Рассвет еще только брезжил, когда Шторм вышла на заднее крыльцо дома, держа чашку кофе в одной руке, а в другой седельную сумку. Она опустила сумку на пол рядом с собой, а сама прислонилась к столбу, поддерживавшему навес над крыльцом, и сделала глоток горячего кофе.

Затем она полной грудью вдохнула свежесть утреннего воздуха, заметив, что в бараке, где спали погонщики, погасли огни и рабочие, потягиваясь и позевывая, начали выходить во двор. Их было не больше полдюжины.

Кейн давно встал и находился сейчас в загоне Для скота, примыкающем к конюшне. Там он беседовал со стариком Джебом. А на прибрежной дороге уже появилась фигура всадника, во весь опор скачущего к их дому. Это был Уэйд.

Шторм горько вздохнула. Уэйд не хотел, чтобы она ехала с ними. Правда, он не сказал ей этого прямо в лицо, но она хорошо слышала те замечания, которые он отпускал на ее счет в разговорах с Кейном.

– Этим ковбоям теперь на все наплевать, – говорил он, – они только и делают, что крутятся вокруг нее, пренебрегая своими обязанностями…

– …она начнет ныть и капризничать уже через несколько дней пути…

– …некоторые ребята не станут церемониться и стесняться в выборе крепких выражений, даже находясь рядом с ней…

– …а если они захотят подцепить какую-нибудь бабенку, чтобы поразвлечься с нею?..

– …а почему она настаивает, чтобы старый Джеб тоже отправился с нами в путь? Ведь он будет день и ночь переливать из пустого в порожнее.

Кейн не мешал ему высказываться, отвечая по большей части односложно или междометиями. Оба в конечном счете знали, что, несмотря на все их аргументы, Шторм все равно увяжется с ними в эту поездку.

Когда девушка снова поехала к Бекки, чтобы отложить на время их совместное посещение могил родителей, ее подруга, услышав, как Уэйд возражает против участия Шторм в путешествии, рассмеялась:

– Просто он боится самого себя, боится, что не выдержит твоего близкого присутствия на протяжении столь длительного срока рядом с собой, – сказала она. – Он отчаянно хочет тебя, Шторм, но знает, что не сможет так просто переспать с тобой – ему нужно прежде жениться на тебе. Я иногда думаю, что он потому так пугается самой мысли о браке, что в свое время его мать ушла от них, бросив отца Уэйда.

Шторм вспомнила, что говорил Кейн о единственной любви Уэйда. Тот был готов жениться на своей избраннице. Поэтому Шторм задумчиво покачала головой.

– Ты ошибаешься, Бекки. Я интересна ему только как сестра Кейна.

Внимание Шторм снова привлек Уэйд, уже въехавший во двор. Когда он проезжал мимо дома, взгляд его был устремлен вперед, он демонстративно не замечал Шторм, стоявшую на самом виду – на крыльце. Она проследила за ним взглядом до загона, куда он направлялся. Там уже стояли лошади, нетерпеливо перебирая ногами, увертываясь, пытаясь отскочить от пущенного лассо и мотая головами, когда петля все же настигала их и крепко перехватывала шею.

В облаках пыли, поднятой лошадиными копытами, почти неразличимые в ней, шестеро ковбоев ловко орудовали лассо, отлавливая коней. Наконец все шесть животных были пойманы и оседланы. Остальные пятнадцать тоже должны были отправиться в путь – в качестве запасных.

Шторм разглядывала шестерых ковбоев. Каждый из них был одет в высокие сапоги на довольно высоких каблуках и широкополые шляпы, а на шее у каждого был повязан большой платок. Рубашки и брюки ковбоев были шерстяными, шерсть хорошо регулировала температуру тела, поглощая излишнее тепло, и в этом отношении она выгодно отличалась от других тканей, включая хлопок.

Когда эти парни получат, наконец, в свою власть стадо, каждый из них займет положенное ему место. Два ковбоя станут во главе, и их обязанностью будет направлять стадо. Другая пара станет замыкающей, она поскачет сразу вслед перегоняемым животным, не позволяя отставать слабым особям и защищая тылы от индейцев и лихих людей – угонщиков скота. Эти два ковбоя должны быть лучшими стрелками в отряде. Наконец, последние два всадника вместе с Кейном и Уэйдом поскачут по сторонам перегоняемого стада, сдерживая его и не давая разбежаться в разные стороны.

– По мнению Уэйда, – проговорила Шторм, – Джеб и я будем только путаться у всех под ногами.

Солнце уже выглядывало из-за отрогов восточной цепи гор, изливая на землю яркие лучи. День вступал в свои права. Когда мужчины тронулись со двора, а за ними последовала повозка, нагруженная съестными припасами, и табун сменных лошадей, Шторм поставила пустую чашку на перила веранды. Она подхватила свою седельную сумку и прошла к загону, где Джеб уже оседлал Бьюти и ждал девушку.

– Этот длинноногий Мэгэллен, видно, стал сегодня не с той ноги, – проворчал Джеб, помогая Шторм подняться в седло. – Он не произнес ни единого слова, прибыв сегодня к нам на ранчо. Я сказал ему: «Чудесное утро, не правда ли, Уэйд?» И вы думаете, он хоть что-то ответил мне? Нет, черт побери. Он сердито взглянул на меня и заругался на какого-то ковбоя. Причем по пустяку. Кейн, так тот просто опустил голову и усмехнулся довольно ехидной улыбкой. Полагаю, этому Уэйду невмоготу думать о предстоящих долгих днях трезвости и воздержания.

