Глава 1

Изабелла проснулась, как всегда рано, и сразу же поняла по солнечному лучу, добравшемуся до ее постели через незавешенное окно, что наступает еще одно чудесное утро. Настроение у нее было радостное, хотя Богу известно, что для этого не было особых причин. Ничего не изменилось вокруг, но все же это был ее день рождения. Сегодня ей исполнялось девятнадцать, и пусть за все годы, проведенные в Хай-Уиллоуз никто не обращал на это внимание и не поздравлял ее, кроме Ги, да и тот в последние два года забывал это делать, для нее наступил, может и глупо так думать, особенный день.

Изабелла встала с постели и подошла к окну, слегка поеживаясь от холода в своей тонкой ситцевой ночной рубашке, все еще полная безрассудной уверенности, что должно произойти нечто, способное навсегда разрушить серую монотонность ее будничного существования.

«Бывают и приятные моменты», — сказала она сама себе, наливая в таз воду и сбрасывая ночное одеяние. Ее дядя и тетя с кузиной Венецией и ненавистным кузеном Джеймсом еще находились в Лондоне, хотя стояла уже середина июня. Обычно они быстро сбегали от жары и неприятных запахов столицы, но от них еще не было никаких вестей, а это значило, что она свободна еще на некоторое время.

Странно, как ее жизнь оказалась расколотой на две части. В те месяцы, когда семья приезжала в поместье, она играла роль спокойной, робкой, покорной девушки, живущей щедротами своего благодетеля, о чем постоянно напоминал острый язычок ее тетки. Но когда они уезжали в Лондон, Изабелла, выполнив свои многочисленные обязанности, получала у снисходительной миссис Бедфорд разрешение погулять. Некоторые девушки в округе, дочери соседей фермеров и торговцев, также иногда отпускались на волю. Тогда у нее появились друзья, пусть они и были людьми, которых тетя Августа презрительно называла низким сословием. Друзья, чья преданность поддерживала ее в несчастьях тех первых лет.

Это было идеальное утро для прогулки к морю верхом на Джуно. Вряд ли больше представится такой случай, ведь сэр Джошуа запрещал ей ездить на его лошадях, когда находился в Хай-Уиллоуз. Он был самого низкого мнения о способности какой бы то ни было молодой женщины ездить верхом на чем-либо, кроме клячи, идущей иноходью. Она отбросила выцветшее ситцевое платье и достала бриджи Ги, которые она перешила для себя. К счастью, за последние несколько лет из тщедушного маленького мальчика он превратился в крепкого семнадцатилетнего парня, почти шести футов ростом, а она так и осталась хрупкой и очень стройной. Бриджи были сильно поношены, но Изабелла их починила. Она застегнула пояс на своей тонкой талии, надела белую рубашку с оборками и старый кожаный жилет, который выкрала из помятого кованого сундука, когда помогала делать уборку на чердаке. И его она подогнала по своей фигуре. Пара сапог из мягкой кожи была добыта из того же источника. Они оказались слишком велики, но, набив их бумагой, Изабелла исправила и этот недостаток.

Девушка проскользнула по черной лестнице, боясь, как бы ее не увидели из кухни. Миссис Бедфорд, слава Богу, обычно не выходила из своей комнаты до семи, но настроение повара было трудно предсказать. Выйдя через дверь в садовой ограде, она побежала к конюшне. Джейсон, младший конюх, был одним из ее самых верных друзей. Насвистывая что-то, он разбирал в кладовой каретную упряжь из меди и кожи.

— Рано же вы проснулись, мисс, — весело сказал Джейсон. — Вы — пташка яркая и ранняя. — Он понимающе подмигнул ей. — Хотите взять Джуно?

— Пожалуйста, Джейсон! Может быть, это последняя возможность.

— Да-а, — он оглядел ее сверху донизу, — воображаю себе, что произошло бы, если бы ее светлость увидела вас в этом костюме.

Джейсон усмехнулся, и она сверкнула глазами ему в ответ:

— Но она же не увидит, а ты ей не скажешь, правда?

— Нет, само собой, это меня не касается. Но не думаю, что мне понравилось бы, если бы моя сестра разгуливала, одетая, как мальчишка.

— У тебя нет сестры, и потом, я не смогла бы управиться с Джуно, если бы надела юбку, ты ведь знаешь.

Несколько лет тому назад она однажды попросила у тети дать ей подходящую одежду и позволить ездить верхом по утрам, как она всегда это делала дома, но получила уничтожающий ответ: нищим не стоит надеяться на то, что они получат все, что им вздумается, и ей следует привыкать к совсем другой жизни, чем та, которой она жила прежде. Больше Изабелла не напоминала о своей просьбе, но тайком поступала по-своему, хотя во всем этом был острый привкус опасности. А что, если бы ее выдали?

Джейсон привел оседланную кобылу. Изабелла погладила бархатистые ноздри лошади, предложила ей кусочек сахара, принесенный из кухни. Джуно осторожно понюхала угощение и с удовольствием начала его грызть. Джейсон помог Изабелле сесть на лошадь, положил руку на уздечку и, предостерегая, сказал:

— Помните, что нужно вернуться до восьми, мисс, пока нет мистера Крейна, а то он начнет задавать всякие вопросы.

— Я вернусь, — пообещала она, потом выехала из конюшни и направилась на дорогу для верховой езды, которая привела ее в Дендж Марш и затем на побережье.

В ту первую долгую трудную зиму она думала, что никогда не привыкнет к унылой оголенности пустошей, к огромным полям, прорезанным канавами, совершенно плоским и без единого деревца. Ветра здесь дули обжигающе-холодные, бросающие ледяной дождь в лица всех, кто отваживался выйти из дома. Снега выпадало так много, что не было видно дороги, и часто люди и овцы попадали в схваченные морозом канавы, где тонули, так и не дождавшись спасения.

Тянулись горестные, полные одиночества бесконечные месяцы. Детям прививали чувство полной зависимости от благодетелей. По косым взглядам, шепоту за спинами они догадывались, что распространялись ложные слухи: будто они незаконнорожденные, что их вышвырнули и они должны быть благодарны за то, что их не отослали в убогий сиротский приют.

С горечью, но гордо отвергала она клевету, хотя с таким же успехом она могла бы говорить с ветром. Люди легко верили слухам, ведь чего еще можно было ожидать от народа, который отрубил голову своему королю и имел наглость объявить войну Британии?

Ги, которого отправили учиться в школу, приходил домой, покрытый ссадинами и синяками после драк со своими задирами одноклассниками. Они всегда были готовы жестоко посмеяться над его нелепыми претензиями на знатное происхождение (кто же мог здесь знать о графе де Совиньи?) и над странной манерой говорить. Изабелла старалась изо всех сил поделиться с ним своим мужеством, своей уверенностью, что придет время, когда они смогут доказать, кем на самом деле являются, а пока нужно смириться. Однако ей так и не удалось внушить ему это. В последние два года, с тех пор как его забрали из школы, Ги должен был работать в подчинении у мистера Фореста, дядиного управляющего. Этот грубоватый, резкий человек хорошо знал свою работу, разбирался во всем, что касалось овец, но не собирался проявлять сочувствие или терпимость к угрюмому подростку, полагавшему, что жизнь обманула его. Ги терпеть не мог и управляющего, и Хай-Уиллоуз. Он постоянно говорил Изабелле о своем намерении убежать и завербоваться в один из полков, формировавшихся по всему краю.

— Но ты не можешь сражаться с французами, ведь это наш народ, — возражала она.

— После того, что они сделали с отцом и с нами, я не могу считать их своим народом.

Изабелла жила в страхе, что в момент всплеска его бунтарских настроений Ги сможет выполнить свою угрозу. Хотя он и представления не имел об ужасах, с которыми приходилось сталкиваться солдатам в армии.

Но в это чудесное летнее утро Изабелла забыла свои тревоги. Она позволила Джуно скакать по траве, а сама с удивлением подумала, что болота стали теперь ее самым большим утешением. Они дарили ей чувство свободы, свет, какого больше нигде в мире не было, тишину, гонимые ветром огромные тучи, закаты, пламеневшие в протянувшихся к далеким серо-голубым холмам дугах зеленого, золотистого, пурпурного цветов. Пока лошадь шла рысью, Изабелла напевала навязчивую мелодию, услышанную ею в тот первый вечер в Хай-Уиллоуз: «Верни любимого ты мне, о, ветер с моря…»

Это песенка служанки Гвенни. Она развешивала выстиранное белье, глядела, как оно полощется на сильном ветру, и печально напевала. Парень, на свидания с которым она бегала, к несчастью, попался в руки вербовщиков и теперь служил во флоте, не надеясь вернуться в Англию еще долгие месяцы, может быть и годы.

— Ну и дурак же он. Уж я скажу ему все, что о нем думаю, — сердито доверяла она Изабелле свое горе. — Позволил схватить себя вместо того, чтобы бежать, как заяц. Интересно знать, каких других девушек он целует в дальних краях, — продолжала она, пытаясь заглушить страшную мысль о том, что любимый может лежать мертвым на дне моря.

Изабелла задержалась на минуту у «Корабля на Якоре», где перед выходом в море собирались рыбаки. Мэри Хоуп вышла с кружкой молока, одобрительно похлопала Джуно по гладкой шее.

— Ваш дядя еще не вернулся из Лондона, мисс?

— Нет пока, и похоже еще на несколько дней задержится.

Вместе с Мэри вышел Джонти Дейли. Он работал в гостинице, был мастером на все руки. Широкоплечий крепкий парень с копной немытых каштановых волос, несмотря на то, что черты лица его были грубоваты, казался привлекательным. Джонти проницательно глянул на нее и, приветствуя, кивнул, потом взял лопату и ведро и направился за дом.

Изабелла догадывалась, что в простодушном вопросе таилось больше, чем могло показаться на первый взгляд. Огромные погреба-пещеры, сохранившиеся с времен Средневековья, были, вероятно, забиты контрабандным товаром. Его в ближайшую пару ночей навьючат на крепких маленьких пони и развезут по всему краю, прежде чем ее дядя или таможенные чиновники что-нибудь пронюхают. Изабелла подозревала, что Джонти был одним из предводителей шайки контрабандистов. Лучше ничего не знать о таких вещах.

Она с благодарностью выпила молоко, протянула обратно кружку и направилась дальше к Данджнессу. Огибая маяк, бросила взгляд на бескрайние просторы, на покрытый галькой берег. Начинался отлив, и вдоль извилистой линии бухты обнажилась узкая полоска песка, убегавшая к отмелям. Там, за ними, па расстоянии мили находился Нью-Ромни. Высоко над головой с криками метались чайки. Во все времена года болота кишели птицами, и она постепенно научилась различать некоторых из них: свиязей, крачков и горихвосток. С дренажных канав прилетали чибисы, пигалицы и камышовые певчие птицы. Она всегда удивлялась, встречая на обширных галечных отмелях оазисы цветущих золотистым и лимонно-желтым кустов ракитника и пышное сочное растение, которое здесь называли морской капустой.

Изабелла осторожно направила Джуно вдоль оставленных на берегу рыбаками сходней, добралась до песка и послала Джуно рысью, а затем легким галопом. Ветер с моря развевал гриву лошади и волосы девушки. Она дала Джуно волю мчаться вперед, и они словно летели, и это будоражило Изабелле душу. Маяк почти скрылся из вида, когда девушка заметила, что на берегу лежит что-то вроде кучи тряпья. Приблизившись, она различила темные спутанные волосы и вытянутую руку. Неужели человек? Джуно легко поднялась в порыве, но девушка не могла скакать дальше, не выяснив, что же лежало на берегу. Она натянула поводья, соскользнула с седла и вернулась назад, ведя кобылу на поводу. Однажды она видела мертвого мальчика, выброшенного морем на берег, и это было неприятное зрелище. Воспоминание о наполовину съеденном рыбами лице преследовало ее потом много дней.

Изабелла отпустила уздечку и встала на колени. Теперь было видно, что на земле лежал ничком мужчина, его штаны и рубашка превратились в лохмотья, ноги были босыми. Девушка боязливо дотронулась до вытянутой руки, она оказалась теплой, а не ледяной, как ей представлялось. Человек был жив. Она наклонилась и перевернула его. Он застонал, и его вырвало морской водой. Лицо мужчины было покрыто ссадинами, а на лбу у волос начинала кровоточить глубокая рана. Кровь потекла по щеке. Изабелла приподняла его голову и вытерла своим носовым платком песок с его лица. Мужчина открыл глаза, большие и очень темные под изогнутыми дугой бровями. Какое-то мгновение он смотрел невидящим взглядом, потом глаза его оживились. Он сделал попытку сесть, и девушка придержала его за плечи, приподнимая.

— Где я? — пробормотал он по-французски. Удивленная Изабелла ответила на своем родном языке:

— Это Данджнесс, Англия. Побережье графства Кент.

— Mon Dieu! Что с моей головой?

Он приложил руку ко лбу и уставился на пальцы, испачканные липкой кровью. Изабелла задумалась. Не был ли он одним из беженцев? В последнее время случалось, что люди платили контрабандистам большие деньги за переправку через Ла-Манш, а их обкрадывали и выбрасывали в море. Если это тот случай, то на этот раз жертва чудесным образом спаслась.

— Вы ранены, — сказала она. — Я пойду позову на помощь.

— Нет, нет, нет, — прошептал он так поспешно и умоляюще, что девушка остановилась. Потом с неожиданной силой схватил ее за руку. — Нет, пожалуйста, не надо. — А может быть он был преступником, скрывавшимся от правосудия? Тогда было понятно, почему на нем лохмотья. — Если бы я мог где-нибудь переждать, — прошептал он.

Изабелла огляделась. Берег был пустынным. До нескольких сгрудившихся вокруг маяка хижин было далеко. За галечным пляжем пучками росла трава, с трудом пробиваясь сквозь камни. На скудном пастбище паслись несколько отбившихся от стада овец. Единственным укрытием была деревянная лачуга, которой пользовались пастухи в особенно свирепые зимы, пережидая снег и надвигающийся шторм.

С трудом она помогла мужчине подняться на ноги. Он стоял, шатаясь, одной рукой уцепившись в гриву Джуно, другой — в плечо девушки. Шаг за шагом они пришли в лачугу. Здесь было пусто, только в углу лежала куча хвороста, накрытая старым мешком. Он опустился на нее и закрыл глаза, словно силы его иссякли. Преисполненная сочувствием к этому несчастному человеку, выброшенному морем, Изабелла смотрела на него, придумывая, что ей делать. Она не могла оставить его здесь, больного, страдающего, мучимого жаждой после жестокой борьбы со смертью в морских волнах. Без пищи и тепла он мог умереть. Она наклонилась над несчастным.

— Не бойтесь, я пойду и принесу все, что вам нужно.

— Никто не должен знать, — с трудом произнес он. Глаза его были полны тревоги.

— Никто не узнает. Я приду одна.

Она знала, что не должна опаздывать, дабы избежать нежелательных расспросов. Но, к счастью, у нее еще было время. Обратно к дому Джуно неслась кратчайшей дорогой через поля. Девушка быстро поднялась в свою комнату, взяла там клетчатый плед, кое-какие лекарства, мазь для заживления ран и несколько старых носовых платков, чтобы использовать их для перевязки, потом спустилась на кухню. Ей повезло, что Гвенни была уже там.

— Я решила позавтракать на берегу, — весело сказала Изабелла.

Служанка, привыкшая к причудам Изабеллы, принесла ей в небольшом закрытом бидончике молоко, свежее масло, сливочный сыр и яблоко. При определенном везении Изабелла могла бы успеть съездить туда и обратно до того, как появится мистер Крейн. А не то он непременно заметит пустое стойло Джуно.

Бет, гревшаяся во дворе на раннем утреннем солнышке, вскочила и побежала за ней. Бет была пастушьей собакой, но боялась овец. Ее мать считалась самой преданной спутницей пастухов. Барти любил повторять, что она могла бы выполнять его работу так же хорошо, как он сам, если не лучше. Например, перегонять овец с одного поля на другое или откапывать этих глупых животных из-под снега, когда те отбивались от стада. Но стоило овце повернуться к черно-белой, с шелковистой шерстью красавице Бет и заблеять, как собака поджимала хвост и убегала.

— Никчемная чертова сука, — жаловался Барти мистеру Форесту. — Она ест даром свой хлеб. Надо от нее избавиться. Будущее Бет висело на волоске до тех пор, пока двое мужчин с суровыми лицами не поддались страстным мольбам Изабеллы. Благодаря этому Бет осталась живой. Она очень быстро научилась затаиваться, когда в доме находился сэр Джошуа, но в его отсутствие ее тайком подкармливала Гвенни, а по черной лестнице она могла пробраться к спальне спасительницы и попытаться по-своему, по-собачьи, доказать свою преданность.

Изабелла позвала ее за собой и осторожно пробралась к лачуге, хотя в этот утренний час галечный берег был еще пуст. Далеко отсюда, у маяка, играли с полдюжины ребятишек. Они убегали от волн, накатывавшихся на берег. Она привязала вожжи к столбику, оставшемуся от исчезнувших ворот, приказала Бет сидеть рядом и, быстро осмотревшись, вошла в лачугу.

Незнакомец вытянулся на ложе из соломы и хвороста. Он снял разорванную рубашку и лежал сейчас так тихо, что девушка с испугом подумала, что он умер. Потом она увидела, что грудь его поднимается и опадает, и поняла: он заснул, крепко заснул, измученный, вероятно, долгой борьбой с морскими волнами. Изабелла опустилась на колени рядом с ним, легонько отерла кровь с его лица и осмотрела рану под густыми черными волосами. Кровь еще сочилась из глубокой ссадины. Девушка наложила немного мази, которую принесла с собой, потом приподняла его голову, чтобы перевязать. Незнакомец пошевелился и что-то пробормотал во сне.

У него было красивое, продолговатой формы лицо с изогнутыми черными бровями и прекрасно очерченным ртом. Она слегка дотронулась до его губ пальцем. Дрожь прошла по его телу, и Изабелла быстро отпрянула назад. Ей пришло в голову, что лежа здесь в мокрых бриджах, он может простудиться, и начнется жар, но она не решалась будить его и нарушать целительный сон.

Изабелла постояла в нерешительности, потом вдруг приняла решение. Осторожно расстегнула ремень и медленно сняла рваные бриджи. Она заметила, что на одной ноге был сильный ушиб и припухлость. Когда девушка дотронулась до лодыжки, незнакомец вздрогнул и беспокойно задвигал головой. Прежде она никогда не видела обнаженного мужчину и теперь, как зачарованная, смотрела на длинное, тонкое, но мускулистое тело, чувствуя себя неловко, будто вторгалась во что-то запретное. Щеки ее густо покраснели. Она взяла принесенный с собою плед и, накрыв им незнакомца, подоткнула его со всех сторон. Одно было ясно: загорелый незнакомец не был ни моряком, ни крестьянином. Узкая кисть свесившейся руки была красивой формы — свидетельство того, что никаким ремеслом он не занимался. В карманах не оказалось ничего, что могло бы рассказать о том, кто он, откуда и как оказался в этом унылом месте.

Время шло, и девушке пора было возвращаться. Она поставила молоко и еду поближе к спящему, разложила мокрую одежду так, чтобы солнце и ветер, проникавшие через разбитое окно, высушили ее, и вышла из хижины. На двери не было задвижки, и, выходя, Изабелла плотно прикрыла ее. Она вернется, думала девушка, найдет какой-нибудь повод и выберется сюда из Хай-Уиллоуз поближе к вечеру, принесет еще еды. Она села в седло и поскакала полями. Джейсону едва хватило времени почистить кобылу, прежде чем ее осмотрел своими зоркими глазами мистер Крейн.

Полчаса спустя, одетая в свое скромное ситцевое платье, с волосами, перевязанными сзади лентой, Изабелла уже направлялась к миссис Бедфорд, чтобы вместе с нею заняться сортировкой белья, хранившегося в огромных сундуках. Они должны были решить, какие вещи еще можно починить, а какие уже нельзя — эту работу она ненавидела. Изабелла научилась рукоделию еще дома, и это было очень кстати, так как тетя Августа не собиралась тратить деньги на новую одежду для бедной сироты, тем более, что на наряды Венеции уходило много денег. Обноски кузины были велики Изабелле, фасоны и цвет платьев ей не нравились, но она умудрялась так их перешить, что получались удивительные вещи.

В половине пятого ее отпустили.

— Ты хорошо потрудилась, моя дорогая, — ласково сказала миссис Бедфорд, — а день сегодня такой хороший. Подыши свежим воздухом. Иди погуляй в саду.

— Я бы навестила мистера Холланда. Я должна вернуть ему книгу.

— И отнеси его сестре баночку моего клубничного варенья. Я знаю, бедной Харриет нелегко сводить концы с концами. И постарайся не задерживаться, мне не хочется, чтобы ты бродила в сумерках по болотам.

— Хорошо, — сказала Изабелла и быстро вышла из комнаты.

Экономка, вздохнув, проводила ее глазами. Она знала, что не следовало позволять Изабелле дружить с Гильбертом Холландом, но у ребенка было так мало радостей. С нею обращались не как с членом семьи, но и не как со служанкой, она не относилась ни к тем, ни к другим. Что станет с ней и ее братом? Судя по тому, что она недавно услышала, парень водил дружбу с плохой компанией. Когда же решится их судьба?

Гильберт Холланд был викарием в Снаргейте, крохотной деревушке в Уолленд Марш на полпути между поместьем и городком Рай. Официально жители деревеньки были приписаны к приходу Лидда. Кардинал Уолси был здесь когда-то приходским священником. Он и построил эту величественную церковь. Она, подобно маяку, возвышалась над равнинным краем, а ее стрельчатая крыша была видна с каждого корабля, пересекавшего Ла-Манш. Гильберт Холланд был ученым человеком, он страстно увлекался местной флорой и фауной, и уделял гораздо больше внимания своим книгам, чем деревенским прихожанам, и в последние два года он стал одним из лучших друзей Изабеллы. Их встреча произошла случайно.

Однажды он ходил по болотам, отыскивая одно редкое растение и увидел девушку, прислонившуюся к кочке и поглощенную чтением лежавшей на коленях книги. Викарий знал, кто эта девушка. Все на болотах знали о пришедших в дом сэра Джошуа детях-беженцах, как знали и об их сомнительном прошлом. Живя в поместье, семья посещала по воскресеньям церковь в Лидде, и вследствие отчужденности, ставшей принципиальной, — что было достойно сожаления — Гильберт Холланд мало общался с ними, правда, его сестра иногда пила чай с миссис Бедфорд.

Бет, будучи не злой собакой, встрепенулась и коротко тявкнула, когда подошел Гильберт. Изабелла подняла глаза от книги и вскочила на ноги.

— Не убегай, дитя, — мягко произнес викарий. — Скажи мне, что ты так увлеченно читала? — Он взял книгу, которую девушка неохотно выпустила из рук. — Боже мой, оды Горация! Ты умеешь читать по-латыни?

— Немного, не очень хорошо. Во Франции к нам домой приходил учитель.

— Понимаю.

— Я нашла это в дядиной библиотеке, но книга очень трудная.

— Вряд ли нашлось бы что-нибудь более трудное, — сухо заметил мистер Холланд.

— Я не хочу забывать то, чему научилась, — с вызовом ответила девушка.

— А ты хотела бы узнать больше?

Он сам не понимал, что побудило его произнести эти слова, ведь, как многие настоящие ученые, он терпеть не мог учить, и те несколько занятий, которые он был вынужден как-то однажды провести, оставили у него ужасные впечатления. Но что-то в этой французской девушке тронуло его сердце.

Изабелла смотрела на него с сияющим лицом.

— О да, больше всего на свете.

Он нахмурился, вспомнив давнишнюю неприязнь.

— А сэр Джошуа позволит тебе брать у меня уроки?

— Не думаю, что моего дядю волнует, чем я занимаюсь, лишь бы это не стоило ему ни гроша, — откровенно сказала она и сделала паузу. — Но может быть вы…

— Нет, нет, нет, — поспешил он заверить. — Мне не нужно платы. Для меня это будет удовольствием.

— Тогда я могла бы спросить у миссис Бедфорд.

— Спроси и дай мне знать.

Вот так все и началось. В Хай-Уиллоуз об этом не было известно, хотя миссис Бедфорд иногда приходилось нелегко, и занятия Изабеллы стали их общей тайной радостью. Дважды в неделю она бежала через поля и проводила там час, а то и два, в обществе культурного образованного человека. Они занимались латынью и многими другими предметами. Викарий давал ей книги и подготовил ее ум для восприятия истории, поэзии и музыки. А его сестра, считавшая девушку слишком худенькой, кормила ее сытными пирогами с мясом, масляными лепешками и другой домашней стряпней.

Холланды жили в старом деревянном доме позади церкви. Дом находился в низине, и здесь всегда было сыро. Зимой, когда валил снег, они сидели в кухне, самой теплой комнате в доме, поставив ноги на каминную полку. Вокруг были разложены книги.

Клонился к закату день — день ее рождения. Проникавшее в открытую дверь и окно солнце безжалостно высвечивало жалкую мебель и облезлые стены. И все-таки Изабелле нравилось здесь. Дом напоминал ей запахи детства: старой кожи в отцовском кабинете, цветов в саду, мяты, растущей под окном. Только здесь Изабелла чувствовала себя как дома, чего не скажешь о Хай-Уиллоуз.

Сегодня она была менее внимательна, чем обычно. Раза два мистеру Холланду пришлось напоминать ей строки стихотворения, которое они читали.

— Извините, что-то сегодня я не могу сосредоточиться, — просительным тоном сказала Изабелла. Старик удивился. Девушка вела уединенную жизнь, ни с кем не встречалась, ей не позволяли даже участвовать в сельских праздниках. Неоднократно она рассказывала ему, что сэр Джошуа дал ясно понять — очень скоро ей придется уйти и самой зарабатывать себе на жизнь. — Я должна учиться и учиться, — продолжала она, — ведь если я смогу учить других, то буду иметь возможность содержать брата и себя.

Жалость переполняла викария: тяжелая жизнь у девушки, лишенной любви близких, которая в более счастливые времена могла бы стать украшением высшего общества.

Обычно в этот час викарий баловал себя чашкой чая, и очень часто Изабелла пила чай вместе с ним, но на этот раз она не осталась.

— Я должна торопиться. Я нужна дома.

— Как жаль, — сказала сестра викария, входя с наполненным подносом. — А я как раз испекла все, что ты любишь.

Изабелла нерешительно произнесла:

— А нельзя ли… не покажусь ли я нескромной, если попрошу у вас разрешения взять с собой один пирожок?

— Возьми сколько хочешь, моя дорогая, — воскликнула Харриет, подумав, что подтверждались ее худшие опасения: наверное, этот старый скряга, сэр Джошуа, держал их на голодном пайке, пока его собственная семья находилась в Лондоне. Она завернула в белую салфетку два пирога с мясом и несколько лепешек. — Возьми полакомиться.

— Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо, — сказала Изабелла и наклонилась, чтобы поцеловать Харриет. — Вы так добры ко мне. — Пока у нее нет возможности воспользоваться расположением к ней Гвенни и запасами кухни в Хай-Уиллоуз, это пригодится незнакомцу.

И она ушла легким шагом, с оживленным лицом, тая в себе какую-то радость. Шестидесятилетний мистер Холланд почувствовал зависть. Неужели она нашла кого-то моложе, чем он, с кем она будет смеяться, радоваться невинным удовольствиям? Старик надеялся, что этот человек не причинит зла девушке.

Он отвернулся от ворот, снова принялся за чай и увидел, что сестра пытается незаметно от него открыть нечто, напоминавшее бочонок с бренди. В их экономном хозяйстве бочонок бренди мог появиться только из одного источника, и викарий был глубоко потрясен своей догадкой.

— Что это у тебя, дорогая моя? — воскликнул он.

Харриет виновато взглянула на брата, но потом храбро вздернула подбородок. Ничего не поделаешь, придется отвечать:

— А на что это похоже, по-твоему? — не растерялась она.

— Харриет, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к таким вещам. Разве не говорил я об этом сотни раз? Я не хочу иметь никаких дел с контрабандистами. Это противозаконно.

— Ладно, но тогда ты должен запретить им пользоваться разрушенной часовней, которую они приспособили под перевалочный склад для своих контрабандных товаров, — резко сказала Харриет.

— Харриет, ты сама не понимаешь, что говоришь. Это неправда. Я не верю.

