Война начинается

«Этого не может быть!» — вскрикнула Александра, — вспоминает Анна Вырубова реакцию царицы на неожиданное объявление Германией войны России — И продолжила «Конечно, войска были мобилизованы, но только на границе с Австрией!» Она выбежала из комнаты, и я услышала, как Александра вошла в кабинет царя Полчаса оттуда были слышны возбужденные голоса Затем она вернулась и повалилась на диван в отчаянии от того, что узнала «Война! — задыхаясь бормотала она — А я и понятия не имела об этом! Это конец всему!» Мне нечего было сказать. Я также мало, как и она, понимала непостижимое молчание государя в подобный час и, как всегда, мне было больно от того, что мучило ее. Мы просидели в молчании до одиннадцати вечера, когда, как обычно, император вышел к чаю, но он был рассеян и подавлен, и чаепитие прошло почти в полной тишине». Еще в тот же вечер Николай принял своего министра иностранных дел, председателя Совета Министров Горемыкина, других министров и послов союзнических держав, Палеолога и Бьюкенена. Бьюкенен передал телеграмму короля Георга V, на которую царь незамедлительно ответил. В ней отразились его мысли по поводу объявления войны.

«Я бы охотно принял твое предложение, если бы немецкий посол не передал моему правительству сегодня после обеда ноту, объявлявшую войну.

После предъявления ультиматума Белграду Россия неустанно прилагала усилия по отысканию мирного решения конфликта, вызванного действиями Австрии. Целью этих действий было разбить Сербию и сделать ее вассалом Австрии. В результате нарушилось бы равновесие сил на Балканах, жизненно важное для моего государства, как и для всех великих держав, желающих мира в Европе. Однако все предложения, включая Твое, отвергались Германией и Австриец, и только тогда, когда благоприятный момент тля оказания давления на Австрию миновал, Германия выказала готовность к посредничеству. И даже тогда она не выступила ни с каким конкретным предложением.

Объявление Австрией войны Сербии заставило меня распорядиться о частичной мобилизации, однако ввиду угрожающего положения мои военные союзники настоятельно потребовали всеобщей мобилизации, принимая во внимание краткие сроки, за которые, в отличие от России, способна мобилизоваться Германия. Постепенно с учетом всеобщей мобилизации в Австрии, бомбардировки Белграда и концентрации войск на границе Галиции а также тайных приготовлений к войне в Германии, я был вынужден пойти но этому пути. То, что это было оправданно и необходимо, доказывает теперь это внезапное объявление войны Германией, для меня весьма неожиданное, после того, как я дал императору Вильгельму самые категоричные заверения в том, что мои войска не предпримут враждебных действий, пока будут продолжаться переговоры. В этот торжественный час я хотел бы еще раз заменить Тебя, что сделаю все что в моей власти чтобы избежать воины. Сейчас, поскольку она мне навязана, я полагаюсь на то, что Твоя страна не откажет в поддержке Франции и России в борьбе за сохранение равновесия сил в Европе.

Да благословит и хранит тебя Бог

Ники»

«Я увидел государя только на следующий день, вспоминает Жильяр об утре следующего за объявлением Германией войны России дня. Он вышел к завтраку, чтобы поцеловать наследника перед тем, как отправиться в Петербург, чтобы в Зимнем дворце официально объявить о вступлении России в войну с Германией. Он был еще бледен, как накануне вечером, но глаза его горели. Мне он сказал, что только что получил известие, что Германия без объявления войны вторглась в Люксембург и напала на французские пограничные заставы».

Тем самым Россия оказалась вдвойне в состоянии войны с Германией: в силу германского объявления войны России и реагируя на нападение на Францию, российского партнера по союзу.

Алексея крайне разочаровывает го, что он не может сопровождать своих родителей в Петербург для оглашения военного манифеста; он еще не в состоянии ходить. Для царя тем более болезненно, что в этот драматический момент, когда так важно мобилизовать патриотические чувства, ему придется показаться перед народом без наследника.

Согласно традиции своих предшественников царь зачитывает манифест о вступлении России в войну в Георгиевском зале Зимнего дворца. Николай торжественно обещает, что не заключит никакого мира, «пока хоть один вражеский солдат будет находиться на российской земле», и зовет свои армии в бой уже ранее употреблявшейся царем Александром I по случаю вторжения Наполеона формулой: «с мечом в руке и крестом в сердце».

Когда Николай появляется на балконе Зимнего дворца, его с ликованием встречает необозримая людская толпа. После объявления войны население России, которое еще только что было расколото на различные лагеря — верных правительству и оппозиционеров, в один миг объединили столь сильные патриотические чувства, что царь был искренне тронут такими проявлениями энтузиазма.

Впрочем, слышны отдельные встревоженные голоса. Распутин телеграфирует с больничной койки из Сибири свои предостережения. По свидетельству очевидцев, царь рвет и выбрасывает эту телеграмму. Вскоре после этого письмо из Сибири. «Я скажу это снова, — писалось в нем. — Нева обагрится кровью, а Россия потеряет всех до последнего человека». На сей раз Распутин в «хорошей компании», так как озабоченность проявляет и Витте.

Бывший премьер-министр, вернувшийся после объявления войны из-за границы в Петербург, облекает свои опасения за Россию в более рациональную форму, чем Распутин, но его предвидение было еще примечательнее:

«Эта война — безумие! Да ни один разумный человек гроша ломаного не даст за этот вспыльчивый и заносчивый балканский народец, сербов, которые даже не славянской крови, а перекрещенные турки. […] Что нам ожидать от этой войны? Расширения территории? Но разве государство Вашего Величества еще недостаточно велико? Разве в Сибири, Туркестане, на Кавказе, да и в самой России у нас нет бесконечно широких просторов, еще даже не открытых? Завоеваний? Восточной Пруссии? Разве среди подданных государя еще недостаточно немцев? Галиции? В ней полно евреев! Константинополь, чтобы установить [христианский] крест на Святую Софию? Босфор, Дарданеллы? Какая химера! И даже если, что совершенно нереалистично, исходить из полной победы и допустить, что Гогенцоллерны и Габсбурги настолько ничтожны, что станут умолять о мире, — это будет означать не только конец германской гегемонии, но и провозглашение республик по всей Европе. Одновременно это был бы и конец царизма. Предпочитаю умолчать о том, что нам следует ожидать в случае нашего поражения».

Но даже Витте, будь он еще на службе, не смог бы ничего поделать с тем обстоятельством, что Германия объявила войну России. Военная машина запущена и возврата нет.

Николай выдвигает своего дядю, великого князя Николая Николаевича, командующего столичным военным округом и гарнизоном «защиты наследника», Верченным Главнокомандующим Российской армии и флота В качестве первого действия после своего назначения — сразу же после богослужения, на котором было освящено его штабное знамя, — великий князь сжигает все германские формы из своего гардероба, которыми обладал в качестве почетного командира теперь уже вражеских полков.

Еще в августе 1914 года русская столица Санкт-Петербург переименовывается на русский лад в Петроград.

Будни Алеши изменяются. Сначала его летний игровой матросский костюм сменяет солдатская форма с подобранной но росту винтовкой — разумеется, лишь муляж. Так появляется царевич рядом с одетым с начала войны также в солдатскую форму (только с погонами полковника) царем. Государь провожает на фронт добровольцев, но традиции благословляя их иконой. На удивление много молодых людей вступают в армию в порыве патриотизма. Дочь придворного врача Боткина, с гордостью глядящая на своих идущих на войну братьев, описывает атмосферу летних вечеров первых дней войны: «Воздух тяжел от запаха сирени и до вечерней зорьки доносятся к нам голоса, поющие перед разлукой молитвы».

В своем дневнике Жильяр фиксирует сцены и разговоры в царской семье непосредственно после начала войны:

«Понедельник 3 августа. Государь зашел сегодня утром к Алексею Николаевичу. Он совершенно преобразился. Вчерашняя церемония вызвала гигантскую манифестацию. Когда он появился на балконе, огромная людская толпа, собравшаяся на площади, опустилась на колени и запела гимн. Всеобщее воодушевление убедило царя в том, что война эта была всенародной.

[…] Приняв на себя обязательство перед мировой общественностью не заключать сепаратного мира, Николай II не оставил никаких сомнений в характере войны: это будет борьба до победного конца, борьба за существование».

В этот день царица открыто говорит с Жильяром о своих чувствах к Гогенцоллернам, которые, по ее мнению, «несчастье Германии (и России)». Перед этим пришла новость, что даже Марию Федоровну задержали в Берлине на обратном пути из Дании в Россию. Александра предполагает, что Вильгельма II к развязыванию войны принудила взявшая вверх военная партия. «Своим высокомерием Гогенцоллерны привили немецкому народу чувства ненависти и мести, чуждые ему, — в заключение говорит она. — Это будет страшная война, и человечество ждут невообразимые страдания».

С началом войны возникает опасность, что Жильяр вернется в Швейцарию и царевич потеряет своего главного учителя и воспитателя. Этот вопрос решается в последующие дни.

Жильяр во вторник 4 августа:

«Германия объявила войну Франции. Узнал также, что Швейцария мобилизовалась. Ездил в нашу миссию, чтобы выяснить, не должен ли я готовиться к отъезду».

Среда, 5 августа:

«Встретил в парке государя. Сообщил мне с удовлетворением, что в вопросе нарушения бельгийского нейтралитета Англия выступила в защиту справедливости. Кроме того, остается обеспеченным нейтралитет Италии […].

Против немцев сейчас уже вся Европа, кроме Австрии. Видимо, их деспотизм чрезмерен даже для их союзников — достаточно взглянуть хотя бы на Италию».

Жильяр по-прежнему носится с мыслью об отъезде на родину, что для Алеши было бы крайне прискорбно, так как нигде поблизости нет воспитателя с такими интеллектуальными и педагогическими данными, которого так принял бы своенравный престолонаследник. Похоже, царица также это прекрасно понимает: она приводит всевозможные аргументы, которые, на ее взгляд, делают необоснованным возвращение Жильяра.

«Даже если Вам удастся пробиться к дому, очень мало шансов, что Вы вернетесь до окончания войны. Так как Швейцария не даст втянуть себя в войну, Вы будете лишь сидеть дома и не сможете ничего сделать».

В этот момент врач Алеши Деревенко приносит свежую дневную газету, в которой сообщается, что Германия нарушила нейтралитет Швейцарии. Теперь царица уступает. Она считает, что подошло время Жильяру повидаться со своей семьей. «Я тоже ничего не знаю о своем брате, — добавляет она, — кто знает, не заставит ли Вильгельм его сражаться против нас на каком-нибудь фронте». Так что личное противоречие между старой и новой родиной — вопреки позднейшим обвинениям — Александра однозначно решает в пользу России.

Жильяр 6 августа:

«Утром был в городе. Нарушение швейцарского нейтралитета не подтвердилось, к тому же это маловероятно. Проход через Дарданеллы невозможен. Наш отъезд отложен на неопределенный срок. Перспективы угнетающие…»

Столицу лихорадит. Регистрация призывников идет полным ходом. Улицы и вокзалы переполнены — кажется, вся Россия на ногах. Такое впечатление, будто все население хочет на военную службу, которая в глазах всех русских является служением Отчизне. Женщины записываются на работу на промышленные и оборонные предприятия, чтобы компенсировать убыль мужской рабочей силы. Другие организовывают комитеты, чтобы обеспечить всем необходимым лазареты, собирают одеяла, перевязочные материалы и шьют подушки для раненых.

Многие ускоренно обучаются на курсах сестер милосердия, причем аристократки подают благородный пример, предоставляя свои дворцы для организаций помощи фронту и лазаретов. Возглавляет эту деятельность царица с двумя старшими дочерьми, Ольгой и Татьяной: все трое наскоро выучиваются на сестер и ежедневно работают в лазарете, оборудованном в Екатерининском дворце.

Здание германского посольства в обгоревших руинах — его подожгли после объявления войны Германией. Удивительное впечатление производит в первые дни войны австрийское посольство: хотя повод к войне — эскалация австрийско-сербского конфликта — произошел из Австро-Венгрии, прохожие в русской столице лишь покачивают головой, наблюдая, как в последующие за началом войны дни сотрудники австрийского посольства как ни в чем не бывало попивают кофе на балконе дворца. Только 6 августа (по западному стилю) австрийский посланник, граф Сапари, уже из Стокгольма, передает русскому министру иностранных дел ноту с объявлением Австро-Венгрией войны России. После этого, наконец, уезжают остальные сотрудники посольства.

Как явствует из упомянутых бесед. Жильяра с царем и царицей, отношения между воспитателем престолонаследника и императорской четой в эти дни становятся более доверительными, что еще теснее привязывает Жильяра к царской семье. Доныне при всем уважении и доверии, выказываемом четой правителей к швейцарцу, его отношения с царской семьей все же не выходили за рамки этикета. Перед лицом же столь драматических событий Жильяр постепенно превращается в постоянного собеседника царя и царицы; при этом последние выражают также свои личные чувства и политические взгляды, что прежде было немыслимо.

Это личное сближение в конце концов приводит к тому, что Жильяр постепенно начинает отождествлять свои интересы с интересами царской семьи — и, при всех своих демократических и пацифистских убеждениях, с интересами страны пребывания. Первоначальные сомнения насчет необходимости возвращения домой постепенно сменяются спокойным равнодушием и, наконец, убежденностью в том, что здесь, рядом с престолонаследником, его место и его назначение. Как видно из следующих заметок в дневнике, речь теперь идет вовсе не о надеждах на возвращение, но о том, чтобы остаться: «Суббота 15 августа. Сегодня вечером узнал, что мне официально разрешено не возвращаться в Швейцарию. Мне дали понять, что это результат демарша в Берне министра иностранных дел Сазонова по воле Их Величеств. Впрочем, все еще остается сомнительным, могут ли швейцарцы вообще выехать из страны».

Так Жильяр остается в России, в Царском Селе, и не только учителем французского языка, но и — что важнее — воспитателем царевича, хотя этот титул, который соответствует при дворе определенному положению, он официально не получает.

Традиционно всем русским престолонаследникам с одиннадцатилетнего возраста выделялся «воспитатель», обязательно происходивший из знатной семьи и имевший выдающиеся заслуги перед обществом. Однако в начале войны оба родителя престолонаследника слишком заняты безотлагательными делами, чтобы подыскивать подходящую особу.

Своими профессиональными и личными качествами Жильяр уже настолько хорошо зарекомендовал себя, что едва ли можно было желать лучшего кандидата. До того как в 1905 году приехать к царскому двору к сестре Алеши, он, по окончании учебы в родном городе Лозанне, был учителем французского у герцога Лейхтенбергского. В 1914 году стройному и элегантному темноволосому швейцарцу с бородкой тридцать пять лет и, таким образом, он существенно моложе и снисходительнее седовласых учителей Алексея (за исключением Гиббса).

12 августа по западному стилю (30 июля по русскому), т. е. через десять дней после начала войны, престолонаследник отмечает свой десятый день рождения. В тревожной атмосфере не до того праздничного настроения со всеми сопутствующими торжествами и парадами, как это было бы в мирное время. Все же некоторые из подарков доставляют Алексею истинное удовольствие: например, маленький «мерседес», который наследник может сам водить в парке — это от царицы-матери, Марии Федоровны.

К десяти годам Алексей становится намного взрослее, чем был еще совсем недавно. Развивающиеся тогда события способствуют тому, что он, если еще и не понимает до конца, то лучше начинает ощущать жизненные истины, прозу войны и бремя царя. Даже внешне — в солдатской форме, с перетянутой ремнем тяжелой шинелью — царевич выглядит намного мужественнее, чем то было бы возможно в прежнем матросском костюме.

Все же сначала у Алексея нет времени ни осмыслить этот новый этап своей жизни, ни думать о подарках на день рождения. Еще в августе царская семья отправляется в Москву, где царь согласно традиции официально уведомляет жителей древней столицы о вступлении России в войну и молится перед Иверской иконой.

Утром 4(17) августа царская семья прибывает в Москву. В этом городе, население которого так не похоже на петербургское, прием оказывается на удивление теплым. Видимо, вынужденное вступление России в войну вызвало единодушную реакцию, преодолевающую политические, общественные и (учитывая размеры и разнообразие страны) также географические барьеры, и оказало сплачивающее воздействие на население. Жильяр, сопровождающий в эти дни царскую семью в Москву, несомненно, под впечатлением пережитого — особенно последних крупных демонстраций патриотизма в России по отношению к царю и царевичу, с которыми население встречает царскую семью. Алексей не мог не почувствовать тогдашнее настроение народа. Жильяр написал:

«…Прибытие Их Величеств в Москву произвело на меня самое волнующее из когда-либо пережитых мною впечатлений. После обычного приема мы направились в длинной процессии в Кремль. Улицы и площади были переполнены людьми. Люди влезли на крыши, висели на деревьях, цеплялись за вывески над витринами магазинов и контор. Непрерывно звонили все церковные колокола, и тысячеголосым хором лился глубоко религиозный, исполненный достоинства и проникновенный русский гимн, в котором нашла выражение вера всего народа: «Боже, царя храни! Сильный, державный, царствуй на славу нам, царствуй на страх врагам. Царь, православный! Боже, царя храни!»

Через широко распахнутые ворота церкви издали можно было видеть пламя свечей, зажженных перед иконостасом, священников в полном облачении с золотыми крестами в руках, благословляющих приближающегося царя. Звуки гимна стихают, но вскоре вновь нарастают».

Через Воскресенские ворота царская семья со свитой въезжает на территорию Кремля — как все правители по приезде в этот город. В часовне перед «чудотворной иконой Иверской богоматери» семья монарха останавливается, чтобы помолиться. Жильяр, обыкновенно трезво анализирующий, при записи впечатлений в этот раз явно поддается переживаемым настроениям:

«…Молча стоит царь, с серьезным лицом. Он чувствует направленные на него взгляды, и в царящей тишине всем кажется, будто он составляет с собравшимся народом единое целое. В последний раз чувствует он пульс великой России».

Царь с семьей медленно возвращается к экипажам, которые отвозят их во дворец. Все еще неясно, сможет ли престолонаследник на следующий день ходить и стоять в церкви. Родители в сомнении. Пусть в Зимнем дворце царевич не смог присутствовать, но неужели снова повторится прежнее? Ведь так важно его появление на публике, и для него самого в первую очередь! Не иначе злой рок преследует Алексея: всегда, когда это крайне необходимо, в последнее мгновение случается что-то, что мешает надлежащим образом исполнить роль престолонаследника.

На следующий день Жильяр отмечает:

«Вторник 18 августа. Когда Алексей Николаевич утром установил, что не может ходить, он был в полном отчаянии. Однако Их Величества решили, что он должен сегодня присутствовать на главной церемонии. Его понесет один из казаков государя. Горькое разочарование для родителей: они, должно быть, опасаются, что в народе пойдет слух, что цесаревич калека».

Вновь бесчисленное множество людей ожидает появления царской семьи, снова воодушевление. В Успенском соборе начинается торжественная служба в присутствии митрополитов Москвы, Петербурга и Киева, а также другого высшего духовенства.

При виде роскошного оформления богослужения, смысл которого — всеобщая молитва о скорейшем и благоприятном для России исходе войны, с уст французского посла срывается замечание: «Только двор Византии знавал подобную роскошь и великолепие». А гофмаршал Бенкендорф, видя патриотический подъем и верноподданнические настроения москвичей, добавляет: «Вот она какая, революция, которую нам предсказывал Берлин!» Он не мог знать, что непосредственно перед началом войны находившийся в эмиграции Ленин высказал следующее мнение: «Для нашей революции война в России была бы лучше всего — не верится только, что Франц Иосиф и Вильгельм нам окажут такую услугу».

В конце службы, которую Алексей выслушивает на руках казака, члены царской семьи преклоняются перед реликвиями и молятся перед саркофагом основателя церкви, Алексея.

«Еще долго ноете отъезда Их Величеств, — пишет Жильяр об этом дне, площадь полна людей. Они не расходятся в надежде еще раз увидеть царскую семью […]».

Владимир Бульков, несший вахту в Кремле, позднее вспоминает:

«Царские дети вели себя очень естественно. Они часто проходили мимо и ели при этом виноград и другие фрукты. Маленький цесаревич где-то насобирал кирпичей. Он объяснил мне, что хочет построить печь, и я не должен никому ничего об этом рассказывать».

Жильяр сообщает о следующем дне, когда он смог совершить автомобильную прогулку с Алексеем:

«Четверг 20 августа. С каждым днем энтузиазм возрастает. Кажется, будто москвичи гордятся тем, что царь находится среди них, и демонстрацией своих симпатий пытаются подольше задержать его в Москве. Их воодушевление проявляется все ярче, стихийнее и несдержаннее.

Алексеи Николаевич и я ежедневно выезжаем на автомобиле. Сегодня были ка Воробьевых Горах, откуда 14 сентября 1812 года Наполеон смотрел на Москву».

Отсюда открывается величественный вид. Впереди у подножия холма белокаменный Новодевичий монастырь с шестнадцатью золотыми башнями и прочны-ми стенами отрады, похожий на белую крепость; позади, между парком и монастырем, целый квартал церквей и дворцов, а еще дальше светятся купола кремлевских храмов.

Часто прогулки происходят произвольно и поэтому без сопровождения охраны. Жильяр:

«На обратном пути при повороте на боковую улочку шоферу пришлось остановиться, так как окружила такая толпа людей, что он не мог дальше ехать. В основном это простой люд, окрестные крестьяне, пришедшие в город по своим делам или в надежде увидеть царя. Внезапно отовсюду послышались крики: «Наследник! Наследник!» После чего люди сдвинулись еще теснее и ближе, обступили нас, и мы оказались в кольце крестьян, рабочих и торговцев, с громкими криками толкавших и отпихивавших друг друга, чтобы лучше увидеть цесаревича. Несколько женщин и детей отважились подойти еще ближе к автомобилю и встали на подножку; они протягивали руки в салон автомобиля, и когда им удавалось коснуться ребенка, они с гордостью кричали: «Я до него дотронулся! Я прикоснулся к наследнику!»

Испугавшись бурной демонстрации чувств, Алексей Николаевич присел на пол автомобиля, спрятавшись. Он был бледен и встревожен неожиданной вспышкой эмоций. Когда же он увидел добродушные улыбки на лицах простых безобидных людей, он снова взял себя в руки. Но он был смущен тем чрезмерным вниманием, которое вызывал, и не знал, что говорить и делать. Что касается меня, то я с тревогой спрашивал себя, чем все это кончится, так как для своих поездок мы не потребовали полицейской охраны. Затем неожиданно появились два коренастых полицейских, патрулировавшие неподалеку, и рассеяли толпу. После первоначального их гнева толпа постепенно отступила. Отныне я велел матросу Деревень-ко. который следовал за нами в другом автомобиле ездить впереди, чтобы прокладывать нам путь».

Ha следующий день царская семья посещает Троице-Сергиеву лавру, историческое место и центр православия. В XVII в. эта местность была завоевана поляками, но вскоре освобождена; это место считается «святым», и здесь, в подземных кельях, живут отшельники, в посте и молитвах проводя остаток дней.

Вернувшись в Царское Село, царь энергично берется за разработку военной стратегии. Никогда, сообщают очевидцы, не видели его таким деятельным. Обнаруживается двойная игра германского императора, что еще более усиливает решимость Николая привести овею страну к победе. Патриотические манифестации В Петербурге, а теперь и в Москве, придают ему уверенности в том, что народ за него и полон оптимизма.

Не убавляется воодушевления у царя даже после того, как в сентябре 1914 года он узнает о первом русском поражении в Восточной Пруссии. К тому же, похоже, его уравновешивает «чудо на Марне», где французские союзники — с помощью русских — успешно отражают немецкое нападение. На Южном фронте русской армии удается остановить наступление австрийцев в Галиции и взять 100000 военнопленных. Львов «вновь возвращен славянам». Царь отправляется в Генеральный штаб, Ставка которого находится в Барановичах, и оттуда выезжает на различные участки фронта, чтобы поддержать боевой дух.

Алексей теперь посвящает много времени занятиями. Его учитель английского, Гиббс, после отпуска на родине, вызван телеграммой царицы в Царское Село. Вместе с британцем, с определенным риском возвращающимся из Англии через Норвегию, Швецию и Финляндию, в одном поезде неожиданно приезжает и великий князь Михаил Александрович. Тридцатилетний брат царя, стоящий следующим после Алексея в порядке престолонаследования, был за два года до этого выслан из-за морганатического брака и теперь, по случаю войны вызван домой. Царь велит ему принять командование бригадой казаков на фронте.

Гиббс записывает свои впечатления об Алексее, которого не видел почти полтора года:

«9 сентября [1914 г]. Могу сказать, что он очень исправился. Он развился во всех отношениях; стал смышленее и спорее в работе. Большую часть времени мы разговариваем. Я рассказываю ему о своем путешествии и заставляю его описывать […] картины».

В конце первой недели Гиббс снова показывает Алексею — в рамках своей педагогической программы — как делать бумажные шляпы. Разумеется, после этого британец вновь испытывает большие трудности с привлечением царевича к собственно занятиям.

На уроках русского языка Алексей пишет свое первое сочинение. Это эпизоды из жизни выдуманного им русского офицера. В первом умирает подруга военного, сразу же вслед за этим служивый женится на другой. Продолжение такое:

«А. П. Андреев. Дверь открывается и входит офицер. Он садится на стул и звонит. Появляется его лакей […].

На проводы отслужили молебен. Полк готов к маршу, его сопровождает большая толпа. На вокзале собрались все полковые дамы. Короткое прощание. Поезд медленно тронулся. На перроне все закричали «Ура!». Жена А. П. в слезах вернулась домой. После недолгого отдыха, она пошла в церковь, зажгла перед иконой Богоматери небольшую свечу и горячо помолилась.

Миновал месяц. Полк, в котором служил А., бросили против немцев. В одном сражении полк понес незначительные потери. Ранили пару офицеров. Среди них находился и А. П. Он был ранен в голову и грудь. С поля боя его вынес ефрейтор Архип Корыто и доставил на перевязочный пункт. Для оказания помощи в палату вошла больничная сестра. Она увидела раненого и узнала в нем своего мужа. Раны оказались серьезными. Раненого послали для выздоровления на побывку в родной Кишинев. Его сопровождала жена. Из-за его тяжелых ран ему отвели отдельную палату.

Через неделю А.П. окончательно поправился. Он вернулся обратно в полк и взял с собой рукавицы и теплое нижнее белье для нижних чинов. Его жена вернулась в лазарет. Они в добром здравии прошли всю войну.

Конец. А. Р.»

