Читателям этой книги придется волей-неволей помириться с тем узко ограниченным кругом идей, которые в ней изложены.

Книга содержит воспоминания о боевой работе снайперов, наблюдателей и разведчиков на боевых полях Франции и Фландрии, и имеет целью осветить, по возможности, подготовку и деятельность целого ряда офицеров и солдат, важность боевой работы коих явно возрастала по мере, продолжения войны. Книга написана в надежде на то, что в будущем, при обучении наших военных сил, будет уделено должное внимание предмету разведки и снайпинга, как это уже делалось в последние годы мировой войны.

Когда я в мае 1915 года отправился во Францию, идея организованного снайпинга уже не была для меня новой. Я еще раньше бывал там, в марте того же года, и лично убедился, какие громадные преимущества извлекали немцы из снайпинга в период позиционной войны. Трудно в настоящее время дать точные цифры наших потерь от германского снайпинга. Достаточно будет сказать, что в начале 1915 года мы потеряли в одном баталионе, лишь за один день, 18 человек, убитыми снайперами противника. Если бы каждый из наших баталионов, находившихся в передовых окопах, убивал при помощи своих снайперов только по одному немцу ежедневно, то получилась бы цифра весьма внушительная. Всякий, кому угодно будет вычислить, сколько у нас было баталионов в передовой линии, будет изумлен величиной этой цифры, особенно если вычислить количество потерь за один месяц, помножив полученную цифру на 30. Такое вычисление само по себе покажет, в какой мере оправдывает свое существование снайпер в войне на уничтожение (даже если принимать во внимание только эту одну сторону дела), и какое количество противника он в состоянии уничтожить.

Но важность снайпинга заключается не только в нанесении противнику потерь. Когда какой-нибудь окоп находится в сфере досягаемости неприятельских снайперов, жизнь в нем становится очень трудной, и дух людей, занимающих окоп, неизбежно падает. Во многих местах передовой линии во Франции, так же, как и в Бельгии, противник, успевший сорганизоваться в этом отношении раньше нас, имел на своей стороне несомненное преимущество. В любом полку очень многие из наших солдат и теперь помнят какой-нибудь район, где германские снайперы действовали особенно убийственно. Но я утверждаю, как факт, что в середине 1915 года мы почти на всем протяжении фронта подвергались по меньшей мере жестокому истреблению.

Когда я поехал на фронт в мае 1915 года, я захватил с собой несколько винтовок с телескопическим прицелами, частью моих собственных, частью взятых у друзей. В то время я был прикомандирован к Разведывательному отделу в качестве заведующего военными корреспондентами, и эта должность давала мне самую широкую возможность в разных местах посещать линию фронта. При отправлении на передовую линию я обыкновенно брал с собой одну из таких винтовок, снабженную телескопическим прицелом, и вскоре бригады и баталионы (см. стр. 24) стали обращаться ко мне с просьбой предоставить им такую винтовку, хотя бы во временное пользование.

Таким образом мне представлялись случаи на месте изучать снайпинг при посещении передовых окопов.

Однажды, проходя по окопам, в сопровождении австралийского корреспондента мистера Галлет, я наткнулся на дощечку с изящной надписью: «Снайпер», и со стрелкой, указывавшей, в каком направлении находится его нора. Самого снайпера в норе не было, он стрелял поверх бруствера из винтовки с телескопическим прицелом.

Такие винтовки, в то время, присылались из Англии и давались войскам лишь в очень ограниченном количестве.

У меня в течение многих лет были винтовки с телескопическими прицелами, и я хорошо знал применение их при охоте на крупных зверей.

Вообще говоря, мне всегда казалось, что эти винтовки мало «спортивны» по причине своей чрезвычайной точности, но для стрельбы по мелким животным, как, например, по кроликам, эти точные и мелкокалиберные винтовки превосходны, так как они дают возможность сразу же убивать попаданием в голову и, таким образом, не причинять излишних страданий.

