В Сванэти говорят о горовосходителях: они стремятся к заоблачным высотам, чтобы проложить дорогу к солнцу, к лучезарному девятиокому светилу, которое всем равно светит и равно приносит счастье. Они ищут счастье и борются со смертью.
А когда кто-то из них погибал в горах, о нем говорили: он умер прекрасной и чистой смертью...
***
До отхода автобуса у меня оставался еще целый час. Я решил воспользоваться случаем, заглянуть в альпклуб, повидать Михаила. Ведь он на этих днях отправлялся в Италию, и, возможно, вернувшись из своей командировки, я уже не застану его в Тбилиси.
В альпклубе было, как всегда, людно. Здесь я увидел многих альпинистов, коллег и друзей Михаила — Тамаза Баканидзе, Рому Гиуташвили, Джулвера Русишвили, Отара Хазарадзе, Аги Абашидзе и других. Все говорили об одном и том же — о предстоящей поездке в Италию. Увидев меня, Михаил извинился перед товарищами и вышел со мной в парк. Он показался мне усталым и слегка грустным. К тому же был небрит, оброс бородой, и седина вдоль шрама на лице придавала ему вид немолодого человека.
— Я еду в командировку,— сообщил я и тряхнул дорожной сумкой, давая, понять, что нахожусь уже в дороге.
— А-а, пришел попрощаться?
— Так получается,— я улыбнулся.
— Давай провожу тебя к автовокзалу, и побеседуем по дороге.
— Поменяемся ролями?
— Я тебя в долг провожу,— улыбнувшись, пошутил он.— В следующий раз ты проводишь меня.
— Когда вы собираетесь?
— Через неделю мы должны быть в Москве. Оттуда вылетим, вероятно, двадцать пятого июня.
— Знаешь, Минаан, что за необходимость меня провожать... Давай лучше присядем тут где-нибудь и поговорим. Все равно времени у меня мало...
— Я знаю короткую дорогу. Пройдем по этой аллее до конца парка к обрыву, а там по тропинке спустимся прямо на набережную, как раз к автовокзалу.
— Альпинисты и тут не могут без тропинок, да?
— Тропинки? Тропинками ходят туристы, а альпинисты — люди звериных троп. Помню, когда я был маленький, мне страшно нравились туристы, я долго-долго смотрел им вслед, пока они шли, вытянувшись цепочкой, то пропадая из виду за поворотом дороги, то появляясь вновь, словно журавлиная стая. Шли они обычно с севера по цайдерской дороге... Что правда, то правда, в детстве туристы очень нравились мне, туристы и туризм.
— Ты никогда не говорил об этом. А потом что, разочаровался?
— Нет, понимаешь, туризм — это лишь одна ступень. Для многих альпинизм начинается с туризма. Для нас, горцев, это забава. Ведь в действительности любой горец сто раз турист. Что с того, что им не дают значков ГТО!.. Но для студентов, служащих или рабочих, вообще людей равнины, туризм — великолепная штука, гораздо больше, чем приятное времяпрепровождение.
Михаил шел впереди. Я не однажды ходил с ним в горах, и всякий раз меня восхищала неповторимая, совершенно особая красота его сильных, точных, цепких движений. И сейчас вот, идя за ним по этой городской тропинке, спокойной, утоптанной, все равно что хороший асфальт, я с удовольствием наблюдал, как он спускался своим пружинистым, эластичным, и вправду тигриным шагом.
— Помнишь, ты мне читал стихотворение в тот вечер, о войне,— он приостановился и почесал лоб.— Я думал о нем, и мне показалось, что мысль не совсем верна... не знаю, конечно, может, я ошибаюсь...
По правде говоря, я удивился, когда он вспомнил про стихи. У него были другие увлечения, стихи никогда его особенно не интересовали. Хотя, вероятно, поэзия была близка его внутреннему миру.
— Что ты имеешь в виду? — попытался я уточнить.
— Ты вот говоришь там, что война пожирает людей и поэтому многие не доживают до старости. Но разве только война? А наша повседневность со всеми ее противоречиями и сложностями, а болезни, а миллион всевозможных иных причин...
«Это он опять про Михо... Не может примириться с его гибелью,— промелькнуло у меня в голове.— Михо и другие товарищи, которые навеки остались в го-pax... Сейчас он скажет о них».
— Вот Михо... Да и не только Михо, другие тоже — Илико, Джумбер, и Тэмо, и еще многие — разве они погибли на фронте, на войне? — он смотрел на меня в упор блестящими глазами, словно от моего ответа что-то зависело.
Что я мог ответить? Допустим, я понимал войну не только как борьбу с оружием в руках,— все равно это ничего не меняло для Михаила. Дело было не в этом. Дело было в том, что Михаил выглядел грустным, был небрит и опять думал о таких вопросах, как жизнь и смерть, думал о Михо и других товарищах, чь жизнь оказалась столь короткой. В последнее время он, по-видимому, много размышлял над этим, а такие мысли губительны для тех, кто избрал своим уделом борьбу с вершинами.
