Уэйд проснулся рано. Он осторожно повернул голову к окну, взглянул на серые предрассветные сумерки и тут же поморщился от отвратительного кислого привкуса вчерашнего виски во рту и запаха собственной провонявшей потом одежды.

Голова у него раскалывалась. Он потер виски, ругая себя на чем свет стоит. Затем он попытался сглотнуть пару раз, чтобы вызвать в пересохшем рту образование слюны. Его взгляд упал на бутылку с остатками виски, стоявшую на тумбочке у кровати. Спиртного оставалось на самом донышке. О Боже, неужели он так много выпил накануне вечером.

Уэйд поднял правую руку и в царящем в комнате полумраке разглядел содранную на костяшках пальцев кожу: это было результатом его неистового порыва, когда он стучал и бил кулаками в стену своей спальной, прежде чем ему пришла спасительная мысль опорожнить бутылку виски, чтобы притупить боль гложущих мыслей о Шторм.

О Боже, ну почему она вернулась назад?! Уэйд уставился невидящим взором в потолок. Ее отсутствие на протяжении последних четырех лет притупило его тоску по ней, хотя не проходило и дня, чтобы Уэйд не думал о Шторм, не вспоминал ее, не задавал себе мучительных вопросов, что с ней и появились ли в ее жизни мужчины. От последней мысли у него всегда холодело внутри, но теперь дело обстояло во сто раз хуже – теперь он должен был постоянно лицезреть ее вместе с этим Джеффри.

Когда небо порозовело от первых рассветных лучей и предметы в комнате приобрели свои привычные очертания, Уэйд услышал, как в соседней комнате заскрипела кровать. Это его отец встал, натянул сапоги и направился на кухню.

Последние несколько дней их с отцом пути не пересекались, они лишь мельком видели друг друга. Уэйд прислушивался к знакомым звукам: вот старый Джейк открыл топку большой печи, положил дрова, и через минуту в доме распространился смолистый запах горящих сосновых поленьев. Вскоре Уэйд услышал клацанье и урчанье маленького ручного насоса, а затем шум воды, льющийся в кофейник.

Все это были с детства знакомые звуки, которые он слышал почти каждый день с тех пор, как ему исполнилось девять лет.

Уэйд продолжал лежать в постели, пока Джейк не закончил умываться над раковиной в кухне, расплескивая воду на пол, когда он споласкивал мыльную пену с лица. Услышав наконец, что отец вышел за дверь и выплеснул воду на землю, Уэйд опустил ноги на пол и сел на кровати. Он ощущал сильную боль в ноге, когда встал и, подойдя к комоду, начал рыться в одном из его ящиков в поисках чистого нижнего белья и свежей рубашки. Обнаружив последнюю смену, Уэйд нахмурился. Ящик был пуст. Ему срочно следовало или купить нового белья и рубашек или постирать грязное.

Когда Уэйд вышел на кухню, Джейк стоял в проеме входной двери спиной к сыну и, потягивая кофе, наблюдал восход солнца. Уэйд никогда не задумывался над тем, что его отец – уже далеко не молодой человек. И теперь эта мысль поразила его и ранила в самое сердце. Когда-то черные как смоль волосы Джейка были теперь изжелта-белыми – цвета слоновой кости, а мускулистое крепкое тело стало совсем прозрачным и терялось в свободного покроя длинной красной рубахе навыпуск. Волна любви и жалости к этому родному для него человеку захлестнула Уэйда.

– Доброе утро, папа, – тихо произнес он. – Любуешься восходящим солнцем?

– Да, – Джейк смущенно засмеялся. – Оно встает каждое утро по-разному, как будто это всякий раз другое солнце. Знаешь, мне кажется, нет более чудесной картины, чем та, когда из-за далекой цепи гор начинают пробиваться первые солнечные лучи. И вот они уже ложатся на водную гладь Платта, окрашивая его на минуты в пурпурный цвет…

Уэйд вышел на порог и остановился рядом с Джейком.

– А я люблю наблюдать закат солнца. Это тоже поистине чудесное зрелище.

Джейк кивнул головой, соглашаясь.

– Вся природа нашего Вайоминга – настоящее чудо, – произнес он и добавил с грустью в голосе, – хотя думаю, не все со мной согласились бы.

Уэйд знал, кого имеет в виду Мэгэллен-старший. Он имел в виду свою жену. Они никогда не обсуждали, как и почему Нелла в свое время покинула их. Это была по обоюдному согласию закрытая тема. Уэйд рано понял, какое страдание причиняло отцу одно упоминание об этом.

Он сделал шаг назад, когда Джейк повернулся лицом к кухне и спросил:

– Как тебе понравится яичница с беконом на завтрак?

– Звучит совсем неплохо. Честно говоря, я не помню, ужинал я вчера вечером или нет, однако мой желудок подсказывает мне, что все-таки не ужинал.