Возвратимся, однако, к снайперу. Заинтересованные им, мы обратились к снайперу с вопросом, что он думает о своей винтовке, на что получили ответ, что он в состоянии каждый раз, без промаха, попадать в бойницу стального щита, установленного на германском окопе. Так как германский окоп находился от нас на расстоянии 900 шагов, то мне показалось, что наш снайпер слишком самоуверен, а потому мы попросили его продемонстрировать свою стрельбу перед нами. У меня был с собой призматический бинокль Росса, и когда снайпер выстрелил, я заметил, что пуля ударила почти в трех шагах левее того щита, в который метил снайпер. Снайперу казалось, что его пуля прошла через бойницу, так как он не слышал звука удара пули в поле стального щита. Второй выстрел дал примерно такой же результат. Взглянув на прицел, я заметил, что он неправильно установлен, и спросил у стрелка, знает ли он устройство своей винтовки — выяснилось, что он ее почти совершенно не знает.

Начиная с этого момента, я начал проверять попадавшиеся мне телескопические винтовки и вскоре пришел к заключению, что около 80 процентов их были совершенно бесполезны в руках стрелков и, во всяком случае, давали худшие результаты, чем те, которые были бы достигнуты стрельбой из обыкновенных винтовок. Стрелявшие из телескопических винтовок, как оказалось, имели весьма смутные понятия о правильной установке прицелов, почему самый легкий толчок или удар по винтовке неминуемо сбивал неправильно установленный прицел.

Необходимо отметить для читателя, мало знакомого с телескопическими прицелами, что этот прицел, установленный на базе (основании) в 4″ длиной, с ошибкой в установке до одной сотой дюйма, дает при стрельбе отклонение пули в 9˝ на расстоянии 150 шагов, 18″ — на расстоянии 300 шагов, и 54″ — на расстоянии 900 шагов. Прицелы выдавались людям на руки без соответствующего наставления, часто передавались из рук в руки, как окопное имущество, получались и выдавались каптенармусами, которые сами не понимали их цены. Правильная организация службы снайперов казалась мне делом настолько важным, что над организацией этой службы стоило потрудиться, и мне очень хотелось принять участие в этой работе. Вечером того же дня, я доложил свои соображения по этому вопросу своему непосредственному начальнику, подполковнику А. Г. Стюарт, 40-го Патанского полка. Я должен отметить, что трудно было бы сыскать на фронте лучшего офицера; он был убит в 1916 году шальной пулей в расстоянии около версты позади окопов в расположении 50-й дивизии (в районе Ипра).

Полковник Стюарт проявил много сочувствия и интереса к моему докладу.

«Вы говорите, что все, или почти все, телескопические винтовки, которые вам пришлось проверить на фронте настолько неточны, что являются более чем бесполезными. Вы совершенно уверены в этом?».

«Совершенно уверен», — сказал я, — «Но еще более важно то, что люди не имеют ни малейшего понятия о способах укрытия, и поэтому многие из них служат прекрасной целью для германских снайперов».

«Этим вопросом следовало бы заинтересоваться соответствующему начальству», — сказал подполковник.

«Конечно, но как раз в данном случае этого соответствующего начальства и не имеется. Офицеры знают в этом деле не больше, чем солдаты. Со своей стороны я бы предложил, следующее. Я бы желал быть прикомандированным, если это возможно, к какой-нибудь части, в качестве специалиста по снайпингу Мне думается, что я был бы в состоянии спасти сотни жизней даже в одной бригаде, при теперешнем положении вещей. Не поможете ли вы мне получить такого рода назначение. Я прошу об этом потому, что мне кажется нелепым, чтобы я, человек, проведший целые годы своей жизни на охоте на крупных животных, не попытался бы воспрепятствовать применению немцами таких убийственных приемов борьбы, в то время, когда я вполне в состоянии это сделать».

«Вполне ли вы уверены в этом?»

«Дайте мне возможность поработать, хотя бы две недели, при какой-нибудь части в передовых окопах, и если моя работа окажется бесполезной, то во всяком случае она не принесет и никакого вреда».

«Хорошо», — ответил на это подполковник Стюарт, — «Я попробую поговорить с кем надо, посмотрим, что из этого выйдет».

После этого доклада подполковник Стюарт часто возобновлял этот разговор, причем я продолжал указывать ему на наши тяжелые потери, полное превосходство немцев над нами в этом отношении, а также на необходимость не только систематического обучения, но и, что было, на мой взгляд, самым важным — правильного подбора людей для такой службы. Я указывал на их ценность для разведки и наблюдения, при помощи подзорных труб, и вообще делал подполковнику Стюарт целый ряд весьма полезных предложений.

