитывать на прежнюю любовь. Единственный выход — уступить требованию Думы о создании подотчетного ей правительства.

После председателя парламента царя посещает британский посол, сэр Джордж Бьюкенен. «Если царь сохранит своих теперешних советников, — резюмирует он по окончании встречи, — боюсь, революция неизбежна».

Убедить царя пытается и французский посол, Палеолог. Состояние царя нашло отражение в его записках: «Кажется, царь страдает симптомами нервного заболевания; […] царица консультируется со знахарем Бадмаевым, изобретательнейшим знатоком монгольской ведьмовской «кухни». Этот шарлатан скоро находит подходящую смесь для высочайшего пациента: это эликсир из тибетских трав. […] Всякий раз, когда царь употреблял это лекарство, его симптомы исчезали и появлялось состояние общего хорошего самочувствия и даже эйфории. Судя по действию, речь, должно быть, идет о смеси белены и гашиша».

Последний доброжелательный посетитель царя — его дядя, зять и друг молодости, «Сандро» — великий князь Александр Михайлович. Он просит о личной встрече с царицей. Наконец Александра его принимает, холодно, лежа на канапе. И, несмотря на просьбу Сандро, принимает его в присутствии царя. Сандро спокойно, но с твердой убежденностью, объясняет царице, почему сейчас ей настоятельно необходимо отказаться от попыток повлиять на принятие царем решений и отойти от политики: пришло время корректировки политического курса в сторону уступок требованиям парламента.

Александра протестует: царь ответственен лишь перед Богом — несмотря на конституцию 1905 года. А о революционных настроениях императрица и слышать ничего не хочет: народ стоит за корону, упорствует она. К неудовольствию Сандро, Николай молча стоит в стороне, Нервно разглаживая складки кителя и выкуривая одну папиросу за другой. Только когда беседа становится эмоциональной и слишком громкой, Николай выпроваживает своего друга из комнаты. Сандро покидает дворец, удрученный тем, что Николай, похоже, смирился со своей судьбой.

Алексей в это время (конец 1916 года) болеет. Начинаешься с расстройства желудка, затем добавляются боли в ушах и насморк, и, наконец, корь. Между единичными уроками царевич играет электрической железной дорогой.

Гиббс записывает в дневнике за Алексея: «Воскресенье, 25 декабря (7 января) [1917 г.] В И ч. в церкви. Обед внизу. После обеда на елке в Манеже, помогал распределять подарки. […]

Вторник, 10(23) января. Занятия утром, как обычно. После обеда гулял в парке. Первый урок по естествознанию В.Н.Д. [доктора Деревенко]

Четверг, 26 января (8 февраля). Не особенно хорошо себя чувствую. Почти весь день я пролежал. Слушал из «Робинзона Крузо». Чувствовал себя очень больным и не смог ужинать. […]

Вторник, 31 января (13 февраля). Весь день я был очень болен и почти не мог есть; никакого интереса ни к чему другому. Под воздействием морфия боли несколько стихли, но весь день сонливость».

22 февраля (7 марта) Алексей должен попрощаться с отцом; Николай снова уезжает в Ставку — «прочь от отравленной атмосферы столицы», как он замечает в беседе с Жильяром. Накануне царь хотел отправиться в Думу, чтобы, вняв настоятельным предупреждениям, объявить о назначении ответственного перед парламентом правительства. Однако в последний момент он звонит Председателю Совета Министров Горемыкину поздно вечером, чтобы сообщить: «Я изменил решение. Утром уезжаю». Оказались ли упорные уговоры царицы не уступать «ради baby» более убедительными, чем драматическая картина реальности, которую Николай никак не хотел видеть?

Алексею, заразившему корью также своих сестер и фрейлину Анну Вырубову, успевает в последний момент передать с больничной койки в поезд прощальное письмо к отцу.

Гиббс записывает за Алексея:

«Суббота, 25 февраля (10 марта) [1917 г]. Большую часть дня я лежал спокойно в затемненной комнате и слушал Ч. С. Г[иббса], который читал вслух русские сказки.

Воскресенье, 26 февраля (11 марта). День прошел, как предыдущий. Я провел его с другими больными».

Все по-прежнему только для Алексея. Он не понимает ничего из того, что происходит в это время в столице. А уже на следующий день после отъезда царя в Ставку в Петрограде начинают забастовку 100000 рабочих. Столица переполнена революционерами. Повсюду развеваются красные знамена, слышатся крики: «Хлеба!», «Мира!», «Конец войне!».

События разворачиваются стремительно. Из окон дворца многого не увидишь, а до Царского Села доходят лишь слухи. Наконец, во дворец звонит министр внутренних дел Протопопов:

«В Петрограде поднялась буря. Восстание. Все больше казаков переходит на сторону революционеров. Завтра все решится. Надеюсь, перевес будет на нашей стороне. Я распорядился, чтобы полиция заняла позиции на чердаках».

Камердинер Волков передает новость царице. Ее реакция: «Исключено, это никак невозможно. Тут, видимо, ошибка».

«Ваше Величество, это сообщает министр внутренних дел!»

«Я этому не верю. Казаки никогда против нас не выступят».

Вскоре раздается звонок от Протопопова: «Сообщите Их Величеству, я надеюсь, что мы сможем продержаться».

Реакция царицы: «Естественно, так оно и будет».

Николаю она телеграфирует:

«Это всего лишь действия провокаторов. Ничего особенного. Все будет взято под контроль».

Спустя день звонок от секретаря министра:

«Сообщите Их Величеству, что открыты несколько тюрем и освобождены заключенные. Горит арсенал и ряд других зданий».

Волков докладывает царице.

«Чтo же делать? недоумевает Александра. — Подумать только, как это далеко зашло».

Теперь и она проявляет некоторую озабоченность.

Это последний звонок из Министерства внутренних дел. После этого сам секретарь кабинета министров является во дворец. Он сообщает, что в огне другие здания, тюрьмы и дворец правосудия.

Это последнее сообщение из столицы. Жизнь замерла. Царя нет, и целый день о нем никаких известий.

Гиббс пишет:

«Четверг, 2(15) марта. Пациенту лучше, уже может играть. Мастерит дома из конструктора. Читаем вслух. День прошел, как обычно. Всех беспокоит исход событий. Никаких поездов на Петроград с сегодняшнего утра. Сплю в собственной комнате».

В этот день русская царская династия разваливается как карточный домик. Царь, серьезно встревоженный сообщениями председателя Думы Родзянко о происходящем в столице, отправляется из Могилева в Царское Село. Чтобы не блокировать пути, по которому идут поезда с продовольствием и обеспечением на фронт, царь выбирает объезд. Однако этот разъезд занят восставшими. Поэтому стрелки перед царским поездом переводят на Псков.

Там Николая уже ожидают плохие новости. Чтобы спасти положение, телеграфирует Родзянко, необходим немедленный указ о назначения нового правительства. Не успевает царь выразить свою готовность уступить требованиям, как приходит новая депеша: «Слишком поздно. Теперь успокоить положение может только отречение в пользу царевича с великим князем Михаилом в качестве регента». Николай спрашивает мнение командующих участками фронта. Результат ошеломляющий: они полностью согласны с требованиями столичных политиков. Разумеется, от царя скрывают телеграммы, в которых его умоляли не уступать требованиям об отречении.

В поезде, остановленном в Пскове, наспех набрасывается проект документа. Он гласит, что царь отрекается в пользу своего сына Алексея Николаевича. Однако после беседы с сопровождавшим его врачом Федоровым, Николай приходит к другому выводу. А Федоров напоминает царю о том, что в таком случае престолонаследника едва ли оставят с отцом и, кроме того, весьма спорно, сможет ли он ввиду своей болезни достичь возраста, необходимого для самостоятельного правления.

Николай изменяет редакцию документа:

«Ставка

Начальнику Генерального штаба В дни великой борьбы против внешнего врага, уже почти три года стремящегося поработить нашу Отчизну, Богу было угодно послать России новое тяжкое испытание. Начавшееся народное восстание грозит привести к роковым последствиям для дальнейшего ведения беспощадной войны. Судьба России, честь нашей героической армии, благополучие народа и само будущее нашей дорогой отчизны требуют, чтобы эта война была любой ценой доведена до победного конца. Лютый враг на пределе сил и близок тот час, когда наша доблестная армия вместе с нашими славными, союзниками окончательно сокрушит неприятеля.

В эти решающие для жизни России дни Мы почитаем долгом совести облегчить Нашему народу теснейшее сплочение и концентрацию всех его сил ради скорейшей победы. Поэтому Мы, в согласии с Государственной Думой, сочли за лучшее отказаться от венца Российской державы и низложить с себя верховную власть. Поскольку Мы не хотим разлучаться с Нашим любимым сыном, Мы передаем наследственное право Нашему брату, Великому Князю Михаилу Александровичу, которого благословляем на вступление на престол Российского государства. Мы даем брату Нашему наказ править в полном и несокрушимом единстве с народными представителями в законодательных органах и принести нерушимую клятву лежащим в основе этих органов принципам. Во имя горячо любимой Родины Мы призываем всех верных сынов Отечества исполнить свой священный долг и оказать послушание царю в этот тяжкий момент национального испытания и помочь ему вместе с народными представителями вывести Российскую державу на путь победы, благополучия и славы.

Да поможет Господь Бог России!

Псков, 2(15) марта 1917 г., 15 ч. 5 мин,

Николай.

Министр Императорского двора генерал-адъютант Фредерикс».

Царь спокойно проходит по зеленому салону-вагону к иконе, снимает фуражку и тихо молвит: «На то воля Божья. Мне давно следовало так сделать». Депутаты Думы, прибывшие, чтобы склонить царя к отречению, поставлены перед свершившимся фактом. Николай вручает им уже подписанный документ об отречении во второй редакции — предполагавшей передачу короны брату. Более того, он предусмотрительно смещает указанное в манифесте время назад, чтобы опровергнуть любые подозрения в нажиме со стороны депутатов. Когда те покидают поезд, Николай записывает в своем дневнике: «Вокруг лишь трусость, ложь и измена».

В качестве единственного условия царь выговаривает гарантии безопасности для себя и своей семьи и свободный проезд в летнюю резиденцию в Ливадии, куда он, видимо, намеревается удалиться на покой.

После этого Николай снова отправляется в Ставку, чтобы попрощаться с начальником Генерального штаба, генералами и военными. Он составляет последнее обращение к армии, призывая ее повиноваться новому правительству и исполнять свой патриотический долг перед Россией.

Прощание получается трогательным. Однако Временное правительство не оглашает приказа о смещении Николая с должности Верховного главнокомандующего, чтобы не вызывать сентиментальных чувств по отношению к бывшему царю. Наконец в Могилев приезжает царица-мать. Для нее этот шаг сына большой удар. Позднее в недоумении покачивают головами и другие члены императорской семьи: почему царь не уступил первоначальным требованиям, почему отрекся?

В Царском Селе семья не получает никаких известий от царя. Телефонная связь прервана. Система парового отопления отключена, помещения не обогреваются. Время от времени слышны перестрелки. На вопрос Алексея, что происходит, неизменная отговорка: «Маневры».

Наконец 3(16) марта, на следующий день после подписания отречения в Пскове, к царице приезжает дядя царя, великий князь Павел Александрович, и ставит ее в известность об отречении и от имени Алексея в пользу брата царя, великого князя Михаила Александровича. Сообщает и о том, что великий князь отказался принять корону. Это конец династии Романовых.

От неожиданности Александра лишается чувств. Это недоступно ее пониманию. В глубине души она еще цепляется за нереальную надежду, полагая, что все это неправда или неокончательно. Идут дни. Однажды дворцу даже угрожает штурм. Однако комендант дворца быстро организует такую сильную оборону, что нападающие ретируются при виде защитников.

Наконец, приходит известие, что на следующий день приедет царь. До этого момента Александра с удивительной выдержкой скрывает свои чувства. Теперь же речь идет о том, чтобы подготовить дочерей и Алексея к новой ситуации. С дочерьми Александра беседует сама; тяжелую задачу — передать печальную новость престолонаследнику — царица поручает Жильяру. Последний находит выздоравливающего Алексея в его комнате.