Так что мысленно Алексей переживает военные события, хотя и не имеет никакого представления о реальности. Один офицер приносит ему наконечник стрелы, какие сбрасывали вражеские летчики. Алексей с гордостью показывает его матери.

Вскоре престолонаследник начинает посещать раненых. Доктор Боткин впервые берет его с собой в больничную палату лазарета, который царица оборудовала в большом дворце. Сначала царевич застенчив и сдержан. В соответствии с протоколом при его появлении звучит царский гимн — разумеется, из граммофона. Те, кто может встать, пытаются стоять до конца музыки. Однако уже со второго раза Алексей преодолевает робость и сразу же по окончании музыки обходит всех и спрашивает об их переживаниях. Перед его посещениями великие княжны просят тех, кому получше, рассказать что-нибудь царевичу. Алексей завороженно слушает их рассказы и даже завязывает с некоторыми ранеными дружбу. Когда за ним заходят сестры, наследник протестует: «Только мне что-то интересно, так надо всегда уходить!»

Татьяна ухаживает в лазарете в Царском Селе за капитаном улан, в самом начале войны получившем тяжелое ранение в ногу. Прелестной великой княжне он, очевидно, особенно мил. Алексей это тоже замечает, после того как неоднократно застает их за душевными беседами, и поэтому поддразнивает свою сестру. Военный рассказывает Татьяне о своих любимых лошади и собаке, более того, он даже дарит ей потом щенка из помета своей собаки; пес будет сопровождать царевну до конца ее жизни.

Но Алексей посещает и другие лазареты, а также большой госпиталь, названный в его честь. Кроме того, он все чаще ездит на вокзал, чтобы встречать составы названных его именем санитарных поездов, приходящие прямо с фронта. Юный престолонаследник неожиданно начинает испытывать большое сострадание к чужим мукам, и лишь немногие знают, что ему самому уже довелось испытать немало боли.

Помимо занятий Жильяр пытается во время автомобильных поездок познакомить престолонаследника с жизнью вне дворца. В Царском Селе у престолонаследника новый друг: Жильяр позаботился о том, чтобы Алексей общался не только с детьми опекающих его матросов, не равными ему по возрасту и происхождению, но и с сыном своего врача Деревенко, который на год его младше. В конце концов он даже добивается того, что и царевич, что прежде для царского сына было немыслимо, может ходить к своему новому другу домой. Поскольку отношения с семьей великой княгини Ксении, сестры царя, становятся все прохладнее, царица почти не приглашает ее детей, и сын врача, Коля, становится теперь единственным товарищем Алеши среди сверстников.

Царица заботится также о лазаретах вне петербургского округа и сотрудничает с Красным Крестом. Когда ей приходится выезжать по делам, связь с семьей он!а поддерживает регулярной перепиской. Так что в в первые месяцы войны осенью 1914 года происходит обмен письмами между Алешей и его матерью и, с другой стороны, с его отцом, когда тот находится в Ставке или на фронте.

Алеша старается, особенно в письмах отцу, писать Каллиграфически. Они лаконично обобщают личные переживания царевича:

«Милый Папа. Царское Село, 23 октября 1914.

Сегодня я хорошо учился. Мы разожгли костер. Шот свалился в прорубь. Кланяйся дяде Николаше. Храни Тебя Боже. Любящий Тебя Алексей».

«Милый, любимый, Папа. Царское Село, 25 октября

1914.

Я очень обрадовался, когда узнал, что мы победили. Со мной все в порядке. Как Ты себя чувствуешь? Напиши! Храни Тебя Боже! Целую Тебя. Алексей».

«Милый, дорогой Папа. Царское Село, 26 октября 1914.

Сегодня снова будем разжигать костер. В шесть часов я еду с мамой и сестрами в дворцовый госпиталь. Шот и Ортипо носятся вокруг. Погода хорошая, но мало снега. Сегодня начал читать рассказы казака Луганского. Уже очень за Тобой скучаю. Храни Тебя Боже. Целую Тебя. Алексей».

«Любимому Папе.

Дорогой Папа. Царское Село, 29 октября 1914.

Сегодня долго катался на автомобиле и даже сам сидел за рулем. Мне очень хотелось бы Тебя снова увидеть. Храни Тебя Бог. Твой любящий Алексей»;

Письмо царицы сыну:

«Мое любимое солнышко, в поезде, 31 октября 1914.

Мне грустно без тебя, я сильно по тебе скучаю: Как же неохотно я уезжаю от моего маленького мальчика. Сейчас ты уже пошел спать — кто молился с тобой? В мыслях это делает мама!

Утром я увижу, с Божьей помощью, папу и многое расскажу ему о тебе. Я все время лежу, потому что болит сердце; я перестала есть. Сестры накладывали повязки, Ортипо спал на коленях у Ольги и затем играл. Аня читала нам лекции княгини Гедройц. Я рано пойду спать, так как прошлой ночью плохо спала и мне нужно к утру набраться сил.

Ты не захочешь без меня посещать раненых, но, думаю, с М[арией] и А[настасией] тебе будет весело. […]

Мне жаль, что завтра утром мы не увидим наших раненых — они такие милые, такие веселые. Что делает твоя собака? Будет лучше, если ты назовешь его Джой, что по-английски значит «радость».

А теперь, мой милый Алексей, будь здоров, спи крепко, мое счастье, нежно тебя обнимаю и осеняю крестом лоб.

Твоя, тебя очень любящая, мама.

Скажи сестрам, что я их нежно целую и благодарю за милые письма. Передай привет Вл. Николаевичу, М. Жильяру, Деревенько и Нагорному».

Снова Алексей своему отцу:

«Милый Папа. Царское Село, 24 ноября 1914.

Вчера играли в войну. За один миг я взял вражеские окопы, а в следующий момент был отброшен и взят в плен. Но в следующую секунду вырвался и убежал! С тыла пришло подкрепление. У меня все в порядке. Как Твое здоровье? Напиши! Крепко Тебя целую. Да хранит Тебя Бог. Твой любящий Алексей».

«Мой дорогой папа! Царское Село, 28 ноября 1914.

Я получил солдатскую шинель и выстоял в ней вахту. […] Уже третий день идет дождь и не дает играть на улице. Так что я недоучился. Целую Тебя. Алексей».

«Милый, дорогой Папа. Царское село, 29 ноября

1914.

Завтра у меня будут оленьи сапоги. Деревенько дает мне свои рукавицы. Я их сделал совсем черными. […] Всю эту неделю я прилежно учился. Сегодня вахтовому выдадут фонарь. Мне так Тебя не хватает. Храни Тебя Бог! Целую Тебя от всей души. Алексей».

Матери:

«Моя дорогая Мама. Царское Село, 14 декабря

1914.

Я надеюсь, что Ты мне напишешь. Спите все хорошо! Храни Вас Бог! Крепко целую Тебя, гусар и улан. Алексей».

«Дорогое сокровище, Папа! Царское Село, 24 января 1915.

Я еще лежу в кровати, но скоро встану. Петр Васильевич и мсье Жильяр по очереди мне читают. Будь здоров. Да хранит Тебя Бог! Алексей».

Следующее письмо написано на французском языке.

«Tsarskoe Selo, 3 Mars 1915. Cher Papa. Je suis alle hier a Pavlovsk voir le train. Schott s’est sauve dans le pare parce qu’il a vu un chien noir. Derevenko a couru apres lui dans la neige. Hier la tout fondait, mais aujourd’hui il fait froid et il neige. Nagorni fait la voute sur Pescalier, comme tu as dit. Je t’embrasse. Alexis».

(«Царское Село, 3 марта 1915. Милый Папа. Вчера ездил в Павловск посмотреть на поезд. Шот бросился спасаться в парк, так как увидел черную собаку. Деревенько побежал за ним по снегу. Вчера здесь все растаяло, но сегодня холодно и идет снег. Нагорный делает закругление на лестнице, как ты сказал. Целую тебя. Алексей»).

«Мой дорогой Папа. 7 марта 1915.

Сегодня мороз сильнее. Много снега, башня замерзла. Вчера был в Павловске; там локомотив расплющил мою копейку. Третий день я наблюдаю на крестьянском подворье, как получают молоко, снимают сливки и сбивают масло. Это очень аппетитно. Мне это очень нравится. Я учусь с удовольствием.

Оставайся здоров. Да хранит тебя Бог! Крепко Тебя целую. Алексей».

Реагировал Алеша и на то, что сообщал ему отец:

«Мой дорогой Папа!

Царское Село, 9 марта 1915.

Благодарю Тебя за открытку. Мы ужасно обрадовались, когда получили твою телеграмму о взятии Перемысля. […] Крепко целую Тебя. Алексей».

И снова по-французски:

«Tsarskoe-Selo. 14 Avril 1915. Cher Papa. Je suis alle Dimanche dans ma petite automobile a Babolowa. J’ai vu en passant une batterie, deux grands canons et deux petits pour tirer contre les aeroplanes. J'ai vu aussi une vieille grand’mere assise dans une brouette. En revenant, j’ai vu la brouette renverse, je panse que la grand’mere etait tombee. J'ai ete aujourd’hui voir un elephant. Je t’embrasse. Alexis».

(«Царское Село, 14 апреля 1915. Милый Папа. В воскресенье я ездил на своем маленьком автомобиле р Баболово. По пути я видел батарею, две большие пушки и две маленькие, чтобы стрелять по аэропланам. Также я видел бабушку, которая сидела в телеге. Когда я возвращался, телега была перевернута, думаю старушка вывалилась. Сегодня я видел слона. Целую Тебя. Алексей»).

«Мой дорогой Папа. Царское Село, 16 апреля 1915,

Погода у нас мерзкая. Так холодно, что везде замерзла вода. Изредка срывается снег […]. Вчера я получил интересный подарок: кадровый офицер принес мне стальную гильзу.

Я читаю интересную книгу о Петре Первом, которую прислала мама. Все, слава Богу, здоровы.

Храни Тебя Бог! Твой любящий Алексей».

«Мой драгоценный Папа. Царское Село, 16 июня

1915.

В воскресенье я, В.Н. (Петров), мальчики и Деревенько ездили в Петергоф. Был сильный ветер. На обратном пути автомобиль был открыт, по пути туда — закрыт. Ехали со скоростью 52 км/ч. Вдруг как затрещит, и отлетела крыша. В полете она ударила по стеклу, которое разбилось. Были на нашей даче. Вырвали редиса и огурцов и поехали назад.

Все идет хорошо. Кланяйся дяде Николаше. Храни тебя Бог! Крепко Тебя целую. Любящий Тебя Алексей».

«Дорогой Папа. Царское Село, 22-е июня 1915.

Вчера ездили в Ропшу. По пути, у Красного Села, нас остановили на посту. После короткого ожидания приехал на велосипеде офицер и пропустил нас.

Перед дворцом в пруду ловили рыбу. Я поймал пять форелей. Затем ходили в оранжерею, где рвали виноград. Кланяйся дяде Николаше. Храни тебя Бог! Крепко целую тебя. Любящий тебя Атаман».

Осенью 1914 года городские организации, демонстрируя доселе небывалое единство, выступили с общей инициативой по координированному обеспечению фронта. Ее введение себя оправдало. Но ненадолго. Германская артиллерия превосходит русскую. Кроме того, неприятель снимает части на западе, чтобы концентрированно применить их на востоке против России. На фронт посылаются новые резервы. Но объем вооружения не соответствует количеству новых призывников: оружия не хватает.

В мае 1915 года германцы меняют стратегию. Следует массированное наступление на Восточном фронте, прежде чем Италия, только что вышедшая из союза и выступившая на стороне русских, успевает напасть на Австрию. Германия концентрирует 161 дивизию и всю свою артиллерию на своем Восточном фронте против России. Последствия таковы:

03.06. русские снова теряют Перемысль; усиленные немецкими подразделениями австрийцы все лето продвигаются дальше на восток; 04.08. пала Варшава; 18.09. пал Вильнюс.

К концу лета 1915 года уничтожена почти половина кадровой русской армии. 1,4 миллиона солдат погибло или пропало без вести, 960000 взято в плен.

Получив известие о потере Варшавы, царь закрывает лицо руками. «Так не может продолжаться, это должно закончиться…» — говорит он. И принимает роковое решение.

Александра уже давно просит Николая взять на себя верховное командование вместо великого князя

Николая Николаевича. Ее мотивы: немного завидуя популярности великого князя, царица убеждает себя в том, что он стремится свергнуть царя и взять власть в свои руки. Невероятнее этого вымысла и придумать ничего нельзя, но подозрения Александры приобретают вес, поскольку они подпитываются «нашим другом», как называет царица Распутина в письмах к царю. После того как интриган-сибиряк увидел в великом князе личного врага, он предпринимает все, чтобы представить великого князя, как уже многих до него, в глазах царицы врагом царя и династии. Причины: Верховный Главнокомандующий презирает Распутина. Когда «старец» однажды изъявляет желание посетить Ставку и сообщает об этом по телеграфу, Николай Николаевич отвечает с обратной почтой:

«Можешь приезжать. Будешь повешен».

Показывая царю эту телеграмму, Александра так объясняет военные неудачи русской армии первых Лет под командованием великого князя: «Кто против Божьего человека [Распутина], тот не может надеяться на Божье благословение».

Почему царь принимает столь спорное решение — самому встать во главе командования армией — остается загадкой. До этого Николай относится к великому князю Николаю Николаевичу, своему дяде, с большим уважением. Однако после поражений русских весной 1915 года он приходит к убеждению, что его присутствие в Ставке и на фронте позволило бы взять под контроль и улучшить положение. Кроме того, он неоднократно говорит Жильяру, что считает своим долгом в это тяжелое время находиться рядом со своей армией. Поэтому не следует полагать, что его решение взять на себя верховное командование принято целиком под влиянием царицы, даже если та и сыграла в нем определенную, быть может, даже решающую роль.

Таким образом, летом 1915 года, когда русские армии стремительно отступают и стали заметны первые признаки военной катастрофы, Николай решает сместить своего дядю. Его цель, согласно объяснениям, приблизиться к своей армии и тесно с ней взаимодействовать. Великий князь переведен главнокомандующим на Кавказ.

Восемь министров подписывают обращение к царю, в котором предостерегают его, убеждают не брать на себя верховное главнокомандование. Смысл в том, что в случае неудачи царя будут винить в военных поражениях. Да и последствия его постоянного отсутствия в столице будут непредсказуемы. В Совете министров слово брали один за другим. Царь спокойно выслушивает всех ораторов и затем отвечает: «Благодарю Вас, господа. Послезавтра я отъезжаю в Ставку».

Ставка Верховного главнокомандующего ввиду отодвинувшегося на восток фронта перенесена из Барановичей в Могилев, губернский центр Белоруссии.

22 августа (4 сентября) 1915 года Николай выезжает в Ставку, штаб-квартиру Генерального штаба. Это вскоре изменит и повседневную жизнь Алексея.

 

Алексей в Ставке

Алексей гордится тем, что его отец теперь еще и Верховный главнокомандующий армии., Еще в сентябре царица пишет царю письмо: «Наш милый малыш все чаще просит, чтобы ты взял его в Ставку, хотя ему трудно будет пережить разлуку со мной. Но ты не будешь чувствовать себя так одиноко; а когда будешь уезжать или выезжать к войскам, я могла бы приезжать и забирать его. При тебе ведь есть доктор Федоров, ему понадобится еще только Жильяр. После обеда он мог бы брать уроки французского, а в течение дня ездить с тобой в автомобиле, если не сможет ходить пешком. Есть рядом с тобой свободная комната? Хотя он мог бы спать и в твоей спальне. Но ты должен все спокойно обдумать».

Через месяц после прибытия царя в Ставку фронт стабилизируется, по обе его стороны роются траншеи. Николай едет в Царское Село. В этот приезд он обсуждает с Александрой план: взять с собой Алешу в Ставку. Николай считает, что все говорит в пользу такого решения: вид наследника должен был положительно воздействовать на боевой дух войск, да и для самого царевича полезно было бы расширить кругозор и научиться понимать, какую цену платит Россия в этой войне. Поэтому и царица готова впервые на какое-то время разлучиться с сыном, как бы трудно для нее это ни было.

И в октябре 1915 года Алексей, вне себя от счастья, отправляется с отцом в Могилев. Этот провинциальный город находится приблизительно в 800 км к юго-западу от Петрограда. Помимо обычной свиты Алексея, в поезде едут домашний учитель Жильяр, матросы Деревенько и Нагорный, а также собака Джой, которую Алеша выводит на прогулку на каждой остановке.

На второй день первая большая остановка в пути. Царь распоряжается остановиться в Рехнице, чтобы устроить смотр тем частям войск, которые после участия в боевых действиях в Галиции и Карпатах расквартированы здесь на отдых. Стоявшие перед Николаем и Алексеем солдаты и офицеры незадолго до этого участвовали в тяжелых боях, и их ряды сильно поредели. Пбсле смотра войск царь — в сопровождении Алексея — подходит к отдельным солдатам и расспрашивает о подробностях боев. Алексей, по протоколу обязанный Держаться позади царя, напряженно прислушивается, чтобы не пропустить ни единого слова тех, кто был так близок к смерти.

Когда престолонаследник с отцом удаляются, солдаты перешептываются и делятся впечатлениями о царевиче: как выглядит, какого роста, сколько лет; всем нравится, что престолонаследник в простой солдатской форме.

13(16) октября Алексей с отцом приезжает в Могилев. Это небольшой провинциальный городок в Белоруссии. Впервые жилье престолонаследника соответствует не его положению, но обстоятельствам и потому сравнительно скромное. Дом губернатора, предоставленный царю, стоит на левом берегу Днепра, на холме, с которого открывается вид на широкие речные просторы.

Алексей с отцом занимают только две большие комнаты верхнего этажа двухэтажного дома. Он делит с ним спальню, где для него поставлена спартанская полевая койка. Дни царевич проводит в рабочем кабинете царя. Часы занятий спланированы так, чтобы они приходились в основном на дообеденное время, когда царь находится на военном совете. Однако вид из новой резиденции Алеши на местность, простирающуюся до реки, настолько захватывающий, что поначалу престолонаследник часто подолгу стоит у окна и смотрит на широкую реку с песчаными берегами или на сосновый бор на другом берегу. Как бы ему хотелось побегать там со своей собакой, а не подчиняться рабочему графику! Но, как покажут грядущие дни, царевич будет совершенно доволен своими новыми буднями.

Алексей просыпается раньше царя, который почти всегда засиживается допоздна за работой. Когда в семь часов утра он будит отца, так как ему неожиданно в голову приходит что-то такое, чем бы он хотел поделиться с ним, Николай в полусне бормочет, чтобы его оставили в покое. При этом случается, что он обращается к Алеше по имени Георгий, так как бессознательно вспоминает о своей молодости, когда делил комнату со своим младшим братом. Это настолько веселит царевича, что он громко смеется и тогда уже окончательно лишает отца утреннего сна.

После утреннего чая в половине девятого царь отправляется в Ставку. Он принимает доклады полевых командиров и обсуждает с начальником Генерального штаба Алексеевым готовящиеся военные операции. К часу Николай возвращается в губернаторский дом на обед. До этого времени у Алексея занятия в кабинете царя.

Обед накрывают в большом зале губернаторского дома. Для Алеши это совершенно новая среда: тогда как в Царском Селе он принимает пищу главным образом с матерью или четырьмя сестрами, то здесь сразу же оказывается в чисто мужской компании — да еще и среди военных. Обычно за обедом собирается тридцать человек, среди которых начальник Генерального штаба Алексеев, его главные адъютанты, главы военных миссий союзников: французский генерал Жанен, британский генерал сэр Джон Хенбери-Вилльямс, бельгийский генерал барон Б. де Рикель (называемый Алешей «пана Рикель»), итальянский полковник Марсенго, японский и сиамский военные; еще свита и отдельные офицеры.

Быстро освоившись в застольном обществе, Алексей уже через несколько дней отбрасывает застенчивость и начинает поддразнивать различных генералов. Так, с серьезной миной он проверяет, все ли пуговицы на форме застегнул британский генерал. Обнаружив две расстегнутые, он с суровым видом застегивает их. Затем подходит очередь бельгийского генерала. И у него не все в порядке! Наконец, Алеше станет ясно, что он сам является объектом розыгрыша. Но бельгиец доставляет ему еще одно удовольствие, провоцируя Алексея еще и другими «недостатками». Вскоре царевич находит в его лице друга, всегда готового пошутить, и больше всего любит овладевать его форменной фуражкой — пусть для него она и слишком велика. Когда царь отсутствует за столом, Алексей, впрочем, иногда выходит за рамки: так, однажды он приносит разрезанный пополам арбуз, подходит к одному военному и надевает его ему на голову.

Встав из-за стола, царь удаляется на час, с двух до трех, в свой рабочий кабинет. Примерно около трех он забирает Алексея и Жильяра и везет их на своем автомобиле на прогулку. Пока Николай был один, это время он проводил в занятиях спортом, более всего предпочитая ходить в пешие походы. Если его кто-нибудь сопровождает при этом, то высшая заповедь — не произносить ни слова. В теплое время года царь занимается греблей на реке. С Алексеем они совершают в окрестностях Могилева, обнаружив привлекательную тропинку, часовую пешую прогулку в лес.

Одна из них Алеше особенно нравится: она приводит их в маленькую лесную деревушку Салтановку, где в июле 1812 года был остановлен в своем наступлении на Москву войсками Раевского Наполеон. Здесь до сих пор стоит часовня на том месте, где более ста лет назад стояли в обороне русские. Волнует царевича и мысль о том, что при взятии Могилева французский маршал несколько дней даже жил в том губернаторском доме, где сейчас разместился он!

После возвращения царь снова работает в своем кабинете. Здесь также до ужина Алексей готовит свой задания на следующий день — иногда с помощью Жильяра. Однажды, когда Жильяр дает своему ученику указания по выполнению задания, неожиданно поворачивается Николай с пером в руке и прерывает учителя словами:

«Если бы мне кто-нибудь сказал, что настанет день, когда я буду подписывать объявление войны Болгарии, я бы назвал его сумасшедшим, — и вот, этот день действительно пришел. Но я делаю это с тяжелым сердцем, так как уверен, что болгарский народ обманут своим царем и сохранил тесную связь с Россией; однажды он это осознает, но будет слишком поздно».

Обычно после обеда или вечером Алеша пишет письма; регулярно писать поручила ему царица, да и Жильяр настойчиво побуждает своего подопечного к этому. Конечно, главным образом царице приходится довольствоваться сообщениями Жильяра, которые тот, как обещал, ежедневно ей передает. Когда же объявляют о приезде «синематографа» и о шестичасовом сеансе, это, как правило, отодвигает для Алеши на задний план все другое.

Главным образом крутят документальные фильмы о событиях на различных участках фронта или жизни в тылу, а также сцены личной жизни царской семьи, или первые немые игровые фильмы. В одном коротком фильме даже появляется престолонаследник: играет в саду губернаторского дома в Могилеве со своей собачкой. В кадрах наследник резво носится по кругу. Когда Алексей это видит, то категорически заявляет, что не может быть и речи о том, чтобы показывать эти кадры фильма широким кругам населения: «Мне это совершенно не нравится! Я здесь кручу пируэты и выгляжу глупее, чем собака!»

Ужинает Алеша в основном без отца и раньше его. Однако, когда идет спать, царь заходит к нему, чтобы вместе прочитать вечернюю молитву. Если до этого Алеша получает письмо из Царского Села или Петербурга, то читает его вместе с отцом. Всякий раз, когда ему пишет мать, Алеша целует ее подпись. Об общих вечерних молитвах Николай сообщает Александре: «Он молится прилежно, вот только слишком быстро — или монотонно проговаривает молитву, хотя я увещеваю его…» И почти всегда царь находится при сыне, пока тот не заснет. После чего поднимается с кровати и отправляется в свою рабочую комнату, где изучает последние донесения с фронта и сообщения из столицы. В час тридцать царь гасит свет.

5(18) октября празднуются Алешины именины. Он получает множество подарков, среди них кинжал от матери. Царевич от него в таком восторге, что берет к себе ночью в постель и кладет под подушку. Однако одного подарка он не получает: телеграммы, которую ему послал Распутин. Почтамт в Петербурге не решается ее принять и переправить дальше! После этого озлобленный Распутин спешит к царице. Телеграмму прихватывает с собой, и царица прикладывает ее к одному из своих писем, которые впоследствии посылает Алеше. «Ты должен ее получить, потому что в ней хорошо написано», делает она по этому поводу приписку в письме.

Алексей послушно пишет матери, в основном непроизвольно, более поддаваясь своему темпераменту, чем в письмах к отцу, которые явно даются ему во всех отношениях с большим трудом. Кресты вначале и конце писем Алеша ставит ради матери, тем самым выражая свое благословение или желая божьего благословения получателю письма.

«Любимая Мама + поцелуи.

Ставка. 7 октября 1915.

Вчера снова получил от Тебя письмо. Папа всегда читает мне Твои письма. Моя финка […] всегда со мной. Вчера были на Днепре. Папа, другие и я вырыли канал и пустили в него воду. Было очень весело. Дмитрий бросал в Днепр гальку. На автомобилях приехало много народу. У меня немножко побаливает рука, и я не буду работать. Кланяйся всем, кто читает мои письма, от меня. […] Заканчиваю письмо, потому что больше нет времени.

Целую и обнимаю всех. Храни вас Бог. Любящий Тебя Алексей».

«Дорогая Мама. Ставка, 10 октября.

Вчера папа и я целый час ходили без остановки. Мы совершенно запылились, и я был весь грязный. Обедал со всеми. […]

Часто поддразниваю бельгийца и завожу беседы с французом. Целую всех вас. Твой любящий [вставка] Да хранит Вас Бог! Алексей».

«Моя любимая Мама. Ставка, 2 ноября 1915.

На третий день мы побывали в трех подводных лодках. Было очень интересно. Английский офицер дал мне свою карту. Были также на двух русских лодках. Я со всеми поговорил и все осмотрел. Вчера весь день был дома. Было очень скучно. В четыре часа приезжает синематограф. Говорят, будет очень интересно. Вероятно, Их Высочество великая княжна Ольга Николаевца уже переживает о том, что получит в качестве подарков. […] Целую всех. Поздравляю Ольгу с предстоящим. Храни вас Бог! От преданного слуги Алексея».

«Любимая Мама! Ставка, 4 ноября 1915.

[…] Деревенько последние дни souffrant, моя дорогая Аликс.

Сегодня, моя дорогая Аликс, приедет синематограф.

У меня сегодня занятия по русскому и арифметике, моя любимая… вечером по французскому. Вчера играли в лесу, жгли костер и играли в солдат, драгоценная […].