– Не обращай внимания на этого дикого койота, – произнесла Шторм, удобно усаживаясь в седле и беря в руки поводья. – Он просто перебрал прошлым вечером, и у него раскалывается голова.

– Я в этом ни вот на столечко не сомневаюсь, – пробормотал Джеб, подымаясь в седло. – Он очень падок на выпивку.

Они пришпорили своих коней и пустили их галопом вслед за отрядом, возглавляемым Кейном и Уэйдом.

– Доброе утро, сестренка, – Кейн широко и радостно улыбнулся Шторм. – Ты выглядишь сегодня просто отлично – у тебя здоровый цвет лица, как говорится, кровь с молоком.

– Спасибо, Кейн. Я действительно чувствую себя хорошо. А как настроение у тебя, Уэйд?

Она взглянула мимо Кейна на его друга, сидевшего с окаменевшим лицом и напряженной спиной неестественно прямо в седле.

Уэйд пробормотал в ответ что-то нечленораздельное, и Шторм шаловливо улыбнулась.

– Неужели правда, что у Джози – так говорят люди – прошлой ночью разболелась голова, и она отослала тебя домой?

Уэйд на эти колкости не ответил ни слова, он все так же неотрывно смотрел вперед, а на его застывшей щеке нервно играл мускул от сдерживаемой злости и досады. Тогда Шторм обратилась к Кейну:

– Послушай, ты бы поговорил со старухой Джози, предупредил бы ее, чтобы она как-то привела себя в порядок, иначе она потеряет своего мужика.

– Ты так думаешь? – с сердитым видом спросил Кейн, но смеющиеся глаза выдавали его. – Но что если ее организм уже так износился, что его не приведешь в порядок? В конце концов, ей уже тридцать два года и, учти, что она была… э-э… подружкой Уэйда с тринадцатилетнего возраста.

– И не забывай, что она на протяжении всех этих лет была подружкой многих других мужчин, – прибавила Шторм, а затем глубоко демонстративно вздохнула. – Несчастная старуха, у нее, по-видимому, все эти дни страшно болела голова.

– Ты так считаешь?

– Я так считаю.

– А я считаю, что вам обоим пора заткнуться, – прорычал вдруг Уэйд и, пришпорив своего жеребца, галопом поскакал вперед по дороге. Вслед ему раздался звонкий смех Шторм и громкий хохот Джеба.

У Шторм разламывало все тело, казалось, что каждая клеточка ее организма смертельно устала от долгого пребывания в седле, когда перед самым заходом солнца путники начали устраиваться на ночлег и разбивать лагерь. Шторм уже не помнила, когда она в последний раз так долго – почти целый день – проводила в седле. Выехав сегодня рано поутру, они сделали только один привал, чтобы перекусить: Куки подал холодный завтрак. Шторм изо всех сил пыталась не хромать, когда они с Джебом отводили своих коней на водопой к маленькому притоку Платта, протекавшему неподалеку от дороги. Шторм чувствовала, что Уэйд наблюдает за ней, отыскивая такие признаки в ее поведении, которые бы неоспоримо доказывали, что она не в состоянии продолжать путь.

Лошади с жадностью пили воду, пофыркивая время от времени.

– Иди-ка вон туда в кусты, – сказал Джеб, – и сделай там все, что тебе нужно. А я постою здесь и покараулю, чтобы тебе никто не мешал.

Шторм смущенно улыбнулась и пошла по направлению к зарослям, зная, что может полностью положиться на старика – он не подведет. К тому времени, когда они вернулись в лагерь, ведя лошадей под уздцы, расседлали их, обтерли крупы клочками травы и стреножили, Куки позвал всех на ужин:

– Подходите и берите свою порцию.

Это был их первый ужин и ночлег в пути.

На вопрос Кейна о ее самочувствии, Шторм удалось выдавить улыбку и ответить, что чувствует она себя просто замечательно. Она старалась сосредоточить все свое внимание на тарелке с тушеным мясом и поджаренным хлебом, притворяясь, что вовсе не замечает сардонического взгляда Уэйда, брошенного на нее. Он прекрасно знал, как болели все ее мышцы, что ее ноги и спина превратились в одну большую рану и причиняли ей нестерпимое страдание.

И, черт бы побрал его, он радовался этому! Так, во всяком случае, думала Шторм. «Его, по-видимому, бесконечно бесит тот факт, что он оказался не прав. Ковбои и не думают драться друг с другом из-за меня». Действительно, на протяжении всего дня никто из мужчин не сделал ни единой попытки приблизиться к ней или заговорить. И она сама ни разу не пожаловалась, не заныла и не заплакала.

Что же касается Джеба, то Уэйд был совершенно прав на его счет. У старика просто рот не закрывался, он говорил и говорил, как заведенный. Но все уже давно привыкли к его нескончаемой болтовне и не обращали на него никакого внимания. Сейчас он как раз рассказывал пространную историю об индейских сражениях, но его никто не слушал. Мужчины были заняты разговором между собой.

Однако Шторм любила седовласого старика, который работал на ранчо с тех пор, как она помнила себя. Именно он научил ее в свое время держаться в седле, скакать верхом, а также обходиться с лошадьми, уметь правильно ухаживать за ними, уметь подружиться с животными.

Он же научил ее ругаться, что ужасно шокировало ее мать, но забавляло отца.