Швейцарец начинает с сообщения о предстоящем возвращении царя, добавив: «…и он больше никогда не поедет в Могилев».

«Но почему?»

«Потому что Ваш Папа больше не хочет быть Верховным главнокомандующим».

У Алексея озадаченный вид. Никогда больше — в Могилев?!

После короткой паузы Жильяр продолжает:

«И Ваш батюшка также больше не сможет быть царем».

Алексей совершенно растерян: «Как? Почему?»

«Потому что очень устал и в последнее время у него большие трудности».

«Ах, да! — кажется, Алексей что-то припоминает. — Мама говорила, что его поезд остановили, когда он хотел сюда приехать. Но Папа ведь снова будет царем позднее, не так ли?»

Теперь Жильяр вынужден объяснить, что царь отрекся в пользу «дяди Миши» и что тот, со своей стороны, также отрекся.

«Но кто же тогда будет царем?» — в полном недоумении вопрошает Алексей.

«Не знаю. Сейчас никто».

При этих словах Алексей краснеет и до предела смущается. На какой-то миг задумавшись, он спрашивает:

«Но если больше нет царя, кто же тогда будет править Россией?».

Жильяр очень удивлен, что Алексей ни словом не обмолвливается о том, что он законный наследник.

Был наследником. Ибо теперь Алексей понимает: он больше не царевич.

Под домашним арестом

Звонок из Петрограда доктору Боткину в Царское Село. Кто-то из Временного правительства хочет знать, жив ли царевич. Боткин отвечает утвердительно. К чему такой вопрос? Ходит слух, будто Алексей убит.

В эти дни Гиббс делает новые записи как бы от лица Алексея, в полудреме проводящего дни на постельном режиме:

«Суббота 4(17) марта. Лучше, но еще не в очень хорошем состоянии. Ничего не знает о происходящем, но думает, что все по-старому. Мастерили шары и макеты домов; день про шел в частых посещениях императрицы и членов семьи.

Воскресенье 5(18) марта. Пациент не особенно хорош. В учебной комнате, так как нет воды и игровая комната не отапливается, а там трубы с горячей водой.

Вторник 7(20) марта. Пациенту лучше, но глаза и уши болят. Утро провел спокойно. Обед с сестрами, проспал большую часть времени, ужин наверху. После еды мастерил макеты домов, играл в домино».

Кроме необычного шума, который Алексею объясняют ссылкой на маневры, похоже, престолонаследник не понимает ничего из того, что происходит вне стен дворца. Только когда приходит оториноларинголог, чтобы его осмотреть, Алеша удивляется, почему в сопровождении солдат. На человеке в форме шапка, которая кажется маленькому пациенту необычной — по его мнению, она не является частью ни одной традиционной формы. Впрочем, в действительности это пехотинец армии нового режима. Хотя Временное правительство и буржуазное, но оно коалиционное и объединяет умеренное крыло бывших депутатов Думы с крайне левыми депутатами рабочих и солдатских советов и ему присущ дух тон революции, которая его породила. Алеша ничего этого не знает — он лишь внимательно рассматривает головной убор, который еще никогда не видел: не форменная фуражка, не шапка.

Новый звонок из Петрограда. Родзянко рекомендует бывшей государыне уезжать, так как повстанцы могут напасть на Царское Село. Александра наотрез отказывается, ссылаясь на болезнь детей. Хотя можно понять ее презрение к ненавистному председателю Думы, несшему в глазах царицы ответственность за драматические события, все же цена представляется слишком высокой. «Si la maison brnie. il faut sort i г les enfaats» («Если дом горит, надо уносить детей») — были последние слова Родзянко перед тем, как он повесил трубку.

И Николай передает Александре, чтобы та ехала с детьми навстречу ему в Гатчину (20 км юго-западнее столицы). Так что Жильяр начинает упаковывать Алешины вещи. Однако вскоре приходит доктор Деревенко. Он докладывает, что железнодорожное сообщение со столицей прервано, а ехать царской семье в любом случае надо было по этому маршруту.

Новость следует за новостью с головокружительной быстротой. Во дворце появляется Корнилов, командующий Петербургским военным округом. По поручению Временного правительства он объявляет царице, что ввиду отречения царя не только бывший монарх, но и императорская семья рассматриваются как находящиеся под арестом. Временное правительство берет на себя заботу об их безопасности.

Таким образом, царскую семью больше не защищают. но охраняют. Старые стражники заменен])! новыми. которые подчиняются назначенным новым правительством командирам. Под домашним арестом вместе с Александрой и детьми теоретически находится также вся дворцовая прислуга. Кто хочет, может остаться, объявляет Корнилов, но тогда разделит участь семьи. Начинается такое повальное бегство персонала, что Корнилов — лояльный анархист — едва слышно бормочет: «Лакеи…»

Остаются немногие — среди них также гофмаршал, граф Бенкендорф, — самые преданные слуги. К их числу принадлежат также фрейлины и подруги Александры, Вырубова и Ден, — первая, впрочем, как и три из четырех сестер Алексея, больна. Остаются почти все личные камеристки и горничные царской семьи, а также врачи Боткин и Деревенко. Воспитатель Жильяр не колеблется ни секунды. Свое решение он комментирует в записках: «Я делил с этой семьей счастливые дни — как мог я их теперь оставить!» В принципе и Гиббс намерен и далее исполнять свои функции учителя английского языка, но он сначала отправляется в Петроград, и последовавшим событиям суждено было воспрепятствовать его возвращению в Царское Село.

К девяти часам вечера новое печальное известие: поднимает мятеж гарнизон Царского Села. Революционные веяния из столицы проникают и сюда. Стрельба на улицах. Ходит больше слухов, чем информации. Поговаривают, будто из Петрограда в Царское Село направляется отряд солдат, чтобы арестовать «немку и ее сына». Александра узнает об этом, когда обходя своих больных детей, сидит у дочерей. Жильяр вспоминает:

«Мы подошли и увидели, как генерал Рессан занимал с двумя ротами позиции перед дворцом. Я заметил также двух матросов гвардейского экипажа и конвоиров. Была усилена охрана вокруг парка. Она была приведена в боеготовность.

В этот момент мы узнали по телефону, что восставшие движутся в нашем направлении и только что был убит часовой в 500 м от дворца. Выстрелы доносились уже с более близкого расстояния и стычка с защитниками дворца казалась неизбежной».

Вот когда проявляется сила характера Александры и ее самообладание. Речь идет о жизни ее детей. Она решила выйти к солдатам с Марией — единственной из дочерей, остававшейся здоровой, чтобы укрепить боевой дух защитников и заодно просить их сохранять спокойствие. Гофмаршал, граф Бенкендорф, незамедлительно требует себе 1500 человек и получает их. Во дворце все напряженно ожидают, чем все закончится. Однако незадолго до того, как дело доходит до опасного противостояния, нападающие после короткой словесной перепалки оценив силы защитников, отступают.

Алексею, лежащему в кровати, по счастью, не довелось пережить этих жутких минут, равно как и узнать о том, что в эти дни на другом конце дворцового парка революционно настроенные солдаты вырывают из земли гроб Распутина, оттаскивают его в сторону и сжигают на обочине дороги, ведущей на Петроград.

Утром 9(22) марта наконец возвращается Николай. По прибытии на вокзал в Царское Село словно сквозь землю проваливаются трое из его четырех адъютантов: Мордвинов, Лейхтенберг и Нарышкин. Только князь Василий Долгоруков остается с бывшим царем и садится вместе с ним в ожидавший автомобиль.

Мир, оставленный здесь чуть более двух недель назад, Николай обнаруживает совершенно изменившимся. Впечатления, возникающие по дороге в царскосельский дворец, которые остаются скрытыми от Алексея, он описывает в своем дневнике:

«9 марта. Четверг. В Царское Село прибыл без опоздания в 11: 30. Но, Боже мой, какие перемены! На улице и вокруг дворца, в парке повсюду часовые, и даже в вестибюле, ну, ее знаю, этакие молодчик!».

Когда до Алексея доносится знакомый шум мотора, он прислушивается. Не иначе как папа. Подруга Александры, Лили Деи, как раз дежурит у его кровати и держит его руку. Она хочет удалиться. Но Алексей не отпускает: «Пожалуйста, не уходи. Побудь, пока он там».

«Пошел сразу наверх и нашел Аликс и любимых детей невредимыми, — продолжает Николай описание того дня в своем дневнике. — Она выглядела очень спокойной и совершенно не поникшей, но все дети лежали в кроватях в затемненных комнатах. Всем было уже лучше, кроме Марии, которая заболела корью как раз накануне. Обедали и ужинали в детской комнате Алексея. Видел доброго Бенкендорфа. С Васей Долгоруковым ходил на прогулку и работал с ним в саду, так как запрещено уходить дальше!».

Свобода передвижения семьи ощутимо ограничена — на них наложен домашний арест в буквальном смысле. Лишь дважды в день ненадолго членам семьи разрешается покидать дворец, им отведен небольшой кусочек парка перед домом, — так постановил комендант дворца. При этом царская семья отдана на милость дежурных солдат, караулящих выход в парк

Царит произвол. Поведение солдат меняется в зависимости от места формирования полка и личных симпатий. Некоторые в прежние времена сильнее, чем другие, испытали воздействие (и пали жертвой) пропаганды революционеров. Как Николай, так и Алексей часто вздыхают с облегчением, когда заступают на посты солдаты именно тех определенных полков, которые известны непоколебимой верностью низвергнутому монарху даже если приходится исполнять возложенные на них новой властью обязанности. По меньшей мере, в подобных случаях царской семье не приходится выслушивать унизительных придирок.

То хладнокровие, с которым бывший правитель России относится к своему новому положению, вызывает всеобщее удивление. Не говоря уже о вошедшей в поговорку дисциплине, Николай находит силы дружественно встречать всех своих стражей, которые попадаются ему на глаза и которые следуют за ним и членами его семьи по пятам, здороваться с ними и подчас завязывать беседу — что, впрочем, в большинстве случаев вскоре пресекается дежурным комиссаром. Николаю совершенно ясно, что солдат настроили против старого режима и что они присягнули покорно исполнять приказы нового правительства.

Придирки — как Николай высказывается в одной из бесед с Жильяром, — указывают, в частности, на то, что умеренное крыло Временного правительства идет на уступки левым экстремистам и власть постепенно выскальзывает у них из рук. И царской семье предстоит это вскоре почувствовать на себе. Помимо понимания ситуации, невозмутимость Николая обусловлена еще и религиозностью и граничащим с апатией разочарованием, в последнее время усилившимся.

Но что огорчает свергнутого монарха и Верховного главнокомандующего, так это состояние солдат, их расхлябанный вид и соответствующее ему поведение: а ведь армия — его любовь и гордость! И ее развал причиняет Николаю величайшие муки. С тревогой и волнением следит он за новостями с фронта.

С горечью бывший царь вынужден констатировать, что Временное правительство не в состоянии даже в столице установить порядок и вместо этого лишь способствует тому, что его дальнейшая потеря становилась все заметнее. Ликвидированы все прежние правоохранительные структуры, а вместе с политическими заключенными из тюрем на свободу вышли и уголовники. Повсеместно воровство и грабежи. И некому воспрепятствовать. Продержится ли Временное правительство до назначенных выборов в Учредительное собрание? Оно должно было, между прочим, вынести решение о судьбе короны: быть ли Михаилу конституционным монархом. В противном случае — конец династии Романовых.

Александра замкнута и горделива. После стресса прошедших дней и недель ее здоровье пошатнулось, волосы поседели, сердце ожесточилось. Сестры Алексея чувствуют себя подавленно (сообразно своим темпераментам), однако, подобно родителям, демонстрируют благородную отрешенность перед лицом новой ситуации. Все находят утешение в семейном единстве, сплоченности и взаимном расположении.

