Наперекор стихии

Хэвиланд Диана

Много испытаний выпало на долю главной героини романа — Селены Хэлстид. Оставшись без средств к существованию, с маленьким ребенком на руках, она преодолевает все невзгоды и беды, храня любовь к единственному человеку. Независимость, ум, мужество сочетаются в ней с красотой и женственностью. В романе даны описания жизни придворных при Луи Наполеоне, а также восстания Фурье в Алжире.

 

1

Остановившись, Селена поправила выбившуюся из прически прядь рыжих волос. В огромных глазах девушки было ожидание. Со времен начала гражданской войны в Соединенных Штатах многое изменилось в Багамии. Осенью 1862 года Нассау превратился в шумный, полуразрушенный, нервозный город, переполненный беженцами, наглыми спекулянтами и шпионами с Юга и Севера.

Не изменилась, пожалуй, лишь торговая площадь возле порта, которую Селена помнила с детства. Девушка переходила от одного лотка к другому, рассматривая груды алых слив, желтых китайских и индийских фиников, спелых плодов манго. Она делала покупки осторожно, поскольку денег, которые оставил ей Марк, едва хватало до его возвращения из плавания.

Укладывая в корзинку купленные фрукты, Селена услышала позади себя визгливый женский голос:

— Если «Хирон» прибыл час назад, почему ты до сих пор не на борту, Молли?

«Хирон» — корабль, на котором уплыл Марк… Селена обернулась.

— Капитан Маккорд выгнал нас! Представляешь? Бессердечный ублюдок! — Молли встряхнула светлыми кудрями. — Впрочем, я никогда не занималась этим на нижней палубе, на крохотном расстоянии между двумя койками… Я люблю уединение…

— Неужели, Молли? — захихикала ее спутница.

— Брось, Эмма. Ты ведь пойдешь со мной на пристань? Мы подыщем себе парочку хорошеньких морячков и отправимся с ними на Бай-стрит.

По внешнему виду Селена поняла, что Молли и Эмма не относились к кругу дорогих, хорошо одетых куртизанок гранд-отеля «Виктория». Перед ней стояли обычные портовые проститутки в неряшливых тонких муслиновых платьях. На их лицах была усталость, и рисовая пудра едва скрывала нездоровую желтизну под глазами. С такими девушками Селена предпочитала не общаться, но на корабле был ее брат.

— Прошу прощения, — сказала она смущенно. — Вы уверены, что это действительно «Хирон»?

Молли с удивлением взглянула на девушку.

— Да, это «Хирон», дорогуша. И Маккорд захватил большой торговый корабль янки. — Молли нахально улыбнулась. — Может быть, он и вправе выгнать нас со своего корабля, но не может запретить нам гулять по пристани. Неужели он не понимает, что после долгого одиночества мальчикам нужно немного внимания и тепла?

Селена покраснела и отвернулась. Обе подружки поспешили к причалу. Когда они исчезли из виду, Селена опустила корзину и задумалась. Причал — не место для порядочных девушек, но возвращаться домой и ждать там появления Марка она не хотела. Она слишком сильно тосковала. Только сейчас девушка поняла, в каком беспомощном одиночестве провела она последние месяцы.

Селена пыталась уговорить Марка не плавать на судне Конфедерации, но брат отказывался даже слушать.

— Судно капитана Маккорда — быстрейшее секретное судно в этих водах, — успокаивал он сестру. — Подумай о деньгах, которые я получу!

— Но секретный… Это почти пиратский!

— Капитан Маккорд плавает под флагом Конфедерации! — В тоне Марка было столько напыщенной мужской важности, что Селену охватил безудержный гнев на брата, который был всего-то двумя годами старше.

— Марк, пойми: эта война штатов — не наше дело!

Молодой человек осторожно обнял сестру.

— Селена, милая, все, что я хочу, — это получить хорошие деньги от захвата судов янки, чтобы вернуться в Поинзиану. Мы вновь сможем держать лошадей в конюшнях, французские вина в подвальчике и дюжину новых платьев в твоем гардеробе. Поверь, все получится, надо только захотеть.

Марк говорил так убедительно, что Селена в конце концов согласилась. Подарив брату прощальный поцелуй, она запаслась мужеством на долгие месяцы. Месяцы абсолютного неведения о судьбе близкого человека. Но теперь конец ожиданиям: он вернулся. Вернулся с хорошими деньгами, как и обещал.

Забыв о корзине, Селена подобрала юбку и поспешила к причалу. Там было шумно, и десятки «девочек», таких, как Молли и Эмма, вызывающе прохаживались вдоль груженых судов, с которых сходили усталые моряки. Здесь с легкостью можно было найти клиента.

Для Дулайн, бывшей горничной Селены, стоявшей в кругу нескольких девиц и их дружков моряков, оставалось загадкой, что делает порядочная, хорошо воспитанная Селена в столь неподходящем для нее месте?..

«Хирон» бросил якорь посреди лагуны. Селена приютилась в тени груды старых рыбацких корзин и стала ждать, пока небольшая лодка перевезет моряков на берег. Налетевший внезапно со стороны бухты ветер сорвал ее соломенную шляпку, разбросав по лицу девушки длинные, огненно-рыжие пряди волос.

Неожиданно девушка поймала на себе взгляд невысокого коренастого моряка, идущего к ней. На его лице блуждала плотоядная улыбка.

— Скучаешь одна?

Селена попыталась уйти, но моряк не отставал.

— Не строй из себя скромницу. Я всегда предпочитал рыжеволосых. — Не церемонясь, моряк схватил девушку за руку и прижал к груде корзин.

— Опустите меня! — Лицо Селены вспыхнуло от злости. — Кто вам разрешил обращаться со мной как… как с… Я — Селена Хэлстид, сестра Марка Хэлстида, и я…

— Прошу прощения, мисс. — Моряк разжал руку. — Я не мог подумать… Это место не для порядочной девушки…

Несмотря на злость, Селена понимала, что грубость матроса не заслуживает строгого порицания.

— Поверьте, я не хотел вас оскорбить, мисс Хэлстид. Честное слово!

Огромное желание как можно скорее увидеть Марка заставило девушку забыть о развязности моряка.

— Скоро ли сойдет на берег мой брат?

— Прошу прощения… Мои друзья… Они меня ждут…

— Но мой брат… — настаивала Селена.

— Не знаю… Думаю, вам лучше поговорить с капитаном Маккордом, — пробубнил стушевавшийся ухажер и кивнул в конец причала, где пришвартовались две лодки побольше. — Он там… Высокий мужчина на первой лодке… — Проговорив это, матрос торопливо удалился.

В душе Селены поднялось непонятное волнение.

Капитан Маккорд, выбиравшийся из лодки, оказался действительно высоким, около двух метров, крепким мужчиной с широкой грудью и мощными мышцами, перекатывающимися под голубым пиджаком. Селена вспомнила рассказ Марка о том, что ни один человек, плавающий под флагом Конфедерации, не носил одежду официально положенного серого цвета, считая, что только голубой достоин настоящего моряка.

Капитан повернулся к лодке, сверкая золотом кокарды.

— Смотри внимательнее, — крикнул он широкоплечему матросу. — Ссаживай этих янки на берег.

Лица пленных янки покрывала, словно грязь, многодневная щетина, руки сковывали наручники. Один из них, худой, с острыми чертами лица, с угрожающим видом преградил дорогу капитану Маккорду.

— Я требую встречи с консулом Соединенных Штатов! — Он потряс беспомощными руками. — И настаиваю на том, чтобы от моих людей убрали охрану.

— Консул прибудет через несколько минут, капитан Бэкер, — спокойно ответил Маккорд. — Ему уже передали вашу просьбу. Что касается стражи… она будет стоять до прибытия консула.

— Это нарушение закона! — продолжал протестовать янки.

— По-моему, это всего-навсего военная лотерея. — Маккорд пожал плечами. — И мне на этот раз повезло чуть больше, чем вам.

Отвернувшись от разъяренного собеседника, Маккорд уже собрался уходить, когда подоспевшая Селена схватила его за локоть.

— Капитан Маккорд?! Я должна поговорить с вами.

— Не сейчас, — попытался небрежно отмахнуться двухметровый красавец, но, взглянув на девушку, скупо улыбнулся.

Селена с мольбой смотрела в его серые глаза.

— Пожалуйста, капитан…

— Позже, девочка, — проявил снисхождение «морской волк», — я бы с удовольствием забыл все корабельные дела. Но сейчас погуляй одна.

Селена, гордо вскинув голову, продолжала стоять перед капитаном, не сводя с него глаз, полных решимости и отчаяния.

— Меня зовут Селена Хэлстид. Я пришла сюда, чтобы встретить своего брата, Марка. Где он?

Хотя капитан и не поспешил уйти, как это сделал матрос, Селена уловила в его взгляде нечто, напугавшее ее до такой степени, что даже нанесенное оскорбление потеряло всякое значение.

— Вам не следовало приходить сюда, — властно сказал капитан. — Я сейчас занят пленными…

Наступила пауза. Помедлив, капитан снял фуражку, подставляя солнцу смоляные волосы; загорелое, обветренное лицо сделалось сосредоточенным.

— Вам лучше пойти домой. Я зайду к вам, как только освобожусь.

— В этом нет никакой необходимости, если вы скажете, где я могу найти своего брата…

Селена осеклась. Губы капитана сжались, желваки напряглись.

Взяв девушку за руку, он отвел ее чуть в сторону, ибо в это время пленные под конвоем матроса начали сходить на берег. Повернув девушку лицом к себе, Маккорд осторожно произнес:

— Мисс Хэлстид, прошу прощения… Ваш брат погиб во время плавания. Мы опустили его тело в море.

Блеск солнца, зеленоватая вода бухты, лицо капитана начали сливаться в глазах девушки в одно тяжелое, удушающее месиво, на лбу выступил холодный пот.

— Как это произошло? — прошептала наконец Селена, дрожа всем телом.

— Несчастный случай. Прошу принять мои соболезнования.

К капитану подбежал невысокий матрос и доложил, что консул прибыл и дожидается в кабинете таможенников. В это мгновение пленный капитан янки буквально набросился на Маккорда и, сгорая от гнева, завопил:

— Немедленно отведите меня к консулу, чертов пират! Ему будет что услышать!

— Мисс Хэлстид, вы должны меня простить. Я немного занят…

— Да, но…

На лице капитана появилось раздражение.

— Если вас интересуют деньги, заработанные Марком, то в ближайшее время вы их получите. Если хотите, часть я могу отдать прямо сейчас.

Селена задрожала, одарив капитана гневным взглядом.

— Вы думаете, ваши грязные деньги купят жизнь моего брата? Этот янки прав: вы… вы действительно мерзкий пират!

— Мисс Хэлстид…

— Если бы не вы, Марк никогда не отправился бы в море. Это вы, вы втянули его в это грязное дело. Подлый, грязный, ничтожный обманщик!

— Хватит… — тихо проговорил капитан, которому не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями. — Сейчас мой человек проводит вас.

— Я не нуждаюсь в вашей милости!

— Как вам будет угодно…

Селена пошла прочь, не желая верить в бессердечность капитана, но он даже не попытался остановить несчастную девушку. Покинув верфь, она повернула на Бай-стрит. Злость ушла, оголив боль потери и слабое, пока далекое, сознание случившегося.

Позже она так и не сможет вспомнить, как нашла дорогу к дому, который делила с Марком с тех самых пор, как они оставили все свои вещи и огромный особняк на восточном побережье острова Провидения, в Поинзиане. Как открыла дверь и оказалась в своей спальне.

Онемевшими руками сняв шляпку, девушка упала на кровать и уставилась в потолок. Ей хотелось плакать. Глаза болели, горло першило и стягивало тугой удавкой отчаяния, но слез не было.

Только через три дня Селена смогла вернуться в реальность. К этому времени запасы пищи в доме кончились, денег почти не осталось, зато день арендной платы неумолимо приближался.

Правда, капитан Маккорд предлагал деньги Марка. Но Селена не желала пользоваться услугами человека, допустившего смерть брата. Необходимо найти другой выход.

Томас Лиол! Почему она не подумала о нем раньше? У него можно взять взаймы. Нет, этого нельзя делать: вряд ли в ближайшее время она сможет отдать долг, а пользоваться снисхождением и жалостью Селене не позволяла гордость; даже если этот человек был близким другом и соратником папы. Папа… Селена старалась не вспоминать об отце, умершем год назад. Редко думала девушка и о маме, чья жизнь оборвалась в одиннадцатилетие дочери. Теперь Марк… И о нем она должна думать как можно реже, иначе печаль воспоминаний задушит ее.

Селена вспомнила, что Томас Лиол в свое время предлагал Марку высокую должность в компании, которую возглавлял.

«Почему бы не начать с этого? — размышляла Селена. — Я быстро считаю. Кроме того, у меня хороший почерк».

Решившись, Селена быстро наполнила водой ванну и, омывая тело, почувствовала себя значительно лучше. Уложив тяжелую, ярко-рыжую гриву волос в аккуратную, почти строгую прическу, девушка одела блузку из серо-голубой кисеи и вышла из дома. «Ну, конечно же, как только мистер Лиол узнает о случившемся, он даст мне возможность заработать на жизнь», — думала Селена, спеша под сияющими лучами солнца в контору Лиола.

Надежда придала ей сил, и девушка поверила, что сможет самостоятельно позаботиться о себе, не прибегая к грязным деньгам капитана Брайна Маккорда.

 

2

— Молодая девушка будет работать здесь?! Невероятно!

Селена сидела напротив Томаса Лиола, приземистого, краснощекого мужчины лет пятидесяти.

— Почему бы и нет? Я хорошо считаю, — девушка говорила как можно убедительнее, пытаясь скрыть страх перед возможным отказом. — У меня достаточно ровный почерк… Я могла бы заполнять счета и квитанции.

— Все это очень здорово, но складская контора — не место для респектабельных дам.

— Вы говорили, что сейчас трудно найти добросовестного и смышленого клерка. — Большие глаза осиротевшей девушки доверчиво смотрели на человека, в чьей власти находилась ее судьба. — Кроме того, у меня нет другого выхода…

— Неужели ничего нельзя придумать?

— Капитан Маккорд предложил мне деньги Марка, но я отказалась принять их.

— Могу я спросить почему?

— Я не могу брать деньги от… — Селена растерянно замолчала, не находя нужного слова. — От пирата… — наконец выдавила она.

Легкая улыбка снисходительно оценила наивность чистой, гордой души.

— Ты даже представить себе не можешь, девочка, сколько было капитанов, называвших меня и твоего папу пиратами. И все из-за того, что мы забирали своими легкими кораблями их грузы и привозили в Нассау. Сколько недовольства вызывали те пятнадцать процентов, которые мы забирали от общей стоимости судна и груза.

Отступление Лиола не смогло отвлечь девушку от цели визита.

— Что касается работы в вашей конторе, если…

— Никаких «если». — Почесывая седеющие бакенбарды, Лиол задумался и, улыбнувшись, продолжил: — Думаю, твоя ситуация не такая уж и безвыходная.

— Марк оставил мне перед отплытием немного денег, но они почти кончились. А со дня на день надо будет вносить плату за коттедж.

— Коттедж, коттедж… Чуть лучше лачуги… Совсем неподходящее место для такой девушки, как ты… — Маленькие светлые глазки скользнули по стройной девичьей фигуре, задержались на волосах, соблазнительных грудях, еще не знавших прикосновения мужских рук. Лиол неожиданно перегнулся через стол, разделявший их во время разговора, и девушка ощутила очень сильный запах бриолина. — Селена, ты очаровательна!

От неожиданности и неприятных ощущений девушка привстала и отступила на пару шагов, но восхищенный работодатель обошел стол и, встав за спиной у девушки, положил руку ей на плечо. Тело несчастной сжалось, превратившись от отвратительного ожидания в камень.

— Нет, в самом деле, — прошептал Томас Лиол. Девушка брезгливо передернула плечами. — Коттедж — неподходящее место для такой, как ты. Тебе нужно вернуться в Поинзиану.

— После смерти Марка это невозможно…

— Я могу купить Поинзиану. — Голос теперь уже неприятного для Селены человека звучал искушающе. — Я богатый человек, Селена… — Рука Лиола опустилась на ее талию.

— Я не понимаю…

— Если я куплю поместье, мне будет нужна… хозяйка… У тебя будут легкие обязанности, моя дорогая… — Потная рука негодяя легла на нежную грудь девушки. — Я уже не молод, поэтому не требователен. К тому же я нежен и терпелив…

Когда упрямые пальцы властно сжали пышную грудь, несчастная попыталась вырваться, но Томас Лиол держал ее крепко.

— Я сделал хорошие деньги на этой американской войне. Тебе понравится моя щедрость.

— Пустите меня!

— Не торопись, Селена, подумай! Я буду очень, очень щедр с тобой: хорошая одежда, великолепный экипаж — все, что ты захочешь…

Селена с трудом вывернулась из омерзительных объятий. Раскрасневшийся, поблескивая потным лбом, заботливый друг семьи продолжал:

— Я вижу, ты еще не повзрослела.

— Да! Я навсегда останусь ребенком в подобных делах! — гневно прокричала Селена, дрожа всем телом. — Вы купили часть папиных акций, вы можете купить Поинзиану. Но вы не учли одного: я не продаюсь!

Протерев лоб мятым носовым платком, Лиол с такой досадой и обидой сузил глаза, что девушке стало не по себе.

— Как хочешь, — сухо проговорил он. — Но прежде чем эти двери захлопнутся за тобой, я хочу, чтобы ты знала — банк собирается сдать в этом году Поинзиану какому-то американскому спекулянту.

— Но… Вы же только что сказали, что могли бы купить ее…

— Если бы ты была более уступчивой, я сделал бы это. Уверен, что банку выгоднее получить сразу все деньги от продажи, чем взимать их частями за аренду. Но теперь… Теперь Поинзиана достанется американцу. — Мстя за ускользнувшее от него удовольствие, Лиол стал жестоким. — Пока этот человек располагается со своей любовницей в отеле «Виктория», но ему наверняка хочется иметь более просторную квартиру. Например, великолепное поместье с садом и танцевальной залой…

Не способная больше слышать ни слова, Селена распахнула дверь кабинета и бросилась прочь, не обращая внимания на удивленных клерков. Только оказавшись на улице и вдохнув полной грудью свежего морского воздуха, девушка почувствовала облегчение. Но боль от услышанного отступила ненадолго. Едва бедняжка отошла от конторы, смысл сказанного кольнул с новой остротой, принося мучительное страдание.

Спекулянт будет владеть домом, в котором она провела всю свою жизнь. В котором полная изящества, кроткая, нежная мама напевала любимые песни, наполняя все необъяснимым очарованием. В доме, где отец, распираемый гордостью, слушал игру дочери на пианино красного дерева, привезенного из Парижа…

Достигнув «Виктории», Селена замедлила шаг. Улица напротив отеля была переполнена людьми, входившими и выходившими из четырех универмагов, располагавшихся рядом с отелем.

— Мисс Хэлстид, подождите минуточку!

Обернувшись, девушка увидела капитана Маккорда.

Под руку его держала высокая, красивая женщина с завитыми черными волосами и огромными карими глазами.

Селена, с большим интересом следившая за модой, была уверена, что шикарный наряд эффектной подруги капитана приобретен в парижском доме моды. Кричащего зеленого цвета юбка; отделанный фуксиновым бархатом, тщательно подогнанный лиф светло-зеленого отлива и такого же цвета фуксиновыми сливами украшенная шляпка, кокетливо надвинутая на глаза… Столь смелый костюм мог смутить любую женщину, однако подруга капитана держалась с завидным достоинством и непринужденностью.

Нагнувшись и шепнув что-то спутнице, капитан оставил даму и подошел к Селене.

— Мне необходимо поговорить с вами.

— Дайте мне пройти!

— Позвольте мне проводить вас и объясниться…

Попытка девушки обойти назойливого капитана не привела к успеху: он загородил ей дорогу.

— Оставьте меня, иначе…

— Не устраивайте сцен, — спокойно и серьезно перебил Маккорд. — Там, справа, мой экипаж.

— Мне нечего вам сказать, капитан Маккорд. Кроме того, у меня нет никакого желания кататься с вами.

— Тем не менее вы поедете!

И прежде чем Селена успела сообразить, что произошло, она оказалась на руках капитана, который, не обращая внимания на сопротивление, понес ее к экипажу. Мужчины, стоявшие поблизости, с глубоким вниманием и не меньшим интересом улыбнулись, когда задравшийся кружевной подол нижней юбки обнажил белые, шнурованные панталоны. Поймав их плотоядные взгляды, Селена залилась краской. Пораженная бесчинством капитана, она не могла произнести ни слова. И только когда «бессовестный пират» опустил ее на кожаное сиденье изящной коляски с большими красными колесами, а сам с завидной быстротой и легкостью взобрался и сел рядом, несчастная жертва прилюдного похищения попыталась напомнить о своих правах:

— Как вы посмели?.. Я не хочу…

Но голос ее звучал так растерянно, что вместо ответа похититель одарил ее мягкой улыбкой и щелкнул кнутом над спинами лошадей. Карета дернулась и помчалась прочь от отеля в сторону Бай-стрит.

— Куда вы меня везете? — потребовала объяснения Селена.

— Что вы так разволновались?

По-видимому, капитан относился ко всему этому как к развлечению, но когда девушка дернула его за руку и потребовала немедленно дать ей выйти, на лице его появилось раздражение.

— Прекратите! Вы хотите, чтобы лошади встали на дыбы и мы свернули себе шеи?

— Мне все равно. — Слезы беспомощного гнева наполнили глаза юной красавицы.

— А мне нет. — Капитан хлестал коней, а ветер — его лицо. — Я не похищаю вас, мисс Хэлстид. Я везу вас за город, где мы сможем спокойно поговорить, а потом доставлю домой. — Маккорд смотрел на девушку. — Вы же не боитесь меня, правда?

— Конечно, нет, — неуверенно произнесла Селена. Кричать о помощи в этом шуме было бесполезно: в одно смешались крики чернокожих грузчиков, гудки пароходов, лязг и скрежет металла, звуки экипажей.

Несчастная девушка погрузилась в молчание и не проронила ни слова до тех пор, пока повозка не выехала за пределы Нассау. Солнце резвилось изумрудными бликами на гребешках волн. Заметив, что спешить незачем, Брайн позволил лошадям замедлить шаг.

— Теперь, что касается нашего разговора. — Девушку привлек беспристрастный тон капитана. — Как я уже сказал при нашей первой встрече, вы имеете право на получение денег, которые заработал ваш брат Марк во время плавания. Сейчас эти деньги находятся при мне. Надеюсь, вы будете достаточно благоразумны, чтобы положить большую часть из них в банк и только небольшую сумму оставите себе на текущие расходы.

— Вам ничего не известно ни о моих расходах, ни о моих нуждах, — ответила Селена ледяным тоном.

— Мне известно, что вы потеряли Поинзиану — так, кажется, называется ваше фамильное имение.

Свирепый взгляд девушки был красноречивее слов. Как он смеет вмешиваться в чужие дела?

— Сейчас вы живете в убогом домишке рабочего квартала Нассау, — неторопливо продолжал капитан. — Согласитесь, не очень безопасное место для семнадцатилетней девушки.

— Я сама о себе могу позаботиться.

Маккорд слегка улыбнулся.

— А вот я в этом сомневаюсь. Марк оставил вам не так уж много денег, большая часть из которых, как мне представляется, уже закончилась. Сразу же после того, как Марк отбыл на «Хироне», вы пытались устроиться гувернанткой, но удача обошла вас стороной. — Улыбка капитана стала более выразительной. — И в этом нет ничего удивительного: какая женщина согласится иметь под своей крышей такую молодую, очаровательную девушку, как вы?

Селена удивленно уставилась на капитана, широкоплечего мужчину, не зная, что ответить.

— А вы такой же хороший шпион, как и пират?

— Не совсем… Просто здесь, в Нассау, у меня есть источник информации.

Маккорд остановил экипаж возле виноградника.

— Я не пират. Я плаваю под флагом Конфедерации…

— Я видела ваших пленных. Они были в наручниках!

— К сожалению, у меня нет достаточной команды, чтобы вернуть оба корабля, поэтому я сжег судно янки, а самих заключил в железо. Я сделал только то, что было необходимо для безопасности моих людей и требований Конфедерации.

— Если вы такой ярый патриот конфедеративного курса, почему же тогда вместо нападений на безоружные торговые суда вы не вступите в регулярный военно-морской флот?

Резко развернув девушку к себе лицом, глядя ей прямо в глаза, Маккорд протяжно, словно каждое слово было очень тяжелым, проговорил:

— Потому что у Конфедерации нет ничего, что в полной мере можно назвать военно-морским флотом. Пока нет. Но в один прекрасный день… у нас появятся тяжелые, хорошо вооруженные крейсеры, способные биться против крупнейших судов Севера, направленных против нас. У нас появятся корабли, на которых мы сможем прорвать блокаду прежде, чем Юг удастся задушить! — Капитан остановился так внезапно, что завороженной его мечтой девушке на миг показалось, будто он нырнул в море своих фантазий. Но когда дар речи вернулся к нему, тон был небрежный, даже грубоватый. — Впрочем, разве вам интересны подобные вещи…

— Нет, почему же…

— Сомневаюсь. Сейчас вас должно заботить собственное будущее.

— Я что-нибудь придумаю…

— Что, позвольте вас спросить? — Получив вместо ответа пожатие плечами, Маккорд продолжил: — Фортуна не улыбнулась Марку — ему удалось заработать всего лишь чуть больше ста долларов. При таких молниеносных повышениях цен, как сейчас в Нассау, вам хватит этих денег на два-три месяца.

— В таком случае я с трудом представляю, как…

— На эти деньги вы должны добраться до Ливерпуля. — Брайн говорил размеренно, словно читал инструкцию. — Марк говорил мне, что оттуда родом семья вашей матери и что до сих пор там живет ваш дядя, у которого свой отель. — Вытащив кошелек и отыскав в нем клочок бумаги, Маккорд быстро взглянул на него. — Оливер Пристон — так зовут вашего дядюшку. Отель его находится на бульваре Ватерлоу. А называется он… Называется «Пристон Армс».

Капитан сунул в ладонь девушки бумажку, и та машинально опустила ее в ридикюль, пытаясь вспомнить только что названное имя.

— Да, вспомнила, — наконец протянула девушка. — Но мистер Пристон — двоюродный брат моей мамы. Она с ним редко общалась. Как я могу обращаться за помощью к незнакомому человеку?

Серьезные глаза капитана потемнели, лицо отяжелело.

— Гордость — хорошая штука, но лишь в том случае, когда вы можете себе ее позволить. Когда не получается, берите помощь везде, где только сможете ее найти. Поверьте, мне довольно рано пришлось понять это.

Селена была потрясена ожесточенностью его голоса. Впервые она задумалась о капитане не как о враге, а как о человеке. В голосе Брайна было что-то вроде горькой ярости, в лице некая надменная сила, и какая-то подавляющая воля вокруг него — нечто, с чем Селена никогда до этого не сталкивалась.

Отбросив тревогу, она быстро заговорила:

— Остров Провидения — мой дом. Я не люблю города. Даже Нассау, с тех пор как он наполнился чужими — беженцами, спекулянтами…

— Каперами? — подкинул капитан. Теперь его глаза смотрели игриво, почти мальчишески. Он поглядел на виноградник, волны, блестевшие густым пурпуром далеко за рифами и подкатывавшие к берегу в мягком бирюзово-изумрудном сиянии. — Да уж, Ливерпуль совсем не похож на этот город, — согласился Брайн. — Там холодно, постоянные туманы, грязно. Но у вас нет выбора.

— Но я не могу… Я не хочу… Поинзиана — вот единственное место, где я хотела бы жить.

— К сожалению, в ближайшее время она вряд ли будет принадлежать вам…

— Я обязательно найду выход! Обязательно!

— Не будьте наивной. Даже если вы скопите достаточную сумму, чтобы купить имение, нужно будет содержать огромное хозяйство и все такое прочее… — Брайн оборвал свою речь и посмотрел на Селену с таким вниманием и проницательностью, что, смутившись, девушка опустила глаза. — К тому же, — добавил он мягко, — ваша молодость не заслуживает заключения в доме, где не будет ничего, кроме воспоминаний.

Неожиданная сердечность, душевная мягкость голоса капитана тронули девушку. Но вспомнив недавний разговор с Томасом Лиолом, Селена спросила с нехарактерной для себя прямотой:

— Скажите, капитан, почему вы тратите на меня время, вместо того чтобы заниматься собственными делами?

— Потому что Марк плавал на моем корабле. Вы — его сестра, и я, как капитан, чувствую ответственность перед вами.

— Ответственность? — переспросила удивленная Селена. — Если бы у вас когда-нибудь было чувство ответственности, неопытному юноше не пришлось бы отправляться в опасное плавание.

— Марку было девятнадцать, — напомнил Брайн.

— Если бы не вы, мой брат находился бы сейчас дома, рядом со мной, а не лежал на морском дне, — дрожа всем телом, продолжала упрекать задетая за живое девушка. — Он был бы сейчас жив!

— Вы не правы, упрекая меня в его смерти.

— Он умер на борту вашего корабля, капитан Маккорд!

— Марк действительно умер на борту «Хирона», но не во время исполнения обязанностей, — ответил Брайн резко и угрюмо уставился на пустынный пляж.

Селена неожиданно поймала себя на мысли, что не знает, при каких обстоятельствах умер брат.

— Расскажите, как умер мой брат! Я хочу это знать.

— Но я достаточно рассказал вам. Берите деньги и отправляйтесь в Ливерпуль. Вы можете начать там новую жизнь. — Селена решительно покачала головой. — Пообещайте хотя бы подумать над этим.

— Ни за что, до тех пор, пока вы не расскажете, как умер Марк.

— Ну, хорошо. Я расскажу вам. Я расскажу вам все! — Голос Брайна кипел яростью. — Может быть, тогда вы сделаете так, как он просил. — Тон, взгляд, злость, наконец, ненависть капитана заставили девушку поежиться, но отступать было уже поздно. — Марк был зарезан в одной из… в одной таверне, можно назвать это и так, на побережье Гаваны. Там была кубинка по имени… Не важно. Марк не поделил ее с испанским матросом… Ваш брат был безоружен и к тому же сильно пьян…

При других обстоятельствах прямота капитана смутила бы девушку, но теперь это не имело значения.

Можно назвать и таверной… Или публичным домом?

Марк не погиб с достоинством во время сражения, он не был убит во время исполнения служебного долга, брат даже не умер от несчастного случая во время обычных корабельных дел: не упал с мачты, не был раздавлен грузом. Нет! Марк встретил смерть в позорном месте, в пьяной драке из-за какой-то грязной кубинской проститутки…

— Прошу прощения. Но вы настаивали. Теперь вы знаете…

Сдерживая тошноту и слезы, девушка осторожно спросила:

— Марк умер в… в…

— Он умер на борту «Хирона». Пара корабельных товарищей доставила его на корабль. Меня не было в тот момент на корабле, я договаривался с одним кубинским торговцем о покупке угля для нашей машины. Но корабельный хирург сделал все, что мог. — Брайн потряс головой. — С такой раной, как у него, невозможно было выжить.

— Куда он был ранен? Он долго мучился?

— Во имя Бога, Селена, давайте прекратим это!

— Расскажите мне. — Девушка сжала руки, моля об ответе.

— Испанец целился Марку в сердце, но удар пришелся ниже, и нож, пройдя сквозь ребра, вошел в желудок. — Селена простонала, но Брайн продолжал: — Когда я вернулся через несколько часов, хирург сказал, что пытался дать вашему брату опиум… Это могло облегчить страдания. Но Марк отказался. Все это время он метался в горячке, но отказался принять опиум, потому что вы…

— Из-за меня?!

— Марк сумел сохранить свой рассудок до моего прихода, чтобы сказать мне имя и адрес вашего дядюшки, а также просьбу, которую вы недавно слышали. Он взял с меня слово, что я встречусь с вами при возвращении из плавания.

Селена с трудом сдерживала рыдания. Нет! Только не сейчас и не здесь!

— Разумеется, Марк был безрассудным человеком, — вздохнул тяжело Брайн. — Но столько же в нем было мужества и отваги. А еще… а еще в его сердце была огромная любовь к вам.

Терпение лопнуло… Быстро поднявшись, не обращая внимания на длинную, пышную юбку, Селена спрыгнула с кареты и, не желая показывать Брайну Маккорду свою слабость, не желая делить ни с кем, тем более с этим холодным, высокомерным человеком свою боль, спотыкаясь в вязком, сыром песке, поспешила к винограднику.

Внезапно крепкая рука легла на талию. После короткой, бессмысленной попытки высвободиться девушка сдалась.

— Идите ко мне.

Брайн прижал голову девушки к своему плечу, откинул назад шляпку и начал гладить яркие, еще уложенные в прическу рыжие волосы. Хрупкое тело задрожало от рыданий, выдавливая со слезами незаглушаемую горечь. Постепенно, по мере того как истощались слезы, истощалась и боль, наполнив грудь одной лишь тяжелой усталостью.

Измученная и опустошенная, Селена уже не сопротивлялась, когда холодный и высокомерный человек, полуобняв, повел ее в сторону экипажа. Теперь в его прикосновении было что-то приятное и уютное.

Мягкий, тропический вечер начал укрывать побережье легкой синевой, когда коляска с двумя, теперь уже близкими, людьми тронулась по направлению к Нассау. Впервые с той минуты, когда Селена узнала о смерти брата, у нее появился человек, разделивший с ней невыносимую боль потери. И хотя на задворках души все еще скребла неприятная боль, большая ее часть все же ушла. Ушла прочь. Ушла безвозвратно.

Брайн дотронулся до руки девушки.

— Надеюсь, теперь вы исполните последнее желание брата? Почему вы не хотите ехать в Ливерпуль и начать там новую жизнь?

— Не знаю… Я, конечно, возьму деньги, как того хотел Марк, но я…

— Вам с лихвой хватит этих денег на дорогу до Ливерпуля.

«Разумеется, — думала Селена, — этот человек из-за меня бросил свои дела и потратил массу времени…» Но она не могла уступить ему! Пока не могла…

— Я подумаю над этим, капитан Маккорд.

— Брайн, если не возражаете.

— Брайн, — поколебавшись, приняла девушка.

Теперь Селена знала, что Брайн не виновен в смерти Марка, и она поняла, что больше не сможет ненавидеть его. Что-то влекло ее к этому человеку с суровым лицом, сидящему рядом в сгущающихся сумерках. Опасаясь придать этому слишком большое значение, девушка погрузилась в молчание.

Экипаж тем временем приближался к городу.

 

3

— Как я и обещал, ты в полной безопасности возвращена домой, — сказал Брайн, когда они остановились на ступеньках пошатывающегося крыльца.

Селена благодарила темноту, скрывающую от глаз гостя обшарпанный фасад коттеджа, облупившуюся краску, расстрескавшиеся наличники. Воздух был теплым, и разлитая сладость цветущих по всему кварталу глициний парила одурманивающим благоуханием.

— Спасибо тебе, Брайн… Спасибо за все… — после долгого молчания произнесла наконец Селена.

Но прежде чем с губ слетело: «Спокойной ночи», их пальцы неожиданно переплелись. Селена почувствовала тепло и силу его ладони; пальцами другой руки он коснулся ее подбородка и слегка приподнял голову девушки.

Одно короткое, напряженное мгновение длилось ожидание, и упругие, мужские губы осторожно коснулись мягких и нежных, словно спрашивая: можно ли? И, получив в абсолютной покорности положительный ответ, Брайн уже уверенно и властно прижал к себе трепещущее девичье тело. Словно изголодавшийся, жаждущий, неистовствующий хищник, набросился его рот на затаившиеся, согласные на все губы девушки.

Селена хотела вскрикнуть, но не смогла. Постепенно, купая свое лицо в нежных поцелуях, она почувствовала, как робость отступает, давая дорогу согласию. Руки девушки, уже не подчиняясь воле хозяйки, заскользили по мужскому телу, легли на затылок и разлохматили волосы.

Это был сон! Это не могло быть реальностью! Ее мягкие груди сдавила мощная грудь капитана; пуговицы на кофточке врезались в тело сквозь тонкую хлопчатобумажную ткань. Мир перевернулся, когда Брайн, осторожно поддерживая, запрокинул ее назад. Пыл могучего тела, передаваясь и обволакивая, будил внутри незнакомый до этого голод.

Торопливо расстегнув одну за другой пуговицы лифа, он сжал пышную девичью грудь, лаская атласное тело до тех пор, пока сосок не затвердел под сухой, мозолистой ладонью. Пальцы капитана двигались умело, и девушка забылась в головокружительной истоме. Поток наслаждения, приятного тепла разливался от груди во все стороны, наполняя каждый нерв размягченного тела.

Только когда Селена осознала, что, томимый возрастающим возбуждением, он своими тяжело накачанными бедрами трется о ее ноги и она, в свою очередь, изгибаясь, делает то же самое, внутри колыхнулся страх.

— Брайн, пустите…

Полное безмолвие напомнило, как беззащитна девушка, оставаясь наедине с незнакомым мужчиной в столь поздний час. Крик нечаянного испуга разлетелся по округе, руки Брайна опустились, разгоряченное тело получило свободу, и лишь неровное дыхание капитана нарушало тишину.

— Надо полагать, эти губы и раньше знали поцелуи, — промолвил он наконец.

— Нет… не такие…

— В таком случае пора привыкнуть к этому. Ты создана для поцелуев, Селена… Ты создана для любви…

Девушка отступила.

— Не бойся, — мягко улыбнулся Маккорд. — Я не трону тебя. Не трону, если ты уверена, что сама не хочешь этого.

Почувствовал ли он желание, разбуженное в ней? «Конечно, да, — думала Селена. — Он не похож на неопытного мальчишку… Ему, должно быть, около тридцати…»

— Селена, ты должна поехать в Ливерпуль. Если решишься, сообщи мне в «Викторию», я все устрою.

И это все, что он мог сказать после…

Селена обиженно отвернулась. Неожиданно из памяти всплыл образ восхитительной брюнетки в зеленом. Разумеется, такой мужчина, как Брайн, не будет спать один.

«Тебя это не касается», — напомнил разум, но сердце говорило иное.

Селена знала, что теперь это всегда будет волновать ее, так же, как неостывшее тепло его поцелуев на губах, как сладкая истома тела, как возгоревшееся желание, привязавшее ее к этому холодному, высокомерному человеку.

И даже спустя час, опускаясь на кровать, всем своим телом, не способным расслабиться, девушка ощущала объятия капитана. Беспокойно поворочавшись, она легла наконец на живот и уткнулась головой в подушку. Ей безумно захотелось вернуться в Поинзиану, безопасный и спокойный уголок ее детства, но в памяти неожиданно всплыли слова Брайна…

«Ваша молодость не заслуживает того, чтобы ее заперли в доме, где не будет ничего, кроме воспоминаний».

Да, можно закрыться в Поинзиане. Но от чего? От жизни? От Брайна Маккорда? Или от собственных страстей?

Спустя три недели Селена Хэлстид вошла в холл гранд-отеля «Виктория» и, миновав собрание хорошо одетых джентльменов и их спутниц в экстравагантных нарядах, подошла к столику дежурного. На этот раз на юной красавице была блузка сиреневого цвета. Это было намного лучше той чопорной серо-голубой хлопковой кофточки, которая была на ней во время последней встречи с Брайном, но все равно среди барышень, щеголявших шелковыми платьями, изысканными шляпками и кашемировыми индийскими шалями, бедная девушка чувствовала себя изгоем.

Поймав на себе вопросительный взгляд высокого, чем-то похожего на зайца дежурного, Селена попросила передать капитану Брайну Маккорду, что его ожидают внизу.

Данный визит стоил несчастной девушке огромных трудов, но необходимость в немедленной помощи вынудила ее пойти на это. Когда утром из почтового ящика было вынуто письмо от мистера Спенсера с сообщением, что Поинзиана переходит на следующей неделе к новым владельцам, Селена вспомнила только одну фамилию.

«Приезжайте немедленно, если хотите забрать личные вещи».

Селена благодарила бывшего папиного банкира за предупреждение. И решила ни за что не отдавать в руки чужих людей фамильные реликвии. Девушка хотела забрать мамин портрет, висевший над камином в гостиной; серебряные подсвечники, привезенные ей в подарок из Англии; коллекцию папиных трубок и некоторые другие вещи, дорогие для любящего сердца.

— Селена! Почему тебя так долго не было? Я измучился в ожидании… — радостно улыбаясь, Брайн пожал руку девушки и предложил присесть. — Корабль в Ливерпуль отплывает со дня на день, и сейчас, пожалуй, будет не легко достать на него билеты… Но я что-нибудь придумаю.

— Брайн, ты не понял. Я пришла сюда не по поводу отплытия в Ливерпуль.

Игриво улыбаясь, Брайн спросил:

— Неужели ты пришла из-за меня?

— Брайн, пожалуйста… Мне нужна твоя помощь… Сегодня утром пришло письмо… от мистера Спенсера, он работает в банке…

Лицо Брайна сделалось озабоченным, улыбка погасла.

— Мы не можем говорить здесь. Пойдем со мной.

— Куда ты собираешься меня вести?

— Давай найдем уединенный столик в кафе, и ты расскажешь мне, что произошло.

— Я не хочу в кафе. У меня неподходящая одежда… — Даже безутешное горе не помешало девушке заметить, как великолепен Брайн в темно-серой морской форме, расшитом белыми нитями жилете и сатиновом галстуке. — Это невозможно…

Безразлично пожав плечами, Маккорд проговорил:

— Если ты предпочитаешь подняться наверх, мы поужинаем в моей комнате, оставшись наедине.

— Что ты, нет!

— Отлично! В таком случае, добро пожаловать в кафе. Ты не пожалеешь, там отлично кормят.

Усевшись за столиком напротив окна, через которое открывался вид на морскую гладь, Брайн сделал заказ.

— Ты уже бывала здесь раньше?

— Да, один раз. Мы приходили сюда с родителями. Мне тяжело вспоминать тот вечер…

— Не стоит. Война преобразила этот город: шпионы с обеих сторон, спекулянты, их дамы…

— Дамы?! — Селена передернула плечами от отвращения и выразительно посмотрела на потрепанную блондинку в желтом сатине, увешанную драгоценностями.

— Не будь привередливой. — Брайн не спеша потягивал вино. — В конце концов, ты пришла сюда не на симпозиум по вопросам морали в Нассау. Расскажи лучше, что случилось?

Пробежав взглядом по письму мистера Спенсера, Брайн вернул его девушке:

— По-моему, ничего удивительного. Рано или поздно это должно было случиться…

— Но должен же быть какой-то выход. Поинзиана моя!

Пока официант расставлял на столе первое — густой черепаховый суп, — оба молчали. Селена была настолько озабочена, что не могла даже думать о еде.

— Банк не имеет права распоряжаться имуществом, — остужая суп, консультировал Маккорд, — и им всеми правдами и неправдами желательно от него отделаться. Письмо — всего лишь формальность, освобождающая от ответственности.

— Мне все равно. Я даже не могу допустить мысли, что в моем доме будут жить всякие типы, а какая-нибудь бесстыжая тварь — развлекаться в танцевальной комнате, где моя мама…

— Бесстыжая тварь?! — Брайн усмехнулся. — Откуда ты знаешь?

— Любовница спекулянта… Ты думаешь, я не знаю таких женщин? Какая-нибудь подлая, гнусная, мерзкая бабенка…

— Ну, что ты? Нассау стал местом паломничества красивейших и опытнейших… Боже мой!.. профессионалок в своем виде спорта со всех штатов… — Желая сменить тему, Брайн кинул взгляд на тарелку девушки. — А почему ты не ешь? Если желаешь чего-нибудь легкого, я закажу консоме.

— Бра-айн! Ну почему ты меня не хочешь понять?! Я не могу есть! Представь, что эти люди поселятся в твоем доме. Как бы ты себя чувствовал, если такие вот женщины в комнате, где твоя мама…

— Никогда не думал об этом, — резко ответил Брайн. Легкая обида мелькнула во взгляде, пожалуй, даже боль, но он немедленно отогнал ее. — Давай поговорим о тебе, о твоем будущем.

— И что ты думаешь о моем будущем?

— Ничего особенного. Если ты все-таки решишь остаться в Нассау, будущее у тебя только одно. — Его взгляд с такой оценивающей развязностью прошелся по ее шее, скользнул по груди, что юная девушка почувствовала себя раздетой. — Думаю, тебе без труда удастся найти покровительство состоятельного джентльмена…

— Я никогда в жизни больше не обращусь к вам за помощью, капитан Маккорд, — словно ошпаренная, девушка отодвинулась от стола и вскочила, собираясь уйти, но Брайн таким тоном сказал: «Сядь!», что она, непонятно почему, безропотно повиновалась. — Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления!

— Неужели обидно услышать, что ты привлекательна и способна разжечь желание у мужчин? — Да, этот человек очень хорошо знал, как надо обращаться с женщинами. Свирепый взгляд, не свирепый даже, а беззащитно-гневный, которым наградила его девушка, заставил Брайна добавить: — Ну, хорошо. Своими прелестями ты торговать не собираешься. Какие же у тебя еще варианты?

— Надеюсь устроиться в какую-нибудь семью гувернанткой…

— Надеясь и голодая.

— Лучше уж голодать, чем… — И тут слова, словно сорвавшись с цепи, устремились наружу, перегоняя, сбиваясь, вынося еще одну обиду, одно из тех многочисленных оскорблений, которые накопились за эти дни. — Недавно я ходила к Томасу Лиолу… Когда-то он был партнером папы… Я хотела устроиться клерком в его контору… у меня бы это хорошо получилось, но он… он отказал. Потом он сказал, что купит Поинзиану, если я соглашусь с ним жить в качестве… он назвал это «хозяйкой», но на самом деле это должно называться…

— Я знаю, как это должно называться. И это еще раз подтверждает правильность моих предположений. Лучше бы у тебя хватило ума отправиться в Ливерпуль.

— Брайн! Я же говорила, что не могу просить милостыню…

Им опять пришлось помолчать, так как официант принес на деревянном плоском блюде залитых винным соусом, с добавлением смородины и зелени, запеченных перепелок. Как только официант удалился, Брайн возобновил разговор:

— Почему ты называешь это милостыней? В отеле много работы, а ты могла бы устроиться горничной или посудомойщицей.

— Неужели ты думаешь, что я могу заниматься такой работой?

— Селена, ты самая капризная и противоречивая девушка, которую мне приходилось встречать. Ты не хочешь просить милостыню, не хочешь принять покровительство мужчины, ты даже не хочешь делать честную повседневную работу.

— Я уже говорила, что с удовольствием стала бы клерком…

— Женщины не работают в конторах.

— Почему, хотела бы я знать?

— Я тоже. Но в конце концов, не я придумал это! — Брайн начинал злиться. — Но раз ситуация такова…

Брайн неожиданно замолчал и стал смотреть куда-то вдаль, мимо Селены. Потом поднялся навстречу той самой очаровательной брюнетке, которая была с ним возле отеля три недели назад. Радостно улыбнувшись Брайну, красавица оценивающе посмотрела на Селену. Поспешно пройдя мимо, она присела за столиком неподалеку. Но усевшись, необыкновенная красавица еще долго продолжала наблюдать поверх меню за капитаном и его спутницей.

— Не обращай внимания на Иветту, — спокойно сказал Брайн. — Твоя внешность задела ее самолюбие. — И, поглядев на нетронутое блюдо, добавил: — Если ты хочешь испортить мне аппетит, у тебя это не получится: пища превосходная.

— А давно ты ее знаешь?

— Иветта де Реми мой старый друг. Мы познакомились с ней во время моего возвращения в Нью-Орлеан.

— Нью-Орлеан? Там твой дом?

— Мой приемный отец, Майкл Дюран, имел там особняк и плантацию в пятидесяти милях от города, но моим домом это никогда не было. И Чарльз частенько напоминал мне об этом…

Девушка растерянно посмотрела на капитана.

— Чарльз был сыном Майкла от первой жены. В молодости он ненавидел меня и никогда не упускал случая напомнить, что я живу на милостыни его отца.

— В таком случае ты должен знать, почему я не хочу жить с дядей.

— Я знаю только то, что у тебя нет выбора, — накрыв своей ладонью ее руку, Брайн продолжал: — И не смотри так уныло: это еще не конец света.

Но это было концом мира, который окружал Селену до сих пор. Если бы только папа оставил ей средства к существованию. Но после смерти жены он потерял всякий интерес к спасательному бизнесу, бросив его на произвол Томаса Лиола, а сам отправился путешествовать в Саратогу и Чарлстон, где и спустил в игорных домах все наследство детей.

— Было глупо с моей стороны прийти к тебе за помощью, — Селена напряглась как струна, ее голос сделался тугим и твердым. Усилием воли пряча стыд, Селена хотела встать, но он не отпускал ее руки.

— Доешь, и я отвезу тебя в Поинзиану, чтобы забрать вещи.

Селена попыталась выдернуть руку.

— Не надо относиться ко мне как к ребенку.

— Ты хочешь, чтобы я относился к тебе как к женщине? — улыбаясь, капитан мягко сжал пальцы девушки. — Насколько я помню, ты сильно разволновалась, когда я попытался сделать это…

— Не понимаю, о чем ты… — Селена все еще говорила спокойно, но уже не могла поднять глаза на Брайна.

— Тогда, ночью, на крыльце… Ты вела себя как испуганный зайчонок.

— Не смеши! Мне нечего тебя бояться, Брайн Маккорд!

— Совсем? Какая жалость. — Капитан изобразил досаду. — А мне почему-то казалось, что женщина не может возбудить мужчину, если ни капли его не боится.

— Какая глупость! Я даже не могу вообразить, что это значит.

— Ну хорошо… Надеюсь, когда-нибудь тебе удастся… это вообразить.

Не прошло и часа, как экипаж Брайна подъезжал к окрестностям Поинзианы.

— Надеюсь, ты не собираешься вывозить с собой мебель? — поинтересовался у девушки Брайн. — Экипаж не выдержит такой нагрузки, да и лошади, к несчастью, породистые, а не ездовые.

— Я возьму мамин портрет, подсвечники и еще папины трубки…

— Не пойму, почему, уезжая в Нассау, ты оставила все это здесь.

— Я была уверена, что обязательно вернусь сюда… Смотри! Впереди на холме! Поинзиана.

Высокой белой короной красовался дом на макушке холма. За ним, вплоть до самого горизонта, скучным серым ковром выпласталось море. Тяжелые скопления свинцовых облаков зависли так низко, что, казалось, вот-вот упадут в морскую бездну, утащив за собой солнце, спрятавшееся в их массе. Сквозь духоту потягивало плотной сыростью — безошибочное напоминание о приближающемся шторме.

— Конюшня вон за той рощей, слева.

Брайн кивнул.

— Хорошо, я позабочусь о лошадях и коляске, а тебе лучше зайти в дом.

— Через несколько часов налетит шторм.

— Раньше, — уверенно сказал Брайн, всматриваясь в неспокойное море.

Помогая девушке выйти из экипажа, он прижал ее к себе и продержал чуть дольше необходимого, затем как ни в чем не бывало отпустил. Селена вновь почувствовала себя свободной, и от этой свободы разочарованной…

 

4

Селена задержалась у маминого портрета. Перед глазами поплыли давнишние, но не забытые краски: изящная, голубоглазая женщина с золотыми локонами, спадающими на лицо. Не менее красивые локоны подарила она и дочери. Пышная юбка из голубого сатина, маленький веер в грациозной руке. Именно такой Селена и запомнила ее. Именно такой мама смотрела сейчас с портрета. С трудом заставив себя отвернуться, девушка быстро поднялась по высокой деревянной винтовой лестнице на второй этаж, в свою спальню.

Открыв балконную дверь, она почувствовала свежий морской воздух. Девушка подбежала к перилам и, перегнувшись, как уже делала сотни раз, поглядела вниз, на газон. Воздух наполнился сырой тяжестью. Неподвижные деревья с полной покорностью ожидали предстоящую бурю.

Брайн, идущий от конюшни, остановился и минуту задумчиво смотрел на дремлющую тяжесть облаков, затем зашагал к дому.

Увидев его, Селена мгновенно исчезла с балкона и начала собирать свои сокровища: пару дрезденских купидонов из фарфора и крошечную серебряную коробочку, сделанную в форме грецкого ореха, с флакончиком духов и пудреницей — подарок папы. До сих пор память Селены жива тем ощущением разочарования, возникшим, когда гувернантка заявила, что не пристало благовоспитанной девушке пятнадцати лет пудриться.

В одной рубашке, с расстегнутым воротником и засученными рукавами, вошел Брайн. Оставив где-то пиджак с галстуком, он был готов к выполнению обязанностей носильщика.

— Удивительно! Это одна из лучших работ Винтерхельтера. Я отнесу портрет вниз.

— Ты знаком с его работами?

— Я же не всю свою жизнь провел в море. Будучи пятнадцатилетним подростком, жаждущим знаний, я учился во Франции.

— И долго ты там прожил?

— Восемь лет.

— Много… Наверное, очень скучал по дому?

— Особняк отчима не был моим домом в полном значении этого слова. Вскоре после возвращения из Франции я понял, что никогда не буду принят упрямыми креольскими семьями: я был вхож в кафе, игровые, бильярдные, но доступ в их дома был для меня закрыт. Один молодой креолец, желая оказать мне благосклонность, предложил ухаживать за его сестрой взамен на дружелюбие…

— Но ты же говорил, что Иветта была твоим другом.

— Иветта тоже была изгоем. И для ее уязвимой молодой души это было тяжело… — Увидев непонимающий взгляд Селены, Брайн поторопился объяснить: — Ее мать была помолвлена с благополучным человеком из знатной нью-орлеанской семьи. Но накануне, ночью, невеста сбежала со своим учителем танцев. С очаровательным, надо сказать, демоненком, но без копейки за душой и к тому же сиротой…

— И что же было дальше?

— Родители Иветты поженились, но этого недостаточно. Недостаточно для Нью-Орлеана. Во время желтой лихорадки они умерли, и девочка попала в семью матери. При внешнем благополучии ощущение изгнанности не оставляло ее.

Селену, конечно, волновало, что Брайн остался в стороне от нью-орлеанского общества, но важнее для женского тщеславия было узнать, что значила для него Иветта в те дни. И что значит очаровательная брюнетка сейчас?

— Мне было легче уехать из Нью-Орлеана. Я любил море, любил жизнь. А когда отчим подарил мне «Хирон», настали счастливейшие времена. Война принесла мне неслыханную прибыль, а что касается корабля, сейчас его можно продать за двойную цену.

— Но пока ты не продал «Хирон»?

— Пока нет.

Перспектива уехать в Ливерпуль возбуждала в девушке лютую ненависть, но тем не менее несколько минут назад она готова была сдаться. Но слова Брайна натолкнули ее на неожиданную мысль.

За последние недели характер юной красавицы сильно изменился. Селена поняла, что, когда у тебя нет денег, жизнь — не очень веселая штука. Предлагая стать его любовницей, Томас Лиол хорошо дал понять, что ее тело — единственное средство существования во враждебном мире. И не то же ли самое говорил Брайн за ланчем в отеле?

Хитро прищурившись, Селена спросила:

— Скажи, «Хирон» в хорошем состоянии?

— Как новенький. Перед выходом в море, правда, нужен текущий ремонт: проконопатить, сменить канаты… — рассеянно взглянув в открытую французскую дверь, он заспешил: — Некогда думать о «Хироне». Надо торопиться, пока шторм не накрыл нас здесь.

— Я не боюсь шторма. «Сильный шторм — большое паломничество».

— Паломничество?!

— Так назывался спасательный бизнес здесь, на островах. Бизнес, который позволил купить Поинзиану.

— Война многое изменила. Сейчас деньги можно заработать или на прорыве блокады, или на спекуляции.

— Или предпринимательством. — Селена улыбнулась и весело взглянула на Брайна из-под длинных ресниц. — Держу пари, что, если корабль, набитый винтовками, медицинским оборудованием или же шелками и кружевами из Парижа, попадет в блокадное кольцо, капитан будет готов выложить любые деньги, лишь бы вырваться. Папа обычно брал пятнадцать процентов от общей стоимости корабля и груза. Теперь, я думаю, можно вытянуть и все двадцать.

Брайн с изумлением уставился в глаза девушки.

— Какая ты деловая женщина! Разве твоя мама или гувернантка не говорили тебе, что приличным девушкам не следует ничего знать о торговле? Или делать вид, что ничего не знают?

Воспоминание о мягких инструкциях мамы и строгих лекциях о благовоспитанности гувернантки сдавили горло.

— Не издевайтесь надо мной, Брайн. — Фиолетовые глаза блеснули раздражением. — Я не могу оставаться просто благовоспитанной девушкой. Сейчас, по крайней мере. Все, чего я хочу…

— Все, чего ты хочешь — любыми средствами вернуть Поинзиану и обеспечить себя хотя бы на ближайшее будущее! — Брайн с большим трудом заставил себя смягчить тон. — Послушай, Селена…

— Нет. Это ты меня послушай. Мы могли бы стать партнерами и тоже открыть спасательную компанию здесь, на острове. Я бы заработала денег и купила Поинзиану.

— Ты прекрасно знаешь, что имение сдано.

— На год. Может быть, меньше. До тех пор, пока эта глупая война не кончится и спекулянты с их вульгарными девицами не выметутся. К тому времени мой кошелек уже будет набит монетами!

— Увы, но ты ошибаешься. Ну, посуди… Для ремонта корабля нужны деньги. Для закупки угля — тоже. У тебя же их нет, Селена. Ну, даже если я соглашусь на твою бредовую авантюру, какую долю прибыли ты предлагаешь мне?

— Долю прибыли? — смущенно переспросила девушка.

— Вот именно, моя дорогая, — несостоявшийся компаньон улыбался растерянной девушке, как улыбаются ребенку. — Наслышавшись немного о спасательном бизнесе, ты все равно не сможешь вывести корабль в море. Я делал это. А у тебя нет ни денег, чтобы купить свою долю в партнерстве, ни практических навыков для его поддержания. И к тому же, по ряду причин, я не остаюсь на Багамах… Я уезжаю в Ливерпуль.

— У тебя там дела? Тебе обязательно ехать?

Вздохнув, Брайн закрыл глаза и через мгновение подарил девушке ничего не значащий, отсутствующий взгляд.

— Я еду потому, что хочу уехать. Складывай вещи и пойдем отсюда. Мне нужно завернуть портрет. Я возьму вот это.

Стянув с кровати расшитое покрывало, он начал заворачивать в него картину.

— Нет! В это нельзя! — испуганно вскрикнула девушка. Резкая вспышка молнии, сопровождаемая звуковой феерией, осветила возрастающую темноту. Селена не обратила на это никакого внимания. — Это покрывало вышивала мама!

— Хватит. Забудь об этой чепухе. Покрывало — единственное, во что я могу завернуть портрет. — Капитан начал затягивать утлы в узел, но изящная ткань рассыпалась в его руках на мелкие лоскутки. — Вот видишь, что могут сделать морская сырость и соль с реликвиями…

Пощечина обожгла щеку Брайна вместо ответа; он схватил девушку за запястье. Мгновение они глядели друг на друга, сильные руки ослабли, и, прижав девушку к себе, Брайн крепко ее поцеловал.

Оголив плечо, он стал покрывать поцелуями белоснежное тело красавицы, оставляя на коже щекотливо-будоражащий след, от которого все нервы Селены напряглись. Капитан нежно шептал: «Очаровательная… Безумно очаровательная». Осторожно прогибаясь под уверенной рукой, Селена почувствовала спиной прохладу постели. Освободив прекрасные волосы от шпилек, Брайн раскидал их по подушке.

При каждом прикосновении ловких пальцев и горячих губ невыносимое томление разливалось во всем теле девушки. Когда он начал мять ее полные, налитые груди и целовать упругие соски, она забыла обо всем…

На мгновение колыхнулся страх, Селена хотела подняться, но, тут же забыв об этом, вновь исступленно прижала к своей пышной груди голову Брайна.

Уверенно лаская ее, Брайн искусно высвобождал из глубокого заточения девственного тела давно созревшее возбуждение. Тихий стон слетел с губ девушки. Словно погружаясь в темный, затягивающий водоворот, она покорно позволяла швырять себя в чувственные потоки, все сильнее прижимаясь в головокружительном плавании ласк и желаний к мужчине, который…

Мысли перемешались. Селена пыталась собрать их, выхватывая из вихря ощущений. Она не любит этого человека. Она даже не знакома с ним как следует. Как же тогда он смог разбудить в ней такую страсть?

Порыв морского ветра, ударив в балконную дверь, настежь распахнул окна. Дребезжащий удар вернул молодых людей в действительность. Прерывисто дыша, Брайн оторвался от Селены.

Взглянув в его глаза, девушка заметила что-то еще, кроме возбуждения. По своему опыту она знала, как смотрит мужчина, охваченный желанием; она видела, как белизна юной кожи, чувственные губы тронули его. Но было что-то еще… И этого она понять не могла.

— Поднимайся! — грубо приказал Брайн. — Мы уходим. Не медленно!

Ветер налетел с новой силой, казалось, что окна вот-вот сорвет с петель, по крыше забарабанил крупными каплями дождь.

— Поздно… Шторм уже начался, — проговорила девушка, пытаясь прикрыть голую грудь блузкой.

— Селена, послушай… Ты… Ты никогда не была раньше с мужчиной… Я думаю, ты даже не знаешь…

Брайн отвернулся и пошел закрывать окна, демонстрируя упругие мускулы под тонкой рубахой. Когда преграда ветру была установлена, он вернулся и с такой силой хлопнул по простыне, что кровать жалобно скрипнула.

— Иди вниз! Я поставлю экипаж прямо к крыльцу! — И, увидев, что со стороны девушки не последовало ни одного движения, он прикрикнул: — Делай, что я говорю!

Селена была уже готова повиноваться ему, но неожиданно для себя с ее губ слетело дрожащее:

— Дождь… Давай переждем его здесь…

Брайн возвысился над ней:

— Дождь не повредит тебе…

— А ты? — Девушка волновалась и дрожала от темноты, внезапно упавшей на округу. — Ты повредишь мне, Брайн?

С минуту помешкав, Брайн опять оказался на кровати.

— Думаю, нет… Попытаюсь не повредить…

И вновь его губы обожгли ее тело, а руки нетерпеливо освобождали от одежд. Борясь между страхом и желанием, Селена накинула простыню.

— Нет… подожди…

Если бы только мама или гувернантка хотя бы раз обмолвились, что бывает между мужчиной и женщиной. В очередной раз молния озарила комнату, и в розовом сиянии Селена увидела лицо капитана. Она жаждала поцелуев Брайна, его прикосновений, но сейчас она была в ужасе: что должно случиться дальше?

— Не волнуйся. — Голос Брайна был нежен. — Я знаю, дорогая, что ты еще не готова. — Капитан поднялся, но на этот раз лишь для того, чтобы расстегнуть рубашку. Закрыв глаза, девушка замерла в ожидании.

Брайн вытянул из ее пальцев простыню, и голое, мощное тело легло на Селену. Она попыталась приподняться из-под крепкой груди, бедер, длинных тяжелых ног и чего-то еще, более пугающего…

Вскрикнув от ужаса, Селена чувствовала, как вниз неумолимо движутся его руки, изучая мягкие изгибы девичьего тела. Когда пальцы проникли в ее лоно, девушка вскрикнула, отчаянно пытаясь отодвинуться.

— Не стесняйся… это незачем… незачем, моя любимая… — Слова подействовали убаюкивающе: действительно, зачем стыдиться, когда двое любят друг друга, — и она расслабилась. Но когда сильные мужские руки стали раздвигать стройные ноги девушки, Селена вновь испугалась.

— Нет, Брайн… Пусти… Нет же…

Капитан мягко, но настойчиво продолжал ласкать бедра, упругие ягодицы… Горячий рот нежно покусывал розовые соски…

Брайн контролировал тело девушки, возбуждая, утверждая, доказывая мастерством пальцев свою власть. И неожиданно для самой девушки, бедра ее изогнулись аркой, встречая настойчивые прикосновения.

Страстное желание впервые наполнило нетронутое до этого женское тело. Вначале робко, затем увереннее ее рука начала поглаживать крепкие плечи, скользя по мускулистой спине вниз, к бедрам.

— Да, любимая… О, да… — хрипел Брайн.

— Я хочу сделать тебе приятное, но… Я не знаю как… — смущенно прошептала Селена.

Мягко улыбнувшись, Брайн осторожно начал руководить ее рукой.

— Вот так… — Она слышала его резкое, неровное дыхание. — И вот так… О, моя Селена…

Он поднялся, и два взгляда, коснувшись, встретились, застыв в немом разговоре, отвечая на незаданные вопросы.

— Я боюсь, — шептала девушка. — Брайн, я боюсь… — Но даже произнося это, она обнимала его плечи, льнула к нему, слушая мягкое мурлыканье, успокаивающие нежности.

Брайн опустился на колени, фиолетовые глаза покорно закрылись…

Первый удар — тяжелый и жесткий — опалил нестерпимой болью все существо. Ошарашенная, Селена вскрикнула, пытаясь высвободиться от источника боли, сбитая с толку внезапной переменой Брайна от нежности к грубости, испуганная жестоким насилием. Но он проникал все глубже и глубже, пока они, наконец, не воссоединились, пока он не стал частью ее.

И едва он приостановился и боль начала затихать, девушка почувствовала, как нуждается в настойчивости, которую вынужден сдерживать этот сильный, страстный мужчина. Перестав сопротивляться, она обняла его.

— Да, Брайн… О, да… — шепнула она, когда он вновь начал проникать в нее, останавливаясь лишь для того, чтобы поцеловать налитые груди и шею. И ее тело, поднимаясь бедрами и опускаясь назад, вновь поднималось, встречая его удар, подстраиваясь под его ритм… И когда с женских губ опять слетел крик, это был уже крик наслаждения. Крик чрезмерного, почти невыносимого удовольствия.

Теперь она приветствовала его голод, его насилие, его частые удары. Обвив длинными, изящными ногами крепкое тело, возбужденная девушка желала, чтобы плоть мужчины проникала еще глубже. Прижимаясь лицом к крепкому плечу, она позволяла увести себя за пределы блаженства.

Удовлетворение нахлынуло с такой разрушающей силой, что в какой-то момент девушка едва не лишилась сознания. Истощенное и одновременно пресыщенное тело обмякло в крепких руках. И где-то в глубине своего сознания, в недрах расслабленной плоти, Селена знала, что стала другой, что Брайн изменил ее, сделав своей. Навсегда…

Придя в себя, Селена увидела, что они накрыты простыней. Лежа на боку, Брайн прижался к ней мощным телом, положив голову девушки себе на руку. Селена смутно понимала, что шторм утих, рычание грома превратилось в тусклые раскаты далеко у горизонта. Девушка сильнее прижалась спиной к мужчине. Губы коснулись ее шеи сзади, теплое дыхание пощекотало кожу.

— Спи, моя дорогая, — сказал Брайн мягко и коснулся ласково ее щеки. — Моя дорогая…

Розовым золотом растекался тропический рассвет по горизонту, когда Селена открыла глаза. Все ее чувства обострились, стали четче до такой степени, что запахи травы, цветущих кустарников, моря, столь привычные до этого, смешавшись теперь в один аромат, опьяняли. Не обнаружив Брайна поблизости, она села и увидела, как он, накинув на тело жилетку, рассматривает сквозь открытые дверцы сад.

— Теперь я понимаю, почему ты так сильно любишь это место, — проговорил он, взглянув на свою подругу. — Оно прекрасно! — И, улыбнувшись, добавил: — Как ты, Селена…

Воспоминание о случившемся заставило девушку смутиться. Но когда Брайн в мгновение ока перепрыгнул через кровать и, запрокинув голову девушки, одарил ее долгим страстным поцелуем, неловкость ушла. Голая женская рука обхватила крепкую шею, и теплые обнаженные груди возбужденными сосками вдавились в широкую грудь капитана.

— Если мы будем продолжать в таком же духе, мы никогда не вернемся в Нассау.

— Мне все равно, — улыбнулась ему Селена. — Можно наловить на завтрак рыбы и запечь ее на костре, а потом искупаться… — Мечтательная, игривая улыбка угасла. — Ты разве не хочешь этого, Брайн?

— Конечно, хочу. Но после обеда у меня деловая встреча в Нассау.

— Могу я спросить, по какому поводу?

— Я продаю «Хирон»…

— Но, Брайн! Ты не должен продавать «Хирон» никому!

Брайн с грустью посмотрел на девушку.

— Я должен продать до отъезда с Багам…

— Ты не можешь! Ты не должен уезжать! С «Хироном» мы откроем спасательную компанию, как у папы. У нас есть собственный док, прямо здесь. Я покажу…

— Полагаю, что мне не удастся осуществить этот великолепный план, любовь моя, — нежно перебил капитан девушку. — У меня нет никакого желания оставаться на Багамах… Я отправляюсь в Англию.

— Но почему?!

Резко поднявшись, Брайн бросил на девушку отчужденный взгляд.

— Одевайся. Я сейчас отнесу твои вещи в экипаж.

— Ты не ответил, — попыталась протестовать Селена.

— Я и не собираюсь этого делать. В конце недели я отправляюсь в Ливерпуль на «Девонширской Деве» и хотя лучшие каюты уже распроданы, я могу найти и тебе место, если ты, конечно, поторопишься с решением.

Селена встала с кровати, резко отшвырнув в сторону простыню. Желание вновь промелькнуло во взгляде Брайна, но он поспешил отвернуться.

— И когда же мы прибудем в Ливерпуль?

— Как только приплывем, — явно раздражаясь, ответил Брайн. — Я отведу тебя в отель твоего дядюшки и отправлюсь дальше по своим делам. Селена, я извиняюсь…

— Извиняюсь?! Это все, что ты можешь сказать после всего, что с нами произошло этой ночью? После того, как мы…

— Прошедшая ночь была восхитительна. Ты дала мне все, о чем в плавании мечтает мужчина. Но никакого будущего у нас нет.

— Нет будущего?

Селена торопливо одевалась. Нет будущего? Минувшей ночью она охотно отдала себя этому человеку и теперь хочет лишь одного — провести остаток своей жизни с ним.

— Брайн, не оставляй меня! Ты не можешь… — Девушка порывисто шагнула в сторону Брайна. — Мы будем счастливы здесь. Поинзиана может стать нашим домом.

Серые глаза Брайна ничего не выражали.

— Мой дом — море.

— Но прошлой ночью ты говорил совсем другое! Ты говорил…

Что говорил Брайн прошлой ночью? Обнимая и шепча нежности, он даже не заикался о планах на будущее. С горечью Селена вспомнила, как Брайн, едва начался дождь, пытался уговорить ее оставить дом и вернуться в Нассау, предупреждая, что может стать поздно…

Только упрямая гордость не позволила броситься в объятия этого ужасного человека и разрыдаться. Застегивая пуговицы дрожащими пальцами, Селена заставила себя сказать:

— Возьми в конюшне корзину или коробки. Я быстро упакую вещи. А ты, может быть… — Ее голос предательски задрожал, но, глубоко вздохнув, она справилась с волнением и продолжила уже спокойно: — Может, ты устроишь меня на какой-нибудь склад в Нассау? Думаю, легче остаться с вещами здесь, чем тащить их вместе со мной в Ливерпуль.

— Позволь мне самому это решить!

Поколебавшись с минуту, капитан оставил девушку одну.

Успокаивая себя мыслью, что путешествие в Ливерпуль необходимо, Селена пригладила, наконец, топорщащуюся юбку и начала закалывать волосы. В конце концов, выбора не было. К тому же это последнее желание Марка. В конце концов…

В конце концов, она не позволит Брайну уйти из ее судьбы, пока не заставит этого грубого, циничного человека перемениться и полюбить ее. Может быть, Иветта де Реми и любовница, но она останется в Нассау, а Селена поплывет с Брайном на одном корабле.

Полные губы изогнулись в насмешливой улыбке. Отец был игроком. Теперь играет его дочь. Играет ради единственной ценной ставки — любви Брайна.

 

5

Солнце уже садилось, когда «Девонширская Дева» снялась с якоря. Селена, стоя рядом с Брайном у поручней парохода, старалась не думать о том, как больно покидать место, которое она всегда называла своим домом. Заходящее солнце оставляло золотую дорожку на чистой зеленой воде и вспыхивало на спинах летучих рыб, плещущихся вокруг корабля.

Селена смотрела, как остаются за кормой привычные ей остров Атолл, отмель Поттера, низкие белые стены форта Мантагю… Глаза девушки наполнились непрошеными слезами.

— Прошу прощения, я не смог предоставить вам каюту побольше, — заговорил Брайн. — Но вам повезло, что эта каюта отдельная. Корабль битком набит.

— Похоже, что так, — сказала Селена, оглядываясь на толпу пассажиров. Некоторых сопровождали черные слуги, нагруженные багажом. — Неужели все эти люди направляются в Ливерпуль по делам?

— Не все. — Брайн покачал головой. — С тех пор как Нью-Орлеан достался янки, самые гордые из старых креольских семей предпочли отъезд унизительной жизни в оккупированном городе. Думаю, из Ливерпуля они отправятся в Париж.

— Почему в Париж? — спросила Селена.

— У многих там родственники. К тому же Париж сейчас — самый изысканный город Европы, где всем заправляют Луи Наполеон и императрица Эжени. К тому же, император не скрывает своей симпатии к Конфедерации.

— Но если он за дело Конфедерации, почему же он не пошлет войска на помощь Югу? Дулайн всегда говорила, что французская армия — лучшая в мире.

— Все не так просто, дорогая моя. Свои войска Наполеон отправляет в Мексику и в Алжир. Он хочет убедиться, что у Юга есть реальный шанс выиграть войну, прежде чем самому вступать в нее. И, разумеется, тем временем принимает делегации и с Севера, и с Юга.

— Брайн, ты говоришь, как будто… Но ты ведь подвергался риску.

— И отлично на этом заработал, — сказал Брайн. — Причем золотом, а не деньгами конфедератов.

Селена с возмущением смотрела на капитана, пораженная его холодной расчетливостью. Как она могла полюбить такого человека? Неожиданно Селена вспомнила слова портовой проститутки, назвавшей Брайна «бессердечным ублюдком».

Но он не такой! Селена знала это, хотя его безразличие к судьбе Юга тревожило ее.

— Вы, конечно, не собираетесь сами уехать в Париж, чтобы потратить ваши деньги и… пересидеть войну?.. — От волнения девушка вновь перешла на «вы».

— Есть места получше, чтобы сделать это, — ответил он.

— Неправда! Вам не все равно, какая из сторон победит!

Ничего не говоря, Брайн смотрел мимо Селены на высокую темноволосую женщину, направлявшуюся к ним. Ее широкие, как колокол, юбки грациозно покачивались. Иветта де Реми!

Селена с испугом посмотрела на Иветту.

— Вы знали, что мисс Иветта поедет на этом корабле? — спросила она у Брайна.

— Конечно, знал, — спокойно ответил капитан.

Почти все женщины на палубе, включая Селену, были одеты в обычные дорожные костюмы черного, коричневого или серого цветов, простую прочную одежду, подходящую для такого путешествия. Но у Иветты платье было из плотного белого шелка, ниспадающего изящными складками. Когда ловким движением руки Иветта приподняла юбку, Селена мельком увидела нижние юбки в золотую и зеленую полоску и прозрачные зеленые шелковые чулки, обтягивающие стройные лодыжки. Высоко взбитую прическу Иветты завершала маленькая модная шляпка из зеленого бархата о белыми и зелеными страусовыми перьями.

Селене было больно сознавать, что на ней вовсе не такое элегантное платье, а серое хлопчатобумажное, с высоким, как у школьницы, воротником и длинными рукавами, поношенная шаль и немодная соломенная шляпка.

Когда Иветта подошла к ним, ее темные глаза равнодушно скользнули по лицу Селены. Если бы ее взгляд выражал негодование, это было бы куда менее унизительно.

— Брайн, — сказала Иветта своим низким, хрипловатым голосом. — Дорогой, я думала, что никогда не отыщу тебя в этой толпе…

Красавица положила изящную руку в зеленой перчатке на плечо Брайна, приблизив свое хорошенькое личико к нему.

Селена не могла этого вынести. Развернувшись, она стала пробираться сквозь толпу, надеясь найти убежище в каюте. Захлопнув за собой дверь, она сорвала с себя потрепанную шляпку и швырнула ее на кровать.

Только теперь Селена поняла, как безнадежны были мечты о том, что Брайн будет принадлежать ей одной все эти две недели путешествия. Она постоянно представляла, как завоюет его любовь, как станет ему нужна настолько, что он не сможет ее покинуть никогда.

Шагая по каюте, Селена едва ли чувствовала работу двигателей и движение корабля, который, миновав пролив, вышел в открытое море, оставив за собой последние лучи заходящего солнца.

Собирался ли Брайн переждать войну в Париже вместе с Иветтой? Сердце Селены разрывалось, когда она вспоминала интимность голоса Иветты, ее уверенность, с которой она положила свою руку на его плечо. Брайн и Иветта. Как близки были они тогда, в Нью-Орлеане? Она тоже была там изгоем… Так сказал Брайн. Может быть, одиночество свело их вместе? Ревность терзала Селену. Она плотно сжала губы.

«Наверняка Брайн захочет оставить меня в Ливерпуле, — думала она. — Он выполнит последнюю просьбу Марка и не будет чувствовать дальнейшей ответственности».

Селена продолжала шагать по каюте. Не похоже, что Брайн чувствует себя виноватым из-за того, что занимался с ней любовью.

В конце концов, он ведь не изнасиловал ее.

Нет, Селена сама предложила себя так свободно и бесстыдно, как девицы, которые занимаются этим на Бай-стрит. Сгорая от стыда, она закрыла пылающее лицо руками, но не могла изгнать воспоминания об экстазе, который испытала с Брайном.

Селена вздрогнула, услышав обеденный гонг на палубе. Первым желанием девушки было остаться в уединении.

Нет, она не может так поступить! Гордость не позволит ей. Селена задержалась перед маленьким зеркалом, чтобы привести прическу в порядок. Выпустив на виски несколько золотисто-рыжих локонов, пощипав щеки, чтобы придать им цвет, и распрямив плечи, она вышла из каюты и быстро пошла к обеденному салону.

— Селена, я боялся, что ты не придешь к обеду. — Брайн подошел к ней и взял ее под руку. — Я подумал, что у тебя может быть морская болезнь.

Девушка гордо вскинула голову.

— У меня никогда в жизни не было морской болезни.

Войдя в наполненный обеденный салон, Брайн провел Селену к маленькому столику. Он сел напротив нее, и стюард принес первое блюдо — густой гороховый суп.

Пробежав глазами по салону, Селена встретилась взглядом с Иветтой, сидящей в другом конце. Даже если Иветта и заметила, что Селена вошла под руку с Брайном, она не показала этого, так как была занята неистовым флиртом с двумя мужчинами, оказавшимися ее соседями за обеденным столиком: дородным лысеющим господином в костюме из хорошего черного сукна и молодым человеком, почти мальчиком, тоже хорошо одетым, но бледным и осунувшимся.

Корабль качнуло, и суп пролился на стол. Взяв ложку, Селена заколебалась.

— Ты уверена, что у тебя нет морской болезни? — спросил Брайн, поддразнивающе улыбаясь.

— Совершенно, — отпарировала она. — Нам приходилось с Марком ходить на нашем шлюпе в любую погоду…

Она резко остановилась. Хотя горе слегка притупилось, оно настигало порой в самые неожиданные моменты. Селена вдруг вспомнила худое загорелое лицо Марка, его нежность к ней, его смех.

Она положила ложку, в горле что-то сжалось. Брайн накрыл руку девушки ладонью.

— Я знаю, Селена, — сказал он. — Вспоминать больно. Но ты должна помнить и как сильно Марк любил тебя.

Селене удалось улыбнуться, она вновь почувствовала близость с Брайном, согретая его теплом, его пониманием.

— Ешь суп, — продолжил Брайн. — По крайней мере, он горячий и сытный.

В последующие дни «Девонширская Дева» шла на северо-восток, оставляя за собой чистые зеленые воды Карибского моря. Погода ухудшилась, пронизывающий ветер становился все холоднее. Селена, привыкшая к мягкому и теплому климату Багам, каждую ночь мерзла в своей кровати, не помогали даже дополнительные одеяла, принесенные стюардом.

По вечерам, прогуливаясь с Брайном по палубе, девушка старательно куталась в шаль, но это не спасало от холода. Селена была так счастлива рядом с Брайном, что мало обращала на это внимания. Он считал необходимым ежедневно сопровождать ее в обеденный салон и прогуливаться с ней по палубе. Капитан был интересным, если не сказать циничным, собеседником, рассказывающим много любопытного о пассажирах, которые одновременно с ним останавливались в «Виктории».

Селена узнала, что один из воздыхателей Иветты — дородный лысеющий мужчина — был состоятельным спекулянтом, направляющимся в Англию, чтобы закупить для армии винтовки, одеяла, обувь и медикаменты.

— Для какой армии? — спросила Селена.

— Которая больше заплатит, — ответил Брайн.

Что касается бледного, осунувшегося молодого человека, Брайн сказал, что он дезертировал из армии Конфедерации.

— Думаю, он был потрясен, когда понял, что война — это не только парады, красивая форма и хорошенькие девушки, бросающие цветы.

— Но что с ним станется? — Селена разрывалась между жалостью и презрением. — Он ведь никогда не сможет вернуться домой и посмотреть в лица родных и близких!

— Не стоит ему сочувствовать, — холодно сказал Брайн. — Если у его семьи достаточно денег, он с комфортом устроится в Европе. А если Юг проиграет войну, ему в любом случае некуда будет возвращаться.

— Не будут же янки жечь дома невинных граждан!

— Не сразу. Но с тех пор, как началась война, некоторые успели отличиться именно таким образом.

Пораженная его холодной отчужденностью, Селена спросила:

— Вы ведь выросли на Юге. Неужели в вас совсем нет патриотизма?

— У каждого человека свой патриотизм. Но если вы заговорите о рабовладении, о правах Штатов — для меня это ровным счетом ничего не значит.

— Я не понимаю, — сказала Селена, окончательно сбитая с толку.

— Вы и не должны понимать этого, — ответил капитан, беря ее за руку. — Вы продрогли. Вам не следует находиться на палубе в такой тонкой шали. Пойдемте, скоро обед.

Ночь за ночью, перед тем как заснуть, Селена лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка, и думала о Брайне, человеке, которого она любила и так мало знала. Он был парией в Нью-Орлеане, но не объяснил ей почему. Потом Конфедерация доверила ему командование капером. Неужели он рисковал жизнью только ради денег?

Ворочаясь без сна на жестком матрасе, девушка с тревогой думала о том, что с каждым днем приближается не только к Ливерпулю, но и к тому моменту, когда Брайн оставит ее. На корабле он был добр с ней, и ничего больше. Как будто и не было той ночи, которую они провели вместе в Поинзиане. Ее тело не могло забыть сильные, нежные руки Брайна, его теплые губы и мгновение неистовой нежности, когда она полностью принадлежала ему.

До Ливерпуля оставалось плыть два дня, когда, готовясь ко сну, Селена услышала стук в дверь каюты и голос Брайна:

— Впусти меня, Селена.

Сердце девушки забилось быстрее, и она поспешила открыть дверь.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал Брайн, вручая ей большой, аккуратно упакованный сверток.

Селена отступила в сторону, и капитан зашел в каюту, закрыв за собой дверь.

— Я хотел подождать до Ливерпуля… Но, похоже, тебе это нужно сейчас, — сказал он.

Селена развернула сверток, и глаза девушки засияли от радости и удовольствия, когда она увидела плащ из тонкой фиолетовой шерсти, сшитый по последней моде и отделанный широкими лентами фиолетового бархата. Цвет плаща подчеркивал необычный цвет глаз девушки, делая их похожими на аметист. Брайн купил плащ не только ради тепла, он выбрал цвет, который больше всего ей шел.

— Тебе нравится?

— Да, конечно. Спасибо тебе, Брайн. — Селена подошла к нему ближе.

— В Ливерпуле зимой будет холодно, мне было бы больно думать, что ты мерзнешь и в чем-то нуждаешься.

— Мне бы хотелось, чтобы мы никогда не доехали до Ливерпуля…

Отбросив с головы девушки капюшон, Брайн сжал в ладонях лицо юной красавицы.