Поужинав, все уселись вокруг костра, потягивая кофе. Мужчины свернули себе самокрутки и закурили. Вымыв посуду и сложив ее в крытую повозку, Куки достал губную гармошку. Приложив ее к губам, он начал выводить на ней знакомый мотивчик «Мой старый дом в Кентукки». Одинокие звуки гармошки плыли в ночном застывшем воздухе, внушая людям, оторванным от дома, чувство покоя и уюта.

Когда же явственно раздался где-то неподалеку тоскливый волчий вой, Куки засмеялся и стал наигрывать более живую и веселую песенку. Под звуки мотива «Гонок в Кэмптоне» самый молодой из ковбоев встал и подошел к Шторм.

– Не хотите ли потанцевать, мисс Шторм? – робко спросил он. Шторм уже собиралась отказаться, ее ноги так болели, что она сильно сомневалась в своей способности скакать и прыгать в данный момент вокруг костра. Но когда она заметила ястребиный взгляд Уэйда, пристально следящий за ней, она поняла, что должна принять приглашение, даже если это убьет ее.

И действительно, это чуть не убило Шторм. Потому что после того, как она закончила танец с молодым парнем, остальные ковбои встали в очередь, чтобы тоже потанцевать с ней. Шторм готова уже была упасть на землю от усталости – и пусть Уэйд хохочет над ней, ей было уже все равно, – но тут Кейн сжалился над ней. Когда она прошлась в танце с третьим партнером, он сказал, вставая и беря свою свернутую походную постель:

– Время расстилать одеяла, ребята.

Шторм чувствовала, направляясь к своей маленькой палатке, как судорога сводит измученные мышцы ее ног. Палатку установил Джеб, пока она сама крутилась и вертелась у костра вместе со своими бодрыми и неутомимыми партнерами.

Шторм стащила с ног сапоги, затем сняла рубашку и юбку для верховой езды и блаженно вытянулась на расстеленных одеялах. Она была уверена, что не заснет. Как можно заснуть, когда все твое тело так страшно болит?

– Ты хорошо устроилась, сестричка? – спросил Кейн, подойдя к палатке, но не откидывая, полог.

– Да, Кейн, все в порядке, – солгала Шторм.

– Тогда спокойной ночи, увидимся утром.

Постепенно в лагере смолкли все посторонние звуки, мужчины улеглись спать. Ночную тишину прерывал только время от времени раздававшийся волчий вой да храп Куки. Шторм повернулась на бок и поудобнее устроилась, отыскивая такое положение тела, при котором ее натруженные мышцы причиняли бы ей не такую острую боль. Внезапно полог ее палатки приподнялся.

– Шторми, – послышался шепот Джеба, – сядь и задери на спине нижнюю рубашку, я принес мази, чтобы растереть твои утомленные мышцы. Это подействует на них самым благотворным образом.

Шторм задрала свою короткую рубашку, придерживая ее высоко на спине, а Джеб, став за ее спиной на корточки, начал втирать мазь в ее кожу своими узловатыми, мозолистыми пальцами. Причем он действовал с нежностью заботливой матери, одновременно слегка массируя кожу Шторм. Она почувствовала, как ее мышцы постепенно расслабляются и боль отпускает их.

– О ногах ты позаботишься сама, – прошептал он через некоторое время, одергивая ее рубашку на спине.

– Спасибо, Джеб, – прошептала она и поцеловала старика в морщинистую щеку.

Шторм не была единственной, кто не спал в этот час в лагере. Уэйд тоже не мог уснуть, уставившись в усыпанное звездами ночное небо. Он видел, как Джеб прокрался в палатку Шторм. Язычки пламени умирающего костра высветили большой пузырек в его руках, и Уэйд усмехнулся. По отношению к Шторм старик был наподобие заботливой курицы с одним цыпленком.

Он завидовал праву Джеба входить посреди ночи в палатку Шторм, дотрагиваться до ее обнаженной кожи. Для старика это, конечно, ничего особенного не значило, но что касается Уэйда, он был бы на седьмом небе от счастья, имея право делать то же самое.

Он прикрыл глаза ладонью. Ему было стыдно от того, как он вел себя по отношению к Шторм. Но делал он это намеренно. Он хотел вывести ее из себя, хотел, чтобы она сердилась на него и держалась, таким образом, всегда на расстоянии. В противном случае он не отвечает за свои действия. Если она приблизится к нему, он может потерять всякий контроль над собой.

Уэйд вздохнул. Эта поездка будет тянуться для него бесконечно долго и явится нелегким испытанием. Самым нелегким в его жизни.

Шторм быстро приспособилась к трудной кочевой жизни. Мужчины вставали каждое утро в пять часов, их будил повар, стуча половником о большую кастрюлю. В утренних сумерках при еле брезжащем свете они сворачивали свои одеяла, укладывали их в повозку и седлали коней. Затем они становились кружком у разведенного костра и в ожидании завтрака выпивали по кружке крепкого кофе. К тому времени, когда они пускались в путь, восходящее солнце уже разгоняло сплошную завесу тумана, отдельные клочья которого все еще продолжали висеть над равниной.

На шестой день пути они поднялись на поросший травой пологий холм и с его вершины увидели внизу в долине большую ферму. Взор Кейна немедленно обратился к раскинувшимся рядом пастбищам, где паслось крупное стадо скота шортхорнской породы.

– Мы у цели! – воскликнул он и обратил свой сияющий радостью взор к подъехавшей и остановившейся рядом Шторм. – Сплюньте через левое плечо и постучите по дереву, чтобы я успешно провел переговоры и заключил договор с Сэмом Бенсоном.

Затем он повернулся к Джебу и произнес:

– Передай остальным, чтобы они ждали меня здесь, пока я не вернусь, переговорив с фермером. Я разузнаю у него, где нам можно разбить лагерь и куда поставить лошадей.

