Макклинток начал устанавливать оборудование на съемочной площадке во второй половине дня, но до самой темноты так и не смог правильно отрегулировать прожекторы. Только под вечер подготовка была закончена, оператор произвел еще одно испытание, и Форман наконец остался доволен. Основную камеру поставили в конце Римского бассейна; вторую, взятую напрокат, разместили в подводной комнате (для этого специально наняли еще одну съемочную группу).

Когда технические вопросы были улажены, Форман отвел своих актеров в сторону.

— Эту сцену можно решить двумя способами, — начал он, переводя взгляд с Джима на Шелли. На лице Джима Сойера он не увидел ничего, наверное потому, что оно было столь же пусто, как и его обладатель. Шелли отказалась встретиться с Форманом глазами: — Либо мы делаем обыкновенную порнушку, либо сцену, которая несет в себе определенное значение.

Джим Сойер выступил вперед:

— По моему мнению, я делаю лучшую работу в своей карьере. И намереваюсь продолжить ее делать.

Форман посмотрел вдаль, на темный залив. На воде дрожали огни яхт, стоящих на якорях. Как актер Сойер был некомпетентен, и Форман старался максимально ограничить вред, который тот мог нанести фильму: реплики Джима были урезаны до минимума. Но обсуждать все это сейчас не имело смысла.

— Я ценю это, и я признаю твой талант, — ответил Форман.

Сойер нежно пригладил свои волосы.

— Мне очень приятно, что ты так говоришь.

— В этой сцене, — сказал Форман, — вы должны будете забыть, что вы обнаженные. Если сосредоточитесь на своих телах, — сразу же зажметесь, и это напряжение будет очень заметно на экране. Свобода, естественность — вот то, что нам нужно.

— Теперь я тебя прекрасно понял, — прервал его Сойер. — Что-то вроде «взрыва», там, где Дэйвид Хеммингз развлекается с двумя милашками в студии фотографа. Для меня это был очень глубокий момент.

— Дело в том, что мы снимаем не просто сексуальную сцену.

Сойер засмеялся.

— Тогда получается, что просто кошмарное количество прелестей и причиндалов примут ванну зазря!

— Мне нужна чувственность, — объяснил Форман. — Это секс, в котором есть некое чувство, определенное правдивое переживание. Оно исходит изнутри, это не просто отражение вашей плоти.

— Считай, от меня ты ее получил, — пообещал Сойер.

— Шелли?

— Я постараюсь, Пол.

— Вам придется сосредоточиться на том, кем вы являетесь в этой картине, на том, что вы — как персонажи этой картины — чувствуете. Это фильм-приключение, фильм об открытии. Он о двух людях, которые начинают искать, с помощью друг друга, себя самого. Эта сцена в бассейне — это любовная сцена, открытие любви. И еще — это шалость, веселье, возня. Удовольствие! — Он ласково дотронулся до щеки Шелли. — Теперь соберитесь. Вы перебрались через забор этой пустынной виллы, вы нарушили границы чужого владения, вы нарушили закон. Вроде как девочка и мальчик, у которых укатился за забор мяч, только вы взрослые. Сначала вас смущает нагота друг друга, вы, может быть, стыдитесь ее. Никто из вас до этого не делал ничего подобного. В воде ваши внутренние запреты относительно наготы растворяются, вы больше не подавляете в себе эмоций, вы начинаете искать себя, свою свободу. Вот этот момент открытия я и хочу показать в фильме. — Он ободряюще улыбнулся им. — И помните, в воде вы веселитесь…

Мысли Шелли перенесли ее на день назад, вернули чувство смертельно пугающего одиночества, которое она испытала в водах залива, ощущение ужасной искусительности морской бездны. Она вспомнила, как убежала от спасателей, сразу, как только смогла это сделать, даже не поблагодарив их, чувствуя себя какой-то обманщицей и смутно ощущая, что обманута сама.

— Камеры будут следить за каждым вашим движением, — говорил между тем Форман. — Пока вы в воде, вы должны быть друг с другом как человеческие существа. И только после того как вы выберитесь из бассейна, вы осознаете тот факт, что все это время вы были обнажены, беззащитны, уязвимы. В тот момент, когда наступит время секса, он будет естественным, здоровым, открытым. Он будет заслуживающим слова «любовь».

