Я очнулся на каменной плите в комнате сферической формы, стены в которой были сделаны из листов сероватого металла, испещренного полосками красного, зеленого и синего цветов.
Я поднялся на ноги и заметил, что, помимо меня, в комнате находятся трое... и все они были мною!
Фигура справа была похожа на меня, но казалась воплощением силы, чем человеком. Я видел ее в камне ощущений, оставленным мне Дейонаррой. Это была моя «практичная» инкарнация.
Знакомые черты в лице фигуры передо мной прослеживались с трудом. Спина ее была согнута, как будто он пребывал в вечной боязни того, что его ударят. Он настороженно следил за мной, а когда я взглянул прямо на него, зашипел, сжимая кулаки, желая меня удушить. Руки его были покрыты шрамами и изуродованы, будто он сунул их в кислоту — а левая, казалось, висит лишь на полоске кожи. Я и эту инкарнацию видел раньше, в камне - ловушке, где он называл все мои воплощения «похитителями тела». Для себя я прозвал его «параноидальной» инкарнацией.
Человек, стоящий слева, всем видом напоминал меня, но выглядел... спокойнее. Заметив мой взгляд, он улыбнулся и одобрительно кивнул. Не думаю, что эта инкарнация была знакома мне, но я решил прозвать ее «доброй» для определенности.
— Он очнулся, — молвила добрая инкарнация.
— Наконец - то! — воскликнула практичная. — Я думал, что снова умру, пока буду ждать, пока он встанет на ноги!
Параноидальная оглядела по очереди всех нас перед тем, как высказаться.
— Возможно... возможно, вам еще предстоит умереть. Не забывайте, что я наблюдаю за вами, воры, убийцы — все вы убийцы, все трое!
— Следи за своим языком, когда говоришь обо мне! — рявкнула практичная инкарнация, — ты, слабоумный болван. Ему и так повезло дойти сюда несмотря на все эти ловушки, которые ты разбросал по Планам. Клянусь, если бы я мог обратить время вспять и оборвать твое жалкое существование, я бы...
Добрая инкарнация прервала его излияния.
— Замолчите, вы, двое! Давайте убедимся, что с ним все в порядке, а поссориться вы успеете и позже!
— Кто... кто вы все такие? — вопросил я. Конечно, я узнал двух из них, но хотелось бы, чтобы они сами объяснили свое появление.
— Будь оно проклято, он снова потерял память! Проклятье! Теперь он для нас бесполезен! — разозлилась практичная. Как всегда, в первую очередь он думал лишь о себе.
— Успокойся. Он просто растерян, как и мы в свое время. Дай ему минутку собраться с мыслями, — спокойно произнесла добрая инкарнация.
— Все вы воры... украли мое тело... мое тело, и вы вернете его мне! — параноидальная инкарнация обвела нас безумным взглядом.
— Ты уже достал своими воплями, мое терпение на исходе! Заткнись, или... — Немедленно разозлилась практичная.
И снова добрая инкарнация выступила в роли миротворца.
— Ваши пререкания ни к чему хорошему не приведут! Оставь его, пусть думает, что хочет.
Практичная инкарнация обратилась к нему, не желая отступать.
— Время уходит. Я не могу терять его, стоя здесь, когда противник, вне всякого сомнения, охотится на нас. Мы слишком долго ждали его пробуждения. Я буду говорить с ним немедленно!
Практичная инкарнация обернулась ко мне; ее глаза внимательно меня изучали, и я ее. Он заговорил:
— Значит... дошло вот до чего.
— Кто ты?
— Я не открою свое имя не тебе, ни кому- либо еще. — Голос человека был груб, как и мой, и для моих ушей звучал весьма странно. — Что до того, — кто я, спроси об этом себя сам — ты одна из моих инкарнаций. Ты добрался сюда по оставленным мной намекам.
— Мы... мы — различные инкарнации? Как такое возможно?
Инкарнация немного помолчала, затем презрительно поморщилась.