Шторм тоже отправилась в усадьбу фермера вместе с Кейном к Уэйдом. Они с Уэйдом не слезали с лошадей, в то время как Кейн спешился и постучался в дверь большого фермерского дома.

Ему открыли, и показавшаяся на пороге молоденькая симпатичная девушка, которой было на вид лет восемнадцать, улыбнулась и поздоровалась с ним.

Шторм взглянула на Уэйда, чтобы увидеть его реакцию на столь стройную женскую фигурку, и ей захотелось заехать ему хорошенько между его нахальных глаз, подернувшихся вдруг томной поволокой.

Когда же он восторженным приглушенным шепотом произнес:

– Фью! Смотри-ка, какая грудь, какие бедра! – Шторм решила залепить ему хорошую оплеуху.

У нее не было ни малейшего сомнения, что, прежде чем они покинут ферму, он успеет пригласить девушку на вечернюю прогулку. Если фермер окажется умным человеком, он, пожалуй, посадит свою дочь под замок на все время их пребывания здесь.

Шторм увидела, как девушка кивнула и затем крикнула через плечо:

– Папа, приехал тот человек, которого ты ждал!

На крыльцо вышел дородный, с добродушным выражением лица мужчина, одетый в комбинезон.

– Рад с вами познакомиться, мистер Рёмер, – произнес он и посмотрел на сидящих верхом в некотором отдалении Шторм и Уэйда. – Пусть ваши люди тоже спешатся и войдут в дом. Мы как раз садимся за стол, чтобы позавтракать.

– Мы не хотим отрывать вас от ланча, – отозвался Кейн. – Кроме того, со мной приехало еще семь человек, включая повара, они ждут там, на холме, там же расположился и наш небольшой табун лошадей. Я как раз хотел узнать у вас, где бы мы могли разбить лагерь и оставить в надежном месте лошадей до тех пор, пока мы не двинемся назад.

Фермер широко улыбнулся:

– Готов поспорить, что юная леди не прочь принять горячую ванну и поесть за столом – хотя бы для разнообразия, в качестве, так сказать, смены обстановки. Милости просим, мисс, спешивайтесь и проходите в дом. И вы тоже, мистер, – улыбнулся он Уэйду.

Когда Шторм ступила на крыльцо, Кейн представил ее хозяину фермы. Девушка отчетливо ощущала, какое чумазое у нее лицо, какое запыленное платье – по сравнению с чистой одеждой и розовыми щечками дочери фермера, которая сейчас дружески улыбалась.

– Это моя дочь, Эгги, – представил ее фермер.

Кейн и Шторм кивнули и улыбнулись девушке.

А Уэйд взял ее руку и, показав в широкой улыбке свои ровные белые зубы, произнес нежно:

– Счастлив познакомиться с вами, Эгги.

Эгги вспыхнула от удовольствия, слыша такие слова, и пригласила гостей войти в дом. Когда Уэйд уступил дорогу Шторм, чтобы пропустить ее в дверь, она со всей своей силы наступила ему каблуком на мыс сапога и гордо проплыла мимо. Она услышала, как он ойкнул от боли, и почувствовала огромное удовлетворение.

Бесс Бенсон была столь же любезна, как ее супруг и дочь. После того как гости и хозяйка дома были представлены друг другу, она обратилась к дочери:

– Принеси чистые полотенца для мистера Рёмера и мистера Мэгэллена. И проводи их на заднее крыльцо, где они смогут помыться. А вы, моя дорогая, – взглянула она на Шторм, – пойдете со мной. Я покажу вам вашу комнату, в которой вы сможете жить в течение всего вашего пребывания здесь.

Сказав все это, пухленькая миссис Бенсон, которой было, по-видимому, где-то сорок пять лет, сняла чайник горячей воды с плиты и повела Шторм в ее комнату. Она была довольно скудно обставлена, но очень уютная и чистая.

– Этого вам хватит, чтобы хорошенько умыться к ланчу, а затем попозже мы устроим вам горячую ванну, в которой вы сможете как следует отмокнуть, – проговорила хозяйка, наливая теплую воду в неглубокий белый тазик, около которого лежало банное полотенце и кусочек мыла. – Я всегда держу эту комнату в порядке на случай, если вдруг приедет погостить моя племянница, – объяснила она. – Когда закончите умываться, приходите на кухню, и мы сядем за стол.

Шторм умыла лицо и руки, вынула расческу из кармана и расчесала свои спутанные кудри. Наконец она торопливо почистила щеткой запыленную одежду. Она очень спешила, потому что считала невежливым заставлять долго ждать хозяев, оторвав их от ланча.

Когда Шторм проходила по коридору на кухню, она слышала голоса Кейна и Уэйда, беседующих с Эгги на заднем крыльце. Она не могла разобрать всех слов, но поняла по тембру голоса Уэйда и тому, как взволнованно смеялась в ответ на его слова девушка, что Уэйд пустил в ход все свое очарование. Шторм захотелось предупредить хозяйку дома, которая раскладывала в это время по тарелкам картофель и хлеб, чтобы та получше присматривала за своей дочерью и ни в коем случае не оставляла ее наедине с обаятельным гостем.

Жена фермера превосходно готовила, ланч был отменно вкусным, но кусок застревал в горле Шторм и ей казалось, что еда отдавала горечью. Потому что сидевшие напротив нее Уэйд и Эгги не спускали глаз друг с друга.