Их, Вас и Тебя любящий, моя дорогая Аликс, Бурсук».

«Любимая Мама. Ставка, 28 ноября 1915.

Я встал утром в половине десятого, отучился и со всеми пообедал. После этого отдыхал и ходил играть. А сейчас пишу тебе. Папа читает сводки, а М. Жилик пишет тебе. Скоро папа будет пить чай. Не знаю, что писать. Вчера мы с папой приняли 9 солдат, которые опоздали к вручению Георгиевских крестов, и первый из них Кузьма Крючков. Было очень интересно. Кланяйся всем. Целуй всех. Храни вас Бог! Любящий вас Алексей, атаман, Шот, Джой, Ваш Бойка».

Вскоре царь отправляется на трехдневный смотр войск, на который берет с собой царевича с Жильяром.

Сначала поездом до Ровно в южной части русской Польши, где располагается Ставка генерала Брусилова. Оттуда дальше на автомобиле к стрелковым окопам, вырытым вдоль линии фронта. Сильнейшее впечатление на Алексея производит то, что все двадцати километров пути их сопровождает патрулирующий аэроплан, пока царь и царевич добираются до фронта.

Последний этап пути приходится идти пешком. Алексей следует за отцом, когда тот обходит строй солдат, веля некоторым из них выступить вперед, чтобы лично вручить Георгиевский крест — высшую награду за мужество.

Фронтовая инспекция заканчивается в сумерки. На обратном пути через лес сопровождающий генерал Иванов вспоминает о том, что поблизости есть небольшой лазарет. Царь принимает спонтанное решение навестить раненых с Алексеем.

Перевязочный пункт размещен в лесной избушке, освещаемой лишь скупым светом факела. Появление царя с царевичем в столь поздний час, так близко к фронту, вызывает удивление. Один раненый протягивает руку — у него осталась только одна — чтобы дотронуться до шинели царя: только после этого он убеждается, что ему не пригрезилось. Когда Алеша слышит стоны страдающих, он смущается. По пути назад он не произносит почти ни слова.

Поезд везет царя и царевича дальше на юг — в Галицию. Впервые проезжают они то место, где еще недавно пролегала граница между Австрией и Россией и которое теперь, поскольку австрийцы отброшены назад, находится на завоеванной территории. Снова царевич отправляется с отцом в местность, которая простреливается вражеской артиллерией. Царь отличает подразделения, которые, храбро сражались, несмотря на недостаточное вооружение.

Тот факт, что Верховный главнокомандующий с престолонаследником сознательно и вопреки протестам сопровождающих подвергают свою жизнь опасности, чтобы продемонстрировать признание заслуженным полкам, вызывает всеобщее уважение. За мужество и в благодарность за посещение лазарета в Клеване и сам Алексей награждается Георгиевским крестом четвертой степени. Это было первое военное отличие, которое Алексей получает не в силу своего происхождения и положения. Об этом награждении он узнает из телеграммы:

«Вашему Величеству от Главнокомандующего армией Юго-Западного фронта, 25 октября 1915.

Смиренно и покорно докладываю о награждении Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и великого князя Алексея Николаевича серебряной медалью IV степени на Георгиевской ленте в память о посещении вечером 12 октября сего (1915) года раненых в районе станции Клеван в зоне обстрела вражеской артиллерии, а также о пребывании 13 октября в районе размещения резервных корпусов 11-й и 19-й армий. При этом позволю себе покорнейше надеяться, что Ваше Императорское Высочество с этой наградой вновь соблаговолит почтить своим посещением армии Юго-Западного фронта, сердца всех воинов которых исполнены радостного чувства безграничной преданности по отношению к своим верховным военачальникам и готовности положить свои жизни к ногам царя и Отечества, как это Вы могли чувствовать при Вашем посещении армии.

Подписано: генерал-адъютант Иванов».

Когда Алексей возвращается в Могилев, приезжает мать с четырьмя его сестрами. Все они три дня проводят в Ставке, расположившись в поезде. Царевичу уже известно, что он поедет с ними и отцом в Царское Село, и не очень этому радуется: «Я ненавижу быть в Царском Селе, где я единственный мужчина среди суетливых женщин!».

Но пребывание дома длилось всего пару дней.

После чего царь вновь уезжает. Хотя предусмотрено, что Алеша поедет с ним, мальчик очень переживает, что его могут оставить в Царском Селе, так что уже за час до запланированного отправления с матросом Нагорным и собакой он занимает место в поданном вагоне, коротая время за игрой на балалайке.

На этот раз едут не в Могилев, а сначала в Ревель (Таллинн) и другие города Прибалтики. Ревель становится исходным пунктом великого смотра фронтов до самого Черного моря.

Здесь впервые Алексей наблюдает действия военно-морского флота в военное время. Значение этого порта на Балтийском море в тот момент состоит в том, что отсюда пресекаются набеги вражеских подводных лодок. Поэтому в Ревеле в первую очередь инспектировался подводный флот, но осматривались также военно-морские арсеналы. Несколько русских и английских подводных лодок только что вернулись с боевого задания. В тяжелой обстановке им удалось прорваться в Балтийское море и потопить несколько германских подводных лодок. Царь награждает отважных капитанов Георгиевскими крестами.

Затем Алексей посещает госпиталь, где видит много тяжелораненых. На следующий день в Риге, самом незащищенном с северо-запада городе, престолонаследник — конечно же не один, а позади царя принимает парад двух «своих» полков сибирских стрелков; это элита русской армии, и они явно рады, что инспектировать их приехал почетный командир, царевич. На приветствие царя они скандируют хором традиционный ответ в один голос: «Рады служить Вашему Величеству!»

Постоянно следующий за Алексеем домашний учитель, который ныне в качестве воспитателя бдительно следит за ним, держит царицу в курсе всего происходящего. Между тем поезд прибывает в Одессу:

«…Алексей Николаевич встал рано и вместе со всеми пил чай. Затем он делал домашние задания и решал арифметическую задачу. Около одиннадцати утра в прекрасный, по-осеннему прохладный, но солнечный день мы приехали в Одессу. Алексей Николаевич с Его Величеством [царем] отправились в собор на «Тедеум». Людскую толпу на улицах едва удавалось сдерживать солдатам; восторг всеобщий.

Из церкви мы отправились на автомобиле прямиком в порт, где стояло несколько военных кораблей и транспортных крейсеров (русских, английских, французских и итальянских). Алексей Николаевич с Его Величеством посетили старый турецкий крейсер «Хамид», военно-морской госпиталь, транспортное судно и военно-морское училище для детей, весьма заинтересовавшее Алексея Николаевича.

После обеда в поезде он в два тридцать отправился с Его Величеством для смотра дивизии в окрестностях города. Его Величество объехал строй верхом на лошади, Алексей Николаевич с графом Фредериксом следовали за ним на автомобиле. Затем прошли строевым шагом полки. Первыми шли гвардейские команды, среди которых к своей великой радости Алексей Николаевич узнал нескольких офицеров и солдат. Затем прошли фронтовые полки, тяжелая артиллерия и казаки. Вся церемония продолжалась два часа. По возвращении в поезд Алексей Николаевич вслух читал по-русски. Спать он отправился рано, воодушевленный событиями дня».

В Тирасполе царь спрашивает у построившихся для смотра воинов, сколько из них участвовало в кровопролитном сражении против турок и остались в живых. На его вопрос поднялось лишь несколько рук. Жильяр сообщает:

«Был отдан приказ, и из многотысячной солдатской массы поднялось совсем мало рук; были целые роты, где вообще никто не шелохнулся… Этот факт произвел на Алексея Николаевича весьма глубокое впечатление; впервые в жизни перед его глазами встал весь неприкрытый ужас войны».

Через небольшое местечко на Дунае вблизи румынской границы, которое после разрыва Болгарии дружественных отношений с Россией служит базой для кораблей, снабжающих продовольствием, оружием и всем* прочим сербов, Алексей едет со всеми на Подолье.

Здесь при смотре войск Алеша снова получает сильные впечатления. Перед его глазами — дивизии знаменитой кавказской кавалерии, полки которой и в этой войне уже принесли славу. Снова зрелищное представление разворачивается перед Алексеем. Жильяр описывает его так:

«Среди них находились кубанские и терские казаки на своих высоких седлах и с длинными пиками, в косматых кубанках, придававших им свирепый вид. И когда мы уезжали со смотра, это огромное, доныне спокойное море кавалерии внезапно пришло в движение. Оно разделилось на два потока, понесшихся галопом на крутые холмы и через овраги, перескакивая через препятствия, и так они сопровождали нас, как лавина: упади всадник или конь — и она перекатится через них. Воздух был наполнен дикими криками этих кавказских горцев. Зрелище было одновременно величественным и ужасающим; проявлялись все дикие инстинкты этих первобытных племен».

В Ставку царевич возвращается с массой впечатлений. Но и в будни, когда снова начинаются интенсивные учебные занятия, царь приобщает Алексея почти ко всем событиям.

Жильяр сообщает царице о том, как 26 ноября Алексей, накануне легко поранивший ногу, тем не менее перед парадом неожиданно выздоравливает:

«Сегодня утром ему, по счастью, стало лучше, и в 10 часов он сопровождал Его Величество на парад. Это было поистине замечательное зрелище, когда украшенные крестами и медалями солдаты образовали одну шеренгу, издали выглядевшую единой непрерывной линией. Среди них были даже солдаты с четырьмя крестами и четырьмя медалями! Интересный спектакль разыгрался также, когда со всеми другими георгиевскими кавалерами маршировали какой-то офицер и английский [107]В письме Жильяра подчеркнуто.
военный моряк в чине. После парада Алексей Николаевич вслух читал по-русски. На обед он сопровождал Его Величество в Судебную управу и обошел там длинный стол, за которым собрались унтер-офицеры, солдаты и георгиевские кавалеры».

По возвращении в Ставку царевича необыкновенно дружественно приветствовали его давнишние знакомые по обедам в губернаторском доме. Едва царевич вошел, как адмирал Нилов пригласил его на партию «казаков-разбойников» с белыми и красными спичками. Но и по-другому проявлялась радость военных при встрече с Алексеем, как сообщает Жильяр в своем письме царице от 27 ноября 1915 года, после вступительных заверений государыне в прилежности ее сына:

«Алексей Николаевич сделал сегодня утром задания по русскому и математике. Я посылаю его работы г-ну Петрову с нарочным сегодня вечером. […] За обедом Алексей Николаевич вновь увидел обоих своих друзей, бельгийского и японского генералов, которые устроили ему настоящую овацию. Было очень забавно наблюдать за выражением лица Алексея Николаевича, одновременно радостным и смущенным. Сценка эта разыгрывалась в небольшой комнатушке возле столовой. Здесь Алексей Николаевич имел местопребывание, сидя на канапе в окружении своих друзей и почти всех иностранных офицеров, тогда как другие закуски кушали».

Похоже, на различных членов Генерального штаба Алексей производит разное и порой противоречивое впечатление. За столом в обществе тех, кого хорошо знал и с кем чувствовал себя так же естественно и комфортно, как со сверстниками, царевич, как уже упоминалось, не сдерживал себя в шалостях, когда царь отсутствовал или отвлекался. Если учесть, что, например, своему соседу слева (справа сидел царь), великому князю Георгию Михайловичу, Алексей однажды размазал по шее масло, которое перед этим достал пальцем из масленки, что Алексей любил играть хлебными крошками в футбол или как-то раз своему дяде подлил вино в суп и посыпал солью десерт, то становится удивительно, как наследник вообще мог на кого-либо из обеденной компании производить хорошее впечатление.

И тем не менее производил. Из-за очередных прегрешений Алексея после его ухода из-за стола возникает дискуссия. Она начата строгим священником, отцом Щавельским, осуждающим выходки царевича и озабоченно ставящего вопрос, что за правитель выйдет в будущем из такого недисциплинированного ребенка. Но если во время беседы с генералом Воейковым в батюшку едва не втыкается вылетевший из полуоткрытой двери нож, а вслед за ним вилка, можно ли было ожидать от него понимания? Для него престолонаследник просто хулиган.

Напротив, английский генерал, сэр Джон Хенбери-Вилльямс, к удивлению всех, находит, что Алексей — хотя и очень живой и игривый, как все дети его возраста — знает, как вести себя «примерно». Ведь с чужими людьми, как утверждает Хенбери-Вилльямс, Алексей Николаевич обуздывает свой темперамент, держится любезно и умеет поддержать разговор, используя все свое обаяние. Не следует забывать, завершает британец свое неожиданное рассуждение, что Ставка — не детская комната и, по сути дела, не совсем подходящее место для ребенка одиннадцати лет, которому к тому же при малейшей оплошности угрожает кризис гемофилии. (Видимо, заболевание Алексея давно уже стало для всех открытой тайной.)

Почти поэтично смотрит на поведение престолонаследника итальянский военный атташе в Ставке, полковник Марсенго. Он сравнивает Алексея с «тепличным растением — такой он бледный и хрупкий». За столом, продолжает Марсенго, он наблюдал те «маленькие ручки, которые после малейшего ранения становятся белее скатерти, на которой лежат». Тем не менее этот болезненный ребенок «такой красивый и такой любезный», что не только завоевал своим детским обаянием расположение и симпатии, но и «в целом, является единственной веселой нотой в Ставке».

Действительно, веселый нрав Алексея по душе практически всем. Когда однажды в кинотеатре демонстрируют комедию, он смеется так громко, что, невзирая на темноту, все невольно оборачиваются, чтобы посмотреть на него. И о том, что он мог быть весьма мил, можно догадаться по сообщениям Жильяра царице:

«Алексей Николаевич поручил мне сказать Вашему Величеству, что сегодня он по той же причине, что и позавчера, не может писать, и что в том моя вина, поскольку я заставил его сегодня до обеда работать, и что он всех очень, очень целует (я дословно передаю его выражение).

[…] Его здоровье снова поправилось, и лицо посвежело. К сожалению, он все еще неосмотрителен на прогулках и недостаточно слушается Деревенько. Он обещал сегодня быть поосторожнее».

Все же Алексей не в силах сдержать своего обещания относительно дисциплины.

Уже спустя день, 3 декабря 1915 года, Жильяр вынужден докладывать царице:

«На обратном пути из синематографа Алексей Николаевич жаловался на головные боли. Вечером у него была температура 37 градусов, сильная отечность лобной пазухи, слегка воспаленные миндалины. Сегодня утром у него было небольшое носовое кровотечение, однако насморк все еще сильный; температура, как вчера вечером, 37 градусов.

Простуда, полагаю, результат беспечности. Позавчера он [Алексей], вопреки предостережениям Деревенько, улучил момент, когда тот вышел из ванной, чтобы покинуть ванную комнату и пройти в соседнее помещение, где было намного холоднее. Как я уже писал Вашему Величеству, Деревенько жалуется, что Алексей Николаевич его в последние дни совсем не слушается.

Алексей Николаевич, который играет рядом со мной, пока я пишу эти строчки, сказал мне, что это будет ему хорошим уроком; хотелось бы надеяться. Он поручил мне сказать, что он много раз целует Ваше Величество и великих княгинь».

На следующий день царь снова отправляется на фронтовую инспекцию. Перед предстоящим наступлением Николай желает еще раз поехать к дислоцированным в Галиции войскам, чтобы поднять их боевой дух. Намечается обширная программа с торжественными парадами и богослужениями. Несмотря на непроходящий насморк, сопровождающийся носовыми кровотечениями, Алексей едет вместе с ним. Однако уже ночью в поезде кровотечение становится таким обильным, а температура поднимается настолько высоко, что встревоженный врач Федоров вынужден в три часа разбудить царя.

Федоров объявляет, что нужно немедленно возвращаться в Могилев. Однако и по прибытии не удается остановить кровотечение тампонированием. По мнению врача, необходимо незамедлительно перевезти престолонаследника в Царское Село. В дороге приходится несколько раз останавливать поезд, так как Алеша теряет сознание и для смены повязки требуется неподвижность. Всю ночь напролет Нагорный держит Алешу на руках, так как тот должен полусидеть, но не лежать.

По прибытии в Царское Село царевича с лицом белее мела немедленно передают целому консилиуму врачей. Им удается за несколько дней взять кровотечение под контроль и предотвратить худшее. Распутин, которого царица вызвала к больничной койке царевича, гладит Алешу по лицу и бормочет какие-то слова. Под конец он объявляет царице: «Спасибо Богу, он и на этот раз сохранил жизнь Твоему сыну». Однако, хотя в этот момент престолонаследник уже находился на пути к выздоровлению, царица, как всегда, приписывает улучшение в состоянии здоровья и последовавшее за ним выздоровление исключительно Распутину.

Царь, сопровождавший Алексея в Царское Село, снова уезжает, чтобы хотя бы частично исполнить намеченную программу. Когда он прибывает в Могилев, его засыпают вопросами военные из иностранных миссий о состоянии здоровья наследника, интересуясь тем, вернется ли он снова в Ставку. Генерал сэр Джон Хенбери-Вилльямс: «Он наш всеобщий любимчик, такой общительный и жизнерадостный!»

Большего наказания за легкомысленность, чем удаление из Ставки и разлука с отцом, Алеша и представить себе не может. Он почти ежедневно пишет ему письма:

«Милый Папа! Царское Село, 16 декабря 1915.

Мне уже намного лучше. […] Вчера я первый раз встал Я ношу шаль из пестрой шерсти. Приходил доктор Петров и копался в носу — но не в своем, а в моем! […] Я теперь должен соблюдать определенную диету. Безумно жаль, что я не с тобой!!!!!!!!

Любящий Тебя Алексей».

«Милый Папа! Царское Село, 18 декабря 1915.

Сегодня я впервые оделся. За все время потерял всего один фунт. Через четверть часа снова придут врачи и будут, вероятно, снова ковыряться во мне. Грустно без тебя. Неужели ты приедешь только на елку? Не знаю, о чем еще написать. Все по-старому. Кланяйся всем, кто обо мне думает. Храни Тебя Бог. Крепко целую Тебя. Атаман Алексей, Бойка, Шот, Джой, Алексей Сорвиголова».

День спустя Алексей с гордостью пишет своему отцу по-французски:

«Tsarskoie Selo, 19 decembre 1915. Cher Papa. Hier j’ai dejeune en bas, j'etais tres content. Hier Maman avait mal aux dent, mais maintainant elle n’a plus mal. J’ai commence avec Gillik deux grandes forteresses, j’espere que dans quelques jours, nous ferons la bataille. Ce matin dehors il у a trois degres de froid, je sortirai demain, je suis tres content, hourra!!!!!

Salue grassouillet (beige) et tout-nu!!! et tout le monde.

Je t’embrasse ton Alexej».

(По-русски: «Царское Село, 19 декабря 1915.

Дорогой Папа, вчера спускался к обеду, очень радостный. Вчера у мамы болел зуб, но сейчас боль прошла. Я начал с Жиликом две большие крепости, надеюсь, что через несколько дней мы проведем битву. Сегодня на улице три градуса, завтра я пойду гулять, ура!!!!! Кланяйся пухленькому (бельгийцу) и голенькому!!! И всем другим. Целую Тебя, твой Алексей».)

На Рождество царь приезжает домой. Но уже через несколько дней, еще до Нового года, снова уезжает в Ставку. Но Алеша еще не настолько здоров, чтобы его возвращение в Ставку имело какой-либо смысл. Он вынужден остаться в Царском Селе. Однако к концу года опечаленного престолонаследника радует сюрприз: Алексей получает из Ставки телеграмму, в которой все генералы, которых он знает, и среди них главы военных союзнических миссий, поздравляют его с Новым годом!

Богатый событиями 1915 год царевич завершает тем, что он пишет отцу следующие строчки:

«Мой милый Папа! Царское Село, 31 декабря 1915.

Поздравляю Тебя с Новым Годом, 1916-м, и желаю тебе здоровья и силы. У нас 15-градусный мороз. Передай привет всем. Храни тебя Бог! Целую тебя горячо. Твой Алексей».

На Рождество престолонаследник получает от матери дневник. На обложке Александра Федоровна написала: «Первый дневник моего маленького Алексея. Мама».

Первая запись гласит:

«1-е января (1916). Сегодня встал поздно. В 10 часов попил чаю, затем пошел к маме. Мама неважно себя чувствовала и поэтому весь день лежала в постели. Сидел дома, так как у меня был насморк. Обедал с Ольгой, Татьяной, Марией и Анастасией.

Днем был у Коли и там играли. Было очень весело. В б часов ужинал, затем играл. В 8 часов был у Мама за ее столом. В 10 часов пошел спать.

2 января. Встал поздно. Не гулял. Читал по-английски. Обедал с ОТМА. Мама лежала в кровати. На прогулку днем не выходил. Играл с Алексеем и Сергеем. Ужинал в 6 ч. В 8 ч. был у Мама за вечерним чаем. Лег поздно.

[…] 4 января. Встал поздно. Гулял с И до 12, потом учился русскому и французскому. Обедал с ОТМА. Мама лежала весь день в постели. На прогулку не ходил и поэтому играл в солдат с месье Жильяром. В 6 ч. ужинал с Жиликом и в 8 ч. был у Мама за чаем. G 5 до 6 у Мама. В 10 ч. Пошел спать. Папа с 30 декабря в Ставке.

5 января. Был в Федоровской церкви на водоосвящении. […] Анастасия больна. Мама лежит в кровати. Получил открытку от Папа. Гулял у Белой Башни [Снежной крепости]. Перед обедом читал по-английски. Потом у Мама […]

6 января. Встал поздно. В 11 ч. утра в дворцовый лазарет. […] Мама и Анастасия лежали целый день. У Анастасии бронхит. […]

7 января. Встал в 9 ч. утра. Был урок русского, на прогулку не выходил. Вместо прогулки играл с месье Гиббсом. С трудом выдержал урок английского. Головная боль. У меня ангина. Обедал внизу с О. Т. и М. Мама и А[настасия] лежали целый день в кровати. Мама выходила на балкон. Весь день на диване. Температура 37,4, 38,4. Ел в 6 ч. Вечером у меня сидели сестры. Лег спать в 10 ч.

8 января. Встал в 9 1/4 ч. Лежал весь день в кровати. Обедал с Жиликом».

Начинается православный пост. Это означает не только воздержание от роскошных пиров и других удовольствий, но и посещение многочисленных богослужений.

«26 февраля. Встал рано. Учился и ходил на про+ гулку. Потом, как обычно, исповедывался […]».

«28 февраля. Все по-старому, только синематограф; который был в 1/2 б, о французских солдатах. Все как обычно.

29 февраля. Дмитрий к обеду. Как обычно.

1 марта. […] У Мама болят скулы. Как обычно.

2 марта. Обедал со своими. Как обычно».

Возможно, дневник звучит монотонно. И действительно, будни Царского Села лишены разнообразия. Да он и сам это осознает, часто вно. ся в свой дневник лишь лаконичную запись:

«То же, что и вчера».

Все же к этому времени заполнять дневник уже вошло в привычку. Впрочем, записи скорее в форме протокола, чем сообщений о личных переживаниях. И Алексей относится к этой обязанности серьезно, пусть даже формально исполняя то, что от него ждут. Александра Федоровна пишет 4 января Николаю:

«Baby совершенно серьезно взялся за свой дневник. Только очень забавно, что он, из-за недостатка времени вечером, описывает приемы пищи и отход ко сну днем».

Что касается событий на фронте, первые месяцы 1916 года дают повод для оптимизма. В феврале важная победа над турками. Весной успешное Брусиловское наступление на Галицком фронте. В столице царь проводит перестановки в правительстве; при выборе кандидатов главным для царя является решительная позиция в отношении успешного продолжения войны.

Однако за все это приходится платить. Для пополнения армии призвано 15 миллионов солдат. Практически невозможно всех их экипировать, вооружить и обеспечить питанием. Многие мобилизованные второго эшелона размещаются в тылу и обременяют тем самым государственный бюджет.

Любопытный факт: эта волна призыва затронула и сына Распутина, который при первом призыве по русскому закону освобождается как единственный сын. На нем, как на единственном мужчине в доме, ведение крестьянского хозяйства в сибирской деревне Покровское с женой Распутина и несколькими домашними работниками. Теперь «старец» пытается добиться вмешательства царицы с целью освобождения его сына и от второго набора. Свою просьбу он сопровождает библейскими притчами, к которым, как и следовало ожидать, царица оказывается весьма восприимчивой: «Аврааму пришлось пожертвовать своим сыном, мне виделось во сне».

Однако это и другие видения «божьего человека», немедленно переданные царицей царю, на сей раз не дают желаемых результатов. Николай ненавидит несправедливость и протежирование. И поэтому игнорирует попытки Распутина добиться для своего сына исключения из общего правила. «Большое спасибо за Твое милое письмо, — пишет в ответе царь на неоднократные просьбы царицы. — Здесь ужасная жара…».

После этой беспощадной призывной волны чувствуется недостаток мужской рабочей силы в тылу. Это, несмотря на массовое применение женского труда, приводит к падению темпов роста промышленности, но еще более сельского хозяйства. Продукты питания дорожают и становятся дефицитными. Это дает повод для революционной пропаганды против правительства, которое, похоже, все менее способно улучшить тяжелое положение. Война, затянувшаяся дольше ожидаемого, помимо значительных потерь, требует все больших жертв и от гражданского населения. В данный момент положение на фронте обнадеживающее, но предотвратить обострение кризиса можно лишь в том случае, если бы оно дало решающие результаты и привело к скорейшему победному окончанию войны.

Фракции Думы — даже центристская партия, не говоря уже о прогрессивном блоке — требуют компетентного правительства, которое было бы ответственно перед ними больше, чем предусмотрено действующей конституцией. Однако пока идет война, царь и слышать ничего не хочет о радикальном изменении формы правления.

Обеспокоены и союзники России. Пока Германия не побеждена, они заинтересованы в продолжении Россией войны и рассматривают стабильность внутреннего положения как необходимое условие для этого. Так, британский посол осторожно поднимает перед царем вопрос о переходе к либеральному курсу, во избежание усиления движения протеста. Однако царь ни к каким изменениям конституции — в частности, к усилению роли парламента за счет потери позиций правительства — во время войны не готов.

Пока Алексей безрадостно проводит время в занятиях, играх — на ту пору еще редко на воздухе — и посещениях лазарета, приходит наконец новость, которая снова оживляет его: он может опять ехать в Ставку. Хотя в его дневнике не найти внешних проявлений крутого эмоционального перелома, зато отсутствует стереотипное выражение разочарованности «все как прежде» и звучат приподнятое нотки в связи с предстоящим отъездом:

«3 мая. В мамин лазарет, чтобы попрощаться. Оттуда на вокзал в 11 ч. Со всеми обедал, на всех станциях выходил. Играл в «Naine Jaune». М. Жильяр читал [мне], я играл на балалайке».