– Ты ужинал, – проворчал Джейк, – содержимым бутылки. – Положив толстые куски бекона на раскаленную сковородку, он добавил: – Тебе надо завязывать с выпивкой, сынок. Виски никому еще не помогло решить личные проблемы. Оно только усугубляет их, делает еще невыносимей. Оно мешает человеку трезво взглянуть на вещи.

Уэйд хотел ответить, что прекрасно это понимает, но что он как раз и не желает смотреть на вещи трезво, что он просто с ума сойдет, если сделает это. Однако он ничего не сказал и продолжал молча стоять на пороге. Что касается Джейка, то он был не такой человек, чтобы досаждать другим, поэтому он тоже не стал развивать неприятную тему.

Несколько позже, когда оба уже сидели за завтраком, Джейк спросил:

– Ты поработаешь сегодня вечером в салуне? Джоунс сказал, что он не сможет выйти на работу. Его жена сильно захворала.

– Хорошо, я поработаю за стойкой сегодня вечером, – отозвался Уэйд. – Кроме того, я смогу заменять бармена всю следующую неделю. Но потом мы с Кейном скорее всего отправимся в Форт Ларами, нам надо перегнать туда большое стадо скота в сто голов. Это займет у нас три-четыре дня, не больше.

Они закончили завтрак в молчании. Затем Джейк нацепил шляпу и отправился в Ларами открывать свой салун.

Уэйд тем временем скрутил себе сигарету и снова наполнил чашку кофе. Чувствуя себя теперь значительно лучше, он долго сидел за столом, глядя в окно на то, как восходящее солнце разгоняет клочья тумана, все еще висящие над рекой.

Уэйд уже выкурил сигарету и собрался встать и убрать со стола, когда в открытую дверь он неожиданно увидел подъехавшую и остановившуюся на дорожке перед домом двуколку Джози Сейлз.

– Черт возьми, – процедил он сквозь зубы, – я так и знал, что она примчится сюда, как только взойдет солнце.

Он, словно безумный, надеялся, что после вчерашней стычки он навеки отделался от нее. Как же быть, задавал он себе сейчас мучительные вопросы, как сделать так, чтобы она навсегда покинула его?

Уэйд уселся на край стола, даже не подумав выйти во двор и помочь Джози сойти, с коляски. Щеки Джози пылали от гнева, когда она поспешно шла по дорожке к дому, потому что она прекрасно видела в распахнутую дверь, что Уэйд сидит на столе и наблюдает за ней, не двигаясь с места.

Но когда она ступила на широкое крыльцо, на ее лице не было и тени раздражения или недовольства.

– Доброе утро, Уэйд, – сладко промурлыкала она.

– Утро доброе, Джози. Что тебя привело ко мне в дом в столь ранний час – на рассвете? Уж не собралась ли ты на рыбалку?

Его взгляд скользнул по зеленому атласному платью Джози, остановился на глубоком вырезе, не подобающем для повседневного платья – если, конечно, обладательница его порядочная женщина, а не проститутка, какой, впрочем, и была на самом деле Джози в большей или меньшей степени. Так думал Уэйд.

– Не издевайся надо мной, Уэйд, – капризно надула губы Джози, пододвигая к себе стул, на котором он недавно сидел. – Ты отлично знаешь, почему я здесь. Я не могу смириться с тем, как мы расстались вчера.

Джози положила ладонь на руку Уэйда.

– Прости меня за то, что я сгоряча наговорила о Шторм и Бекки. Это все произошло из-за того, что я не смогла… ну, ты понимаешь… возбудить тебя. И подумала, что ты все это время встречался с другой женщиной. Вот я и начала обвинять первую попавшуюся, кто пришел мне на ум. Но я не хотела никого обижать.

«Так я и поверил, черт возьми, что ты – невинная овечка, а не злая истаскавшаяся сука, порочная с ног до головы, – подумал Уэйд и убрал свою руку, из-под ее теплой ладони.

– Во всяком случае, я слышала, что симпатичный приезжий, которого нанял Кейн и поселил в своем доме, ни на шаг не отходит от Шторм, говорят, что у них самый настоящий роман. Женщины, которые вчера заходили в мой магазин, болтали между собой, что не удивятся, если в недалеком будущем получат приглашение на свадьбу.

Уэйд изо всех сил сдерживал себя, чтобы не схватить Джози за горло и не вбить эти слова обратно в ее поганую глотку. И хотя услышанное чуть не убило его, ему удалось произнести со спокойным видом:

– Вполне возможно.

Джози встала и попыталась усесться Уэйду на колени, стараясь снова возбудить его. Но довольная улыбка, заигравшая было на ее губах, так как ей показалось на мгновение, что она близка к успеху, моментально исчезла. Уэйд встал.