Лицо Эгги пылало от сладких речей Уэйда и его нежных взоров. Ни разу он даже не встретился взглядом со Шторм, будто ее и не было здесь.

После ланча трое мужчин отправились для деловых переговоров на пастбище, где пасся скот шортхорнской породы. Шторм вызвалась помочь миссис Бенсон убрать и помыть посуду, но та покачала головой:

– Я обещала вам горячую ванну и должна выполнить свое обещание. У вас есть свежая смена белья?

Шторм ответила, что у нее есть последняя чистая смена нижнего белья в седельной сумке и что она хотела бы постирать кое-что из одежды, прежде чем они отправятся в обратный путь.

– Эгги, – распорядилась миссис Бенсон, – сходи на конюшню и принеси сумку Шторм. Пока ты будешь ходить, я притащу бадью на кухню и устрою ванну для нашей гостьи.

Через четверть часа Шторм уже сидела в большой деревянной бадье, соскребая и смывая мыльной водой дорожную грязь и пыль со своего тела, затем она с наслаждением помыла голову. Эгги и Бесс находились здесь же на кухне, они мыли посуду и между делом беседовали со Шторм. Мать расспрашивала о жизни на ранчо, а дочь интересовал только Уэйд. Шторм ответила на все вопросы, касающиеся их житья-бытья на ранчо, но притворилась, что ничего не знает об Уэйде. Ей очень хотелось предостеречь девушку, посоветовать ей держаться подальше от этого мужчины, но она знала, что слова и советы здесь бесполезны.

Вымывшись и переодевшись в чистое белье, Шторм снова почувствовала себя человеком. Распустив волосы, чтобы они просохли на теплом воздухе, она принялась за стирку той одежды, которая могла ей еще понадобиться в пути. Когда все было постирано и вывешено для просушки на веревку во дворе, Шторм вернулась в предоставленную ей комнату и блаженно растянулась на кровати. «Я только чуть-чуть отдохну», – сказала она сама себе, прикрывая глаза.

Когда Эгги растолкала ее, за окном уже сгущались сумерки. Хозяйская дочь пригласила Шторм на ужин, который был как раз готов. Она не могла поверить, что проспала полдня.

Когда Шторм вошла на кухню, за столом уже сидели все, кроме миссис Бенсон. Она села рядом с Кейном и поняла по его довольному выражению лица, что он заключил с хозяином фермы выгодную сделку. Шторм приказала себе не обращать никакого внимания на Уэйда и Эгги, просто не замечать их и наслаждаться вкусным ужином.

И действительно, она с большим аппетитом съела жареного цыпленка, потому что ей удалось поймать стремительно брошенный на нее взгляд Уэйда.

Возможно, он ухаживал за Эгги просто чтобы заставить ревновать ее саму. Это была утешительная мысль для Шторм.

Однако, когда ужин окончился, надежды Шторм развеялись как дым. Она уже не была столь уверена, что Уэйд использует Эгги для того, чтобы помучить ее саму. Он объявил во всеуслышанье, вставая из-за стола, что отправляется проведать своих людей. А затем попросил Эгги сопровождать его.

– Можно мне пойти погулять, ма? – умоляющим голосом спросила девушка.

– Думаю, что да, только прошу тебя, возвращайся поскорее, сырой вечерний воздух вреден твоему здоровью, – заботливо сказала миссис Бенсон.

Шторм хотелось закричать на весь дом: «Не пускай ее с ним, ты, безумная мать! Ты что не видишь, что это настоящий соблазнитель, способный совратить любую женщину?». Но она сдержала себя, крепко сжав зубы, чтобы ни одно слово не сорвалось с ее губ. Шторм потупила взор, сознавая, что ее мучит самая обыкновенная ревность, что именно ревность толкает ее произносить во всеуслышание необдуманные слова. Ведь ее ничуть бы не встревожило то обстоятельство, если бы какой-нибудь другой мужчина захотел прогуляться с Эгги при лунном свете.

Шторм была очень удивлена и обрадована, что девушка вернулась домой прежде, чем они с миссис Бенсон закончили мыть и перетирать посуду. Ее прогулка, таким образом, длилась всего лишь каких-то несколько минут. И за это время, конечно, между нею и Уэйдом не могло произойти ничего серьезного. И все же лицо Эгги пылало, глаза блестели. Без сомнения они с Уэйдом целовались под луной.

Трое мужчин устроились на воздухе – на широком крыльце, где обсуждали свои дела, вели разговоры о ценах на крупный рогатый скот и попивали крепкий сидр, который фермер Бенсон делал сам. Шторм сидела на кухне вместе с Эгги и Бесс, они беседовали на разные житейские темы, как это водится у женщин. Эгги время от времени вставляла словечко, но по ее глазам, обращенным на дверь, было ясно, что она с удовольствием присоединилась бы к мужчинам, сидящим на крыльце… то есть, конечно, к Уэйду. Шторм прекрасно понимала состояние хозяйской дочери.

Через час к облегчению Шторм все решили, наконец, пойти на покой. Кейн хотел назавтра отправляться в путь с рассветом, а семья фермера вообще имела обыкновение рано ложиться спать. Уэйд и Кейн поблагодарили Бесс за гостеприимство, а затем Кейн пожелал Шторм спокойной ночи, а Уэйд что-то шепнул на ушко Эгги, от чего та снова зарделась, как маков цвет, и захихикала, – и оба мужчины отправились на ночлег к своим ковбоям в лагерь, расположенный на холме. Шторм тоже пожелала хозяевам спокойной ночи и удалилась в свою комнату.