— Мне страшно, — сказала Шелли.

— Хорошо, — ответил ей Форман. — Пусть тебе будет страшно. Но не сдерживайся. Страх может даже заострить качество того, что мне необходимо в этой сцене.

— Я постараюсь сделать все, что смогу, Пол.

— Хорошо. А теперь в воду, оба! Поплавайте немного, привыкнете к обстановке. Снимите напряжение. Не подплывайте близко друг к другу. Пусть ваши тела станут телами персонажей из фильма.

Форман вернулся к камере и огляделся вокруг. Съемочная группа была необычно молчалива; все приготовились смотреть. С погашенными огнями, Вилла Глория была похожа на огромную крепость, поднимающуюся в темное небо. Позади камеры Форман увидел Саманту Мур. В ниспадающем белом кружевном платье, с распущенными и падающими на плечи волосами, она казалась почти прозрачной, просвечиваемой, словно существо, созданное чьим-то воображением. Харри Бристол рядом с ней — массивный, грубый, с невыразительным лицом, белым пятном выделяющимся в темноте. Оживленно жестикулируя, он о чем-то быстро говорил, и руки его совершали движения, похожие на движения боксера в среднем весе, который ведет ближний бой.

Еще дальше, позади — Бернард Луис Фонт, бдительный и недоверчивый гном.

А на садовой террасе целая вереница лиц — слуги. Форман улыбнулся про себя: «Неудивительно, что они считают всех чужеземцев чокнутыми».

Он занял позицию рядом с камерой.

— Актерам выйти из бассейна, пожалуйста, — сказал он обычным голосом. — Репетиции не будет. Начнем снимать, как только все будут готовы.

Девушка-костюмерша принесла полотенца и подождала, пока вытрутся актеры. Гримеры быстро ликвидировали ущерб, нанесенный гриму. Шелли одела желтые кружевные трусики и лифчик. Она посмотрела на дальний конец бассейна и кивнула.

— Ладно, народ, — провозгласил Форман. — Шелли и Джим только что перелезли через стену. Вы разделись — Джим догола, на Шелли только трусики и лифчик. Когда Джим бросается в воду, Шелли, после некоторых колебаний, решает последовать за ним. Сначала ты снимаешь трусики, Шелли, потом бежишь к бассейну, на ходу расстегивая лифчик. Понятно?

— Вроде бы да.

— Джим, когда ты увидишь Шелли в воде, плыви за ней. Сначала нерешительно, просто пытаешься ее догнать, потом более агрессивно, но всегда с определенной сдержанностью. Пусть это будет похоже на ритуальный брачный танец. Увеличивай темп движений. Прожекторы установлены и сверху, и снизу, снимать тебя будут с двух ракурсов, так что о камерах не беспокойся.

— Когда вы закончите сцену купания, Шелли вылезает из бассейна; ее голова прямо напротив камеры. Джим, ты выбираешься следом за ней.

— И еще одно — приготовьтесь играть эту сцену несколько раз. Считайте, что первый дубль это только начало, введение. Расслабьтесь, постарайтесь показать все, на что вы способны. Наслаждайтесь. Ну, ладно, всем внимание, начинаем снимать. Актеры заняли свои места, прошу вас. Свет, пожалуйста, и соблюдайте тишину. Звук готов. Дай мне картинки с камер, Гарри. Хорошо. Мотор…

Бристол наклонился вперед, напрягая глаза, чтобы проникнуть за отблески свечения, колышущиеся на поверхности бассейна. Он видел, как Шелли одним грациозным и, одновременно, по-детски неуклюжим движением сбросила свои желтые трусики. Потом она побежала к воде, отбрасывая лифчик в сторону.

Сильное желание возникло в Бристоле. Это тело, столь знакомая и все же чужая плоть, это тело, к которому он так часто прикасался и запах которого он так часто вдыхал, — но так никогда и не постигнутое до конца тело… Эта высокая грудь, двигающаяся в такт неловкому, как у всех женщин, бегу Шелли. Эти очертания живота, упругого живота над близкой чернотой ее вечно загадочного треугольника.