– Ты бы лучше возвращалась в город и открывала свой магазин, – проговорил он. – У меня тоже полно дел.

Они вместе вышли на крыльцо как раз в ту минуту, когда мимо проезжала Шторм на своей Бьюти, пущенной легким галопом. Она стрельнула в них быстрым взглядом, а затем, высоко подняв голову, устремила взор на дорогу.

– Интересно, куда это она едет? – сказала Джози, и в ее голосе послышалась неприкрытая враждебность. – Наверное, направляется в гости к этой шлюшке, своей закадычной подруге. Поразительно, как это старший брат позволяет ей подобные вещи.

– Шторм и Бекки дружат с детских лет, а Шторм, к твоему сведению, всегда верна своим привязанностям и друзьям, – сказал Уэйд резким тоном, думая, что Джози Сейлз все равно ничего не поймет в этой недоступной для нее области человеческих чувств и взаимоотношений. Глаза Джози вспыхнули на мгновение, как отполированные стекляшки, но она моментально опустила веки, чтобы скрыть от Уэйда испытываемую ею к Шторм Рёмер жгучую ненависть.

– Ее верность погубит, в конце концов, ее репутацию, если она не будет более осторожной, – промолвила Джози, не в силах скрыть свою неприязнь. – Рано или поздно люди начнут злословить о ней.

– Им бы лучше поостеречься, чтобы не сказать чего лишнего, – с угрозой в голосе произнес Уэйд. – Рёмеров любят в округе. А тому, кто будет распускать свой язык, не поздоровится.

Джози видела по серым, горящим злым огнем глазам Уэйда, что он не шутит, и поняла – но было слишком поздно, – что зашла слишком далеко в своей болтовне.

– О, я уверена, что ничего слишком мерзкого о ней никто никогда говорить не будет! – затараторила она, запоздало оправдываясь. – Я же сама даже выслушивать подобные сплетни не стану.

«Ну уж так, черт возьми, и не станешь!» – подумал Уэйд и начал выпроваживать ее с крыльца.

Когда Шторм добралась до дома Бекки и вошла в сарай, чтобы покормить животных, она обнаружила там соседского мальчика Тимми, который задавал корм раненой кобылице, складывая перед ней охапки сена. Мальчик оторвался от работы и широко улыбнулся Шторм.

– Здравствуйте, мисс Рёмер. Я почувствовал себя немного лучше и пришел сюда, чтобы поухаживать за пациентами Бекки, – он нежно потрепал кобылу по крупу. – Они все уже привыкли K° мне.

– Я очень рада, что чувствуешь себя лучше, Тимми. Я люблю животных, но не до такой степени, как ты с Бекки. Собаки, кошки и лошади еще куда ни шло… Но все остальные меня несколько… выводят из себя.

– О, точно такое же чувство испытывают к диким животным все мои знакомые девчонки, – успокоил ее Тимми голосом, полным мужского самодовольства. – Но Бекки, она не похожа на остальных женщин, – восхищенным тоном продолжал мальчик. – Она не боится никаких диких зверей… за исключением, пожалуй, змей.

На этот раз Тимми усмехнулся.

Шторм еще поговорила несколько минут с юным помощником своей подруги, а затем распрощалась с ним. Тимми обещал ей приглядывать за пациентами Бекки, пока та не вернется. Шторм поднялась в седло и отправилась домой. Она была сильно не в духе. Еще утром Шторм встала не с той ноги, но ее настроение вконец испортилось, когда она увидела Уэйда и Джози, стоявших на крыльце дома Мэгэлленов рано поутру. У нее не возникло ни тени сомнения, что эти двое вместе провели сегодняшнюю ночь. Шторм попыталась убедить себя, что ее вовсе не интересует, сколько женщин приводит Уэйд к себе домой на ночь. Но ничего не могла с собой поделать: ее это действительно интересовало.

Жутко интересовало.

Когда Шторм проезжала мимо домика Мэгэлленов, внутри царила полная тишина, как будто никого не было дома. Двуколка Джози уже уехала, и Уэйд, должно быть, опять улегся спать, ведь ему необходимо было отдохнуть после бурно проведенной ночи.

Удаляясь прочь – по направлению к своему ранчо, Шторм чувствовала опустошенность в душе.

Когда Шторм приехала домой, к ее удивлению Кейн уже вернулся с работы.

– Что ты делаешь дома среди бела дня, и где Рейф? – спросила она, усаживаясь рядом с братом на обитую кожей кушетку.

– Рейф все еще в Ларами, сидит за покером, а я специально приехал домой пораньше, чтобы провести время с моей сестричкой.

– Я чувствую себя крайне польщенной, – отозвалась Шторм и откинула рукой волосы со лба.

– Еще бы! Я ведь не каждый день трачу свое драгоценное время подобным образом.