Теперь, вспоминая эти доклады, исходившие от солдата-любителя, не обладавшего боевым опытом и вообще военными знаниями, я искренно удивляюсь терпению подполковника Стюарт. Он неизменно выслушивал меня не только с большим вниманием и сочувствием, но даже всячески старался содействовать мне. Без его помощи это важное нововведение в армии было бы или подавлено в корне иди было бы проведено в жизнь гораздо позднее.

Подполковник Стюарт не только разрешил мне лично обращаться по этому вопросу к высшим строевым начальникам, но и сам одновременно говорил в защиту моей идеи. Мне приходилось поражаться той любезностью, с которой мне всюду приходилось сталкиваться. Представляясь, я обыкновенно говорил:

«Разрешите мне побеседовать с вами на одну чрезвычайно интересующую меня тему — о снайпинге. Недавно немцам удалось убить 12 человек бланкширцев Вашей дивизии в сторожевом охранении, и я вполне уверен, что при условии правильной постановки дела с нашей стороны, мы могли бы свободно превзойти немцев в этом отношении». После этого я приступал к подробному изложению своих соображений.

Несмотря на то, что меня обыкновенно выслушивали очень внимательно, все же возникало много различных затруднений, которые, пожалуй, так бы и не удалось устранить, хотя многие из командиров корпусов любезно мне говорили:

«Ликвидируйте свою работу в Главном штабе и приезжайте к нам в качестве специалиста по снайпингу — будем очень рады».

В каждой армии существует, обыкновенно, для каждой отрасли военного дела соответствующее учреждение, ведающее вопросы данного порядка. Но беда была в том, что для снайпинга, как дела нового, соответствующего «ведающего учреждения» не существовало. Если бы этот вопрос был направлен в военное министерство, то прошло бы вероятно несколько месяцев, прежде чем было бы создано такое учреждение. К счастью, подполковник Стюарт, вполне проникшийся моими идеями, всячески поддерживал меня и лично доложил суть дела начальнику штаба 3-й армии генералу Линдель-Белль, который со своей стороны также поддержал этот вопрос. Таким путем дело дошло до командира 3-го корпуса генерала Чарлз Монро, и вскоре начальник Разведывательного отделения разрешил мне командировку в 3-ю армию в качестве знатока по снайпингу Джон Бьюкан, военный корреспондент газеты «Тайме», также оказал этой идее большую поддержку. Он собственными глазами видел те ужасные потери, которые несли наши части, и считал мои намерения здравыми и осуществимыми.

Генерал Чарлз Монро в беседе со мной на эту тему сделал однажды весьма памятное для меня замечание, смысл коего сводился к тому, что хороший стрелок не только материально усиливает свою часть, но и способствует поднятию духа своих товарищей, так как сознание что часть имеет несколько хороших стрелков, неминуемо возвышает ее дух в целом.

Сначала я был очень доволен первыми результатами своих усилий, но впоследствии, когда оказалось невозможным немедленно приступить к работе, я несколько приуныл, думая, что мне так и не удастся добиться превосходства над германскими снайперами. Я очень сожалел, что не приступил к этой-работе месяцем раньше, так как, когда наша 3-я армия сменила на фронте французов, немцы вначале давали больше простора для моей работы. Теперь они сделались горазда более осторожными. Обдумывая план проведения в жизнь моих идей, я отправился к моему приятелю, капитану А. Г. Гаворн-Гарди, 9-го Шотландского стрелкового полка, который находился в то время в передовой линии в районе Невшапель. Этот капитан был впоследствии убит у Лосе при атаке во главе своей части, в 15 шагах от немецких проволочных заграждений. При его помощи я достал из старых немецких окопов несколько больших стальных щитов, которыми пользовались немецкие снайперы, и забрал с собой эти щиты в Англию, куда поехал в недельный отпуск.