— Что я в тебе действительно ненавидел, так это привычку задавать вопросы — отчаянные попытки получить ответы и понять смысл происходящего. — Голос человека рубил, как топор, злость исказила его черты. — Время вопросов прошло. А теперь слушай меня. Я был первым, кто прорвался в Крепость, и то, что поджидает нас здесь, каким- то образом меня одолело. Но во второй раз ему не удастся этого сделать.
— А кто остальные?
— Иные инкарнации — наши отражения. Я заставлю их слиться со мной после того, как разберусь с тобой. — Он бросил взгляд на согбенную инкарнацию, которая взвыла, впервые меня увидев. — Или убью, если они откажутся; это неважно. Они не нужны мне.
— Похоже... ты собираешься бросить вызов тому, что обитает здесь.
Инкарнация смерила меня изучающим взглядом.
— Конечно. Это единственная причина, по которой мы сейчас с тобой разговариваем. Мне нужно, чтобы ты был моей оболочкой, вместилищем для моего разума. Понимаешь?
— Значит, ты хочешь подавить меня как личность?
— Да. — Он обвел взглядом окружающие нас стены, затем вновь обратился ко мне. — Мы не можем уйти отсюда разделенными. Лишь один из нас сможет покинуть это место.
— И как же нам слиться воедино?
— Ты должен снять барьеры своей воли, открыть мне знания и навыки, которые сумел получить за свою жизнь. — Он вновь смерил меня внимательным взглядом. — Это станет лишь малой толикой моих сил, но тоже может пригодиться.
— А почему бы тебе не слиться со мной, и я останусь доминирующей личностью?
— С тобой? — Он коротко хохотнул, как тявкнул. — Это бессмысленно. Ты прожил лишь малую толику моей жизни. Я не доверю себя столь неопытной личности, как ты.
— И все же ты уже приходил сюда... и был побежден.
Человек нахмурился.
— Я был захвачен врасплох. И я не ожидал, что мы будем разделены с компаньонами сразу же после появления... То, что случилось после этого... сбило меня с толку.
— Значит, даже если мы сольемся воедино, есть вероятность поражения?
— Маловероятно. Я — единственный, обладающий знанием, что поможет нам оказаться победителями; момент этот — кульминация долгих веков вынашивания планов. Многие страдали и умирали за то, чтобы мы оказались здесь... жертвы их не должны оказаться напрасными. — Последняя фраза была мне неприятна — он красиво произнес ее, но совершенно бесстрастно.
— Ты тот, кто спас Дак'кона у Шра'кт'лора. Тот, кто пленил Вайлора. Тот, кто привел Дейонарру к гибели.
Глаза человека сузились.
— И что из этого? Все это было сделано для достижения цели.
— Ты дал Дак'кону Неразрывный Круг Зертимона. Зачем?
— Неразрывный Круг? Средоточие лжи? Работа по созданию его заняла у меня целую неделю — это было необходимо, чтобы он перестал сомневаться в себе.
— Ты сам сделал его? Но ведь ты сказал ему...
— Возможно, в тех словах и есть доля истины — я не знаю. Я знал, что там было много скучных слов, но он, похоже, черпал из них веру.
Должно быть, он решил, что изумление на моем лице означает вопрос, зачем вообще он озаботился спасением Дак'кона.
— Твое невежество поражает, — раздраженно произнес мой собеседник. — Неужели ты не знаешь, что сжимает он в своей руке? Меч его создан мыслью. Подобный инструмент при надлежащем использовании может покончить с самой Вселенной...— Человек задумался, и лицо его исказила гримаса отвращения. — Однако по прибытии в Крепость нас с гитом разделили и я не сумел использовать его меч. — Он нахмурился. — К сожалению.
— Ты — тот, кто обучил Игнуса Искусству?
— Игнуса? — Человек, наморщив лоб, уставился на меня. — Это что, имя? О ком ты говоришь?
Конечно, догадался я. Эта инкарнация «умерла» чуть больше 50 лет назад, и Игнус обучался магии куда раньше. Должно быть, я еще не полностью отошел от шока, когда ловушка расколола меня и перенесла сюда.
