Научить солдата в 17 дней хорошо стрелять — дело не легкое. Школа снайпинга в 1-й армии была учреждена с целью обучения офицеров и унтер-офицеров, которые в свою очередь должны были служить инструкторами в своих частях, а потому на курсы присылались люди, уже умевшие хорошо стрелять; исключений было немного и в таком случае оставалось только отсылать плохих стрелков обратно в свои части. Хотя, таким образом, к нам на курсы попадали исключительно хорошие стрелки, но мы почти всегда увеличивали меткость их стрельбы на 30–40 %. Удивительно, сколько может быть сделано в этом отношении, когда обучающие и учащиеся работают в полном согласии.
Каждый курс начинался предварительным осмотром винтовок и лекцией об их чистке и сбережении, в которой неизменно подчеркивалась необходимость доводить при чистке канал ствола непременно до блеска.
Вначале встречались трудности при обучении стрельбе с телескопическим прицелом, по крайнему недостатку таковых. Зачастую офицеры, которые, на мой взгляд, должны были бы лучше понимать суть дела, высказывали мнение, что лучший способ обучения состоит в том, чтобы выпустить возможно большее число выстрелов на дальность 750–900 шагов. Трудно было внушить им, что единственная ценность телескопической винтовки заключается в ее выдающейся меткости, и что винтовка теряет значительную долю этого ценнейшего качества, если из нее много стрелять, и даже лучший в мире стрелок не сможет добиться кучности боя от расстрелянной винтовки.
Поэтому необходимо было найти такой способ обучения, при котором телескопические винтовки употреблялись бы для боевой стрельбы, как можно меньше. Исходя из этого, мы требовали, чтобы каждый обучающийся привозил с собой две винтовки, одну с телескопическим, другую с открытым прицелом, и до тех пор, пока он не доказывал своего искусства в стрельбе из обыкновенной винтовки, ему не разрешалось стрелять из телескопической.
В самом деле, человеку, безукоризненно стреляющему из обыкновенной винтовки, не трудно достигнуть максимальной меткости и из телескопической винтовки.
Наибольшим затруднением при обучении снайперов, не только в нашей школе, но и во всей Британской армии, являлось то обстоятельство, что телескопический прицел у таких винтовок казенного образца был приклепан к стволу не сверху, а сбоку, с левой стороны ствола. Такая неудачная установка вела ко всякого рода недоразумениям. Прежде всего она влияла на меткость стрельбы — приходилось вводить соответствующую поправку; кроме того, стреляющие сваливали винтовку на бок, а некоторые жмурили правый глаз, а прицеливались левым. Но хуже всего в позиционной войне было то, что для этого бокового прицела бойницы наших щитов оказались слишком, узкими, и когда ствол винтовки вводился в бойницу, в прицел видна была лишь задняя плоскость щита или в лучшем случае левый край отверстия бойницы. Несмотря на повторные запросы, мы так и не добились удовлетворительного объяснения — почему именно прицел был прикреплен не сверху, а сбоку; нам всегда отвечали, что эта система была принята для ускорения огня.
Вероятно, образец винтовки был выработан в Военном Министерстве и указывал на полное непонимание сущности применения телескопического прицела соответствующим конструктором.
Снять прицел с винтовки, требовало не более двух секунд времени, и предполагать, что снайпер будет вести быстрый огонь, не снявши телескопического прицела, — значило выказать невероятное и непростительное невежество.
Во всяком случае, такой ошибки немцы не сделали, хотя у них и было много других ошибок. Как бы то ни было, на фронт были присланы винтовки именно вышеописанного образца, и когда нашим высшим командованием во Франции были сделаны представления по этому поводу в Лондон, то оказалось, что изменение в конструкции винтовки невозможно, так как заводы были уже приспособлены к выработке такого образца. Без сомнения, не один немец уцелел в результате применения такой неудачной конструкции.