– О, я это отлично знаю. Время Кейна Рёмера стоит дороже денег.

– Да, это так, и все же я готов потратить какую-то его часть на свою неблагодарную сестру. По дороге домой мне в голову пришла великолепная мысль.

– Ты имеешь в виду, что, по-твоему, у тебя еще могут быть дети? – Шторм со значением посмотрела на серебрящиеся сединой волосы брата.

– У тебя сегодня особенно злой язычок. Ты что не в духе? – Кейн взял сестру за руку и начал с силой сгибать ее большой палец, пока она не взвизгнула от боли.

– Прекрати насмешничать над людьми, которые старше тебя по возрасту и умнее, деточка.

– Беру свои слова обратно! – взмолилась Шторм. – Ты – совершенно замечательный и во всех отношениях безгрешный человек.

Кейн одобрительно усмехнулся и выпустил ее руку.

– И никогда не забывай этого! – Улыбка, кривившая его губы, не вязалась с совершенно серьезным, даже строгим выражением глаз, устремленных прямо на Шторм.

Кейн вытянул и скрестил свои длинные ноги, одновременно закинув руки за голову движением, которое говорило о том, что он не позволит больше перебивать себя и направлять разговор в другое русло.

Шторм подождала еще минутку, но поскольку Кейн не прерывал молчания, а ее разбирало любопытство, она, наконец, снова задала вопрос:

– Так что же это за чудесная мысль, которой удалось пробить твою толстокожесть?

Кейн сделал движение, как будто он снова намеревался схватить ее руку, но она торопливо отдернула ее. Тогда он рассмеялся и сказал:

– Прежде чем мы отправимся с Уэйдом в Форт Ларами за новой партией скота, я собираюсь устроить грандиозную вечеринку. Мы пригласим к себе всех наших друзей и соседей. Это будет праздник в честь твоего возвращения домой.

– Какая замечательная мысль, Кейн! – глаза Шторм засияли от радости. – Я снова увижу всех своих старых друзей, узнаю, кто на ком женился и сколько у кого детей. Когда ты собираешься устроить вечеринку?

– Я так думаю, что на следующей неделе.

Но когда Шторм услышала дальнейшие планы брата относительно этого праздника, которыми он стал делиться вслух – в частности, какие блюда они подадут на стол, и что они не станут потчевать гостей крепкими горячительными напитками, чтобы не возникло ссор и потасовок, – ее энтузиазм поубавился, и она сникла в душе.

Ее лучшей подруги не будет на этом вечере. Она не осмелится пригласить Бекки к себе в гости. Это было так несправедливо. По всей вероятности, Уэйд привезет с собой Джози, эту старую истасканную шлюху, которая переспала с каждым мужчиной в округе в радиусе пятидесяти миль. И ее все примут с распростертыми объятиями. Но Бекки – честную, великодушную, в жизни никого не обидевшую Бекки, изгоняют из общества за то же, чем на глазах у всех занимается Джози. Разница только в том, что Бекки берет деньги, а Джози делает это в свое удовольствие.

– Скорее всего, Уэйд притащит к нам на вечеринку эту старую перечницу Джози, – произнесла Шторм, и в ее голосе ясно послышалось негодование.

– Вполне возможно, – ответил Кейн и с любопытством взглянул на сестру. – А почему ты недовольно хмуришься? У тебя такое выражение лица, как будто ты собралась кого-то побить.

– А я действительно скоро изобью кое-кого до полусмерти. Я однажды вдребезги разобью безмозглую башку Уэйда Мэгэллена. Как он может унижать себя до такой степени, чтобы открыто появляться в общественных местах с женщинами, подобными этой Джози? Он что, разве не знает, что она собой представляет?

– Ну от чего же, сестричка, – возразил Кейн, растягивая слова и кривя губы в насмешливой ухмылке, – конечно, Уэйд прекрасно знает, кто такая Джози. Почему ты думаешь он гуляет с ней? Да по той же самой причине, по которой с ней гуляют и все остальные мужчины.

Шторм на мгновение представила себе Уэйда и Джози в постели и вдруг потеряла контроль над собой.

Чувствуя глубокую душевную боль и досаду, она схватила первое, что попало ей под руку – маленькую подушечку с кушетки – и запустила ею в Кейна.

– Меня тошнит от всех вас, похотливых мужчин, – взорвалась она. – У вас только одно на уме.

Шторм вскочила на ноги и взглянула на сидящего Кейна сверху вниз.

– Я не хочу, чтобы Джози присутствовала на моем празднике! Передай это Уэйду, слышишь? – твердо сказала она.

Слезы закипали на глазах Шторм, когда она быстро поднималась по ступенькам лестницы к себе наверх. Через мгновение дверь ее спальной комнаты с шумом захлопнулась за ней, и Кейн грустно покачал головой.