— Конечно, это правда. С тех пор, как эту часть часовни пришлось закрыть для прихожан из-за того, что грозил обвалиться потолок, они использовали ее для разгрузки товара. И если бы ты не был слеп, как летучая мышь, и не сидел бы вечно, уткнувшись в книгу, а прошелся бы в этой части кладбища, то сам увидел бы отпечатки копыт пони и отличный новенький замок на боковой дверце часовни.

Викарий в ужасе посмотрел на сестру.

— И давно тебе это известно? — строго спросил он.

— Уже, наверное, больше года, — легкомысленно заявила она. — Окно моей спальни выходит на ту сторону. Однажды ночью я проснулась и услышала шорох, осторожные шаги. Я испугалась: вдруг это грабители? Встала и подошла к окну, вот все и увидела.

— Боже мой, а они тебя заметили?

— Не думаю. Они были слишком заняты, но вскоре после того случая я нашла в дровяном сарае бочонок с бренди.

— И сколько же раз с тех пор мы принимаем их дары? — с сарказмом спросил он.

— Точно не знаю, это случается не регулярно, — уклончиво ответила Харриет. — Не понимаю, что в этом такого? Ты так радуешься пуншу в холодные зимние вечера. И как нужен бывает глоток спиртного, когда случается, что у тебя садится голос. А как ты полагаешь, я могла бы все это добывать?

— Хорошо, если мы не можем позволить себе такие вещи, то следует обходиться без них. Это бесчестно. Я немедленно должен сообщить в таможенное управление.

— И послать больше десятка человек в тюрьму или на виселицу, а их жен и детей оставить умирать с голоду или отправить просить подаяние на паперти. И за что? За жалкие крохи налогов, которые теряет правительство? И это ты называешь христианским поступком? Предупреждаю тебя, Гильберт, если ты это сделаешь, меня тоже арестуют, потому что я скажу, что все происходило с моего ведома, а ты ничего не знал.

Взгляд викария упал на чайницу и чайник.

— Догадываюсь, что это тоже часть подношений, — горько произнес он.

Она кивнула.

— Неслыханно! Тут творятся такие дела, которые я порицаю в проповедях. Мы должны отказаться раз и навсегда от нечестивых подношений.

Но Харриет знала, что он сомневается, и села рядом, положив ладонь на его руку.

— Мне невыносимо видеть, что ты лишен столь малых радостей, — вкрадчиво начала она. — Тебе платят так мало, а тут еще я для тебя обуза. Несправедливо заставлять тебя трудиться за такое пустяковое жалованье. Но если ты действительно хочешь, в следующий раз я оставлю записку, что нам ничего больше не нужно от них… Только это может их обидеть… и потом, дорогой, ты всех их так хорошо знаешь. Ты их женишь, хоронишь, крестишь их детей. — Это было верно. Его сопротивление ослабело, и Харриет поняла, что победила. Она была практична за двоих, и если правительство в Лондоне установило несправедливые пошлины, то умная женщина не упустила возможности извлечь из этого пользу. Она похлопала брата по руке. — Вот твой чай, дорогой. Потом ты все как следует обдумаешь и поймешь.

Харриет не сказала, что однажды, подглядывая из своего окна за разгрузкой, она узнала одного из контрабандистов. Но лучше об этом молчать, ведь совесть ее была неспокойна.

— Верни любимого ты мне, о, ветер с моря, — тихонько пела Изабелла, торопливо шагая по тропе, а Бет весело бежала впереди. С самого момента своего пробуждения она знала, что это будет особенный день, так и получилось. Настоящее приключение, вроде тех, что они с Ги придумывали, оставаясь вдвоем, вошло в ее серую монотонную жизнь, и она почувствовала себя по-детски счастливой.

Раскрасневшаяся и взволнованная, девушка подбежала к лачуге, гадая, там ли еще незнакомец или исчез, как те сны, что кажутся реальными, но сразу улетучиваются, когда проснешься. Дневная жара спала, и берег моря был залит золотым светом наступающего вечера. Она задержалась на пороге, чтобы отдышаться, собака остановилась рядом с нею. Ее волосы развевал ветер, отбрасывая пряди на прелестное лицо. Изабелла не представляла, какое впечатление она производит в своем выцветшем ситцевом розовом платье, отделанном кружевом, споротым с одного из старых платьев, найденных на чердаке.

Молодой человек, прислонившись к задней стене лачуги, удивленно и зачарованно смотрел на нее. Она увидела, что он надел рубашку. Темные волосы ниспадали на повязку, которую она сделала утром. Глаза у юноши были не черными, как ей показалось раньше, а бархатисто-карими. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга, потом Бет коротко гавкнула, и они вышли из оцепенения.

Молодой человек наклонился вперед.

— Кто вы, черт побери? — спросил он на хорошем английском языке.

Изабелла ступила в лачугу.

— А вы не помните? Это я привела вас сюда сегодня утром.

— Не может быть, чтобы это были вы. Я, конечно, был едва жив, но отчетливо помню, что это был мальчик, парнишка-рыбак, который говорил со мной по-французски.

Изабелла очаровательно засмеялась своим заразительным смехом.

— Я француженка. И этим парнишкой тоже была я.

— Так это вы оставили мне молоко и хлеб, перевязали голову и накрыли этим пледом?

— Да, — она слегка покраснела при воспоминании о стройном обнаженном теле под пледом.

— Господи! Мой добрый ангел, и прекрасный ангел к тому же!

— Далеко не ангел, — сухо заметила она и подошла поближе. — Я смотрю, вы снова оделись. Высохла ваша одежда?

— Вполне высохла. — Он нахмурился. — Что вы здесь делаете, если вы француженка?

— Это длинная история. Как вы себя сейчас чувствуете? — Изабелла опустилась на колени рядом с молодым человеком, положив свой узелок, развернула салфетку. — Я принесла вам немного поесть. Лучше я ничего не могла найти, но все испечено сегодня, — с беспокойством сказала девушка.

— Выглядит соблазнительно, а пахнет еще более соблазнительно. Вы это украли для меня?

— Не совсем так. У меня есть друзья. Дайте мне сначала посмотреть вашу рану на голове. Я волновалась за вас утром.

— С раной дело обстоит неплохо. Немного болит, когда резко двигаю головой. — Он откусил большой кусок пирога с мясом. — Вот нога меня беспокоит. Я пытался пройтись, но смог сделать только несколько шагов. Боюсь, придется мне остаться на вашем попечении еще несколько дней. Безопасное ли это место?

Изабелла была в нерешительности. Она не подумала о том, что будет, если его здесь обнаружат. Ведь путники и бродяги иногда находили себе пристанище в этих заброшенных хижинах.

— Сюда мало кто ходит, разве только рыбаки. — Она села и серьезно спросила: — А что с вами случилось? Вы бежали из Франции?

— Похоже что так, верно, — грустно ответил он. — И в большой спешке. Видите ли, у меня не было никакого желания записываться в армию Бонапарта, но избежать этого очень трудно. В Кале я нашел капитана, который за плату согласился переправить меня на своем судне в Англию, но посреди пролива у нас возникли трудности…

— Вероятно, из-за таможенных судов в поисках добычи. А потом они забрали ваши деньги и бросили вас за борт?

— Откуда вы знаете?

— Догадываюсь. Это и раньше случалось. Закон очень суров к тем, кто пытается нелегально проникнуть в страну, и к тем, кто им помогает.

— А теперь, если меня поймают, то как только я открою рот, меня арестуют как шпиона и отправят в тюрьму.

— Возможно. Сейчас в Дуврской тюрьме таких много.

— Брр! — содрогнулся юноша. — Лучше уж пусть сразу ставят к стенке и расстреливают.

— О нет. Это было бы ужасно!

— У меня есть друзья в Лондоне, но как до них добраться? Вот в чем проблема.

— Я уверена, вы найдете выход. Можете остаться здесь на несколько дней, — горячо продолжала она. — Я могла бы приносить вам еду, а когда вы поправитесь…

— То смогу отправиться в дорогу. — Он мило улыбнулся ей. — В тот же момент, как я увидел вас, я понял, что вы будете моим ангелом-хранителем.

Он взял руку девушки и поцеловал, и тут Бет, терпеливо ожидавшая хозяйку у порога, вскочила и зарычала.

— Кажется, вашей собаке я не нравлюсь, — сказал он, улыбаясь.

— О, Бет очень дружелюбная собака, но немного ревнива. — Изабелла протянула руку. — Пойди сюда, глупая. Иди познакомься.

Однако Бет, готовая любить всех подряд, упрямо стояла на месте, отказываясь подойти к незнакомцу и не принимая кусочка лепешки, которую тот ей протянул.

— Она хочет сказать вам, что мне нельзя доверять, — произнес юноша. — Je suis désolé.

— Вовсе нет. Она дает понять, что пришло время ужина, и она права. — Изабелла встала. — Я не должна задерживаться. Если я опоздаю, то начнутся вопросы. Но я приду завтра рано утром и принесу компресс из настоя трав для вашей ноги.

— Вы еще и лекарь? Как мне повезло. — Он поймал ее руку, когда она собиралась уходить. — Как зовут мою спасительницу?

— Изабелла, — робко ответила девушка. — А вас?

— Моя мать звала меня Люсьеном. Какое-то мгновение она не могла сдвинуться с места, захваченная в плен чарующим взглядом, потом резко вырвала свою руку.

— Я должна бежать. До свидания, до завтра.

— До завтра, Изабелла. Ma belle.

Она ушла, а юноша со вздохом облегчения откинулся назад. Весь день он горевал по поводу своих безнадежно рухнувших планов, но теперь передышка обеспечена, причем самым приятным образом. Конечно, девушка могла бы предать его, но он ей доверял. Трудная жизнь с раннего детства научила его разбираться в людях, к тому же он вполне осознавал свои способности очаровывать. В запасе было несколько дней, чтобы подумать о будущем.

Когда Изабелла вернулась домой, шел уже восьмой час. Она поспешно поднялась в свою комнату, вымыла руки и привела себя в порядок, прежде чем пойти ужинать с миссис Бедфорд. Когда дядина семья жила в Лондоне, они с Ги обычно ужинали в комнате экономки.

— Сегодня ты припозднилась, дорогая, — мягко сказала миссис Бедфорд. — Неужели ты так долго была у мистера Холланда?

— Нет, но вечер был изумительный, и я пошла с Бет к морю. Там так прохладно, а это так приятно после дневной жары, и я зашла дальше, чем намеревалась.

— Ты не должна ходить туда по вечерам. Мало ли кого можно встретить.

— Обычно там бывают только рыбаки и дети. Многие из них мне знакомы.

Миссис Бедфорд нахмурилась.

— Твой брат был с тобой?

— Сегодня нет. Наверное, мистер Форест задержал его.

— Хорошо, не будем ждать его. Позвони, пожалуйста, в колокольчик, милая.

Ужин подали, а Ги так и не пришел. Потом Изабелла уединилась в своей комнате. Было жарко и душно, она пошире раскрыла окна и достала книги. Ей нужно было перевести латинский стих к следующему занятию с мистером Холландом, но как она ни старалась, мысли ее были далеко от изящных стихов Горация.

«Что за юноша с волосами, умащенными благоуханными маслами, ласкает тебя, Пирра, в гроте, убранном розами…»

Нет, это грубо и нескладно. И недостойно оригинала. Она с отвращением отбросила карандаш. Сегодня получалось плохо, слова не приходили на ум, а мысли упрямо возвращались к событиям прожитого дня. «Люсьен», — вспомнила она. Она не знала никого с таким именем. Было ли оно настоящим? Откуда он явился и зачем? Было что-то притягательное и необычное в его бархатистых глазах и смуглой коже оливкового оттенка. Он не был похож ни на кого из тех, с кем ей доводилось когда-либо встречаться, хотя надо признать, что ее опыт общения с другими людьми был весьма ограничен.

Девушка оттолкнула книги, встала, подошла к окну и облокотилась о подоконник, вдыхая полной грудью ароматы летнего вечера. Она вдруг остро почувствовала, как устала от этой замкнутой однообразной жизни. Но должен же когда-нибудь придти этому конец? У Изабеллы появилось жгучее желание убежать из дома на берег моря, туда, где ветер будет трепать ей волосы, ласкать ее щеки, сольется с ее губами в соленом терпком поцелуе.

У незнакомца красивый рот. Она вздрогнула, вспомнив его стройное обнаженное тело. Кровь прилила к щекам, и Изабелла прижала к ним ладони, стыдясь и одновременно радуясь волнению своего тела, чувствам, ранее неведомым и не являющимся даже в мечтах. Внизу хлопнула дверь, залаяли собаки, и она вернулась к действительности. Боже, что это она? Мечтает о нищем бродяге, может быть, преступнике. Незавидная участь. Голос рассудка говорил ей, что она вела себя, как дура, как романтическая идиотка.

Было уже около полуночи, когда девушка разделась и легла в постель. Все еще стояла духота, и она никак не могла заснуть. Когда же наконец начала дремать, ее внезапно разбудил топот ног на лестнице, потом раздался стук двери. Это должно быть Ги так поздно. Где же он пропадал? Ему уже семнадцать, но Изабелле он все еще казался маленьким мальчиком, нуждающемся в опеке. Она выскользнула из постели, накинула халат, снова зажгла свечу и вышла из комнаты. Тихо постучала в дверь комнаты Ги. Никто не ответил, и она вошла. Ги лежал ничком на кровати в рабочей одежде. Изабелла прикрыла дверь и подошла к брату.

— Ги, что случилось? Почему ты не пришел ужинать? Ты заболел?

— Уйди. Оставь меня в покое, — сказал он приглушенным голосом.

Но она уже заметила темно-красную полосу на его щеке и окровавленные костяшки пальцев.

Изабелла поставила свечу и подошла к кровати.

— Ги, ты снова дрался?

— Ну и что, если даже и дрался? Какое тебе дело?

Она вздохнула.

— Дай посмотреть.

Ги перевернулся на спину и мрачно глянул ей в глаза.

— Пустяки.

Изабелла взяла полотенце, намочила его водой из кувшина и вернулась к кровати. Брат неохотно приподнялся и позволил смыть засохшую кровь с большой ссадины на лице и обмыть пораненную руку.

— Зачем было драться? Что в этом хорошего? С кем на этот раз?

Его глаза блеснули в свете свечи.

— Ты знаешь, как он назвал меня? Трусом, который боится сказать дяде, что я думаю о том, как он обращается со мной; лягушатником, как называют всех французов; ублюдком, чья мать была шлюхой… И он ударил меня, тогда я и дал ему. Одно утешение, что ему досталось больше. Я испортил его смазливую физиономию на несколько дней.

— О Ги, так это был Дик Форест? И зачем только ты его слушаешь? Ты ведь знаешь, что будет. Его отец побежит жаловаться сэру Джошуа, когда тот приедет.

— Пусть жалуется. Пусть даже побьет меня, мне все равно. — Он вдруг так сильно схватил Изабеллу за руку, что ей стало больно. — Я бы не остался здесь ни на минуту, только бы меня и видели, если бы не ты. Я не могу оставить тебя с ними. Ведь у нас с тобой никого больше нет, правда? Мы должны быть вместе, но иногда что-то взрывается во мне, и нужно это выплеснуть. Не мог я сегодня вечером быть домашним котенком с миссис Бедфорд, сидеть с ней, беседовать. Я бродил по берегу. Кругом никого, только я и море.

Изабелла забеспокоилась.

— Ты никого не встретил?

— Ни единой души. — Он вдруг усмехнулся. — Сегодня лунная ночь, поэтому лодок на море не было.

— Ги, ты не должен ходить с ними в море, слышишь? Ведь ты не связан с контрабандистами?

— Я подумывал об этом. Младший брат Джонти Дейли учился со мной в школе. Он не раз намекал мне. Они были бы рады тому, кто умеет говорить по-французски. Вот была бы пощечина сэру Джошуа, а? Чертовски правильный он: пьет их бренди и в то же время наказывает за то, что они это бренди ему доставляют.

— Нет, Ги, ни за что! Обещай мне, что не пойдешь к ним. Это опасно. — Она подумала о том, что ее новый знакомый едва не утонул. — Многие гибнут.

Он откинулся на подушки.

— Не беспокойся, Белла. Эти дурацкие игры до добра не доведут. Думаешь, я не понимаю?

Но Ги отвел глаза, он не хотел встретиться с ней взглядом, и она подумала, что брат увяз гораздо серьезнее, чем сам считал. Чувство опасности привлекало юношу, переживающего крушение надежд, придавая остроту его ощущениям.

Изабелла поднялась.

— Уже поздно, а мне надо вставать.

— Собираешься взять Джуно?

— Хотелось бы. Вряд ли йотом представится еще возможность.

— Можно мне поехать с тобой?

— Ты должен выспаться. А я люблю ездить верхом одна.

Ги насмешливо улыбнулся.

— С кем это ты там встречаешься? С возлюбленным?

— Не говори глупостей. С кем здесь можно встречаться?

— Да, конечно, ты права. Дядя держит нас в черном теле. Почему, Белла? Почему так? Он как будто чего-то боится. Тебе не кажется?

— Не знаю, и совсем не время гадать об этом. — Сестра наклонилась и поцеловала его. — Доброй ночи, милый.

Она лежала в постели с открытыми глазами. Глядя в темноту, девушка думала, что Ги был прав: что-то здесь не так. Снова и снова она приходила к мысли о том, что за грубостью сэра Джошуа скрывался страх.

 

Глава 2

Встреча с незнакомцем изменила всю жизнь Изабеллы. Их отношения становились идиллическими. Здравый смысл подсказывал ей, что у приключения нет будущего, но она больше не прислушивалась к разуму. Скучная, однообразная жизнь ее обрела новые краски. Девушке казалось, что наступила полоса счастья, и она отдалась этому ощущению, балансируя на краю пропасти под угрозой разоблачения, что лишь обостряло все ее чувства.

Ранним утром она брала Джуно и ехала к Люсьену, где они вместе съедали привезенный ею завтрак. Если Гвенни когда и удивлялась, то не задавала вопросов, участливо помалкивая.

— Всем хочется поразвлечься, это точно, — шептала она Бет, ставя перед нею тарелку, наполненную объедками. — Ты же приглядывай за девочкой, старушка, смотри, чтобы никто ее не обижал.

Иногда Изабелла исчезала на часок-другой после обеда, пропуская занятия с мистером Холландом, позабыв про свои книги. Чудесно было то, что погода стояла прекрасная, и как только нога Люсьена немного зажила, он стал, прихрамывая, ходить. Золотыми закатными вечерами, когда ветер с моря прогонял дневную жару, они выходили прогуляться по берегу вдоль кромки воды.

Он говорил, а она восхищенно слушала. Он сказал Изабелле, что имя его Люсьен де Вож, что всего несколько лет назад он приехал из Вест-Индии, с острова Мартиника, где провел всю свою жизнь. Он рисовал ей одну картину за другой: большой приземистый белый дом, простиравшиеся на многие акры сады, полные экзотических цветов. Море там сияет магическим светом, когда ночью с лодки опускаешь в него руку, а рыбы мелькают в воде, как серебряные стрелы. Ныряльщики погружаются в кипящий молочно-белый водоворот, пока не взойдет луна, заливая все вокруг своим жемчужным сиянием.

Люсьен рассказывал ей о приемах на вилле, где гости пили ром с ломтиками лимона и с мускатным орехом, ели восхитительную морскую рыбу, сочных, зажаренных целиком до золотистого цвета барашков. Он описывал карнавалы с пением, фейерверками и плясками на улицах, где белые и черные, нарядившись драконами, тиграми, морскими чудовищами, смешивались в общей массе на три ритуальных дня и ночи. Люсьен вскользь упомянул, что однажды побывал в Ля Пажери, где выросла Жозефина и Ташер, и где, как свидетельствует легенда, однажды старый негр-гадальщик предсказал, что когда-нибудь она станет императрицей.

— Но она еще не императрица, хоть и жена генерала Бонапарта, — возразила Изабелла. — Его могут и свергнуть.

— Могут, конечно, но пока не свергли. Он ведь может короноваться и стать императором.

— А вы его когда-нибудь видели? — с любопытством спросила Изабелла.

— Только один раз. Он небольшого роста, ниже меня, очень просто одет, кажется совсем непримечательным, пока не увидишь его глаза и не услышишь, как он говорит.

— И что тогда? — продолжала она.

— Тогда начинаешь верить, что он может добиться всего, подчинить нацию своей воле, завоевать весь мир.

— Но на вас он не произвел впечатление?

Глаза его блеснули на мгновение и сразу же спрятались за невероятно длинными ресницами.

— Нет, меня он не привлек на свою сторону. Я не доверяю такому пылкому красноречию. Оно сжигает все кругом до пепла.

Слова Люсьена околдовали девушку. Изабелла была очарована не только выражением его оживленного красивого лица, но и тем, что он рассказывал. Они гуляли по берегу моря, сидели рядом в хижине, ели привезенную ею еду и пили вино из бутылки, которую Изабелла с риском для себя выкрала из погреба в Хай-Уиллоуз. Но, рассказывая о себе, Люсьен многое скрывал. Все то, что он так ярко расписывал, имело и другую, темную сторону.

Он не знал, что его мать была всего лишь служанкой в том большом доме, единственной белой женщиной, с утра до ночи трудившейся наравне с черными рабами, что до четырнадцати лет он бегал босым и в лохмотьях, а вечером украдкой приходил к эксцентричному англичанину, жившему в полумиле от их дома. Когда тот был пьян, то забавлялся тем, что учил симпатичного мальчугана читать, писать и говорить на языке английских королей. Ни разу не упомянул Люсьен и то, что не знал, кто его отец, пока не сбежал с острова и не добрался до Франции.

А пока, выздоравливая и набираясь сил в обществе очаровательной девушки, он размышлял о том, как бы получше использовать ее в своих интересах. Эти проклятые контрабандисты на корабле ограбили его вчистую, забрали все: документы, рекомендательные письма, деньги. Но в Лондоне у него были знакомые. Раз уж он здесь, то добраться до Лондона проще простого. Но как это сделать, вот в чем загвоздка. Ему нужны были деньги и одежда. Изабелла очень скупо рассказывала ему о своей жизни. Он знал, что она не крестьянка, как ему показалось вначале. Однако маловероятно, чтобы ее деспотичный дядя, член Парламента и влиятельная личность в этих краях, захотел бы что-то сделать для беглеца из Франции без единого пенни в кармане. Разве только отправить в тюрьму как подозреваемого в шпионаже до выяснения обстоятельств, тогда и знакомства в Лондоне не помогут. Скорее всего, придется надеяться на себя. Девушка говорила еще о брате, но Люсьен понимал, чем меньше людей знают о нем, тем лучше. Нужно было найти какой-то выход. Пока он обдумывал все это, Изабелла нашла решение вместо него.

Прошла почти неделя с того дня, как море выбросило его на берег, и было ясно, что худшие последствия этого очень неприятного происшествия, наконец, позади. Рана на лбу начала заживать, голова не болела, прошел жар, донимавший в первое время, а поврежденная лодыжка уже не беспокоила так сильно.

В тот вечер, шагая рядом с Изабеллой, он весело сказал:

— Смотрите, я уже хожу без особых усилий и даже смогу пробежать немного, если потребуется. Пора мне отправляться в путь.

Ей вдруг показалось, будто сияние летнего вечера померкло. Было глупо, конечно, надеяться, ведь ему все равно пришлось бы уйти. Разве не знала она этого с самого начала?

— Придется, должно быть, идти пешком, — продолжал он. — Сколько миль до Лондона?

— Точно я не знаю. Я там никогда не была, но слышала, дядя говорил, что больше шестидесяти миль.

— Если я буду делать по десять миль в день, мне потребуется больше недели, — задумчиво продолжал он.

— Но так вы не можете идти. Ведь нужно позаботиться о еде и ночлеге. Вам нужны деньги и приличная одежда.

— Откуда же их взять? — шутливо спросил он, пожимая плечами. — Увы, они не растут на деревьях.

Мысли обо всем этом не шли у Изабеллы из головы. Можно взять одежду Ги, но и он чаще всего вынужден был донашивать вещи Джеймса. Хотя можно было подобрать что-нибудь подходящее в старых сундуках на чердаке, бриджи и куртку, например.

— Я попробую что-нибудь найти, — неуверенно проговорила она, — но вещи будут поношенными и не совсем по размеру.

— Все-все что угодно, лишь бы прикрыть наготу, — трагическим голосом взмолился Люсьен. — У вас получится? Вы уверены? Когда? Скоро?

— Через день-два. Мне нужно будет дождаться подходящего случая.

Он подумал: уж не собирается ли она пересмотреть гардероб своего отсутствующего дяди? Это было бы чревато неприятностями. Вот черт! Хотя, вероятно, пропажа обнаружится нескоро.

— Я знал, вы — мой ангел-хранитель! Как мне благодарить вас?

Он упал на колени и обхватил ее талию, уткнувшись лицом в ситцевую юбку.

Девушка засмеялась, слегка смущенная.

— Не будьте таким глупым, Люсьен. Встаньте. Вдруг кто-нибудь увидит нас?

— Ну и пусть.

Люсьен поднимался на ноги, медленно проводя руками по ее телу, пока их лица не оказались на одном уровне. Он крепко прижал Изабеллу к себе, одной рукой приподнял ее подбородок. Теперь они смотрели глаза в глаза.

— Вы такая красивая, Изабелла, — прошептал он. — Кто-нибудь говорил вам, как вы прекрасны?

Она покачала головой, завороженная его прикосновением, теплом его тела. Оно жгло через тонкую рубашку и было так близко, что, казалось, можно было услышать биение его сердца.

Люсьен опустил голову и поцеловал ее, сначала осторожно, потом все с большей силой, заставляя ее губы открываться, чувствуя трепет ее тела. Она не могла пошевелиться. Никогда раньше ее не целовали так, никогда не прижималось к ней сильное мужское тело. Изабелла хотела, чтобы это продолжалось вечно, но Люсьен вдруг отпустил ее. Девушка пошатнулась, слегка вздрогнула.

— Извините, — хрипло прошептал он. — Я не должен был этого делать. Я хотел сказать вам спасибо, но… почему-то не смог справиться с собой.

— Все в порядке. Не имеет значения.

— Нет, имеет. Я слишком высоко ценю вашу дружбу, чтобы потерять ее.

— Это так много значит для вас? — тихо спросила Изабелла.

— Вы мне не верите?

Он держал обе ее руки в своих. Затем притянул ее к себе. Она знала, что должна сопротивляться, но не могла. Но тут между ними протиснулась Бет, все еще не доверявшая юноше, и Изабелла попыталась скрыть свое смятение, лаская собаку.

— Бет говорит мне, что уже поздно, и пора возвращаться домой.

Они пошли обратно к лачуге, изредка переговариваясь, а когда расставались, Люсьен поцеловал ей руку.

— Я прощен?

— Нечего прощать.

Он смотрел, как она торопливо идет через поле. Разумеется, он мог без труда ее соблазнить, и это доставило бы ему невероятное удовольствие. Если бы Изабелла была дочерью рыбака, как он подумал вначале, он, вероятно, нашел бы себе оправдание и не мучился бы слишком долго угрызениями совести. Но эта девушка была сама невинность, в ней чувствовалось что-то неуловимое, отличавшее ее от тех, кто прежде одаривал его ночными ласками. Она была аристократкой, принадлежала к женщинам тонкого воспитания, которые, как казалось ему, жили в другом мире, не похожем на его собственный. И это весьма раздражало его и наводило тоску, хотя первые уроки чувственности он получил в подростковом возрасте от женщины знатного происхождения.

Мадам Селина де Раньи, сорокалетняя богатая дама, скучающая и к тому же толстеющая от чересчур экстравагантного образа жизни, обратила внимание на красивого парнишку, который приходил иногда работать в саду. Забавы ради она отмыла его, причесала и завила его буйную темную шевелюру. Нарядила Люсьена в белую шелковую рубашку и кюлоты с пурпурным поясом и поручила подавать напитки на одном из своих званых вечеров. Стройный юноша, с кожей золотистого цвета и бархатистыми карими глазами, взгляд которых будто ласкал, сразу же стал пользоваться успехом. Подруги завидовали Селине. Но волны начавшейся в Париже революции докатились и до отдаленных берегов колоний, что и положило конец беззаботной жизни состоятельных французов. Престарелого мужа Селины отозвали в Париж.

Люсьену не было еще семнадцати, когда Селина впервые завлекла его к себе в постель и обучила искусству любви. Только она могла помочь ему изменить жизнь и выбраться с опостылевшего острова.

