На следующее утро, в девять часов пятнадцать минут, Тео Гэвин доставил Полу Форману пятьсот тысяч песо. Форман быстро завел свой «фольцваген» и покатил в горы, направляясь к хижине, где содержалась Саманта Мур. Он вручил Эстебану деньги, потом мужчины обменялись рукопожатием и серьезно, важно поблагодарили друг друга.

Менее чем через час после этого Саманта уже вернулась на Виллу Глория; спустя несколько минут она была раздета и сидела в личной сауне, где вместе с потом из нее уходили и все мерзкие воспоминания о недавно пережитом приключении. Когда процедура была закончена, Саманта приняла душ и на резиновом плотике отправилась в плавание по своему Римскому бассейну, пристав к берегу только тогда, когда на нем материализовался Бернард, который привез с собой врача, шефа полиции и местного, весьма пронырливого журналиста (сотрудничающего попутно и с «Юнайтед Пресс Интернэшионал»), каждому из которых не терпелось поскорее обследовать жертву, хотя и разными, для всех трех, способами. Саманта заставила их подождать, пока она должным образом не оденется и не сделает подобающий случаю макияж. Но это не заняло слишком много времени.

САМАНТА! ПОКОИ ГОСТЕПРИИМСТВА

Вход только для прессы

Так извещала небольшая табличка с аккуратными буквами, прикрепленная к двери. За дверью простирались наиболее роскошные апартаменты отеля «Роялтон», сейчас превращенные в оперативный (другими словами — работающий и пьющий) штаб для членов всемирного братства журналистов, газетчиков, репортеров и пр. Телефонная связь была выше всяких похвал: после того как были соблюдены приличествующие случаю любезности, служащий мексиканской телефонной компании «Телефонос де Мехико», коему ассистировали четыре помощника, подключил целые батареи телефонных аппаратов. Три секретарши, свободно говорящие как на английском, так и на испанском языке, дежурили на телефоне круглосуточно. Одетые в красные куртки официанты всегда были готовы подать кушанья и напитки. Рассыльные ожидали в коридоре, когда они понадобятся. Укомплектованная представительницами прекрасного пола служба развлечений для пишущих и пьющих гостей отеля работала безотказно; заказ можно было сделать по телефону.

Когда пресс-центра достигла новость, что Саманта благополучно вернулась на Виллу Глория, в комнате раздались негромкие и, по всей видимости, несколько ослабленные алкоголем одобрительные возгласы и аплодисменты. Два писателя-европейца заказали разговор со своими офисами; один австралийский репортер попросил Джерри Баумера устроить ему интервью с Самантой, остальные вернулись к своей выпивке.

В это самое время Тео Гэвин, в своих собственных апартаментах, по телефону выспрашивал Бернарда Луиса Фонта:

— Как там Саманта? Что они с ней сделали?

— Сделали? — переспросил Бернард, явно чрезвычайно удивленный. — A-а, понятно! Позвольте мне уверить вас, Тео, что до нее никто и пальцем не дотронулся, как я понимаю. И это весьма интересно, не так ли? Я имею в виду тех дикарей. Определенно, у них совершенно не развит вкус и понимание красоты.

— Позвольте мне поговорить с Самантой.

— Это невозможно, дорогой друг. В настоящее время ее осматривает врач, а потом наступит очередь шефа полиции. Бедная Саманта, эта пытка так ослабила ее. Она истощена и боится за свою жизнь.

— Но все кончено. Я заплатил выкуп, полмиллиона песо.

— И это так немыслимо благородно с вашей стороны. И какое везение, что хоть у вас оказалась в наличии такая сумма свободных денег. Я сам, естественно, поступил бы аналогичным образом, если бы мне позволило это сделать мое финансовое положение. Однако, если мне будет позволено поправить вас, — еще не все кончено. Шеф полиции говорит о том, что нужно собрать достаточно мощный и вооруженный отряд военных и прочесать все горы, деревня за деревней, пока, наконец, бандиты не будут арестованы. Он настаивает на том, что Саманта должна будет опознать их.

— Хорошо! Хотел бы я добраться до этих разбойников!