Ее плоть напомнила Бристолу других женщин, которых он знал, — спелая женская плоть. Шелли могла бы быть его первой женой или третьей; она обладала более эффектной, более захватывающей красотой, чем они. Или его сестрой, или матерью, или Хилдой Андерсон, которая некогда была объектом столь многих его мечтаний и снов. Хилда Андерсон… в своих фантазиях он обладал ею как хотел, он делал с ней все, что хотел, и каждый последующий раз был лучше предыдущего, потому что в этом представлении он мог играть все роли.

Бристол бросил быстрый взгляд на Саманту Мур. Она не была похожа на женщин, которых Бристол имел в своей жизни. «Да стоит только на нее посмотреть — ее изящество, тонкие черты лица, гордо поднятый подбородок! Интересно, что испытываешь, когда обладаешь такой женщиной? Вдыхаешь ее запах? Пробуешь ее на вкус?» Между лопаток у Бристола выступила испарина, и он почувствовал, как капельки пота скользят вниз по спине.

«Саманта Мур. Трахнуть такую женщину — это не просто пересып. У нее есть имя, имя, известное по всему миру, ее узнают в лицо на трех континентах.» Многие годы Бристол читал о ней в светской хронике — о ее замужествах, о ее скандалах, о ее разводах. Она принадлежала миру, частью которого он всегда хотел быть сам. «Трахнуть Саманту Мур это будет… событие.»

«Когда “Любовь, любовь” будет в прокате, когда она будет иметь успех, когда он, Бристол, станет знаменитым, — никаких больше неизвестных красоток, готовых на все, чтобы получить крошечную роль. Дешевки, прощайте навсегда. Только самое лучшее: звезды, дебютантки, высшее общество. Как Саманта…»

Он придал своему лицу выражение, которое должно было означать любезность и приятность.

— Никогда раньше не видели, как снимается кино, мисс Мур?

Она посмотрела на него сверху вниз. Взгляд ей удался.

— Мистер Бристол. Моим третьим мужем был Дэнни Марти. Тот самый Дэнни Марти. Дэнни Марти, кинозвезда…

— Конечно, — сказал он. «Эти Саманты Мур всего света думают, что у них вместо дерьма розы. В задницу все это. Да, точно, в задницу!»

— Это просто маленькая шутка, — добавил он.

— Я сама снялась в пяти крупных картинах.

«”Крупных”, — подумал Бристол. — Пяти паршивеньких киношках. Пара песен, загодя отснятый материал для другого фильма из чужого архива, никому не известные актеришки — все это слеплено всего за несколько недель в каком-нибудь заброшенном павильоне. Сдали его внаем киношникам, чтобы снизить ставку налога…»

Вслух он произнес другое:

— Я видел все ваши фильмы. И всегда считал, что вы великая актриса.

— Мистер Бристол, эти фильмы были жалкой стряпней, приготовленной жадным коротышкой. Моя игра в них, если охарактеризовать ее с достаточной долей снисходительности, была совершенно неумелой. К счастью, я поняла, что мое будущее находится на другом поприще.

— Как скажете. Тем не менее, я рад, что вы будете участвовать в моей картине.

— Мистер Форман сделал мою роль чрезвычайно привлекательной — символ красоты и падения. Какая женщина способна противиться такому? И я буду играть перед камерой, то появляясь, то исчезая… как изысканно! У меня страсть к противоречиям.

Не слушая ее, Бристол согласно кивал головой. «То, что нравится ей, понравится и мне.»

Бристол снова повернулся к бассейну. Шелли по пояс выпрыгнула из воды, грудь ее блестела, руки были раскинуты в стороны… она упала на спину и скрылась под водой.

«Она хорошо плавает, — напомнил себе Бристол. — Что за шанс! А если бы нет… О, Господи, у меня просто задница тряслась вчера от страха. Вода всегда внушала мне страх. Черт меня дернул выйти в море на этом паршивом крошечном суденышке. Один в океане. Могло случиться все, что угодно. Одна большая волна, и прощай, Харри Бристол.»

«Черт побери! Разве я виноват, что плохо плаваю? Ну кинулся бы я за ней, ну повис бы в конце концов у нее на шее… Какой смысл был бы в том, что они оба утонули?»

«Вчера вечером я ей так и объяснил все. Я использовал ее кофточку, чтобы привлечь внимание и позвать на помощь, но ни одна лодка так и не остановилась. Только час спустя местные рыбаки вытащили меня из воды.»