Сначала — на смотр войск на юге. В Одесском округе Алексей принимает участие в программе вместе с царем и царицей.

«10 мая. В 10 ч. 1/4 приехали на смотр войск. Видим русских солдат и три сербских полка. Когда вернулись с парада, Папа и я осмотрели небольшой музей. Обедали с Мама. В 2 ч. 45 мин. мы уехали, чтобы посмотреть фабрику по производству йода. Потом посетили курзал с грязевыми ваннами вблизи от побережья Черного моря. Ужинали вместе с Мама в поезде».

Решение вновь отпустить Алексея в Ставку царица разъясняет воспитателю наследника перед тем, как сойти с поезда, увозящего ее сына дальше, в Могилев: «Мужская атмосфера и все, что он там видит и переживает, идет ему на пользу и способствует развитию его личности». И далее с неожиданной откровенностью царица признается Жильяру, отрицательно оценивавшему переезд в Могилев из опасения, что там будет заброшено образование наследника: «Царь всегда страдал от своей застенчивости и недостатка опыта, объясняемыми тем, что он, будучи царевичем, никогда не привлекался к государственным делам и не вращался в обществе царя. И он себе поклялся избавить своего сына и престолонаследника от этого недостатка в развитии личности и приобретении опыта».

18 мая 1916 года Алексей приезжает с отцом в Ставку Генерального штаба в Могилев. Их ожидает радостный сюрприз.

Алексея производят в ефрейторы.

Царевич рад даже этому нижнему чину, так как до этого он, по сути дела, был солдатом. Это повышение стимулирует его быть на высоте своего положения даже в самых обычных делах. Когда он сопровождает царя на инспекциях, то старается держать превосходную осанку и соблюдать протокол. Никогда не устает наследник от смотров, охотно принимает участие также в религиозных церемониях для новобранцев:

«29 мая. Был в церкви. Сопровождал Папа в штаб. […] Ездил с инспекцией на вокзал: 1 транспортный поезд, потом санитарный поезд от Пуришкевича с библиотекой и аптекой.

30 мая. Был в церкви. После этого вынесли икону Владимирской Богоматери к нашему дому. Там совершили молебен. Потом Папа, я, офицеры и солдаты и публика преклонили перед иконой колени. Потом ее увезли в действующую армию. После обеда синематограф».

В Ставке новые лица. Французский атташе заменен другим представителем союзнической Франции, генералом Жаненом. Последний тут же завязывает дружеские отношения с царевичем. Во-первых, у него самого сын примерно того же возраста, что и Алексей, во-вторых, он, видимо, как большинство состоявших при Генштабе, понимает, что хорошие отношения с будущим царем не помешают.

Хорошая погода в начале лета весьма благотворно влияет на самочувствие наследника. Уроки проходят на веранде дома. Свое свободное время царевич проводит главным образом на свежем воздухе. Когда есть время, Николай занимается с сыном греблей на Днепре или купается с ним у песчаной речной отмели. У Алексея есть любимое место, которое он называет Евпатория, так как оно напоминает ему одноименное место в Крыму. По-прежнему царь регулярно совершает длительные прогулки по окрестностям. Когда в Ставку приезжают царица с дочерьми, иногда его сопровождают одна из великих княгинь.

Начальник Генерального штаба и его адъютанты боятся визитов царицы и ее дочерей. И не только по организационным причинам — они нарушают тщательно поддерживаемый будничный распорядок, но и по — другим: растущее, на вид даже безграничное влияние Распутина на царицу во время длительного отсутствия царя в Царском Селе приводят к тому, что Александра все больше дел обсуждает с «божьим человеком». Даже в военных вопросах, насколько ее в них посвящают. Царица полагает, что на все должна получить совет и благословение Распутина. И теперь, чем боль-ще царица узнает от царя в Ставке, тем больше сомнений в том, что сохранится тайна военных планов. Нежелательно также влияние царицы на царя и в отношении распределения политических должностей.

Ибо и здесь она позволяет Распутину руководить собою. А в Могилеве царь не в состоянии составить себе всеобъемлющее представление о положении в столице.

Однажды — через год после того, как Верховный главнокомандующий Николай Николаевич решительно отклонил подобную попытку — царица спрашивает у начальника Генерального штаба Алексеева, не будет ли тот возражать против посещения Распутиным Ставки, так как тот уже неоднократно своими молитвами спасал жизнь Алексея. На что генерал: «Ваше Величество, vox populi, vox Dei. Я верный слуга государя, но я не вижу возможности допустить здесь присутствие человека, которого население и армия считают вредным». Царица обезоруженно умолкает.

При всем при том, что царевич здесь переживает и от чего становится серьезнее и взрослее, он сохраняет детскую игривость и озорство. Это находит выражение в письмах к матери, в которых он часто требует карманных денег, своей «salaire», или просит дополнительных ассигнований:

«Милая Мама! У меня больше нет денег. Пожалуйста, вышли мне мое содержание. Любящий тебя Алексей».

Внизу Алексей рисует себя самого на коленях.

Часто письмо означает острую нужду в деньгах, в какую царевич попадает, проигравшись в карты:

«Моя дорогая душа, любимая, драгоценная Мама. У нас тепло. Содержание! Умоляю тебя!!!!!! Нечего есть!! Нет удачи и в «Naine Jaune»! Скоро продам свою одежду, книги и в конце умру с голоду. Целую Твою руку!!! Целую тебя многократно, храни тебя Бог! Алексей».

Письмо иллюстрировано гробом.

Затем слова благодарности:

«Очень, очень благодарен за письмо и десять рублей. Теперь богат!!»

Царица призывает государя к твердости и неуступчивости по отношению к тем, кто принуждает его к уступкам парламенту: «Ты должен оставаться сильным, мы должны передать baby сильное государство, ты видишь, что у него сильная воля, и для него не должно быть трудно, когда настанет время».

Иногда Алексей проявляет нежность к своей матери даже тогда, когда ему от нее ничего не надо: он вдруг посылает ей цветы, как только ему взбредает в голову. Находим в одном из писем: «Пишу тебе коротко, так как должен отдохнуть».

Жильяр сообщает о своем питомце царице: «…После четырнадцати дней вновь возобновил занятия с Алексеем Николаевичем, с весьма прискорбными результатами. Но затем он напрягся».

«Сегодня Алексей Николаевич надел фуражку бельгийского генерала, которая накрыла его до подбородка. После этого барон Рикель взял шапку Алексея Николаевича, которая прикрыла ему только макушку! Это была очень забавная сценка…»

«Идет дождь, и Алексей Николаевич меланхолично смотрит в окно».

«Алексей Николаевич играет в своей комнате конструктором, который привез ему из Англии один офицер; он строит мосты и подвесную проволочно-канатную дорогу для солдат, по пути в Царское Село».

«Вчера Алексей Николаевич вел себя так примерно, что все ему делали комплименты. При выходе из столовой он остановился у двери и захотел пропустить после Его Величества старейшего персидского принца. Тот был тронут этим и, поскольку говорил только по-персидски, дал жестом понять, что хочет чтобы Алексей Николаевич прошел первым. Тот отказался. Новые поклоны принца. Вновь отказ Алексея Николаевича. В конце концов принц взял его под руку и они вместе вошли в Белый Салон. На это действительно было забавно смотреть».

По этому поводу в дневнике царевича содержится лишь констатация факта: «Здесь был персидский принц».

Снова Жильяр: «Сегодня был жаркий и особенно удачный день. Алексей Николаевич в купальном костюме плавал с Его Величеством в реке. Он бегал в воде, катался по песку, прыгал, скакал и всех обрызгивал. Видеть это было истинное удовольствие. Когда Его Величество уехал, генерал Воейков снова организовал салки для детей, которые имели привычный успех. По утверждению генерала Рикеля, в жару он худеет. Алексей Николаевич, который не может в это поверить, с той поры ежедневно измеряет талию генерала! Но несмотря на все старания, Алексею Николаевичу не удается обхватить талию генерала, хотя тот втягивает живот изо всех сил. Чтобы соединились руки, не хватает еще приличного куска, сантиметров в двадцать, что успокаивает Алексея относительно состояния здоровья его друга».

Однако царевич относится к «своим» генералам не только как к большим товарищам по играм, но и как к друзьям. Когда он узнает, что сэр Джон Хенбери-Вилльямс потерял на английском фронте сына, он вечером стучится к нему в дверь и входит. Без приглашения садится рядом с ним со словами: «Папа считает, что сегодня Вам лучше не быть совсем одному».

Алексей также находит несколько товарищей-сверстников. Он встречает их по пути в церковь и просит представиться. С двумя мальчиками своего возраста он с той поры неразлучен, те же приводят с собой еще несколько своих друзей, и часто можно видеть, как они все вместе занимаются строевой подготовкой.

На свое двенадцатилетие, 30 июля 1916 года, Алексей получает столько писем, как еще никогда: в частности, от солдат его полков, которые на фронте, или от людей, которые видели его на военных смотрах, или выздоровевших раненых, которых он посещал в лазаретах. Так что в своем дневнике он в течение нескольких дней сообщает, сколько получил телеграмм и на сколько из них ответил:

«Пришла масса телеграмм. Кадеты подарили мне крендели. Послал им за это сапоги и балалайки».

«Подписал 13 телеграмм, написал 3 письма [вчера 19 телеграмм]».

Письма солдат, приходившие царевичу не только в его день рождения в июле, но и на именины в октябре, и, разумеется, на Рождество, и на Пасху, часто писались от всего полка:

«Императорское Высочество!

Мы, нижеподписавшиеся, находясь на военном фронте, от всего сердца передаем Вашему Императорскому Высочеству наши поздравления…»

Один генерал-майор телеграфирует:

«Вашему Императорскому Высочеству Наследнику Цесаревичу.

Всепреданнейшие гренадеры-кавалеристы передает Вашему Императорскому Высочеству сердечные поздравления к светлому дню воскресения и всей душой молятся за высочайшее и дражайшее здоровье своего верховного шефа и его боготворимых родителей.

Генерал-майор Дабич».

В другом письме содержатся пожелания преуспевания и силы в стихотворной форме. Все это отражает популярность, которую Алексей завоевал посещением фронта и лазаретов.

Все чаще дневник престолонаследника становится серьезнее и богаче по содержанию, хотя записи и остаются лаконичными. Он отмечает также, например, что читает «Записки ученика» и «Тараса Бульбу». Игривость постепенно уравновешивается серьезностью.

Между тем Алексей вновь ранится. Ему приходится снова принимать регулярные грязевые ванны и массаж. Это его очень утомляет, и Жильяр более не считает разумным продолжать занятия и в одном из писем рекомендует царице сделать перерыв, сам же отправляется в уже давно заслуженный отпуск.

Похоже, это не слишком сильно беспокоит Алексея, однако он отмечает в своих записях получение писем от Жильяра. Как можно видеть в первом из приведенных ниже писем Алексея матери, иногда ему изменяет стиль обращения с царицей. Александра Федоровна, видимо, незадолго до этого его посещала: (

«Моя дорогая Мама! 5 сентября 1916.

Без вас одиноко и грустно. Небо сегодня синее и 15 градусов на солнце. [Кошка] Кувака лежит на диване, а [собака] Джой ищет в ней блох, но при этом он ее сильно щекочет. Если Тебе понадобится Джой, чтобы он также и у тебя поискал блох, я его Тебе вышлю, но это стоит 1 рубль. У меня сейчас будет 2 или 3 часа занятий. Буду молиться за Тебя и сестер. Храни вас Бог! Ваш А[лексей] Романов».

«Моя милая, дорогая Мама, 8 сентября 1916.

Был в церкви. Папа, как обычно, в штабе. Вчера ездили по Быховерской улице к часовне. Только что закончился обед и отыграл японский гимн. Кошка лежит на диване и играет сама с собой. Время заканчивать, так как я должен отдохнуть. Храни Тебя Бог!

Ваш Алексей».

«10 сентября 1916. Моя милая душенька, Мама, Уже четвертый день ездим к часовне. Мы копаем там яму, чтобы найти реликвии с 1812 г. Копают: Папа, Жилик, Граббе, Нарышкин, Светличный, Нагорный, Деревенько и я. Игорь, Петрович и Сиг стоят и наблюдают. Нашли уже кусок ружья. На третий день Игорь был настолько потрясен, что поцеловал С. Петровича в щеку.

Храни Тебя Бог! Ваш Алексей».

«Сердечко Мамашка. 15 сентября 1916.

Сегодня удивительный день, хотя и холодно. Вчера катались по Днепру на лодке. Играли с Папа в жмурки. Вечером синематограф. Очень интересный фильм, в котором показан уход за ранеными, как их выносят с поля и распределяют по лазаретам. Потом показывали 2 кинокомедии. Пишет батюшка. Сейчас будет урок географии с П.В.П.

Храни Тебя Бог! Целую всех. Ваш А. Романов».

«30 сентября 1916. Моя голубка, моя золотая, милая Мама.

[…] Вчера снова были в кино. Грандиозные съемки с английского фронта, особенно атака! […] Показывали также хороший фильм о мартеновских печах, в которых плавят сталь. Это нечто ужасное!!!

[…] Квинтет велел Тебе кланяться. Целую Тебя и сестер. Храни Вас Бог! Любящий Тебя Алексей».

О двенадцатилетнем престолонаследнике в течение года, который он здесь с перерывами провел, генералы и адъютанты Ставки составили собственное мнение, и оно преимущественно положительное.

Если упомянутый придворный священник Щавельский ранее был категорично настроен по отношению к царевичу, то к последующим воспоминаниям подмешивается доброжелательное понимание особенной ситуации, в которой находится Алексей:

«Как известно, наследник страдал от гемофилии […]. Это оказывало воздействие и на его воспитание, и образование, так как его не могли не баловать, и в то же время, ему было запрещено многое из того, что позволено здоровому ребенку. В результате, с одной стороны, отставание в знаниях, а, с другой стороны, выход за границы дозволенного. В тринадцать лет, а это возраст гимназиста или кадета третьего класса, он еще не умел пользоваться математическими дробями. Также это было связано и с выбором учителей. Старый тайный советник Петров и два иностранца обучали его всему, кроме арифметики, а по последней уроки давал генерал Воейков!

Каким он мог быть педагогом?

Всю жизнь он имел дело с лошадьми, солдатами и т. д., но никак не с науками.

Федоров мне однажды сказал, будто это все потому, что гофмаршалы убедили государя, что так дешевле. Я чуть было не лишился чувств. При выборе учителей наследнику российского престола все определяет экономия и берут того, кто обходится дешевле. То же самое относится и к его личному сопровождающему. Деревенько, может, парень и неплохой, но для престолонаследника не совсем подходящий, и это соответствующим образом сказывается на его манерах».

В сообщении Щавельского следует перечень на то время известнейших выходок, которые совершил Алексей за столом в течение времени. Рассказывает очевидец:

«Летом 1916 г. Алексей Николаевич почти ежедневно проводил в городском саду возле дворца военные упражнения со своей «ротой», состоявшей из местных гимназистов его возраста. В общем, в этом принимало участие около 25 детей, среди них два еврея. В определенное время они строились в саду, и, как только появлялся наследник, приветствовали его по-военному и затем маршировали перед ним.

Письмо двенадцатилетнего Алексея к матери.

Киев, 1916 год

Еще он любил делать нечто другое, что демонстрировало не только его любовь ко всему военному, но и привязанность к своему отцу. Утром Алексей Николаевич, перед тем, как государь выходил к чаю, становился со своей винтовкой у входа в салон на пост, при появлении государя брал на караул и застывал в такой позе, пока царь не выпьет чай.

Господь наградил несчастного мальчика удивительными природными дарованиями: быстрой сообразительностью, общительностью, добрым и сочувствующим сердцем и особенно очаровывающей в царях простотой; внутренняя красота нашла свое соответствие во внешней. Алексей Николаевич также быстро схватывал суть серьезных разговоров — ив соответствующих ситуациях был даже находчив».

Флигель-адъютант Мордвинов видит Алексея таким:

«Прискорбная болезнь престолонаследника достаточно известна — внутренние кровотечения, вызванные ранениями, происходили все реже, так что А[лексей] Николаевич] после выздоровления негнущихся ног производит впечатление такого же здорового, как другие дети. Мне припоминается легкость его движений, когда он играл с другими местными детьми. Это был исключительно красивый мальчик, стройный, с тонкими чертами, задумчивый и изобретательный. Нельзя было в него не влюбиться, когда он шутки ради становился на пост перед комнатой государя, пока тот не выходил, или когда он демонстрировал ружейные приемы со своей игрушечной винтовкой — лучший унтер-офицер образцового полка Николая I не смог бы сделать это лучше и красивее.

Однако еще он обладал внутренним обаянием, «золотым сердцем», легко шел на контакт, всегда старался помочь другим — прежде всего тем, с кем обращались несправедливо. Как и у его родителей, в нем было много сочувствия и сострадания. Царевич был хотя и ленивым, но очень одаренным мальчиком — полагаю, он потому и был ленив, что был талантлив, быстро все схватывал и опережал свой возраст в творческих возможностях.

[…] Несмотря на свое добродушие и озорство, он подавал несомненные надежды на то, что когда-нибудь будет иметь твердый, самостоятельный характер. Уже с раннего детства он не хотел никому подчиняться и уступал — как и его отец — только в тех случаях, когда ему самому это казалось обоснованным. Подобно отцу и сестрам, он безмерно любил русские пейзажи и все русское. «С ним им будет труднее, чем со мной», — поговаривал о нем государь.

И действительно, Алексей Николаевич обещал стать не только хорошим, но даже выдающимся русским монархом».

На постороннего наблюдателя царевич в то время, похоже, производит хорошее впечатление. Иногда Ставку посещают корреспонденты русских газет, но также и заграничные, и прежде всего из союзнических стран. Так 1 октября 1916 года в парижском еженедельнике «L'illustration» появляется сообщение о буднях Генерального штаба, Ставки и об особом впечатлении, произведенном русским престолонаследником на корреспондента Сержа де Шассена. В иллюстрированной статье на всю страницу, в частности, говорится:

«Часами он [Алексей Николаевич] сосредоточенно погружен в изучение военных карт, утыканных маленькими флажками. Оловянных солдатиков, которыми он так любил прежде играть, и тех солдат, которые гибнут на войне, получают ранения или возвращаются украшенные крестами, уже разделяет непреодолимая пропасть. Великий князь ни о чем более не думает и ни о чем другом не говорит, как о войне. Генерал Брусилов теперь для него великий герой и великий пример; когда этот генерал после крупного успеха своего наступления в Галиции вернулся знаменитостью в Ставку, юный царевич на глазах у всех выбежал ему навстречу, чтобы его поздравить. i

Однако его симпатии распространяются и на простых солдат. […] Дообеденное время престолонаследник посвящает работе под руководством троих учителей, которые как педагоги символизируют Антанту: Петров, Жильяр и Гиббс. После обеда час беззаботного времяпрепровождения, занятия греблей и долгие пешие прогулки, в которых сын сопровождает царя.

В последнее время престолонаследник общается с двумя товарищами, кадетами, с которыми познакомился случайно, гуляя в саду. С тех пор три юноши неразлучны, и наши фотографии показывают лучше любого описания, как будущий правитель России играет со своими друзьями, которых выбрал сам без учета происхождения и положения, исключительно по личной симпатии. Естественно, и в их играх отражается война. Царевич владеет специальной военной лексикой как кадровый военный. Но наибольшее удовольствие доставляет ему муштровать своих кадетов или объяснять им положение на фронте».

А положение на фронте в это время, в середине 1916 года, для России действительно интересное и обнадеживающее. 4 июля упомянутый генерал Брусилов начинает на юго-западе России по ширине фронта в 250 км наступление против австрийцев. Его венчает решительный успех. Генерал может записать в свой актив территориальные приобретения в Галиции и Волыни и множество военнопленных. Английский король поздравляет царя в телеграмме с успехом и 300 000 пленных.

Через месяц, 8 августа, Брусилов с боями вступает в Буковину. В середине августа Россия уже может обещать Буковину Румынии, которая до этого момента колеблется в своем нейтралитете. После этого Румыния, хотя у власти находится монарх германской династии, 27 августа вступает в войну на стороне России. Через день ее примеру следует Италия: ее правительство, вначале выступавшее на австрийской стороне, ввиду поражения союзников в Галиции, поскорее переметнулось на сторону более сильной России. Однако эйфория в русском лагере длится недолго. Катастрофические поражения австрийцев беспокоят германских союзников и заставляют их зашевелиться. Конрад фон Хетцендорф просит у германского Генерального штаба помощи. Верховное командование германским Восточным фронтом берет на себя Пауль фон Гинденбург. И когда в сентябре Брусилов начинает новое наступление, то встречает ожесточенное сопротивление противника, усиленного германскими подразделениями.

Более того, сказалось и недостаточная оснащенность русской армии и плохое руководство генералами, которые бессмысленно бросили огромное количество русских солдат в румынские болота. Поражение следует за поражением. Немцы отвоевывают в Румынии один город за другим. Начало военного перелома сопровождается политическими маневрами: чтобы подорвать желание поляков воевать за русского царя, германский кайзер вместе с австрийским императором — незадолго до смерти последнего в ноябре 1916 года — обещают Польше независимость.

Когда в октябре 1916 года Брусилов начинает третье, рассчитанное на два месяца наступление, в нем уже отсутствует ударная сила. Деморализация, распространившаяся в войсках, парализует боевой дух. Этот процесс затрагивает и тыл.

Пацифистская агитация, которая велась пособниками немецких агентов не только в русских городах, но и в районах боевых действий, приходится как раз на тот момент, когда все устали от войны и не видят больше смысла в жертвах. В это время антиправительственная пропаганда попадает на благодатную почву — тем более что правительство теперь преимущественно Состоит из некомпетентных и коррумпированных ставленников Распутина.

Провокаторам не стоит особого труда перевести недовольство в волнения. Этому способствует также целенаправленно распространяемый слух о том, будто царица на самом деле немецкая шпионка, которая, будучи заодно с императором Вильгельмом, повинна в русских поражениях. Теперь отчаяние превращается в ненависть ко всему немецкому. Толпа громит немецкие конторы, разбивает витрины, вычеркиваются даже немецкие имена из программ культурных мероприятий.

С этими волнениями, вырастающими почти до масштаба гражданской войны и сопровождаемыми обоснованными призывами Думы к формированию компетентного, подотчетного ей кабинета министров, не может ничего поделать и министр внутренних дел Штюрмер. Этот протеже Распутина ко всем своим несчастьям еще и немецкого происхождения.

Царь заменяет его — на сей раз несмотря на все Распутиным сомнения и заклинания своей жены. Трепов компетентен, решителен и лоялен — а значит, удастся избежать вмешательства Распутина и подкупа. Тем самым Николай открыто признает, что «старец» означал для внутреннего положения страны вследствие своего протежирования и влияния на царицу. Трепов решается предложить Распутину крупное пожизненное содержание при условии, что тот раз и навсегда отойдет от политики и царицы и покинет Петербург. Распутин со смехом отклоняет предложение. Власть давно уже стала для него наркотиком, которого не купить за деньги, и его магнетизм — благодаря вере царицы в него — сильнее любых попыток предотвратить катастрофу.

Алексей далек от всего этого, и его оберегают от знания происходящего в тылу, в столице и других частях страны и, прежде всего, от подозрений относительно его матери. Едва ли кто, вероятно, передаст ему горькую шутку, ходящую в народе: «Русский наследник в отчаянии. Он не знает, что делать: «Если русские проигрывают, плачет папа. Если немцы проигрывают, плачет мама. Когда же мне плакать?». Но как долго еще не будет касаться престолонаследника происходящее вокруг?

В конце лета все три учителя Алексея — Петров, Жильяр и Гиббс — приезжают в Ставку. Когда возвращается Жильяр, Алексей приветствует его с такой сердечной радостью, что учитель еще более укрепляется во мнении, что пауза и короткая разлука пошла царевичу на пользу. Для Алексея Жильяр давно стал другом, и он рад, что тот снова с ним. Когда в Ставку на аудиенцию к царю приезжает министр иностранных дел Сазонов, Алексей спрашивает его, знает ли тот, что в этот день у Жильяра именины и поздравил ли он его.

Царица посылает в Ставку и учителя английского языка Чарльза Сиднея Гиббса, чтобы тот продолжил преподавание Алексею английского языка. Гиббс, по собственным высказываниям, находит царевича в гораздо лучшем психологическом состоянии, чем почти полгода назад, когда видел его последний раз, «более дружелюбным, общительным, счастливым».

Британца лишь беспокоит то, что учебная комната Алексея напоминает «великосветский салон», в который постоянно заходят люди, чтобы нанести наследнику визит или засвидетельствовать свое почтение.

Порой Гиббс, так же как и Жильяр, проводит уроки в присутствии царя, который в той же комнате сидит за своими бумагами после обеда. Однажды во время урока английского языка Алексей вдруг восклицает: «Когда будем возвращаться в Царское Село, я возьму это с собой!», показывая на полированный стеклянный шарик, свисающий с люстры. Тут же царь одергивает его непривычно резким тоном: «Алексей! Это нам не принадлежит!!!»

Как бы мало ни было иллюзий в Ставке относительно военно-тактических способностей царя, Гиббс тем не менее отмечает ту роль, которую играло присутствие Николая благодаря его авторитету и престижу, не говоря уже о том значении, какое имело общение царя вместе с маленьким престолонаследником с войсками для поднятия боевого духа.

По наблюдениям Гиббса, царь благодаря подкупающим качествам не уступает в популярности царевичу. Это, в частности, объясняется и его обращением с теми, кто ниже его по рангу. «При этом проявляется его поистине царская память, до которой и приблизительно не дотягивал никто из его детей, — вспоминает Гиббсу. — Часто случается, что офицера, который передает доклады из Ставки в губернаторский дом, вдруг приглашают к обеду. Тот робко и неуверенно переминается с ноги на ногу, не зная, что сказать. Входит царь и по обыкновению обходит своих гостей. Когда он подходит к новичку, то обращается к нему не просто по фамилии, но и по имени и отчеству и расспрашивает о его полку, причем вставляет такие детали, словно был в нем накануне, а не месяцы или даже годы назад».