Дома я приступил к испытанию действия разных систем винтовок по этим щитам, начиная с винтовки «Джефрисса» 0,333″ калибра с большой начальной скоростью и включительно до тяжелых винтовок разных калибров, применяемых охотниками на слонов. Таким образом я выяснил, к своему великому удовольствию, что как винтовки 0,333″ калибра, так и слоновые винтовки пробивают эти щиты очень легко. При этих опытах мне опять пришел на помощь Д. Бьюкан, образованием особого фонда из денег, пожертвованных лордами Голден, Гленконор и Финлей, для покрытия моих расходов по приобретению необходимых для опытов различных винтовок.

Впоследствии издатель журнала «Спектатор» Страчи, поддерживал этот денежный фонд на необходимой высоте, чем оказывал мне неоценимую помощь для покрытия всех расходов по обучению снайперов, начиная с приобретения искусственных голов (для мишеней) и кончая свитерами для футболистов образовавшейся позже школы снайперов.

В конце концов, я окончательно отделался от своей работы в Главном штабе и уехал в 3-ю армию, где был прикомандирован к 10 и 12 бригадам 4-й дивизии 7-го корпуса.

Было бы излишним подробно описывать первые дни моей работы. Достаточно будет сказать, что очень скоро выяснилось, что снайперы должны работать попарно, причем один из них действует винтовкой, а другой подыскивает цели при помощи телескопа. В то время, насколько мне помнится, выдавалось по 8 телескопов на баталион, и они находились на руках у сигнальщиков, но фонд лорда Робертса в искусных руках мистера М. Р. Пенойра вскоре улучшил положение, и в 4-ю дивизию было прислано значительное количество телескопов. Что же касается до тяжелых бронебойных винтовок, то они работали великолепно и без сомнения немало удивляли противника.

Однажды я получил разрешение отправиться в Амьен, где посетил французскую фабрику для изготовления предметов маскировки и очень обрадовался, увидев сделанные там из картона модели голов английских солдат. Я сразу купил значительное количество таких голов, чтобы не покупать больше такого рода вещи в Лондоне, где их изготовляли скорее в виде театральных бутафорских предметов. Применение этих голов было самое разнообразное. В начале войны, когда противник еще не знал о применении таких искусственных голов (впоследствии они сделались постоянными предметами снабжения нашей армии), они были весьма полезны тем, что вызывали со стороны противника стрельбу, а, следовательно, и обнаруживали его стрелков. Весьма вероятно также, что Германская разведка часто вводилась в заблуждение, видя в наших окопах искусно сделанные головы индийских солдат (Гурков и Сикков), что и давало основание предполагать наличие в передовой линии, наряду с регулярной британской армией, и индийских частей.

Однажды я получил из штаба армии приказание отправиться в 10-й корпус, во вновь открытую там полковником Ланкфордом школу стрельбы из телескопических винтовок. Целью моей командировки было составление совместно с ним книги на тему: «Снайпинг и стрельба из телескопических винтовок». На месте я застал прекрасно организованную школу, которая уже успела исправить неточную установку телескопических прицелов в 10-м корпусе. Здесь мне пришлось научиться многому, чего я еще не знал как в отношении телескопических винтовок, так и по другим вопросам, касающимся того же снайпинга, в котором полковник Ланкфорд был большим знатоком. Он с большим интересом слушал мои рассказы о всех тех военных хитростях, которые мы применяли ранее в окопах. Брошюра, о которой упоминалось выше, была нами написана, но не была опубликована вследствие перемены армейского командования. Все же через некоторое время я получил известие, что эта работа, проделанная мною в виде испытания, заслужила одобрение высшего начальства, и что в непродолжительном будущем мое положение в армии будет оформлено. Тем временем я продолжал разъезжать по бригадам, организовывая службу снайпинга. Обучение снайперов происходило как в самих окопах, так и вне их, и мои знания постепенно обогащались широким практическим опытом. В то время слухи об идее организованного снайпинга уже проникли в нашу армию, и посещение окопов становилось несколько неприятным, так как там на нас смотрели, как на нечто вроде фокусников, от которых ожидали интересного представления. Но вскоре высшее командование положило конец всякого рода недоразумениям на этой почве, предоставив нам возможность работать в более благоприятной обстановке.