Алексей, который вскоре по приезде отца принимает первую ванну после долгого перерыва и начинает выходить из комнаты, теперь постепенно осознает ситуацию, в которой оказался со своей семьей. Но когда впервые становится свидетелем того, как обращаются с его отцом, то испытывает потрясение. Жильяр приводит пример:

«Куда бы мы ни пошли, нас везде окружают вооруженные солдаты под началом офицера — не отстают ни на шаг, словно они конвоиры, а мы заключенные. Предписания меняются ежедневно — не иначе, офицеры постоянно истолковывают их по своему усмотрению! Сегодня во второй половине дня, когда мы возвращались во дворец, дежурный часовой остановил царя окриком: «Сюда вам нельзя!» Офицер уладил ситуацию. Кровь ударила в лицо Алексею, когда он увидел, как какой-то солдат останавливает его отца».

Но удивление царевича еще больше, когда ему открывается другое лицо его многолетнего опекуна, матроса Деревенько. Анна Вырубова передает сценку, которую наблюдала:

«Я как раз проходила мимо комнаты Алеши, дверь которой была приоткрыта. И мне открылся следующий вид: в кресле вальяжно развалился матрос Деревенько, многие годы ходивший за царевичем. Вся семья всегда относилась к нему любезно и щедро одаривала. Видимо, одержимый революционной манией, он теперь демонстрировал «благодарность» всем: бесстыдно орал на мальчика, которого до этого любил и окружал заботой, приказывал ему принести то и это и исполнять любые службы, какие только его ограниченный умишко мог выдумать. Отупело и, очевидно, едва осознавая, метался мальчик по комнате, пытаясь повиноваться. Это было невыносимо. Я закрыла лицо руками и поспешила прочь от этого зрелища».

Вскоре Деревенько уволился со службы — или был освобожден от нее. Однако другой матрос, Нагорный, остался при Алексее, сохраняя прежние симпатии и заботливость. Поскольку в это время Алексей почти не вел дневник — а когда и открывал его, то только для лаконичных заметок без указания на ощущения или чувства, которые вызывал новый быт с его ограничениями и унижениями — переживания, подобные упомянутым, не находят отражения.

Произвол некоторых солдат распространяется даже на тех, кто не является членами царской семьи. Так врачу Алексея, Деревенко, делают грубый выговор, так как он, по мнению конвоиров, недостаточно быстро идет; одергивают также Жильяра, когда тот заговаривает с великими княжнами по-французски. Отныне солдаты бесцеремонно расхаживают по всему дворцу, так что членам семьи приходится замыкать свои личные апартаменты. Однажды сразу за порогом комнаты Алеши Жильяр столкнулся с солдатами. На его вопрос, что они здесь ищут, те объясняют, что хотят «видеть царевича» — как его называют и революционные солдаты. Жильяр указывает на то, что Алеша лежит в постели и его нельзя беспокоить. Тогда они требуют царя; Жильяр уверяет, что тот не у себя. К его удивлению, молодые люди удовлетворяются его объяснениями и удаляются. Однако со временем таких безобидных охранников становится все меньше.

Между тем Гиббс вновь и вновь пытается вернуться к своему ученику. Однако охрана в Царском Селе его не пропускает. Тогда он обращается за содействием к британскому послу. Тот делает представление Временному правительству. Однако его ходатайство отклонено — свое вето наложили пять министров. На время Гиббс сдается.

Именно Жильяр, невзирая на изменившиеся обстоятельства, первым затрагивает вопрос о продолжении образования Алексея. Он растолковывает родителям, что занятия необходимо продолжить, даже несмотря, на отсутствие учителей. В конце концов найдено следующее решение: Николай будет преподавать историю и географию, Александра религию, баронесса Буксгевден английский язык и русскую литературу, госпожа Шнейдер математику, Боткин русский язык и правописание и Жильяр французский язык. Через несколько дней Николай уже приветствует Жильяра «cher collegue».

Так было продолжено обучение Алексея. И царевич умеет, несмотря на то обстоятельство, что педагогика не является специальностью вызвавшихся в учителя друзей семьи, оценить их готовность помочь. В конце каждого занятия он вежливо благодарит тех, кто провел с ним урок. Однажды вечером он устраивает вечеринку и приглашает на нее также врачей, верного адъютанта Долгорукова, а также гофмаршала Бенкендорфа. На ней он демонстрирует фильм проектором, который ему однажды подарила французская фирма «Патэ». Для каждого гостя у Алексея приготовлен небольшой подарок. Поскольку его комната — кроме нее — в его распоряжении еще только спальня — не в состоянии вместить многих, в тот же вечер, в девять тридцать, он устраивает второй сеанс для всей прислуги.

В мае, по-видимому, для тренировки, Алеша пишет сочинение. Герой выдуманной им истории пес, который своему хозяину — школьнику — спасает жизнь, когда тот отправляется ловить в реке раков и падает с крутого обрыва в воду. Еще Алеша посвящает своей сестре (Татьяне, которая, как и он, держит пса, рифмованный стишок о собаке на английском языке. Очевидно, в ту нору спаниель Джой был его лучшим другом.

Кого Алеше в тот момент больше всего недостает, — так это любимого товарища по играм, Коли. Едва поправившись, он пишет ему открытку, но пройдет еще какое-то время, прежде чем он снова сможет его увидеть. Письма получать он пока что мог. Никому — даже родственникам — не позволено посещать царскую семью; частные телефонные линии прерваны. Письма хотя и вскрываются, но переписку еще можно вести и она, вместе с газетами, которые Николай еще получает, является для всех обитателей дворца единственным контактом с внешним миром.

Возможность сохранить связь с друзьями утешает с Алешу. Впрочем, он часто получает письма от людей, совершенно ему незнакомых — солдат, видевших его однажды во время инспекции или посещения лазарета, или от тех, кто узнал о судьбе царской семьи и хотел выразить им свои симпатии. 21 марта (3 апреля) 1917 года приезжает Александр Керенский, министр юстиции Временного правительства. Бенкендорф вспоминает позднее: «Он приехал со свитой из пятнадцати офицеров. Вошел через кухонную дверь, собрал караульных и произнес перед ними ультрареволюционную речь. Присутствовавшей при этом прислуге он объявил, что им теперь платит народ и поэтому они больше не являются слугами своих старых господ; тон был крайне провокационным, поведение нервным; в синей рубашке и сапогах, он внешне напоминал рабочего в воскресенье. Он не ходил, а бегал по комнатам, громко разговаривал и объявлял, что хочет видеть «Николая».

Николай собирает всю семью в одной из личных комнат, где и принимает Керенского. Как тот впоследствии утверждает в своих воспоминаниях, Алексей пристально его рассматривал все время. После встречи царевич рассказывает Жильяру: «Он всем совал руку со словами: «Я Верховный прокурор Александр Керенский» Первым делом Керенский обращается к Александре: «Королева Англии интересуется самочувствием бывшей царицы». При этих словах Александра краснеет. Впервые она слышит такое обращение. Алексей тоже смутился. Но его мать быстро берет себя в руки и отвечает, что чувствует себя хорошо, только сердце иногда пошаливает.

Позднее выясняется, что король Георг Английский, узнав о отречении и аресте царя, прислал своему кузену Николаю телеграмму, которую вместо адресата доставили Временному правительству. После краткого вступления Керенский отводит Николая в соседнюю комнату, при этом заставляя низложенного царя следовать за ним. Среди первых фраз Керенского сообщение: «Я только что упразднил смертную казнь — несмотря на большое сопротивление. Вас хотели перевести в Петропавловскую крепость».

В последовавшей беседе, длящейся всего несколько минут, речь идет о возможном выезде. Николай выражает желание, чтобы ему предоставили возможность Удалиться с семьей в Ливадию. Керенский объявляет, что из соображений безопасности это невозможно; реальнее отъезд царской семьи к родственникам в Англию, поэтому советует Николаю подготовиться на этот случай. Последний записывает по этому поводу в своем дневнике: «23 марта. Просмотрел свои книги и другие вещи, которые хотел бы взять с собой, если придется ехать в Англию».

В завершение Керенский спрашивает об Анне Вырубовой. Та в своей комнате сжигает личные бумаги. Керенский приказывает ей, несмотря на болезнь, идти с ним. Ее доставляют прямо в Петропавловскую крепость. Вырубову сопровождает Лили Ден, чтобы поддерживать при ходьбе. Лили на следующий день отпускают, однако возвращение в Царское Село остается для нее заказанным. Потеря лучших подруг тяжело сказывается на Александре. В Петрограде собираются подготовить основания для предъявления обвинения бывшей царице — а возможно, и бывшему царю.

Поэтому Керенский вскоре вновь появляется, чтобы расспросить Александру о ее влиянии на принятие политических решений в последние месяцы царского режима. Она всегда все обсуждала с Николаем, поскольку между ними никогда не было никаких тайн, объясняет Александра. Алексей сообщает потом Жильяру: «Керенский сегодня допрашивал Мама». Министр юстиции изолирует Александру примерно на неделю от остальной семьи — «чтобы избежать уговоров до окончания следствия». Керенский лавирует: одни его действия явно обусловлены необходимостью успокоить радикалов во Временном правительстве, другие гуманны, например, назначение цивилизованного коменданта дворца по имени Кобылинский.

Когда солдаты восхищаются элегантным автомобилем Керенского, находящийся поблизости Алексей слышит это. «Почему это его авто? Это авто Папа с его шофером», — проясняет он ситуацию.

Алеша никогда не жалуется, да и в его дневнике, не найти ничего подобного. В этом ему примером отец. Однако в Благовещение, праздник, царь все же дает волю чувствам: «25 марта. Благовещение. Провели этот; праздник в невероятной обстановке — под арестом в собственном доме и без малейшей возможности общения с Мама или нашими родственниками!» Незадолго до этого до него дошло письмо его сестры Ксении, которая после многочисленных попыток увидеться с братом, уехала с семьей в семейную резиденцию в Крым.; Царскую семью она больше никогда не увидит.

На Пасху царской семье дозволено посетить дворцовую церковь. Придворный священник, Васильев, якобы болен, и заменен другим попом. Когда пастырь доходит в литургии до того места, где по традиции про-износятся молитвы за всех членов царской семьи, что после перехода власти к Временному правительству запрещено, он замолкает. В завершение он, как обычно, подает всем членам семьи крест для поцелуя. Когда подходит очередь Алексея, поп незаметно целует его в лоб. В конце Николай хочет лично его поблагодарить и поинтересоваться самочувствием Васильева — но путь ему преграждают солдаты.

Николай пытается как-то скрасить будни: он использует каждое мгновение «выходов» в парк для физической деятельности. Вскоре к нему присоединяется Алексей. Пока лежит снег, отец и сын расчищают дорожки; позднее колют дрова. С приходом тепла царская семья разбивает грядку. В этом помогает прислуга — иногда даже караульные солдаты. По вечерам Николай вслух читает своим детям из французской, английской и русской литературы. Больше всего Алеше нравится слушать английские детективные истории. Иногда играют в карты. Алексей играет в «Naine Jaune», его мать предпочитает «безик». Когда в газетах, попадающих во дворец, есть сводки с фронта, Николай читает их вместе с сыном. При этом он не перестает сокрушаться о развале армии; она, зараженная революционной пропагандой, кажется, совершенно теряет боевой дух.

Относительно спокойный день не исключает придирок на следующий — все зависит от настроения солдат. Некоторым из них нравится смотреть, как Николай падает — для этого они тыкают штыками в колеса его велосипеда. Один случай очень огорчает Алешу. Он играет в парке со своим игрушечным ружьем, которое еще Николай получил от своего отца. Один солдат решает отобрать его. Жильяр объясняет, что это всего лишь безобидная детская игрушка. Безрезультатно. Алексей безутешен. Когда об этом узнает офицер, он приходит извиниться — но по новому уставу, наделяющему солдат правом голоса, офицеры обязаны подчиняться воле солдат. Вскоре после этого по распоряжению коменданта Алеша получает свою винтовку обратно, в разобранном виде, по деталям: в конце концов ею снова можно играть, впрочем, больше он не решается выносить ее из комнаты.