Гиббс начинает занятия, как и раньше, в игровой форме, с разговоров на бытовые темы, прогулок и общих игр. Реакция престолонаследника положительная. Вскоре он пишет матери первое английское письмо:

«Му dear Маша, This is my first English letter to you. Today 1 took my cat into the garden but she was very timid and ran on to the balcony. She is now asleep on the sofa and Joy is under the table. With much love to you and my sisters, From Alexis», j («Моя дорогая Мама, это мое первое английское письмо к Тебе. Сегодня я выносил кошку в сад, но она очень оробела и забежала на балкон. Сейчас она спит на диване, а Джой под столом. Всего наилучшего Тебе и моим сестрам. Алексей».)

Однажды Алексей смог позвонить своей матери в Царское Село. После этого он записывает:

«Моя дорогая Мама. Ставка, 3 ноября 1916.

Я был очень счастлив разговаривать с Тобой и своими сестрами по телефону. Было плохо слышно, так как провода стальные, а не медные!

Как поживает Ольгина кошка?!

Подошло время моего жалования.

Пожалуйста ШИП!!! = 10!

Храни Тебя Бог. Твой капрал Алексей Романов».

Гиббс ведет с октября 1916 г. дневник — как бы глазами царевича, от первого лица — от имени Алексея:

«Четверг 13(26) октября. Утром занятия и выезд на автомобиле. Писал императрице. После обеда ездили в старую Ставку и играли в лесу в разбойников. Приехал домой и почувствовал себя не очень хорошо; поэтому врачи прописали в 6.30 в кровать. Весь вечер чувствовал себя скверно, болел желудок. Ч.С.Г. читал, но очень трудно было внимательно слушать.

Суббота 15(28) октября. Оставался до полудня в кровати. Писал императрице. Обедал со всеми вместе в столовой. После обеда гулял с доктором Деревенко и Ч.С.Г. в саду, потом играл с солдатами, и П. В. П[ет-ров] читал мне вслух до ужина. Лег рано.

Вторник 18(31) октября. Нет занятий, так как в половине первого отправляется поезд. [Алексей едет с царем в Царское Село.] Дал ему [врачу] золотые часы с цепочкой в подарок. В поезде играл с императором в «Naine Jaune», с генералом Воейковым, П. Ж(илья-ром) и Ч.С.Г. на столе собирали геометрические головоломки, Ч.С.Г. читал вслух.

Четверг 3(16) ноября. Оставался весь день в постели из-за опухшей правой ноги. Перед ужином урок русского. Складывал геометрические игры-головоломки».

Алексей объясняет свое состояние в тот день в своем дневнике:

«Остался в кровати, так как слегка растянул мышцу на правой ноге. Слушал, как мне читали Жилик и СИГ.

4 ноября. Боль в ноге стихает, потом возвращается. Ночью спал плохо, проснулся поздно. До полудня боли. После обеда стихли. Играл в карты и кораблики.

5 ноября. Со вчерашнего дня болей нет. Пока остаюсь в кровати. Игра в карты, французский, английский.

6 ноября. Со вчерашнего дня трудно засыпать. Больше не болит. Хотя лежание в кровати надоело, не хочется слишком рано вставать и шевелиться. Лучше пока что поберечься. День прошел, как вчера. На дворе великолепная погода. Жаль, что не могу этим воспользоваться. Солнце вижу, только когда оно садится на крышу дома напротив.

7 ноября. […] Дал губернатору сто рублей на табак солдатам. […]

8 ноября. Спал хорошо. Проснулся рано. Чувствую себя хорошо. Начал работать. Написал маме письмо длиннее, чем прежде. Доктор С. П. обещал разрешить мне завтра встать. Днем П. В. Щетров] читал мне рассказ Писемского «Питерец». СИГ [Гиббс] тоже читал. Вечером работал с Жильяром. Играл в «Naine Jaune». Погода была плохая. Немного растаяло, но еще много снега. Получил письмо от Васи Агаева».

Для сравнения тот же день, 8 ноября, в заметках Гиббса, которые, как упоминалось, велись от имени Алексея:

«Вторник 8(21) ноября. Чувствую себя намного лучше. Спал хорошо и был в хорошем настроении, но до завтра еще не могу вставать… После завтрака в рабочей комнате императора меня выносили вместе с кроватью и всем, пока комната проветривалась. При этом ко мне наведывались великий князь Николай [Николаевич] и Петр [Николаевич]».

Алексей на следующий день:

«9(22) ноября. Наконец могу встать. Поднялся рано и пил вместе со всеми (ячменное) кофе. […] Со всеми обедал. Узнал о смерти императора Франца Иосифа. […] Ел борщ по рецепту кого-то из охраны. Уже в половине девятого в постель, СИГ читал вслух. Папа приказал дать бедной учительнице денег (300 рублей)». Далее сообщает Гиббс:

«Четверг, 17(30) ноября. После обеда автомобильная поездка на авиавыставку с семью аэропланами. После этого играл в лесу в разбойников с П. Ж[илья-ром] и Ч. С. Г[иббсом]. Занятия английским 5–6, ненадолго приехала императрица. […] Очень весело, настроение хорошее.

Вторник 22 ноября (5 декабря). В шесть кино. Смотрел две новые серии «Тайной руки»».

Здесь Гиббс пропускает эпизод, случившийся 26 ноября и произведший впечатление на царевича, как он утверждает в собственном дневнике:

«После чая с Папа и Мама поехал в Петроград. Были в Народном доме на празднике георгиевскйх кавалеров. Их было 20000!»

Дальше Гиббс:

«Вторник 29 ноября (12 декабря). Занятия до обеда, как обычно: математика 9-10, история 11–12, английский 12-1, выезд в парк 10–11. Холодно, никого по дороге. После стола отдых, потом игры в парке: 3–5. 5–6 английский урок чтения. Ужин в 6, после этого, поскольку довольно холодно, играл кирпичами, вместо гуляния. Внизу 8–9, кровать в 9.

Суббота 3(16) декабря. Русский 9-10, после него ездили в Екатерининский парк до 11. Сопровождал императрицу на две операции в госпиталь. Английский 5–6. После ужина заходил к доктору Деревенко и играл с Колей до 8 ч.».

Возвращение в Могилев.

«Вторник 6(19) декабря. Обед со всеми. 75 человек. […]

Четверг 8(21) декабря. Получил от генерала французскую солдатскую медаль. […]

Суббота 17(30) декабря. Ездили в город покупать подарки, осмотрели «Отель де Франс»».

В этот день в Петрограде был убит Распутин. Алексей, которому тот, по сути, обязан своим возвышением, ничего об этом не знает и беспечно записывает напротив этого, уже описанного Гиббсом дня:

«17 декабря. День прошел совершенно обычно. После прогулки ездили с Голым и Жиликом в магазин и купили: счетную машинку, солонку и зажигалку. После еды играл в прятки, учился, ходил к Сакускису. Лег рано».

Царь, оповещенный об убийстве Распутина телеграммой царицы, видимо, вздохнул с облегчением. Как бы там ни было — во всяком случае он избавлен от дилеммы: нажима со стороны тех, кто требует удалить Распутина из своего окружения, и упорства царицы, настаивающей на том, чтобы он остался. Как сообщает Жильяр, царь, который ему однажды в том доверился, терпел Распутина главным образом потому, что не хотел разрушать надежды царицы. Ибо вера Александры в Распутина и его «Богом данную» власть спасать жизнь Алексея была несокрушимой.

Однако Николай уступает настоятельной просьбе Александры немедленно приехать, понимая, какой для нее удар — потеря «друга».

Напротив, Алексей не имеет ни малейшего понятия о причине столь внезапного отъезда в Царское Село на следующий день. Он пишет в своем дневнике:

«18 декабря. В 10 ч 1/4 с Папа ходили в церковь. Обедали со всеми. В 3 ч. 40 мин. поехали с Папа на вокзал. Гулял, потом в 4 ч. 30 мин. поезд поехал в Царское Село. Играли в «Naine Jaune» и читали историю крестоносцев».

В своей полной неосведомленности Алексей не только не догадывается об убийстве Распутина, но и о том, что никогда больше не увидит Могилева и полюбившейся Ставки.

 

Начало конца

Распутин мертв. Это Алексей узнает по прибытии в Царское Село. Его мать в трауре. Кажется, эта новость трогает наследника меньше, чем других членов семьи. Ни слова в его дневнике; Жильяр не приводит никаких высказываний, которые могли бы разъяснить его реакцию. Алексей совершенно не представляет того значения, которое он, царевич, имел для возвышения Распутина и роковых последствий этого. Также не знает он ничего о том, что в последнее время разыгрывается в Петербурге.

Убийство Распутина вызывает ожесточенные дебаты в Думе, собравшейся в ноябре. Причем неприкрытую критику в адрес правительства высказывают представители различных политических лагерей, включая партию кадетов. Общая тема: требование ответственного правительства. Одна фракция даже призывает к организации демонстраций в случае невыполнения этого требования, желая придать ему больший вес: «Тогда мы выведем людей на улицы!».

Также слышатся едва прикрытые обвинения царицы в том, что своим вмешательством в политические дела она ответственна за царивший хаос. И чьим советам следовала она при осуществлении своей кадровой политики? «Темные силы» — это осторожный намек на одно имя: Распутин.

Консервативный депутат Думы, Пуришкевич, уже давно намеревался с корнем вырвать зло, которое, по его мнению, угрожало здоровой структуре государства, династии и тем самым дальнейшему существованию монархии. Он ожидал результатов беседы сестры Александры, Елизаветы, которая приехала, чтобы открыть царице глаза и тем самым положить конец беззастенчивым манипуляциям Распутина. Но Александра непоколебимо держалась за свой образ Распутина. И среди родственников царя возник заговор: удалить царицу, а царя вынудить отречься в пользу царевича с Михаилом в качестве регента (до совершеннолетия Алексея). Но до этого дело не дошло.

Причем ясно: нет средства избавить царицу и Россию от власти этого мужика. После заседания Думы, где пустили по рядам телеграмму Распутина, в которой тот предлагал нового министра юстиции («Явился мне во сне Бог и подсказал мне имя…»), чаша терпения переполняется. Пуришкевич, князь Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович (любимый дядя Алексея) вступают в сговор с целью совершения убийства. Распутина приглашают во дворец Юсупова и отравляют подсыпанным в сладости и мадеру цианистым калием и, когда он после этого не умирает, застреливают; и, наконец, топят в одном из рукавов Невы. Как показывает вскрытие трупа, найденного спустя три дня, смерть наступает только в результате утопления.

Царица распоряжается похоронить Распутина на краю парка в Царском Селе. Алексей и его старшая сестра Ольга на похоронах не присутствуют. Прежде чем гроб в зимнюю ночь опускают в землю, Александра кладет Распутину на грудь цветы и икону. Между тем жители столицы зажигают свечи перед иконой св. Дмитрия, святого — заступника Дмитрия Павловича; они молятся, чтобы его помиловали за содеянное. Население страны единодушно: Россия избавлена от зла. Люди танцуют на улицах и поют гимн.

Царь знает мотивы убийц, но должен их наказать, по меньшей мере символично. Юсупова лишают имений в Южной России, Дмитрия Павловича переводят на Персидский фронт; Пуришкевич пользуется неприкосновенностью депутата Думы — тем более что давно уже в дороге со своим санитарным поездом.

Теперь речь идет о том, чтобы отстранить царицу от дальнейшего влияния на царя и добиться от него согласия на узаконенное расширение компетенции парламента в принятии решений.

Сначала с Николаем встречается председатель парламента. Он предупреждает царя о революционных настроениях, опасно усилившихся из-за продовольственного кризиса. Плохое военное положение и то обстоятельство, что война все еще продолжается, до предела истощает терпение населения. Из-за ненавистного мужика правящий дом не может больше рассчитывать на прежнюю любовь. Единственный выход — уступить требованию Думы о создании подотчетного ей правительства.

После председателя парламента царя посещает британский посол, сэр Джордж Бьюкенен. «Если царь сохранит своих теперешних советников, — резюмирует он по окончании встречи, — боюсь, революция неизбежна».

Убедить царя пытается и французский посол, Палеолог. Состояние царя нашло отражение в его записках: «Кажется, царь страдает симптомами нервного заболевания; […] царица консультируется со знахарем Бадмаевым, изобретательнейшим знатоком монгольской ведьмовской «кухни». Этот шарлатан скоро находит подходящую смесь для высочайшего пациента: это эликсир из тибетских трав. […] Всякий раз, когда царь употреблял это лекарство, его симптомы исчезали и появлялось состояние общего хорошего самочувствия и даже эйфории. Судя по действию, речь, должно быть, идет о смеси белены и гашиша».

Последний доброжелательный посетитель царя — его дядя, зять и друг молодости, «Сандро» — великий князь Александр Михайлович. Он просит о личной встрече с царицей. Наконец Александра его принимает, холодно, лежа на канапе. И, несмотря на просьбу Сандро, принимает его в присутствии царя. Сандро спокойно, но с твердой убежденностью, объясняет царице, почему сейчас ей настоятельно необходимо отказаться от попыток повлиять на принятие царем решений и отойти от политики: пришло время корректировки политического курса в сторону уступок требованиям парламента.

Александра протестует: царь ответственен лишь перед Богом — несмотря на конституцию 1905 года. А о революционных настроениях императрица и слышать ничего не хочет: народ стоит за корону, упорствует она. К неудовольствию Сандро, Николай молча стоит в стороне, Нервно разглаживая складки кителя и выкуривая одну папиросу за другой. Только когда беседа становится эмоциональной и слишком громкой, Николай выпроваживает своего друга из комнаты. Сандро покидает дворец, удрученный тем, что Николай, похоже, смирился со своей судьбой.

Алексей в это время (конец 1916 года) болеет. Начинаешься с расстройства желудка, затем добавляются боли в ушах и насморк, и, наконец, корь. Между единичными уроками царевич играет электрической железной дорогой.

Гиббс записывает в дневнике за Алексея: «Воскресенье, 25 декабря (7 января) [1917 г.] В И ч. в церкви. Обед внизу. После обеда на елке в Манеже, помогал распределять подарки. […]

Вторник, 10(23) января. Занятия утром, как обычно. После обеда гулял в парке. Первый урок по естествознанию В.Н.Д. [доктора Деревенко]

Четверг, 26 января (8 февраля). Не особенно хорошо себя чувствую. Почти весь день я пролежал. Слушал из «Робинзона Крузо». Чувствовал себя очень больным и не смог ужинать. […]

Вторник, 31 января (13 февраля). Весь день я был очень болен и почти не мог есть; никакого интереса ни к чему другому. Под воздействием морфия боли несколько стихли, но весь день сонливость».

22 февраля (7 марта) Алексей должен попрощаться с отцом; Николай снова уезжает в Ставку — «прочь от отравленной атмосферы столицы», как он замечает в беседе с Жильяром. Накануне царь хотел отправиться в Думу, чтобы, вняв настоятельным предупреждениям, объявить о назначении ответственного перед парламентом правительства. Однако в последний момент он звонит Председателю Совета Министров Горемыкину поздно вечером, чтобы сообщить: «Я изменил решение. Утром уезжаю». Оказались ли упорные уговоры царицы не уступать «ради baby» более убедительными, чем драматическая картина реальности, которую Николай никак не хотел видеть?

Алексею, заразившему корью также своих сестер и фрейлину Анну Вырубову, успевает в последний момент передать с больничной койки в поезд прощальное письмо к отцу.

Гиббс записывает за Алексея:

«Суббота, 25 февраля (10 марта) [1917 г]. Большую часть дня я лежал спокойно в затемненной комнате и слушал Ч. С. Г[иббса], который читал вслух русские сказки.

Воскресенье, 26 февраля (11 марта). День прошел, как предыдущий. Я провел его с другими больными».

Все по-прежнему только для Алексея. Он не понимает ничего из того, что происходит в это время в столице. А уже на следующий день после отъезда царя в Ставку в Петрограде начинают забастовку 100000 рабочих. Столица переполнена революционерами. Повсюду развеваются красные знамена, слышатся крики: «Хлеба!», «Мира!», «Конец войне!».

События разворачиваются стремительно. Из окон дворца многого не увидишь, а до Царского Села доходят лишь слухи. Наконец, во дворец звонит министр внутренних дел Протопопов:

«В Петрограде поднялась буря. Восстание. Все больше казаков переходит на сторону революционеров. Завтра все решится. Надеюсь, перевес будет на нашей стороне. Я распорядился, чтобы полиция заняла позиции на чердаках».

Камердинер Волков передает новость царице. Ее реакция: «Исключено, это никак невозможно. Тут, видимо, ошибка».

«Ваше Величество, это сообщает министр внутренних дел!»

«Я этому не верю. Казаки никогда против нас не выступят».

Вскоре раздается звонок от Протопопова: «Сообщите Их Величеству, я надеюсь, что мы сможем продержаться».

Реакция царицы: «Естественно, так оно и будет».

Николаю она телеграфирует:

«Это всего лишь действия провокаторов. Ничего особенного. Все будет взято под контроль».

Спустя день звонок от секретаря министра:

«Сообщите Их Величеству, что открыты несколько тюрем и освобождены заключенные. Горит арсенал и ряд других зданий».

Волков докладывает царице.

«Чтo же делать? недоумевает Александра. — Подумать только, как это далеко зашло».

Теперь и она проявляет некоторую озабоченность.

Это последний звонок из Министерства внутренних дел. После этого сам секретарь кабинета министров является во дворец. Он сообщает, что в огне другие здания, тюрьмы и дворец правосудия.

Это последнее сообщение из столицы. Жизнь замерла. Царя нет, и целый день о нем никаких известий.

Гиббс пишет:

«Четверг, 2(15) марта. Пациенту лучше, уже может играть. Мастерит дома из конструктора. Читаем вслух. День прошел, как обычно. Всех беспокоит исход событий. Никаких поездов на Петроград с сегодняшнего утра. Сплю в собственной комнате».

В этот день русская царская династия разваливается как карточный домик. Царь, серьезно встревоженный сообщениями председателя Думы Родзянко о происходящем в столице, отправляется из Могилева в Царское Село. Чтобы не блокировать пути, по которому идут поезда с продовольствием и обеспечением на фронт, царь выбирает объезд. Однако этот разъезд занят восставшими. Поэтому стрелки перед царским поездом переводят на Псков.

Там Николая уже ожидают плохие новости. Чтобы спасти положение, телеграфирует Родзянко, необходим немедленный указ о назначения нового правительства. Не успевает царь выразить свою готовность уступить требованиям, как приходит новая депеша: «Слишком поздно. Теперь успокоить положение может только отречение в пользу царевича с великим князем Михаилом в качестве регента». Николай спрашивает мнение командующих участками фронта. Результат ошеломляющий: они полностью согласны с требованиями столичных политиков. Разумеется, от царя скрывают телеграммы, в которых его умоляли не уступать требованиям об отречении.

В поезде, остановленном в Пскове, наспех набрасывается проект документа. Он гласит, что царь отрекается в пользу своего сына Алексея Николаевича. Однако после беседы с сопровождавшим его врачом Федоровым, Николай приходит к другому выводу. А Федоров напоминает царю о том, что в таком случае престолонаследника едва ли оставят с отцом и, кроме того, весьма спорно, сможет ли он ввиду своей болезни достичь возраста, необходимого для самостоятельного правления.

Николай изменяет редакцию документа:

«Ставка

Начальнику Генерального штаба В дни великой борьбы против внешнего врага, уже почти три года стремящегося поработить нашу Отчизну, Богу было угодно послать России новое тяжкое испытание. Начавшееся народное восстание грозит привести к роковым последствиям для дальнейшего ведения беспощадной войны. Судьба России, честь нашей героической армии, благополучие народа и само будущее нашей дорогой отчизны требуют, чтобы эта война была любой ценой доведена до победного конца. Лютый враг на пределе сил и близок тот час, когда наша доблестная армия вместе с нашими славными, союзниками окончательно сокрушит неприятеля.

В эти решающие для жизни России дни Мы почитаем долгом совести облегчить Нашему народу теснейшее сплочение и концентрацию всех его сил ради скорейшей победы. Поэтому Мы, в согласии с Государственной Думой, сочли за лучшее отказаться от венца Российской державы и низложить с себя верховную власть. Поскольку Мы не хотим разлучаться с Нашим любимым сыном, Мы передаем наследственное право Нашему брату, Великому Князю Михаилу Александровичу, которого благословляем на вступление на престол Российского государства. Мы даем брату Нашему наказ править в полном и несокрушимом единстве с народными представителями в законодательных органах и принести нерушимую клятву лежащим в основе этих органов принципам. Во имя горячо любимой Родины Мы призываем всех верных сынов Отечества исполнить свой священный долг и оказать послушание царю в этот тяжкий момент национального испытания и помочь ему вместе с народными представителями вывести Российскую державу на путь победы, благополучия и славы.

Да поможет Господь Бог России!

Псков, 2(15) марта 1917 г., 15 ч. 5 мин,

Николай.

Министр Императорского двора генерал-адъютант Фредерикс».

Царь спокойно проходит по зеленому салону-вагону к иконе, снимает фуражку и тихо молвит: «На то воля Божья. Мне давно следовало так сделать». Депутаты Думы, прибывшие, чтобы склонить царя к отречению, поставлены перед свершившимся фактом. Николай вручает им уже подписанный документ об отречении во второй редакции — предполагавшей передачу короны брату. Более того, он предусмотрительно смещает указанное в манифесте время назад, чтобы опровергнуть любые подозрения в нажиме со стороны депутатов. Когда те покидают поезд, Николай записывает в своем дневнике: «Вокруг лишь трусость, ложь и измена».

В качестве единственного условия царь выговаривает гарантии безопасности для себя и своей семьи и свободный проезд в летнюю резиденцию в Ливадии, куда он, видимо, намеревается удалиться на покой.

После этого Николай снова отправляется в Ставку, чтобы попрощаться с начальником Генерального штаба, генералами и военными. Он составляет последнее обращение к армии, призывая ее повиноваться новому правительству и исполнять свой патриотический долг перед Россией.

Прощание получается трогательным. Однако Временное правительство не оглашает приказа о смещении Николая с должности Верховного главнокомандующего, чтобы не вызывать сентиментальных чувств по отношению к бывшему царю. Наконец в Могилев приезжает царица-мать. Для нее этот шаг сына большой удар. Позднее в недоумении покачивают головами и другие члены императорской семьи: почему царь не уступил первоначальным требованиям, почему отрекся?

В Царском Селе семья не получает никаких известий от царя. Телефонная связь прервана. Система парового отопления отключена, помещения не обогреваются. Время от времени слышны перестрелки. На вопрос Алексея, что происходит, неизменная отговорка: «Маневры».

Наконец 3(16) марта, на следующий день после подписания отречения в Пскове, к царице приезжает дядя царя, великий князь Павел Александрович, и ставит ее в известность об отречении и от имени Алексея в пользу брата царя, великого князя Михаила Александровича. Сообщает и о том, что великий князь отказался принять корону. Это конец династии Романовых.

От неожиданности Александра лишается чувств. Это недоступно ее пониманию. В глубине души она еще цепляется за нереальную надежду, полагая, что все это неправда или неокончательно. Идут дни. Однажды дворцу даже угрожает штурм. Однако комендант дворца быстро организует такую сильную оборону, что нападающие ретируются при виде защитников.

Наконец, приходит известие, что на следующий день приедет царь. До этого момента Александра с удивительной выдержкой скрывает свои чувства. Теперь же речь идет о том, чтобы подготовить дочерей и Алексея к новой ситуации. С дочерьми Александра беседует сама; тяжелую задачу — передать печальную новость престолонаследнику — царица поручает Жильяру. Последний находит выздоравливающего Алексея в его комнате.

Швейцарец начинает с сообщения о предстоящем возвращении царя, добавив: «…и он больше никогда не поедет в Могилев».

«Но почему?»

«Потому что Ваш Папа больше не хочет быть Верховным главнокомандующим».

У Алексея озадаченный вид. Никогда больше — в Могилев?!

После короткой паузы Жильяр продолжает:

«И Ваш батюшка также больше не сможет быть царем».

Алексей совершенно растерян: «Как? Почему?»

«Потому что очень устал и в последнее время у него большие трудности».

«Ах, да! — кажется, Алексей что-то припоминает. — Мама говорила, что его поезд остановили, когда он хотел сюда приехать. Но Папа ведь снова будет царем позднее, не так ли?»

Теперь Жильяр вынужден объяснить, что царь отрекся в пользу «дяди Миши» и что тот, со своей стороны, также отрекся.

«Но кто же тогда будет царем?» — в полном недоумении вопрошает Алексей.

«Не знаю. Сейчас никто».

При этих словах Алексей краснеет и до предела смущается. На какой-то миг задумавшись, он спрашивает:

«Но если больше нет царя, кто же тогда будет править Россией?».

Жильяр очень удивлен, что Алексей ни словом не обмолвливается о том, что он законный наследник.

Был наследником. Ибо теперь Алексей понимает: он больше не царевич.

 

Под домашним арестом

Звонок из Петрограда доктору Боткину в Царское Село. Кто-то из Временного правительства хочет знать, жив ли царевич. Боткин отвечает утвердительно. К чему такой вопрос? Ходит слух, будто Алексей убит.

В эти дни Гиббс делает новые записи как бы от лица Алексея, в полудреме проводящего дни на постельном режиме:

«Суббота 4(17) марта. Лучше, но еще не в очень хорошем состоянии. Ничего не знает о происходящем, но думает, что все по-старому. Мастерили шары и макеты домов; день про шел в частых посещениях императрицы и членов семьи.

Воскресенье 5(18) марта. Пациент не особенно хорош. В учебной комнате, так как нет воды и игровая комната не отапливается, а там трубы с горячей водой.

Вторник 7(20) марта. Пациенту лучше, но глаза и уши болят. Утро провел спокойно. Обед с сестрами, проспал большую часть времени, ужин наверху. После еды мастерил макеты домов, играл в домино».

Кроме необычного шума, который Алексею объясняют ссылкой на маневры, похоже, престолонаследник не понимает ничего из того, что происходит вне стен дворца. Только когда приходит оториноларинголог, чтобы его осмотреть, Алеша удивляется, почему в сопровождении солдат. На человеке в форме шапка, которая кажется маленькому пациенту необычной — по его мнению, она не является частью ни одной традиционной формы. Впрочем, в действительности это пехотинец армии нового режима. Хотя Временное правительство и буржуазное, но оно коалиционное и объединяет умеренное крыло бывших депутатов Думы с крайне левыми депутатами рабочих и солдатских советов и ему присущ дух тон революции, которая его породила. Алеша ничего этого не знает — он лишь внимательно рассматривает головной убор, который еще никогда не видел: не форменная фуражка, не шапка.