«К этому времени, — рассудил он логически, — Шелли уже спасли. И я знал, что ее спасут. Я верил в ее способность позаботиться о себе. С физической точки зрения она отлично умеет заботиться о себе.»

«Вчера я попробовал заняться с ней любовью, и в первый раз с тех пор, как они вместе, Шелли отказала мне. В первый раз она совершенно ясно и определенно сказала мне “нет”. “Нет”, — но “нет” без злости и без негодования или обиды. “Нет”, — но не обвиняя меня в том, что я струсил или бросил ее.»

«Ну и хрен с ней, — подумал Бристол. — Одно только слово, и пусть катится на все четыре стороны. Кто она такая? Дамочка, которая из ниоткуда бредет в некуда. Я дал ей шанс. Она в долгу передо мной, в долгу каждый Божий день, и в два раза больше по воскресеньям. Одно только слово, и пусть убирается обратно к своим игровым автоматам…»

— У мисс Хейнз красивое тело, — заметила Саманта Мур.

Бристол кивнул и осторожно придвинулся к ней.

Шелли плыла по направлению к ним. Ее лицо было оживлено, было заметно, что она наслаждается весельем. Сзади появился Сойер, расстояние между пловцами уменьшалось, но не слишком быстро. Шелли выбралась из бассейна. Она смеялась и свободно, без всякой зажатости, шла к камере. Под мощным светом прожекторов все ее тело блестело. Она быстро проскользнула мимо Формана и Макклинтока к ждущей ее костюмерше, которая быстро завернула Шелли в длинный махровый халат. Тяжело дыша, Шелли вопросительно посмотрела назад, в сторону камеры.

— Получилось хорошо, ребята, — громко объявил Форман. Вырубите прожектора, пожалуйста.

— Что вы об этом думаете? — Бристол обратился к Саманте.

— Было очень красиво, весьма эффектно.

Бристол осторожно и изучающе посмотрел на Саманту.

— А что вы скажете, если я закажу Форману написать нечто похожее для вашей роли, Саманта? — Тут Бристол рискнул назвать ее по имени.

— Мистер Бристол, вы мне льстите. Но вам не нужно затруднять себя так из-за меня.

— Никаких затруднений. — Он извинился и пошел туда, где тесным кружком стояли Форман, Шелли и Джим Сойер. — Это было здорово, — вмешался он в их разговор. — Жду не дождусь увидеть то, что мы сделали под водой. Они должны были снимать кое-какие части крупным планом.

— Это было хорошо, — сказал Форман актерам. — Сейчас небольшой перерыв, а потом отснимем сцену снова.

— Это еще зачем? — проворчал Бристол. — Все же хорошо получилось, сам так сказал.

— Иди отсюда, Харри, — приветливо попросил его Форман.

— По-моему, все прошло нормально. Зачем тебе нужен еще один дубль? А все остальное, — дополнительная камера, освещение, съемочная группа?

— Расслабься, Харри. На этот раз мы попробуем сделать кое-что немножко другое.

— Экспериментами занимайся в свое свободное время. — Он повернулся и направился на свое прежнее место. Саманты Мур там больше не было. Он выругался сквозь зубы и оглянулся вокруг в поисках кого-либо, с кем можно было бы поговорить: один в толпе людей Бристол всегда чувствовал себя неприятно.

Бристол еще раз посмотрел на часы — почти пять утра. Какого черта женщины могут делать в туалете так долго! Скоро уже будет светло. Чертов Форман! Заставил всю труппу работать до ночи, в сотый раз снимать одну и ту же сцену! Они закончили всего час назад.

— Шелли! — завопил он. — Какого черта ты там делаешь? — Он снова взглянул на часы, положил их на ночной столик. Завтра, первым делом, он поимеет долгий разговор с мистером Полом Форманом, пора его поставить на место. Ну ладно.

— Шелли!

Она вышла из ванной комнаты, подошла к своей стороне двуспальной кровати, легла и натянула простыню до самого подбородка. К Бристолу она легла спиной.

— У тебя, должно быть, ненормальная страсть к воде — сначала залив, сегодня весь день в бассейне, а теперь еще и душ?

Она не ответила.

Бристол уставился на ее спину. Шелли возбуждала его так, как ни одна другая женщина. Отчасти это происходило из-за его чувства превосходства над ней, из-за его чувства хозяина, владельца — в постели особенно. Он дотронулся до ее шеи.