— Дорогой Тео, постарайтесь уловить смысл сегодняшней ситуации. Подобная процедура повлечет за собой лишь дополнительное расстройство для Саманты. А стоит опознать и заключить в тюрьму похитителей, их родственники, друзья, соплеменники, естественно, затаят злобу и обиду, будут жаждать мести. Пол Форман понимает это: в своих показаниях он настаивает, что не запомнил достаточно ясно ни одного лица.

— А та девушка, эта Грейс, или как ее там?

— Она исчезла. Наверное, вернулась опять к своим Чинчауа. Но никто точно не знает.

— Хорошо, а почему Саманта не может заявить, что не помнит, как они выглядели?

— Дорогая Саманта — хрупкое создание. Она страстно хочет как можно скорее завершить все это дело. Раз и навсегда. Только таким способом она может быть уверена в том, что ее жизнь вернется в нормальное русло, вновь станет такой же спокойной и мирной, как…

Тео не дал ему договорить.

— Но если закон обязывает ее…

— Небольшое предложение, если позволите.

«Осторожно!» — напомнил сам себе Тео.

— Я слушаю, — произнес он вслух.

— Этот шеф полиции, у него откровенная тяга к деньгам. Несколько тысяч песо, предложенных в частном порядке, без сомнения, покончат со всеми стрессами и трудностями, вся грязь и мерзость останется, наконец, в прошлом, и…

— Сколько тысяч песо? — снова оборвал Бернарда Тео; теперь в речи американца явно слышалось раздражение.

— Десяти тысяч будет достаточно.

Тео быстро подсчитал. Шеф полиции обойдется ему всего лишь в восемьсот долларов — Баумер без труда сможет списать их на представительские расходы.

— Хорошо, сказал Тео в трубку. — Я сейчас выезжаю к вам. Не давайте шефу увидеться с Самантой.

Он повесил трубку, позвонил в «Покои гостеприимства», разыскал там Джерри Баумера и сказал, что хочет его видеть. Через несколько минут на пороге номера Гэвина возник вездесущий рекламный агент, как всегда оживленно болтающий.

— Мы действительно сорвали отличный куш, мистер Гэвин. Как главный выигрыш в «Колесе фортуны». Все обязательно окупится. У меня куча заявок на интервью, я договорился со всеми телевизионными шоу, которые работают с приглашенными в студию, и я…

Тео жестом заставил его заткнуться.

— Сколько у тебя с собой песо?

— Около двадцати пяти тысяч. Наличные постоянно нужны. Особенно с девочками. Они настаивают на том, чтобы им платили…

— Давай десять. — Баумер немедленно отсчитал требуемую сумму. — Я еду на Виллу Глория, Саманта во мне нуждается. Будет что-нибудь важное — сразу же звони мне туда.

— Да, сэр.

Тео пошел к двери, открыл ее. Высокий юноша с недавно обритой головой стоял на пороге. Рука его была поднята — он только что собирался стучать в дверь. Тео уставился на него, не узнавая посетителя.

— Привет, отец, — сказал Чарльз.

Выкуп был уплачен. Саманта была доставлена обратно, на Виллу Глория. И Форман с Грейс пошли прочь. Они сели на скамью. Долгое время никто из них не говорил ни слова. Наконец, Форман взял ее руку.

— Останься здесь, со мной, — попросил он. — Еще несколько дней, и этот шедевр будет состряпан. Тогда мы сможем залезть в «фольцваген» и укатить отсюда.

— Ты так говоришь, как будто это действительно просто.

— Это и есть просто. Просто скажи, что ты остаешься.

— Моя работа с племенем Чинчауа завершена, я так думаю. Они разрешили мне жить вместе с ними и помогали мне, но только до той поры, пока я не нарушала их собственную жизнь. Теперь все переменилось. Я ввела в их деревню тебя, и они свяжут это событие с вторжением на их территорию солдат и с тем, что племя Уачукан нарушило границы их владений. Я уверена, что Дон Мигель скажет мне уходить.

— Отлично, — ответил Форман. — Упаковывай вещички и поедем вместе со мной.

— Я не могу этого сделать.

— Потому что мы не женаты?

