Едва поднявшись, она просто-напросто ушла из дому. Прежде чем отправиться в Грангат, ей предстояло во что бы то ни стало сделать покупки, наверное, тысячу раз заранее обговоренные с Бернгардом. Хорошо, что не было дождя, потому что зонтик она забыла в Берлине. Ранним утром, в субботу, да еще в тихом спальном районе на западе Франкфурта, на улицах почти никого не было, но, по мере того, как Катя приближалась к центру города, на пути у нее возникало все больше магазинов. Вдвоем с Бернгардом и сверяясь с рекламой из его иллюстрированных журналов, они составили список необходимых покупок и, строго говоря, она собиралась заглянуть в один из больших универмагов. Но по дороге наткнулась на только что открывшийся маленький бутик, а в нем — на платья из чистой синтетики, которые ранним утром были на ощупь еще прохладней, чем всегда, а что касается переливчатой мягкости, не уступали шелку. Примерив то и это, она выбрала узкое светло-зеленое платье чуть выше колена. И, уже собираясь оплатить покупку, обнаружила на прилавке, под стеклом, нижнее белье из того же легкого синтетического материала, и примерить его оказалось тоже совершенно необходимо. И вот примерка нижнего белья пошла полным ходом — продавщица едва успевала подавать ей все новые и новые трусики и бюстгальтеры в кабинку, на стене которой висел плакат с изображением красного лондонского омнибуса, от которого врассыпную разбежались модели в разноцветных дождевиках.
Следующий визит Катя нанесла в обувной магазин — и тут же обнаружила там белые лакированные ботфорты, о которых мечтала. В обувном ей объяснили, как найти ближайшим парфюмерный. Это было явно заведение с традициями и оборудовано оно было соответствующим образом — взять хоть вырастающую прямо из асфальта стеклянную витрину, увенчанную мигающей неоновой вывеской “Парфюмерия Мажен” и золотой эмблемой “настоящего одеколона № 4711”.
Катя Лаванс опустила на пол возле стойки свертки с покупками из обувного и бутика. Ей были нужны жидкие косметические средства. В качестве покупательницы она здешнюю продавщицу не заинтересовала и та предоставила Катю самой себе — наедине с зеркалом на перископическом штативе и несколькими пробными флаконами. Изо дня в день, из года в год Катя вглядывалась в чужие лица, причем в мертвые, куда основательней, чем в свое собственное. Мизинцем левой руки Катя смахнула соринку из-под левого глаза. Ее дочери двенадцать лет, а ей самой через две недели стукнет сорок один. Катя осторожно втерла жидкое косметическое средство в скулы. Фантастика, подумала она. Куда лучше пудры! Жестом подозвав продавщицу и уже расплачиваясь, она осмотрелась в магазине поосновательней — и только сейчас заметила женские головки с париками, раскачивающиеся на утрированно длинных шеях.
Погладив одну из этих головок, она обнаружила, что волосы парика ничуть не отличаются на ощупь от ее собственных, — от тех, которые она изо дня в день расчесывала, укладывала набок, подбривала. И тут ей вспомнилось, что в одном из бернгардовых журналов была написано, что женские парики нынче в острой моде. Дама в парике всегда выглядит отлично причесанной.
— А можно мне примерить и это?
Катя указала на длинноволосый рыжий парик, и продавщица вышла из-за прилавка. Взяла гребень, причесала Кате волосы гладко и назад, закрепила эластичной повязкой у висков — и все это, не произнеся ни слова. Сначала повязка немного жала, но когда сверху ее придавил парик, это ощущение оказалось даже приятным, потому что с ним пришло чувство общей подтянутости. Хотя вчера в поезде, да и нынче утром на улице никто не обращал на нее особого внимания, в зале суда все пойдет, конечно, по-другому, и, представив себе, как изумятся внезапной перемене в ее внешности будущие наблюдатели, она поневоле улыбнулась. Да и жест, которым она смахнула со лба прядку чужих волос, пришелся ей по вкусу. Но взгляд в маленькое зеркальце, услужливо поданное продавщицей, напугал. Это ведь у Марии были рыжие волосы, подумала Катя, взволнованно вглядываясь в собственное отражение.
— Вам и парик? — как бы между делом спросила продавщица.
Катя кивнула.
Как раз в это время Ансгар Клейн, проснувшись на диване, на низкий столик возле которого он положил часы, обнаружил Катину записку: ей надо кое-что купить, она уже позавтракала и вернется вовремя. Он собирал чемодан и бумаги, включая и те, что забрал вчера на дом из офиса, когда в дверь позвонили. У него был отдельный лифт, и он дождался, пока не разойдутся дверцы. В первый миг ему показалось даже не будто он увидел незнакомую женщину, а словно перед ним предстал призрак. Потому что при всем внешнем сходстве с его гостьей из Восточной Германии оказаться Катей Лаванс эта особа просто не могла.