— Мы пока еще не там, — мягко сказал он. Его руки обняли ее под плащом, и она почувствовала жар мужского тела. — Селена, я хочу тебя…

Отшвырнув плащ, Брайн взял Селену на руки и понес к кровати. Голова девушки была прижата к его груди, обнаженные руки обвивали крепкую шею. Страстный поцелуй, глубокий и настойчивый, прогнал все сомнения и опасения.

— Я тоже хочу тебя, — бесстыдно прошептала она. — Я хочу тебя каждую ночь.

Брайн снял с нее ночную рубашку, быстро разделся и лег рядом.

В этот раз Селена не чувствовала ни страха, ни необходимости сдерживаться. Она потянулась к нему, лаская его темные волосы и обнимая его. Селена откинулась на подушки, чувствуя, как его губы касаются изгиба ее шеи и, задержавшись на груди, начинают двигаться вниз, оставляя за собой пламенные следы. Он раздвинул ее бедра, и она ощутила его желание. При мысли о новой близости девушка протестующе вскрикнула. Но Брайн поймал ее запястья и сжал их. Спустя мгновение она уже задыхалась от наслаждения — его рот, руки ласкали белоснежное девичье тело. Собственное желание заставило позабыть о скромности. Селена вся отдалась новому наслаждению, каждым движением говоря, что она принадлежит ему, что готова исполнить любое его желание.

Склонившись над девушкой, Брайн мягко произнес:

— В этот раз я не сделаю тебе больно, любовь моя!

И больше не было слов, только тихие стоны наслаждения слетали с их губ.

Уже почти рассвело, когда Селена проснулась в объятиях Брайна.

— Мне лучше уйти, пока пассажиры не вышли на палубу, — сказал Брайн. — Я не хочу, чтобы твоя репутация пострадала.

— Какая разница? Через два дня мы сойдем с корабля и никогда не увидим никого из них.

Но пока Селена говорила, ей в голову пришла непрошеная мысль. Иветта де Реми…

Брайн и Иветта!

Селена ждала, что он скажет, что для него теперь нет более желанной женщины, чем она. Но Брайн молчал, и она тихо сказала:

— Ты не можешь оставить меня в Ливерпуле! Брайн, ты мне так нужен!

Капитан не проронил ни слова. Селена продолжила:

— Я знаю, что не безразлична тебе.

— Да, ты мне не безразлична.

— Тогда возьми меня с собой.

— Селена, это невозможно.

— Но почему же? — Девушка пристально посмотрела на него. — Ты… Ты ведь не женат, правда?

— Боже мой, нет! — Брайн рассмеялся. — Селена, я никогда ничего не говорил о браке. У меня есть определенные обязательства.

— Из-за этой войны? Но ты больше не командуешь капером, ты ведь продал «Хирон».

Встав, Брайн начал быстро одеваться.

— Какие бы у тебя ни были обязательства, я могу подождать. Если только…

— Я не хочу, чтобы ты ждала.

Вспомнив, как она быстро сдалась всего несколько часов назад, Селена задрожала от унижения.

— Но почему? Это все из-за Иветты?

Брайн продолжал одеваться, не глядя на нее.

— Это Иветта! Ты сделал деньги на войне, а теперь хочешь… в роскоши пересидеть войну в Париже.

Селена не отрывала прекрасных глаз от лица капитана.

— А если и так? — спокойно спросил он.

— Тогда, в Нассау, ты говорил мне, что чувствуешь за меня ответственность, потому что Марк был в твоей команде.

— Да, я и сейчас могу это сказать.

— А спать с сестрой Марка — это тоже часть твоих обязательств перед ним? Воспользоваться ею, как проституткой с Бай-стрит?

Лицо Брайна потемнело от гнева, подбородок напрягся, но когда он заговорил, голос был спокойным:

— Можешь думать что хочешь.

Он уже оделся и, повернувшись, направился к двери.

— Ну и уходи к Иветте! — закричала Селена. — Видеть тебя больше не хочу! Никогда!

Но мгновение спустя, когда за Брайном захлопнулась дверь, Селена бросилась на кровать и, зарывшись лицом в подушку, безутешно зарыдала.

 

6

Селена выглянула в окошко экипажа. Ливерпуль был шумным городом, многолюдным и очень холодным. Девушка поплотнее закуталась в потертую шаль и с тоской подумала о золотом солнце и нежном мягком ветерке Багамских островов.

Конечно, ей было бы теплее и выглядела бы она респектабельнее, если бы надела плащ, который подарил ей Брайн… Но Селена не смогла это сделать и засунула его на самое дно саквояжа перед тем, как покинуть «Девонширскую Деву».

Она была среди первых пассажиров, сошедших с корабля, и избежала встречи с Брайном. Но хотя девушка и старалась убедить себя, что так лучше, ноющее чувство утраты не покидало ее.

Селена, как никогда, ясно понимала, что ей нужно забыть Брайна и перестать грезить о будущей жизни с ним.

Девушка равнодушно взирала на проносившиеся за окном экипажа дома. Ей придется свыкнуться с шумом, толпами людей, наводнявшими улицы, сероватой дымкой, покрывающей крыши домов. Но по мере того, как экипаж двигался по направлению к северу вдоль Ватерлоо-роуд, минуя громадные, закованные в гранит доки, с возвышающимися над ними рощами мачт, впивающимися в свинцовое небо, мрачные впечатления от города стали непереносимыми.

Река Мерси вовсе не походила на прекрасные бирюзовые воды рек Нассау. Цвет здешней воды напоминал грязь. И хотя отец говорил, что Ливерпуль является самым развитым и процветающим портом мира, проносившиеся картины нищеты при виде стаек грязных полуодетых ребятишек, рывшихся в кучах мусора и отбросов, оборванных женщин, просящих милостыню перед тавернами, держа на руках голодных детей, девушку охватил ужас.

Она вспомнила, как папа однажды сказал ей, что город ее матери вырос на работорговле и что даже после отмены рабства в Англии порт продолжал богатеть за счет вывоза леса из северной части Соединенных Штатов, который использовался на больших верфях, протянувшихся вдоль Мерси-Ривер, а также хлопка из южных штатов, который направлялся на мануфактуры Манчестера. Папа говорил о добропорядочном и зажиточном купечестве Ливерпуля, но никогда не упоминал о той ужасающей нищете, которую видела теперь Селена. Когда экипаж резко остановился на перекрестке, она поймала взгляд мужчины, лицо которого было серым от голода и отчаяния. Несчастный, согнувшись, застыл, указывая на тротуар, на котором мелом было написано:

«Не ел три дня. Жена и ребенок умирают».

Через несколько кварталов показалась группа нищих, которые собрались перед таверной, распевая методистский гимн, причем один из них играл на ручном органчике. Селена откинулась на потрескавшееся кожаное кресло экипажа и мысленно поразилась, как в таком огромном морском порту могут существовать такая нужда и отчаяние.

Улицы стали уже, здания обшарпаннее, и когда возница остановился перед тусклым и раздражающим взор зданием, именуемым «Пристон Армс», Селена почувствовала, как ее сердце ушло в пятки. Возница помог ей сойти и, когда она отдала ему почти всю оставшуюся мелочь, поехал дальше. Девушка осталась стоять, дрожа под порывами пронизывающего ветра, дующего с реки.

Селена думала, что гостиница ее дяди будет роскошным заведением, сродни гранд-отелю «Виктория». В ее сознании сложилась картина, хотя и неясная, но приятная, представляющая кирпичное здание со сверкающей медной вывеской, опрятно одетым швейцаром, услужливо помогающим ей внести саквояж.

Перед ней же было меблированное заведение дешевого сорта, с блеклыми сероватыми занавесками на окнах и облезшей краской на входной двери. Пьяная женщина, повисшая на плече у пошатывающегося небритого моряка, протащилась мимо и вошла в соседнюю дверь, ведущую в таверну.

Как Марк мог послать ее сюда? Селена хотела повернуться и уйти. Но куда? Она с горечью напомнила себе, что идти ей было некуда.

Девушка гордо выпрямилась, подхватила саквояж и поднялась по грязным ступеням. Внутри «Пристон Армс» выглядела также отталкивающе, как и внешне. Глазам Селена предстали низкий потолок гостиницы, тусклый свет газового рожка, потертый ковер и продавленные плюшевые кресла. Увиденное вызвало у девушки отвращение, она растерянно остановилась.

Какая-то полная женщина средних лет с копной подозрительно ярких светлых волос торопливо прошла мимо.

— Мест нет, — бросила она на ходу и, остановившись, окинула Селену коротким изучающим взглядом своих маленьких, блеклых и хитрых глаз.

— Мне хотелось бы поговорить с господином Оливером Пристоном, если позволите, — сказала Селена. — Я его племянница.

— Интересно! И кто же вы будете?

— Меня зовут Селена Хэлстид. Я прибыла сегодня на корабле «Девонширская Дева» и…

— Хэлстид, не так ли? Уж не те ли высокопоставленные родственнички Олли с Багам?

— Я прибыла с острова Провидения… — Селена была изрядно шокирована развязной манерой общения женщины. Может быть, она прислуга? На ней было бархатное платье лилового цвета с пятнами жира на корсаже и грязным кружевным воротником.

— Бедняжка Олли всегда говорил о Хэлстидах и большом имении у них там, на островах, с каким-то языческим названием…

— Поинзиана, — сказала Селена, почувствовав мгновенный укол тоски по дому. Действительно, языческое название!

— Ну да, конечно. Я-то никогда особенно не прислушивалась к болтовне Олли о своих богатых родственниках. Он любил приврать, особенно когда слегка пере…

— Не могла бы я поговорить с дядей? — прервала ее Селена. Женщина все время говорила о дяде в прошедшем времени, как будто его не было.

— Поговорить с Олли? Не думаю, что это возможно, дорогуша. Бедняжка скончался и предан земле уже год назад. Холера взяла его. Вот такие дела… — Женщина сжала пальцы. — Я его вдова. Меня зовут Эмма.

Селену захлестнула волна невыносимой слабости. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Весь этот долгий путь она проделала, чтобы зажить вместе с дядей, и вот теперь стоит без копейки денег, в чужом и безобразном городе. В глазах у нее потемнело, и она вытянула вперед руку, чтобы ухватиться за одно из кресел.

— Ну же, не стоит так, — сказала Эмма Пристон сердечно. — Успокойся… Чашечка хорошего чаю — вот и все, что тебе нужно. — Подхватив саквояж Селены, она обняла ее за талию и повела вперед. — В моем кабинете тебе будет тепло и уютно…

Хотя кабинет был плотно заставлен грязной мебелью, огонь в очаге выглядел располагающим. Эмма пододвинула кресло поближе к огню и сказала:

— Ну-ка садись, а я принесу тебе твой капор и шаль. Вот так-то лучше… — Женщина внимательно посмотрела на Селену. — Хм, а ты настоящая прелесть! Волосы цвета новенького медного чайника. — Она потянула за шнурок колокольчика. — Да и сложена ты просто на диво. Всегда думала, что девушки с Вест-Индийских островов обгорают, как головешки…

Селена робко усмехнулась.

— Гувернантка всегда заставляла меня носить капор и зонтик от солнца.

Блеклые глаза Эммы расширились.

— У тебя была гувернантка?.. — Она улыбнулась и покачала головой. — Увидев тебя, я сразу поняла, что ты настоящая леди. Прекрасные манеры, и такая элегантность в разговоре… Как же твой папаша отпустил тебя одну в такую далекую поездку?

— Папа умер, и брат тоже… — И Селена рассказала, что с ней произошло, не обмолвившись о Брайне ни словом. Она не могла заставить себя говорить о нем, по крайней мере сейчас, когда воспоминания об их ссоре прошлой ночью были еще так свежи и болезненны.

— Так у тебя на свете никого не осталось, да? А ты так молода… — Эмма замолчала, увидев появившуюся худенькую служанку в грязном переднике. — Не очень-то ты торопишься, Бекки. — Сейчас тон Эммы был совершенно отличен от того, каким она говорила с Селеной. — Вот моя племянница, мисс Селена Хэлстид. Только что прибыла с островов. — Маленькая служанка качнула головой. — Подай нам чаю и тех пирожных из ледника. Да поживей!

Когда девушка ушла, Эмма вздохнула.

— Девчонок присылают из работного дома. Лентяйки, почти все. Полагаю, что бедняжка Бекки к тому же еще и полоумная. Да вот сердце у меня доброе. Не могу заставить себя выгнать их…

Эмма уселась напротив Селены и, расспрашивая девушку о путешествии, продолжала разглядывать ее. Когда явилась Бекки с чаем, Селена перевела наконец дух.

Коротким кивком отпустив служанку, Эмма разлила чай и достала из боковой дверцы буфета бутылочку.

— Добавлю-ка я капельку доброго ямайского рома… Для моей племянницы все самое хорошее…

— Но я ведь на самом деле не ваша племянница — дядя Оливер был маме братом только наполовину, и она едва знала его…

Селена отпила чаю и закашлялась от рома, обжегшего ей горло. Но чуть позже она почувствовала, как по телу распространяется незнакомое тепло, успокаивая напряженные нервы.

— У меня нет никаких претензий к вам, миссис Пристон, — сказала она. — Должна сказать, что мне нечем заплатить за проживание здесь. — Селена посмотрела на свой ридикюль. — У меня осталось только три шиллинга…

— Послушай, я разве что-нибудь сказала про деньги? — Эмма ласково улыбнулась ей. — И зови меня тетя Эмма. Бедняжка Олли так бы тебе порадовался. — Она погладила руку Селены. — Бедное дитя, одна в целом свете… Как печально, что твой брат погиб на этой проклятой войне. И ведь война-то была не его… — Женщина пожала пухлыми плечами. — Но война и до нас докатилась…

— Каким же образом? — На какое-то время Селена отвлеклась от своих собственных проблем.

— Ну как же, милочка, а торговля хлопком? — начала рассказывать Эмма. — Весь хлопок поступал из южных штатов в Ливерпуль и на ткацкие фабрики Манчестера. Ну а теперь из-за блокады хлопок не поступает, фабрики закрываются. Работы в Манчестере нет, и ткачи сотнями должны возвращаться сюда, чтобы найти работу. Но и здесь для них работы тоже нет. Большинство из них кончает попрошайничеством на улице, — вздохнула Эмма. — Сердце кровью обливается, глядя на их голодные лица…

Селена, допив сдобренный ромом чай, увидела Эмму в новом свете. Она, может быть, и грубовата, но по натуре добрая. Может быть, поэтому дядя Оливер и женился на ней.

— По пути от доков я видела на улице нескольких нищих, — сказала Селена.

— Не сомневаюсь в этом. А эти хорошенькие молоденькие фабричные девчонки, так… — Эмма налила еще немного рома в чашку Селены.

— Ах нет, думаю, мне хватит…

Но Эмма уже подливала чаю.

— Ну, теперь тетя Эмма о тебе позаботится, дорогуша… У нас очень холодно, а на тебе такая тонкая шаль. Стоит тебе простудиться, и все, ты готова. Но я не допущу этого…

Вот уж чего не хотела Селена, так это заболеть, приехав в чужой, незнакомый город. Она покорно глотала согревающий напиток. Зрачки ее расширились, и она откинулась на спинку кресла.

— Ты, наверное, устала с дороги… На третьем этаже есть маленькая комнатка. Конечно, не сравнить с тем, что у тебя было, да все же крыша над головой.

Селена заколебалась.

— Я не могу принимать милостыню, — сказала она. — Но если позволите, я смогу помочь вам по гостинице…

— А что ты умеешь делать?

Селена вспомнила, что говорил Брайн в столовой «Виктории».

— Я могу быть горничной или помогать на кухне…

Эмма засмеялась.

— Вот так идея! Нет, мы не позволим портить эти чудесные белые ручки, не дадим им скрести и мести. Это все пусть делает Бекки.

Селена подумала, что неудивительно, что все вокруг выглядело таким грязным и запущенным. Одна служанка не могла справиться с таким большим домом. Маленькая бедняжка Бекки, наверное, совсем надорвалась.

— Вы уверены, что для меня не найдется никакой работы? — настаивала она.

— Там видно будет, — примирительно сказала Эмма. — Ну а теперь пойдем со мной. Все, что тебе нужно, так это поспать немного и хорошо отдохнуть.

Комната на третьем этаже была маленькой и тоскливой, но когда Бекки принесла горячей воды и полотенца и Селена, сбросив верхнюю одежду, начала умываться, она почувствовала себя лучше.

— А вот французское мыло, — сказала Эмма, очень довольная собой.

Если бы только Эмма перестала смотреть на нее таким оценивающим взглядом! Как делец на бегах, подбирающий нового рысака, подумала Селена. Не ром ли породил в ее мозгу такую странную мысль?..

— Да ты просто прелесть, — сказала Эмма. — И фигурка чудесная. А сколько же тебе лет, милочка?

— Мне семнадцать, — ответила Селена.

— Бьюсь об заклад, дюжина молодых повес увивалась вокруг тебя в Нассау, — сказала Эмма.

Селена робко улыбнулась, вспомнив молодых офицеров, добивавшихся права потанцевать с ней на балах, даваемых Первым Вест-Индским полком. Всего нескольким удалось сорвать ее поцелуй, однако и это делалось с полным почтением и должным уважением к Селене Хэлстид, наследнице Поинзианы. Никаких прочих вольностей никто себе не позволял, и ни одному из мужчин не удалось вызвать в ней отклик страсти… Никому, за исключением Брайна.

— Представьте, ни одного, — грустно покачав головой, сказала она Эмме.

Эмма рассмеялась.

— Ну, ты, наверное, разборчива. Но ты имеешь полное право на это. Такое богатство, как у тебя, не стоит растрачивать понапрасну. Я вижу, у тебя глаза уже не смотрят… Ложись! Еще успеем поболтать…

Как только Эмма вышла из комнаты, Селена, облегченно вздохнув, надела ночную рубашку и улеглась в постель. Закрыв глаза, девушка неожиданно увидела лицо Брайна, каким оно было во время их ссоры прошлой ночью: сжатый рот, холодная ярость в серых глазах. Где он теперь? Едет в Париж с Иветтой?

Селена хотела ненавидеть Брайна, но воспоминания о близости с ним мешали сделать это. Она не могла забыть сильных рук, обнимающих ее, прикосновение жарких губ… Девушку потрясла собственная страсть к этому человеку. Даже если Селена никогда не увидит его, она будет верна ему до конца жизни.

Юная девушка накинула на себя тоненькое одеяло и погрузилась в сон.

Когда Селена открыла глаза, было темно. Какое-то время она не могла вспомнить, где находится.

Через несколько минут она услышала голос Эммы Пристон, доносившийся из соседней комнаты, но он был резким и сварливым теперь. Селена села в кровати, потревоженная услышанным.

— Ты со мной так не разговаривай, Дейзи Каллен! Кто ты такая, черт возьми? Герцогиня Мальборо, что ли?

Жесткость тона Эммы потрясла Селену.

— Может, и не герцогиня, но я честная девушка и стараюсь найти приличную работу. Я все ноги исходила, я…

Голос девушки, злой и срывающийся, был отчетливо слышен. Селена подумала, что стенки были толщиной с бумажный лист. По всей видимости, когда-то здесь, на третьем этаже, были комнаты большего размера, а потом их разгородили перегородками из самого дешевого дерева и понаделали эти крохотные клетушки.

— Но работы ты не нашла, так ведь? И это длится уже две недели. В Ливерпуле страшная безработица, но у меня здесь не богадельня!

— Вам не стоит напоминать мне об этом, — сказала Дейзи Каллен. — Я не слепая и вижу, чем вы занимаетесь тут!

— Веди-ка себя прилично, девушка! — в ярости вскрикнула Эмма. — У меня приличное заведение…

— Да уж, приличное, — огрызнулась Дейзи. — Вы привечаете здесь ворье, которое живет тем, что спаивает несчастных моряков и сбывает их капитанам, прославленным своей жестокостью…

— Сбавь-ка тон! — приказала Эмма.

Но Дейзи уже не могла остановиться:

— А еще вы содержите курьеров, которые одурачивают бедных неграмотных ирландцев и продают им места на дряхлых гнилых посудинах, которые, скорее всего, никогда не довезут их до Америки. А что касается девушек, которых вы здесь держите…

— Я уже сказала тебе, замолчи! Не заставляй меня повторять, не то я вышвырну тебя на улицу!

Через несколько минут Селена услышала, как дверь в комнату Дейзи открылась и раздался ее голос:

— Я найду себе приличную работу, да! Вот увидите! Работать я умею. Ишачила на фабрике в Манчестере с десяти лет!

— Эта фабрика не откроется, пока не закончится война в Америке, — холодно сказала Эмма. — А до того времени подохнешь с голоду. Ты уже сейчас выглядишь как голодная бродячая кошка! Когда последний раз ты ела как следует?

— Вот уж это не ваше дело, — ответила Дейзи, но в ее голосе проступила едва заметная дрожь.

— Почему бы тебе не образумиться и…

— Убирайтесь! — завопила Дейзи. — К концу недели получите свои деньги.

— Получу, черт побери! — прорычала Эмма. — А не то ты уберешься отсюда.

Через несколько часов Бекки пришла в комнату Селены с ужином на подносе, и девушка только тогда поняла, как голодна. Оставив поднос, Бекки вышла. Приподняв салфетку, накрывавшую поднос, Селена обнаружила дымящийся бифштекс, мясной пирог, теплый яблочный пирог и пинту эля.

При виде золотисто-коричневой корочки на пироге девушка судорожно сглотнула слюну, но тут она вспомнила о девушке в соседней комнате, Дейзи Каллен… Бедняжке столько пришлось голодать, пока она бродила по холодным улицам Ливерпуля в поисках работы!

Селена встала, понимая, что не сможет съесть ни кусочка, пока рядом находится голодная девушка.

Решительно взяв поднос, она вышла в тускло освещенный коридор и постучала в дверь Дейзи Каллен.

— Отстань от меня, старая дура, — крикнула Дейзи. — Я уже сказала тебе, что расплачусь к концу недели.

— Да это… Видите ли, я Селена Хэлстид, ваша соседка. Откройте, пожалуйста.

Через минуту дверь, заскрипев, отворилась. Селена с изумлением уставилась на Дейзи — ее облик совершенно не соответствовал резкой и вульгарной речи. Черты девушки были утонченными, глаза — цвета светлого ореха — излучали простодушие, кольца мягких золотых локонов обильно обрамляли бледное личико.

Дейзи уставилась на поднос.

— Вас что, Эмма подослала? Если так, то возвращайтесь-ка обратно к ней и скажите, что со мной эти штучки не пройдут. Я уже ей говорила…

Селена отрицательно покачала головой.

— Меня никто не посылал. — И тактично добавила: — Здесь так много, что мне просто не съесть. Кроме того, не люблю есть в одиночестве.

Дейзи неожиданно улыбнулась.

— Так вы предлагаете разделить с вами трапезу?

— Была бы признательна вам за компанию, — сказала Селена.

Дейзи пропустила ее в комнату и закрыла дверь. Она протерла грязноватый стол краешком грязного платка, взяла еще одну тарелку и оловянную кружку из буфета и сказала:

— Стул только один. Я сяду на кровать. Вообще-то я не готовилась к приему гостей…

Через несколько минут Дейзи уже запихивала в рот бифштекс дрожащими от спешки пальцами. Селене никогда не приходилось видеть, чтобы так ели. Наверное, Дейзи действительно голодала.

Наконец девушка издала короткий вздох, вытерла губы тыльной стороной ладони и сказала:

— Видимо, пора представиться. Меня зовут Дейзи, Дейзи Каллен. Что-то я вас раньше тут не видала. Вы Селена, да?

Дейзи налила в кружку и фарфоровую чашку немного эля.

— Я приехала как раз сегодня, — начала было Селена.

— По твоему выговору видно, ты не из Манчестера.

— Я с Багамских островов.

Дейзи с недоумением посмотрела на девушку:

— Это где такие?

Селену поразило невежество Дейзи. Но припомнив, что девушка с десяти лет работала на фабрике, Селена впервые осознала, что принимала как должное тот комфорт и роскошь, окружавшие ее в прежней жизни. Солнечная комната в Поинзиане, где гувернантка обучала ее географии, французскому языку, манерам и всяким другим вещам, которые следует знать порядочной молодой леди. Полированный стол красного дерева в столовой, заставленный самыми изысканными яствами острова… Даже после смерти брата Селена все еще не оставляла надежд вернуться в Поинзиану, где все пойдет так, как было раньше.

— Багамы — это где-то рядом с Ирландией? — нетерпеливо расспрашивала Дейзи.

— О нет, они там, за океаном. В Вест-Индии. Это на юге Соединенных Штатов.

— Долго же тебе пришлось плыть, да?

— Выбора у меня не было, — сказала Селена.

— Если ты приехала в Ливерпуль искать работу, так могу тебе сказать, что ты ошиблась. Тут на должность помощников продавца очередь из сотни девчонок. А может — ты швея? Или модистка?

Селена покачала головой.

— Нет…

Дейзи продолжала изучать ее своими большими карими глазами с золотистыми искорками.

— Бьюсь об заклад, ты и не шлюха. Говоришь ну прямо как леди.

Селена почувствовала, что покраснела от пяток до корней волос. Даже Брайн, при всей простоте его манеры выражаться, говорил в подобных случаях «девушки легкого поведения».

— Я… ну, я племянница миссис Пристон.

— Ври больше, так я тебе и поверила! Не можешь ты быть в родстве с этой старой су…

— Кровного родства между нами нет, — поспешно прервала ее Селена, ужасаясь тому, что Дейзи может еще произнести. — Дедушка Пристон, отец моей матери, женился второй раз, когда бабушка умерла. Оливер Пристон был сыном моего деда от второго брака, и я ни разу его даже не видела. К тому же я не знала, что дядя Оливер умер…

— Думаю, что и Эмму ты раньше тоже не знала.

— Нет, мы впервые увиделись несколько часов назад.

Повисла неловкая пауза, и Селена подвинула Дейзи пирог. Девушка накинулась на пирог так же быстро, как и на бифштекс. И вернулась к разговору только после того, как слизала последние крошки с пальцев.

— Так почему же ты уехала из дому и приехала сюда, к людям, о которых ты ничего не знаешь?

— У меня не было выбора. — И Селене опять пришлось рассказать причину ее приезда в Ливерпуль, но и в этот раз она даже не упомянула о Брайне. Миссис Пристон повела себя очень благородно по отношению ко мне, — сказала Селена. — Я предложила ей использовать меня для работы в гостинице, но она отказалась.

Дейзи с удивлением уставилась на нее.

— На Эмму это не похоже. — Она пожала плечами. — Ну, если она не просит с тебя денег пока, это твое счастье, потому что я уже говорила — найти работу сейчас в Ливерпуле тяжело. — Она горько усмехнулась. — Я-то думала, что достаточно намаялась на этой проклятой фабрике. С полшестого утра до половины восьмого вечера, и всегда за спиной надсмотрщик с плеткой…

Потрясенная, Селена смотрела на Дейзи расширившимися от ужаса глазами.

— Так вас там били?!

— Конечно… Но на других фабриках было еще похлеще. Девчонок секли совершенно обнаженными, на виду у всех, и стегали их, пока не упадут…

Селене казалось, что ей снится кошмарный сон, чуждый и пугающий. Она слышала разговоры о зверствах рабовладельцев на некоторых плантациях Юга, но Дейзи была гражданкой страны, где рабство уже несколько лет как было отменено.

Допив вторую чашку эля, Дейзи и не заметила, как была потрясена Селена, и продолжила:

— Конечно, если девчонка соглашалась прилечь на спинку перед надсмотрщиком, он потом давал ей послабление и в рабочие часы. Но я на это не пошла, — ее передернуло. — Другие девчонки говорили, что я чокнутая, но… — она наклонилась вперед, — не знаю, как тебе сказать, но я всегда думала, что сначала нужно очень полюбить человека, а потом уж с ним… — Девушка горько усмехнулась. — Ты тоже считаешь меня чокнутой, да?

На Селену нахлынули воспоминания об их первой ночи с Брайном, и она мягко сказала:

— Да нет, Дейзи, я тоже так думаю.

Дейзи окинула ее легким испытующим взглядом и, вздохнув, проговорила:

— Но фабрики закрывались, и те немногие рабочие, что остались в Манчестере, распродали весь свой домашний скарб и в конце концов оказались на улице. Но что касается меня, я не буду попрошайничать.

Селена была готова поверить этому, поскольку в девушке чувствовалась природная гордость, карие глаза горели убежденностью, черты лица были тверды. Нет, Дейзи не была попрошайкой.

— Я думала попытать счастья здесь, в Ливерпуле, — закончила она, — да только пока счастье мне не улыбнулось.

Селена порывисто обогнула стол и положила руку на плечо Дейзи.

— Но ты скоро найдешь работу, — сказала она. — Найдешь, я уверена.

Выйдя из комнаты Дейзи, Селена остановилась в темном коридоре, держа в руках поднос с грязной посудой. Вспомнив о Бекки, худенькой изнуренной девушке, она решила избавить служанку от лишней работы и самой отнести поднос на кухню.

В гостинице становилось шумно. Из одной комнаты до нее доносился звук ссоры между мужчиной и женщиной. В другой — пьяная девчонка гнусаво выводила фальшивые ноты. Через полуоткрытую дверь она заметила по крайней мере дюжину человек, теснившихся в одной комнате с оборванными детишками, а на грязном полу рядами были составлены тюфяки.

«Это, наверное, ирландские эмигранты, — подумала она, — которых доставил сюда один из «курьеров», упомянутых Дейзи».

Дойдя до верхней ступеньки второго пролета, Селена вдруг поняла, что понятия не имеет, где находится кухня. Она повернула в узкий проход, пропахший капустой, прогорклым жиром и кислым пивом. Пройдя несколько шагов, она наткнулась на человека, выросшего из темноты. Он был высок, строен, одет в грязную и не по росту большую зеленую куртку с потрепанным бархатным воротничком.

— Остановись-ка, лапочка! — Девушка уловила запах перегара и грязной одежды. — Ты здесь новенькая, да?

Селена кивнула.

— Я не знаю, как пройти на кухню. Не подскажете ли мне…

— Неужто Эмма взяла другую служанку? — Глаза мужчины бесстыдно рассматривали стройное тело девушки. — А ты ничего к тому же. Не то что Бекки — мешок с костями, да и только…

Он обхватил Селену за талию. Поднос упал из ее рук, тарелки покатились по полу.

— Да, ты славная штучка, — произнес он сиплым голосом и схватил девушку за грудь. Несмотря на худобу, в мужчине была звериная сила.

— Пустите меня, — кричала Селена, извиваясь в его объятиях.

Но, прижав девушку к стене, мужчина продолжал мять ее груди, пытаясь поцеловать.

— Стой смирно, — бормотал он, — не бойся меня, я старый друг Эммы. Меня зовут Джерри…

Селена пыталась оцарапать негодяя, но он как клещами схватил ее за запястья. Девушка что было сил стукнула мужчину по голени, и тот разразился бранью.

Спустя мгновение в коридоре послышались шаги, и раздался голос Эммы:

— Это что еще тут, черт возьми, происходит?! А ну отпусти ее, Джерри!

Поскольку Джерри не повиновался, Эмма ухватила его за галстук и тянула до тех пор, пока негодяй не захрипел. Издав хлюпающий звук, мужчина так быстро опустил руки, что Селена отшатнулась назад и упала бы, если бы не стена за ее спиной.

В слабом свете газового рожка, падающем сверху, Селена увидела, что лицо Джерри стало малиновым.

— Чуть не задушили человека, — бормотал он. — Черт побери, Эмма, я ведь только…

— Убери свои грабли от моей племянницы, — проговорила Эмма, не сводя с него окаменевшего взгляда.

Джерри дернул куртку.

— Так это твоя племянница? Откуда же мне было знать?

— Так теперь знай, — сказала Эмма угрожающе. — Она не чета таким, как ты!

Селена ожидала, что Джерри окрысится, но он только покорно кивнул.

— Ну ладно, Эмма, конечно… — сказал он. — Даю слово…

После того как Джерри скрылся в темном коридоре, манера поведения Эммы тут же переменилась. Нежно обняв Селену, она проговорила:

— Ты не пострадала, нет?

— Нет, но я так перепугалась…

— Он тебя больше не тронет, — сказала Эмма. — Но шататься здесь тебе не следует! Сама видишь, с какими козлами здесь можно встретиться.

— Но почему же вы позволяете таким людям жить в вашей гостинице? — с негодованием спросила Селена.

Эмма вздохнула:

— У нас с Джерри время от времени бывают кой-какие делишки. Вдова должна пускаться на многое, чтобы прожить. — Поскольку Селена не ответила, Эмма продолжила: — Забудь о Джерри! Я уже сказала ему, что ты не про таких, как он. — Эмма широко улыбнулась. — Ну а теперь иди-ка к себе в комнату. Доброго тебе сна, дорогуша.

Селена повиновалась, еще окончательно не придя в себя от пережитого.

— Доброй ночи, тетя Эмма, — сказала она.

Девушка была признательна Эмме за свое спасение из лап Джерри. За то, что ее приютили в этом чужом городе. Полуобернувшись, чтобы принести свою благодарность, она увидела холодный, оценивающий взгляд Эммы, который пронизал ее до самой глубины.

Это был взгляд человека, нашедшего жемчужное зерно в навозной куче и раздумывающего, как распорядиться им.

 

7

В течение нескольких последующих дней Селена оставалась в «Пристон Армс», поскольку бежать было некуда. Однако она чувствовала все нарастающее чувство неловкости. Девушка старалась убедить себя, что иметь крышу над головой в городе, где так много нищих и бездомных, уже счастье. К тому же она не могла отрицать, что Эмма великодушна по отношению к ней. В ее комнате всегда ярко горел огонь, была поставлена даже маленькая металлическая ванночка, которую Бекки через день наполняла горячей водой. Эмма также настояла, чтобы Селена обедала в отдельной комнате.

— Твой дядя Олли всегда хотел, чтобы столовая сверкала чистотой, — с улыбкой сказала Эмма, — но наших постояльцев не беспокоят подобные вещи.

Припомнив голодную Дейзи и жадность, с которой та поглощала еду, Селена спросила:

— А когда же обедают ваши постояльцы?

Эмма пожала полными плечами.

— Те, кто при деньгах, ходят в «Корону и якорь», в конце улицы.

— Хорошо, — сказала Селена. — Ну, а постояльцы, которые не могут ходить в «Корону и якорь»?

— На улице полно продуктовых лавок. Эти ирландские эмигранты довольствуются горячей картошкой и жареной селедкой! Дома они и этого не видели. Кроме того, надолго они здесь не останутся…

— А правда ли, что вы работаете с беженцами, покупающими пропуска на корабли, которые не могут плавать?

— А, ты что-то услышала из нашего разговора с Дейзи, не так ли? — И Эмма посмотрела на Селену тяжелым, буравящим взглядом.

— Я и не думала подслушивать — стенка такая тонкая, что…

— Да, это правда. Но тебе лучше заниматься своими делами, Селена.

— Но мне совершенно нечем заняться, — сообщила Селена. — Мне не улыбается весь день торчать в комнате…

— Так лучше выйди на улицу, чем слоняться по дому, где полным-полно таких людей, как Джерри Стоувер. Я не могу все время следить за тобой.

Голос Эммы был мягким и дружелюбным, но в ее словах Селена уловила предостережение.

— Извините, я не хотела обременять вас, — сказала Селена.

Эмма всплеснула руками.

— Милочка, да ты мне не в тягость! Разве это не естественно, что такая милашка, как ты, хочет немного пожить… — Эмма встала и стряхнула крошки с грязноватых кружев, прикрывавших ее полную грудь. — А знаешь что? Давай устроим сегодня вечером праздник! Для нас двоих… Я закажу кеб и покажу тебе город — в Ливерпуле есть что посмотреть.

Хотя Селена все еще чувствовала себя несколько стесненной в обществе Эммы, предвкушение нескольких часов свободы радовало ее, и виды окрестностей, показываемых Эммой, произвели на нее впечатление.

— Вон там, смотри — это Гори-Пьяцца — довольно странное название, не так ли? Крупные дельцы в работорговле устраивают здесь свои конторы. Место называется так по острову Гори, это какое-то языческое поселение, откуда работорговцы берут свой товар.

Селена во все глаза смотрела на людей в широких одеждах и шляпах с высокой тульей, сновавших туда-сюда.

— Но работорговля уже несколько лет как отменена, — начала она.

— Теперь у них крупные дела с торговлей эмигрантами, — объяснила Эмма. — Тут есть корабельные дельцы, комиссионеры, купцы… Здесь из рук в руки переходят крупные суммы, должна я тебе сказать.

Немного погодя Эмма показала Селене Сент-Джордж-Холл. Селена была потрясена величественным размером здания, колоннами из полированного гранита, мраморными лестницами, массивными бронзовыми дверьми с изящной инкрустацией.

— Думаю, на островах ты ничего подобного не видела, — сказала Эмма, явно гордясь родным городом, и Селена вынуждена была согласиться с этим.

В то же время она не могла не замечать всего в нескольких сотнях метров от этого великолепия орды оборванных эмигрантов, устремлявшихся к докам. За спиной у каждого из них висели огромные грязные котомки, где находилось все имущество несчастных. Девушка старалась успокоить себя мыслью, что, возможно, те, кому удастся пережить трудности переезда, найдут за морем лучшую судьбу.

Нанятый кеб, сырой и влажный от тумана, составляющего часть этого города, тронулся. Эмма указала на большие верфи, вытянувшиеся вдоль реки Мерси.

— Как раз здесь строят самые лучшие в мире корабли, — сказала она. — Те, кто живет неподалеку, день и ночь напролет видят свет из кузницы и слышат грохот молотов.

Показав Селене доки Альберта, названные так по имени принца-консорта королевы Викторий, Эмма приказала вознице повернуть на просторную площадь, обрамленную высокими, элегантными домами, выходящими фасадами на прекрасно ухоженный парк.

— Телфорд-сквер, — сказала Эмма, указывая на полированную медную табличку, прикрепленную на углу к невысокой кирпичной стене. — Здесь живет знать — судостроители, купцы и прочие. — Смех ее был низким и довольно неприятным. — А вон там дом Родмана.

Селена мельком взглянула на симпатичный фасад трехэтажного особняка.

— Джошуа Родман — владелец одной из крупнейших верфей Ливерпуля, — пояснила Эмма. — Твой дядя Олли, можно сказать, приходится им родней… Седьмая вода на киселе, правда, он даже однажды написал господину Родману, прося ссуду на покупку «Пристон Армс». Бедный Олли всегда был полон несбыточных надежд… — И Эмма опять рассмеялась. — Господин Родман, конечно, не ответил на письмо. Но Олли твердил о связях с этой семьей до самой смерти…

Селена осмотрела особняк Родмана более внимательно. Белые, без единого пятнышка ступени вели вверх к передней двери, отделанной широкими панелями, обрамленными двумя колоннами с капителями ионийского ордена. Горничная, в таком же безукоризненном переднике, тщательно натирала медный звонок. Здесь вполне очевидно присутствовал достаток… Селена неожиданно вспомнила большие веранды Поинзианы, тропический сад… Девушка чувствовала легкую ностальгию по золотому солнцу и кристально чистой воде Багамских островов, дрожа от холода в тяжелой и не по росту большой мантилье, которую Эмма одолжила ей на время прогулки.

Очень скоро кеб повернул назад, и с приходом вечера Селена опять очутилась на тесных улицах набережной. Сердце девушки сжималось при мыслях о возвращении в «Пристон Армс», с его узкими коридорчиками и шумными обитателями.

Но Эмма приказала вознице остановиться перед таверной «Корона и якорь», сказав:

— Сегодня вечером мы пообедаем здесь.

Хотя Селена не была голодна и входить в таверну не хотела, она подумала о Дейзи, питавшейся всю прошлую неделю объедками, которые девушка приносила ей наверх. Карманы у мантильи были большими, и если бы Селене удалось отвлечь Эмму, сегодня вечером Дейзи опять была бы сыта.

Внутри таверны, освещенной мерцающими газовыми светильниками, было шумно, но Селена с удивлением заметила, что заведение довольно чистое, а запах пищи аппетитный. Она видела моряков десятка национальностей, сгрудившихся у полированной дубовой стойки; компанию им составляли несколько потасканных размалеванных девиц. Остальные девушки сидели со своими товарищами вокруг деревянных столов.

Владелец заведения, крупный и жирный мужчина, поспешил приветствовать Эмму, наградившую его дружеской улыбкой.

— Отдельный стол в задней комнате, для меня и племянницы, — сказала она.

— Так это ваша племянница? — проговорил толстяк, удивленно взглянув на Селену.

— Ты что, не слышал, что я сказала? — ответила Эмма. Она быстро и предостерегающе поглядела на мужчину.

Селена была озадачена и немного обеспокоена такой переменой, хотя и не могла объяснить почему. Конечно, Эмма охраняла ее, как наседка. Когда один из моряков у стойки бесстыдно уставился на Селену, Эмма одним взглядом утихомирила его.

Задняя комната была достаточно тихой, и Эмма выбрала отдельный столик в уголке, с мягкими кожаными креслами. Селена притворилась голодной, и она заказала обильный обед на двоих, одобрительно качая головой.

— У тебя отличный аппетит, — сказала Эмма и, склонив голову набок, внимательно оглядела Селену. — Да, тебе надо бы набрать немного мяса на твои косточки… — Она расхохоталась. — Ну правда же, дорогуша, мужики любят толстеньких девчонок. Все наши кружева и кринолины хороши, но когда он тебя разденет, тебе все-таки надо иметь кое-что кругленькое…

— Тетя Эмма! — не выдержала Селена.

— Да не ломайся, милочка, — сказала Эмма. — А может быть, ты у нас маленькая невинная девочка? Ничего, это дело поправимое…

Селена взяла себя в руки. Делать нечего — придется терпеть грубую манеру разговора Эммы.

Официант принес дымящуюся баранью ногу, в окружении поджаренных картофелин и лука, горячий рулет и тарелку вареных устриц. Селена с нарочитой жадностью набросилась на еду.

На стол легла тень, она подняла голову и остолбенела при виде Джерри Стоувера, небритого и пахнущего потом.

— На пару слов, Эмма, — сказал он.

— Не сейчас, Джерри.

— Дело не ждет. Речь идет о клипере из Фриско. Он уже завтра отходит из порта, а третьего члена команды все еще нет…

— Не продолжай, — поспешно и резко проговорила Эмма. — Я тотчас же вернусь, — сказала она Селене.

Как только Эмма и Джерри ушли, девушка начала набивать широкие карманы мантильи едой для Дейзи. Останутся жирные пятна, но она постарается смыть их до того, как вернуть одежду. К счастью, Эмма не особенно заботилась о чистоте своего гардероба — вокруг ворота ее перешитых платьев всегда было полно пятен от пищи.

Она старалась не думать о делах, которые вели Эмма и Джерри, но даже из нескольких слов, произнесенных мужчиной до того, как Эмма его оборвала, ей нетрудно было сделать свои выводы. Жестокость капитана корабля, направляющегося в Сан-Франциско, удерживала даже просмоленных моряков Ливерпуля от подписания с ним контракта по своей воле. Эмма и Джерри работают на пару. Он наверняка спаивает моряков. Но какова роль Эммы в такой сделке? Не предоставляет ли она место в погребе «Пристон Армс», где можно держать пьяных моряков до того, как их переправят на клипер?

Возможно, такие дела не были чем-то особенным, думала Селена. И в Нассау наверняка случались такие вещи. Но ей непереносима была мысль о том, что вдова дяди Олли будет вовлечена в такие криминальные делишки. А также что она, Селена, вынуждена будет разделить участь Эммы. «Мне надо уехать из гостиницы», — решила девушка. Но как? Даже в Нассау она не могла найти работу, а здесь, в Ливерпуле, в конкуренции с сотнями выброшенных на улицу девушек, подобных Дейзи, ее шансы были вообще ничтожны. Без опыта, без рекомендаций, она не могла даже надеяться получить работу служанки или ученицы модистки.

Вскоре Эмма вернулась к столу с довольной улыбкой на круглом лице, но было ясно, что она торопится и не будет рассиживаться за обедом.

Оказавшись вновь в своей крошечной комнатке, Селена нетерпеливо расхаживала, поджидая возвращения Дейзи. Уже давно стемнело, а Дейзи все еще не было. Может быть, она нашла работу официантки и сразу же приступила к делу?

Время шло, в «Пристон Армс» становилось шумно, и Селена безуспешно пыталась отключиться от теперь знакомых звуков пьяной ссоры, пронзительного смеха портовой шлюхи, зазывающей клиента, крика ребенка одной из семей эмигрантов, теснившихся в маленькой комнатушке вместе с десятком других. С улицы доносились несвязные звуки ручного органа и скрипки.

Уже после десяти часов Селена наконец услышала, как Дейзи поднимается по лестнице. Облегченно вздохнув, девушка неожиданно подумала, что в Нассау она никогда не подружилась бы с кем-нибудь, подобным Дейзи. В Ливерпуле же Селена очень привязалась к маленькой гордой девушке, нашедшей в себе мужество противостоять Эмме и надсмотрщикам на фабрике.

Селена открыла дверь, думая о том, с каким удовольствием Дейзи набросится на баранину, устриц и хлеб, который она сберегла для нее. Но улыбка застыла на лице Селены — Дейзи была не одна.

Пришедший с ней мужчина был огромен и неуклюж, с трехдневной щетиной и копной сальных черных волос. Прижав Дейзи к себе, он тискал грудь несчастной девушки.

— Подожди чуть-чуть… — протестовала Дейзи. — Сначала три шиллинга — как ты обещал…

Смех мужчины был низким и безобразным.

— Ты хочешь три шиллинга, да? За эти деньги я целый день гружу этот проклятый пароход… Так постарайся отработать такие большие деньги…

В свете газовой горелки, который падал сверху, Селена уловила выражение страха и отвращения на бледном лице Дейзи. Потрясенная и обмякшая, Селена вернулась в свою комнату и заперла дверь. Сегодня был день платы за комнату, и Дейзи пришлось пойти на это.

Селена беспомощно уставилась на тонкую стенку, разделявшую две клетушки. Потом бросилась на постель и постаралась заглушить звуки, доносившиеся из соседней комнаты. Но все было тщетно.

— Вот твои деньги, — воинственно сказал мужчина. — Теперь скидывай свое тряпье, и посмотрим, что ты за штучка.

— Пожалуйста, подожди. — Голос Дейзи дрожал от страха.

— Черта с два!

Послышался шум короткой борьбы, крик Дейзи и голос портовика:

— Чудные большие сиськи — люблю такие… — Потом Селена услышала ругательства мужчины. — Не надо было так много пить… Ты должна была остановить меня! Ну и чего же ты ждешь, шлюха? Ты что же, хочешь, чтобы я ушел…

Селена зажала уши руками и крепко закрыла глаза, но все же слышала протестующий крик Дейзи:

— Я не буду этого делать! Не заставляйте меня!

Послышался звук пощечины, подействовавший на обостренные чувства Селены как выстрел.

— Ну-ка, делай, как я хочу! Открывай рот, шлюха! Челюсти у тебя не сломаны, а?

В горле Селены поднималась горькая и теплая волна тошноты. Слабость сотрясала все ее тело, лицо девушки было влажно от слез.

Через какое-то время она услышала, как Дейзи вскрикнула от боли.

Потом слышался только скрип пружин кровати и поток непристойностей, извергаемый клиентом Дейзи. Наконец по полу прогремели его тяжелые шаги.

— Ты не стоила трех шиллингов — ничего не знаешь о том, как ублажить мужчину… — сказал он на прощанье, хлопнув дверью.

Вскоре Селена услышала тяжелые, тоскливые всхлипы Дейзи.

Селена, поднявшись с постели, отбросила назад копну рыже-золотых волос, в глазах девушки застыла печаль. «Но Дейзи не о чем жалеть, — с горечью сказала она себе. — Необходимо было иметь уверенность в крыше над головой…» Деньгами Селена не могла ей помочь, поскольку от тех денег, что Брайн дал ей в Нассау, осталось всего несколько монет. Однако есть еще один путь… Дейзи все еще плакала, но Селена заставила себя отключиться от этого звука. Есть способ помочь Дейзи. По крайней мере, есть шанс…

Приподняв юбки, девушка поспешно спустилась через два пролета по узким ступенькам, ведущим к кабинету Эммы. И хотя ручные часы Эммы отбили одиннадцать, Селена увидела, что Эмма сидит в кресле, а ее мутные глазки беспокойны и внимательны.

Женщину очень удивило бесшумное появление Селены.

— Боже мой, милочка, я думала, ты давно уже спишь после нашей прогулки!

— Тетя Эмма, мне нужно с вами поговорить. Это очень важно…

Эмма взглянула на часы.

— Никак нельзя отложить? Я занята, дорогуша…

— Ну пожалуйста, это не займет много времени…

Эмма пожала плечами.

— Ну давай, если настаиваешь. Ты побелела как призрак… Уж не заболела ли ты?

Селена покачала головой, села напротив Эммы и рассказала ей о том, что произошло с Дейзи.

— Ну и что же, по-твоему, я должна делать? — раздраженно изрекла Эмма. — Я не могу держать тут из милости орду фабричных девчонок!

— Конечно, нет, но вы могли бы ее использовать для услуг в гостинице… Как другую служанку. Уверена, что Дейзи будет хорошо работать! К тому же здесь слишком много работы для одной Бекки…

— Не забивай свою головку мыслями о Дейзи. Это не твоя забота.

— Она моя подруга, — проговорила Селена, и глаза ее потемнели.

— Эта маленькая дрянь?! Твоя подруга?!

— Она… Она не дрянь! Она была в отчаянии, иначе никогда не привела бы в свою комнату этого ужасного мужика!

Неожиданно губы Эммы сжались, и ее обычно дружелюбное лицо стало жестким и холодным. Ледяным голосом она проговорила:

— Лучше бы тебе забыть о Дейзи и подумать о своем будущем. Или ты думаешь, что так и будешь сидеть в своей комнате, есть мою еду и…

— Я предлагала вам свою помощь, как только приехала сюда, — сказала Селена.

— Работать горничной или кухонной девчонкой? О нет, моя деточка! У меня другие планы в отношении тебя.

— Планы в отношении меня? Но вы не имеете права…

— Я не имею права, вот как? Вот она, неблагодарность! Я подобрала тебя на улице, а теперь ты мне перечишь!

— Извините, я вовсе не хотела быть неблагодарной. Особого желания работать прислугой у меня нет, если уж на то пошло. Я пыталась работать в конторе — там, в Нассау… — Неожиданно девушка вспомнила результат своей попытки устроиться на работу в конторе Томаса Лиола и как Брайн сказал: «Женщинам не следует работать в конторе». — Буду рада выслушать любые ваши предложения, тетя Эмма, — кротко добавила Селена.

— Вот так-то лучше, дорогуша, — сказала Эмма, немного смягчившись. — Насчет твоего будущего у меня немало планов. И все их я прорабатываю…

— Очень заботливо с вашей стороны, — признала Селена. — Но хотелось бы, чтобы свои планы вы обсуждали со мной.

Девушка почувствовала себя спокойнее. Если бы только Эмме удалось пристроить ее на работу где-нибудь вне гостиницы, она никогда не вернулась бы в эти жалкие трущобы! Она расплатится с Эммой за комнату и стол и, может быть, даже найдет какой-нибудь способ помочь Дейзи.

— Такие дела надо обделывать тщательно и с головой, — говорила Эмма. Она откинулась назад с довольной ухмылкой на круглом лице. — Такая молоденькая девушка, без жизненного опыта, нуждается в направляющей руке. Да уж, горничная! С твоими формами и манерами!

— Я пыталась найти работу гувернантки в Нассау, но у меня нет ни опыта, ни рекомендаций… — Она не стала передавать Эмме слова Брайна: «Ну какая женщина в здравом уме пойдет на риск нанять на работу в свой дом такую молодую и красивую девушку, как ты?»

— Гувернантка! — пораженно воскликнула Эмма. — Ходить туда-сюда по жалкому классу, обучая свору сопливых паршивцев! Это работа для старой, костлявой и иссохшей бабы. А такая милашка, как ты, может и получше устроиться. Все, что тебе нужно, это немного развлечься. Нарядные платья, ужин с шампанским… Может быть, свой экипаж…

Селена напомнила в смятении:

— Вы говорили о работе для меня.

Эмма засмеялась в искреннем довольстве собой.

— Руководя такой гостиницей и ведя разные делишки там и сям, я встречаю много всяких мужчин.

— Если вы только хоть на мгновение подумали, что я…

— Милочка, я сейчас говорю не о таких мужчинах, как Джерри Стоувер. Нет, помилуй Бог! Мужчина, которого я имею в виду, корабельный делец…

Видя протестующий взгляд Селены, она продолжала:

— Ты ведь не знаешь, что это такое, нет? А дело это заключается вот в чем. Корабельный делец не владеет кораблями. Он продает места на эмигрантских судах, получая комиссионные за каждое проданное место. Так вот, джентльмен, которого я имею в виду, очень богат и знает, как угодить девушке. А он любит молоденьких и неопытных… Любит учить их всему, так я сказала бы.

Селена была в полуобморочном состоянии. Забитая мебелью комната казалась слишком душной от сполохов огня на каминной решетке. На лбу несчастной девушки выступили бисеринки пота.

— Я не пойду на это! Лучше умру от голода! — вскричала она.

— Легко говорить о голодной смерти с полным желудком, — невозмутимо проговорила Эмма.

— Я не то имела в виду…

Ноги девушки дрожали, она боялась рухнуть в обморок.

— Вот тебе на! — неодобрительно сказала Эмма. — Да за такой случай многие девчонки готовы бы все отдать! А теперь сядь и послушай, что я тебе скажу…

Селена покорно села, но тело ее было напряжено как струна.

— Ты только посмотри, какое тряпье ты носишь… — продолжала Эмма, презрительно глядя на убогое серое платье. — Ты создана для лучшего удела. Будешь умницей — станешь одеваться как принцесса. У этого джентльмена иногда бывают дела в Париже… Ублажишь его, он возьмет тебя с собой и туда…

Париж… Селена почувствовала глубокую тоску. Интересно, Брайн сейчас в Париже с Иветтой?..

— Он любит брать с собой в Париж красивых девушек, — продолжала Эмма. — Тех, у кого хорошие манеры, кто не имеет жизненного опыта…

Казалось, Селена попала в силки, все теснее опутывавшие ее. Но Эмме не удастся убедить ее принять свой далеко идущий план. Никогда! Желая досадить, девушка невинно поинтересовалась:

— Почему же вы решили, что я… Что у меня нет опыта?

Круглое лицо Эммы побагровело.

— Но ты же сказала, что никого не любила… Или ты солгала мне, милая?

Холодная ярость в тусклых глазах Эммы испугала Селену, но она не уступила страху.

— Да, солгала, — сказала она. — Был один. Думаю, я любила его…

— А где он теперь?

— Он оставил меня, — спокойно сказала Селена. — Мы поссорились и расстались.

— Ах ты, дурочка… — Эмма глубоко вздохнула, и Селена почти увидела, как проходила ее мозговая работа. — Ты отдалась ему, думая, что это любовь… Не так ли?

Селена не отвечала. Неожиданно в душной перегретой комнате девушка увидела спальню в Поинзиане. Серые глаза Брайна, нежные и страстные, линию его рта и темные волосы, спадающие с его лба, когда он обнимал ее…

Теперь Эмма говорила спокойно.

— Не беда, — сказала она. — Над тобой не было материнской опеки. Ты была одна в целом свете, маленькая бедняжка. Ты не первая девушка, потерявшая голову от сладких речей красавчика. Я надеюсь, что он был красавчиком. И умел обращаться с женщинами…

— Не желаю об этом говорить, — твердо сказала Селена. — Ну а что касается корабельного дельца, сами теперь видите, что я ему не подойду. Придется найти другую…

Злобный смех Эммы заставил Селену вздрогнуть.

— Может, ты и оступилась, дорогуша, но сказанное тобой только подтверждает твою невинность. Этот джентльмен захочет тебя, не беспокойся…

— Но я же вам сказала…

— Ну так что же? — ухмыльнулась Эмма. — В половине знатных домов Ливерпуля всегда найдется «домашняя дева»…

— Не пойму, о чем это вы…

— Есть способы смошенничать, — спокойно сказала Эмма, покачивая головой при виде невежества Селены. — Не волнуйся, я все проверну. В конце концов, ты — племянница Олли!

— А как же вы? — Селена чувствовала холодное опустошение. Женщина, притворявшаяся ей другом, планировала продать ее. Она вынашивала эти планы с того дня, как Селена приехала сюда, и только поджидала подходящего покупателя. Не думаю, что вы делаете это исключительно для моего блага. Этот мужчина платит вам, да?

Несколько месяцев назад Селена не способна была ни говорить, ни думать так. Она переменилась. Началось это в тот день на пристани в Нассау, когда она узнала о смерти Марка. И потом, когда Томас Лиол предложил стать его любовницей, она стала чуть жестче, чуть недоверчивей. Брайн мог бы все изменить, если бы вернул ей свою любовь и согласился остаться с ней в Поинзиане. Но Брайн покинул ее, и ни на кого, кроме себя, нельзя было положиться.

— Почему вы не отвечаете мне, тетя Эмма? — спросила она.

— Не твое дело, — пробурчала Эмма. — Делай, как тебе говорят, и благодари за то, что за тобой приглядываю…

Она осеклась, прерванная резким, нетерпеливым стуком в дверь:

— Открой, Эмма!

Это был голос Джерри Стоувера.

— Входи, — сказала Эмма.

При виде Селены глаза Джерри расширились от удивления. Должно быть, он ожидал, что Эмма будет одна.

— Он здесь, — сказал Джерри, и Селена на мгновение замерла от страха, но следующие слова на какое-то время успокоили ее. — Первый помощник капитана с «Фриско Белль». Пришел забрать товар…

— Деньги при нем?

— Он хорошо знает, что тебя не проведешь, Эмма.

— Ну, хорошо. — Эмма поднялась с кресла и направилась к двери, бросив Селене через плечо: — Оставайся здесь! Я не закончила разговор с тобой.

После того как Эмма и Джерри вышли из комнаты, первым побуждением Селены было вскочить, выбежать на улицу и как можно дальше убежать из «Пристон Армс». Но уже через секунду она поняла, что идти ей некуда и что, если выйдет одна в столь поздний час на улицу, ее ждет судьба Дейзи, если еще не хуже.

Но желание Эммы девушка не могла выполнить. И она скажет ей об этом, как только та вернется.

Не трудно было предположить причину, по которой удалились Эмма и Джерри, и какой товар они собирались продать первому помощнику капитана с «Фриско Белль». Груз, состоящий из пьяных моряков, которые утром проснутся далеко от берега под командой капитана, жестокость которого не позволяла ему набрать полную команду иным образом.

Но жалость Селены к этим морякам и ее чувство негодования к преступлению, совершаемому по отношению к ним, заглушались ее собственными невзгодами. Такие женщины, как Эмма Пристон, не колеблясь будут держать в кабале девушку, если в том будет хоть малейшая прибыль.

Если Селена станет противиться, Эмма может приказать Джерри отвести ее наверх силой и запереть в комнате. Селена может быть схвачена, как и моряки, или — все внутри девушки сжалось от страха — ее могут избить за непокорность. Она прижала ко рту ладони, чтобы сдержать крик.

Селена еще никогда не сталкивалась с угрозой физического насилия. Даже Томас Лиол, когда она его отвергла, оставил ее в покое. Но Джерри Стоувер — это другое дело. Он будет рад поиздеваться над ней, будучи лишенным шанса обладать ею.

Девушка задрожала от ужаса, несмотря на жару в душной комнатушке. «Нельзя поддаваться панике, — приказала она себе. — Нужно попытаться как-нибудь сбежать от Эммы и из «Пристон Армс». Но как?»

 

8

Селена заставила себя подняться и подойти к окну, чтобы посмотреть на улицу. Из «Короны и якоря», пошатываясь, вышла парочка: оба пьяные, девица висела на руке мужчины, и ее шаль с бахромой спадала с обнаженного плеча. Чуть дальше на дороге Селена увидела продовольственные лавки, освещенные мерцающими карбидными светильниками и дымящимися сальными свечами. Несмотря на позднее время, покупатели все еще заходили в них, покупая остатки провизии дневного завоза: портящуюся рыбу, перезрелые фрукты и вялые овощи.

Селена смотрела на всю эту суету, но ничего не видела, поскольку опять и опять возвращалась мыслями к исходной точке своего плана. Она вспомнила и другой вид, который может иметь улица. Телфорд-сквер. Особняк Родмана, уютный и полный достоинства, бастион респектабельности. И если верить Эмме, Оливер Пристон, видимо, имел, пусть и отдаленное, родство с семьей Родманов.

Селене следовало как-то добраться до Джошуа Родмана и попросить его протекции.

Но до того, как к нему попасть, ей следовало убедиться в том, что она будет иметь свободу действий, а это в свою очередь означало, что ей придется заверить Эмму в абсолютном послушании. Это будет непросто, поскольку Эмма была человеком твердым и искушенным. Да и обман был чужд прямолинейной натуре Селены.

Вернувшись к креслу у камина, девушка достала носовой платок и вытерла вспотевшие от страха ладони.

Когда спустя мгновение Эмма открыла дверь, Селена быстро наклонила голову и взглянула ей прямо в глаза.

— Ну, что ты надумала еще? — вопросила Эмма, усаживаясь в кресло напротив Селены.

— Извините, тетя Эмма, — сказала Селена кротко. — Я всего лишь… — Боже, что бы ей еще сказать?

— Ты боишься, только и всего, — сказала Эмма. — И все из-за того, что случилось в комнате Дейзи.

Селена непроизвольно прибегла к жульничеству.

— Да-да… Тот человек ударил Дейзи… Он… он был как животное…

— Думаю, этот корабельный делец не такой красивый, как твой возлюбленный на островах, — сказала Эмма, — но он тоже джентльмен…

Селена сомневалась, что Эмма смогла бы распознать джентльмена при встрече, но она не стала оспаривать слова собеседницы. Едва сдерживая биение сердца и отвернувшись от огня, она отняла платок от глаз и скомкала его в руках.

— Вы уверены? Такого отношения, как к Дейзи, я не снесу…

— А тебе и не придется сносить, — сказала Эмма. — Вот в чем состоит замысел, моя дорогая племянница. Я хочу тебе только самого хорошего. А этот джентльмен знает, как услужить девушке…

Селена взглянула на Эмму из-под длинных густых ресниц. Эмма самодовольно ухмылялась, запустив жирную руку в медную копну своих спутанных волос.

— Ты решила быть умницей, да? — спросила Эмма.

— Ну я… О, тетя Эмма, ведь вы не знаете, чем были для меня последние месяцы… Я так устала носить перешитые платья и оборванные шляпки, а вы сказали, что этот мужчина купит мне новый гардероб, подарит экипаж и…

— Делай, что я тебе говорю, и совсем скоро он будет есть у тебя с ладони.

— А Париж? Я всегда хотела увидеть Париж!

— Интересно, а что может тебе помешать? — Эмма становилась все более оживленной, ее маленькие тусклые глазки загорелись. — Девушка, которую он последней возил в Париж, потом приезжала ко мне. Надо было тебе послушать, как она рассказывала о прекрасных ресторанах и костюмированных балах, театре и опере. Она показала мне платья, которые он ей купил. В магазине, который называется Дом Благосостояния. Боже мой, да она меняла наряды по пять-шесть раз в день. Вот как обстоят дела там, где правит балом императрица Эжени. Императрица помешана на нарядах, и весь парижский свет следует за ней. А эта девушка, о которой я тебе рассказываю, не так красива, как ты… Так вот, она меняла наряды пять раз в день. Показывала мне свои чудесные платья и амазонки для верховой езды в местности с названием Буа де… что-то такое. Наряды для выхода в театр… А материал! Парчовые платья, расшитые розами и колокольчиками. Платья, украшенные шнуровкой и плюмажем.

— Ох, тетя Эмма! Это звучит… Ну как сказка…

Селена с трудом удержалась от вопроса, а что же стало с этой девушкой, когда она надоела тому корабельному дельцу. Пусть Эмма считает, что она слишком легкомысленна и пустоголова, чтобы думать о будущем.

Наконец Эмма поднялась и сказала:

— Это вовсе не сказка. Это правда… — Затем добавила: — Ну, для одного вечера мы наговорились достаточно. Я и сама немножко устала. Пора нам обеим немного поспать.

Селена поднялась и притворно зевнула, хотя нервы были предельно напряжены.

— Да, конечно, — сказала она. — Я так хочу спать, что с трудом открываю глаза. Не привыкла так поздно ложиться.

— Ну, так иди, — сказала Эмма. — Завтра можешь спать, сколько душа пожелает. Бекки принесет тебе поднос с завтраком.

Но Селена не могла уснуть всю ночь. Она долго лежала, не шевелясь, на узкой, неудобной постели, вглядываясь в темноту.

Незадолго до восхода солнца девушка встала, зажгла свечу, умылась и уложила волосы, насколько это было возможно в мутном мерцающем свете.

В одном Эмма была права: светло-серый хлопок безнадежно сносился. А Селена не хотела впервые предстать перед Джошуа Родманом замарашкой.

Проглядев содержимое своего саквояжа, девушка нашла лишь лиловое кисейное платье, совершенно не подходившее к ливерпульской погоде в ноябре. Потом она прикоснулась к свернутой накидке, подаренной Брайном. Она пыталась убедить себя, что никогда больше не сможет ее надеть из-за болезненных воспоминаний, связанных с той ночью. Но для сантиментов не оставалось места. Если надеть модную новую накидку поверх старого платья, она, по крайней мере, будет выглядеть представительно. Девушка заставила себя надеть накидку и бархатный чепец на сияющие золотисто-рыжие волосы. Даже не смотрясь в зеркало она знала, что выглядит не просто привлекательно, но даже эффектно, потому что помнила, как отделка чепца оттеняла фиалковый блеск ее глаз.

Подхватив саквояж, она вышла в пустой зал, который был тускло освещен. Девушке хотелось попрощаться с Дейзи, но из осторожности она не стала этого делать.

Спустившись по лестнице, она, затаив дыхание, пересекла темный вестибюль. Только на улице Селена смогла перевести дух. Впервые после своего приезда в Ливерпуль сырой и дымный воздух города показался ей желанным и пахнущим свободой.

Она торопливо пошла по Ватерлоо-роуд, стараясь держаться поближе к домам, миновала продовольственные лавки, где продавцы как раз начинали готовить свои товары к дневной торговле и где в поисках лакомых кусочков шныряли тощие коты. Тут и там сновали оборванные девушки, возвращаясь домой. Никто из них не удостоил Селену даже взглядом.

Селене понадобилось больше двух часов, чтобы добраться пешком до Телфорд-сквер, спрашивая дорогу у одного прохожего за другим. Изрядно проплутав в путанице незнакомых улиц, змеившихся в желтоватом тумане, она наконец вышла на Телфорд-сквер. Ноги ее дрожали от страха и усталости, желудок сводило от голода. Но она не обращала внимания на слабость, увидев первые лучики света, сверкающие на блестящем дверном кольце дома Родмана. «Добрый знак», — сказала она себе.

— Ты что, больше не будешь завтракать? — спросил Джошуа Родман своего брата, сидевшего напротив за длинным массивным столом красного дерева на причудливо изогнутых ножках. На столе были яйца, колбаса, мясо, картофель, рулет и пирожки. Густой кофейный аромат поднимался из массивного серебряного кофейника.

Дональд Родман выглянул из-за номера «Ливерпульского Меркурия».

— Завтрак?.. О нет, спасибо, достаточно. Ну, разве что чашечку кофе.

Служанка в жестко накрахмаленной бело-голубой одежде плавно двинулась вперед, чтобы наполнить чашку Дональда; безразлично улыбнувшись ей, он вернулся к чтению газеты.

Джошуа, расправлявшийся со второй порцией яиц и колбасы, не был озабочен молчанием своего младшего брата. Без сомнений, Дональд размышлял о некоторых делах, связанных с «Ариадной», кораблем, который он тщательно и заботливо проектировал. Джошуа был уверен, что Дональда в последние месяцы мало что интересовало, кроме «Ариадны». Его мысли в основном крутились вокруг нового корабля, и он часто надолго задерживался на верфях Родманов после обеда, чтобы убедиться, что требования его проекта исполняются в точном соответствии с его указаниями.

«Ариадна» была пароходом, полностью оснащенным к тому же парусами. Дональд очень гордился каждой частицей судна: длинным, аккуратным черным корпусом, стройными мачтами, двухлопастными винтовыми двигателями, которые могли постепенно подключаться для обеспечения полного хода под парусами.

Джошуа усмехнулся, взглянув на сидящего напротив брата. Для Джошуа «Ариадна» была не более чем источником прибыли, но он знал, что Дональд чувствовал к кораблю то же, что и мужчина по отношению к красивой возлюбленной.

Дональд вышел в море в восемнадцать лет и заработал звание капитана, но сейчас, в середине третьего десятка, предпочитал проектировать корабли, а не командовать ими. Это вполне устраивало Джошуа, поскольку не надо было нанимать для этой важной работы человека со стороны.

В то же время Джошуа думал, что Дональду уже пора бы оторваться от чертежной доски и подыскать себе жену. Мгновение спустя губы Джошуа сжались, когда он подумал о том, что его собственная неудачная женитьба отвратит брата от мыслей оставить холостяцкую жизнь. Никто ведь не мог отрицать, что Уинифред с самого начала была сплошным разочарованием. Для Джошуа, который всю жизнь видел сквозь призму активов и пассивов, ситуация с Уинифред была источником постоянного раздражения.

Но Джошуа был человеком практичным и не допускал, чтобы семейные дела мешали ему жить в свое удовольствие. Миссис Майтланд, экономка среднего возраста, вела домашнее хозяйство энергично и искусно и присматривала за остальной прислугой.

Что касается плотских запросов, он никогда не был монахом… И сейчас, в середине пятого десятка, Джошуа в полной мере наслаждался жизнью. Дважды в неделю он взял за привычку навещать изысканное заведение Бесс Лори.

Последнее его посещение прошлой ночью прошло особенно восхитительно, потому что Бесс привела к нему пылкую брюнетку.

— Вы не пожалеете, — сказала ему Бесс с усмешкой. — Эта француженка знает такие штучки…

В одной из верхних комнат девчонка доказала правоту слов Бесс. Среди розоватых занавесей и зеркал в позолоченных рамах она медленно, с непринужденной грацией раздевалась, после чего принялась раздевать Джошуа, поглаживая его ласкающими кошачьими движениями.

Через несколько минут он растянулся на широкой, мягкой кровати, а она тем временем возбуждала его поцелуями и мягкими движениями своего язычка. Время от времени он приподнимался, поглаживая черные локоны, ниспадающие ей на спину. Потом, не в силах сдерживаться, он обхватил ее нежные округлые бедра и посадил сверху себя.

Девушка весело, непринужденно рассмеялась.

— Ах, какой нетерпеливый, — шептала она, опускаясь все ниже. Поддавшись ее плавному, искусному движению, он вошел в нее и начал сжимать и двигать ее бедра, сначала медленно, а затем все быстрей и быстрей…

Джошуа отогнал воспоминания, возвращаясь к настоящему. Он снова взглянул на Дональда.

— Эта газета что, испортила тебе аппетит? — спросил он.

Дональд выглядел огорченным. Никто, подумал Джошуа, не принял бы их за братьев, и не только из-за большой разницы в возрасте, но и по внешнему виду: в свои двадцать пять Дональд был рус и худощав, с узким лбом и голубыми глазами, Джошуа же унаследовал от отца бычью грудь и ширину в плечах, короткую крепкую шею и густые темные волосы, теперь тронутые сединой.

Будучи на семнадцать лет старше Дональда, Джошуа иногда относился к нему скорее как к сыну, чем как к брату.

— Да забудь ты про это, — сказал он. — Что тебя так встревожило?

Дональд посмотрел на сложенную газету.

— Да эта возня с запретом строительства кораблей в Англии, которые должны продаваться Конфедератам. В передовице написано…

— Да что знают эти писаки? Думай-ка о своих двигателях, парень, а политику предоставь мне.

— Да что толку в двигателях, что толку в «Ариадне», если ее могут реквизировать до того, как она выйдет в море? В Акте об иностранной приписке сказано, что ни одно британское судно не может быть приписано к морскому реестру иной воюющей стороны вне земли Британии. А поставлять вооруженные корабли любой из сторон является нарушением. В передовой упоминают штрафы, арест и удержание судна…

— К торговым судам это не относится, — сказал Джошуа коротко. — «Ариадна» — это торговый корабль.

Дональд тихо заметил:

— Мы оба знаем, что это неправда.

Джошуа бросил короткий взгляд на служанку, стоявшую за тяжелой стойкой красного дерева.

— Нан, можешь идти.

Девушка быстро вышла из комнаты, закрывая за собой дверь.

— Судно не будет оснащаться вооружением на верфи Родмана, — напомнил Джошуа Дональду.

— Да, конечно, но ты знаешь его характеристики, как и я. На главной палубе будут сделаны проемы для двенадцати пушек. А на баке должно предусматриваться место для поворотного орудия, стреляющего стофунтовыми снарядами.

— Это не наше дело, — сказал Джошуа. — А что касается этих визгов господина Адамса…

— Но ведь Чарльз Френсис Адамс — посол Соединенных Штатов…

— И к тому же член весьма известной семьи. Да знаю я это. И лорд Расселл это знает, вот почему ему и платят за то, что он подпевает Адамсу. Но Расселл не пойдет ни на какие действия, которые могут помешать процветанию британских кораблестроителей. Эта война и так уже достаточно подорвала торговлю хлопком.

— Но в парламенте есть люди, благосклонные к Северу…

— Это все те же тупоголовые идиоты, которые запретили работорговлю у нас самих, — с презрением сказал Джошуа. — Но их слишком мало… Я достоверно знаю, что члены Палаты общин за конфедератов, пять к одному. Симпатии Гладстона на стороне Юга, а Палмерстон…

Миссис Майтланд, вошедшая в комнату, прервала его речь. Джошуа с удивлением посмотрел на женщину. Обычно невозмутимая, она выглядела несколько взволнованной.

— В чем дело? — спросил Джошуа. «Наверное, опять Уинифред, — предположил он. — Черт ее побери, ей все хуже и хуже. Надо что-то предпринять в отношении нее…»

— К вам посетитель, сэр, — сказала миссис Майтланд, приведя Джошуа в изумление. — Молодая особа. Она настаивает на разговоре с вами.

Джошуа заметил короткую паузу, как будто экономка не была уверена в происхождении посетительницы.

— В самом деле? — Джошуа не торопясь встал, скомкал салфетку и положил ее рядом с кофейной чашкой. — И что же за дело у нее ко мне?

— Она говорит, что она — вроде бы родственница, сэр. Мисс Селена Хэлстид. У нее с собой саквояж. — Миссис Майтланд пожевала тонкими губами, а потом добавила: — Думаю, что если вы кого-то ожидаете, вам следовало бы поставить меня в известность.

— Верно, — сказал Джошуа. — Я побеседую с мисс Хэлстид.

Джошуа направился к выходу, а Дональд спросил его:

— У нас вроде нет никаких родственников по фамилии Хэлстид, так ведь?

— Я по крайней мере таких не знаю, — медленно проговорил Джошуа. — Но в то же время фамилия довольно распространенная.

— Может быть, она доводится нам родней со стороны Уинифред?

— Не думаю. Ну ладно, завтракай, а я с этим разберусь.

Девушка стояла в прихожей с черно-белым мраморным полом, со стенами, отделанными мореным дубом, обставленной бронзовыми статуэтками. Она куталась в накидку, ниспадающую до лодыжек, скрывающую ее фигуру. Но когда Джошуа спустился вниз и встал напротив нее, он заметил, что глаза ее были фиалкового цвета и обрамлялись длинными густыми ресницами; что губы у нее пухлые и чувственные и что линия ее щек и скул была исключительно очерчена.

Несмотря на недавнее посещение заведения Бесс Лори, Джошуа чувствовал напряжение в членах и щемящее ощущение в области желудка. Селена Хэлстид, без сомнения, была красавицей.

— Господин Родман? — Ее голос был мягким и деликатным, он поднимался как бы из глубин ее тела. — Прошу простить меня за беспокойство в такой ранний час. К тому же я пришла без предупреждения…

— Вы как будто сказали, что родственница… Это так?

— Дальняя родственница, — ответила Селена. — Мой дядя, Оливер Пристон…

Восхищение Джошуа девушкой было подавлено чувством мгновенного разочарования. Она была родственницей этого безмозглого пьяницы Оливера Пристона и его вздорной женушки Эммы…

— Видимо, Оливер подослал вас, чтобы постараться получить от меня деньги, раз ему самому это не удалось. Если так, можете возвращаться и сказать ему, что со мной у него ничего не выйдет. Старик Мэтью Пристон, его отец и весьма почтенный человек, лишил его наследства. Не вижу, почему я должен…

— Оливер Пристон умер год назад, — тихо сказала Селена.

Джошуа поднял брови.

— На самом деле? Допился до смерти, я полагаю. Так кто же послал вас ко мне? Эмма, что ли?

Хотя девушка выглядела почти совсем истощенной, жесткий вопрос и холодный взгляд Джошуа не поколебали ее.

— Никто меня не посылал, — сказала она. — Я сбежала из «Пристон Армс», от Эммы. Она ужасная женщина…

Джошуа сказал:

— Не буду спорить с вами по этому поводу… — Взглянув на чемодан Селены, он добавил: — Похоже, вы сюда собрались надолго.

— Я не знала, куда пойти… В Ливерпуль я приехала только неделю назад. У меня нет здесь ни денег, ни друзей…

Джошуа жестом остановил ее.

— Человека в моем положении часто просят о помощи, и почти всегда просьбы сопровождаются такими вот душещипательными историями. В основном все это оказывается ложью.

Селена выпрямилась.

— Я не лгу, — сказала она. — Я вам говорю…

Джошуа Родман безжалостно рассмеялся.

— Откуда мне знать, может, вы одна из портовых шлюх Эммы? Да уж, я знаю, какими делишками, она занимается…

Задрожав, Селена подхватила саквояж и повернулась.

— Если вы думаете подобным образом, не вижу более причин отнимать у вас драгоценное время, мистер Родман.

Глаза ее сверкали, а голос звенел негодованием оскорбленной молодой королевы. Джошуа, который вообще-то не относился к числу впечатлительных натур, подумал об Анне Болейн, защищавшей свою невинность перед тюремщиками, и о Марии Стюарт, всходившей на плаху с непреклонным достоинством.

— Назад в «Пристон Армс» вы вернуться не можете, — сказал Джошуа.

— И не собираюсь…

— Но вы сказали, что у вас нет денег и друзей в этом городе…

— Не имеет значения — лучше умереть с голода, чем возвращаться в это ужасное место.

— Не мелите чепухи. — Джошуа сжал руку девушки, но она вырвалась. Неожиданно лицо Селены побелело, и она пошатнулась. Джошуа обхватил ее за талию, пытаясь поддержать; чепец свалился с головы девушки, накидка распахнулась.

Волна золотисто-рыжих волос плеснула в его лицо, и он в первый раз увидел высокую, пышную грудь под серым изношенным платьем, округлости узких бедер.

Вожделение, охватившее его при первом взгляде, сменилось иным чувством. Несмотря на жестокие вопросы, которые он задавал ей несколько минут назад, он теперь уверился в том, что перед ним была не портовая девка. И его жаркая страсть сменилась необходимостью полного обладания.

— Вы не можете уйти в таком состоянии, — пробормотал он. — Пройдемте-ка в библиотеку.

Селена сопротивлялась его натиску, и тут из тени массивной дубовой лестницы появилась миссис Майтланд.

— Сейчас же принесите поднос в библиотеку, — сказал Джошуа экономке. — Потом подготовьте комнату для мисс Хэлстид — она останется у нас.

— Ну а теперь, может быть, расскажете мне, что вы делали в «Пристон Армс»? — спросил Джошуа.

Селена сидела в обитом бархатом кресле, а Джошуа восседал на стуле с высокой спинкой напротив. Великолепная обстановка библиотеки придавала девушке уверенность: ряды книг в кожаных переплетах, темно-зеленые бархатные занавески и широкий камин, на мраморном обрамлении которого стояли бронзовые подсвечники и бюсты Шекспира и Вальтера Скотта.

Кофе и печенье, которые принесла ей миссис Майтланд, значительно подкрепили силы Селены.

— Мой брат Марк хотел, чтобы я поехала в гостиницу Оливера Пристона. Такова была его последняя воля. Марк не знал, что Оливер умер и что за человек Эмма.

Селена не спеша рассказала Джошуа о своих злоключениях перед отъездом с Багам и о потере Поинзианы.

— Так вашим отцом был Кейт Хэлстид, — сказал Джошуа, когда она закончила рассказ. — Вот почему ваша фамилия показалась мне знакомой. — Он улыбнулся Селене. — Ваша матушка в свое время была очень красива и могла бы выбрать себе кого-нибудь из дюжины богатейших людей Ливерпуля… Но она связалась с этим иностранцем из Вест-Индии…

— Мои родители очень любили друг друга, — мягко сказала Селена. — Когда мама умерла, папа потерял интерес к делам…

— Продолжайте, — кивнул Джошуа.

— Папа проиграл свою долю имущества в деле и наше имение.

— Кому-то может показаться, что Хэлстиды безрассудные люди…

Селена вздохнула.

— Я любила папу и брата и не позволю никому говорить о них дурно.

— Я думаю, вы тоже довольно беззаботны… Приехать в чужую страну, да еще в такое место, как «Пристон Армс». Жаль, что вы сразу не приехали сюда.

— Я ничего не знала о семье Родманов, — сказала Селена.

— Ничего удивительного, — подтвердил Джошуа. — Мэтью Пристон был всего лишь дальним двоюродным братом, а что касается Оливера, он вообще не имеет ко мне никакого отношения.

— Тогда это относится и ко мне.

— Ну, если только я не захочу признать наше родство.

— А вы захотите? — Селена пристально взглянула на Джошуа.

Джошуа улыбнулся.

— Вы же слыхали, что я приказал экономке приготовить для вас комнату.

— Но, возможно, я… не смогу остаться, пока вы не признаете наше родство.

— Тогда я признаю его, в этом месте и в этот час, кузина Селена, — сказал он. — Вам не придется умирать от голода на улице или заниматься делами, для которых Эмма вас готовила.

Селена с удивлением посмотрела на него.

— Но я не говорила вам о том, что Эмма от меня хотела…

— А вам и не надо этого делать. Я знаю «Пристон Армс» и подобные местечки. На набережной их полно. И я знаю, что за штучка эта Эмма. Она никогда не приняла бы вас, если бы не видела в этом выгоды для себя. Не надо стыдиться. Вы такая юная и не знаете жизни. Вы же сразу ушли от Эммы, как узнали, что ей от вас надо, так? — Джошуа так испытующе посмотрел на нее, что девушка почувствовала беспокойство, но кивнула, опустив глаза.

— Тогда не будем об этом больше говорить, — сказал ей Джошуа. Сейчас я распоряжусь, чтобы миссис Майтланд отвела вас в вашу комнату. Будет достаточно времени, чтобы привести себя в порядок перед приходом моего брата Дональда.

Джошуа встал, но Селена осталась сидеть.

— Не хотела бы обременять вас, — медленно сказала она. — Может быть, вы могли бы дать мне рекомендацию… Ведь я получила специальность гувернантки. Или, может быть, вам или вашим детям требуются услуги…

— У меня нет детей. — Взгляд Джошуа Родмана был холодным и отсутствующим. — И никогда не будет.

— Простите… Вы овдовели?

— Моя жена здравствует.

Селена наблюдала за этим зрелым сорокалетним мужчиной, пораженная его словами.

— Уинифред наполовину инвалид. У нее было уже несколько выкидышей…

— Извините, — сказала Селена. Какая же трагедия для мужчины построить свое благосостояние и не иметь сыновей, которые унаследовали бы его и имя отца.

Джошуа отклонил робкие попытки девушки выразить ему сочувствие.

— Вы могли бы быть мне полезной, — сказал он. — Уинифред нужна компаньонка. Какая-нибудь молодая и душевная дама, вот как вы. У нее бывают приступы депрессии, она замыкается, никуда не выходит. Может быть, вам удастся снова пробудить в ней интерес к внешнему миру, походить с ней по магазинам, картинным галереям. У меня для этого нет времени.

— Да, конечно, сделаю что смогу, — с охотой сказала Селена. — Но, может быть…

— У вас есть какие-нибудь возражения?

— Вовсе нет, но, думаю, лучше было бы сначала представить меня мисс Родман. Она, конечно, хотела бы сама выбрать себе компаньонку.