— Это, наверное, звучит ужасно глупо…

— А что, если я скажу, что женюсь на тебе?

— Ответ все равно будет «нет».

— Я понял, — сказал он.

— Мне кажется, ты как раз не понял. Мне необходимо чувствовать в себе уверенность, что ты любишь меня…

— Я действительно люблю тебя. Наверное, причина больше в том, что это ты не уверена, что любишь меня.

Грейс сделала глубокий вдох.

— Я допускаю это… я просто не знаю, что я в данный момент чувствую. То, что было между нами, не похоже ни на что, испытанное мною ранее. Ты заставил меня ощутить свое тело, свои эмоции. Но все случилось слишком быстро. Секс только часть любви; любовь — это длительное обязательство друг перед другом, но никто из нас пока не взял на себя такое обязательство. Для этого требуется время, время и усилия.

— Замечательно. Я хочу, чтобы мы использовали это время и приложили требуемые усилия. Останься со мной, дай нам шанс.

Она покачала головой.

— Все не так-то просто, Пол. Есть еще моя работа. Здесь она закончена, но мне нужно ехать в Мехико-Сити, возвращаться в университет. Нужно расшифровать записи, которые я сделала, нужно оценить результаты. Возможно, мне удастся составить алфавит Чинчауа на основании того, что у меня уже есть. Я должна записать материалы исследований, подготовить их для публикации. Это откроет другим людям дорогу к практическому применению результатов моей работы, к тому, чтобы идти дальше, помогать народу Чинчауа, помогать другим племенам.

— А тебе никогда не приходила в голову мысль, что эти индейцы не хотят, чтобы им помогали? Что они предпочли бы, чтобы их все оставили в покое?

— Может, и так, но народ Чинчауа, народ Уачукан, другие племена в этих горах вымирают; если им не помочь, через десять-пятнадцать лет они вообще исчезнут с лица земли.

— Ты говоришь так, как будто пытаешься спарить двух курлычащих журавлей, чтобы сохранить биологический вид. Но индейцы не журавли, они человеческие существа, и у них есть собственная воля.

— Я это знаю. И именно поэтому такие люди, как я, должны стараться донести до Дона Мигеля, до Дона Эстебана, до других вождей ту опасность, перед которой они стоят, убедить их. Индейцам необходимо узнать, как спасти себя.

— А что насчет нас? Кто спасет нас? Черт возьми, Грейс, я никогда не думал, что когда-нибудь скажу это, но мне кажется, в нас есть нечто особенное. Ты ведь тоже это чувствуешь.

— Я много чего чувствую. Вчерашний день мог бы с полным правом называться лучшим днем в моей жизни, Пол. Но это был один день. Ты романтик, и я люблю тебя за это. Но как ты будешь чувствовать завтра, я уже не говорю о том, что произойдет через неделю или через год? Мне просто кажется, я не смогу этого вынести, если отдам тебе всю себя, а ты потом передумаешь или твои чувства изменятся.

Форман ухмыльнулся и развел руками.

— Если ты Номер Два, — обязан пошевелиться быстрее…

Выражение ее лица неуловимо изменилось: сожаление явственнее проступило на нем.

— Чем серьезнее я говорю с тобой, тем больше ты резвишься.

— Смех не преступление.

— Да, не преступление. Но ты не можешь не понимать, что у нас еще достаточно серьезных проблем.

— Например? Я имею в виду — за исключением моей достойной восхищения способности спасать тебя от смертельной серьезности.

Грейс улыбнулась; он с облегчением смотрел на эту улыбку.

— Пол, я боюсь, ты будешь надо мной смеяться или рассердишься, если я тебе кое-что скажу… Что…

Грейс глубоко вздохнула.

— Ну ладно. Я не могу понять твое неверие в Бога, в любого Бога. Мужчина, настолько чувствительный, настолько интеллектуальный, как ты, — и вдруг отметаешь абсолютно все свидетельства? Как ты можешь…

Форман выпучил глаза и перекрестился.

Грейс покраснела.

— Я так и знала, что ты не поймешь.