— А зачем было пленять Вайлора?
Человек покачал головой.
— Вайлор становился... навязчив. — Он холодно улыбнулся. — Эти псы, Милостивые Убийцы, будут охотиться за тобой по всем Планам, дабы свершить «правосудие» а Вайлор был особенно навязчивым псом. — Голос человека чуть понизился. — И, на мой взгляд, был слишком близок к свершению правосудия.
— Зачем же он преследовал нас?
— О, по многим причинам, за некоторые из которых в ответе я, другие же лежат на совести других инкараций. — Он бросил взгляд на параноидальную инкарнацию. — Множество жизней прожито инкарнациями с поврежденным разумом. Некоторые из нас создали... проблемы. Но я верю в конструктивные решения.
— Он был угрозой?
— Да... иначе я бы просто убил его. — Он кивнул. — Есть связь между ним и самой справедливостью, и это дает ему силу одолеть бессмертных, каковыми являемся мы. — Человек улыбнулся. — Особенно, если несправедливость в нас велика... а наша — самая черная из всех.
— Почему Дейонарра должна была умереть?
— Дейонарра? Эта девочка частично частично ощущала Планы внутри себя, поэтому и была нужна мне. Понимаешь, Служители Праха верно говорят — иногда если страсть переполняет тебя, ты слишком сильно цепляешься за жизнь, чтобы оставить ее. Так было и с Дейонаррой, и в этом она оправдала мои надежды.
Параноидальная инкарнация перебила его при этих словах.
— Эта женщина... этот призрак?! — В глазах согбенной фигуры вспыхнул огонь. — Она мучила меня годами, преследовала, ненавидела, и ТЫ БЫЛ ТЕМ, КТО УБИЛ ЕЕ!
Практичная инкарнация даже взглядом не удостоила завывающего близнеца, лишь усмехнулась.
— Смешно — обвинять во всем меня! — Он вновь обратился ко мне. — Это было сделано не со зла, хоть она порядком мне надоела. Когда я появился в Крепости, то не собирался здесь оставаться. Я собирался войти, принести ее в жертву и выйти.
— Но зачем нужно было делать это? — тихо, с болью в голове вопросила добрая инкарнация, но то мог был и мой вопрос, с той же толикой боли.
— Мне нужен был кто- то, кто стал бы моими глазами здесь, на Отрицательном Материальном Плане, чтобы служить в качестве лазутчика и выяснить, кем является мой убийца. Лишь мертвые могут существовать здесь долго, потому и нужно было принести в жертву Дейонарру, чтобы она восстала в новом облике. Подлый замысел, но он сработал — она ведь помогла тебе, не так ли?
— Тебе не стоило убивать ее.
Какое- то время он пристально смотрел на меня, затем неприятная ухмылка вернулась.
— Вот почему ты потерпишь поражение при встрече с нашим убийцей. Ты СЛАБ. И не понимаешь, что некоторые поступки просто НЕОБХОДИМЫ.
— Ты смеешь называть меня слабым?! Ты создал все эти «великие» планы по уничтожению нашего врага; но тот все равно дал тебе пинка под зад, а бедная девушка умерла просто так. Возможно, если бы хорошо сделал свое дело в первый раз, когда появился здесь, сейчас бы у нас не было проблем!
— Ты СМЕЕШЬ читать мне нотации?! Женщина всегда были рядом с нами — Дейонарра ли, Равел или другие, и все они страдали, и каждый раз это был их ВЫБОР. Дейонарра отдала бы жизнь за меня, стоило мне лишь попросить об этом. Нет в том ПРЕСТУПЛЕНИЯ.
Я бы и дальше с ним спорил, но смысла в этом не было. Я беседовал лишь с призраком той инкарнации: прошлое изменить невозможно.
— Расскажи мне о Ксакарии.
— О лучнике? Старый добрый Ксакария, мог видеть своими «глазами» то, что не мог я — и мог разить сие своими стрелами, кстати говоря.