Селина привезла его с собой в Париж, едва очнувшийся от ужаса первых массовых убийств, но уже вовлеченный в бурную жизнь под предводительством энергичного молодого корсиканца Наполеона Бонапарта и воевавший не только с Британией, но и с половиной стран Европы. Это было неподходящее место для аристократа декадента, и месье де Раньи увез жену в Италию. Покинутый Люсьен, без гроша в кармане, мог бы умереть голодной смертью.

Но у молодого человека еще оставалась последняя надежда. Когда-то на Мартинике он спас избалованную собачонку Жозефины от мучивших ее оборванцев-детей. И вот он начал слоняться вокруг ее симпатичного домика в Шантерен на Монмартре, поджидая удобного случая, и удача пришла ему прямо в руки. Однажды утром в липовой аллее ему удалось выхватить из-под копыт лошади погнавшегося за кошкой мопса по кличке Фортюне и оказаться среди многих прочих просителей в приемной Жозефины с укушенным пальцем, обмотанным окровавленной тряпкой. О первом случае с собакой Жозефина не помнила, но отнеслась к Люсьену благосклонно, не оставшись равнодушной к восхищенному выражению его красивых темных глаз, робко поднявшихся, чтобы взглянуть на нее. Щедрая, как всегда, она дала ему денег и, что было еще лучше, представила его своему новому любящему супругу во время одного из его коротких пребываний в столице. Затем последовали и другие знакомства, часто не столь приятные. Но Люсьен, подавив гордость, пресмыкался и льстил в надежде на блистательное будущее. Все было поставлено на эту карту.

И вот неудача. Нельзя было допустить, чтобы это повредило его планам. Прошел день, а Изабелла так и не появилась. Еда у него была. Девушка всегда старалась принести немного больше, чем ее подопечный мог съесть. Оставались хлеб и сыр, а также кофе, который можно было сварить в кастрюльке на костре из веток. С голоду он не умирал, но не находил себе места от беспокойства. Что могло случиться? Раскрылся ее секрет? Неожиданно вернулся сэр Джошуа? Может быть, ее вынудили признаться, и скоро придут солдаты, чтобы арестовать его? Люсьен затаился и наблюдал. Но никто, кроме двух детей, ловивших сорвавшуюся с привязи козу, и старика, устало тащившегося домой после дневной ловли с рыбацкой корзиной, перекинутой через плечо, не появлялся на поросшей редкой травой пустоши. Время тянулось так медленно, что казалось, можно сойти с ума.

Люсьен уже подумывал о бегстве, но в лохмотьях далеко не уйти. Он не мог заснуть, задыхаясь в маленькой хижине, и когда настала полночь, вышел на берег прямо к морю. Ночь была темной, тяжелые тучи нависали над головой. Жара отступила, но не было ни единого дуновения ветра.

Вязкая влажная духота обволакивала все вокруг. При первом проблеске зари он расстелил плед и улегся на него. Спустя пару часов, пробудившись от тяжелого сна, он увидел стоявшую на пороге Изабеллу, взволнованную, запыхавшуюся, с тяжелой сумкой, оттягивающей ей руки.

В мгновение ока Люсьен вскочил на ноги и встряхнул ее за плечи.

— Где вы были, черт побери? Почему вы не пришли? Я чуть с ума не сошел, гадая, что с вами могло случиться.

— Извините, Люсьен, извините. Я не смогла, правда не смогла. — Она поставила сумку и вошла в хижину. — Когда я вернулась домой в тот вечер, миссис Бедфорд сказала, что из Лондона пришло известие: через три дня приезжает дядя. Все сбились с ног, так много было дел. Никак нельзя было вырваться.

— Но вы принесли мне какую-нибудь одежду? — спросил он, не обращая внимание на ее извинения.

— Да, все, что я успела найти, — обеспокоенно ответила Изабелла. — У меня было так мало времени.

С шести часов утра и до позднего вечера в усадьбе Хай-Уиллоуз кипела работа. Миссис Бедфорд настояла на том, чтобы каждая вещь была начищена, вазы и скульптурные фигурки вымыты и расставлены на столиках и в шкафах. Ожидалось прибытие гостей, поэтому необходимо было заняться постельным бельем, проветрить незанятые спальни, разбросать по коврам листочки заваренного чая и смести затем их щеткой. Отдавались распоряжения повару, тщательно обследовалась кладовая, и пополнялись запасы. Весь день Изабелла бегала взад и вперед, передавая указания мистеру Форесту, а от него — Барти, пастуху, чтобы тот забил овцу, потом к Джейсону с распоряжением о том, что нужно убить и ощипать домашнюю птицу. После обеда Джейсон возил Изабеллу и миссис Бедфорд на рынок в Рай, а потом — в Гастингс. Поместье Хай-Уиллоуз вполне обеспечивало своих обитателей продуктами, но приходилось дополнительно покупать некоторые деликатесы.

Только в половине двенадцатого измученная экономка отправилась спать, и девушка смогла взять свечу и пробраться по черной лестнице на чердак. Комнаты слуг располагались на последнем этаже, и она встретила на площадке Гвенни.

— Куда это вы идете ночью, мисс?

— Я кое-что потеряла, когда ходила за тем столиком из черного дерева, который потребовался миссис Бедфорд для гостиной, — наскоро придумала она объяснение. — Это медальон, застежка у него всегда была ненадежной.

— А завтра утром нельзя поискать?

— Это медальон моей матери. Мне не хотелось бы лишиться его.

— Может, я пойду и поищу вместе с вами, мисс Изабелла?

— Нет, Гвенни, нет. Ты такая добрая, но день у тебя был еще потруднее моего. Ложись спать. Мне кажется, я знаю, куда он мог упасть. Вряд ли мне долго придется искать.

Хотя она там на чердаке зажгла вторую свечу, ей все равно трудно было при плохом освещении найти что-то подходящее, и теперь она с беспокойством наблюдала за Люсьеном. Тот извлек из сумки приталенный голубого цвета сюртук с черным бархатным воротником и большими серебряными пуговицами, который, вероятно, был чрезвычайно модным лет тридцать назад.

— Подойдет?

— Почему бы и нет? — сказал Люсьен, нахмурясь.

Нашлись и бархатные кюлоты, серые чулки и туфли с пряжками. В подошве одной из туфель была дыра. Она наблюдала за выражением его лица, когда он их померял.

— Жаль, что не нашлось ничего лучше.

— Обойдусь этими.

— Люсьен, — продолжала она, — я с трудом к вам выбралась. Я больше не могу оставаться, а то меня начнут искать. У меня еще много работы.

Юноша бросил сюртук на землю и обнял Изабеллу за плечи.

— Я знаю, поверьте мне, я знаю, как вы рискуете из-за меня. Но мне еще нужны деньги, немного денег, чтобы добраться до Лондона.

— Я попытаюсь, Люсьен, попытаюсь.

Эта задача была самой трудной, и девушка не представляла себе, как ее можно решить.

— Уверен, что вы попытаетесь, и бесконечно благодарен. Вы себе не представляете, как много это значит для меня.

Он обвил ее руками, и Изабелла застонала от удовольствия чувствовать его так близко. Он легонько целовал ее глаза, щеки и, наконец, губы. Все ее чувства смешались, и она отдалась долгому страстному объятию. Потом вдруг отстранилась.

— Отпустите меня, Люсьен, пожалуйста, отпустите. Мне нельзя задерживаться, но вечером я приду снова. Я как-нибудь раздобуду денег, обещаю. Здесь в сумке для вас есть еда, а сейчас я должна уходить.

Он прошел с девушкой к стоявшей на привязи Джуно. На Изабелле были бриджи и рубашка, как в тот день, когда она спасла его. Когда Люсьен подсаживал девушку в седло, ее грудь коснулась его, и он почти пожалел о своей сдержанности. Молодой человек смотрел, как она удаляется быстрой рысью, — может быть, сегодня вечером, когда она вернется к нему… Он позволил своим фантазиям дойти до головокружительного удовольствия: взять в свои объятия это тонкое обнаженное тело и почувствовать, как оно впервые самозабвенно задрожит от наслаждения. Но он отбросил эти мысли. Были другие, более важные дела, касавшиеся его самого, и он занялся детальным исследованием принесенной Изабеллой одежды.

Большую часть дня Изабелла провела, помогая миссис Бедфорд чистить и полировать парадное столовое серебро, огромные канделябры, кофейники и кувшины. Большие серебряные сервировочные блюда, корзинки, в которых подают пирожные и фрукты, доставали только когда устраивались приемы. Наконец, последняя вещица была уложена в кожаный мешочек, и Изабелла спросила, можно ли ей ненадолго сходить с Бет погулять. Все они так хорошо поработали накануне, что могли себе позволить немного расслабиться.

В этот день солнце едва пробивалось из-за затянувших небо туч, но гроза не разразилась, и воздух был таким влажным, что Изабелла чувствовала при каждом движении, как муслиновое платье прилипает к ее телу.

— Смотри не попади под дождь, — озабоченно сказала экономка. — Возьми с собой плащ. В этих полях негде укрыться.

— Я буду рада, если пойдет дождь. Так душно, что просто нечем дышать.

— Ну, тогда иди, не задерживайся.

Поднимаясь в свою комнату, Изабелла приняла окончательное решение. Весь день она думала и теперь достала из ящика стола маленький кожаный кошелек с несколькими монетами, которые привезла с собой из Парижа. Девушка положила на ладонь четыре золотых гинеи. Где мадемуазель Жюли достала английские монеты в тот безумный день, она до сих пор не знала. Ей не приходилось иметь дело с деньгами. Дядя и тетя никогда не давали ей больше пенни, и она не знала точно, далеко ли сможет Люсьен уехать с одной гинеей, но догадывалась, что двух должно быть достаточно, чтобы добраться до Лондона, и, может быть, скромно питаться и ночевать в гостинице во время пути. Деньги принадлежали ей и Ги. Изабелла берегла их на случай крайней нужды, поэтому аккуратно положила оставшиеся две гинеи в кошелек. Нужно сохранить их для брата. Она подумала, не поделиться ли с ним своей тайной, но решила, что пришлось бы все рассказать, и Ги не одобрил бы ее поступок. Две монеты принадлежали ей, и она могла распоряжаться ими по своему усмотрению, а сейчас как раз возникла такая необходимость.

Изабелла завернула деньги в носовой платок, взяла корзинку, в которой лежали два больших пирога с мясом дичи, два крылышка цыпленка и кексы, — все, что смогла сэкономить от своей собственной порции: так детей собирают на пикник, но ничего больше для их прощального ужина у нее не было. Потом Изабелла схватила свой легкий плащ, сошла вниз и через заднюю дверь выскользнула из дому. Бет, вылизавшая свою миску дочиста, резво припустилась за ней.

Почти всю дорогу Изабелла бежала, чтобы поскорее увидеть Люсьена. В нескольких ярдах от лачуги она остановилась, заметив нелепую фигуру шедшего ей навстречу человека. Сюртук был вполне впору Люсьену, особенно, если учесть, что выбирался он наспех и при свечах. Он вытащил наверх воротник старой полотняной рубашки Ги, которую девушка, собирая одежду, сунула в сумку на всякий случай. Кюлоты были широковаты, но он подпоясал их вокруг своей тонкой талии. Со своими длинными черными волосами, стянутыми сзади шнурком, и с темной щетиной на подбородке он был в точности похож на красивого пирата из детской книжки: не хватало только золотых колец в ушах.

Она подбежала к нему, не пытаясь скрыть улыбки, но молодой человек нахмурился.

— Не смейтесь. Это мода такая! — с упреком сказал Люсьен. И прежде чем отвесить церемонный поклон, повернулся, чтобы она осмотрела костюм со всех сторон.

Изабелла рассмеялась, и Люсьен тоже не мог больше сохранять серьезный вид.

— Я похож на огородное пугало. Так и жду, что птицы в любой момент начнут вить гнезда в моей шевелюре.

Их скромный ужин превратился в веселое пиршество. Люсьен был в ударе, он смеялся и шутил, рассказывал ей о других ужинах так, словно он был их полноправным участником, а не снедаемым завистью младшим слугой, подносившим еду, которую ему запрещено было пробовать, и наливавшим в бокалы вино, предназначенное для других.

Неумолимо бежало время. Скоро ей придется уйти, и наступит всему конец. Встреча была так коротка. Сердце девушки сжималось при мысли, что приключение заканчивалось. Неужели впереди у нее лишь длинные тоскливые дни и ничего больше?

Изабелла встала.

— Я должна идти, а то они пошлют кого-нибудь искать меня. Но сначала я хочу отдать вам то, что принесла. — Она вынула из кармана носовой платок и протянула ему две золотые монеты. — Вот все, что у меня есть. Этого будет достаточно?

Теперь он не смеялся. Он стоял, переводя взгляд с ее лица на протянутую руку.

— Где вы это взяли? Украли для меня?

— Нет, эти монеты принадлежат мне, и я могу истратить их по своему усмотрению.

Какое-то мгновение Люсьен колебался, слегка пристыженный тем, что так воспользовался ее добротой. Потом взял монеты и спрятал их поглубже в один из карманов сюртука.

— Изабелла, — глухим голосом проговорил он. — Я не знаю, что сказать.

Девушка отвернулась, чтобы не видно было слез в ее глазах. И тогда Люсьен, поддавшись безумному порыву, охватившему его, обнял Изабеллу и начал страстно целовать, одной рукой обхватив ее спину и прижимая к себе, а другой, раздвигая лиф платья, чтобы целовать шею и округлую грудь. На несколько секунд она отдалась исступленной радости, пронизывающей все ее тело, но вдруг это чувство испугало ее, и тогда девушка оттолкнула Люсьена.

— Нет, Люсьен, нет… нет…

— Уедем вместе, — шептал он, — пойдемте со мной. Почему бы и нет? Мы убежим вместе.

Эта безумная мысль смутила ее, но все же Изабелла покачала головой.

— Меня будут искать. Это может вам навредить.

Он снова заключил ее в объятия.

— А если я вернусь, Изабелла? — сказал он приглушенным голосом. — Если я когда-нибудь вернусь? — уже произнося эти слова, он знал, что это невозможно.

— Не знаю… не знаю…

Девушку била мелкая дрожь, и Люсьен, осознав опрометчивость своих обещаний, отнял от Изабеллы руки.

— Вы правы. Это безумие, не так ли? Но я не забуду, Изабелла, клянусь, никогда не забуду. Когда-нибудь, любовь моя, когда-нибудь…

Изабелла догадывалась, что это всего лишь пустые слова, хотя ей так хотелось им верить.

— Вы уходите сегодня вечером? — спросила она сдавленным голосом.

— Вечером или завтра на рассвете.

— Тогда настало время прощаться.

— Да.

Она взяла свой плащ и дрожащими руками накинула себе на плечи.

Выйдя из лачуги, Люсьен попробовал вернуть прежнее веселое настроение. Он вынул и подбросил одну из монет.

— Этим вы освобождаете меня из заключения.

Оба они были слишком поглощены друг другом, чтобы заметить одинокого всадника, медленно ехавшего по тропинке полем. Он наблюдал за двумя отчетливо вырисовывающимися на фоне вечернего неба фигурами с праздным любопытством, которое переросло в интерес, когда он узнал девушку, увидел, что она оказалась в объятиях своего возлюбленного.

«Боже мой, — сказал сам себе Джеймс Бриджез, — что, черт побери, думает себе моя французская кузина, обнимаясь и целуясь с каким-то оборванцем, который будто только вылез из помойки?» — Джеймс пребывал в исключительно плохом расположении духа, более того, был бы рад затеять с кем-нибудь ссору. Совсем недавно у него произошел досадный спор с отцом из-за весьма значительных долгов. — «Как будто светский молодой человек не имеет права время от времени играть в азартные игры, — возмущенно говорил он сам себе, — а если друзья его принадлежат к высшему обществу и привыкли играть на высокие ставки, что же, ему держаться от них в стороне, как бедняку-простофиле?» Но сэр Джошуа придерживался другой точки зрения. Джеймсу было строжайше приказано провести остаток лета в Хай-Уиллоуз, не транжиря денег. Он хотел было взбунтоваться, но отец не выпускал кошелька из своих рук и проявлял исключительную скупость, и на этот раз даже мать не помогла бы. «Вот Венеция — отцовская любимица, ей все сходит с рук», — раздраженно думал он. Джеймс никогда не питал к своей сестре большой любви, она надоела ему со своими женихами. Последний был нудным чопорным молодым человеком, богатый папаша которого жил в каком-то Богом забытом замке в Шотландии, и его постоянно ставили Джеймсу в пример. Джеймсу просто не терпелось сорвать на ком-нибудь зло, а тут ему представилась такая возможность. Он соскочил с лошади и налетел на Изабеллу и Люсьена.

— Что ты делаешь, парень?

Джеймс так неожиданно вклинился между ними, что Люсьен отпрыгнул назад, а Изабелла, отступая, споткнулась и упала на колени.

Бет, которая никогда не любила Джеймса, бросилась на защиту девушки, стала прыгать и хватать его за полы сюртука. Люсьен, гибкий и ловкий — суровая жизнь научила его защищаться — реагировал быстро и точно как змея. Он стремительно нанес удар кулаком по подбородку Джеймса, и тот упал назад. Врезавшись в стенку хижины, он беспомощно заскользил по ней вниз под лай собаки. Пока Изабелла оттаскивала Бет за ошейник, Люсьен воспользовался счастливым случаем. Быстрый, как молния, он схватил вожжи, вскочил на лошадь и помчался в поля, прежде чем Джеймс успел подняться на ноги. Он стоял гибкий, разъяренный тем, что над ним взял верх какой-то бродяга-простолюдин, а эта его чертова кузина удерживала беснующуюся собаку, стараясь не засмеяться зрелищу, которое он из себя представлял.

— Убери от меня эту проклятую суку, иначе, клянусь, я ее пристрелю, — проворчал Джеймс. Ярость и возмущение не покидали его. — Этот подонок имел наглость украсть мою лошадь.

— Думаю, это всего лишь шутка, — сказала Изабелла, — он наверняка вернет лошадь.

— Скорее продаст, а денежки прикарманит, — брюзжал Джеймс. — Кто он? И какого черта ты открыто любезничала с таким оборванцем?

— Если бы ты подождал, а не нападал, как разъяренный бык, то узнал бы, — сказала она холодным и спокойным тоном, несмотря на закрадывающуюся в душу тревогу. Она испугалась того, что мог наговорить или сделать Джеймс. За то немногое время, что Джеймс проводил в Хай-Уиллоуз, у них никогда не было хороших отношений, а когда девушке не исполнилось еще и пятнадцати лет, Джеймс захотел, чтобы она стала его легкой добычей, как те девушки, которых он завлекал в Оксфорде. Изабелла оказала ему яростное сопротивление при крайне неприятных обстоятельствах, о чем не любила вспоминать.

— Ладно, — проговорил Джеймс и сощурил глаза, охватывая взглядом и саму девушку, и ее тонкое ситцевое платье, и растрепанные волосы, и корзинку, которую она подняла с земли. — Кто он? В твоих интересах сказать мне, пока отец не узнал.

— Он просто случайный знакомый, молодой француз, беглец, как и мы. Направлялся в Лондон.

— И раз он француз, ты снарядила его в дорогу и позволяла обнимать и целовать себя? — саркастически поинтересовался он.

Значит, он видел больше, чем сначала показалось Изабелле. Девушке пришлось прибегнуть к высокомерному возмущению:

— Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Я не сделала ничего плохого! Это было всего лишь проявлением дружеского расположения.

— Неужели? Будем надеяться, сэр Джошуа посмотрит на дело именно таким образом. Но что, черт побери, мне делать без моей проклятой лошади?

— Вернуться в Хай-Уиллоуз пешком вместе со мной, — раздраженно ответила Изабелла, — и лучше прямо сейчас, а то вот-вот пойдет дождь.

И в самом деле, пока они разговаривали, небо потемнело и начали падать первые тяжелые капли. Девушка накинула на голову капюшон плаща, позвала Бет и быстро пошла к поместью. Внешне она была спокойна, но в глубине души росла тревога. Что, если Джеймс расскажет эту историю дяде? Все было так невинно, но многие воспримут ее иначе. Единственным обнадеживающим обстоятельством было то, что сэр Джошуа еще не приехал, а к тому времени, как он вернется, Люсьен будет далеко, вне пределов досягаемости дяди.

До дома было еще далеко, когда дождь превратился в ливень. Они с Бет промокли насквозь, пока добрались в Хай-Уиллоуз. Примерно час спустя, переодевшись и просушив волосы полотенцем, она увидела из окна Джеймса, еле тащившегося по подъездной аллее, заляпанного грязью. Настроение его было крайне мрачным. Он раскричался на слугу, который уже прибыл в поместье с его чемоданом, приказал служанкам мигом принести горячую воду и чистую одежду, грубо оборвал Ги, когда тот с невинным видом спросил, не упал ли он, и если да, то куда делась лошадь?

Позднее все трое ужинали в полном молчании. Миссис Бедфорд бросила взгляд на хмурое лицо Джеймса и, извинившись, благоразумно удалилась. Ужин подходил к концу, когда вошел Франклин.

— Там у дверей вас спрашивает какой-то парень, сэр, — нерешительно обратился он к Джеймсу.

— Что за парень? Какого дьявола ему надо?

Он потянулся к вину и наполнил свой бокал.

— Это конюх из «Белого Оленя» в Хите, сэр. Он говорит, у него для вас есть сообщение.

— Он что, не мог передать его через тебя?

— Утверждает, что ему приказано сказать вам лично.

— Черт бы побрал его, наглеца! — Джеймс залпом выпил вино и поднялся.

Изабелла и Ги переглянулись и вышли вслед за ним.

Дождь прекратился, тучи разошлись, и в воздухе чувствовалась свежесть. У входной двери, спешившись, стоял конюх.

— Ну, парень, что там за сообщение?

— Его передал иностранный джентльмен, сэр. Он приказал мне почистить лошадку, задать ей корму и отвести в Хай-Уиллоуз, а я должен был сказать вам особо, что он очень благодарен за одолжение и надеется, что не доставил вам слишком много беспокойства.

— Чертовски мило с его стороны, должен признать, — ехидно заметил Джеймс. — И куда же этот иностранный джентльмен направился?

— Не могу сказать, сэр. Он вошел в гостиницу, чтобы поговорить с хозяином, а я, как он просил, почистил лошадь, насыпал ей овса и вот привел обратно.

Он стоял, нетерпеливо ожидая, пока, наконец, Джеймс не сунул ему монету.

— Спасибо, сэр, премного благодарен. Ну, тогда я пошел. — Парнишка снова взобрался в седло и потрусил вдоль аллеи на старой кляче. Джеймс поймал взгляд Изабеллы, выругался про себя и крикнул Джейсону, чтобы тот отвел лошадь в конюшню.

— В чем дело? — спросил Ги. — Что ты натворила, Изабелла? У Джеймса был такой вид, словно он готов был убить тебя.

— Ничего.

— Ты кого-то встретила на берегу?

— Почему ты так решил?

— Кое-что слышал от одного парня. Я сказал ему, чтобы он пошел проветрить мозги. Но кто-то же там был?

— Да, это так. Один молодой француз, такой же изгнанник как и мы. Я случайно повстречалась с ним, когда гуляла по берегу, — неохотно ответила Изабелла.

— Лучше быть поосторожнее. Я не доверяю Джеймсу. Он может сочинить какую-нибудь историю, если решит, что от этого ему будет польза.

Этого-то она и боялась. Но в тот вечер разговоров о происшествии на берегу не было. В последующие дни Джеймс пил со своими друзьями или слонялся по дому, ко всем придираясь, пока не приехал сэр Джошуа с тетей Августой и Венецией. И тогда совсем неожиданно гроза разразилась над головой Изабеллы.

Это случилось после ужина в первый же вечер. Обе девушки смиренно проследовали за Августой в гостиную, оставив мужчин пить вино. Ги, которому не нравились ни сэр Джошуа, ни Джеймс, поспешно извинился и исчез.

Сэр Джошуа наполнил стой стакан и подвинул графин сыну.

— Ты снова залез в мой стол, Джеймс? — сурово спросил он.

— Нет, это не я, — ответил Джеймс с нескрываемым негодованием. — Я бы сказал тебе, отец. Не хватало еще по карманам шарить. О чем ты говоришь?

— Мистер Форест принес полученную недавно арендную плату и оставил в ящике моего стола. Кошель там, но часть денег исчезла.

— И ты сразу же подумал обо мне, — сказал Джеймс. — Мне это обидно, мягко говоря. Ведь есть еще слуги, Ги и Изабелла тоже могли добраться до них.

— Изабелла? Чушь! Зачем ей деньги?

— Ну, вероятно, чтобы отдать своему любовнику, — выпалил Джеймс.

Сэр Джошуа некоторое время молча смотрел на него.

— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

— Это было в тот день, когда я сюда приехал. — Джеймс помедлил, потом все выложил: что видел вечером, что было потом, и, рассказывая, сумел самым неприглядным образом представить события. Сэр Джошуа внимательно выслушал сына.

— Ты ведь раньше не обращал внимания на эту девушку, не так ли? — сказал он наконец. — Все это правда, Джеймс, или ты сочинил?

— Это так же верно, как и то, что я сижу здесь, отец. Мне лично все равно. Но ты начал обвинять меня в том, чего я не делал, что ж, тогда я решил, что ты должен быть в курсе.

— Да, конечно. — Сэр Джошуа чувствовал, как в нем закипает ярость, смешанная со странным чувством разочарования. Он сурово произнес:

— Когда пойдешь в гостиную, скажи Изабелле, что я хотел бы с ней поговорить. Я буду у себя в кабинете.

— Сегодня вечером? Сейчас?

— Ну да, сейчас. Иди и делай, что я сказал.

— Ты не станешь… — Джеймс остановился, вдруг устыдившись. Впрочем, его слова могли бы и не возыметь действия, ведь он слишком хорошо знал трудный характер отца.

— Иди же, — хрипло сказал сэр Джошуа, — чего ты ждешь?

— Хорошо. Я ей скажу, — подтвердил Джеймс и быстро вышел.

Его сестра Венеция сидела в гостиной за пианино, разучивая одну из привезенных легких пьес. Изабелла, пытаясь читать при вечернем свете, склонилась над книгой. Джеймс встал у нее за спиной и заглянул через плечо.

— Боже милостивый, стихи. Как ты можешь читать эту чепуху?

— Мне нравится. — Она закрыла книгу и поднялась. — Пойду скажу слугам, что можно подавать чай.

— Оставь это. Отец хочет видеть тебя. Он в своем кабинете.

— Сейчас? Зачем? Ты не знаешь?

— Спроси что-нибудь полегче и нечего смотреть на меня, как на преступника. Я ничего не сказал, но советую тебе быть поосторожнее. У него неважное настроение.

Она бросила на него быстрый подозрительный взгляд и вышла, гадая, что ее ждет.

Джеймс смотрел ей вслед. Это было все равно, что послать ягненка на бойню. Потом он подумал, что опасаться нечего. Она сможет обвести отца вокруг пальца, как это всегда удается женщинам. Взять хотя бы Венецию, в конце концов, она всегда поступает по-своему.

Когда Изабелла постучала в дверь и вошла, дядя стоял у окна.

— Джеймс сказал, что вы хотите поговорить со мной.

— Да, проходи, проходи, — раздраженно проговорил он, — и закрой дверь.

Сэр Джошуа прошел за свой рабочий стол и теперь наблюдал, как спокойно она держится. Простое платье из тонкого льна с рисунком в цветочек выглядело безвкусным на Венеции, но Изабелле удалось так переделать его, что оно стало изысканным. «Эти платья по новой моде, что сейчас носят женщины, слишком многое открывают, черт побери», — раздраженно подумал он. Его смущало то, что Изабелла была так похожа на свою мать. Когда-то давно Кларисса так же смотрела на него своим невинным взглядом, и он на своем опыте убедился, что за этим взглядом скрывались непреклонная воля и стойкость, которую ему не удалось сломить. Сэр Джошуа резко спросил:

— Если тебе были нужны деньги, почему ты не пришла ко мне или к тете, вместо того, чтобы воспользоваться деньгами из моего ящика?

— Вы обвиняете меня в воровстве? Я никогда не вхожу в эту комнату, даже чтобы вытереть пыль. Миссис Бедфорд делает это сама. И зачем мне деньги?

— Может быть, чтобы отдать своему любовнику.

— Любовнику? Какому любовнику? Я вас не понимаю, дядя, — вполне спокойно ответила она, хотя внутри у нее все дрожало.

— Не разыгрывай из себя невинность, — грубо сказал он. — Джеймс рассказал мне о том, что видел и слышал, и что этот твой распутник француз имел наглость украсть его лошадь.