— Ты просто спятила на своей религии! Фанатичка. Задавать вопросы такого рода в такой момент?! У меня нет скорого ответа для тебя. Я даже не знаю, правилен ли твой вопрос. Мне нужно подумать над ним, мне необходимо время.

— Да, — сказала Грейс. — Это я и имею в виду. Я думаю, нам обоим нужно время, чтобы подумать, чтобы посмотреть на наши чувства. По крайней мере, это нужно мне, а я не могу сделать это, пока я с тобой, Пол. Я прошу тебя помочь мне оставить тебя…

Он не ответил. Не мог. Ничего не оставалось — только встать, повернуться и начать уходить прочь, глубоко засунув руки в карманы и внимательно смотря себе под ноги, как будто он что-то потерял на земле.

Бристол рывком распахнул дверь своего номера. Бульдожье лицо продюсера было покрыто пятнами, многочисленные морщины, складки и бороздки проступали на нем, глаза налились кровью.

— Где, черт побери, тебя носило?

Не отвечая, Форман прошел мимо.

На диване расположился Гарри Макклинток; рядом с ним сидел Джим Сойер. На лицах обоих торжественное и серьезное выражение. Они настороженно смотрели, как Форман входит в комнату.

На журнальном столике стояли пустые стаканы и бутылка скотча. Форман налил себе виски, выпил.

— Ты должен был быть здесь тридцать минут назад. — Глаза Бристола закрылись и открылись, и он хлопнул своим большим кулаком о ладонь другой руки, сделав это, однако, так удивительно немощно, как будто у него кончались силы.

— Отвали! — ответил Форман и налил себе еще порцию.

— Мне все равно, это твоя проблема.

Форман опустошил свой стакан и пошел к двери.

Бристол сделал шаг за ним.

— Куда ты пошел? Ты работаешь на меня, запомни. Я здесь распоряжаюсь, когда тебе уходить.

Формана остановил Макклинток.

— Это Шелли. Она умерла пятнадцать минут назад.

Форман повернулся к оператору:

— Повтори…

— Ее нашли сегодня утром на пляже, дети натолкнулись на нее. Кто-то здорово над ней поработал.

Форман неуклюже сделал шаг или два, напряженных и неуверенных, вернулся в комнату, взглянул на Бристола.

— Не надо на меня так смотреть, — сказал Бристол. — Это что, моя вина, что у нее был словно зуд какой-то постоянно? Все это знали. Мы вчера ужинали кое с какими людьми. Она сорвалась и убежала.

Форман сел.

— Она слишком много выпила, — продолжал Бристол. — Ты же понимаешь. Слушай, я пытался остановить ее…

— Судя по ее виду, она заходила в воду, плавала, — сказал Макклинток. — Перед этим она, должно быть, сняла юбку, но полицейские пока не могут ее найти. Потом на ней осталась только блузка и трусики. Какой-то ублюдок, наверное, встретил ее в таком виде. По всей видимости, она пыталась сопротивляться, и он избил ее до смерти. Она так и не приходила в сознание. Полицейские сейчас опрашивают людей.

— Она говорила, что собирается умереть, — произнес Форман.

— Она сама виновата, — взорвался Бристол в запале, которого сам не чувствовал. — Убежать от меня вот так… Вы представить себе не можете, что значит жить с такой женщиной. Сплошная беда. Я делал все, что мог сделать мужчина на моем месте.

Форман подошел к окну. Отличный день для пляжа, солнечный, безоблачный. Он почти мог слышать веселые крики купающихся внизу, в заливе.

— Ну что же, я полагаю, жизнь должна продолжаться, — подал голос Джим Сойер.

— Верно! — воскликнул Бристол, чувствуя признательность к Джиму. — Шелли бы первая так сказала. Она бы сказала «Закончи картину!» — Набрякшие глаза продюсера быстро перебегали с одного лица на другое.

Макклинток сложил руки ладонями вместе, как будто в молитве.

— Оставшиеся сцены, Шелли должна была участвовать в каждой из них. Сцена сумасшествия, прыжок со скалы, без нее они… — Он пожал плечами.

— Да, — влез в разговор Джим Сойер. — И когда она меня застанет с этой молоденькой мексиканочкой… Очень не хочу выкидывать эту сцену.

