Слезы катились по щекам Роксаны. Она злилась и грустила одновременно. Грустила потому, что охотник уехал к Нелл, а злилась из-за того, что ничего не могла поделать со своим желанием наказать его. Она стукнула кулаком по мягкой подушке. Келеб Коулмен был самый ужасный человек из всех, кого она знала.

«Пусть бы он умер! – подумала она, но потом всхлипнула и вслух проговорила, вытерев глаза краешком подушки: – Неправда, Роксана Шервуд! Ты хотела бы ненавидеть его, но не можешь!»

Ей было стыдно, что она думает о нем, тем более что он по-прежнему волнует ее, и она приказала себе перестать плакать. Раз и навсегда она должна перестать думать об этом бесчувственном человеке. С этого момента она будет думать только о Сете, ведь она многим обязана ему. В конце концов, ей придется поступить с ним очень плохо – он будет считать ребенка Келеба Коулмена своим.

Она рассердилась на себя:

– Я должна быть рада, что такой мужчина, как Сет, хочет жениться на мне. В нем есть все, что так понравилось бы маме и папе. Он джентльмен во всех отношениях, он думает о нашем благополучии и так уважает меня.

Но когда некоторое время спустя Гидеон и Летти вошли в комнату и присели рядом с ее кроватью, слезы снова полились из ее глаз.

Гидеону хотелось пожалеть плачущую девушку, но он никак не решался. Плечи Роксаны подрагивали, и он, наконец, дотянулся до нее и похлопал ее по плечу. Продолжая ее поглаживать, он заговорил с ней:

– Не думай, Рокси, – попытался он уговорить ее, – Келебу дела нет до Нелл Хейл. Он знает, кто она такая.

Роксана перестала рыдать и повернулась на спину. Летти подалась вперед, и обе женщины уставились на Гидеона.

– Гидеон, что ты говоришь? – с надеждой в голосе быстро спросила Роксана.

Летти нетерпеливо повторила этот вопрос. Она-то знала, что Гидеон теперь каждый день, примерно в два часа пополудни, уходит из дома и возвращается только к ужину. Когда он садится вечером за стол, на лице его расслабленное и довольное выражение. Летти подозревала, что он нашел себе какую-то новую молоденькую индейскую девушку.

Но если бы это было так, то почему же он продолжал каждый вечер звать к себе Летти? Но, возражала она сама себе, она проводила в его постели теперь гораздо меньше времени, чем раньше. В такие ночи Гидеону достаточно было одного раза, и потом он быстро засыпал. Летти было странно возвращаться к себе свежей и не уставшей до смерти.

С двенадцатилетнего возраста ее принудил к сожительству ее пожилой дядя. Летти привыкла, что ей приходится заниматься этим каждую ночь. То, что с ней делали, было унизительным и длилось бесконечно.

Этот ночной кошмар начался десять лет назад. Она до сих пор вздрагивала, вспоминая об этом. Она жила с родителями в лачуге, состоявшей из одной-единствённой комнаты, в которой бегало и ползало семеро детей.

Сколько Летти себя помнила, каждую весну, как по календарю, в их бедной хибарке на свет появлялся новый пищащий младенец. Троих похоронили под горой, семеро осталось жить.

Когда последнему младенцу исполнился месяц, старая повитуха, которая пользовала всех женщин по соседству, предупредила мать, что очередные роды убьют ее. Кинув сердитый взгляд на отца Летти, она сказала:

– Мегг, над твоим телом слишком долго и слишком много издевались.

Но отец, как обычно подвыпивший, лишь высмеял повитуху. На ее изумленных глазах он повалил жену в кровать и грубо овладел ею. Откатившись от плачущей женщины, он ухмыльнулся:

– Ты, сука, распустила слюни. Я хорошо отделал тебя, посмотрим, умрешь ты или нет.

Его слова предназначались повитухе, но та убежала сразу, как только он набросился на жену. Перепуганные дети, сжавшись, наблюдали за отцом. Он плюхнулся на стул, а они тихо уселись на полу.

– Я показал этой старой суке, а, братец? Не будет учить меня, когда мне ложиться с моей старухой в постель.