— В моем доме я хозяин, — сказал Джошуа. — Моя жена сделает так, как я скажу.

Сами по себе его слова не были неожиданностью. Разумеется, мужчина должен быть в доме хозяином, а покорная жена должна повиноваться его желаниям. Но почему же тогда Селена как-то сразу почувствовала себя неловко?

— Пойдемте, — нетерпеливо промолвил Джошуа. Он взял ее за руку и помог встать.

Слабость девушки росла по мере того, как она чувствовала силу воли этого человека и его потребность подчинять себе окружающих.

В коридоре они столкнулись с худощавым гибким молодым человеком. Джошуа сказал:

— Дональд! Вот наша кузина, Селена Хэлстид, с Багамских островов. Селена, разрешите представить моего брата.

Дональд Родман улыбнулся девушке и с любопытством взглянул на Джошуа.

— Селена будет жить с нами, — сказал Джошуа. — Отправляйся-ка на верфи, я попозже подъеду.

— Как скажешь, — согласился Дональд, но Селена подумала, что он выглядел огорченным.

— Все еще переживаешь эту болтовню в газетах? — спросил Джошуа своего брата. — Да не думай ты больше об этом. Обеспечь готовность «Ариадны» в срок, а остальное предоставь мне.

— «Ариадна»… — произнесла Селена. — Какое чудесное и необычное название.

— Оно подходит для корабля, — сказал Дональд, и его глаза загорелись, он был польщен интересом Селены. — Может быть, когда немного оглядитесь, захотите съездить на верфи Родмана, мисс Хэлстид…

— Отчего же… — Но еще до того, как Селена успела выразить свою радость такой перспективой, Джошуа перебил ее:

— Такой юной леди, как Селена, не будет интересно на верфи. Она упадет в обморок от одного жара кузницы! Ей скоро найдется дело: она станет компаньонкой Уинифред.

Селена заметила в глазах Дональда выражение ужаса.

— Боже мой, Джошуа, неужели ты хочешь, чтобы такая молодая девушка…

— Нашей кузине не занимать силы духа, — сказал Джошуа. — Она справится.

— Я не говорю о характере Селены, — сказал Дональд. — Но ты же знаешь, что творится с Уинифред в последние месяцы.

— Я знаю об этом лучше, чем ты, — сказал Джошуа, и его голос напрягся от ярости. — Позволь мне самому решать, что с этим делать.

— Извини, Джошуа, я и не думал вмешиваться…

— Ну и не надо. Экипаж уже должен быть подан.

— Очень хорошо… — Но Дональд не сразу пошел к выходу. Вместо этого он взял Селену за руку. Как ей показалось, взгляд его был несколько застенчивым, но теплым. — Надеюсь, вы будете счастливы здесь, кузина Селена.

— Благодарю вас. Конечно, буду.

Хотя она говорила уверенно, девушку обеспокоил разговор между братьями. Но, вспомнив страшные грязные припортовые улочки, «Пристон Армс» и Эмму, Селена решила во что бы то ни стало завоевать дружбу Уинифред и занять свое место в этом доме.

 

9

Тяжелые вельветовые занавески были плотно зашторены, а газовый рожок горел так слабо, что Селена с трудом разглядела лицо женщины, лежащей на кушетке. Только когда глаза начали привыкать к полумраку, девушка отметила, что Уинифред Родман в недалеком прошлом была наверняка привлекательной, но теперь непоправимо исхудала, под кожей выпячивались кости ключицы, белокурые волосы выцвели, приняв пепельно-желтый безжизненный оттенок. Лишь светло-голубые глаза остались живыми. Они с подозрением и неприязнью уставились на вошедшую.

— Хэлстид? Я не припоминаю никаких Хэлстидов в нашем роду…

— Дорогая, Селена — моя родственница. Вылитая Мэтью Пристон.

— Пристон? Она что — родственница Оливера Пристона и его бешеной жены?

— Оливер Пристон был двоюродным отцом моей матери. Что касается деда… Она говорила, что его в Ливерпуле очень уважали…

Вероятно, разумнее было бы молчать, подумала девушка. Но она не могла позволить этой женщине относиться к ней свысока. Заметив затруднение новоиспеченной кузины, Джошуа поспешил на помощь:

— Да, Мэтью Пристона любили. Его лавка отличалась лучшим товаром в городе. Ни одному капитану не всучил он гнилого мяса или испорченного каната. — Селена подарила защитнику благодарную улыбку. — Оливер, — продолжал тот, — был сыном Мэтью от второго брака, и хотя он удался хуже папочки, винить в этом Селену глупо. Не так ли, дорогая?

— Может быть… — все еще недоверчиво пробурчала Уинифред. — Но я надеюсь, Селена скажет, зачем она приехала в эту дыру, если до этого…

— Я же объяснял, — нетерпение Джошуа отчетливо выразилось в тяжелом вздохе. — Брата ее убили… Она оставила дом…

— Даже так… — прогнусавила дребезжащим голосом Уинифред.

— Вряд ли разумно молодой, хорошо воспитанной девушке без сопровождения дуэньи отправляться по прибытии в незнакомый город прямо в гостиницу. Естественно, что она прямо с корабля обратилась к нам за помощью.

Селена хотела запротестовать против открытой, хотя и ласковой лжи Джошуа, но он мягко сдавил ей руку, пользуясь тем, что в комнате царил полумрак. Но может быть, Уинифред действительно лучше ничего не знать?

— Последнее время у меня плохое здоровье, — мученически пожаловалась Уинифред. — Если надеешься окунуться здесь в интересную жизнь или найти подходящего мужа, ты заблуждаешься. Я не в состоянии вывести тебя в свет и не обещаю за…

— Я не рассчитываю на твою помощь последние несколько лет. Миссис Майтланд уже приготовила комнату для нашей кузины… — поспешно прервал Джошуа и обратился к девушке: — Надеюсь, ты останешься довольна и найдешь там все необходимое.

— Спасибо, кузен Джошуа, — ответила Селена, с отвращением вспоминая грязь убогой конуры в «Пристон Армс», где провела последнюю неделю. Но как Джошуа мог с такой бесцеремонностью обманывать жену? Чистая, правдивая натура девушки не желала лгать.

Уинифред немного приподнялась на кушетке, нервозно теребя кружевные манжеты пеньюара.

— Мой муж со своим братом целыми днями заняты на верфи, — протянула она наконец. — А я — неподходящая компания для молодой девушки. Уверена, ты вряд ли долго выдержишь и, вполне возможно, пожелаешь вернуться на Багамы.

Обида обожгла ранимую душу. Своим ответом Уинифред как нельзя лучше дала понять, что подобных гостей в этом доме не ждут.

— Никаких разговоров о возвращении Селены домой быть не может. Она будет за тобой ухаживать. Селена думала, что нам нужна гувернантка, но я ответил, что потерял всякую надежду продолжить род Родманов. — С затаенной ненавистью вглядываясь в болезненно-желтое лицо супруги, Джошуа безошибочно попал в незаживающую рану. Как может мужчина мучить жену подобным образом, да еще при постороннем человеке? Но кузен как ни в чем не бывало продолжал: — Уверен, Селена сможет поднять твой дух и разгонит печаль, став помощницей…

— Никакая помощница мне не нужна! Моя Абигайла…

— Твоя старая дева — гнусавая развалюха! Будь моя воля, я бы выгнал ее к чертовой матери…

— Только не это, Джошуа… Пожалуйста, не прогоняй Абигайлу… Она служила мне еще до нашего замужества.

— Угомонись, — властно оборвал глава семьи. — Сейчас мы говорим о Селене. Она молода и активна. Будет сопровождать тебя по городу. Я дам в ее распоряжение двухместную карету, чтобы тебе было удобно кататься.

— А куда мы поедем? — Длинные тонкие пальцы начали теребить шнурочки на плечах халата. Селена заметила, как трясутся руки Уинифред.

— По галереям и концертным залам, — с важностью ответил Джошуа. — Может быть, тебя начнут приглашать в гости жены моих коллег. Но для начала Селене нужно обновить свой гардероб. Свози ее в магазин миссис Саундер или Мэйзона де Лиона на Болд-стрит.

На бледных щеках Уинифред проступили розовые крапины, лицо преобразилось.

— Почему мы должны тратиться на дальнюю родственницу, да еще в лучших магазинах города?

— Опомнись, Уинифред! — Голос мужа походил на удар хлыста, от которого женщина отступила, погружаясь в молчание. — Ее одежда куплена в Западной Индии и для английской зимы вряд ли пригодна. Должна же ты понимать это… — Притворная улыбка изогнула его губы. — Или ты досиделась в своей келье до того, что забыла, какие у нас зимы?

Глаза несчастной заволокли слезы. Селена всей душой хотела помочь, чувствуя обиду за больную, одинокую женщину, вся компания которой состояла из престарелой служанки.

— Мы могли бы многое делать вместе… — сказала девушка мягко.

— Зимой так холодно и сыро, — капризничала Уинифред. — Я могу простудиться.

— А в плохие дни мы не будем выходить. Я буду читать вам вслух или играть на пианино. Я знаю несколько прелестных французских баллад… Моя гувернантка еще научила меня делать цветочную аппликацию, вышивать бисером и украшать ракушками шкатулки для драгоценностей…

Селена не добавила, что всем этим она занималась лишь в свободное время, предпочитая целыми днями плавать с Марком под парусом или же скакать вдоль берега на арабском скакуне.

— У тебя много талантов, — проваливаясь в беспорядочную груду подушек, вздохнула упрямая женщина. — Зачем тратить их на калеку?

— Нет, что вы… Я хотела сказать… Кузен Джошуа был так добр ко мне… и вы… что согласились принять меня в своем доме. Я готова делать все, что будет в моих силах.

— Ты очень добра… — мягко сказала кузина, но по ее взгляду Селена поняла, что, будь ее воля, молодая гостья оказалась бы немедленно на улице.

Почему бы и нет? Хотя Джошуа и считается хозяином, ненависть его жены может сделать ее пребывание здесь невыносимым, думала девушка, все еще надеясь добиться доброго расположения хозяйки.

— У вас прекрасный вкус, — расплылась в улыбке миссис Саундер. — Это платье подходит вам больше.

Селена, довольная, крутилась перед высоким зеркалом магазина одежд на Болд-стрит. На ней было багровое выходное платье античного стиля, с витиеватым тиснением, придающим шарм и очарование фигуре. Огромная юбка платья раскачивалась колоколом и шуршала по полу пышной криолиновой оборкой, плотно прилегающий лиф и вызывающе короткий пиджак подчеркивали высокую грудь девушки.

— Костюм — последний крик французской моды под названием Фигаро, — с наслаждением рассматривая свое творение, отметила миссис Саундер.

Селена не могла без отвращения смотреть на свою старую одежду, и когда продавщица начала заворачивать ее, попросила:

— Я не хочу этого больше никогда видеть!

Девушка понимающе кивнула и, отбросив платье в сторону, стала раскладывать по коробкам многочисленные покупки.

— Готово ли выходное платье для миссис Родман? — поинтересовалась Селена. — Ужин должен состояться завтра вечером.

— Ее платье уже упаковано. И ваше тоже. Прошу передать миссис Родман, я очень сожалею, что она не смогла сегодня прийти сама… Ее головная боль, уверена, такое страдание.

— Да, действительно, — машинально согласилась девушка, втайне радуясь, что ей удалось ненадолго выскользнуть от Уинифред за покупками.

В предыдущий визит Уинифред дала понять, что не особо спешит повиноваться желанию мужа и не желает помогать Селене в выборе нового гардероба.

В магазине произошла неприятная, хотя и короткая перебранка, когда миссис Саундер сказала, что абсурдно использовать вельвет цвета желтых лютиков, выбранный Уинифред, для пошива выходного платья.

— Розовая тафта более подходит… — начала было портниха, но Уинифред резко оборвала ее, сузив бледные глаза с досадой и раздражением.

— Желтый всегда был моим любимым цветом. Я носила его весь сезон в Лондоне, когда начала встречаться с мистером Родманом.

Жалость накатила на Селену, когда она осознала, что в то время Уинифред была молодой, с белокурыми вьющимися волосами, свежим, нежным лицом. Теперь же — когда Джошуа оставался розовощеким, крепким мужчиной в расцвете сил — лицо его жены стало болезненно-желтым, а поблекшие волосы напоминают солому…

— Если отделать розовый шелк черными тисненными манжетами и крохотными букетиками сатиновых роз… — попыталась еще раз вмешаться портниха.

— Я уже сказала, что хочу желтый бархат!

Пожаловавшись на духоту в магазине, Уинифред сообщила, что почувствовала головную боль и ей немедленно нужно выйти. Хотя Селена изъявила готовность проводить хозяйку, та отказалась, неожиданно напомнив о желании мистера Родмана купить и ей вечернее платье.

Селена выбрала платье из голубого мокрого шелка.

Но сегодня, на заключительной примерке, шокирующе низкий лиф вызвал у нее сомнения.

— Это вполне допустимо, — уверяла миссис Саундер. — Императрица Эжени носит более открытые платья, и все дамы ее двора одеваются так же…

— К сожалению, это не Париж, и я — не императрица.

— У вас очаровательная шея и красивая грудь. Не вижу смысла скрывать такие прелести, — не сдавалась хозяйка магазина.

Тем не менее Селена попросила добавить к платью кружевную шаль, после чего его тоже уложили и отнесли вместе с другими коробками в поджидающую карету.

— Телфорд-сквер, мисс? — поинтересовался огромный кучер Родмана.

Селена на минуту задумалась. Хотя уже сгущались сумерки и дул холодный ветер, ей не хотелось на Телфорд-сквер. Несчастной девушке было очень одиноко в великолепном особняке Родманов.

Братья целыми днями пропадали на верфи, а Дональд очень часто не приезжал даже ужинать, подготавливая со дня на день спуск на воду «Ариадны». Что касается Уинифред, то она целыми днями просиживала взаперти, пресекая любые попытки Селены развеселить и вдохнуть жизнь в больную хозяйку.

Выглянув из окна кареты, Селена увидела худую, бледнолицую девушку, шагавшую вдоль улицы в изрядно поношенном плаще. Неожиданно мелькнуло воспоминание о Дейзи Каллен и, подавшись вперед, Селена дала кучеру адрес «Пристон Армс».

На лице кучера отразилось удивление.

— Как пожелаете, мисс, — тяжело вздохнув, проговорил он наконец и щелкнул кнутом над спинами гнедых.

В сопровождении кучера Дейзи вышла из «Пристон Армс» в вечереющую синеву, прошла вниз по улице, обогнув угол «Якоря и короны», и остановилась как вкопанная, глядя широко раскрытыми от удивления глазами на большую карету. Дверца экипажа распахнулась перед ошарашенной девушкой.

— Дейзи, заходи… быстрее!

Приближающаяся темнота, ледяной дождь, начинавший накрапывать, не позволяли долго раздумывать. Селена переложила груду коробок на пол, освобождая для девушки сиденье.

— Селена!.. Никогда не думала, что опять тебя увижу.

— Эмма спросила, куда ты уходишь?

Дейзи затрясла головой.

— Ее нет, она ушла по своим делишкам… — В сиянии газовой лампы Селена видела усмешку Дейзи. — Когда кучер сказал, что ты ждешь меня, я не поверила. А эта карета… В ней может кататься королева Виктория. — Восторженные глаза девушки внимательно осмотрели Селену снизу доверху. — Выглядишь ты великолепно… Платье такое…

— Ты тоже элегантно выглядишь, — девушка имела в виду голубую павлинью мантилью и шляпку, похожую на маленький газон, усыпанный бархатными фиалками и анютиными глазками.

— Да, могу похвастаться, что дела у меня пошли на лад. Но куда ты исчезла? Эмма в бешенстве клялась тебя прикончить, ругалась при этом как сапожник.

— В этом-то я не сомневаюсь, — тихо заметила девушка и продолжила: — Я живу в семье Родманов — дальних родственников. Джошуа Родман — великодушный человек: взял меня к себе, предоставив комнату.

— А еще хорошую одежду, карету и… — глядя на сложенные коробки, с полуиронией, полуиздевкой продолжила за подругу Дейзи. — И что ты делаешь для мистера Родмана?

Селена поняла намек, но решила проигнорировать колкость.

— Я помогаю его больной жене, но в доме ко мне относятся как к члену семьи… — Девушка взяла Дейзи за руку. — Как мне еще хотелось бы с тобой поговорить, но я так боюсь Эмму.

— И правильно делаешь. Если вы встретитесь, она разрисует тебя черно-синими красками.

— Эмма — ужасная женщина. Уходи от нее, Дейзи, слышишь? Я могу попросить Джошуа дать тебе в доме работу.

К удивлению девушки, Дейзи расхохоталась.

— Посудомойщицей?

— Это не много, но лучше, чем…

— Продолжай. Лучше, чем что?

— Я не могла помочь, слушая… когда ты пришла домой с… с твоим… — Селена поблагодарила сгустившуюся темноту, ибо щеки ее вспыхнули от смущения.

— Грязная свинья! Иметь с такими больше ничего не хочу!

— Не понимаю… — начала Селена.

Дейзи погладила пышную, с оборками юбку.

— Видишь этот потрясающий наряд? Его купил для меня мистер Фэнтон.

— Мистер Фэнтон?..

— Корабельный маклер. Тот самый, которого для тебя припасла Эмма. О! Она была вне себя после твоего исчезновения. Она пообещала ему, между прочим, сладенькую, невинную овечку! — Губы Дейзи в очередной раз скривились в усмешке. — Такой овечкой стала я. Через два дня после твоего побега…

— Он приходил в «Пристон Армс»?

— Что ты! Надо сказать, у этого человека есть фантазия. Взяв кеб, старуха отвезла меня в большущий ресторан, каких я никогда в жизни не видела, и оставила в отдельном кабинете со всеми удобствами: огромный кожаный диван, длинные занавески, на полу толстенный ковер… Представляешь? А еда! — Воспоминание сопроводилось вздохом. — Там были устрицы, ветчина, запеченная в вине, суп со сливками и даже миндаль. Обалдеть! А еще шампанское, вино.

Понимая, что может значить такое угощение для девушки, экономящей чуть ли не всю жизнь на еде, а последние недели и вовсе проведшей в голоде, Селена ощутила ком в горле.

— А мистер Фэнтон?

— О, он вел себя как надо. Хотя и я была обходительна. Эмма разодела меня так, что он принял меня за даму с хорошими манерами. — Дейзи расхохоталась. — Я молчала как мышь. Только «Да, сэр» и «Нет, сэр». Представляешь? Понятия не имею, сколько продолжалась эта комедия, но мистер Фэнтон… Мистер Фэнтон потягивал шампанское с бренди, словно это была сливовая вода, а затем…

— Затем?..

— Что ты думаешь? Он повалил меня на тот самый диван, и я начала строить из себя испуганную девочку, которая понятия не имеет, что болтается у мужика между ляжек. А этот олух думал, что я в первый раз… — Дейзи хохотала вовсю. — Старая сводня хорошо знает свое ремесло: она зашила мне в сорочку небольшую, но хитрую капсулу. Крови было достаточно, а потом…

Сердце Селены сжалось. Не столько от бесстыдной откровенности, сколько от мысли, что главная роль в этом спектакле первоначально предназначалась для нее.

— Дейзи, прошу тебя…

— Прости… — опомнилась увлеченная рассказчица. — Короче говоря, я удовлетворила этого козла, и теперь он везет меня на каникулы в Париж. Ты можешь в это поверить? Меня, Дейзи Каллен! В Париж!

Селена вспомнила, как Дейзи божилась не отдаваться никому без любви.

— Как он выглядит? Ты… Неужели он тебе интересен?..

— Не так уж он и плох. Жирноват, правда, и почти лысый, но зато не лапает куда попало, как портовый грузчик. Этот хрыч годится мне в дедушки, иногда приходится повозиться, прежде чем он начнет. К тому же он меня многому учит… — Девушка встряхнула головой. — У старика престраннейшие понятия. Ты можешь себе представить, что…

— Но он хотя бы добр с тобой? — перебила Селена, не желая обсуждать интимные подробности их отношений.

— Он, кажется, спятил от меня… Надарил мне новые платья, шляпки, шали… А в Париже обещал сделать что-то из ряда вон… — восхищенная рассказчица внезапно пришла в себя. — Слушай, Селена. У меня нет богатых родственников, как твои. У меня только одно средство, одна вещь, которую я могу продать. И я не собираюсь — по крайней мере, пока — торговать этим по три шиллинга портовым грузчикам, пьяным матросам или кочегарам! Извините! Я отправляюсь в Париж и собираюсь весело провести время.

— А после этого?.. Что дальше?

— Когда я надоем мистеру Фэнтону? — Дейзи пожала плечами. — Будут другие мужчины, куча мужчин. Вернувшись из Парижа, такая красотка, как я, может сделать себе судьбу. Эмма рассказывала мне об одной англичанке — Норе Перл — из Девоншира. Она убежала в Париж, и сейчас у нее есть все, о чем только можно мечтать, — принцы и герцоги с удовольствием проводят ночи в ее кровати. Эмма говорит, у Норы в Париже дом, похожий на дворец, она моется в серебряной ванне с шампанским на глазах у гостей, а еще Эмма говорит… Селена, почему ты на меня так смотришь? — Дейзи сердито уставилась на девушку. — Я не хочу, чтобы ты чувствовала стыд за меня. И мне за себя не стыдно.

— Я не имела в виду… Я только хочу, чтобы ты была счастлива, Дейзи.

— Не надо за меня беспокоиться! — Дейзи немного задела жалость подруги. — А как ты поживаешь?

Невинный вопрос странно подействовал на девушку. В доме Родманов она чувствовала себя сказочно уютно, если не считать трудностей с Уинифред, все было добросовестно обустроено, но счастлива ли она?

Медленно, мучительно-болезненно выползало воспоминание: Брайн, его загорелое лицо, уверенный взгляд серых глаз. Его губы, его руки, разбудившие в девушке страсть и породившие удовлетворение.

— Что с тобой? — Голос Дейзи звучал теперь мягко и заботливо.

— Ничего, Дейзи… Все хорошо! Джошуа Родман дал мне уютный дом, а Дональд — его брат — приятный молодой человек. Хотя почти все время он общается с кораблями, а не с людьми.

— А миссис Родман? Держу пари, она тебя ненавидит.

Селена была поражена:

— Неужели ты ее знаешь?..

— Дорогуша! Знать я ее не знала и знать не хочу. Нужно быть святой, чтобы позволять девушке с твоей внешностью крутиться возле мужа.

— Миссис Родман часто раздражается, это верно. Но я справлюсь.

— Послушай, Селена. Я отправляюсь в Париж через пару дней и… Ну, в общем, ты у меня единственная подруга. Я не забыла, как ты была добра ко мне… Может быть, когда-нибудь мы опять встретимся, и ты… Ты не забывай меня, хорошо?

— Конечно, не забуду. — Селена поцеловала трогательное создание в щеку. — Ты можешь написать мне.

— Я никогда не училась этому. — Поднявшись, Дейзи открыла дверцу кареты. — Я должна возвращаться. Мой кавалер скоро заедет за мной: мы собирались поужинать в каком-нибудь ресторане и сходить на концерт.

Спрыгнув, кучер помог девушке сойти. Дейзи, изящно приподняв юбку, нарочито грациозно обошла лужу, но уже в следующую минуту не удержалась — подмигнула Селене, игриво улыбнулась кучеру и поспешила вниз по улице, не заботясь более о своих манерах.

Возвращаясь по освещенным огнями вечереющим улицам, Селена думала о подруге, ее планах на будущее. В конце концов, Дейзи не будет бояться голода. Но мистер Фэнтон не тот человек, который способен взволновать молодую девушку.

«Он меня многому учит…» Селена вздрогнула, вспомнив слова подруги.

В огромном потоке карет, телег, кебов, в обилии кативших посреди улиц, путь назад казался бесконечным. Когда наконец она вошла в прихожую, то увидела мрачного от злости Джошуа, расхаживающего взад и вперед.

— Где тебя носило? — неистовствовал кузен.

И прежде чем испуганная девушка успела ответить, больно схватил ее за руку и потащил в библиотеку.

 

10

На французских позолоченных часах, стоявших над камином в библиотеке, было далеко за семь — обычное время ужина в доме Родманов.

— Я опоздала, прошу прощения. — Селену поразила ярость Джошуа. — Улицы были запружены экипажами.

— Плевать мне на это. Я спросил: где ты была? — Кузен не желал слушать никаких оправданий. — Только не говори, что все это время провела в магазине одежд на Болд-стрит.

— Конечно, нет, кузен Джошуа. Прошу прощения, если вы отложили из-за меня ужин… В этом не было необходимости.

— Дональд тоже еще не вернулся, поэтому я велел миссис Майтланд перенести ужин на час. Но я так и не услышал ответа на свой вопрос.

Обращение как с нерадивой, провинившейся служанкой оскорбило девушку, но она напомнила себе, что находится в полной зависимости от великодушия Джошуа.

— Я ездила навестить подругу… — тихо проговорила она.

— Я спрашивал Уинифред. Ей ничего не известно о подобных планах.

Хотя ярость Джошуа была далека от кульминации, Селена смутно ощущала опасность. Несмотря на траурно-элегантный наряд — черный костюм, расшитую сатиновую жилетку, рубаху с кружевными манжетами, — что-то грубое, почти животное чувствовалось во вздымающейся при каждом вздохе груди и плотной шее этого человека. Девушка вспомнила жестокие слова, сказанные кузеном в первый день ее приезда своей супруге. Уинифред тогда еще панически испугалась. Только теперь Селена поняла причину ее страха.

— Уинифред действительно ничего не знала, так как я решила поехать к подруге в самый последний момент.

— Неужели? Мне помнится, ты говорила, что у тебя в Ливерпуле нет друзей. Или ты решила проведать Эмму Пристон?

— Какая чепуха! — «Джошуа может запугивать и распоряжаться женой, — думала девушка, — но делать это со мной я не позволю». — Моя подруга действительно живет там, но имя ее Дейзи Каллен.

— Ты хочешь сказать, что ходила в эту чертову берлогу… в этот притон разврата… навестить свою подругу? — Джошуа с силой схватил ее за плечи и сжал словно металлическими клещами.

— Немедленно отпустите меня! — Глаза Селены были полны негодования.

Джошуа не обратил на слова девушки никакого внимания.

— Придя сюда, ты говорила о своем отвращении к «Пристон Армс»…

— Я не заходила в гостиницу. Кучер остановил карету за углом соседнего дома, и я на улице ждала Дейзи.

— Ах, да! Дейзи! — Селена услышала в тоне кузена то самое издевательское, едва прикрытое злорадство, с которым он говорил с Уинифред. — И кто она такая, эта Дейзи? Насколько она подходит твоей компании? Насколько я слышал, барыня, живущая в «Пристон Армс», не многим лучше проститутки из публичного дома.

— У Дейзи нет средств жить в другом месте… Она…

— А может быть, ты встречалась с мужчиной? С каким-нибудь клиентом Эммы?

— Во время нашего первого разговора я уже сказала вам, кузен Джошуа, что не умею лгать. Я вовсе не собираюсь причислять Дейзи к разряду благовоспитанных леди… Она никогда не станет такой… Но как бы там ни было, я знакома с этой девушкой. И познакомилась в то время, когда была вынуждена проживать в этой, как вы выразились, «чертовой берлоге». Сбежав оттуда, я не успела даже попрощаться с ней и очень не хотела, чтобы девушка подумала, будто я о ней забыла. Поэтому сегодня, закончив дела в магазине, я решила заехать к ней. Дейзи села в карету, и мы немного поговорили. Потом она вернулась в отель, а я — на Телфорд-сквер. — Селена стояла с высоко поднятой головой, фиолетовые глаза сверкали от негодования. — Если вы не поленитесь расспросить кучера, он подтвердит мои слова.

Руки Джошуа опустились.

— Извини, Селена. Но как глава семьи и единственный мужчина-родственник, не считая Дональда, я чувствую ответственность. Когда твое опоздание затянулось, я начал беспокоиться.

Девушка с удовольствием приняла бы извинения попечителя, но было в его взгляде нечто настораживающее.

— Я не подумала о времени. В следующий раз я буду внимательнее…

— В следующий раз, — уточнил заботливый кузен, — ты никуда не пойдешь без моего ведома. Не знаю, как воспитывал тебя твой папа в Западной Индиане, но здесь я хозяин, и ты будешь придерживаться моих правил…

— Я, наверное, никогда не смогу отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали, но сидеть взаперти, не общаясь ни с кем, кроме…

— Уинифред скучная компания для тебя. Я знаю. Но ты должна с этим смириться… — Джошуа многозначительно улыбнулся. — Это временная необходимость, дорогая моя…

— Я… не понимаю.

— Тебе пока и не надо ничего понимать. — Кузен сжал руку девушки. — Только доверься мне, Селена, и ты не пожалеешь… — Пальцы Джошуа нежно погладили ее руку. Селена чувствовала их тепло сквозь рукав нового шелкового платья. Платья, оплаченного этим человеком. — В таком городе, как Ливерпуль, много опасностей для такой юной красавицы… — Руки мужчины жадно коснулись пышной груди девушки… — Ты восхитительна, Селена… Не только твое лицо, твоя походка, на которую мужчины…

— Как вы смеете?! — начала было не столько напуганная, сколько удивленная девушка, но Джошуа крепко сжал ее в объятиях.

— Ты же не глупая… — хрипел он прямо в ухо. — Прекрасно понимаешь, что творится между мной и Уинифред.

Коренастое тело кузена льнуло все плотнее, и настойчивее становились руки, в глазах горел голод, открытая жажда обладания.

Хлопнула входная дверь. Джошуа ослабил томные объятия, чем незамедлительно воспользовалась Селена. Из прихожей послышался голос Дональда, которому миссис Майтланд спешила доложить:

— Добрый вечер, сэр. Мы отложили ужин для вас и…

Селена метнулась мимо вожделенного опекуна, распахнула дверь и едва не сбила с ног Дональда. Тот смотрел на девушку с обычной усмешкой, но было очевидно, что мысли его витали за тридевять земель.

— Джошуа, я сейчас же должен с тобой переговорить, — сказал он, как только увидел брата.

— Если о бизнесе, то сначала ужин, потом разговор. Миссис Майтланд говорит, что повар приготовил запеченную телятину, — взяв себя в руки, хладнокровно ответил Джошуа.

— К чертовой матери ужин! Селена, прошу прощения. — Лицо Дональда пылало яростью, глаза сузились.

Чуть позже все трое сидели при свечах за обеденным столом с высокими вазами, наполненными желтыми хризантемами и зеленым папоротником; одна служанка уносила тарелки из-под супа, другая подавала хваленую ветчину. Дональд оставался крайне возбужденным. Что касается Селены, признание Джошуа шокировало ее, и теперь она хотела как можно быстрее избавиться от этого человека. Среди троих, сидящих за столом, только Джошуа выглядел невозмутимо.

— Плохо, что Уинифред к нам не присоединилась, — разглагольствовал он. — У нее опять прогрессирует мигрень.

— Я поднимусь к ней, — предложила девушка. — Может быть, смогу чем-нибудь помочь…

— Оставь это Абигайле. Она знает, что делать с головной болью моей жены.

— Послушай меня, — прервал Дональд. — Мы собирались поговорить о делах на верфи.

— Позже… — Джошуа не желал говорить, добросовестно затачивая и без того достаточно острый нож. Проведя большим пальцем по лезвию, он приступил к церемонии разрезания мяса.

Селена не обладала подобным хладнокровием. Когда мясо было разрезано и выпито по фужеру малинового пунша, Дональд попытался опять вернуться к своим проблемам. Девушка же опять и опять прокручивала в голове слова Дейзи: «И что ты для него делаешь?»

Она спрашивала себя, почему же Джошуа взял в свой дом какую-то далекую, неизвестную родственницу? Уинифред могла нуждаться в компании, но хозяин дома не мог не видеть, с какой враждебностью жена встретила девушку. До недавнего времени он не мог попрекнуть свою полуродственницу-полуслужанку в нерадивом исполнении обязанностей. Но сегодня вечером буквально взбеленился только потому, что Селена навестила «Пристон Армс», беснуясь ревностью от мысли, что она завела любовника в отеле…

Поток мыслей оборвал Дональд, голос которого клокотал от ярости. Он с такой силой стукнул кулаком по столу, что ливень цветочных лепестков облетел на накрахмаленную белую скатерть.

— Я не позволю тебе сейчас прекратить строительство «Ариадны»!!!

— Ты не позволишь? Не забывай, верфь — моя, — спокойно, даже несколько цинично напомнил Джошуа.

— Но «Ариадна»… Мое детище… Я ее придумал.

— Я останавливаю работы не потому, что хочу этого. Дональд, у меня нет иного выхода.

— Ты мог посоветоваться со мной. Вместо этого ты посылаешь ко мне с сообщением клерка, а когда я отправляюсь к тебе, мне говорят, что ты в Американском консульстве.

Джошуа отпустил обеих служанок.

— Не возвращайтесь, пока не позову, — коротко приказал он и, когда женщины удалились, продолжил: — Я пытался вразумить Томаса Дудлея и некоторых других…

— Но только недавно ты уверял меня…

— Я думал, можно будет достроить «Ариадну» за пределами нашей верфи прежде, чем шпики Дудлея пронюхают, для чего предназначен корабль.

— Шпики? Не думай, что я поверю…

— Штаты ведут войну, — продолжал Джошуа по-прежнему хладнокровно. — И окружили себя сетью разведки и шпионажа. То же самое делает и Конфедерация. Порты кишат шпионами.

— Пусть так, но ты говорил, что правительство Штатов могло не вмешиваться в строительство корабля, если его не будут вооружать здесь, в Ливерпуле…

— Ситуация изменилась. Мистер Адамс разругался с отделом иностранных дел.

— Но ты говорил, что симпатии лорда Расселла на стороне Конфедерации. Он что, собирается уступить послу Штатов?

— Не знаю. Скажу только, что он не собирается начинать войну с командой мистера Линкольна из-за какой-то «Ариадны».

Дональд скептически оглядел брата.

— Война? Между Британией и Соединенными Штатами? Не думаю…

— Расселл неизменен. Мне говорили, что Адамс получил несколько довольно серьезных намеков о возможном разрыве дипломатических отношений.

— Я знаю… — Худое лицо Дональда сникло.

— Послушай… Я понимаю, что значит для тебя этот корабль. Но после всех катаклизмов почему бы нам не закончить строительство и продать его как торговое судно. Вокруг изобилие итальянских и испанских фирм, которые…

— А как же капитан Маккорд? Ты думаешь, он позволит просто так, без драки, своему кораблю уйти? Человек, подобный ему, будет…

Селена дернулась так сильно, что вино выплеснулось через край фужера. Девушка попыталась глубоко вздохнуть, но тугой корсет мешал это сделать. Губы похолодели, учащенно забился пульс…

— Маккорд не может обвинить нас в случившемся, — оправдывался Джошуа. — Он знает, что мы не контролируем полицию лорда Расселла.

— Он не проглотит такой лжи, поверь мне.

— Брайн Маккорд не готовил «Ариадну»…

— Но он собирается стать ее капитаном. Уже набрал команду. Матросы — один к одному… — Замолчав, он внимательно поглядел на Селену. — Ты бледна, — проговорил кузен. — Все эти разговоры — утомительнейшее занятие для девушек…

— Что вы! Мне… Я всегда с интересом слушала о кораблях. Папа занимался спасательным бизнесом.

— Ах, даже так… — начал Джошуа, но Селена перебила, желая узнать, что случится с Брайном.

— Этот ваш капитан Конфедерации… Что он сможет сделать, если у него не окажется корабля?

— Ничего он не сможет сделать, — безапелляционно уверил Джошуа.

— Не будь так самоуверен, — перебил его брат. — Маккорд может захватить корабль, вооружиться и податься во французский порт.

— Надо быть дураком, чтобы решиться на это. Если его захватят, корабль конфискуют, а ему самому грозит тюрьма.

— Не думаю, — не сдавался Дональд. — Если он будет достаточно быстро двигаться и выйдет в море до обнаружения Томасом Дудлеем, до сообщения Адамсу…

— Корабль не прошел испытания.

— Его котлы работают. Я их проектировал и конструировал и заявляю, что они в порядке.

— А если нет? При первом же плавании Маккорд вместе со своей командой взлетит на воздух.

Ноги девушки ослабли и задрожали так, что стул, на котором она сидела, едва не опрокинулся.

— Селена, ты больна? — поспешил ей на помощь Дональд.

— Я всего лишь устала.

— Бегая целый день по городу, не удивительно… — Голос кузена оставался беспристрастным, но глаза не отрывались от лица девушки. — Думаю, больше такого не повторится. А сейчас лучше поднимись к себе и хорошенько отдохни перед завтрашним приемом…

Селена поймала себя на мысли, что совершенно забыла о вечеринке, как, впрочем, и о новом платье. Забыла обо всем, что случилось до того момента, когда с губ Дональда слетело имя Брайна. Здесь, в городе. После всего, что произошло, он не поехал в Париж с Иветтой…

 

11

Весь день экономка Родманов пребывала в беспокойстве, готовясь с остальными слугами к званому ужину. Ближе к вечеру с реки поднялся густой туман, и сад погрузился в темноту.

Селена сидела перед зеркалом, накинув шаль поверх просторной ночной рубашки с оборками. Летти, маленькая упитанная служанка, которую миссис Майтланд прислала ей в помощь, занималась копной блестящих рыжих волос, спадавших на плечи девушки…

— Еще минуточку, мисс Селена, — сказала Летти, высунув язычок и полностью углубившись в создание прически.

Селена равнодушно улыбнулась. Ее мысли были далеко от волос и чудесного нового платья из светло-голубого шелка. Со времени вчерашнего разговора за обедом ее мысли были прикованы лишь к одному: Брайн был здесь, в Ливерпуле.

Теперь она знала, почему он приехал в этот город. У него было поручение для Конфедерации южан, поручение секретное и, может быть, опасное. Интересно, как давно он узнал, что его избрали капитаном «Ариадны»? Приказы должны были поступать к нему там, в Нассау. Может быть, еще до того, как он привез ее в Поинзиану, где они в первый раз любили друг друга… Ну конечно, он знал. Вот почему он не мог связывать себя никакими обязательствами. В последнюю ночь на борту «Девонширской Девы» он сказал ей: «Я не свободен… У меня поручение по делам Конфедерации».

Боже, ну почему она имела глупость подумать, что он покидает ее ради Иветты де Реми? Почему она позволила ревности стать поводом для ужасной ссоры между ними?

Тень сомнения коснулась ее. Ведь она предлагала подождать его, когда он говорил о причине, связанной с поручением от конфедератов. Не было ли еще чего-то помимо этого поручения, что разлучило их? Мысль о том, что он мог заниматься с ней любовью только из-за физического влечения, была невыносима для нее. Ведь несмотря на то, что ее тело отзывалось на его ласки с такой страстью, она чувствовала к Брайну нечто большее, она любила его.

Весь день, пока слуги носились по дому, принося срезанные цветы из оранжереи, перетаскивая корзинки с провизией в кухню, доставая из погреба вина, Селена оставалась в спальне, погруженная в свои думы и страдая от неопределенности.

К самому приему она проявляла мало интереса, поскольку из болтовни Летти ей стало известно, что среди гостей будут деловые партнеры Джошуа и их жены. Ей придется всего лишь поддерживать обычный разговор на светские темы, поскольку в качестве компаньонки Уинифред ее положение было лишь немногим выше положения гувернантки. Сдержанное, отстраненное отношение — ей можно покровительствовать или не замечать ее.

— Ну вот, мисс. Разве это не чудо? А теперь, вот и ваше новое платье.

Сбросив шаль, Селена встала, и Летти аккуратно надела платье поверх нижней юбки, не тронув ни единого локона. Служанка болтала без умолку, затягивая на Селене тугой и жесткий корсет.

— Такая работенка мне по душе. Обычно я всего лишь прислуживаю в дамской комнате внизу, помогая знатным дамам, если у них оторвется оборка или еще что-нибудь. Я почти никогда не допускалась к прическам, хотя Абигайла долго меня учила; все же миссис Родман предпочитает, чтобы Абигайла помогала ей готовиться к приемам. — Летти вздохнула. — А здесь появлялись прекрасные люди в последние годы, хочу вам сказать. Но даже сегодня миссис Родман не спустится вниз — помяните мои слова…

— Но она должна это сделать, — сказала Селена. — Все эти гости…

Летти покачала головой, и ее маленький накрахмаленный чепец затрепетал.

— Я видела, как Абигайла ушла к аптекарю пять минут назад. Сказала, что нужно купить для миссис Родман особое лекарство. Она назвала его «сердечное».

Селене показалось, что в глазах Летти промелькнула тень пренебрежения. Тут она подумала, что со вчерашнего дня не видела Уинифред.

Селена спросила:

— А что, миссис Родман сегодня вообще не выходила из своей комнаты?

— Нет-нет, мисс. Вся ее еда была возвращена на кухню, она к ней даже не притронулась.

Селена по-настоящему обеспокоилась. Это никак не походило на обычную головную боль.

— Следует вызвать врача, — сказала она.

— Доктора? — И опять в выражении и голосе Летти Селена уловила пренебрежение. — Вот уж не думаю, мисс.

— Но если она серьезно больна…

Стук в дверь оборвал Селену.

— Вы закончили одеваться? — спросил Джошуа. — Мне нужно с вами поговорить…

Застегнув последний крючок, Летти быстро подошла к двери и открыла ее, не дав Селене опомниться. Войдя, Джошуа оглядел Селену с ног до головы. Девушка почувствовала себя неловко, испугавшись, что портниха сделала что-нибудь не так с ее новым платьем. Возможно, вызывающе открытое декольте может вообще не подойти для приема в доме Родманов. Она совершенно не хотела привлекать к себе внимание и шокировать жен деловых партнеров Джошуа.

— Летти, подай белую кружевную шаль. Она в верхнем ящике комода…

— Оставьте нас, — сказал Джошуа служанке.

После того как Летти удалилась, Селена почувствовала страх. Взгляд Джошуа был тяжелый и злой.

— У меня есть несколько других платьев. Может быть, одно из них подойдет больше.

— Селена, вы сегодня будете исполнять роль хозяйки, — сказал кузен резко. — Моя жена не сможет выйти к гостям.

— Но я не думала…

— Вам же приходилось быть хозяйкой в доме отца, когда ваша мать умерла, сказал он, отклоняя ее возражения.

— Ну, конечно, время от времени, но я…

— Делайте, как я велю, — сказал он. — Вы как-то говорили, что умеете играть на пианино и немного петь. После обеда развлечете гостей, споете несколько песенок…

Джошуа направился к двери.

— Подождите, — сказала Селена. — Что, Уинифред действительно серьезно больна? Летти сказала…

Джошуа повернулся к ней, его брови сомкнулись.

— Ну и что же сказала Летти?

— Лишь то, что Уинифред два дня не выходит из своей комнаты. Что она не притрагивается к еде. Мне кажется, ей следует показаться врачу…

— Она не хочет вызывать врача. Оставьте Уинифред и ее недомогания в покое. Лучше позаботьтесь о том, чтобы помочь мне успешно провести этот прием. Поговорите с миссис Майтланд и вместе с ней сделайте все необходимое. Моей жене не требуется вашего участия или сострадания. Она не заслуживает ни того, ни другого.

Затем, словно почувствовав, что сказал больше, чем требовалось, Джошуа нахмурил брови и вышел из комнаты.

Селена долго в полном замешательстве стояла перед закрытой дверью. Уже и то, что Летти совершенно равнодушна к болезни Уинифред, было достаточно плохим признаком. Но Джошуа был ее мужем! И даже если он ее больше не любит, он должен проявлять хоть какой-то интерес к ее существованию.

А может быть, у него имелись причины подозревать Уинифред в том, что она лишь притворяется больной? Но почему же она так тщательно тогда подбирала новое вечернее платье?

Вздохнув, Селена решила, что сейчас не время разгадывать загадки, поскольку ей придется подчиниться Джошуа и дать указания экономке о приготовлениях к ужину. Обернувшись, девушка посмотрела в зеркало. Белоснежная кружевная шаль была такой красивой и изящной, что едва прикрывала верхние округлости ее груди, высоко поднятой корсетом.

Выйдя из комнаты, она направилась в залу. Около двери Уинифред ее остановили истерические стоны. Девушка нежно позвала Уинифред, а затем, не получив ответа, вошла в тускло освещенную спальню.

Газовые светильники горели так слабо, что она видела только неясный силуэт на обитом атласом кресле. Поспешив к Уинифред, она прибавила огня в настольной лампе. Ее рука задела за стекло, лампа перевернулась и упала со стола на ковер.

Селена не поднимала ее: ее взгляд был направлен на Уинифред. Она уловила запах перегара и увидела темные красные пятна на измятой накидке Уинифред. Еще до того, как Уинифред подняла голову, еще до того, как она увидела мутный взгляд и запавший рот, Селена поняла…

Уинифред была пьяна.

Об этом знали и Джошуа, и Летти, да и остальные слуги, наверное, тоже… Как это ужасно, подумала Селена. Ну, мужчине иногда простительно выпить, но леди… Однако Селена не чувствовала неприязни, а только жалость.

— Убирайся отсюда! — грубо сказала Уинифред, стараясь сосредоточить взгляд на лице Селены. — Я не хочу, чтобы ты здесь была, хочу Абигайлу…

— Абигайла еще не вернулась, — мягко ответила Селена, говоря с ней, как с ребенком. — Вы позволите мне помочь вам?

— Джошуа так разозлится… Он никогда не простит мне…

Селена лихорадочно искала выход. Неожиданно она вспомнила ту ночь, когда Марк вернулся в Поинзиану после вечеринки в Нассау. Он пошатывался и говорил слишком громко. Отец послал ее наверх, но она притаилась за перилами лестницы второго этажа и слышала, как папа приказал Марку идти на кухню, наклониться над раковиной и открыть кран. Марк вернулся весь мокрый и пил чашку за чашкой крепкий черный кофе.

Хотя папа сначала злился, скоро он оттаял и рассказал сыну кое-что о том, как следует пить джентльмену.

Селена не могла оттащить Уинифред на кухню, но она подошла к мраморному умывальнику и налила немного воды в цветной фарфоровый тазик.

— Вам нужно умыться, — торопливо сказала она. — Встаньте, я помогу вам. До начала ужина вы еще успеете принять ванну и одеться. А миссис Майтланд пока сварит кофе.

— Ужин… — повторила Уинифред. — Ужин Джошуа… я испортила его. Всегда я ему все порчу. Но я ведь не виновата… — Она опять начала плакать. — Вина больше не осталось, а шкаф внизу Джошуа запер… — Она рассмеялась. — Ну ладно, скоро вернется Абигайла с моими сердечными каплями… Абигайла знает…

— Слушай меня, Уинифред! — Селена схватила женщину за плечи и потрясла. — Делай так, как я говорю!

— Нет! Ты мне не друг. На самом деле ты не хочешь мне помочь. — Блеклые глаза исказились ненавистью. — Знаю, зачем ты пришла. Ты хочешь отнять у меня Джошуа, ты хочешь забрать его себе…

— Ах, нет. Вы не правы. Пожалуйста, поверьте мне!

— У вас с ним любовь…

Селена с трудом сдерживала истерический смех.

— Ваш муж меня не интересует, так же, как и я его. Он никогда… — Не закончив фразу, девушка вспомнила, как Джошуа обнимал ее накануне в библиотеке; его голодные глаза, его страстное желание обладания. Как бы то ни было, Уинифред не слушала ее возражений.

— Это он привез вас сюда, разве не так? Ну конечно, я уверена, что это он. С самого первого дня я заметила, как он смотрит на вас. Говорил, что вы сможете остаться, потому что мне нужна компаньонка. А потом разодел вас, как герцогиню. — Внезапно плечи Уинифред поникли, и она тихо добавила: — Теперь он от меня избавится, я знаю это…

— О нет, как вы только могли такое подумать?

— Джошуа сделает это… Он уже привозил меня в это проклятое место в Шотландии…

— Что это за место?

— Джошуа и доктор называют его «санаторий». Но это место для лунатиков и недоумков…

Селена пыталась возразить:

— О нет, нет, Уинифред!

— Он сделает это. Ты не знаешь Джошуа так, как я… — Уинифред посмотрела на Селену, ее взгляд молил о сочувствии. — Я не сумасшедшая. Правда, иногда я слишком много пью, но это не моя вина. После того как я потеряла третьего ребенка… — Ее смех стал отрывистым и неровным. — Как раз доктор посоветовал мне выпивать стакан портвейна перед обедом для аппетита. Второй стакан — перед сном, чтобы лучше заснуть. А потом, когда выяснилось, что детей у меня больше не будет, и Джошуа перестал со мной спать…

— О, пожалуйста, — прервала ее Селена. — Я не желаю об этом слышать…

Но Уинифред было невозможно остановить.

— Я знаю, что он ходил к этим мерзким женщинам, — он мне об этом проговорился… Но когда он привез тебя сюда… чтобы жить с тобой, под этой самой крышей…

Взгляд тусклых глаз Уинифред ужесточился, и она выпрямилась со странным выражением достоинства.

— Я положу этому конец. Я напишу своему отцу! Так я и сделаю… Мой отец — важная персона, влиятельный человек. Он придумает, как прекратить это постыдное положение… Он заставит Джошуа…

Несчастная женщина неожиданно замолчала, глядя поверх Селены на мужа, который вошел в комнату и встал напротив нее.

— Джошуа… я не то имела в виду…

— Ты сама не знаешь, что говоришь, — проговорил Джошуа презрительно. — Твой мозг полон болезненных фантазий. Это результат твоей отвратительной невоздержанности. Но ты не будешь писать своему отцу.

— Я…

— Не будешь! Потому что ты не захочешь, чтобы он узнал, что его восхитительная доченька стала пропойцей!

Несмотря на то, что Джошуа говорил мягко, Селена уловила в его голосе жестокость. Уинифред начала мелко дрожать. Селена инстинктивно встала между Уинифред и Джошуа, желая защитить несчастную женщину.

Джошуа продолжал:

— Я старался сохранить в секрете твое состояние. Но от доктора или слуг я скрыть этого не могу. И скоро все будут об этом знать.

— О нет, Джошуа, нет! — вскричала Уинифред.

— Я надеялся, что, может быть, присутствие Селены сможет помочь. Однако я ошибся. Молодая, хорошо воспитанная девушка вряд ли сможет служить сиделкой кому-нибудь в состоянии, подобном твоему…

— Сиделкой? Нет! Джошуа, я не больна так, как ты думаешь. Я могу выйти сегодня к гостям, я действительно могу! Дай мне лишь немного времени и…

— Тебе не нужно спускаться вниз. Селена согласилась выполнить твои обязанности хозяйки.

Селена окаменела, белая кружевная шаль спустилась с ее плеч, обнажив пышную грудь. Глаза Джошуа жадно блуждали по соблазнительным округлостям.

— Уинифред, подай мне свою шкатулку с драгоценностями. Давай сейчас же!

— Моя шкатулка, но почему…

— Делай, как я говорю! Немедленно.

Уинифред удалось чудом подняться на ноги и добраться до туалетного столика, где в одном из ящичков находилась шкатулка с драгоценностями.

— Давай ее сюда.

Селена, которая в годы своего детства и отрочества знала лишь любовь и ласку, была потрясена и повержена такой жестокостью. Хотя Джошуа не поднял руки на свою жену, Селена невольно вспомнила о грузчике, которого Дейзи привела в «Пристон Армс». Теперь, как и тогда, она чувствовала волнение и необходимость положить конец такой бесчеловечности. Но как?

Уинифред молча передала шкатулку с драгоценностями в руки Джошуа и опять скрючилась в кресле.

— Ну вот. Это подойдет, — сказал он, доставая из шкатулки чудесное ожерелье из сапфиров и бриллиантов. — Этот цвет идет к твоему платью, Селена…

Уинифред судорожно застонала.

— Это ожерелье ты подарил мне в наш медовый месяц…

— Я не забыл этого.

— Тогда как ты можешь?! — Уинифред отвернулась, прижавшись лицом к подушкам кресла.

Селена не могла больше выносить это. Повернувшись, она вылетела из комнаты, уронив свою кружевную шаль, но даже не попыталась поднять ее.

Торопливо сбегая по ступенькам, девушка шептала:

— Нужно уехать… Не могу больше здесь оставаться, не могу…

Но в зале, который был расцвечен огромными букетами цветов из оранжереи и сверкал огнями люстр, она остановилась. Ну, и куда она может пойти теперь, без денег, без друзей?

— Селена! — Джошуа подошел к ней сзади и взял за руку. — Ну-ка иди сюда, — приказал он и втолкнул ее в маленькую комнатку по соседству с прихожей, предназначенную для гостей женского пола. Там находились вешалки для верхнего платья и пальто, столик с зеркалом и коробка с принадлежностями для шитья. — Селена, надень ожерелье!

— Я не могу… — прошептала испуганная девушка, отлично понимая, что выбора у нее нет. В конце концов, если она подчинится требованию Джошуа и будет сегодня исполнять роль хозяйки, Уинифред хотя бы ненадолго будет защищена от его домогательств.

Но руки девушки закоченели, и она никак не могла справиться с застежкой. Джошуа поспешил прийти на помощь.

Драгоценные камни тяжело и холодно легли девушке на грудь. Жадные мужские руки скользнули в низкое декольте, и, не обращая никакого внимания на сопротивление девушки, Джошуа стал страстно целовать полные груди.

С трудом вырвавшись, Селена обрушила на него поток гнева:

— Если вы хотите, чтобы я сегодня исполняла роль хозяйки, уберите от меня руки! — Глаза Селены пылали возмущением. — Вы — презренный лицемер! Притворяетесь столпом нравственности. Вы… вы порочны и бессердечны! Совсем не лучше, чем этот грязный портовый слюнтяй, которого я встретила в «Пристон Армс»…

— Селена, ну подожди… — Джошуа не делал больше попыток обнять ее, но встал между ней и дверью, не давая ей уйти. Голос его был низким и настойчивым. — Не суди меня так безжалостно. Неужели ты не можешь понять, что для меня означало жениться на женщине, подобной Уинифред?

— Она больна и запугана…

— Она пьянчуга, жертва пагубной страсти… А мне что делать? Я еще молодой мужчина. В расцвете лет… Ты еще молода и неопытна, но даже ты должна знать, о чем я говорю…

— Не желаю больше слушать вас!

— Но тебе придется это сделать! Мне повезло. Начав с нуля, теперь я богат. Но связан с развалиной, которая не может исполнять свои супружеские обязанности и никогда не подарит мне сыновей. Мне нужна женщина молодая, здоровая, красивая и живая — такая, как ты…

— Уинифред все еще ваша жена. Думаю, вы не можете ожидать, что она позволит мне оставаться здесь в качестве вашей любовницы, даже если бы я согласилась на это.

— Уинифред скоро не будет здесь. Я принял кое-какие меры… Наш семейный доктор нашел санаторий, где об Уинифред смогут позаботиться… Ну, а после того, как она уедет…

Скрип колес и лошадиное ржание, доносившиеся снаружи, прервали его. Раздался стук в дверь, и послышался голос миссис Майтланд, приветствующей первых гостей, прибывших на ужин.

— Поговорим об этом завтра, — сказал Джошуа, одергивая атласный жилет и поправляя жемчужную заколку в галстуке. — Пойдем, Селена. Нам следует вместе встретить гостей.

В свете газовых светильников волосы Селены блестели, как атлас. Ее светло-голубое шелковое платье переливалось. А на груди сверкало ожерелье. Но она была равнодушна к своей красоте, ее занимали совсем другие мысли.

— Наша кузина Селена, — говорил Джошуа дородным мужчинам в хорошо сшитых костюмах и их женам, одетым в закрытые платья из атласа и бархата. — Уинифред страдает от мигрени… А Селена любезно согласилась…

Селена автоматически принимала ответные обращения, все время страстно желая как-то выбраться из этого невыносимого положения. Может быть, Дейзи может ей помочь? Или Дейзи уже уехала в Париж?

Наконец Селене удалось ускользнуть от гостей, когда те направились в гостиную, разбившись на небольшие группы.

Джошуа был поглощен разговором с высоким, тучным человеком со светло-рыжими бакенбардами.

— Это не может больше так продолжаться, Родман, — говорил человек. — Хлопок будет поступать из Индии…

— Только не сразу, — ответил Джошуа. — Я вчера разговаривал с владельцем фабрики. Он сказал мне, что качество индийского хлопка ужасно по сравнению с тем, который мы получаем с Юга. Ему придется переналаживать все оборудование, что стоит больших денег.

Селена воспользовалась случаем, чтобы отойти в сторону от Джошуа и сбежать в оранжерею позади гостиной. Девушка открыла дверь, но остановилась как вкопанная, услышав женский голос:

— Она же носит ожерелье Уинифред. Я его узнала…

— Беатрис, ну в самом деле, почему же Уинифред не может дать своей кузине поносить ожерелье?..

— Боже мой, какая кузина! Я никогда не слышала, чтобы у Уинифред была какая-то родня на Багамах.

— Ну, может, тогда она родственница Джошуа…

Селена услышала саркастический женский смех.

— Если хочешь знать, она приехала сюда как компаньонка Джошуа.

— Беатрис, не думаешь же ты, что…

— Именно так я и думаю. Ты когда-нибудь видела компаньонку женщины, разодетую в такое платье?

Селена быстро закрыла дверь, с трудом подавив желание убежать наверх и остаться в своей комнате до конца ужина. Но нет! Пока их подозрения беспочвенны, стыдиться нечего!

Несмотря на собственные уговоры, обед стал для нее мучением. Интересно, не думают ли и другие женщины, что она любовница Джошуа? Конечно, они относились к ней прохладно, даже если смотрели на нее со скрытым любопытством. Их мужья вели себя гораздо дружелюбнее, но некоторая натяжка, несомненно, была, и они также подозревали, что ее отношения с хозяином были далеко не невинными. Некоторые из мужчин смотрели на нее с откровенной похотью. Одно блюдо следовало за другим, но есть не хотелось. После десерта и кофе Джошуа подал ей знак.

— Не следует ли нам оставить джентльменов и уединиться? — предложила Селена.

Женщины, шурша юбками, последовали за девушкой в гостиную. В зале поднялась небольшая суета, когда миссис Майтланд направилась к двери, чтобы встретить запоздалого гостя. Может быть, это Дональд? Не вспомнил ли он с опозданием, что ожидается званый вечер, на котором обязательно его присутствие? Девушка улыбнулась — ей искренне нравился брат Джошуа. Но улыбка застыла на ее устах, когда она увидела высокого, широкоплечего человека, возвышавшегося над экономкой.

— У мистера Родмана гости сегодня, — говорила экономка. — Я не могу беспокоить их…

— Скажите ему, что Брайн Маккорд хочет видеть его немедленно!

Неодобрительно посмотрев на голубой мундир Брайна и его фуражку офицера торгового флота, экономка проговорила:

— Это совершенно невозможно. Не могли бы вы завтра прийти на верфи Родмана, тогда, может быть…

Но Брайн уже прошел мимо нее. Признавая свое поражение, миссис Майтланд наконец произнесла:

— Я объявлю о вашем приходе, сэр.

Брайн остановился, предоставив экономке возможность пройти в зал и доложить о нем.

— Селена! — Взгляд его серых внимательных глаз мгновенно запечатлел каждую деталь ее туалета: прекрасную прическу, ожерелье из сапфиров и бриллиантов, новое элегантное платье… — Не ожидал так скоро увидеть тебя среди приглашенных в таком изысканном обществе…

— Я живу здесь, — сказала Селена. Ей было трудно говорить. По телу девушки прошла теплая волна, пронизывающая все ее естество до самого основания. — О, Брайн, я думала, что никогда тебя больше не увижу, а теперь…

Но тут из обеденного зала появилась миссис Майтланд.

— Прошу входить, сэр, — сказала она.

Брайн, внимательно посмотрев на Селену, прошел в обеденный зал вслед за экономкой.

 

12

Лакированные с позолотой стулья и кушетки, красный абиссинский ковер и плотные занавески, отгораживающие гостиную от туманного декабрьского вечера, — все имело вид изящной торжественности. Селена словно хозяйка шла между приглашенными. Тучная женщина в платье из черного бархата остановила девушку возле камина.

— Присядьте же, дорогая моя. — Селена напрягла память, пытаясь припомнить имя гостьи. Миссис Флетчер. Жена владельца металлоплавильного завода. Девушка присела. — И поведайте нам, — миссис Флетчер подалась ближе, — кто этот загадочный посетитель мистера Родмана? Очевидно, вы очень хорошо знакомы с этим человеком.

— Мы встречались…

— Замечательно. Но почему бы этому моряку не навестить мистера Родмана на верфи… — вставила свое мнение длинная, угловатая дама, сидевшая на противоположной кушетке; белые сливы на головном уборе кивнули в знак согласия. — А не являться нежданно-негаданно во время званого ужина…

— Мэвис, дорогая, он не просто моряк, — возразила миссис Флетчер с важностью безапелляционного авторитета. — На нем форма морского офицера, между прочим.

— Он выглядит настоящим пиратом, — присоединилась маленькая барышня. Верхняя губа у нее была несколько вздернута, а ресницы вокруг серых глаз были до того тонки, что казались невидимыми. Девушка была похожа на кролика. — Такой высокий… и грозный!

— Неужели, Элеонора? — бестактно перебила миссис Флетчер. — Откуда ты знаешь? Ты хоть раз сталкивалась с пиратом лицом к лицу?

— Нет, но… — кроликолицая Элеонора, пряча смущение, повернулась за помощью к Селене. — Расскажите же нам об этом джентльмене. Кто он такой?

— Если честно, я едва его знаю… Пожалуй, мистер Родман лучше расскажет вам… — Бедную девушку терзала мысль, что Брайн находится с ней под одной крышей, а она вынуждена поддерживать бессмысленный разговор, а в довершение всех бед миссис Флетчер попросила:

— Вы же сыграете нам что-нибудь? И уж конечно, споете, не правда ли? Меня так радует музыка…

— Надеюсь, вы не разочаруетесь, но я давно не играла…

— О, вы очень скромны… — Элеонора говорила натянуто, быстро при этом моргая. — Правда, что вы зарабатывали этим на жизнь?

— Кто вам сказал?

— Ну, кто-то говорил, что вы пели в кабаре, до того, как приехали к Родманам.

— Вы заблуждаетесь. — Селена понимала, что над ней насмехаются, и с трудом сдерживала раздражение.

— Конечно же, ты ошибаешься, — вмешалась всезнающая миссис Флетчер. — Мисс Хэлстид — далекая родственница семьи Родманов. С Багам, не так ли?

— Да, это правда. — Селена не могла позволить сплетницам насмехаться над ней. — Наше имение располагалось на острове Провидения.

— Ты видишь? — Сладкая улыбка миссис Флетчер была ядовита. — В самом деле, Элеонора, неужели ты думаешь, что Уинифред могла позволить певице из мюзик-холла жить в своем доме?

Селена поднялась и, обведя всех тяжелым взглядом, медленно произнесла:

— Если бы у меня было достаточно таланта, я предпочла бы петь в мюзик-холле, чем находиться среди вас…

— Мисс Хэлстид… Вы наверняка не поняли…

— О, я все поняла! Уверена, что в мюзик-холле компания более веселая и разговоры, несомненно, интереснее. Извините меня, дамы…

Повернувшись, девушка направилась к группе других дам, восхищавшихся сложными икебанами из искусственных высохших цветов, а также чучелами экзотических птиц. Она пыталась занять себя разговором, но тело томилось в напряжении, ожидая, когда же мужчины, среди которых находился Брайн, закончат с вином и сигаретами и присоединятся к дамам.

Но даже когда обе половины воссоединились, девушке не удалось поговорить с Брайном: помешал Джошуа.

— Ты же сыграешь для нас, моя дорогая… — почти приказал он, войдя в гостиную.

Брайн даже не взглянул в ее сторону, будучи занятым разговором с одним из гостей.

— Может быть, одна из дам… — Селене хотелось как можно быстрее с ним объясниться. Но Джошуа отрицательно затряс головой.

— Ты пойдешь к пианино, Селена. Сейчас же!

Селена повиновалась, но, усаживаясь за блестящий рояль красного дерева, поклялась, что оставит этот дом. И очень скоро. Пусть Уинифред терпит тиранию Джошуа. Она этого делать не собирается!

Робко спев для начала «Я снилась себе в мраморном зале», она более уверенно исполнила несколько этюдов. Дамы отвечали сдержанными похлопываниями, джентльмены — более энергичными аплодисментами. Селена сыграла и спела несколько других популярных песен и, когда начала второй куплет «Приходи в страну моих любовных грез», ощутила, что слушатели перестали обращать на нее внимание и повернулись к двери. Обернувшись, девушка увидела, как Уинифред вошла в гостиную.

При первом взгляде Селена подумала, что Уинифред удалось избавиться от своего сомнамбулического состояния: ступала она уверенно, прямо держа голову и раскачивая желтой юбкой бархатного платья. Но когда хозяйка подошла поближе, девушка разглядела мученический взгляд опухших глаз, неестественно нарумяненные щеки. Хотя кто-то, вероятно Абигайла, привел в порядок ее волосы, прическа растрепалась. Уинифред не замечала гостей. Мужчины, стоявшие вокруг Селены, отступили, освобождая Уинифред дорогу.

— Как ты смеешь, — обратилась женщина к похолодевшей от страха девушке, — демонстрировать себя перед моими гостями?! В моем доме!

— Кузен Джошуа просил меня развлечь… — попыталась оправдаться несчастная.

— И посидеть на моем месте во главе стола? О, Абигайла рассказала мне.

— Уинифред, прошу вас. — Селена поднялась. — Вы нездоровы. Я отведу вас наверх.

Девушка взяла Уинифред за руку, но та отдернула ее, будто обожглась.

— Оставь меня в покое, бесстыжая потаскуха! Ты не смеешь выгонять меня из гостиной моего дома… И ходить в моих драгоценностях!

Пьяная женщина буквально визжала от гнева. Схватив бриллиантовое ожерелье, она со всей силой рванула его. Но застежка не поддалась, и камни с силой врезались в тело девушки.

Селена заметила, как Брайн сделал несколько шагов в их сторону, но Джошуа опередил его.

— Уинифред! Оставь ожерелье. Сейчас же!!!

Несдерживаемая ненависть в голосе мужа произвела свой эффект: Уинифред мигом отдернула руку. Злость, казалось, улетучилась вон, она качнулась, но «заботливый» супруг обхватил жену за талию.

— Пойдем со мной, — проговорил он ей мягким полушепотом.

Со стороны могло показаться, что внимательный муж заботливо сопровождает уставшую супругу, но Селена увидела за его мягкостью открытую ненависть, сквозившую в каждой черте лица этого жестокого человека.

— Джошуа, отпусти меня, — робко протестовала Уинифред.

Селена, будучи не в состоянии более выдерживать собственное унижение и страдания несчастной женщины, прошептала:

— Сделайте, как он говорит. Лучше…

— Ну, конечно, — прохныкала Уинифред страдальческим, хриплым голосом. — Хочешь выпроводить меня, не так ли? Не желаешь ли стать любовницей Джошуа, а? Ты хочешь быть полноправной хозяйкой дома?

Одна барышня вздохнула, другая прикрылась веером. Джентльмены смотрели в сторону униженной девушки: одни, как ей показалось, с сожалением и симпатией, другие с жадным интересом, разглядывая, словно она предстала голой перед их взорами.

«Какой-то кошмар, — думала взбешенная Селена. — Как со мной могло такое произойти?» Девушка поймала отрешенный взгляд Брайна. Скрывает ли он свои чувства? Или принял за правду болезненные иллюзии Уинифред? О, нет! Он не может! Он не должен!

Крепко сжав руку супруги, Джошуа повел ее из комнаты. Несмотря на изысканный фасон платья, Уинифред напоминала тряпичную куклу. Джошуа с трудом сдерживал гнев. Девушка ощутила приступ дурноты, представив, что произойдет там, наверху, как только двери захлопнутся за спинами супругов.

Гости начали подниматься и, перешептываясь, покидать гостиную. В какой-то момент Селена осталась наедине с Брайном. Ничего не говоря, он молча смотрел на девушку. Задетая его равнодушием, девушка, наконец, поинтересовалась:

— Почему ты не ушел с другими?

— Я жду Джошуа. Мы еще должны обсудить частные вопросы, когда разойдутся гости… — Едва заметная улыбка искривила его красивые губы. — Мне повезло: вечер закончился раньше, чем я предполагал. Кроме того, услышал много интересного.

— То, что Уинифред говорила о Джошуа и обо мне… — забыв о гордости, начала оправдываться Селена. — Она не знала, что говорила… Женщина больна.

— А по-моему, просто пьяна. Я сразу это понял… Но когда вино внутри, правда снаружи.

— Это неправда! Я не любовница Джошуа Родмана. Он жестокий, бессердечный человек, кроме того… Мне не нужен ни один мужчина, кроме… О, Брайн, ты же знаешь… Ты не мог забыть…

— Конечно, как же я мог забыть нашу ссору на корабле, в последнюю ночь плавания. Помнится, ты награждала меня такими же оскорблениями…

— Ну, Брайн, я…

— Не переживай, сладкая моя. Ты вольна поступать, как тебе заблагорассудится. И правильно делаешь. Всего одна неделя в Ливерпуле, а ты уже нашла обеспеченного обожателя. Но, Селена… Попроси Джошуа купить тебе собственное ожерелье. Он может себе позволить это.

— Ты не понимаешь…

— О, еще как понимаю. Жизнь в «Пристон Армс» тебя не прельщала. Надо полагать, лакейской работе ты не обучена, а жить на иждивении — ниже твоего достоинства. Ты встретила Джошуа, и он был сражен твоей красотой… — Взгляд Брайна скользнул по обнаженной груди девушки. — Я хорошо понимаю его желания…

— Не говори так! Тогда, в первый раз, когда мы остались в Поинзиане… Ты должен помнить…

— Я помню, — серьезно ответил Брайн. Было ли страстью то, что мелькнуло в его глазах? Или нежностью? Возможно, и то и другое.

— Если бы ты только сказал мне, для чего собираешься в Ливерпуль… Почему ты ничего не сказал об «Ариадне»?

— Какого черта тебе известно об «Ариадне»?! — зловеще прорычал Брайн.

— Я знаю, что она строится как крейсер Конфедерации… что ты ее капитан.

— Я дал Джошуа Родману достаточно денег, чтобы держал язык за зубами, но после ночи в твоей кровати, надо думать, он забыл о своих обязательствах. Как пьяный матрос, разглагольствующий с какой-нибудь портовой девкой…

— Будь ты проклят, Брайн Маккорд! Как ты смеешь сравнивать меня с…

Взяв девушку за руку, он мягко прервал ее:

— И не думал сравнивать тебя с такими женщинами… Возвращайся в Нассау. Это единственный способ для тебя устроиться в этом мире. Я тешил себя надеждой, что ты последуешь моему совету. Не сомневаюсь, что Уинифред Родман будет мучить тебя…

Селена отдернула руку. Боль терзала горло, грудь напряглась, сердце бешено колотилось. Девушке хотелось обидеть этого человека так же, как он обижал ее. Но прежде чем она успела ударить по небритой щеке, крепкие мужские руки легли на изящную талию. Слезы бешенства выступили на фиолетовых глазах…

Брайн прижал ее к себе, руки сомкнулись за спиной, его губы — настойчивые, требующие губы — накрыли ее. Селена пыталась заглушить ответное влечение, знакомое тепло, разливающееся по всему телу. Но сопротивление с собой оказалось бесполезным. Губы разомкнулись, принимая язык, руки поползли вверх, лаская могучие плечи, волосы. Селена всем телом прижалась к Брайну.

В отдалении послышался голос Джошуа. Брайн разжал руки, освобождая начинавшую задыхаться от желания девушку.

— Прискорбнейший инцидент, — оправдывался глава дома перед одним из уходящих. — Уинифред была вне себя…

После невнятного ответа входная дверь захлопнулась, возвращая девушку к насущным проблемам. Она покинет дом Родмана, и немедленно, потому что не сомневается: если она и дальше будет оставаться под крышей его дома, этот мерзавец не побрезгует взять ее силой. Селена поспешно объяснила все Брайну, умоляя взять ее с собой, но, ничего не ответив, он молча направился к выходу.

— Нет! Подожди…

В напряженном, затяжном молчании протянулась, казалось, целая вечность. Наконец Брайн проговорил скороговоркой:

— Извини, но гости разошлись, и мне необходимо переговорить с Джошуа.

— Об «Ариадне»? О, Брайн. Неужели ты действительно попытаешься вывести корабль за пределы Ливерпуля… в Париж?

— Это тебя не касается. Селена, я… — Он взял ее руку, поднес к своим губам, целуя ладонь, касаясь теплом дыхания мягкой кожицы. — До свидания, любимая…

И прежде чем девушка успела сообразить, что он собирается сделать, Брайн покинул ее, выйдя в прихожую.

— Ну, капитан Маккорд, давайте побеседуем, — донеслось из-за дверей.

Брайн втянулся в опасный бизнес — это и привело его в Ливерпуль. Какой-то пугающей обреченностью было наполнено прощальное «до свидания», и инстинктивно девушка поняла: если не отважится рискнуть всем, она может навсегда потерять возможность вновь увидеть своего возлюбленного.

Подобрав юбку, она поспешила в коридор, где служанка гасила газовые рожки. Неизвестно, сколько времени проведет Брайн в компании с Джошуа: некогда подниматься наверх, некогда собирать вещи. Подхватив из гостевой комнаты плащ, Селена без оглядки покинула дом Родманов.

 

13

Почти полчаса вглядываясь в окошко нанятого экипажа, Селена наконец увидела Брайна. Закрыв за собой дверь, он пошел по дорожке сквозь приусадебный садик к улице. В свете газовых рожков лицо его выглядело решительным и целеустремленным.

Дверь кеба распахнулась.

— На Лайм-стрит. Быстрее.

Когда Брайн залез внутрь и увидел растерянную девушку, глаза его сузились от гнева, но в этот миг кнут кучера щелкнул, и экипаж тронулся, быстро исчезнув в густеющем тумане.

— Какого черта ты здесь делаешь?!

— Я еду с тобой.

— Нет.

— Разреши же, наконец, поговорить с тобой хотя бы.

Брайн приподнялся, но девушка схватила его за руку, решив любым способом помешать ему остановить экипаж.

— Брайн, ты обязан выслушать меня! Я знаю, ты плывешь во Францию.

— Ты не можешь знать этого.

— Но это так. Правда? Чтобы спрятать корабль, избежав конфискации.

Брайн насторожился.

— Что ты еще знаешь?

— Дональд говорил Джошуа, что у тебя только один способ сохранить «Ариадну» — переправить корабль во Францию прежде, чем его арестуют. Дональд говорил, что ты будешь действовать быстро. Брайн, ты отплываешь сегодня ночью, да?

— Вполне возможно.

— Возьми меня с собой. Я не создам тебе никаких проблем, я обещаю.

Полуулыбка-полунасмешка промелькнула в чертах несговорчивого капитана.

— Женщина с твоей красотой — всегда проблема. Да еще на корабле… Нет. Мы уже сказали друг другу «до свидания»…

— Никаких «до свидания», — упрямилась девушка. — Брайн, ты обязан выслушать. И должен понять, почему я не могу остаться в доме Родмана.

— Твои слова вряд ли что изменят, Селена.

— Как ты можешь так говорить? Ты же беспокоишься обо мне. Да, я знаю, что ты беспокоишься! Ты не можешь отправлять меня назад к Джошуа.

— Я вижу, что тебе трудно там.

— Трудно?! — повторила девушка дрожащим от волнения голосом. — Джошуа хочет сделать меня любовницей. Он говорил об этом сегодня вечером. Уинифред он собирается отправить в санаторий, находящийся где-то в Шотландии. А если я не соглашусь добровольно, он возьмет меня силой. Я знаю, он осмелится.

— Да уж, за ним не заржавеет… Но если тебе нельзя оставаться здесь, вернись в «Пристон Армс», — нетерпеливо пытался решить проблему Брайн. — Почему ты оставила отель?

Девушка чувствовала, что близка к истерике. С трудом взяв себя в руки, она поведала ему, что с ней произошло в отеле. Брайн молча слушал ее излияния, все больше мрачнея.

Кеб мягко двигался сквозь туман холодной декабрьской ночи. В запальчивости отчаяния она не щадила Брайна, доверяя его слуху все грязные подробности. О прибытии в отель, о притворном радушии Эммы, о встрече с Дейзи Каллен. Еще совсем недавно скромность помешала бы рассказать мужчине о случившемся между Дейзи и портовым грузчиком, но сейчас она рассказала и это.

— Эмма ужасная женщина. Из своих клиентов она выбрала для меня одного. Какой-то маклер. Она не разрешала мне работать, не брала денег лишь для того, чтобы…

Брайн обнял разволновавшуюся девушку.

— Хорошо, любимая. Я все понял. Нет, ты не можешь возвращаться в отель.

Экипаж въехал в портовую часть города, огибая толпы моряков разных национальностей, шатавшихся от таверны к таверне, нищенок, уличных музыкантов, девочек в дешевых нарядах, влачивших юбки по сырой мостовой. Даже сейчас, после полуночи, на Лайм-стрит кипело веселье.

— Теперь ты видишь — мне некуда идти, — завершила Селена печальную повесть о своих скитаниях, и когда вместо ответа услышала молчание, с ужасом взглянула на Брайна. — Ты же не оставишь меня здесь, среди доков?

— Нет, не оставлю…

Девушка немного успокоилась.

— Тогда возьми меня с собой. Брайн, умоляю, скажи «да».

— Успокойся! — Тон капитана был холоден и резок. После чего он погрузился в тяжелое раздумье и оставался в нем до тех пор, пока кучер, остановив лошадь, не прокричал:

— Лайм-стрит, сэр!

— Иди за мной, — сказал Брайн девушке, прокладывая через толпу путь к таверне.

Прокуренная комната была набита матросами. Одни уже допились до оцепенения, в то время как другие, рассевшись по-барски, лапали замызганных портовых шлюх. Толстая женщина в запятнанном сатиновом платье пела звучным, почти диким голосом в сопровождении мужчины с аккордеоном.

Брайн подвел Селену к дальнему столику. Девушка плотнее закуталась в плащ, не желая привлекать внимания дорогим шелковым платьем.

— Извини меня, Селена. Если бы я знал, что это за гостиница «Пристон Армс», я тебя там не оставил бы.

— Знаю… Но теперь это не имеет никакого значения. Главное, мы нашли друг друга. Мы вместе…

— Не надолго…

— Ты все-таки поплывешь ночью на «Ариадне»?

— Говори тише. — Брайн настороженно обвел глазами наполненную таверну.

Девушка вспомнила слова Джошуа: «Порты кишат шпионами».

Склонившись над грязным столом, Брайн взял девушку за руку и заговорил так тихо, что Селене пришлось тоже податься вперед, чтобы расслышать.

— Я не могу взять тебя с собой.

— Ты хотел сказать, не хочу! — В гневе она отдернула руку. — И это говоришь мне ты, кто уговорил меня покинуть мой остров! Ты, кто притащил меня в Ливерпуль! И теперь ты отказываешься от меня?!

В глубине своего сознания она понимала, что поступает несправедливо, что Брайн не мог знать ни об обстановке в отеле, ни об Эмме Пристон. Но она так много выстрадала в последние дни, что не могла думать ни о правоте, ни о благоразумии. Только одно она знала наверняка: она любит Брайна. Любит до такой степени, что не может позволить ему исчезнуть вновь.

— Хорошо. — Брайн все еще говорил полушепотом. — Я притащил тебя в этот город, и ты готова каждый раз попрекать меня в этом. Но можешь не расстраиваться: я не оставлю тебя помирать от голода на улице.

— И надо полагать, я должна вечно за это благодарить…

— Я не требую от тебя благодарности. Успокойся и слушай, у меня очень мало времени. Недалеко от Ливерпуля живет мой друг, сочувствующий Конфедерации. Я жил у него все это время. Финлэсы — приличные, респектабельные люди. Я напишу тебе рекомендательное письмо и дам достаточно денег на покрытие дорожных расходов. Ты можешь воспользоваться Ливерпульской железной дорогой прямо здесь, на станции Лайм-стрит.

— Но я не хочу…

— Не перебивай… Миссис Финлэс занимается благотворительностью всех сортов. Уверен, она легко сможет пристроить тебя куда-нибудь. Возможно, в женскую школу учительницей…

— Я не хочу работать в школе… — Селена читала о школах милосердия в повестях Диккенса и Шарлотты Бронте, и мысль о работе в подобном заведении приводила бедняжку в ужас. — Брайн, прошу тебя.

— У тебя нет выбора. Селена, дорогая моя, послушай. Я знаю, ты безрассудная и упрямая, как Марк. Но это плавание очень опасно. Даже если бы я и хотел взять тебя с собой, я все равно не могу. Корабль не сделал ни одного испытательного пробега…

— Мне все равно…

— Тогда ты идиотка.

— Папины корабли…

— Они были парусными, не так ли?

— Да, но я не понимаю, какая разница.

— Пар — вот разница. Послушай же меня. Я плавал на машине, где вибрация растрясла вентиль котла до такой степени, что его заклинило. Если оставить это без присмотра, спрессованный пар разорвет стенки. Я видел человека, ошпаренного хлынувшим паром. Он неистово кричал и метался в агонии, прежде чем умер. Однажды у меня на глазах куском вырванной фурнитуры обезглавило человека. Мне было столько же, сколько сейчас тебе. Никогда этого не забуду! Кровь залила все стены машинного отделения.

Селена тяжело вздохнула.

— Брайн, я не хочу слушать.

— И тот корабль прошел несколько испытательных пробегов, в то время как этот…

— Меня это не заботит. Я еду с тобой!

— К черту тебя! Ты останешься с Финлэсами.

— Брайн, если ты покинешь меня, мы можем никогда больше не увидеться.

Еще несколько мгновений назад девушка была рассержена на него, но при одной мысли, что может потерять его навсегда, обиды прошли. Капитан, словно не слыша ее слов, продолжал:

— Я напишу тебе рекомендацию к Финлэсам.

— Не беспокойся. — Селена чувствовала, как кровь пульсирует в висках. Стараясь говорить спокойно, она вцепилась в край стола, надеясь скрыть дрожь своих рук. — Ты возьмешь меня с собой, иначе твой корабль никогда не достигнет Франции.

Капитан посмотрел на нее, как на безумную.

— И как ты собираешься остановить меня?

Девушка несколько испугалась, зная, что мужчины с таким характером, как у Брайна, не прощают женщинам превосходства.

— Если ты не возьмешь меня с собой, я пойду к Томасу Дудлею. Он консул Штатов здесь, в Ливерпуле…

— Я знаю, кто он…

— И скажу, что «Ариадна», снаряженная как крейсер Конфедерации, собирается отплыть вечером во Францию.

Угроза попала точно в цель, и Селена знала это. Глаза Брайна зловеще сузились.

— И что ты за женщина?!

— Женщина, которая знает, чего хочет.

— Селена, ради Бога. Ты должна понимать, что этот корабль значит для Конфедерации.

— Меня не волнуют дела Конфедерации. Меня волнуешь только ты. Если ты поплывешь без меня, на борту «Ариадны»…

— Закрой рот, — жестко оборвал Брайн.

Поднявшись, он обошел столы, встал позади девушки и, опустив руки на ее плечи, с такой силой сжал их, что она едва не вскрикнула от боли.

— Хорошо, Селена. Ты победила. Теперь пойдем.

Взяв девушку за руку, Брайн вывел ее из таверны. Долго петляя по лабиринтам извилистых проулков, они хранили холодное молчание. Наконец девушка увидела едва различимый в тумане свежевыкрашенный темный борт огромной «Ариадны».

В паре шагов от трапа Брайн наконец проговорил:

— Знаешь, Селена, если бы ты даже и донесла на меня, мы все равно успели бы покинуть док и достигнуть дельты реки до того, как нас схватят британские власти. Но корабль не принадлежит мне. Это собственность Конфедерации, и я не могу рисковать.

В словах капитана звучала неприкрытая обида на женщину, одержавшую над ним победу.

В слабом освещении палубы молодой матрос пытался разглядеть лицо Селены.

— Я доложу капитану Родману о вашем прибытии, сэр?

— Капитан Родман? — Селена с непониманием посмотрела на Брайна. — Разве не ты капитан?

— Нет, пока мы не достигнем Бордо. Лучше…

В этот момент Дональд Родман выступил из темноты, и Селена увидела золотые нашивки его мундира. Девушка еще не пришла окончательно в себя от удивления, когда Дональд с неменьшей растерянностью уставился на нее.