Лежа на мягкой удобной перине, она слушала отдаленное мычание коров, доносившееся сквозь отворенное окно. Это, наверное, было то стадо в двести голов, которое Кейн приобрел у мистера Бенсона; эти животные вели себя беспокойно, оказавшись в непривычном загоне, сооруженном для них ковбоями в лагере на холме.

Один раз Шторм показалось, что она слышит звонкий смех Уэйда, доносящийся с холма, и ей стало грустно. Он никогда не смеялся вместе с ней. Он вообще не хотел иметь с ней ничего общего. Почему, спрашивала себя Шторм с тоской в душе, почему временами казалось, что он просто ненавидит ее? Что она такого сделала, чтобы он обращался с ней подобным образом – как с прокаженной?

Щеки Шторм были влажными от слез, когда сон, наконец, сморил ее.

Когда на следующее утро Шторм переступила порог кухни Бенсонов, солнце уже всходило. В воздухе распространялся аромат поджаренного бекона и свежесваренного кофе. Бесс Бенсон разбивала яйца на сковородку с шипящим на огне жиром. Она оторвалась на мгновение от своего занятия и с улыбкой взглянула на Шторм.

– Присаживайтесь, Шторм. Мужчины умываются. Они скоро будут здесь.

Первым на кухню вошел Кейн, а за ним – незнакомец. Шторм широко раскрыла глаза от удивления. Это был мужчина, внешне очень похожий на Уэйда, такой же мужественный и обаятельный.

«Правда, он был несколькими годами старше его, – так решила Шторм, – и, похоже, в жизни ему пришлось несладко». Его симпатичное лицо выглядело обветренным и изнуренным, а виски посеребрила седина. Однако в нем чувствовалась скрытая сила, которая так привлекает женщин. Интересно, подумала Шторм, что бы сказала Бекки, увидев этого высокого, стройного человека, представлявшего собой настоящий образец мужественности и мужской привлекательности?

– Рейф, – обратился Кейн к вошедшему, становясь рядом с ним, – я хочу представить тебе мою сестру, Шторм. Шторм, это – Рейф Джеффри. Он будет сопровождать нас на обратном пути домой. Он – специалист по уходу за шортхорнской породой скота и поможет мне на первых порах, введя в курс дела по пути на ранчо.

– Ну что же, с этого момента, – произнес Рейф Джеффри, слегка растягивая слова и пожимая протянутую руку Шторм, – я с нетерпением жду, когда мы, наконец, отправимся в путь. Ведь не каждый день мужчине выпадает такая удача – иметь удовольствие путешествовать верхом в обществе столь очаровательной женщины.

Шторм вспыхнула, услышав этот комплимент, и смущенно пробормотала:

– Благодарю вас.

Но увидев в дверном проеме Уэйда, она пришла в еще большее замешательство, потому что тот смотрел на нее очень сердито, почти с ненавистью. «Что она такое сделала, чтобы вывести его из себя?» – не понимала Шторм.

Все собравшиеся за столом в этот ранний утренний час пребывали в приподнятом настроении. Все, кроме Уэйда. Его пристальный хмурый взгляд, которым он неотрывно следил за Шторм с тех пор, как переступил порог кухни, стал еще более мрачным, когда Рейф занял место рядом с ней. Уэйд совершенно не замечал Эгги, которая поспешила сесть рядом с ним. Шторм от души сочувствовала девушке, на лице которой были написаны обуревавшие ее чувства горечи и разочарования. Бедняжка, наверное, удивлялась и спрашивала себя, что произошло с этим мужчиной, увивавшимся за ней не далее как прошлым вечером и оказывавшим ей недвусмысленные знаки внимания на виду у всех.

Вскоре гости распрощались с хозяевами, и отъезжающие мужчины вышли из кухни. Шторм поблагодарила Бесс и Эгги за проявленную по отношению к ней /доброту и сердечность и последовала за мужчинами к загонам, где находилось сейчас купленное Кейном стадо скота шортхорнской породы. Вскоре к загону прискакали, настегивая лошадей, Джеб и ковбои из лагеря на холме. Они подождали, пока Кейн распахнул большие ворота загона, а затем всадники вклинились в стадо и стали выгонять скот на волю. Беспокойные нервные животные с выпученными от страха глазами, коренастые, низкорослые, коротконогие, суетливо и неуклюже выбегали из загона в надежде обрести свободу.

Но не тут-то было. Их с двух сторон сдерживали ковбои, не позволяя разбегаться пронзительными криками, свистом и пущенными умелой рукой арканами. Вскоре все стадо вытянулось в одну длинную линию и повернуло в восточном направлении.

Ковбои с радостью открыли для себя, что с новой породой скота намного легче управляться, чем с дикими лонгхорнцами. Особенностью шортхорнцев являлось и то, что у них не были так опасно выставлены острые рога, и это давало ковбоям возможность, не опасаясь ранений, вклиниваться в их ряды.

Кейн не хотел спешить. Он выложил за стадо приличную сумму денег и поэтому не желал изнурять животных, стремясь, чтобы они прибыли на ранчо в хорошем состоянии, не заболев и не истощив своих сил в пути.

Теперь Шторм по-настоящему наслаждалась путешествием. Ее тело привыкло к многочасовым переходам верхом, она как будто вросла в седло, не испытывая никаких неудобств. Она болтала со стариком Джебом напропалую. Но большую часть пути рядом с ней скакал Рейф. Его забавные шутки и отменное чувство юмора заставляли Шторм буквально умирать от смеха. Звонкие взрывы ее хохота доставляли удовольствие Кейну, который молча улыбался, глядя на резвящуюся сестру. Что же касается Уэйда, то он день ото дня становился все мрачнее.