Летти поймала на себе дядин взгляд, когда ее отец насиловал мать. По выражению его толстого жестокого лица она поняла, что он хочет, и отвернулась, когда он расстегнул свои домотканые штаны, – она и так знала, что он возбуждает сам себя. Он часто делал это.

Но теперь она взглянула на него и забеспокоилась: ему было явно не до брата – он смотрел на нее. Она уложила младенца в старую колыбельку и пошла помочь матери, так и оставшейся лежать в постели. Когда она проходила мимо, дядя схватил ее за запястье. Он рывком притянул ее к себе, и, вырываясь, она невольно прижалась к нему.

Она попыталась отстраниться, когда он просунул свою шершавую руку под ее тоненькое поношенное платье, но хватка его лишь усилилась. Летти умоляюще взглянула в сторону, где стоял отец. Но тот лишь угрожающе нахмурился.

– Поприветливей со своим дядей, девчонка, – прорычал он, поднося к губам кувшин с кукурузным виски.

Дрожа от страха и стыда, она чувствовала, как грубые ладони скользят по ее худеньким бедрам и плоскому животу. Потом эти толстые грязные пальцы нащупали ее незрелые груди и сильно ущипнули ее за нежный сосок. Она закричала и стала вырываться. Но мужчины лишь громко смеялись, передавая друг другу кувшин с виски.

Вдруг дядя поставил кувшин на пол и поднялся на ноги. Прижавшись всем своим весом к ее худенькому телу, он пробормотал:

– Пойдем, девочка, ты уже большая.

Она всеми силами старалась вырваться, но, несмотря на ее слезы и мольбы, он схватил ее за тонкую руку, протащил через всю комнату и бросил на ее постель.

Летти попыталась бороться, но ничего не могла поделать против его силы. Он держал ее за запястья, сведя ей руки над головой, и грубо развел коленом ноги. Устроившись там, он отпустил ее и, помогая себе рукой, глубоко вонзился в нее. Ее тело пронзила ужасная боль, и она громко застонала.

Раз за разом он брал ее, и никто не пришел ей на помощь. Мать тоже не осмелилась заступиться за нее.

Когда, наконец, он откатился от нее и заснул пьяным сном, она с трудом слезла со своей низенькой кровати и, корчась от боли, пошла в лес. Часто останавливаясь, Летти, в конце концов, добралась до пещеры, в которой обычно играла с сестрой в куклы, сделанные из кукурузных початков. Как больное животное, она забилась в уголок и свернулась там. На закате ее нашла там сестра, которая была всего годом младше. Следующие три дня она приносила Летти еду.

Оправившись, Летти вернулась домой, но, как только она вошла, ненавистный дядя снова приказал ей идти в постель. Постепенно ей становилось не так больно, и со временем она научилась терпеть его грубые атаки. К концу лета Летти надоела дяде, и он стал поглядывать на ее младшую сестру. И однажды он прошел мимо кровати Летти и улегся рядом с перепуганной девочкой. Через некоторое время в хижине раздались громкие стоны, а Летти, не в силах помочь сестре, слушала, сжав от ужаса кулаки.

На следующий день, как по сигналу, появились ее двоюродные браться, которые по очереди вонзались в ее измученное тело, равнодушно двигались вперед-назад, похрюкивая при этом, как поросята над корытом.

Еще через месяц в жизни Летти произошли большие перемены. Она сидела на колоде на скотном дворе и смотрела, как усатый охотник разговаривает с отцом, поглядывая в ее сторону. Потом охотник расстегнул сумку у себя на боку, достал несколько бумажек и отдал отцу. Тот убрал деньги в карман и повернулся к ней.

Она подошла к нему, и он коротко приказал:

– Иди, собирай свое барахло, ты уезжаешь с этим джентльменом.

Летти обрадовалась от одной мысли о том, что она уедет от своих двоюродных братьев. Хоть с самим дьяволом, но только подальше от этого ада, в котором она жила последние месяцы.

Но она ошиблась. Оказалось, что у этого мужчины были странные вкусы и что он получал удовольствие, обращаясь с ней жестоко.