— Это была шутка, — парировала девушка. — Он не крал ее, а одолжил на время и прислал назад в тот же вечер с благодарностью.

— А что еще он одолжил, этот твой француз, бойкий на язык, что еще он украл, а? Отвечай мне. — В нем закипал гнев. — Часто ты валялась с ним там, на берегу, позоря мое имя, становясь притчей во языцех для всей округи? Ты вела себя как публичная девка.

— Я не знаю, что Джеймс рассказал вам, — вспылила Изабелла, — но все это ложь. Я не сделала ничего плохого. Это верно, что я встречалась с ним пару раз и разговаривала, потому что он изгнанник, как я, как Ги, и было приятно снова поговорить на своем родном языке и послушать, что он рассказывал о стране, которая все еще остается моей. Что в этом плохого?

— Если так, то почему бы не пригласить его сюда? Зачем разговаривать с ним украдкой? Что скрывал этот твой бродяга?

— Он ничего не скрывал, и когда это кто-либо из моих друзей приглашался в ваш дом?

— Ты забыла, что мы воюем с Францией? Откуда явился тот человек? Как его имя? Зачем он приехал сюда?

Вопросы обрушились на нее один за другим, и девушке потребовалось усилие, чтобы ответить твердо и гордо:

— Он не удосужился рассказать мне, а я не спрашивала. Мы говорили о других вещах.

— Не лги мне, Изабелла. — Он вышел из-за стола и схватил ее за плечи. — Клянусь, я узнаю правду, даже если мне придется выбить ее из тебя.

Девушка испугалась, взглянув дяде в лицо, но продолжала стоять на своем.

— Он не был моим любовником, — упрямо говорила она, — а его имя и цель приезда в Англию никого не касаются. Мне нечего сказать.

— Это мы еще посмотрим.

Волна гнева затопила его сознание. Не Изабелла стояла перед ним, а его сестра Кларисса, — торжествующая, с пылающими щеками, бросающая вызов брату, рядом с которым была всю свою жизнь, который любил ее с такой ревнивой страстью, что это нередко пугало ее. Кларисса ускользнула от него, сбежала с любовником французом, и он вырвал ее из своего сердца. Но дочь ее не должна ускользнуть. Хлыст для верховой езды лежал на кресле. Сэр Джошуа схватил его и больно сжал плечо девушки.

— Как его зовут? Скажи мне его имя. Рассказывай, чем вы занимались?

— Я вам сказала: ничего не было, ничего.

— Проклятье! Бессовестная лгунья! Ревность и ярость замутили его разум. Он швырнул девушку на угол стола. Сильной рукой разорвал платье и тонкую нижнюю рубашку. Обрушившийся хлыст вгрызся в обнаженную плоть.

Изабелла вздрогнула, до крови закусила губу, но не проронила ни слова.

Ее вызывающее поведение пробудило в сэре Джошуа всепоглощающую бешеную ярость. Он снова и снова опускал хлыст, но она так и не закричала, не запросила пощады. Он находился в плену нахлынувших чувств до тех пор, пока на одном из красных шрамов не показалась тонкая струйка крови. Тогда только сэр Джошуа, казалось, осознал, что он делает. И резко остановился, ужаснувшись содеянному. Он вдруг отшвырнул от себя хлыст и повернулся к ней спиной.

— Убирайся, — сдавленным голосом проговорил он. — Убирайся с глаз моих. Иди!

Изабелла не могла пошевелиться: от боли и потрясения кружилась голова, она была на грани обморока. Девушка уцепилась за спинку стула, закрыла глаза, собираясь с силами, чтобы идти. Потом медленно стянула на груди остатки платья и, с трудом передвигаясь, вышла из комнаты.

Внизу Венеция напевала печальную мелодию, а Изабелла карабкалась вверх по лестнице, и от каждого движения по телу разливались волны жгучей боли. К счастью, ей никто не встретился по пути к спальне. Изабелла упала ничком на кровать.

Он хотел унизить ее, заставить просить пощады, признаться в чем-то, чего она не совершала, но потерпел неудачу. Изабелла ничего ему не сказала, и Люсьен был в безопасности. По крайней мере, она могла утешаться этим. А что еще может предпринять дядя? Сейчас Изабелла была не в состоянии об этом думать, потому что боль и горе были слишком сильны, и, помимо ее воли, на глаза навернулись слезы.

Шел уже одиннадцатый час, когда Гвенни, отправляясь спать, услышала приглушенные стоны и в нерешительности остановилась. Она постучала и, не получив ответа, открыла дверь и вошла. В комнате было темно, но она разглядела лежащую на кровати Изабеллу. Неся перед собой свечу, Гвенни подошла к ней и тут же вскрикнула, увидев исполосованную спину девушки.

— О, мисс Изабелла, что с вами случилось? Кто же такое сотворил с вами?

— Неважно кто, Гвенни, — Изабелла с трудом приподнялась. — Ты можешь помочь мне?

— Может, позвать миссис Бедфорд? Надо послать Джейсона за доктором.

— Нет-нет, дело не настолько плохо. Помоги мне, пожалуйста, Гвенни. Там, в одном из ящиков комода есть мази и бальзамы. Мисс Холланд дала их мне для Ги еще в те времена, когда он так часто дрался в школе. Найди их, пожалуйста, и смажь меня. Это поможет заживлению рубцов.

— Я сделаю все, как надо, — прошептала расстроенная Гвенни. Она выросла в семье, где было восемь детей, и они никогда не могли позволить себе дорогостоящее лечение у врача, разве что в крайнем случае. Гвенни знала, как лечить порезы, ушибы и рубцы от плети. Она осторожно наложила мазь на следы ударов, потом накрыла их куском мягкой ткани и помогла Изабелле надеть ночную рубашку.

— Кто это сделал, мисс? — прошептала она. — Хозяин?

Бесполезно было отрицать. Изабелла кивнула.

— Дядя очень рассердился на меня и потерял самообладание.

— Ему должно быть стыдно, — сердито сказала Гвенни. — Он никогда и пальцем не тронул ни мистера Джеймса, ни мисс Венецию, что бы они ни сделали.

— Ну что ж, — вздохнула Изабелла. — Пожалуйста, Гвенни, никому не говори об этом. Я… я не хочу, чтобы все узнали. Это так… так унизительно. Я побуду в своей комнате несколько дней. Скажи им, что я больна — простуда и жар — и лучше всем держаться от меня подальше, на всякий случай, вдруг это заразно. Сделаешь это для меня, Гвенни?

— Можете мне доверять, мисс, — твердо заявила Гвенни, — но дела ваши плохи. Если бы только я могла одолжить хозяину хоть чуточку своего ума!

Мысль о том, как маленькая Гвенни могла бы перевоспитывать чудовищного сэра Джошуа, заставила Изабеллу слабо улыбнуться. Было странно, что не случилось самого ужасного: никто не догадался, что произошло в тот вечер. Сэр Джошуа никому ничего не сказал и резко оборвал Джеймса, когда тот попробовал задать вопрос.

— Я не хочу больше слышать об этом, — заявил он, — и буду тебе благодарен, если ты не дашь повода слугам для пересудов.

Как выяснилось, недостача денег произошла из-за ошибки в расчетах мистера Фореста, и на следующий же день он пришел с извинениями.

Изабеллу оставили в покое. Один раз заходила тетя Августа. Справившись о здоровье, она тотчас же удалилась. Заглядывала миссис Бедфорд, чтобы любезно спросить, не нужно ли чего. И Ги просовывал голову в дверь, интересуясь, как она себя чувствует.

— Гвенни говорит, ты больна. Что я могу для тебя сделать, Белла?

— Я всего лишь немного простудилась. Погода резко изменилась, и я промокла насквозь в тот день, когда была гроза.

— Побереги себя и полежи в постели. Весь дом перевернут вверх дном. Кажется, намечается приезд гостей.

Следовательно, тетя Августа была недовольна тем, что не сможет распоряжаться Изабеллой по своему усмотрению. Венеция подтвердила это, забежав однажды к Изабелле.

— Гвенни сказала маме, что у тебя простуда и жар.

— Да, это так. Ты лучше не подходи близко.

— Да ну, я не боюсь. Ты не выглядишь очень больной.

— Я уже чувствую себя гораздо лучше. — Изабелла сидела в постели. Гвенни подложила ей за спину самую мягкую подушку. Боль проходила, но каждое движение еще причиняло страдание. — Думаю, завтра я смогу встать.

— Так было бы лучше, — равнодушно сказала Венеция. — Мама собирается устроить один из своих вечерних приемов. — Она плюхнулась на постель и взвизгнула, когда Бет высунула из-под кровати голову. — Ты бы выгнала отсюда собаку, а то мама ее обнаружит, будет ужасный скандал.

— Не обнаружит, если ты не скажешь, — быстро ответила Изабелла.

— О, не беспокойся, я не скажу ни слова. Она была пустой, избалованной и эгоистичной, но не злой. Хотя у девушек и было много общего, они по-настоящему так и не подружились. Иногда Изабелла жалела об этом.

Она спросила, стараясь быть любезной:

— А кто гости? Есть кто-нибудь особенный?

— Может быть, — Венеция с заговорщицким видом наклонилась к сестре, сгорая от желания рассказать о том, что ей стало известно: — Его зовут Роберт Эрмитейдж, виконт Килгоур. Он не слишком красив, но такой утонченный. Ты знаешь, что я имею в виду. Рядом с ним другие молодые люди кажутся неоперившимися глупыми птенцами. Его отец граф Гленмурский, и у него есть замок в Шотландии.

«Итак, Венеция собирается в один прекрасный день стать графиней», — сказала про себя Изабелла. — Он сделал тебе предложение?

— Нет еще, но мама думает, что вполне может сделать, — простодушно заметила она. — Он был на одном из наших музыкальных вечеров и говорил всякие приятные вещи о моем пении. Потом мы с ним встретились в опере. В антракте он зашел в нашу ложу со своей сестрой Мэриан. Она старше его, не замужем, и поэтому в Лондоне живет у него. Ему лет тридцать, как мне кажется. Но мужчины в возрасте гораздо интереснее, чем юнцы, ведь правда? — задумчиво продолжала Венеция, словно пытаясь убедить саму себя.

— Мне не терпится увидеть этот твой идеал мужчины, — суховато сказала Изабелла.

Венеция встала и подошла к зеркалу, придирчиво рассматривая свое лицо. Она была очень хорошенькой девушкой с золотистыми белокурыми волосами и типично английским розовым цветом лица.

— Понимаешь, Изабелла, в следующем месяце мне будет двадцать один год, а я еще даже не обручена. Разве это не ужасно? Ты знаешь, что я могла бы обручиться и не один раз. За прошлый год мне сделали два предложения, но оба жениха были всего лишь младшими сыновьями, а папа считает, что это не совсем то, что нужно.

— А тебе нравился хоть один из них?

— Да, — призналась Венеция, накручивая локон на палец. — Он лейтенант морского флота, находился дома в отпуске по болезни. Очарователен и очень внимательный. Он не мог танцевать из-за больной ноги, и обычно мы сидели и разговаривали, и… Ах, что теперь об этом думать? Какая ты счастливая, Изабелла, ты можешь выйти замуж за кого угодно, даже за крестьянского парня, и никто и не подумает возражать, напоминать тебе о долге перед семьей.

— Могла бы, — задумчиво сказала Изабелла. — Возможно когда-нибудь… — и она подумала о Люсьене, таком красивом и обаятельном. Кто из поклонников Венеции мог бы с ним сравниваться? Он обещал вернуться, но вернется ли? Узнает ли он когда-нибудь, что ей пришлось пережить из-за него? Значат ли эти несколько дней, превративших ее из невинной девушки в страстную женщину, для него так же много, как для нее? Здравый смысл подсказывал ей, что это было маловероятно, но хотелось хотя бы помечтать.

Венеция с любопытством рассматривала свою кузину.

— А у тебя есть кто-нибудь, Изабелла? — спросила она. — Джеймс что-то сболтнул за ужином, но папа приказал ему замолчать.

— Нет, конечно, нет. Кого я здесь могла встретить, кроме рыбаков или… крестьянских парней?

— Неужели? Ты ведь ненавидишь жизнь здесь? — продолжала она в редком для нее порыве симпатии.

— Иногда да. Тебе лучше пойти к себе, Венеция. Твоей маме не понравится, что ты так много времени провела здесь со мной.

— Нет, она не рассердится, — со вздохом сказала Венеция. Она дошла до порога и обернулась. — У меня есть новое бледно-голубое платье, в котором я выгляжу какой-то изможденной. Хочешь, я одолжу тебе его для приема?

Жест был добрым, но само предложение задело Изабеллу.

— Нет, спасибо, Венеция. Очень великодушно с твоей стороны предложить платье, но у меня еще есть то белое, что ты дала мне год назад. Я могу обойтись. Да никто мною и не заинтересуется.

— Ну, как хочешь. — Слегка раздраженная тем, что отвергли ее предложение, Венеция вышла, хлопнув дверью.

Изабелла быстро поднялась с постели и стала рассматривать свое лицо в зеркало. Рядом с белокурой Венецией сама она выглядела бледной и непривлекательной, подумала девушка. Под глазами лежали тени, а волосы висели спутанными прядями вдоль впалых щек. Кому же она такая понравится.

Изабелла вернулась в постель, чувствуя себя такой подавленной, что чуть не расплакалась. Но все же по натуре Изабелла была очень сильной. На следующее утро, проснувшись на заре, она попробовала взглянуть на все другими глазами. Нельзя давать дяде повод думать, что он сломил ее или запугал. Девушка решительно встала с постели и оделась, пытаясь не обращать внимания на боль и скованность движений. Изабелла накинула на плечи плотную шаль, позвала Бет и, спустившись по лестнице, вышла во двор, где окунулась в утреннюю свежесть.

Она не сделала ничего плохого, а дядя заставил ее чувствовать себя виноватой, униженной, порочной. Ей необходим был морской ветер с острым привкусом соли, который развеял бы грустные мысли последних нескольких дней. Она пойдет к той хижине на берегу, навстречу своим воспоминаниям, а потом найдет утешение в прогулке вдоль моря, как это часто бывало с ней раньше.

 

Глава 3

Солнце пробивалось сквозь утреннюю дымку, когда Роберт Эрмитейдж оставил свою лошадь в гостинице «Корабль на Якоре» и, обогнув маяк, пошел прогуляться по берегу, покрытому галькой. Он остановился в гостинице «Приветливая» в Райе: это была спокойная гостиница, ее он предпочел шумной и многолюдной гостинице «Георг». В Райе у Роберта был старый знакомый — мистер Лемб, скромный помещик. Роберта Эрмитейджа любезно пригласили остановиться в Хай-Уиллоуз, но он вежливо отказался, избегая обязательств, навязываемых гостям, чтобы спокойно заниматься тем делом, которое и было настоящей целью его приезда в Кент.

Война с революционной Францией пагубно сказывалась на положении Британии. Прошло немного времени, и к 1795 году худой, небольшого роста, умирающий от голода двадцатишестилетний корсиканский лейтенант-артиллерист превратился в грозного противника и гениального стратега. Весной страну потряс политический кризис, который привел к отставке Уильяма Питта. Он и его блестящие сподвижники последовали в изгнание. На время ему была найдена замена в лице Генри Аддингтона, благонамеренного и посредственного. Кабинет, возглавляемый этим премьер-министром также не внушал доверия.

Эмбарго, наложенное на суда в зарубежных портах, и неурожай в течение двух последних лет привели страну к голоду. Во флоте произошел мятеж, а в городах и деревнях дети ходили от дома к дому, прося подаяние. Страна, измученная налогами, высокими ценами и кровопролитиями, была на грани отчаяния. «Если бы не две выдающиеся победы, одержанные Нельсоном в Копенгагене и Аберкромби в Египте, в Англии, красивой зеленой стране, вполне могла произойти революция», — мрачно думал Роберт.

Наверное, сейчас был самый подходящий момент добиваться перемирия для временной передышки, но в то же время чиновников, отвечающих в Министерстве иностранных дел за оборону, беспокоила возможность вторжения в страну неприятельских войск. Сообщения о баржах, группировавшихся у берегов Франции, вселяли ужас в самых смелых. Сил местного ополчения, не вооруженного должным образом, размещавшегося на скалах, было недостаточно. Следовало провести расследование, чтобы организовать береговую защиту. Предварительный осмотр местности и осторожные переговоры с некоторыми высокопоставленными лицами края были частью миссии Роберта.

Он был случайно втянут в деятельность секретной службы Министерства иностранных дел, когда ему было всего двадцать два года. Роберт никому не открывал своей тайны, даже сестре. И когда она спросила, зачем он едет в Кент, а ей хотелось, чтобы он поехал вместе с нею в Гленмур навестить отца, брат пожал плечами и ответил:

— Сэр Джошуа пригласил меня, и я решил принять приглашение.

— Но почему, скажи? Он не из тех, кто тебе интересен. Должна признаться, он и его жена мне не нравятся: слишком напористые люди, она все делают с выгодой для себя и льстят каждому, кто может, по их мнению, продвинуть их в обществе. В том числе и тебе.

— Ты преувеличиваешь, моя дорогая, — мягко сказал он.

— Нет, не преувеличиваю, и даже более того, уверена, что леди Бриджез имеет в виду тебя как возможного мужа для своей дочери.

— Но ты же постоянно говоришь мне о женитьбе и просишь обеспечить наследника Гленмура, — насмешливо ответил Роберт.

— Но не на Венеции Бриджез! О Роберт, не делай этого!

— Ты не можешь не согласиться: она очень мила.

— Может быть, но она также и пустоголовая маленькая дурочка. За неделю она доведет тебя до белого каления.

— Ты думаешь? Она мило играет на пианино и очень приятно поет.

— Роберт, неужели ты всерьез так считаешь!

Мэриан в ужасе посмотрела на него, и брат улыбнулся ей.

— Нет, не совсем, но сейчас мне выгодно, чтобы они думали именно так.

— Ты не рассказываешь мне и половины того, что у тебя на уме, ведь так? — грустно спросила она.

— Возможно, но я доверяю тебе все, что имеет значение, и обещаю, когда выберу невесту, ты первая узнаешь об этом.

Эти слова ее немного успокоили. Мэриан была на пять лет старше брата и очень любила его, но за те годы, что прожила рядом с ним в Лондоне, она научилась не расспрашивать его слишком настойчиво о том, чем он занимался во время своих поездок, длившихся иногда неделями, понимая, что его объяснения были часто далеки от правды.

Но в это прекрасное утро, наступившее после нескольких дождливых дней, Роберт не думал о Венеции Бриджез. Ему неоднократно приходилось бывать в Райе, но эта часть болот не была ему знакома. Он вдыхал полной грудью соленый морской воздух, одновременно примечая, какое идеальное место для высадки неприятельских сил представляет собой этот протянувшийся на многие мили пустынный берег, и радуясь вместе с тем свету и воздуху, золотистым, розовым и белым цветам, птицам, парящим над головой или взлетающим при его приближении.

На море был прилив, и Роберт шел по травянистой части берега, когда услышал радостный собачий лай и девичий смех. Он посмотрел в сторону воды и увидел девушку, стоявшую по колени в набегающих волнах. Девушка представляла очаровательное зрелище: стройная обнаженная фигура, облако темных волос, развевающихся на ветру. «Афродита, возникшая из морской пены, чтобы очаровывать мужчин», — подумал он. Потом она обернулась и подняла руку, чтобы бросить палку собаке. Из-за облаков вышло солнце, и он отчетливо увидел следы жестоких побоев у девушки на спине. «Боже милостивый, у кого же рука поднялась ударить такое совершенство?» — было его первой мыслью, и сразу же Роберт подумал, что девушка не должна догадываться, что он видел ее. Он быстро повернул назад. Отойдя на некоторое расстояние, остановился, глядя не на море, а в сторону поля, и начал насвистывать приятную мелодию. Выждав несколько минут, он снова пошел вперед и был встречен яростным лаем собаки, обрушившей водопад брызг со своей мокрой шерсти на его темно-желтые бриджи и зеленый редингот. Его морская богиня торопливо натягивала ситцевое платье и, накидывая шаль на плечи, уже бежала босиком к нему, держа туфли в руке.

— Не беспокойтесь, сэр, — запыхавшись, воскликнула Изабелла, — Бет любит полаять, но она не укусит вас.

В Гленмуре у его отца была дюжина собак, больших и маленьких. К тому времени, как девушка добежала до него, он уже трепал за уши возбужденную собаку. Бет сразу же признала в нем друга.

— Боюсь, она вас обрызгала, — извиняясь, сказала Изабелла и оттянула Бет за ошейник.

— Ничего страшного, — Роберт вынул носовой платок, чтобы вытереть мокрые руки. — Не слишком ли еще рано для морских купаний?

— О нет, утро — самое лучшее время, потому что берег обычно пуст. — Вдруг краска залила ее щеки. — О Боже, вы не?..

— Я подумал, что передо мной мелькнула наяда, и все, поверьте мне.

В то мгновение, когда она подняла на него глаза, свои большие глаза на бледном округлом лице, окаймленные длинными ресницами, его захлестнули воспоминания. Теперь он узнал ее. Милое дитя с того судна превратилась в красивую юную женщину. Но что делала она здесь, одетая, как служанка? И за что ее били плетью? Роберт Эрмитейдж почти забыл тот случай на корабле, но теперь воспоминания ожили. Скорее всего, она его не помнит, да и как бы запомнила девочка ту мимолетную встречу холодной темной ночью? Он недавно познакомился с сэром Джошуа, так как ранее они принадлежали к разным общественным кругам, и хотя Роберт не раз гадал, что же стало с теми двумя несчастными детьми, ему вовсе не хотелось обнародовать историю своего путешествия на корабле с контрабандистами.

Девушка наклонилась, чтобы надеть сандалии, затем, выпрямившись, спросила:

— Вы искали дорогу, сэр? Могу я вам помочь?

— Я оставил свою лошадь в гостинице и думал просто прогуляться, ведь утро такое чудесное. Теперь собираюсь вернуться и позавтракать.

— Подождите, я только заберу плед и потом пройду с вами. Я могу показать вам короткую дорогу.

Она стрелой умчалась обратно на берег и вернулась минуту спустя с пледом, перекинутым через руку. Должно быть, это был тот самый плед, что Роберт дал ей много лет назад, и она сохранила его.

Девушка показала ему тропинку, ведущую через поля, и, отвечая на его вопросы, рассказала ему о дренажных канавах, о том, как были осушены болота, и что, по слухам, они будут затоплены на случай нашествия французов.

— Только это было бы катастрофой, — серьезно продолжала она. — Что же тогда станет с крестьянами, которые здесь живут? Они выращивают овец, и этим зарабатывают себе на хлеб. В последние два года батраки обнищали и часто голодают. Я знаю это, потому что иногда хожу с миссис Холланд, она носит им еду и одежду.

Роберт слушал с интересом, наблюдая за игрой света на прелестном лице. Вечером, когда придет в гости в эту семью, он несомненно узнает гораздо больше, но пока решил ничего не напоминать об их первой встрече.

Они расстались в нескольких ярдах от гостиницы.

— Я должна торопиться, — сказала девушка, — а то меня будут ругать за опоздание. Мэри Хоуп позаботится о вас. Здесь в гостинице хорошие люди.

Он посмотрел, как она бежит по тропинке, бок о бок с собакой, потом вернулся в «Корабль на Якоре».

Мэри Хоуп принесла поднос с кофе и спросила, не желает ли он попробовать ветчины домашнего копчения и свежих яиц. Ходя взад-вперед, она не переставала болтать:

— Я видела, вы шли с мисс Изабеллой, сэр. Она и ее брат — родственники сэра Джошуа Бриджеза из Хай-Уиллоуз, хотя говорят что-то с ними не то. Их мать убежала когда-то с французом. Она была его сводной сестрой, понимаете, но тому уж много лет. Мы тогда здесь еще не жили, но, говорят, он к этому отнесся очень сурово. Потом, когда эти дикари за морем отрубили голову их отцу, сестра и брат приехали к сэру Джошуа. Голодные, без гроша в кармане, и ему это вовсе не понравилось. Это, конечно, не наше дело, но я должна сказать: мисс Изабелла настоящая леди по всем статьям, и мне все равно, что бы ни говорили.

Эти сведения еще более возбудили его интерес. Если Мэри Хоуп была права, то сэр Джошуа без особого желания принял детей в дом и впоследствии обращался с ними, как с бесплатными слугами. Роберт поймал себя на том, что теперь с нетерпением ждет вечера, хотя раньше думал о приеме в доме сэра Джошуа со скукой.

Изабелла не придала значения встрече на берегу. Она даже не удивилась, встретив хорошо одетого незнакомого господина на обычно пустынном в такой ранний час берегу, и никак не связала это с намеченным на вечер приемом гостей в Хай-Уиллоуз. Ей не терпелось поскорее рассмотреть получше то, что она нашла утром в заброшенной лачуге. С тех пор как Люсьен уехал, она не заходила сюда и теперь стояла на пороге, оглядываясь вокруг. Вспомнив все, она ощутила чувство невосполнимой утраты. Следов пребывания Люсьена в хижине не осталось. Только в углу лежал аккуратно сложенный клетчатый плед. Когда Изабелла подняла его, из складок выпал клочок бумаги. Наверное, собираясь в дорогу, он оставил для нее записку. В листок бумаги было завернуто тоненькое золотое колечко, — недорогое украшение — его девушка видела у Люсьена на мизинце.

И вот, уединившись в своей комнате, Изабелла рассматривала его. На кольце была выгравирована буква R, и Изабелла подумала, что кольцо принадлежало матери Люсьена.

«Ma belle Isabelle, — писал он по-французски на клочке бумаги, — вы спасли мне не только жизнь, но и рассудок, так как в тюрьме я сошел бы с ума, поэтому, бесспорно, я ваш должник. Вы знаете, как говорят: жизнь человека, которого вы спасли, принадлежит вам навеки».

Сидя на кровати, Изабелла читала и перечитывала эти слова. Действительно ли она что-то значила для Люсьена или он просто шутил с ней в своей милой манере? Она с трудом, но надела кольцо на палец. Но носить его она не станет. Слишком много это вызвало бы вопросов. Девушка снова завернула кольцо в записку, потом — в носовой платок и положила в ящик комода, где хранила свои немногие личные вещи. Кто знает, может быть, они когда-нибудь встретятся, и тогда… Изабелла стояла у окна и смотрела вдаль на море. Она вспоминала обнимавшие ее руки, жадные поцелуи Люсьена и свое томление, которое так и осталось неутоленным. Громкий стук в дверь вернул ее к действительности.

— Это хозяйка, — запыхавшись прошептала Гвенни. — Она говорит, что если вы настолько хорошо себя чувствуете, что удираете из дому, то значит вы уже здоровы и можете работать.

— Хорошо, я иду.

— Поторопитесь, мисс, она сегодня не в самом лучшем расположении духа.

Начали прибывать гости: преподобный Уильям Весткотт из Лидда с женой, вдовствующий мэр городка Нью-Ромни с дочерью, капитан Дюран из драгунского полка, расквартированного в Хите.

Последним появился Роберт. Когда он вошел в гостиную в своем элегантного покроя синем сюртуке, с коротко подстриженными и завитыми по новой моде волосами, — денди во всех отношениях, — то показалось, что все остальные в своих кюлотах, шелковых чулках, жилетах с богатой вышивкой и в старомодных белых париках были одеты слишком нарядно. Он поклонился хозяйке, поцеловал руку Венеции и обошел всех гостей. Представляясь, он нашел для каждого несколько слов. Гости подозрительно косились на этого светского молодого человека с серыми проницательными глазами: было видно, что он хорошо осведомлен во всех областях, а его едкие замечания сразу раскрывали суть вопроса.

Следовало признать, что обед был великолепным: тюрбо с соусом из анчоусов было изумительно, так же как и утки, зажаренные на вертеле. Роберт не был слишком увлечен едой и поэтому успел заметить, что юноша и девушка, которыми он интересовался, проскользнула в столовую, когда остальные гости уже заняли свои места, и сели на дальнем краю длинного стола. Он увидел, как леди Бриджез при этом нахмурилась, но ничего не сказала, и был удивлен, перехватив суровый, но в то же время беспокойный взгляд хозяина.