— А зачем это тебе понадобилось?
—Я шел в эту Крепость в какой-то степени слепым — я не знал, кто мой убийца, потому мне нужен был кто- то, кто видел бы то, что не вижу я, на тот случай, если враг мой будет невидимым для меня. — Он фыркнул. — Однако Ксакария умер слишком быстро и пользы не принес.
— Ты построил гробницу под Сигилом? Ту, полную ловушек?
— Я про нее почти забыл... да, глупая затея. — Инкарнация казалась раздраженной. — Она не сработала. Напрасная трата огромных сил и денег.
— Бессмысленно! — Параноидальная инкарнация разразилась лающим смехом, скорее довольным, нежели безумным. — Так просто было обезвредить ловушки этого ребенка. Я нашел их... и ИЗМЕНИЛ их. Сделал их ЛУЧШЕ. Изменил НАДПИСИ.
Практичная информация зло взирала на него; казалось, он едва сдерживает себя, горя желанием удушить безумца.
— И за это ты у меня еще ответишь...— Он вновь обратил внимание ко мне. — Хотя, в сущности, это не важно. После того, как затея с гробницей- ловушкой провалилась, я решил перенести сражение на территорию нашего убийцы вместо того, чтобы дожидаться, когда он соизволит показаться.
— Это ты вытащил Морти из Колонны Черепов?
— Морти все еще жив? — Глаза инкарнации изумленно округлились, после чего она расхохоталась. — Ха! Этот вредный череп, которому нельзя доверять — он утверждал, что обладает знаниями, которых на самом деле у него не было. Я испытал страшные муки, когда вытаскивал его из Колонны Черепов, а как только он оказался снаружи, то сразу же разыграл полное неведение. — Инкарнация презрительно фыркнула. — После того, как он рассказал мне все, что знал, толку от него было немного.
— Разыграл неведение?
— О, да. — Человек жестко улыбнулся. — Лжец однажды, лжец всегда. Однако чтобы заставить меня улыбнуться, надо обладать более гибким умом, нежели у черепа.
— Это ты нанес татуировки на мою спину? Те, которые я прочел, когда пробудился в Мавзолее.
— Направления? — Он раздраженно кивнул. — Конечно же, я... Я знал, что существует вероятность того, что я погибну здесь и вновь потеряю память. Я хотел, чтобы у будущих инкарнаций были... направления. Потому я и решил обозначить их у себя на спине, потому что другие вещи, вроде дневников...— Он рыкнул, будто злясь на себя самого. — Слишком легко теряются.
— Однако, надписи на спине весьма неопределенны...
— Ты что, дурак? — разозлился человек. — Они и должны быть неопределенны, я ведь не мог подробно расписать, что с нами случилось, потому обозначил отправную точку. Что, по- твоему, случилось бы, если бы их прочли Служители Праха? Или кто- нибудь еще более сумасбродный? Как скоро, по- твоему, нас бы похоронили заживо, или вообще кремировали?
— Это ты попросил Фарода отыскать бронзовую сферу в катакомбах?
— Фарода? — Инкарнация ненадолго призадумалась. — О, да... мусорный король со своими прихвостнями, который считал меня легкой добычей...— Он улыбнулся, будто вспоминая что- то приятное. — Лишь слегка пустив кровь, я заключил с ним сделку — если его люди когда- либо найдут мое тело, они должны доставить меня в Мавзолей... И, конечно же, мне нужны были глаза и руки его людей, чтобы обыскать катакомбы под Сигилом.
— Ради сферы. Бронзовой. Некрасивой. Похожей на яйцо и вонючей к тому же. Я прав?
— Да. Я сказал Фароду, что это единственное, что может спасти его жалкую жизнь... каким же мерзким крысенышем он был! — Инкарнация вновь довольно улыбнулась. — Понимаешь, старому ублюдку предначертано было после смерти оказаться в Колонне Черепов, а он отчаянно пытался этого избежать. Потому я и сказал ему, что под Сигилом есть вещь, которая «убережет» его от судьбы, если, конечно, он сумеет ее отыскать.