Трудно было бы описывать подробно все дни, проведенные нами в окопах, и целый ряд настоящих дуэлей, происходивших между нашими и германскими снайперами. Каждая поездка в передовую линию проливала новый свет на дело снайпинга и доказывала нам возможность его почти безграничного развития. Я еще скажу об этом в следующих главах. Как я уже упоминал, снайперы всегда работали попарно — один наблюдал, а другой стрелял. Вскоре оказалось, что журнал наблюдателя представляет собою весьма ценный материал для разведки. На участке с достаточным количеством наших снайперов ни одно малейшее изменение в окопах противника — будь то самая ничтожная работа, или самое незначительное изменение в устройстве бруствера — ничто не ускользало от их внимания, все своевременно записывалось и доносилось. Насколько мне известно, такое совершенство в наблюдении было впервые достигнуто в 10-й бригаде 2-м баталионом полка Сифорт-гайлендер. Командир этого баталиона был в высокой степени способный и энергичный человек, снабжавший своих людей хорошими подзорными трубами.

Во всем 7-м корпусе стали формироваться отряды снайперов с обученными стрелками и наблюдателями, и дело развивалось с большим успехом. Немцы перестали высовываться из своих окопов, и постепенно численность наших потерь делалась меньше и меньше. Лично моя жизнь представляла в это время много интересного, но и трудного. Переезжая из бригады в бригаду, я часто находил на месте усовершенствованные приборы для проверки телескопических винтовок, но также часто не оказывалось ровным счетом никаких приборов.

Программа дня была у меня примерно следующая: утром поездка верхом в поисках за стрельбищем, затем приготовление мишеней из старых газет и наклеивание их на рамки, далее стрельба из телескопических винтовок по этим, мишеням, с наступлением темноты лекция в каком-нибудь гумне или сарае. То обстоятельство, что я сразу достигал реальных результатов, сослужило мне большую службу. Телескопические прицелы в большинстве случаев действовали неправильно, и никто не знал, как помочь этой беде. Мне думается, что у многих составилось благоприятное мнение о снайпинге лишь тогда, когда снайпер сначала на расстоянии 100 шагов давал 3 промаха, а затем уже, когда его винтовка была прокорректирована, попадал три раза подряд в цель. Меня поражало, с каким интересом все к-ры бригад относились к этой работе. Я не думаю, чтобы они и вначале так же смотрели на мои посещения. Однажды я пришел в штаб бригады и, ожидая в коридоре, слышал как кто-то сказал:

«Кто этот тип, который пришел к нам?»

Кто-то назвал мою фамилию. Затем другой заметил:

«Это ведь известный спортсмен, он, кажется, играет в крикет, неправда ли?»

Я уже говорил, что вначале высший офицерский состав приходилось наглядно убеждать в целесообразности снайпинга. Были случаи, что командиры бригад оставались целыми часами на стрельбище в первый же день учебной стрельбы, и мне думается, что не один из них уверовал в снайпинг, видя как плохо бившие винтовки через короткое время делались самыми точными. При вторичном посещении частей, я уже всегда был желанным гостем командиров бригад, которые принимали меня с изысканной любезностью. Таким образом, дело обстояло отлично, и можно было надеяться, что вскоре снайперское движение распространится во всей британской армии, так как в один прекрасный день я получил письмо от майора Коллинса, которого я известил о своем назначении. Он мне сообщал о формировании генералом Плуммером армейской школы снайперов во 2-й армии и просил меня послать туда мои записки по этому предмету.

Вскоре я узнал, однако, что генерал Монро со своим штабом выбыл в Галлиполи. Будучи все это время совершенно поглощен своей работой, я не хлопотал о моем скорейшем официальном назначении, и лишь теперь спохватился, что мое положение может сделаться шатким. Так оно действительно и вышло, потому что, когда я поднял этот вопрос в Главном штабе, мне вскоре сообщили оттуда, что если я не буду спокойно выжидать, меня могут откомандировать совсем из армии.

В 1915 году 3-я армия была в отношении снайпинга безусловно лучшей на французском фронте. В 7-м и 10-м корпусах уже почти не оставалось не прокорректированных прицелов, и десятки офицеров и сотни солдат прошли курс либо в школе полковника Ллойда 10-й армии, либо в моей школе. Во время пребывания моего в одной из пехотных бригад 37-й дивизии, я получил письмо, доставившее мне много удовольствия. В нем было предложение командира 11-го корпуса (1-й армии) генерал-лейтенанта Геккинга, желавшего воспользоваться моими услугами с тем, чтобы я прочел ряд лекций о снайпинге в его корпусе и проверил там телескопические прицелы. Этим мне давалось блестящая возможность перенести свою работу за пределы моей армии.