— Не одолжите ли вы мне немного денег, господин Клейн?
— Ну разумеется. А, можно полюбопытствовать, на что?
— Да вот на этот парик. Или вам не нравится?
— Очень нравится! Прекрасный парик!
У Кати Лаванс теперь были длинные рыжие волосы, расчесанные на прямой пробор. Ансгар Клейн запер за ними дверь квартиры.
— Но, послушайте, исключительно из научного интереса. У вас что, вообще нет денег?
Женщина, которая, пожалуй, все же была Катей Лаванс, хотя и носила теперь зеленое облегающее платье, которого еще вчера у нее не было и быть не могло, застыла на месте и смерила его внимательным взглядом.
— Хотите знать точно?
— Ну, если это вас не затруднит.
— Так: я могу менять по пятнадцать марок в день по курсу один к одному. Мой гонорар эксперта, ожидающийся, естественно, в иностранной валюте, я должна задекларировать и сдать по возвращении в ГДР. Две трети гонорара будут тут же обменены на восточно-германские марки и зачислены на мой счет, а последнюю треть мне переведут на так называемый валютный счет. Улавливаете?
— Довольно муторно.
— Вот именно. Время от времени я буду разменивать эти деньги на сертификаты, чтобы что-нибудь купить в специальном чековом магазине. Есть у нас такие магазины — там можно найти все, но только на сертификаты.
— Ну и ну.
— Вот вам и “ну и ну”. А я подумала, не лучше ли будет потратить деньги прямо здесь. А поскольку мои суточные при покупке этого парика оказались исчерпаны, я с удовольствием возьму у вас в долг на жизнь в Грангате с тем, чтобы рассчитаться по получении гонорара.
— Я с радостью помогу вам.
Пока они обсуждали эту житейскую тему, Катя уже забрала свои вещи и уложила в чемодан, тогда как Ансгар Клейн все еще стоял столбом в передней, с изумлением глазея на гостью.
— А мне казалось, что мы спешим…
Она взяла у Клейна портфель с подготовленными материалами с тем, чтобы они могли снести весь багаж в машину в одну ходку. И лишь когда они уже сидели в машине и собирались тронуться с места, он наконец сообразил задать ей непростой вопрос:
— Полагаю, нас с вами теперь связывает некая тайна?
Катя улыбнулась.
— Я знала, что могу на вас положиться.
Он ухмыльнулся, завел машину и, уже поехав и все еще продолжая ухмыляться, заметил, как она откидывает со лба прядку рыжих волос.
— Расскажите-ка мне об этом парике.
— Я влюбилась в него с первого взгляда. У нас такое ни за какие деньги не купишь. Парик — еще куда ни шло, но рыжий парик — ни за что. А тут — вот он, пожалуйста, у парикмахера в лавке за углом. Профессиональная работа. И волосы настоящие.
— А дорого?
— Чудовищно. Четыреста с лишним марок. А когда мы прибудем в Грангат?
Катя нарочно переменила тему, заметив, что Клейн на нее по-прежнему странновато посматривает.
— Примерно через три часа.
Катя подалась вперед, покрутила колесико зажигалки, дождалась пламени, раскурила сигарету, поднесла ее правой рукой ко рту.
— А разве ваше имя Ансгар не звучит несколько экстравагантно?
— Вы так считаете?
— Безусловно.
— Мой отец никогда не довольствовался малым и в особенности тем, что само подворачивается под руку.
— Прошу прощения?
— В конце концов он осознал свою вину и жил с нею, как я живу с этим именем.
Катя дождалась, пока табак не займется как следует, и сделала первую затяжку. Другой рукой, отложив зажигалку в сторону, смахнула прядь чужих волос со лба. Ансгар Клейн, по-прежнему наблюдая за ней вполглаза, с удивлением констатировал, что жест получается таким, словно она репетировала его как минимум полгода. Он уже не мог себе представить, как Катя Лаванс выглядит с короткой стрижкой. Чуть позже она спросила у него, почему он ездит именно на такой машине, и он принялся рассказывать ей о достоинствах “трехсотого” — форма крыльев, переключение на руле.
— Да нет, меня, если честно, машины вообще не интересуют.
Ансгар Клейн кивнул; он вел машину, продолжая искоса поглядывать на то, как она поправляет то и дело сбивающуюся на лоб прядку. Где-то справа мелькнула гора Кайзерштул, а вот уже и с обеих сторон потянулись склоны Шварцвальда. Процесс начинается послезавтра, размышлял Клейн, и как раз когда ему захотелось сообщить Кате Лаванс, что они вот-вот прибудут в Грангат, пошел дождь и пришлось включать “дворники”.