— Да ладно! — проговорил Михаил, уловив моё смущение.— Это пустое, я-то ведь не знаток поэзии, да и не время ломать голову над этим, тебе уже, кажется, пора в путь, верно?
Он положил мне руку на плечо. Мы обнялись, поцеловались.
Я уже сделал несколько шагов, как он меня окликнул:
— За тобой одни проводы, так и знай!
Я обернулся и помахал ему рукой. Он стоял лицом ко мне, улыбаясь, и тоже махал мне рукой. Потом повернулся и направился к альпклубу.
Я очнулся, только когда мой автобус после трехчасового путешествия остановился перед зданием сельского автовокзала. Поглощенный своими мыслями, я даже не заметил, как пробежали эти три часа. Неясные, но тягостные предчувствия томили меня.
Увы, к моему горю и несчастью, эта встреча с Мишей оказалась последней. Я так и не сумел отдать ему долг, проводить его в следующую экспедицию: следующей не было.
Проводы были иные — проводы в вечность.
***
«25 июня. 1969 г. Италия.
Аэропорт Фьюмичино.
Лайнер мягко опустился на посадочную полосу.
Нас тепло встречают представители Советского посольства, везут в Рим,— записывает в своем итальянском дневнике Михаил Хергиани.— Мы немного усталые от перелета. Мечтаем об отдыхе, о послеобеденном сне, но является представитель общества «Италия — СССР» — очаровательная синьорита и предлагает прогулку по городу. Мы не можем отказаться.
Осмотрели лишь небольшую часть города».
На следующий день с самого утра Михаил продолжает знакомство с Римом. Его восхищают старинные палаццо, храмы, площади и улицы Вечного города.
Лазурное небо Италии, ограненное далекими снежными горами, которые, подобно радуге, замыкали простор, напоминало Михаилу родную Грузию, вершины Сванэти. Как у каждого истинного грузина, образы родины неотступно стояли у него перед глазами, и всякий раз, едва удалившись от нее, он ощущал в сердце лёгкую печаль по родным краям. «Интересно, что делает сейчас отец?..»
26 июня.
«С утра осматривали Рим. Посетили замечательные монастыри. Море впечатлений... Вечером, в 11 часов, простились с Римом и поездом отправились в Милан...»
В Милане альпинисты пробыли два дня. 28 июня из Милана они направляются к хижине Ваццолер. Уже совсем близко виднеются Доломиты Альп. Там, на этих вершинах, Михаил и его друзья должны продемонстрировать высокий класс советского альпинизма. Сюда съедутся сильнейшие альпинисты мира. Кто окажется победителем?..
28 июня.
«Пришли в хижину Ваццолер. По дороге встречались деревни. Мне очень нравится здесь. Будто я дома: горы и холмы, камни, ручьи, трава,— все живо напоминает мне родину. Мы не встречались с местными жителями, но мне думается, что и они напомнят моих соотечественников. Вечером мы на месте. Нас встречают очень приветливо, гостеприимно».
29 июня.
«После завтрака выходим осматривать вершины. Они невысоки, но отличаются массивностью стен. Высота некоторых достигает 1100 метров.
Вечером проводим собрание. Начальником спортивной части выбрали меня. Установили завтрашние маршруты. Я и Слава Онищенко идем на башню Торре-Венеция по маршруту Тисси пятой-шестой категории трудности. Космачев, Кавуненко и Романов идут на Торре-Венеция — четвертой категории, по маршруту Кастильоне».
30 июня.
«Восхитительное утро рассвело сегодня в Доломитах. Темно-синее небо бросает на горы фиалковый плащ. Солнце восходит, и вот уже золотом залиты склоны, леса, поля. Вершины, кажется, насторожились в ожидании состязания, участники которого уже приближаются к ним.
Мы со Славой в семь утра выходим из хижины. В восемь мы уже на трассе. А через три часа — на вершине! Я вел связку. Мы шли очень быстро. За такое короткое время никто еще не проходил этот маршрут — маршрут Тисси. Это первое восхождение советских альпинистов в Доломитах Альп, и оно прошло блестяще! Посмотрим, как пойдет дело дальше...»
Между строк этой скупой дневниковой записи можно прочесть следующее: сложнейшую трассу, маршрут Тисси, который для многих был мечтой, связка Хергиани — Онищенко проходит за три часа. Это еще одно свидетельство тому, что советская школа альпинизма — одна из самых сильнейших.
На следующий день они отдыхают. Хозяин хижины, Армандо да Ройта, который за это короткое время очень подружился с Михаилом, советует подняться на Банконг.
— Это одна из сложнейших вершин, шестой категории трудности. Ее проходят обычно за восемь — десять часов,— говорит он Михаилу.
— Пускай будет Банконг — в вашу честь,— дружески улыбаясь, соглашается Михаил.