Привожу конкретный пример. Однажды, находясь в окопах, я был занят наблюдением в телескоп за нейтральной зоной. Рядом со мной был снайпер, вооруженный одним из моих собственных маузеров с прицелом над стволом, при помощи которого он был в состоянии свободно стрелять через бойницу в щите. Было раннее утро, и ночные тени не успели еще совсем исчезнуть с поверхности земли, когда на немецкой стороне показалась партия солдат, очевидно, работавших в мертвом пространстве. Им оставалось пройти лишь несколько саженей до своего окопа. Мой сосед — снайпер — выстрелил, а два других снайпера, подальше, вооруженные казенными винтовками и дежурившие у своих бойниц, не оказались в состоянии выпустить из своих винтовок ни одного выстрела, так как немцы, уходя в сторону, быстро вышли из того узкого поля зрения, которое им давала казенная винтовка при стрельбе в бойницу щита. Правда, они быстро покинули свои посты, чтобы выстрелить поверх бруствера, но немцы успели уже скрыться.
Это лишь один из многочисленных случаев, постоянно у нас повторяющихся. Так как нельзя было изменить конструкцию прицела, то в 1-й армии и во II корпусе были заказаны специальные щиты для снайперов с расширенной бойницей. Но даже при такой бойнице, поле зрения снайпера с винтовкой с боковым прицелом поневоле оставалось весьма ограниченным.
Насколько мало наше главное командование понимало ценность телескопической винтовки, показывает следующий инцидент. В июле 1916 года на фронт прибыл подполковник П. В. Ричардсон с целью прочесть ряд лекций на тему о телескопических винтовках. По окончании лекции он представил пространный доклад в Штаб главного командования, в котором обращалось особенное внимание на обнаруженные им погрешности в конструкции этих прицелов; кстати сказать, подполковник Ричардсон был выдающийся знаток телескопического прицела и один из самых энергичных ревнителей его, и своим докладом хотел обратить внимание только на неудачную конструкцию прицела. Но доклад был понят, нашим командованием совсем иначе, ибо месяц или два спустя из Штаба главного командования последовал запрос во все фронтовые части о желательности полного изъятия телескопического прицела из действующих частей, в особенности «в виду необходимости соблюдения крайней экономии». Ответы, представленные корпусными командирами, были самого недвусмысленного характера, так что телескопические прицелы в армии сохранились. Если бы их тогда изъяли, немцы опять восстановили бы свое прежнее превосходство над нами в отношении снайпинга, и наши потери в общем подсчете оказались бы бесконечно более тяжелыми, чем они в действительности были.
Но вернемся к обучению в школе. Наша непосредственная задача заключалась в том, чтобы выпускать искусных стрелков, и не только в смысле меткости, но и быстроты стрельбы. Обнаружив недостатки каждого стрелка путем одиночной стрельбы, мы, избегая общепринятых бумажных мишеней с черным кружком в белом поле, сразу переходили к разного рода предметам в качестве целей. Излюбленной целью была искусственная голова, которую носили вдоль окопа с быстротою движения шагом. Во всяком случае, там, где нет приспособлений, подобных тем, которые были у нас в школе, на мой взгляд, лучше всего заставлять снайперов стрелять по жестянкам, прикрепленным к палкам, чем давать им тратить время на стрельбу по мишеням.
Быстрота действия всегда составляла существенную сторону снайпинга и, удивительно, какие быстрые успехи достигались в этом отношении после кратковременных упражнений по появляющимся головам. Соревнование между отдельными стрелками и группами доводилось до крайних пределов, и в течение каждого курса производились состязания между отборной командой из солдат и из офицеров. Раздавались призы за хорошую стрельбу, и конкурирующих всегда было более чем достаточно. В этих состязаниях обычно участвовали лишь слушатели, выдававшиеся по своим успехам в стрельбе.
Временами такие состязания происходили между канадцами и колониальными солдатами, с одной стороны, и регулярными британскими — с другой, а иногда в них участвовали представители шотландских полков против англичан.
Мы неизменно придерживались практики подводить после выстрела каждого стрелка к его цели и дать ему возможность лично рассмотреть, куда он попал. Стрелку с телескопическим прицелом несомненно гораздо более интересно воочию убедиться в результатах своей стрельбы, чем узнать о них через сигнальщиков.