Отъезд в Англию затягивается. Выясняется, что король Георг V, кузен Николая и Александры, вначале выразивший Временному правительству готовность принять в Англии царскую семью, взял свое приглашение обратно. Как писал в своем письме британскому министру иностранных дел секретарь Георга V Стамфордем, король якобы из-за протестов населения счел вынужденным «еще раз обдумать» столь серьезный шаг. Стамфордем отмечает этот факт в меморандуме от 28 марта 1917 года.

«Видел премьер-министра на Даунинг-стрит, 10, и попытался передать ему твердое убеждение короля, что император и императрица России не могут приехать в эту страну, и необходимо информировать правительство г-на Милюкова, что со времени согласия на этот приезд […] общественное мнение так сильно реагирует ма эту новость, что правительство Ее Величества вынуждено взять обратно свое приглашение […].

Премьер-министр также полагает, что Южная Франция была бы наилучшим местом для Их Императорских Величеств. Так как при этом присутствовал французский военный министр Пенлеве, мы попросили его присоединиться к обсуждению этой темы. И он высказал мнение, что против приезда семьи не было бы никаких возражений, никто не имеет ничего против царя — скорее против царицы (Николай многие годы является союзником Франции), но он подчеркнул, что Англия все-таки монархия, и Его Величество родственник Их Императорских Величеств. […]

Премьер-министр встречается завтра с г-ном Рибо и делится с ним этими соображениями в надежде на то, что французское правительство предложит русскому императору и императрице убежище на своей территории…».

Куда девались «узы дружбы», в которых так часто клялись друг другу русский и английский монархи? В последний раз это было по случаю перехода престола к королю Георгу в 1910 году, который на просьбу царя: «1 beg you dearest Georgie to continue our old friendship and to show my country the same interest as your father did…» 14.05.1910 года ответил: «Yes, dearest Nicky, I hope we shall always continue our old friendship to dne another, you know change and I have always been fond of you».

И где союз с Францией, зримым символом которого является Александровский мост, подаренный некогда царем Александром III Парижу? Где союз, скрепленный поддержкой, ведь Франция была России обязана за «чудо на Марне» и спасение столицы?

И где родственные узы с домами Дании, Норвегии, Испании, Греции и Португалии?

Керенский предлагает царской семье отправить детей в Крым к царице-матери, Марии Федоровне: это было бы их спасением. Однако дети отказались разлучаться с родителями — и те, видимо, не стали настаивать на отъезде. Однако вскоре Керенский оказался под столь сильным нажимом революционного крыла; что ни о чем подобном даже не могло быть больше и речи.

Но события стремительно убыстряют свой бег. В апреле в Россию приезжает Владимир Ильич, называемый Лениным. До этого момента революционер находился в эмиграции. Его возвращение становится возможным благодаря Февральской революции, открывшей не только ворота политических тюрем, но и дорогу домой политическим эмигрантам. Германское правительство организовывает проезд Ленина по своей (вражеской) территории в специально сформированном «экстерриториальном» поезде (в так называемом «пломбированном вагоне»). Еще с 1915 года, когда конца войны с Россией не видно даже в самой далекой перспективе, оно начинает финансировать Ленина и других революционеров, будучи заинтересованным в ослаблении позиций русского правительства. Теперь речь идет о его свержении.

Внутренний крах мог также подорвать боеготовность войск на фронте. К тому же Ленин заявляет о готовности заключить с Германией сепаратный мир, который царь всегда отклонял, помня о своем союзническом долге. Для Ленина финансовая поддержка необходима для наращивания революционного движения в России, куда относилось и распространение революционной печати. При взятии власти Временным правительством он послал из Цюриха революционному крылу, Советам рабочих и солдатских депутатов, следующую телеграмму: «Наша тактика должна быть: никакого сотрудничества и выражать недоверие».

Когда британская секретная служба информирует русского министра иностранных дел о том, что Ленин и его единомышленники едут в Россию в забронированном германским правительством поезде с целью свержения Временного правительства, тот благодушно отвечает: «Когда станет известно, благодаря чьей поддержке приехал Ленин, он больше не будет: представлять угрозы».

С прибытием Ленина пропаганда за продолжение революции получает новое подкрепление. Она отлично организована и направлена на оказание влияния на солдат и беднейшие слои населения. В пламенных речах большевистских агитаторов начинает звучать тема классовой борьбы, ранее не звучавшая даже во время восстания с социально-политическими требованиями. Поскольку Временное правительство так и не смогло улучшить положение народа в целом, революционная пропаганда попадает на благодатную почву и ее тезисы становятся все более радикальными.

В мае уходит в отставку премьер-министр Гучков. Его место занимает Керенский. Он празднует свое назначение приемами и банкетами в Большом дворце в Царском Селе, куда приезжает на царских автомобилях. В довершение он устраивает резиденцию своего правительства в Зимнем дворце.

При этом в правительстве практически не остается больше умеренных членов. О свободном выезде царской семьи теперь нечего и думать. 19.07(1.08). 1917 (ода Николай помечает в своем дневнике: «Три года с тех пор, как Германия объявила нам войну! Куда поведет Бог Россию — да спасет Он ее…»

Придворный врач Боткин во время следующего визита Керенского во дворец вновь просит у него разрешения для царской семьи уехать в Ливадию. Напрасно! Ситуация, дескать, в стране неконтролируемая. И в этом Керенский прав. 30.07.(12 августа) 1917 года Алексею тринадцать лет. Его отец записывает о том дне:

«30 июля. Нашему любимому Алексею сегодня тринадцать лет. Пусть Господь дарует ему в эти тяжелые времена хорошее здоровье, терпение и силы телесные и душевные!»

Александра велит внести во дворец икону Божьей матери для небольшого богослужения. Все подносят скромные подарки. Приходят Алеше и письма — от знакомых и незнакомых. Большинство написано детским почерком:

«Примите, обожаемый Алексей Николаевич, мои теплейшие поздравления и сердечнейшие пожелания. Мои друзья и я смастерили пару кораблей и просим Ваше Высочество их принять. Целую Ваши драгоценные руки. Сережа».

Кораблей царевич так никогда и не увидел. Другое письмо осмотрительнее:

«Господин цензор, мы очень Вас просим передать это письмо адресату.

Июль 1917. Дорогой Алексей Николаевич.

Русские дети, которые Вас никогда не видели, но которые Вас никогда не забудут, поздравляют Вас с Вашим днем рождения. Они любят Вас и были сегодня пр поводу Вашего дня рождения в церкви. Обращаться к Вам по-другому и называть свои имена мы не можем».

День рождения проходит во всеобщем умилении. С)но сопровождается меланхолической сентиментальностью: только что стало известно, что царскую семью и всех, кто готов ее сопровождать, намечено перевезти в другое место. Куда, хранится в тайне. Керенский лишь сообщает гофмейстеру, что не мешало бы взять с собой теплые вещи. Неужто в Сибирь?

Только позднее выясняется, что, несмотря на строгую конфиденциальность отъезда царской семьи, чтобы предотвратить проявления лояльности или нападения со стороны революционно настроенных сил — в правительство Керенского пришли многочисленные прошения: в них податели предлагали себя в качестве сопровождающих царевича. «Даже если это будет стоить мне жизни и приведет меня на эшафот, я готов умереть за него, если я ему до тех пор смогу быть полезным и в случае его болезни смогу облегчить его состояние. Я готов разделить его судьбу». О подобных мужественных выражениях преданности Алексей никогда не узнает.

Алеша один из немногих, кто почти не ощущает боли расставания. Его быт стал однообразен, и перспективы перемен пробуждают его жизненные силы. У него столько задора, что, купаясь в летнюю жару в парковом пруду, он затягивает в воду свою старшую сестру Ольгу в одежде.

Другие уже утирают слезы прощания. Николай по-прежнему невозмутим, каким его привыкли видеть, Еще раз он идет со своими детьми в огород, который; они вместе разбивали, и распоряжается, чтобы плоды их труда достались оставшимся — прежде всего тем, кто помогал ухаживать за грядками. Под руку с Александрой царь еще раз проходит по всем покоям дворца, в котором оба прожили более двадцати лет. После ужина царская семья готова.

Внезапно появляется Керенский и сообщает Николаю, что приезжает его брат, Михаил, чтобы попрощаться. Гофмейстер Бенкендорф вспоминает сцену:

«Свидание длилось всего десять минут. Обоих братьев настолько перехлестывают чувства и в то же время им так неловко оттого, что встреча происходит на чужих глазах, что они едва находят слова. У великого князя появляются слезы и позднее он признается мне, что даже не заметил, здоровым ли выглядит император или нет. В последний раз Николай и Михаил виделись».

Свидание прерывает Керенский: «Мне жаль, господа, но больше нет времени». Керенский же и отказывает великому князю в просьбе повидаться с детьми. Однако Алексей увидел из-за двери, что кто-то пришел. «Там дядя Миша?» — радостно спрашивает он. Но поздороваться с ним ему не довелось…

Домочадцы и несколько верных спутников ожидают весь вечер в вестибюле со своим багажом. Отъезд в полночь. Но часы бьют двенадцать, а ничего не происходит. Несколько раз ложная тревога — и снова ничего. Алеша устает и хочет спать. Мучительное ожидание длится до пяти утра. Где-то между пятью и шестью подают автомобиль. От ворот дворцового парка кортеж сопровождает конный конвой. Из соображений конфиденциальности локомотив прицепляют в последнюю минуту. С ними едут два комиссара Временного правительства. 46 человек сопровождают царскую семью в качестве свиты. Охранников — около двухсот. Поезд замаскирован японскими флагами под санитарный (организации Красного Креста), окна закрашены — и забелены. Никто не должен увидеть лиц членов царской семьи.

Когда поезд трогается с перрона в сторону Петрограда, на часах шесть часов десять минут и алый рассвет в последний раз освещает утреннюю столицу для царской семьи.

Сибирь

«Если бы я хоть раз мог отсюда вырваться, хотя бы единственный раз!» — все чаще в последнее время произносил Алексей, глядя из окна на часовых у ворот дворцового парка. Разве из-за них не чувствовал он себя пойманной птицей в золотой клетке? Однажды вырваться — и вот теперь он едет туда, на просторы России, прочь от монотонности прошедших месяцев, утомленный, но с любопытством ожидающий новых впечатлений.

Его родители, отныне бывшие царь и царица, молча предаются размышлениям. Серая картина маленькой, но тесной человеческой толпы на вокзале все более расплывается и наконец полностью исчезает.

Несмотря на перенос времени отъезда с вечера на ранее утро и все попытки сохранить тайну, на маленьком вокзале Царского Села собираются многочисленные провожающие. Терпеливо выстояв половину ночи, они молча ждут.

Когда замечают царскую семью, никто не позволяет себе ни звука, ни жеста приветствия. Вскоре после посадки в окне вагона показываются лица царской семьи. Николай, Александра слева от него, а Алексей справа, позади Татьяна и другие девочки — они молча смотрят на собравшихся в другом конце перрона. Николай еще раз сходит на платформу. Там молодой полковник, дежуривший в тот день в охране в Царском Селе, опускается перед Николаем на колени. «Ступайте, не то у Вас еще будут неприятности, — быстро шепчет Николай, легонько поцеловав юного офицера и нежно оттолкнув от себя. — И служите России так, как Вы служили мне».

Когда поезд медленно трогается, собравшиеся на безмолвное прощание люди снимают головные уборы.

Алексей впервые едет в обычном поезде. Этот состав принадлежит Обществу Восточно-Китайской железной дороги (в это время в России паровозные общества — частные предприятия) и относительно комфортабелен. Собственно говоря, это два маленьких поезда — одного для такого количества пассажиров и багажа не хватило бы. Если бывший царь берет с собой совсем немного, то для Александры упаковывают все, что только дорого ей и другим членам семьи: от личных фотоальбомов, икон и драгоценностей на сумму в один миллион рублей до граммофона, ламп и ковров; кое-что Александра велит дослать позднее. Алеша не забывает и свой проекционный аппарат.