Новый звонок из Петрограда. Родзянко рекомендует бывшей государыне уезжать, так как повстанцы могут напасть на Царское Село. Александра наотрез отказывается, ссылаясь на болезнь детей. Хотя можно понять ее презрение к ненавистному председателю Думы, несшему в глазах царицы ответственность за драматические события, все же цена представляется слишком высокой. «Si la maison brnie. il faut sort i г les enfaats» («Если дом горит, надо уносить детей») — были последние слова Родзянко перед тем, как он повесил трубку.

И Николай передает Александре, чтобы та ехала с детьми навстречу ему в Гатчину (20 км юго-западнее столицы). Так что Жильяр начинает упаковывать Алешины вещи. Однако вскоре приходит доктор Деревенко. Он докладывает, что железнодорожное сообщение со столицей прервано, а ехать царской семье в любом случае надо было по этому маршруту.

Новость следует за новостью с головокружительной быстротой. Во дворце появляется Корнилов, командующий Петербургским военным округом. По поручению Временного правительства он объявляет царице, что ввиду отречения царя не только бывший монарх, но и императорская семья рассматриваются как находящиеся под арестом. Временное правительство берет на себя заботу об их безопасности.

Таким образом, царскую семью больше не защищают. но охраняют. Старые стражники заменен])! новыми. которые подчиняются назначенным новым правительством командирам. Под домашним арестом вместе с Александрой и детьми теоретически находится также вся дворцовая прислуга. Кто хочет, может остаться, объявляет Корнилов, но тогда разделит участь семьи. Начинается такое повальное бегство персонала, что Корнилов — лояльный анархист — едва слышно бормочет: «Лакеи…»

Остаются немногие — среди них также гофмаршал, граф Бенкендорф, — самые преданные слуги. К их числу принадлежат также фрейлины и подруги Александры, Вырубова и Ден, — первая, впрочем, как и три из четырех сестер Алексея, больна. Остаются почти все личные камеристки и горничные царской семьи, а также врачи Боткин и Деревенко. Воспитатель Жильяр не колеблется ни секунды. Свое решение он комментирует в записках: «Я делил с этой семьей счастливые дни — как мог я их теперь оставить!» В принципе и Гиббс намерен и далее исполнять свои функции учителя английского языка, но он сначала отправляется в Петроград, и последовавшим событиям суждено было воспрепятствовать его возвращению в Царское Село.

К девяти часам вечера новое печальное известие: поднимает мятеж гарнизон Царского Села. Революционные веяния из столицы проникают и сюда. Стрельба на улицах. Ходит больше слухов, чем информации. Поговаривают, будто из Петрограда в Царское Село направляется отряд солдат, чтобы арестовать «немку и ее сына». Александра узнает об этом, когда обходя своих больных детей, сидит у дочерей. Жильяр вспоминает:

«Мы подошли и увидели, как генерал Рессан занимал с двумя ротами позиции перед дворцом. Я заметил также двух матросов гвардейского экипажа и конвоиров. Была усилена охрана вокруг парка. Она была приведена в боеготовность.

В этот момент мы узнали по телефону, что восставшие движутся в нашем направлении и только что был убит часовой в 500 м от дворца. Выстрелы доносились уже с более близкого расстояния и стычка с защитниками дворца казалась неизбежной».

Вот когда проявляется сила характера Александры и ее самообладание. Речь идет о жизни ее детей. Она решила выйти к солдатам с Марией — единственной из дочерей, остававшейся здоровой, чтобы укрепить боевой дух защитников и заодно просить их сохранять спокойствие. Гофмаршал, граф Бенкендорф, незамедлительно требует себе 1500 человек и получает их. Во дворце все напряженно ожидают, чем все закончится. Однако незадолго до того, как дело доходит до опасного противостояния, нападающие после короткой словесной перепалки оценив силы защитников, отступают.

Алексею, лежащему в кровати, по счастью, не довелось пережить этих жутких минут, равно как и узнать о том, что в эти дни на другом конце дворцового парка революционно настроенные солдаты вырывают из земли гроб Распутина, оттаскивают его в сторону и сжигают на обочине дороги, ведущей на Петроград.

Утром 9(22) марта наконец возвращается Николай. По прибытии на вокзал в Царское Село словно сквозь землю проваливаются трое из его четырех адъютантов: Мордвинов, Лейхтенберг и Нарышкин. Только князь Василий Долгоруков остается с бывшим царем и садится вместе с ним в ожидавший автомобиль.

Мир, оставленный здесь чуть более двух недель назад, Николай обнаруживает совершенно изменившимся. Впечатления, возникающие по дороге в царскосельский дворец, которые остаются скрытыми от Алексея, он описывает в своем дневнике:

«9 марта. Четверг. В Царское Село прибыл без опоздания в 11: 30. Но, Боже мой, какие перемены! На улице и вокруг дворца, в парке повсюду часовые, и даже в вестибюле, ну, ее знаю, этакие молодчик!».

Когда до Алексея доносится знакомый шум мотора, он прислушивается. Не иначе как папа. Подруга Александры, Лили Деи, как раз дежурит у его кровати и держит его руку. Она хочет удалиться. Но Алексей не отпускает: «Пожалуйста, не уходи. Побудь, пока он там».

«Пошел сразу наверх и нашел Аликс и любимых детей невредимыми, — продолжает Николай описание того дня в своем дневнике. — Она выглядела очень спокойной и совершенно не поникшей, но все дети лежали в кроватях в затемненных комнатах. Всем было уже лучше, кроме Марии, которая заболела корью как раз накануне. Обедали и ужинали в детской комнате Алексея. Видел доброго Бенкендорфа. С Васей Долгоруковым ходил на прогулку и работал с ним в саду, так как запрещено уходить дальше!».

Свобода передвижения семьи ощутимо ограничена — на них наложен домашний арест в буквальном смысле. Лишь дважды в день ненадолго членам семьи разрешается покидать дворец, им отведен небольшой кусочек парка перед домом, — так постановил комендант дворца. При этом царская семья отдана на милость дежурных солдат, караулящих выход в парк

Царит произвол. Поведение солдат меняется в зависимости от места формирования полка и личных симпатий. Некоторые в прежние времена сильнее, чем другие, испытали воздействие (и пали жертвой) пропаганды революционеров. Как Николай, так и Алексей часто вздыхают с облегчением, когда заступают на посты солдаты именно тех определенных полков, которые известны непоколебимой верностью низвергнутому монарху даже если приходится исполнять возложенные на них новой властью обязанности. По меньшей мере, в подобных случаях царской семье не приходится выслушивать унизительных придирок.

То хладнокровие, с которым бывший правитель России относится к своему новому положению, вызывает всеобщее удивление. Не говоря уже о вошедшей в поговорку дисциплине, Николай находит силы дружественно встречать всех своих стражей, которые попадаются ему на глаза и которые следуют за ним и членами его семьи по пятам, здороваться с ними и подчас завязывать беседу — что, впрочем, в большинстве случаев вскоре пресекается дежурным комиссаром. Николаю совершенно ясно, что солдат настроили против старого режима и что они присягнули покорно исполнять приказы нового правительства.

Придирки — как Николай высказывается в одной из бесед с Жильяром, — указывают, в частности, на то, что умеренное крыло Временного правительства идет на уступки левым экстремистам и власть постепенно выскальзывает у них из рук. И царской семье предстоит это вскоре почувствовать на себе. Помимо понимания ситуации, невозмутимость Николая обусловлена еще и религиозностью и граничащим с апатией разочарованием, в последнее время усилившимся.

Но что огорчает свергнутого монарха и Верховного главнокомандующего, так это состояние солдат, их расхлябанный вид и соответствующее ему поведение: а ведь армия — его любовь и гордость! И ее развал причиняет Николаю величайшие муки. С тревогой и волнением следит он за новостями с фронта.

С горечью бывший царь вынужден констатировать, что Временное правительство не в состоянии даже в столице установить порядок и вместо этого лишь способствует тому, что его дальнейшая потеря становилась все заметнее. Ликвидированы все прежние правоохранительные структуры, а вместе с политическими заключенными из тюрем на свободу вышли и уголовники. Повсеместно воровство и грабежи. И некому воспрепятствовать. Продержится ли Временное правительство до назначенных выборов в Учредительное собрание? Оно должно было, между прочим, вынести решение о судьбе короны: быть ли Михаилу конституционным монархом. В противном случае — конец династии Романовых.

Александра замкнута и горделива. После стресса прошедших дней и недель ее здоровье пошатнулось, волосы поседели, сердце ожесточилось. Сестры Алексея чувствуют себя подавленно (сообразно своим темпераментам), однако, подобно родителям, демонстрируют благородную отрешенность перед лицом новой ситуации. Все находят утешение в семейном единстве, сплоченности и взаимном расположении.

Алексей, который вскоре по приезде отца принимает первую ванну после долгого перерыва и начинает выходить из комнаты, теперь постепенно осознает ситуацию, в которой оказался со своей семьей. Но когда впервые становится свидетелем того, как обращаются с его отцом, то испытывает потрясение. Жильяр приводит пример:

«Куда бы мы ни пошли, нас везде окружают вооруженные солдаты под началом офицера — не отстают ни на шаг, словно они конвоиры, а мы заключенные. Предписания меняются ежедневно — не иначе, офицеры постоянно истолковывают их по своему усмотрению! Сегодня во второй половине дня, когда мы возвращались во дворец, дежурный часовой остановил царя окриком: «Сюда вам нельзя!» Офицер уладил ситуацию. Кровь ударила в лицо Алексею, когда он увидел, как какой-то солдат останавливает его отца».

Но удивление царевича еще больше, когда ему открывается другое лицо его многолетнего опекуна, матроса Деревенько. Анна Вырубова передает сценку, которую наблюдала:

«Я как раз проходила мимо комнаты Алеши, дверь которой была приоткрыта. И мне открылся следующий вид: в кресле вальяжно развалился матрос Деревенько, многие годы ходивший за царевичем. Вся семья всегда относилась к нему любезно и щедро одаривала. Видимо, одержимый революционной манией, он теперь демонстрировал «благодарность» всем: бесстыдно орал на мальчика, которого до этого любил и окружал заботой, приказывал ему принести то и это и исполнять любые службы, какие только его ограниченный умишко мог выдумать. Отупело и, очевидно, едва осознавая, метался мальчик по комнате, пытаясь повиноваться. Это было невыносимо. Я закрыла лицо руками и поспешила прочь от этого зрелища».

Вскоре Деревенько уволился со службы — или был освобожден от нее. Однако другой матрос, Нагорный, остался при Алексее, сохраняя прежние симпатии и заботливость. Поскольку в это время Алексей почти не вел дневник — а когда и открывал его, то только для лаконичных заметок без указания на ощущения или чувства, которые вызывал новый быт с его ограничениями и унижениями — переживания, подобные упомянутым, не находят отражения.

Произвол некоторых солдат распространяется даже на тех, кто не является членами царской семьи. Так врачу Алексея, Деревенко, делают грубый выговор, так как он, по мнению конвоиров, недостаточно быстро идет; одергивают также Жильяра, когда тот заговаривает с великими княжнами по-французски. Отныне солдаты бесцеремонно расхаживают по всему дворцу, так что членам семьи приходится замыкать свои личные апартаменты. Однажды сразу за порогом комнаты Алеши Жильяр столкнулся с солдатами. На его вопрос, что они здесь ищут, те объясняют, что хотят «видеть царевича» — как его называют и революционные солдаты. Жильяр указывает на то, что Алеша лежит в постели и его нельзя беспокоить. Тогда они требуют царя; Жильяр уверяет, что тот не у себя. К его удивлению, молодые люди удовлетворяются его объяснениями и удаляются. Однако со временем таких безобидных охранников становится все меньше.

Между тем Гиббс вновь и вновь пытается вернуться к своему ученику. Однако охрана в Царском Селе его не пропускает. Тогда он обращается за содействием к британскому послу. Тот делает представление Временному правительству. Однако его ходатайство отклонено — свое вето наложили пять министров. На время Гиббс сдается.

Именно Жильяр, невзирая на изменившиеся обстоятельства, первым затрагивает вопрос о продолжении образования Алексея. Он растолковывает родителям, что занятия необходимо продолжить, даже несмотря, на отсутствие учителей. В конце концов найдено следующее решение: Николай будет преподавать историю и географию, Александра религию, баронесса Буксгевден английский язык и русскую литературу, госпожа Шнейдер математику, Боткин русский язык и правописание и Жильяр французский язык. Через несколько дней Николай уже приветствует Жильяра «cher collegue».

Так было продолжено обучение Алексея. И царевич умеет, несмотря на то обстоятельство, что педагогика не является специальностью вызвавшихся в учителя друзей семьи, оценить их готовность помочь. В конце каждого занятия он вежливо благодарит тех, кто провел с ним урок. Однажды вечером он устраивает вечеринку и приглашает на нее также врачей, верного адъютанта Долгорукова, а также гофмаршала Бенкендорфа. На ней он демонстрирует фильм проектором, который ему однажды подарила французская фирма «Патэ». Для каждого гостя у Алексея приготовлен небольшой подарок. Поскольку его комната — кроме нее — в его распоряжении еще только спальня — не в состоянии вместить многих, в тот же вечер, в девять тридцать, он устраивает второй сеанс для всей прислуги.

В мае, по-видимому, для тренировки, Алеша пишет сочинение. Герой выдуманной им истории пес, который своему хозяину — школьнику — спасает жизнь, когда тот отправляется ловить в реке раков и падает с крутого обрыва в воду. Еще Алеша посвящает своей сестре (Татьяне, которая, как и он, держит пса, рифмованный стишок о собаке на английском языке. Очевидно, в ту нору спаниель Джой был его лучшим другом.

Кого Алеше в тот момент больше всего недостает, — так это любимого товарища по играм, Коли. Едва поправившись, он пишет ему открытку, но пройдет еще какое-то время, прежде чем он снова сможет его увидеть. Письма получать он пока что мог. Никому — даже родственникам — не позволено посещать царскую семью; частные телефонные линии прерваны. Письма хотя и вскрываются, но переписку еще можно вести и она, вместе с газетами, которые Николай еще получает, является для всех обитателей дворца единственным контактом с внешним миром.

Возможность сохранить связь с друзьями утешает с Алешу. Впрочем, он часто получает письма от людей, совершенно ему незнакомых — солдат, видевших его однажды во время инспекции или посещения лазарета, или от тех, кто узнал о судьбе царской семьи и хотел выразить им свои симпатии. 21 марта (3 апреля) 1917 года приезжает Александр Керенский, министр юстиции Временного правительства. Бенкендорф вспоминает позднее: «Он приехал со свитой из пятнадцати офицеров. Вошел через кухонную дверь, собрал караульных и произнес перед ними ультрареволюционную речь. Присутствовавшей при этом прислуге он объявил, что им теперь платит народ и поэтому они больше не являются слугами своих старых господ; тон был крайне провокационным, поведение нервным; в синей рубашке и сапогах, он внешне напоминал рабочего в воскресенье. Он не ходил, а бегал по комнатам, громко разговаривал и объявлял, что хочет видеть «Николая».

Николай собирает всю семью в одной из личных комнат, где и принимает Керенского. Как тот впоследствии утверждает в своих воспоминаниях, Алексей пристально его рассматривал все время. После встречи царевич рассказывает Жильяру: «Он всем совал руку со словами: «Я Верховный прокурор Александр Керенский» Первым делом Керенский обращается к Александре: «Королева Англии интересуется самочувствием бывшей царицы». При этих словах Александра краснеет. Впервые она слышит такое обращение. Алексей тоже смутился. Но его мать быстро берет себя в руки и отвечает, что чувствует себя хорошо, только сердце иногда пошаливает.

Позднее выясняется, что король Георг Английский, узнав о отречении и аресте царя, прислал своему кузену Николаю телеграмму, которую вместо адресата доставили Временному правительству. После краткого вступления Керенский отводит Николая в соседнюю комнату, при этом заставляя низложенного царя следовать за ним. Среди первых фраз Керенского сообщение: «Я только что упразднил смертную казнь — несмотря на большое сопротивление. Вас хотели перевести в Петропавловскую крепость».

В последовавшей беседе, длящейся всего несколько минут, речь идет о возможном выезде. Николай выражает желание, чтобы ему предоставили возможность Удалиться с семьей в Ливадию. Керенский объявляет, что из соображений безопасности это невозможно; реальнее отъезд царской семьи к родственникам в Англию, поэтому советует Николаю подготовиться на этот случай. Последний записывает по этому поводу в своем дневнике: «23 марта. Просмотрел свои книги и другие вещи, которые хотел бы взять с собой, если придется ехать в Англию».

В завершение Керенский спрашивает об Анне Вырубовой. Та в своей комнате сжигает личные бумаги. Керенский приказывает ей, несмотря на болезнь, идти с ним. Ее доставляют прямо в Петропавловскую крепость. Вырубову сопровождает Лили Ден, чтобы поддерживать при ходьбе. Лили на следующий день отпускают, однако возвращение в Царское Село остается для нее заказанным. Потеря лучших подруг тяжело сказывается на Александре. В Петрограде собираются подготовить основания для предъявления обвинения бывшей царице — а возможно, и бывшему царю.

Поэтому Керенский вскоре вновь появляется, чтобы расспросить Александру о ее влиянии на принятие политических решений в последние месяцы царского режима. Она всегда все обсуждала с Николаем, поскольку между ними никогда не было никаких тайн, объясняет Александра. Алексей сообщает потом Жильяру: «Керенский сегодня допрашивал Мама». Министр юстиции изолирует Александру примерно на неделю от остальной семьи — «чтобы избежать уговоров до окончания следствия». Керенский лавирует: одни его действия явно обусловлены необходимостью успокоить радикалов во Временном правительстве, другие гуманны, например, назначение цивилизованного коменданта дворца по имени Кобылинский.

Когда солдаты восхищаются элегантным автомобилем Керенского, находящийся поблизости Алексей слышит это. «Почему это его авто? Это авто Папа с его шофером», — проясняет он ситуацию.

Алеша никогда не жалуется, да и в его дневнике, не найти ничего подобного. В этом ему примером отец. Однако в Благовещение, праздник, царь все же дает волю чувствам: «25 марта. Благовещение. Провели этот; праздник в невероятной обстановке — под арестом в собственном доме и без малейшей возможности общения с Мама или нашими родственниками!» Незадолго до этого до него дошло письмо его сестры Ксении, которая после многочисленных попыток увидеться с братом, уехала с семьей в семейную резиденцию в Крым.; Царскую семью она больше никогда не увидит.

На Пасху царской семье дозволено посетить дворцовую церковь. Придворный священник, Васильев, якобы болен, и заменен другим попом. Когда пастырь доходит в литургии до того места, где по традиции про-износятся молитвы за всех членов царской семьи, что после перехода власти к Временному правительству запрещено, он замолкает. В завершение он, как обычно, подает всем членам семьи крест для поцелуя. Когда подходит очередь Алексея, поп незаметно целует его в лоб. В конце Николай хочет лично его поблагодарить и поинтересоваться самочувствием Васильева — но путь ему преграждают солдаты.

Николай пытается как-то скрасить будни: он использует каждое мгновение «выходов» в парк для физической деятельности. Вскоре к нему присоединяется Алексей. Пока лежит снег, отец и сын расчищают дорожки; позднее колют дрова. С приходом тепла царская семья разбивает грядку. В этом помогает прислуга — иногда даже караульные солдаты. По вечерам Николай вслух читает своим детям из французской, английской и русской литературы. Больше всего Алеше нравится слушать английские детективные истории. Иногда играют в карты. Алексей играет в «Naine Jaune», его мать предпочитает «безик». Когда в газетах, попадающих во дворец, есть сводки с фронта, Николай читает их вместе с сыном. При этом он не перестает сокрушаться о развале армии; она, зараженная революционной пропагандой, кажется, совершенно теряет боевой дух.

Относительно спокойный день не исключает придирок на следующий — все зависит от настроения солдат. Некоторым из них нравится смотреть, как Николай падает — для этого они тыкают штыками в колеса его велосипеда. Один случай очень огорчает Алешу. Он играет в парке со своим игрушечным ружьем, которое еще Николай получил от своего отца. Один солдат решает отобрать его. Жильяр объясняет, что это всего лишь безобидная детская игрушка. Безрезультатно. Алексей безутешен. Когда об этом узнает офицер, он приходит извиниться — но по новому уставу, наделяющему солдат правом голоса, офицеры обязаны подчиняться воле солдат. Вскоре после этого по распоряжению коменданта Алеша получает свою винтовку обратно, в разобранном виде, по деталям: в конце концов ею снова можно играть, впрочем, больше он не решается выносить ее из комнаты.

Отъезд в Англию затягивается. Выясняется, что король Георг V, кузен Николая и Александры, вначале выразивший Временному правительству готовность принять в Англии царскую семью, взял свое приглашение обратно. Как писал в своем письме британскому министру иностранных дел секретарь Георга V Стамфордем, король якобы из-за протестов населения счел вынужденным «еще раз обдумать» столь серьезный шаг. Стамфордем отмечает этот факт в меморандуме от 28 марта 1917 года.

«Видел премьер-министра на Даунинг-стрит, 10, и попытался передать ему твердое убеждение короля, что император и императрица России не могут приехать в эту страну, и необходимо информировать правительство г-на Милюкова, что со времени согласия на этот приезд […] общественное мнение так сильно реагирует ма эту новость, что правительство Ее Величества вынуждено взять обратно свое приглашение […].

Премьер-министр также полагает, что Южная Франция была бы наилучшим местом для Их Императорских Величеств. Так как при этом присутствовал французский военный министр Пенлеве, мы попросили его присоединиться к обсуждению этой темы. И он высказал мнение, что против приезда семьи не было бы никаких возражений, никто не имеет ничего против царя — скорее против царицы (Николай многие годы является союзником Франции), но он подчеркнул, что Англия все-таки монархия, и Его Величество родственник Их Императорских Величеств. […]

Премьер-министр встречается завтра с г-ном Рибо и делится с ним этими соображениями в надежде на то, что французское правительство предложит русскому императору и императрице убежище на своей территории…».

Куда девались «узы дружбы», в которых так часто клялись друг другу русский и английский монархи? В последний раз это было по случаю перехода престола к королю Георгу в 1910 году, который на просьбу царя: «1 beg you dearest Georgie to continue our old friendship and to show my country the same interest as your father did…» 14.05.1910 года ответил: «Yes, dearest Nicky, I hope we shall always continue our old friendship to dne another, you know change and I have always been fond of you».

И где союз с Францией, зримым символом которого является Александровский мост, подаренный некогда царем Александром III Парижу? Где союз, скрепленный поддержкой, ведь Франция была России обязана за «чудо на Марне» и спасение столицы?

И где родственные узы с домами Дании, Норвегии, Испании, Греции и Португалии?

Керенский предлагает царской семье отправить детей в Крым к царице-матери, Марии Федоровне: это было бы их спасением. Однако дети отказались разлучаться с родителями — и те, видимо, не стали настаивать на отъезде. Однако вскоре Керенский оказался под столь сильным нажимом революционного крыла; что ни о чем подобном даже не могло быть больше и речи.

Но события стремительно убыстряют свой бег. В апреле в Россию приезжает Владимир Ильич, называемый Лениным. До этого момента революционер находился в эмиграции. Его возвращение становится возможным благодаря Февральской революции, открывшей не только ворота политических тюрем, но и дорогу домой политическим эмигрантам. Германское правительство организовывает проезд Ленина по своей (вражеской) территории в специально сформированном «экстерриториальном» поезде (в так называемом «пломбированном вагоне»). Еще с 1915 года, когда конца войны с Россией не видно даже в самой далекой перспективе, оно начинает финансировать Ленина и других революционеров, будучи заинтересованным в ослаблении позиций русского правительства. Теперь речь идет о его свержении.

Внутренний крах мог также подорвать боеготовность войск на фронте. К тому же Ленин заявляет о готовности заключить с Германией сепаратный мир, который царь всегда отклонял, помня о своем союзническом долге. Для Ленина финансовая поддержка необходима для наращивания революционного движения в России, куда относилось и распространение революционной печати. При взятии власти Временным правительством он послал из Цюриха революционному крылу, Советам рабочих и солдатских депутатов, следующую телеграмму: «Наша тактика должна быть: никакого сотрудничества и выражать недоверие».

Когда британская секретная служба информирует русского министра иностранных дел о том, что Ленин и его единомышленники едут в Россию в забронированном германским правительством поезде с целью свержения Временного правительства, тот благодушно отвечает: «Когда станет известно, благодаря чьей поддержке приехал Ленин, он больше не будет: представлять угрозы».

С прибытием Ленина пропаганда за продолжение революции получает новое подкрепление. Она отлично организована и направлена на оказание влияния на солдат и беднейшие слои населения. В пламенных речах большевистских агитаторов начинает звучать тема классовой борьбы, ранее не звучавшая даже во время восстания с социально-политическими требованиями. Поскольку Временное правительство так и не смогло улучшить положение народа в целом, революционная пропаганда попадает на благодатную почву и ее тезисы становятся все более радикальными.

В мае уходит в отставку премьер-министр Гучков. Его место занимает Керенский. Он празднует свое назначение приемами и банкетами в Большом дворце в Царском Селе, куда приезжает на царских автомобилях. В довершение он устраивает резиденцию своего правительства в Зимнем дворце.

При этом в правительстве практически не остается больше умеренных членов. О свободном выезде царской семьи теперь нечего и думать. 19.07(1.08). 1917 (ода Николай помечает в своем дневнике: «Три года с тех пор, как Германия объявила нам войну! Куда поведет Бог Россию — да спасет Он ее…»

Придворный врач Боткин во время следующего визита Керенского во дворец вновь просит у него разрешения для царской семьи уехать в Ливадию. Напрасно! Ситуация, дескать, в стране неконтролируемая. И в этом Керенский прав. 30.07.(12 августа) 1917 года Алексею тринадцать лет. Его отец записывает о том дне:

«30 июля. Нашему любимому Алексею сегодня тринадцать лет. Пусть Господь дарует ему в эти тяжелые времена хорошее здоровье, терпение и силы телесные и душевные!»

Александра велит внести во дворец икону Божьей матери для небольшого богослужения. Все подносят скромные подарки. Приходят Алеше и письма — от знакомых и незнакомых. Большинство написано детским почерком:

«Примите, обожаемый Алексей Николаевич, мои теплейшие поздравления и сердечнейшие пожелания. Мои друзья и я смастерили пару кораблей и просим Ваше Высочество их принять. Целую Ваши драгоценные руки. Сережа».

Кораблей царевич так никогда и не увидел. Другое письмо осмотрительнее:

«Господин цензор, мы очень Вас просим передать это письмо адресату.