— Но она не спасла бы его... Ты просто хотел, чтобы она была найдена.
— Конечно же, для него она была бесполезна. Никто не может так легко обмануть судьбу. — Он бросил на меня недовольный взгляд. — Однако ничто так не побуждает человека к действию, как слова о том, что предмет поисков спасет его душу от вечных страданий. Я собирался забрать сферу у него сразу же после того, как она будет найдена. Просто если бы я сам взялся за ее поиски, это заняло бы слишком много времени... чрезмерно много. — Он улыбнулся. — И зачем мне делать это самому, когда другие старались найти необходимое?
— Вообще- то, он заставил меня ее искать. И чем же сфера так важна?
— Важна? Ты что, не знаешь? — Инкарнация замолчала, размышляя. — Она у тебя с собой?
— Да, с собой.
— Она у тебя?! — Глаза человека вспыхнули. — От тебя есть хоть какая- то польза! — Взгляд его стал расчетливым. — Когда мы сольемся воедино, я найду способ открыть ее. Возможно, еще не все потеряно...
— Но что это за сфера? Что в ней такого?
— Она была мертвым камнем ощущений. — Взгляд инкарнации был направлен в пространство. — Знаешь, чем в нем было? — Он хищно усмехнулся. — Предсмертные ощущения первого из нас. Когда мы еще были одним человеком, а не набором воплощений. — Он понизил голос. — Если бы изыскался способ открыть ее, я бы сумел заглянуть в его разум...
— И узнать, почему это все случилось?
— Да...— На лице человека проступило сожаление. — Это вопрос, на который я всегда не мог найти ответ. Почему это случилось. Почему мы стали бессмертны. — Он вздохнул. — И, боюсь, мы никогда не узнаем.
— Возможно, на подобные вопросы ответов попросту нет. Возможно, и не было никогда. — произнесла добрая инкарнация
— Я не оперирую понятиями «возможно» и «может быть», — прошипела практичная инкарнация. — Я ищу ответы. Именно это позволило нам продвинуться так далеко. — Он презрительно кивнул на добрую инкарнацию. — Если бы мы оставили все в ТВОИХ руках, сейчас бы не знали о толики того, что знаем. И в знании этом наша СИЛА. — Он обернулся ко мне. — Ты поймешь это, когда мы сольемся.
Я отвернулся от него, решив пообщаться с доброй инкарнацией. Но он заговорил раньше, чем я успел раскрыть рот, и лицо его выражало лишь заботу.
— С тобой все в порядке?
Я кивнул, благодаря его за вопрос, и спросил в свою очередь:
— Кто ты?
— А было ли у нас имя? Или просто когда- то существовал первый из нас? — Человек мягко рассмеялся. — Знай, что во всем этом я твой союзник — я, как и остальные, скончался в твоем разуме, и отражение это — все, что осталось.
— Но кто же ты?
— Ах, ты об этом...— Улыбка его потускнела, а взгляд выразил тревогу. — Для тебя, наверное, это слишком. Попробую объяснить: я — одна из твоих инкарнаций. Когда- то я умер, но теперь снова здесь.
— Но как такое возможно?
— Я... не знаю. Ты чего- то коснулся в Крепости, и это отразило частички тебя самого. — Он помедлил, размышляя. — Один из них может знать, как такое стало возможным, но мне это неведомо.
— Если ты — часть меня, то я должен узнать кое- что.
— Спрашивай.
— Я прожил множество жизней. Но почему здесь всего три инкарнации?
— Я не знаю. Возможно, лишь мы трое каким- то образом еще существуем в твоем разуме.
— Существуете? Но как?
— Не знаю точно, но полагаю, что когда мы умираем, следы прошлых личностей могут оставаться в разуме... и я знаю, что иногда нас даже можно ощутить.
— Как?
— Когда ты готов очертя голову ринуться навстречу опасности, или стоишь на пороге открытия, я могу тебя подтолкнуть, направить в верном направлении.