Членам царской семьи великодушно выделены отдельные купе в вагоне. К числу их ближайших сопровождающих принадлежат князь Долгоруков; генерал Татищев, который никогда не служил при дворе, заявил о своей готовности последовать за царем в ссылку вместо пожилого гофмейстера Бенкендорфа; доктор Боткин; Жильяр; придворная преподавательница Шнейдер; камеристки Демидова, Теглева и Эрцберг и слуги Чемодуров и Волков. И, само собой разумеется, Нагорный, который ни секунды не колеблется в том, оставлять ли ему своего подопечного или нет.

На остановках надо зашторивать окна. Вскоре Алексей уже рад, что время от времени поезд останавливается в чистом поле, где он, как и другие члены семьи, могут прогуляться с собаками — каждый раз в совершенно новой обстановке. При этом за ними присматривают охранники из караульной службы. Они принадлежат, как с облегчением отмечает Николай в своем дневнике, — к полку, сохранившему верность низвергнутым монархам. Один раз кто-то из них даже посылает Александре цветы, сорванные по пути. Завтракает, обедает и ужинает Алеша в обществе своей матери, которая не выходит из купе. Целыми днями ничего интересного, о чем можно было бы написать, как показывает его дневник:

«На вокзалах окна должны быть зашторены, чтобы никто нас не увидел. В восемь часов ужинал с Мама в ее купе, а на следующий день обедал. В половине девятого с толпой солдат ходили к реке Сильве гулять. Играли в карты».

Однажды Алеша внезапно прерывает карточную игру со словами, брошенными в полушутку: «Хватит, мы и так уже не убежим из этой тюрьмы!»

Сразу за Уралом, где начинается Западная Сибирь и где открываются необъятные просторы, пассажиры покидают Транссибирскую железнодорожную магистраль. Дальше путешествие продолжается на пароходе. Он называется «Русь» — древнее название России в первых столетиях ее государственности. Два дня корабль ползет по Туре, затем по Тоболу, пока 6(19) августа 1917 года не достигает своей цели — вблизи от места слияния Тобола и Иртыша, у города Тобольска.

Тобольск — старый русский торговый городок с населением всего 20000 человек. Возвышаясь на холме над северным берегом реки, он увенчан грандиозным ансамблем старинного кремля. У его подножия на перекрестке внушительное здание, еще совсем недавно принадлежавшее губернатору. Здесь и предполагается разместить царскую семью. Улица называется Свободная, и верующим членам царской семьи не кажется случайным такой выбор улицы. Комнаты членам семьи готовят на верхнем этаже.

В этом доме поселяется только сама семья и ее слуги; другие члены придворного штата, а также доктор Боткин и Жильяр расквартированы в доме напротив, некогда принадлежавшем зажиточному купцу Корнилову.

Надзор за находящейся под домашним арестом царской семьей и командование караульной командой осуществляет тот генерал Кобылинский, которому она уже вверялась в Царском Селе. Однако вскоре ему приходится согласовывать свои действия с тобольскими комиссарами, которые в прежние годы были сосланы за революционную деятельность в Сибирь и поэтому чувствовали совсем мало симпатии к свергнутому царю. Они, вероятно забыли, что раньше ссыльные — к которым более десяти лет принадлежал и Ленин — могли свободно передвигаться вне дома, что было запрещено царской семье.

На удивление, никто не сомневается в конституционной законности статуса царской семьи как заключенных. Все-таки царь не провинился ни в каких незаконных действиях; он по доброй воле отрекся и за это оговорил себе свободу передвижения и безопасность для себя и своей семьи. Пока у власти Временное правительство во главе с Керенским и пока за ним сохраняется право выносить решения по всем вопросам, касающимся царской семьи (как-то: разрешение получать почту или посылки, принимать врачей и посетителей), по меньшей мере, гарантирована их личная неприкосновенность и не доходит до эксцессов.

Причина тому вовсе не в личном отношении Керенского к царской семье: школьный товарищ Ленина и революционер (хотя и умеренный), он выставляет себя врагом царизма. Скорее всего, дело в его профессиональной осторожности юриста и его взглядах на будущее развитие ситуации в России, где все еще теоретически открыт путь к буржуазной демократии. Керенский несет ответственность за безопасность царской семьи и перед заграницей. Царь заключил для России союз и обещал не заключать никакого сепаратного мира с Германией. Теперь и Керенский ради финансовой поддержки дает союзническим Англии и Франции слово, что при его правительстве Россия не выйдет из войны.

Поэтому первое время, пока распоряжается личный уполномоченный Керенского, Кобылинский, условия жизни относительно терпимы и приемлемы. Дом комфортабелен — хотя и не приспособлен для такого множества жильцов, отчего не только тесно, но возникают и санитарные проблемы. Однажды Алеша напрасно ждет, пока его позовут в ванную комнату: одна из фрейлин выплескивает последнюю воду.

Царской семье позволено выходить в маленький сад, размерам которого Алеша не перестает удивляться. В конце стоит сарай со свинарником. По случаю прибытия пленников вокруг дома возведен безобразный деревянный забор. Все же среди населения вскоре пошла молва, кто скрывается за стенами, и оно открыто демонстрирует свои симпатии заключенным.

Жители Тобольска, крестьяне, купцы и торговцы, настроены дружественно к старому режиму — по-другому, чем в индустриальных городах Урала. Революционный дух еще почти не проник в Тобольск, пропаганду подобного рода встречают здесь в штыки.

Любопытные сходятся к губернаторскому дому, чтобы хоть мельком увидеть одного из членов царской семьи. Крестятся и случайные прохожие, а иногда перед домом можно увидеть стоящих или коленопреклоненных плачущих старух, пока тех не прогоняет охрана. В дом приносят разные продукты, например, яйца, вино, а также подарки — по крайней мере, в первые месяцы. И позднее, когда режим стал жестче, из монастыря ухитрялись тайно переправлять в губернаторский дом сахар и многое другое.

В первое время царской семье разрешается посещать близлежащую церковь, но не на общее богослужение, а лишь для них одних проводимую ранним утром службу. Когда Николай преодолевает короткий путь к церкви через парк, встречные прохожие падают на колени.

День начинается для всех с общей молитвы. Занятия у Алексея с утра. Перед обедом, который подают лишь к трем часам пополудни и за которым к царской семье присоединяются Жильяр и доктор Боткин, Николай с сыном ходит по маленькому саду на свежем воздухе в поисках какого-нибудь занятия. С самого начала он попросил у коменданта пилу и разрешение заниматься в саду физическим трудом. Царь сооружает в саду навес, под которым можно сидеть и в хорошую погоду наслаждаться солнцем.

Дневной чай уже в четыре часа: дни здесь короче, зима начинается раньше и длится дольше, чем в других местах. Затем Алексей стоит у окна и наблюдает с любопытством, порой даже с тоской и унынием за жизнью внизу, на площади.

По вечерам, как и в Царском Селе, Николай читает детям вслух или все играют в карты. Спать Алеша отправляется в девять часов, другие в одиннадцать. Редко бывает что записать в дневник — так мало о чем можно сообщить, очередной день точь-в-точь как другие. Алеша скучает по своему другу и товарищу по играм, Коле. В своем дневнике он лаконично отмечает: «Весь день прошел, как вчера — так же скучно».

Кажется, в доме арестантов время застыло. Во внешнем мире, напротив, события развиваются безостановочно. С опозданием новости доходят — через газеты — и к Николаю. В сентябре он с ужасом читает, что генерал Корнилов арестован якобы за попытку мятежа.

После сорвавшегося наступления на фронте, о котором заблаговременно узнал Ленин и предупредил своих германских агентов, большевики использовали пораженческие настроения столичного населения для попытки революции. Керенский вызвал с фронта Корнилова с элитарными казачьими полками. Однако в последний момент заколебался, испугавшись за собственную власть: Корнилов угрожает создать для изгнания большевистских заговорщиков военное правительство. После чего Керенский, не долго думая, объявляет его изменником и арестовывает. Тем самым спасает — ненадолго, как потом выяснится — свою власть, но в итоге отдает столицу в руки революционеров.

Для Алексея, который еще не понимает смысла этих событий, важна только радостная новость: наконец-то к ним приезжает врач Деревенко с сыном Николаем — Колей. Прошло, впрочем, три недели, прежде чем солдатский совет решает предоставить мальчику разрешение увидеться со своим арестованным другом.

Между тем и Гиббс упорно добивается возможности вернуться к своему ученику. На следующий день после отъезда царской семьи из Царского Села ему удается получить пропуск в Александровский дворец. Но царской семьи там уже нет. Тогда он пакует вещи, что были оставлены им в свое время здесь, и отправляется в дорогу на Тобольск. Однако едва он садится на поезд, как железнодорожники объявляют забастовку, которая длится месяц. Лишь в октябре Гиббс добирается последним пароходом из Тюмени в Тобольск, до того как семимесячная зима делает сибирские реки несудоходными.

Когда он, наконец, пробивается к губернаторскому дому, его останавливает местный командир охраны Панкратов. Необходимо вначале согласовать вопрос о доступе к царской семье с солдатами — теперь так заведено, объясняет Панкратов ошеломленному британцу. Не остается ничего другого, как ждать два дня — ровно столько понадобилось солдатскому Совету для вынесения решения. Гиббсу разрешили. Ему отводится комната в доме Корнилова. Гиббс последний, кто присоединяется к царской семье. Баронессе Буксгевден и камеристке Александры Цанотти, которые обошли массу инстанций, прежде чем получить разрешение на поездку, и преодолели все трудности пути, чтобы последовать за царской семьей, отказано.

Александру Гиббс находит заметно изменившейся, поседевшей, измученной. Она сидит возле Алексея, когда входит британец. Какая для всех неожиданность вновь увидеть его после семи месяцев! В заключении любой визит вдвойне приятен.

Даже Гиббс замечает отсутствие в свите некоторых лиц, которых считал преданнейшими слугами короны: графа Граббе, генерал-майора Рессена и других. Царь, который еще обедает со свитой в столовой на первом этаже, сразу же после обеда поднимается наверх.

Гиббс: «Сначала он несколько сдержан — тогда я понимаю: именно Англия нанесла ему в последний момент жесточайший удар». Взятие назад приглашения короля Георга, должно быть, замалчивалось Временным правительством, но Николай, похоже, все же узнал о нем. «Нападки и злоупотребления революционных вождей в России он должен был принять на себя, это он понимал, — продолжает Гиббс свой рассказ, — но такой удар от Англии, по отношению к которой он себя так лояльно вел, и от своего кузена Георга — это было хуже всего». «Никогда прежде не был он столь откровенен в своих высказываниях, как в этот день, — вспоминает дальше Гиббс, ив лучах блекнущего вечернего солнца над головами непрерывно снующих по улице прохожих бывший самодержец всей России кратко излагает историю своей жизни в ссылке».

Описывает Гиббс и Алексея:

«На ту пору тринадцатилетний, высокий для своего возраста и очень стройный, он уже в детстве вынужден был страдать от болезни, переданной ему по наследству по материнской линии. В Тобольске он еще больше исхудал, так как не было никаких средств лечения. Он был смышленым, но учиться не любил. У него было мягкое сердце — в последние тобольские дни он был единственный, кто дарил подарки; еще он безмерно любил животных. Он следовал своим чувствам и редко чужим указаниям, но своего отца слушался. Его мать, страстно его любившая, была не в состоянии перед ним устоять, и через нее он получал все, чего желал. Неприятные вещи Алексей выносил спокойно, беззлобно. Были у него и комические привычки. В Тобольске, например, он собирал старые гвозди, так как считал: «они могут пригодиться».

Дни становились короче, вечера рано наступающей зимы наступали быстрее, чем в Царском Селе. Алеше нравилось играть после обеда с Жильяром или Гиббсом против князя Долгорукова и госпожи Шнейдер в «тише едешь, дальше будешь». Тогда как госпожа Шнейдер после каждого проигрыша клялась никогда больше не играть, Алексей, хотя также неохотно проигрывавший, тем не менее серьезно и решительно начинал следующую игру.