После восьмидневной стрельбы из обыкновенной винтовки наиболее достойные переходили к стрельбе с телескопическим прицелом. Некоторое затруднение создавалось тем, что телескопических винтовок было сравнительно мало и они всегда требовались на передовой линии; но в некоторых баталионах находились, по-видимому, одна-две лишние винтовки, которые и присылались на курсы. Обычно это были довольно плохенькие винтовки, но до некоторой степени нас выручали снайперы, присылавшиеся к нам со своими винтовками для проверки установки. Обычно снайперы, хорошо прошедшие курс школы, снова присылались к нам для проверки и индивидуальной установки своих постоянных винтовок.
Не находя нужным слишком распространяться на тему о стрельбе, скажу лишь, что в среднем из каждой сотни наших курсантов семьдесят пять человек уходили от нас по окончании курса весьма порядочными стрелками.
Очень многие, конечно, заслуживали гораздо высшей отметки, чем «весьма порядочно», так как метод соревнования и желание быть «чемпионом» школы делали прямо чудеса.
Принимая во внимание трудные задачи, ставившиеся нашим стрелкам в виде быстро движущихся и очень малых целей, общие успехи обучающихся надо считать более чем блестящими.
Хотя стрельбе и уделялась главная доля внимания, были, однако, и другие предметы, считавшиеся необходимыми для снайпера. Одним из таких предметов было наблюдение. Метод обучения был старый, применявшийся мною с начала 1915 года. Строились два параллельных окопа на расстоянии четырехсот пятидесяти и до шестисот шагов один от другого, причем один из них представлял собой точную копию какого-либо участка германской передовой линии. Обучающиеся со своими телескопами и записными книжками располагались в другом окопе, в то время как в немецком окопе несколько разведчиков, одетых в германскую форму, внезапно появлялись от времени до времени в разных пунктах и старались, по возможности, воспроизводить все явления, наблюдаемые в настоящем германском окопе. Так, в одном месте, в воздухе вдруг подбрасывалось несколько лопат земли, в другом — через несколько минут, над самым гребнем бруствера показывался шлем и кирка, двигавшиеся одну-две секунды вдоль окопа. Местами открывались бойницы и т. д. Группа наблюдателей, следя из другого окопа, заносила в свои книжки все замечания, т. е. время, место и что именно замечено. Все участники группы по возможности снабжались телескопами одинаковой силы, но с первого же дня обозначалась разница в природном даровании и умении отдельных наблюдателей, так как некоторые из них представляли очень верные записи, тогда как другие не в состоянии были заметить и правильно оценить все происходившее в германском окопе.
Эта система давала практику не только в смысле самого процесса наблюдения в телескоп, но также и практику ясного, толкового изложения в сжатом виде всего ими замеченного. Иногда наши школьные офицеры или более ловкие ловатские разведчики незаметно выползали из германских окопов, а в одном случае — двум ловатским боевым наблюдателям удалось, таким образом, проползти даже в тыл группы наблюдавших офицеров-курсантов. На благоприятной местности это не так уж трудно сделать, но наши окопы были устроены таким образом, что между ними оставалось, по крайней мере, три-четыре совершенно открытых места, хорошо видных со стороны наблюдателей, и пробраться через которые незамеченным можно было лишь при соблюдении величайшей осторожности.
Ночью те же окопы употреблялись, для обучения разведывательным поискам. Между ними находилась полоса с воронками от снарядов, остатками от проволочных заграждений, разбросанными предметами обмундирования и снаряжения, с целью придать местности наибольшее сходство с настоящей нейтральной зоной. После моего ухода из школы, майор Ундерхилль дополнил это сходство еще тем, что размещал на этой полосе некоторое количество чучел, представлявших собой трупы германских солдат. В карманах «трупов» находились солдатские книжки, документы и другие предметы, указывавшие на принадлежность к части и которые разведчики обязаны были доставить в Штаб. Вообще, условия, в которых приходилось обучаться разведчикам в школе, как нельзя более подходили к условиям действительной работы на фронте, интерес к работе усиливался применением способов соревнования между группами того и другого окопа. Иногда защитники германского окопа снабжались ракетными пистолетами, применявшимися германцами, которые они пускали в действие точь-в-точь, как это делали немцы. Наступающие забирали с собой колышки с фамилией разведчиков. Колышки вбивались в землю на самых важных или предельных пунктах, достигнутых данным разведчиком.