— Селена! Я не понимаю.

— У нас пассажир, капитан Родман. Она убедила меня взять ее с собой во Францию.

— Но, капитан Маккорд! Вы не должны были делать это! Это более чем опасно…

— Селена не боится опасностей, в этом она меня убедила. А теперь я отведу ее к себе в каюту, и, если у нас достаточно пара, можно отправляться.

Пар… Селена почувствовала вибрацию палубы под ногами. Вспомнив ужасные рассказы Брайна в таверне, она почувствовала страх.

— Мы были готовы к отплытию еще час назад. Но я не дам приказа, пока Селена не покинет палубу. — Дональд видел, как капитан Маккорд крепко держит девушку за руку. В глазах Селены был страх. — Вы привели ее сюда силой?!

— Она пришла сюда добровольно, капитан Дональд. — Брайн повернулся к девушке. — Не так ли, моя дорогая?

— Да, Дональд. Это правда.

— Не понимаю. Но зачем?!

— Мы теряем драгоценное время, — перебил Брайн.

Селена и сама осознавала, что риск быть захваченными возрастает с каждой минутой. Она, конечно же, не собиралась сдавать их властям, но слухи о связи «Ариадны» с Конфедерацией ходили давно, и девушка боялась своим появлением задержать отплытие. Отойдя в сторону, она тихо проговорила:

— Дональд, послушай. Я… я любовница Брайна. Мы вместе с тех пор, как я выехала из Нассау.

Шокированный и смущенный одновременно, Дональд, отвернувшись, освободил от плотного воротника шею и натянуто произнес:

— Я знаю… Но все равно ты не понимаешь, на какой риск идешь.

— Понимаю… — Девушка старалась не обращать внимания на сгусток страха, шевельнувшийся внутри. — Мне не страшно.

Дональд обратился к Брайну:

— Мы еще можем остановить машину и отплыть под парусами.

— Мы договаривались, что первое плавание будет и испытательным.

— Ты ничего не говорил о том, что на корабле будет женщина!

— Она охотно разделит с нами наше путешествие. — Брайну не хотелось терять время на бессмысленные дебаты. — Давайте трогаться.

— Мы тронемся, когда я отдам приказ!

— Извините меня, капитан Родман, — натянуто проговорил Брайн. — Но мы не можем тронуться в плавание без Селены. — Повернувшись к девушке, он с холодной, затаенной злостью попросил: — Расскажи ему, моя дорогая.

— О, Брайн, пожалуйста.

— Хорошо, я сам сделаю это. Селена пригрозила, что донесет на нас. Что пойдет в консульство Соединенных Штатов, и наш корабль будет задержан прежде, чем мы успеем доплыть до моря.

— Я не верю этому. Селена не может… — начал Дональд.

— Скажи ему. — Словно стальными клещами, Брайн сжал руку девушке.

— Это правда, Дональд. Но ты не понимаешь… — Селена осеклась, увидев разочарование на лице Дональда.

— Вот ключи от вашей каюты, капитан Маккорд, — сказал он. — Я немедленно отдаю приказ об отплытии.

Скрипнув по палубе каблуком, он развернулся и занял место на мостике. Брайн повел Селену вниз. Все было пропитано запахом краски, олифы и керосина.

Машина заработала сильнее, и вибрация перекинулась на стены. Девушка не могла больше вынести застывшего, зловещего молчания упрямого человека и спросила:

— Скажи мне, почему Дональд на корабле, да еще и капитан?

— Для того, чтобы успокоить подозрение таможенников, когда ранним утром они поднимутся на борт. На корабле нет армии, но мы решили подстраховаться, имея хозяина с необходимыми документами. Конечно, мы не уверены, что сможем их убедить в том, что «Ариадна» — обычное торговое судно. Нас могут остановить и обыскать раньше, чем мы достигнем дельты и окажемся в море.

— А если это случится?

— А если это случится и ты сделаешь или скажешь что-нибудь, чтобы нас выдать, я сверну тебе шею.

— Брайн, я не скажу… Я даю тебе слово.

— Твое слово? Что оно стоит?

Взяв его за руку, Селена, не отрывая фиалковых глаз от лица капитана, тихо сказала:

— Не надо… Ты же знаешь: я пригрозила консулом только потому, что боялась тебя потерять.

Брайн оттолкнул несчастную девушку на койку.

— Нет, этого я не знаю. Я не знаю ничего, кроме того, что ты — своевольная эгоистка, которая продаст любого! Ты устраиваешь показушные сцены с одной лишь целью — добиться своего.

— Ты не смеешь говорить со мной в таком тоне… Я тебе не из… не дешевая, пошлая…

— Ты красива и хорошо воспитана, но это не делает тебя лучше любой из портовых девиц… — Безжалостный тиран не обращал внимания на тихий, почти беззвучный плач Селены. — Только ты опаснее. — Продолжая насмехаться, Брайн наносил удар за ударом. — Мужчина, поверивший тебе, сделает большую ошибку. А уж если полюбит такую, как ты…

— Любовь?! Что ты знаешь о любви? — Слезы гнева жгли фиолетовые глаза.

— Только одно, моя дорогая. Она делает нас обоих голыми, не так ли?

— Убирайся! — Девушка тряслась от негодования.

— Сейчас я ухожу — мне нужно на мостик. — Серые глаза оставались холодными, голос едва сдерживал ярость. — Но я вернусь, Селена.

«Ариадна» двигалась вниз по реке. Присев на узкую койку, Селена взволнованными пальцами расстегивала плащ. Теперь она будет бояться Брайна, и на это есть все основания. Сегодня вечером он сделал, как хотела она, но такие мужчины не позволяют женщине вести себя на поводу.

Покинутая всеми, Селена свернулась клубком, смутно осознавая, как корабль, набирая обороты, рассекает мутную воду, направляясь сквозь дождь и туман в море. Она не могла выкинуть из головы грубые слова Брайна и, более того, взгляд, которым он одарил ее перед выходом из каюты.

Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем послышались чьи-то шаги и ключ повернулся в замке. Селена хотела поговорить с Брайном, заставить его понять, почему она прибегла ко лжи. Но в дверях с подносом в руках показался молодой матрос с копной белокурых волос.

— Наилучшие пожелания капитана Родмана, мисс… — Матрос-официант поставил поднос с едой на тумбочку рядом с кроватью, отодвигая в сторону таз для умывания и кувшин с водой. — Здесь холодный окорок, бисквиты и бутылка бренди.

У девушки запершило в горле. Зная, в качестве кого находится она на корабле, обремененный ответственностью перед важным делом, Дональд тем не менее заботился о ней. Неожиданно поднос запрыгал, затрясло и тяжелую тумбочку. Судорожная дрожь прошла по всему кораблю. Больше минуты эмалированный кувшин отбивал по тазу дробь.

Встав, девушка почувствовала, как раскалился пол. С трудом сдерживая страх, она автоматически проговорила:

— Передайте капитану Родману мою благодарность и скажите…

Но прежде чем она договорила, корабль накренило и зашвыряло с такой силой, словно злобный гигант игрался им в своих могучих руках. Из-за двери послышались встревоженные крики и топот.

— Что это?! — вскрикнула ошеломленная Селена. — Что случилось?

— Не знаю, мисс. Но мне нужно идти…

Матрос выбежал, оставив дверь открытой, и неприятный запах металла мгновенно распространился по каюте. Закашлявшись, Селена старалась не дышать серными испарениями, доносившимися из коридора.

Возле двери ненадолго приостановился матрос с выпачканным в саже лицом. Селена подошла к косяку, но услышала лишь обрывки фраз, долетающих извне:

— … подшипники перегрелись… Может разорвать котловую шину…

Грязный матрос остановился перед взволнованной девушкой.

— Вам лучше не вставать с койки, пока корабль вновь не двинется в путь.

— Но что случилось?

— Капитан сильно увеличил скорость и перегрузил подшипники. Они чудовищно нагрелись…

— Но мы не собираемся… взрываться?..

— Конечно, нет, мисс. Мы только остановились, чтобы привести подшипники в рабочее состояние. Не переживайте: капитан знает все, что нужно знать о машине.

Чумазый утешитель подарил девушке белозубую улыбку, и на какой-то момент образ Марка всплыл перед ее глазами: такой же худой, как этот моряк, белокурый, с теплой, мальчишеской улыбкой… Но Марк мертв. Поинзиана далеко. А она мчится на неиспытанном корабле в туман, доверив свое будущее безжалостному человеку с холодным взглядом и с полным набором оснований ненавидеть ее.

— С вами все в порядке, мисс?..

— О да. Я в порядке, — соврала девушка.

— Попробуйте лучше бренди, — посоветовал матрос напоследок. — Только пейте маленькими глотками: он очень крепок для молодой дамы. Но зато хорошо вас утешит… — Моряк ушел, захлопнув за собой дверь.

Без сомнений, порядки Брайна… Наполнив оловянную кружку спасительным зельем, Селена устроилась на койке, поджав ноги. Отпив немного бренди, девушка вздохнула, чувствуя, как тепло разливается внутри, расслабляя напряженные мышцы, успокаивая натянутые нервы.

Распластавшись на своем лежбище, расслабленная Селена пыталась воспроизвести картины всего лишь однолетней давности: когда она была еще наивной девочкой, любившей гулять по ровной зеленой поляне под огненными цветами поинзианских деревьев, в золотом сиянии островного солнца. Но девочки больше не будет. А Поинзиана перестала быть раем любви и спокойствия, где капризное дитя нежили и баловали.

Когда-нибудь этот рай вновь вернется к ней. А может быть, уже никогда не насладится она чудесными пейзажами своего детства. Но сейчас она была на корабле, один на один с недоступным будущим, в руках у Брайна Маккорда, оказавшегося жестоким и мстительным человеком.

«Ариадна» вновь тронулась в путь, но на этот раз страх перед Неиспытанной машиной был проглочен страхом перед Брайном Маккордом. Постепенно бренди начало действовать, и нервное напряжение и усталость взяли верх. После тщетных попыток расстегнуть пуговицы на лифе платья Селена отказалась от своей затеи и, смиренно вздохнув, натянула тяжелое одеяло поверх себя. Веки отяжелели. Кружка выскользнула из ослабевших пальцев…

 

14

Когда Селена проснулась, темнота за иллюминатором давно рассеялась. Слабый серый свет просачивался внутрь каюты.

Брайн, облокотившись на тумбочку, не сводил с девушки глаз. Темные волосы прилипли ко лбу, лицо все еще искрилось солеными каплями. Какой-то миг влюбленная девушка думала, как красиво его строгое, загорелое лицо. Но увидев холодный и безжалостный взгляд, Селена вспомнила все слова, произнесенные перед расставанием, и ей стало страшно.

— Уходи, — приказала она, с трудом выдерживая тяжелый взгляд капитана.

Вместо ответа Брайн снял куртку и швырнул ее на деревянный сундук в двух шагах от койки.

— Не вздумай ложиться здесь…

— Почему? Это же моя каюта.

— Ты можешь подвязать гамак в спальном отсеке…

Брайн расхохотался нелепому предложению:

— Я предпочитаю твою компанию…

Очень скоро рубашка полетела вслед за курткой. Девушка с ужасом следила за сильными движениями мужчины, видела мощь тяжелых плеч, накачанных рук, плоского, плотного живота, но теперь все это вызывало лишь страх.

— Очень изящная одежда… — проговорил капитан, многозначительно посмотрев на декольте платья. — Ты хочешь раздеться сама или предпочитаешь мою помощь?

— После всего, что ты наговорил мне… Неужели ты думаешь, что я позволю…

— Я не спрашиваю твоего разрешения! Снимай платье, и быстрее!

Повинуясь страху, девушка попыталась проскользнуть мимо бесчувственного насильника к двери, но он, словно тигр, одним прыжком настиг свою жертву и заломил несчастной назад руки. Девушка вскрикнула от боли в плечах, так как в этот миг Брайн вдавил ее лицом в грубое шерстяное одеяло. Сохраняя молчание, он начал методично расстегивать пуговицы на лифе платья, стараясь не порвать его. Наконец кринолин был снят, и девушка, уткнувшись в подушку, осталась лежать в одной льняной сорочке. Жадно черпая воздух, она все еще пыталась сопротивляться.

Тяжелое тело давило, причиняло боль. Селена хотела взмолиться о пощаде, но ей не хватало воздуха. Наконец Брайн отпустил ее, но лишь для того, чтобы перевернуться на спину. Держа ее одной рукой, другой он поспешно освобождался от оставшейся одежды.

Когда его губы пытались поцеловать ее, Селена сделала отчаянную попытку отвернуться. Тогда Брайн схватил ее за длинные, спутанные волосы и начал запрокидывать голову назад с такой силой, что девушке показалось, шея вот-вот лопнет… Через секунду Брайн вновь набросился на ее губы поцелуем, лишенным всякой нежности.

Другая рука в это время, бесстыдно задрав сорочку, жадно шарила по ее телу. Девушка чувствовала стыд, возмущение и абсолютную беспомощность. В один миг Брайн сорвал остатки одежды с желанного тела и развел длинные, изящные ноги.

Жесткий удар проникновения — девушка вскрикнула от боли и насилия и тут же начала погружаться в жар желания.

Руки Селены непроизвольно коснулись крепких плеч.

— Селена… О, Селена… — хрипло шептал Брайн, в его голосе уже не было гнева, губы ласково пробегали по изгибу шеи девушки, спускаясь к розовым соскам грудей. Откинув прядь волос с лица Селены, он нежно целовал ее глаза.

И постепенно сладость и желание, колыхнувшиеся в пояснице и растущие с каждым новым толчком, заставили девушку сдаться. Ее тело изогнулось аркой, желая глубже чувствовать каждый удар, каждое прикосновение тела любимого.

Рядом с ней опять был Брайн: страстный и нежный.

Два тела качались в едином ритме корабля: вверх, вниз. Брайн двигался мягко и нежно, останавливаясь время от времени поцеловать лоб, пульсирующую точку на шее, раскрасневшуюся мочку уха, плечи девушки… Селена закрыла глаза, купаясь в нежном шепоте:

— Любимая… Селена, любимая моя…

Крепкие руки сильно сжали покорное в своем желании тело. Удары участились, стали сильнее, жестче, настойчивее. Но теперь девушка с удовольствием принимала страсть, лаская руками тугие плечи, спину, бедра…

С ее губ слетел крик желания. И когда освобождение пришло, все ощущения исчезли, оставив лишь вечно затянувшийся миг…

Каюту залил солнечный свет. Открыв глаза, Селена посмотрела по сторонам. Брайна не было. Поднявшись, девушка потянулась и, увидев помятую подушку, улыбнулась. Она успела надеть лишь нижнюю юбку, когда появился Брайн.

Девушка удивленно ахнула — на капитане была серая парадная форма Конфедерации. Поймав ее взгляд, Брайн объяснил:

— Приказ Стефена Мэллери, секретаря военно-морского флота Конфедерации… всем морским офицерам носить серую форму. Ты не одобряешь?

Селена отрицательно покачала головой.

— Прекрасная форма.

Ее возлюбленный опять стал чужим… Девушка вспомнила его верность Конфедерации.

Для нее Брайн стал средоточием всех чувств… Но для капитана это могло быть всего лишь приятной паузой, коротким забытьем среди крайностей войны…

Обвив Брайна руками, девушка прильнула к нему. В ответ офицер Конфедерации нагнулся и нежно поцеловал ее.

— Тебе лучше всего одеться. Скоро прибываем в Бордо.

Селена подняла голубое платье.

— Помоги мне застегнуть… — попросила девушка.

Брайн застегнул лиф с небрежным мастерством.

Интересно, сколько раз он уже проделывал эту процедуру? И кто были те, другие женщины? Перед глазами всплыл образ Иветты: огромные, темные глаза, полные, яркие губы…

— Дональд вернется в Ливерпуль? — поинтересовалась она, стараясь не думать о сопернице.

— Нет, он записался добровольцем…

Селена повернулась лицом к Брайну.

— Но он англичанин. Это не его война…

— Половина капитанов, прорывающих блокаду, тоже англичане. Так же, как и их команды. Это весьма выгодное дело. Кроме того, молодых парней влекут на войну приключения. Один молодой офицер рассказывал мне, что война — лучший вид спорта. Лучше, чем охота, спортивная стрельба, поло. И твой брат Марк…

— Марк присоединился к команде «Хирона», чтобы заработать деньги на покупку Поинзианы.

— Возможно, — согласился Брайн, и Селена невольно вспомнила взволнованное лицо брата в ночь перед отплытием. Да, пожалуй, Марк нанимался на корабль и ради развлечений тоже. — Что касается Дональда Родмана, — продолжал Брайн, — «Ариадна» — его творение, и он просто не может с ней расстаться. У него серьезные планы по поводу ее усовершенствования.

— Да, но капитаном будешь ты…

— Его это не беспокоит. Дональда Родмана не интересуют ни звания, ни деньги. Он говорит, что будет вполне доволен, плавая под флагом Конфедерации в качестве главного инженера.

— А остальные члены команды… Что они собой представляют?

— Сейчас на корабле много матросов, согласившихся плыть только до Бордо. Но большинство из них подпишут новые условия, едва мы бросим якорь. В основном команда смешанная. Англичане, конечно, уэльсцы и ирландцы. Есть немцы с французами. Даже русский, который слонялся по Лайм-стрит в поисках выгодного места. Я обещал им оплату золотом и массу впечатлений. Команда неплохая, но Дональд попытается добрать ее в Бордо.

Видя, как Брайн одержим своей миссией, девушка почувствовала, как ее охватывает отчаяние.

— Дональд займется в Бордо кораблем, а я отправлюсь в Париж для получения поддержки среди верхов французского правительства. Нужно оружие, обмундирование, уголь…

— И как долго будет это продолжаться? Я хочу знать — как много пройдет времени, прежде чем ты меня покинешь? Сколько еще ночей ты будешь со мной, одаривая любовью?

— Как долго? — переспросил Брайн. — Это трудно сказать. «Ариадна» — необычный корабль. У нее большая скорость, она работает на пару… Дональд уверяет, что при полном завершении «Ариадна» будет быстрейшим кораблем всего флота. К несчастью, ему не все удалось сделать в Ливерпуле. Но здесь, в Бордо…

— Не понимаю, почему корабль строился в Ливерпуле тайно? У Юга есть верфи.

— Несколько частных верфей не способны экипировать военный корабль. Правительственная верфь в Норфолке разрушена янками, а в Пенсаколе пригодна лишь для ремонта и реставрации, — перечислял Брайн со злостью. — Кроме того, у Конфедерации недостаточно ресурсов для поддержания военной промышленности. К тому же Юг никогда не добывал железа в достаточных количествах даже для мирных нужд.

— Но неужели правительство Конфедерации не знало об этом перед началом войны?

— Конечно, они знали, но надеялись на хлопок и быструю победу.

— Ты думаешь, они ошиблись. Не так ли?

— Офицеру не подобает высказывать свое мнение о вышестоящих. — Брайн иронично улыбнулся.

— И тем не менее ты рискуешь жизнью за Юг, за Конфедерацию… Брайн, почему?

— Селена, сладкая моя, это не касается тебя, — мягко проговорил капитан.

Девушка понимала, что он отстраняет ее от участия в его жизни, в его мыслях, желаниях. Но, несмотря на замкнутость и отчужденность Брайна, она любит его всей своей противоречивой, страстной натурой.

— У тебя нет оснований воевать за Юг… Ты говорил мне, что был изгоем в Нью-Орлеане…

— Юг — это нечто большее, чем кучка креольских семей со своими суровыми традициями. У меня нет плантаций. У меня никогда не было и не будет ни одного раба.

— Так вы за это боретесь? Да?

— Послушай, Селена. Тысячи мужчин борются за дело Конфедерации. Фермеры, торговцы, школьные учителя, горцы из лагун на возвышенностях Джорджии и Теннесси. У них нет рабов…

— Тогда почему?..

— Потому, что они борются за свои земли, за свои дома…

— Но ты уехал во Францию, когда тебе не было и пятнадцати… Юг — не твой дом и никогда не сможет им быть…

— Хватит! — Терпение Брайна истощилось.

Ком встал в горле девушки. Брайн был всей ее жизнью. Но по его разговорам, по манере поведения Селена понимала, что она для него — лишь маленькая часть.

Внезапно капитан обнял девушку.

— Забудь о войне, Селена. Это не твоя забота. Мы отправляемся вместе в Париж. Я куплю тебе новый гардероб, взамен того, который ты оставила в Ливерпуле.

Селена заставила себя улыбнуться, поняв, что даже страстная увлеченность войной не вытеснила у этого человека заботу о ней. И еще она уяснила, что должна будет терпеть крайности его сложной натуры, иначе потеряет свою любовь… И она будет учиться этому все дни, которые они проведут вместе в Париже. И будет молчать, когда услышит, что пришло время расстаться. Может быть, навсегда…

 

15

Париж в декабре 1862 года был заражен лихорадочным весельем. После детства и девичества, проведенных на Багамах, и тоскливой ссылки в Ливерпуль Париж привел девушку в восторг. Хотя Брайн целыми днями пропадал на официальных встречах, вечера они проводили вместе — ходили в театры, оперу и рестораны этого неправдоподобного города.

Брайн водил ее на премьеру оперетты Оффенбаха, сопровождал в театр Лирики, где ее опьянили блестящие мелодии «Фауста». Она видела знаменитые классические драмы в театре Комедии, а в «Гимназе», популярном театре, стыдливая девушка краснела от выходок адюльтера в скандальной комедии.

После спектакля Брайн вел очарованную девушку в один из ресторанов, славившихся отменной репутацией по всей Европе: «Магни», «Бребант», «Мейсон Дори». Однажды вечером, в «Англаизе», Селена была озадачена, увидев группу вошедших джентльменов.

— Не смотри так пристально… — пожурил Брайн, улыбаясь.

Девушка перевела взгляд на меню, но спросила осторожно:

— Это… Ты полагаешь?..

Брайн засмеялся:

— Да, женщина. Жорж Санд.

Селена знала это имя, хотя гувернантка и запрещала своей подопечной читать ее произведения.

— А почему она в мужской одежде?

Селена воровато оглядела экстраординарную фигуру в щегольских, сшитых на заказ брюках, пиджаке, рубахе и парчовой жилетке.

— У мадам Санд передовые взгляды на многие вопросы, — потягивая вино, ответил Брайн и добавил: — Но несмотря на это она замужем, есть дети, а кроме того, целый ряд любовников, некоторые — выдающиеся артисты и музыканты Франции.

— А Томас Лиол говорил, что будет скандал, если я пойду работать клерком, — оскорбленно вспомнила девушка.

— О-о, ну это же Париж… — напомнил Брайн.

Ведомый Луи Наполеоном, первым избранным президентом, а позже захватившим абсолютную власть силой, а также красивой и фривольной Эжени, двор отверг обычаи, законы и традиции последних десятилетий в безудержной погоне за удовольствиями.

Брайн рассказывал о куртизанках, вышедших из низших слоев, а теперь живущих в особняках на улице Россини и Елисейских полях. Рассказывал о Нори Перл, получающей пять или десять тысяч франков за одну ночь удовольствия. Такие женщины обладают большой властью, так как их содержали дворяне, армейские офицеры и финансисты, которые, в свою очередь, вершили судьбу Франции.

— Александр Дюма, — заметил Брайн, — даже придумал новое словосочетание для подобной прослойки женского пола: «Дама полусвета».

Хотя Селена и говорила себе, что ее любовь к Брайну попирает все нормы морали, на которых ее воспитывали, она не могла поверить в его рассказы, как не могла смириться с подобным положением. Ни разу Брайн не заговорил о женитьбе, но по ночам, когда, пресыщенный удовольствием, он засыпал, прижимая ее к себе, девушка позволяла себе верить, что она — часть его жизни и когда-нибудь у них будет будущее.

В течение первых недель в Париже Брайн и Селена жили в величественном отеле «Бристоль», на площади Вандом. Однажды, после полудня, вернувшись из магазина, девушка обнаружила в спальне своих апартаментов Брайна.

Взгляд упал на кучу чемоданов возле двери, и сердце юной красавицы похолодело.

— Мы переезжаем на улицу Сент-Оноре. Думаю, тебе понравится: обстановка великолепная, а Рауль даже посоветовал взять для тебя служанку.

— Рауль?..

— Рауль де Бурже. Мы вместе учились в школе. Это его апартаменты, понимаешь…

— Но где будет жить он?

— Рауль — капитан императорской офицерской кавалерии, — рассказывал Брайн. — Он разместится в гарнизоне под Парижем. Но я сомневаюсь, чтобы Рауль проводил много ночей в офицерской казарме.

— Почему?

— Потому что, насколько я знаю своего друга, он всегда умудрялся найти неподалеку от гарнизона красотку, которая с удовольствием разделит постель с ним.

— Ясно… А я встречусь с этим капитаном де Бурже?

С тех пор как они прибыли в Париж, Селена не познакомилась ни с одним из друзей Брайна, хотя из его случайных высказываний хорошо знала, что он встречается с членами американской колонии депортированных во Францию. Объяснив, что ведет с ними официальные дела, он добавил:

— Думаю, чем меньше ты знаешь об этом, тем лучше.

Он не забыл ее угроз заявить консульству. И даже теперь не доверял ей.

— Я бы хотела встретиться с твоими друзьями.

— Тебе так быстро надоело мое общество? — Его голос звучал легко, но намек, что когда-нибудь она сможет предпочесть его другому мужчине, глубоко задел девушку.

— О, Брайн. Ты единственный мужчина, который мне нужен…

Поцеловав девушку, Брайн отнес ее на кровать.

Через несколько минут Селена уже забыла обо всем на свете, отдавшись страсти, поглотившей их обоих.

Селене понравилась квартира на Сент-Оноре: изысканная мебель розовых и красных пород дерева, хрустальные канделябры и абиссинские ковры. Капитан де Бурже наверняка меблировал свои апартаменты, не забывая о женщинах, которые развлекали его на широкой, огромной кровати, драпированной голубой с золотом парчой и орнаментами с золочеными купидонами и голубками.

По рекомендации капитана Брайн нанял горничную, Вивьен: полненькую, темноволосую девушку. Вскоре Селена узнала, что Вивьен служила горничной для некоторых любовниц Рауля де Бурже. И хотя та обращалась к вновь прибывшей с почтительным «мадам», было ясно, что она принимала Селену за представительницу полусвета. Селена же, вынужденная проводить в одиночестве большинство дневных часов, поощряла болтливую веселость служанки.

Вивьен говорила о капитане де Бурже с обожанием:

— Он выходец из прекрасной семьи… Они предпочли уехать из Парижа и оставить двор, когда новый император пришел к власти. Сейчас все семейство тихо живет в замке в Нормандии…

— Да, но капитан де Бурже на службе у Наполеона.

— О да. Капитан де Бурже — амбициозный человек. И он… о, такой порывистый, такой великолепный в этой форме! И такой галантный… Но он не такой красивый, как ваш капитан, мадам.

Новая горничная служила источником неистощимой информации о городе. Хотя Селена уже купила себе несколько платьев, Вивьен добавила, что нужно еще, чтобы соответствовать требованиям моды этого сезона в Париже.

— Вам не нужно ходить к портному и шить все это. Наши новые городские магазины: Лувр, Обон Марше… Там все есть, начиная от бального платья до пары популярных русских сапожек, расшитых хрустально-золотым бисером… Все под одной крышей… Все цены фиксированы и ясно указаны.

Селена улыбнулась.

— Думаю, я вряд ли буду нуждаться в этом.

— Будете, мадам. В Париже следующая моде дама должна менять свой наряд пять-шесть раз в день. Вы же хотите, чтобы красавец Маккорд, выходя с вами, гордился? Не так ли? — И Вивьен знающе улыбнулась. — И кроме того, мадам, было бы глупо с вашей стороны не извлечь максимум пользы из его щедрости. — Служанка пожала полным плечиком. — Мужчины — непостоянные существа, — вздохнув, подытожила она. — Сегодня он ваш, а завтра… Кто знает?

— Вы сказали достаточно, — огрызнулась Селена.

Служанка поспешно извинилась, но Селена уже не слушала ее. Было трудно поверить, что Брайн предпочтет ей другую женщину, но девушка никогда не забывала о сопернице на верфи в Бордо.

Как-то раз, в феврале, когда уже сгустились сумерки, Брайн взял Селену покататься в Булонском лесу. Так как он в последнее время уходил рано и не возвращался до глубокой темноты, девушку тронула его забота. Предыдущей ночью выпал снег. Сверкающая белизна на тропинках, на голых ветвях деревьев восхищала девушку, никогда не видевшую щедрых даров зимы. Под деревьями проезжали целые процессии карет с дамами, укутанными в меха и бархат, и их спутниками в сюртуках и мундирах. На замерзшем блюдце озера сотни людей скользили на коньках.

— Это похоже на сказку, — восторженно шептала девушка, радостно улыбаясь.

— Булонский лес красивее весной. На озере разъезжают лодки с тентами и фонариками…

— Великолепно! Мы придем сюда и возьмем маленькую лодочку…

— Нет, любимая… Боюсь, что нет…

Девушка почувствовала холод, ничего общего не имевший с морозом. Одной рукой Брайн взял вожжи, другой обнял ее за плечи.

— Мне удалось достать все необходимое… «Ариадна» готова к бою. Было трудно, но я справился…

Брайн крепче прижал к себе девушку и повернул экипаж на уединенную дорожку.

Окружающее потеряло цвет. «Рано или поздно это должно было случиться», — утешала себя Селена. Высоко держа голову, она пыталась по каплям собрать всю свою гордость.

— А двигатели Дональда? Он ими наконец удовлетворен?

— Он никогда не будет полностью ими доволен, но согласен проверить их в битве.

— И он по-прежнему согласен плавать в качестве главного механика?

— Конечно. Он пошел бы в плавание с другим капитаном, если бы я принял предложение Джона Слайдла…

— Слайдл? Уполномоченный Конфедерации?

— Да, верно. Видишь ли, Слайдл верит, что у Юга должен быть свой флот и построить его можно здесь, на французской земле. Крейсеры и тараны… Он просил меня остаться в Париже и попытаться добиться поддержки у Француза.

— Но это означает, что ты мог бы остаться в Париже на целый год и даже больше?.. О, Брайн, ты, конечно же, не откажешься?

— Я отказался.

— Но мы были бы так счастливы вдвоем. Я бы сделала тебя счастливым. Правда!

Брайн отдернул руку.

— Ты можешь сказать Слайдлу, что переменил свое решение, и он подыщет для «Ариадны» нового капитана.

— Без сомнения, подыщет. Но я не собираюсь просить.

Гнев, рожденный разрушенной надеждой, овладел девушкой.

— Думаю, если уж ты так предан Югу, ты должен принять предложение Слайдла и, оставшись в Париже, воспользоваться своими связями.

— Я — моряк, а не дипломат. Я верю в «Ариадну», знаю, на что она способна. И через несколько месяцев флот конфедератов тоже узнает об этом.

— Боюсь, ты забудешь меня прежде, чем берега скроются из виду… — пробормотала она мягко.

Брайн натянул вожжи так крепко, что девушку швырнуло на него. Капитан жадно обнял и страстно поцеловал Селену.

— К сожалению, я не смогу забыть тебя так легко. Никогда не думал, что какая-нибудь женщина будет значить для меня так много.

— Но ты бросаешь меня…

— Я должен. Ты знала об этом, когда приехала со мной в Париж. Я никогда не обманывал тебя.

Селена попыталась отстраниться, но Брайн по-прежнему крепко держал ее в объятиях.

— Я не сразу уеду, — утешил он. — Я веду переговоры с герцогом де Морни, состоящим с императором в родстве. Герцог имеет громадное влияние при дворе, и я верю, что мне удастся убедить его склонить императора построить во Франции флот Конфедерации… — Слегка поколебавшись, капитан добавил: — Я должен пойти на бал в дом Жизель Сервени в конце этой недели…

— Жизель?..

— Любовницы герцога.

— Ты не говорил мне…

— Я решил пойти один. Прекрасная Жизель — женщина дурной славы. Не думаю, чтобы ты хотела пойти на бал в ее дом.

— Почему нет? — Отчаяние заставляло говорить почти с жесткой прямотой. — Я разве чем-то отличаюсь от женщин полу… полусвета?

— Селена, прекрати!

— Какое хорошенькое словосочетание, не так ли? «Дама полусвета». Мы не обыкновенные проходимки, но к нам нет даже и тени уважения. Ни один мужчина не возьмет свою жену на бал к этой Жизель. Но я — не твоя жена!

— Я никогда не обещал тебе жениться. Жене нет места в моей жизни. Ты всегда знала это, — проговорил Брайн и добавил мягко: — Мы так мало знаем друг друга. Не требуй от меня больше, чем я могу дать.

Селена молчала, пока ее гордость воевала с любовью, после чего заставила себя спокойно сказать:

— Я хочу пойти с тобой на этот бал. Мы никогда не танцевали вместе.

— Как хочешь. Но тебе понадобится подходящее платье… Сходи завтра в «Дом Ворта» и купи его. Потрать столько, сколько понадобится.

— Спасибо! Я всегда мечтала иметь платье от Ворта.

Успокоившись тем, что Селена не собирается закатывать истерику, Брайн улыбнулся и дернул за вожжи. Лошади зарысили вниз по заснеженной дороге в сгустившиеся зимние сумерки.

Следующим утром Брайн привез Селену в «Дом Ворта».

— Я оставляю тебя здесь, — сказал он, целуя ее. — У меня дела с мистером Слайдлом… — После чего сел в экипаж и уехал.

Не успела Селена войти внутрь, ее окликнули:

— Селена, подожди меня!

Удивленная, девушка не сразу узнала ослепительную блондинку, выходящую из великолепного экипажа в сопровождении лакея. Но мгновение спустя она разглядела под экстравагантной шляпкой глаза цвета ореха и мальчишескую улыбку старой знакомой.

— Дейзи!.. — Девушки обнялись. — Как чудесно встретить тебя!

Дейзи захихикала:

— Я уже давно увидела тебя, но не хотела мешать… О, он чертовски красив! И, должно быть, не скупец, если посылает тебя в этот магазин!

— Я никогда не была в «Доме Ворта» раньше…

— А я была… Хотя я не планировала сегодня делать никаких покупок, тем не менее составлю тебе компанию.

Болтая с воодушевлением, Дейзи махнула рукой кучеру, и подруги вошли в магазин. Поднявшись по шикарной лестнице, они через несколько минут уже сидели в углу великолепного салона «Де Лювьер» с зеркальными стенами и сверкающими газовыми фонарями. Нарядная невысокая служанка принесла им чай в изящных золоченых чашечках, и стройный молодой человек внимательно выслушал желание посетительниц.

Селена подумала, что никогда не видела такого элегантного служащего: прилегающий бледно-серый пиджак, волосы и бакенбарды покоились в бережной укладке, а на сатиновом галстуке сияла жемчужная булавка.

— Мисс Мэри скоро примет вас… — сообщил он галантно.

— Я думала, что мистер Ворт мог бы… — начала Селена, но молодой человек уже скрылся за задрапированной бархатом аркой.

— Это тебе не обыкновенный магазин. Мистер Ворт обслуживает только специальных клиентов. Даже мисс Мэри не занимается кем попало.

Пока Дейзи и Селена пили чай, комнату заполнили статные девушки, облаченные в новейшие творения мистера Ворта.

— Их называют манекенщицами. Живые модели… Это нечто новое. Идея мистера Ворта, — информировала всезнающая Дейзи. — Ты знаешь, он англичанин. Начинал подмастерьем в одном из лондонских магазинов одежд… Но мистер Ворт был честолюбив и решил, что в Париже у него больше шансов раскрыть свой талант. Прямо как я! — Дейзи подмигнула подруге. — Нашел здесь важного покровителя, и теперь мистер Ворт — во главе крупного предприятия!

С трудом верилось, что эта девушка, в вечернем платье из богатого сливового бархата, с муфтой, украшенной россыпью бриллиантов, и говорящая с такой осведомленностью о мистере Ворте, не так давно принадлежала к числу обычных полуголодных трусливых бродяжек, жила в «Пристон Армс» и продавала тело за три шиллинга портовым грузчикам.

Дейзи самодовольно описывала события последних месяцев:

— О, я чувствую себя прекрасно. Мистер Фэнтон вернулся в Ливерпуль. Хотел взять меня с собой и запереть там в скучной квартире, но я сказала: «Хватит с меня Ливерпуля» — и нашла себе другого покровителя… Довольно быстро нашла… Мануфактурщик из Бордо.

— Бордо? Это где корабль Брайна… — Вспомнив, что Дейзи ничего не знает о Брайне, девушка рассказала об их отношениях. Во время следующих часов, прошедших в выборе парчи и сатина, в обсуждении образцов и фасона будущего платья с мисс Мэри, оставившей остальных клиентов, Селена поведала подруге всю историю, начиная с их последней встречи.

— Ты счастливая, — вздохнула Дейзи тоскливо. — Мой кавалер из Бордо не так молод и красив, как твой капитан Маккорд. Держу пари, этот красавчик знает, как нужно себя вести и среди простыней…

Селена, слегка покраснев, кивнула.

— Брайн не долго будет со мной. Он собирается отправиться в плавание. О, Дейзи, я не знаю, что буду делать, когда он оставит меня!

— Найдешь себе другого покровителя, — оживленно подсказала подруга. — С твоими данными, дорогуша, ты не будешь долго спать в одиночестве.

— Ты не поняла… Я люблю Брайна… И всегда буду…

— Это все чудесно и замечательно, но будь практичнее. Ты должна подыскать человека, который оплачивал бы твои счета. Причем богатого человека, если по-прежнему хочешь одеваться здесь.

Селена отвернулась, разглядывая манекенщицу, проплывающую мимо с грациозно-плавной походкой: темноволосая красотка, одетая в желтое платье с чудовищно громадной юбкой, летящим шлейфом и почти совершенно обнаженной грудью.

— Знаю, ты любишь его. Но любовь, дорогуша, не оплачивает кредитов и не набивает едой брюха.

— Я как-нибудь выкручусь…

— Конечно, ты выкрутишься. Но как только ты избавишься от своих романтических представлений. Все это довольно просто. Мужчина хочет удовольствия, и у некоторых из них довольно странные понятия о веселье, позволь мне заметить. Но если девочка хороша, молода и умна… Она может сделать состояние, заставляя своих воздыхателей оплачивать покупки. Вот я. Собственная карета, кучер, лакей. Апартаменты в Париже. А мой друг навещает город не так уж и часто, позволяя промышлять на стороне. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду…

Селена пыталась скрыть свое отвращение, Дейзи же продолжала стрекотать:

— Скажи мне — почему добропорядочный граф посылает мне каждый день цветы? И смотри, что пришло с его последним букетом. — Дейзи отогнула края лифа и продемонстрировала взору подруги рубиновое ожерелье. — Граф стар… Ему, должно быть, лет семьдесят. Один Бог знает, какие деньги он готов выложить, чтобы хоть раз оказаться в моей постели. И я готова разрешить ему попытаться…

Селена опустила чашку.

— Ожерелье великолепное. Но я не могу отдаться никому без любви. Никто, кроме Брайна…

— Но он уезжает. Собирается воевать… Дорогуша, его могут даже убить!

— Нет! — вскрикнула Селена, не обращая внимания на хорошо одетых посетительниц, повернувшихся в ее сторону. — Не говори таких вещей…

Дейзи взглянула с любопытством. Нетерпение и зависть смешались в ее взгляде.

— Я никогда не любила. Полагаю… это временами несколько ужасно… но и прекрасно тоже.

— Да… и ужасно, и прекрасно. Когда-нибудь ты встретишь любовь и поймешь…

— Уволь, дорогуша! — нарочито фамильярно произнесла Дейзи. — Любовь — роскошь, которую я не могу себе позволить…

Девушка замолчала, так как к ним спешила мисс Мэри с образцами мокрого шелка и целым набором всевозможных шнуровок, ленточек, кружев.

— Я должна исчезнуть, — сообщила Дейзи, поднимаясь. — У меня ланч с одним джентльменом… — Подруга тепло улыбнулась Селене. — Я хочу, чтобы ты пришла и навестила меня. Дом номер двадцать пять по Хаузмен-стрит. Четвертый этаж. Понимаю, что не сможешь сделать это в ближайшие дни, ты наверняка захочешь побыть со своим капитаном. Но потом…

Селена пообещала прийти в гости, и Дейзи поспешила на свидание, оставив подругу наедине со своими мыслями. Нет, она не переживет разлуку с любимым!

 

16

Джон Слайдл, комиссар Конфедерации, ждал Брайна Маккорда в доме, который снимал для своей семьи.

— Если мы сможем взять займ у ирландцев, мы были бы в состоянии финансировать строительство небольшого флота…

— Нам нужно столько, сколько мы сможем получить.

— Теперь у тебя есть все, что нужно для «Ариадны»… Жалею каждый час, который ты проводишь здесь, в Париже. Может быть, передумал и останешься?

Брайн вспомнил о Селене: рыжих волосах, теплых, энергичных губах, мягком теле…

— Нет, я остаюсь капитаном на «Ариадне».

Слайдл поднялся, Брайн вместе с ним.

— Да, кое-что еще… Чуть не забыл… — Комиссар вынул из письменного стола письмо, запечатанное сургучом. — Это для тебя, из Нью-Орлеана. Доставлено окольным путем…

Взяв со стола нож, Брайн вскрыл конверт. Письмо шло четыре месяца. Действительно, окольный путь…

Бегло прочитав лист, Брайн сжал губы. «Папа погиб геройской смертью в Антитамине… Сначала Чарльз, теперь папа… Дженни и я остались одни…» И в конце письма приписка: «После смерти Чарльза папа сказал: «У меня есть еще один сын, сражающийся за наше дело…» Он имел в виду тебя, Брайн». В конце письма стояла подпись — Мари Дюран.

— Плохие новости?

— Мой отчим, Майкл Дюран… — Брайн почувствовал необъяснимую ярость. — Какого черта он делал, сражаясь в Антитамине?! Человек его возраста…

— Конфедерация нуждается в пополнении. Ты же знаешь ситуацию не хуже меня.

Брайн несколько минут молчал, а когда заговорил вновь, голос звучал ровно. Но Джон Слайдл, много лет проработавший в суде, имеющий отношение к дипломатии и политике, научился распознавать бурю под маской беспристрастности.

— Он многое значил для тебя, да?

И когда Брайн ответил молчанием, Слайдл продолжил:

— Трагическая утрата… Тяжелая… Я знал Майкла Дюрана, тогда, в Нью-Орлеане. Он был почтенным джентльменом, кредитовал Конфедерацию…

— Он всегда был щедр ко мне. Щедрее, чем мог бы быть…

— О да… — Слайдл выглядел смущенным. Прожив много лет в Нью-Орлеане и женившись на девушке из креольской семьи, он не мог не слышать о скандале между родственниками Майкла Дюрана и его второй женой, матерью Брайна. — Мои соболезнования… — наконец произнес комиссар.

— Спасибо, сэр, — ответил Брайн с той же формальной учтивостью. — А сейчас мне нужно идти, не хочу вас задерживать.

— И еще… — остановил комиссар. — Твоя встреча с герцогом де Морни.

— Я поговорю с ним сегодня вечером у Жизель Сервени и постараюсь склонить на нашу сторону. И если ирландцы дадут нам займ, мы покажем Северу, что наши корабли способны сделать с их блокадой.

— «Ариадна» внесет свой вклад в дело Конфедерации! Не сомневаюсь в этом!

— Я обещаю вам это, сэр.

Но в этот момент Брайн не думал о Конфедерации. Он думал о Майкле Дюране… И, произнося эти слова, он прежде всего давал обещание своему отчиму.

— Иветта де Реми посетит бал, — говорил тем временем Слайдл. — У нее будут последние инструкции для тебя из Бордо. Даже не знаю, где «Ариадна» встретится с французским кораблем, который доставит провизию и оружие…

— Жаль, что мы не смогли вооружить корабль прямо в Бордо, — сардонически улыбнулся Брайн. — Наполеон симпатизирует Югу, но побаивается в открытую портить отношения с правительством Линкольна. Впрочем, так же, как и лорд Расселл…

— До тех пор, пока ваш корабль не будет полностью вооружен, вы будете легкой добычей для любого корабля янки.

— Как только Иветта де Реми передаст информацию, мы тут же вступим в контакт с купцом, везущим наше оружие.

— Мисс Иветта нас еще никогда не подводила. Она наиболее эффективный агент, а кроме того, красивая женщина.

— Полностью согласен с вами.

Слайдл проводил гостя до двери кабинета.

— Я сам найду дорогу, — остановился Маккорд.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Удачи, капитан. И хорошей охоты.

Выйдя из дома Слайдла, Брайн отпустил дожидавшийся экипаж. Несмотря на ледяную изморозь, ему хотелось прогуляться. Он уверял себя, что сейчас не время поддаваться эмоциям, но слова из письма Мари не шли из головы: «У меня есть еще один сын, сражающийся за наше дело…»

Брайн быстро шел по скользкому тротуару, задевая прохожих, мимо огромных, сверкающих огнями магазинов, великолепных, недавно отстроенных особняков и новых, еще не законченных зданий растущего со всех сторон города. Города, который должен будет стать памятником Наполеону и его империи. Города, ради которого сносились целые кварталы жалких лачуг, и лишь кое-где убогими островками теплились их остатки с несчастной сворой полураздетой детворы.

Такие же дряхлые лачуги наполняли и Нью-Орлеан, и Брайн знал, что мог пропасть после того, как его мать, красивая и легкомысленная женщина, перешагнув через него и своего нового мужа, Майкла Дюрана, убежала с театральным продюсером, пообещавшим сделать из нее вторую Лолу Монтес. Но отчим чувствовал ответственность перед замкнутым, вспыльчивым десятилетним мальчишкой — живым напоминанием произошедшего скандала.

Брайн никогда не знал своего отца.

— Бригадир железнодорожных строителей, — обмолвилась однажды мать. — Большой, симпатичный ирландец… Мне было пятнадцать. Я работала в гостинице, где он остановился. — Она презрительно рассмеялась. — Он ожидал, что я буду таскаться за ним, жить в хибарах. Какое-то время так и было…

Лидия бросила Теренса Маккорда и ушла с театральной труппой. И даже узнав о беременности, она не вернулась назад. Детство Брайна прошло в переездах из города в город, в плохоньких отелях, на постоялых дворах и даже в палатках, когда труппа гастролировала в Калифорнии и Неваде.

Лидия Маккорд не испытывала недостатка в поклонниках. Большого таланта актрисы у нее не было, зато утонченная, сияющая красота притягивала мужчин.

Весной 1843 года, когда труппа выступала в Нью-Орлеане, Лидию увидел Майкл Дюран. Узнав, что он — владелец «Белле Фонтане», большой плантации в верховье реки, и вдовец, она положила на него глаз. Возможно, Дюрана пьянила красота этой женщины. Или, цинично думал Брайн, неудавшейся актрисе удалось убедить его, что из нее получится замечательная мать его детям. А может быть, находясь в отчаянии из-за потери любимой жены, он не разглядел подлинную сущность этой вертихвостки. Так или иначе, через шесть недель они поженились и Майкл Дюран взял молодую жену и приемного сына в «Белле Фонтане».

Мари и Дженни приняли Брайна. Дженни была стеснительной, тихой и вежливой девочкой. Мари, ровесница Брайна, росла сорвиголовой. Взяв с него клятву не выдавать секретов, она тут же провела его по всем своим любимым местам на пруду, где они часто купались вместе; позволяла кататься на своем пони, пока Майкл Дюран не купил Брайну собственного.

Но Чарльз Дюран, на пять лет старше приемыша, с самого начала относился к «родственничку» враждебно. Не делая открытых замечаний по поводу выбора своего отца, он всем своим видом давал понять, что не одобряет его.

Впрочем, первые месяцы в «Белле Фонтане» были приятными для малыша. Постепенно он привык воспринимать роскошь плантации как должное: пони, новая одежда, тихая, солнечная классная, где они занимались с сестрами…

Но после нескольких месяцев замужества его мамочка сделалась раздражительной и никак не могла найти покоя.

— Они относятся ко мне как к мусору, эти твои креольцы! — гневно жаловалась она мужу.

— Наше креольское общество всегда прохладно относится к новичкам.

— Они никогда не примут меня. Никогда! Потому, что я — актриса!

— Ты была актрисой, — спокойно напомнил Дюран. — Теперь ты — моя жена. И если какой-нибудь мужчина осмелится оскорбить тебя, он ответит.

— О, мужчины достаточно дружелюбны. Но их жены — безвкусно одетые, скучные сплетницы!

Лидия начала в одиночку посещать Нью-Орлеан. Шел разгар уборки урожая, и Дюран не мог составить компанию супруге. В одной из таких поездок она и повстречала театрального продюсера, которого знала по гастролям с труппой, и уже не вернулась на плантацию. Она послала Майклу Дюрану записку, в которой писала о своем желании в очередной раз попробовать сделать карьеру…

Дюран вызвал Брайна в кабинет и сообщил, что его мать больше не вернется.

— Я не верю вам! — кричал ребенок в гневе. — Она вернется за мной. Она вернется!

Но она не вернулась. Она переступила через жизнь родного сына, даже не оглянувшись на прощание, и Брайн ни разу больше не получал известий от своей мамочки.

Последние месяцы только терпеливая доброта отчима, понимание и забота этого великодушного человека поддерживали малыша. Отец приказал детям не вспоминать о мачехе, и хотя девочки повиновались, Чарльз не упускал случая задеть братца.

— Ты своей матери не нужен. Она обыкновенная потаскушка. Уличная кошка, рожающая своих выблюдков где попало и бегущая к самцам в сточную канаву.

Брайн дрался с Чарльзом, но всегда был жестоко бит. Однако никогда не обращался за помощью к Майклу Дюрану: не позволяла уязвленная гордость. Несчастный ребенок дрался опять и опять…

— Экипаж, месье?

Оклик кучера вернул капитана Маккорда в действительность. Шел сильный дождь — китель промок насквозь. Наступил вечер, и Селена уже ждала в новом платье от Ворта. Брайн залез в экипаж и, устроившись на сиденье, попытался настроиться на предстоящую встречу с герцогом де Морни.

Пока экипаж сосредоточенно двигался в потоке спешащих карет, одноколок, ландо, омнибусов и телег, Брайн вспоминал Мари и последнее лето, проведенное в «Белле Фонтане».

Жизнь в те жаркие месяцы стала более спокойной, так как Чарльз Дюран часто ездил в Нью-Орлеан, не обращая внимания на зной и лихорадку, распространившуюся в округе.

— А я знаю зачем, — поделилась Мари с Брайном. Ее коричневые глаза сверкали. — Он содержит девушку на Рэмпорр-стрит! — Увидев изумление брата, она захихикала. — О, я знаю много о таких вещах. Мне уже четырнадцать. Только на год меньше, чем тебе. Я уже большая девочка.

Он и сам все больше осознавал это, стараясь не смотреть на новую округлость ее грудей, дерзкую манеру вилять бедрами. Это было неправильно: она же его сестра. Правда, только в бумагах…

Иногда она вела себя как сорванец: ловила лягушек в пруду, собирала с Брайном ягоды и возвращалась домой с перемазанным соком ртом и пальцами. В другой же раз становилась горделивой молодой леди, строго сидевшей в гостиной за вышивкой или играющей на пианино. А однажды…

Был теплый, ленивый полдень, воздух тяжелел от напряженного запаха созревающего тростника, пьянящего аромата глициний и жимолости. Было слишком жарко, чтобы кататься на лошади…

Под дубами, возле пруда, Брайн остановил свою лошадь, заслышав голос девушки, и почти сразу увидел ее, застыв каждым нервом. Она выходила из воды. Ее рубашка прилипла к юному телу. Мокрый лен вычерчивал каждый изгиб. Кровь понеслась по венам парня с неистовой силой, пульсируя в висках, в сердце, в…

— Ты теперь не ходишь со мной купаться. — Девушка с укоризной смотрела из-под длинных густых ресниц. — Неужели я тебе больше не нравлюсь?

Она подошла так близко, что соски коснулись его груди, на мгновение дыхание перехватило. Брайн с трудом выдавил:

— Я буду, Мари… Только…

— Покажи мне… — Она не отводила своего вызывающего взгляда.

Брайн приблизился к ней, чувствуя головокружение и дрожь, затем его губы соединились с теплыми и сладкими губами ждущей девочки. Прикосновение тонкого языка подогрело юношескую кровь.

Он знал, что может произойти потом. Однажды это уже было у него с маленькой, кареглазой служанкой…

— Возвращайся домой, Мари, — сказал он. — Ты не знаешь…

Девушка тихонько засмеялась и, приподнявшись на носочки, шепнула:

— Нет, я знаю…

В отчаянии Брайн положил руки на мокрые плечи, желая оттолкнуть девушку, но в этот миг раздался голос Чарльза Дюрана:

— Убери руки от моей сестры!

Увидев старшего брата, девушка превратилась в испуганного ребенка, и когда Чарльз приказал одеваться и идти домой, она безропотно повиновалась.

Вернувшись из Нью-Орлеана раньше обычного, Чарльз проезжал мимо пруда и случайно стал свидетелем описанной выше сцены. Как только Мари убежала, он повернулся к Брайну.

— Ты… — Он не мог сдерживать ярость. — Пойдем со мной!

Парни отвели коней к конюшне, где находился чернокожий конюх.

— Убирайся! — приказал Чарльз рабу, и тот, побросав расческу для грив и швабру, поспешно скрылся, так как своевольный, жестокий нрав Чарльза был всем хорошо известен. И хотя отец сдерживал своего сына, рабы с ужасом ожидали того дня, когда он станет хозяином «Белле Фонтане».

Чарльз завел лошадей в стойла, закрыл двери конюшни и повернулся к Брайну.

— Ну, что скажешь?! Грязный, вонючий, маленький крысенок!

Брайн уже привык к оскорблениям Чарльза, чтобы обращать на них внимание. Они часто дрались до этого, и всегда Брайн оставался бит. Но за последний год он стал выше, плечи — шире, мускулы — тяжелее. И если случится драться, в этот раз он может победить.

Сняв куртку, Чарльз бросил ее в угол конюшни. Ненависть названого брата заставила Брайна расстегнуть свою куртку, но прежде чем он успел снять ее, Чарльз подпрыгнул и ударил соперника спиной о столб. Удар ошеломил Брайна, и прежде чем он смог оправиться и высвободить из рукавов руки, последовал следующий. Как только несчастный юноша упал, Чарльз занес для удара облаченную в сапог ногу. Удар пришелся по ребрам. Задыхаясь, Брайн с трудом смог встать на одно колено; в руках Чарльза мелькнул кнут…

Юноша закрыл лицо руками. Кнут ожег руки и плечо. Еще удар — Брайн повалился на пол конюшни, ошеломленный, исполненный беспомощной яростью. Удар. Еще один… Время и даже ненависть были потоплены жгучим туманом боли.

Откуда-то извне слышались голоса, стук в тяжелые двери.

— Мистер Чарльз!.. Он, должно быть, запер ее…

— Ломайте дверь! — раздался голос Майкла Дюрана.

Послышались тяжелые удары бревна, и Брайн провалился в огромную черную яму беспамятства.

— Ты говоришь, что ничего плохого не сделал? — переспросил Дюран пасынка, как только тот пришел в себя. — Я верю тебе.

Тем не менее Брайн был отослан во Францию к родственникам Дюрана.

— Ты получишь прекрасное образование и вернешься настоящим джентльменом. Это место навсегда останется твоим домом, — сказал на прощанье отчим.

Брайн знал, что его посылают для его же блага. Что Майкл Дюран поверил ему больше, чем своему родному сыну. Но он не по возрасту ясно осознал, что «Белле Фонтане» никогда не станет для него домом…

И сейчас, когда экипаж въезжал на улицу Сент-Оноре, он сказал себе, что в море, единственном доме, который у него был, ему станет легче…

Селена в белом шелковом вечернем платье беспокойно ожидала возвращения возлюбленного. Ее только что закончили одевать. Вивьен уложила волосы и болтала, всеми силами желая поднять настроение хозяйки.

— О, сегодня будет великолепный вечер, мадам! — Глаза горничной блестели. — Вечера у Сервени — основная тема разговоров в Париже. Она правит балом как королева, и ее драгоценности не уступают драгоценностям императрицы.

Селена взвесила на пальце золотую цепь, украшенную лишь одной жемчужиной. Она была в восторге от подарка — цепочка чудесной работы говорила о хорошем вкусе. Но сейчас, при разговоре о драгоценностях Жизель Сервени… Но она все равно не будет выглядеть серой птичкой рядом с Брайном.

Словно угадав ее мысли, Вивьен рассуждала:

— О да. Жизель Сервени знает, как выудить драгоценности из мужчины. Так же, как и Нора Перл. И Ла Пев. Эти знаменитые подстилки… — увидев измученный вид хозяйки, служанка захихикала. — Так их называют… Они сделали свою карьеру, лежа на спинах и раздвигая ноги, естественно, перед нужными джентльменами.

Ничего не ответив, Селена подошла к окну посмотреть, не едет ли Брайн. Вивьен продолжала стрекотать:

— К тому же у них нет вашего происхождения, мадам. О, это правда. Жизель Сервени — дочь французского солдата и маркитантки алжирского лагеря. В четырнадцать она танцевала в кафе «Аужер» и продавала свои прелести легионерам за пару франков.

— Неужели, Вивьен?!

— Возможно, и сегодня она даст представление, чтобы развлечь гостей…

— Я с трудом верю, чтобы она…

— Почему нет? Нора Перл иногда приказывает подавать себя на обеденный стол. Двое лакеев выносят ее на подносе, совершенно голую…

— Вивьен, но откуда ты все это знаешь?..

— Газеты. Эти журналисты знают и не такое.

Селена знала, что служанка запоем читала желтую бульварную прессу.

— Совершенно голую, — повторила Вивьен с удовольствием. — Не считая густого соуса, которым ее поливают.

Селена больше не слушала, так как в эту минуту из подъехавшей кареты вышел тот, кого она уже устала ждать.

— Капитан Маккорд наконец-то приехал, — обратилась она к служанке. — Ты можешь идти.

Но когда через несколько минут Брайн вошел в комнату, озабоченность и отчуждение сквозили в каждой черточке его лица. Налив большой стакан бренди, он быстро выпил.

— У тебя мокрый китель…

— Я гулял. А на улице дождь…

— Ты, должно быть, промерз до костей! Как же так?!

— Не суетись, Селена! — нетерпеливо оборвал он.

— Мое платье… Оно подходит? Служащая Ворта, мисс Мэри, хотела, чтобы я выбрала что-нибудь более замысловатое: со шлейфом из брюссельского кружева…

Отставив стакан, Брайн привлек девушку к себе.

— Ты великолепна! И платье под стать тебе.

Брайн нагнулся, желая поцеловать лицо девушки.

— Прошу прощения, месье. Портье говорит, что пришел за вашим дорожным сундуком…

Брайн отстранился от Селены и бросил через плечо:

— Да, Вивьен. Он в моей комнате. Все упаковано. Скажи, чтобы он сейчас же отвез его на станцию.

— Брайн… ты не говорил…

— Я не знал точно, когда уеду, пока не поговорил с Джоном Слайдлом. Кроме того…

Ему не пришлось закончить: она знала, что он имел в виду. Боясь, что в ответ она закатит сцену, он сделал все, чтобы избежать этого. В какую-то минуту ей захотелось броситься в объятия любимого человека, вцепиться в грудь и умолять остаться. Бесполезно! Это только рассердит его!

— Когда ты едешь? — спросила она спокойно.

— Завтра. Рано утром.

— Так мало времени… Мы должны идти на бал? Может быть, проведем эту ночь вдвоем? Пожалуйста, дорогой. Я прошу немного…

— Милая, мне удалось переиграть герцога де Морни и заполучить обещание в поддержке. Я не могу обидеть его сейчас. Ты должна понимать.

— Да, я понимаю. — Отчаянная надежда неожиданно кольнула внутри. — Если ты убедишь герцога поддерживать Конфедерацию, ты был бы полезен здесь, в Париже. Мистер Слайдл сам говорил это.

— Я собираюсь в море, и ничто не изменит моего решения. Ни сейчас, ни потом…

Он умолк, и Селена подумала, что рассердила его. Но, взглянув в серые глаза, увидела в них горе, уязвимость, которых никогда раньше не было.

— Сегодня я получил известие… Майкл Дюран был убит в Антитамине.

— Антитамин?.. — Слово ничего не значило для растерянной девушки.

— Поздним сентябрем в этом местечке состоялась одна из самых кровавых битв за всю войну. Я не думаю, что он… Человек его возраста мог не ходить… Но в битве при Шелоне он потерял сына… Чарльза.

— О, Брайн. Я сочувствую…

— Майкл Дюран умер достойной смертью: за дело, в которое верил! — Блестящими от слез глазами Брайн смотрел на девушку и не видел ее. «После гибели Чарльза у меня есть еще один сын, сражающийся за наше дело…»

Отвернувшись, Брайн подошел к окну.

— Дорогой, тебе нужно поторапливаться… Ты ведь не хочешь, чтобы мы опоздали на вечер?

Но едва Брайн ушел, несчастная девушка в отчаянье упала на кровать. До этого момента война казалась такой далекой… Но Майкл Дюран и его сын убиты. А теперь Брайн собирается участвовать в этой войне.

 

17

Расписной дворец Жизель Сервени выглядел весьма внушительно.

К вечеру от ворот до ступеней дворца расстелили розовый ковер, чтобы юбки дам не волочились по грязи: хотя дождь кончился и по небу высыпали редкие звезды, земля оставалась влажной. Лакей в напудренном парике, бриджах и сюртуке, расписанном золотой тесьмой, почтительно склонился перед красивой парой.

Сотни свечей в огромных хрустальных люстрах освещали расписной потолок: легко одетые нимфы, резво убегающие от сатиров; покоящиеся на скалах сирены, укрытые лишь длинными волосами и заманивающие в свои сети неосторожных рыбаков; Леда, соблазненная Юпитером, прикинувшимся гигантским лебедем.

Воздух отяжелел от смешанных запахов женской парфюмерии и благоухания оранжерейных цветов. Селена и Брайн, наряду с другими гостями, продвигались по огромной мраморной лестнице на второй этаж, откуда сквозь открытые двери танцевальной залы доносились мелодии вальса. Потом Селена, с группой других дам, по маленькой лестнице отправилась в комнату для гостей, где они оставили верхнюю одежду; некоторые задержались перед зеркалами, поправляя сложные прически и крася губы. Но Селена пренебрегла этой процедурой, не желая тратить драгоценные минуты последнего вечера попусту.

Сопровождая девушку до танцевальной залы, Брайн равнодушно взирал на окружавшую его роскошь, думая о чем-то своем.

«Будь проклята эта война, — думала Селена. — Будь прокляты Конфедерация и Брайн с его собачьей преданностью делу!» Неожиданно она представила, как окровавленный Брайн лежит на палубе «Ариадны», едва сдерживая крик боли. Девушка вздрогнула от ужаса.

— С тобой все в порядке? — сочувственно поинтересовался Брайн.

— Да, все хорошо. — Они провели так мало времени вместе, нельзя позволить страхам испортить сегодняшний вечер.

Девушка страстно желала вернуться со своим любимым в апартаменты, почувствовать его руки на своем теле, поцелуи, крепкое тело, сливающееся с ней в едином экстазе. Но, в конце концов, разве они сейчас не вместе? Под звуки популярного вальса Оффенбаха плавно вальсировали пары.

Жизель Сервени, сидя на золоченой софе, обитой бархатом, мило улыбнулась Брайну.

— Вот тот — герцог де Морни, — тихо сообщил капитан Селене, кивнув в сторону мужчины средних лет с тяжелым, хитрым взглядом и саркастической ухмылкой на губах. — Один из влиятельнейших людей в империи. А если верить слухам, влиятельнее, чем сам император.

Когда Брайн представил Селену герцогу, тот окинул ее оценивающим взглядом и одобрительно улыбнулся, представляя, в свою очередь, любовницу, облаченную в зеленое с позолотой парчовое платье. Изумруды сверкали на белой груди Жизель и в ее черных волосах; свет канделябров играл в больших изумрудных серьгах. «Вульгарный показ драгоценностей, — подумала девушка. — И похоже, большинство присутствующих дам занимаются тем же».

— Нора сегодня просто ослепительна, — заметила Жизель одному из офицеров, стоявшему рядом с софой в кучке других воздыхателей.

Селена выхватила взглядом пресловутую Нору Перл — молодую рыжеволосую женщину с маленьким, кошачьим лицом.

Герцог рассмеялся:

— Бриллианты Норы заставляют меркнуть даже огонь в канделябрах.

Молодой капитан — высокий и статный — поддержал его:

— Если бы готовили омлет с добавлением бриллиантов, Нора ела бы его каждый день.

Натянуто улыбнувшись, Селена почувствовала себя потерянной среди этих людей. Брайн пожал руку подошедшему офицеру.

— Рауль! — тепло поприветствовал он. — Мне следовало бы знать, что ты придешь. Селена, хочу тебе представить капитана де Бурже.

— Это было очень мило с вашей стороны — предложить Брайну свои апартаменты.

— Всегда к вашим услугам, мадемуазель. Хотя, возможно, вы отблагодарите меня этим танцем…

Оркестр после короткой паузы вновь заиграл вальс: медленный и томный, но Селена колебалась: ей хотелось танцевать только с Брайном.

— С удовольствием, но я уже обещала…

— Потанцуй с ним, Селена. Герцог и я… у нас есть дела, которые мы обсудим вместе, — полуприказал, полупопросил Брайн.

— О да. Разумеется, — подтвердил герцог.

Жизель повернула голову; ее серьги вспыхнули изумрудным огнем.

— Эта скучная американская война. — Она кокетливо улыбнулась Брайну. — В самом деле, это уж слишком. Если вы выйдете в море, капитан Маккорд, а Рауль вернется в Алжир… Кто утешит несчастную женщину?

— Я сделаю все от меня зависящее, дорогая Жизель. — Хотя герцог улыбался, в голосе его сквозила резкость. — Война не входит в мои планы.

— Но вы себя уже утвердили на поле битвы, — вмешался Рауль де Бурже. — В Алжире, где вы спасли жизнь своего генерала, — он многозначительно посмотрел на медаль легиона чести, которую герцог носил на темном кителе, — вы показали пример для всех, кто служит императору.

Герцог, в какой-то степени смягченный тактичным вмешательством Рауля, улыбнулся. Кивнув дамам, они с Брайном удалились. Селена смотрела, как мужчины покидают залу, и молча проклинала войну, которая даже здесь, среди всеобщего веселья, разлучила ее с любимым. Без сомнения, они собираются обсудить возможности строительства флота Конфедерации во Франции, и хотя Брайн говорил, что герцог согласился поддержать дело, найдется наверняка множество нюансов, которые необходимо утрясти.

— Давайте надеяться, что в ближайшее время вы не вернетесь в Алжир. — Черные, самоуверенные глаза хозяйки торжества задержались на Рауле. — Герцог был поражен страшнейшей дизентерией во время Кабильской кампании…

— Превратности войны… — Улыбка тронула уголки губ капитана де Бурже.

Рауль отвел Селену в центр залы, прежде чем позволил себе рассмеяться. Щеки девушки порозовели от неловкости.

— Она… слишком уж прямолинейна.

— У милой Жизель много очаровательных качеств, но скромность не входит в их число. Впрочем, учитывая ее происхождение, это никого не удивляет. Она знает, как служится в Алжире.

— Да… Я слышала…

В этом обществе Селена чувствовала себя неуютно. Хотя большинство джентльменов являлись выходцами из видных семей, дамы были такими же, как и Жизель, — наиболее удачливые представительницы полусвета, использующие свои физические данные, чтобы вскарабкаться наверх социальной лестницы.

— Вы останетесь в Париже после отъезда Брайна? — поинтересовался Рауль.

— Я еще не знаю…

Селена не позволяла себе думать, что будет после того, как Брайн уйдет в море. Как сможет прожить эти серые дни и одинокие ночи.

— Вы вольны остаться в моих апартаментах на любое время. А я постараюсь, чтобы вам не было скучно. Мои обязанности в гарнизоне не отнимают много времени, и я был бы счастлив показать вам Париж.

— Я уже видела Париж, — поспешила ответить Селена. — Это прекрасный город. Куда прекраснее, чем я могла себе вообразить по рассказам моей гувернантки.

Девушка видела, как удивленно поползла вверх бровь Рауля. И не удивительно, подумала она, учитывая профессию женщин, с которыми он привык встречаться в доме Жизель.

— Я выросла на Багамах, но мадам рассказывала много о Париже.

— Ну-у, Париж изменился с тех пор, как император пришел к власти. Город перестраивается, целые предместья с ужасными лачугами снесены до основания. Еще в средние века они служили рассадниками болезней… А Булонский лес?

— О да. Он очарователен.

Кавалер улыбнулся девушке.

— Конечно, всегда будут те, кто жалуется на прогресс, как этот идиот журналист, написавший, что предпочел бы Булонский лес в его девственном состоянии: диким. И он имеет наглость жаловаться по поводу ландшафта, утверждая, что недостает только механической утки.

Селена рассмеялась.

— Возможно, император запустит одну.

— Нет нужды в механических птицах и животных… Разве Брайн не водил вас в зоологический сад и аквариум?

— Нет… Он был очень занят все эти дни.

— Тогда все ясно. Вы позволите показать вам Булонский лес весной?…

Селена не знала, что ответить, и почувствовала облегчение, когда танец наконец закончился. Может быть, сейчас она сможет потанцевать с Брайном…

Но он все не возвращался. Девушка оказалась в окружении кавалеров, наперебой приглашающих на танец. Средних лет джентльмен с усами, в элегантной одежде и гофрированной рубашке; офицеры элитных частей «Сант-Гранц» и разведки в сверкающих мундирах; капитаны гусаров… Вид их униформы напомнил Селене, что Вторая империя была военной диктатурой. Что власть Луи Наполеона — власть вооруженной силы. Что под маской веселья и фривольности, за мишурой богатства и элегантности скрываются секретная полиция, цензура, заключение без суда и следствия оппозиционеров правящего режима.

Брайн рассказывал о битвах Франции с Южной Африкой, где военная сила захватывала жителей пустынь и берберов Атласских гор. Говорил также и о желании императора развязать войну с Мексикой.

Мысль о войне была противна Селене. Она могла думать только о Брайне, который по-прежнему обсуждает с герцогом планы Конфедерации. Девушке было тяжело вспоминать о гибели Майкла Дюрана и его сына Чарльза. Брайн может тоже…

Но она находила в себе силы улыбаться, флиртовать, поддерживать разговор с партнерами, пока они двигались в мелодии вальса, польки, шотландки. А сама думала, как неумолимо драгоценное время ускользает прочь.

За несколько минут до полуночи один из лакеев сообщил, что ужин накрыт, и двери в столовую не спеша отворились. Наконец-то она побудет с Брайном!

В проеме входа показался Брайн. На мгновение влюбленное сердце возликовало, но улыбка тут же застыла на губах девушки.

Даже через огромную протяженность залы Селена узнала девушку рядом с ним. Сияющие черные локоны, громадные карие глаза, полные красные губы. Иветта де Реми. Брайн радостно улыбался ей.

Знал ли он, что Иветта придет на бал? Селена сжала руки так сильно, что даже через белые шелковые перчатки ладоням было больно от впившихся ногтей.

В темно-красном платье, отделанном рюшем, серебряным кружевом и длинным шлейфом из того же материала, Иветта де Реми завораживала своим очарованием. Селена задрожала от ярости и подкативших слез. Это последняя ночь Брайна на берегу. Может быть, она его никогда больше не увидит. И оставить в этот вечер его с другой женщиной, тем более с очаровательной де Реми, она не могла. Не могла и не желала. Но сейчас, когда пары начали соединяться для ужина, Брайн взял Иветту под руку и направился с ней в сторону столовой.

Рауль подставил локоть Селене.

— Вы разрешите?

Она не доставит Иветте удовольствия своей покинутостью. Селена понадеялась, что Брайн приревнует ее к Раулю.

— Конечно, капитан де Бурже, — согласилась девушка в отчаянии.

Капитан последовал с юной красавицей в столовую.

— Должны ли мы быть столь официальны? — игриво осведомился он у девушки. Рауль был весьма привлекателен — черные волосы, длинные бакенбарды, тонкий, породистый нос. — Пожалуйста, зовите меня просто Раулем. Вы же, как-никак, все эти ночи спали в моей кровати.

В любое другое время Селена оскорбилась бы его непристойному замечанию. Но сейчас она знала, что не имеет права этого делать. Девушки, посещавшие дома подобного типа, должно быть, привыкли и не к таким остротам.

Хотя дамы были прекрасны: великолепно одеты, носили дорогие украшения, их манеры оставляли желать лучшего. Такие дамы никогда бы не были приняты в Поинзиане. Да и на вечер у Родманов их вряд ли бы пригласили.

После восторженных восклицаний в адрес стола, украшенного гирляндой тепличных цветов и заставленного изумляющими фантазию подносами деликатесов, дамы начали тесниться вперед, путаясь в необъятных кринолинах. Джентльмены торопились помочь спутницам отыскать во множестве блюд желаемое яство — черепашье мясо, куропатку, тушеную утку, устрицы, салаты, мороженое. Стоило кому-то из гостей разбить хрустальный фужер с шампанским, лакей немедленно приносил новый.

Селена с восхищением уставилась на великолепное сооружение греческого храма, разместившееся в центре огромного торта с голубыми сахарными волнами вокруг. Один из лакеев нажал на кнопку, и из волн поднялась морская раковина, раскачивающая восковые фигуры Венеры и Марса, заключенных в объятиях, не оставляющих места воображению. У Селены перехватило дыхание. Рауль рассмеялся наивному удивлению спутницы.

— Вульгарно, но забавно, — сказал он мягко. — Впрочем, как наша очаровательная хозяйка.

На других гостей зрелище тоже произвело впечатление, но они не потрудились понизить голос, как это сделал Рауль. Молодая девушка с бледно-золотыми кудряшками визжала от смеха.

— Я слышала, что Венеру делали с самой Жизель. Она позировала для статуэтки… Немного широковата в бедрах, не правда ли?

Спутник блондинки, бородатый джентльмен, подхватил:

— У нас еще будет возможность сравнить с оригиналом.

На дальнем конце стола Брайн сказал что-то Иветте, та ответила мягким смехом. В их отношениях чувствовалась какая-то взаимная интимность, и Селена болезненно ревновала.

— Какое из этих блюд возбуждает твой аппетит? Немного фазана? Или куропатки?

— Я не голодна, — отказалась девушка. — Здесь жарко, и запах этих цветов действует на меня удушающе.

— Может быть, поищем места в другой комнате?

— Да, пожалуй…

Немногим позже Селена уже сидела в маленькой, уютной комнатке, выходящей окнами в сад. Рауль открыл окно, и она с благодарностью вдохнула свежий, влажный, немного прохладный вечерний воздух. Спутник поставил тарелки и фужеры на небольшой столик, отделанный мрамором, и опустился рядом с девушкой на кушетку, обитую бархатом.

— Я повторяю сказанное раньше: пока ты не определишься со своим будущим, ты должна оставаться в моих апартаментах, Селена.

— Я не могу… Это невозможно без Брайна.

— Я видел, как ты смотрела на него и девушку, которая сидела рядом. Был ли это только гнев?

Селена горько разрыдалась.

— Моя дорогая Селена, неужели ты влюбилась в моего друга?

— Я люблю его. Ты, наверное, не знаешь, что мы… я его любовница…

— Да, я в курсе.

— Тогда ты должен знать, что я люблю его.

— Дорогая моя, твоя невинность забавна. Скажи, все девушки с твоих островов столь наивны?

— Я не понимаю…

— Ты, конечно, не думаешь, что Жизель Сервени безумно влюблена в герцога. — Допив шампанское, Рауль поставил фужер на столик. — Или что Нора Перл отдает свое сердце каждому, кто платит за ее услуги? Впрочем, если у нее вообще есть сердце, в чем я сомневаюсь. Знаешь, что она сказала, когда один из любовников застрелился в ее доме? — Селена отрицательно покачала головой. — Бестолковая свинья испортила мой чудесный ковер.

Селена вздрогнула. Рауль внимательно посмотрел в глаза девушки.

— Прости… Я не должен был говорить это… ты не такая.

— Это не твоя вина. Мне просто не стоило приходить сюда…

— Я думаю, ты самая замечательная девушка, которую я когда-либо встречал. Завидую Маккорду. У него всегда был талант влюблять в себя женщин. Жаль, что он не может отплатить им тем же…

— Может… Ты не знаешь его…

— Дорогая моя. Я знаю Брайна Маккорда со времени его приезда во Францию в пятнадцатилетнем возрасте.

На какой-то миг девушка забыла все свои несчастья.

— Рауль, пожалуйста, расскажи, какой он был!

— Сердитый и злой на весь белый свет. Гордый, ранимый, заносчивый. Если что, сразу драться. — Рауль усмехнулся. — Через несколько дней после его прибытия в школу мы устроили грандиозную потасовку.

— Вы?! Из-за чего?

— Я намекнул твоему возлюбленному, что он — незаконный сын Майкла Дюрана. Он разбил о мой череп бутылку, а я поставил ему синяки под оба глаза.

— Но Брайн говорил мне… — Селена была сбита с толку, — что ты — его лучший друг.

— Разумеется… Нас отвели к директору. Брайн мог уйти безнаказанно, если бы сказал, как я его оскорбил, или подтвердил, что я подстрекал к ссоре. Но он не стал этого делать.

— А потом?

Рауль опять усмехнулся.

— Нас наказали с одинаковой строгостью, после чего мы стали неразлучны. Я быстро проматывал свое содержание, и Брайн изо всех сил способствовал этому: приносил в нашу комнату вино, покровительствовал дочке хозяина гостиницы… Извини, думаю, слушать о подобных дерзостях у тебя нет желания…

Неожиданно в комнату вошла еще одна пара. Селена узнала девушку с бледно-золотистыми локонами; распущенные волосы спадали на ее полуобнаженные плечи. Девушка споткнулась, и спутник помог ей войти в альков и сесть на софу.

Газовый свет горел слабо, но не настолько, чтобы не видеть, что происходит.

— Чертовы кринолины… — бормотал мужчина. — Как я мог…

— Справимся, сладенький, — успокоила девушка.

Селена похолодела, но не могла отвести глаз. Девушка опустилась на ковер перед мужчиной, пышная юбка распустилась вокруг, подобно лепесткам огромного цветка. Мужчина возился с брюками. Через несколько секунд девушка пододвинулась к нему ближе, нагнулась, и ее длинная, изящная шея ритмично задвигалась… Руки партнера накрыли светлую головку, и в полумраке разнесся мужской стон удовольствия.

Шокированная, Селена поднялась и, не дожидаясь Рауля, опрометью выбежала прочь.

Она не останется здесь ни минуты! Немедленно найдет Брайна, и он увезет ее домой. Пробегая одну комнату за другой, она тщетно пыталась найти танцевальную залу. Наконец послышалась музыка. Танцевальная зала должна быть где-то здесь, направо. Так и есть — музыка возрастает, но какая-то странная мелодия: ни вальс, ни полька, ни шотландка. До девушки доносились звуки барабанов и плачущей флейты.

В танцевальной зале произошли изменения. Играла лишь небольшая группа музыкантов, отделившихся от оркестра. Никто не танцевал; гости сгрудились возле стен, освободив пол. Селена остановилась в углу, не теряя надежды найти Брайна. Несколько лакеев внесли огромные корзины с перламутровыми и розовыми орхидеями и ковром разбросали их по полу.

Взгляды присутствующих устремились на арку в дальней стене залы. Забыв на время о Брайне, Селена тоже посмотрела туда.

Удары барабанов ускорились до дроби, и, откинув в сторону занавес, под сводом арки в бледно-зеленой тунике, облегающей стройную фигуру, появилась Жизель. Ее распущенные темные волосы свободно струились по спине. Одним невыносимо длинным, затяжным, несравненно изящным прыжком лани она выпрыгнула вперед и начала танцевать.

Танец напоминал плотский языческий ритуал. Разрез туники распахнулся, и все увидели длинные, стройные ножки. Двигаясь голыми ступнями среди орхидей, танцовщица вдавливала цветы в блестящий паркет, словно попирала обычаи парижской цивилизации.

Мужчины воодушевленно выкрикивали всевозможные одобрения. Ускоряя движения, Жизель слилась с музыкой. Селена видела, как стоявшая рядом девушка подалась вперед, приоткрыв рот.

Жизель двигалась от одного мужчины к другому, извиваясь, выгибаясь так, что грудь выпячивалась под шелковой туникой, а бедра то и дело соблазняюще оголялись. Раскрасневшийся, блестящий от пота офицер привлек к себе сладострастную танцовщицу, но она проворно вывернулась из его объятий, подарив воздыхателю цветок и ослепительную улыбку.

Через минуту Жизель скинула тунику и предстала перед собравшимися в прозрачной сорочке, едва ли утаивающей ее прелести: полные, округлые ягодицы, большие, приятные груди с темно-красными, упругими, возбужденными сосками.

В совершенном покое простояв несколько мгновений, новоявленная Венера плавно подняла руки над головой и, хлопнув в ладоши, дала сигнал музыкантам. Экзотическая музыка смешалась с не менее экзотическим канканом, звучащим в финале нашумевшей оперетты Оффенбаха «Орфей в Преисподне». «Публичная музыка», — как окрестил ее один из критиков. Впрочем, подобный критицизм не помешал ее популярности.

Жизель окунулась в канкан с полной отрешенностью, высоко подбрасывая ноги, задирая сорочку, обнажая публике белые бедра и черный треугольник…

Волна вожделения охватила зрителей. По углам открыто ласкались парочки. Жизель, гибко изогнувшись великолепным телом, изящно подняла тунику и скрылась за бархатным занавесом. Но ее примеру последовали другие женщины, нетерпеливо расстегивая пуговицы одежд, озабоченно высвобождаясь из душных оков кринолинов. Мужчины помогали им. Одна пара, обнажившись, упала на пол, извиваясь среди истоптанных орхидей. Другая последовала их примеру. Еще одна. Еще…

Плотный мужчина с седеющими усами и острой бородкой обхватил Селену за талию. Припав влажными губами к обнаженным плечам девушки, он стал жадно тискать пышную грудь красавицы.

— Отпустите меня!!

Но мужчина был настолько одержим желанием, что не обратил никакого внимания на протест девушки. Чтобы не вызывать резким сопротивлением ответного взрыва ярости, Селена принудила себя расслабиться и слегка прижаться к нему. Но как только он ослабил свои пылкие объятия, Селена полоснула ногтями по его щеке.

Выругавшись, мужчина разжал руки, и Селена побежала, задевая пышными юбками сплетенные, совокупляющиеся на полу тела. Пробежав под аркой, она поспешила к следующему проему лестницы. Брайн! Где Брайн?

Все равно. Она найдет комнату для гостей, заберет свой плащ и уйдет отсюда.

Плохо освещенный коридор с бесчисленным количеством дверей казался бесконечным. В какой из этих комнат дамы оставили свои вещи?

Через полуоткрытую дверь Селена мельком увидела худенькую молодую девушку, стоявшую на четвереньках перед мужчиной, нависшим над ней; его ритмичные, толкающие движения; услышала его довольное похрюкивание. С отвращением отвернувшись, девушка поспешила дальше, чувствуя головокружение. Рассудок помутился от шампанского, от повальных занятий любовью со всех сторон. «Нет, не занятий любовью, — думала она. — Холодная, извращенная похоть, неприкрытое животное вожделение, лишенное всякой нежности. Всякого стыда. Всякого смысла…»

Коридор был длинным и извилистым. Несчастной казалось, что она пробирается сквозь сплошной кошмар. Еще немного, и она упадет в обморок…

Бесполезно высматривать Брайна. Даже если она его отыщет, он наверняка занят беседой с герцогом де Морни. Поэтому лучше побыстрее найти плащ и отправиться домой.

Газовые рожки в гостевой выключили раньше, чем Селена отыскала среди русских соболей, бархатных пальто, отделанных горностаем, свой плащ. Наконец она нашла его и, прижав к себе, невольно вспомнила ночь, когда Брайн подарил его в каюте «Девонширской Девы».

Как же глупо вела она себя тогда, обвиняя его в связи с Иветтой. И сегодня ночью она вновь позволила своей ревности одержать верх. В то время как Брайн и Иветта — старые друзья, и ничего больше. Они были знакомы еще в Нью-Орлеане, где часто общались, будучи изгоями. Почему она не поверила тогда Брайну?.. Она сейчас придет домой, распустит волосы, наденет лучшую сорочку с кружевами… И несколько часов они будут вместе. И никакая война, никакая Иветта не сможет их разлучить…

Селена вздрогнула — в дверях неожиданно появилась Жизель в своей зеленой тунике.