— Так это ты — то странное ощущение, которое я испытываю, когда ко мне возвращаются фрагменты воспоминаний?
— Не знаю, как это воспринимаешь ты сам, но возможно, что да.
— Я пришел в Крепость с союзниками... но что- то разделило нас.
— Я боюсь, друзья твои уже мертвы. — Лицо человека исказила боль. — В этом месте живет ненависть ко всему живому.
— Ты знаешь, почему я хотел обрести бессмертие?
— Нет, не знаю. Думаю, от страха. Возможно, знает кто- то из остальных, но не я.
— Почему ты думаешь, что от страха?
Человек улыбнулся, но не было веселья в той улыбке; да и вышла она достаточно грустной.
— А кто вообще стремится к смерти? — Он медленно покачал головой. — Но лишь первый из нас знает причину того, что привело нас в такое состояние.
Я хотел попросить его слиться со мной, но заколебался. Ведь он — мой единственный союзник здесь; попробую пока пообщаться с третьим.
Я обратился к параноидальной инкарнации, поинтересовавшись, кто она такая.
— ЗНАЙ, что не протянешь долго в этом месте, ВОР! — заорал человек, брызжа слюной, и лицо его исказила безумная усмешка. — ЛАБИРИНТЫ, СОЖАЛЕНИЯ и СМЕРТЬ — вот все, что здесь есть...
Практичная инкарнация смерила взглядом параноидальную, а затем обратилась ко мне, зло заявив:
— Ты теряешь время на разговоры с этим. Его мысли — оскорбления и бред, ничего больше. Прекрати заниматься ерундой, нам с тобой есть, о чем поговорить.
— ВОР! — Руки параноидальной инкарнации задрожали, будто горя желанием кого- нибудь задушить. — Я СЛОМАЮ тебе шею... и верну свое ТЕЛО. — Он обернулся ко мне. — Ты носишь мое тело, как ПЛАЩ, и УНИЖАЕШЬ меня этим...
— Я не вор. И ничего у тебя не крал— ответил я.
— ТЫ ВСЕ УКРАЛ! Я ОЧНУЛСЯ НА УЛИЦАХ ГОРОДА - КОЛЬЦА И ВСЕ, КТО ВИДЕЛ МЕНЯ, УЗНАВАЛИ МЕНЯ! — Он тяжело дышал. — Все, кто имел с тобой дело, кому ты причинил вред — они ждали, обвиняли, били меня, пока не мог больше выносить ГОЛОСА...— Его пальцы сжались в кулак. — И я заставил их ЗАМОЛЧАТЬ.
— Что ты знаешь о других инкарнациях? — поинтересовался я.
— ВОРЫ. Они ВОРЫ — все без исключения. А ВОРАМ суждено УМЕРЕТЬ.
— Не смей угрожать мне, глупец, — немедленно отреагировала практичная инкарнация. — Предупреждаю тебя. Если здесь и есть вор, то только ты сам — ты пытался лишить нас шансов разобраться в ситуации, портя все то, что сделал я до тебя!
— Ты — ВОР! Ты украл мое тело и мою жизнь! — Этот разговор ведет в никуда. Я решил задать вопросы о деяниях, которые, как я полагал, он совершил.
— Ловушка в камне ощущений — ее ведь ты оставил, а?
— Да...— Он гнусно и злобно улыбнулся. — Простая ловушка. Ловушка для того, кто не может умереть, ловушка РАЗУМА.
— Ты — та самая инкарнация, которую Леди отправила в Лабиринт? Я нашел там твой дневник.
— Простая ловушка, простой выход, из этой ловушки я выбрался легко. Я мог бы сделать ее куда сложнее, смертоноснее. — Он улыбнулся. — Она не знала, как создать ловушку, чтобы удержать МЕНЯ.
— Ведь в смерти лингвиста Фина тоже ты повинен?
— Погоди...— Казалось, вопрос его несколько смутил. — Я МНОГИХ убил. Многих нужно было заставить молчать.