Дамы дома — Александра или ее дочери — занимаются рукоделием; Ольга пытается обучать Татьяну немецкому языку. На вид семейная идиллия — для всех тех, кто преданно последовал за семьей, поддерживается видимость большой дружной семьи. Однако в начале сентября приходят плохие вести. Часами Николай сидит, покачивая головой, за кипами газет. Ленин путем государственного переворота сбросил Временное правительство.

После летней попытки восстания в отношении Ленина было начато следствие. Его обвиняют в шпионаже и государственной измене. При обыске его квартиры обнаружены банковские документы на денежные переводы из Германии на него и его соратников. Но, будучи вовремя оповещенным, он избегает ареста и скрывается в Финляндии.

Осенью Ленин снова призывает своих товарищей к восстанию. В свое время Керенский оскорбил своих потенциальных защитников под командованием Корнилова. Он доходит до того, что выпускает из тюрьмы Троцкого. Тот составляет план революции. Большевиков поджимало время. Скоро выборы в Учредительное собрание; партия Ленина, едва известная и недостаточно сильная для законного участия в правительстве, наверняка потерпела бы поражение на выборах. В довершение ее идеи классовой борьбы и враждебность к религии не соответствуют традиционному русскому менталитету.

Только спекулируя на пропаганде мира и обещаниях наделить всех землей, Ленин завоевывает голоса. Однако этого недостаточно для захвата власти. Когда же он узнает о тайных сепаратных мирных переговорах немцев с Керенским, то понимает, что ждать больше нельзя. Если он хотел власти, то ее надо было захватывать сейчас, пусть даже и насильственным путем. Разобщенное и немощное правительство Керенского не в состоянии оказать сопротивления хорошо организованной акции — внезапному удару Ленина. 26 октября (8 ноября 1917 года) Временного правительства больше нет. У власти Ленин.

Николай в ужасе. Впервые он выражает Жильяру открытые сомнения в правильности своего решения отречься. Жертва — отказ от трона ради избежания кровопролития, гражданской войны и раздробления России — оказалась бессмысленной. Надежды на то, что другое правительство, сформированное в соответствии с требованиями оппозиции, сможет добиться спокойствия и порядка и возьмет под контроль тяжелое положение во время войны, чтобы обеспечить успех на фронте, рухнули.

Однако пройдет еще месяц, прежде чем ветер донесет дух перемен в сонный Тобольск. Вначале это всего лишь мелкие придирки со стороны отдельных рвущихся к власти хамов без политической подоплеки, которые еще можно снести. Так, например, одному местному начальнику нравится демонстративно уничтожать или бросать в реку поступающие из Петрограда посылки с продуктами и вином. Из столицы приезжают новые комиссары. Больше царской семье не позволяется ходить в церковь. Алексей опечален этим новым ограничением свободы. Монотонно он регистрирует свое настроение: «Играл, ел, шутил и спал. Холодно. И скучно, и грустно, и всегда одно и то же».

Алеше нравится вносить в свой дневник имена офицеров караульной команды, прежде всего тех, кто принадлежит к его любимым полкам, как например, к 4-му. В основном это военные зрелого возраста, сохранившие лояльное отношение к царской семье. С ними Алексей охотно играет в карты или шашки и беседует.

Придворная преподавательница Битнер, также прорвавшаяся в Тобольск, читает детям вслух. Любимая книга — некрасовская поэма «Русские женщины», о русских женщинах, последовавших за своими мужьями, сосланными из-за их участия в восстании декабристов.

Особенно запоминается Битнер одно высказывание Алексея тех дней. Совершенно неожиданно он заявляет:

«Только теперь я начинаю понимать значение слова «правда». В Царском Селе все лгали. Если бы однажды я стал царем, никто бы не осмелился мне врать. Я бы навел порядок в этой стране».

Битнер удивлена подобным замечанием. Она наблюдает, как богатое воображение Алексея помогает ему занимать себя мелочами в ожидании своего друга Коли. Он мастерит швартовочные цепи для маленьких корабликов, фигурки из свечных огарков и устройство для отвода скопившейся в бочке дождевой воды в сосуд, который он может направлять из окна с помощью веревки.

В дополнение к учебным часам Гиббс разумно решает использовать еще и вечера. И принимается разучивать с детьми английские театральные пьесы. Жильяр делает то же самое с французскими. Начинают с одноактного спектакля, за неделю отрепетированного и сыгранного в воскресенье перед всеми, кто разделяет с царской семьей ссылку, включая прислугу.

Затем — чеховский «Медведь». Старшая сестра Алексея Ольга играет вдову, Николай (неохотно) — пришедшего в ярость скрягу, которому ее умерший муж должен деньги, и Мария — третью особу. После этой постановки экс-царь довольствуется главным образом написанием программок и больше не берет себе никаких ролей.

В другой пьесе, «Packing up» Гарри Граттана, Анастасия играет юную девушку, Мария — жену главного героя и Алексей — носильщика.

К именинам своего отца в декабре Алексей разучивает роль домашней прислуги в комедии «Вода Иоганна» Мориса Эннекена. Жильяр берет себе мужскую главную роль, роль племянника главного героя он дает сестре Алексея, Марии.

Жильяр разучивает еще французский скетч — «Accident de bicyclette» («Велосипедная авария»), а также «Крыс» Макерси. Алексей с восторгом заучивает наизусть свою роль. Однако до постановки дело не доходит, так как к этому времени уже не до этого.

Иногда Гиббс дает царским детям книги, которые в большом количестве привез с собой. Алексею же он главным образом читает вслух. Больше всего царевичу нравится слушать приключенческий роман «Копи царя Соломона» Генри Райдера Хаггарда, который Гиббс по его желанию должен повторять, «Записки Шерлока Холмса» Конан Дойля (финальную часть, где описана борьба между Холмсом и Мориарти) и «Выброшенные морем» сэра Сэмюэла Бейкера, которую Алексей также хочет слушать снова и снова.

Однако обманчивой идиллии не суждено было продлиться долго.

«Только бы долго не мучили…»

Приходит зима. Александра сама вяжет для Алеши новые носки и другие теплые вещи, так как изношенные больше не меняют. Временное правительство, в компетенции которого находится пополнение семейного бюджета (за счет отчужденного имущества царя), в последние чересчур бурные времена своего существования прекращает высылать деньги. Кобылинскому приходится брать кредиты в Тобольске и влезать в долги к коммерсантам.

Политическая атмосфера становится более суровой и агрессивной. И в Тобольске вся власть переходит к городскому Совету. Солдаты, прибывшие для замены прежних стражей, ведут себя враждебно.

На подошвах детской обуви они царапают штыками матерные ругательства. Температура в комнатах лишь семь градусов. Больше не доходят даже утешительные письма друзей из внешнего мира. И не только из-за прекращения навигации (от железной дороги до Тобольска ведет теперь санный путь), но и вследствие отношения нового режима к узникам.

Когда царская семья на Рождество еще раз получает разрешение посетить церковь (только в семь часов утра для частного богослужения), поп допускает роковую неосмотрительность. В конце службы он произносит традиционные для царского времени формулы изъявления благодарности. Пропев «Многие лета», он перечисляет поименно всех членов царской семьи. Присутствующие большевистские солдаты вне себя от ярости. Они хотят тут же посадить священника в тюрьму, но местный епископ, Гермоген, спасает его, отправляя в монастырь.

По русскому обычаю на Рождество по городу ходят группы поющих детей. Они приходят к губернаторскому дому и просят разрешить спеть для Алексея. Но солдаты не пропускают их. Царская семья отмечает Рождество в тесном кругу, но для каждого есть маленький самодельный подарок — даже для тех, кто их охраняет.

В начале 1918 года Алеша снова начинает вести свой дневник: «Среда 3(16) января. Сегодня все тело пошло красными пятнами. Я в кровати и остаюсь там целый день. Температура нормальная, 36,1. У моих сестер пятна уже исчезают. […] Жилик читает мне вслух. Потом пришел Коля, и я играл с ним до самого вечера».

Болезнь принес Коля, хотя сам уже выздоровел. Так что опять приходит к Алексею.

Однако следует новое разочарование. Солдатский комитет 100 голосами против 85 решает упразднить погоны, символизирующие военное звание. Это касается также Николая и Алексея. Не быть более царем — это одно дело. Но позволить какой-то солдатне лишить себя звания полковника, в которое произвел его отец! Для Николая это невыносимое оскорбление. Заметно, что и Алешу это задевает. Однако, когда пример Долгорукова показывает, что солдаты готовы сорвать погоны насильственно, Николай уступает.

После этого и Алексей снимает свои военные знаки различия и передает их вместе со своими орденами, среди которых орден Андрея Первозванного, на хранение госпоже Теглевой. «Боюсь, мне их больше никогда не увидеть». Этим замечанием Алексей дает понять, что ожидает самого худшего. Чуть позднее он меланхолично произносит: «Если они хотят меня убить, если только должны будут это сделать — лишь бы только меня не мучили». Для форменных эполет Николай находит решение: вне своей комнаты он надевает кавказскую черкеску, с которой не носят эполеты. У Николая появляется Кобылинский и со слезами объявляет ему: «Авторитет ускользает из моих рук. Я не могу более быть Вам полезен. Я прошу отставки. Нервы мои на пределе». Царь берет его за плечо и говорит: «Я прошу Вас остаться — ради меня, ради моей жены, ради моих детей». Кобылинский уступает.

Вскоре Алексей забывает о неприятностях. В своем дневнике он пишет: «Завтракал. Играл в карты. Играл с Колей». После этого пририсовывает расписание уроков: «Понедельник: 9-10 — французский, 10–11 — русский, 11–12 — перерыв, 12-1 — слово Божье, 1-4-обед и отдых, 4–5 — география, 6–7 — история, 7–8 — домашние задания». На другой день прибавляются другие предметы, такие, как русский, история, английский и математика.

Наступает 1918 год.

В саду совместными усилиями сооружена снежная горка для детей. Каждый день Алеша проводит у этого нового аттракциона. Как сообщает он в своем дневнике, это место — своеобразная универсальная площадка для игр. Алеша роет в ней туннели и затем вновь использует горку как крепость. Все новые и новые игры военного характера выдумывают Алеша и Коля.

«17(30) января. Все так же. Сестренке лучше. Коля еще не пришел. После обеда разговаривал с солдатами. Это лучшие гвардейцы».

«18(31) января. Все так же. После обеда катаюсь на лыжах. Анастасия уже одевается и ходит по дому. 26° минус. Скука!!! Вечером репетиция нашей комедии».

Температура на улице уже достигла минус 28 градусов. Когда Алеша носит ведром воду, чтобы поливать снежную горку, вода замерзает еще по дороге. Но это единственное Алешино развлечение.

Вместе с Жильяром они разучивают еще две пьесы; в первой играет и Алеша. Это — «А la porte» Ожена Веркузена и «La Bete noire» Мандаля и Кордье. В этой появляется врач. Доныне доктор Боткин упорно отказывается брать роли. Но на сей раз Алексей его уговаривает. Однажды он с серьезным лицом отводит его в сторону: «Евгений Сергеевич, мне нужно Вам кое-что сказать…» И пока они ходят взад-вперед по коридору, объясняет ему, что только он смог бы сыграть роль этого врача и что она будет «очень легкой». В завершение совместная репетиция. Боткин поддается на уговоры и играет. Впрочем, только одну постановку, после чего находит себе замену — генерала Татищева.

Алексей записывает, когда Коля приходит, а когда нет, что он с ним строил новые туннели и крепости, кто из солдат стоял в карауле и что «в остальном все так же». Из этих записок видно, что в феврале большинство «хороших солдат» переведено в другие места.

Революционные солдаты отнимают у Алеши последнюю радость. Однажды ночью, когда он уже спит, они сносят снежную горку. Огорчение из-за этого бессмысленного разрушения безгранично. Зачем надо было это делать? «Из соображений безопасности», — звучит ответ. Якобы Николай поднимается на горку, чтобы провожать уходящих охранников и смотреть им вслед. Кроме того, командир караула запрещает Алеше разговаривать с караульными солдатами.