— Мадемуазель Хэлстид! — Жизель кинула взгляд на плащ. — Неужели вы покидаете нас?

Смущенная, Селена проговорила, запинаясь:

— Да, я… — Мелькнула слабая надежда. — Вы, случайно, не знаете, где капитан Маккорд может говорить с герцогом?

— Едва ли они сейчас разговаривают, моя дорогая… Герцог с маленькой потаскушкой из «французской комедии»…

— О… Я так сожалею.

— А я нет… Они все одинаковые, эти мужчины. Мужчины! — повторила Жизель с безграничным презрением. — Это коты, рыщущие в переулках. И старые не лучше молодых.

— Я… думала, что Брайн увезет меня, но я могу нанять карету…

— О-о, я не позволю уйти тебе так рано! — Жизель обняла девушку, обдав ее запахом духов, рисовой пудры и тела. — Пойдем, дитя мое!

Селена, растерявшись, позволила отвести себя в глубь гостевой, где стояла широкая мягкая кушетка.

— Жизель, где тебя черти носят? — раздался оттуда мужской голос. — О, да у нас пополнение.

Огромный молодой белокурый парень растянулся на кушетке, по пояс обнаженный. Зеленый китель валялся на полу. Селена подалась назад, но руки Жизель сжались, она прижалась к девушке горячим телом.

— Простите меня, — пробормотала Селена. — Я не хотела… вторгаться… Я только хотела…

— Мы знаем, что ты хочешь! Не так ли, Чарльз? — улыбаясь, проговорила Жизель. — Мы удовлетворим все твои нужды…

— Ну, конечно, — подтвердил молодой офицер.

И тут Селена инстинктивно поняла: они хотят овладеть ею! Неприкрытое вожделение мужского взора отражалось в жаждущем взгляде Жизель.

— Она боится, Жизель, — сказал офицер со слабой нотой удивления в голосе. — Да, думаю, мы напугали ее. Иди ко мне, сладенькая… Тебе нечего бояться. — Поднявшись, он сделал шаг к Селене, но девушка отпрыгнула с отвращением.

— Нет… Пожалуйста, не надо…

Жизель улыбнулась, пожимая плечами.

— Бедная Селена! Как и большинство англичанок, ты холодна как мрамор… — Ее глаза сузились с открытой злобой. — Теперь понятно, почему Брайн Маккорд предпочел ослепительную Иветту. Эта креолка очаровательна. Держу пари, нет ничего, что она не знает.

— Это неправда!

— Неправда?! — В голосе Жизель одновременно прозвучали презрение и жалость. — Они в одной из верхних комнат…

— Нет… Вы лжете!.. — Боль раздирала несчастную на куски.

— Я?! — Жизель сохраняла хладнокровие. — Я видела их, когда поднималась переодеться перед танцем. Они вошли в комнату и закрыли за собой дверь. Я могу назвать номер комнаты, если…

Но бледная Селена, уже заливаясь слезами, бросилась прочь. Девушка испуганно вскрикнула, наткнувшись на высокую фигуру.

— Селена, я везде ищу тебя. — Это был Рауль. Ослабевшая, девушка пошатнулась и рухнула в объятия молодого человека. — Что случилось?! Тебе плохо?!

— Я хочу домой. Пожалуйста, отвези меня домой. Накинув на плечи Селены плащ, Рауль отнес девушку вниз, к ожидающей карете.

 

18

Всю обратную дорогу Селена, потрясенная событиями последних часов, не проронила ни слова, и Рауль, чувствуя ее состояние, не пытался завести разговор. Даже когда карета остановилась, он молча помог ей выйти. На крыльце, перед входной дверью, капитан долго ждал, пока она отыщет беспокойными руками в сумочке, расшитой бисером, ключи. Открыв дверь, он проводил девушку внутрь.

Селене хотелось побыть одной, но она не могла попросить Рауля уйти после заботы, проявленной им в доме Жизель.

— Может быть, бокал вина?

— Я налью… Пожалуй, бургундское… А что хочешь ты, Селена?

— Я не хочу вина…

— Это поможет тебе. — И Рауль протянул девушке наполненный бокал.

— Нет, в самом деле, я…

— Тебя трясет… — Сняв с девушки плащ, он усадил ее на кушетку возле камина. — Ты неважно выглядишь… Что произошло, Селена?

Рауль присел рядом с ней.

— Не молчи. Может быть, лучше рассказать мне все?

— Жизель… — проговорила наконец Селена. — Жизель и мужчина… офицер разведки… они были вместе в гостевой, когда я зашла… Они оба хотели меня…

— Не продолжай, я понял. Брайн не должен был брать тебя в такое место.

— Он и не хотел брать меня. Он пошел только для того, чтобы поговорить с герцогом и заручиться поддержкой императора в строительстве флота Конфедерации. Он думал, что герцог…

— Он правильно думал, — согласился Рауль. — Но я не понимаю, зачем Брайн потащил тебя с собой?

— Я настояла на этом. Это последняя ночь Брайна на берегу… — Она вздохнула, глядя на собеседника с тревогой. — Но ты не должен никому говорить. Брайн рассказывал, что здесь орудуют шпионы с обеих сторон.

Рауль поспешил ее успокоить:

— Вы же не думаете, мадемуазель, что я — шпион янки?

— Конечно, нет, но если ты проболтаешься… случайно…

— Я даю тебе слово, что не скажу ничего, что могло бы навлечь на моего друга опасность. А теперь расслабься и выпей вина. Так, уже лучше?

Девушка кивнула и опустила голову на подушку.

— Ты был так добр… забрал меня из этого ужасного места…

— Но все равно считаю, что Брайн не должен был брать тебя туда…

— Но он не знал, что за женщина эта Жизель… Он…

— Не обманывай себя. Брайн хорошо знаком с Жизель. И с другой, темноволосой красоткой… Как ее имя?

— Иветта. Но они много лет знают друг друга. Я уверена, они встретились сегодня вечером случайно.

— Ты действительно в это веришь?

Селена отвернулась.

— Я не знаю, во что верить. Брайн говорил, что они были знакомы с Иветтой еще в Нью-Орлеане, когда их обоих не принимало креольское общество…

— Я ничего не знаю о прошлом Иветты, но Брайну жилось в те годы плохо. Его мать была скандальной особой. Актриса…

— Но, конечно же, после женитьбы с Майклом Дюраном…

— Да, креольское дворянство могло сквозь пальцы смотреть на ее прошлое, так как она стала женой одного из членов их общества, но Лидия Маккорд вела себя неблагоразумно. Замужество ее не изменило. — Рауль говорил спокойно, но Селена, слушая его, понимала, что Брайн должен был пережить, и, любя его как прежде, ощутила прилив нескончаемой жалости. — Еще до того, как мать Брайна оставила Дюрана… она крутила шашни с его соседом…

Селена вздрогнула.

— Как это ужасно для Брайна.

— Могло быть и хуже, — сказал Рауль сухо. — После того как Лидия сбежала со второсортным театральным продюсером, Дюран мог отказаться от Брайна и вышвырнуть его в трущобы Нью-Орлеана. Случись такое — твоему милому было бы действительно тяжело. Отвергнутый креольцами… преследуемый Чарльзом Дюраном… полноправным наследником…

— Брайн говорил тебе о… своей матери?

Рауль отрицательно покачал головой.

— Подобные слухи имеют обыкновение распространяться даже через океан. Как-то летом в замке нашей семьи, в Лоррейне, гостили люди из Нью-Орлеана. Брайн тоже гостил у меня. Один из джентльменов повел себя опрометчиво, рассказав о скандале. Брайну было восемнадцать. Джентльмен на десять лет старше, опытный дуэлянт. Брайн вызвал его.

— Что случилось потом?

— Брайн был ранен. Пуля задела голову, он был весь в крови, но, чудом устояв, выстрелил и убил своего противника.

Селена поежилась. Рауль обнял ее.

— Твой возлюбленный родился в рубашке… и выжил.

— Надеюсь, ты прав… хочется верить, это поможет ему выжить и в ужасной войне! Он вернется… ко мне. О, Рауль! Если Брайн погибнет, что будет со мной?

Рауль привлек взволнованную девушку к себе. Поглаживая волосы, попытался успокоить:

— Тебе нечего бояться. Такая прекрасная девушка, как ты… О, Селена! Ты должна остаться со мной… Нет, подожди. Дай мне сказать… Я дам тебе все, что пожелаешь: карету с кучером и лакеем, драгоценности, меха и…

С минуту Селена была не в состоянии произнести ни слова. Ее шокировала быстрая перемена в поведении благодетеля. Она обратилась к нему за успокоением, сочувствием, потому что он был другом Брайна. Но в глазах Рауля горел голод, желание владело руками…

— Я клянусь. Ты молода и неопытна. Тебе нужен защитник.

— Нет… Ты не должен… Мне нельзя оставаться в этих апартаментах после отъезда Брайна.

Не понимая отказа девушки, Рауль настаивал:

— Не противься… У тебя будет лошадь, такая же, как у Жизель… Я хочу тебя, Селена. — Наваливаясь тяжелым телом, спаситель пытался повалить девушку на кушетку. — Позволь мне доказать, насколько я нуждаюсь в тебе.

В панике Селена высвободила руку, и звонкая пощечина обожгла щеку Рауля.

— Ты называешь себя другом Брайна, а сам за его спиной…

— Ладно уж, моя дорогая. Ты не школьница, вышедшая из монастыря…

— Но я и не потаскуха и не дочка хозяина гостиницы…

Рауль потирал щеку, заглядывая в фиолетовые глаза.

— Мужчина никогда не предлагает разделить свою судьбу шлюхе или дочке хозяина гостиницы. Ты красива, хорошего происхождения. Любой мужчина гордился бы такой любовницей.

Глаза Селены сверкнули аметистовым огнем.

— Убирайся вон!!

Рауль и не думал подниматься.

— Убирайся немедленно, или я расскажу Брайну и он убьет тебя на дуэли!

Рауль весело рассмеялся, словно на него пролился не поток гнева, а шквал вселенских глупостей.

— Не смей надо мной смеяться!

— Мне жаль тебя, — проговорил он, продолжая улыбаться. — Ты наивнее, чем я предполагал, и это делает тебя еще более волнующей. Послушай меня — Брайн попросил меня найти тебя и сопроводить домой. Он меня слишком хорошо знает, чтобы думать, что я ограничусь обычным «Спокойной ночи» у дверей.

— Думаю, Брайн просто доверяет тебе и мне.

— После предательства матери Брайн не доверяет ни одной женщине.

— Это не имеет никакого отношения ко мне. Я люблю Брайна. И никогда не полюблю ни одного мужчину. Никогда!

Неожиданно она увидела в глазах Рауля жалость.

— Брайн твой первый мужчина, не так ли?

— Первый и единственный, — ответила она, ничуть не стыдясь.

— Первый — возможно. Но будут другие. Оставшись в одиночестве, ты будешь нуждаться в утешении. И когда это случится… — Рауль встал и слегка поклонился. — Я буду к вашим услугам, мадемуазель.

Но Селена не слушала: по мостовой застучали колеса. Девушка вскочила и бросилась к окну, торопясь его открыть. Влажный воздух ударил в лицо прохладой. Да, это был Брайн. Он вернулся! И теперь ничего плохого не случится.

Селена уже собиралась крикнуть ему, когда он обернулся к экипажу. Секундой позже кровь бешено застучала в висках, руки вцепились в подоконник: свет фонарей полностью осветил другого пассажира. Окаймленная мехом шляпка была небрежно надвинута на глаза, обнажая водопад иссиня-черных локонов… Иветта подалась вперед, и Селена видела, как Брайн подошел и обнял ее, прощаясь.

На мгновение Селене стало плохо. Она едва осознавала удивленный взгляд Рауля, когда он, пройдя мимо, хлопнул за собой дверью. Упав на кровать с глупо улыбающимися купидонами и упитанными позолоченными голубками, она хотела заплакать, но слез не было. Лишь холод и оцепенение окутали душу.

Через несколько минут она услышала, как вошел Брайн, слышала их речь, но не разобрала ни слова, кроме «до свидания», сказанного Раулем.

— Удачи! — сердечно пожелал Брайн. — И успешной охоты!

Входная дверь захлопнулась. Селена не хотела видеть Брайна. Она поспешила запереться в спальне, но он вошел прежде, чем она успела это сделать. Соскучившись, он попытался ее обнять.

— Не трогай меня!

— О, Селена… прощу прощения… мне пришлось оставить тебя на весь вечер, но я же предупреждал, что иду к Жизель поговорить с герцогом.

— Да, это ты мне говорил…

Если Брайн и услышал сарказм в ее голосе, он его проигнорировал.

— Все получилось лучше, чем я ожидал. Де Морни уверил меня, что его симпатии на стороне Конфедерации. Он использует все свое влияние на императора, и мы построим много крейсеров и таранов здесь, во Франции. Видишь ли, эта страна становится большой индустриальной державой. У них есть фабрики для раскатки обшивочного железа и… — Взглянув в глаза девушки, воодушевленный воин заметил в них холод и безразличие. — Ну, прости меня, любовь моя. Сейчас не время говорить о таких делах, не правда ли? Ты была самой красивой женщиной на балу.

— Спасибо. Не думаю, чтобы ты замечал меня после ошеломляющего появления Иветты.

— Селена, прекрати немедленно! — Брайн говорил спокойно, но девушка уловила жесткое предупреждение в голосе. Он опять приблизился к ней. — Почти рассвет. У нас осталось так мало времени.

— Может быть, тебе не стоило так долго оставаться наедине с Иветтой? Разве ты не насытился ею в одной из верхних спален? Или в экипаже по возвращении домой?

— Бог мой, Селена! Ты же не думаешь…

— Что ты хочешь, чтобы я думала?.. — возвысила девушка голос. — Что ты разговаривал с ней о строительстве Конфедеративных кораблей?

— Не надо. Это не ты…

— Не я? Возможно, я изменилась. И многому научилась. Особенно сегодня, в доме у Жизель.

— Я не хотел брать тебя с собой. И когда вечер вышел из-под контроля, попросил Рауля отвезти тебя домой.

— О да, Рауль. Удобно иметь при себе верного друга, когда лежишь с женщиной в постели у Жизель.

— Мы не лежали…

— Нет? Возможно, я тебе и поверю. Я теперь знаю, что есть много способов доставить друг другу удовольствие.

Слезы жгли глаза. Ей хотелось, чтобы Брайн опроверг грязные подозрения, но он ничего не сказал.

— Полагаю, мои таланты ограничены в сравнении с мастерством женщин, которых ты знал!

Он приблизился к ней, схватил за плечи, сжав так сильно, что она вскрикнула от боли.

— Послушай меня! Я разговаривал с Иветтой, когда объявили ужин, и сопровождал ее в столовую. Нам нужно было кое-что обсудить.

— Что обсудить?

Серые глаза Брайна сверкнули воинственно, но голос остался спокойным.

— Это, моя дорогая, тебя не касается. Да, я ехал домой. И Иветта была со мной в одной карете. Ее кучер был пьян, и я…

— И все это время вы обсуждали счастливое прошлое в Нью-Орлеане. Ты действительно надеешься, что я в это поверю?

Даже произнося эти слова, Селена помнила рассказ Рауля о несчастном детстве и молодости Брайна.

— Я думал, ты мне доверяешь…

Он привлек ее к себе, и она почувствовала его мужественность, тепло и голод.

— Ради Бога, Селена. Не веди себя так. Нам… — Он сжал ее в объятиях, прикасаясь губами к шее. — Ты же тоже хочешь меня. Скажи это, Селена!

— Я хочу тебя, Брайн… Сейчас… И всегда…

Он поднял голову.

— Всегда?! О нет. Для нас может быть только сейчас! Позволь мне любить тебя, Селена, за все те часы, что пробуду без тебя, за все долгие мили разлуки…

Девушке захотелось сдаться. Но он ничего не объяснил. Ни об Иветте, ни о… Неожиданно она вспомнила рассказ Рауля о дочери хозяина гостиницы. Если она сейчас уступит, то не будет отличаться от других.

Ее тело напряглось, губы не ответили на поцелуй. С минуту он упорствовал, затем, резко вздохнув, освободил ее. Селена замерла, читая гнев в каждой линии красивого, решительного лица.

— Пожалуйста, постарайся понять. Я люблю тебя, Брайн.

— Но, видимо, недостаточно, чтобы принять меня таким, каков я есть.

Отстранившись, он прошел в кабинет и начал укладывать оставшиеся вещи порывисто и нетерпеливо. Селена молча смотрела на него, не в состоянии ни двигаться, ни говорить. «Он оставит меня, — билась в сознании лихорадочная мысль. — Но он не может уйти!» Ей до боли хотелось броситься в его объятия и задержать хотя бы на минуту, пусть для этого необходимо забыть о собственной гордости. Но его голос леденил душу:

— Мне нет пользы в такой любви. Слишком много пут и обещаний. Хочешь, чтобы я обещал, что вернусь к тебе после войны и женюсь?

Отчаянной надеждой замерло сердце.

— Почему нет, Брайн? О, мой дорогой. Я буду ждать, если…

— Я не женюсь на тебе, Селена. Я говорил тебе это. Возвращайся в Ливерпуль. Я послал бы тебя в уважаемую английскую семью, где ты была бы в безопасности и нашла со временем подходящего мужчину, желающего жениться. С твоей красотой и очарованием это сделать легко.

— Но я…

— Перестань! Успокойся. Ты решила поехать со мной в Париж. Даже шантажировала меня ради этого.

— Нет. Это было не так.

Брайн пожал плечами.

— Не так? Какая разница. Мы замечательно провели последние недели. И ты можешь продолжать в том же духе. В доме у Жизель ты понравилась всем мужчинам. Из десятка предложений тебе есть что выбрать.

— Не надо! Брайн! Пожалуйста, не надо! Ты знаешь…

— Я знаю, что для одинокой молодой девушки мир преподносит не такой большой выбор. Не хочешь жить на содержании, выходи замуж за молодого француза — какого-нибудь служащего или владельца магазина.

Вынув бумажник, он извлек пачку кредиток и бросил на стол возле кровати.

— Здесь хватит до того, как ты примешь решение. Если соберешься замуж, тебе нужно будет небольшое приданое. Учти, эти уважаемые французы придают большое значение приданому.

— Будь ты проклят, Брайн Маккорд! Я больше никогда не хочу тебя видеть!

Он заставил ее замолчать, грубо прижав к себе и с силой поцеловав. После чего бросил на кровать, собираясь овладеть ею. Девушка даже хотела этого. Хотела, чтобы он заставил ее забыть гордость, подчинил своей воле. Она взглянула на его лицо: сильные скулы, резкая линия подбородка, серые глаза, широкий, чувственный рот — и поняла, что никогда не хотела его так сильно, как в эту минуту.

Но он не сделал ни шагу в ее сторону, стоя над кроватью в молчании. Затем нагнулся, взял ее руку, прижал ладонь к щеке и к губам. На мгновение расслабился, и в его сером взгляде мелькнули тоска и нежность.

— До свидания, Селена, — проговорил он, выпрямляясь.

Взяв чемодан, он быстро вышел из спальни, прошел через гостиную и исчез.

Селена откинулась на подушки, пораженная случившимся. Слезы не приходили. Лишь взгляд — пустой, выпитый до дна печалью — застыл на голубом балдахине над кроватью, где глупо улыбались купидоны, окруженные раззолоченными толстыми голубками.

 

19

Селена с безразличием смотрела на поднос с едой. Хотя был уже почти полдень, аппетита не было. Даже густой аромат кофе оставил ее равнодушной.

— Вам не следует морить себя голодом, мадам, — заметила Вивьен. — Только попробуйте одно из этих пирожных…

— Унеси поднос, — сказала Селена, — и…

Звонок в дверь прервал ее.

Вивьен просияла.

— Может быть, это капитан де Бурже.

— Если это он, отошли его.

— Но он уже заходил три раза…

— Не хочу его видеть… Вообще никого не хочу видеть.

Вивьен вздохнула и неодобрительно покачала головой.

Оставив поднос на туалетном столике возле постели, она поторопилась выйти из комнаты.

Яркие лучи солнца, проникающие через высокие окна, свидетельствовали, что наступила весна, на ветвях деревьев уже появились свежие зеленые побеги, но Селена едва замечала их, переполненная печалью. Брайн ушел, быть может навсегда. Его затянула война, которая была ей безразлична. Будущее представлялось ей совершенно серым и бессмысленным. Она вновь и вновь вспоминала его слова: «Позволь мне любить тебя, Селена. За все те часы, что пройдут без тебя. За все долгие мили разлуки…»

Не была ли она не права, что отказала ему, сохранив свою гордость? Никакой гордости уже не осталось, одно щемящее одиночество. Может быть, придется съехать с квартиры и покинуть дом, потому что здесь все напоминало ей о Брайне. Но она знала, что воспоминания о нем останутся с ней, куда бы она ни устремилась. Кроме того, ею овладело что-то вроде летаргии, так что даже одеться и позволить Вивьен привести в порядок волосы ей удалось с трудом. Какая разница, как она выглядит, если Брайна здесь нет и он не увидит ее?

Она повернулась к окну и прищурилась от солнца.

Потом она услышала, как служанка говорит:

— Мадам никого не принимает. Я уже говорила вам.

— Меня она примет.

Глаза Селены широко раскрылись, и она быстро обернулась.

— Дейзи!

— Да, она самая.

Дейзи присела на край кровати, вся в облаке розовых и белых юбок, шурша их пышными складками. Ее капор, отделанный розовым шелком, бросал на лицо розовые отсветы.

— Так он бросил тебя, твой капитан Маккорд? Твоя служанка мне уже сказала. — Она взяла Селену за руку и слегка пожала ее. — Ну, жизнь на этом не кончается. Долго ты одна не останешься, лапочка.

— О, Дейзи!

— Я видела корзины с цветами там, в приемной. Выглядит, как на пышных похоронах какого-нибудь богача…

— Цветы — это ерунда, — сказала Вивьен, почувствовав в Дейзи союзницу. — Капитан де Бурже присылал драгоценности. Бриллиантовую брошь и ожерелье из аметистов.

— Ну, видишь? Что я тебе говорила?! — торжествующе сказала Дейзи.

— Но мадам отослала их назад. — Вивьен вскинула свои темные глаза.

— Селена, да ты что! А что он за мужик, этот де Бурже?

— Он… Ах, да какая разница, какой он?

— Он такой пригожий, любая женщина о таком может только мечтать, — прервала Вивьен. — Капитан африканских стрелков. А уж как вьется вокруг мадам!

— Хватит, Вивьен, — прервала ее Селена. — Ступай и унеси-ка поднос.

— Но, мадам, вы же ничего не едите всю неделю, заперлись в этой комнате, и…

— Поднос-то, пожалуй оставь, — сказала Дейзи. — Надо чем-нибудь подкрепиться. Мне еще вечером идти на примерку в «Дом Ворта».

Вивьен налила кофе Дейзи и затем с довольным видом покинула комнату.

— Съем-ка я пирожное, — причмокнула Дейзи. — И джем не помешает.

Селена не могла сдержать улыбки. Дейзи выглядела довольно хрупкой и даже тщедушной, но аппетит у нее был волчий. Ничего удивительного, подумала Селена, вспоминая, что Дейзи рассказывала ей о своих мытарствах на фабрике в Манчестере.

— Ну присоединяйся, дорогая, — умоляла Дейзи. — Я одна есть не могу. Ты должна составить мне компанию, как тогда, вечером в «Пристон Армс», помнишь?

Селена отпила глоток кофе, потом другой. Дейзи положила кусок пирога на ее тарелку.

— Ну, так-то лучше, — сказала она. — Послушай, а что этот капитан де Бурже, действительно такой, как говорила Вивьен?

— Он довольно приятный мужчина, — безразлично сказала Селена.

— Вивьен спит и видит, как бы вас свести, — усмехнулась Дейзи.

— Рауль платит ей, — пожала плечами Селена с легким налетом столь не свойственного ей цинизма. — Это квартира Рауля, видишь ли. Они с Брайном знают друг друга еще со школы, и Рауль снял нам жилье…

— Ну, тогда нормально, — одобрила Дейзи. — Тебе и переезжать не надо.

— Ради Бога, Дейзи. Ты такая же несносная, как и Вивьен. Неужели ты на самом деле думаешь, что я — приложение к квартире? Я не мебель. И если Рауль надеется…

— Да не ломайся ты! — воскликнула Дейзи. — Не так уж глупо выдержать его на расстоянии еще несколько дней. Мужчины, должна я тебе сказать, привередливы. Заставишь их слишком долго ждать — и окажешься на улице.

— Брайн оставил мне немного денег.

— Придержи их про запас. Положи в банк или вложи куда-нибудь. А пока пусть твои расходы оплачивает капитан де Бурже.

— Не могу я так. Дейзи, ты ничего не понимаешь в моих чувствах к Брайну…

— Может, и не понимаю. Но я знаю, что твой драгоценный американец ушел в море и Бог знает когда вернется. А жить-то тебе надо. Ну а теперь допивай кофе и поехали со мной в «Дом Ворта».

— Но я…

— Ну, Селена, скажи, что поедешь! Не можешь же ты запереться здесь навсегда!

Пока карета пробиралась по запруженным улицам, Дейзи непрерывно болтала.

— У тебя такой хороший вкус, — щебетала она. — Ты должна помочь подобрать мне весеннюю одежду. Я хочу, чтобы граф подумал, что я настоящая леди.

— Граф?

— Ну помнишь, старая зануда, про которого я тебе говорила. Тот, что подарил мне ожерелье. Граф Андре де Бревилль.

— Ах да. Ну а что с тем, другим, который…

— Промышленник из Бордо? Ах, Октав бывает в Париже не чаще двух раз в месяц. — Дейзи пожала плечами. — Кроме того, ему лучше кое-что не знать, ведь девушке нужно всегда иметь кого-то про запас. Твое счастье, что этот де Бурже так скоро оказался на месте Брайна Маккорда.

— Дейзи, я уже говорила тебе, что у меня нет никакого намерения становиться любовницей Рауля. Я съеду с этой квартиры и найду себе новую.

— Ну, а теперь послушай меня. — Лицо Дейзи стало серьезным. — Ты ничего не знаешь об этом городе…

— Нет, знаю. Мы с Брайном выезжали почти каждый вечер.

Дейзи сделала нетерпеливый жест.

— Да, я не сомневаюсь. Он водил тебя в театры, в оперу и в роскошные рестораны.

— Ну да…

— Так ты думаешь, что знаешь Париж?

— Да, я…

— А ты когда-нибудь видела место между стеной раздачи и старой крепостью? — И когда Селена покачала головой, Дейзи продолжала: — Бьюсь об заклад, что не видела. Оно ничем не лучше трущоб Манчестера, а может, и того хуже. Жилище отбросов общества. Картонные домишки с живущими в них оборванцами.

Глядя из окна на широкий бульвар, на дома с красивыми фасадами, опрятными окнами, уставленными геранью и фуксией, Селена была поражена словами Дейзи, но ничуть не усомнилась в них, потому что они были сказаны с горькой убежденностью.

— Есть и другие места, например, ночные сады. Так «Пристон Армс» по сравнению с ними просто сад Тюильри. Это ветхие домишки, с матрасами, набитыми стружкой и кишащими клопами. Их снимают на ночь, вот так. Что касается меня, я уж лучше буду спать под мостами через Сену. Пахнет-то уж лучше, по крайней мере. Но слишком холодно зимой.

— Дейзи, что ты говоришь? Разве ты…

— У меня были тяжелые времена, после того, как мистер Фэнтон вернулся в Ливерпуль…

— Ах, если бы ты ко мне пришла…

— Я даже и не знала, что ты в Париже, — напомнила ей Дейзи. — Думала, что ты все еще живешь со своими богатыми родственниками в Ливерпуле. Кроме того, я предпочитаю сама о себе позаботиться. Я не тратила времени попусту. Надела свое лучшее платье, уложила волосы и пошла в «Бал Мабил».

— Это что-то вроде танцевального зала, да?

Дейзи кивнула.

— Девчонка, что жила в комнате напротив, сказала мне, что там можно подцепить мужчину. Это на аллее де Вев, чуть в стороне от Елисейских полей. Должна тебе сказать, это чудное местечко. Там кругом все в красных занавесках и позолоченных зеркалах, горят тысячи газовых светильников. И вся эта расфуфыренная публика ходит туда посмотреть на девиц, пляшущих канкан. — Она горько усмехнулась. — Там я и подцепила Жюля. Ах, если бы он был англичанином, я поняла бы, что он собой представляет. Но он так гладко говорил… И одет был так, как будто у него полно денег. Расшитая золотом манишка и большая бриллиантовая заколка на галстуке. Ну и вообще здорово смотрелся, к тому же. Я позволила ему проводить меня, и когда он затащил меня в постель… — Дейзи снова усмехнулась. — Этот подонок действительно многое знал…

— Думаю, что понимаю, — быстро сказала Селена.

— Знаешь, он прибрал к рукам драгоценности, которые подарил мне мистер Фэнтон, продолжала Дейзи. — Он стащил их и забрал деньги, а когда я пригрозила, что обращусь в полицию, здорово поколотил меня. Он и в этом понимал толк — бил осторожно, чтобы не повредить мне физиономию. А потом послал меня на улицу. — Дейзи взглянула на Селену. — Ты что, не понимаешь зачем? Жюль был сутенером. А я до смерти боялась его. Он мне рассказал, что проделывал с другими девчонками, — и я постаралась удрать. Но он нашел меня и притащил назад. И опять меня избил! Страшно избил… Так что мне пришлось делать то, что он приказывал. И тебе придется тоже, — прибавила она, с вызовом глядя на Селену. — Ну, а когда я приносила немного денег, он снова становился ласков со мной — как будто ничего и не происходило. Но когда однажды полиция заграбастала меня во время ночной облавы на бульварах и у меня не было с собой билета…

— А что это такое?

— Ну, это что-то вроде карточки, которую они… девушки должны иметь при себе. Так что я очутилась в камере префектуры.

— Боже мой, Дейзи, какой ужас!

— Ты уж поверь мне. Я провела ночь в тесной клетушке со множеством других женщин. Там были и девочки одиннадцати-двенадцати лет. И старые ведьмы, которые продают себя солдатам на крепостном валу. Даже не за деньги. За хлеб, Селена! А одна из них рассказала мне о женской тюрьме Сен-Лазар. Там наголо бреют голову, а охрана творит с тобой такие мерзости…

— Пожалуйста, я не хочу слушать…

— Ну ладно, дорогуша. Я только хочу, чтобы ты поняла, к чему тебе надо быть готовой, если ты захочешь самостоятельно прожить здесь, в Париже.

— Ну, а что с тобой произошло после того, как тебя арестовали? Ты…

— Нет, в Сен-Лазар я не попала. Жюль вытащил меня. А на следующий день послал меня в «Бал Мабил». Но на сей раз я вытащила счастливый билет. Я встретила Октава — промышленника из Бордо. Он приехал в Париж и остался на ночь, которую мы провели вместе. Он взял меня с собой в Бордо, а потом снял мне квартиру здесь, в Париже.

— Ну, тогда ты, конечно, многим ему обязана, — сказала Селена. — Даже если ты его и не любишь, нужно быть слишком неблагодарной, чтобы обманывать его с другим мужчиной.

— Ничего я никогда не чувствовала ни к какому мужчине, — отрезала Дейзи. — Чувства — это для тебя. Послушай моего совета, дорогуша, и забудь капитана Маккорда. Учись жить своей головой. Так только и можно уцелеть.

Сидя в салоне, Селена старалась сосредоточиться на платьях, которые демонстрировали элегантные манекенщицы, но забыть слова Дейзи не могла. Всего в нескольких словах та нарисовала ей картину Парижа с изнанки, показала ту часть города, которую ей никогда не позволял увидеть Брайн.

«Боже мой, — думала она, — я не вынесу того, что произошло с Дейзи. Но ведь это может произойти и со мной».

Машинально ответив на теплые приветствия мисс Мэри, она объяснила ей, что пришла не затем, чтобы купить платье. Но мисс Мэри сказала, дружелюбно улыбаясь:

— Думаю, вы измените свое решение. Вы, уж конечно, найдете здесь что-нибудь для себя. Посмотрите… Разве это не очаровательно?

Селена посмотрела на высокую молодую женщину со светло-русыми волосами, которая проплыла мимо, окутанная сиреневым шелком, прикрытая тюлевыми пуфами, разукрашенными ярко-лиловыми анютиными глазками. Те же цветы были рассыпаны по широкополой соломенной шляпе.

— Вот этот цвет как раз подойдет вам, мадам, — убеждала Селену мисс Мэри.

— Прекрасное платье для вечернего выезда в Булонский лес.

К горлу Селены подступил комок, когда она вспомнила тот вечер — всего несколько недель назад, — когда они с Брайном поехали кататься в Булонский лес, когда она с упоением мечтала о совместной прогулке весной, а в ответ услышала о его отъезде.

Но есть Рауль. Он повезет ее кататься в лес в своей карете. Он отвезет ее в замок на середине озера. И он купит ей дюжину новых платьев. К тому же он наверняка тоже опытный и пылкий любовник. Ее щеки зарделись, когда она вспомнила упругую силу его тела, широкие, мощные плечи и узкие бедра. Мужественный молодой человек, глаза которого при взгляде на нее загорались голодной страстью.

Она сжала губы и твердо сказала себе, что об этом не может быть и речи. По рукам она не пойдет. Она упрекала Дейзи за ее расчетливость по отношению к мужчинам, но не могла поступить так же, потому что знала, что такое любить. Из-за Брайна.

Но от Рауля ей нужно было переезжать как можно скорее. Были еще деньги, которые дал ей Брайн, но она мало что знала о стоимости жизни здесь, в Париже. Даже не представляла, на сколько дней ей хватит этих денег. А когда они кончатся, что тогда?

Ее беспорядочные мысли прервал звук, раздавшийся совершенно не к месту в этом элегантном заведении: звук пощечины, резкий, как пистолетный выстрел. За ним последовал крик, полный боли и ужаса.

— Я видела, как ты ушла с Юбером прошлой ночью. И уже не в первый раз.

Манекенщица в красном платье, с темными волосами и гладкой оливковой кожей, накинулась на девушку в сиреневом шелковом платье.

— Ортанс! — резко крикнула мисс Мэри, но девушка в красном была слишком разъяренной, чтобы услышать ее.

— Ты — поганая шлюшка, я тебе покажу, как уводить моего мужика!

— Твой, как же! Юбер уже давно тобой пресытился.

— Валери! Ортанс! Помните, где вы находитесь!

Другие манекенщицы прекратили свое медленное фланирование по салону. Суматоха нарастала по мере того, как они разделились на группы, защищая кто Валери, кто Ортанс. Посетители с явным интересом наблюдали за происходящим, забыв о своем чае. Ортанс занесла руку для нового удара, но тут Валери неуловимым движением выдернула длинную булавку из своей соломенной шляпы с цветами.

— Только прикоснись ко мне еще, и я тебя так разделаю, что на твою рожу ни один мужик не взглянет.

Мисс Мэри сделала жест, и один из приказчиков кинулся вперед, обхватив Валери за талию, а другой рукой сжав ее запястье так, что она выронила булавку. Девушка забилась в истерике. Ортанс же, вскинув голову, гордо покинула зеркальный зал.

Мисс Мэри постаралась смягчить впечатление от инцидента, извиняясь перед заказчиками за причиненное досадное беспокойство.

— Обе девушки будут, разумеется, немедленно уволены, — заверяла она Дейзи и Селену. — Мы не потерпим такого поведения в нашем заведении.

Селена встала.

— Ах, мадам, вы ведь не уходите, — беспокойно заговорила мисс Мэри. — Я ведь объяснила вам…

— Я хотела бы поговорить с месье Вортом, — попросила ее Селена. Хотя при мысли о том, что ей предстояло сделать, ее била нервная дрожь, но в глазах застыла решимость.

— Но это ни к чему, — удивилась мисс Мэри. — Я же уже сказала вам, что обе девушки будут уволены. Конечно, очень досадно, что юным леди пришлось стать свидетельницами такой сцены, но все же…

— Простите, могу ли я все же поговорить с месье Вортом? — твердо повторила Селена. Дейзи в крайнем изумлении смотрела на подругу.

— Видите ли… — начала мисс Мэри. — Он очень занят. Работает над моделью бального платья для принцессы Меттерних…

Хотя слова эти и произвели на Селену должное впечатление, от своей цели она не отказалась, и мисс Мэри пришлось уступить.

— Ну, разумеется. Если вы настаиваете на том, чтобы месье Ворт принес вам извинения лично…

Губы Селены сложились на миг в ехидной усмешке.

— Извинения мне не нужны. Я ищу место для себя.

Дейзи буквально обмерла, да и пораженная мисс Мэри застыла от изумления.

— Вы собираетесь уволить этих двоих, — пояснила Селена. — Значит, на их место нужно будет взять других.

— Вы что, хотите работать здесь манекенщицей?

Селена сняла свою украшенную цветами шляпку и на мгновение застыла в мерцающем свете газовых рожков, освещающих медно-золотой пожар ее волос и матовую бледность кожи. Она прошла несколько шагов, ступая с легкой и неспешной грацией, которая была ей присуща, затем повернулась и пошла назад к мисс Мэри.

— Ну так что? — спросила она. — Могу я видеть месье Ворта?

Мисс Мэри задумчиво осмотрела ее с головы до ног, многоопытным взглядом оценивая достоинства, ощупывая глазами стройное молодое тело Селены, высокую, округлую грудь, тонкую, изящную талию, гордую посадку головы. Мисс Мэри подумала, что в каждом дюйме Селены чувствуется леди, а одежду она носит с таким неуловимым чувством собственного достоинства, которому могла бы позавидовать герцогиня. К тому же она вспомнила, что рыжий цвет волос был в большой моде. Те, кому подобный цвет не был дарован от природы, красили волосы во всевозможные оттенки — от помидорного до цвета красного дерева. Но естественный красно-золотистый оттенок волос этой девушки имел преимущество перед многими прочими оттенками.

— Ну хорошо, — наконец уступила мисс Мэри. — Сюда, пожалуйста.

И Селена пошла за ней. Пораженная Дейзи уставилась им вслед.

Хотя работы было много, а жалованье было весьма умеренным, Селена почувствовала себя победительницей, когда Чарльз Фредерик Ворт, немного подумав, сказал ей, что место остается за ней. Этот англичанин вызывал у нее восхищение и уважение, ведь он приехал в Париж, когда ему не было и двадцати лет, не зная ни слова по-французски и имея чуть больше ста франков в кармане. И всего за несколько лет произвел настоящую революцию во французской моде.

Селена быстро заметила, что салон посещала самая разная публика. Знатные дамы из Тюильри соседствовали здесь с красотками полусвета: Норой Перл, Ла Пайвой, Анной Дельон и Селестой Могадор. А еще она узнала, что большинство манекенщиц дополняли свое скромное жалованье дарами состоятельных обожателей.

— Конечно, с такой фигуркой, как у тебя, да с такими волосами и глазами ты сможешь выбрать себе любого любовника, — сообщила ей Адель, яркая брюнетка, с которой у Селены завязалось нечто вроде дружбы.

— Выбор поклонника меня не занимает, — коротко ответила Селена. — Единственное, что я хочу, так это найти недорогую квартиру. Кажется, половина Парижа живет в них, а эти новые роскошные апартаменты мне не по карману.

Она не говорила Адель про Рауля, настойчивость которого все возрастала. Последний раз он заявился поздно вечером, когда Селена уже переоделась в ночную рубашку и пеньюар.

— Уже готова отойти ко сну, — констатировал Рауль, и его черные глаза демонически засверкали. — Надеюсь, ты позволишь составить тебе компанию. В конце концов, кровать-то ведь моя…

— Я скоро не буду больше злоупотреблять вашей добротой, — сказала она. И рассказала о своей работе.

— Забавно. А работать-то тебе и не надо.

Обняв ее за талию, он притянул девушку к себе, жадно сжимая ее грудь. К своему удивлению, Селена ощутила легкий укол желания. Так просто было уступить. Но она напряглась и вывернулась.

— Рауль, я не желаю… Оставь меня!

— Да хватит тебе разыгрывать из себя маленькую нетронутую девочку. Ты же хочешь мужчину. Может быть, тебе как раз нужно, чтобы тебя взяли силой, вопреки этим глупым капризам.

Она подавила нарастающий страх и спокойно сказала:

— Тебе лучше знать. Или, по крайней мере, ты должен понимать. — Взгляд ее стал тверже. — Хотя хочу напомнить, что теперь вы не в Алжире, капитан де Бурже, а я не какая-нибудь беззащитная туземка, которую…

Он поднял руку в знак протеста.

— Никогда не увлекался насилием, — усмехнулся он. — Не было у меня необходимости прибегать к таким жестоким методам с женщинами. Брайн предостерегал меня, что тебя нелегко завоевать, но потом дал мне понять, что, когда ты все же станешь моей, ожидание вознаградится сторицей.

— Тебе это сказал Брайн?

— Ну конечно. Я же тебе говорил, каким был Брайн благородным, еще тогда, в школе. Ну, а поскольку он не может насладиться уютом квартиры или твоим прекрасным обществом, он и предложил, чтобы я воспользовался и тем, и другим.

— Ты лжешь! Брайн не мог…

— Все еще тешишься своими романтическими бреднями о нем, — произнес Рауль с некоторым сочувствием.

— Убирайся! — вскрикнула Селена, чувствуя, как ее начинает охватывать ледяная слабость. — Не хочу этого слышать, никогда этому не поверю!

Рауль пожал плечами и пошел прочь.

— Терпеть не могу женской истерики, — фыркнул он. — Но эти штучки начинают мне надоедать. На следующей неделе или около того мой полк уходит на маневры. Но когда я вернусь и увижу, что ты еще здесь, это будет означать, что ты станешь более благосклонной. Спокойной ночи, моя сладенькая.

После того как дверь за ним затворилась, Селена на мгновение застыла, съежившись на краешке дивана, затем повернулась и пошла в спальню. Но слабость не оставляла ее. В голове раздавался тонкий и слабый стук, и все вокруг начало кружиться. Она поспела к полоскательнице как раз вовремя.

В конце концов Вивьен уложила ее в постель, обтерла лицо влажным полотенцем и предложила горячий кирпич, завернутый во фланель, чтобы облегчить судороги, сотрясавшие тело. Но Селена, заметив в глазах служанки явное любопытство, отослала ее спать.

На свое здоровье Селена никогда не жаловалась, поэтому она не уставала поражаться физической слабости, охватившей ее сегодня вечером. Лежа во тьме и тщетно стараясь уснуть, она могла думать только о Брайне.

Ей хотелось ненавидеть его хладнокровие. Как же он мог заниматься с ней любовью с такой страстью и нежностью, как он мог говорить ей, что любит ее, а потом спокойно перепоручить ее Раулю так, как передают любимую скаковую лошадь?

«Правду ли сказал Рауль?» — спрашивала она себя. Селена не хотела верить ему, но, зная за Брайном некоторую холодную отстраненность, она не могла так просто отвергнуть слова Рауля. Да, Брайн любил ее, но не до такой степени, чтобы остаться с ней. Может быть, он даже думал, что оказывает ей услугу, предоставляя приют и состоятельного покровителя.

Волна тошноты вновь пробежала по ее телу, но на сей раз она глубоко вздохнула, и ей удалось остаться в кровати. Вскакивать к полоскательнице не пришлось.

Она беспокойно ворочалась в постели и принуждала себя трезво рассмотреть сложившуюся ситуацию. Рауль мог бы попытаться взять ее силой, но пока он ограничился ультиматумом. Ей придется освободить квартиру до его возвращения.

Любовницей Рауля она стать не сможет, потому что, хотя Брайн и не любит ее, хотя передоверил ее своему другу, Селена с ужасающей определенностью понимала, что сама она все еще любила Брайна.

 

20

На следующее утро, перед тем, как идти в салон, Селене пришлось слегка нарумяниться, чтобы скрыть бледность. Кое-как она протянула этот день, и тут, как раз перед закрытием, ее вызвала мисс Мэри. Она пошла с явной неохотой, гадая, не заметили ли ее заплаканный и угнетенный вид. Но мисс Мэри быстро успокоила ее.

— Селена, это Нора Кендрик, — представила она ее какой-то женщине. — Миссис Кендрик, американский обозреватель вопросов моды. Она работает в журнале «Зеркало моды мадам Деморе».

Миссис Кендрик, изящная женщина лет тридцати, дружески улыбнувшись Селене, сказала:

— Даже во время этой ужасной войны наши женщины должны знать самые последние детали о наклоне шляпки или ширине кринолина. — Улыбка смягчила ее довольно резкие черты.

— Вы хотели бы посмотреть какое-то конкретное платье, мадам? — поинтересовалась Селена.

— Я уже закончила последний парижский обзор, — покачала головой миссис Кендрик. Она сказала Селене, что ей предписано вернуться в Соединенные Штаты и что она съезжает со своей квартиры на Итальянском бульваре. — Слышала, что вы ищете квартиру, и подумала, что, возможно, моя устроила бы вас. Живу я на четвертом этаже. И плата-то всего тридцать пять франков в месяц…

— Уверена, что мне это подойдет, — с воодушевлением сказала Селена.

— Ну, так пойдемте со мной. А то подобные квартирки быстро прибирают к рукам такие, как барон Хаусман с его помощничками.

Мисс Мэри запротестовала:

— Но надо отдать ему должное. Ведь он уже много сделал. Новые бульвары, пристройки к Лувру, большие мосты через Сену…

— Работницы, как Селена и я, не могут жить в Лувре, — коротко сказала Нора Кендрик. — Ну, пойдемте же, дорогая.

Жилой дом недалеко от Итальянской улицы был старым и уж далеко не столь элегантным, как тот, в котором жила Селена, но дом приглянулся ей. Ей понравилась и американская журналистка, чье добродушное внимание ее ободряло.

— Здесь живут и другие журналисты, — сообщила Нора, пока они поднимались по лестнице. — И парочка актрис из «Опера Комик», и девушка из Огайо, которая приехала брать уроки пения. Ну, вот и пришли.

Квартира была маленькой, мебель немного подержанной, но все равно комфорт ощущался. Массивная старомодная кровать причудливой формы занимала большую часть спальни, а в небольшой кухоньке имелась чугунная плита.

— Не думаю, что вы будете много готовить, — улыбнулась Нора. — С вашей внешностью вас наверняка будут приглашать ужинать каждый вечер. Ну все равно, печка помогает согреться зимой. — Она задумчиво огляделась. — Уезжаю отсюда в Вашингтон, но буду скучать по этим комнатам. Сейчас Вашингтон стал настоящим светским центром. Званые обеды и балы. Франтоватые офицеры и их жены. Политики, тоже с женами или любовницами. Пикники и музыкальные вечера…

— А еще школы и склады, переоборудованные в госпитали, где под ножами хирургов, возможно, гибнет людей больше, чем в бою…

Селена повернулась к незаметно вошедшему и произнесшему последние слова высокому, стройному молодому человеку со светлыми волосами и теплым взглядом карих глаз.

— Но я уверен, что ваши читательницы не желают знать об этих ужасных подробностях, — продолжил он. — Они уделят больше внимания экстравагантным взглядам миссис Линкольн по поводу переоборудования Белого дома. Или на длину шлейфа, который мисс Кейт Чейз носила на чайной церемонии.

Нора ухмыльнулась.

— Селена, это Крейг Лейтимер, специальный корреспондент «Нью-Йорк геральд». Его квартира прямо напротив твоей.

Крейг Лейтимер посмотрел на Селену с откровенным восхищением, но в своем нынешнем состоянии она была совершенно безразлична к подобным проявлениям внимания.

— Вы тоже работаете в журнале Деморе, мисс…

— Мисс Селена Хэлстид, — сказала Нора. — И она не работает по нашей части. Она — манекенщица в «Доме Ворта». — Повернувшись к Селене, она спросила: — Ну, так что вы решили относительно квартиры?

— О да, я согласна, — кивнула Селена, испытывая огромное облегчение. — Сразу же уложу вещи и перееду.

— Видите ли, Нора, — сказал Крейг, — я всегда так действую на женщин. Только поглядят на меня, и…

— Ведите себя прилично, — шутливо одернула его Нора. — Селена, не обращайте на него внимания. Это совершенно безжалостный тип. Пойдемте поговорим с консьержем.

Через несколько дней, проезжая по парижским улицам, Селена испытывала необыкновенный душевный подъем. Теперь у нее работа, новая квартира, и она может сама о себе позаботиться. Это было просто невероятно!

Она жила сама по себе, как Нора Кендрик, которая собиралась прийти сегодня вечером в салон попрощаться и передать ключи.

— Ты произвела впечатление на Крейга, — поведала ей Нора. — Если его поощрить…

— Не имею намерения поощрять его или еще кого-либо из мужчин, — отрезала Селена. Она сама поражалась твердости своего голоса.

— Что ж, независимость имеет свои преимущества, — согласилась Нора. — Но иногда такое отношение приводит женщину к печальному одиночеству.

В первые несколько недель жизни в своей новой квартире у Селены не оставалось времени на одиночество. Она была занята весь день в салоне, а частенько и весь вечер, когда мистер Ворт задерживал ее после работы, чтобы опробовать свое очередное произведение. Он жил в квартире над салоном, поэтому нередко к ним присоединялась его жена, вносившая свои предложения. Ворт мог без конца возиться со складками юбки и линией корсета.

В свободное время Селена занималась покупками. Белье, одеяла и прочие хозяйственные мелочи. Да еще отражала наскоки Крейга Лейтимера. Он был привлекателен, со своей дразнящей манерой поведения, теплой и дружелюбной улыбкой. Но Селеной овладела идея самостоятельной жизни, без мужчины, поэтому она вежливо, но твердо отказывалась от его приглашений пообедать, пойти в театр, Булонский лес.

В тот год весна пришла рано. Деревца под окнами ее спальни выпустили свои первые нежные листочки, и когда шел дождь, она чувствовала запах свежей травы из садика, который разводил консьерж. Легкий и теплый воздух кружил голову.

Нередко, уже поздней ночью, она слышала шаги на лестнице, сдержанный смех девушки и нетерпеливый, страстный голос мужчины.

Сон ее был беспокоен, потому что днем она еще могла отогнать от себя мысль о Брайне, но зато ночью она грезила о нем и засыпала с чувством неловкости и ноющего желания в теле. Капризы коснулись и ее аппетита: несколько раз запах кофе и бекона, доносившийся из квартиры Крейга, вызывал у нее тошноту.

Потом как-то вечером, в конце апреля, после того, как она целый день демонстрировала последние модели мистера Ворта, с ней случился припадок. Селена приписала это тому, что окна в салоне были всегда плотно закупорены, чтобы газ наилучшим образом освещал платья. Желая немного передохнуть, она опустилась на кушетку в одной из раздевалок, где ее и нашла Дейзи.

— Я забежала попрощаться. Собираюсь за город с графом на несколько дней, ну вот и… — Дейзи вдруг всплеснула руками. — Селена, да ты вся зеленая. Ты что, заболела?

— Небольшое недомогание. Корсет такой тугой…

Дейзи отослала служанку, помогавшую манекенщицам переодеваться.

— Давай-ка я расшнурую тебя, лапочка.

Дейзи сосредоточенно трудилась, расстегивая крючки корсажа, освобождая шнуровку корсета.

— Ты немного пополнела, да? — заметила она. — Слишком часто ужинаешь у Вузена, или… — И тут она замолчала, а Селена, обернувшись, увидела удивленное выражение ее лица. — О, Селена! — Дейзи понизила голос и задала вопрос, от которого Селена содрогнулась.

— Не думаю. И в прошлый, и в этот месяц у меня не было… У меня небольшая задержка, но я…

— Но ты же предохранялась, да?

— Предохранялась? — Селена с полным недоумением смотрела на нее.

— Ах ты, моя милая! Ты что, вообще ничего об этом не знаешь? — И Дейзи в жесткой, но доходчивой форме разъяснила, что нужно делать женщине, чтобы не забеременеть.

— Теперь уже поздно, — поникла Селена, угнетенная крепнущей уверенностью в безвыходности своего положения.

— Ну, а твой чудный капитан Маккорд сейчас на полпути в другую часть света, я полагаю. Если бы ты хоть приняла предложение Рауля, так могла бы его уверить, что это его ублюдок. — Глаза Дейзи засверкали. — Ну, а может быть, и не поздно. Попробуй затащить его к себе в постель, и пусть думает, что отец он!

— Нет! Как только ты можешь предлагать мне такое?

— Ну ладно. — Дейзи обняла Селену. — Не унывай. Если хочешь здесь работать, ты не должна иметь похоронного вида.

— Но ты же сказала…

— Выход еще есть, лапочка. Я знаю одного «доктора» на бульваре Мажента, он помогает девушкам избавиться от подобной беды. Если, конечно, не зашло слишком далеко. У него есть одно лекарство — воняет страшно, но через день или около того тебя вывернет наизнанку. Должно сработать…

Она резко прервала разговор, потому что в дверь постучала мисс Мэри.

— Мистер Ворт просит вас задержаться… Новое платье для графини де Кастильоне.

— Буду через несколько минут, — удалось выговорить Селене. Потом, после того, как шаги мисс Мэри затихли, она попросила Дейзи опять зашнуровать ее. — Как можно туже.

— А какая-нибудь другая манекенщица не может?

— Нет, — раздраженно сказала Селена. — Здесь никто не должен подозревать ни о чем.

— Тогда ты должна встретиться с этим «доктором» как можно скорее. Не хочется мне уезжать и бросать тебя в такое время, но граф снял виллу в Аньере…

— Все будет в порядке, — заверила ее Селена.

Дейзи дала ей имя и адрес «доктора», крепко поцеловала и поспешила прочь.

Но до того, как Селена смогла последовать совету Дейзи, прошла еще неделя. И пошла она на это только потому, что во время очередной примерки она едва не упала в обморок. Мистер Ворт ничего не заметил, но Селене показалось, что в глазах его жены мелькнула тень подозрения.

Селена ушла из салона, когда стемнело, несколько раз сбивалась с пути, но наконец нашла заведение «доктора». Она остановилась, глядя на стеклянные сосуды, наполненные красной и зеленой жидкостью, в которых отражались огни газовых рожков. Дейзи дала ей дельный совет, но, стоя на тротуаре среди снующих прохожих, она поняла, что не сможет войти, потому что ей стыдно было открыть свое состояние незнакомому человеку и еще, может быть, потому, что она сомневалась в эффективности лекарства.

Несмотря на тупую усталость она каким-то шестым чувством осознавала, что хочет ребенка от Брайна. Брайн никогда к ней не вернется. Но ребенок — это тот, о ком можно заботиться и кого можно опекать. А если Брайна убили… Нет, она об этом и думать не хочет!

Погруженная в сбивчивые мысли, она повернула к своему дому. Она не хотела ловить экипаж или садиться в омнибус. Ей хотелось пройтись, успокоиться и выработать какой-нибудь план. Конечно, она еще немного сможет поработать. Еще остались деньги Брайна. А если удастся скопить хоть толику от жалованья, она как-нибудь перебьется.

Прежде ее переполняли стыд и чувство вины за то, что она носит ребенка, не будучи замужем. Теперь это было уже не важно. Но когда-нибудь это может стать важным для ее ребенка, — подумала она.

Мальчик будет расти с клеймом ублюдка. Не сделает ли это его жестоким и бессердечным, готовым бороться с любым оскорблением, действительным или мнимым? Брайн ощущал поддержку со стороны благородного и понимающего отчима. У ее сына и этого не будет. А если родится девочка? И девочке нужен отец…

Селена убеждала себя не заглядывать столь далеко, говоря, что когда-то все равно следует смириться со своим положением. А сейчас ей нужно вернуться домой, поесть и выспаться.

Дойдя до Итальянского бульвара, она обратила внимание на ночной парад уличных проституток. Раньше она их видела из окна кареты, когда поздно возвращалась домой. Но теперь она рассматривала их внимательнее.

Некоторые из них были одеты так же модно, как и она сама, в длинных платьях из шелка и тафты. Их гладкие белые плечи сверкали в огне газовых светильников. Другие были потрепаны, как портовые шлюхи там, в Ливерпуле, шатавшиеся по улицам около «Пристон Армс».

Иные стояли под фонарями, но большинство медленно шествовали по тротуару, при приближении любого подходящего мужчины они говорили свою цену и затем удалялись плечо к плечу с новообретенным спутником.

Селена убыстрила шаг, вновь погрузившись в свои мысли. Неожиданно раздались грубые окрики и громкий визг женщин. Спустя мгновение женщины вокруг нее начали разбегаться в разные стороны, за исключением тех, кто был слишком напуган, чтобы пошевелиться.

— Что такое? Что случилось? — спросила Селена девушку в шляпке с плюмажем, ее лицо под широкими полями казалось неестественно бледным.

— Облава, дура! Грязные легавые! Беги же, беги!

И только тут Селена заметила здоровенных полицейских в форме, смыкающих кольцо. Женщины, которых сопровождали мужчины, стояли в стороне или наблюдали за происходящим из окон кафе. Лишь некоторые проститутки смогли предъявить билет. Их отпустили, а остальных затолкали в полицейский фургон. Одна девушка зашаталась и упала, выронив большой узел. Огромный краснокожий полицейский поднял ее на ноги.

— Пустите меня! — простонала девушка. — Я прачка, вы не имеете права…

Удар по лицу прервал ее стенания. Она плюнула в офицера, тот опять ударил ее и затолкал в фургон к другим кричащим и воющим женщинам.

Селена подобрала юбки и побежала, то и дело натыкаясь на испуганных женщин… Но кольцо полицейских смыкалось — жестокое и безжалостное. Она побежала быстрее, в висках стучала кровь, корсет впивался в тело, не давая дышать. Как раз впереди была аллея. Если бы только добежать до нее!..

Но на пути к спасительному убежищу каблук зацепился за нижнюю юбку, она споткнулась, потеряла равновесие и в отчаянии закричала.

В следующее мгновение Селена почувствовала, как кто-то крепко схватил ее за плечо. Она попыталась вырваться, но скоро осознала, что силы оставляют ее.

 

21

— Успокойся, Селена!

Еще до того, как обернуться, она узнала голос Крейга Лейтимера и вздохнула с облегчением. Через несколько минут они вошли в ресторан, где Крейг должен был встретиться с друзьями за ужином.

Он представил ее компании газетчиков и их спутниц. Все еще дрожа, она уловила лишь несколько имен. Рослый, седовласый мужчина в темно-зеленом сюртуке был не кто иной, как Джеффри Фейрберн, специальный корреспондент «Лондон таймс». Роджер Гиффорд, маленький и лысоватый, был репортером «Бостон джорнал». Одна из молодых женщин оказалась танцовщицей, другая — актрисой «Комеди Франсез».

— Вы не актриса, мадемуазель? — поинтересовался Фейрберн.

— Селена манекенщица в «Доме Ворта», — опередил ее Крейг. К облегчению Селены, об облаве он не сказал ни слова.

В течение следующего часа она сидела тихо, не участвуя в разговоре о войне и политике, пока Фейрберн не сказал:

— Конфедерации крышка. Они поставили на короля хлопка, чтобы принудить Англию и Францию воевать на стороне южан, но проиграли.

— Ну конечно, — встрепенулась Селена, — но все же еще есть возможность, что Луи Наполеон пошлет войска на помощь Конфедерации.

Несколько удивленный тем, что его прервали, Фейрберн вежливо повернулся к ней:

— У императора достаточно других дел с тех пор, как французы высадились в Мексике, — сказал он. — Ну а потом, есть ведь еще и Алжир…

Остальные журналисты присоединились к спору, противореча и перебивая друг друга.

— Алжир находится под контролем Франции. Никому Долго не удавалось управлять этими берберскими племенами…

— Я как раз освещал алжирскую кампанию, когда этот кровавый мясник, генерал Сен-Арно…

Но Селену совершенно не интересовал Алжир, и она еще раз вмешалась в разговор…

— Если Луи Наполеон пошлет войска в помощь Конфедерации, он, конечно, позволит и строить корабли для Конфедерации во французских портах, а как только блокада будет прорвана и Юг получит поддержку…

— Чтобы прорвать блокаду союзников, потребуется больше, чем несколько кораблей Конфедерации, — возразил Фейрберн. — Ну, а сейчас крейсеры Конфедерации, вышедшие в море, не могут найти порты для пополнения топлива и ремонта. Возьмем, к примеру, этот случай с «Ариадной»…

— Так оно и есть, — согласился другой репортер. — Этот капитан Маккорд просто чертова сатана — прошу прощения удам, — он пытался заправляться в одном из портов на Кубе. В любом случае, он заставил побеспокоиться купцов-янки. Пробыл в море всего несколько месяцев, и уже оставил за собой огненный шлейф от Вест-Индии до Новой Англии. Это безжалостный дьявол. Говорят, что он скорее сожжет судно янки-северян, чем захватит его. Ходят даже слухи, что он пытает своих пленников.

— Это неправда, Брайн никогда не был не… — Селена говорила столь тихо, что лишь Крейг расслышал ее. Он удивленно посмотрел на Селену, но через мгновение визгливый голосок танцовщицы возвестил:

— Ах, этот капитан Маккорд! Звучит, как имя пиратов-варваров!

А актриса из «Комеди Франсез» сказала со вздохом:

— Как это романтично! Так дико и ужасно!

— Насчет конца Маккорда никакой романтики не предвидится, — сухо сказал Гиффорд. — Подозреваю, что Север захочет примерно наказать его. Так или иначе, но он закончит жизнь на виселице.

Селена резко поднялась. Сидевший рядом с ней Крейг почувствовал ее судорожное движение и, подняв глаза, увидел, как побледнели ее губы. Ее фиалковые глаза округлились и выглядели просто огромными.

— Что случилось, Селена?

Лишь спустя мгновение она смогла выдавить из себя слова, застревавшие в горле:

— Отвезите меня домой, пожалуйста.

Во время недолгого пути Крейг, к большому облегчению Селены, не пытался завязать разговор. Но когда они остановились у двери в ее квартиру, она уже знала, что не успокоится, пока не узнает правду о возможной судьбе Брайна. А Крейг, с его опытом работы военным корреспондентом, мог бы просветить ее.

Он выглядел удивленным, но довольным, когда она попросила его зайти. Но когда Крейг хотел обнять ее в темной гостиной, она оттолкнула его, зажгла лампу и сказала:

— Мне надо с вами поговорить.

Его смех был теплым и ласковым.

— Поговорим за завтраком, душенька. Ну, а сейчас, я думаю лучше заняться чем-нибудь другим.

— Пожалуйста, Крейг! Ты видел так много сражений. Нора сказала, что ты был репортером на Крымской войне, когда тебе не было еще и двадцати одного года. И еще восстание в Индии…

— Селена, уже поздно… Ты же пригласила меня сюда не затем, чтобы послушать о моих военных похождениях. — Он пристально вгляделся в нее. — Зачем ты пригласила меня?

— Ну… Я не отблагодарила тебя как следует за твою помощь. Я так испугалась, — замялась она.

Он слегка приобнял ее.

— Понимаю, что Сен-Лазар отвратительная дыра, хотя, наверное, не хуже индийской тюрьмы, куда меня упрятали на недельку. — Его карие глаза затуманились от воспоминаний. — Схватка, кавалерийская атака — это впечатляющее зрелище. Но быть запертым в клетку, как зверь, во тьме и смраде…

— Но ты же не был английским солдатом. Индийцы не имели права тебя арестовывать!

— В военное время никто не озабочен такими мелочами.

— Но конечно, американский консул за тебя заступился?

Крейг нетерпеливо мотнул головой.

— Я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать тонкости международной дипломатии. Да и ты не затем меня пригласила, не правда ли?

— Не совсем так. Я бы хотела знать — и мне нужно это знать, — что произойдет с капитаном Маккордом, если его схватят.

— Но, черт побери, Селена, ты же не шпион янки, так ведь? А может, ты разведчик Конфедерации?

— Я англичанка, и мне нет дела до того, кто победит в этой проклятой войне. Но когда мистер Гиффорд сказал, что Брайна могут повесить… Ах, это же не может быть правдой?!

— Вообще-то не похоже, но такое всегда может произойти. Не могу сказать, что меня это трогает, но о тебе этого не скажешь. Отчего, Селена? Что значит для тебя Брайн Маккорд?

И когда она не ответила, он уселся на диван, вытянув длинные ноги. Охваченная непомерной слабостью, она опустилась рядом с ним.

— Ну, давай, — потребовал он. — Ты пригласила меня, чтобы устроить перекрестный допрос. По-моему, я заслужил нескольких ответов и от тебя.

— Брайн Маккорд доставил меня во Францию на борту «Ариадны».

— Он похитил тебя и посадил на военное судно Конфедерации?

— Я заставила его взять меня с собой, когда он покинул Ливерпуль.

Не глядя на Крейга, Селена быстро рассказала о своих отношениях с Брайном и о шантаже, к которому прибегла, чтобы убедить Брайна взять ее с собой.

— Видишь ли, он очень боялся, что его корабль конфискуют.

— Боже мой! Ты столь же безжалостна, сколь красива. И безнадежная дурочка к тому же. Человек, подобный Маккорду, мог задушить тебя и бросить тело в реку Мерси, чтобы увериться в том, что ты не проболтаешься.

— Нет! Брайн совсем не такой. И своих пленных он не стал бы мучить. Вы ничего о нем не знаете.

— Я знаю, что ты любишь его! — воскликнул Крейг с яростью.

— Нет, не люблю. Больше не люблю.

— Тогда почему ты так заботишься о его судьбе? Почему не хочешь забыть его?

— Потому что… — Селена опустила глаза, — я жду от него ребенка.

В комнате повисла долгая, болезненная тишина, и когда она наконец заставила себя посмотреть на Крейга, то поразилась опрокинутому, болезненному взгляду его глаз. Но он спросил только:

— А Маккорд знает?

Она покачала головой.

— Я сама была не уверена до последних дней, а теперь не знаю, что и делать. Думала, что смогу жить одна, независимо, как Нора…

— Ты не одинока. — Его руки обвили ее, но на этот раз он обнимал ее нежно, без нетерпения. — Я помогу тебе, Селена, если ты позволишь.

Она отпрянула, ее тело напряглось, глаза потемнели.

— Не буду одалживаться ни у тебя, ни у кого-либо еще. Я не могу рассчитывать на то, что отплачу тебе так, как ты надеешься.

— Черт побери, откуда ты знаешь, на что я надеюсь?

— Я знаю мужчин, — усмехнулась она.

— Слушай, Селена, я действительно не отказался бы разделить с тобой ложе. Но ты так хочешь быть независимой. И может быть, ты сможешь.

— Женщине не так легко отыскать работу. Я получила прекрасное образование, свободно говорю как по-французски, так и по-английски, а после работы у мистера Ворта для меня нет секретов в мире моды. Ну и что, что все это может дать мне в смысле заработка?

Крейг задумчиво обнял ее. Потом вдруг встрепенулся:

— У меня идея! Хочу пригласить тебя пойти со мной в оперу, в пятницу.

Она с удивлением уставилась на него.

— Опера! Мы же говорили о моей работе…

— Делай, как тебе говорят, — приказал он ей. — И постарайся надеть свое самое модное платье.

Оркестр проиграл бравурную мелодию гимна Второй империи, и Селена ощутила дрожь предвкушения, когда увидела императора Луи Наполеона с императрицей, входящих в ложу. Она знала, что император запретил революционную «Марсельезу» и заменил ее на «Расставание на пути в Сирию»: «Молодой и прекрасный Дюнуа пришел просить у Мари…»

Гимн повествовал о мольбе красивого французского рыцаря, отправлявшегося в крестовый поход, и она автоматически переводила его слова на родной язык: «Великая бессмертная королева… что я могу любить самую красивую служанку и быть при том самым доблестным рыцарем…»

Когда последние звуки замерли, Селена продолжала смотреть на королевскую ложу.

— Эжени такая милая, — прошептала она Крейгу, с восхищением глядя на статную и грациозную женщину, на ее золотисто-каштановые волосы и голубые глаза, чудесные очертания белых плеч и грудь, покрытую сверкающими бриллиантами. Император был не столь впечатляющ, ибо несмотря на достоинство и даже надменность, с которыми он себя преподносил, он был невысок, с желтоватой кожей, запавшими глазами, редкой бороденкой и набриолиненными усами.

Но Крейг не смотрел на королевскую чету.

— Вон там, смотри, — указал он. — Четвертая ложа справа. Это Мириам Сквайер. Она редактор журнала мод Френка Лесли, «Лейдиз газетт». — Затем, увидев изумление на лице Селены, он добавил: — Мы приглашены на прием в ее номер в гостинице, после оперы.

— Ты что, думаешь, она могла бы дать мне попробовать работать у нее? Делать то, что делает Нора Кендрик?

— Возможно…

— Но как тебе удалось?..

— Мы с Мириам давненько знакомы.

— А эти мужчины рядом с ней? Который из них мистер Сквайер?

— Мистер Сквайер вернулся в Нью-Йорк. И насколько мне стало известно, Мириам вряд ли долго останется миссис Сквайер. Она положила глаз на Френка Лесли, а она из женщин, которые всегда добиваются, чего хотят.

В антракте «Севильского цирюльника» Крейг проводил Селену к ложе миссис Сквайер. Симпатичная блондинка тепло приветствовала Крейга и дружески улыбнулась Селене.

— Вы оба приглашены ко мне, не забудьте, — напомнила она.

Селена почувствовала, что то было приказание королевы; вся манера поведения миссис Сквайер была такой же, что и у самой Эжени, а ее платье зеленого атласа и сверкающие драгоценности производили не меньшее впечатление, чем те, что носила императрица.

Селена была благодарна Крейгу за то, что он был рядом с ней, когда через несколько часов они вошли в номер миссис Сквайер в отеле «Лувр» на улице Риволи. Потому что хотя Селена и не знала никого из прочих гостей, Крейг был знаком с большинством из них. Он представил ее Саре Бернар, молодой стройной актрисе с каштановыми волосами, светло-голубые глаза которой ярко лучились любопытством; Жорж Санд, сменившей в этот вечер мужские брюки на платье из светло-серого атласа, а также Гюставу Флоберу, чей скандально известный роман «Мадам Бовари» Селена тайно прочла вопреки запретам своей гувернантки.

Затем к ним подошла Мириам Сквайер и отвела их в сторонку.

— В самом деле, Крейг, — сказала она, словно продолжая прерванный разговор, — для корреспондента твоего класса торчать здесь, в Париже…

Он горько усмехнулся.

— Как тебе известно, я неверно изложил факты о первой битве при Булл-Ран, сообщив, что необученные войска союзников потерпели полное поражение. Джеймс Беннет сказал, что это деморализует читателей-северян, и отправил меня сюда немного проветриться.

— Но «Геральд» не единственное издание в Нью-Йорке. Френк Лесли не упустит шанса нанять тебя на работу, — уверила его Мириам. — Поговорить с ним, когда я вернусь домой?

— Это было бы очень любезно с твоей стороны, — поклонился Крейг. — Хочу замолвить словечко за Селену, она хочет получить место в «Лейдиз газетт».

— Но почему? Я уверена, что она жемчужина салона мистера Ворта.

В голосе Мириам Селене послышалась надменная нотка.

— У меня есть не только тело, но и голова на плечах, — вспыхнула она. — Мне нужен всего лишь шанс, чтобы доказать это.

Мириам провела ее на балкон, величественным жестом отослав Крейга.

— Хочу поговорить с Селеной наедине, — пояснила она.

Стоя на балконе и глядя вниз на улицу Риволи, Селена ощущала, что ей недостает ободряющего присутствия Крейга. Она с удивлением поняла, в какую зависимость от него попала, начиная с той ночи, когда он спас ее от полицейской облавы.

— Ну, а что же вы написали? — спрашивала меж тем Мириам. Когда Селена замялась, она сказала: — У нас достаточно корреспонденток, пишущих сентиментальные стишки и о премудростях домашнего хозяйства.

Селена почувствовала сталь в ее мягкой, убаюкивающей манере разговора. Может быть, Мириам и увлечена Крейгом, но она не позволяет страсти влиять на деловые соображения.

— Никогда не писала стихов, ни сентиментальных, ни каких-либо других, — отчетливо сказала Селена. — И как вести домашнее хозяйство, тоже совсем не знаю. Но я знаю все о последней моде в «Доме Ворта». — И она рассказала Мириам Сквайер о своем образовании, свободном знании французского и английского языков.

— Я могла бы дать вам попробовать, — выслушав ее, проговорила Мириам. — Но журналистика — дело серьезное. Говоря откровенно, я порекомендовала бы вам остаться на прежнем месте.

Селена колебалась, прикидывая, чего ждать от этой женщины, но затем дала волю азартной черточке собственной натуры и решила рискнуть.

— Я не могу больше демонстрировать модели, — сказала она. — Я жду ребенка.

Некоторое время Мириам в молчании смотрела на нее. Хотя Селена не опустила глаз, ее пальцы судорожно стиснули ручку веера из слоновой кости.

— В вашем положении виноват Крейг? — спросила наконец Мириам.

— Вовсе нет. И я не считаю, что моя личная жизнь имеет какое-либо отношение к работе.

В обычных обстоятельствах она никогда не стала бы говорить так, только натянутые нервы могли объяснить подобные высказывания.

Но, к ее удивлению, у Мириам это вызвало смех.

— Да вы с характером. Это, наверное, из-за ваших огненных волос. Но накидываться на меня не надо. Если, конечно, вы хотите со мной работать.

— Так вы дадите мне шанс, да?

— Хорошо, я посмотрю некоторые образчики вашего труда. Принесите их через два-три дня: я не задержусь в Париже.

Селена почувствовала слабость и облегчение.

— Непременно. И простите меня за резкость. Это все потому, что моя личная жизнь не имеет ничего общего с…

— Мужчина может разделить свою личную жизнь и дела, — прервала ее Мириам. — Ну и некоторые женщины тоже. — Она пристально посмотрела на Селену. — Скажите, вы не вдова? Эта ужасная война сделала вдовами так много молодых женщин.

— Я никогда не была замужем, — тихо сказала Селена. — Но отец моего ребенка сражается на войне. На стороне конфедератов.

Мириам тепло улыбнулась.

— Я сама родилась и выросла в Нью-Орлеане, — сообщила она.

Наконец Селена поняла, почему выговор Мириам звучал как-то очень знакомо. Брайн говорил так же протяжно и лениво. На мгновение она почувствовала легкий укол желания и сладкую горечь боли.

— За все прошедшие часы, — прошептала она. — За все мили, разлучающие…

— Не присоединиться ли нам к остальным? — предложила Мириам.

Селена с нахмуренным лицом пошла за ней следом. Брайн покинул ее, но она носит его ребенка и предпримет все необходимое, чтобы сделать его будущее надежным.

 

22

Был конец октября…

Возвращаясь вечером домой, Селена почувствовала в воздухе морозную сырость, обещавшую скорый снег. Поднимаясь по ступенькам к своей квартирке, она понимала, что погода не имеет для нее значения, поскольку не собиралась выходить — ни сегодня, ни в последующие несколько дней.

Уходя из «Дома Ворта», она почувствовала тупую, ноющую боль внизу живота. В карете начались первые резкие схватки. А теперь, едва она добралась до лестничной площадки третьего этажа, боль окончательно пронзила ее. Одной рукой она стиснула ридикюль, в котором лежали заметки о последних модах Парижа, а другой судорожно схватилась за перила.

Боль утихла… Селена, стараясь дышать поглубже, одолела последний пролет. Из квартиры Крейга доносился гул мужских голосов. Женщина услышала: Максимилиан, Шарлотта, Бенито Хуарес, Веракрус, Чапультапек… Они обсуждали попытки Луи Наполеона убедить эрцгерцога Австрии, Максимилиана, занять мексиканский престол.

Чувствуя себя страшно одинокой, Селена хотела постучаться к Крейгу, но жестко напомнила себе, что ей еще нужно успеть доработать свои заметки для «Лейдиз газетт», а акушерка, мадам Турнель, говорила ей, что первые роды могут тянуться часами.

Войдя в квартиру, она зажгла керосиновую лампу и, сняв тяжелое одеяние, помогавшее ей в последние месяцы скрывать полноту, принялась за работу. Она почти уже закончила писать, когда новый приступ боли пронзил ее. Селена закусила нижнюю губу. Ручка выпала из рук. За окнами кружились первые снежинки.

Друзья Крейга уходили, и она слышала, как они топали по лестнице, все еще обсуждая положение в Мексике. Когда боль отпустила, ей удалось добраться до двери, и она позвала Крейга.

— А, Селена, — сказал он, входя. — Похоже, ночка будет холодной. Я растоплю тебе печку.

Увидев ее лицо, он подошел и обнял ее.

— Пожалуйста, пошли за акушеркой, ее адрес записан здесь, на столе, — мадам Турнель…

Он повиновался с неохотой.

— Что это за бумаги?

— Мои заметки… демонстрация мод мистера Ворта… будь осторожен, не опрокинь чернила.

— Ты хочешь сказать, что работаешь над обзором мод? В твоем-то положении?

Не дожидаясь ответа, он сунул бумажку с адресом акушерки в карман и довел Селену до спальни.

— Ложись в постель, — приказал он. — Здесь довольно холодно. Может быть, лучше растопить печку, пока я не ушел?

Она вскрикнула, почувствовав судороги, потом ощутила поток горячей жидкости, хлынувшей по ногам.

— Сейчас же, — простонала она. — Иди сейчас же!

Когда он ушел, ей удалось освободиться от одежды и вытереться, а потом надеть просторную фланелевую ночную рубашку. Она забралась под одеяло и, дрожа, скорчилась под ним.

Если бы только мадам Турнель поторопилась, — думала она. Но Крейг возвратился и сказал, что акушерку вызвали к другой роженице.

— Послать за доктором? — спросил он.

— Конечно, нет, — решила Селена, стараясь говорить уверенно. — Ребенок, может быть, и до утра не родится.

— Ради Бога, — взмолился Крейг, и его лицо напряглось в беспокойстве, — что-нибудь можно сделать?

— Подбрось немного угля в печку, — сказала Селена.

Он повиновался и затем вернулся к ней уже без пиджака. Он тяжело дышал, и, как она подозревала, не оттого, что возился с углем.

— А твоя подруга, Дейзи, ты не хочешь, чтобы я за ней послал?

— Нет. Сегодня вечером она идет в театр. Ты мог бы послать ей записку завтра, после того, как… О Боже!

Новый приступ боли сотряс ее. Она вытянулась, и Крейг взял ее за руки. Их пальцы сплелись. Но сжимая руки Крейга, она видела лицо Брайна.

Она стиснула зубы, боясь произнести его имя.

Брайн, который, может быть, в это время стоял на капитанском мостике «Ариадны», под звездным тропическим небом, наблюдая за озарявшим море заревом, когда корабль северян пылал в огне. Или же он томился в оковах на борту какого-нибудь военного корабля федералов?

Она отбросила думы, когда боль ослабла и Крейг отпустил ее руки. Он смочил полотенце в тазу, стоящем на туалетном столике, чтобы вытереть ей лоб, и откинул назад волосы.

После полуночи пришла акушерка, но и после ее прихода Крейг не торопился уходить. К счастью, коротенькая крепкая женщина была непреклонна.

— Мужчине здесь делать нечего. Давай-ка отсюда, сейчас же. У нас тут свои дела.

— Она права, — сказала Селена.

Крейг наклонился, поцеловал ее в щеку и ушел.

— Ну, так-то лучше, — удовлетворенно вздохнула мадам Турнель, закатывая рукава и надевая накрахмаленный белый передник поверх платья. — В любом случае, ты счастливая, моя крошка. Твой муж так предан тебе. Бедный малый, кажется, он страдает, как и ты. — Она тщательно вымыла свои маленькие пухлые ручки. — А почему бы ему немножко не помучиться? Свое-то он получил.

— Но ведь он не… — Селена сразу же умолкла, потому что не имело значения, что подумает акушерка. Ничто вообще не имело смысла, кроме страшной боли, которая подступала все ближе, так что у Селены практически не было времени перевести дух между схватками.

Где-то вдали, за красным туманом муки, она услышала голос акушерки, говорившей:

— А ну-ка, тужься, надо помочь ребенку появиться на свет, давай-ка…

— Я не могу…

— Ты должна, ну давай еще, так…

Селена была охвачена неодолимой болью, которая опустошила ее, лишая сил.

— Мальчик — такой красивый, крупненький!

Резкий, недовольный голос ее ребенка был последним звуком, который она слышала перед тем, как обессиленно провалиться в сон.

На следующий день в дверь позвонила Дейзи и принесла чудесную колыбельку, украшенную таким количеством кружевного шитья и атласных лент, что когда туда положили ребенка, он оказался совсем не виден за ними.

— Я послала за женщиной, которая за тобой присмотрит, — сказала Дейзи. — Племянница моей кухарки.

— Это очень мило с твоей стороны, Дейзи, но у меня нет комнаты для прислуги, и, кроме того, мне нечем ей заплатить.

— Андре оплатит счет, — сообщила Дейзи с довольной ухмылкой. — Заодно со всем оплатит. Он прекрасно содержит меня и никогда не спрашивает, на что я трачу деньги.

— Даже если и так, я не могу принять этого…

— Послушай, ты пока не можешь сама позаботиться о себе и ребенке. Неужели ты и в таком ужасном положении собираешься охотиться за этими историями для «Лейдиз газетт»?

— Ну конечно.

— Ты что, собираешься таскать за собой ребенка по всем этим салонам, да?

В словах Дейзи была своя логика, и Селена сдалась. Удовлетворенная победой, Дейзи надела свое красное расшитое бархатное пальто и, поцеловав Селену и пообещав зайти завтра, удалилась в кипении кружевных юбок, оставляя за собой аромат «Пармских фиалок».

— Эта колыбель занимает здесь половину места, — заметил вошедший Крейг. — Не думаю, что у наследника престола кроватка лучше.

— Вот уж не поверю, что наследник престола так же красив, как мой Кейт.

— Кейт?

— Я назову его в честь своего отца, — сказала Селена.

Крейг задумчиво смотрел в окно на покрытые снегом ветви деревьев в палисаднике у дома.

— У ребенка должно быть не только имя, но и фамилия, — сказал он наконец, повернувшись к Селене.

— Мириам Сквайер посоветовала мне назваться вдовой. Я ношу фамилию Хэлстид, и мой ребенок тоже будет носить ее.

— Ну а потом, когда он подрастет и сможет задавать вопросы?

Селена откинулась на подушки.

— Я не знаю.

Он подошел к ней и взял за руку.

— Лейтимер — это хорошая фамилия. И весьма уважаемая в Бостоне. Кейт Лейтимер. Хорошо звучит, не находишь?

Ее глаза увлажнились слезами.

— О, Крейг! Ты так много для меня сделал. Помог мне найти работу. И потом, прошлой ночью… но я не могу позволить…

— Позволить мне? Но Селена, ведь ты знаешь, что я люблю тебя. Тебе нужен мужчина, который бы заботился о тебе.

— Нет, — упрямо возразила она. — У меня есть работа.

— Не надо было мне представлять тебя Мириам Сквайер. Тогда бы ты, может быть, зависела от меня.

При этих словах она приподнялась на взбитых подушках.

— Ах, ты как раз мне напомнил. Мне сегодня нужно сдавать материал, чтобы он успел на следующий пароход в Нью-Йорк.

— Придется сказать тебе, чтобы ты сама об этом позаботилась, раз уж ты чувствуешь себя такой независимой. — Он рассмеялся, увидев ее изумленный взгляд. — Ладно, лежи-ка спокойно и отдыхай. Я распоряжусь, чтобы твой отчет послали Мириам Сквайер.

Всю эту зиму и весну 1864 года Селена все более и более погружалась в свою работу. И хотя присланная Дейзи молодая женщина, Берта, была очень полезна, Селена все же жалела о том немалом времени, которое она проводила без ребенка.

Не без помощи пожилого знатного поклонника Дейзи, Селена сумела получить доступ к постоянной череде балов, приемов и музыкальных вечеров, так что к лету она публиковала сообщения не только о парижской моде, но и об общественной жизни столицы, и ее жалованье неуклонно росло.

Но с приходом лета она столкнулась с новой проблемой. Поскольку император с императрицей совершили свой ежегодный переезд из Фонтенебло в Сен-Клу, а за ними последовал двор и сливки парижского общества, Мириам Сквайер сообщила Селене, что ей придется посещать эти элегантные вечера.