В указанное время я состоял при пехотной школе в 3-й армии, только что сформированной ее первым, весьма способным начальником генерал-майором Р. Ж. Кентыш. В школе я читал лекции и производил показательную стрельбу, но вскоре нашел, что в качестве слушателей имел перед собой ротных командиров, тогда как, чтобы достигнуть наилучших результатов, мне следовало бы читать тем офицерам, которые сами непосредственно работали по снайпингу Ротным командирам нравились (или они делали вид, что им нравились) мои лекции, но я все-таки чувствовал себя, как говорится, «не их поля ягодой» и сознавал, что настоящая сфера моей деятельности должна лежать ближе к передовой линии.

Итак, я отправился из школы в район 1-й армии, проверил прицелы в 11-м корпусе и выполнил все, что от меня ожидалось. Эти дни, проведенные в 1-й армии (из 11-го корпуса меня направили в 3-й, а из 3-го в 1-й) были для меня лучшими днями во Франции, ибо везде я находил много желания учиться и совершенствоваться. Здесь же мне пришлось пройти пытку, читать лекции перед Штабом гвардейской дивизии в 9 часов утра. Я всегда придерживался мнения, что гораздо полезнее читать лекции в пять часов пополудни в теплом помещении, чем в девять часов утра в холодном.

Окончив работу в 1-й армии и проверив около 250 прицелов, я возвратился в пехотную школу 3-й армии. Здесь я узнал, что командующий армией Е. Г. Алленби хлопотал о назначении меня в 3-ю армию и получил согласие свыше, при условии, что я соглашусь отказаться от своего штабного оклада жалованья и буду получать низший оклад пехотного капитана. Разумеется, я согласился. Но тут произошла еще какая-то другая задержка, так что в течение следующих 8 месяцев я вовсе не получал жалованья. Ходатайства по этому поводу я не возбуждал из боязни быть откомандированным опять в распоряжение Главного штаба.

Один генерал сказал мне по этому поводу с улыбкой:

«Как видите, вы здесь пребываете неофициально, а потому все германцы, которых вы или ваши люди отправили на тот свет, тоже считаются убитыми, так сказать, неофициально».

В заключение этой главы я привожу письмо, написанное мною в ноябре 1915 года, оно рисует мои личные впечатления того времени:

«С тех пор, как я в 3-й армии, у меня на курсах перебывало по одному офицеру от каждого баталиона 7-го корпуса. Эти офицеры в свою очередь обучают солдат, так что дело повсюду быстро распространяется и, как мне кажется, с большим успехом. Мне кажется, что искусство снайпинга состоит в том, чтобы: во-первых найти цель; во-вторых определить ее, и наконец попасть в нее.

Что касается первого, то весьма существенно, чтобы применению подзорной трубы обучали с точки зрения охотника на крупных животных. Если бы у нас было хотя бы по одному офицеру, обучающему снайпингу на каждый баталион английских военных сил во Франции, мы были бы в состоянии убить множество германцев, и кроме того этим самым на много облегчалась бы задача наших разведчиков. Имея по 4 хороших телескопа в каждом баталионе, мы могли бы замечать почти все, что происходит в окопах противника. Теперь мы уже имеем во Франции изрядное количество телескопов.

Далее, относительно определения и выяснения цели. Здесь именно телескопические прицелы оказывают большую пользу, но в руках человека, не умеющего обращаться с ними, они теряют всякий смысл. Много таких телескопов прошло через мои руки и на каждые десять мне приходилось корректировать установку примерно шести из них, после кратковременного употребления их в окопах. Необходимо, чтобы в каждом баталионе был офицер, умеющий устанавливать телескопический прицел и стрелять с его помощью. Весьма важно также, чтобы он был вполне сведущ в своем деле, ибо количество выстрелов, произведенное из винтовки, должно быть по возможности меньшее. Стреляя из новой винтовки, хороший стрелок может почти всегда достигнуть площади рассеивания в 3 дм., но после 600 или 1000 выстрелов та же винтовка дает уже гораздо большее рассеивание. Поэтому существенно, чтобы лицо, корректирующее винтовку, сумело бы сделать это, выпустив наименьшее количество выстрелов. Другой важный пункт, это то, чтобы люди научились знать свои винтовки и верить в них. В одной из бригад, где я работал, на 3-й день обучения с 16-ю снайперами, из общего числа 21 выстрела по моделям голов на расстоянии 700 шагов, мы отметили 17 попаданий. Некоторые из этих винтовок до урегулирования давали отклонение не менее 6 или 8 дм. на 150 шагов. В общем, из 48 выстрелов мы насчитали 27 попаданий в головы, не считая пуль, пробивших плечи.