Мне стало жаль его, но, кажется, я нашел способ превозмочь его безумие. Мне следует обратиться к нему на языке Уйо; ведь Фина он убил с расчетом, что никто больше не сможет ему обучиться.
— Давай поговорим наедине, — изрек я на языке Уйо.
Как только я произнес эту фразу, глаза инкарнации изумленно расширились. Помолчав немного, он ответил на том же языке:
— Лишь я знаю язык Уйо. Откуда ты узнал его?
— Ты прав: лишь ты знаешь язык Уйо. Значит, если язык знаю я, то я — это ты. — Он молча глядел на меня, а я продолжал: — Вот остальные — это не ты, ведь он не знают языка Уйо.
Он медленно кивнул.
— Я... понимаю тебя.
— Это место заставляет усомниться в собственном восприятии: мы — это оба ты, и мы должны стать едины.
Казалось, он испугался.
— Я...— К моего изумлению он вновь перешел на общий язык, и голос его стал спокоен и тверд, безумие ушло. — Я... больше не хочу жить... так.
— Тебе и не нужно, — продолжал говорить я на Уйо. — Ты много страдал. Ты был рожден в мире, где не было никакого смысла, где незнакомцы утверждали, что знают тебя, обвиняли тебя в том, о чем ты ровным счетом ничего не знал, и пытались причинить тебе вред... Всю боль, заботы и страдания твоего существования... Я освобожу тебя от них.
Он взглянул на меня, и в его глазах потухло безумное сияние.
— Да...
— Я буду защищать тебя, — говорил я. — Ты познаешь мир и покой. Ведь ты всегда хотел именно этого, не так ли?
Инкарнация расслабилась, вслушиваясь в мою речь, глаза его потускнели. А затем человек упал на черные камни, и в момент его падения я ощутил слабое покалывание у себя в мозгу...
А затем туда хлынули воспоминания, и сила, и эмоции, и... Я с трудом удержался на ногах, испытывая головокружение, но затем зрение мое прояснилось и я снова был самим собой.
Я обернулся к практичной инкарнации. Он приветствовал меня каменным взглядом, будто выискивая во мне слабость. Я объявил:
— Я хочу слиться с тобой.
— Так тому и быть. — Глаза его стали серыми, словно туман, и он улыбнулся в предвкушении. — Посмотрим, что в твоем разуме...— Я был уверен, он решил для себя, что я осознал собственную слабость и готов сдаться ему. Но я обрел силу там, где он с пренебрежением отмел ее. К тому же, эти инкарнации уже прожили отмеренные им жизни; я был тем, кому суждено встретиться с хозяином этой крепости.
Я скрестил с ним взгляд... глаза его были подобны камням, они начали поглощать меня... но затем я воспротивился сему.
Я устремился в извилистые коридоры его разума и первой реакцией было удивление — его глаза округлились. Не он поглощал меня; моя воля оказалась сильнее, и поглощала его самого. Я чувствовал, как он отчаянно пытается разорвать нашу связь, но не может — он слишком слаб, а я пресекаю всякие потуги отступить, одновременно затягивая его сущность в свое подсознание.
— Это последний раз, когда мы говорили. Возвращайся к смерти, которой ты принадлежишь.
Он бросил на меня последний изумленный взгляд, а затем исчез, а я ощутил безудержный поток знаний, хлынувший в меня... казалось, их слишком много, чтобы разом осознать, и я совершенно потерял связь с реальностью. Так много знаний, так много опыта, что...
...и, так же быстро, как появился, поток прервался и я вновь обрел себя. Знания оставались в моем разуме, но я исследую их позже. Лишь одна крупица их была важна для меня сейчас — практичная инкарнация не знала, как покинуть это место. Он соврал.