Ночные поиски производились иногда и днем, причем применялись темные очки, изобретенные майором Крэм. В ясный солнечный день, через такие очки видно не более, чем в самую темную ночь, и, без сомнения, наблюдатели не малому научились, обсуждая, при полном дневном свете, движения разведчика в очках, пробирающегося по нейтральной зоне в обстановке ночной темноты.
Опыт войны показал, что наши разведчики, пробиравшиеся на нейтральную зону, чаще всего обнаруживались противником в момент выхода из наших окопов или при возвращении обратно. Другой опасный для разведчика момент — это момент поворота назад. Удачно пробравшийся на нейтральную зону разведчик часто при повороте приподнимался на колени, и если в этот момент немцы выпускали светящуюся ракету, — они обыкновенно обнаруживали всю разведывательную партию.
Я не стану останавливаться на других предметах, преподававшихся в школе, о них говорится подробно в приложениях в конце книги, скажу только, что большое внимание было обращено на ночное движение по компасу. Удивительно, как немного офицеров понимали обращение с призматическим компасом и имели при себе компас, достойный этого названия. Введение противогаза прибавило новые затруднения в деле обучения, так как приходилось проводить часть учений в условиях газовой тревоги.
По меньшей мере, один раз в продолжение каждого курса устраивались тактические задачи для разведчиков.
Для этого выделялись небольшие партии унтер-офицеров и солдат, каждая под командой офицера, и им назначалась известная линия, которую они должны были держать под наблюдением. На их обязанности лежало доносить обо всем замеченном.
Некоторые из наших штатных разведчиков высылались рано утром с приказанием пробраться через данный участок окопов незамеченными, а школьные инструктора в это время следили со стороны за происходившими действиями. Такого рода тактические задачи давали случай начальникам наблюдательных отрядов проявлять в полной мере свою находчивость и инициативу.
Среди наших курсантов ходили рассказы, что будто бы я как-то раз прошел вдоль всей дороги, представлявшей из себя занимаемую линию, переодетый французским крестьянином. На самом деле, я никогда ничего подобного не делал, но забавно было видеть, с каким необыкновенным усердием они выслеживали меня, когда думали, что я нахожусь на участке.
Обучение наблюдателей в школе, в отличие от работы телескопистов на фронте, описанное мною ранее, представляло живой интерес. В приложении № 1 читатель найдет подробную программу обучения наблюдателей, предназначавшихся для пополнения Ловатских разведчиков. Нам повезло в том отношении, что к нам поступало большое количество людей, уже достаточно опытных в обращении с телескопом, и обучение таких людей происходило довольно быстро.
Другой отраслью дальнейшего обучения было устройство хорошо укрытых наблюдательных постов; ко времени нашего отъезда из Лингема равнина была покрыта целой сетью наблюдательных постов, направленных в разные стороны.
В самый ранний период существования школы уже был построен образцовый снайперский пост и вдоль одной из линий окопов была установлена целая серия образцовых бойниц. На фронте, в настоящих окопах, я почти всегда находил бойницы, устроенные из трех железных щитов в виде прямоугольной коробки, которые дают весьма ограниченный сектор обстрела. Наибольший сектор получается путем приклепывания боковых щитов к основному под углом в 45 градусов.
Одним из самых наглядных уроков служила стрельба какого-нибудь одного снайпера последовательно из разных бойниц, в то время как другие люди класса наблюдали и, после каждого выстрела, определяли, откуда последовал выстрел. Выстрелить из бойницы так, чтобы не выдать себя, газом из дула винтовки или чем-либо другим, вещь трудная, требующая большого искусства. Кроме того, такие занятия наглядно показывали, что в сухую погоду необходимо своевременно принимать меры против поднятия пыли от выстрела, чтобы не быть обнаруженным противником, а в холодную погоду, — считаться с медленным рассеиванием дыма.