Равным образом, мне приходилось заниматься и с офицерами. Прежде всего, я выбирал 20 различных предметов, как например, модели голов французских, английских и немецких солдат, телескопы, дула винтовки, кирки, горящий факел и т. п. Эти предметы показывались поочередно в продолжение 15 секунд из окопа, а обучающиеся, наблюдая в телескоп на расстоянии от 900 до 1050 шагов, должны были написать список замеченных ими предметов. Поразительно, с какой быстротой они учились наблюдать. Короткое время спустя они были в состоянии различать цвет комков земли, подбрасываемый вверх из окопов. Затем я заставлял их наблюдать небольшой участок ската горы, на котором я разбрасывал несколько легко видимых предметов, в роде искусственных голов солдат. Здесь же я размещал две хорошо скрытых бойницы, которые обыкновенно ускользали от внимания учащихся. Таким порядком они учились тщательному и точному наблюдению.

Устройство бойниц — вещь весьма важная. В этом мы уступаем германцам. Существуют двойные бойницы, которые я особенно рекомендую: броневой щит устанавливается в бруствере, а на расстоянии около аршина позади прикрепляется другой щит, движущийся по горизонтальному углублению. Разве только в одном случае из сотни, немцу удастся направить свой выстрел так, чтобы пуля прошла через бойницы в обоих щитах. Хорошие результаты дала также бойница, приспособленная из канализационной трубы. В случае если эта труба вделана не горизонтально, а под известным наклоном кверху, и притом поближе к основанию бруствера, то очень трудно попасть в нее так, чтобы пуля прошла вдоль трубы, и бравому немцу пришлось бы для этого высунуться из окопа и стрелять поверх бруствера.

Особенное внимание я обращаю на то, чтобы люди привыкали осторожно открывать эти бойницы. Для этого я ложусь впереди окопов и наблюдаю за ними, и вероятно, если бы я действительно стрелял, я ранил или убил бы девять десятых из моих учеников, открывающих бойницы. Разумеется, что бойница должна открываться сбоку, и, прежде чем заглянуть в нее, рекомендуется выставить кокарду фуражки. Если через минуту примерно не последует выстрела со стороны противника, то есть основание полагать, что он не заметил, как бойница была открыта. Не одна жизнь была спасена, благодаря таким маленьким предосторожностям.

Даже в настоящее время, когда уже существует много специалистов по этой части, снайпинг все еще представляет самые неограниченные возможности для дальнейшего развития и совершенствования. Я поставил себе целью всегда работать при баталионах, т. е. в непосредственной близости от фронта. Понятно, что некоторые из баталионов лучше других, но все они горят желанием усовершенствоваться как можно более на этом поприще.

Другое не менее важное применение снайперов — это при атаках. Имея человека, который был бы в состоянии на каждые два выпущенные выстрела всадить, по крайней мере, одну пулю в модель головы на расстоянии 600 шагов, а я берусь научить этому любого, кто мало-мальски прилично стреляет, — мы сможем убить не одного неприятельского пулеметчика при наших наступлениях в будущем. Также если при наступлении встретится немец, стреляющий через отверстие в кирпичной стене, образовавшееся путем изъятия одного кирпича (явление часто имевшее место на этой войне), то безусловно, полезно иметь в своей части стрелка, который мог бы обезвредить такого немца.