Платье Изабеллы из белого муслина без всяких украшений делало ее похожей на школьницу, и действительно, оно было сшито два года назад для Венеции, когда та еще посещала Академию миссис Смитсон для юных леди, и с тех пор сильно износилось. Бледный болезненный мальчик — таким его помнил Роберт — стал высоким, шести футов ростом, юношей. Его худые руки торчали из рукавов, ставшего тесным, сюртука. Он казался бы привлекательным, если бы был аккуратно причесан и если бы не резкая складка у пухлого рта, появляющаяся всякий раз, когда он что-то шептал сестре.

Роберт ел, говорил сидевшей рядом с ним Венеции изысканные комплименты, слушал разговоры, в основном, о войне и в большей части содержавшие неточные сведения, и наблюдал за Изабеллой с Ги. Беседа стала гораздо интереснее, когда перешли к местным событиям. К тому времени дамы последовали за хозяйкой в гостиную, оставив мужчин пить вино. Роберт заметил, что когда Джеймс поднялся открыть дверь для матери, он попытался украдкой провести рукой по затылку Изабеллы и обнаженной руке. Но девушке удалось уклониться. «Невоспитанный щенок, — сказал про себя Роберт, — придется его проучить!»

Мужчины засыпали Роберта вопросами о возможности заключения мира, но он был осторожен.

— Это верно, что большинство наших европейских союзников отошли от нас, но их поддержка всегда была сомнительна, а союз с ними ненадежен. Мы загнаны в угол, но наши армия и флот достойно вели себя в Дании и в Египте. Мы считаем, что Бонапарт обеспокоен тем, что мы получили передышку. Однако, добиваясь перемирия, мы не должны забывать об обеспечении обороны страны.

Глядя на встревоженные лица собеседников, Роберт сообщал им свои собственные предположения, неодобряемые Генри Аддингтоном, но горячо поддерживаемые Уильямом Питтом, а тот, будучи Хранителем Пяти Портов, лучше кого бы то ни было знал эти края.

— Я хотел бы предложить вам, джентльмены, построить канал от Эпплдора до Хита вдоль побережья. Точное расположение канала мы определим. Представьте, что если баржи с войсками Бонапарта причалят к этим болотам, они столкнутся с серьезными трудностями: солдатам придется нести оружие и другое снаряжение через болота и через глубокий канал, который будет хорошо обороняться.

Это было для них полной неожиданностью. Они считали, что лучше вырыть канал, чем открыть шлюзы и затопить местность, но, похоже, этот проект дорого обойдется. Без сомнения, большую часть расходов придется нести местному управлению. Предложение обсудили, яростно споря по поводу всех доводов за и против (каждый рассматривал вопрос, имея в виду прежде всего интересы своего собственного кармана), но оно не было отвергнуто. Разведка возможности осуществления этого плана как раз и являлась основной задачей Роберта на данном этапе.

С ироничной улыбкой он оглядел собравшихся.

— Как только что заметил сэр Джошуа, в настоящее время у нас нет сведений о наступлении наполеоновских войск, но если мы будем ждать, пока оно начнется, не заботясь об обороне, то, несомненно, проснувшись в одно прекрасное утро, увидим, как враг шагает по болотам к Лондону.

Примерно час спустя мужчины вернулись в гостиную к дамам. Изабелла помогала тете подавать чай, разнося чашки и серебряные блюда с пирожными.

Роберт взял чашку с чаем, отрицательно покачал головой, отказываясь от сладостей, и улыбнулся ей:

— Надеюсь, вас не ругали сегодня утром из-за того, что вы задержались со мной?

— Все обошлось, — беспечно ответила девушка, хотя ее щека еще горела от жгучей пощечины, полученной от тети Августы за пренебрежение обязанностями. — Я не знала, что вы один из гостей моего дяди.

— Вы разочарованы?

— Нет, конечно, нет. Извините меня. — Она быстро отошла, повинуясь неодобрительному жесту тети.

Только теперь Изабелла в полной мере осознала, что это тот самый Роберт Эрмитейдж, которого так восторженно описывала Венеция. Изабелла поглядела на него, продолжая старательно выполнять свою работу. Она увидела его четкий профиль на фоне окна, когда он наклонил голову, разговаривая с Венецией, и внезапно это пробудило в ней воспоминание, настолько неожиданное, что чашка выскользнула у нее из рук и упала на пол мимо ковра, разбившись на полированном дубовом паркете.

— Изабелла! — в голосе тети Августы явно слышалось раздражение. — Как можно быть такой неловкой! Собери осколки и позвони Франклину.

Удивленные гости оглянулись, и помертвевшая Изабелла почувствовала, как краска заливает ее лицо.

— Извините, — пробормотала она, но не успела опуститься на колени, как ее опередили:

— Позвольте мне, — сказал Роберт, собирая осколки и складывая их на маленький серебряный поднос, который все еще был у нее в руках. — К счастью, чашка была пустой. Смотрите, не порежьтесь.

— Благодарю вас, — прошептала девушка и отнесла осколки тончайшего китайского фарфора на чайный столик, где ее встретили укоризненным шепотом:

— И, пожалуйста, не пытайся привлечь к себе внимание наших гостей таким вульгарным способом, — едко сказала тетя Августа.

Изабелла сдержалась и ничего не ответила. Меньше всего она хотела бы привлекать чье-либо внимание.

— Почему бы тебе не спеть нам что-нибудь. Венеция? — вмешался сэр Джошуа с веселостью, которая ему совсем была не свойственна. — Ты ведь знаешь, как лорду Килгоуру нравится слушать твое пение.

— О папа, — прошептала Венеция, краснея. — Я не уверена, что он захочет слушать меня во второй раз.

— Разумеется, захочу, мисс Венеция. У меня осталось от вашего пения приятное впечатление.

Венеция кокетливо улыбнулась ему.

— Ну, если вы настаиваете…

Она выглядела чрезвычайно привлекательной в платье из розового шелка с пышными рукавами и вышивкой серебром на груди. Девушка напоминала изысканное кондитерское изделие, но Роберт не любил сладкого.

Открывая крышку пианино для Венеции и отыскивая нужные ноты, Роберт заметил, что Изабелла перестала хлопотать у чайного столика и, воспользовавшись случаем, выскользнула в сад через открытую дверь.

Позднее, когда Венеция спела две баллады, чем заслужила громкие аплодисменты, а дочь мэра, уступив просьбам гостей сыграла на пианино, Роберт вежливо отклонил приглашение принять участие в партии в вист и, благополучно избежав встречи с хозяйкой, вышел из дома.

Было еще не совсем темно. Днем пролился небольшой дождь, и сад дышал вечерней свежестью, напоенной ароматом цветов и свежескошенной травы, что было особенно приятно после пребывания в душной гостиной. Он не собирался тотчас же отправиться на поиски Изабеллы, но пройдя по дорожке, завернул за угол дома и, заметив белое платье девушки, сидевшей на каменной скамье у стены, увитой плющом, пошел прямо к ней. Погруженная в чтение Изабелла не слышала, как он подошел, и от неожиданности вскочила. Книга упала на землю. Роберт наклонился и поднял ее вместе с листком бумаги, вылетевшим из книги.

— Не уходите. Я с удовольствием посижу с вами, если можно. Но ведь при таком скудном свете ничего нельзя прочесть.

— Да, видно не очень хорошо. Не могли бы вы вернуть мне книгу?

— Что же вы так прилежно изучаете? — Голос его изменился. — Боже милостивый, Вергилий. Вы действительно умеете читать на латыни?

— Да, действительно умею, — сказала она с вызовом. — И должна приготовить урок для мистера Холланда, а я была так занята весь день, что не успела закончить.

— А кто такой мистер Холланд?

Это имя вырвалось у нее само собой.

— Это тот, кто читает со мной по-латыни, по-гречески, а еще мы занимаемся историей и даже математикой, — выпалила она.

— Вот как? Вы меня удивляете. А сэр Джошуа знает, какой ученый человек нашел приют под крышей его дома?

В голосе Роберта прозвучала насмешливая нотка, и девушка возмутилась.

— Не смейтесь надо мной. Наверное, вы, как мой дядя, считаете, что молоденькие женщины годятся лишь для ведения домашнего хозяйства, для стирки, уборки, вынашивания детей и им нельзя разрешать учиться, читать книги или иметь свое собственное мнение.

— Разве я сказал что-нибудь подобное? Дайте-ка мне посмотреть, что вы там перевели.

Изабелла попыталась вырвать у Роберта листок, но он держал его так высоко, что Изабелла не могла дотянуться.

— «Нет счастья доверчивым людям. Я нашла его, потерпевшего кораблекрушение, нищего, и поделилась с ним всем, что имела. Должно быть, я сошла с ума…» — Насколько я помню, это жалоба Дидоны, упрекающей Энея за то, что он оставил ее. Неплохо, совсем неплохо. Не намек ли это на личный опыт?

Он задел за больное. Рассердившись на снисходительные нотки, которые, как ей показалось, прозвучали в голосе Роберта, она выхватила книгу и листок и собиралась уйти, но он взял ее за руку и задержал.

— Не убегайте от меня. Я не смеюсь, поверьте мне. Я просто удивлен. Не часто встречаются молодые дамы, читающие по-латыни. А переводите вы гораздо лучше, чем я сам.

— Пожалуйста, позвольте мне уйти.

— Подождите. — Он все еще держал ее за руку. — Идите сюда, посидите со мной минутку. Я хочу вас кое о чем спросить.

Изабелла неохотно позволила ему усадить себя на скамью.

— Изабелла, могу я вас так звать, ведь нас не представили друг другу официально. Вы помните меня?

— Мы встретились сегодня на море.

— Нет, не сегодня утром. Шесть или семь лет тому назад на борту корабля, плывущего из Франции одной холодной ноябрьской ночью.

— Не сразу вспомнила, — призналась девушка, немного смутившись. — Но вечером, когда вы говорили с Венецией, мне вдруг все вспомнилось.

«Так вот почему она выронила чашку. Воспоминание обрадовало ее или испугало?»

— На самом деле мне не хотелось бы вспоминать ту ночь, — продолжала она, глядя в сторону.

— Из-за того, что произошло накануне?

— Да. Единственным способом жить дальше было — вырвать это из памяти.

— Но вы сохранили мой плед.

— Он был напоминанием о вашей доброте. Мы с Ги тогда больше всего нуждались в этом. — Она замолчала, потом подняла на него глаза. — А вы, мистер Эрмитейдж, когда вы догадались?

— Сегодня утром, когда вы спасли меня от вашей дикой собаки.

— Бет не дикая, — быстро сказала девушка.

— Конечно, не дикая, и я не боюсь собак. У моего отца в Шотландии их много, и у моей сестры в Лондоне есть два докучливых спаниэля.

— Но вы на них не сердитесь?

— Как можно на них сердиться?

— А мой дядя хотел убить Бет из-за того, что она не отрабатывает свое содержание.

— Но теперь она ваша.

— Ее с трудом терпят. — Вдруг Изабелла очаровательно улыбнулась ему. — Мы с нею играем в прятки.

«Что за прятки? — подумал он, и не дядюшкина ли плеть оставила эти ужасные отметины на ее спине?»

Откуда-то донесся звон колокольчика, и девушка вскочила.

— Уже поздно. Я должна идти. Тетя будет меня искать.

Но он продолжал держать ее за руку, не отпуская от себя.

— Скажите мне, Изабелла, вы здесь счастливы?

— Конечно, счастлива, — слишком быстро ответила она.

— В самом деле?

Он еще держал ее за руку, когда в конце дорожки появилась Венеция и торопливо подбежала к ним:

— Ах, вот ты где пряталась! — сказала она раздраженно, и голос ее напоминал голос матери. — Тебя всюду ищут. А папа спрашивал о вас, лорд. Кое-кто из джентльменов уезжают и хотели бы договориться о завтрашней встрече.

Изабелла уже высвободила свою руку, и теперь Роберт смотрел вслед девушке, торопливо убегавшей в темноту сада. Потом он повернулся к Венеции:

— Сейчас я приду. Прошу прощения, что вам пришлось искать меня. Я не обратил внимания, что уже так поздно.

— Все это время вы говорили с моей кузиной? — спросила Венеция, бросив на него подозрительный взгляд.

— Всего несколько минут. Она больше интересовалась книгой, которую читала, чем мной.

— О, Изабелла — настоящий «синий чулок». Она постоянно брала книги из папиной библиотеки, пока он не запретил ей. Но ведь ей ничего другого не остается, не так ли?

— Не слишком ли это суровое суждение? Она молода и красива.

— Никто этого не замечал. Вы считаете ее красивой? Хотя, в любом случае, это ведь еще не все. Мама уже спрашивала у своих друзей, нет ли у них на примете места для Изабеллы. Бедняжка, боюсь, что скоро ей придется стать гувернанткой или школьной учительницей.

«И ее будут запугивать родители учеников, требуя за минимальную плату научить чему-нибудь своих пустоголовых детей? Или ей придется состариться в одном из этих воспитательных учреждений для дочерей состоятельных джентльменов?» Мэриан рассказывала ему, что это такое. Какая страшная участь для молодой женщины! Снисходительное безразличие Венеции к судьбе своей кузины возмутило Роберта.

— Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из ее будущих учеников научился читать на латинском языке, — сухо заметил Роберт.

— О Боже, конечно, нет! — Венеция положила свою руку на его рукав, посмеиваясь. — Мы в Академии миссис Смитсон ничего такого не изучаем. — Потом она нахмурилась. — Интересно, где же Изабелла учится читать на латыни?

Очевидно, именно это Изабелла скрывает от остальных членов семьи, а он чуть не выдал ее. Роберт пожал плечами:

— Наверное, со своим братом. Кажется, они очень преданы друг другу.

— Ги весь день работает с папиным управляющим, мистером Форестом, — с сомнением в голосе произнесла Венеция. — Пожалуй, я должна рассказать об этом маме.

— На вашем месте я бы этого не делал. Может быть, я ошибся, и не рассмотрел как следует книгу, которую она читала.

— А, может быть, она просто хвасталась. С Изабеллой это бывает. Часто, чтобы пристыдить меня, она начинает при всех говорить по-французски, показывая, как это хорошо у нее получается.

— Но ведь это ее родной язык, — мягко сказал Роберт.

— И мама так говорит.

Тем временем они подошли к дому и вошли в гостиную вместе.

— А, лорд, вот и вы, — радостно воскликнул сэр Джошуа, — гуляете в саду с моей девочкой, а? Ну, ничего, все в порядке. Вот господин мэр хочет договориться с вами, когда завтра он сможет познакомить вас с Фредом Говардом, инженером, отвечающим за состояние шлюзов. Он хотел бы знать, свободны ли вы завтра.

— Разумеется свободен и был бы очень рад возможности встретиться с ним.

Когда обо всем договорились и попрощались, Ян Маккай привел лошадь своего хозяина. Ян родился и вырос в Гленмуре, и служил Роберту с того дня, как тот оставил родной дом, чтобы отправиться на учебу в университет Сент-Эндрю. Он был немногословен, глубоко презирал всех, кто не был шотландцем, но отличался большой преданностью хозяину. Одного взгляда на лицо Роберта ему хватило, чтобы понять его настроение, поэтому Ян молча ехал в Рай следом за хозяином.

Во дворе гостиницы они спешились, и, принимая поводья лошади, Ян сказал Роберту как бы между прочим:

— Ваша девушка, хоть и выглядит кроткой, на самом деле, редкая проказница.

Роберт остановился, не дойдя до двери дома.

— Что, черт побери, ты хочешь этим сказать?

— Когда сэр Джошуа бывает в Лондоне, она встает на заре и скачет по берегу моря на его лучшей лошади, надев бриджи своего брата.

— И где же ты все это слышал?

— Пропустив пару стаканчиков, один из конюхов рассказал мне, чтобы позабавить. Кажется, хозяина здесь не особенно любят и помалкивают о ее проделках.

Роберт нахмурился.

— И ты тоже постарайся помалкивать.

— О, вы ж меня знаете, я нем как рыба. Никто от меня и слова об этом не услышит. Просто я подумал, что вам должно быть интересно об этом знать, вы с нею встречались сегодня утром на берегу.

«Чертов парень! Было ли что-нибудь, чего Ян не знал обо мне», — подумал Роберт, которого одолевали и раздражение, и смех одновременно.

— И я буду тебе благодарен, если ты придержишь язык, — коротко сказал он.

— Да, буду молчать, не беспокойтесь. Доброй ночи, сэр.

И Ян Маккай удалился, лукаво улыбаясь. На этот раз мистер Роберт попался, это уж точно, а такое с ним не часто случается. И никому он, Ян, об этом рассказывать не собирается, даже самой леди Мэриан.

Поднявшись в свою комнату, Роберт снял вечерний костюм, развязал шейный платок, стянул через голову рубашку с оборками и минуту постоял перед зеркалом, разглядывая свое отражение. Мерцающее пламя свечи освещало растрепанные каштановые волосы, серьезные серые глаза, продолговатое загорелое лицо со слегка выдающейся вперед челюстью. Молоденькие девушки не падают в обморок от восторга по поводу его внешности. «Да, черт возьми, уж какой есть!» Скоро тридцать, а его влечет к себе тоненькая девушка, не обладающая теми качествами, которые его отец хотел бы видеть в невесте для своего единственного сына. Роберт не придавал слишком большого значения мнению графа, но что странного в том, что его околдовала обнаженная купающаяся в морских волнах, словно на заре мироздания, красивая девушка? И потом, она вела себя на редкость естественно и не прибегала к женским уловкам, как это делали другие девушки, пытаясь привлечь к себе его внимание. Она читает по-латыни и неплохо переводит, а ведь и он сам был первым по древним языкам в Сент-Эндрю. До сих пор он был влюблен всего лишь раз, или ему казалось, что он был влюблен. Тогда он был молод, ему едва исполнился двадцать один год, и он только что приехал в Лондон. Лейла была старше, обладала редкой красотой и была замужем за человеком, в два раза превосходившем ее по возрасту. Муж ее служил в королевском морском флоте. В течение нескольких месяцев, пока продолжалась связь, он был на верху блаженства. Но все резко оборвалось, когда неожиданно вернулся ее муж, получивший отпуск по болезни, и Роберт вдруг понял, что не сможет выдержать ложь, обман, встречи украдкой. Лейла страшно обиделась на него, а ему трудно было объяснить, что пока ее муж отсутствовал, все было иначе, но теперь что-то вроде юношеского идеализма запрещало ему наставлять рога человеку, которым восхищался и с которым был хорошо знаком. В течение нескольких месяцев он переживал адские муки, а потом понял, что это была лишь физическая боль: тело невыносимо страдало без нее, но ум, душа его чудесным образом освободились.

Роберт разделся, надел ночную рубашку, задул свечу и лег в постель. Он старался сосредоточиться на своем задании, подумать о том, что предстояло выяснить на следующий день для составления толкового отчета о возможностях и условиях строительства оборонительных сооружений. Но мысли его постоянно возвращались к рассказанному Яном.

«Я нашла его, потерпевшего кораблекрушение, нищего, и поделилась с ним всем, что имела». Во время одной из прогулок по морскому берегу на лошади своего дяди, не встретила ли она однажды свою любовь? Чепуха! Он совсем сошел с ума, если думает о такой ерунде. Конечно, это всего лишь болтовня слуг, и в любом случае, какое ему до этого дело? Полезнее было бы поразмыслить над взволновавшим его сообщением о том, что один из контрабандистов в этих краях отлично говорит по-французски и уже совершил один рейс во Францию. Как это можно объяснить? Разумеется, это идеальный способ нелегального проникновения в Англию шпионов вместе со всеми прочими запрещенными предметами роскоши. Следовало бы провести подробное расследование. Капитан Дюран из драгунского полка пригласил его завтра пообедать с ним в Хите, а военные, случается, работают вместе с таможенной полицией, которая наблюдает за шайками контрабандистов, действующими в этой части побережья. Нужно извлечь пользу из приглашения и узнать об этом побольше.

 

Глава 4

— Вы хотели видеть меня, тетя Августа?

Изабелла стояла на пороге комнаты, где леди Бриджез имела обыкновение заниматься хозяйственными делами. Здесь было особенно приятно летом, когда солнечный свет заливал комнату через широкие окна, хотя миссис Бедфорд и беспокоилась, как бы не выцвели дорогие ковры и тонкая вышивка на креслах, выполненная еще бабушкой сэра Джошуа.

Августа глянула на девушку, подняв голову от небольшого письменного стола.

— Входи, Изабелла, подожди немного. — Она повернулась к экономке, стоявшей рядом с ее креслом. — На сегодняшнее утро у нас все решено, миссис Бедфорд. Холодного цыпленка и пирога с мясом дичи нам будет достаточно, ведь сэр Джошуа уехал. Может быть, стоит предупредить повара, на случай, если сэр Джошуа привезет кого-нибудь на ужин.

— Хорошо, леди.

Миссис Бедфорд торопливо вышла, бросив на Изабеллу быстрый дружеский взгляд.

— Закрой дверь и подойди ко мне, — сказала тетя со скрипучими нотками в голосе, что предвещало неприятности.

Изабелла сделала, что ей велели, и смиренно стояла с опущенными глазами, сжав руки, ожидая узнать, в чем она провинилась на этот раз.

Августа изучающе смотрела некоторое время на густые темные локоны, которым не требовались щипцы для завивки, нежный овал бледного лица, брови вразлет, большие глаза, окаймленные длинными ресницами. Она делала все, что было в ее силах, чтобы сломить волю этой проклятой девчонки, и вот что из этого вышло.

— Мне стало известно, что когда мы с сэром Джошуа уезжаем из дому, — решительно начала она, — ты бегаешь к преподобному Гильберту Холланду в Снаргейт, где берешь у него уроки.

Изабелла быстро взглянула на нее.

— Кто вам это сказал?

— Разве это так важно? Это правда, не так ли? Почему меня не поставили в известность? Почему я должна расспрашивать свою экономку о том, что происходит в мое отсутствие? Венеция сказала, что вчера вечером застала тебя в саду с виконтом Килгоуром, перед которым ты хвасталась, что умеешь переводить с латыни!

В ее ледяном тоне звучал явный сарказм.

— Ничего подобного я не делала, — сказала Изабелла, оцепенев от негодования. — Он только спросил, какую книгу я читаю, и я ответила. Это все.

— И поэтому ты держала нашего самого желанного гостя за руку, изо всех сил пытаясь привлечь к себе его внимание? Это просто возмутительно. Боюсь подумать, какое у него сложилось мнение о тебе и обо всех нас!

— Кажется, это только развлекло его, и я не понимаю, почему Венеция так расстроилась. Он ведь еще не обручен с нею.

Бунтарский дух не позволил ей сдержаться, и она все-таки съязвила.

— Не будь такой наглой, — раздраженно отрезала тетя. — Тебе должно быть известно, что твой дядя в плохих отношениях с мистером Холландом. Несколько лет тому назад он поддержал наших арендаторов в их несправедливых обвинениях против сэра Джошуа. Это было очень неприятное дело, и отношения между ними с тех пор прерваны. Ни он, ни его сестра больше никогда не приглашаются в наш дом.

«Они и не собираются снова сюда приходить», — промелькнуло в мозгу Изабеллы. И тут все обиды и разочарования последних недель, жестокое избиение, которому подверг ее дядя, еще причинявшее боль при каждом резком движении, прорвались наружу:

— Я ничего не знала ни о какой ссоре, а даже если бы и знала, почему это должно меня касаться? Мистер Холланд великодушно предложил мне то, за что вам не пришлось платить. С того самого дня, как мы приехали сюда, вы твердите мне, что мы ничего не должны ждать от вас или от моего дяди, и чтобы я как можно раньше начала зарабатывать на жизнь для себя и брата. Но как мне это удастся, если вы ничем не помогаете мне? Кем я должна стать: поденщицей, кухонной работницей, служанкой, которой все отдают приказания? — Она гордо подняла голову. — Я Изабелла де Совиньи, нравится вам это или нет, а Ги — граф де Совиньи. Этого вы у нас отнять не можете, и, если я буду учиться, то, по крайней мере, смогу потом учить других и этим сохраню честь и достоинство имени моего отца…

Слова изливались стремительным потоком, Изабелла вся дрожала, но держалась с достоинством.

— Ты закончила? — ледяным голосом спросила ее тетя. — Не знаю, какой смысл имеет вся эта тирада, но если ты думаешь, что можешь завоевать лорда Килгоура, взывая к его жалости, то позволь заметить, что ты допускаешь большую ошибку. Роберт Эрмитейдж — сдержанный человек, гордый как дьявол, а его отец, хоть и удалился от светской жизни, но он — граф Гленмур и, разумеется, не примет с распростертыми объятиями в качестве невесты своего сына незаконную дочь нищего французского дворянина.

Бессильная ярость охватила Изабеллу.

— Это гнусная ложь! Когда-нибудь я это докажу вам, клянусь, докажу.

— Каким образом? Пошлешь во Францию запрос, чтобы сделали выписки из регистрационных книг? — с напускной жалостью спросила тетя. — Моя дорогая девочка, революция все их давно уничтожила. Ты и тебе подобные, все вы — нищие и живете британской милостыней, и ты должна помнить об этом. Мы воюем с Францией, и войне еще не видно конца.

Слишком долго приходилось Изабелле скрывать обиду и горечь. Теперь она должна сказать все, что думает, какое бы наказание не обрушилось затем на ее голову.

— Чего же тогда так боится мой дядя? — отважно спросила она. — Того, что однажды мой брат может потребовать долю наследства, принадлежащую нашей матери, и которую вы украли у нас?

Эти слова задели Августу за живое, она вскочила на ноги.

— Молчи, ты, гадкая девчонка! Ты говоришь о том, чего не знаешь. Иди в свою комнату. Я побеседую с тобой позже.

Но Изабелла не тронулась с места.

— Я слишком долго молчала. Почему вы так ненавидите нас? Почему? Из-за моей матери? Вы возненавидели ее еще и потому, что ваш муж сильно любил свою сестру? Вы завидовали ее красоте, успеху и ее счастью, когда она сбежала из этого ненавистного дома? Поэтому вы хотите уничтожить нас, ее детей?

Это было сказано в запальчивости, но произвело ужасающий эффект. Два красных пятна появились на щеках тети.

— Как смеешь ты говорить такие злые слова? Ведь если бы не мы, вы с братом просили бы подаяние на улице? Я все расскажу твоему дяде. Пусть сам решает, как тебя наказать.

Она задохнулась от злости и так сильно ударила девушку по щеке, что на ней остались кровавые следы от тяжелых колец.

Изабелла застыла, чувствуя, как струйка крови стекает ей в рот. Она пыталась справиться с душившей ее яростью. Потом схватила старинную китайскую вазу со столика и изо всех сил швырнула ее на пол так, что ваза разлетелась на сотни осколков. Потрясенная своим собственным неистовством она, не двигаясь, несколько мгновений стояла над разбитой вазой, затем выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

Девушка стремглав промчалась по лестнице мимо одной из служанок, застывшей с метелкой в руках, и удивленно смотревшей ей вслед.

Оказавшись в своей комнате, Изабелла намочила полотенце водой из кувшина и прижала его к пораненной щеке, все еще дрожа и отчетливо осознавая свое несчастье. Если бы только она могла завязать в узелок свои немногие пожитки, накинуть плащ, позвать Бет и уйти из Хай-Уиллоуз навсегда! Но как это сделать? Ей некуда было идти, не было друзей, которые могли бы приютить, не было денег на дорогу, и еще у нее был Ги. Она не могла оставить брата. Что бы ни случилось, они должны быть вместе.

Изабелла представить не могла, какое наказание придумает для нее тетя Августа, и как поведет себя дядя, когда она расскажет ему о вызывающем поведении племянницы. Девушка невольно вздрогнула, вспомнив жалящую плеть на своей обнаженной спине. Она взяла шаль и торопливо сошла вниз по лестнице, стараясь держаться как можно спокойнее, а потом выскользнула через кухонную дверь. Изабелла позвала Бет, та всегда крутилась поблизости, и побежала через сад и дальше по тропинке, ведущей к берегу моря, единственному месту, где действительно можно было побыть одной.

Несколько часов спустя там с ней случайно встретился Роберт Эрмитейдж. Он возвращался верхом после долгого и полезного объезда болот с Фредом Говардом, который показался Роберту способным, хорошо разбирающимся в своем деле инженером.

Изабелла, обхватив руками колени, сидела на берегу и, не отрывая глаз, смотрела на серое пенистое море. С утра светило солнце, но потом облака затянули небо. Резкий, холодный ветер спутал темные волосы девушки.

Она была слишком поглощена своими печальными размышлениями и не услышала стука копыт. Лежавшая с нею рядом собака подняла голову, узнала друга и снова улеглась, приветливо помахав хвостом. Роберт спешился и направился к Изабелле, ведя лошадь рядом. Скрежет гальки под его сапогами заставил ее встрепенуться, но головы она не повернула.