По ту сторону забора с песнями проходят люди, празднуя последние дни масленицы. Играют балалайки, на улицах веселье. Царевич осознает, как сильно оторван от жизни. В марте прибывают первые красногвардейцы. Алеша подробно это описывает: «Четверг 29(11) марта. Все, как обычно.

После обеда кидали снежками по мишени и освобождали топор из льда. Интересное занятие. Согревает. Сегодня во время нашей утренней прогулки по саду пришел чрезвычайный комиссар Демьянов, который окинул взглядом наш сад и двор; это начальник отряда красногвардейцев из Омска. При этом были также командир и комитет нашего отряда. Красногвардейцы находятся здесь уже неделю».

Вскоре Алеша заболевает. Он поранился, когда, не имея больше возможности тратить свою энергию на ледяной горке, пытается найти ей иное применение: на обстроганной доске он съезжает по ступенькам лестничной клетки.

В области паха открывается внутреннее кровотечение. К тому же Алексей страдает от кашля. За короткое время все это вместе приводит в резкому yxyдшению его состояния. Скоро положение становится настолько же серьезно, как и в Спале.

Пока что Алеша может еще писать в своем дневнике: «Пятница 30(12) марта».

Однако, на большее сил уже не хватает. Это станет последней записью в дневнике Алеши.

Доктор Деревенко в отчаянии. Аптеки в Тобольске разграблены, и нельзя достать ничего, что могло бы улучшить состояние Алеши и уменьшить его мучения.

На следующий день Алеша так кричит от боли, что слышно во всем доме. Деревенко решает сделать ему укол (морфий), он привез лекарство на крайний случай из Царского Села. Боль проходит, а вместе с ней идет на убыль и кровотечение. Все же Алеша еще слаб и его лихорадит.

Ощущается недостаток в сытных продуктах питания, а с февраля в доме почти нечего есть. Однажды из Москвы, от правительства Ленина, приходит новость: народ (которому по новому порядку все принадлежит) не может дольше содержать царскую семью. Узники должны сами нести расходы по своему содержанию. Бюджет должен быть урезан. Банковские счета царской семьи, как и другие имущественные ценности, владения, дворцы и царские драгоценности конфискованы еще правительством Керенского. Из них-то прежде и выделялись средства на содержание царской семьи. Более того, произошло катастрофическое обесценивание денег. Впрочем, в любом случае у царя не|было никакого доступа к своим банковским счетам.

Отныне царская семья переводится на солдатское довольствие. Поскольку царь обычно не носил с собой наличных денег, на пропитание жертвуют все, прежде всего доктор Боткин, у которого денег больше других. Об этом бедственном положении узнает старый граф Бенкендорф в Петрограде и собирает среди верных царю людей в столице крупную сумму. Ему удается переслать деньги в Тобольск; разумеется, только часть из них доходит по назначению. Повара, приехавшие из Царского Села, делают все возможное. Впрочем, кушанья, пусть это одни только щи, по-прежнему церемониально указываются в меню на гербовой бумаге с двуглавым орлом. Жителям маленького города становится известно о нужде в губернаторском доме. Они присылают яйца, сахар и другие продукты.

Постепенно уполномоченных, комиссаров Керенского и присланных им подразделений для охраны сменяют большевистские. Дни Кобылинского сочтены.

В феврале 1918 года газеты сообщают о Брест-Литовском мире. Газету Николай получает из соседнего дома Корнилова. Ленин уступает Германии обширные территории России, а также предоставляет по ее требованию независимость Польше, Финляндии и Прибалтийским государствам, а также Украине. К слову, германскому правительству, он обязан своим возвращением в Россию и поддержкой в деле захвата власти. Поскольку вследствие революционной пропаганды армия ослаблена и потеряла боеспособность, ему нечего противопоставить политическому диктату немцев. Николай в полном унынии: России конец.

Уготован и конец царской семьи. Он приближается медленно, но неумолимо…

Дом теперь охраняется удвоенными нарядами. Дикому не разрешено к нему приближаться. Некоторые из жильцов дома Корнилова, принадлежащие к свите царской семьи: Татищев, Долгоруков, Гендрикова и Шнейдер арестованы и переселены в губернаторский дом. Только врачи и Гиббс и дальше пользуются свободой передвижения. Из губернаторского дома в город могут выходить лишь повар и его помощники, и только для выполнения своих прямых обязанностей.

Поскольку Алеша не может видеться со своим другом Колей, он пишет ему короткое письмо: «Дорогой Ники, спасибо за пушку. Надеюсь, мы сможем скоро увидеться. Поклонись маме, бабушке и Фефере. Почерк плохой, потому что лежу в кровати. Болит нога, и я надеюсь, это скоро пройдет. Твой Сискела».

В середине апреля прибывает отряд красногвардейцев из Екатеринбурга. Екатеринбург и Омск оспаривают между собой первенство в этом регионе. Омск — столица Западной Сибири, Екатеринбург — Урала. Только что съезд Советов постановил объединить все уральские города. Один из тамошних комиссаров хочет перевести царскую семью в городскую тюрьму, но Кобылинскому удается этому воспрепятствовать.

Спустя несколько дней приезжает комиссар из Москвы. Его зовут Яковлев, и он предъявляет Кобылинскому приказ Свердлова — нового председателя исполкома правительства Ленина. Он хочет осмотреть губернаторский дом, лично познакомиться с царской семьей и проверить багаж.

Алеша лежит в постели и удивляется чужому человеку, который хочет его видеть. Жильяр как раз у него, когда входит Николай с Яковлевым. «Это мой сын, а этот господин его учитель», — объясняет царь. Яковлев бросает на Алешу испытующий взгляд и покидает комнату. В конце он пытается убедить другого комиссара, занимающего явно враждебную позицию, в том, что Алеша действительно болен. Вскоре Яковлев снова заходит к Алеше. И еще третий раз — в присутствии доктора Деревенко.

В конце концов страх, распространившийся по до-при появлении новых комиссаров, охватывает и Алешу. От неоднократных появлений незнакомцев ему становится неуютно. Тишину в комнате нарушают безудержно горланящие на улице красногвардейцы. Настроены они агрессивно. Алеша тихонько говорит матери: «Я хотел бы умереть. Я не боюсь смерти. Но я сильно боюсь того, что они могут сделать со всеми нами».

На следующий день Яковлев объявляет Кобылинскому, что по приказу Центрального исполкома он должен увезти царскую семью. Поскольку Алексей явно нетранспортабелен, с ним должен будет поехать только бывший царь.

Яковлев показывает Николаю свой приказ: «У меня задание Московского Исполкома вывезти Вашу семью из Тобольска. Принимая во внимание болезнь Вашего сына, я получил второе задание: поедете только Вы».

«Я отказываюсь уезжать».

«Я прошу Вас не отказываться. Я должен исполнить приказание. Если я этого не сделаю, мне придется либо применить силу, либо уйти со службы. В таком случае на мое место придет другой, менее гуманный человек. Успокойтесь. Я ответственен за Вашу безопасность.

Если Вы не хотите ехать один, то можете взять с собой кого-нибудь по своему выбору. Отправляемся завтра в четыре».

Кобылинскому удалось выведать у Яковлева лишь то, что поездка будет длиться пять дней. На основании этого он решает, что цель — Москва.

В самом деле, примерно в это время германский посол по поручению германского кайзера просит у Свердлова встречи с царем в Москве. То ли якобы на основании секретного протокола к Брест-Литовскому мирному договору, по которому правительство Ленина обязывалось выдать невредимую царскую семью Германии, то ли потому, что Вильгельму захотелось на всякий случай заставить и царя подписать мирный договор — так как режим Ленина еще не прочно укрепился и ему повсеместно оказывается сильное сопротивление. Именно последнее, по предположению Николая, является причиной «пятидневной поездки». «Скорее дам отрезать себе руку, чем подпишу этот позорный договор!» — возмущался он. Однако у Свердлова другие намерения, чем исполнять желания посла Мирбаха. По его распоряжению поезд направлен в Екатеринбург, а он впоследствии будет беспомощно пожимать плечами: «Как я могу контролировать здесь то, что происходит на далеком Урале!»

Для Александры эта ночь особенно мучительна. Никогда еще не испытывала она такого душевного смятения. Ей предстоит решить: должна она сопровождать своего мужа или остаться с больным сыном?

Царица выбирает первое. Она решает, что старшие дочери и Анастасия останутся с Алешей, и берет с собой только Марию. Едут также Боткин, Долгоруков и несколько человек прислуги. Доктор Деревенко, Жильяр, Татищев и некоторые другие остаются с детьми. Улучив момент, царь отвел Боткина в сторону: «Вы освобождены от своей службы — оставайтесь здесь, подумайте, о своих детях». Но Боткин заявляет: «Мое место рядом с Вами — до конца».

До того дня Александра проявляла удивительную выдержку. Однако на этот раз даже она не в силах справиться с собой и плачет, как все другие.

Отъезд переносится на ночь. После ужина собирается вся семья; отъезжающие прощаются со всеми. В три часа утра родители будят Алешу. Когда в комнату ненадолго входит Жильяр, он видит сидящую на кровати сына Александру. Она отвернулась, чтобы сын не видел ее слез.

Транспорт — примитивные телеги без сидений. Наскоро из хлева приносят солому и одеяло. Обоз медленно трогается. Боткин еще раз оборачивается к дому Корнилова. Там стоят его дети, чтобы увидеть его еще раз — хотя бы в окно. Боткин благословляет их рукой.

По желанию Александры Жильяр тут же отправляется наверх к Алеше, чтобы тот не оставался в такой момент один. Он застает его в кровати, повернутым к стене. Еще никогда Жильяр не видел, чтобы Алеша так горько плакал.

На следующий день Алеша пишет Николаю пару строк. Они демонстрируют, что и он осознавал дилемму своего отца:

«Мой дорогой и милый Папа, мой любимчик!

Я надеюсь, что Вы скоро приедете. Я попытаюсь много есть и скоро выздороветь. Как хорошо, что с Вами едут хорошие защитники. Да будет с Вами Бог. Крепко обнимаю Тебя и осеняю крестным знамением. Я буду за Вас молиться. Твой Алексей».

Тяжелая дорога ведет сначала на Тюмень. По пути конвой проезжает деревню Покровское. Еще долго селяне будут вспоминать необычный обоз из телег, эскортируемый сотней конных красногвардейцев. В Покровском заметно выделяется среди других домов двухэтажный дом Распутина. Для Александры это стечение обстоятельств кажется далеким приветствием потерянного «друга». Каким верным ей представляется его предсказание: «Если со мной что-нибудь случится, — то ты в течение шести месяцев потеряешь корону, а щог том своего сына!» Но разве это пророчество, высказанное на случай преждевременной смерти, не сбылось именно благодаря действиям Распутина, когда он еще был жив?

Александра могла бы задуматься, почему никто не пришел на помощь царской семье. В действительности было образовано несколько комитетов и организаций для их спасения. Но перемещаться в контролируемой красными властями местности, не вызывая подозрений, чрезвычайно трудно. Один лейтенант по имени Соловьев — зять Распутина — собрал крупные суммы, чтобы начать из Тюмени поход для спасения царской семьи. Однако если другим не хватает организаторских способностей (да и большое число членов царской семьи представляет собой дополнительную трудность), то Соловьеву недостает стойкости перед соблазном больших денег. Авантюрист пробивается к Тихому океану и оттуда в Европу, где на эти деньги открывает в Берлине ресторан.

Обоз движется дальше в Тюмень. По пути он много раз! останавливается. Его тут же окружают красногвардейцы. Смена направления. Обоз больше не движется в сторону Москвы: он направляется в Екатеринбург. Дом, в котором предполагается разместить царскую семью, принадлежит зажиточному инженеру Ипатьеву. Хозяина лишь накануне вечером поставили в известность, что он должен выселиться. Еще до того как прибыли на место, из свиты были удалены прямо на вокзале несколько человек, среди них князь Долгоруков. Он был доставлен прямо в тюрьму и вскоре после этого расстрелян.