Ковбои искоса бросали на него понимающие взгляды и усмехались тайком. Перед путешествием Уэйд велел им держаться подальше от Шторм. И теперь их смешил тот факт, что он ничего не мог сделать с появившимся в их отряде мужчиной, который, как приклеенный, следовал всю дорогу бок о бок с красивой мисс Рёмер.

Распорядок дня оставался прежним. Куки вставал, как только начинали редеть предрассветные сумерки, и можно было заняться разведением костра и приготовлением завтрака. Затем ковбои поднимали скот и пускали его пастись на равнину, к этому времени возвращался ночной дозор – охрана лагеря. Потом, как обычно, все становились у костра и выпивали по кружке горячего кофе, пока Куки не звал их, захватив свою посуду выстраиваться в очередь за завтраком. Завтрак съедали быстро, после чего ковбои окружали в установленном порядке стадо и снова пускались в путь. Дни проходили за днями, не отличаясь каким бы то ни было разнообразием событий, никакие злоключения не затрудняли их постепенного продвижения в восточном направлении – домой. Они уже находились в сутках пути от родного ранчо, когда неожиданно вмешались силы природы и нарушили прежнюю безоблачность их путешествия.

Стояла страшная духота, воздух был совершенно неподвижен, когда крытая повозка с продовольствием и одеялами остановилась, и путники начали готовиться – к ночлегу, устраивая лагерь. Пока Куки торопливо готовил ужин, грязно-черные клубящиеся тучи затянули все небо, которое время от времени вспыхивало молниями.

– Эй, ребята, оседлайте свежих лошадей, – приказал Кейн ковбоям, – похоже, надвигается гроза, и я не знаю, как поведет себя в такой ситуации наше стадо.

Гроза разразилась сразу же, как только люди в спешке закончили свой ужин. Непроглядный мрак окутал землю, небо разрывали зигзаги ослепительных молний. Первый раскат грома был настолько оглушительным, что, казалось, дрожит земля под ногами. Хлынул дождь, и поднялся резкий порывистый ветер. Шортхорнцы вели себя, как и любая другая порода скота в таких условиях. Они начали нервничать, громко, тревожно мыча, и кружить на одном месте. Ковбои отлично знали, что в любую минуту животные могли сорваться с места и броситься бежать, охваченные паническим страхом.

Хотя именно непогода привела стадо в подобное пограничное состояние, однако непосредственным поводом к их безудержному бешеному бегству послужил громкий звук, который издал, чихнув, один из ковбоев. Мужчины, которые уже были наготове и сидели в седлах, немедленно погнались за скотом, пытаясь вытянуть стадо в одну линию; животные направлялись прямо к реке Платт, находившейся менее чем в миле от них.

При таком ливне уровень воды в реке, конечно, сильно подымется, течение станет еще быстрее. Если скот достигнет Платта, его смоет потоком и понесет вниз по течению. Многие животные неизбежно утонут в бурных водах.

Шторм неслась вместе со всеми сквозь мрак, ничего не видя перед собой и умаляя Господа только об одном: чтобы Быоти не споткнулась и не упала. Если такое произойдет, они обе погибнут под острыми копытами обезумевших животных.

Охваченный паникой скот невозможно было повернуть и направить в сторону от реки. Сбившись в одну живую массу, выпучив в страхе глаза, животные бросились в стремительные воды, которые за это время значительно поднялись. Течение сносило их в сторону, сбивало с ног, не давало добраться до противоположного берега. Шторм вместе с другими всадниками с разбега устремилась в бурный поток вслед за животными. Только когда яркие вспышки молнии разрывали непроглядный, окружавший ее мрак, ей на долю секунды удавалось разглядеть происходящее.

Вдруг Бьюти поскользнулась и зафыркала, набрав в нос воды, но умная лошадь тут же снова нащупала твердую почву под ногами, и Шторм, у которой уже сердце ушло в пятки, с облегчением вздохнула. Внезапно ее сердце запрыгало внутри от радости – противоположный берег маячил черным пятном всего в нескольких ярдах впереди нее.

Но в тот момент, когда Шторм уже переводила дыхание, радуясь, что успешно переправилась через реку, огромная стремительная волна, накатив, сбила Быоти с ног, водоворот закружил лошадь вместе с седоком и понес их вниз по течению.

Когда все это произошло, Уэйд находился неподалеку. При вспышке молнии он, к своему ужасу, заметил светловолосую головку Шторм, мелькающую над черной водой. До этого у Уэйда и в мыслях не было, что девушка скачет вместе с ними за обезумевшим стадом. Сознание того, что Шторм угрожает реальная опасность, буквально оглушило его, как удар тяжелого молота по голове. На мгновение он помертвел от ужаса, но тут же схватился за висевшую на луке седла свернутую кольцами веревку и метнул лассо в том направлении, в котором только что видел Шторм.

Но петля упала в воду, никого не заарканив.

Придя в неистовство, забыв себя, Уэйд пару раз что было сил выкрикнул имя Шторм, но не получил никакого ответа. Он сознавал, что даже если бы она и отозвалась на его зов, он вряд ли бы расслышал ее голос. Рев обезумевшего скота, крики и вопли ковбоев заглушали все остальные звуки.