— Сирена должна сидеть на скале и петь, расчесывая волосы золотым гребнем, — сказал он, улыбаясь девушке. И тут же голос его изменился. — У вас расстроенный вид. Что-нибудь случилось?

— Нет, что может случиться?

Ветер отбросил волосы с ее лица, и он увидел жестокую отметину руки Августы: синяк на скуле уже начинал темнеть, кровавые царапины засохли.

— Вы поранились, — с сочувствием заметил Роберт и опустился рядом с ней на колени. — Что произошло?

— Я споткнулась и упала на камни, — бесцветным голосом ответила Изабелла.

Он не поверил: о камни так нельзя ушибиться. Кто-то ударил ее и очень сильно ударил. Сначала — избиение плетью, а теперь и это. Что же скрывалось под внешне спокойной маской этого семейства?

Роберт мягко сказал:

— Нужно приложить что-нибудь, чтобы сошел синяк, холодный компресс, например, и какую-нибудь мазь.

— Да, хорошо, — равнодушно ответила девушка, потом спохватилась, вспомнив, что следует быть вежливой. — Как вы провели утро, мистер Эрмитейдж?

— Совершал объезд болот. Здесь много интересного. Думаю, нам придется сделать линию обороны вдоль побережья.

— И тогда всем придется уехать отсюда?

— Посмотрим, как сложатся обстоятельства. Мы надеемся, что сейчас Бонапарт слишком занят Европой, чтобы строить планы захвата Британии. Не думаю, что в настоящий момент есть причины для беспокойства.

Собственные горести казались Изабелле гораздо более значительными, чем возможная высадка французской армии на берегах Англии. Она повернулась к Роберту лицом:

— Зачем вы сказали Венеции о мистере Холланде вчера вечером?

— Я не говорил, — быстро ответил он, — во всяком случае, уверен, что не говорил. Упомянул о вашем умении читать на латыни и все, клянусь вам. А в чем дело? Это был секрет?

— Пожалуй, что так, — устало проговорила Изабелла. — Я всегда знала, что дядя этого не одобрит. Теперь оказывается, мистер Холланд, он викарий в Снаргейте, поссорился с сэром Джошуа несколько лет тому назад и, следовательно, любые отношения с ним строго запрещены.

— Понятно. Извините, если я нечаянно навлек на вас неприятности.

— О, вы не виноваты. Вы не могли об этом знать, и потом, зачем вам что-то скрывать от Венеции?

— Почему вы так говорите?

— Но вы же собираетесь обручиться с нею, не так ли?

Роберт нахмурился.

— С чего вы взяли?

— Мне так показалось. Венеция этого хотела бы, и мне известно, что тетя все подводит к этому.

Она заметила, как омрачилось его лицо, и поняла, что этот человек может быть суровым и непреклонным.

— Если то, что вы говорите, правда, то мне следует принять меры к тому, чтобы мое дружеское расположение к юной леди не поняли неправильно.

— Значит это неправда?

— Это никогда не было правдой.

Изабелла взглянула на него, потом снова перевела глаза на море.

— Я рада. Мне кажется, Венеция вам не подходит.

— Вот как? Почему? Она очень хорошенькая.

— Она ни слова не может прочесть по-латыни и вообще в книги не заглядывает.

Изабелла произнесла эти слова с детской непосредственностью, что позабавило и очаровало Роберта.

— Знаете, моя сестра сказала то же самое, но в еще более резких выражениях. Мэриан всегда без сомнений высказывает свое мнение.

Раньше ей казалось, что она может сказать Роберту все, что приходит ей в голову, и он выслушает ее и поймет, но сейчас, когда упреки тети еще звучали в ушах, она поняла, какими дерзкими могли показаться ее слова. Не думает ли он, что она намеренно пыталась привлечь его внимание к себе?

— Извините, — смутилась Изабелла. — Мне не следовало говорить вам такие вещи. Мы ведь недавно знакомы.

— Не так уж и недавно. На самом деле, мы очень старые друзья, не так ли?

— Тетя никогда не простит меня. Ее самое большое желание — увидеть Венецию графиней.

— В таком случае, боюсь, ей придется долго ждать, — сухо сказал он. — У моего отца отличное здоровье. — Он улыбнулся, взглянув на ее удивленное лицо. — Не бойтесь. Я не скажу ни слова, просто постараюсь выпутаться из неприятного положения, в которое попал, сам того не зная.

— Венеция будет крайне разочарована.

— Боюсь, что она разочаровалась бы еще больше, если бы я и вправду собирался на ней жениться. Моя сестра не устает повторять мне, как трудно со мной жить.

— Она так говорит. Почему?

— По разным причинам.

Изабелла шлепнула себя по губам.

— О Боже, опять. Я не должна была спрашивать вас об этом. Приношу свои извинения. Это не совсем прилично.

— А что прилично?

Она вздохнула.

— Точно не знаю. Мистер Холланд — единственный джентльмен, с которым я беседую, а ему уже за шестьдесят. Джентльменом был мой отец, но его убили.

— А меня вы считаете джентльменом? — насмешливо спросил Роберт.

С минуту она серьезно смотрела на него.

— Вы — как старший брат. Мне всегда хотелось иметь старшего брата. Понимаете, я чувствую себя ответственной за Ги. Хорошо было бы с кем-нибудь разделить эту ответственность.

— А чего хочет ваш брат?

— Вырваться отсюда и жить своей собственной жизнью, всего-навсего. Мне кажется, если бы не его привязанность ко мне, он бы уже давно убежал и записался бы в королевскую армию.

— Это был бы очень опрометчивый шаг.

— Я ему говорю то же самое, но все равно ему очень плохо здесь, и я боюсь иногда, что он сделает какую-нибудь глупость.

Изабелла отвела глаза, а Роберт смотрел на прелестный овал ее лица со странным томлением в сердце. Ему хотелось сказать: «Может быть, я смогу что-нибудь сделать для вас?» Но он знал, что не должен вмешиваться. Это могло бы изменить течение его жизни, а он не имел права рисковать. И еще: Роберту хотелось побольше узнать о девушке.

Он тихо сказал:

— Когда я увидел вас и вашего брата на корабле в ту ночь, я понял, что с вами произошло что-то ужасное. Вы не хотите мне об этом рассказать?

— Я никому и никогда не рассказывала, — шепотом ответила Изабелла. — Все это погребено в моей душе, да никто и не захотел бы выслушать или попытаться понять. Ги был еще слишком мал. Ему лучше забыть.

— Но вы не забыли?

— Нет. Воспоминания все еще преследуют меня. — Она помолчала с минуту, потом начала говорить, уже не останавливаясь. Даже Люсьену она не открывала своего сердца. Это он говорил ей, а она зачарованно слушала, но с Робертом все было иначе.

— Это началось в тот день, когда революционеры пришли в замок… Раньше были только разговоры и слухи, но вот они окружили нас и стали угрожать…

Образы множились в ее мозгу по мере того, как она описывала любимого дедушку в толпе революционеров, кровь на его седых волосах и то, как они забивали его до смерти, весь тот безумный день, гнетущее чувство страха: человек, которого они считали другом, так коварно предал их. За те месяцы, что Роберт провел в Париже, он видел много подобных трагедий: мужей разлучали с женами, матерей — с детьми, и, что хуже всего, озлобленные люди видели в гильотине верное средство отплатить за старые обиды.

— Когда-нибудь я хотела бы вернуться туда, — говорила Изабелла, увидеть замок, где мы выросли. Хотелось бы доказать всем, что мы с Ги не самозванцы… — Она повернулась и посмотрела на Роберта. — Как вы считаете, замок еще сохранился?

В глазах девушки стояли слезы, и Роберт испытывал огромное желание обнять ее и сказать: «Видит Бог, когда-нибудь я сам отвезу тебя туда». Но это было невозможно. Вместо этого, он произнес:

— Очень может быть, что не все было разрушено, и мир наступит раньше, чем мы думаем.

— Спасибо, что выслушали меня.

Она бросила на него долгий взгляд и отвернулась. Они немного помолчали, потом вдруг Изабелла сказала:

— Вы заметили? Ветер стих, и море спокойное, как молоко. В это время года, когда отлив, часто так бывает. Мне никогда не надоедает наблюдать за морем. Это помогает забыть собственные горести. А там — корабли, — мечтательно продолжала она, — видите? Такой штиль, что они едва плывут.

Роберт проследил глазами за ее рукой. Море было похоже на слегка смятый серый шелк.

— Какое точное описание. Вы сами это сочинили или кто-то написал?

Роберт улыбнулся.

— Увы! Я не поэт. Эти строки написаны неким Сэмюэлем Тейлором Кольриджем. Вы когда-нибудь слышали о нем?

— Нет, никогда. Мистер Холланд просто замечательный, но он все-таки немного старомоден. Он считает, что ни один современный поэт не может сравниться с поэтами прошлого.

— Это необходимо исправить, — заметил Роберт, — но не сейчас, к сожалению.

Изабелла вздохнула.

— Уже, должно быть, очень поздно, а я и так провела здесь целый день. Нужно возвращаться.

Он подал ей руку, помогая подняться, потом достал часы.

— Боже мой, уже почти пять.

— Ой, я должна бежать.

— Проводить вас до Хай-Уиллоуз?

— В этом нет необходимости. Я хорошо знаю дорогу. Вы скоро возвращаетесь в Лондон?

— Через несколько дней. Надеюсь, мы еще увидимся.

Роберт взял поводья своей лошади, лениво щипавшей траву.

Изабелла стояла, выпрямившись, и глядела на него снизу вверх. Потом она вежливо произнесла:

— До свидания, мистер Эрмитейдж, и спасибо, что поговорили со мной.

— Мне это доставило удовольствие, — и, повинуясь велению сердца, как в то холодное ноябрьское утро, он поднял к губам ее маленькую руку и поцеловал.

Изабелла стояла на тропинке и смотрела, как он уезжает по направлению к Райю. Чувство безнадежного одиночества, не покидавшее ее весь день, сразу отступило. Как тогда, много лет назад, его дружеская поддержка помогла ей обрести спокойствие и уверенность в себе.

В поместье царила тишина. Венеция с матерью только что вернулись из утомительной поездки с визитами к знакомым и теперь отдыхали в ожидании ужина. Сэр Джошуа вернулся один, без друзей, значит, вечерняя трапеза будет спокойной. Изабелла не стала ломать себе голову: оставаться ли ей в комнате или встретиться лицом к лицу с тетей, как будто между ними ничего не произошло. Возможно, что беседа с Робертом Эрмитейджем придала ей храбрости. Она смело вошла в столовую. Щека опухла и потемнела. Сама того не осознавая, Изабелла одержала, пусть маленькую, но победу. Об этом говорило хотя бы то, что тетя не захотела ворошить тягостные для обеих воспоминания — вряд ли Изабелла в ее нынешнем расположении духа покорно перенесла бы наказание. Злость на непокорную племянницу все еще бушевала в Августе, но она ничего не сказала мужу. Ги сразу обратил внимание на лицо сестры и встревожился больше, чем если бы сам заработал такой синяк.

— Боже мой, Белла, — воскликнул он, — что это с тобой?

— Я споткнулась и упала на камни.

— Лучше бы ты упала на свою проклятую собаку, — проворчал Джеймс, в последнее время постоянно пребывавший в плохом настроении. — Эту суку надо прибить.

— Почему? — спросила Изабелла, защищая свою любимицу. — Бет тебе ничего плохого не сделала.

— Она скалит зубы, когда я прохожу мимо.

— Ты сам виноват. Сбросил ее как-то с лестницы. Она такого не забывает.

— Еще раз попадется у меня на дороге, я ее пристрелю.

— Если ты это сделаешь, то поплатишься, — запальчиво встрял Ги.

— Смотри-ка, оказывается, он умеет говорить. А я-то думал, кошка съела твой язык, — издевательским тоном произнес Джеймс. — На что мне рассчитывать, кузен? На пару ударов кулаком?

— Ты хочешь меня оскорбить? — Ги вскочил на ноги. — Если на то пошло, я тебе покажу, что можно сделать кулаками! Мы это выясним раз и навсегда. Выходи!

— Ради Бога! Прекратите! — прогремел голос сэра Джошуа и раздался такой удар кулаком по столу, что все подпрыгнули. — Кончайте перебранку, вы двое. Джеймс, оставь собаку в покое. Вреда от нее нет. А ты, Ги, чем драть глотку попусту, мог бы помогать вечерами мистеру Форесту с расчетами. Он завален работой.

— Я работаю весь день, и никто не заставит меня работать еще и по вечерам! Пусть мистер Форест идет ко всем чертям. — И Ги пулей вылетел из столовой, не доев свой ужин.

— Несносный мальчишка! — пробормотал Джеймс. — Шуток не понимает.

— Оставь его в покое, — буркнул его отец.

— Ах, Боже мой! — капризно воскликнула Венеция. — Неужели мы не можем спокойно поужинать без этих глупых ссор? Папа, мы останемся здесь на все лето? Нельзя ли поехать на несколько недель в Бат, как в прошлом году? Сегодня мы навестили знакомых, так вот, абсолютно все, кроме нас, туда уезжают. Правда, мама? Это так грустно.

— Может быть и грустно, но на поездку в Бат ушло бы столько денег, сколько стоит дюжина новых платьев для вас обеих, и Бог знает, что еще. — Но сэр Джошуа уже смягчился. Венеция всегда была его любимицей. — Посмотрим. Может быть, позднее, перед отъездом в Лондон. — Он взглянул на жену. Мы с матерью это обсудим. Попробуем убедить молодого лорда Килгоура провести с нами несколько дней. Ты хочешь этого, кошечка моя? — Он хитро посмотрел на дочь и ущипнул ее за щеку.

Венеция вскинула головку.

— О, папа, ну что ты! Не говори так.

«Да, но что об этом думает сам лорд Килгоур?» — с нежностью подумала Изабелла. Она-то знала Роберта гораздо лучше, чем все остальные.

Изабелла нашла причину выйти и тут же отправилась на поиски Ги, но он уже исчез. И это повторялось почти каждый вечер. Она знала, что брат сошелся с самыми отчаянными парнями во всей округе: младшими сыновьями фермеров и некоторыми разнузданными молодыми помещиками — другой компании у него здесь не было. Обычно они собирались в «Корабле на Якоре», и Ги, который был раньше таким милым скромным мальчиком, не выносил вида крови и предпочитал уткнуться в книгу, чем участвовать в шумных играх, теперь стремился стать жестоким и бесчувственным. Он заставлял себя участвовать в петушиных и собачьих боях, охотился на крыс с маленькими терьерами в огромных амбарах, от которых раньше пришел бы в ужас. Изабелла была почти уверена, что он примкнул к шайке контрабандистов, которую возглавлял Джонти Дейли, хотя брат и, отрицал это. По-своему привлекательный, самоуверенный и самонадеянный Джонти как раз и был человеком, способным понравиться Ги в его состоянии.

В тот вечер Изабелла долго стояла у окна и смотрела в сад. Эти ночи крестьяне называли «лунной темнотой»: это — когда исчезает полная луна и нарождается новый тонкий серп месяца. Именно в эти ночи лодки выходили в море навстречу французским люгерам, чтобы взять у них товар и потом выгрузить его здесь, на этом затерянном пустынном берегу. Людей было немного — все местные, и секретов никто не выдавал. Таможенная полиция была немногочисленной, и ей редко удавалось поймать контрабандистов, но даже если и удавалось, ни один суд не мог вынести справедливый приговор. Свидетели, при необходимости, не моргнув глазом могли поклясться, что в ночь происшествия обвиняемый лежал в постели больной или находился, по крайней мере, в пяти милях от места, где поймали контрабандистов. И только иногда, прибегнув от отчаяния к помощи драгунов, удавалось на время усмирить нарушителей закона. В Рустиндже несколько месяцев висели на цепях почерневшие тела двух контрабандистов, как страшное напоминание о том, что может случиться с преступниками.

«Но не с Ги, — подумала она, — это невозможно». Но страх не покидал Изабеллу.

На следующий день Изабелла сидела в комнате экономки и занималась штопкой вышитого экрана для камина, прожженного в один из зимних вечеров искрами от горящих угольков. Работа была скучная и требовала внимания в подборе оттенков для вышитых цветов. Нужные нитки она отыскивала среди спутанных клубков шерсти в большой корзине и делала маленькие аккуратные стежки на одной из самых красивых вещиц, вышитых ее бабушкой, слывшей известной рукодельницей во времена старой королевы Анны. Дома было очень тихо. Венеция и ее мать выехали в карете, а сэр Джошуа отправился навестить друзей в Кентербери. Когда Изабелла отложила иглу и распрямила усталую спину, в двери она увидела голову лакея.

— К вам джентльмен, мисс.

— Ко мне? Ты, должно быть, ошибаешься. Это к Венеции, а не ко мне. Скажи ему, что она вернется к пяти часам.

— О нет, он хочет видеть именно вас, — сказал Франклин, входя в комнату с добродушной фамильярностью, которая не нравилась ей с их самой первой встречи.

— Это тот самый лорд Килгоур, — продолжал он, — поклонник мисс Венеции.

— Ты слишком многое себе позволяешь, — холодно сказала Изабелла. — В таком случае, надо выйти к нему. Скажи, что я буду через минуту.

Когда слуга вышел, девушка сняла передник и недовольно осмотрела свое старое платье, которое надела утром, собираясь работать в нем весь день. Опухоль уже немного уменьшилась, но синяк образовал огромный черный фонарь под глазом: но тут уж ничего не поделаешь. Она пригладила волосы, поправила бант, стягивавший их сзади, и сбежала вниз по лестнице.

Роберт стоял у окна. Когда Изабелла вошла в гостиную, он тотчас же обернулся.

— Я осмелился заехать к вам и отдать это.

Изабелла взяла протянутую ей книгу и, сдвинув брови, прочитала название: «Лирические баллады».

— Вы помните, вчера мы говорили о Кольридже: «Иль нарисован океан и нарисован бриг?» Ну вот, вы найдете эти стихи в «Сказании о старом мореходе», крайне таинственной и романтической поэме, и другие стихи, в том числе его друга Уильяма Водсворта. Я подумал, что книга должна вам понравиться.

Этот неожиданный подарок — такая редкость для нее — взволновал девушку до глубины души.

— И вы решили привезти ее мне? Как мило, как вы добры. — Изабелла открыла книгу наугад, прочла несколько строчек, потом подняла глаза на Роберта. — Как мне хочется показать эту книгу мистеру Холланду!

— Почему бы не сделать это прямо сейчас?

— Сейчас? Я не знаю, возможно ли. Ведь я рассказывала вам, как это нелегко.

— Если вы не против, — невозмутимо продолжал Роберт, — я был бы счастлив сопровождать вас. Мне необходимо встретиться с возможно большим числом людей в этих краях, а тут предоставляется такая возможность.

Это было правдой. Он действительно старался побольше узнать о жизни местной общины не только в связи со строительством укреплений, но и из-за развернувшейся здесь нелегальной торговли, а кто же лучше, чем викарий, знает местных жителей. Была и еще одна — личная причина, о которой он предпочел умолчать.

Изабелла нахмурилась, но потом вдруг улыбнулась, как шаловливый ребенок: он сам давал ей повод, сам предложил, и тетя Августа вряд ли будет ругать ее за то, что она откликнулась на просьбу ее самого важного гостя.

— Вы не против пойти через Волланд Марш? Правда, дорога не очень хорошая. Ничего?

— Согласен. На конюшне присмотрят за моей лошадью?

— Разумеется. Я скажу Джейсону.

На это потребовалась всего минута. Лошадь отвели на конюшню, и Роберт и Изабелла зашагали по узкой тропинке. Солнце пробивалось сквозь облака, вокруг пахло травой и водой. Они остановились на ступеньках, ведущих к изгороди. Роберт помог своей спутнице подняться по ним, сам постоял немного, опершись о верхнюю перекладину, окидывая взором обширные пастбища, расцвеченные лютиками. Овцы с подросшими ягнятами мирно пощипывали травку.

— Странно подумать, что до того, как сюда пришли римляне и построили первые дамбы, в этих местах были сплошные болота.

— Иногда зимой луга все же затопляются. Они превращаются в огромные блестящие озера. Морские птицы вьются над ними и, кажется, что живешь на острове. Барти сутками не бывает дома: он сгоняет овец, особенно, если овцам пора ягниться. Однажды в январе мы с Гвенни выкормили пятерых ягнят из рожка, потому что их матери утонули.

Роберт был так внимателен, с ним так легко было говорить, что Изабелла забыла свою робость, забыла, что он является высокопоставленным чиновником Министерства иностранных дел, и продолжала весело рассказывать о повседневной жизни, сообщая о себе гораздо больше, чем ей казалось.

У ворот дома викария они заметили старую белую кобылу. Кобыла пошла к ним через поле в надежде получить лакомство. Изабелла нежно погладила бархатистые ноздри.

— Сегодня ничего нет, Роси, дорогая, извини. Роси была тощая, как пугало, когда мистер Холланд вызволил ее у жестокого человека, морившего бедняжку голодом. Вот почему у нее имя — Росинанта, почти как клячи Дон-Кихота, — объяснила Изабелла. — Но сейчас она довольно упитанная.

— Так вы читали «Дон-Кихота»?

— Да, но не на испанском. Это оказалось слишком трудным.

— Вы меня удивляете. Я думал, вы читаете по-испански с такой же легкостью, как по-латыни.

— Мистер Эрмитейдж, вы надо Мной смеетесь?

— Боже упаси! — Он сорвал пучок сорной травы и протянул лошади. — Я слышал, что в отсутствие дяди вы берете его лучшую лошадь и мчитесь во весь опор вдоль побережья.

Изабелла удивленно взглянула на него.

— Откуда вы знаете?

— Неважно, но не беспокойтесь. Обещаю, что не выдам вас.

— Наверное, вы думаете, это неприлично? Я знаю, если бы моей тете стало об этом известно, она подумала бы именно так. Но как увлекает верховая езда! Началось все, когда однажды Джейсон повредил себе ногу и не смог заняться с Джуно, поэтому я поехала вместо него. — Изабелла посмотрела вдаль. — Давным-давно в Совиньи у меня была красивая лошадка, ее звали Ромэн. Обычно я ездила верхом вместе с отцом. — Тень пробежала по ее лицу, и она быстро продолжила: — Нужно поторопиться. Видите: мисс Холланд в саду. Ей интересно будет познакомиться с вами.

Харриет Холланд склонилась над клумбой. Вокруг талии у нее был повязан передник, а большой белый чепец, завязанный под подбородком, защищал ее от солнца. Увидев незнакомца, она выпрямилась.

— Я привела к вам в гости друга, — сказала Изабелла, открывая ворота. — Это Роберт Эрмитейдж, виконт Килгоур. Он хотел бы поговорить с мистером Холландом.

— Я не подаю руки, лорд, потому что занимаюсь прополкой, — извинилась она, в некотором замешательстве глядя на элегантно одетого молодого человека. Роберт с улыбкой смотрел на нее. — Сорняки растут так быстро, что я никак не могу с ними справиться.

— Вы напоминаете мне мою бабушку, — весело сказал Роберт, — ей почти восемьдесят, но она не перестает заниматься садоводством, хотя это ей уже трудновато, особенно, если с моря дует сильный ветер. В начале марта он буквально сбивает с ног, но ничто не может остановить ее.

— Я понимаю, что должна чувствовать ваша бабушка. Сад не может ждать, и работа приносит удовлетворение, когда видишь плоды своего труда, — продолжала мисс Холланд, вытирая руки о передник. Не согласитесь ли вы выпить с нами чаю, лорд? Изабелла, отведи джентльмена к викарию, он в своем кабинете, а потом помоги мне на кухне.

Мистер Холланд, с диковинным растением в руке, в очках, опасно балансирующих на кончике носа, склоненный над раскрытой книгой, не поднял глаз, когда Изабелла открыла дверь и ввела Роберта Эрмитейджа в тесную комнату, похожую на шкаф.

— Одну минуту, Харриет, сейчас приду, — раздраженно пробормотал он. — Я пытаюсь определить, что это за редкое растение.

Роберт заглянул ему через плечо.

— Кажется, мне знакома эта книга. «Paradisus» Джона Паркинсона? Моя бабушка называет ее библией садовода-любителя.

— Действительно, это так. Кроме того, она содержит собранные в течение более двухсот лет сведения о растениях. У меня — первое издание, — гордо заявил мистер Холланд. — Вчера я нашел это растение на болотах, оно мне совершенно не знакомо, и я как раз пытался определить корневую систему.

Потом викарий замолчал и поднял глаза.

— Боже милостивый, о чем только я думаю? Я не сообразил… — Он встал со стула. — Примите мои извинения, сэр.

— Не беспокойтесь, мистер Холланд. Я — Роберт Эрмитейдж, — сказал Роберт, протягивая руку. — Изабелла рассказала мне, как она читает с вами латинские тексты, и я уговорил ее познакомить меня с вами.

— В самом деле: она читает по-латыни. Очень способная ученица, в отличие от многих молодых людей, которым я имел несчастье преподавать. Вы о чем-то хотели поговорить со мной, сэр?

— Да.

Мистер Холланд безжалостно смахнул книги и бумаги с одного из стульев.

— Садитесь, дорогой сэр, устраивайтесь поудобнее. Изабелла, милая, сбегай предупреди мою сестру, что у нас гость.

— Она уже знает.

Отношения между двумя мужчинами, так удачно начавшиеся с разговора о страстном увлечении мистера Холланда, становились все более дружескими. Изабелла тем временем отправилась на кухню к мисс Холланд.

— Кто он такой? — шепнула та, вынимая свой лучший сервиз китайского фарфора, тонкий, как яичная скорлупа, и раскладывая свежеиспеченные лепешки на блюде.

— Тетя Августа надеется, что он сделает предложение Венеции, — сказала Изабелла, намазывая лепешки клубничным джемом.

— В самом деле?

— Мне кажется, она ошибается относительно его намерений. Ее ждут разочарования. Его отец — граф Гленмур.

Мисс Холланд бросила на девушку проницательный взгляд.

— Должно быть, у джентльмена хватило здравого смысла предпочесть кого-то другого?

— Вы имеете в виду меня? О нет, это немыслимо. Просто он немного сочувствует нам с Ги. Получилось так, что он случайно находился на корабле, доставившем нас в Англию. И еще, он развеселился, застав меня за книгой Вергилия, когда я пыталась переводить.

Мисс Холланд вздохнула и пошла с полным подносом в гостиную.

— Но он приехал в Кент не только из-за Венеции?

— Нет. Он — важная персона в Министерстве иностранных дел, говорил с дядей и другими влиятельными людьми края о береговых укреплениях. Уверена, он и сейчас обсуждает этот вопрос с мистером Холландом.

— Понимаю, — сказала Харриет, накрывая на стол, в полной уверенности, что все вытянет из Гильберта, когда гость уйдет. — Раз у нас все готово, дорогая, полагаю, надо бы позвать джентльменов, пока я не налила кипяток в чайник.

Чаепитие прошло великолепно. Роберт сразу же покорил сердце Харриет, заявив, что более вкусных лепешек он не пробовал со времен своего шотландского детства.

— Повар моей бабушки пек целые горы лепешек, и когда я приходил из школы, то наедался ими досыта.

— Весь секрет — в чугунной сковороде, а моей пользовалось не одно поколение, — сказала чрезвычайно польщенная мисс Холланд. — Только так можно получить наивысшее качество.

Изабелла показала книгу, и мистер Холланд, посмотрев ее, заявил о своих взглядах на изменения, которые должны произойти в поэзии, как и во всем остальном. Но сказал, что все-таки считает, что поэзия следует быть возвышенной и мелодичной, и уж никак не фантастической и не описывающей обыденную жизнь.

— Но разве Катулл не писал стихов, обращенных к воробью своей возлюбленной, а Гораций не слагал од о ферме Сабины? — добродушно улыбнувшись, спросил Роберт, и мистер Холланд рассмеялся.

— Вы правы, сэр. Дело в том, что у стариков привычки уже укоренились, и они предпочитают богов своей юности, забывая, что время идет вперед.

Когда Изабелла и Роберт собрались уходить, мисс Холланд извинилась за скромное угощение. Роберт взял ее руки в свои.

— Ни в коем случае не извиняйтесь, дорогая леди. Уже много лет я не испытывал такой радости.