— А в сентябре мне все время придется ездить в Биарриц, — рассказывала она Дейзи. — Берта не хочет уезжать — у нее здесь, в Париже, парень. А мне противна даже мысль о том, чтобы доверить Кейта разным там мамкам и нянькам.

После долгих поисков Дейзи подыскала место для ребенка у четы Прене. Месье Прене работал привратником в одном из имений графа, которое было расположено всего в двух часах езды в карете от Парижа.

— У его жены есть и свои дети, — сказала Дейзи. — Она примет Кейта и позаботится о нем. За городом ему будет гораздо лучше, а то я слышала, что летом Париж вреден для здоровья детей.

А когда Селена спросила совета у Крейга, тот полностью согласился с Дейзи, сказав:

— Барон Хаусман предпринимает множество усилий для улучшения санитарных мер в городе, но уровень детской смертности все еще поразителен.

Итак, в начале июля Селена отвезла Кейта в имение, пообещав мадам Прене, что будет часто навещать ребенка. Несмотря на то, что полненькая улыбающаяся женщина, а также ее чисто убранный дом и красивый пейзаж, окружавший имение, произвели на нее благоприятное впечатление, она ужасно тосковала по Кейту, когда уезжала, и даже ее еженедельные посещения не облегчали боли расставания.

Перед самым отъездом в Биарриц в середине сентября она в очередной раз поехала в имение и увидела, что Кейт здоров и счастлив. Малышки Прене баловали его, обращаясь с ним как с маленьким братцем.

— Через несколько недель я вернусь, — сказала Селена мадам Прене. — Через несколько недель, — повторила она, наполовину убеждая себя.

Но даже говоря это, она предчувствовала совершенно безотчетно какую-то беду. Она подошла, чтобы обнять сына, но он вцепился в мадам Прене, прижался к плотному телу женщины и закричал:

— Мама!

Селена, с трудом сдержав слезы, взяла ребенка на руки и коснулась губами его темных, густых волос. Она убеждала себя, что ее работа хотя и отдаляла ее от сына, все же помогала обеспечить надежное будущее для них обоих.

Вернувшись в город, она набросила легкую шелковую накидку и уныло начала собираться в дорогу. В восемь зашел Крейг и пригласил ее на обед. Заметив выражение ее лица, он спросил:

— В чем дело? Ребенок заболел?

Она покачала головой.

— С Кейтом все в порядке. Он вырос и окреп. А сегодня я слышала его первое слово… — И мгновение спустя она расплакалась, к своему собственному удивлению.

Крейг обнял ее и спросил:

— Селена, милая, что с тобой?

— Не знаю… Не хочу ехать в Биарриц — он назвал мамой мадам Прене — чужую женщину…

— Ну, чужой ее вряд ли можно назвать, — тихо сказал он. — Думаю, что тебя должно радовать, что Кейт любит ее, ведь она заботится о нем…

Селена постепенно успокоилась, но все еще оставалась в объятиях Крейга, склонив голову на его грудь. Его объятие стало крепче… Тепло большого, стройного тела, прижимавшегося к ней, пробуждало в ней чувства, дремавшие все эти месяцы.

— Нет, — сказала она дрожащим голосом. — Мы не должны…

— Почему нет? — В его голосе прорывалось нетерпение. Ты женщина, и хочешь того же, что и я…

Крейг поднял ее и прижал к себе, накидка упала, обнажив ее плечи и грудь. Он наклонился, и его губы обожгли ее кожу, а язык щекотал соски. Ее руки обвились вокруг него.

— Селена, я хочу тебя! Так долго хочу.

Она пыталась протестовать, отбиваться, но влажная и неодолимая нега желания, поднимавшаяся в ней, была слишком сильна. Он отнес ее в спальню, срывая с нее шелковое белье и сбрасывая одежду с себя. Они вытянулись на кровати, и он набросился на нее, оглаживая руками прелестные округлости ее тела. Она взглянула в его глаза и увидела в них желание и голод страсти.

Он мягко вошел в нее, и она на мгновение почувствовала напряжение, рассудок ее сопротивлялся его вторжению, но когда он начал медленно двигаться, смакуя каждое движение, ее тело отозвалось ему. Она ответила движением губ, руками, каждой частицей тела.

На пике оргазма она почувствовала, как он откинулся назад, услышала его прерывистое дыхание, он повернулся к ней спиной, но она увидела, как его сотрясает дрожь.

Возбужденная, она прижала свое пылающее лицо к его спине, влажной от пота, и охватила его руками. И обнимала его до тех пор, пока он тоже не кончил.

Потом они лежали, тесно прижавшись друг к другу, ее головка покоилась на его плече. Она приподнялась и погладила его по щеке, чувствуя сладкое удовлетворение и переполняющую ее нежность. Ее тронуло, что на самой вершине своего желания он думал о том, как защитить ее от возможных последствий их любовной игры.

— В следующий раз я подготовлюсь получше, — сказал он с полуулыбкой. — Я и надеяться не смел, что ты захочешь…

— Я знаю, — кивнула она, кинув на него дразнящий взгляд. — Ты ведь забежал только для того, чтобы пригласить меня пообедать, ведь ты так сказал…

Он повернулся и облокотился на руку; улыбка сошла с его лица.

— За обедом я хотел тебе кое-что сказать… «Геральд» посылает меня в Алжир.

Она инстинктивно подалась к нему.

— О нет, Крейг, ты мне нужен! Зачем тебе уезжать?!

— Боюсь, что придется. Но я вернусь раньше, чем ты думаешь. А потом… — Голос его стал низким и страстным. — Селена, в прошлый раз я просил тебя выйти за меня замуж, а ты сказала, что моя любовь и забота тебе не нужны. С практической точки зрения ты была права. Ты доказала, что сможешь сама о себе позаботиться, что сможешь заработать на пропитание себе и ребенку. Но ты знаешь, что это далеко не все, что тебе нужно, дорогая. То, что у нас было, было хорошо, а будет еще лучше!

Она не могла отрицать правоту его слов. Но сейчас, лежа с ним рядом, расслабленная, наслаждаясь воспоминаниями о его сильном, стройном теле, слившимся с ее телом, она не хотела думать об этом. Она отвечала ему со страстью, которую не могла бы чувствовать ни к какому иному мужчине, кроме Брайна.

Брайн…

Она встала с кровати и накинула пеньюар.

— Селена, это что такое? Иди сюда…

Она надела пеньюар, затянув пояс на талии.

— На обед ты опоздал, — улыбнулась она. — Хочу тебе кое-что приготовить. — Она расчесала волосы и стянула их лентой. — Тебе может и невдомек, но я отлично готовлю омлет. Я привезла корзину свежих яиц из-за города и еще сыр.

Они ели в гостиной, за маленьким круглым столом у окна, потом пересели на диван пить кофе.

— Я же говорила, что умею готовить… — начала было она.

— Погоди, Селена, — остановил он ее. — Пора тебе прекратить держать меня на расстоянии. Подумай перед тем, как ответить мне. Завтра ты уезжаешь в Биарриц, а через несколько дней я уеду в Алжир. До того, как проститься, нам надо решить многое. — Он говорил спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, но она заметила, что его глаза горели желанием. — Я знаю, что ты пока еще не любишь меня. Но я нравлюсь тебе, и то, что у нас с тобой было сегодня, тебе понравилось. Так ведь?

— Я не могла и мечтать о таком…

Она познала не раскаленную вспышку страсти, как то было с Брайном, полное слияние тела и духа, стремительное насилие. Но их с Крейгом объятия были теплыми и полными удовлетворения.

— Так почему же ты не соглашаешься выйти за меня замуж?

— Потому что любовь больше чем замужество… К тому же когда женщина выходит замуж, она отдает часть себя. Моя работа важна для меня. Я не могу ее бросить и заниматься только домом.

— Я и не прошу тебя бросить работу. Слушай, я все распланировал. Я обращусь в «Геральд» по поводу работы редактора в отделении Нью-Йорка. Я уже прощупал это дело и знаю, что хочет Джеймс Беннет. А что касается тебя, в Нью-Йорке для тебя в избытке найдется светских новостей, о которых можно поведать миру. А летом мы сможем поехать в Ньюпорт или Саратогу.

— Мы?

— Мы с тобой и твой сын.

В эту минуту ее охватила теплая волна нежности, побудившая ее взять руку Крейга и прижать к своей щеке.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Как может быть иначе, когда ты такой добрый, такой благородный. Ну, а как же твоя работа? Все эти годы ты был военным корреспондентом. Конечно, работа редактором в конторе «Геральд» в Нью-Йорке покажется тебе скучной. Тебе будет не хватать новизны и блеска всех этих дальних стран.

Крейг внимательно посмотрел в глаза любимой.

— Я насмотрелся войны сверх меры, Селена. Мужчины, умирающие от дизентерии и холеры в палаточных госпиталях в Крыму. Ампутация без обезболивания. А в Индии, во время восстания сипаев… Новизна? Блеск? Беззащитные пленные, сжигаемые заживо, распинаемые, замученные… А зверства в Коунпуре… — Голос его дрожал, а пальцы сжимали ее руку до боли. — Да и не только мужчины. Женщины и дети, разорванные на куски и брошенные в колодец. Я был с британскими войсками, когда они отбили Коунпур через два дня после резни. Если ад существует, хуже там не будет.

— Крейг, не надо…

— Прости меня, Селена. Я только хотел, чтобы ты поняла, как ты не права, думая, что я чем-то пожертвую, если соглашусь на работу в Нью-Йорке.

— Но если дело обстоит так, — начала она, все еще глубоко потрясенная, — почему же ты сейчас должен ехать в Алжир?

— Ну, это восстание долго не продлится. Француз, находящийся в оппозиции к императорскому режиму, подбивает на восстание горстку берберских племен и наемников. Кроме того, это моя последняя дальняя командировка. Потом я вернусь, чтобы жениться на тебе.

— Но я еще не решила… Не могли бы мы подождать, пока ты вернешься, а потом я отвечу окончательно? Мне нужно время подумать…

— Это из-за Брайна Маккорда, не так ли? Вот почему ты колеблешься? Селена, это глупо. Сколько еще ты будешь носиться с этой романтической иллюзией, отказываясь от настоящего счастья? Забудь же его, я заставлю тебя забыть…

Он схватил ее за руки.

— Скажи, что выйдешь за меня, Селена. Скажи! Обещаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива.

— Я… Я выйду за тебя, Крейг.

…В этот теплый золотой сентябрь Биарриц был заполнен состоятельными, модно одетыми дамами и их спутниками. Возможно из-за того, что это маленькое селение находилось так близко к испанской границе, императрица, которую многие ее поклонники все еще называли «испанкой», очень любила это место.

На своей вилле Эжени и члены ее двора пренебрегали формальностями Тюильри и запросто выезжали на пикник в леса, где Проспер Мериме, старый друг императорской семьи, готовил гаспачо и другие испанские деликатесы для королевских гостей. Эжени организовывала морские прогулки на маленьком пароходике «Муэтт», во время которых она снимала свои изысканные одеяния и носила простую черную шелковую юбку, открывающую стройные лодыжки, и красную фланелевую блузку.

Но с наступлением темноты некая степень формальности все еще соблюдалась. Селена обнаружила это, прибыв на бал в дом миссис Уильям Маккендри Гвен, сопровождаемая Мириам Сквайер, которая опять приехала во Францию с кратким визитом.

— Вы прекрасно проведете время, — заверяла Селену Мириам. — Миссис Гвен обычно удается пригласить очень интересных гостей.

Она сообщила, что миссис Гвен была женой бывшего сенатора из Калифорнии, ярого сторонника конфедератов.

— Здесь его, конечно, сегодня не будет, — сказала Мириам, пока карета катилась по дороге, тянущейся вдоль океана. — Он уехал в Мексику, где занимается устройством колонии для поселенцев Конфедерации, которые захотят эмигрировать после войны.

— Вы тоже считаете, что дело Конфедерации проиграно? — спросила Селена.

— Нам не следует говорить о таких печальных вещах. Селена, я была рада узнать, что вы с Крейгом собираетесь пожениться. И вы найдете достаточно материала для статей о светской жизни в Нью-Йорке, уверяю вас, — все эти миллионеры, нажившись на войне, так и рвутся к развлечениям.

Карета свернула на извилистую дорожку, ведущую к вилле Гвенов.

— Вы, наверное, скучаете по Крейгу, пока он в Алжире?

— Да, конечно.

— Может быть, я смогу чем-нибудь вам помочь. — Заметив удивление Селены, она продолжала: — Что бы вы сказали, если бы я направила вас в Алжир, по заданию моего журнала?

— Что за задание?

Мириам с удовлетворением наблюдала нескрываемое изумление Селены.

— Вы знаете, что современные женщины ныне интересуются не только модой. Их теперь интересует, как живут женщины в далеких странах, при этом чем больше экзотики, тем лучше. Если бы вы смогли немного написать о женщинах Алжира. — Она засмеялась. — Немного о жизни в гареме. Это наверняка повысит тираж журнала. В хорошем смысле, как вы понимаете. Но и немного изюминки тоже не повредит.

— Я не уверена… — начала было Селена. Ей бы очень хотелось расширить рамки своих наблюдений, но она рассчитывала через несколько недель вернуться в Париж, чтобы повидать сына. — Может быть, обсудим ваше предложение подробнее после бала?

— Разумеется, — согласилась Мириам, когда карета подъехала к вилле, освещенной цветными китайскими фонариками, развешанными в саду среди деревьев. В нежном вечернем воздухе до них доносились приветствующие их раскаты польки.

Двери залы были распахнуты настежь, и гости могли видеть залитую луной террасу, украшенную цветами в горшках и мраморными статуями. Мириам не замедлила представить Селену миссис Гвен, пышной, величественной даме, даже в зрелом возрасте все еще сохранившей очарование и грациозную легкость прекрасной южанки.

— Журналистка? — Миссис Гвен зорко взглянула на Селену. — Такая молодая и хорошенькая и такая талантливая? Ну, так она же твоя протеже, дорогая Мириам. Меньшего я и не ожидала.

Миссис Гвен обвела взглядом танцующих.

— Конечно, прием не так уж грандиозен. Ну, да ладно, — продолжала она с лукавинкой в глазах. — Уверена, что смогу преподнести вам сюрприз. Что-нибудь для вашей новой статьи. — Она вздохнула. — Я еще помню заметки в газетах о костюмированном бале, который дали мистер Гвен и я там, в Вашингтоне, как раз перед началом войны. На нем присутствовал президент Бьюкенен, а отчет о бале появился в «Вашингтон стар»…

Она прервалась, поскольку в комнату вошел слуга в темно-синей ливрее и подошел к ней, стараясь привлечь ее внимание. Миссис Гвен повернулась к нему, он что-то тихо сказал ей, и его слова потонули в звуках польки. Селена увидела, что хозяйка явно обрадовалась.

— Сегодня у нас особый гость, — сообщила она. — Один из тех, кому наша Конфедерация многим обязана. Чудесный герой, и весьма кстати.

Она грациозно прошествовала к дверям.

— Леди и джентльмены! Брайн Маккорд, капитан крейсера «Ариадна». И некоторые из его обворожительных офицеров.

Селена не присоединилась к буре аплодисментов, разразившейся над залом. Она была парализована, не могла даже шевельнуть рукой и глубоко вздохнуть. Она лишь стояла как вкопанная и смотрела на Брайна, разодетого в серо-золотую форму, внимающего представлению миссис Гвен и затем прошествовавшего вперед с молниеносной грацией пантеры, столь хорошо памятной Селене. Он сказал несколько общих слов в ответ на аплодисменты гостей миссис Гвен.

— Позвольте не нарушать ход вашего праздника, — закончил он.

Оркестр перешел на легкий вальс, и тут Брайн заметил Селену. Когда миссис Гвен представляла их друг другу, Селена постаралась сдержать себя.

— Миссис Сквайер — редактор «Лейдиз газетт» Лесли, а миссис Хэлстид — талантливая журналистка.

— Миссис Хэлстид, — повторил Брайн с явным ударением на слове «миссис».

— Эта ужасная война, — тихо пояснила Мириам. — Наша милая Селена овдовела в первые же месяцы конфликта…

Черные брови Брайна изумленно взметнулись, но говорил он уважительным тоном:

— Мои соболезнования, мадам. Однако, поскольку больше не носите траур, надеюсь, вы не откажете мне в удовольствии пригласить вас на этот вальс.

Селена подумала, что это настоящий кошмар, когда не можешь ни говорить, ни бежать. Но ей следовало бы уйти, пока ее не захлестнет волна поднимающихся чувств.

— Уверена, что миссис Хэлстид с удовольствием потанцует с вами, капитан Маккорд, — мягко улыбнулась миссис Гвен.

— Но я… — начала Селена, но Брайн уже взял ее под руку и увлек к центру зала; он обнял ее крепче, когда темп вальса ускорился.

Она на мгновение увидела, как другие гости расступились, глядя на них, и осознала, что большинство молодых дам смотрят на нее с неприкрытой завистью.

Селена держалась прямо, двигаясь как машина, стараясь не дать волю чувствам, борясь с подступающей теплой слабостью, которая грозила заставить ее забыть про обещание, данное Крейгу, и про их планы на будущую совместную жизнь.

 

23

— Пусти меня, Брайн!

Он улыбнулся ей.

— Похоже, мы танцуем в первый раз, — мягко сказал он. — Не смотри на меня так, любовь моя. Все же смотрят на нас.

— Я не хочу с тобой танцевать…

— Не устраивай сцен, — шепнул он ей, и его серые глаза заблестели от возбуждении.

— Если ты не хочешь сцен, проводи меня к одному из вон тех кресел. Уверена, что любая из этих чудных конфедераток с удовольствием потанцует с тобой.

— Вы мне льстите, миссис Хэлстид. Не скажете ли мне, действительно ли ваш неудачливый супруг сложил свою голову за дело Конфедерации?

Селена попыталась высвободиться, но руки, охватившие ее талию, казались стальными. Вокруг них в вальсе закружились и другие пары. Ее охватила дрожь, а он продолжал:

— Прости, что напомнил тебе о твоей тяжелой утрате. Ты выглядишь совсем потрясенной. Может быть, глоток свежего воздуха поможет тебе? — И он провел ее, вальсируя, на террасу, где лунный свет посеребрил мраморные статуи, а с пляжа доносился рокот волн.

Он притянул ее к себе, и она почувствовала, как пуговицы его формы впиваются в ее плоть сквозь легкий шелк платья.

— Я уже почти отказался от приглашения миссис Гвен на сегодняшний прием, — засмеялся он. — Откуда мне было знать, что ты будешь здесь? — Он откинул ее назад, поддерживая рукой, его рот искал ее губы, но она отворачивалась.

— Ну же, Селена, разве так встречают моряка, вернувшегося с войны?

Было бесполезно даже пытаться сопротивляться ему. Она позволила себе расслабиться и дать поцеловать себя. Пусть он поцелует ее и обнимет. Она не будет с ним бороться, но и отвечать не станет. Нельзя поддаваться даже на мгновение сильному порыву своей чувственности, сладкому, горячему желанию…

Позади них послышался шорох и мужской голос. Селена поняла, что еще одна парочка вышла подышать и они с Брайном здесь не одни. Она почувствовала, что его хватка слегка ослабла, но и этого было достаточно, чтобы она сумела выскользнуть, подхватить юбки и сбежать по каменным ступенькам в сад, освещенный цветными китайскими фонариками. Дальше в лунном свете виднелись густые заросли, и она поспешила укрыться там, хотя ветки цеплялись за нежные кружева юбки и царапали лицо. Она слышала за собой шаги Брайна, слышала, как он звал ее, но молча продолжала идти под сенью деревьев и дальше по скалистому уступу, ведущему к пляжу.

Звук волн был теперь глуше, и она ощутила на губах дуновение солоноватого бриза. Потом она зацепилась каблуком своих атласных туфель за камень и упала на колени. Спустя мгновение рядом с ней оказался Брайн.

— Ты не поранилась?

Она качнула головой. Он подошел и помог ей подняться.

— Ты уверена, любовь моя?

— Со мной все в порядке… Или, по крайней мере, так будет, если ты оставишь меня в покое. — Она дрожала, ее волосы в беспорядке падали на плечи.

— Хватит притворяться, — потребовал он. — Ты могла убежать назад, в зал. Вместо этого ты убежала прочь от гостей, зная, что я последую за тобой.

— Это неправда.

«А может, правда?» — спросила она себя в отчаянии. Брайн эгоистичен и безжалостен, один раз он опустошил ее и опять поступит так же. Где же ее гордость и чувство собственного достоинства? В конце концов, где благодарность к человеку, за которого она обещала выйти замуж?

— Ты нужна мне, — говорил меж тем Брайн. — Все эти месяцы я страстно желал тебя. Никогда не думал, чтобы ты или другая женщина могли…

Потом слов не было, лишь слияние губ и вторжение его жадного языка. И яркие вспышки желания, пробегавшие по ней и будоражившие ее, пока ее руки не охватили его.

Когда он отпустил ее, она уловила триумф в его глазах.

— Ничего не изменилось — для нас обоих, — сказал он.

— Изменилась лишь я. С той ночи, когда ты удрал от меня в Париже.

— Забудь ту ночь — теперь мы вместе.

— Будь ты проклят, Брайн Маккорд! — Ее голос дрожал от ярости. — Ты думаешь, что можешь уйти, шататься по морям, палить и жечь — а потом вернуться и встретить меня с распростертыми объятиями? — Кровь стучала в ее висках, а щеки горели. — Так ты ошибся. Возвращайся на свой корабль и на свою войну!

— Я вернусь. И скоро… — Брайн сжал ее руку. — Но не теперь. — Он тихо рассмеялся. — Не Наполеон ли сказал, что женщина служит для услады воина? Я долго пробыл на войне, Селена.

Потом он с силой притянул ее к себе так, что у нее перехватило дыхание, и она почувствовала, будто тонет в волнах безысходности, все глубже и глубже погружаясь в мерцающую тьму…

— Нет, Брайн! Я не хочу, чтобы ты разрушил мое будущее, всю мою жизнь…

— Я не прошу тебя посвящать мне всю оставшуюся жизнь. Лишь несколько часов…

Он стоял, глядя на нее, и она рассматривала его лицо, озаренное лунным светом. Плотно обтянутые кожей скулы, жесткая линия подбородка, серые, блестящие глаза под темными бровями.

Лунный свет проложил серебристую дорожку на темных водах залива. Поднимающиеся ввысь скалы бросали неровную, размытую тень на песок. Брайн отпустил ее и сделал шаг назад, к этой тени, потом остановился, протягивая к ней руки.

— Иди ко мне, любовь моя.

Она отвела глаза от его лица и посмотрела на огни виллы, светящиеся наверху. Она слышала звуки вальса, разносимые ночным ветерком.

На вилле можно найти спокойную гавань, которая укроет ее от Брайна. От собственных взвинченных чувств. Но плеск волн на пляже заглушал звуки скрипок, и она уже двигалась через маленькую полоску песка, отделявшую ее от Брайна, двигалась в тень, навстречу его рукам.

Они вместе упали на песок, и он обнял ее. Он расстегнул ее корсет и стянул с нее платье, потом шелковое кружевное белье. Она откинулась на песок и, полузакрыв глаза, смотрела, как он раздевается. На мгновение ветер с моря остудил ее кожу, а потом она была охвачена его теплом. Он медлил, лаская ее, его язык трогал ее соски, пока она не закричала:

— Брайн, ну давай же, сейчас!

Ее тело выгнулось вперед, руки охватили его плечи, втискивая его в нее, приспосабливая ритм ее движений к его ритму, отдаваясь насилию, бурной, неодолимой страсти, которая привела обоих к блаженному, вулканическому завершению.

Они вскоре ушли с пляжа, и он подвез ее до гостиницы, где остановился, и там они опять занялись любовью. Она заснула в его объятиях, а его лицо утонуло в густой гриве ее волос.

Но когда она проснулась, щурясь от солнечных лучей, пробивавшихся сквозь узкое оконце, она лежала одна. Брайн уже закончил бритье и натягивал брюки.

Заметив ее изумленный взгляд, он улыбнулся.

— Уже скоро полдень, дорогая, и у меня сегодня полно дел. «Ариадна» стоит на якоре здесь, в заливе. Ей нужен полный ремонт после долгих месяцев, проведенных в море.

— Ты покидаешь меня?

— Ненадолго. Я пробуду в Биаррице не меньше двух недель. Мы проведем здесь вместе все ночи. Или у тебя другие планы? — Его брови удивленно изогнулись. — Кстати, а о чем это миссис Гвен говорила вчера вечером? О том, что ты вроде журналистка?

— Я пишу о парижской моде и светской хронике для «Лейдиз газетт» Лесли.

— В самом деле? Селена, не устаю поражаться тебе. — Он надел серый мундир и начал застегивать золотые пуговицы. — Как тебе удалось так быстро сделать карьеру?

— Я работала манекенщицей в «Доме Ворта», а потом встретила мужчину, работающего в «Нью-Йорк геральд», Крейга Лейтимера. Сейчас он на задании в Алжире. — Ей было нелегко произнести его имя, даже тяжелее, чем побороть чувство вины и стыда. — Он представил меня Мириам Сквайер…

— Так вот что ты имела в виду, когда говорила о своей новой жизни. Мои поздравления. Но почему ты называешь себя миссис Хэлстид? Что, незамужней женщине нельзя писать о последней моде?

— Это была идея миссис Сквайер, — объяснила она. — Мне вряд ли удалось бы попасть в общество, если бы я…

Он подошел к ней.

— Если бы ты — что? Ты что-то хочешь сказать мне, Селена?

Она глубоко вздохнула.

— У меня родился ребенок, Брайн.

— Никогда бы не подумал… Селена, прости меня.

— Ничего, — сказала она. — Кейт чудесный малыш. Не дождусь, когда ты увидишь его.

— Где он сейчас? Здесь, в Биаррице?

— Нет, он живет в одном семействе в пригороде Парижа. Не хотелось разлучаться с ним, даже на несколько недель. Но пришлось приехать сюда, на эти светские мероприятия.

Селена замолчала, услышав нетерпеливый стук в дверь.

— Брайн!

Только через некоторое время она узнала голос Дональда Родмана. Брайн бросил ей халат, и она быстро натянула его, завязав пояс на талии и закатывая широкие рукава.

Брайн подошел к двери и слегка распахнул ее.

— Нельзя ли обождать?

— Боюсь, что нет, — отозвался Дональд. — Хозяин гостиницы сказал, что ты здесь с женщиной, но…

Брайн распахнул дверь, и Дональд, заглянувший через его плечо, застыл в изумлении.

— Селена!

Хотя за время пребывания в море облик Дональда переменился, лицо его огрубело, волосы были выжжены тропическим солнцем почти добела, он был все таким же чувствительным, довольно застенчивым молодым человеком, совершенно ошеломленным при виде Селены с рассыпавшимися по плечам золотисто-рыжими волосами, босой и закутанной в халат Брайна. Брайн же оставался невозмутим.

— Как продвигается работа над двигателями? — спросил он. — Тебе удалось заменить треснувший цилиндр?

— У нас нет времени на замену цилиндра или других изношенных деталей. В Биарриц направляется крейсер союзников «Монтаук». Его капитан узнал о нашем местонахождении. У него на руках приказ захватить нас здесь. Он вооружен лучше нас, так что при серьезном сражении перевес будет на его стороне.

— Здесь, во французских водах, сражения не может быть, — напомнил ему Брайн. — Приведи двигатели снова в рабочее состояние, да поскорее. Потом выждем удобного случая и запустим их.

— Так не пойдет, — спокойно покачал головой Дональд. — Кроме трещин в цилиндре, еще текут уплотнения. Следует снять верхние крышки цилиндров и осмотреть поршни. К тому же в паровом котле полетели болты, клапаны вала неисправны…

— Сделай весь необходимый ремонт, и поскорее, — приказал Брайн. — Это твое дело. Тебе уже приходилось этим заниматься.

Дональд вынул из кармана своего плаща и подал Брайну большой запечатанный конверт. Брайн взглянул на печать, на мгновение задержал дыхание и распечатал конверт.

— Ты видишь, что наше время уже вышло, — сказал Дональд.

— Этот проклятый безмозглый ублюдок, — зарычал Брайн.

— Он император Франции, — вздохнул Дональд. — И он хочет, чтобы мы в двадцать четыре часа убрались из французских территориальных вод. Так сказал мне чиновник, доставивший письмо. Оно только подтверждает, что…

— А «Монтаук»? — спросил Брайн. — Ты уверен в достоверности информации о нем?

— Да, уверен. Я получил сведения непосредственно от Иветты де Реми. Ты всегда говорил, что она лучший наш агент здесь, во Франции. До сих пор ее сведения были абсолютно надежными, не так ли?

Селена вмешалась в их разговор впервые с момента неожиданного появления Дональда.

— Так Иветта — разведчик Конфедерации? Вот почему ты, Брайн, был с нею в Нассау и на балу у Жизель?

— Да, — коротко ответил Брайн. Он повернулся к Дональду. — Мы поднимем якорь до темноты. Проследи, чтобы другие офицеры и команда на берегу возвратились, да побыстрее.

— Брайн, ты, наверное, не понял, что я тебе сказал… Двигатели совершенно не готовы…

— Для морской погони или сражения. Но до ближайшего порта мы должны добраться. Это приказ.

Голубые глаза Дональда горели от ярости.

— Ты можешь командовать людьми, но не отдавать приказы машинам. — Потом, придя в себя, он добавил: — Машины работают по своим законам. Если я постараюсь провести «Ариадну» через Атлантический океан на двигателях в их настоящем состоянии, то…

— Я этого и не предлагаю. Только до ближайшего порта.

— Приказ императора дойдет до любого порта Франции. Так сказал мне доставивший письмо. Луи Наполеон не станет шутить с мощью правительства Соединенных Штатов, по крайней мере, сейчас. Джон Слайдл уже говорил нам, что четыре военных корабля, построенных на французских верфях для Конфедерации, никогда не сойдут со стапелей. Император не собирается нарушать нейтралитет ради…

— Гиблого дела? — Голос Брайна звучал холодно. — А что ты об этом думаешь?

— Не важно, что думаю я. — Дональд говорил спокойно, но с достоинством. — У меня есть свои обязанности на корабле. Я исполняю их, насколько могу, пока «Ариадна» остается на плаву. Но это долго не продлится, если не починить двигатели.

— Ладно, теперь послушай меня, — сказал Брайн. — Есть такой небольшой порт, рыбацкая деревушка под названием Санта-Клара. Она находится меньше чем в ста милях по направлению к испанскому берегу. Там нет консульства Соединенных Штатов. К тому времени, как янки разнюхают, что мы ушли туда, двигатели отремонтируют, мы загрузимся углем и провизией и выйдем в море.

— Санта-Клара? Думаю, мы действительно сможем туда добраться…

— Это наш единственный шанс, — подытожил Брайн.

— Нет, вы так не можете, — вскрикнула Селена. — Брайн, послушай, пожалуйста! Ты не можешь опять бросить меня, сейчас, когда… — Она кинулась к нему, простирая руки.

— Пожалуйста, Селена! Ты же не думала, что я останусь здесь, в порту, дожидаясь, пока французские власти задержат мой корабль.

— Мне нет дела до корабля, мне вообще ни до чего нет дела, кроме…

Дональд прокашлялся.

— Я подожду вас в гостиной, — сказал он и быстро вышел из комнаты, закрывая за собой дверь.

— Брайн, я не пущу тебя. В этот раз — нет!

— Ты слышала, что сказал Дональд? Нам нужно как можно скорее покинуть Биарриц.

— Ну, а если капитану «Монтаука» станет известно, что вы уходите в Санту-Клару, тогда что?

— Тогда мы сразимся с ним.

— Да ты с ума сошел! Ты будешь рисковать своей жизнью, и жизнью Дональда, и членов своей команды ради войны, которая уже проиграна?

— Война не проиграна, пока Юг не сдастся. А этого пока не произошло.

— Война! Ненавижу ее! Как я могла думать, что война — волнующее или романтическое событие? Крейг был прав.

— Крейг? А, тот газетчик, о котором ты рассказывала. Который так помог тебе сделать карьеру…

— Крейг рассказывал мне про Крым, про индийское восстание. Жестокость и страдания. Он сказал, что когда страдание достигает высокого накала, обе стороны забывают даже азы гуманности. Он сказал, что даже несмотря на то, что ты служишь на флоте Конфедерации, если попадешь в плен, тебя повесят за пиратство.

— Вполне вероятно, — согласился Брайн. — Но, как видишь, они еще не поймали меня.

— Брайн, не берись опять за старое. Пусть французы арестуют твой корабль, если надо. Ты будешь в безопасности во Франции, и мы будем вместе. — Она обняла его. — Пожалуйста, дорогой!

— Ты думаешь, я хочу уезжать от тебя? — Голос его прерывался. Он обхватил ее и притянул к себе так, что ее лицо приблизилось к его. — Разве ты не знаешь, как я…

Она почувствовала, как судорожно забилось сердце. В его лице было что-то, чего она никогда не видела прежде, — нежность и обожание… Наконец-то он скажет, что любит ее. Что нет ничего важнее их любви.

Потом это ощущение ушло, и взгляд его стал знакомым — чуть насмешливым.

— Если хочешь поцеловать меня на прощание, лучше поторопись. Времени у нас немного.

— Нет, Брайн, нет!

— Я возвращаюсь на «Ариадну».

— Ну так иди! Если я так мало значу для тебя.

— Нет, ты много значишь для меня, больше, чем я того желал, но все равно…

— Все равно ты уходишь. Потому что все еще надеешься, что тебя примут в тех старых прекрасных креольских семейках, которые обращались с тобой как с мусором там, в Нью-Орлеане, когда ты был мальчишкой? — Горечь поражения придавала жесткость ее голосу. — Кто знает, может, тебе это и удастся. Прошлым вечером, на балу у миссис Гвен, тебя встретили как героя. Прекрасный джентльмен, победитель в сражениях. Капитан Брайн Маккорд с «Ариадны»! Скажи, Брайн, неужели это вся твоя награда за годы унижений?

Он вздрогнул, и она почувствовала внезапное сожаление за причиненную ему боль. Но еще до того, как она хотела исправить положение, он мягко сказал:

— В звании героя есть свои преимущества. Разве не я разделил прошлой ночью ложе с прекраснейшей из блиставших на балу женщин? Ну, а если янки меня не вздернут, разве ты не будешь ждать меня на пристани, когда я вернусь?

— Не знаю, где я тогда буду! Не знаю, что произойдет со мной в ближайшее время. Ты разрушил все в моей жизни, все!

— Ну, так уж и все? Очаровательная миссис Сквайер простит тебя за неожиданный уход прошлым вечером. Сезон здесь только начался. Ты найдешь здесь множество людей, о которых можно написать.

— Я не то имела в виду! Ты ничего не понимаешь. Крейг Лейтимер любит меня и верит мне. Он хочет на мне жениться.

— И, без сомнения, женится. Так что, как видишь, ты ничего не теряешь, Селена. А когда я уйду в море, со мной, благодаря тебе, останутся некоторые чудесные воспоминания.

Он повернулся, подошел к двери и распахнул ее.

— А твой сын? О нем ты тоже будешь думать?

— Мой сын? А откуда мне знать, что он мой?

С ее губ сорвался крик боли и потрясения. Но Брайн уже повернулся к ней спиной и бросил Дональду:

— Пошли.

— Встретимся внизу, — холодно сказал Дональд.

Он подошел к Селене, взял ее за руку и отвел назад в комнату.

Там он обнял ее.

— Селена, дорогая моя. Я ничего не знал о ребенке.

— Брайн тоже не знал до сегодняшнего дня. — Она пыталась побороть слезы. — Не надо было мне вообще говорить ему об этом. Ему все равно. Он даже не верит, что Кейт — его ребенок.

— Я тебе верю, — кивнул Дональд. — И Брайн поверит, когда со временем придет в себя. Он говорил в раздражении. Последние месяцы он постоянно находится в страшном напряжении. А теперь занят мыслями о спасении «Ариадны». Если нам придется встретиться с «Монтауком» в бою, наш корабль не имеет никаких шансов.

— Корабль! Он стоит между нами с той самой поры, как Брайн стал командовать им. А до того была Иветта. Никогда я не буду на первом месте для Брайна… Никогда!

Дональд изумленно взглянул на нее.

— Иветта де Реми? Но я думаю, ты никогда не предполагала, что Брайн и она… Разве даже и теперь ты не понимаешь этого? Иветта — агент Конфедерации. Только это их с Брайном и связывает.

— Откуда у тебя такая уверенность? Она красивая, и Брайн знает ее долгие годы, знал даже там, в Нью-Орлеане.

— Да, Иветта действительно красива. И элегантна, и предана нашему делу. Но я знаю, что между ней и Брайном ничего нет. Мне пришлось удостовериться в этом, Селена, потому что, видишь ли, я люблю Иветту. И она меня тоже любит. Когда война закончится, я собираюсь вернуться сюда и сделать ей предложение.

— Ты — и Иветта? — Заявление Дональда потрясло Селену несмотря на ее собственное состояние. — Но ведь ты едва знаешь ее.

— Нам пришлось близко узнать друг друга, когда «Ариадна» стояла в Бордо. Она была связной между мной и Брайном. И Джоном Слайдлом.

— Вот даже как!

— Я знаю, что она слишком хороша для меня, — сказал Дональд с застенчивым смехом, столь хорошо памятным Селене. — Но все равно хочу после войны поселиться в Ливерпуле. Буду строить корабли. Самые скоростные лайнеры из тех, что есть. Я заставлю ее гордиться мною, Селена.

— Она и сейчас может гордиться тобой. — Селена взяла его руки в свои. — Опять ты уезжаешь сражаться, рисковать головой на войне, которая ничего для тебя не значит… Только из-за того, что когда-то принес присягу… — Ее пальцы сжали его ладонь. — Тебе действительно надо ехать, Дональд? Даже Брайн поймет, если ты…

— Брайну еще понадобится мое умение работать с двигателями, если мы хотим провести корабль из Биаррица в Санта-Клару.

— Ну а потом?

— Потом мне придется привести все двигатели в нормальное рабочее состояние. Пойдем по направлению к Карибскому морю, скорее всего.

— Так далеко?

Он ободряюще улыбнулся ей.

— Брайн вернется к тебе, расстояние здесь ни при чем. Он любит тебя. Может быть, он еще в этом не признается, даже самому себе. Но когда-нибудь ему придется это сделать. — Дональд наклонился и поцеловал ее в щеку. — Итак, я уезжаю, дорогая. У меня, наверное, не найдется времени даже попрощаться с Иветтой.

— А она здесь, в Биаррице?

— У нее еще есть кое-какие дела по сбору информации. Консул Соединенных Штатов думает, что она француженка, приехавшая в Нью-Орлеан и сумевшая оттуда выбраться до захвата города. Ее удостоверительные документы особенно впечатляют. — Он помедлил. — Ты ведь никому не проговоришься о ее задании, так ведь?

— Сам знаешь, что не проговорюсь. — Теперь, когда Селена узнала, что интерес Брайна к Иветте не носил любовного характера, чувство вражды к ней пропало. Ревность исчезла. — Возвращайся невредимым, Дональд, — выдохнула она с глубокой печалью.

Следующие две недели Селена была поглощена исполнением своих журналистских обязанностей, погрузившись в светские увеселения, каждый сентябрь составляющие часть блистательной жизни Биаррица. В работе она находила спасение от страхов за судьбу Брайна.

Кроме того, она ухитрилась вырваться в Париж и встретила Иветту на приеме в саду консульства Соединенных Штатов.

Хотя она больше не испытывала к ней ревности, она все же забеспокоилась при виде высокой, темноволосой женщины, в платье из розового кисейного тарлатана, отделанного вышивкой из Шантильи. Лицо Иветты было закрыто от солнца широкополой соломенной шляпой. Консул держал ее под руку, и они прогуливались по окаймленным цветами тропинкам, поглощенные разговоров. Какой же требуется ум и хладнокровие, думала Селена, чтобы выполнять столь опасное поручение в течение нескольких месяцев в этом оплоте Севера. Красива и бесстрашна. Какая же жизнь ожидает с женщиной, подобной Иветте, молодого человека, да еще такого неопытного, как Дональд Родман?

— Миссис Хэлстид? — Селена быстро обернулась к молодому человеку, сидевшему позади нее у небольшого круглого стола под одним из ярко раскрашенных тентов, расставленных на лужайке. Это был Лукас Монтгомери, секретарь консула.

— Простите… — начала она.

— Все нормально. Это мне следовало бы помнить, что вы здесь не только для того, чтобы развлекаться, как другие дамы. Скажите, заметили ли вы украшения, которые носит вон та женщина, гуляющая вместе с господином Данлопом? Иветта де Реми?..

— Вы ее знаете?

— Немного. Несколько раз видел… Останетесь ли вы здесь до начала фейерверка, миссис Хэлстид? Он начнется сразу же с наступлением темноты. На верхней галерее есть местечко, откуда открывается самый лучший вид.

Над темнотой залива вспыхивали снопы красного, зеленого и золотого огня, а Селена, устремив глаза в ночное небо, ощущала страстное пожатие руки Лукаса Монтгомери.

— Дорогая моя миссис Хэлстид — или, может быть, просто Селена? — начал было он. Мгновение спустя ему пришлось прекратить ухаживание, поскольку на галерею поднялся господин Данлоп.

— Лукас, мне нужно срочно с вами поговорить. Простите мое вторжение, мадам…

Селена с облегчением кивнула, радуясь возможности наблюдать красивое зрелище в одиночестве. Она слышала восхищенные восклицания дам, стоящих внизу на лужайке, когда особенно впечатляющие вспышки мерцающих огней вздымались ввысь. Но через некоторое время Селена заметила, что гости перестали наблюдать за фейерверком. Они сбились в небольшие группы, шум их голосов нарастал.

Она подошла к перилам, но не могла разобрать слов. Вспышка малинового света на мгновение выхватила из тьмы Иветту, стоящую в одиночестве, отстраненно глядя в море.

Иветта… Дональд Родман? Нет, не может быть.

Как Селена ни старалась, она не могла представить Иветту в обществе жен ливерпульских купцов и банкиров, которые гостили в доме Родмана. Иветта не сможет разделить увлечение Дональда его любимыми кораблями и двигателями.

Дверь на галерею распахнулась, и Селена обернулась.

— Что там происходит? — спросила она Лукаса Монтгомери. — Фейерверк прекрасен, но никто на него даже не смотрит.

— Произошло маленькое чудо, — взволнованно сказал он. — Только что пришли потрясающие известия. Войска Севера победили.

Селена встала.

— Это касается войны? Она закончилась?

Ах, если закончится война, может быть, Брайн вернется к ней. И может быть, она как-нибудь сможет убедить его, что ребенок от него, может быть, она сможет заставить его полюбить себя…

— Война?.. Да вряд ли, миссис Хэлстид. Но победа — это точно. Возможно, это пригодится и для вашей газеты, потому что даже дамы следят за приключениями этого пирата…

— Пирата?

— Капитана Брайна Маккорда. Он думал, что ускользнет от нас, когда повел «Ариадну» вниз по побережью к испанскому берегу, к рыбацкой деревушке под названием Санта-Клара. Но крейсер Соединенных Штатов «Монтаук» выследил его. Произошло сражение, которому я хотел бы быть свидетелем. «Ариадна» не имела боеприпасов, ее двигатели не были полностью отремонтированы, и Маккорд попытался перехитрить наш корабль с помощью маневра и сбежать. Когда это не сработало, Маккорд развернул свой корабль и попытался протаранить «Монтаук». Но и это не удалось. Маккорд не спустил флага. Они сражались до тех пор, пока расстояние между судами не сузилось до пяти сотен ярдов. На такой дистанции, видите ли, поворотное орудие «Монтаука» стало бить очень точно. «Ариадна» получила ужасные пробоины. Одно из ядер прошло вблизи ватерлинии и попало в машинное отделение…

Рука Селены сжала перила галереи.

— А потом? — услышала она свой голос.

— «Ариадна» пошла ко дну. «Монтаук» подобрал несколько человек, но к тому времени стемнело и разглядеть людей в волнах было непросто.

— А капитан Маккорд?

Молодой человек помотал головой.

— Погиб, — тихо сказал он. — Маккорд и «Ариадна» погибли.

 

24

— Делу Конфедерации нанесен сокрушительный удар, — сказала Мириам Сквайер. Она сидела на террасе коттеджа, который Селена сняла в Биаррице.

Коттедж, расположенный на окраине деревни, устраивал Селену своей уединенностью и в течение последних двух недель служил ей убежищем, в котором она могла остаться наедине со своим горем.

Но сейчас неожиданно пришла Мириам, и Селена, будучи не в состоянии поделиться с ней своей утратой, была вынуждена поддерживать неторопливую беседу.

— Ах, этот ужасный капитан Маккорд, — говорила меж тем Мириам, поставив чашку. — Как подумаешь, что ты всего несколько недель назад танцевала с ним на балу у миссис Гвен… Должна сказать тебе, дорогая, было немного странно, когда ты удалилась с ним, да так рано, и больше не вернулась.

Селене пришлось отвернуться, ибо она боялась, что ее лицо может выдать глубину ее страдания. Превратно истолковав это движение, Мириам погладила ее по руке и продолжала:

— Но что правда, то правда, все эти девчонки позеленели от зависти. Любая из них отдала бы все, чтобы капитан Маккорд на нее взглянул.

— Ты серьезно?

— Конечно же да. В чем дело, Селена? Ты побледнела. А я думаю… да, я тебя еще не видела с того вечера на балу. Ты не заболела?

— Я была очень занята своими статьями. Теперь они готовы. Можешь прихватить их с собой в Нью-Йорк.

— Прекрасно, — кивнула Мириам. — Уверена, читатели будут довольны. Поскольку завтра я уезжаю, ты должна дать мне ответ относительно своей поездки в Алжир.

К своему удивлению, Селена совершенно забыла о беседе с Мириам насчет статьи о положении женщин в Алжире.

— Могу дать тебе рекомендательные письма к наиболее влиятельным французам, живущим в Алжире. И тебе не придется даже покидать столицу. Так что видишь, опасность тебе не угрожает ни в коем случае. Восстание, даже если оно и произойдет, будет не в городе, а в горах Оре, далеко в стороне. Тебе нечего бояться.

— Да, — спокойно согласилась Селена. — Бояться мне нечего. По крайней мере, сейчас. — Она заметила изумленный взгляд Мириам. Но похоже, Мириам не могла понять смысла ее слов. И никто не мог. Теперь, когда Брайна не было в живых, что еще в жизни могло напугать ее?

— По моему мнению, — продолжала Мириам, — опасность восстания в Алжире чересчур преувеличивается. Ну, кто такой, в конце концов, этот Клод Фурье? Бунтовщик с горсткой приспешников: несколько пастухов да наемников. Его силы не идут в сравнение с легионерами и африканскими стрелками. — Она лучезарно улыбнулась. — Уверена, что в этот момент Крейг Лейтимер посиживает себе в одном из кафе Алжира, беспокойный и утомленный. Он будет рад повидать тебя, дорогая. А как я тебе уже говорила, Алжир — очаровательный город. Вы оба проведете там незабываемые часы…

Да, подумала Селена, наверняка Крейг будет рад ее неожиданному приезду в Алжир. Но что она сама будет чувствовать, когда опять встретится с ним? Может ли она теперь стать его женой? А если нет, не лучше ли будет сказать ему об этом как можно скорее?

Она глубоко вздохнула.

— Я поеду в Алжир, Мириам, — прозвучало это так, словно слова произнес кто-то другой.

Два дня спустя она упаковала свои пожитки и сделала все приготовления к отъезду. Поскольку нанятая ею служанка весьма помогла ей, гладя легкие, изящные платья, которые Селена собиралась взять с собой, и укладывая остальные в отдельную посылку, отправляемую обратно в Париж, Селена отпустила девушку на ночь.

— У меня в деревне парень, — уходя, сказала служанка, и Селена, глядя ей вслед, еще раз ощутила собственное чувство утраты, вспоминая ночь, проведенную на пляже с Брайном.

Но она переборола слабость и написала Дейзи, прилагая к письму чек на содержание ребенка за все то время, что она пробудет в Алжире, и прося Дейзи навестить семью Прене и убедиться, что с Кейтом все в порядке.

Далеко за полночь Селена, закончив письмо, запечатала его и надписала адрес. Она взялась за колокольчик, чтобы позвать служанку убрать свои волосы, но вспомнила, что та ушла. Сейчас девчонка, скорее всего, лежит в объятиях своего любовника, молодого рыбака.

Селена взяла гребень и долго расчесывала волосы медленными, свободными движениями.

Вдруг кто-то тронул ручку высокой стеклянной двери. Послышался звон разбитого стекла, и чья-то рука просунулась в отверстие, чтобы открыть замок.

Селена замерла от страха. Но мгновение спустя она соскочила с пуфа перед туалетным столиком, лицо ее просветлело, а фиалковые глаза расширились от удивления.

Потом она вытянула руки и ощутила, что все ее тело переполнено такой радостью, что ее казалось невозможно вынести.

— Брайн! Дорогой мой, любовь моя!

Но едва она обняла его, он отшатнулся. Она вгляделась в его лицо и увидела большой, еще свежий шрам, рассекавший его наискось от виска до щеки, багровые пятна на скулах.

— Ты ранен! Я пойду за доктором.

— Никуда ты не пойдешь, — процедил он. — Только попробуй подойти к двери, шею сверну.

Потрясенная и изумленная дикой яростью, исказившей его лицо, Селена старалась найти объяснение его грубости. Гибель «Ариадны», гибель людей… Его рассудок так же изранен, как и тело. Но она утешит его.

— Брайн, позволь помочь тебе.

Когда она обняла его, чтобы провести к кровати, он отбросил ее руку с такой жестокостью, что она оступилась и едва не упала.

— А, испугалась? Что ж, у тебя есть на то причины! — Его рот искривился в злобной усмешке. — Ты, наверное, не думала, что я вернусь, так ведь? Ты не думала, что когда-нибудь придется расплачиваться за то, что ты сделала.

Он был сумасшедшим, просто сумасшедшим. Селена видела бугрившиеся под его рубашкой мускулы. То был не Брайн, а ужасное чудовище, пришедшее убить ее.

Брайн стоял между нею и дверью зала, но, движимая инстинктом самосохранения, Селена повернулась и сделала шаг в направлении террасы. Мгновение спустя его рука обрушилась на ее плечо с такой силой, что она закричала. На его губах блуждала кривая усмешка. Ледяной пот покрыл тело несчастной женщины. Она почувствовала, как капельки пота стекают по ложбинке между лопаток. Ноги ее подкосились, и только тогда он отпустил ее, и она упала на пол к его ногам.

Он закрыл стеклянную дверь, потом дернул за шнур и опустил тяжелые занавески, закрывшие дверь на освещенную луной террасу и лежащий за ней сад.

За всю свою жизнь она не испытывала такого страха. Его серые глаза, смотревшие из-под густых темных бровей, излучали холодную, смертельную ненависть.

Не способная вымолвить ни слова, она умоляюще подняла руки с раскрытыми ладонями. Он дрожал от ярости, будто его трясла некая ужасная лихорадка. Потом постепенно судорога отпустила его. Он глубоко вздохнул.

— Не могу, — удрученно выдавил он. — Пришел убить тебя. Ты должна умереть, Бог тому свидетель. Но я не могу.

Она поднялась на ноги.

— Что я такого сделала?

Глаза его все еще горели гневом, но безумие ушло.

— Скажи мне, я имею право знать, — настаивала она.

— Да, думаю, имеешь. — Она уловила в его голосе презрение и отвращение. — Тебе не следовало оставаться здесь, чтобы убедиться в том, какие результаты принесло твое предательство.

— Предательство?! Брайн, о чем ты говоришь?

— Прекрати. — Он овладел собой, но внутри у него все кипело. — Ты донесла на меня. Не могла простить, что я бросил тебя.

— Да, я разозлилась, но я бы никогда…

— Ты повинна в гибели моего корабля и моих людей.

— Брайн, это неправда!

— Жаль, что ты не видела, как умирали эти люди. Может быть, их смерть для тебя нечто нереальное. Так я сделаю ее действительной!

Брайн схватил Селену за руку и швырнул на постель.

— Сиди здесь и слушай.

Он засунул руки в карманы.

— Первые выстрелы раздались за час до заката. У нас не было боеприпасов, а часть нашего пороха была негодной. Видишь ли, мы прошли много миль по океану, а порох портится от перемены климата.

Теперь он говорил спокойно, но в глазах его все еще горели гнев и боль.

— Несколько хороших выстрелов мы все же сделали. Канониры у меня были превосходные. Потом одиннадцатидюймовое ядро попало в одну из наших орудийных бойниц. Первым погиб Джеральд О’Брайен. Маленький крепкий ирландец. Да, Селена, у них были имена, у тех людей, которых ты убила. И женщины, которые будут их оплакивать. О’Брайена прошило насквозь. Других пятнадцать разорвало на куски. Палуба покрылась кусками плоти и костей, все было залито кровью. Она выглядела как пол на бойне.

— Пожалуйста, не надо, я не хочу слушать!

— Но ты будешь! Этим канонирам еще повезло. Они умерли сразу. Но были и другие. Пораженные осколками дерева и металла. От таких ужасных ран умирают долго. Опий у нас кончился. Но мы продолжали стрельбу. Нам надо было освободить артиллерийскую палубу. Одному из матросов пришлось сгребать лопатой эти куски плоти и костей. Чтобы выжившие канониры не поскользнулись на этих отбросах. Вот так.

Селена почувствовала, как внутри у нее все сжалось, и зажала рукой рот, чтобы побороть приступ тошноты. Брайн посмотрел на нее, недвижимо замершую в очевидном потрясении.

— Двигатели не отремонтировали как следует. Дональд не смог достать в Санта-Кларе все необходимые детали…

— Дональд? Он мертв, я знаю.

— Откуда же ты знаешь?

— В машинное отделение «Ариадны» случилось прямое попадание.

— Неужели?

— Лукас Монтгомери, секретарь консульства Соединенных Штатов, видел сообщение и сказал мне. — Она умолкла, увидев, что Брайн направился к ней.

— Так ты на дружеской ноге с сотрудниками консульства, да? Они должны быть признательны тебе за помощь в выслеживании «Ариадны».

— В консульстве я была всего один раз, — с гневом ответила она. — Собирала материал для статьи в «Лейдиз газетт» о приеме. Я как раз была там, когда пришло сообщение об «Ариадне»…

— Сообщение было неточным. Ядро прошло рядом с машинным отделением. Дональда ранило в ногу осколком. Еще бы несколько дюймов выше, и ему перебило бы артерию. Он наверняка бы погиб. На самом деле он почти что лишился ноги. Но один из моряков доставил его на берег с наступлением темноты. Нас было восемь человек, добравшихся до берега.

— Но Дональд!

— Двое держали его, а я вырезал осколок из ноги. У нас не было ничего обезболивающего, даже глотка рома.

— Его жизнь вне опасности?

— Ах ты лицемерная сука! Да тебе наплевать на Дональда Родмана так же, как и на всех остальных! Ты хотела охомутать меня и не думала о том, скольких людей ты погубишь!

— Это ложь! Я не доносила на тебя. Как ты мог даже подумать такое?

— Мне бы твое возмущение! Ты побоялась доносить на меня в ту ночь, когда мы плыли из Ливерпуля.

— Но я и не собиралась!

— Я заставил себя поверить, что ты не сделаешь этого в Ливерпуле. Ни одной женщине я раньше не верил, но хотел довериться тебе. Хотел думать, что ты на такое неспособна.

— Брайн, я всегда была тебе предана…

Он говорил с жесткой, неумолимой логикой:

— Кроме тебя, меня и Дональда, было лишь два человека, которые знали, что «Ариадна» уходит в Санта-Клару. Я даже команде не сообщил о маршруте, пока мы не вышли в море.

Она пыталась отыскать что-нибудь, подтверждающее ее невиновность, но не могла.

— Брайн, ты сказал, что хотел мне довериться. Тогда, в Ливерпуле… Отчего?

Он помолчал. Лицо его прорезали глубокие морщины, а глаза выражали насмешку над самим собой.

— Потому что любил тебя.

Ее рот приоткрылся. Она воспрянула, окрыленная надеждой. Он любил ее тогда. Ах, почему же он не сказал ей этого?

— А теперь? — спросила Селена.

Он не отвечал. Молча прошел к дверям террасы. Потом остановился и взглянул на ее аккуратно сложенные вещи.

— Собираешься в путь?

— Да, в Алжир.

— Алжир? Ах да, там же твой дружок, журналист из «Нью-Йорк геральд»… Да?!

— Да, Крейг там.

— Уверен, что он с нетерпением ждет тебя.

— Он не знает, что я приеду.

— Ну, так его ждет приятный сюрприз. — Брайн оглядел плавные изгибы ее тела, едва скрытые покровами тонкой ночной рубашки. — Мистер Лейтимер уже попользовался твоими прелестями или еще нет?

— Ты не имеешь права спрашивать меня об этом, — вспыхнула она, уязвленная его сарказмом, потрясенная и униженная обвинениями в предательстве.

— Если еще нет, уверен, что ему этого хочется. Мужчине просто влюбиться в тебя. Слишком просто, Селена. Не только потому, что ты красива, но и из-за ауры, окружающей тебя, обещающей любовь. Это кроется в твоей походке, в звуке твоего голоса, в том, как ты глядишь на мужчину.

Он говорил мягко, и что-то в его словах ставило ее в тупик.

— Ты собираешься выйти за него замуж? — спросил он.

— Какое это имеет для тебя значение?

— Никакого. Выходи замуж за своего Крейга Лейтимера, пожалуйста.

— И выйду! Я выйду за него замуж и стану хорошей женой. Он добрый и умный, и он доверяет мне…

— В этом-то его беда, — усмехнулся Брайн. Он раздвинул занавески, и первые лучи восходящего солнца проникли в комнату. — Что касается меня… — продолжил Брайн. — Надеюсь никогда больше тебя не увидеть.

Он сошел с террасы и пересек газон. Селена, застыв, смотрела ему вслед, поеживаясь от холодного ветра, дувшего с залива. Она стояла, пока Брайн не исчез в утреннем тумане.

 

25

— Я тоже поеду в Бискру, если Крейг там.

— Селена, это невозможно. Сама подумай…

Столик, за которым сидели Селена и Джеффри Фейрберн, находился на веранде отеля в Эль-Бейр, с которой открывался вид на Кабул. Селена встретила корреспондента «Лондон таймс» несколько дней назад, выходя из здания почты в порту. Джеффри очень обрадовался их встрече и проводил Селену, очевидно гордясь тем, что его видят с такой привлекательной и модно одетой спутницей. Но сейчас он был раздражен и непреклонен.

— Бискра — не место для тебя, дорогая.

Селена потягивала чай с привкусом мяты, который она предпочла густому, как сироп, алжирскому кофе, и смотрела на длинную гряду гор, поднимающихся над изгибом бухты. Солнце садилось, яркая синева африканского неба мягко переходила в розовый и золотой цвета, а вершины гор укутывала легкая розовато-лиловая дымка. Веранду окружали сады, полные цветущих деревьев и всевозможных растений со всех концов света: апельсиновые и лимонные деревья из Испании, малазийские пальмы и японский бамбук. Бугенвилия цвета малины и фуксии и ковер алжирских фиалок на высоких стеблях добавляли яркости этому великолепию. За соседними столиками дамы в платьях, возможно купленных в «Доме Ворта», сидели, беседуя с французскими офицерами (из африканских частей) в прекрасных мундирах золотистого и зеленого цветов или с богатыми колонистами в белых льняных костюмах и вышитых жилетах.

— Я уезжаю в Бискру завтра на рассвете, — говорил Джеффри. — Крейг сейчас в гарнизоне, который расположен неподалеку. Если ты хочешь что-то ему сообщить, я буду рад передать.

— В этом нет необходимости, — возразила Селена, — потому что я поеду в Бискру вместе с тобой.

— Ты не знаешь, о чем просишь. — В Джеффри боролись раздражительность и вежливость. — Во-первых, Крейг разозлится на меня за то, что я забрал его будущую невесту из Алжира и привез в такую глушь. И он будет прав.

— Ты сам говорил мне, что там уже нет боев. Я не помешаю тебе, обещаю. Тебе не придется медлить из-за меня — я прекрасная наездница.

Джеффри покачал головой и знаками приказал арабу-официанту принести еще два мятных чая.

— Но там всегда остается место для опасности. Должен отказать, хотя был бы очень рад сопровождать тебя.

— Ты забываешь, что я не турист. У меня задание…

— Да, и ты уже послала статью о женщинах Алжира в «Лейдиз газетт». Мириам Сквайер будет очень довольна.

— Я написала только о быте арабских женщин, которых держат как преступниц в гаремах Касбаха. Они надевают чадру, даже выходя на рынок. — Селена улыбнулась. — Подумать только, американки находят что-то чарующее, романтическое в таком существовании. Арабских женщин откармливают, словно призовых гусынь, и держат в клетках.

— Арабским мужчинам они нужны именно такими, — сказал Джеффри, пожимая плечами.

— Но ведь ты рассказывал мне, что жизнь в гареме типична не для всех женщин Алжира. Ты говорил, что у берберийских женщин гораздо больше свободы.

— Возможно. Хотя им тоже не позавидуешь, по крайней мере, по западным стандартам. Бербер покупает себе жену как корову и вправе отослать ее назад, если останется недоволен. Такая жена выполняет большую часть тяжелой работы в доме и по хозяйству. Если она не родит мальчика, то, состарившись, может оказаться на улице, никому не нужная.

— Это варварство!

— Как и многое другое в этой части света, — согласился Джеффри. — Но берберийские женщины имеют некоторые права в общественных делах: они могут выходить без чадры, могут оставлять себе заработанные деньги. Известны случаи, когда во время войны они даже сражались рядом со своими мужьями.

— Вот видишь! — с триумфом воскликнула Селена. — Как я могу надеяться правдиво описать жизнь алжирских женщин, если не поеду в горы и не увижу этого сама?

— Слушай, как ты поговоришь с ними?

— Через переводчика, — ответила она. — Ты ведь говорил, что знаешь их язык. — Селена наклонилась к нему. — Ты должен понимать мои чувства. Я — журналист, так же, как ты и Крейг.

Слабая улыбка тронула уголки губ Джеффри, когда он посмотрел на Селену, хрупкую и изысканную в платье из белого льна, отделанном сиреневыми лентами и кружевными оборками, на ее модную шляпку из итальянской соломки, на маленькую руку в перчатке, сжимающую ручку зонтика, отделанного слоновой костью.

— Не совсем, — покачал он головой. — Ты не военный корреспондент, ты здесь, чтобы писать для «Лейдиз газетт». А нам с Крейгом надо освещать восстание в Ауресе. Разве эта миссис Сквайер говорила, что ты должна ехать в горы?

— В общем-то нет, но я…

— Все ясно. Допивай свой чай, и я отвезу тебя в дом месье Рувилье и его жены. Месье Рувилье — интереснейший джентльмен, любитель древностей. У него превосходная коллекция светильников, ваз, статуэток и монет древнеримской эпохи. Быть может, ты захочешь написать статью о его работе — на раскопках римских руин случалось немало интересного.

— Я в этом не сомневаюсь. — Голос Селены был обманчиво мягок. — Но сегодня мне придется лечь спать пораньше, чтобы завтра быть готовой ехать с тобой в Бискру. Не хочу задерживать тебя.

— Ты не едешь в Бискру. Во всяком случае, не со мной.

— Тогда я поеду одна на наемной лошади.

— Селена! Ты в своем уме? Ты ведь не на пикник едешь по Африке, одна, без всякой защиты. — Красное лицо Джеффри покраснело еще больше, и он отер лоб белым шелковым платком. Он все же был денди, несмотря на свой огромный вес.

— Я привыкла ездить верхом в одиночестве, — спокойно ответила Селена. — В нашем поместье на Багамах я часто…

— Здесь не Багамы. И не Булонский лес.

— Я не боюсь.

— Значит, ты либо безрассудно храбра, либо гораздо менее умна, чем я предполагал.

Селена посмотрела на веранду гостиницы и слегка пожала плечами.

— Да, я знаю, что ты собираешься мне сказать, — продолжал Джеффри. — Все, что ты видишь, достаточно цивилизованно, но нетипично для Алжира.

— Поэтому я и должна увидеть остальную часть страны. И горы Оре, и берберийские деревни, и римские развалины, и пустыни. Я увижу все это. — Селена подхватила свой маленький зонтик и задвинула за собой стул.

— Селена, куда ты собралась?

— В Бискру. Я уверена, что раздобуду лошадь или верблюда. Трудно выучиться ездить на верблюде?

— Хорошо, твоя взяла, — сдался Джеффри, — если я возьму тебя с собой, Крейг разозлится, но если я позволю тебе ехать одной, он переломает мне все кости.

…На следующее утро, когда Селена и Джеффри выехали, небо над их головами отливало тусклыми голубовато-серыми цветами. Селена знала, что выглядит очень привлекательно в пурпурной тарлатановой юбке и сиреневой муслиновой блузке, перехваченной на талии ремнем, сидя в женском седле на лошади, раздобытой для нее Джеффри. Несмотря на то, что Джеффри был против ее поездки, он, очевидно, решил смириться с этим и доказал, что может быть приятным спутником. Они поехали на восток вдоль побережья к Тизи-Узу, потом на юг по узкой дороге, взбиравшейся все выше и выше, в страну берберов, через Тамазирт, л’Арбаа Найт Иратен и Айт Хичем, углубляясь в высокие горы Кабула.

Помня о своем обещании Джеффри, Селена старалась ничем не мешать ему. Она заставляла себя ехать, даже когда ей хотелось сдержать коня, чтобы прийти в себя от головокружения, охватывавшего ее на узких, зигзагообразных горных тропах, где один неверный шаг мог отправить коня и всадника на тысячи футов вниз, на дно узкого ущелья. Селена не жаловалась на жажду, на пронизывающий до костей резкий ветер, от которого не спасал даже тяжелый плащ для верховой езды, на прочие неудобства. Помня о своем задании, она продолжала аккуратно вести записи в маленькой записной книжке в кожаном переплете, хранящейся в седельном вьюке. Селена описывала небольшие деревеньки — группки каменных домов, крытых красной черепицей. И берберийских женщин — с их открытыми лицами, с руками цвета индиго от краски, которую они использовали для сплетенных ковриков, с голубыми вытатуированными отметинами на лбу у тех, кому посчастливилось родить сыновей, а значит, они не будут выброшены на улицу мужьями.

Джеффри уже бывал в этой части страны лет десять назад и был знаком с местностью и обычаями. Неплохо владея языком берберов, он выступал в роли переводчика для Селены. Хотя она подозревала, что он до сих пор считал, что ей не следовало ехать, Джеффри больше не говорил об этом. Он был хорошим попутчиком, с ровным характером, и всячески заботился о ее комфорте. Когда они начали спускаться на плоскогорье, продвигаясь в сторону Бискры, он стал очень осторожен — оказалось, что этот район был враждебным. Однажды им пришлось быстро спешиться и укрыться в пещере, а мимо проехал отряд арабов с винтовками.

— Не все повстанцы — арабы, — пояснил Джеффри Селене позже. — Только небольшая часть коренного населения симпатизирует Фурье и его последователям, но мы не можем рисковать без необходимости.

На следующий день из ущелий до них донеслись звуки пушечных выстрелов, а ночью они увидели огненное зарево, ярко-красное на фоне неба. Путешественники вступили на плодородную полосу земли, где годы назад поселились французские колонисты, насадив сады олив и фиговых деревьев. Теперь почти все фермы лежали в дымящихся руинах, а от деревьев остались лишь почерневшие пни.

Они ехали ночью, а спали днем в спасительном укрытии скал. Джеффри достал пистолет из седельного вьюка и держал его наготове. Ночи были холодными, часто ветреными. Тело Селены болело при каждом движении, невозможно было снять напряжение с усталых мускулов. Она не мылась с отъезда из Кабула, ее волосы засалились, а дорожный костюм, казавшийся таким практичным, стал грязным и мятым. Поверх блузки она надевала одну из шерстяных рубашек Джеффри.

— До Бискры теперь недалеко, — сообщил он Селене однажды вечером, когда они сели на лошадей для очередного ночного переезда. — На самом деле это не один город, а полдюжины деревень на склонах Ope. Европейское поселение на северном конце оазиса. Скоро мы будем там.

Приближалась полночь, когда они проезжали мимо нетронутого огнем фермерского дома, белеющего в лунном свете.

— Джеффри, как ты думаешь, можем ли мы остановиться здесь? Они, конечно же, пустят нас.

— Здесь, должно быть, никого нет, — ответил Джеффри, — наверняка они слышали о пожарах на юге.

— Но ведь мы не сделаем ничего плохого, если переночуем тут? Мы ничего не тронем!

Он улыбнулся ей.

— Тебе было нелегко, не так ли? Хорошо, может, несколько часов в удобной кровати придадут тебе сил.

Они свернули на дорогу, ведущую к дому. Все его окна были темными, дом выглядел нежилым и заброшенным.

— Когда мы будем в Бискре, — пообещал Джеффри, — я поселю тебя в кафе мадам Булард.

— В кафе? Но почему…

— Она мой старый друг. Ты не можешь жить в гарнизоне.

Джеффри остановился, сдерживая лошадь. Селена, посмотрев вниз, вскрикнула от испуга. На обочине дороги лежала огромная белая собака с разбитой головой, на ее шерсти засохла кровь.

Джеффри спешился и помог Селене слезть с лошади; в руке он держал пистолет, поблескивающий в ярком свете луны. Он пошел вперед, Селена последовала за ним.

— О Боже!

— Джеффри, что там?

Он чиркнул спичкой, потом попытался оттолкнуть Селену, но слишком поздно: она увидела тело среди низких кустов. Это была девушка лет четырнадцати, обнаженная, с широко раскрытыми остановившимися глазами. Ее худые ноги были широко раздвинуты, стертые до крови бедра покрыты синяками. Голова как-то неестественно откинулась назад. Селена подавила крик. Горло девушки было перерезано, и маленькую неразвитую грудь покрывала корка запекшейся крови.

Джеффри схватил Селену за руку.

— Назад, к лошадям — быстро!

— Мы не можем оставить ее так.

— Ей уже ничем нельзя помочь, — отрезал он, сняв свой плащ и закрыв тело и лицо с невидящими глазами.

— Пожалуйста, — умоляла Селена, — мы должны похоронить ее.

Но Джеффри настойчиво тянул ее к лошадям. Когда он помог ей сесть в седло, она замерла, замерзшая, сжимая поводья, не в состоянии даже шевельнуться.

Джеффри вскочил на лошадь.

— Селена, мы уезжаем отсюда, сейчас же. — Его голос был жестким, неумолимым. — Она умерла недавно. Повстанцы могут быть неподалеку. Она была… Они ее… — Джеффри запнулся. — Она была изнасилована, — наконец произнес он резко. — Они делали это по очереди, а последний перерезал ей горло. Я видел раньше подобные вещи в Алжире.

Селена посмотрела на него, пораженная его жесткой прямотой. Только позже она поняла, что его слова произвели нужный эффект: она ударила пятками лошадь, которая рванулась вперед тяжелыми скачками.

— Месье Джеффри, сколько лет, сколько зим!

Мадам Булард предоставила Джеффри и Селене первый за дни пути хорошо приготовленный ужин и собственный превосходный французский бренди в своих комнатах, в задней части пустого и темного кафе. Но хотя Селена по настоянию Джеффри сделала несколько глотков бренди, она не могла заставить себя есть.

— Плохи дела, — покачала головой мадам Булард.

Несмотря на то что ей было далеко за сорок, ее иссиня-черные волосы лишь немного тронула седина, а двигалась она с легкой грацией молоденькой девушки.

— Солдаты из гарнизона здесь не были с неделю, — сообщила она. — Что же касается арабов, они тоже держатся своих домов.

Мадам Булард посмотрела на Селену и снова покачала головой:

— Все женщины и дети с французских ферм уехали через Бискру, направляясь в Филиппвилль, а оттуда — некоторые из них — назад во Францию, другие — в Алжир. Сейчас не время путешествовать по стране, мадам Хэлстид.

— Я приехала к своему жениху, — устало сказала Селена. — Крейг Лейтимер, он сейчас в гарнизоне.

— Сейчас нет, — ответила мадам Булард. Она наклонилась вперед, и свет лампы задрожал на расшитом блестками корсаже красного атласного платья. — Месье Крейг уехал из гарнизона с отрядом всадников на разведку.

— Не территорию повстанцев? — Селену охватила волна страха.

— Повстанцы не держат никакой территории. Они передвигаются, незаметно появляясь и исчезая за горными перевалами. И оставляя за собой следы своих дел…

Джеффри рассказал мадам Булард о сожженных фермах, об убитой девушке на дороге.

— Они войдут в Бискру? — спросил Джеффри.

— Кто знает? Комендант гарнизона в Сен-Дени отменил все краткосрочные отпуска. Моим девочкам совсем нечего делать. Они все время спят, скоро они растолстеют и обленятся при таких делах. — Она взглянула на Селену. — Тебе не мешало бы поспать, как я вижу. Придется моим девочкам потесниться — и у тебя будет отдельная комната.

Когда мадам Булард вышла, Джеффри сказал:

— Мне очень жаль, Селена, — не следовало бы приводить тебя в подобное место, но здесь ты будешь в безопасности. Мадам Булард вполне можно доверять.

— Девушки, о которых она говорила…

— Они из племени Уль-Наиль, как и сама мадам. Из примитивной, неисследованной области Зибана.

— Девушки, наверное, превосходные танцовщицы?

— Да, — с легкой улыбкой ответил Джеффри. — Их учат танцевать, играть на флейте, цитре и ублажать мужчин всякими другими способами. Матери обучают их этому с раннего детства.

Селена не смогла скрыть удивления.

— Их собственные матери? Но как же они могут одобрять…

— Они все так живут. Девушки идут работать в подобные места, едва достигнув четырнадцати лет. Они откладывают золотые слитки и украшения, подаренные им их поклонниками, понимаешь? Накопив достаточно, они возвращаются в свои горные деревушки, где выходят замуж и проводят остаток дней как добропорядочные жены и матери.

— Но мадам Булард не вернулась…

— Нет, она вышла замуж за французского офицера из гарнизона Сен-Дени, а когда он погиб, вложила его сбережения в это кафе.

— Ты хорошо ее знаешь? — спросила Селена. — Похоже, она к тебе неравнодушна. — Она внезапно осеклась, ее щеки покраснели. — Прости, я не хотела совать нос в чужие дела.

Прежде чем Джеффри смог что-либо ответить, вернулась мадам Булард, чтобы отвести Селену вниз по коридору в небольшую спальню с узкой кроватью и маленьким комодом. Возле двери стояла жестяная лохань, наполненная водой.

— Дай мне свою одежду, — сказала женщина. — Ее постирают.

Она протянула Селене кусок ароматного мыла, и Селена начала раздеваться, преодолевая усталость в нетерпеливом предвкушении столь необходимой ванны. Когда мадам Булард покинула комнату, Селена залезла в лохань и дочиста вымыла тело и волосы. Надев ночную рубашку, которая была у нее с собой, Селена легла в кровать и тут же заснула.

Близилось утро, и она слишком устала, чтобы изучать свое новое жилище. Ее сон был глубоким, без сновидений.

Селена спала весь следующий день и проснулась, когда уже смеркалось, разбуженная незнакомыми звуками, доносившимися из кафе: первобытные мелодии пустыни — флейты, тарелки, барабаны…

Она села на кровати, различив мужские голоса, звучащие то громче, то тише.

За дверью послышался голос мадам Булард:

— Мадам Хэлстид, вы должны быстро одеться и спуститься.

Селена подбежала к двери и открыла ее.

— Эти люди ведь не повстанцы, правда?

Вспомнив тело молодой девушки, так неестественно лежавшее в лунном свете, она почувствовала, как ее грудь сжимает страх.

Женщина покачала головой:

— Просто разведывательный отряд, направляющийся в гарнизон. И месье Лейтимер с ними. — Мадам Булард протянула Селене небольшую стопку одежды. — Ваша одежда чистая, но еще не высохла. Наденьте пока это.

Селена стянула с себя ночную рубашку, надела сорочку, затем нижнюю юбку, тонкую хлопковую блузку и широкую разноцветную юбку, по всей вероятности взятую у одной из девочек мадам. У Селены не было времени приводить волосы в порядок, и она просто зачесала их назад, завязав лентой.

— Поторопитесь! — подгоняла ее мадам. — Ваш месье Лейтимер готов разорвать месье Джеффри. Вы должны помирить их, пока они не разнесли мое кафе.

В задымленном кафе с низкими потолками гибкая девушка с иссиня-черными волосами танцевала под ритм барабана и плач флейты, а группа мужчин в форме африканского корпуса не отрывая глаз смотрели на ее откровенно эротичные движения. Селена только мельком взглянула в их сторону и поспешила к столику, где сидел Крейг, свирепо уставившись на Джеффри.

— О, Крейг, ты жив… Ты здесь…

Она бросилась к нему, а люди повернулись в их сторону, ухмыляясь. Крейг похудел, очень сильно загорел. А под глазами у него залегли глубокие тени. Селена заметила морщины у его рта, которых не видела раньше.

— Не знаю, следует ли мне встряхнуть тебя хорошенько, чтобы зубы застучали, или…

Она не оставила ему выбора, обняв его. Его руки обвили молодую женщину, ее грудь прижалась к его груди. Его рот требовательно искал ее губы, она прильнула к нему. Выпустив Селену из своих объятий, Крейг сказал:

— Тебе не следовало приезжать сюда, и Джеффри не должен был брать тебя с собой.

— Но он не виноват, я…

— Да, он мне все рассказал о твоем задании для «Лейдиз газетт». Но ведь Мириам Сквайер не посылала тебя в Бискру.

— Я сама хотела приехать, а когда Джеффри сказал, что ты здесь…

— Иначе она поехала бы одна, Крейг, — подал голос Джеффри. — Твоя невеста — самая безрассудная упрямица.

— Нет необходимости говорить мне об этом, — буркнул Крейг, посмотрев на Селену, и его лицо засветилось нежностью.

— Но ты, оказывается, не хочешь меня видеть?

— Всегда буду хотеть, Селена! — нежно сказал он. Когда она немного смутилась от проявления его желания, Крейг добавил: — Что касается приключений, их будет больше, чем ты ожидала. Через несколько часов, когда люди отдохнут и получат свежий провиант, мы поедем в гарнизон.

— Но женщинам нельзя находиться в Сен-Дени, — начал Джеффри.

— Это исключительный случай, — осторожно сказал Крейг. — Лейтенант Рошфор дал мне специальное разрешение, чтобы взять с собой Селену.

— А разведка? — спросил Джеффри. — Какова была ее цель?

— Мы связались с основной частью корпуса, они собираются прислать в Сен-Дени подкрепление, — заметив тревожный взгляд Селены, Крейг быстро добавил: — Гарнизон — самое безопасное место для тебя.

Всадники и с ними Джеффри, Крейг и Селена садились на лошадей на заднем дворе кафе. Джеффри беспокоился о мадам Булард, но она рассеяла его опасения.

— Не волнуйся. Французы, арабы, американцы… Всем мужчинам нужно одно, не так ли? Я заработаю на этом, так что не важно, сколько раз Бискра будет переходить из рук в руки. Я знаю свое дело.

Она тепло поцеловала Джеффри. Кавалькада тронулась, впереди скакал лейтенант Рошфор, высокий молодой человек аристократического вида. Крейг сказал Селене, что Рошфор собирается добраться до гарнизона к следующему утру.

Они пересекли пустынную местность и на рассвете остановились в Эль-Кантара. Селена была измучена, и даже бывалые вояки с удовольствием слезли с лошадей, чтобы дать отдых взмыленным животным и себе.

Здесь высокую стену гор Оре пробивало глубокое узкое ущелье — достаточно широкое, однако, чтобы проехать, — и река, стремительно бежавшая вдоль него. Отвесные склоны ущелья были из горной породы красного и желтого цвета, восходящее солнце делало их ярче. Селена затаила дыхание при виде этой первобытной красоты, к тому же скалы были покрыты нанесенным ветром песком, образовавшим мириады фантастических форм: спирали, башенки, горгульи. Прямо наверху находился огромный монолит, напоминавший Селене средневековую крепость с башенками и бойницами.

— Как в сказке, — восхитилась она.

Мужчины наполнили свои фляги водой из реки, слишком привычные к этому зрелищу, чтобы восхищаться им.

Когда солнце поднялось выше, Селене стало жарко, и она, сняв плащ, расстелила его на земле.

— Посиди и отдохни, пока есть возможность, до гарнизона осталось не очень далеко, но нас ожидает тяжелый подъем через ущелье… — Крейг замолчал. Фляга выпала у него из рук. Селена, посмотрев в указанном им направлении, закричала от испуга. Ее крик потонул в возникшем шуме.

Лейтенант Рошфор выкрикнул приказ, все тотчас бросились его исполнять: легли на землю, чтобы прицелиться в группу людей, появившихся на уступе прямо над ними, и в других, входящих в ущелье с его южного конца. На некоторых были надеты бурнусы племени Таурег, закрывающие их смуглые лица по древнему обычаю, видны были лишь глаза с угрожающим блеском. Другие, вероятно европейцы, были одеты в обрывки самых разных военных форм, отчасти французской, отчасти совсем незнакомых Селене. На их винтовках блестело солнце.

В воздухе раздался треск выстрелов, глухие звуки ударов пуль о скалистые стены ущелья, человеческие крики и ругательства. Селена увидела, как один солдат из их отряда упал возле нее, кровь окрасила его мундир. Крейг толкнул ее назад к скалам, упал на одно колено, выхватил револьвер и выстрелил в сторону людей в южном конце ущелья. Камни поцарапали Селену, но она не шевелилась.

К несчастью, схватка оказалась неравной и быстро закончилась. Четверо из восьми солдат, выехавших из Бискры, лежали мертвые на берегу реки. Джеффри был ранен и хрипло дышал, из его рта тонкой струйкой текла кровь. Крейг сделал шаг к нему.

— Стойте, где стоите, все вы! — Команда была произнесена по-французски с резким эльзасским акцентом. — Бросьте свое оружие!

Эльзасец, мускулистый светловолосый гигант, выехал из ущелья со своими людьми. Когда Селена попыталась подойти помочь Джеффри, эльзасец повторил:

— Не двигаться. — Его светло-голубые глаза смотрели безжалостно.

— Но я… — начала Селена.

— Делайте то, что он говорит, — шепнул лейтенант Рошфор.

— А, лейтенант, вы, быть может, помните меня, — усмехнулся эльзасец.

— Помню, капрал Жиро. Вы — дезертир.

— Теперь — капитан Жиро. Но у вас хорошая память. Это может сохранить вам жизнь. Ненадолго.

Двое из повстанцев спешились и связали лейтенанта, его людей и Крейга.

— Не трогайте девушку, — попросил капитан Жиро. — Она едет со мной.

— Вы не можете оставить здесь Джеффри в таком состоянии, — закричала Селена.

— Он умрет через час, — сообщил ей Жиро. — К тому же он слишком слаб и не нужен нам.

Он говорил с ровным безразличием, что пугало куда больше, чем если бы в его голосе звучала злость. Но Селена не могла молчать.

— Ради Бога, капитан, он же страдает!

Жиро пожал плечами, затем махнул рукой одному воину из племени таурегов. Прежде чем Селена поняла, что происходит, таурег выхватил короткий изогнутый клинок и, схватив Джеффри за волосы, откинул его голову назад и быстрым движением перерезал горло.

Селена не могла кричать. Ее губы раскрылись, но из них не вылетело ни звука. Капитан Жиро наклонился и посадил Селену в седло перед собой. Его рука сжимала ее, Селена чувствовала тяжесть этой руки на своей талии, груди, когда она наклонялась вперед. Жиро пришпорил лошадь.

— Куда вы везете нас? — спросил лейтенант Рошфор. — В ваш лагерь?

— В Сен-Дени, — ответил капитан Жиро. — Кстати, теперь гарнизон в руках генерала Фурье.

 

26

Гарнизон Сен-Дени казался мрачным в сравнении с лучистым, залитым солнцем небом. Вьющаяся вверх дорога от Эль-Кантары была ужасно тяжелой для пеших заложников. Даже понимая, что ей не под силу одолеть подъем самостоятельно, Селена была бы не прочь избавиться от компании потного капитана Жиро, то и дело прижимавшегося к ней.

Жуткий крик ярости позади отвлек ее от брезгливых переживаний. Повернувшись, Селена увидела, что Крейг упал, увлекая за собой двух других пленных, прикованных к нему с обеих сторон. Конвоиры засуетились.