Июль 1917. Дорогой Алексей Николаевич.

Русские дети, которые Вас никогда не видели, но которые Вас никогда не забудут, поздравляют Вас с Вашим днем рождения. Они любят Вас и были сегодня пр поводу Вашего дня рождения в церкви. Обращаться к Вам по-другому и называть свои имена мы не можем».

День рождения проходит во всеобщем умилении. С)но сопровождается меланхолической сентиментальностью: только что стало известно, что царскую семью и всех, кто готов ее сопровождать, намечено перевезти в другое место. Куда, хранится в тайне. Керенский лишь сообщает гофмейстеру, что не мешало бы взять с собой теплые вещи. Неужто в Сибирь?

Только позднее выясняется, что, несмотря на строгую конфиденциальность отъезда царской семьи, чтобы предотвратить проявления лояльности или нападения со стороны революционно настроенных сил — в правительство Керенского пришли многочисленные прошения: в них податели предлагали себя в качестве сопровождающих царевича. «Даже если это будет стоить мне жизни и приведет меня на эшафот, я готов умереть за него, если я ему до тех пор смогу быть полезным и в случае его болезни смогу облегчить его состояние. Я готов разделить его судьбу». О подобных мужественных выражениях преданности Алексей никогда не узнает.

Алеша один из немногих, кто почти не ощущает боли расставания. Его быт стал однообразен, и перспективы перемен пробуждают его жизненные силы. У него столько задора, что, купаясь в летнюю жару в парковом пруду, он затягивает в воду свою старшую сестру Ольгу в одежде.

Другие уже утирают слезы прощания. Николай по-прежнему невозмутим, каким его привыкли видеть, Еще раз он идет со своими детьми в огород, который; они вместе разбивали, и распоряжается, чтобы плоды их труда достались оставшимся — прежде всего тем, кто помогал ухаживать за грядками. Под руку с Александрой царь еще раз проходит по всем покоям дворца, в котором оба прожили более двадцати лет. После ужина царская семья готова.

Внезапно появляется Керенский и сообщает Николаю, что приезжает его брат, Михаил, чтобы попрощаться. Гофмейстер Бенкендорф вспоминает сцену:

«Свидание длилось всего десять минут. Обоих братьев настолько перехлестывают чувства и в то же время им так неловко оттого, что встреча происходит на чужих глазах, что они едва находят слова. У великого князя появляются слезы и позднее он признается мне, что даже не заметил, здоровым ли выглядит император или нет. В последний раз Николай и Михаил виделись».

Свидание прерывает Керенский: «Мне жаль, господа, но больше нет времени». Керенский же и отказывает великому князю в просьбе повидаться с детьми. Однако Алексей увидел из-за двери, что кто-то пришел. «Там дядя Миша?» — радостно спрашивает он. Но поздороваться с ним ему не довелось…

Домочадцы и несколько верных спутников ожидают весь вечер в вестибюле со своим багажом. Отъезд в полночь. Но часы бьют двенадцать, а ничего не происходит. Несколько раз ложная тревога — и снова ничего. Алеша устает и хочет спать. Мучительное ожидание длится до пяти утра. Где-то между пятью и шестью подают автомобиль. От ворот дворцового парка кортеж сопровождает конный конвой. Из соображений конфиденциальности локомотив прицепляют в последнюю минуту. С ними едут два комиссара Временного правительства. 46 человек сопровождают царскую семью в качестве свиты. Охранников — около двухсот. Поезд замаскирован японскими флагами под санитарный (организации Красного Креста), окна закрашены — и забелены. Никто не должен увидеть лиц членов царской семьи.

Когда поезд трогается с перрона в сторону Петрограда, на часах шесть часов десять минут и алый рассвет в последний раз освещает утреннюю столицу для царской семьи.

 

Сибирь

«Если бы я хоть раз мог отсюда вырваться, хотя бы единственный раз!» — все чаще в последнее время произносил Алексей, глядя из окна на часовых у ворот дворцового парка. Разве из-за них не чувствовал он себя пойманной птицей в золотой клетке? Однажды вырваться — и вот теперь он едет туда, на просторы России, прочь от монотонности прошедших месяцев, утомленный, но с любопытством ожидающий новых впечатлений.

Его родители, отныне бывшие царь и царица, молча предаются размышлениям. Серая картина маленькой, но тесной человеческой толпы на вокзале все более расплывается и наконец полностью исчезает.

Несмотря на перенос времени отъезда с вечера на ранее утро и все попытки сохранить тайну, на маленьком вокзале Царского Села собираются многочисленные провожающие. Терпеливо выстояв половину ночи, они молча ждут.

Когда замечают царскую семью, никто не позволяет себе ни звука, ни жеста приветствия. Вскоре после посадки в окне вагона показываются лица царской семьи. Николай, Александра слева от него, а Алексей справа, позади Татьяна и другие девочки — они молча смотрят на собравшихся в другом конце перрона. Николай еще раз сходит на платформу. Там молодой полковник, дежуривший в тот день в охране в Царском Селе, опускается перед Николаем на колени. «Ступайте, не то у Вас еще будут неприятности, — быстро шепчет Николай, легонько поцеловав юного офицера и нежно оттолкнув от себя. — И служите России так, как Вы служили мне».

Когда поезд медленно трогается, собравшиеся на безмолвное прощание люди снимают головные уборы.

Алексей впервые едет в обычном поезде. Этот состав принадлежит Обществу Восточно-Китайской железной дороги (в это время в России паровозные общества — частные предприятия) и относительно комфортабелен. Собственно говоря, это два маленьких поезда — одного для такого количества пассажиров и багажа не хватило бы. Если бывший царь берет с собой совсем немного, то для Александры упаковывают все, что только дорого ей и другим членам семьи: от личных фотоальбомов, икон и драгоценностей на сумму в один миллион рублей до граммофона, ламп и ковров; кое-что Александра велит дослать позднее. Алеша не забывает и свой проекционный аппарат.

Членам царской семьи великодушно выделены отдельные купе в вагоне. К числу их ближайших сопровождающих принадлежат князь Долгоруков; генерал Татищев, который никогда не служил при дворе, заявил о своей готовности последовать за царем в ссылку вместо пожилого гофмейстера Бенкендорфа; доктор Боткин; Жильяр; придворная преподавательница Шнейдер; камеристки Демидова, Теглева и Эрцберг и слуги Чемодуров и Волков. И, само собой разумеется, Нагорный, который ни секунды не колеблется в том, оставлять ли ему своего подопечного или нет.

На остановках надо зашторивать окна. Вскоре Алексей уже рад, что время от времени поезд останавливается в чистом поле, где он, как и другие члены семьи, могут прогуляться с собаками — каждый раз в совершенно новой обстановке. При этом за ними присматривают охранники из караульной службы. Они принадлежат, как с облегчением отмечает Николай в своем дневнике, — к полку, сохранившему верность низвергнутым монархам. Один раз кто-то из них даже посылает Александре цветы, сорванные по пути. Завтракает, обедает и ужинает Алеша в обществе своей матери, которая не выходит из купе. Целыми днями ничего интересного, о чем можно было бы написать, как показывает его дневник:

«На вокзалах окна должны быть зашторены, чтобы никто нас не увидел. В восемь часов ужинал с Мама в ее купе, а на следующий день обедал. В половине девятого с толпой солдат ходили к реке Сильве гулять. Играли в карты».

Однажды Алеша внезапно прерывает карточную игру со словами, брошенными в полушутку: «Хватит, мы и так уже не убежим из этой тюрьмы!»

Сразу за Уралом, где начинается Западная Сибирь и где открываются необъятные просторы, пассажиры покидают Транссибирскую железнодорожную магистраль. Дальше путешествие продолжается на пароходе. Он называется «Русь» — древнее название России в первых столетиях ее государственности. Два дня корабль ползет по Туре, затем по Тоболу, пока 6(19) августа 1917 года не достигает своей цели — вблизи от места слияния Тобола и Иртыша, у города Тобольска.

Тобольск — старый русский торговый городок с населением всего 20000 человек. Возвышаясь на холме над северным берегом реки, он увенчан грандиозным ансамблем старинного кремля. У его подножия на перекрестке внушительное здание, еще совсем недавно принадлежавшее губернатору. Здесь и предполагается разместить царскую семью. Улица называется Свободная, и верующим членам царской семьи не кажется случайным такой выбор улицы. Комнаты членам семьи готовят на верхнем этаже.

В этом доме поселяется только сама семья и ее слуги; другие члены придворного штата, а также доктор Боткин и Жильяр расквартированы в доме напротив, некогда принадлежавшем зажиточному купцу Корнилову.

Надзор за находящейся под домашним арестом царской семьей и командование караульной командой осуществляет тот генерал Кобылинский, которому она уже вверялась в Царском Селе. Однако вскоре ему приходится согласовывать свои действия с тобольскими комиссарами, которые в прежние годы были сосланы за революционную деятельность в Сибирь и поэтому чувствовали совсем мало симпатии к свергнутому царю. Они, вероятно забыли, что раньше ссыльные — к которым более десяти лет принадлежал и Ленин — могли свободно передвигаться вне дома, что было запрещено царской семье.

На удивление, никто не сомневается в конституционной законности статуса царской семьи как заключенных. Все-таки царь не провинился ни в каких незаконных действиях; он по доброй воле отрекся и за это оговорил себе свободу передвижения и безопасность для себя и своей семьи. Пока у власти Временное правительство во главе с Керенским и пока за ним сохраняется право выносить решения по всем вопросам, касающимся царской семьи (как-то: разрешение получать почту или посылки, принимать врачей и посетителей), по меньшей мере, гарантирована их личная неприкосновенность и не доходит до эксцессов.

Причина тому вовсе не в личном отношении Керенского к царской семье: школьный товарищ Ленина и революционер (хотя и умеренный), он выставляет себя врагом царизма. Скорее всего, дело в его профессиональной осторожности юриста и его взглядах на будущее развитие ситуации в России, где все еще теоретически открыт путь к буржуазной демократии. Керенский несет ответственность за безопасность царской семьи и перед заграницей. Царь заключил для России союз и обещал не заключать никакого сепаратного мира с Германией. Теперь и Керенский ради финансовой поддержки дает союзническим Англии и Франции слово, что при его правительстве Россия не выйдет из войны.

Поэтому первое время, пока распоряжается личный уполномоченный Керенского, Кобылинский, условия жизни относительно терпимы и приемлемы. Дом комфортабелен — хотя и не приспособлен для такого множества жильцов, отчего не только тесно, но возникают и санитарные проблемы. Однажды Алеша напрасно ждет, пока его позовут в ванную комнату: одна из фрейлин выплескивает последнюю воду.

Царской семье позволено выходить в маленький сад, размерам которого Алеша не перестает удивляться. В конце стоит сарай со свинарником. По случаю прибытия пленников вокруг дома возведен безобразный деревянный забор. Все же среди населения вскоре пошла молва, кто скрывается за стенами, и оно открыто демонстрирует свои симпатии заключенным.

Жители Тобольска, крестьяне, купцы и торговцы, настроены дружественно к старому режиму — по-другому, чем в индустриальных городах Урала. Революционный дух еще почти не проник в Тобольск, пропаганду подобного рода встречают здесь в штыки.

Любопытные сходятся к губернаторскому дому, чтобы хоть мельком увидеть одного из членов царской семьи. Крестятся и случайные прохожие, а иногда перед домом можно увидеть стоящих или коленопреклоненных плачущих старух, пока тех не прогоняет охрана. В дом приносят разные продукты, например, яйца, вино, а также подарки — по крайней мере, в первые месяцы. И позднее, когда режим стал жестче, из монастыря ухитрялись тайно переправлять в губернаторский дом сахар и многое другое.

В первое время царской семье разрешается посещать близлежащую церковь, но не на общее богослужение, а лишь для них одних проводимую ранним утром службу. Когда Николай преодолевает короткий путь к церкви через парк, встречные прохожие падают на колени.

День начинается для всех с общей молитвы. Занятия у Алексея с утра. Перед обедом, который подают лишь к трем часам пополудни и за которым к царской семье присоединяются Жильяр и доктор Боткин, Николай с сыном ходит по маленькому саду на свежем воздухе в поисках какого-нибудь занятия. С самого начала он попросил у коменданта пилу и разрешение заниматься в саду физическим трудом. Царь сооружает в саду навес, под которым можно сидеть и в хорошую погоду наслаждаться солнцем.

Дневной чай уже в четыре часа: дни здесь короче, зима начинается раньше и длится дольше, чем в других местах. Затем Алексей стоит у окна и наблюдает с любопытством, порой даже с тоской и унынием за жизнью внизу, на площади.

По вечерам, как и в Царском Селе, Николай читает детям вслух или все играют в карты. Спать Алеша отправляется в девять часов, другие в одиннадцать. Редко бывает что записать в дневник — так мало о чем можно сообщить, очередной день точь-в-точь как другие. Алеша скучает по своему другу и товарищу по играм, Коле. В своем дневнике он лаконично отмечает: «Весь день прошел, как вчера — так же скучно».

Кажется, в доме арестантов время застыло. Во внешнем мире, напротив, события развиваются безостановочно. С опозданием новости доходят — через газеты — и к Николаю. В сентябре он с ужасом читает, что генерал Корнилов арестован якобы за попытку мятежа.

После сорвавшегося наступления на фронте, о котором заблаговременно узнал Ленин и предупредил своих германских агентов, большевики использовали пораженческие настроения столичного населения для попытки революции. Керенский вызвал с фронта Корнилова с элитарными казачьими полками. Однако в последний момент заколебался, испугавшись за собственную власть: Корнилов угрожает создать для изгнания большевистских заговорщиков военное правительство. После чего Керенский, не долго думая, объявляет его изменником и арестовывает. Тем самым спасает — ненадолго, как потом выяснится — свою власть, но в итоге отдает столицу в руки революционеров.

Для Алексея, который еще не понимает смысла этих событий, важна только радостная новость: наконец-то к ним приезжает врач Деревенко с сыном Николаем — Колей. Прошло, впрочем, три недели, прежде чем солдатский совет решает предоставить мальчику разрешение увидеться со своим арестованным другом.

Между тем и Гиббс упорно добивается возможности вернуться к своему ученику. На следующий день после отъезда царской семьи из Царского Села ему удается получить пропуск в Александровский дворец. Но царской семьи там уже нет. Тогда он пакует вещи, что были оставлены им в свое время здесь, и отправляется в дорогу на Тобольск. Однако едва он садится на поезд, как железнодорожники объявляют забастовку, которая длится месяц. Лишь в октябре Гиббс добирается последним пароходом из Тюмени в Тобольск, до того как семимесячная зима делает сибирские реки несудоходными.

Когда он, наконец, пробивается к губернаторскому дому, его останавливает местный командир охраны Панкратов. Необходимо вначале согласовать вопрос о доступе к царской семье с солдатами — теперь так заведено, объясняет Панкратов ошеломленному британцу. Не остается ничего другого, как ждать два дня — ровно столько понадобилось солдатскому Совету для вынесения решения. Гиббсу разрешили. Ему отводится комната в доме Корнилова. Гиббс последний, кто присоединяется к царской семье. Баронессе Буксгевден и камеристке Александры Цанотти, которые обошли массу инстанций, прежде чем получить разрешение на поездку, и преодолели все трудности пути, чтобы последовать за царской семьей, отказано.

Александру Гиббс находит заметно изменившейся, поседевшей, измученной. Она сидит возле Алексея, когда входит британец. Какая для всех неожиданность вновь увидеть его после семи месяцев! В заключении любой визит вдвойне приятен.

Даже Гиббс замечает отсутствие в свите некоторых лиц, которых считал преданнейшими слугами короны: графа Граббе, генерал-майора Рессена и других. Царь, который еще обедает со свитой в столовой на первом этаже, сразу же после обеда поднимается наверх.

Гиббс: «Сначала он несколько сдержан — тогда я понимаю: именно Англия нанесла ему в последний момент жесточайший удар». Взятие назад приглашения короля Георга, должно быть, замалчивалось Временным правительством, но Николай, похоже, все же узнал о нем. «Нападки и злоупотребления революционных вождей в России он должен был принять на себя, это он понимал, — продолжает Гиббс свой рассказ, — но такой удар от Англии, по отношению к которой он себя так лояльно вел, и от своего кузена Георга — это было хуже всего». «Никогда прежде не был он столь откровенен в своих высказываниях, как в этот день, — вспоминает дальше Гиббс, ив лучах блекнущего вечернего солнца над головами непрерывно снующих по улице прохожих бывший самодержец всей России кратко излагает историю своей жизни в ссылке».

Описывает Гиббс и Алексея:

«На ту пору тринадцатилетний, высокий для своего возраста и очень стройный, он уже в детстве вынужден был страдать от болезни, переданной ему по наследству по материнской линии. В Тобольске он еще больше исхудал, так как не было никаких средств лечения. Он был смышленым, но учиться не любил. У него было мягкое сердце — в последние тобольские дни он был единственный, кто дарил подарки; еще он безмерно любил животных. Он следовал своим чувствам и редко чужим указаниям, но своего отца слушался. Его мать, страстно его любившая, была не в состоянии перед ним устоять, и через нее он получал все, чего желал. Неприятные вещи Алексей выносил спокойно, беззлобно. Были у него и комические привычки. В Тобольске, например, он собирал старые гвозди, так как считал: «они могут пригодиться».

Дни становились короче, вечера рано наступающей зимы наступали быстрее, чем в Царском Селе. Алеше нравилось играть после обеда с Жильяром или Гиббсом против князя Долгорукова и госпожи Шнейдер в «тише едешь, дальше будешь». Тогда как госпожа Шнейдер после каждого проигрыша клялась никогда больше не играть, Алексей, хотя также неохотно проигрывавший, тем не менее серьезно и решительно начинал следующую игру.

Дамы дома — Александра или ее дочери — занимаются рукоделием; Ольга пытается обучать Татьяну немецкому языку. На вид семейная идиллия — для всех тех, кто преданно последовал за семьей, поддерживается видимость большой дружной семьи. Однако в начале сентября приходят плохие вести. Часами Николай сидит, покачивая головой, за кипами газет. Ленин путем государственного переворота сбросил Временное правительство.

После летней попытки восстания в отношении Ленина было начато следствие. Его обвиняют в шпионаже и государственной измене. При обыске его квартиры обнаружены банковские документы на денежные переводы из Германии на него и его соратников. Но, будучи вовремя оповещенным, он избегает ареста и скрывается в Финляндии.

Осенью Ленин снова призывает своих товарищей к восстанию. В свое время Керенский оскорбил своих потенциальных защитников под командованием Корнилова. Он доходит до того, что выпускает из тюрьмы Троцкого. Тот составляет план революции. Большевиков поджимало время. Скоро выборы в Учредительное собрание; партия Ленина, едва известная и недостаточно сильная для законного участия в правительстве, наверняка потерпела бы поражение на выборах. В довершение ее идеи классовой борьбы и враждебность к религии не соответствуют традиционному русскому менталитету.

Только спекулируя на пропаганде мира и обещаниях наделить всех землей, Ленин завоевывает голоса. Однако этого недостаточно для захвата власти. Когда же он узнает о тайных сепаратных мирных переговорах немцев с Керенским, то понимает, что ждать больше нельзя. Если он хотел власти, то ее надо было захватывать сейчас, пусть даже и насильственным путем. Разобщенное и немощное правительство Керенского не в состоянии оказать сопротивления хорошо организованной акции — внезапному удару Ленина. 26 октября (8 ноября 1917 года) Временного правительства больше нет. У власти Ленин.

Николай в ужасе. Впервые он выражает Жильяру открытые сомнения в правильности своего решения отречься. Жертва — отказ от трона ради избежания кровопролития, гражданской войны и раздробления России — оказалась бессмысленной. Надежды на то, что другое правительство, сформированное в соответствии с требованиями оппозиции, сможет добиться спокойствия и порядка и возьмет под контроль тяжелое положение во время войны, чтобы обеспечить успех на фронте, рухнули.

Однако пройдет еще месяц, прежде чем ветер донесет дух перемен в сонный Тобольск. Вначале это всего лишь мелкие придирки со стороны отдельных рвущихся к власти хамов без политической подоплеки, которые еще можно снести. Так, например, одному местному начальнику нравится демонстративно уничтожать или бросать в реку поступающие из Петрограда посылки с продуктами и вином. Из столицы приезжают новые комиссары. Больше царской семье не позволяется ходить в церковь. Алексей опечален этим новым ограничением свободы. Монотонно он регистрирует свое настроение: «Играл, ел, шутил и спал. Холодно. И скучно, и грустно, и всегда одно и то же».

Алеше нравится вносить в свой дневник имена офицеров караульной команды, прежде всего тех, кто принадлежит к его любимым полкам, как например, к 4-му. В основном это военные зрелого возраста, сохранившие лояльное отношение к царской семье. С ними Алексей охотно играет в карты или шашки и беседует.

Придворная преподавательница Битнер, также прорвавшаяся в Тобольск, читает детям вслух. Любимая книга — некрасовская поэма «Русские женщины», о русских женщинах, последовавших за своими мужьями, сосланными из-за их участия в восстании декабристов.

Особенно запоминается Битнер одно высказывание Алексея тех дней. Совершенно неожиданно он заявляет:

«Только теперь я начинаю понимать значение слова «правда». В Царском Селе все лгали. Если бы однажды я стал царем, никто бы не осмелился мне врать. Я бы навел порядок в этой стране».

Битнер удивлена подобным замечанием. Она наблюдает, как богатое воображение Алексея помогает ему занимать себя мелочами в ожидании своего друга Коли. Он мастерит швартовочные цепи для маленьких корабликов, фигурки из свечных огарков и устройство для отвода скопившейся в бочке дождевой воды в сосуд, который он может направлять из окна с помощью веревки.

В дополнение к учебным часам Гиббс разумно решает использовать еще и вечера. И принимается разучивать с детьми английские театральные пьесы. Жильяр делает то же самое с французскими. Начинают с одноактного спектакля, за неделю отрепетированного и сыгранного в воскресенье перед всеми, кто разделяет с царской семьей ссылку, включая прислугу.

Затем — чеховский «Медведь». Старшая сестра Алексея Ольга играет вдову, Николай (неохотно) — пришедшего в ярость скрягу, которому ее умерший муж должен деньги, и Мария — третью особу. После этой постановки экс-царь довольствуется главным образом написанием программок и больше не берет себе никаких ролей.

В другой пьесе, «Packing up» Гарри Граттана, Анастасия играет юную девушку, Мария — жену главного героя и Алексей — носильщика.

К именинам своего отца в декабре Алексей разучивает роль домашней прислуги в комедии «Вода Иоганна» Мориса Эннекена. Жильяр берет себе мужскую главную роль, роль племянника главного героя он дает сестре Алексея, Марии.

Жильяр разучивает еще французский скетч — «Accident de bicyclette» («Велосипедная авария»), а также «Крыс» Макерси. Алексей с восторгом заучивает наизусть свою роль. Однако до постановки дело не доходит, так как к этому времени уже не до этого.

Иногда Гиббс дает царским детям книги, которые в большом количестве привез с собой. Алексею же он главным образом читает вслух. Больше всего царевичу нравится слушать приключенческий роман «Копи царя Соломона» Генри Райдера Хаггарда, который Гиббс по его желанию должен повторять, «Записки Шерлока Холмса» Конан Дойля (финальную часть, где описана борьба между Холмсом и Мориарти) и «Выброшенные морем» сэра Сэмюэла Бейкера, которую Алексей также хочет слушать снова и снова.

Однако обманчивой идиллии не суждено было продлиться долго.

 

«Только бы долго не мучили…»

Приходит зима. Александра сама вяжет для Алеши новые носки и другие теплые вещи, так как изношенные больше не меняют. Временное правительство, в компетенции которого находится пополнение семейного бюджета (за счет отчужденного имущества царя), в последние чересчур бурные времена своего существования прекращает высылать деньги. Кобылинскому приходится брать кредиты в Тобольске и влезать в долги к коммерсантам.

Политическая атмосфера становится более суровой и агрессивной. И в Тобольске вся власть переходит к городскому Совету. Солдаты, прибывшие для замены прежних стражей, ведут себя враждебно.

На подошвах детской обуви они царапают штыками матерные ругательства. Температура в комнатах лишь семь градусов. Больше не доходят даже утешительные письма друзей из внешнего мира. И не только из-за прекращения навигации (от железной дороги до Тобольска ведет теперь санный путь), но и вследствие отношения нового режима к узникам.

Когда царская семья на Рождество еще раз получает разрешение посетить церковь (только в семь часов утра для частного богослужения), поп допускает роковую неосмотрительность. В конце службы он произносит традиционные для царского времени формулы изъявления благодарности. Пропев «Многие лета», он перечисляет поименно всех членов царской семьи. Присутствующие большевистские солдаты вне себя от ярости. Они хотят тут же посадить священника в тюрьму, но местный епископ, Гермоген, спасает его, отправляя в монастырь.

По русскому обычаю на Рождество по городу ходят группы поющих детей. Они приходят к губернаторскому дому и просят разрешить спеть для Алексея. Но солдаты не пропускают их. Царская семья отмечает Рождество в тесном кругу, но для каждого есть маленький самодельный подарок — даже для тех, кто их охраняет.

В начале 1918 года Алеша снова начинает вести свой дневник: «Среда 3(16) января. Сегодня все тело пошло красными пятнами. Я в кровати и остаюсь там целый день. Температура нормальная, 36,1. У моих сестер пятна уже исчезают. […] Жилик читает мне вслух. Потом пришел Коля, и я играл с ним до самого вечера».

Болезнь принес Коля, хотя сам уже выздоровел. Так что опять приходит к Алексею.

Однако следует новое разочарование. Солдатский комитет 100 голосами против 85 решает упразднить погоны, символизирующие военное звание. Это касается также Николая и Алексея. Не быть более царем — это одно дело. Но позволить какой-то солдатне лишить себя звания полковника, в которое произвел его отец! Для Николая это невыносимое оскорбление. Заметно, что и Алешу это задевает. Однако, когда пример Долгорукова показывает, что солдаты готовы сорвать погоны насильственно, Николай уступает.

После этого и Алексей снимает свои военные знаки различия и передает их вместе со своими орденами, среди которых орден Андрея Первозванного, на хранение госпоже Теглевой. «Боюсь, мне их больше никогда не увидеть». Этим замечанием Алексей дает понять, что ожидает самого худшего. Чуть позднее он меланхолично произносит: «Если они хотят меня убить, если только должны будут это сделать — лишь бы только меня не мучили». Для форменных эполет Николай находит решение: вне своей комнаты он надевает кавказскую черкеску, с которой не носят эполеты. У Николая появляется Кобылинский и со слезами объявляет ему: «Авторитет ускользает из моих рук. Я не могу более быть Вам полезен. Я прошу отставки. Нервы мои на пределе». Царь берет его за плечо и говорит: «Я прошу Вас остаться — ради меня, ради моей жены, ради моих детей». Кобылинский уступает.