Она вышла на скотный двор с жалким узелком в руках. Охотник повесил ружье на плечо и подтолкнул ее:

– Давай, шлюха, нам далеко идти.

Они шли всю ночь. Когда небо слегка посерело, и Летти уже думала, что сейчас упадет, они подошли, наконец, к небрежно разбитому лагерю. Вокруг низкого костра спали, завернувшись в одеяла, два мужчины и две женщины. Охотник подошел к одному из мужчин и ткнул его в бок. Тот сел и потер глаза. Заметив Летти, он растянул рот в беззубой улыбке.

– Отлично, Эз, – хихикнул он. – Я вижу, ты нашел то, за чем ходил.

Он подошел к Летти и стал разглядывать ее лицо. Облизав тонкие губы, он пробормотал:

– Она молоденькая. – Вытянув руку, он схватил ее за грудь: – Ну и как она, хороша, Эз?

– Не знаю. Я еще ее не пробовал.

– Черт, тогда поторопись и попробуй. Я жду своей очереди.

– Мне сейчас некогда. Надо получить приказ, и мы поедем.

Две худые, изможденные женщины вылезли из вонючих одеял. Летти, думая, что может немного отдохнуть, опустилась на землю. Эз злобно пнул ее ногой в бедро.

– Вставай! Помоги другим шлюхам готовить завтрак.

Наскоро поев, они снялись и пошли через лес. Женщины несли поклажу.

После полудня, когда Летти уже шаталась от усталости, они подошли к усадьбе. Крепкие постройки и домашний скот в хлеву – все это свидетельствовало о том, что хозяйство процветает.

Эз сделал знак остановиться.

– Вот это место, – обратился он к мужчинам. – Оставайтесь здесь, пока я переговорю с хозяином.

На приветствие Эза отворилась дверь, и на крыльцо вышел мужчина средних лет, огромный и мускулистый. В зубах у него была зажата трубка. Эз поднялся на крыльцо, и некоторое время тихо беседовал с ним. Они пожали друг другу руки, и Эз вернулся к своим. На лице его была довольная улыбка, и он напомнил Летти кота.

– Нас наняли, – сказал он, обращаясь к мужчинам. – Мы будем жить вон в той хижине.

Домик показался Летти крепким и большим. Она подумала, что там, наверное, две комнаты.

– Хозяина зовут Малкольм Шервуд, – объявил Эз, открывая дверь. Когда Летти проходила мимо, он остановил ее. – Ты будешь работать у него по дому. И если он захочет прижать тебя, будь с ним поласковей, поняла?

Он сжал ей руку, она сморщилась и кивнула головой.

Она и две другие женщины быстро осмотрели хижину. Летти оказалась права – комнат было две. В маленькой комнате без окон между двух стен располагалась трехъярусная кровать – три голые полки, одна над другой, – и ничего больше. Зато в другой комнате, побольше, почти всю стену занимал большой добротный камин. Окном эта комната выходила на дом Шервуда. В одном углу стояла грубо сколоченная кровать, рядом с ней – низкий столик. В другом углу располагался длинный стол и с двух сторон от него – длинные одинаковые скамьи. Еще из мебели в комнате было два деревянных кресла.

«Здесь так красиво, – подумала Лети. – Если бы это был мой дом!»

Женщины распаковали вещи и стали устраиваться в своем новом доме, где прожили четыре года, и где жизнь их была адом.

Внезапная смерть Эза освободила Летти, и впервые она зажила нормальной жизнью. В ее отношениях с Гидеоном не было жестокости, и она обнаружила, что сам по себе секс, без насилия, которое она терпела столько лет, не вызывает в ней отвращения. Отношения с Гидеоном подсказали ей, что отношения с мужчиной являются неотъемлемой частью ее существа. И она уже начала подыскивать кого-нибудь, кто сменит Гидеона.

Его бормотание вернуло Летти к действительности. Она уловила конец его рассуждений.

– По-моему, эта Нелл Хейл разодетая шлюха, – говорил он. – Единственная разница в том, что она хорошо пахнет, когда обслуживает тебя.

Роксана была так потрясена, что спустила ему грубость.

– Нелл делает это?

Гидеон хвастливо отозвался:

– Делает. – Он подмигнул Летти. – Почти так же хорошо, как кое-кто другой.