Дом, в котором остается Алексей, медленно пустеет. Пока другие пакуют предметы обстановки, которые семья привезла с собой, и личные вещи, Алеша, к которому, похоже, возвращаются жизненные силы, пишет, снова из постели, письма своим родителям и Коле. Его лучшему другу больше не разрешают к нему приходить. Тон коротких строчек к нему, как всегда, шутлив:

«Мой милый Коля, спасибо за твои письма и твои рисунки. Я чувствую себя лучше. Сад выглядит очень грязным. Я посылаю тебе освященный хлеб. Синий мне сказал, что он поймал Феферу. Браво! Синий, это твой папа. Я дал ему это прозвище в Крыму. Кланяйся всем. Твой Сискела».

«Дорогой Коля,

В каком слове содержится три «е»? Напиши ответ и отдай Жилику. t А».

Комиссары теряют терпение. Они хотят ускорить отъезд детей. Однако езда по тряским дорогам таит для Алеши опасность того, что внутренние кровотечения вновь откроются, что могло бы закончиться фатально., Деревенко пытается оттянуть отъезд насколько возможно.

Приходит день отъезда. На прощанье Алеша пишет Коле последнее письмо:

«Дорогой Коля.

Посылаю Тебе свои любимые пушки за твои. Думаю, перед отъездом мы больше не увидимся. Кланяйся маме, бабушке и Фефефефефер. Да защитит тебя и твоих Господь. Я обнимаю и благословляю тебя. Твой Алексей».

На улице май; с реки сошел лед, и она снова су-доходна. Так что можно плыть пароходом до железной дороги в Тюмени. Епископ Тобольска организует для Алеши удобную телегу до пристани. Оттуда Нагорный переносит его на корабль.

Суровая действительность ощущается уже в самом начале пути. К удивлению царских детей на пароход грузят также телегу епископа. Алеша протестует: «Зачем это? Это не наше!» «Сейчас все наше!» — звучит грубый ответ. И в самом деле телега своему хозяину больше не понадобится: вскоре после этого епископа Гермогена арестуют и привяжут к пароходному колесу. Колесо приведут в движение, и оно искромсает живое тело епископа.

Алексея сопровождающие красногвардейцы запрут вместе с Нагорным в каюте и всю ночь не будут выпускать. Доктора Деревенко, Жильяра, Гиббса и других распределят по другим каютам.

По прибытии в Тюмень пленников под конвоем усаживают в поезд. На конечной станции Екатеринбург в поданные конные коляски сначала отводят великих княжон. При этом им самим приходится нести тяжелые чемоданы, увязая в грязи. Когда Нагорный хочет прийти им на помощь, его отталкивают прикладами. Затем Нагорный может выносить из купе Алешу. Жильяра, Гиббса и Деревенко, а также других членов свиты не выпускают из вагона. Слугу Чемодурова и фрейлин Шнайдер и Гендрикову увозят прямо в тюрьму, где они позднее будут расстреляны. Когда Жильяр выглядывает из окна и понимает, что Алексея унесли, прежде чем ему разрешили выйти из вагона, ему становится ясно, что со Своим подопечным он даже не сможет попрощаться. И что они, вероятно, больше никогда не увидятся.

До Ипатьевского дома ехать совсем недолго. Несмотря на суровые обстоятельства, для всех теперь важно лишь одно: вся семья снова в сборе.

Двухэтажный дом обнесен двойным забором. И внутри вид удручающий. Оконные стекла на верхнем этаже, предоставленном в распоряжение царской семьи, полностью забелены. Через них нельзя ни выглянуть, ни увидеть неба. Окна открывать запрещено, хотя по-летнему жарко.

Алеша спит комнате своих родителей. Все великие княжны размещаются в одной единственной комнате. Доктору Боткину выделена передняя, где-то отвели место и Нагорному. Кроме них, здесь еще только камеристка Александры, Демидова, Седнев, Харитонов и Трупп. На другом этаже расположились комиссары. Живут здесь также некоторые караульные.

Охраняется здесь каждая комната. Внутренний караул состоит из 35-ти человек, наружный из 50-ти; в общей сложности меняют один другого свыше 350 охранников. В день семье позволяется лишь одна короткая прогулка по саду. Алексея надо носить. Иногда Нагорный возит его в кресле-коляске.

Гиббс и Жильяр могут свободно перемещаться по городу, но им запрещено заходить в Ипатьевский дом. Но врача Деревенко допускают к его маленьким пациентам — разумеется, в сопровождении комиссаров. Когда он вскоре после приезда приходит, чтобы его осмотреть, при этом присутствует незнакомый человек в черном. Позднее Алексей спрашивает, кто это такой. В ответ звучит: Юровский.

Атмосфера другая, чем в Тобольске. Караульные специально выбраны на фабрике, где господствует революционный дух. Привлечены также австрийскиё и венгерские военнопленные, из которых в лагере Недалеко от Екатеринбурга формируется интернациональная бригада. Они также питают мало симпатий к царской семье, глава которой долгие годы был их врагом.

Двери в личные комнаты членов царской семьи сняты с петель. Караульные входят, когда им заблагорассудится. Когда семья садится за стол, появляются солдаты или комиссары и угощаются. Иногда у царя выбивают вилку из руки или бьют локтем по лицу, если он тянется за чем-нибудь на столе. Двери ванной комнаты исписаны похабными ругательствами. Семью обворовывают, взломана даже кладовка с их багажом.

Когда один солдат хочет забрать у Алеши пару сапог, Нагорный его останавливает: когда одна пара промокнет, Алеше понадобится другая. Протест ни к чему не приводит. Хуже того: солдат, чтобы спровоцировать Нагорного, отбирает у Алеши икону, висящую на цепочке над его кроватью. Когда Нагорный хочет ему в том помешать, его забирают. Тут же увозят в тюрьму и вскоре после этого расстреливают.

Жильяр пытается спасти царскую семью дипломатическим путем. Он разыскивает французского консула — но консул в отпуске. На месте британский посол: однако тот объясняет, что нет причин для беспокойства или вмешательства, для царской семьи не существует никакой угрозы. Гиббс пишет в Дармштадт бывшей придворной даме Александры, знавшей ее с детских лет, миссис Джексон. Завуалировано он пытается изобразить положение царской семьи и непосредственную угрозу, над, ними нависшую. Он надеется, что миссис Джексон обратится с ним к английской королеве. Однако ничего не происходит.

Условия жизни в Ипатьевском доме становятся невыносимыми. На нижнем этаже постоянно громыхают пьяные орды. Семья спасается в общих молитвах. Лишь вера придает им силы все это мужественно пропускать мимо ушей. В то же время кажется, будто они уже попрощались с жизнью. В то время как внизу орет пьяная охрана, их буйство заглушает на верхнем этаже пение молитв.

Снова приходит человек в черном с Деревенко. На этот раз Боткин его умоляет предпринять хоть что-нибудь и принести для Алеши медикаменты и укрепляющую пищу. «Мальчику место в больнице!» — в отчаянии кричит Боткин. Никакой реакции.

Кроме Юровского, присутствует еще один человек. Это австрийский военнопленный Мейер, поступивший в Екатеринбурге на службу Советов и работавший в конторе. Позднее он вспоминает об этом посещении: «Мальчик действительно производил жалкое впечатление. Худшее было то, что я знал, что и его не минет судьба, уготованная семье в самое ближайшее время».

По рассказам Мейера, вскоре после этого Боткина вызывают в комиссариат. Там ему почти открытым текстом дают понять, что судьба царской семьи решена окончательно и бесповоротно. «И было бы жаль, если и Вас постигнет та же участь. Разве Вы не хотите работать в одном из наших госпиталей?» — спрашивает его комиссар. Пораженный Боткин молчит. Спустя некоторое время он берет себя в руки и решительно отклоняет предложение: «Мое место возле Его Величества — до конца».

В Московском кремле Ленин и Свердлов выносят решение об убийстве царской семьи — и всех других Романовых, которые находятся где бы то ни было между Москвой и Петербургом. Арестовывают также сестру Александры, Елизавету, которая, приняв постриг после гибели мужа, занимается исключительно благотворительной деятельностью, далее Михаила, брата царя, кузенов, дядю, которых в основном, убивают в Петров павловской крепости или в Сибири. Николаю так и не пришлось узнать, что его брат Михаил уже месяц как расстрелян вместе со своими слугами под Пермью и сброшен в шахту.

В воскресенье 1(14) июля 1918 года в Ипатьевский дом посылают священника Сторошева. Он уже проводил там для них богослужения. Позднее он сообщает: «Собралась вся семья. Алексей Николаевич сидит в кресле-коляске. Он чувствует себя несколько лучше, но выглядит очень бледным. В этот день семья очень молчалива. Когда я пою молитву за усопших, никто не подпевает. Никто так и не спел в этот день. Такое впечатление, будто у всех было предчувствие».

Мы никогда не узнаем, сообщил ли Боткин о своем разговоре в комиссариате. Указаний на это нет ни в одном дневнике. С Тобольска Алеша ничего больше-не записывал. Да и что он мог рассказать? Коли, Жильяра здесь не было. И жизнь ему больше не сулила ничего хорошего.

В эти дни в одной из своих последних записей Николай констатирует: «Алексей принял первую ванну после Тобольска». Александра пишет 3(16) июля: «Отослали маленького поваренка Седнеева — якобы к его дяде; так ли это и увидим ли мы его когда-нибудь? Играли в «безик». В 1/2 10 в постель. — 4(17) июля…»

Однако до этого дня она не дожила. Незадолго до этого на окнах ставят решетки. Юровский созывает дежурный караульный наряд и объявляет им, чтобы ничего не предпринимали, если услышат ночью выстрелы. Юн достает двенадцать револьверов, выбирает одиннадцать человек, из которых половина австрийцы и венгры, и раздает им оружие. Затем назначает, кому в кого стрелять.

Вскоре после полуночи он будит Боткина. Есть опасения беспорядков в городе, и поэтому семью необходимо вывезти. Боткин будит остальных. Через полчаса все одеты. Юровский, «человек в черном», заходит за ними. Он отводит их в подвал и оставляет там ждать. Николай держит Алешу на руках. Александра спрашивает стулья. Приносят три стула. Она садится на один, Николай на другой; Алешу отец сажает на третий, однако поддерживает верхнюю часть тела руками. Рядом с Николаем стоит Боткин, позади четыре великие княжны, за ними Демидова с подушкой в руке, лакей Трупп и повар Харитонов. Все стоят спокойно, застыв в ожидании, словно для группового портрета, что побуждает Анастасию воскликнуть: «Жаль, что нет фотографа — он мог бы нас всех вместе снять!».

Входит Юровский. Он говорит так, как будто зачитывает приговор: «Ваши хотели вас спасти, поэтому мы должны вас расстрелять». Николай поворачивается! и поднимает взгляд на Юровского. Кажется, он ничего не понимает: «Как?» Снова короткий взгляд назад на детей. В этот момент в комнату врываются чекисты. Александра и одна из дочерей быстро крестятся. Другие в ужасе кричат. Боткин пытается прикрыть царя своим телом, а Николай одной рукой закрывает Александру, а другой все еще поддерживает сына.

Юровский выхватывает револьвер и, прицеливаясь, стреляет в царя, который тут же падает на пол. Затем в Алешу. В следующий момент раздается целый залп выстрелов. На пол падает Боткин, затем Александра, пули поражают одного за другим — кроме Демидовой. Пули отскакивают от корсета девушки, в который вшиты бриллианты. Анастасия стонет. Один из стрелков добивает ее штыком. Демидова молит о пощаде, защищаясь подушкой, прежде чем ее тоже убивают. Другой солдат топчет ногами собачку Анастасии.

Алеша все еще сидит на стуле с полуоткрытыми глазами. Он стонет: «Мама, мама…» К нему подходит Юровский, целится в голову и дважды спускает курок.