Существенный предмет нашей программы составляло практическое изучение воздушных снимков. Как сама школа, так и прилегающая местность была снята с аэроплана. Каждому офицеру и унтер-офицеру выдавался снимок. Он обходил местность в сопровождении капитана Кенделя и изучал местные предметы, сравнивая их тут же с проекционным изображением их на снимках. Таким путем каждый получал понятие о том, как разбираться в аэропланных снимках.
Большим успехом среди курсантов пользовались опыты, показывавшие важность правильного выбора фона на окружающей местности и применения защитного цвета на нем. Случалось, что весь класс находился на расстоянии тридцати шагов от замаскированного снайпера, не будучи в состоянии его обнаружить. Однажды, во время такого опыта, один из наших инструкторов лежал на бруствере окопа, замаскированный в виде мешка, и не был замечен целой партией офицеров-посетителей, буквально обступивших его. Когда я указал на него, один иностранный офицер, очевидно, не понявший меня и думая, что я указал на предмет, находившийся несколько дальше, позади бруствера, фактически взобрался на него и стал ногами на самого снайпера, чтобы лучше разглядеть интересовавшую его маскировку.
На деле, преувеличенное применение защитного цвета может легко повести к опасности для снайпера, лежащего на открытом месте, так как его укрытие обусловливается в большой степени направлением световых лучей и тени. Абсолютно надежный защитный фон в 11 часов может через час сделаться совершенно бесполезным. Тем более мы считали необходимым посвящать обучающихся в тайны маскировки, так как в полевой войне наблюдатель и разведчик должны искать спасения от огня скорее путем маскировки, чем укрытием за местными предметами.
Глазомерное определение расстояния также входило в программу занятий, но в этом отношении курсанты были, вообще говоря, слабы, хотя некоторая практика вскоре давала осязаемые результаты.
Основным принципом школы было сделать снайпинг как можно более простым, а для этой цели, для постройки постов или бойниц, употреблялся материал, который можно было достать немедленно же в любом из окопов Британской армии. Существовала целая серия сложных бойниц, которые можно было заказывать на специальном заводе, но мне думается, что такие бойницы редко приносили много пользы (за исключением разве тех случаев, когда они устанавливались на месте специалистами), так как командиры, заказывавшие их на заводе, обыкновенно упускали из виду необходимость упоминать в заказе характер и цвет почвы на своем участке окопов.
Много интереса вызывали опыты над действием разного рода пуль на германские и английские щиты. В 1917 году немцы изобрели стальную маску для снайперов. Маска была толстая, тяжелая и с виду казалась совершенно непроницаемой для какой бы то ни было пули, так что один из моих офицеров даже вызывался надеть ее и дать кому-нибудь выстрелить в себя. Это я категорически запретил, а позднее оказалось, что любая пуля с легкостью пробивает ее насквозь. Но, так или иначе, даже если бы пуля не пробила эту маску, на мой взгляд, снайпер, которого она защищала, мог бы быть, при прямом попадании, сильно контужен.
В самом начале моей инструкторской деятельности, я устраивал учебные стрельбы на дистанцию в 750–900 шагов, но по прибытии в школу 1-й армии я отказался от таких больших расстояний. Шансы попасть в голову немецкого солдата на расстоянии 900 шагов, при помощи телескопического прицела и при наличии малейшего ветра — чрезвычайно невелики, и я пришел к заключению, что выпускание патронов на таком расстоянии влечет за собой лишь бесполезное изнашивание нарезов. В конце концов, винтовка сохраняет полную свою меткость лишь при первых пятистах обоймах, и каждый лишний выстрел только укорачивает жизнь ствола. Поэтому в период позиционной войны мы никогда не стреляли дальше, чем на шестьсот шагов, и главное затруднение заключалось в том, чтобы научить снайперов правильно оценивать силу ветра.