— Приходите повидать нас снова, если у вас найдется время, — сказал мистер Холланд. — Думаю, я смогу кое-что еще рассказать вам о здешнем народе, и мне приятно поговорить с молодым человеком, для которого не являются единственной темой беседы кулачные бои или собачьи бега.

Они вернулись в Хай-Уиллоуз. Возмездие неминуемо пало бы на голову Изабеллы, если бы не вмешался Роберт. Он самым искусным образом обезоружил тетю Августу.

— Где ты была? — бушевала та. — Франклин сказал мне, что приехал с визитом лорд Килгоур, и ты повела его к преподобному Холланду. А ведь я тебе ясно сказала, как обстоят дела. Это непростительно с твоей стороны.

— Боюсь, это я виноват, леди Бриджез, — непринужденно вмешался Роберт, пока Августа переводила дыхание. — Мне нужно было встретиться с мистером Холландом, и ваша племянница любезно предложила познакомить меня с ним. Я провел время с большой пользой для себя.

— Понимаю. Ну, если дело обстоит именно так…

— Это действительно было так. Сегодня днем я приехал к вам с визитом, — ровным голосом продолжал он, — намереваясь спросить, не пожелают ли юные леди сопровождать меня в поездке в Дуврский замок в воскресенье. Я получил приглашение от губернатора, и кроме того, будет очень интересно посмотреть этот памятник нашей истории. Привлекает также возможность взглянуть на содержащихся там французских пленников.

Изабелла с удивлением посмотрела на Роберта. Рассматривание несчастных французов, как зверей в зоопарке, не должно было быть привлекательным времяпрепровождением для него. Но тетя Августа уже смягчилась и благосклонно улыбалась.

— Какое замечательное предложение! Муж уехал на несколько дней, но а мы сможем совершить небольшое путешествие. Венеции будет очень интересно. Правда, дорогая? Она обожает такие поездки. Не останетесь ли вы поужинать с нами, лорд?

— Благодарю вас, но вынужден отказаться. Капитан Дюран из драгунского полка пригласил меня посетить вместе с ним и другими офицерами ярмарку в Хите. Мне пора уже в путь, если я не хочу опоздать. Прощаюсь с вами до воскресенья, мисс Венеция, мисс Изабелла. Надеюсь снова увидеться с вами. — И Роберт, откланявшись, удалился.

— Не понимаю, почему ты согласилась, мама, — сердито сказала Венеция. — Мне совсем не хочется все воскресенье бродить вокруг какого-то старого замка.

— Захочешь, дорогая. Тебе это будет очень полезно. Со стороны лорда Килгоура было очень любезно предложить такую поездку. Я уверена, отец был бы очень доволен.

— А как же насчет Изабеллы, мама? Он и ее пригласил.

— Ну, если в карете будет место, и если миссис Бедфорд освободит ее от работы… Там будет видно.

Изабелла понимала, что это значит. Ее никогда не брали с собой на прогулки в карете: на пикники и в поездки по разным интересным местам края. Всегда в последний момент находили какую-нибудь вескую причину, чтобы оставить ее дома. Обычно она не возражала, предпочитая быть предоставленной самой себе, но на этот раз она возмутилась. Чего опасается тетя Августа? Что она может отбить поклонника у Венеции? Это же просто смешно!

Лишь оказавшись в своей комнате, Изабелла вспомнила о книге, которую все еще держала в руках. Какой сегодня был чудесный день! Воспоминание успокоило ее. Она села на кровать, чтобы рассмотреть книгу получше. На чистом листе в начале книги было написано: «От Мэриан с любовью». Должно быть, это его сестра. Роберт дал ей свою собственную книгу, и почему-то Изабелле это понравилось. Ее опыт общения с мужчинами, подобными Роберту, был так мал, что казалось, она не всегда его понимает. Роберт обращался с ней непринужденно, был обходителен, любезен и немного насмешлив — вел себя, как старший брат.

Через несколько минут она закрыла книгу, осторожно положила ее на стол и выдвинула ящик, где хранила кольцо, подаренное Люсьеном. Она взяла его и надела на палец. Разве оставил бы он ей это кольцо, если бы не собирался когда-нибудь вернуться? То, что она спасла ему жизнь, связало их особыми узами. Изабелла прижала руку к лицу, и вновь нахлынули все волнения, переживания, страсть и напряжение тех дней. Если бы она могла улететь отсюда к нему, далеко, в неизвестность! На какое-то мгновение тоска так сильно завладела ею, что закружилась голова. Наконец волнение прошло. Все кончено.

Ничто не повторится. Она сняла кольцо и положила обратно. Пора возвращаться на землю, к повседневной домашней работе. Мечтать о неосуществимом — пустая затея, и девушка это хорошо знала.

 

Глава 5

В то прекрасное воскресное утро Изабелла все же села в карету рядом с Венецией и была больше всех поражена этим обстоятельством. Она отлично понимала, что не должна была бы здесь находиться, если бы не спокойная настойчивость мистера Эрмитейджа и тот простой факт, что у леди Бриджез разболелась голова, а отправить Венецию одну, без подходящей спутницы, было немыслимо. В последний момент с ними решил поехать и Джеймс. Итак, девушки отправились в дорогу в сопровождении двух молодых людей, скакавших по обе стороны кареты.

Для завтрака они ненадолго остановились в маленькой деревушке Фолькстоун, примостившейся на высоких скалах. Старожилы считали тишину и спокойствие этого места целительными. Потом вся компания двинулась через пустошь от Уоррена к Дувру. Изабелла смотрела на высокого всадника, отлично державшегося в седле, и думала о том, как приятно обрести друга, даже если на самом деле это мимолетный каприз человека, которому, очевидно, наскучило окружавшее его общество.

Изабелла никогда не уезжала дальше, чем на несколько миль от Хай-Уиллоуз с того дня, как приехала из Франции, поэтому ей все было интересно. Венеция зевала, Джеймс наотрез отказался осматривать замок, но Изабелла сосредоточенно слушала молодого капитана, отлично разбиравшегося в истории, которому было поручено провести их по замку. Он сказал, что Дуврский замок часто называют «ключом Англии» и что на этом высоком холме укрепления были сооружены задолго до нашествия воинов Вильгельма Завоевателя. Гости послушно подняли головы и посмотрели на высокие каменные стены, подумали, как холодно здесь должно быть зимой, и решили, что не хотели бы жить здесь. Из высоких окон они посмотрели на скопление живописных домов у моря и поразились грандиозной башне старинного маяка, построенного римлянами во времена сооружения первых укреплений. Затем, облегченно вздохнув, они выбрались через узкий проход на оцинкованную крышу, где на скамьях расположились французские пленные, вероятно, самые приличные и хорошего поведения. Здесь они мастерили всякие забавные вещицы, и им было разрешено продавать их посетителям замка.

Яростный порыв ветра, налетевший с моря, чуть не сорвал чепец с головы Изабеллы, взметнув ее волосы буйной массой кудрей, пока она, смеясь, завязывала ленты чепца. Ветер вырвал зонтик из рук Венеции и неминуемо унес бы его за парапет, если бы не молодой лейтенант морского флота, который ловко поймал его, вернул девушке и получил в награду сияющую улыбку и сказанное шепотом «спасибо».

Джеймс, к тому времени присоединившийся к ним, вдруг хлопнул лейтенанта по плечу.

— Перри Конвей — вот здорово! Какого черта ты здесь делаешь?

— Я в отпуске после ранения, живу у своей тетки. Чуть не потерял ногу, и, похоже, буду списан на берег — вот неудача, — ответил тот.

— Ты знаком с моей сестрой? — продолжал Джеймс.

— Мы встречались в Лондоне весной, — ответила за него Венеция, протягивая лейтенанту руку. — Вы выглядите намного лучше, чем тогда.

— О, да, мне лучше. Теперь я могу не только ходить, но даже бегать в случае необходимости.

Изабелла заметила, как кузина покраснела и улыбнулась лейтенанту, и он ответил ей улыбкой. «Уж не тот ли это младший сын в семье, кандидатуру которого так решительно отверг сэр Джошуа?» — подумала Изабелла. Но тут ее внимание привлекли поделки заключенных. Среди изделий был крошечный кораблик, выточенный из бараньей косточки, попавшей в скудный рацион пленника. Кораблик был оснащен парусами, искусно сплетенными из ниток мешковины тюремного матраса. Изабелла воскликнула от восхищения, любуясь тонкой работой, и моряк, обрадовавшись родной речи, стал ей подробно описывать все детали кораблика.

Изабелла сказала:

— Извините… я хотела бы купить эту вещицу, но у меня нет с собой денег.

— Позвольте мне купить ее для вас, — предложил Роберт, оказавшийся рядом.

— О нет, нет, не надо… я не могу согласиться, — запротестовала девушка.

— Напротив, в этом нет ничего особенного, — и он положил деньги на стол. — Это акт милосердия. Бедняга сможет купить себе что-нибудь: табак, например, или еще что другое.

— Откуда такое искусное мастерство? — спросила Изабелла, восхищаясь изящной работой.

— Моряки не всегда заняты сражениями или работой на корабле. Выпадают дни, недели, месяцы бездействия и скуки, и так как не многие из них умеют читать и писать, они находят применение своим рукам.

Другие моряки, почуявшие возможных покупателей, столпились вокруг них. Один изможденный парень с багровым шрамом на щеке гордо показывал крохотную гильотину.

Он продемонстрировал ее в действии: установил на нужное место щепку и опустил заостренный металлический нож — щепка разлетелась на две половинки.

И вновь Изабелла будто наяву увидела отвратительную черную машину, установленную на рыночной площади города, через который они проезжали тогда, как толкают вперед ее отца, как с визгом опускается лезвие. Она быстро отвернулась, почувствовала руку Роберта, обнявшую ее за плечи, и уткнулась лицом в его сюртук. Это длилось всего мгновение, потом Изабелла подняла голову.

— С вами все в порядке? — шепотом спросил он.

— Да, вполне. Как глупо получилось. — Но руки ее дрожали, и она поспешила отойти от него. Отдалившись от всех, она направилась к парапету подышать соленым ветром. Море искрилось под лучами солнца.

— Я не хотел расстраивать леди, — пробормотал моряк. — Здесь многим нравится эта игрушка.

— Не сомневаюсь, — с горькой усмешкой проговорил Роберт.

Он уже готов был последовать за Изабеллой, как какой-то человек подошел к нему сзади и хлопнул его по плечу.

— Именно вас я и хотел видеть, — сказал капитан Дюран. — Сегодня утром я получил сведения, которые, уверен, вас заинтересуют.

— В самом деле? Что за сведения?

С видимым нежеланием Роберт позволил увести себя к дверному проему.

Изабелла медленно шла вдоль перапета, сердясь на себя и на свою внезапную слабость. Завернув за береговое укрепление, она вдруг оказалась в месте, защищенном от ветра, и остановилась, глядя в сторону гавани, заполненной кораблями. Но перед ее внутренним взором вставали серые стены замка Совиньи и ореховая роща, от которой исходило бело-розовое сияние, когда весной деревья зажигали свечи своих цветов. Она вспоминала, как она, веселая и беззаботная, бежала по траве в объятия отца.

Увидят ли они с Ги снова свой замок или Анри Риваж так и будет владеть им в награду за свое предательство?

Девушка вздрогнула и откинула голову, прильнув к нагретой солнцем каменной стене. Из задумчивости ее вывели голоса, раздавшиеся из узкой щели, выходившей на противоположную сторону стены. Что-то в разговоре привлекло внимание Изабеллы.

— …нам донесли. Это произойдет сегодня, по всей видимости будет хороший улов. — В ответ что-то сказали шепотом. Голос продолжал: — Я не имею права называть какие-либо имена, но это абсолютно верные сведения, и таможенная полиция попросила у меня несколько моих людей им в помощь. Не хотите ли поехать с нами? Сможете разузнать кое-что, имеющее отношение к вашему делу.

Изабелла была уверена, что говорил капитан Дюран, но голоса его собеседника она не расслышала.

— «Корабль на Якоре» — это их пристанище, но до сих пор нам не удавалось поймать их с поличным. На это раз все будет иначе…

Голос стих, а Изабеллу вдруг начал бить озноб. Она поняла, в чем дело: этой темной безлунной ночью контрабандисты ожидали товар из Франции, а кто-то, вероятно, их предал. Что же ей делать? Должна ли она предупредить их или позволить события развиваться своим чередом, дабы свершилось правосудие? Мысль о Ги пронзила ее. Что будет с ним? С ними ли он? Если он попадет в западню, что с ним сделают? Остальные умели выпутаться из затруднительных положений, но из Ги легко могут сделать козла отпущения. Он — чужак, иностранец, никто не захочет рисковать своей головой, спасая его.

Ей захотелось сразу же вернуться домой, найти брата, убедиться, что он не собирается предпринимать ничего опасного ни сегодня вечером, ни в другое время. Хотя она узнала, что опасность угрожает ему не сию минуту, но все равно боялась опоздать.

Лорда Килгоура и его спутников, как особенно дорогих гостей, угостили вином и пирожными в апартаментах губернатора. С ними вели светскую беседу, а время уходило, и Изабелла едва сдерживала нетерпеливые возгласы при мысли о том, как надолго они могут задержаться.

В обратный путь отправились так поздно, что приехали в Хай-Уиллоуз лишь к десяти часам вечера. Роберта Эрмитейджа уговаривали остаться на ужин, но он сказал, что заедет на следующий день, чтобы попрощаться, так как должен вернуться в Лондон.

— Дела, — сказал он с улыбкой, слегка пожав плечами. — Война продолжается, и я должен подчиняться приказам. Нужно достойно играть свою маленькую роль.

Изабелла вспомнила, что вроде бы раньше он говорил, что собирается остаться подольше, но была слишком взволнована, чтобы удивиться, почему планы Роберта изменились. Она постаралась освободиться как можно быстрее и отправилась на поиски Ги, но нигде не смогла его найти.

— Он не говорил, куда пойдет? — спросила она у Гвенни.

— Вроде нет, мисс, но сюда заходил Джонти Дейли, — недовольным тоном продолжала служанка, — спрашивал мастера Ги. Франклин его прогнал, сказал, чтобы убирался: нечего ему тут крутиться. Но потом мастер Ги сам сошел вниз и попросил меня передать вам, что он, может быть, вернется поздно и чтобы вы не беспокоились.

Итак, опасения ее подтвердились: Ги собирается присоединиться к Джонти и его людям. Что же делать? Сейчас она не могла выйти из дома незамеченной. Подали ужин, и начались расспросы тети Августы: какие места они проезжали, кого встретили и как их принимали? С должным уважением, она надеется? Если бы сэр Джошуа не уехал, то, наверное, сопровождал бы их.

Изабелла подробно отвечала, тщательно подбирая слова и избегая упоминать лейтенанта Конвея. Вдруг Венеция потеряла терпение:

— Ну, правда, мама, сколько можно спрашивать об одном и том же? Разве так уж важно, кого мы встретили? Это была обыкновенная поездка, вот и все. И мы не на судебном разбирательстве. Если хочешь знать, мы просто чудесно провели время, и не знаю, как Изабелла, а я смертельно устала и иду спать. — Она выпорхнула из комнаты и побежала вверх по лестнице.

— Не знаю, что с нею происходит в последнее время, — пробормотала тетя Августа. — Она становится просто невыносимой.

— Наверное, скучает по лондонскому обществу, — отважилась заметить Изабелла, чуть ли не впервые сочувствуя Венеции. — Может быть, ей здесь тоскливо.

— Глупости! — резко оборвала ее тетя. — Ничего подобного. Всегда можно найти, чем заняться, если подумать. Нынешняя молодежь такая безответственная! Вечно чем-то недовольны! Всегда требуют невозможного. — Она пристально посмотрела на Изабеллу. — Тебе тоже лучше бы пойти спать. Ты выглядишь усталой. Завтра предстоит много дел. Не устраивать же тебе выходной каждый день, сама понимаешь.

Изабелла, облегченно вздохнув, поспешила выйти из комнаты. Высокие напольные часы в холле били одиннадцать, когда она проходила мимо. Сейчас или никогда. Если Ги не вернулся, то нужно найти его. Она подождала, пока в доме все стихнет. Двери и окна закрыли и заперли на засовы. Небо затянуло тучами, но ночь стояла теплая, и дождя не предвиделось. Изабелла накинула шаль на свое тонкое платье и осторожно спустилась по черной лестнице. С бьющимся сердцем она отодвинула засов на двери, ведущей в сад. Бет вышла из своего угла, но Изабелла, приласкав ее, приказала быть послушной и оставаться дома. Потом она проскользнула в дверь и тихо прикрыла ее за собой.

Ночь была очень темной, и если бы Изабелла не знала так хорошо дорогу, то легко могла бы заблудиться. Но все равно, идти было трудно, она спешила, опасаясь, что может опоздать, и не раз споткнулась в своих тонких ботинках.

Раньше она никогда не выходила из дому в такой поздний час. Болота вдруг наполнились странными тенями и зловещими звуками. Резкий вскрик филина напугал ее чуть ли не до смерти, мелкие зверьки вышли на ночную охоту и шуршали в стогах сена. Жутко крикнула лисица, ветер просвистел в высоком тростнике, растущем вдоль канав. Страшная темная тень перешла тропу, и, только когда раздалось негромкое блеянье, стало понятно, что это была овца.

Наконец показались смутные очертания «Корабля на Якоре». Но вокруг все было спокойно: ни звука, ни проблеска света. Должно быть, они все уже на берегу.

Изабелла отправилась дальше, смело перепрыгивая через кучи гальки. Слева вырисовывалась башня маяка. Девушка остановилась перевести дыхание, и вдруг в море загорелся и погас, как звезда, огонек. Был ли это ответ на сигнал с берега? О Боже, наверное, они уже там! И Ги вместе с ними. Она совершенно запыхалась, ноги скользили по камням, и тут она неожиданно наткнулась на кого-то в темноте. Ее схватили за плечо, и чьи-то пальцы подняли ее лицо за подбородок, чтобы рассмотреть, и тогда она увидела, что это Ги.

— Боже милостивый, — прошептал он. — Белла… Какого черта ты здесь делаешь?

— Я пришла предупредить тебя, — тяжело дыша сказала она. — Я случайно подслушала разговор в Дувре. Таможенная полиция и драгуны идут по вашему следу.

— Что? Ты уверена?

— Вполне. Я слышала, как об этом говорил капитан Дюран.

— Подожди здесь, — быстро сказал он. — Не двигайся. Я должен все рассказать Джонти.

Ги исчез в темноте. Изабелла прошла несколько шагов вслед за ним. Теперь девушка различала темные фигуры на берегу. Увидела она и лодку, но не поняла, отплывала она или приближалась к берегу. «Быстрее, быстрее, быстрее!» — шептала она про себя, стоя неподвижно, стиснув руки, молясь, чтобы все обошлось.

Но спустя миг все, казалось, превратилось в ад: загорелись фонари, заполыхали факелы, раздались выстрелы. Люди бегали и кричали, она слышала скрип упряжи и ржание лошадей. Потом снова появился Ги, он оттолкнул ее назад.

— Пригнись, — быстро сказал он, спрячься. А то тебя заденут. — Он потащил ее к кустам на краю поля. — Ложись. Закрой лицо, чтобы тебя не увидели.

Изабелла почувствовала, что брат держит ее за руки, и упала на колени, а Ги тут же снова убежал.

Дрожа от страха, от которого сжималось все внутри, Изабелла вцепилась в траву. Началось настоящее сражение. Можно было различить солдат в форме, они стреляли из ружей, но было непонятно: чтобы убить или просто пугали. Сколько времени провела она, мучаясь от неизвестности, Изабелла не имела представления. Потом совсем рядом она услышала, как мужской голос воскликнул: «Получай, подонок!» — Раздался выстрел, и послышался топот бегущих ног. Через мгновение человеческое тело рухнуло прямо на нее. Девушка отшатнулась и с ужасом увидела, что рядом с нею ничком лежит Ги. Трясущимися руками Изабелла перевернула брата на спину — он был жив.

— Меня только задели, — пробормотал Ги, но на его рубашке и на ее руках была кровь.

Изабелла оттащила Ги в кусты, и в это мгновение заметила, что кто-то еще склонился над ними.

— Боже мой, что вы здесь делаете? — прошептал Роберт Эрмитейдж.

— То же самое я могла бы спросить у вас, — сердито ответила Изабелла. — Это вы стреляли в него?

— Нет, но лучше вам спрятать Ги под своей шалью, если не хотите, чтобы его арестовали и повесили. Сидите как можно тише. Я сейчас вернусь.

Роберт ушел, и она услышала, как кто-то недоуменно спрашивал:

— Ей Богу, я задел одного из них. Куда этот дьявол мог побежать?

— По берегу, приятель, к гостинице. Изабелла услышала шуршание гальки, потом снова появился Роберт.

— Мне ясно, кто именно стрелял в Ги. Теперь оставайтесь здесь и сидите тихо. Я постараюсь выяснить, что происходит.

Роберт отошел, а Ги спросил слабым голосом:

— Что он здесь делает?

— Я сама хотела бы знать. Лежи смирно. Попробую остановить кровь.

Изабелла отвернула подол платья и решительно оторвала оборку своей белой нижней юбки, затем расстегнула рубашку брата и, скомкав оборку, приложила ее к кровоточащей ране.

Ги застонал от боли, и сестра озабоченно сказала:

— Как же доставить тебя домой?

— Я в порядке, дойду сам, — ответил Ги, но, попробовав сесть, понял, что это невозможно: голова кружилась, а у Изабеллы не хватило бы сил поддерживать его при ходьбе.

— Мне надо немного отдохнуть, — пробормотал он.

Изабелла свернула шаль и подложила ему под голову вместо подушки, раздумывая, к кому обратиться за помощью. Крики и шум начали стихать, но она боялась пошевелиться.

Некоторое время спустя пришел Роберт, и Изабелла торопливо спросила его, что произошло.

Арестовали пару человек, но остальные скрылись с большей частью добычи. Капитан Дюран в ярости, что неудивительно после всех приготовлений. Наверное, кто-то предупредил их.

— Да, это я предупредила, — с вызовом сказала Изабелла.

— Вы? Как же вы узнали?

— Случайно. Я услышала, как капитан рассказывал об этом сегодня днем. Но я не знала, что вы поедете вместе с ними, — осуждающе произнесла она.

— У меня были на то причины, — сухо ответил Роберт, но я ни в кого не стрелял, уверяю вас. А вам следовало подумать, что вы преступаете закон. Так ведь?

— Я не думаю о законе, мне нужно было спасать Ги, и если вы хотите доложить о том, что я сделала, то докладывайте.

— Не думаю, что в этом есть необходимость. — Он перевел взгляд с нее на юношу, лежащего с закрытыми глазами. — Главное — решить, что нам делать с этим молодым человеком.

— Не стоит беспокоиться, — прошептал Ги, пытаясь сесть. — Я могу позаботиться о себе сам.

— Но не сейчас, и подумайте, как быть с вашей сестрой? Вы что же, хотите, чтобы ее схватили и посадили в тюрьму вместе с вами?

— Конечно, нет. Если бы только вы помогли мне добраться до «Корабля на Якоре»…

— Напрасная надежда, друг мой. Таможенники уже там и обыскивают все сверху донизу. Вам будет трудно объяснить, как вы получили это огнестрельное ранение.

И то же самое было бы, отправься они в Хай-Уиллоуз. Утром пришлось бы отвечать на вопросы сэра Джошуа. Несколько мгновений все молчали, потом Изабелла вдруг вскочила на ноги.

— Я придумала. А что, если мы доставим его к мистеру Холланду? Он нам поможет, я уверена.

— Это выход из положения, — пробормотал Ги.

— У меня здесь есть лошадь. Мы поможем Ги сесть в седло. Вы уверены, что мистер Холланд согласится? Ведь придется разбудить его среди ночи.

— Абсолютно уверена, и у нас будет время, чтобы подумать, как быть дальше.

— Совершенно верно. Подождите, пока я приведу лошадь. Я сейчас вернусь.

Ги ослабел от боли и потери крови, но Роберту удалось подсадить его, и юноша вцепился за луку седла, борясь со слабостью. Силы покидали его с каждой минутой.

Понадобилось довольно много времени, чтобы добраться до домика викария. Харриет Холланд, в кружевном чепце и красном фланелевом халате, открыла дверь в ответ на их нетерпеливый стук. Она сразу же приняла командование на себя, проявив гораздо больше собранности и смекалки, чем ее брат, который был преисполнен благих намерений, но слишком нервничал и волновался. Викарий ясно осознавал лишь наличие бочонка с бренди в его кладовке и не представлял себе, что он ответит, если раздастся стук в дверь и рассерженный капитан Дюран потребует проведения обыска в его доме.

К счастью, ничего такого не случилось, а мисс Холланд и Роберт Эрмитейдж понимали друг друга без слов. Они чуть ли не на руках отнесли Ги в гостиную, положили на диван и сняли куртку и рубашку.

— Ему чертовски повезло, — заметил Роберт, осмотрев рану. В его беспокойной и часто опасной жизни ему не раз пригодились знания по оказанию первой помощи. — Пуля прошла навылет через верхнюю часть предплечья и, следовательно, нет надобности в хирурге. Немного теплой воды, несколько бинтов, и, думаю, все обойдется.

Предложение, Изабеллы помочь было отвергнуто. Она обиделась, что ей довелось всего лишь держать наготове миску с водой и мазь с бинтами в то время, как промывали и очищали рану, накладывали один из чудодейственных травяных бальзамов, приготовленных мисс Холланд, перевязывали руку. Ги побелел как снег, но терпеливо переносил боль.

— Молодец, — сказал Роберт, вымыв и вытерев руки полотенцем, протянутым Изабеллой. — Вы держались хорошо. Я вам должен задать несколько вопросов, но сначала немного замечательного бренди мистера Холланда.

— Но сейчас его нельзя утомлять, — воскликнула Изабелла, — ведь он так слаб. Это бесчеловечно. Он должен отдохнуть.

— Отдохнет позже. Мне необходимо кое-что выяснить. Фактически я ради этого принял участие в этом неудавшемся задержании.

— Я не позволю, — возразила непокорная девушка.

— Боюсь, что придется позволить, а потом он будет полностью в вашем распоряжении.

Мистер Холланд принес бренди. Роберт налил немного в бокал и подложил за спину Ги подушку. — Выпейте маленькими глотками. — Он оглянулся на всех остальных, слегка улыбаясь. Думаю, и всем нам не помешает немного выпить.

— Мне кажется, поздняя ночь — не совсем подходящее время, — сказал викарий.

— А я считаю, вполне подходящее, — прервала его сестра. — Ты выглядишь плоховато, Гильберт. Мне и самой глоток не помешает. Это всем нам придаст бодрости.

— Как вы правы, дорогая леди, — прошептал Роберт и налил немного бренди в стоявшие на подносе бокалы.

«Такого Роберта Эрмитейджа я не знала», — подумала Изабелла, робко отпивая бренди и чувствуя, как разлившееся внутри тепло помогает ей справиться с внутренней дрожью. Обходительность, добродушное подшучивание столичного жителя исчезли. Теперь это был человек, полностью контролирующий себя и окружающих, решительный, не терпящий возражений и вмешательства в свои дела.

Мисс Холланд сразу же почувствовала его непреклонную решимость. Она выпила свою порцию бренди и, кивнув брату, вышла из комнаты, прихватив миску и полотенце. Гильберт Холланд бросил обеспокоенный взгляд на Изабеллу и вышел вслед за сестрой, оставив Роберта наедине с Ги и Изабеллой.

Роберт придвинул свой стул к дивану, взял у больного бокал и поставил на стол позади себя.

— Ну как, уже лучше? Хорошо. Теперь всего один-два вопроса.

— Нет, — твердо сказала Изабелла. — Нет. Это нехорошо. Почему вы не можете оставить его в покое?

— Не вмешивайтесь, моя дорогая, иначе я попрошу вас оставить нас наедине.

Изабелла отшатнулась, рассердившись: ей показалось оскорбительным, что под маской дружелюбия скрывалось желание выудить сведения о них с братом.

— Нельзя ли поскорее покончить с этим? — устало сказал юноша. — Продолжайте.

— Разумеется. — Роберт наклонился к Ги. У меня создалось впечатление, что за последние несколько месяцев вы довольно часто совершали рейсы во Францию и обратно. Ги нахмурился.

— Как вы об этом узнали?

— Неважно. У меня есть свои осведомители.

— Шпионы, надо думать, — горько заметила Изабелла.

— Не вмешивайся, Белла. Это касается только меня, ты здесь ни при чем, — голос Ги обрел твердость, какой раньше у него не было. — На самом деле, я был там всего дважды.