— На ноги! — закричал один из них. — Вставай, ублюдок!

Выпрыгнув из седла, он хлестнул Крейга плетью. Селена вскрикнула. Однако Крейг не вставал, и плеть вновь и вновь безжалостно опускалась на его плечи. Когда наконец Селена решила, что больше не выдержит этой муки, Крейг с помощью товарищей поднялся на ноги, и они продолжили подъем.

Наконец перед ними распахнулись тяжелые деревянные ворота, и девушка увидела внутренний двор гарнизона, приземистое каменное здание, видневшееся в отдалении. Убийство Джеффри, избиение Крейга ввели девушку в оцепенение, теперь страх за самое себя овладел ею. Последний раз они пили на привале между Бискрой и Эль-Кантарой, сейчас во рту было сухо, губы потрескались. Кроме того, она смутно представляла, где же они находятся, а картина, представшая перед глазами, ужасала: башни по углам гарнизона, выцветшие пятна запекшейся крови на булыжниках двора. Солдаты гарнизона, должно быть, отчаянно сопротивлялись, прежде чем попали в руки генерала Фурье.

Жиро осадил коня, приподнял Селену над седлом, прижимая к своей мощной груди. Запах пота, разгоряченное под лучами солнца тело вызвали у нее приступ отвращения. Но к счастью, он снял ее с коня и толкнул к остальным. После лабиринтов каменных коридоров их подвели к обитой металлом двери. Пока двое охранников развязывали пленников, Жиро вошел и закрыл за собой дверь. Не способная произнести ни слова, Селена лишь сжала руку Крейга, отвечая пожатием на молчаливые вопросы.

Через пару минут выглянул Жиро и позвал арестованных вовнутрь, где выстроил всех вдоль массивного деревянного стола. Темный, чуть ниже среднего роста, жилистый мужчина поднялся на другом его конце.

— Я — генерал Фурье, — сообщил он.

Пройдя вдоль шеренги пленников, он ненадолго задержался взглядом на Селене, оглядев ее сверху донизу, потом остановился лицом к лицу с лейтенантом Рошфором.

— Вижу, вы пополнили свой отряд разведчиков…

— Мадам Хэлстид не…

Шагнув вперед, Жиро тяжелым ударом оборвал объяснения лейтенанта.

— Пленники не говорят без разрешения.

Несмотря на оглушительную силу удара, Рошфор устоял на ногах. Его глаза, наполняясь беспомощным гневом, сузились.

— Можно ли мне говорить? — спросил он.

— Разрешаю…

— Женщина и мистер Лейтимер — штатские. Они не французы и не замешаны в конфликте. Они бесполезны для вас, Фурье.

— Генерал Фурье.

Вся армейская выучка Рошфора, казалось, протестовала:

— Генерал?! Чьим распоряжением?

Жиро выступил вперед, но Фурье отмахнулся.

— Терпение, Жиро. Лейтенанту нужно время, чтобы привыкнуть к новому командованию. Я — генерал южноафриканской армии, лейтенант. Я заслужил свое звание справедливыми завоеваниями. Вам интересно знать, как нам удалось без осады взять гарнизон? Для подобной тактики у нас не было времени. Каждую неделю арабские торговцы доставляли в гарнизон дрова и продовольствие. На прошлой неделе они пришли как обычно, им открыли ворота, но вместо торговцев оказались мои люди. Войдя, они выхватили оружие. Драка была короткой. И хотя ваши друзья пытались сопротивляться, их перебили. Всех.

— А раненые?.. — начал было негодующе Рошфор.

— Мы не берем раненых.

— Вы позволите этим штатским идти… генерал?

— Просьба отклонена, — ответил Фурье. — Месье Лейтимер — военный корреспондент, который пошел с вами в разведку. — Он повернулся к Жиро. — Отведите Лейтимера в камеру. Разденьте и обыщите.

Отдав честь, Жиро схватил Крейга за ободранные, кровоточащие плечи. Крейг вздрогнул, Селена вскрикнула.

— Нет, не надо, — приказал Фурье, взглянув на девушку рыжевато-желтыми кошачьими глазами, от взгляда которых ей стало нехорошо. На какое-то время взгляд Фурье задержался на высоких, округлых грудях, скользнул по бедрам. — Не пугайтесь, мадам. Уверяю, вам ничего не грозит. — Он сладко ухмыльнулся. — Вы должны простить мне мою ошибку. Я не ожидал увидеть девушку, одетую как вы, в компании солдат.

Селена понимала, что теперь, когда она оказалась без плаща, низкий вырез ее блузки чересчур откровенно обнажал тело.

— Вы остановитесь у меня на квартире, — продолжал Фурье. — Мы узнаем друг друга получше… Мадам Хэлстид, не так ли? Англичанка?.. Или американка?

— Я британская подданная. И я протестую против ваших действий. Мое правительство…

— Сомневаюсь, что согласия британского консула в Алжире будет достаточно, чтобы вы вышли отсюда. Но даже если он узнает… Вы не могли получить официального разрешения на эту рискованную поездку. Как бы там ни было, я здесь и правительство, и закон. Но, как я уже сказал, вам меня нечего бояться. Пойдемте, вы, должно быть, утомлены. На моей квартире вы отдохнете, расскажете о себе.

Он взял ее руку, но она отдернула ее, словно обожглась.

— Нет, я пойду с Крейгом.

— Крейгом? Вы его любовница?

— Невеста, — холодно бросила Селена. — Мы должны были пожениться, и я протестую…

Лицо Фурье побелело от злости, глаза опасно заблестели.

— Мадам, вы не в том положении, чтобы выставлять ультиматумы. Если вы пойдете с Лейтимером и остальными, вас посадят в камеру: темную, грязную, не пригодную ни для одной женщины, тем более для такой утонченной женщины.

— Пожалуйста, разрешите мне пойти с Крейгом. — Ее страх остаться наедине с генералом, в чьих глазах не отражалось ничего, кроме примитивного вожделения, оказался сильнее гордости.

— Как пожелаете, — уступил Фурье. — Отведите леди вниз с остальными. — Один из охранников усмехнулся, но Фурье добавил: — Никаких домогательств по отношению к ней. Ты понял меня?

Ухмылка вмиг слетела с лица конвоира.

— Понял, генерал, — козырнул он и повел арестованных по скользким грязным ступенькам в подвал через комнату, где отдыхали остальные мятежники. Иные из них играли в карты, другие пили кофе. Селена ощутила болезненную жажду. Облизав языком потрескавшиеся губы, она судорожно сглотнула.

Жиро подозвал пару таурегов.

— Отведите его в камеру, — приказал он им, выталкивая Крейга. — Обыщите и принесите мне любую бумажку, которую найдете. Даже мельчайший клочок.

Тауреги подхватили Крейга и поволокли в камеру, закрыв за собой дверь.

— Остальные за мной. Поторапливайтесь! — С ненавистью подталкивая арестованных, Жиро тем не менее оставался заботливым с Селеной.

Проведя пленников по короткому коридору, их втолкнули в камеру. Дверь захлопнулась, ключ щелкнул в замке. Селена в полном молчании застыла пораженная, едва сдерживая тошноту от невыносимых зловоний. Кроватей не было, лишь грязная солома валялась на заплеванном каменном полу, а в углу стояло помятое ведро. Сквозь щель высоко в стене сочился слабый свет.

— Пойдемте, мадам Хэлстид. — Взяв ее за руку, Рошфор подвел девушку к дальней стене. Сняв свою куртку, накрыл ею солому. — Садитесь. Здесь посветлее и воздух лучше. — Лейтенант показал на щель в стене. Ошеломленная, Селена безмолвно повиновалась. — Теперь, — приказал Рошфор, все еще чувствуя себя командиром, — ты, Юлис. Найдется ли у тебя во фляге немного воды для мадам? — обратился он к краснолицему вестовому с широко раскрытыми, испуганными глазами.

— Я… я обронил свою флягу в реку. Когда эти свиньи напали на нас.

— У меня есть вода, — вмешался Феликс, загорелый, широколицый солдат лет тридцати. — Пейте сколько захотите, мадам Хэлстид. Только медленно, иначе вырвет.

— Мы разделим воду поровну, — предложила Селена, но Гектор, огромный, широкоплечий мужчина с мощными руками и громовым голосом, перебил ее:

— Мы научились обходиться без воды. Как верблюды. Мы — солдаты.

Селена приняла флягу, но, сделав пару глотков, заставила себя вернуть этот дар, опасаясь лишить и себя, и своего окружения последнего запаса.

Кто-то тяжело прошел по каменному коридору. Из караульной, находящейся за стеной, послышались возбужденные голоса. Девушка с удивлением взглянула на Рошфора.

— Звуки проникают сюда через решетку, — пояснил он, указывая на металлические прутья в самом верху противоположной стены. — Ночью здесь не будет особенно темно — свет из коридора попадает и сюда.

— Они приведут Крейга к нам, правда? Когда закончат обыск…

— Я надеюсь… — утешающе ответил Рошфор и улыбнулся. — Они напрасно теряют время.

— Но у Крейга должны быть депеши… записи…

— Теперь их уже нет. Он избавился от них. Бросил в реку, когда притворился оступившимся. Он споткнулся не случайно. Хорошо придумал, на его месте…

— И тем не менее поплатился за это, — вмешался Феликс. — Эти тауреги с плетьми… исполосуют человека так…

— Попридержи язык, — оборвал его Рошфор, заметив выражение лица Селены.

Но не одна она была потрясена. Молодой Юлис побледнел, дрожь передернула его тело.

— Значит, эти депеши имеют ценность? — поинтересовалась девушка.

— Ну, конечно. Фурье хочет знать, где расположен наш главный лагерь, какие силы там сосредоточены и с какой стороны возможна атака. А они придут, — сказал он с твердой уверенностью. — Не сомневайтесь. Они придут и отобьют гарнизон у генерала-выскочки, командующего жалкой кучкой стрелков.

— Но… хотя у Фурье нет депеши, у него… у него есть мы. — Она вспомнила свои смелые заявления Джеффри, что не боится путешествовать с ним. Но теперь страх пришел к ней. Панический, неуправляемый. Боже, ну почему она не послушалась благоразумного совета и принудила Джеффри взять ее с собой в эту несчастную провинцию?! Почему?! Потому, что она хотела доказать свою журналистскую состоятельность.

Но это не единственная причина. Она хотела вернуться к Крейгу. Убедить себя, что любит его. Только его. Единственного. Искупляя этим приездом вину за то, что отдалась Брайну после того, как пообещала Крейгу выйти за него замуж. Убеждая себя, что Крейг поможет забыть Брайна. И он помог бы, даря тепло нежности, которую Брайн никогда не мог подарить ей.

И она действительно любит Крейга. Не так, как любила Брайна, но с нежностью, рожденной уважением и благодарностью.

Сейчас, когда дверь в камеру открылась и охранник грубо втолкнул Крейга, Селена, торопясь к нему на помощь, знала, что никогда не любила его так, как в эту минуту. Возможно, он лишен животной храбрости Брайна, грубого безрассудства, но порядочность и доброта украшали его поведение.

Мятежники не дали ему времени одеться, Селена увидела кровавые полосы на его теле. Он в самом деле щедро поплатился за свой поступок и, — думала Селена, — на этом страдания Крейга не прекратятся.

— Ты же не солдат, — говорил Крейгу Рошфор, сидя через несколько часов возле котелка с отвратительным ужином. — Ты не обязан приносить себя в жертву. Если тебя спросят…

— Это не имеет значения. И не может иметь. — Крейг обратился к Селене: — Ты зря не ешь, это необходимо. Эта дрянь называется тайкхамазан… деликатес у таурегов.

Селена насильно сделала глоток и поперхнулась.

— Что это?

— Шарики из пшеничной муки, сваренные в козьем жире, — с улыбкой проконсультировал ее Феликс. — Кстати, не так уж и плохо, если запивать кофе.

Селена понемногу начала цедить теплое варево из оловянной кружки.

— Это не очень похоже на ужин в «Чер Бигнон», — посетовал Крейг.

— О, «Чер Бигнон», — подтвердил Рошфор. — Посидеть там вечером… А полуночный ужин в «Гранд Саизе»? Или в кафе «Англез».

— С персональными кабинками, куда мужчины водят своих дам? — вздохнул Гектор. — У меня никогда не было денег, чтобы попасть туда, но я слышал об этом месте…

— Когда мы вернемся в Париж, закатим вечеринку… мы все пойдем туда…

Селена понимала, что Феликс изо всех сил старается принять вид неунывающего, крепкого духом человека, тогда как под этой маской скрывалось мрачное и далеко не столь оптимистическое настроение. Если его представление предназначалось для нее, Селена не замедлила присоединиться.

— И что мы там закажем? — тут же спросила она.

— Мы, разумеется, начнем с консоме с яичными желтками и самую малость сорнеля. А потом мы…

Звуки тяжелых сапог послышались за стенкой. На пороге показался Жиро с фонариком в руке. Он глядел с таким дьявольским выражением, что кровь похолодела в ее жилах. Переводя этот нечеловеческий взгляд с одного мужчины на другого, он остановился на Юлисе.

— Ты! Вставай. Идешь со мной.

Парень поднялся, но, казалось, забыл, как ходят. Жиро схватил его.

— Не заставляй нас ждать. — Его глаза пробежали по молодому телу. — Мои друзья-тауреги оценят тебя, такого розовокожего… как девушка.

Только что проглоченная пища торкнулась наружу, и Селена ужаснулась, что ее вот-вот стошнит. Юлиса увели. Глаза паренька поблекли от страха, он двигался как сомнамбула.

За стеной послышались звуки драки, потом невыносимый крик боли. Дверь с шумом захлопнулась. В молчании, не глядя на Селену и друг на друга, мужчины доели ужин и, когда стражник забрал посуду, Рошфор сказал:

— Крейг, мы ляжем в этом углу камеры, а вы с Селеной — в дальнем. По ночам здесь чертовски холодно. Возьми мой мундир, Селена, — предложил он вежливым тоном.

— Я не могу спать… И не могу понять, как вы… — Селена находилась на грани истерики. — Юлис там, с этими… этими животными. Вас разве не заботит, что с ним случится? — Увидев лицо лейтенанта, она осеклась и лишь прошептала: — Извините меня.

Обняв невесту, Крейг отошел с ней к дальней стене камеры. Они легли рядом, он заботливо накрыл ее мундиром, крепко обнимая. На другой стороне безмолвно распластались на полу остальные пленники, пытаясь уснуть.

— Если лейтенант расскажет генералу Фурье о том, о чем тот хочет знать… — начала Селена приглушенным шепотом.

— И позволит сотням солдат попасть, как мы, в ловушку?

— Но Юлис…

— Не надо, Селена… — Крейг гладил девушку по волосам. — Не думай о нем. Постарайся вообще не думать об окружающем. Думай о будущем. Мы выберемся отсюда и отправимся в Париж, к маленькому Кейту. А потом в Нью-Йорк.

— Расскажи мне о Нью-Йорке.

— Тебе понравится этот город. У нас будет дом: небольшой, но уютный. Может быть, около Граммерси-парка. Ты сможешь водить туда Кейта. А по выходным мы будем гулять втроем. И я буду гордиться моей очаровательной женой и нашим сыном…

Он говорил убедительно и мягко. Постепенно Селену оставило мучительное напряжение. Ее глаза закрылись, и она уснула в объятиях Крейга.

Когда дверь камеры с бряцаньем распахнулась и лучи фонарей пронзили тьму, Селена задохнулась от крика. Тщетно Крейг пытался заслонить от нее изуродованное тело Юлиса: девушка все равно увидела глубокие порезы на его груди и спине, темные, ужасные синяки на лице.

— Я ничего не сказал им, лейтенант… — успел простонать молодой человек, прежде чем упал без сознания.

— Сегодня вечером он больше нам не нужен, — с ненавистью сказал Жиро и, к ужасу Селены, направился в сопровождении двух охранников через камеру. — Встать! — приказал он Крейгу. — Ты следующий.

Селена попыталась прижаться к Крейгу, но стражник отшвырнул ее в сторону.

— Скажи им, Крейг! Ради Бога, скажи все, что они хотят знать! — молила она.

— Твоя женщина дает тебе дельный совет, — глаза Жиро сверкали в свете фонарей. — Мои друзья знают много способов заставить человека заговорить. Половины ты не можешь даже вообразить.

— Крейг, не оставляй меня. Скажи им сейчас!

— Я не могу, Селена… — Кровь отхлынула от его лица, обнажая болезненную серость. Несмотря на ледяной холод в камере, он покрылся потом.

Жиро пожал плечами.

— Сожалею, мадам, — обратился он к Селене, обнажая зубы в волчьей ухмылке. — Вам не удастся провести ночь в объятиях любимого. Но, может быть, один из этих храбрых вояк ублажит вас…

Крейг ударил Жиро, и мгновенно охранники заломили ему руки. Саданув в ответ кулаком по лицу журналиста, Жиро отошел и что есть мочи пнул его в пах. Крейг скорчился. Застывшая, пораженная Селена с ужасом наблюдала, как его выволакивают из камеры.

Тяжелая дверь захлопнулась. Из коридора послышались крики боли. Девушка подбежала к лейтенанту.

— Вы же не рассчитываете, что Крейг ничего не расскажет?

— Вы недооцениваете месье Лейтимера. Он не выдал бы сведений, даже если бы я приказал ему это сделать.

Утро давно наступило, уже и день начинал сиротливо тянуться, а Селена, свернувшись калачиком, все еще лежала в углу камеры, изнывая от мучений. Юлис бредил, изредка приходил в сознание и вновь погружался в беспамятство. Каждый раз, когда дверь в камеру пыток открывалась, до несчастной девушки доносились невыносимые вопли Крейга, угрозы и ругань Жиро и его солдат.

Рошфор пытался заставить девушку подкрепиться, но она даже не хотела смотреть на еду. Уже к вечеру, когда принесли ужин, дверь вновь отворилась. «Умоляю, пусть это будет Крейг», — молилась она в молчании, но на пороге появился Жиро.

— Твой возлюбленный все еще в нашей камере и останется там, пока не скажет то, что мы хотим знать. У него не так уж и много времени: генерал Фурье не очень терпеливый человек.

Слабая надежда шевельнулась в сердце Селены.

— Отведите меня, пожалуйста, к генералу… капитан Жиро. Позвольте поговорить с ним.

— Селена, не надо! — запротестовал Рошфор. — Ты не понимаешь, что делаешь!

— Заткни свою пасть, — прикрикнул Жиро на лейтенанта и, обратившись к Селене, вновь взял вежливый тон. — Я передам вашу просьбу генералу.

Менее чем через час он вновь появился и кивнул Селене:

— Пойдемте, мадам. — Рошфор попытался вмешаться, но Жиро прикрикнул на него. — Девочка пойдет со мной. Если в конце концов у нее хватило ума предпочесть эту вонючую камеру квартире генерала — это ее дело.

Он повел Селену по длинному коридору. Мятежники глазели на нее, раздевая вожделенными взглядами, при этом грязно посмеиваясь. Но девушка едва замечала их ухмылки: из-за двери послышался рев затравленного зверя. Это был голос Крейга. Голос, обжигающий сердце, сознание. На мгновение наступила пауза, и новый, еще более жуткий крик наполнил все вокруг, сменяясь болезненным стоном. Ноги девушки ослабли, и Жиро поддерживал ее, пока они, поднявшись по лестнице, сквозь бесчисленные коридоры не добрались до кабинета генерала. Перед его дверью Жиро остановился, постучал. После чего открыл ее и буквально втащил Селену в комнату.

Вскочив, Фурье сузил свои желтые глазки.

— Что ты с ней сделал? — заорал он.

— Ничего, мой генерал. Просто она услышала внизу вопли своего американца.

— Он сказал вам что-нибудь?

— Нет. Но обязательно скажет.

— Уж последи за этим, и постарайтесь побыстрее. Пока их основной отряд не прихлопнул нас. Поскольку ты оказался настолько глуп, что позволил ему избавиться от своих бумаг, то лично отвечаешь за прочистку его памяти. А теперь убирайся!

Дверь за Жиро закрылась, а генерал Фурье взял девушку за руку и провел к широкому дивану.

В комнате громоздились трофеи бесчисленных грабежей: на диване валялись шелковые подушки, перед ним стоял резной стол. У дальней стены висели слегка раздвинутые шелковые занавески, демонстрируя альков с широкой кроватью.

Наполнив из стоящего на столе графина два стакана вином, хозяин протянул один из них своей пленнице.

— Мой предшественник держал превосходный винный погреб. Выпейте. Чуть позже мы пообедаем. Я распорядился запечь ягненка… — Он самодовольно улыбнулся. — Удивляюсь, как долго вы не принимали моего приглашения.

— Я пришла сюда просить вас… Умолять… отпустить Крейга. Во имя человечности…

— Человечности? Мой отец, два моих брата и я были против Луи Наполеона, когда он занял французский трон. Мы оставались сторонниками Второй республики, вся наша семья. Я один избежал репрессии со стороны этого… этого убогого выскочки. А отца и братьев отправили на корабле на каторгу в Кайену… ад земной.

— Но это не имеет отношения к Крейгу. Он американец. Журналист.

— И вы тоже журналистка, не так ли? Я нашел в вашем саквояже записи… К счастью для вас, они не имеют военной ценности.

— А если бы имели?

Генерал глотнул вина и поставил стакан на стол.

— Тогда, возможно, не было бы необходимости причинять месье Лейтимеру столько неудобств. Он доверял вам, мадам? Рассказал что-нибудь о результатах разведки?

— Если бы рассказал, думаете, я бы продолжала молчать? Я люблю его и собираюсь стать его женой.

— Что? В самом деле? Когда мы закончим его допрос, он станет бесполезен для любой женщины.

Стакан выпал из ее рук, глаза с ужасом застыли.

— Отпустите его… Вы должны… — Заметив, что никакие просьбы не пронимают этого человека, Селена пригрозила: — Крейг Лейтимер — гражданин Соединенных Штатов. Он работает на Джеймса Беннета, очень влиятельного человека. Вы уже ввязались в войну с Францией. Хотите того же самого с Америкой? — От безысходности она говорила смело, ее фиолетовые глаза вызывающе поблескивали. — Правительство Соединенных Штатов вторглось уже на побережье. Они послали флот, чтобы истребить берберийских пиратов.

— Вы замечательная женщина, мадам, — ответил на все это Фурье. — Хорошенькая, горячая, умная. Удивительное сочетание. Но не обманывайте себя. В настоящее время Штаты никуда не пошлют корабли. Их флот законсервирован блокадой Севера. Мистер Линкольн не желает посылать войска даже в Мексику, чтобы выгнать оттуда французов.

Вся запальчивость девушки улетучилась в один миг. Так как не было сомнения в правоте генерала.

— Не стоит грустить, — посоветовал Фурье. — Забудем Лейтимера. Думайте о своем собственном будущем.

— Мое будущее с ним…

— Вы заблуждаетесь, мадам. Даже если он заговорит, я не отпущу вас к нему. Вы останетесь со мной.

Он схватил ее, но ей удалось вырваться.

— Не будь дурой! Ты здесь останешься до тех пор, пока мне будет приятно держать тебя возле себя.

— Вы не можете меня заставить!

— Еще как могу. И сделаю это! Хотя предпочел бы, чтобы ты согласилась добровольно.

— Я не хочу… я не могу…

Схватив ее, он грубо прижал Селену к себе, ловя своим ртом ее мягкие губы. Свободной рукой Селена оцарапала ему лицо.

— Огненная женщина, — услышала она в ответ и увидела, как через все его лицо проступают багровые полосы. — Тигрица! — схватив ее руки, он с такой силой завернул их ей за спину, что девушка вскрикнула от боли. Фурье отпустил ее. — Прости меня, Селена. Я чаще имел дело с вялыми тюремщицами и невежественными крестьянками.

Оказавшись на ней, вожделеющий генерал начал стягивать с нее одежду, разорвав блузку, сорочку, мусоля мокрым ртом ее обнаженные груди. Когда Селена еще раз попыталась вырваться, Фурье больно скрутил ее волосы. Пожирая ее похотливым взглядом, он задрал ей юбку. Когда же он вошел в нее, странное состояние окутало Селену. Она больше не боролась с насильником, но и отвечать ему не могла. Какое-то бесчувственное оцепенение овладело ею.

Сжимая бедра, впиваясь стальными пальцами в ее безвольное тело, разгоряченный Фурье вновь и вновь погружался в равнодушное, бесчувственное тело женщины. Отвращение, ужас, беспомощная ярость… Это было изнасилование не только тела, но и души.

Покрывшись испариной, хрипло дыша, Фурье наконец отвалился.

— Тебе нужно многому научиться, — сделал он вывод, приподнимаясь на одной руке. — Но я научу тебя. Ты еще ответишь мне. И еще будешь благодарить за мою ласку. Ты отдашь мне весь огонь и душу, которые прячешь в себе.

— А если я не смогу?

— Тогда я пропущу через тебя своих солдат. Жиро и другие удовлетворят свои желания.

 

27

Селена оказалась в каком-то бесконечном кошмаре, где время потеряло значение. Удерживаемая в квартире Фурье, она вновь и вновь вынуждена была его ублажать. И он насиловал ее, взбешенный недостатком пыла в своей любовнице.

Однажды ночью, лежа в постели в ожидании его очередного приступа страсти, она решила еще раз попросить освобождения Крейга.

— Если бы я знала, что он на свободе, может быть, я смогла… понравиться тебе. — Она заставляла себя говорить покорно, не обращая внимания на гордость, кипевшую внутри, убеждая, что освобождение Крейга стоит этого стыда. Стоит даже большего. — Если только ты пообещаешь, что отпустишь его, я попытаюсь…

— Попытаться — недостаточно. Может быть, ты просто холодная сука, как и другие англичанки, которых я знавал прежде.

— Нет… Я не…

— Докажи это! — потребовал он, наваливаясь на нее.

Она обнимала его бока ногами, двигаясь с фальшивой страстью, пытаясь изобразить оргазм, в то время как ее душа боролась против уничтожения.

Когда Селена проснулась, утро еще не наступило. Только слабые розовые лучи пробуждающегося рассвета сочились через окно, освещая парапет. Фурье уже встал и натягивал свою безвкусную красно-золотую форму. Девушка уселась на кровати. Вспомнив унижение, пережитое несколькими часами раньше, она испытала мучительное отвращение ко всему.

— Одевайся! — приказал генерал. — И поторопись.

Окостенелыми, почти негнущимися пальцами Селена застегнула пуговицы, расчесала волосы, умылась.

— Быстрее, пойдем со мной, — торопливо велел Фурье.

Он вывел девушку на крепостной вал. Прохладный, свежий воздух щекотал щеки. Поднимающееся солнце касалось своими лучами макушек скалистых гор.

— Смотри вниз. Я хочу, чтобы ты видела это.

Селена вгляделась во двор. На его середину вывели Рошфора и его людей. После нескольких отрывистых команд четким строем вышла группа солдат, вооруженных винтовками.

Арестованных выстроили вдоль стены. В разгорающемся свете утра Селена попыталась разглядеть их лица. Здесь был прямой и собранный лейтенант Рошфор; Феликс, предложивший устроить вечеринку в кафе; Гектор, давший ей флягу, и Юлис, спотыкавшийся, словно лунатик. Но где же Крейг? Селена заглянула за край парапета и услышала слова Фурье:

— Его там нет.

Слабая надежда колыхнулась в ее груди. Она застыла. Потом отвернулась, зная, что бесполезно просить за осужденных.

— Мне они больше не нужны, — холодно прокомментировал происходящее Фурье.

Выстрелы пронзили утренний воздух, наполнив все вокруг эхом, вспугнув в небо стаи дремавших птиц.

Словно сломанные игрушки, упали на каменный двор тела людей. Селена не могла смотреть на это. Повернувшись, она побежала в покои генерала. С невыносимой мукой в сердце она рухнула на диван. Но Крейг все-таки спасен! И значит, не зря она испытывала все эти унижения.

Как-нибудь она найдет способ оказаться рядом с ним. И не имеет значения, какие еще оскорбления снесет она ради этого. Гарнизон, возможно, отобьют у мятежников, и они оба станут свободными. Ох, если бы только лейтенант со своими людьми дожил до этого дня, думала Селена.

В дверь постучали, и вошел Жиро. Девушка с нескрываемым отвращением взглянула на него. Какими пытками заставлял он говорить Крейга? Селена содрогнулась, вообразив эти ужасные способы. Она хотела оказаться как можно быстрее рядом со своим женихом, заботиться о нем, но не решалась попросить у генерала Фурье разрешения на это. Жиро отдал честь.

— Я готов выехать в Тимгад в течение часа, — доложил он. — Повозки нагружены, и люди готовы.

— Да, лагерю в Тимгаде необходимо подкрепление. Теперь, когда мы знаем, где находятся основные силы, а главное, куда они собираются напасть, мы должны быть готовы к их приходу. Молодец, Жиро.

Капитан молча пожал плечами.

— Когда Юлис Фроссард начал говорить, он рассказал все, что мы хотели знать. Увидев то, что осталось от Лейтимера, он уже не мог остановиться.

— Крейг! — вскрикнула несчастная девушка пронзительным от страха голосом. — Что с Крейгом?

Переглянувшись, мужчины взглянули на нее. Фурье сказал:

— Крейг Лейтимер мертв. — Едва уловимый проблеск восхищения мелькнул в его глазах. — Он умер, не проронив ни слова. Зато Юлис многое рассказал нам…

— Крейг не умер… Он не может умереть…

— Увы, к сожалению, это так, — хладнокровно констатировал Фурье. — Очень прискорбно.

— Я вам не верю, — дрожащим голосом запротестовала девушка.

— Жиро с удовольствием расскажет вам о последних часах вашего возлюбленного. И поведает все детали, если пожелаете, по дороге к нашему лагерю в Тимгад.

— Вы хотите, чтобы мы взяли ее с собой? — удивленно уточнил капитан Жиро.

— Да, хочу…

В ее теле сконцентрировалась невыносимая боль, голова закружилась, окружающее куда-то поплыло. Хотя генерал Фурье стоял рядом, казалось, что его слова звучат где-то далеко-далеко.

— Прошлой ночью вы устроили достойное представление, мадам. Но вы могли поберечь силы… Лейтимер умер до того, как вы начали свою маленькую шараду.

— Вы обещали… — невыносимая ярость потрясла ее и тут же отступила. Невозможно было дышать, кровь неистово колотилась в висках.

— Возьмите ее, капитан, — донеслись до нее слова генерала. — И уберите прочь с моих глаз. Она ваша. Делайте с ней что пожелаете.

Жиро схватил Селену за руку.

— А потом?

— Потом? Если она перенесет ваши нежности и нежности ваших людей, бросьте ее помирать с голоду или перережьте шею.

Но теперь Селена не испугалась. Она теперь находилась вне страха. По другую сторону всех ощущений. Жиро оторвал ее ноги от пола, и она с благодарностью отдалась всепоглощающей темноте.

Селена пришла в себя, лежа в крытой повозке посреди двора Сен-Дени. Снаружи доносились приказы и покрикивания Жиро: седлать коней, строиться в колонну. Опираясь на груды корзин и подпорки тента, девушка привстала, тупо рассматривая повстанцев: наемники, чьи разномастные акценты говорили, что они выходцы из Испании, Италии и десятка других стран; выносливые, упрямые берберы; тауреги, хозяева Сахары, повязки на лицах придавали им особо зловещий вид.

Жиро отдал приказ трогаться, ворота открыли, и отряд двинулся вниз, через перевал Эль-Кантара, затем повернул строго на восток, где вскоре оказался на плоской, выложенной камнями древней военной дороге.

— Римляне строили эту дорогу примерно пару тысяч лет назад… — Селена с удивлением обернулась: человек, управлявший повозкой, говорил с ней на чистейшем английском языке. — Насколько я слышал, эти римляне знали все, что нужно знать о военном деле, — продолжал он. — Имели цепь фортификаций вдоль побережья. — Хотя девушка не отвечала, он продолжал: — Кендал, если позволите. Сержант Том Кендал. Я англичанин, как и вы.

Закрыв от нещадного солнца глаза, Селена попыталась ответить ему, но слова не шли. Потрясенная, она все еще чувствовала холод внутри от сознания того, что Крейг мертв. Она никогда больше не сможет увидеть его, не сможет прижаться к его щеке. Он мертв, а она продолжает жить и дышать, чувствуя тепло солнца, подрагивание повозки.

Не обращая внимания на молчание попутчицы, Кендал время от времени заговаривал, пока повозка вместе с отрядом продвигалась в горы. Один раз он ткнул плетью в сторону упавших колонн и разрушенных стен.

— И это дело рук римлян. Когда мы прибудем в Тимгад, вы увидите много их построек.

В полдень, когда солдаты сделали привал, Кендал предложил Селене воды. Неуклюжими, неслушающимися руками она неловко поднесла флягу к губам. Но в этот момент прискакал Жиро.

— Женщина будет пить, когда я дам разрешение, и не раньше, — выкрикнул он. — И ничего не предпринимай на этот счет. Ничего, пока я не скажу. Она принадлежит мне… — ухмыльнулся Жиро. — Маленький подарок от генерала Фурье.

— Но ведь она не может находиться целый день без воды, — смущенно запротестовал Кендал.

Только когда Жиро исчез, чтобы опять занять место во главе вновь тронувшегося отряда, Кендал осторожно предложил девушке воду.

— Поторопитесь, — посоветовал он. — Этот Жиро — изверг. Любая женщина, попавшая к нему, — несчастная женщина.

Селена почувствовала, что ее спасительная летаргия начала уступать место панике. Вернув флягу Кендалу, она легла, закрыв глаза руками. Но ей не удалось отогнать тошнотворные картины, возникающие перед ее мысленным взором. Она не должна позволять себе думать о мучениях, выпавших на долю Крейга в последние его часы. Она должна помнить только о его мужестве. «Но я не так сильна, как он. Я боюсь. Боже, как же я боюсь!»

На ночлег остановились в ущелье перед небольшим ручьем. Темнело. Спешившись, солдаты развели костры и занялись приготовлением варева из козьего мяса и овощей. Обойдя повозку, Кендал помог Селене спуститься. Рядом с этим огромным мужчиной с черными волосами, большим ртом девушка показалась себе крохотной. Жгучее африканское солнце превратило его кожу в медь. Как и большинство наемников, он был одет в лохмотья какой-то военной формы — штаны, грубая, в пятнах пота рубаха и широкополая кожаная шляпа. Спускаясь, Селена почувствовала его мужской запах, смешанный с запахом лошадей и виски.

— Ничего с тобой не случится, — говорил он, подводя девушку к костру. — Ничего, пока Жиро не даст разрешения. Никто не осмелится перейти ему дорогу. Этот тип подлый, как змея. Не могу забыть, как Жиро убил того американца… Жиро метал молнии из-за того, что не мог сломить этого ублюдка… — Что-то в ее взгляде заставило его замолчать. — Побыстрее… Лучше оказаться у костра, пока еда не кончилась.

Освобождая девушке возле огня место, наемники глазели на нее с нескрываемым вожделением. Подошел Жиро.

— Ничего страшного, капитан, если мы покормим эту девушку? — спросил Кендал.

Вместо ответа капитан кивнул, и Кендал сунул в руки Селены миску с похлебкой.

— Ешь, — приказал Жиро.

Селена покачала головой.

— Я не хочу есть.

— Не важно, что ты хочешь. Ты сделаешь то, что прикажу я. И немедленно. А я приказываю тебе съесть эту пищу.

— Я не могу…

— Не могу? — Он говорил мягко, но пугающе. — Забудь это слово. Забудь, если до прибытия в Тимгад желаешь остаться в живых.

— Мне все равно. Можешь убить меня хоть сейчас! — Злость, глубокая ярость, отвращение к человеку, убившему Крейга, вскипела в ней. — Ты привык убивать…

— Вижу, что ты до сих пор ничего не поняла… Ты принадлежишь мне. И если пожелаю, я убью тебя… Но лишь когда я захочу. Не раньше.

Нагнувшись, Жиро взял миску и поставил ее на землю. Одним рывком поднял девушку, ударил ее наотмашь раскрытой ладонью: искры пробежали перед глазами Селены. Вновь и вновь тяжелая рука, то ладонью, то тыльной ее стороной, хлестала несчастную, пока та не повалилась на капитана. Схватив одной рукой ее за талию, другой Жиро залез под блузку и резко зажал сосок. Дикая боль пронзила девушку. Жиро явно наслаждался. Закусив, чтобы не закричать, нижнюю губу, Селена чувствовала, как по щекам струятся слезы.

Посадив девушку на место, Жиро схватил ее за шею и ткнул в похлебку с такой силой, что едва не задушил.

— Ешь, сука… — процедил он сквозь зубы.

Давясь и задыхаясь, Селена сделала несколько глотков, но ее организм, отзываясь тошнотой, отказывался принимать отвратительную жирную пищу.

— Я скажу, когда надо закончить! — взревел Жиро. Ее лицо, волосы были выпачканы похлебкой, но Селена продолжала глотать.

— Хватит! — приказал наконец Жиро. — Вставай.

Он обращается с ней, как с собакой, промелькнуло в голове у девушки, сгорающей от стыда. Подталкивая, Жиро подвел ее к ручью, бегущему в нескольких шагах от костра.

— Раздевайся!

Слепо спотыкаясь, Селена подошла к воде, сняла ботинки и вошла в ледяную воду.

— Я хочу, чтобы ты сняла всю одежду. Побыстрее.

Мужчины у костра с интересом наблюдали за происходящим на берегу. Расстегнув блузку, Селена бросила ее на песок, затем туда же последовали юбка и сорочка. Она попыталась присесть в неглубоком ручье, чтобы умыться, дрожа и стуча зубами от холода.

На кивок Жиро она заставила себя выйти на берег. Струйки воды, поблескивая в свете пламени, стекали по белому, стройному телу.

— Какая женщина! — выкрикнул мужской голос.

— Волосы как огонь, — подхватили у другого костра.

На холодном горном сквозняке ее тело сотрясла крупная дрожь.

— Она замерзнет так… — вступился Кендал.

— Тебе холодно? — спросил Жиро.

— Да… пожалуйста… мою блузку… — Девушка потянулась к одежде, но Жиро преградил ей дорогу.

— Я согрею тебя.

Ошеломленная, она увидела, как он расстегивает кожаный ремень. И только когда Жиро намотал один конец его на руку, она поняла.

Размахнувшись, он хлестнул, стараясь попасть по грудям девушки. Вскрикнув, она повалилась на колени, пытаясь защититься. Ремень свистнул вновь, и она упала лицом в песок, слыша собственный вопль, отраженный от екал. Сжавшись в комок, она скулила, как дикое животное.

— Ты так убьешь ее, — запротестовал Кендал.

— Он прав… — подтвердил кто-то другой.

— Не беспокойтесь. До нее у меня уже бывали девочки, — ответил Жиро, задыхаясь от усилий.

Повернув девушку на спину, он навалился сверху, раздавливая мощным весом груди и не давая ей никакой возможности даже вскрикнуть. Далекие чужие звезды над головой этой твари сияли перед глазами Селены; где-то в горах завывал ветер. Через мгновение послышался хрип и прерывистое дыхание Жиро, проникшего в нее. Инстинктивно Селена начала вырываться, пытаясь оцарапать ненавистное лицо.

— Хочешь, мы ее подержим для тебя? — спросил кто-то из сидевших рядом.

Но вскоре ее слабое сопротивление уступило его грубому напору. Жиро схватил ее запястья и заломил руки за голову. Отвернувшись, она все равно видела вспотевшее, улыбающееся лицо. Жиро издал хриплый, животный звук, судорожно выгнулся и, кончив, обмяк.

Чувствуя, как под ней проваливается земля, Селена желала лишь забвения.

— Теперь, — услышала она голос Жиро, застегивающего ремень, — любой, кто хочет эту женщину, может ее поиметь.

Селена замерла, слыша резкий смех и чувствуя похотливое возбуждение подходящей толпы. Открыв рот, она попыталась крикнуть, но ни звука не слетело с ее губ.

— Не спешите, — остановил солдат Жиро. — Я не собираюсь ее дарить. Покажите сначала ваши денежки.

После недолгого торга, звона монет другой мужчина занял место Жиро. Том Кендал.

— Не бойся, — успокоил он Селену. — Относись к этому полегче, девочка.

Селена попыталась что-то сказать, но слова по-прежнему не шли. Закрыв глаза, она почувствовала, как Кендал вторгается в ее поруганное тело. Потом другой мужчина овладел ею, еще один, но она была уже не способна ни на какие ощущения и, наконец, потеряла сознание.

Звезды исчезли, а небо усеяли мягкие, пушистые кораллы облаков, когда Селена открыла глаза, лежа в углу повозки Тома Кендала. Грубое шерстяное одеяло, подоткнутое с боков, нещадно растирало избитое, усеянное синяками тело.

— Пора в путь, — сообщил Кендал.

За время дальнейшего пути в Тимгад, сама того не осознавая, Селена изменилась. С каждым днем все меньше оставалось в ней женского. Регулярные надругательства над ее телом и душой оставили ей лишь животные инстинкты. Все ее нужды сводились к тому, чтобы есть, пить и избегать боли.

И, подобно животному, училась она следить за Жиро: каждый раз при его появлении немедленно отзываться на его оклик, смотреть в глаза и повиноваться по первому мановению его руки. Инстинкт самосохранения все-таки остался, а чтобы выжить, необходимо было немедленно, беспрекословно повиноваться. В противном случае следовало мучительное наказание.

В Тимгаде главный отряд повстанцев основал базу, натянув тенты и разбив палатки среди древних римских руин. Вновь прибывшие расположились на склоне холма, среди полуразрушенных древних колонн и стен. Белая арка, отделанная с трех сторон мрамором, величественно возвышалась у входа.

Часть их отряда во главе с Жиро разбила свои палатки рядом с основным лагерем, и днем Селена оставалась забытой в повозке Кендала. Но с наступлением ночи Жиро возвращался. Пребывание в лагере женщины будоражило солдат, словно нашествие неприятельской армии. Для арабов и берберов пламенно рыжие волосы и темно-фиалковые глаза были редкостью.

Жиро не терял времени, вовсю торгуя телом своей пленницы. Любой мог воспользоваться ею или совсем недолго, или, если позволял кошелек, провести в палатке целую ночь. Сознание женщины замутилось от пережитого: кто только не владел ею. Жиро просил клиентов немедленно сообщать ему, если женщина чем-нибудь не понравится, выкажет отсутствие желания, если откажется что-либо сделать, оттолкнет.

Вскоре она выучилась быстрому и полному повиновению. Дни и ночи проводила она в притупляющем тумане, поглотившем и прошлое, и будущее. Они перестали существовать. Осталось лишь одно-единственное желание — выжить.

Жизнь лагеря, проистекавшая вокруг, не вызывала у нее никакого интереса. Поэтому, когда в арку въехали повозки жирного левантийского торговца, Селена не придала этому никакого значения. Стоя возле повозки, она наблюдала, как мятежники торгуются, покупая красивые, красной кожи седла из Туниса, винтовки с изящными прикладами и гравировкой испанских мастеров.

Левантиец заметил девушку. Подойдя ближе, взял локон ее рыжих волос и растер между большим и указательным пальцем, словно кусок редкого шелка.

Пробравшись через толпу, Жиро схватил Селену за руку.

— Возвращайся в палатку! — прикрикнул он, буравя ее холодным, опасным взглядом.

Селена убежала. Не ее вина, что левантиец обратил на нее внимание, но Жиро мог воспользоваться этим, чтобы в очередной раз пустить в ход кулаки. Бесполезно прятаться, бесполезно объяснять…

Улегшись в палатке на циновку, служившую ей кроватью, Селена с опаской глядела через узкую щель наружу. Но Жиро не возвращался. Солнце садилось, и в сгущающихся сумерках старые, сломанные римские колонны казались белыми владыками этих мест. Не понимая причины волнения в лагере, Селена вслушивалась в крики и понукания мятежников, осознавая при этом, что не слышит привычного запаха ужина.

Но это не важно: Жиро может прийти в любую минуту и причинить боль. Забившись в угол, поджав колени, девушка хотела только одного — исчезнуть.

Левантиец складывал вещи, явно не намеренный оставаться здесь. Занавеска в палатку распахнулась, девушка замерла. Но это был не Жиро. Том Кендал, полусогнувшись, стоял в проеме.

— Вставай! — приказал он. — Пойдем со мной. Быстрее.

Выдрессированная, она сию же минуту поднялась и без вопросов последовала за ним. Мятежники сворачивали палатки, а кое-кто уже оседлал коней. Небо над головой окрасилось пурпуром, и уже проступили звезды.

Иногда Кендал тоже покупал ее услуги. И это было не самым худшим. Удовлетворяя свои нужды, он не зверствовал, ему не доставляла удовольствия испытываемая ею боль. Селена начала расстегиваться.

— Не сейчас, — остановил он ее. Что-то в его голосе обеспокоило девушку. — Иди туда. Прямо до края оврага…

Повинуясь приказу, Селена дошла до края отвесного выступа; вниз на сотни метров простирался обрыв. За ее спиной раздался щелчок. Вздрогнув, Селена напряглась, привычное оцепенение оставило ее.

— Не оборачивайся! — приказал Кендал, но, повинуясь более сильному инстинкту, она повернулась и увидела поднятый револьвер.

— Нет! — метнувшись к Кендалу, Селена толкнула его, раздался выстрел, оглушая эхом, отраженным от гор. Пуля просвистела мимо нее.

— Пожалуйста, — умоляла она. — Я прошу. Не надо…

— Отвернись…

— Нет… Я не…

— Слушай меня, девочка. Левантиец принес невеселое сообщение. В Филиппвилле высадились французские войска. Они собираются присоединиться к африканскому корпусу. — Видя, что она не понимает, о чем речь, он продолжил, начиная злиться: — Ты не понимаешь? Мы все уходим. Прямо сейчас. Если мы не успеем, нас окружат. — Он не мог смотреть в ее глаза. — Жиро приказал… Ты не идешь с нами. Я должен пристрелить тебя. Здесь и сейчас.

Ледяной озноб пробежал по телу Селены, она услышала завывание ветра в древней арке. Кендал мог бы уже прострелить ей голову и теперь стоять и наблюдать, как ее тело скатывается по откосу. В один миг пуля избавила бы ее от боли, страха, унижения. Но даже думая об этом, она ощущала, как безразличие к собственной судьбе, многодневная апатия оставляют ее.

— Ты ведь можешь не убивать меня. Можешь просто оставить здесь.

Кендал покачал головой.

— У меня приказ…

— Но капитан Жиро не сможет узнать о его исполнении… он слышал выстрел… и уж конечно, он не бросится вниз в поисках моего… моего тела.

— Ты так и не поняла, что я сказал? Мы отступаем. Весь лагерь уходит.

— Мне все равно. Я останусь здесь, пока все не уйдут… — То, что Кендал до сих пор не выстрелил и спорит с ней, обнадежило Селену. — Я не пророню ни звука… Никто не узнает, что я еще…

— Не будь дурой! Тебе здесь не выжить. Умрешь от голода и жажды. Умереть от пули легче. Быстро и чисто.

— Ты же не хочешь меня убивать… Знаю, что не хочешь. Я никогда не делала тебе ничего…

— Хорошо, может быть, и не хочу, — резко оборвал ее Кендал. — Я нанимался к мятежникам только ради денег. В мои планы не входило ни убивать женщин, ни пытать пленников. Но у меня нет выбора… — Он вновь поднял револьвер.

С дороги, проходившей чуть правее оврага, где они стояли, донеслись какие-то звуки. Глядя на револьвер, девушка слышала приказы левантийца, окрики, топот коней по булыжнику.

Я могла бы не оставаться здесь в ожидании смерти… Торговец уезжает и может взять меня с собой…

Кендал молчал, сузив глаза. Но наконец заговорил:

— Он идет на север, в Алжир. Мы — на юг, в горы.

— Вот видишь, Жиро ничего не узнает. И левантиец… Ты видел, как он глазел на меня в лагере… как рассматривал мои волосы и…

— Знаю. Волосы, подобные твоим, редкость в этой части света. И такие глаза. И такая белая кожа… Да уж, ему ты приглянулась. Но если он и возьмет тебя, то лишь с одной целью: продать в публичный дом в Филиппвилле или Алжире.

Будущее вырисовывалось отвратительное, но Селена упрямо встретила тяжелый взгляд Кендала.

— Это тебя не касается, — отрезала она хладнокровно. — Он торговец, не так ли? Он хорошо заплатит. Труп для тебя не имеет никакой ценности. Но живая я чего-нибудь да стою.

Кендал сунул револьвер за пояс.

— Я сказал, что девочка с твоей внешностью здесь редкость. — Он слегка улыбнулся. — Ты можешь стать изюминкой, Селена. Пойдем. Надо торопиться, пока левантиец не уехал.

Взяв девушку за руку, он повел ее в сторону дороги, по которой должен был проехать торговец. Остановившись на обочине, Кендал оглядел девушку.

— Впереди у тебя тяжелые времена. Может быть, даже хуже, чем были с Жиро. Знаешь ли ты об этом, девочка?

Селена поспешно кивнула, так как в этот миг увидела подъезжающего левантийца. Широкая улыбка заиграла на его оплывшем от жира лице.

— В конце концов, я хоть буду жива, — утешила она больше себя, чем Тома Кендала.

Спустя несколько часов, подрагивая среди кучи седел в одной из повозок торговца, Селена впервые за все эти дни позволила себе подумать о сыне. Пусть она потеряла Брайна… Он сказал, что больше никогда не хочет ее видеть. Но если она спасется, ей есть ради кого жить: ради сына Брайна.

 

28

— Еще бренди, капитан Маккорд?

Брайн отрицательно покачал головой. Он сидел в офисе Джона Слайдла. Снаружи сумерки укутывали парижские бульвары, хлопья снега летели за окнами.

— Вы отплываете в самые ближайшие дни, — говорил коренастый представитель Конфедерации. — Гибель «Ариадны» — тяжелейшая утрата. Прошу прощения, но мы не смогли найти корабль, равный ей. Вы же знаете ситуацию. Два броненосца, построенные нами здесь, задержаны императором.

— Понимаю, — кивнул Брайн. — Но и «Долфин» сделает свое дело. Мистер Родман переделал его из пассажирского парохода в крейсер с удивительной быстротой. Правда, переделывать пришлось всю конструкцию судна, убирать пассажирские каюты, салоны. Он так укрепил главную палубу, что теперь она в состоянии выдержать орудия, а трюмы приспособил для команды. И топливный бункер расширил так, что теперь корабль может взять восьмидневный запас угля.

— И что, мистер Родман опять поплывет с вами в качестве главного механика?

— Да. Хирург, которого вы рекомендовали, сказал, что его нога заживает. Хромота — временная. — Брайн подумал, что это чудо, если припомнить то чудовищное оперирование, которому подвергся Дональд три месяца назад в Санта-Кларе.

— Ну, а теперь ваше задание… — начал Слайдл.

— Жечь, топить и разрушать, — продолжил Брайн.

Слайдл одобрительно кивнул, но когда Брайн собрался встать, добавил:

— Подождите минуточку, капитан. У меня есть еще одно задание для вас. Боюсь, неприятное ни мне, ни вам, но крайне необходимое. Вы доставите на Багамы пассажира. Даму.

— У нас нет места для пассажиров. Тем более для женщин, сэр, — попытался возразить Маккорд.

— Возможно, «пассажир» — не совсем точное слово. «Заключенный», пожалуй, подходит больше. Это — Иветта де Реми. — Темные густые брови Брайна поползли вверх. — У нас есть неопровержимые доказательства, что здесь, в Париже, мадемуазель де Реми передавала нашим противникам важную информацию. Она догадывается, что мы разоблачили ее, и у нас есть все основания полагать, что она готовит побег в Англию. Там она смогла бы принести нам много вреда.

На некоторое время Брайн погрузился в молчание, устремив взгляд на кружащиеся снежинки за высокими окнами.

— Что делать с ней, когда я доставлю ее в Нассау?

— Вы передадите ее нашему представителю. Это все, что от вас требуется. — Слайдл бросил на стол запечатанный конверт. — Он переправит ее в Северную Каролину, в «форт рыбаков», где она подождет в тюремной камере конца войны.

— Лучшее место для нее.

— И еще. Ее нельзя насильно привести на ваш корабль. Помните, она на французской территории и, следовательно, под защитой французского правительства. Мы не хотим ни международного скандала, ни неприятностей с Луи Наполеоном. Мадемуазель де Реми и герцог де Морни…

— Да, я слышал…

— Я знаю, что Иветта де Реми ваш друг. Что вы… м-м… знали ее еще в Нью-Орлеане. Это доставит вам беспокойство, капитан?

— Это может сыграть мне на руку, — холодно ответил Брайн.

— Как же? — удивился Слайдл.

— Она верит мне и не догадается о моих намерениях, пока не попадет на борт корабля. А когда мы выйдем в открытое море, я надену на нее наручники, если сочту необходимым.

Брайн поднялся, взяв со стола конверт. Старший офицер пытливо взглянул на своего подчиненного.

— Вы не особенно потрясены предательством мадемуазель де Реми.

— Она женщина, не так ли?

Покинув офис Слайдла, Брайн вышел на холодную заснеженную улицу. Фонари ярко горели, улицы были запружены экипажами. Брайн взял карету и направился на встречу с Дональдом Родманом.

— Это невозможно! То, что ты говоришь об Иветте, неправда!

Двое мужчин сидели в отдельной кабинке, откуда проглядывался просторный танцевальный зал. По его блестящему паркету под музыку вальса скользили пары, многие девушки не спеша прогуливались, поджидая партнера. Их нарумяненные лица, замысловатые прически освещались множеством газовых рожков, отражающихся в позолоченных зеркалах.

— Слайдл не отдал бы такого приказа без достаточных доказательств ее вины, — сказал Брайн, заметив, как потемнело тонкое, подвижное лицо его друга. — Я знаю, она тебе нравилась, — продолжил он. — Но не воспринимай это близко к сердцу. Посмотри вокруг. Сотни девушек, таких же прекрасных, как Иветта, и ты можешь выбрать любую.

— Иветта совсем иное. — Лицо Дональда казалось безжизненным. — Могла произойти какая-нибудь ошибка.

— Выбора нет. У Слайдла наверняка имеются веские доказательства. — Брайн метнул на Дональда быстрый взгляд и налил ему стакан вина. — Выпей.

Глаза Дональда заволокло пеленой, он сжал губы. Брайн вспомнил о тех невыносимых минутах на пляже Санта-Клары, когда Дональд, поддерживаемый двумя матросами, лежал на песке, обагренный кровью, сочащейся из глубокой раны.

— Опять нога беспокоит? — поинтересовался Маккорд.

Дональд отрицательно покачал головой.

— Лучше бы тогда, в Санта-Кларе, ты позволил мне умереть. — Дональд дрожал всем телом.

— Ты пьян?

Дональд вновь мотнул головой.

— Так какого же черта ты так нервничаешь?

Дональд тупо смотрел на нетронутый стакан.

— Я виноват в потере «Ариадны».

— Нет, ты действительно пьян.

— Я сказал Иветте, что мы плывем в Санта-Клару.

— О чем ты говоришь? Ты сразу же отправился на «Ариадну». — Брайн что-то вспомнил. — Хотя нет. Ты остался поговорить с Селеной.

— Все равно. После чего я вернулся в свою комнату собрать вещи. А там меня ждала Иветта. Она пришла попрощаться. Она плакала и говорила, что боится за меня. Я пытался ее успокоить и сказал, что мы плывем только до Санта-Клары, чтобы там произвести необходимый ремонт.

Мышцы на лице Брайна напряглись.

— Ты круглый дурак! Значит, плакала, не так ли?

Глядя через стол на Дональда, Брайн видел, какая мучительная борьба разворачивается внутри него.

— Я сказал тебе, что я виноват в потере корабля и гибели экипажа.

— У тебя не было оснований подозревать Иветту. Ведь каждый из нас считал ее на нашей стороне. — Мимолетная ярость Брайна уступила рассудку.

— Из-за меня погибли наши друзья…

— Нет. Из-за Иветты.

Дональд поднялся.

— Куда ты собираешься?

— Не знаю. — Дональд выглядел постаревшим, в глазах застыла тревога. — Я собирался встретиться с Иветтой до отправления в Бордо, чтобы отдать ей это… — Достав небольшую бархатную коробочку, Дональд щелкнул застежкой. Изящное брильянтовое ожерелье с двумя рубинами заблестело в свете огней. — Может быть, мне отдать это одной из девочек внизу?

— Нет, ты не сделаешь этого. Лучше отдай это Иветте.

— Зачем ты так говоришь?

— Сядь. — Дональд повиновался. — Ты можешь помочь заманить Иветту на борт «Долфина», если, конечно, желаешь искупить свою ошибку.

— Что мне надо сделать для этого?

Спустя два дня Брайн стоял на мостике «Долфина». Воздух был холоден, но чист. Свежий ветерок, долетавший с Атлантики, играл парусом на небольшой рыбацкой лодке, курсирующей вдоль гавани. Но Брайна сейчас вовсе не интересовала погода. Он вспоминал ночь, когда последний раз видел Селену.

Она не лгала. Она не предавала, не по ее вине погиб его корабль. А он отказывался ее слушать. Он напугал, оскорбил ее и оставил на руках другого мужчины. «Может быть, лучше, что она уехала в Алжир, — размышлял Брайн. — Возможно, теперь она и этот журналист поженились и живут себе где-нибудь в Нью-Йорке. Она говорила, что Крейг Лейтимер добр и внимателен, а главное, верит ей. В таком случае ей действительно лучше остаться с этим человеком».

Брайн повернулся спиной к ветру. Селена была его. Она принадлежала только ему. Но теперь у нее есть все основания ненавидеть его. Она больше не принадлежит ему и, вполне возможно, уже забыла о нем.

Забыла? С сыном, постоянно напоминающим ей о его отце?

Его сыном?

Впервые с момента ее признания о рождении сына Брайн полностью осознал… Селена не лгала. Она не выдавала его американскому консулу. Возможно, и о сыне она тоже не лгала. Но теперь было слишком поздно отыскивать истину.

Что ждет мальчика? Сможет ли этот американский журналист, этот Крейг Лейтимер, стать хорошим отчимом? Сможет ли он одарить своего приемного сына таким же великодушием и пониманием, которое подарил Брайну его отчим, Майкл Дюран?

Брайн окинул взглядом гавань. Догорал поздний закат. Двигатели корабля тихо работали на малом ходу, и, как только Дональд доставит Иветту на борт, они тут же отплывут.

— Ливерпульский почтовый должен быть теперь далеко, — сказала Иветта, подбирая ноги. Она сидела на корме небольшой лодки, укутавшись в бархатное пальто с собольим воротником, пальто, украшенное великолепным бриллиантом, красноречиво доказывающим, что ее будущий муж так же богат, как и великодушен. — Ты уверен, дорогой, что мы догоним судно?

— Безусловно, — ответил Дональд. — Больше всего я заинтересован в скорейшем возвращении в Ливерпуль. Я нужен теперь моему брату на наших верфях.

— О да. Эта ужасная катастрофа! Как только могло случиться такое несчастье!

«Сострадание Иветты тоже лживо, — думал Дональд. — Как и все то, что она говорила прежде». Но то, что дела у Джошуа непоправимы, — полная правда. Через неделю после прибытия Дональда в Париж от Уинифред пришло письмо. Джошуа осматривал новый корабль, когда из рук неопытного рабочего выпала раскаленная добела втулка. Джошуа, пытаясь увернуться, не устоял и сорвался с высоких лесов.

Трудно было вообразить инвалидом этого сурового, властного человека. Но переломанный позвоночник, многочисленные внутренние раны ставили под сомнение, что здоровье хозяина верфей восстановится. Однажды, возможно очень скоро, они станут полной собственностью Дональда. Все огромное состояние Родманов перейдет в его руки.

Со временем он сможет вернуться в Ливерпуль и заняться делами. Пока же Совет директоров справится самостоятельно, так как главной обязанностью для Дональда по-прежнему была Конфедерация, клятва верности и Брайн Маккорд.

Эти последние дни, проведенные с Иветтой в Бордо, оказались нелегкими. Но тяжелее всего были ночи. Иветта оставалась такой же неотразимой, как всегда, и, пока Дональд заглушал в душе сомнения по поводу своей миссии, вела себя очаровательно и соблазнительно. Только прошлой ночью он попытался избежать любовных утех, сославшись на боль в ноге. Но Иветта, свернувшись котенком, начала ласкать глубокий шрам на ноге: сначала кончиками пальцев, затем губами.

— Тебе не надо напрягаться, мой любимый, — шептала она. — Я все сделаю… Это… и это…

Его тело отвечало жаждущим губам, но сознание оставалось беспристрастным. То же самое могла бы сделать любая портовая проститутка, купленная на ночь.

— Корабль действительно уже отшвартовался? — спросила Иветта, как только они выбрались из скопища судов в открытое море. — Как мы можем надеяться догнать его? — Я опытный моряк, любимая, — напомнил Дональд.

— Да, но на этой крохотной скорлупке…

— Это лучшее, что я смог отыскать за такой короткий срок. Если бы мы не тратили зря время в отеле…

— Ты сожалеешь об этом? — спросила она кокетливо, закрываясь от солнца и ветра кружевным зонтиком.

— Какой мужчина будет сожалеть о таких удовольствиях?

Странно, подумал Дональд. Теперь, когда у него не было никаких возвышенных чувств к этой женщине, комплименты приходили легко и просто.

— У нас впереди целая жизнь для удовольствий.

Она клюнула на приманку, как и уверял Брайн. Накануне вечером без колебаний согласилась сопровождать Дональда в Ливерпуль. Причины были ему понятны. Богатое замужество — лишь малая часть. Как жена, она смогла бы стать законным членом ливерпульского общества, могла бы без всяких проблем появляться везде, в том числе и на верфях, и собирать необходимую информацию.

— И ты не жалеешь, что не сможешь отплыть с капитаном Маккордом? — спросила она ласково, наклонив голову к плечу. Каскад черных с синевой волос струился вдоль ее лица.

— Капитан Маккорд не может отложить отплытие, — соврал Дональд. — Нужно время, чтобы моя нога зажила. Кроме того, я смогу быть пригоден Конфедерации и на верфях. У меня есть разработки двухступенчатого расширенного двигателя с обратной тягой. — Дональд умолк. — Впрочем, здесь не место и не время обсуждать подобные вопросы.

— Ну почему же? Меня очень интересует твоя работа. Как жена, я буду участвовать во всем, что касается тебя.

— Ты льстишь мне, моя любимая.

В этот момент Дональд почувствовал желание задушить ее. Но он должен выполнить задание и доставить Иветту на борт «Долфина».

И только когда лодка подплыла ближе к «Долфину», брови Иветты удивленно изогнулись.

— Такое ощущение, что корабль неподвижен.

— Они, без сомнений, остановились, чтобы спустить шлюпку.

Но когда огромный серый борт начал вырисовываться в дымке, женщина вскрикнула:

— Это не ливерпульский почтовый… Он не похож ни на один пассажирский корабль. — Взвизгнув, она отбросила зонт и, прикрывая глаза рукой, смогла разглядеть на палубе офицеров в серо-зеленой форме Конфедерации, матросов в тяжелых куртках и зеленых брюках.

— Дональд! Ты… ты обманул меня?

Дональд, глядя с воинственной холодностью, не отвечал. С трудом встав — мешало пальто и пышная юбка — Иветта в сиянии заходящего солнца разглядела Брайна Маккорда.

Брайн! Он знает о ее двойной игре! И Дональд тоже знает… Но Брайн! Его она боялась больше всех. Даже теперь она могла бы воззвать к милосердию Дональда, но беспощадная натура Маккорда… Охваченная паникой, Иветта закричала:

— Поверни лодку назад. Прошу тебя, Дональд! Доставь меня на берег. Там я тебе все объясню… Ты поймешь.

Дональд остановил на ней долгий, холодный взгляд и продолжал грести, напрягая все силы, борясь с крупными волнами. Ветер крепчал, и лодку опасно накренило, но Иветта, забыв обо всем, метнулась к нему.

— Дональд, ты любишь меня. Ты же знаешь, что любишь. Ты не позволишь Брайну Маккорду обидеть меня. Не можешь…

— Сядь… — приказал Дональд суровым, неумолимым голосом.

— Ты обманул меня. Ты обманом заманил меня…

— Совершенно верно. А теперь сядь.

С ужасом она попыталась схватить его за руку. В этот момент лодка взлетела на волне и, опускаясь, зачерпнула бортом. Иветта попыталась удержаться за Дональда, но мгновение спустя оказалась в воде. Лодка перевернулась, сильно ударив Дональда. Огромная ледяная волна обрушилась сверху.

Вынырнув, Иветта заметила, как Брайн, сбросив куртку, прыгнул в море, подняв мощным телом тучу брызг. Она вновь оказалась под водой. Намокшая юбка и пальто тяжело тянули вниз… ниже… ниже…

Рука Брайна схватила ее за локоть. Задыхаясь, женщина чувствовала, как поднимается. Брайн попытался схватить ее покрепче, но обезумевшая от ужаса Иветта сопротивлялась. Схватив ее за пальто, он хотя бы так пытался удержать Иветту на плаву, но после особенно резкого рывка пальто осталось в его руке.

Все его хриплые крики, предупреждения терялись в грохоте волн и шуме ветра… Перевернутая лодка… если бы только дотянуться до нее.

Еще один крик Брайна, и что-то болезненно хрустнуло. Тело Иветты оказалось зажатым между бортом корабля и лодкой…

Лежа на палубе «Долфина», Иветта еще пыталась дышать, но каждый вдох отзывался жгучей болью. Боль истощила всю ее силу, в том числе и животное мужество, отличавшее ее. Из темноты перед ней выплыло лицо Брайна.

— Темно… Как же темно. — Слабость собственного голоса напугала девушку. Слезы сочились сами по себе, и грудь раздирало изнутри.

Жалость в глазах Брайна пугала ее больше, чем злость. Иветта потянулась к нему и поймала его руку, сжавшую ее ладонь, сильные пальцы, на миг отогнавшие наступающий холод и даже тьму.

— Брайн, если мы отнесем ее вниз, к хирургу… — Дональд осекся.

Она больше не злится на него.

Она не злится больше ни на кого…

— Брайн! Она… она не может…

Брайн отвернулся и что-то сказал Дональду. Слова потерялись. Она попыталась удержать его руку, но отлив, сильнее любого морского, навсегда разъединил их.

 

29

Полковник де Бурже расстегнул высокий, с золотым шитьем воротник мундира, блеснула восьмиконечная звезда, свидетельствующая о его новом звании. Вздыхая, он макал перо в чернильницу и продолжал писать длинный, подробный доклад в Военное министерство в Париже.

В эту последнюю ночь 1864 года ему хотелось самому вернуться в Париж и персонально доставить рапорт. За последние месяцы он возненавидел этот дальний аванпост империи, землю, растянувшуюся между Шат-Мелри и южным склоном Аурес. Страну Заю, населенную смешанным народом арабских и берберийских корней, проживающих в убогих деревушках. Даже оазисы с пальмами, фруктовыми деревьями и засеянными полями до смерти осточертели ему.

Нельзя было не учитывать и того, что прекрасный дом, который он занял под апартаменты, является собственностью месье Воланда, богатого колониста, сбежавшего перед наступлением повстанцев. Теперь, после подавления восстания, казни самозванца Фурье и освобождения Сен-Дени, законный хозяин вот-вот вернется с семьей в свой дом.

Украшенный и великолепно обставленный дом не мог не привлекать внимание. В кабинете, где Рауль писал свой рапорт, на полу лежал чудесный восточный ковер, стоял огромный стол черного дерева с витиеватой узорчатой резьбой и позолотой, под потолком висела хрустальная люстра. Парк, окружавший дом, впечатлял не менее: каскады крупных, пурпурно-алых роз, живая изгородь из багровых гибискусов. Свежий ветерок играл в рощице бамбука, в вершинах пальм, среди ветвей апельсиновых и лимонных деревьев. Ручей приносил из ущелья Эль-Кантара влагу для орошения почвы.

Но Рауль, отдыхая от тяжелого похода, созерцал все без всякого восторга. В канун нового года он отпустил в увольнение почти половину своих солдат и офицеров. Но самого его не привлекал публичный дом с грязными, замызганными обитательницами в их крохотных комнатушках, где постоянно витал кислый запах.

Все равно, женщина ему необходима, вяло думал Рауль. Несколькими часами раньше он послал худого, морщинистого слугу-араба на поиски подходящей подруги на ночь.

— Молодая, чистая и здоровая, — выдвинул Рауль свои требования.

— За такой я должен пройти до самого Алжира, — уныло ответил слуга. — Вы желаете невозможного…

— И жду, что ты это невозможное исполнишь! — оборвал Рауль, зная невероятную изобретательность своего слуги.

— Хозяин, мои земляки говорят…

— Что говорят?

— Козел — для нужд, женщина — для удовольствия, мальчик — для экстаза.

— Мне хватит удовольствия, — решил Рауль.

Он вернулся к рапорту, стараясь не думать о Париже, бульвары которого вечерами запружены бесконечными потоками карет, а в домах при ослепляющем сиянии люстр дают балы. Очаровательные девушки с мягкой белой кожей и обнаженными плечами, душистыми волосами, выглядывающей из-под кружев грудью…

После того как его батарея преодолела горный хребет, дальнейшее продвижение стало трудным… постоянный огонь велся из всех видов оружия…

В дверь постучали, и Раулю пришлось отложить перо, так как в кабинет вошел слуга.

— Я нашел ее! — воскликнул он, победоносно глядя на хозяина. — Как же мне было тяжело заполучить ее на ночь. Торговец, которому она принадлежит, собирался в Алжир. Но мы поторговались, и она здесь… В вашей спальне.

— Она из какого-нибудь местного племени?

— Нет, сударь. Она из Европы. Возможно, француженка или…

— Ты точно не знаешь?

— Она не очень-то разговорчива. И тем лучше для женщины…

Рауль встал, промокнул исписанную страницу и, положив ее в стол к остальным, прошел в спальню.

На столе тускло горела лампа. В этом свете Рауль взглянул на девушку, сидевшую на краю кровати. Обмякшая поза говорила о полной апатии. Длинные рыжие волосы скрывали лицо. Среди местных женщин иногда встречались рыжеволосые, но такого яркого оттенка… В глубинах памяти колыхнулось неясное воспоминание, но тут же ускользнуло прочь.

Тонкий капот, перехваченный на талии тесьмой, плотно облегал ее тело. При взгляде на завернувшийся подол, открывающий аккуратные лодыжки, длинные, обутые в сандалии стройные ножки, Рауль почувствовал возбуждение. Немного худа на его вкус, но полные, высокие округлые груди, туго упирающиеся в материю сосками, компенсировали этот недостаток.

— Позволь взглянуть на твое лицо.

Девушка вздрогнула, но головы не подняла. Вместо этого сжалась еще сильнее.

— Я сделаю все, что вы пожелаете. — Ее голос был настолько слаб, что едва долетел до Рауля. — Все что угодно, только… Пожалуйста… не делайте мне больно…

Голос. Он слышал где-то этот голос. В одно мгновение схватив ее за плечо, он развернул девушку лицом к себе.

— Селена!

Он так громко выкрикнул это имя, что девушка затряслась, загораживая лицо рукой.

— Селена… Посмотри на меня. Ты меня Не узнаешь?

Бледное овальное лицо, широко раскрытые глаза, бесцветные губы. Она попыталась вырваться; муслиновый капот соскользнул, обнажив ее плечи и спину. От увиденного у Рауля перехватило дыхание: мертвенно-бледные рубцы, едва зажившие шрамы. Приглядевшись, он различил и желто-зеленые синяки на грудях и бедрах. Присев рядом, он осторожно прикрыл девушку.

— Не отсылайте меня, — умоляюще просила она. — Я надеялась остаться на ночь с вами. Меня накажут, если я вернусь…

Возбуждение Рауля сменилось невероятным ошеломлением. Что случилось с Селеной Хэлстид? Какие ужасные вещи могли так изменить ее? Он вспомнил смелую, независимую девушку, хладнокровно отказавшуюся от его опеки. Вспомнил, что она устроилась манекенщицей в «Дом Ворта». Вспомнил, как она уверяла его, что сможет сама о себе позаботиться.

— Посмотри на меня. Я — Рауль. Рауль де Бурже. Селена, что с тобой произошло?

С минуту она сидела в оцепенении, не проронив ни звука, но наконец проблеск сознания промелькнул в ее взгляде.

— Рауль?

Он почувствовал ее невероятное напряжение. Ее лицо стало тоньше, бледная кожа обтягивала скулы; огромные глаза излучали аметистовый блеск. Бог мой, она стала еще прекрасней, чем раньше.

Оставаясь еще некоторое время неподвижной, словно боясь обнаружить свои чувства, она наконец вскрикнула и бросилась в его объятья.

— Рауль! Помоги мне… Ты должен мне помочь…

Прижимая к себе ее дрожащее тело, он гладил мягкие рыжие волосы.

— Со мной ты в безопасности, — мягко убеждал он ее. — Никто больше тебя не обидит.

И впервые с того дня, когда Жиро поволок ее из Сен-Дени в кошмарное путешествие, Селена дала волю слезам. Она прижималась к Раулю, слушала его голос и понимала, что это начало ее избавления.

Селена лежала в мягкой широкой кровати, в комнате, напротив спальни Рауля. Снотворное, выданное полковым хирургом, начинало действовать: мышцы расслабились, тело наполнилось легкостью. Но девушка боялась, что если перестанет смотреть на Рауля, спокойно разговаривающего с доктором на пороге комнаты, то он исчезнет.

— Она молода, полковник, — говорил хирург. — Тело заживет достаточно быстро. Но нервный шок… Ей нужен отдых и покой.

— Я позабочусь об этом, — уверил Рауль.

— Вы собираетесь оставить ее у себя и присматривать за ней?

— Да. Мы знакомы друг с другом с Парижа. Можно сказать, Селена и я — старые друзья.

Веки отяжелели, и девушка с трудом улавливала слова. Но вопрос хирурга она расслышала хорошо.

— Как она попала в руки этого левантийского торговца?

— Точно не знаю. Но сейчас мои люди доставят его сюда, и после допроса я…

Селена вскрикнула, чувствуя, как возвращаются страхи. Она никогда больше не хотела ни видеть левантийского торговца, ни вспоминать обстоятельства, при которых она была куплена. Рауль быстро подошел и, обнимая теплыми, крепкими руками, начал успокаивать:

— Все хорошо, Селена. Я здесь. Попытайся уснуть…

— Левантиец…

— Ты не увидишь его, обещаю. После допроса он получит то, что заслужил.

— Но это не он… Это капитан Жиро и его люди… И генерал Фурье.

— Фурье? — Даже сквозь мягкую темноту, окутавшую ее разум, Селена услышала удивление и неверие Рауля.

— Полковник, если вы позволите, — вмешался хирург. — Сейчас не надо больше говорить. Позвольте и лекарству сделать свое дело.

— Да, конечно…

Но Селена не позволила ему убрать руку, и Раулю пришлось сесть рядом. Только тогда глаза девушки закрылись.

Позже вечером двое шоссерцев доставили к Раулю левантийца. Маленький, приземистый торговец вспотел от страха, не сомневаясь, что его ждет допрос. Он мог только повторить, что купил девушку у одного из солдат Жиро.

— Неужели я настолько глуп, чтобы портить такой лакомый товар?

— Торговля рабами уже много лет запрещена в Алжире и других французских колониях, — безжалостно оборвал Рауль тяжелым от гнева голосом.

— Но это традиция…

— Одно мое слово, и ты отправишься на каторжные работы в Кайену.

— Полковник, умоляю. Я не делал девушке никакого вреда. Если бы не я, Жиро пристрелил бы ее. Если вы не верите мне, спросите у нее самой. Жиро — монстр… Он…

— И как же она попала в лагерь Жиро?

— Не знаю, сэр. Я всего лишь бедный купец, торговец…

— Вы, торговцы, знаете все, что происходит вокруг. Или мне позвать двух молодцов, которые за дверью, чтобы освежить тебе память?

— В Тимгаде я слышал, что Фурье подарил девочку капитану Жиро. Она была захвачена повстанцами с группой разведчиков и штатским американцем. Их держали в гарнизоне Сен-Дени. Не сомневаюсь, что девушка приглянулась генералу Фурье… — От страха торговец говорил быстро, почти тараторил. — Она ведь хорошенькая. Мне неплохо за нее платили, но теперь она ваша, полковник. Подарок. И… и пятьдесят лучших винтовок для ваших людей.

Рауль не ответил. Он знал о лейтенанте Рошфоре и его солдатах, расстрелянных в Сен-Дени. Он видел их тела в пересохшем рву, когда его отряд занял гарнизон. Там было еще одно тело, изуродованное до неузнаваемости. По бумагам, найденным в одежде, — американский журналист. Но что делала с этой обреченной компанией Селена?

— Я сказал вам все, что знал! — верещал торговец, заливаясь потом, словно маслом.

Вытолкнув левантийца за дверь, Рауль сдал его в руки охранников.

— Уберите его прочь с моих глаз, — приказал он, не нуждаясь более в жалком, трясущемся человечке. Но, подумав, добавил: — Сделайте что пожелаете с его товаром и сожгите все его фургоны.

Это могло на время прервать бизнес левантийца. Рауль наивно полагал, что способен хоть как-то навредить пережитку рабской торговли в этой части Французской империи.

Рауль вернулся в кабинет. Селена была в руках у этого полоумного Фурье, мечтавшего свергнуть Луи Наполеона. Кстати, он вспомнил о личных бумагах Фурье, обнаруженных после захвата гарнизона. Рауль собрался отправить их с одним из лейтенантов в Париж, где их, без сомнения, засунут в дальний угол. Но сначала он сам их просмотрит.

— Эти сады очаровательны, — мягко вздохнула Селена.

Это было ранним вечером, примерно через неделю после ее появления на вилле. Девушка и Рауль сидели в маленькой, зарешеченной беседке в конце аллеи. От запаха жасмина воздух казался сладким. Придя сюда выпить послеобеденный кофе, пара задержалась до первых звезд.

Селена льнула к Раулю с первой ночи появления здесь и даже теперь, восстановив силы, не могла избежать зависимости от этого человека. Она чувствовала, что он не просто спаситель, посланный судьбой, но и единственная ее связь с той девушкой из далекого парижского прошлого, которой она была. Заботясь о Селене словно о ребенке, Рауль уговаривал ее съесть прекрасно запеченное арабским поваром мясо. Он же нашел вечернее платье одной из дочерей месье Воланда, далекое, конечно, от последнего писка французской моды, но очень даже подходящее для вечеров в Южной Африке. В нем-то, разостлав пышные юбки, и сидела сейчас Селена.

Перехватив взгляд Рауля, девушка ощутила, беспокойство: так же он смотрел на нее в доме Жизель Сервени.

— Поздно, — начала она. — Может быть, стоит вернуться в дом?

— Чуть позже, — остановил Рауль. — Сначала я хочу кое-что отдать. Это принадлежит тебе, Селена.

Девушка глубоко вздохнула, увидев кожаный блокнот с записями, которые она делала по дороге из Алжира в Сен-Дени.

— Откуда это у тебя?

— Нашел среди остальных бумаг Фурье.

На мгновение Селена застыла: вид блокнота разбередил память, отзываясь болью в сердце. Но она заставила себя взять находку.

— Селена, ты дрожишь. Если эта несчастная штуковина расстроила тебя, верни. Я ее сожгу.

— Это не избавит меня от памяти.

— Возможно, скоро… Селена, я знаю некоторые вещи, произошедшие с тобой. О других могу лишь догадываться… Но что привело тебя в Алжир? Неужели ты не знала о восстании?

— Да, безусловно. Но Мириам Сквайер взяла с меня обещание оставаться в городе. Там я, разумеется, находилась бы в безопасности.

И она с большим трудом рассказала Раулю о всех ее бедствиях, начиная с того дня, когда она оставила его апартаменты на улице Сент-Оноре. О ее горькой ссоре с Брайном, о ребенке, которого он отказался признать своим, о его нескончаемой уверенности в ее предательстве и вине в потере корабля. Селена удивлялась спокойствию, с которым рассказывала. Конечно, кое-что она упустила, кое-что просто не хотела вспоминать. И только при воспоминании последнего вечера в Тимгаде девушка заволновалась, вновь увидев решительное, тяжелое лицо Тома Кендала, блики лунного света на дуле поднятого револьвера.

— Жиро приказал, прежде чем отряд тронется, меня застрелить. Я не думала, что мне захочется остаться в живых. После того, что эти люди со мной сделали. Но мне захотелось…

Она коротко рассказала, как уговорила Кендала продать ее левантийцу, и заметила блеск восхищения в глазах Рауля.

— Пресвятая Богородица! Селена, я никогда не знал женщины, подобной тебе. Там, в Париже, я хотел тебя за твою красоту. Но ты изменилась… стала теперь еще притягательнее.

Селена покраснела, неожиданно вспомнив слова Кендала: «Ты можешь стать изюминкой».

Рауль взял ее руку.

— В тебе столько мужества. Стоять лицом к лицу с заряженным пистолетом.

— Я испугалась… — откровенно призналась девушка. — С самого первого момента, когда мятежники нас захватили, меня охватил ужас. Я… не знала, что есть люди, подобные им… Но я не могла сдаваться. Я боролась за жизнь ради ребенка! — Девушка напряглась. — Брайн не мог поверить, что ребенок его. Он никогда не любил меня. Теперь я это знаю. Иначе он бы поверил мне.

— Вспомни, я пытался предупредить тебя о Брайне, — осторожно напомнил Рауль. — Он не способен любить и вообще верить какой-нибудь женщине. — Селена попыталась высвободить руку, но Рауль крепче сжал пальцы. — Знаю, какую боль тебе причинило все это. Отказ Брайна от собственного ребенка, его уверенность в твоем предательстве. Но теперь все это — часть прошлого. Ты не можешь жить воспоминаниями и жалостью.

Селена выдернула руку и, вставая, уверила Рауля:

— Я и не собираюсь этого делать.

— Пожалуй, лучше, если бы я все-таки сжег этот блокнот, — начал Рауль, но девушка отрицательно покачала головой.

— Нет, что ты! Я собираюсь привести эти записки в порядок и отправить статью в «Лейдиз газетт». Я знаю, что они пригодятся Мириам Сквайер. И еще: ей нужно сообщить о смерти Крейга; они были хорошими друзьями.

Рауль поднялся и, прежде чем Селена успела опомниться, обнял ее. Но это было не отеческое объятие, которыми он оберегал ее последнюю неделю. Теперь в нем чувствовался голод, сильное желание мужчины, долго находившегося без женщины. Но Селена отозвалась упругой неподатливостью, каждый мускул напрягся, и, когда мужские губы коснулись ее рта, она не смогла ответить: недели жестокости и насилия оставили шрамы не только на теле.

Чувствуя настроение девушки, Рауль не стал настаивать и, держа ее за руку, повел по широкой аллее в дом.

Этой ночью Селена начала свою первую статью. Захватывающая работа позволила ей забыться, но когда она попыталась написать Мириам о смерти Крейга, рассказывая о мужестве, проявленном им перед смертью, рука остановилась. Девушка вновь вспомнила грязную камеру Сен-Дени, комнату пыток и невыносимые крики Крейга, доносившиеся сквозь закрытые двери… Хотя в комнате было свежо и прохладно, дышать стало тяжело. Кое-как закончив письмо, Селена легла в кровать.

Но девушке не удалось забыться сном этой ночью: кошмары преследовали ее душу. Лицо Крейга, искаженное болью, его руки на ее теле… Собственный крик отражался в ушах, когда она, сидя на кровати, пыталась высвободиться от неизвестно чего.

— Селена, не надо. Я здесь. Ты спала, вот и все.

Это был Рауль. В свете зажженной лампы она видела его, по пояс обнаженного. Он, должно быть, готовился в своей комнате напротив ко сну, когда услышал ее крики. Рядом с ним было уютно. Крепкие руки и широкая грудь внушали спокойствие. Девушка опустила на них голову.

— Да, я спала. Боже мой, Рауль! Неужели я когда-нибудь смогу забыть?

— Конечно, сможешь. Я помогу тебе забыть.

Но когда он освободил ее от ночной рубашки и коснулся губами нежного тела, она протестующе вскрикнула.

— Селена, я сделал тебе больно?