Ясно, что человек, не знающий в совершенстве телескопического прицела, ни в коем случае не должен изменять его установки, исключая, конечно, выдвижения фокусной втулки. Объективное стекло иногда покрывается налетом пыли или влаги и в таких случаях снайперы часто его вывинчивают. Здесь надо иметь ввиду, что при обратном ввинчивании оно должно попасть точь в точь на свое старое место, иначе установка прицела будет сбита. Часто бывают случаи вывинчивания прибора, служащего для горизонтального регулирования прицела, и в результате мне приходилось видеть винтовки, дающие боковые отклонения в 30 дм. на 150 шагов, что равняется 3 1/2 саженям на 1500 шагов. Такого рода явления не имели бы места, если бы часть имел у себя хорошего офицера-снайпера.

Я уверен в одном. Снайперы могут сильно затруднять работу неприятельского передового артиллерийского наблюдателя. Если во время обстрела наших окопов артиллерийским огнем снайперу удается выдвинуться куда-либо в сторону, наш наблюдатель часто может выследить артиллерийского наблюдателя-противника. В таких случаях следует установить большую подзорную трубу в одной из вышеописанных бойниц, приспособленных из канализационной трубы. Тщательно замаскировав винтовку кучею мешков с песком и установив ее таким образом, чтобы указатель прицела пришелся чуть пониже того места, где появляется неприятельский наблюдатель, возможно навести ее и выстрелить в течение 2–4 секунд. Важно при этом, чтобы стреляющий исследовал соответствующий участок при помощи большого телескопа и запечатлел в своей памяти план данного участка неприятельских окопов. Наши телескопические прицелы увеличивают в 3 1/3 раза и часто удается достигнуть хорошего результата, наведя в точку, лежащую в 6 дм или 1 футе в сторону (или вверх или вниз), от какого-нибудь хорошо видимого предмета на неприятельском бруствере, в случаях, когда нет возможности ясно разглядеть голову немца в телескоп.

Я был свидетелем таких случаев. Верный признак удачного выстрела — это бинокль неприятельского наблюдателя, падающий наружу за бруствер.

Заслуживает внимания, также умелое применение разного рода приманок.

Я уверен, что при помощи искусственных голов я бы мог создать впечатление, что наши части в окопах сменены Сикками, Гурками или французскими частями, до того удачно изготовлены эти головы французскими скульпторами. Если при благоприятном свете и умелом показывании нет возможности различить эти головы от настоящих человеческих голов на расстоянии 150 шагов, то на 450–600 шагов это и подавно невозможно.

Пока продолжается позиционная война, очень многое может быть сделано путем применения таких мелких сноровок.

1200 или 1500 телескопических прицелов в умелых руках и четверное количество телескопов для наблюдения при полном рациональном использовании могут вывести из строя до наступления весны более чем одну войсковую единицу Германской армии. Учащаются случаи донесений из баталионов о 2, 3 и 4 немцах, убитых нашими снайперами. Уменьшив эти цифры наполовину, или даже допустив, что каждый баталион сумеет ликвидировать хотя бы по одному немцу ежедневно, общее количество германских потерь будет весьма внушительное.

Везде я встречал самый радушный прием, и почти все корпуса просили меня возобновить работу в их частях. Все командиры бригад стремятся к возможному усовершенствованию снайпинга, и у многих из них существует убеждение, что достигнуть этого можно лишь путем такого обучения снайперов стрельбе из своих винтовок, чтобы они были вполне уверены в своем умении без промаха попасть в данную им цель.

Я бы мог написать очень многое на тему о снайпинге, это ни на минуту не выходит из моей головы, но я коснулся этой темы только в общих чертах. Если мы только сумеем организовать снайпинг как следует, мы достигнем реальных результатов как в смысле выведения из строя противника, так и в смысле сбережения наших сил. Только лица, побывавшие в окопах на участках, где немецкие снайперы имели полное преимущество на своей стороне, в состоянии понять, в какой ад может превратиться жизнь в этих окопах. Я не думаю, чтобы немец по природе был лучший снайпер, чем наш солдат, но у него больше терпения и он лучше обучен и снабжен всем необходимым. Мне уже удалось разузнать многое об организации немецких снайперов, но входить в подробности в этом письме не представляется возможным. Я не упомянул еще о том, что наши 0,333 дм винтовки пробивают германские щиты, и таким путем, еще наряду с другими, многие из германских снайперов были приведены к молчанию».