Силач опустился на четвереньки и раздувает огонь. Он соорудил очаг из камней и поставил на него сковородку. Костёр потрескивает; больше не слышно ни звука. Арне, Квигстад и Миккельсен сидят рядом у огня. Широкий столб дыма медленно течёт в мою сторону. Им, должно быть, кажется, что я возникаю из тумана. Когда я подхожу так близко, что слышу их голоса, я понимаю, что они говорят по-норвежски.

Я снимаю рюкзак и ложусь на живот рядом с Арне.

— Что, мы уже пришли?

— Пока нет, но мы довольно близко.

Я вытаскиваю из-под себя планшет. Арне показывает на карте, где мы находимся, прежде, чем я успеваю об этом задуматься. От озера Ливнас-явре эту точку отделяют четыре сантиметра. Четыре километра.

Мы едим яичницу с хлебом и вдоволь напиваемся кофе. Разговор идёт в основном по-норвежски, из-за силача. Мне больше ничего не нужно делать, я могу отдохнуть. Силач гасит огонь, моет сковородку, убирает обратно в рюкзак всё, что нам потребовалось достать, приносит воды. Если бы только он мог остаться с нами! Еды не хватит? Но ведь шерпы тоже едят. Или они питаются мхом и камнями? Надо как-нибудь спросить у Бранделя. Впрочем, глупости, всё очень просто. Там же сотня шерпов на четверых сахибов. Двадцать пять шерпов легко унесут всё, что может понадобиться им самим, плюс багаж сахиба. А на нас четверых одного силача, пусть даже очень сильного, мало.

Я сбегаю вниз, к очередной речке. Сознание того, что я уже прошёл не один час с этим тяжёлым рюкзаком, — а никогда раньше мне не приходилось таскать таких тяжестей, — переполняет меня уверенностью в себе. Мне просто чуть-чуть не хватает опыта, а сил у меня достаточно. Конечно, я устал, но эта усталость — как головная боль, эта напасть пройдёт, она не имеет никакого отношения к нехватке энергии.

Речка, к которой я теперь подхожу, течёт довольно быстро, но она совсем не широкая. И в ней полно больших камней. Весь секрет в том, чтобы не останавливаться на берегу. Не оглядываться боязливо по сторонам, выискивая, какой же камень ближе всего, а просто идти дальше, шагать, прыгать, не задумываться, представить себе, что просто бежишь по лестнице.

Раз… Два… Не смотреть на воду, смотреть только на тот камень, куда хочешь шагнуть, и всё получится само собой…

О! Проклятье! Проклятье!

Правая нога на камне, а левая на дне! Мои штаны едва не рвутся. Холодная вода подступает к животу. Арне оглядывается назад, возвращается ко мне. Квигстад, Миккельсен и силач идут дальше, слава богу, они слишком далеко и не видят, что случилось.

— It's nothing! It's nothing! — кричу я Арне. Я переношу вес на правую ногу, пытаюсь подтянуться, нога соскальзывает с камня, и я падаю на него на коленях.

Вроде всё обошлось… Торопливо шлёпая, я выхожу на другой берег.

— Рюкзак не промок. Ничего страшного, правда ничего!

— Нет, дальше тебе так идти нельзя. Нужно надеть сухие носки, иначе сотрёшь ноги.

Арне снимает рюкзак и достаёт оттуда серый шар — пару носков, свёрнутых вместе. Я послушно сажусь, развязываю ботинки. Ногти ломаются о мокрые шнурки. По ногам течёт кровь. Я закатываю штаны, вытираю колени носовым платком. Обычные ссадины; но боль отдаётся во всём теле, до костей.

Арне даёт мне ещё один платок. Нельзя отказываться от помощи, иначе я задержу их ещё больше. Глупо с ним спорить, ведь я здесь чужой и мне всё здесь непривычно.

— Извини, — бормочу я по-английски, — я ужасно неповоротливый, и всегда такой был. Я очень стараюсь держаться как следует, но иногда не получается. Извини.