Способ обучения снайперов определять силу и влияние ветра должен быть одновременно простой и точный, так как самые лучшие снайперы, прибывавшие к нам в школу, в этом отношении проявляли большую неопытность. Лучше всего это проделывалось на стрельбище, причем один из наших сотрудников находился во время стрельбы в блиндаже у мишеней и оттуда показывал места попаданий, в то время, как весь класс следил в телескопы. Этот способ заключал еще то преимущество, что, при помощи его, снайперы наглядно видели, что представляет из себя отклонение в два фута на расстоянии в шестьсот шагов. Так или иначе, обучать снайперов определять силу ветра можно лишь индивидуально.
В школе мы разделили силу ветра на шесть степеней: слабый, умеренный, свежий, сильный, очень сильный и ураганный; ясно, что главное затруднение составляли первые три степени, т. е. слабый, умеренный и свежий. Наш тир имел то преимущество, что на нем почти беспрерывно дул ветер, так что учащиеся могли в любое время сами упражняться в стрельбе.
Ночная стрельба и наблюдение при лунном свете, а также некоторые другие упражнения, подробности которых читатель найдет в приложении в конце книги, дополняли наши занятия в школе; как я уже говорил ранее, каждый учебный день обязательно заканчивался спортом, вначале играли в бэсбол и крикет, а впоследствии, когда штат школы увеличился, у нас была своя отличная команда футболистов.
В июне 1917 года, было назначено совещание заведующих школами снайпинга, наблюдения и разведки; здесь я впервые познакомился с руководителями школ других армий: тут были подполковник Склетер (2-й армии), майор Пемберти (3-й армии), майор Мичи (5-й армии) и майор, заведовавший школой 4-й армии. Все они пользовались отличнейшей и вполне заслуженной репутацией во всей британской армии.
Мы постоянно подчеркивали в школе необходимость немедленных и решительных действий, как только будет замечено что-нибудь необыкновенное или подозрительное. Я поясню свою мысль следующим примером.
Как-то раз я получил приказание отправиться в один из баталионов на передовой линии для осмотра снайперских постов и поверки прицелов. По недоразумению телескопические винтовки баталиона оказались в передовом окопе, так что мне пришлось продемонстрировать кое-какие приемы на своей собственной винтовке.
В то время я стрелял из Маузера 0,35-дюймового калибра, для которого, разумеется, требуются специальные патроны. По окончании лекции, пользуясь еще оставшимся дневным светом, я отправился на передовую линию через большой темный лес. По нему проходила просека с железнодорожной линией, пересекаемая нашими и германскими окопами, из леса я вышел на просеку, где у нас был пост; в этой же просеке, на расстоянии около четырехсот шагов, германцы также имели свой пост. Четыре или пять рядовых — германцев, все без телескопов, были заняты наблюдением, и когда я выглянул в свой телескоп, то заметил и офицера, стоявшего во весь рост и, видимо, руководившего какой-то работой. Я сейчас же взял свою винтовку из рук вестового, но тут оказалось, что он не захватил с собой патронов.
Хотя я совершенно ясно видел германского офицера в телескоп своей винтовки, но было уже слишком темно, чтобы рассчитывать на успешный выстрел из обыкновенной винтовки с открытым прицелом, за которую я, было, сначала схватился, но в свой телескоп я различил, с достаточной уверенностью, какая именно работа производилась немцами, — очевидно, устанавливали траншейное орудие как раз напротив нашего поста — я ясно различал движение людей и то и дело взлетавший в воздух песок.
Вскоре наступил полный мрак, и я отправился с поста в Штаб баталиона, где и познакомил соответствующее начальство с положением дел. Но, к сожалению, я должен сказать, что, несмотря на самое определенное заявление с моей стороны, что немцы устанавливают миномет с очевидной целью разрушить наш пост на следующий же день, командир баталиона не принял никаких мер чтобы своевременно ликвидировать эту опасность. В результате, наш пост был разрушен не без потерь с нашей стороны.
В этот вечер счастье было, видимо, на стороне немецкого офицера, так как, имей я при себе маузеровские патроны, он бы, я это могу сказать определенно, не кончил своей работы, так как мне было известно точное расстояние по карте, и я знал бой своей винтовки с точностью до дюйма.