— Ты все еще дуешься из-за того, что произошло в заливе? Я же тебе объяснил, как все получилось.

— Я не дуюсь.

— А как ты называешь свое поведение тогда?

— Я разочарована, только и всего.

Он принял сидячее положение.

— Ты винишь меня потому, что я никудышно плаваю?

— Я не виню тебя.

— Я же не говорил тебе, что ты должна была прыгать за этим чертовым рулем, разве не так? Ну, скажи, разве нет?

— Да, ты не говорил мне.

— Ну ладно, хорошо! — Он снова лег; в течение некоторого времени никто из них не шевелился и не говорил. — Ты, должно быть, устала, — произнес Бристол наконец.

— Да.

— Я тоже. И все-таки… усталость ничего не меняет для меня, разве что только к лучшему. Правда, забавно? Чем больше я устаю, тем больше мне этого хочется. Когда я был помоложе, целыми днями гонял мяч, играл в баскетбол. Крутые игры. Целыми днями, по восемь, девять часов кряду. Выматывался ужасно, просто как выжатый лимон, как тряпка. Но возбуждался я что надо. У меня всегда так было. — Он дотронулся губами до ее обнаженного плеча и вобрал ими гладкую кожу. — У тебя такой вкус… В ту секунду, как я положил на тебя глаз, я захотел попробовать тебя на вкус, в буквальном смысле попробовать…

— Харри, я так устала.

— С-сукин сын этот Форман! Я все ему выскажу насчет сегодня. Он же обещал мне быть бережливым. И вдруг сегодня — одиннадцать дублей, три разные мизансцены! Он думает, что создает «Бена Гура», черт бы его побрал! Я и так превысил смету, в Нью-Йорке меня живьем съедят. Одиннадцать дублей, и он еще объявляет, что завтра у труппы выходной…

— Люди устали, Харри.

— Я тоже устал. Но я не беру выходных. Я продолжаю работать.

— У нас получится прекрасное кино, я думаю.

— С каких это пор ты начала думать? Ладно, к черту все это! Это всего лишь бизнес, правильно? Важно только то, что с тобой все в порядке и мы снова вместе. Мы с тобой вроде как одна команда, да? Поверь мне, то, что было вчера, действительно потрясло меня. — Он сжал в ладони ее грудь. — Ты самая лучшая. Где попало такое тело, как у тебя, не встретишь, можешь мне поверить. Ты лучшее из того, что у меня когда-либо было…

— Прошу тебя, Харри. Не нужно говорить то, чего не чувствуешь на самом деле.

— Конечно же, я чувствую. Ты самая лучшая. Я сегодня смотрел, как ты там сверкала задницей, а все эти озабоченные ублюдки пялились на тебя. Знаешь, что я подумал тогда? Это принадлежит мне, вот что я подумал. Частная собственность. Смотри, но прикасаться не смей! Я был рад, что они могли увидеть, так сказать, товар лицом, убедиться, что он по-настоящему первоклассный. Слушай, я тут переговорил с Самантой. По сравнению с тобой, она для меня просто ноль. — И Бристол опрокинул ее на спину, губы его оказались на ее груди.

Сил в ней не осталось совершенно, и Шелли не запротестовала, когда его рука потянулась к ее животу. Он укусил ее грудь и сделал ей больно.

— У тебя никогда не было такого, как я, — шептал он ей прямо в ухо.

— Никогда, — ответила она автоматически.

— Все эти парни, они просто голливудские педики, а не мужчины.

— Только ты первый настоящий мужчина у меня.

— Я сегодня покажу тебе нечто особенное, настоящие скачки. Заряжу тебя, как надо!

Она закрыла глаза.

— Ты всегда знал, как возбуждать меня, Харри.

— Через минуту ты будешь летать…

— Ах, — произнесла она, когда прошло достаточно времени для того, чтобы это восклицание выглядело правдоподобным.

— Тебе действительно понравилось, правда?

Она издала невразумительный гортанный звук.

— Скажи мне, — настаивал он.

— Мне… очень… понравилось.

— Тебе всегда хочется еще, правда?

— Всегда…

Шелли застонала и повернула голову, бедра ее начали приподниматься и опускаться во все возрастающем темпе… «Тогда это должно закончиться быстрее. Я так устала. Так сильно устала…»