Казалось, Бристол моментально потерял свою сосредоточенность. Потом он спохватился, энергично потряс головой и снова стал самим собой.

— Все эти вопросы можно решить. У меня есть на примете одна женщина, она заменит Шелли. Такие же волосы, как у Шелли, такого же сложения. Зовут Луиз Питерз. Будем снимать ее издали, использовать профиль. Потом найдем какую-нибудь актрису с радио, будет имитировать голос Шелли.

Бристол почувствовал небольшую тошноту, но продолжил говорить:

— Саманта, — пробормотал он, затем громко повторил это имя вслух. — Мы снимем с ней дополнительные кадры, крупным планом. Дадим ей несколько реплик. Форман, ты напишешь, что она будет говорить по роли. Я намерен везде указать ее как кинозвезду, в одной из заглавных ролей — в титрах, афишах… Точно как Гэвин, который использует ее для своей косметики — САМАНТА! Все заглавными буквами, в конце — восклицательный знак. Это имя… вся реклама фильма… похищение… лучший шанс, который мог бы у нас быть… только идиот может не извлечь из него выгоду…

Никто не ответил, все глаза были устремлены на него.

— Ах, да, — продолжил он, на этот раз медленнее. — Я говорил с Тео Гэвином. Он собирается вложить порядочно бабок в общенациональную рекламную компанию, которая свяжет «Любовь, любовь» с его фирмой, если мы дадим Саманте заглавную роль…

Форман перестал слушать. Его мозг, наконец, начал очищаться: «Грейс. Это я, именно я, форсирую события. Это я надулся и предпочел поверить, что ты отвергла меня, в то время как на самом деле ты лишь просила меня о времени, об отсрочке, достаточной, чтобы это могло произойти между нами. Грейс не хотела отдавать себя на волю романтической фантазии, ведь фантазия — его товар, личный и профессиональный.»

— О'кей, — говорил Бристол, и голос его снова звучал решительно и энергично. — На два часа я заказал телефонный разговор с компанией. Утром, таким образом, мы можем заняться обустройством своих дел. Потом — обратно за работу. Хорошо, давайте еще раз решим, что нужно будет сделать. Пол, я хочу, чтобы ты…

Форман встал, пошел, пересек комнату.

— Что ты там опять надумал? — заорал Бристол ему в спину. — Я составил новый график съемок, примерный план. Нам нужно вместе с тобой обсудить его. Давай начнем работать.

Форман повернулся к нему.

— Нет, — сказал он. Я не знаю, что с тобой на самом деле, Харри. Но я точно знаю, что ты заснял бы труп Шелли и показал бы его на экране, если бы думал, что можешь таким образом раз и навсегда избавиться от него. Я обманывал сам себя, Харри. Хватит.

— Ладно, — сказал Бристол. — Я тебе не нравлюсь. Ты мне не нравишься тоже. Но чтобы работать с кем-то, не обязательно, чтобы он тебе нравился…

Форман открывал дверь, на пороге он оглянулся:

— Та Шелли, — сейчас он вслух говорил о ее образе, создавшимся у него еще давно, — бабочка. Она была бабочкой…

Тревожная тишина после его ухода. Потом Бристол, взрываясь:

— Он прав! Этот ублюдок прав насчет Шелли! Достань, сделай мне такой кадр, Мак. Одна из этих фантастических цветастых бабочек, которых здесь полно. Как будто она настойчиво ищет себе место, чтобы приземлиться. А когда она садится, мальчишка палкой вышибает из нее дух. Такую лабуду эти нью-йоркские интеллектуалы просто с крючком заглотят. Символизм! Бабочку показываем быстрыми, прыгающими контурами, ускоренная съемка, очень сюрреалистично. В конце — снимаем в обычном темпе, после этого камера дает продолжительный кадр: тело женщины, избитое и окровавленное, — на пляже, быстрый наплыв. Фантастика! Самая классная из моих идей! Мы пошлем картину на Нью-Йоркский кинофестиваль, заявим ее в Каннах, везде. Этому конца не будет, не будет никакого конца…

И он заплакал.