Вскоре Алексей забывает о неприятностях. В своем дневнике он пишет: «Завтракал. Играл в карты. Играл с Колей». После этого пририсовывает расписание уроков: «Понедельник: 9-10 — французский, 10–11 — русский, 11–12 — перерыв, 12-1 — слово Божье, 1-4-обед и отдых, 4–5 — география, 6–7 — история, 7–8 — домашние задания». На другой день прибавляются другие предметы, такие, как русский, история, английский и математика.

Наступает 1918 год.

В саду совместными усилиями сооружена снежная горка для детей. Каждый день Алеша проводит у этого нового аттракциона. Как сообщает он в своем дневнике, это место — своеобразная универсальная площадка для игр. Алеша роет в ней туннели и затем вновь использует горку как крепость. Все новые и новые игры военного характера выдумывают Алеша и Коля.

«17(30) января. Все так же. Сестренке лучше. Коля еще не пришел. После обеда разговаривал с солдатами. Это лучшие гвардейцы».

«18(31) января. Все так же. После обеда катаюсь на лыжах. Анастасия уже одевается и ходит по дому. 26° минус. Скука!!! Вечером репетиция нашей комедии».

Температура на улице уже достигла минус 28 градусов. Когда Алеша носит ведром воду, чтобы поливать снежную горку, вода замерзает еще по дороге. Но это единственное Алешино развлечение.

Вместе с Жильяром они разучивают еще две пьесы; в первой играет и Алеша. Это — «А la porte» Ожена Веркузена и «La Bete noire» Мандаля и Кордье. В этой появляется врач. Доныне доктор Боткин упорно отказывается брать роли. Но на сей раз Алексей его уговаривает. Однажды он с серьезным лицом отводит его в сторону: «Евгений Сергеевич, мне нужно Вам кое-что сказать…» И пока они ходят взад-вперед по коридору, объясняет ему, что только он смог бы сыграть роль этого врача и что она будет «очень легкой». В завершение совместная репетиция. Боткин поддается на уговоры и играет. Впрочем, только одну постановку, после чего находит себе замену — генерала Татищева.

Алексей записывает, когда Коля приходит, а когда нет, что он с ним строил новые туннели и крепости, кто из солдат стоял в карауле и что «в остальном все так же». Из этих записок видно, что в феврале большинство «хороших солдат» переведено в другие места.

Революционные солдаты отнимают у Алеши последнюю радость. Однажды ночью, когда он уже спит, они сносят снежную горку. Огорчение из-за этого бессмысленного разрушения безгранично. Зачем надо было это делать? «Из соображений безопасности», — звучит ответ. Якобы Николай поднимается на горку, чтобы провожать уходящих охранников и смотреть им вслед. Кроме того, командир караула запрещает Алеше разговаривать с караульными солдатами.

По ту сторону забора с песнями проходят люди, празднуя последние дни масленицы. Играют балалайки, на улицах веселье. Царевич осознает, как сильно оторван от жизни. В марте прибывают первые красногвардейцы. Алеша подробно это описывает: «Четверг 29(11) марта. Все, как обычно.

После обеда кидали снежками по мишени и освобождали топор из льда. Интересное занятие. Согревает. Сегодня во время нашей утренней прогулки по саду пришел чрезвычайный комиссар Демьянов, который окинул взглядом наш сад и двор; это начальник отряда красногвардейцев из Омска. При этом были также командир и комитет нашего отряда. Красногвардейцы находятся здесь уже неделю».

Вскоре Алеша заболевает. Он поранился, когда, не имея больше возможности тратить свою энергию на ледяной горке, пытается найти ей иное применение: на обстроганной доске он съезжает по ступенькам лестничной клетки.

В области паха открывается внутреннее кровотечение. К тому же Алексей страдает от кашля. За короткое время все это вместе приводит в резкому yxyдшению его состояния. Скоро положение становится настолько же серьезно, как и в Спале.

Пока что Алеша может еще писать в своем дневнике: «Пятница 30(12) марта».

Однако, на большее сил уже не хватает. Это станет последней записью в дневнике Алеши.

Доктор Деревенко в отчаянии. Аптеки в Тобольске разграблены, и нельзя достать ничего, что могло бы улучшить состояние Алеши и уменьшить его мучения.

На следующий день Алеша так кричит от боли, что слышно во всем доме. Деревенко решает сделать ему укол (морфий), он привез лекарство на крайний случай из Царского Села. Боль проходит, а вместе с ней идет на убыль и кровотечение. Все же Алеша еще слаб и его лихорадит.

Ощущается недостаток в сытных продуктах питания, а с февраля в доме почти нечего есть. Однажды из Москвы, от правительства Ленина, приходит новость: народ (которому по новому порядку все принадлежит) не может дольше содержать царскую семью. Узники должны сами нести расходы по своему содержанию. Бюджет должен быть урезан. Банковские счета царской семьи, как и другие имущественные ценности, владения, дворцы и царские драгоценности конфискованы еще правительством Керенского. Из них-то прежде и выделялись средства на содержание царской семьи. Более того, произошло катастрофическое обесценивание денег. Впрочем, в любом случае у царя не|было никакого доступа к своим банковским счетам.

Отныне царская семья переводится на солдатское довольствие. Поскольку царь обычно не носил с собой наличных денег, на пропитание жертвуют все, прежде всего доктор Боткин, у которого денег больше других. Об этом бедственном положении узнает старый граф Бенкендорф в Петрограде и собирает среди верных царю людей в столице крупную сумму. Ему удается переслать деньги в Тобольск; разумеется, только часть из них доходит по назначению. Повара, приехавшие из Царского Села, делают все возможное. Впрочем, кушанья, пусть это одни только щи, по-прежнему церемониально указываются в меню на гербовой бумаге с двуглавым орлом. Жителям маленького города становится известно о нужде в губернаторском доме. Они присылают яйца, сахар и другие продукты.

Постепенно уполномоченных, комиссаров Керенского и присланных им подразделений для охраны сменяют большевистские. Дни Кобылинского сочтены.

В феврале 1918 года газеты сообщают о Брест-Литовском мире. Газету Николай получает из соседнего дома Корнилова. Ленин уступает Германии обширные территории России, а также предоставляет по ее требованию независимость Польше, Финляндии и Прибалтийским государствам, а также Украине. К слову, германскому правительству, он обязан своим возвращением в Россию и поддержкой в деле захвата власти. Поскольку вследствие революционной пропаганды армия ослаблена и потеряла боеспособность, ему нечего противопоставить политическому диктату немцев. Николай в полном унынии: России конец.

Уготован и конец царской семьи. Он приближается медленно, но неумолимо…

Дом теперь охраняется удвоенными нарядами. Дикому не разрешено к нему приближаться. Некоторые из жильцов дома Корнилова, принадлежащие к свите царской семьи: Татищев, Долгоруков, Гендрикова и Шнейдер арестованы и переселены в губернаторский дом. Только врачи и Гиббс и дальше пользуются свободой передвижения. Из губернаторского дома в город могут выходить лишь повар и его помощники, и только для выполнения своих прямых обязанностей.

Поскольку Алеша не может видеться со своим другом Колей, он пишет ему короткое письмо: «Дорогой Ники, спасибо за пушку. Надеюсь, мы сможем скоро увидеться. Поклонись маме, бабушке и Фефере. Почерк плохой, потому что лежу в кровати. Болит нога, и я надеюсь, это скоро пройдет. Твой Сискела».

В середине апреля прибывает отряд красногвардейцев из Екатеринбурга. Екатеринбург и Омск оспаривают между собой первенство в этом регионе. Омск — столица Западной Сибири, Екатеринбург — Урала. Только что съезд Советов постановил объединить все уральские города. Один из тамошних комиссаров хочет перевести царскую семью в городскую тюрьму, но Кобылинскому удается этому воспрепятствовать.

Спустя несколько дней приезжает комиссар из Москвы. Его зовут Яковлев, и он предъявляет Кобылинскому приказ Свердлова — нового председателя исполкома правительства Ленина. Он хочет осмотреть губернаторский дом, лично познакомиться с царской семьей и проверить багаж.

Алеша лежит в постели и удивляется чужому человеку, который хочет его видеть. Жильяр как раз у него, когда входит Николай с Яковлевым. «Это мой сын, а этот господин его учитель», — объясняет царь. Яковлев бросает на Алешу испытующий взгляд и покидает комнату. В конце он пытается убедить другого комиссара, занимающего явно враждебную позицию, в том, что Алеша действительно болен. Вскоре Яковлев снова заходит к Алеше. И еще третий раз — в присутствии доктора Деревенко.

В конце концов страх, распространившийся по до-при появлении новых комиссаров, охватывает и Алешу. От неоднократных появлений незнакомцев ему становится неуютно. Тишину в комнате нарушают безудержно горланящие на улице красногвардейцы. Настроены они агрессивно. Алеша тихонько говорит матери: «Я хотел бы умереть. Я не боюсь смерти. Но я сильно боюсь того, что они могут сделать со всеми нами».

На следующий день Яковлев объявляет Кобылинскому, что по приказу Центрального исполкома он должен увезти царскую семью. Поскольку Алексей явно нетранспортабелен, с ним должен будет поехать только бывший царь.

Яковлев показывает Николаю свой приказ: «У меня задание Московского Исполкома вывезти Вашу семью из Тобольска. Принимая во внимание болезнь Вашего сына, я получил второе задание: поедете только Вы».

«Я отказываюсь уезжать».

«Я прошу Вас не отказываться. Я должен исполнить приказание. Если я этого не сделаю, мне придется либо применить силу, либо уйти со службы. В таком случае на мое место придет другой, менее гуманный человек. Успокойтесь. Я ответственен за Вашу безопасность.

Если Вы не хотите ехать один, то можете взять с собой кого-нибудь по своему выбору. Отправляемся завтра в четыре».

Кобылинскому удалось выведать у Яковлева лишь то, что поездка будет длиться пять дней. На основании этого он решает, что цель — Москва.

В самом деле, примерно в это время германский посол по поручению германского кайзера просит у Свердлова встречи с царем в Москве. То ли якобы на основании секретного протокола к Брест-Литовскому мирному договору, по которому правительство Ленина обязывалось выдать невредимую царскую семью Германии, то ли потому, что Вильгельму захотелось на всякий случай заставить и царя подписать мирный договор — так как режим Ленина еще не прочно укрепился и ему повсеместно оказывается сильное сопротивление. Именно последнее, по предположению Николая, является причиной «пятидневной поездки». «Скорее дам отрезать себе руку, чем подпишу этот позорный договор!» — возмущался он. Однако у Свердлова другие намерения, чем исполнять желания посла Мирбаха. По его распоряжению поезд направлен в Екатеринбург, а он впоследствии будет беспомощно пожимать плечами: «Как я могу контролировать здесь то, что происходит на далеком Урале!»

Для Александры эта ночь особенно мучительна. Никогда еще не испытывала она такого душевного смятения. Ей предстоит решить: должна она сопровождать своего мужа или остаться с больным сыном?

Царица выбирает первое. Она решает, что старшие дочери и Анастасия останутся с Алешей, и берет с собой только Марию. Едут также Боткин, Долгоруков и несколько человек прислуги. Доктор Деревенко, Жильяр, Татищев и некоторые другие остаются с детьми. Улучив момент, царь отвел Боткина в сторону: «Вы освобождены от своей службы — оставайтесь здесь, подумайте, о своих детях». Но Боткин заявляет: «Мое место рядом с Вами — до конца».

До того дня Александра проявляла удивительную выдержку. Однако на этот раз даже она не в силах справиться с собой и плачет, как все другие.

Отъезд переносится на ночь. После ужина собирается вся семья; отъезжающие прощаются со всеми. В три часа утра родители будят Алешу. Когда в комнату ненадолго входит Жильяр, он видит сидящую на кровати сына Александру. Она отвернулась, чтобы сын не видел ее слез.

Транспорт — примитивные телеги без сидений. Наскоро из хлева приносят солому и одеяло. Обоз медленно трогается. Боткин еще раз оборачивается к дому Корнилова. Там стоят его дети, чтобы увидеть его еще раз — хотя бы в окно. Боткин благословляет их рукой.

По желанию Александры Жильяр тут же отправляется наверх к Алеше, чтобы тот не оставался в такой момент один. Он застает его в кровати, повернутым к стене. Еще никогда Жильяр не видел, чтобы Алеша так горько плакал.

На следующий день Алеша пишет Николаю пару строк. Они демонстрируют, что и он осознавал дилемму своего отца:

«Мой дорогой и милый Папа, мой любимчик!

Я надеюсь, что Вы скоро приедете. Я попытаюсь много есть и скоро выздороветь. Как хорошо, что с Вами едут хорошие защитники. Да будет с Вами Бог. Крепко обнимаю Тебя и осеняю крестным знамением. Я буду за Вас молиться. Твой Алексей».

Тяжелая дорога ведет сначала на Тюмень. По пути конвой проезжает деревню Покровское. Еще долго селяне будут вспоминать необычный обоз из телег, эскортируемый сотней конных красногвардейцев. В Покровском заметно выделяется среди других домов двухэтажный дом Распутина. Для Александры это стечение обстоятельств кажется далеким приветствием потерянного «друга». Каким верным ей представляется его предсказание: «Если со мной что-нибудь случится, — то ты в течение шести месяцев потеряешь корону, а щог том своего сына!» Но разве это пророчество, высказанное на случай преждевременной смерти, не сбылось именно благодаря действиям Распутина, когда он еще был жив?

Александра могла бы задуматься, почему никто не пришел на помощь царской семье. В действительности было образовано несколько комитетов и организаций для их спасения. Но перемещаться в контролируемой красными властями местности, не вызывая подозрений, чрезвычайно трудно. Один лейтенант по имени Соловьев — зять Распутина — собрал крупные суммы, чтобы начать из Тюмени поход для спасения царской семьи. Однако если другим не хватает организаторских способностей (да и большое число членов царской семьи представляет собой дополнительную трудность), то Соловьеву недостает стойкости перед соблазном больших денег. Авантюрист пробивается к Тихому океану и оттуда в Европу, где на эти деньги открывает в Берлине ресторан.

Обоз движется дальше в Тюмень. По пути он много раз! останавливается. Его тут же окружают красногвардейцы. Смена направления. Обоз больше не движется в сторону Москвы: он направляется в Екатеринбург. Дом, в котором предполагается разместить царскую семью, принадлежит зажиточному инженеру Ипатьеву. Хозяина лишь накануне вечером поставили в известность, что он должен выселиться. Еще до того как прибыли на место, из свиты были удалены прямо на вокзале несколько человек, среди них князь Долгоруков. Он был доставлен прямо в тюрьму и вскоре после этого расстрелян.

Дом, в котором остается Алексей, медленно пустеет. Пока другие пакуют предметы обстановки, которые семья привезла с собой, и личные вещи, Алеша, к которому, похоже, возвращаются жизненные силы, пишет, снова из постели, письма своим родителям и Коле. Его лучшему другу больше не разрешают к нему приходить. Тон коротких строчек к нему, как всегда, шутлив:

«Мой милый Коля, спасибо за твои письма и твои рисунки. Я чувствую себя лучше. Сад выглядит очень грязным. Я посылаю тебе освященный хлеб. Синий мне сказал, что он поймал Феферу. Браво! Синий, это твой папа. Я дал ему это прозвище в Крыму. Кланяйся всем. Твой Сискела».

«Дорогой Коля,

В каком слове содержится три «е»? Напиши ответ и отдай Жилику. t А».

Комиссары теряют терпение. Они хотят ускорить отъезд детей. Однако езда по тряским дорогам таит для Алеши опасность того, что внутренние кровотечения вновь откроются, что могло бы закончиться фатально., Деревенко пытается оттянуть отъезд насколько возможно.

Приходит день отъезда. На прощанье Алеша пишет Коле последнее письмо:

«Дорогой Коля.

Посылаю Тебе свои любимые пушки за твои. Думаю, перед отъездом мы больше не увидимся. Кланяйся маме, бабушке и Фефефефефер. Да защитит тебя и твоих Господь. Я обнимаю и благословляю тебя. Твой Алексей».

На улице май; с реки сошел лед, и она снова су-доходна. Так что можно плыть пароходом до железной дороги в Тюмени. Епископ Тобольска организует для Алеши удобную телегу до пристани. Оттуда Нагорный переносит его на корабль.

Суровая действительность ощущается уже в самом начале пути. К удивлению царских детей на пароход грузят также телегу епископа. Алеша протестует: «Зачем это? Это не наше!» «Сейчас все наше!» — звучит грубый ответ. И в самом деле телега своему хозяину больше не понадобится: вскоре после этого епископа Гермогена арестуют и привяжут к пароходному колесу. Колесо приведут в движение, и оно искромсает живое тело епископа.

Алексея сопровождающие красногвардейцы запрут вместе с Нагорным в каюте и всю ночь не будут выпускать. Доктора Деревенко, Жильяра, Гиббса и других распределят по другим каютам.

По прибытии в Тюмень пленников под конвоем усаживают в поезд. На конечной станции Екатеринбург в поданные конные коляски сначала отводят великих княжон. При этом им самим приходится нести тяжелые чемоданы, увязая в грязи. Когда Нагорный хочет прийти им на помощь, его отталкивают прикладами. Затем Нагорный может выносить из купе Алешу. Жильяра, Гиббса и Деревенко, а также других членов свиты не выпускают из вагона. Слугу Чемодурова и фрейлин Шнайдер и Гендрикову увозят прямо в тюрьму, где они позднее будут расстреляны. Когда Жильяр выглядывает из окна и понимает, что Алексея унесли, прежде чем ему разрешили выйти из вагона, ему становится ясно, что со Своим подопечным он даже не сможет попрощаться. И что они, вероятно, больше никогда не увидятся.

До Ипатьевского дома ехать совсем недолго. Несмотря на суровые обстоятельства, для всех теперь важно лишь одно: вся семья снова в сборе.

Двухэтажный дом обнесен двойным забором. И внутри вид удручающий. Оконные стекла на верхнем этаже, предоставленном в распоряжение царской семьи, полностью забелены. Через них нельзя ни выглянуть, ни увидеть неба. Окна открывать запрещено, хотя по-летнему жарко.

Алеша спит комнате своих родителей. Все великие княжны размещаются в одной единственной комнате. Доктору Боткину выделена передняя, где-то отвели место и Нагорному. Кроме них, здесь еще только камеристка Александры, Демидова, Седнев, Харитонов и Трупп. На другом этаже расположились комиссары. Живут здесь также некоторые караульные.

Охраняется здесь каждая комната. Внутренний караул состоит из 35-ти человек, наружный из 50-ти; в общей сложности меняют один другого свыше 350 охранников. В день семье позволяется лишь одна короткая прогулка по саду. Алексея надо носить. Иногда Нагорный возит его в кресле-коляске.

Гиббс и Жильяр могут свободно перемещаться по городу, но им запрещено заходить в Ипатьевский дом. Но врача Деревенко допускают к его маленьким пациентам — разумеется, в сопровождении комиссаров. Когда он вскоре после приезда приходит, чтобы его осмотреть, при этом присутствует незнакомый человек в черном. Позднее Алексей спрашивает, кто это такой. В ответ звучит: Юровский.

Атмосфера другая, чем в Тобольске. Караульные специально выбраны на фабрике, где господствует революционный дух. Привлечены также австрийскиё и венгерские военнопленные, из которых в лагере Недалеко от Екатеринбурга формируется интернациональная бригада. Они также питают мало симпатий к царской семье, глава которой долгие годы был их врагом.

Двери в личные комнаты членов царской семьи сняты с петель. Караульные входят, когда им заблагорассудится. Когда семья садится за стол, появляются солдаты или комиссары и угощаются. Иногда у царя выбивают вилку из руки или бьют локтем по лицу, если он тянется за чем-нибудь на столе. Двери ванной комнаты исписаны похабными ругательствами. Семью обворовывают, взломана даже кладовка с их багажом.

Когда один солдат хочет забрать у Алеши пару сапог, Нагорный его останавливает: когда одна пара промокнет, Алеше понадобится другая. Протест ни к чему не приводит. Хуже того: солдат, чтобы спровоцировать Нагорного, отбирает у Алеши икону, висящую на цепочке над его кроватью. Когда Нагорный хочет ему в том помешать, его забирают. Тут же увозят в тюрьму и вскоре после этого расстреливают.

Жильяр пытается спасти царскую семью дипломатическим путем. Он разыскивает французского консула — но консул в отпуске. На месте британский посол: однако тот объясняет, что нет причин для беспокойства или вмешательства, для царской семьи не существует никакой угрозы. Гиббс пишет в Дармштадт бывшей придворной даме Александры, знавшей ее с детских лет, миссис Джексон. Завуалировано он пытается изобразить положение царской семьи и непосредственную угрозу, над, ними нависшую. Он надеется, что миссис Джексон обратится с ним к английской королеве. Однако ничего не происходит.

Условия жизни в Ипатьевском доме становятся невыносимыми. На нижнем этаже постоянно громыхают пьяные орды. Семья спасается в общих молитвах. Лишь вера придает им силы все это мужественно пропускать мимо ушей. В то же время кажется, будто они уже попрощались с жизнью. В то время как внизу орет пьяная охрана, их буйство заглушает на верхнем этаже пение молитв.

Снова приходит человек в черном с Деревенко. На этот раз Боткин его умоляет предпринять хоть что-нибудь и принести для Алеши медикаменты и укрепляющую пищу. «Мальчику место в больнице!» — в отчаянии кричит Боткин. Никакой реакции.

Кроме Юровского, присутствует еще один человек. Это австрийский военнопленный Мейер, поступивший в Екатеринбурге на службу Советов и работавший в конторе. Позднее он вспоминает об этом посещении: «Мальчик действительно производил жалкое впечатление. Худшее было то, что я знал, что и его не минет судьба, уготованная семье в самое ближайшее время».

По рассказам Мейера, вскоре после этого Боткина вызывают в комиссариат. Там ему почти открытым текстом дают понять, что судьба царской семьи решена окончательно и бесповоротно. «И было бы жаль, если и Вас постигнет та же участь. Разве Вы не хотите работать в одном из наших госпиталей?» — спрашивает его комиссар. Пораженный Боткин молчит. Спустя некоторое время он берет себя в руки и решительно отклоняет предложение: «Мое место возле Его Величества — до конца».

В Московском кремле Ленин и Свердлов выносят решение об убийстве царской семьи — и всех других Романовых, которые находятся где бы то ни было между Москвой и Петербургом. Арестовывают также сестру Александры, Елизавету, которая, приняв постриг после гибели мужа, занимается исключительно благотворительной деятельностью, далее Михаила, брата царя, кузенов, дядю, которых в основном, убивают в Петров павловской крепости или в Сибири. Николаю так и не пришлось узнать, что его брат Михаил уже месяц как расстрелян вместе со своими слугами под Пермью и сброшен в шахту.

В воскресенье 1(14) июля 1918 года в Ипатьевский дом посылают священника Сторошева. Он уже проводил там для них богослужения. Позднее он сообщает: «Собралась вся семья. Алексей Николаевич сидит в кресле-коляске. Он чувствует себя несколько лучше, но выглядит очень бледным. В этот день семья очень молчалива. Когда я пою молитву за усопших, никто не подпевает. Никто так и не спел в этот день. Такое впечатление, будто у всех было предчувствие».

Мы никогда не узнаем, сообщил ли Боткин о своем разговоре в комиссариате. Указаний на это нет ни в одном дневнике. С Тобольска Алеша ничего больше-не записывал. Да и что он мог рассказать? Коли, Жильяра здесь не было. И жизнь ему больше не сулила ничего хорошего.

В эти дни в одной из своих последних записей Николай констатирует: «Алексей принял первую ванну после Тобольска». Александра пишет 3(16) июля: «Отослали маленького поваренка Седнеева — якобы к его дяде; так ли это и увидим ли мы его когда-нибудь? Играли в «безик». В 1/2 10 в постель. — 4(17) июля…»

Однако до этого дня она не дожила. Незадолго до этого на окнах ставят решетки. Юровский созывает дежурный караульный наряд и объявляет им, чтобы ничего не предпринимали, если услышат ночью выстрелы. Юн достает двенадцать револьверов, выбирает одиннадцать человек, из которых половина австрийцы и венгры, и раздает им оружие. Затем назначает, кому в кого стрелять.

Вскоре после полуночи он будит Боткина. Есть опасения беспорядков в городе, и поэтому семью необходимо вывезти. Боткин будит остальных. Через полчаса все одеты. Юровский, «человек в черном», заходит за ними. Он отводит их в подвал и оставляет там ждать. Николай держит Алешу на руках. Александра спрашивает стулья. Приносят три стула. Она садится на один, Николай на другой; Алешу отец сажает на третий, однако поддерживает верхнюю часть тела руками. Рядом с Николаем стоит Боткин, позади четыре великие княжны, за ними Демидова с подушкой в руке, лакей Трупп и повар Харитонов. Все стоят спокойно, застыв в ожидании, словно для группового портрета, что побуждает Анастасию воскликнуть: «Жаль, что нет фотографа — он мог бы нас всех вместе снять!».

Входит Юровский. Он говорит так, как будто зачитывает приговор: «Ваши хотели вас спасти, поэтому мы должны вас расстрелять». Николай поворачивается! и поднимает взгляд на Юровского. Кажется, он ничего не понимает: «Как?» Снова короткий взгляд назад на детей. В этот момент в комнату врываются чекисты. Александра и одна из дочерей быстро крестятся. Другие в ужасе кричат. Боткин пытается прикрыть царя своим телом, а Николай одной рукой закрывает Александру, а другой все еще поддерживает сына.

Юровский выхватывает револьвер и, прицеливаясь, стреляет в царя, который тут же падает на пол. Затем в Алешу. В следующий момент раздается целый залп выстрелов. На пол падает Боткин, затем Александра, пули поражают одного за другим — кроме Демидовой. Пули отскакивают от корсета девушки, в который вшиты бриллианты. Анастасия стонет. Один из стрелков добивает ее штыком. Демидова молит о пощаде, защищаясь подушкой, прежде чем ее тоже убивают. Другой солдат топчет ногами собачку Анастасии.

Алеша все еще сидит на стуле с полуоткрытыми глазами. Он стонет: «Мама, мама…» К нему подходит Юровский, целится в голову и дважды спускает курок.