Врач беззвучно открывает и закрывает рот, как карп. Только через пару секунд изо рта начинают выходить слова. Врач кричит. Почему это он кричит? Кричит на низенькую женщину. Потом вмешивается какой-то парень в синей форме. Наверное, полицейский, которого я еще не видел. Он урезонивает врача. С чего я вообще взял, что это врач? На нем белый халат. В таком халате мог бы быть и пекарь. Но из кармана у него выглядывает металлический фонарик и штуковина, чтобы слушать. А зачем пекарю такая штуковина – булочки прослушивать? Да, это точно врач. Сейчас он показывает на мою голову и орет. Ощупываю свои ноги под одеялом – голые, и больше нет ощущения, что они описаны и в крови. Где это я?

Я лежу на спине. Наверху все желтое. Смотрю в бок: большое, темное окно. Смотрю в другую сторону: белая пластиковая занавеска. Больница, кажется. Тогда и врач сюда прекрасно вписывается. Вот и на низенькой женщине тоже белая форма, а в руках у нее – блокнот. А что это за больница? Может, Шаритé? Вряд ли. Я же не в Берлине. «Надо спросить», – думаю я, но на меня никто не обращает внимания. Полицейскому не понравилось, что врач на него наорал, и он кричит в ответ, а врач орет на него еще громче – и становится ясно, за кем тут последнее слово. Главный тут явно не полицейский, а врач. Я ощущаю какую-то тяжесть, усталость и даже что-то вроде счастья, у меня все тело будто бы выстлано счастьем изнутри, и я тут же засыпаю, не произнеся ни слова. Счастье, как выяснилось позже, называется валиум. Его вкалывают большими шприцами.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, вокруг светло. Через большое окно светит солнце. Кто-то скребет меня по пяткам. Ага, это опять врач, на этот раз другой, а с ним рядом снова медсестра. Полицейских нет. Мне неприятно, что врач скребет мне ногу. Зачем он это делает?

– Он проснулся, – замечает медсестра. Не особо остроумно.

– А, ага. – врач смотрит на меня. – Ну, как ты себя чувствуешь?

Я хочу что-то сказать, но у меня получается только «Пфф!»

– Как чувствуешь себя? Можешь сказать, как тебя зовут?

– Пффф-фе?

Что за дурацкий вопрос? Они что, меня за идиота держат? Я смотрю на врача, а врач – на меня. Потом он наклоняется надо мной и светит мне фонариком в глаза. Это что, допрос? И я должен сознаться в том, как меня зовут? Может, это какая-нибудь специальная больница, где пытают? А даже если и так, то не мог бы он – пожалуйста! – на секунду перестать оттягивать мне веко или, по крайней мере, сделать вид, что мой ответ его хоть капельку интересует? Иначе я ничего отвечать не буду. Я раздумываю, что мне ответить: «Майк Клингенберг», просто «Майк», «Клинге» или «Аттила, король гуннов» – так называет себя отец, когда нервничает. Если у него целый день все плохо, он выпивает две порции «Егермейстера» и, отвечая на телефонные звонки, представляется Аттилой, королем гуннов.

А пока я обдумываю, что сказать, стоит ли вообще что-то говорить или лучше промолчать, врач уже начинает объяснять медсестре про «четыре таблетки того-то» и «три капсулы сего-то», и я опять проваливаюсь в сон.