Жеребец Уэйда, Ренегейд, зафыркал и вынес всадника на берег, но Уэйд снова погнал его в воду, направив вниз по течению. Он держался поближе к берегу, в отчаянье пытаясь хоть что-то разглядеть во мраке. Может, кобыле удастся вынести Шторм на берег, говорил он сам себе. Если Шторм знает, как вести себя в такой ситуации, если ее учили этому, если она вцепится руками в хвост лошади, она спасется. Но что будет с девушкой, если какое-нибудь бревно или случайный кусок дерева со всего маха столкнется с ней? – тревожился он.

– О Господи, – промолвил он, когда новая вспышка молнии осветила всю местность, и он увидел стоявшую на берегу кобылу Шторм с раздувавшимися от усталости боками и бессильно повисшей головой. У ее ног лежало ничком неподвижное тело, уткнувшись лицом в траву. Казалось, сердце сейчас выскочит из груди Уэйда, он пришпорил своего выбившегося из сил жеребца, направляя его к берегу.

Уэйд спрыгнул с седла прежде, чем его конь выбрался на сушу. В два прыжка он добежал до распростертой на земле Шторм и, упав рядом с ней на колени, склонился над ней. Перевернув безвольное тело девушки на спину, он убрал волосы с бледного лица, а затем попытался нащупать пульс на ее безжизненном запястье. Пульс прощупывался. Шторм была жива. Ее сердце билось ровно и сильно. Уэйд громко возблагодарил Бога, и при звуке его голоса ресницы Шторм дрогнули и глаза открылись. Она прошептала имя Уэйда, и он схватил ее в свои объятия, припав губами к ее холодным губам. Ее руки вцепились в плечи Уэйда с каким-то невыразимым безнадежным отчаяньем, как будто кто-то отнимал его у нее.

– Я уже думал, что потерял тебя навсегда, – хрипло прошептал он, прерывая поцелуй, а затем, как будто вдруг окаменев, поднял голову и прислушался.

Совсем близко раздавались мужские обеспокоенные голоса, выкликавшие имена Шторм и Уэйда. Уэйд узнал глубокий баритон Кейна и надтреснутый старческий голос Джеба.

– Мы здесь! – что есть силы закричал он и снова уложил Шторм на землю. Через пару секунд к ним по мелководью подбежали Кейн и Джеб.

– С ней все в порядке? – тревожно спросил Кейн, устремляясь к сестре.

– Все отлично, Кейн, – голос Шторм звучал хрипло и приглушенно. Она наглоталась речной воды и была страшно утомлена. – Я только очень устала…

Кейн усадил Шторм на земле и пока он ощупывал тело сестры, проверяя нет ли у той переломов, старый Джеб неловко гладил намокшие волосы Шторм, с которых стекала вода, своими заскорузлыми руками.

– Я не знал, что ты поскакала с нами, Шторм, – произнес он, – иначе я бы глаз с тебя не спускал.

– Никто не знал, что ты, как сумасшедшая, бросилась с нами, мужчинами, в погоню за скотом, – сердито проговорил Кейн. Теперь, когда он успокоился, убедившись, что сестра жива и здорова, он мог позволить себе сердиться и ругаться на нее за ее выходку, чуть не приведшую к гибели. – Почему, черт возьми, ты не осталась вместе с Куки в фургоне?

– Я хотела помочь вам, – воскликнула Шторм, и слезы брызнули из ее глаз. – И я действительно помогала вам, пока поток не сбил с ног Бьюти и не начал сносить нас вниз по течению.

– Мы обсудим все это позже, – сказал Кейн и встал, подняв Шторм на руки. – А сейчас я приказываю тебе переодеться в сухое платье и оставаться в своей палатке, пока дождь не прекратится.

Когда он усадил Шторм верхом на своего жеребца, она увидела, что Джеб взял под уздцы Бьюти и приготовился следовать за ними. Шторм оглянулась вокруг, отыскивая взглядом Уэйда, но того и след простыл. Коротко вздохнув, она склонила голову на плечо Кейна. Внутри у нее все дрожало от поцелуя Уэйда.

Скот, сбитый ковбоями в одно стадо, был очень утомлен безумной гонкой и бессмысленной схваткой с бешеным течением реки. Животные все еще нервничали, потому что гроза продолжалась, но у них уже не было сил для нового панического бегства.

Все участники экспедиции были очень рады, увидев, что Куки удалось переправиться вместе со своим фургоном через реку и разбить за это время новый лагерь. А самое главное, у него был готов котелок горячего кофе. Таким образом, им не надо было вновь переходить реку, форсируя ее стремительный грязный поток. Но самое чудесное во всех этих обстоятельствах было то, что запасные лошади сами последовали за фургоном и тоже переправились на другой берег.

Вскоре была установлена палатка Шторм, и внутри нее Джеб повесил зажженный фонарь. Кейн помог Шторм спрыгнуть на землю и сказал:

– Мы с Рейфом отправимся сейчас к стаду, чтобы посмотреть, есть ли у нас потери. Ведь переправа далась животным очень нелегко. Уэйд уже там, он проверяет состояние скота и считает их поголовье.

Так вот, значит, куда он ускакал, думала Шторм, поднимая полог своей палатки и забираясь внутрь. К тому времени, когда она стащила с себя промокшую до нитки одежду и надела сухое нижнее белье, ливень прекратился, перейдя в морось, раскаты грома, прогремев несколько раз где-то в отдалении, наконец совершенно стихли. Уже сквозь полудрему она услышала голос Кейна, сообщавшего Куки, что двух шортхорнцев, по-видимому, унесло потоком, а одного затоптали свои же сородичи.

– Ты можешь разделать его, – сказал брат. – Жаркое на завтрак, что может быть вкуснее!