Летти хлопнула его по плечу и умоляюще вскрикнула:

– Гидеон, замолчи!

– А откуда ты это знаешь? – не могла успокоиться Роксана.

– Помните того торговца, который заходил к нам несколько недель назад?

Девушки кивнули, жадно ожидая продолжения истории.

– Ну вот, когда Он уходил, он сказал, что провел пару приятных часов с мисс Хейл. Уезжая, он крикнул мне: «Тебе бы надо наведаться туда, парень». Я все думал об этом и решил съездить испытать ее.

Роксана и Летти наклонились к нему.

– Ну и?.. – выдохнули они вместе.

Гидеон усмехнулся:

– Он оказался прав. И я вам скажу кое-что еще интересное. В первый же день, уезжая, я услышал топот копыт.

– Это был Сет? – спросила Роксана.

– Нет, это был наш сосед Зиб Стивенс, из-за Лысого Ручья.

Летти с интересом спросила:

– И что ему было нужно?

Гидеон хмыкнул:

– Ты спрашиваешь, что ему было нужно? То же, что и мне. Когда я пропускал его лошадь на тропе, он уже развязывал штаны. – Гидеон выждал минуту, а потом довольно продолжил: – Я поздоровался с ним, а он подмигнул мне и сказал: «Надеюсь, ты не слишком утомил ее».

– Как ему не стыдно, – воскликнула Роксана. – Ему за пятьдесят, и у него куча детей.

Гидеон и Летти смеялись так, что не могли вымолвить ни слова.

Наконец Летти обернулась к Роксане:

– Ты разве не знаешь поговорку, Рокси: чем старше козел, тем тверже рог?

– Этот старый негодяй Зиб Стивенс, – сказал Гидеон, – заездил до смерти трех жен и сейчас ищет четвертую.

– Вот мужчины! – возмущенно вымолвила Роксана и ударила кулаком по подушке.

Но Летти молчала. В этих местах жены умирали обычно прежде мужей, и мужчина часто начинал подыскивать жене замену раньше, чем остывало тело усопшей, особенно если в доме оставались маленькие дети. Фермер работал от рассвета до заката, и у него не было времени, чтобы смотреть за ребятишками. Некоторые, кому так и не удалось отыскать белую женщину, брали к себе индейских скво. Но поскольку соседи обычно не одобряли этот обычай, он постепенно сходил на нет.

Летти сама присматривалась к Зибу Стивенсу. Будучи молодой, она надеялась, что легко справится с хозяйством Зиба. Удавалось же ей вести хозяйство Эза и его приятелей. Кроме того, Гидеон всегда был готов лечь с ней в постель. «Я все сделаю, – думала она, – только бы иметь надежного мужа и дом». И она строила про себя планы, как бы ей однажды случайно повстречать Зиба.

Гидеон встал и потянулся. Он объявил, что идет в постель, и посмотрел на Летти, явно интересуясь, составит ли она ему компанию. Но она не смотрела ему в глаза. Она собиралась сегодня к другому мужчине. Как только все уснут, она выскользнет из дому.

Она собиралась к Келебу Коулмену не для того, чтобы лечь с ним в постель. Она собиралась навестить охотника, чтобы рассказать ему то, что, она думала, он должен был знать. Если никто не вмешается, эти двое так никогда и не соединятся.

Она прилегла, не раздеваясь, в свою постель, но заснула. Ее разбудило лишь утреннее солнце, которое било в стекло и слепило глаза.

– Ей удалось уйти не раньше десяти часов. Роксане она сказала, что пойдет собирать зелень к ужину.

Взяв корзину и нож, она начала подниматься в гору. Еще прежде, чем она постучала в хижину Келеба, она уже знала, что никто ей не ответит: ни в доме, ни во дворе не было никаких признаков жизни. Она разочарованно сошла с крыльца и стала обходить лачугу. Дойдя до угла, она замерла: жеребец Келеба, взнузданный и оседланный, щипал у погреба нежную молодую травку.

Решив, что Келеб где-то поблизости, она повеселела и окликнула его по имени. Никто не отозвался, и она крикнула громче. В ответ лишь птицы защебетали где-то.