— С какой целью? Не для того ли, чтобы нелегально привезти в страну одного из шпионов Бонапарта?

— Нет, не для этого, — продолжал Ги с негодованием. — Ничего подобного. Просто мы налаживали новые связи с торговцами. Единственного свободно говорившего по-французски члена шайки схватили в прошлом году, и Джонти очень мешало плохое знание языка. Он боялся, что его надуют. Видите ли, они собирались привозить и другие товары, а не только джин, бренди и чай.

— Это вам удалось?

— Да, кажется, получилось. Я приобрел большой опыт, работая с расчетными книгами мистера Фореста.

— Понятно, а в вашей компании никто не упоминал о нелегальном эмигранте, который хотел пересечь пролив на одном из торговых судов?

— Да, — неохотно ответил Ги, — был разговор, но я к этому не имею никакого отношения. Джонти сказал, что дело обернулось плохо, и парень, кто бы он ни был, то ли не пришел на место встречи, то ли утонул.

— Утонул? — повторила Изабелла, не сдержавшись. — Ты сказал — утонул?

Роберт обернулся, чтобы посмотреть на девушку.

— Чему вы так удивились? Вам что-нибудь известно?

— Ровным счетом ничего. Что я могу знать, кроме того, что это случилось давно.

— Понимаю… — Он задумчиво взглянул на нее и снова обернулся к Ги. — Ведь бесполезно просить вас назвать имена торговцев, с которыми вы имели дело?

— Я не доносчик, — холодно сказал Ги. Помолчав, он медленно продолжал: — Но у меня есть сведения, которые могут вас заинтересовать.

— О чем?

— Об угрозе вторжения. — Роберт посмотрел на него скептически, но Ги собрался с силами и быстро проговорил: — Это было в таверне, где я должен был ждать. Там сидело несколько моряков, некоторые из них были бретонцами. А у нас в замке конюхом служил бретонец. Я в детстве неплохо говорил на их наречии. Так вот, они смеялись над доверчивыми англичанами, говорили, что те поверили мнимым приготовлениям к переправе, которые ведутся вдоль всего побережья. А там сосредоточены лишь дырявые баржи, на которых нельзя и через пруд переплыть, не то что через пролив.

— М-мм, очень интересно, если это правда.

— Это правда. Когда я уловил, о чем речь, то задал им пару вопросов.

— А они не поняли, кто вы?

— А как бы они узнали? Я был для них всего лишь бретонским пареньком, ожидавшим, пока за ним придут.

Роберт задумался и посмотрел на Ги.

— Смышленый парнишка. Теперь вот еще что. Я знаю, вы меня не послушаете, но я все-таки хочу дать совет: держитесь подальше от контрабандистов и от всяких дел с французами. Не только потому, что это дело незаконное, но и потому, что вы находитесь в уязвимом положении. Вы — француз, говорите на своем родном языке, — когда власти услышат об этом, вам не оставят никаких шансов. Вы ведь не хотите оказаться в тюрьме с сестрой на все время войны? Не думаю, что у сэра Джошуа возникнет горячее желание вас спасать, если дело коснется ареста или судебного разбирательства.

— Это верно, — сказал Ги. — Он будет только рад избавиться от нас.

Приоткрыв дверь, мисс Холланд осторожно заглянула в комнату.

— Можно нам войти? Мы с Гилбертом хотели бы обсудить, что делать с нашим больным. Не лучше ли ему остаться здесь с нами, хотя бы на эту ночь?

— Мой дядя завтра возвращается домой и, конечно, услышит все о захвате контрабандистов от капитана Дюрана, — сказала Изабелла.

— И, разумеется, захочет узнать, почему драгуны стреляли в его племянника, особенно, если его опознают, — продолжал Роберт. — Я прав?

— Да, — грустно подтвердила Изабелла, — да, правы.

— Контрабандисты меня не выдадут. В этом можете быть уверены, — быстро вставил Ги.

— Воровская честь? — сухо спросил Роберт. — Допустим, я могу рассказать ему о своем личном участии в этом гнусном деле в качестве наблюдателя и что Ги пошел со мной, чтобы проводить меня, ну и из любопытства.

Юноша приподнялся, стиснув зубы от боли.

— Мы не дикие животные, даже, если за нами охотятся. Дядя никогда вам не поверит.

— Может быть, и не поверит. Как и ваши товарищи. Узнав об этом, они скорее склонны будут думать, что вы и есть тот предатель, что выдал их. Кажется, вы проигрываете по всем статьям, мой друг.

— Я могу выкрутиться, — сказал Ги. — Я не ребенок. Это всего лишь сквозная рана, и если я буду выполнять всю работу, которую мистер Форест мне поручит, а я не буду возражать — он же терпеть не может бумажной работы — то много вопросов он задавать не станет. Иногда я даже остаюсь в конторе по вечерам, когда много работы. Я могу проводить там все свое время, и никто в Хай-Уиллоуз не станет задавать вопросов. Но, кажется, вы забыли об одном обстоятельстве. Нужно доставить Изабеллу домой, пока не заметили ее отсутствия.

— Оставайтесь здесь, молодой человек, — твердо заявил Роберт. — Я провожу вашу сестру в Хай-Уиллоуз. — Он взглянул на девушку. — Вы сможете вернуться в дом?

— О да, я оставила дверь незапертой, и вам не нужно обо мне беспокоиться. Я знаю дорогу.

— Думаю, нам лучше поторопиться, — продолжал Роберт, не обращая внимания на отказ от помощи. — Скоро рассвет, и домашние начнут просыпаться.

— Не беспокойся о брате, дорогая, — сказала Харриет, накидывая плащ на плечи Изабеллы. — Мы о нем позаботимся, и я уверена, никто, даже сэр Джошуа, не помыслит сомневаться в правдивости рассказа мистера Эрмитейджа.

— Вы мне льстите, мэм, — сухо сказал тот.

— Проводите Изабеллу домой, а если хотите провести у нас остаток ночи, то для вас здесь найдется постель.

— Вы оба проявили чудеса стойкости, но я больше не стану вас беспокоить. Присмотрите немного за моей лошадью, я скоро вернусь за нею. Надо подумать, что предпринять утром.

Изабелла поцеловала брата и обняла мисс Холланд. Они вышли из дома и попали в пронизывающий насквозь предрассветный ветер. Небо начинало светлеть, и на востоке появилась первая лимонно-желтая полоска.

Шли быстрым шагом, и, хотя Изабелла была бы рада избежать прикосновений Роберта, она так сильно устала, что была благодарна, когда его рука поддерживала ее, если она спотыкалась на неровной почве.

В доме все было тихо. Никто еще не вставал, хотя вот-вот должны были начать раздувать огонь в очаге и носить воду для огромных котлов и кастрюль. Дверь так и оставалась незапертой. Девушка хотела проскользнуть в дом, но Роберт задержал ее на мгновение, повернув к себе лицом.

— Не печальтесь. Все обойдется, я вам обещаю. — Почему вы все это делаете для нас? — прошептала она.

— Скажем, потому что я испытываю дружеские чувства к вам обоим. Когда-то мне тоже было семнадцать лет, и я был бунтарем.

— Это все? — Лицо Изабеллы было бледным. Она вопрошающе смотрела на него своими потемневшими глазами. Роберт видел, как она дрожит на холодном утреннем ветру. Он наклонился и поцеловал ее прямо в губы.

— Вот почему, если хотите знать, — вдруг произнес он и легонько подтолкнул ее к двери, прежде чем уйти.

Она тихо стояла, не в силах пошевелиться, потому что поцелуй был странным, неожиданным. Потом она быстро вошла в дом, закрыла дверь на засов и осторожно поднялась по лестнице, спеша спрятаться в своей комнате.

Изабелла опустилась на кровать в полном изнеможении. Так много всего произошло за один вечер, что мысли путались. Беспокойство за Ги, гнев на Роберта Эрмитейджа, который, как ей показалось, использовал ее и брата в своих собственных интересах, а теперь еще и это. Что она могла подумать? Друг он или нет? Что он имел в виду, задавая свои вопросы? И что он знал? И потом, ведь был еще Люсьен. Говорил ли Роберт о Люсьене? Но Люсьен не шпион, она в этом уверена. Слава Богу, она его не выдала, не упомянула его имя.

Изабелла устало поднялась и начала стягивать с себя платье, которое испачкала кровью, когда перевязывала рану Ги на берегу. Она погрузила лицо в холодную воду. Уже было поздно ложиться спать. Скоро встанет Гвенни, а Изабелле еще нужно приготовиться к выполнению своих многочисленных обязанностей и притвориться, будто ничего особенного не случилось. Она расчесала свои спутанные волосы, не переставая удивляться, дотронулась до своих туб, которые поцеловал Роберт. Она чувствовала себя так, словно ее застали врасплох. Но чего-то она не понимала, и это очень ее беспокоило.

Завтра Роберт вернется в Лондон, к жизни, о которой Изабелла ничего не знала. Когда он появился, Изабелле показалось, что дверца клетки немного приоткрылась в широкий мир, а теперь снова захлопнулась. Как и Люсьен, Роберт пришел и ушел. Изабелла задумалась: увидит ли она когда-нибудь Роберта снова?

 

Глава 6

Совершенно случайно Ги повезло. Сэр Джошуа прислал записку, что не вернется до конца недели, и Изабелла, как и остальные домочадцы, облегченно вздохнула. Ко времени возвращения хозяина ночное происшествие будет забыто. Капитан Дюран, явившийся в полдень с визитом, рассказал о неудачном ночном рейде и, оправдываясь, намекнул, что, очевидно, кто-то из Хай-Уиллоуз замешан в этом деле. На что тетя Августа ответила ледяным тоном:

— Удивляюсь я вам, капитан, как это вы можете предположить такое. И будьте абсолютно уверены, никто в нашем доме никогда не имел никаких дел с этой шайкой преступников.

— Но нам сообщили, леди, — отважился высказаться несчастный.

— Ложь, без сомнения. Вы не хуже меня знаете, что люди этого сословия всегда рады очернить тех, кто стоит выше. Мой муж, когда вернется, будет очень недоволен.

Однако после ухода капитана, она позвала слуг, рассказала им о случившемся и спросила, кто что знает о ночном происшествии. Все как один уставились на нее с непроницаемыми лицами, сочтя за лучшее, ничего не говорить вообще.

Августа предупредила, что причастность к этому делу, даже самая незначительная, будет сурово наказана, и, отпустив всех, повернулась к Изабелле.

— Где твой брат? Почему его нет дома?

— Он работает с мистером Форестом, — быстро ответила девушка. — Уже начались приготовления к стрижке овец, и я знаю, мистер Форест очень торопится закончить, потому что погода скоро испортится. Ги остался в конторе, а так как они работали допоздна, он там и ночевал.

— Ну хорошо. Доведи до его сведения то, о чем я сегодня говорила.

— Да, конечно. Я скажу ему. Он должен знать, что случилось.

К счастью, тетя Августа не стала проводить расследование. У нее на уме было совсем другое.

— Я еще кое о чем хотела с тобой поговорить, Изабелла. Хотела оставить это дело на конец лета, но в письме твой дядя подтверждает свое решение, и ты можешь начинать собираться. Мы нашли для тебя отличное место. Леди Паттерсон нужна гувернантка для ее троих детей, я настоятельно рекомендовала тебя. Как ты знаешь, у нее мальчик девяти лет и две дочери помладше. Ты отправишься к ней после летних каникул в начале сентября.

Вот это и случилось. Изабелла слишком хорошо помнила Стеллу Паттерсон. Она приезжала сюда прошлым летом вместе со своим выводком. Их нянька заболела, и Изабелле пришлось выполнять ее обязанности, что ее вовсе не обрадовало. Леди Паттерсон была одной из тех снисходительных мамаш, которые чрезмерно балуют детей, а потом ждут, чтобы кто-нибудь исправил их ошибки. Изабелла вздохнула:

— А как же Ги, тетя Августа? Что будет с ним?

Та равнодушно пожала плечами.

— Разумеется, сэр Джошуа найдет для него что-нибудь подходящее. Например, место клерка в одной из городских контор. Пока что он останется при мистере Форесте.

— Но если я поеду к леди Паттерсон, которая живет в другой части Дорсета, мы не сможем видеться.

— А что же Изабелла, ты ожидала чего-то другого? Молодая девушка в твоем положении должна быть благодарна за все, что для нее делается. И если при этом придется расстаться с братом, значит надо смириться. Думаю, время от времени тебе будут давать несколько выходных дней, и вы сможете видеться.

Она покончила с этим разговором, как с самым обычным делом, совершенно не принимая во внимание взаимной привязанности брата и сестры. Изабелла знала, что когда-нибудь это произойдет, и вот разлука должна была наступить уже через два месяца. Ей становилось плохо при одной мысли об этом. Все-таки она всегда лелеяла мечту, что они с Ги и дальше будут вместе. Она была нужна Ги. Он хороший мальчик, но слишком легко идет на поводу у других. Ему необходима ее целеустремленность, решительность, и потом, ведь он теперь граф де Совиньи, последний из их семьи. Отец хотел, чтобы она всегда это помнила. Жизнь в разлуке была бы невыносима. Прожитые в Хай-Уиллоуз годы со всеми лишениями и обидами вдруг показались счастливыми по сравнению с тем, что ждало их в будущем.

— Я знал, что рано или поздно это случится, — сказал Ги, когда Изабелла рассказала ему о решении тети. — Им не терпится избавиться от нас. Давай, Изабелла, бросим все и убежим. Поедем в Лондон. Я могу работать, и ты тоже. По крайней мере, мы будем свободны. И будем вместе.

Он замолчал. Они стояли в уголке двора. В огромном амбаре работали стригали. Все лето они переезжали от фермы к ферме и выполняли свою работу с необыкновенной ловкостью и скоростью. Теплый воздух был густо насыщен тяжелым запахом жира, исходившим от состриженной шерсти, из-за загородок раздавалось блеяние овец.

— А как насчет того парня, этого Роберта Эрмитейджа? — медленно проговорил Ги. — Он сделал для нас чертовски доброе дело той ночью. Он мог бы помочь нам найти что-нибудь. Почему бы не написать ему, Изабелла?

— О нет, я не могу. Это было бы слишком унизительно.

— Не вижу ничего такого, — возразил ей брат. — Ты ему понравилась, я абсолютно уверен. Я же не дурак, ты знаешь. Ему наплевать на Венецию, а на тебя он так выразительно посматривал.

Если даже допустить, что все это было правдой, а она была совершенно уверена, что все это лишь фантазии Ги, то сама мысль об этом становилась невыносимой.

— Нет, Ги, нет. Это невозможно. Я не могу просить помощи у постороннего человека.

— Это твое личное дело, но нам необходимо что-то предпринять и очень скоро.

— Да, да, я знаю.

Ей казалось, будто они попали в западню и как бы ни искали выхода, все равно нельзя было выбраться.

В последующие дни только и разговоров было, что о карнавале, который обычно устраивался в начале августа в Райе и захватывал все соседние деревни, расположенные на болотах. Дети украшали огромные повозки, одолженные у фермеров. Упряжь всех четырех лошадей, тянувших повозку, сверкала, медные бляшки были начищены до блеска, в гривы и хвосты вплетались разноцветные ленты. Несмотря на бедность во всех сельских районах, полуголодное существование из-за прошлогоднего неурожая, тревогу о том, приведут ли к чему-нибудь мирные переговоры или Бони выполнит свою угрозу и полезет через пролив на сотнях барж, приготовленных для вторжения, карнавал занимал все умы, как детей, так и взрослых. Это было нечто вроде вызова, который бросают в лицо врагу.

В прошлые годы владельцы поместий обычно держались в стороне от этих сельских праздников, но на этот раз тетя Августа решила устроить большой прием до отъезда в Бат, и сэр Джошуа наконец-то неохотно согласился.

— Ведь скоро твой день рождения, Венеция. Мы сможем одновременно отпраздновать и его. Очаровательный лорд Килгоур очень заинтересовался, когда я ему об этом сказала и пообещал приехать, если работа в Министерстве ему позволит.

Венеция с равнодушным видом пожала плечами, а Изабелла утвердилась в своем мнении, что сестру нисколько не интересовал Роберт Эрмитейдж, а энтузиазм матери она поддерживала лишь для того, чтобы избежать объяснений. Однако, помогая писать приглашения, Изабелла не могла не заметить, что к списку гостей был добавлен некто лейтенант Перигрин Конвей и его тетя леди Равенсвуд.

Было так много хлопотных дел, что мысли о разлуке с братом, которой девушка так не хотела, временно отошли на второй план. Но произошел один случай, с новой силой напомнивший все опасения и тревоги.

В один из вечеров перед карнавалом Ги очень поздно ушел из конторы. Закончилась стрижка овец, и они задержались с мистером Форестом, оформляя бумаги. Ги должен был принести в имение мешочек с деньгами, примерно фунтов девяносто-сто. Дорога была всего с полмили и вела через парк. Никто не мог предположить, что Ги подвергнется опасности, но в тот вечер он не пришел в Хай-Уиллоуз.

Изабелла обнаружила на следующее утро, что постель брата не смята, забеспокоилась, но не подняла тревогу, потому что со времени рейда против контрабандистов Ги не раз спал в конторе. Но мистер Форест, придя утром с докладом к сэру Джошуа, ужаснулся, узнав, что мешок с деньгами не был доставлен, и сразу же начал расспросы.

Что могло произойти? Парень сам скрылся с деньгами? Изабелла, подвергшаяся строгому допросу, с негодованием отвергла это предположение:

— Ги не вор.

— Нет, он хороший честный парень, — без тени сомнения в голосе сказал мистер Форест. — Но его могли ограбить. Дорога от конторы до дома не заняла бы у Ги более получаса, так где же он?

К полудню отправились на поиски. Даже Джеймс снизошел до того, чтобы пойти с Барти, Джейсоном и конюхами.

Изабелла, мучаясь тревожными предчувствиями, настояла на том, чтобы взяли и ее. Ги никуда не ушел бы, не сказав ей. Так что же могло с ним случиться? Мужчины разошлись по болотам. Барти с одним из пастухов пошел по прогулочной тропе, ведущей от Дендж Марш к гостинице «Корабль на Якоре». И тут Бет обнаружила Ги. Бегая туда-сюда, собака вдруг стала лаять и рыть лапами землю у канавы, проложенной вдоль одного из полей. Они подбежали к ней и увидели Ги, наполовину лежащего в воде. Сердце Изабеллы замерло: она подумала, что Ги мертв.

Лицо и разорванная рубашка юноши были в крови, а тело скрючилось, как будто от боли. Изабелла со страхом дотронулась до его щеки, но она была еще теплой и, когда Барти и другой мужчина положили его на сделанные наскоро носилки, по телу Ги пробежала дрожь.

— Не беспокойтесь, мисс, — с сочувствием сказал пастух, — выглядит он неважно, кто-то избил его, но он еще дышит. Мы отнесем его домой, и Джейсон сходит за доктором.

Увидев Ги, сэр Джошуа нахмурился, и даже тетя Августа выказала беспокойство.

Доктор Медоуз, доставленный из Райя, осмотрел юношу, которого Изабелла и Гвенни освободили от мокрой одежды. Они смыли грязь и кровь с избитого тела.

— Совершенно ясно, что парнишка боролся за свою жизнь, — сказал он сэру Джошуа, — посмотрите, как содрана у него кожа на пальцах. Наверное, они оттащили его подальше и зверски избили. Глядя на эти ушибы, диву даешься, как он еще выжил. Если бы он упал лицом вниз, в ту грязную канаву, то вряд ли ему понадобились бы наши заботы. Вот так-то… — И он с сомнением покачал головой, склонившись над пациентом.

Врач забинтовал сломанные ребра, наложил шов на длинную ножевую рану и тщательно обработал ссадины и ушибы.

Ги беспокойно шевелился и стонал, но не приходил до конца в сознание и не смог отвечать на вопросы о том, что с ним случилось.

— Оставьте мальчика в покое, — резко сказал доктор. — Двенадцать часов он находился в тяжелом состоянии. Этого любому достаточно, чтобы лишиться чувств. Как он еще не подхватил воспаление легких! Вы должны дать ему время, чтобы немного оправиться.

Он прописал опиум, предупредил Изабеллу о возможности жара у больного и сказал, что вернется завтра.

— Это влетит нам в копеечку, — раздраженно заметила тетя Августа после ухода врача. — Он будет приходить дважды в день, если мы не примем меры. Что это Ги пришло в голову возвращаться так поздно с мешком денег?

— Это мистер Форест виноват, а не Ги, — возмущенно ответила Изабелла. — Грабители могли убить его.

— Ладно, посмотрим, что будет. Дядя, конечно, предпримет поиски, но я весьма сомневаюсь, что мы увидим хотя бы пенни из украденного. Лучше тебе самой ухаживать за братом, Изабелла. Работы много, и Гвенни некогда выполнять обязанности сиделки.

Изабелла только и ждала такого предложения. На следующий день к приходу доктора у Ги начался сильный жар.

— Так я и думал, — сказал тот и пустил больному кровь. Ее вытекла целая пинта. Изабелла забеспокоилась, она считала, что Ги и так потерял много крови. Доктору удалось убедить ее, что жар обязательно спадет. Он предписал давать лекарства каждые три часа.

— Никакой твердой пищи, только немного бульона. Если удастся убедить выпить его, — добавил доктор перед уходом.

Два дня прошли в мучительном беспокойстве, и вот жар начал уменьшаться, и Ги смог рассказать, что же с ним произошло.

В то утро ему стало немного лучше, и Изабелла уговорила брата проглотить несколько ложек куриного супа, который приготовила Гвенни. Потом он впервые с того времени, как его принесли домой, заснул действительно спокойным сном. Проснулся он уже ближе к вечеру. Изабелла устроилась рядом с кроватью, на коленях у нее лежала корзинка с рукоделием. Тетя Августа терпеть не могла, когда домочадцы сидели без дела, и постоянно загружала их работой.

Изабелла подняла глаза от штопки и заметила, что Ги, нахмурившись, смотрит на нее, как будто пытаясь что-то вспомнить. С глаз его исчезла туманная поволока от жара, теперь они были ясными и блестели.

— Давно я лежу здесь, Белла?

— Да вот уже три дня. Как ты себя чувствуешь? Выглядишь ты лучше, и жара больше нет.

Ги, поморщившись, пошевелился.

— Я себя чувствую так, словно по мне прошло стадо слонов, но голова вроде бы ясная.

Изабелла отложила корзинку и встала.

— Я принесу что-нибудь поесть. Это придаст тебе сил.

— Нет, Изабелла, нет. Не уходи, не сейчас. Сначала я хочу поговорить с тобой. Что говорят дядя Джошуа и мистер Форест?

— Они думают, что на тебя напали грабители, забрали деньги и избили тебя. Просто чудо, что ты остался жив.

— Это не грабители, Изабелла.

— Кто же тогда?

— Джонти и кто-то из его шайки.

— Ты уверен?

— Вполне. Я успел их разглядеть до того, как они на меня напали.

— Но почему, почему?

— Ты не догадываешься? Они думают, что это я сообщил о них в таможенную полицию.

— Но почему они так считают? Ведь ты предупредил их.

— Да, но слишком поздно. Джонти уверен, будто это была хитрость с моей стороны, чтобы они подумали, что я не виноват.

— Но ведь ты не виноват.

— Попробуй объяснить им это, — с горечью проговорил Ги. — Видишь ли, один из драгунов умер, поэтому парня, которого поймали, осудят за убийство. Вот они мне и отомстили.

— Ведь они могли убить тебя.

— Нет, Джонти слишком умен для этого. Он знал, что за убийство его повесят, если поймают. Это было бы уже слишком. Я отбивался, но их было трое, может быть, четверо, точно не помню. Четыре пары башмаков, подбитых гвоздями, быстро вышибли из меня дух, и я, наверное, потерял сознание. Потом я пытался выбраться из той грязной канавы, но не смог. Помню ужасную вонь и холод, но потом, вероятно, я снова лишился чувств, потому что следующее, что вспоминается, это собака, лижущая мне лицо.

— Это была Бет.

— А потом только путаница в голове и ужасные сны. — Он попытался сесть в постели. — Что мы будем делать, Белла?

Он выглядел таким бледным и измученным, что Изабелла заставила брата снова лечь на подушки.

— Больше не разговаривай. Я принесу тебе что-нибудь поесть. Тебе нужно отдохнуть. Поговорим вечером.

— Ты ведь ничего не расскажешь дяде Джошуа?

— Я должна рассказать. Джонти и его приятели заслуживают наказания.

— Нет, Изабелла, нет. Они и так считали меня предателем, а теперь уж точно убедятся, что были правы, поступая так со мной.

— Убивая тебя?

— Они не добили меня.

— Ну хорошо, а как же насчет денег?

— Это их не интересовало. Они их взяли, чтобы было похоже на ограбление.

— Не может быть.

Однако Ги был прав. Несколько дней спустя деньги были найдены одним из пастухов, вытаскивавшим свалившуюся в канаву овцу. Все деньги были целы. Оказывается, и у бандитов существует понятие о чести.

Но все это выяснилось позже. В день же, когда Ги шепотом рассказывал сестре о том, как все произошло, они ничего не знали. Брат и сестра сидели рядом в слабом свете свечи.

— Как же я могу теперь здесь остаться? — в отчаянии сказал он. — Все-таки они были моими друзьями, а теперь я стал для них врагом. Они мне больше не доверяют. Это невыносимо. Раньше я чувствовал, что делаю что-то полезное, хоть и противозаконное. Мне это нравилось, и тот парень, Эрмитейдж, заинтересовался моим рассказом. Правда ведь, Белла? Я мог бы снова отправиться туда, выяснить еще что-нибудь интересное для него, если бы не случилось все это. — Он повернул голову, чтобы взглянуть на сестру. — Кто он, Белла? Я знаю, он имеет отношение к Министерству иностранных дел и к политическим кругам. А дядя Джошуа так хочет туда попасть, что готов продать душу дьяволу. Но в то же время, он не похож на светского щеголя, так ведь? Чем на самом деле он занимается?

— Не знаю, — задумчиво сказала Изабелла. — А хотелось бы знать. С виду он такой обаятельный, располагает к себе, но даже тогда, много лет назад, на корабле, когда он был так добр к нам, — ты помнишь, Ги, — даже тогда я чувствовала, что в нем есть какая-то тайна.

Сможет ли он им помочь или сочтет их просьбу наглостью? Она не осмелится попросить. Изабелле хотелось выбросить эту мысль из головы. Только одно представлялось ей очевидным: она не могла оставить здесь Ги одного. Нужно что-то придумать. Но пока Ги так болен, Изабелла не могла ни о чем думать.

— Прежде всего тебе нужно поправиться, — сказала Изабелла, устраивая его поудобнее на кровати. Еще будет время подумать. «Но совсем немного времени останется после карнавала», — в отчаянии размышляла Изабелла, ставя воду на столик так, чтобы Ги мог дотянуться, и оставляя свечу зажженной. Позднее она зайдет посмотреть, спит ли он. Хотя, подумала девушка, сейчас он чувствует себя уже достаточно хорошо, чтобы остаться одному на несколько часов, а ей так хотелось уединиться в своей комнате и попробовать найти решение. Было бы гораздо проще украсть деньги и убежать вместе с братом. Они смогли бы продержаться около года, пока не начнут добывать средства к существованию. Но Изабелла рассмеялась над этой безумной идеей. К сожалению, граф де Совиньи и его сестра не были ворами. Насколько было бы легче не иметь совести.

Готовясь ко сну, надевая ночную рубашку, она почему-то подумала о Люсьене. Как бы поступил он? Ухватился бы за предоставившуюся возможность, как сделал это с лошадью Джеймса, а потом отвечал бы за последствия? «Я обязан тебе жизнью. Жди меня». — Все это пустые обещания. Но как было бы чудесно, если бы они исполнились! Однако легче достать луну с неба.

Изабелла вздохнула, вытянувшись на постели, взяла книгу и наклонилась к свече. Она будет читать «Сказание о старом мореходе». Поэзия унесет девушку далеко от обыденной жизни, и, может быть, найдется выход, о котором она еще не подумала, осуществится несбыточная мечта: на карнавале вдруг появится Люсьен в образе сказочного принца и унесет их с Ги в другой мир. Свеча оплыла, книга упала на пол, и Изабелла вдруг очнулась. Сон, мечта — вся эта чепуха так быстро исчезает. Пора взглянуть, спит ли Ги, задуть его свечу и вернуться в свою постель. Подумать о суровой действительности, с которой скоро придется столкнуться.