— Проклятье, — пробормотал я. В чертоге не было и следа двух инкарнаций, мною поглощенных. Я обернулся было последней, но заколебался. Почти все, что я узнал о своих прошлых жизнях, не обходилось без мук и страданий. Я хотел говорить с этой инкарнацией и, быть может, узнать о каких- либо своих добрых деяниях. Более того, я чувствовал дружеское отношение к этой инкарнации и хотел излить ей мысли свои и переживания. Но мои друзья, вне всякого сомнения, нуждались во мне, а передо мной пребывало лишь эхо прошлой жизни, эхо, которое я должен вновь вобрать в себя, если хочу выбраться из этой ловушки, в которую угодил.
Он улыбнулся, заметив, что я принял решение:
— Да?
— Ранее ты говорил, что умирая, мы оставляем следы в разуме. Именно это и побудило вас появиться. Так? — Я продолжал, не давая ему ответить. — Возможно ли, что первый из нас — настоящий, существовавший до всех последующих инкарнаций, также сокрыт где- то в моем разуме?
Выражение лица инкарнации изменилось всего лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы я осознал этот невероятный факт.
— Ты был первым из нас.
В глазах инкарнации появился страх, она отвернулась.
— Я знаю, о чем ты думаешь, но это не так. Ты полагаешь, что, узнав, что на уме у первого из нас, сможешь применить эти знания здесь. Увы, это не так.
— Но почему... У меня столько вопросов, ответить на которые можешь именно ТЫ. Почему мы бессмертны? Почему?
— Потому что если мы умрем, действительно умрем...— Инкарнация взглянула мне прямо в глаза, и взгляд этот был подобен стали. — Пределы смерти не станут раем, только не для нас. Если ты говорил с остальными, что были здесь, знай, что зло в их жизнях — капля в море по сравнению со злом в моей собственной. Та жизнь, та единственная жизнь, даже без тысячи других, обеспечила мне место на Нижних Планах на целую вечность.
— Но ты кажешься гораздо... спокойнее их. И намерения твои... добрее.
— Да, я стал таким. Потому что для меня...— Голос его стал более гулким, эхом раскатываясь в сферическом чертоге. — Это сожаление, которое может изменить природу человека. — Он вздохнул. — Но было уже слишком поздно. Я был уже обречен. Я обнаружил, что изменить собственную природу недостаточно. Мне нужно было больше времени и больше жизней. Поэтому я пришел к величайшей из Серых Сестер и попросил ее попытаться помочь мне прожить достаточно долго, чтобы исправить все зло, свершенное мною. Сделать меня бессмертным.
— И Равел сделала это. Но когда она решила проверить твое бессмертие и убила тебя, ты все позабыл. Все.
Казалось, слова мои причинили ему боль.
— С тех пор Планы и умирали. Велико преступление и вина за него лежит лишь на мне.
— У меня к тебе множество вопросов. Кто ты? Какой была твоя жизнь? Кто...
Инкарнация покачала головой, прерывая меня.
— Когда я перестану быть собой, когда я сольюсь с тобой, ты получишь все ответы. Возможно, понадобится время, чтобы выделить их из потока сведений, но ты с этим справишься. — Он грустно улыбнулся. — Сложно рассказывать о жизни словами.
— Хорошо же... станем едины. Ты готов?
— Погоди... еще одно...— Человек испытующе посмотрел на меня. — Перед тем, как я вновь познаю забвение, я хотел бы узнать у тебя кое- что.
— Ну, на это я могу потратить немного времени. Что ты хочешь узнать?
С выражением печали и боли на лице он глядел мне прямо в глаза.
— Прожил ли ты свою жизнь, пусть и короткую? В конце концов... стоила ли она того?
— Она была... недолгой. Я радовался тому немногому, что испытал, и не хочу забывать об этом.
Несмотря на боль душевную, я никогда не предам по своей воле память о товарищах... и прочих, встреченных мною по пути... даже грязные улочки Улья несли в себе особую прелесть.
Он кивнул, услышав мои слова, и черты его разгладились, как будто ноша тяжкая упала с плеч; а затем он упал на черные камни, и жизненная сила его устремилась в меня. И знал я, что этой инкарнации больше не существует.