– Странно, – пробормотала она, подходя к коню, – ушел и оставил оседланного коня.

Разговаривая с животным, она взялась за поводья и провела рукой по его шее. Вдруг она заметила темное пятно на седле и на животе коня. Она прикоснулась к седлу пальцами.

– Кровь! – выдохнула Летти и подалась назад. – Индейцы-ренегаты, – решила она и почувствовала, как по телу у нее побежали мурашки.

Она так и представила себе, как за каждым камнем и каждым кустом прячется краснокожий, готовый в любую минуту выскочить и снять с нее скальп. Но она быстро успокоилась, подумав, что, если бы здесь прятались ренегаты, они убили бы ее еще на подходе к дому.

Видимо, Келеб был тяжело ранен или даже убит. Она должна пойти по следам коня и отыскать его хозяина.

Летти без труда шла по отпечаткам копыт час, пока, наконец, не оказалась у склона, ведущего к обрыву. У вершины она обнаружила другие отпечатки. Они шли с востока и смешивались со следами коня Келеба. Она озадаченно оглянулась по сторонам, потом вспомнила, что как-то летом, собирая в этих местах ежевику, она обнаружила на самом верху яму, провал.

– Боже мой, – догадалась Летти, – они сбросили его туда.

Припекало весеннее солнце, и Летти, расстегнув две верхние пуговицы на блузке, стала поспешно подниматься вверх. Ноги ее заныли от напряжения, но, наконец, она одолела подъем. Вокруг провала была довольно широкая, футов в пять, ровная площадка.

Дрожа от ужаса оттого, что ей предстояло сейчас увидеть, Летти придвинулась к краю провала. Однако, заглянув в глубокую, освещенную солнцем яму, она не увидела ничего, кроме больших камней и небольшого озерца в центре.

Она уже собиралась повернуть назад, когда все-таки разглядела нечто странное. Прикрывшись от слепящего солнца, она всмотрелась в лежащий предмет. Она замерла. Из-за камня торчала рука.

– Господи, помоги, – закричала она и, скользя, стала спускаться вниз. Наконец она достигла дна, подняв фонтан из пыли и мелких камешков. Добравшись, она бросилась за камень и увидела Келеба.

Он тихо стонал. Дыхание его было тяжелым и хриплым. Она опустилась на колени и приподняла его голову. Глаза Келеба были закрыты. Летти аккуратно и осторожно расстегнула пропитанную кровью рубаху. Увидев рану, она тихо вскрикнула. Прошло довольно много времени с того момента, как его ранили, потому что вокруг сочащейся раны кровь уже спеклась.

Покачав головой, Летти бросилась к озерцу в нескольких шагах от раненого, на ходу отрывая кусок ткани от своей нижней юбки.

Намочив ткань, она вернулась обратно. Она отерла засохшую кровь и опять покачала головой. Если немедленно не помочь Келебу, такая рана означает смерть. Она оторвала еще один кусок ткани и снова намочила его в источнике. Она поднесла ткань к его лицу так, чтобы вода струйкой стекала по его губам. Потрескавшиеся губы дрогнули, и раненый языком стал ловить капельки животворной влаги.

Она продолжала его поить, и глаза его открылись. По появившемуся в них блеску она поняла, что Келеб узнал ее. Приободренная, она еще раз подошла к озерцу. Она вернулась к раненому и положила сложенную ткань на рану. Чуть сжав его плечо, она сказала тихим ясным голосом:

– Келеб, лежи и не двигайся. Я пойду за помощью.

Келеб слегка шевельнулся и протестующе поднял руку, видимо, пытаясь дотронуться до нее. Он беззвучно пошевелил губами и устремил на нее горящие лихорадочным огнем глаза. Подумав, что он боится остаться один, она легонько похлопала его по руке:

– Не беспокойся, я скоро вернусь.

Он не переставал умоляюще смотреть на нее. Она встала и повернулась, чтобы идти, но вдруг ахнула и замерла. Перед ней стоял высокий, широкоплечий индеец с неподвижным лицом. Его тонкие губы зашевелились:

– Ты остаешься здесь.