— Нет, но я… Я не думаю, что в состоянии отдаться тебе или кому-нибудь еще. Возможно, никогда…

— Я так не думаю. И не позволю тебе в это верить. Ты молода и привлекательна. В тебе есть все, что я хочу найти в женщине. И я так долго хотел тебя…

Он говорил тихо, но страсть и голод звучали в его голосе. Положив девушку рядом с собой в кровать, поддерживая ее рукой, Рауль подождал, пока она успокоится, и, только почувствовав, как расслабилось ее тело, начал осторожно ласкать кожу. Даже рядом с обнаженной девушкой он сохранял терпение, пока Селена не почувствовала, как слабое желание колыхнулось внутри. Она услышала шепот Рауля, успокаивающий, возбуждающий, прогоняющий страхи. И хотя она так и не смогла этой ночью полностью ответить, Рауль остался с ней нежен.

— У нас есть время, Селена. Будут и другие ночи.

— Но что, если я…

Поцелуй оборвал ее речь. Отодвигаясь, Рауль сказал:

— Я терпеливый человек. Тем более когда награда стоит ожидания.

Слова льстили, но Селена почувствовала короткое опасение, заметив в них жесткий расчет. Но, к счастью, опасение быстро улетучилось.

— Как только прибудет приказ, мы вернемся во Францию, — пообещал Рауль.

— Во Францию?

— Ну конечно. Теперь, когда восстание подавлено, здесь мне нечего делать. Только в Париже возможно дальнейшее продвижение.

В день получения приказа Рауль распорядился приготовить пышный ужин и наполнял стакан Селены до тех пор, пока голова девушки не пошла кругом. Позже, когда он повел ее в спальню, ликование впервые после всего пережитого наполнило и ее душу. Поглаживая ее спину, Рауль тепло посмотрел на нее. Взгляд его был полон предвкушения. Его настрой передался и ей. Сила мужских рук подействовала возбуждающе, и Селена почувствовала желание.

Положив девушку на кровать, Рауль начал расстегивать платье, и неожиданно Селена начала помогать, не желая медлить. Обнаженная, она легла на его руки, чувствуя, как уходят страхи, долго мешавшие им соединиться вместе. Бедра девушки изогнулись, обнимая мускулистую спину, прижимая его к себе, и через несколько мгновений стон удовольствия наполнил комнату.

Рауль не был теперь осторожным. Вновь и вновь он входил в вожделенное тело с возрастающей страстью. Страстью, так долго томившейся внутри и теперь выходящей наружу, соединявшей их в единое целое.

Стоя на палубе отплывающего корабля, Селена в последний раз окинула взглядом белые тростниковые дома, сверкающие под голубым африканским небом. С ужасом она осознавала, что несколько месяцев, проведенных здесь, напрочь изменили ее. Она больше не была наивной девушкой, приплывшей на этот берег с бездной планов и мечтаний о будущем. Все эти планы и мечты похоронены в Сен-Дени вместе с Крейгом. И теперь, шепча ему последние слова прощания, Селена почувствовала, как наполняются слезами глаза, как начинают трястись руки.

Подошел Рауль и, обнимая, повернул ее в сторону моря.

— Скоро мы вновь будем до Франции, — возвестил он, указывая рукой в северном направлении.

 

30

В комнатах, снятых для нее Раулем в отеле «Лувр» на улице Риволи, Селена надевала одно из своих новых платьев, шелковое, цвета морской волны. «Кринолины стали шире, чем когда-либо, а декольте — более откровенными», — думала она, и ей хотелось хорошо выглядеть для Рауля, который вез ее в театр, а потом ужинать.

Она почувствовала легкое волнение за Кейта — ей не хотелось оставлять его. Когда Селена забирала его, мадам Прене готова была расплакаться, а две ее маленькие дочки всхлипывали, пока плакал Кейт.

Сейчас Дейзи, сидя рядом с Селеной на атласном диване, улыбалась и говорила:

— С ним все будет в порядке, он привыкнет к тебе, дорогая. Такой красивый мальчик и рослый для своего возраста. У него хорошие легкие и чертовский характер.

Селена отвернулась, стараясь не думать, как Кейт напоминает Брайна, и по внешности, и по характеру. Прежде голубые, глаза мальчика потемнели, стали серыми под прямыми черными бровями. Но она не должна дозволять себе думать о Брайне.

— Селена, дорогая, я так рада, что ты приехала именно сейчас, ведь Андре и я уезжаем на несколько дней, мы едем в Шотландию. Он хочет порыбачить там. Рыбная ловля в его возрасте! Хорошая форель собьет его с ног.

— Правда, Дейзи?

Дейзи пожала плечами.

— Кто знает, может, я и найду с кем развлечься, пока он будет на озерах, — она усмехнулась и подмигнула Селене. — Может, я встречу принца Уэлльского, пока мы там будем. А он большой охотник до женщин.

«Дейзи не изменилась», — с улыбкой подумала Селена. Но ее улыбка исчезла, когда она осознала, как многое изменилось с тех пор, как она побывала в Алжире. В апреле закончилась гражданская война. Война, ради которой Брайн рисковал всем. Потом эта трагедия с убийством мистера Линкольна. И штатам Конфедерации, уже разрушенным войной, грозила перспектива оказаться под давлением радикальных лидеров Севера.

Дейзи отбросила назад свои светлые локоны.

— Принц Уэлльский толстеет, — сказала она. — Может, я найду кого-то помоложе и покрасивее, может, мистера Родмана.

Селена посмотрела на нее в непонимании.

— Джошуа Родман?

— Нет, его младший брат, Дональд. А, я же тебе еще ничего не рассказывала. Когда ты не вернулась из Алжира, я забеспокоилась. Я попросила Андре навести справки через французское правительство, там никто ничего не знал, потом он попытался узнать что-нибудь в американском консульстве в Алжире, но тоже безуспешно. Наконец, месяц спустя, я написала Родманам в Ливерпуль, я ведь выучилась читать и писать. И Дональд ответил, а потом приехал в Париж повидаться со мной. Примерно в это время мы наконец получили твое письмо и узнали, что ты в безопасности, и Дональд уехал. У него теперь много дел в Ливерпуле, после смерти брата.

— Джошуа Родман мертв?!

Дейзи кивнула.

— Он упал с лесов на своей верфи. Некоторое время был прикован к постели, потом умер. Для него это лучше, так мне сказал Дональд.

— А Уинифред?

Дейзи прищурила глаза, вспоминая.

— А… жена Джошуа… Да, Дональд сказал, что она вернулась в свою семью. Эта женщина больна, не так ли?

Со свойственным ему благородством, Дональд относился к бедняжке Уинифред как к больной. Селена с надеждой подумала, что теперь, избавленная от жестокости Джошуа, Уинифред сможет справиться со своей зависимостью от алкоголя.

— В общем, сейчас Дональд возглавляет все работы, — сказала Дейзи. — Лакомый кусочек. И он… Я не знаю… отличается от других мужчин. — Она выглядела немного смущенной.

— Отличается?

— Он умный и добрый, и… Он обращается со мной как с леди.

— А Брайн?.. — несмотря ни на что, Селена не смогла удержаться от этого вопроса. — Дональд что-нибудь говорил о Брайне?

— Так ты не забыла его… — Дейзи посмотрела на Селену долгим, испытующим взглядом. — Ты все еще любишь Брайна Маккорда.

— Нет, конечно, нет. Но сейчас, после окончания войны…

— О, он крепко стоит на ногах, — заверила ее Дейзи. — Дональд поручил ему командовать кораблем Родманов. Тем, который занимается торговлей китайским чаем. Так что пока капитан Маккорд вряд ли вернется в Соединенные Штаты, по крайней мере, не сейчас…

— Китай, — тихо сказала Селена. Ну что ж, так даже лучше…

— Он далеко отсюда, — сказала Дейзи. — А этот полковник де Бурже здесь.

Она обвела взглядом богато обставленную комнату, новое платье Селены…

— Он ничего для тебя не жалеет, не так ли?

— Я перед ним в неоплатном долгу, — сказала Селена.

Может быть, однажды она сможет рассказать Дейзи о том, что случилось с ней в Алжире, но пока воспоминания были слишком свежи и доставляли нестерпимую боль.

— Я думаю, Рауль попросит меня выйти за него замуж, — сказала Селена.

— Ты ведь скажешь «да», правда?

— Я… не уверена.

— Селена, не будь дурочкой. Тебе нужен мужчина, способный позаботиться о тебе. Полковник молод, красив… и щедр. Я сказала тебе однажды, что женщине непросто жить самостоятельно, помнишь?

— Да, ты говорила мне. Но тогда я не понимала, что ты имеешь в виду.

— А теперь?

— Теперь я знаю. — Голос Селены был спокоен, но внутри она почувствовала холод.

Дейзи взяла ее за руку.

— Что-то с тобой случилось в Алжире. Что-то плохое… Тебе не надо говорить об этом, я слышу твой голос. Ты… ты переменилась, Селена.

— Да, я изменилась.

Несмотря на то, что она стала за месяцы, проведенные с Раулем, сильнее, уравновешеннее, девушка иногда по ночам все еще просыпалась, дрожа от страха. Тогда она прижималась к Раулю, ища успокоения в его объятиях, в его страстных ласках, помогающих забыть всплывающие воспоминания.

Дейзи встала и взяла свой зонтик.

— Думаю, полковник скоро придет, — сказала она. — Я лучше пойду. Не забудь, что я сказала, дорогая. Мир — плохое место для одинокой женщины.

Рауль был одет в свой зеленый, расшитый золотом мундир, а драгоценные камни на эфесе его сабли сверкали в свете газовой лампы. Когда он взял Селену под руку, даже чопорная англичанка средних лет, которую наняли присматривать за Кейтом, выглядела пораженной.

Но прежде чем Селена взяла свою шаль, она услышала плач Кейта из детской.

— Подожди, Рауль, мы не можем ехать…

— Пусть плачет, сколько ему угодно, — твердо сказала няня. — Он испорчен, но через несколько ночей успокоится.

Селена не желала больше слушать. Ее малыша только вчера забрали от мадам Прене! Селена поспешила в детскую и склонилась над маленькой кроваткой. Она взяла ребенка на руки и стала убаюкивать его, но он извивался в ее руках, дрыгая ногами, его личико побагровело, по щекам катились слезы.

— Няня права, — сказал Рауль, подходя к ней. Он взял ребенка из рук Селены. — Ну же, мой мальчик! Хватит этих глупостей. — Голос Рауля был спокойный, но твердый.

— Послушай, — запротестовала Селена. — Он же не солдат под твоим командованием.

Но, к ее удивлению, Кейт притих. Он смотрел на Рауля широко раскрытыми глазами, схватившись за сияющую золотую пуговицу его мундира. Рауль отбросил со лба Кейта влажные локоны.

— Ну вот, так-то лучше, — сказал он, укладывая малыша обратно в кровать.

Кейт было заморгал, лишившись возможности держаться за пуговицу, но сумел дотянуться до эфеса сабли, и теперь его маленькая пухлая ладонь сжимала новый блестящий предмет.

Рауль рассмеялся:

— Вот видишь? Он умеет выполнять приказания, и у него определенно вкус к военному делу.

— Рауль…

— Но это правда. Мы отправим его в Сан-Сир.

Селена не могла сдержать смех.

— Тебе не кажется, что он немного маловат для военного училища?

— Нет. Мой отец отправил меня в Сан-Сир в ту неделю, когда меня крестили. Это традиция в нашей семье.

— Но Кейт… Он не…

— Он будет.

Рауль мягко высвободил рукоять сабли из руки Кейта, и малыш, успокоившись, зевнул, потянулся и заснул.

Рауль провел Селену в спальню, прилегавшую к детской.

— Говоря о Сан-Сир, я имел в виду… Мы должны пожениться, Селена. Кейт станет моим сыном.

— А я могу высказать свое мнение по этому вопросу?

Хотя Селена старалась говорить непринужденно, она чувствовала давление сильной личности Рауля, пытающегося завладеть ею, подчинить себе. Он смотрел ей в глаза.

— В ту ночь, когда ты оказалась в моих комнатах на вилле, я сказал, что позабочусь о тебе. Что со мной ты будешь в безопасности… Я хочу, чтобы ты принадлежала мне.

— Мне нужно время подумать…

— Здесь не о чем думать. Я могу предложить тебе безопасность, прекрасное будущее. И для мальчика тоже.

— Я в состоянии позаботиться о себе и Кейте.

Рауль сделал нетерпеливый жест.

— Писать статейки для «Лейдиз газетт»? Жить на одни гонорары, в постоянной борьбе? Нет, ты заслуживаешь куда большего. Положение в обществе — оправа, в которой твоя красота засверкает как драгоценный камень. Постой, я знаю, что и другие мужчины в Париже могут предложить тебе жизнь, полную покоя и роскоши. Но ты не куртизанка, Селена. Ты из хорошей, уважаемой семьи. Что у тебя общего с женщинами вроде Жизель Сервени, Норой Перл и другими? Ты будешь моей женой.

Его слова и властность, сильная воля, стоящие за ними, тронули какие-то струны в ее сердце.

— Мы поженимся в Лоррейн, в моем семейном замке. Мои родители ждут этого. Но после свадьбы мы вернемся в Париж. Ты будешь представлена ко двору. Наш император — любитель красавиц.

— Рауль, у меня есть свои планы… У меня есть работа…

Рауль нетерпеливо вздохнул.

— Хорошо, можешь писать свои маленькие эссе, хоть стихи, если тебе нравится. Но, ради Бога, не из-за денег.

— Мириам Сквайер в своих письмах расхваливает мои статьи. Она предложила мне работать для «Лейдиз газетт» в Нью-Йорке.

— От чего ты откажешься. Селена, я знаю, что ты решительная женщина, стремящаяся к независимости. И ты доказала, что можешь обеспечивать сына. Но что будет через несколько лет?

— У Кейта будет дом… Я сделаю это…

— В каких-нибудь обшарпанных меблированных комнатах в незнакомом городе? Он заслуживает лучшего. У него есть право на честное имя, достойное место в обществе, семью. Господи, неужели ты хочешь, чтобы он вырос как Брайн? Изгнанником, озлобленным и полным обиды. Ты дашь Кейту свою любовь, но это не самая лучшая защита. Неужели он должен провести свое детство, борясь с теми, кто назовет его ублюдком?

— Ты жесток… — начала Селена.

— Я?! Другие будут более жестокими. Любовь моя, однажды Кейт начнет упрекать тебя в том, что ты упустила шанс в вашей жизни!

— А твоя семья? Что с ней? Почему они должны хотеть принять меня и Кейта?

— Только скажи, что выйдешь за меня замуж, и я все устрою. Моя семья примет тебя, а я буду нежно любить и защищать.

Он попытался обнять ее, но она отпрянула. Рауль резко спросил:

— Это все еще Брайн? Ты все еще лелеешь глупые мечты, что он вдруг появится и унесет тебя и своего сына отсюда?

— Нет, Рауль, — спокойно сказала Селена. — У меня больше нет этих глупых надежд…

Девушке так хотелось, чтобы это было правдой…

Несколько недель, проведенных в замке Лоррейн, Селена была занята приготовлениями к свадьбе. Она полюбила родителей Рауля: его отца, высокого, величавого джентльмена, служившего на Севере Африки во времена Луи Филиппа и не скрывающего презрения к «императору-выскочке», правившему сейчас Францией, и его мать, которая в ее годы была красавицей. Не одобряя существующее правительство, они перестали посещать Париж. Генерал де Бурже посвятил себя управлению поместьем, в то время как его жена командовала многочисленной прислугой, а вечера проводила за вязанием изысканных кружев.

— Я распорядилась купить дом в Париже, — сказал Рауль своему отцу однажды вечером после ужина. — Разумеется, ты и мама должны будете приехать к нам.

— У меня нет желания посещать Париж, пока на троне сидит этот самозванец, — твердо сказал старый генерал. — Ты знаешь мое отношение к этому, сын.

— И я разделяю его, папа. Но мы должны чувствовать направление ветра. Чтобы завоевать расположение императора, необходимо добиться успеха в армии. А я хочу этого. Взгляни на Сен-Арно — приобретя опыт в Алжире, он отличился в военных операциях, которые возвели нашего императора на трон…

— Сен-Арно был беспринципным авантюристом, — сказал генерал, его лицо побагровело от гнева. — Он уехал в Алжир, чтобы спастись от кредиторов и скандалов, связанных с его любовными похождениями.

— Но он был награжден Луи Наполеоном, — невозмутимо продолжал Рауль. — Он стал первым военным министром за свое участие в том деле…

— И ты выбрал такого негодяя в качестве примера для подражания? Идеала? — встал старик.

— Дорогой, прошу тебя, — мягко сказала мать Рауля. — Сейчас не время спорить. Рауль амбициозен, это естественно для молодого человека, собирающегося жениться.

Пролетели дни, и замок, каменное строение восемнадцатого века, стоящий среди цветущих садов, начал наполняться друзьями и родственниками. Селена проводила дни в каком-то приятном изумлении, счастливая, когда ей удавалось ускользнуть вместе с Кейтом поиграть на речном берегу. Радость согревала ее, когда она стала замечать, как день за днем мальчик забывает смущение и ищет ее ласки.

В один солнечный майский день Селена стала женой Рауля.

— Не было невесты, прекраснее тебя, — нежно сказал ей Рауль.

Гости делали ей приятные комплименты по поводу ее платья, придуманного самим Вортом, сшитого из белой и серебряной тафты, и ее кружевной вуали, поддерживаемой тиарой из алмазов и жемчуга — фамильной драгоценностью, подаренной родителями Рауля в качестве свадебного подарка.

— Как великодушны твои родители и как добры, — сказала Селена.

На следующий день они должны были уезжать в Париж, и Селена с Раулем прогуливались по яблоневому саду.

— И они так любят Кейта. — Она посмотрела на реку. — Знаешь, я сперва подумала, что они… Ну, немного суховаты, что ли… Но теперь все изменилось. Боюсь, они избалуют Кейта…

— Я сказал, что обо всем позабочусь. — Глаза Рауля весело блестели. — Они верят, что Кейт мой сын, понимаешь? Их первый и единственный внук.

— Но я никогда не говорила им…

— Я говорил, — сказал Рауль. — В ту ночь, когда мы приехали сюда. У меня был важный разговор с отцом.

Заметив ее испуганный взгляд, он продолжил:

— Я рассказал им, что на Багамах у тебя было романтичное, но импульсивное замужество за конфедератским капитаном капера. У тебя не было родителей, чтобы дать тебе совет. И ты была так молода…

Рауль поведал, как сказал отцу, что муж Селены был убит во время военной операции, спустя всего несколько недель после короткого медового месяца, что сама она приехала в Париж к друзьям, чтобы забыть свое горе.

— Я сказал, что встретил тебя там и был сражен твоим очарованием. Уж это истинная правда…

— Но мой ребенок…

Рауль сказал, что перед тем, как ему пришлось уехать в Алжир, он провел некоторое время вместе с Селеной и, находясь в Алжире, не знал, что она беременна.

— Но, вернувшись в Париж, я собирался жениться на тебе. Папа согласился, что в этих обстоятельствах я действовал достойно.

— Рауль, как ты мог обмануть своих родителей?!

— Перестань, Селена. Ты же выдавала себя за молодую вдову, когда устраивалась на работу в том американском журнале, не так ли?

— Чтобы не упустить возможность. Чтобы быть в состоянии содержать моего малыша. Но я никогда не обманывала Мириам Сквайер… или Крейга… И я никогда не собиралась лгать твоим родителям. Я не имею права носить украшения, которые они мне подарили.

— Мои родители безнадежно старомодны, — сказал Рауль. — Если бы я только усыновил Кейта, они не считали бы его полноправным наследником. — Его голос стал жестче. — И они никогда не считали бы тебя настоящей невесткой.

— А если бы я рассказала им правду…

— Не говори как безмозглая школьница. Я солгал ради тебя! И ради ребенка. Я думал, что ты будешь довольна…

— Довольна?

— И благодарна. Господи, что я должен был сказать им? Что ты бывшая любовница Брайна Маккорда? Что он не дал ребенку свое имя?

— Нет… Я не знаю… — Она смутилась, побежденная безжалостной логикой Рауля.

— Может, мне стоило рассказать им, что я купил тебя, неслыханно дорого, на одну ночь у левантийского торговца?

— Рауль, прошу тебя! — Она вздрогнула, как будто он ударил ее, и, повернувшись, побежала от него. Но он легко догнал ее и обнял.

— Прости меня, Селена. Я не хотел обидеть тебя. Я только хочу, чтобы ты поняла, что защищаю тебя и Кейта безвредной ложью.

Его руки обхватили ее, и она позволила себе расслабиться. Но вдруг, с шокирующей ясностью, Селена осознала, что совсем не знает Рауля.

Она подумала, как многим ему обязана, с той ночи, когда он вытащил ее из ужаса и деградации… Теперь он дал ей свое имя, и, как его жена, она должна безоговорочно доверять ему.

Губы Селены раскрылись навстречу его поцелую.

 

31

Их пригласили на Королевский карнавал. Летом 1867 года обладатели царской власти со всего света собрались в Париже. Приехали русский царь Александр II, Вильгельм I из Пруссии. Перед закрытием Парижской выставки на ярмарку собирались прибыть и другие: принц Уэлльский, короли Бельгии, Швеции и Португалии. Турецкий султан и вице-король Египта. Но в то прекрасное июньское утро для Селены самыми важными гостями были Дональд Родман и его жена. До сих пор с трудом верилось, что Дейзи и Дональд женаты, что Дейзи теперь уважаемая матрона, столп ливерпульского общества.

— Так мило с твоей стороны было купить места на лучшей трибуне для Дональда и Дейзи и ложу на сегодняшний вечер, когда будут давать «Великую герцогиню Жерольстинскую», — сказала Селена. Она поправила орден Почетного легиона на мундире Рауля, зная, как гордится ее муж этой наградой, полученной им вскоре после женитьбы, в качестве признания его заслуг в атаке, сыгравшей решающую роль в подавлении восстания в Алжире.

Если бы только родители Рауля приехали на церемонию! Но старый генерал прислал свои извинения, сообщив что ухудшающееся здоровье жены не позволяет ему покидать поместье. Но и Рауль, и Селена, знали: несмотря на то, что мать Рауля действительно перенесла сердечный приступ несколько недель назад, это не являлось единственной причиной отсутствия генерала. Стало очевидно, что хотя он гордится военной доблестью своего сына, к наградам Луи Наполеона он испытывает лишь презрение.

Тем не менее Селена очень волновалась, глядя, как ее муж получает признание своей доблести. А сегодня, в воскресенье, Рауль должен был участвовать еще в одной церемонии — смотре французской армии, устраивавшемся на ипподроме в Лонгшамп, в честь царственных гостей императора.

Радость от того, что на трибуне рядом с ней будут Дональд и его жена, заставляли Селену думать о событиях предстоящего дня с возрастающим возбуждением.

— Вам всем стоит пораньше приехать в Лонгшамп, — сказал ей Рауль. — Этот день надолго запомнится. А когда Кейт станет офицером в нашем полку, он тоже с гордостью будет вспоминать этот день.

За два года их брака Селена привыкла к уверенности Рауля в том, что Кейт станет военным. Оба брата Рауля погибли, сражаясь за Францию: один в Мадженте, во время Австро-Сардинской кампании, а другой в Мексике, всего несколько лет назад.

— Рене погиб во время первой осады Пуэбла, — сказал старый генерал Селене, его голос был полон гордости.

— Но вы же не одобряете вторжение императора в Мексику, — сказала Селена, недоумевая.

— Дитя мое, ты не понимаешь. Дело не в императоре — он получит по заслугам. Дело в наших традициях чести… Слава! Вот ради чего мои сыновья отдали свои жизни!

Но Селена продолжала протестовать, так как знала, что существует иная сторона войны, не имеющая ничего общего со славой. Она вспомнила своего брата Марка, погибшего на борту «Хирона», лейтенанта Рошфора и его людей, расстрелянных у стен Сен-Дени, еще более ужасную смерть Крейга в крепостном караульном помещении. Рауль и его отец говорили только о славе, а Брайн говорил о смерти своих людей на «Ариадне», о боли и страданиях. Брайн рассказал бы своему сыну об этой стороне войны. Но Брайн никогда не увидит своего сына, а Кейт вырастет в уверенности, что военная карьера — единственная возможная для него. Вот и сегодня он будет вместе с Селеной на трибуне и, несомненно, поразится великолепием разворачивающегося перед ним зрелища.

— Там будет королевская охрана, — говорил Рауль, приводя в порядок свой мундир. — Гренадеры, зуавы…

— И Шоссерс д’Африк, — сказала Селена, отбрасывая все сомнения. — Уверена, ты и твои люди будете самыми лихими.

— Говоришь как любящая жена. — Он обнял ее и прижал к себе, его губы были горячими и требовательными. После двух лет брака он желал ее все так же сильно, а она, если и не могла отвечать ему от всей души, чувствовала возбуждение, удовлетворение своей страсти от его ласки.

Несколько часов спустя Селену усадили на трибуну вместе с Кейтом, Дейзи и Дональдом. Дейзи слегка располнела, но вся излучала счастье, в ее голосе и глазах появлялась мягкость, когда она разговаривала с мужем или смотрела в его направлении. Что касается Дональда, в его поведении появилась уверенность в себе, он выглядел процветающим ливерпульским кораблестроителем до кончиков ногтей.

— Мы не можем остаться в Париже больше чем на неделю, — говорила Дейзи. — У Дональда очень много работы…

Она рассказала, что им с Дональдом удалось увидеть на ярмарке: египетский храм, персидский караван-сарай, японский бамбуковый дом.

— А эта замечательная венская пекарня — ах, у них самые восхитительные пирожные и кофе с целой горой взбитых сливок.

Ее слова тронули Селену, она вспомнила полумертвую от голода манчестерскую беспризорницу, с которой она разделила обед в гостинице Эммы Пристон.

— Дональда больше всего заинтересовал Дворец промышленности, — продолжала Дейзи. — Ну и шумно там — колеса, механизмы, поршни ходят туда-сюда… А этот дым — похуже, чем на ливерпульских верфях.

Дональд любяще рассмеялся.

— А ты разве не таскала меня на показ мод? Выкройки платьев и все такое?

— Корсеты мадам Деморест, — сказала Дейзи с улыбкой. — И подвязки для чулок, и…

— Дорогая, ради Бога!

— Это куда полезнее той огромной уродливой пушки, которую выставили пруссаки, — сказала Дейзи.

Дональд перестал улыбаться, и его взгляд стал встревоженным.

— Уродливой — может быть. Но очень действенной. Пятьдесят восемь тонн стали, а может выстрелить тридцатифунтовым ядром.

— На Рауля это не произвело впечатления, — сказала Селена. — Все французские офицеры, с которыми я говорила об этом, заявляли, что она бесполезна, разве что от нее много шума.

— Возможно, — тихо сказал Дональд, — но это может изменить способ ведения войны, и весь мир…

— А корсеты мадам Деморест собираются изменить нас, — сказала Дейзи. — И я рада, что больше не увижу эти огромные кринолины, а ты, Селена? Новые узкие юбки гораздо удобнее, а турнюры — вот что самое интересное, — нужна сноровка, чтобы без треска садиться.

— Дорогая моя, ты безнадежно легкомысленна, — сказал Дональд. И добавил, пожимая ее руку: — Никогда не меняйся.

Он мог бы сказать больше, но послышались оружейные выстрелы из крепости в Мон-Валерьен, близ ипподрома, и по сигналу люди поднялись. Дональд посадил Кейта на плечо, чтобы тот мог все видеть.

Луи Наполеон выехал на великолепной вороной лошади, сопровождаемый отрядом испанцев на их арабских пони, справа от императора ехал русский царь, а слева прусский король Вильгельм.

Селена не могла не вспомнить слова Дональда о большой пушке, сделанной на заводах Круппа. Она отбросила непрошеное воспоминание и погрузилась в великолепие зрелища. Кейт визжал от восторга. Император и его окружение, включая генералов и других сановников, заняли свои места. Селена, захваченная всеобщим возбуждением, поднесла к глазам театральный бинокль и увидела, как на поле, галопируя, выехали гусары, кирасиры и Шоссерс д’Африк.

— Где папа? — закричал Кейт, и Селена показала ему Рауля, ехавшего во главе своего отряда, великолепного в форме со сверкающим на июньском солнце золотым шитьем. — Папа! — закричал Кейт с круглыми от волнения глазами.

Селена заметила, как Дональд и Дейзи обменялись быстрыми взглядами. Одобряли ли они решение Селены позволить Раулю называть Кейта своим собственным сыном? Знали ли они, что она не могла смотреть на ребенка, не вспоминая Брайна?

Офицеры отсалютовали саблями и закричали: «Да здравствует император!» Их крик потряс воздух, а солнце сверкнуло на поднятых клинках. Селена сказала себе, что таким отцом, как Рауль, мог бы гордиться любой ребенок. И Кейт всегда будет гордиться, он не испытает того стыда, который пережил Брайн в Нью-Орлеане.

Позже, когда они уезжали с ипподрома, Селена слышала, как все французы с гордостью говорят о смотре, вспоминая триумф в Малакове, крепости, взятой под командованием генерала Мак-Макагона и его зуавов во время Крымской войны; другие вспоминали битвы под Мадженте и Сольферино, битву Иностранного легиона в Камеруне, когда два офицера и пятьдесят девять легионеров выдержали атаку двух тысяч мятежников. Селена слышала от отца Рауля рассказ о том, как к концу дня под палящим солнцем только трое легионеров могли стоять, тем не менее перед лицом мексиканских штыков они отказались сдать свое оружие, а мексиканский командир пощадил их, сказав: «Это не люди, это дьяволы».

«Слава, — думала Селена, пока Дональд усаживал ее в открытый экипаж. — Неистребимая вера французов в важность военной чести и храбрости». И снова она вспомнила огромную уродливую пушку на выставке.

— Как мило, что твой муж заказал для нас ложу на сегодняшний показ «Великой герцогини Жерольстинской», — сказала Дейзи, разглаживая свою голубую юбку из тафты, с вызывающим кринолином из шелка и кружев бледного персикового цвета. — Мне говорили, что это лучшая оперетта из написанных Оффенбахом, к тому же я хочу увидеть на сцене Ортанс Шнайдер. Это правда, что она и принц Уэлльский…

— Дорогая, — сказал Дональд, бросив многозначительный взгляд на Кейта.

— Он ни слова не понимает из того, что я говорю, — сказала Дейзи. — Кейт — малыш, но когда он вырастет, он разобьет много сердец, прямо как… — спохватившись, она порозовела от смущения и погладила взъерошенные черные кудри Кейта. — Хорошенький маленький чертенок.

Селена промолчала, но несколько минут спустя, когда Кейт заснул, прижав голову к ее груди, она крепче обняла сына, зная, что неиссякаемая нежность, переполнявшая ее, относится не только к ребенку.

Вернувшись из Лонгшамп, подруги ушли в будуар Селены, чтобы отдохнуть перед вечерними развлечениями, а на следующий день Родманы уезжали в Ливерпуль. Селена пыталась убедить их остаться в Париже еще ненадолго, говоря, что Рауль, несомненно, раздобудет для них приглашения на бал в Тюильри в честь приезда русского царя.

— Это будет лучший бал сезона, — сказала Селена Дейзи.

— Жаль, что я не смогу попасть на него, но Дональду надо возвращаться на верфи.

— Может быть, ты останешься одна здесь? — спросила Селена.

— Я получила свою долю развлечений, — сказала Дейзи. — Теперь я хочу быть там, где Дональд, даже если он проводит половину своего времени на верфи, изучая строение новых двигателей… — Дейзи улыбнулась. — Думаю, ты удивлена.

— Ну, я… Ты однажды сказала мне, что любовь — это роскошь, которая тебе не по средствам.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала Дейзи. — Наверное, сначала меня заинтересовали деньги Дональда, верфи и все такое, но, Селена, это было прежде, чем я… — Ее карие глаза смягчились. — Когда мы с Дональдом занимались любовью в первый раз, все изменилось. Он заставил меня почувствовать… как будто это со мной впервые. Как будто ни один мужчина прежде не прикасался ко мне. Ты понимаешь меня?

Селена кивнула, тронутая искренностью Дейзи.

— Именно тогда я поняла, что ты чувствуешь к…

— Ты можешь произнести имя Брайна, — сказала Селена. — Это… было много лет назад.

Но спокойная уверенность Дейзи разрушила хрупкий барьер равнодушия, воздвигнутый Селеной.

— Для тебя это не кончилось и никогда не кончится. Всякий раз, смотря на Кейта, ты вспоминаешь, что он сын Брайна, да? Кейт — копия своего отца.

— Откуда ты знаешь? Ты давно видела Брайна? Он все еще хозяин одного из кораблей Дональда, торгующих чаем, или…

— Да, он все еще плавает в те жаркие места, — сказала Дейзи. — Но он всегда навещает нас, приезжая в Ливерпуль. У него все в порядке. Но он никогда не остается на берегу надолго.

— А он… знает о Рауле и обо мне?

— Конечно, но вряд ли он знает, что Кейт — его сын.

— Я пыталась сказать ему это, но он не поверил мне, а может быть, не захотел верить.

— Но он никогда не видел ребенка…

— И не увидит. Дейзи, я запрещаю тебе говорить Брайну о Кейте. Так будет лучше.

 

32

После того как Дейзи и Дональд вернулись в Ливерпуль, Селена с каким-то лихорадочным неистовством бросилась в омут бесконечных светских мероприятий, стараясь заглушить беспокойные воспоминания, вызванные разговором с Дейзи. Весь Париж находился в предвкушении праздника, и Рауль с удовольствием сопровождал свою жену на выставку, в театр и на бесконечную череду приемов, которыми ознаменовался сезон. Но наиболее важным событием был бал в Тюильри. И вечером десятого июня Селена и Рауль выходили из кареты перед дворцом, освещенным гирляндами газовых светильников и раскрашенных светящихся шаров. Вместе с другими гостями они наблюдали приезд Бисмарка, Первого министра короля Пруссии; высокого белокурого русского царя; принца Уэльса, который представлял свою мать, королеву Викторию одну из немногих царствующих особ, не прибывших на бал.

Потом Рауль и Селена присоединились к череде гостей, прогуливавшихся под навесами, и вошли в павильон. Здесь гостей встречали ряды лакеев в атласных ливреях, а швейцарские гвардейцы бдительно стояли на страже в своих касках с плюмажами.

Рауль и Селена присоединились к прочим гостям, спускавшимся по лестнице в салон де Мареш, где на тронах восседали Луи Наполеон и Эжени, окруженные дарственными особами. Селена крепко сжала руку Рауля, и он ободряюще улыбнулся ей. Ее платье из темно-лилового шелка с модной узкой юбкой и низким декольте, открывающим матовую округлость груди, было очень вызывающим; золотисто-рыжие волосы, гладко причесанные и собранные в коническую прическу, ожерелье из жемчуга и бриллиантов — подарок родителей Рауля — переливались под светом сотен газовых рожков.

— Я так горжусь тобой, моя милая, — нежно произнес Рауль.

Потом их приветствовал маркиз де Галифе, командир полка Третьего корпуса африканских стрелков, который провел их в апартаменты императора.

— Полковник де Бурже, — сказал маркиз.

— Ах да, — сказал император. — Офицер, который сыграл важную роль в последней алжирской кампании. Мы ваши должники, полковник.

— И мадам Бурже, — сказал маркиз.

Селена присела в глубоком реверансе, потом грациозно приподнялась. Глаза императора оценивающе оглядели ее, и, очевидно, он был удовлетворен тем, что увидел. Селена без всякого почтения подумала, что он походил на стареющего кота, с его жесткими, нафабренными усами и узкими щелками глаз. Кожа его была дряблой и имела желтоватый оттенок.

— Надеюсь, вы поедете с нами осенью в Компьен, — сказал император Раулю. — Вы и ваша очаровательная жена.

Королевский замок в Компьене, находившийся в пятидесяти милях к северу от Парижа, был престижным местом размещения двора, и приглашение туда ценилось весьма высоко.

— Это большая честь для нас, ваше величество, — сказал Рауль.

Императрица ничем не выказала того, что заметила интерес императора к Селене. Было общеизвестно, что Эжени давно смирилась с неутолимой страстью императора к другим женщинам. Говорили также, что Эжени тоже имела внебрачные связи на стороне.

Когда император пригласил Селену открыть кадриль, некоторые из дам, стоявших у помоста, обменялись понимающими улыбками, а сама Селена смутилась. Согласно обычаю, шествие в начале кадрили означало, что император оказывал приглашенной им даме особое почтение.

Селена заметила на лице мужа удивление, когда император провел ее по залу, образовав каре вместе с тремя другими парами. Хотя она и знала, что такая неожиданная честь должна была ей польстить, под взглядом императора она ощущала некоторое неудобство. Он еще раз упомянул о той дипломатичности, с которой Рауль вел дело, приведшее к освобождению крепости Сен-Дени.

— Я очень горжусь своим мужем, — сказала Селена.

— Не сомневаюсь в этом, — произнес Луи Наполеон с легкой усмешкой. Его взгляд блуждал по округлостям ее груди. — Говорят, что красота достается только храбрым. Ваш муж достойно вознагражден, мадам.

Поскольку завершилась последняя фигура кадрили, он отвел ее назад к Раулю, поклонился и устремил свой взгляд на эффектную блондинку в платье из кремового атласа.

Рауль обнял Селену. Иоганн Штраус, приехавший из Вены по приглашению императора, дал знак оркестру, и над залом понеслись звуки вальса «Над голубым Дунаем». Селена с мужем отдались круговерти вальса, забыв на время и императора, и его приглашение в Компьен.

— Селена! Вот так приятная неожиданность!

Был перерыв, и Рауль пошел за бокалом воды для жены, оставив ее в одном из альковов. Она обернулась и увидела Мириам Сквайер, сопровождаемую мужчиной средних лет, имевшим мужественную внешность.

— Селена, это Френк Лесли.

Селена слышала, что Мириам была на выставке в Париже и что ее появление породило слухи, поскольку она путешествовала с мистером Лесли и своим мужем, Эфраимом Сквайером. Она объяснила, что ее муж несколько утомлен общественной деятельностью в последние недели и предпочел остаться в гостинице. Не являлось секретом, что Мириам несколько лет была любовницей Френка Лесли и что именно он платил за ее роскошные наряды и изумительные бриллианты.

— Рада повидать тебя, Селена, — говорила Мириам. — И в таком чудесном месте. Когда император избрал тебя для открытия кадрили, вся женская часть общества завидовала тебе.

— Включая тебя, моя радость? — с улыбкой спросил Френк Лесли.

Не ответив, Мириам продолжала болтать с Селеной о ее замужестве с Раулем.

— Твой муж прекрасно танцует, — сказала она. — Ты счастливая, лапочка.

— Да, конечно, — автоматически сказала Селена. Но она припомнила свою последнюю встречу с Мириам Сквайер в Биаррице. Как в тот же вечер Брайн ворвался в ее виллу, обвинил в предательстве и сказал, что не желает больше видеть. Почему она не может выбросить его из головы? Почему ее думами владеет человек, неспособный любить?

Она заставила себя прислушаться к болтовне Мириам.

— … это ужасное нападение на царя, — говорила Мириам.

Лишь спустя мгновение Селена осознала, что царь, сегодняшний почетный гость, подвергся нападению на обратном пути с прогулки в Лонгшам и только быстрый отпор военного эскорта спас его от пули убийцы, польского ссыльного.

— Слышал, что царь собрался тут же вернуться в Россию, если бы не вмешательство Эжени, — сказал Френк Лесли.

— Боюсь, что император Максимилиан не будет столь удачлив, как царь, — сказала Мириам, покачав головой. — Без сомнений, он обречен.

— Теперь, когда Луи Наполеон отвел французские войска от Мехико, у Максимилиана не осталось шансов на спасение своей жизни, — согласился Френк Лесли.

Они говорили о несчастной жене Максимилиана, Шарлотте, которая приехала во Францию просить о поддержке режима своего мужа, но получила вежливый, но твердый отказ Луи Наполеона.

— Говорят, бедняжка совсем помешалась, — сказала Мириам. — Она думает, что ее хотят отравить. Какая трагедия!

— Ну что за грустные разговоры! — воскликнул Френк Лесли и обратился к Селене: — Думаю, больше работать вы не собираетесь, мадам. А жаль! Ваши статьи об Алжире получили хороший отклик.

Селена довольно рассмеялась.

— С тех пор как я вышла замуж, у меня так мало свободного времени — столько всяких дел.

Ну и каких же дел? — спросила она себя. Званые обеды, маскарады, посещение театра, поездки в Лоррейн к родителям Рауля. И бесконечные часы, проведенные в «Доме Ворта» в обсуждении складок юбки, формы декольте. Еще больше времени в модных лавках, ювелирных магазинах, салонах перчаточников. Прошедшие два года сразу показались ей пустыми и ненужными.

— Ты могла бы написать об алжирских впечатлениях… — начала Мириам.

— Сомневаюсь, что дамы, читающие «Газетт», хотели бы узнать что-то новое в дополнение к тому, что я уже сообщила им. — Тон Селены был более жестким, чем ей хотелось, потому что ею овладели болезненные, чудовищные воспоминания о том периоде ее жизни. Эти страшные события делали нереальным большой зал с танцующими парами, музыкой и газовыми светильниками. Ей пришлось на мгновение прикрыть глаза. А когда она их открыла, Рауль уже подходил. Опять она почувствовала себя в безопасности. Ну и что с того, что ее карьера закончилась? Она была мадам Рауль де Бурже и обладала этим сильным, надежным и любящим человеком, который встанет на пути всего, что может испугать ее.

Возвращаясь домой из Тюильри по улице Риволи, Селена была тихой и погруженной в себя, но Рауль будто не замечал этого, вдохновленный ее триумфом на балу.

— Ты не только открыла кадриль с императором, — сказал он, — ты танцевала вальс с принцем Уэльса и с Бисмарком.

— Принц прекрасно танцует, — сказала Селена, — и он очарователен, а что касается Бисмарка…

— Он крупный политик, — сказал Рауль. — Ему не нужно знать тонкости вальса.

Рауль удовлетворенно улыбался.

— И мы приглашены в Компьен. Только подумай, Селена! Мне было непросто продвинуться в армии. Слишком известны политические взгляды моего отца.

— Ты отличился в бою, — начала было Селена.

— Чтобы добраться до вершины, этого маловато, — сказал Рауль. — Ну, ничего. Мы на верном пути.

Уже вечером, в спальне, когда Селена сидела, расчесывая волосы перед туалетным столиком, утопая в кружевах, фиолетовом атласе и серебряном шитье, Рауль наконец заметил ее состояние.

— Ты так мало говоришь с тех пор, как мы уехали из дворца, — сказал он. — Может быть, ты еще не способна спуститься на землю после своего триумфа?

— Триумфа?.. Да, видимо, так.

— Видимо? Да сам император отличил тебя.

— Может быть, я, как и твой отец, не слишком восхищена честью, оказанной мне Луи Наполеоном.

— А почему это? — Лицо Рауля покрылось тенью беспокойства.

— Да по многим причинам. Может быть, из-за разговора с Мириам Сквайер и Френком Лесли. Наш император предал Максимилиана. Максимилиан может погибнуть еще до штурма. А ведь именно Луи Наполеон послал Максимилиана в Мексику и обещал ему полную поддержку.

Рауль сделал нетерпеливый жест.

— Нет смысла держать в Мексике так много французских войск, а кроме того, слишком велико давление со стороны правительства Соединенных Штатов. Луи Наполеону нет надобности рисковать вступлением в войну с Соединенными Штатами.

Селена положила золоченую расческу на туалетный столик.

— Смысла! Надобности! — Ее голос был наполнен горечью. — А как же честь? Луи Наполеон был связан клятвой с Максимилианом.

— Придержи-ка язык! — сказал Рауль. — Мой Бог! У слуг есть уши, ты же знаешь.

— Извини, — сказала она. — Совсем забыла, что мы живем в условиях диктатуры и тирании.

— Успокойся! Ты взбудоражена, как никогда. Он посмотрел на нее, но она без трепета встретила его гневный взор. Рауль начал первый, и, к ее удивлению, в его тоне сквозило нечто менторское, если не сказать, наставляющее: — Женщины не понимают в политике, — сказал он. — Да им и не нужно понимать, особенно таким прекрасным, как ты.

Селена встала перед ним.

— Я работала журналистом, — напомнила она.

— Да, работала. А теперь ты моя жена. Самая очаровательная и восхитительная жена, которую может представить мужчина.

Он притянул ее к себе и, стягивая тонкую шелковую накидку с плеча, прижался губами к ее нежной коже.

— А теперь все женщины в Компьене будут тебе завидовать! Надо подобрать тебе подходящую одежду, трать, сколько пожелаешь…

— А нам нужно ехать в Компьен?

— Разумеется. От приглашений императора не отказываются.

В недели, последовавшие за балом, Селена обнаружила, что ее положение в парижском обществе совершенно переменилось. И она никогда не ощущала этой перемены так сильно, как во время приглашения самой Полиной Меттерних. Жена австрийского посла была умна, имела влияние при дворе и очень красива. Она как-то раз назвала себя «довольно милой обезьянкой», и это сходство было очень заметно для Селены. Тем не менее княжна, очевидно, считала близкие связи полезными и готовила Селену к посещению Компьена.

— Вам понадобится по крайней мере двадцать платьев, — сказала она Селене.

— Для поездки на неделю? — Хотя Рауль велел Селене не считаться с расходами, она была несколько удивлена.

— Ну а как же? — сказала принцесса. — Восемь костюмов для дневного выхода, дорожное платье, зеленое платье для охоты — это совершенно необходимо. Семь или восемь бальных платьев, платье для чая. Ну и ночное платье, и рубашки…

Поскольку приглашение в Компьен так много значило для Рауля, Селена полностью последовала инструкциям княжны Меттерних.

— Хотя я вряд ли могу ожидать, что выйду на люди в ночном платье или нижнем белье, — с улыбкой сказала Селена Раулю.

И вот наконец настал великий день, и Рауль с Селеной вместе с другими удачливыми гостями направились к вокзалу Сен-Лазар, где гофмейстер препроводил их к частному поезду. Она ловила на себе взгляды толпы парижан, собравшихся поглазеть на гостей императора, садившихся в поезд, который состоял из шести роскошных вагонов-люкс, шести первоклассных вагонов для слуг и нескольких багажных вагонов.

Рауль одобрительно кивал, поглядывая на Селену. Ее дорожное платье, смоделированное самим Вортом, было нового модного цвета, который Бисмарк назвал коричневым, расшитое желтовато-коричневым бархатом; на лбу ее по моде того сезона красовалась низко надвинутая крохотная шляпка. Шляпка была мягких желтовато-коричневых тонов, которые прекрасно сочетались с ее медно-рыжими волосами.

Когда поезд тронулся, Селена обнаружила, что окружавший ее праздничный дух этих почетных гостей был заразителен, и несмотря на то, что прежде она была лишена всякого энтузиазма, настроение ее быстро улучшалось. Поезд выехал за пределы Парижа и понесся по сельской местности, сквозь красоту осеннего вечера, который весь утопал в чистом золотом свете.

На вокзале Компьена их ожидала вереница карет с кучерами и лакеями в напудренных париках и зеленых, расшитых золотом ливреях императорского двора. Для удобства гостей были приняты все возможные меры.

Когда карета, в которой ехали Рауль и Селена, прибыла в замок, во дворце уже кипела лихорадочная деятельность. Личная служанка Селены, миленькая темноволосая девушка из Прованса, суетилась, пытаясь разыскать багаж своей госпожи, что было непростой задачей в этой свалке коробок и чемоданов.

Герцог де Бассано приветствовал Рауля и Селену. Это был высокий, стройный джентльмен в шляпе с пером и богато украшенном алом плаще. Он носил большой ключ на цепи из зеленых и золотых желудей, что было символом его должности: главный эконом королевского поместья. Следуя разработанной церемонии, соответствующей таким случаям, герцог де Бассано, после обмена любезностями, перепоручил Рауля и Селену другому человеку, в черной ливрее, который, в свою очередь, переправил их к пажу, в чью должность входило быть у них на посылках во время визита.

Комнаты их были просторны и тщательно украшены. Когда наконец паж оставил их наедине, Селена раскинулась на бело-зеленом шезлонге перед окнами и посмотрела вниз, на парк. Деревья, белые мраморные статуи древних богов и богинь плавали в туманном золотом свете.

— О, Рауль, как чудесно, — сказала она.

Он подошел к шезлонгу и посмотрел на нее теплым и нежным взором.

— Ты прекрасна, — прошептал он.

Расстегнув пуговицы платья, он сбросил его и прижался губами к теплой шелковистой коже. Он освободил одну ее грудь из корсажа, и его губы сомкнулись вокруг соска. Его язык медленно и возбуждающе двигался… Селена ощутила сладкое, горячее томление.

— Нам нужно подготовиться к обеду, — прошептала она.

Он на мгновение поднял голову.

— У нас полно времени, — сказал он.

Полина Меттерних рассказала Селене, что самым главным событием визита будет охота на лис в день Святого Юбера. В этот день, еще до света, Селену разбудили звуки охотничьего горна со двора и дикий лай своры английских борзых. Часом позже отслужили мессу в церкви Святого Жака, где, согласно обычаю, охотники поднесли Луи Наполеону освященный хлебец, а еще спустя час, когда облака окрасились золотом и багрянцем, процессия тронулась. Селена никогда раньше не была на охоте, но она была превосходной наездницей и не могла удержаться от искушения продемонстрировать новое зеленое платье, отделанное кремовым бархатом, сшитое по моделям костюмов, которые носили наездницы в период правления Луи XV. Казалось, Луи Наполеон, не имевший никаких законных прав на свой титул, придавал особое значение следованию моде, манерам и царственности прошедших столетий.

Заметив Селену, император ласково улыбнулся ей и, проезжая мимо, приветствовал ее. Хотя Рауль был польщен этим знаком отличия, Селена с трудом подавила неудовольствие при виде невзрачного монарха, чьи короткие ножки и брюшко не мог скрыть роскошный костюм из зеленого и кремового бархата. Все усилия его портных не могли придать стройность его фигуре, несмотря на треугольную шляпу и элегантные кружевные манжеты. Она подумала, что он скорее походил на комических персонажей из оперетт Оффенбаха. Но она склонила головку в знак признательности за его приветствие.

Она знала, что само присутствие на охоте, на лис в день Святого Юбера является честью, но Рауль надеялся на еще больший знак императорского отличия. Он хотел стать официальным членом охотничьей команды, что позволяло носить серебряные пуговицы, украшенные золотыми звездами, отличительный признак входящего в избранный круг фаворитов императора, наряду с князем Меттернихом, лордом Коули, британским послом и князем Ньюверкерком, любовником принцессы Матильды, кузины императора.

Селена присоединилась к княжне Меттерних, которая развлекла ее чудесными рассказами о неловкости некоторых охотников в прежние посещения Компьена.

— Был один господин, который стрелял так плохо, что загонщикам приходилось прикладами забивать кролика, чтобы ему хоть один достался в качестве добычи, — сказала княжна.

Она рассказала Селене о министре юстиции, который, на потеху остальным, по ошибке принял за дикого кабана ручного барсука.

Поскольку княжна Меттерних и Селена, наслаждаясь ездой, они сильно отклонились от основной тропы, прибыли ко двору несколько позже остальных. Задул пронизывающий ветер, по небу, закрывая солнце, понеслись серые облака.

Когда Селена, с растрепанными ветром волосами и розовыми, пылающими щеками, наконец, вошла в комнату, Рауль был уже в спальне.

— Полина Меттерних и я… — начала было Селена, но затем умолкла, увидев, что вещи Рауля упакованы и сложены около двери, а сам он переоделся в форму, сменив охотничий костюм.

— Не удивляйся так, — быстро проговорил он. — Просто я получил приказ отбыть, только и всего.

— Но куда же ты собираешься?!

— Прости, дорогая. Этого я тебе сказать не могу. Поручение особого рода. Мне нужно тотчас уехать. Карета ждет меня. — Он говорил короткими, отрывистыми фразами, не глядя на нее.

— Только не обратно в Алжир, — со страхом сказала она. — Тебе приказали туда ехать, так?

— Да нет, Селена. Ничего похожего. Секретное поручение императора. Не мучай себя. Тебе не придется прерывать своего посещения. Не бойся, ты имеешь возможность продемонстрировать свои чудесные новые наряды.

— Почему ты не можешь сказать мне, куда ты едешь, ну, пожалуйста, Рауль. — Все ее естество жаждало объяснения. — Существует опасность войны с Пруссией, да?

— Не будь любопытной. Успокойся, ты ведь жена солдата. Придется привыкать к подобному. Нет никакой опасности и никакой угрозы войны.

— Но тогда тебе не пришлось бы так спешно уезжать.

— Я уже сказал тебе, что у меня приказ лично от императора.

Он притянул ее к себе, прижав к своему сильному стройному телу, сжимая ее в объятиях с неожиданным порывом насилия. Его губы, мягкие и жаждущие, прижались к ее рту. Когда он ее освободил, она пыталась заглянуть в его глаза.

— Рауль, ты не говоришь мне всего. Если опасность войны существует, я вправе знать…

Он нетерпеливо вздохнул.

— То, что в прошлом году Пруссия разгромила Австро-Венгрию, не значит, что у них хватит глупости угрожать Франции. — Потом, уже более мягко, он прибавил: — Я все же тронут твоим участием, Селена. Я люблю тебя. — Голос его был нежным. — И всегда буду любить. Ничто не в силах переменить моих чувств к тебе. Тебе следует верить этому.

— Никогда не сомневалась в твоей любви, — сказала она. И заставила себя улыбнуться: — Постараюсь вести себя, как настоящая жена солдата. Но ты ведь уезжаешь ненадолго, да?

— Ненадолго, — заверил он ее. Он подошел к ней, чтобы снова обнять, но в это мгновение их прервал паж, который вошел, чтобы забрать вещи Рауля в ожидавшую его карету.

— Позволь проводить тебя, — начала Селена.

— Нет, не надо. Становится прохладно. Еще немного, и пойдет снег. Оставайся и готовься к вечернему банкету. Ты здесь будешь самой красивой женщиной.

Он тихонько поцеловал ее, слегка прикоснувшись губами к щеке, потом повернулся и вышел. Слабость Селены не проходила, и она долго стояла, глядя в окно, выходящее в парк, где поднявшийся ветер гонял последние осенние листья.

Рауль прав, говорила она себе. Жена солдата не должна давать волю пустым страхам. Каково бы ни было его поручение, оно наверняка очень важное, иначе император не приказал бы ему уезжать в начале праздничной недели. Ей нужно гордиться тем, что мужу дали такое поручение, ведь это можно рассматривать как поощрение.

К тому времени как Селена переоделась к обеду и спустилась вниз, уже шел сильный дождь. Но в Гран-де-Фет в камине ярко горел огонь и тяжелые бархатные занавески закрывали бледные осенние сумерки. Сотни свечей мерцали в канделябрах, и их огонь переливался на волосах Селены, оттеняя медь, сверкая в складках ее платья, блистая на золотом шитье, вплетенном в чудесное бирюзовое колье, искрясь на золотистой шнуровке, обрамляющей низкое декольте ее туго затянутого корсажа.

Две стоявших неподалеку женщины обернулись посмотреть на нее, и одна прошептала что-то другой; потом обе расхохотались. Селена убеждала себя не нервничать по пустякам и не распалять свое воображение. Неожиданный отъезд Рауля все еще раздражал ее, вот и все. Возможно, дамы смеялись какой-то своей шутке.

Когда эти дамы подошли к ней, она узнала их. Мадам Валлен была женой одного важного банкира, а маркиза де Саваль была женой гусарского капитана.

— Дорогая моя мадам де Бурже, — с улыбкой сказала мадам Валлен. — Вы так прекрасно выглядите, ваше платье — оно просто очаровательно.

— Благодарю вас, — сказала Селена. Она была почти готова вернуть комплимент, когда маркиза рассмеялась тонким смешком.

— Первый раз в Компьене, да? — спросила она. — Без сомнения, вам понравится празднество после обеда.

— Празднество? — повторила Селена.

— Ну, а как же? Всякие такие игры, знаете ли. Жмурки и шарады. Ну и конечно, лотерея. — Маркиза снова рассмеялась.

Для Селены это звучало несколько по-ребячески, но она вежливо что-то пробормотала, заверив дам, что с нетерпением ждет развлечений после обеда.

Потом среди собравшихся прокатился ропот, и все головы повернулись к дверям особых покоев императора. Двери распахнулись, и вошли Луи Наполеон и Эжени. «На Эжени слишком много косметики», — подумала Селена. Ее лицо покрывал густой слой рисовой пудры, при этом оно казалось неестественно бледным, хотя она и выглядела царственно в своем салатовом атласном платье со шлейфом. На императоре был традиционный белый королевский сюртук и белые шелковые чулки под панталонами. На груди его красовалась бело-золотая звезда Почетного легиона.

Мужчины взяли под руку своих спутниц и двинулись в столовую, и Селена на мгновение растерялась. Потом высокий герцог де Бассано, главный эконом, подошел сзади и предложил ей руку. Он имел весьма внушительный вид в алом плаще, с цепью из зеленых и золотых желудей.

Хотя стол был богат и впечатляющ, Селена едва замечала, что ест, потому что все еще думала о Рауле. Было что-то в его лице, голосе, когда он покидал ее, что беспокоило ее.

После обеда гости возвратились в гран-салон, но Селена, хотя и смотрела по сторонам, не предприняла никакой попытки принять участие в играх. Было нелепо видеть этих пышно разодетых дам и мужчин, занимающихся забавами, которые больше подошли бы Кейту и его друзьям.

Но когда объявили лотерею и на стол в углу салона водрузили позолоченную корзину, мадам Валлен взяла Селену под руку.

— Пойдемте, милая, — сказала она с лисьей усмешкой и особым блеском в глазах, — не следует стесняться.

— Ну, право же, — сказала другая дама, подталкивая Селену вперед. — Вам принесет счастье эта ночь.

Селена позволила увести себя. Было бы грубым не участвовать в празднике, к тому же, наверное, приз должен быть необыкновенным, и это случай отличиться среди этих дам. Маркиза объяснила, что каждая из длинных атласных лент, свисавших с корзины, соединялась с какой-нибудь безделушкой различной формы. Безделушка, которая давала даме право на приз, заранее была выбрана герцогом де Бассано и держалась им в секрете.

Селена заметила, что в состязании участвовали только дамы. Мужчины стояли рядом, наблюдая и обмениваясь понимающими усмешками. «Если бы Рауля не отозвали так внезапно… — думала Селена. — Путешествие в такую сырую осеннюю погоду не доставит ему удовольствия, а может, он спешит к прусской границе…»

— Ну, давайте, — поторопила мадам Валлен, — возьмитесь-ка тоже за ленту.

Взявшись каждая за свою ленту, дамы зашептались и захихикали, как стайка школьниц.

— Ох, посмотрите на это! И на это… А вот что я вытащила!

Одна из дам вытянула золотую пчелку с глазками из драгоценных камней, а другая — брошь в виде орла, украшенную камнями и эмалью. Селена засмеялась от удовольствия, увидев собственную вещицу: золотого оленя, простого, но с изящной гравировкой и с блестящим изумрудным глазом.

— Олень! — провозгласил герцог де Бассано. — Дама, вытянувшая оленя, победитель!

— Ну, вот видите, я говорила вам, что эта ночь будет счастливой для вас, — услышала Селена позади себя женский голос.

Все сложилось так удачно, что Селена подумывала, не подстроил ли это император, чтобы компенсировать ей отъезд ее мужа. Если так, то это был заботливый жест. Да и сам по себе приз был, без сомнения, щедрым.

Но к ее изумлению, никакого представления не произошло. Напротив, дамы начали подниматься наверх подправить макияж и прически перед началом танцев. Селена в недоумении тоже пошла.

Она взошла на лестницу, окруженная другими дамами, юбки которых шуршали, а густой запах духов наполнял теплый воздух. Потом она пошла в направлении своей комнаты, но на пути ее встретил паж, который был приставлен к ней и Раулю.

— Прошу сюда, мадам, с вашего позволения, — сказал он.

— Но моя комната в другом крыле, — возразила она.

— Ваше местоположение изменилось, — сказал мужчина с бесстрастным выражением лица.

— Но…

— Прошу сюда, мадам, — повторил паж.

Селена повернулась, чтобы последовать за ним, но ее поразили слова, произнесенные маркизой де Саваль:

— Слушайте, это притворство, эта девичья невинность становятся несколько надоедливыми!

— Ну а теперь, милочка, — ответила мадам Валлен, — не показывайте когти, а то еще подумают, что вы ревнуете.

— Ревную? Вот уж нет. Не имею желания занять место в императорском Оленьем Парке. — В голосе маркизы слышалась злоба, но более всего Селену взволновали ее слова. Оленьем Парке…

Селена никак не могла вспомнить, что связано с этим названием. Но уже находясь в своих покоях, ее вдруг озарило с ужасающей силой. Она оглядела комнату с затянутыми шелком стенами, мраморным камином и вспомнила. Олений Парк! Тот самый Олений Парк, который держал Луи XV, из молодых крестьянских девушек, некоторые из них были почти детьми, которых обучали удовлетворять ненасытным физиологическим потребностям короля. Она посмотрела на золотого оленя, зажатого в руке. Призом ей станет ночь, проведенная в постели с Луи Наполеоном!

Так вот почему Рауля отослали по срочному поручению, вот почему у нее новая комната. Олений Парк!

Ее щеки запылали от гнева и возмущения. Все ее тело содрогалось от ярости. Инстинктивно она прошла прямо в гардеробную, где уже были развешаны ее платья, схватила и натянула на себя первое попавшееся пальто. Потом развернулась и пошла по коридору.

— Селена, что такое? — Это была Полина Меттерних, чье маленькое, желтое обезьянье личико застыло в изумлении. — Куда это ты собралась?

— Не знаю, только бы подальше отсюда, обратно в Париж… Да, туда я и поеду, прямо в Париж! Боже мой, как он мог?!

Полина взяла Селену за руку и отвела назад, в богато украшенную спальню. Она закрыла дверь.

— Возьми себя в руки, — твердо сказала она. — Ты хочешь устроить скандал?

— Скандал?! Да вовсе не я устраиваю скандал, Полина! Этот безобразный, отвратительный коротышка! Какой повод дала я ему думать, что я хочу разделить с ним ложе?

— Так ты действительно ничего не знала о том, зачем устраивается лотерея? — Она удивленно посмотрела на Селену. — Выходит, ты новичок при дворе, так?

— Да, так и есть. Но я кое-что знаю из французской истории — у меня была гувернантка-француженка. И когда я услышала, что маркиза де Саваль говорит об Оленьем Парке, я вспомнила книгу…

— Олений Парк, неплохое сравнение, — сказала Полина. Рассмеявшись, она уловила гримасу отвращения на лице Селены. — Ты выглядишь совсем больной, вся дрожишь. Но тебе нечего бояться… В конце концов, ты уж не такая неопытная. Ну, а что до императора, он уже не молод. И не так требователен… Он подождет, пока минует полночь, а потом проскользнет в комнату через вот эту маленькую дверцу, одетый в одну из этих ужасных шелковых ночных рубашек, так я думаю.

— Так хочу сказать тебе, что я не буду его дожидаться! — прервала ее Селена дрожащим от ярости голосом. — И вовсе не боюсь, я просто в бешенстве! — Глаза Селены сверкали, а пальцы сжались в кулак. — Луи Наполеон может тешиться, считая себя новым Луи XV, но я не какая-нибудь беззащитная крестьянка. Я жена Рауля де Бурже. — Она выпрямилась. — Если император думает, что может взять меня силой, он ошибается!

— Взять тебя силой? Но моя милая Селена, любая женщина сегодня вечером почла бы за честь победить в лотерее.

— Неужели? А как же Эжени? Может быть, она и не испытывает больше никаких чувств к мужу, но она гордая женщина. Это же удар для нее!

— Эжени уже смирилась с шалостями мужа. Но что касается тебя… — Полина тщательно изучала Селену. — Что касается тебя, может быть, ей это и не будет безразлично. Ты красива, а семья твоего мужа знатная. Да и характер у тебя твердый, что достаточно ясно. Если Эжени решит, что ты можешь приобрести на императора длительное влияние, это глубоко ранит ее. Ее все еще величают «испанкой», но она предана Франции. Любовница с политическим влиянием — нет, это не придется ей по вкусу.

— Этого ей бояться не стоит, — сказала Селена. — И я пойду и прямо сейчас ей об этом скажу.

— Нет! Вот этого ни в коем случае делать не надо. Ты на самом деле слишком порывиста и безрассудна.

— Да, говорят… — сказала Селена.

— Но на сей раз, однако, ты должна быть осмотрительной. Слушай-ка, Селена, ты уже не ребенок. И ты не первая, которой придется смириться и принять… ну, знаки внимания неприятного человека. Конечно, ты можешь…

Но Селена уже не слушала, а вспоминала путешествие из Сен-Дени в Тимгад, Фурье и Жиро, и других людей. Но жизнь ее теперь переменилась. Рауль дал ей новую жизнь, полную достоинства и чести, и она знала, что, если уступит императору, она вновь Станет бессловесным и бездушным существом, как то было прежде. Что пыльная земля Тимгада, что эта роскошная постель с бархатным балдахином и шелковым пологом — никакой разницы.

— Нет! Никогда больше, никогда!

— Селена, ты должна принять в расчет…

— Нечего принимать в расчет! Я уезжаю из Компьена. Прямо сейчас!

— Но скандал, какая пощечина императору…

Селена собрала самое необходимое.

— Не пытайтесь остановить меня!

— Сомневаюсь, что смогла бы это сделать, если бы и попыталась. — На лице Полины беспокойство боролось с восхищением. — Так, прекрасно… Но я хотя бы могу сделать что-нибудь, чтобы смягчить императорский гнев. У тебя есть ребенок, маленький мальчик?

— Да, но я не понимаю, как…

— Дай-ка подумать. — Она на мгновение замолчала. Настенные часы громко тикали, и дождь, который теперь смешался со снегом, стучал в окна. — Я скажу императору, что твой сын заболел, что ты получила об этом известие и, не желая портить праздника, тут же уехала. Кстати, где твой сын?

— В Лоррейне, с родителями Рауля.

— Отлично. Ну, а пока я пошлю за каретой, чтобы отвезти тебя на вокзал.

— А как думаешь, император поверит тебе?

— Может, и не совсем. Но это сгладит впечатление. Конечно, он может заподозрить неправду, и это не добавит ему мужского достоинства.

— Черт бы побрал его мужское достоинство! — сказала Селена. Желая поблагодарить Полину за участие, она протянула руку и тут же ощутила, что все еще сжимает золотого оленя. — Вот, отдай какой-нибудь другой даме. А лучше всего, отдай его Эжени.

Полные губы Полины Меттерних искривились в усмешке. Ее маленькие карие глазки озорно замигали.

— А я ведь могу так и сделать, — сказала она.

Во время возвращения в Париж Селена уверяла себя, что поступила правильно. Хвала небесам, что Рауль уехал! Ко времени его возвращения она полностью придет в себя и сможет придумать правдоподобное объяснение своего бегства из Компьена.

Добравшись наконец до дома, она желала лишь одного — подняться наверх и заснуть. Не нужно будить никого из слуг, так как было далеко за полночь.

На площадке второго этажа она остановилась, заметив полоску света из-под двери кабинета Рауля. Может, кто-то из слуг забыл выключить свет?.. Она открыла дверь и застыла, увидев Рауля, сидящего в кресле, в расшитой ночной рубашке и в тапочках, с наполовину опорожненной бутылкой бренди, стоящей перед ним.

Увидев жену, он встал, его глаза были холодны от ярости.

— Какого черта ты здесь делаешь?! — спросил он. — Почему ты уехала из Компьена?

 

33

Селена стояла, глядя на Рауля, и не могла отвести глаз от его лица, даже когда расстегивала плащ, чтобы бросить его на ближайшее кресло. Ее подозрения, вызванные вопросом Рауля и злобой в его голосе, все возрастали, пока она не почувствовала, что не может больше молчать.

— Ты оставил меня в Компьене, чтобы отправиться по очень важному секретному поручению, по крайней мере, ты заставил меня в это поверить. Но ты ведь лгал мне, не так ли?

— Нет. Завтра я должен осмотреть укрепления в Мон-Валерьен.

— Мон-Валерьен? Совсем рядом с Парижем? — в голосе Селены слышалась насмешка. — Отговорка… Это лишь предлог, чтобы убрать тебя с дороги, освободив Луи Наполеону путь в мою постель. Ты знал о его планах, но охотно уехал!

Селена не знала, какого ответа она ожидала: раскаяния, стыда, признания своей вины, но Рауль говорил спокойно:

— А если и так? В данном случае я не мог поступить иначе. Но ты — ты разрушила все, прибежав сюда, в Париж, как перепуганная школьница.

— Как жена! Я твоя жена, — напомнила ему Селена.

— Император увлекся тобой, ты вскружила ему голову! Я уверен, ты почувствовала это, Селена…

— Разумеется, но я и представить себе не могла, что ты вручишь меня ему.

— Ты думаешь, я хотел этого? — Голос Рауля стал хриплым, и Селена, взглянув на почти пустой графин с бренди, поняла, что он выпил больше, чем обычно. — Ты думаешь, мне было бы приятно думать, что ты спишь с другим мужчиной?

— Тогда зачем ты оставил меня с ним?

— Потому что это было необходимо. Постарайся понять. Несколько часов или даже ночей с императором, и ты могла бы быть уверена в прекрасном будущем для нас обоих. Нет пределов тому, что может достичь человек, завоевав благодарность императора.

— И ты был готов продать меня, обменять… на что? На звание генерала? На пост военного министра?

— Какое это имеет значение сейчас? Мне повезет, если меня не отправят в Алжир, чтобы провести остаток карьеры в каком-нибудь жалком гарнизоне в Сахаре.

Селена посмотрела на Рауля так, как будто видела его впервые.

— Я знала, что ты честолюбив, — сказала она, стараясь контролировать свой голос. — Но я и подумать не могла, что ты попросишь меня заниматься проституцией, чтобы угодить твоим амбициям.

— Разделить постель с императором — не проституция.

— Правда? Наверное, ты назвал бы это средством для достижения цели.

Рауль пожал плечами.

— Избавь меня от поучений, — холодно сказал он. — Когда ты выходила за меня замуж, ты не была маленькой, всеми опекаемой девственницей. Ты забыла о Фурье и о том капитане, как там его звали?

Тело Селены охватила дрожь, и хотя ее тонкие атласные туфли промокли насквозь, а подол бирюзового бального платья прилипал к лодыжкам, она знала, что чувство ледяного холода, охватившее ее, было результатом не дождя и снега, от которых промокла ее одежда, а того, что грубый вопрос Рауля снова разбудил в ней старые пугающие воспоминания.

— Капитана звали Жиро. — Она говорила чуть ли не шепотом. — Это было животное, чудовище, получающее удовольствие от чужих страданий. Но мне пришлось подчиниться ему — сопротивление означало бы смерть.

— А Брайн Маккорд? Он тоже овладевал тобой силой? Он запугивал тебя или…

— Я любила Брайна. Я сама отдалась ему, по своей воле, потому что любила его.

— И до сих пор любишь. Да, дорогая моя женушка, ты думаешь, я не знаю? Каждый раз, когда я тебя целую, занимаюсь с тобой любовью, я знаю, что ты мечтаешь, чтобы рядом с тобой был Брайн!

Селена хотела опровергнуть его обвинения, но не могла, потому что в этот момент точно знала, что все еще любит Брайна.

— Ты дурочка, Селена, — сказал Рауль. — Все эти годы ты мечтала о человеке, который вообще никогда тебя не любил, который бросил тебя, чтобы вернуться на «Ариадну», не подумав о том, что станет с тобой. Он ничего для тебя не сделал! Ты могла бы закончить жизнь в сточной канаве!

Голос Селены задрожал от ярости.

— Ты сам говорил мне, что Брайн кое-что сделал для меня, сказав тебе, что я стану твоей любовницей после того, как он уйдет в море, не так ли?

— Ты не можешь винить меня в этом, — сказал Рауль. — Я так сильно хотел этого…

— И ты думал, что твоя ложь заставит меня ненавидеть Брайна и обратиться к тебе за утешением?

— Какая разница? Ты теперь моя жена.

— Да, я твоя жена. Но ты был готов забыть об этом, по крайней мере на этот вечер. Может быть, я не любила тебя так, как любила Брайна, но я была благодарна тебе, уважала тебя. Я уважала наш брачный обет и думала, что ты тоже. Теперь я знаю другое.

Рауль попытался взять ее за руку, чтобы успокоить, но Селена отшатнулась.

— Несколько минут назад ты говорил о капитане Жиро…

— Мне не следовало этого делать! Такие вещи лучше забыть.

— Забыть! Ты не забыл, и я никогда не забуду. — Ее глаза горели холодной яростью. — Когда я надоедала Жиро, он продавал меня любому из повстанцев. Несколько франков — все, что он просил у них. Но ты, мой муж, установил за мое тело более высокую цену.

— Хватит!

В другое время взгляд Рауля утихомирил бы ее, заставил замолчать, но сейчас злость была в ней сильнее других чувств.

— Для мужчины, продающего свою женщину другому мужчине, есть название. Мне сказать или ты сам знаешь, кто ты?

Рауль размахнулся, и она почувствовала жалящую силу пощечины. Но боль ничего не значила для нее. Теперь она говорила спокойно.

— У тебя много общего с капитаном Жиро, — сказала Селена.

Рауль вздрогнул, и она подумала, что он снова ударит ее, но вместо этого он отвернулся, и она почувствовала, как ярость покидает ее, уступая место отчаянию. Придерживая юбку, она медленно вышла из кабинета и поднялась в свою спальню.

В камине с мраморной полкой не горел огонь, так как никто не ожидал ее сегодня. Селена подумала, что могла бы позвонить горничной, но решила не делать этого. Она сняла мокрые туфли, сырые шелковые чулки, расстегнула бальное платье, тут же упавшее на пол. Медленно, в каком-то оцепеневшем изнеможении она закончила раздеваться, нашла ночную рубашку и надела ее. Не успела она лечь, как сон охватил ее.

На следующий день, в полдень, Рауль вошел в ее комнату. Селена уже встала и оделась. Когда он вошел, она отвернулась от окна, в которое рассматривала бесконечный поток экипажей, едущих по улице Риволи.

Рауль выглядел привлекательным и спокойным в своей форме, с орденом Почетного легиона, сверкающим на мундире.

— Доброе утро, дорогая, — сказал он. Увидев поднос с завтраком возле кровати, он продолжил: — Я думал, ты позавтракаешь со мной внизу, но, может быть, так даже лучше. Ты можешь отдыхать весь день, а я через час поеду в Мон-Валерьен.

Ничто в его голосе и манерах не изменилось, и Селена поняла, что он решил притвориться, будто ничего не произошло.

— Меня не будет несколько дней, — продолжал Рауль. — Надеюсь, ты не будешь чувствовать себя одиноко. — Затем, как будто это только что пришло ему в голову, он сказал: — Ты напишешь императору письмо, где принесешь извинения за свой неожиданный отъезд.

— Как хочешь, — сказала Селена. — Но Полина Меттерних уже придумала для меня оправдание. — Увидев удивление Рауля, она продолжила: — Полина предложила сказать императору, что я уехала, получив письмо от твоих родителей, в котором говорилось, что Кейт заболел.

— Она разумная женщина, — сказал Рауль, явно с облегчением. — И ценный друг. Если ты ей нравишься, она может нам очень помочь.

Теперь он говорил более оживленно, и Селена поняла, что к нему вернулась самоуверенность.

— Может быть, тебя и не пошлют в гарнизон в пустыне, в конце концов, — спокойно сказала Селена. — Я надеюсь на это ради тебя.

— И ради себя тоже, дорогая моя. Ты все еще моя жена, и твое будущее — часть моего. Со временем ты поймешь это.

— Ты ошибаешься. Я ухожу от тебя, Рауль…

— Уходишь от меня? Что ты имеешь в виду? Куда ты пойдешь?

— В Ливерпуль, Родманы, несомненно, предоставят нам комнаты в своем доме.

— Нам? Нет, Селена! Ты не можешь отвезти нашего сына в Ливерпуль или куда-либо еще, не договорившись со мной.

— Кейт — сын Брайна.

— Тебе долго придется доказывать это, не так ли? Брайн никогда не признавал ребенка своим. Кейт носит мое имя, и мои родители признали его своим внуком. Ты знаешь, как они любят Кейта.

Селена почувствовала укол жалости, подумав о матери Рауля, становившейся с каждым годом все болезненнее, и о генерале де Бурже, бывшем всегда по-старомодному галантным с Селеной.

— Мне не хотелось бы причинять боль твоим родителям, — сказала Селена, — но я не могу уехать из Франции без сына.

— Ты не можешь уехать из Франции вместе с ним, — сказал Рауль. — Здесь женщина, оставляющая мужа, не имеет права заботиться о ребенке.

— Я обращусь в суд, если придется, — сказала Селена.

— Это будет самым глупым решением, подумай о Кейте! Ты слишком его любишь, чтобы позволить называться незаконнорожденным в глазах всего мира. Это разрушит его будущее!

— Ты используешь мою любовь к Кейту, чтобы удержать меня, зная, что я сейчас чувствую к тебе?

Посмотрев на Рауля, Селена прочитала ответ в его глазах и поняла, что побеждена, оказавшись в ловушке брака, не имеющего для нее больше никакого значения.

Когда Рауль вернулся из своей поездки в Мон-Валерьен, Селена, желающая хоть ненадолго уехать от него, спросила, может ли она съездить в Лоррейн.

— Мы поедем вместе, — ответил ей Рауль.

Он считал необходимым поддерживать иллюзию, будто ничего не произошло, будто они все еще счастливая супружеская пара, и Селене пришлось играть свою роль.

Родители Рауля были удивлены неожиданным визитом, а Кейт — крупный, крепкий мальчик — бросился в объятия Селены, потом повел ее посмотреть подаренного дедушкой гнедого пони.

Мальчик сиял от гордости, забираясь на пони, весь в нетерпении показать свое искусство.

— Когда-нибудь я проеду перед императором, как папа. — Его серые глаза под темными бровями загорелись при мысли об этом. — И у меня будет мундир и сабля, как у папы.

Селена обняла Кейта и почувствовала волну любви, захлестнувшую ее, непреодолимое желание защитить сына от всех опасностей, которые ждут его впереди. Но через мгновение она отпустила мальчика, подумав, что такое проявление чувств не подходит будущему солдату.

Селена смотрела на едущего по дорожке на пони сына и думала: «Нет, я не смогу оставить его. В этом Рауль был прав». Еще он был прав, обвиняя ее во все продолжающейся любви к Брайну. Что ж, даже если она никогда больше не увидит Брайна, у нее есть его сын.

Селена и Рауль вернулись в Париж незадолго перед Рождеством, привезя с собой Кейта. Рауль продолжал вести себя так, как будто ничего не случилось. Он был галантен и внимателен на людях, сопровождая ее на бесконечные балы и поездки в театр и оперу. Он подарил ей великолепную русскую соболью шапку, а на Новый год удивил санями, сделанными в форме лебедя, которые везла пара лошадей с серебряными колокольчиками и красной сафьяновой упряжью, отделанной серебром.

Накануне шел снег, и они вместе поехали на санях нанести традиционный визит в Тюильри, чтобы отдать дань уважения императору и императрице.

Когда вошла царственная чета, Селена почувствовала, как Рауль сжал ее локоть. После небольшой паузы Луи Наполеон сказал:

— Надеюсь, ваш сын оправился после своей болезни.

Его глаза под тяжелыми веками смотрели загадочно.

— С мальчиком уже все в порядке, ваше величество, — сказала Селена.

— Эти детские болезни всегда так неожиданны, — сказала Эжени. — Иногда это пугает.

Император подошел к следующему гостю, чтобы сказать ему несколько слов, но Эжени выждала момент и сунула Селене маленькую коробочку.

— Кое-что на память, — мягко сказала она и тоже отошла, выглядя по-настоящему царственно в бархатном платье бронзового цвета.

Возвращаясь домой, Рауль был явно спокойнее. Император предпочел принять извинения Селены за быстрый и неприятный отъезд из Компьена; как и Рауль, он выбрал приукрашенную иллюзию, а не ранящую действительность.

— Что дала тебе императрица? — спросил Рауль.

Селена достала из собольей муфты маленькую коробочку и открыла ее. Внутри лежала золотая брошь, искрящаяся в лучах зимнего солнца. Брошь была прекрасной гравировки и стоила немалых денег.

— Единорог, — сказала Селена, немного озадаченная. — Смотри, один рог. Интересно, почему… — Она вспомнила золотого оленя, которого отдала Полине Меттерних в тот вечер в Компьене со словами: «Отдай это Эжени».

Рауль мельком взглянул на брошь.

— Единорог часто появляется в средневековых произведениях искусства, — сказал он. — Его считали символом добродетели…

Хотя Селена продолжала играть свою роль, появляясь с Раулем в обществе, оказывая ему знаки любви перед гостями, она не могла притворяться в постели. В течение нескольких месяцев после случая в Компьене Рауль продолжал пытаться пробудить в ней ответные чувства, но несмотря на то, что он был умелым и страстным, как и прежде, она уже не могла отвечать на его ласки. Селена покорно отдавалась ему без протестов, но и без страсти.

Она не была особенно удивлена, когда, спустя несколько месяцев подобных отношений, до нее дошли слухи о его любовных делах на стороне. Любовниц Рауль постоянно менял. Он проводил ночи с танцовщицами из оперы, с актрисами из «Комеди Франсез», с манекенщицами из «Дома Ворта», маленькой хорошенькой ассистенткой модистки. Когда прошел первый шок, Селена поняла, что не винит Рауля, у нее было достаточно честности, чтобы смотреть правде в глаза: несчастье в браке не было только его виной, она тоже внесла свой вклад в их отношения, когда согласилась выйти замуж, зная, что не любит его по-настоящему. Селена понимала, что позволила себе стать слишком зависимой от Рауля в месяцы, когда выздоравливала в Алжире. Она пыталась отказаться от своей любви к Брайну…

Она также пыталась, но безуспешно, утешить себя сознанием того, что состояние ее брака не столь необычно в обществе, частью которого она была; что многие другие замужние женщины, знакомые ей, были равнодушны к своим мужьям и без зазрения совести заводили любовников. Но Селена хотела единственного мужчину, а он никогда больше не захочет ее. Он покинул ее в ярости, уверенный, что она его предала.

Еще некоторое время после новогоднего визита в Тюильри Селена чувствовала себя неловко в присутствии императора, боясь, что он снова начнет делать ей предложения. Но вскоре поняла, что ее опасения на этот счет безосновательны, Луи Наполеон был с ней формально вежлив, как и со всеми гостями; может быть, он не хотел вторичного поражения, может быть, его беспокойный взгляд устремился на другую красотку… Но наиболее вероятно, решила Селена, он стал слишком занят государственными делами, чтобы гоняться за строптивой женщиной.

К концу 1868 года император больше не мог игнорировать угрозы своему режиму. Надеясь завоевать поддержку французов, отвернувшихся от него, он наконец начал предлагать им драгоценную свободу, но слишком поздно. Подарив газетам больше свободы, чем они имели в декабре 1851 года, он подвергся нападкам таких либеральных газет, как «Раппель», «Ревьель» и «Ла Лантерн». Он дал рабочим право на забастовки, и по всей стране начались волнения, а правительственные войска стреляли в шахтеров и рабочих фабрик. Запрещенная «Марсельеза» стала слышна даже на бульварах Парижа.

В 1869 году, теплым июньским вечером, Рауль и Селена ехали в оперу и увидели толпы разъяренных рабочих, наводнивших улицы. Селене стало не по себе.

— Может, нам стоит вернуться? — спросила она.

— Чепуха! Как только призовут кавалерию, порядок будет восстановлен. Рабочим не нужно учиться читать. Их взбудоражили республиканская пресса и работы Карла Маркса, и теперь они требуют каких-то неслыханных привилегий.

— Зима будет тяжелой, — сказала Селена. — А из-за инфляции многие рабочие не смогут прокормить свои семьи.

— Без сомнения, они не имеют права собираться для протеста. Император слишком мягок с ними. Он пытается задобрить этот сброд, но они понимают только силу. — Рауль покачал головой. — Он уже не тот человек, который взял под контроль всю Францию силой войск в пятьдесят первом.

— Но сейчас он болен, — возразила Селена, она слышала от самой Полины Меттерних о все ухудшающемся здоровье императора.

Полина сказала, что, несомненно, императора ослабила бесконечная тяга к женщинам, но она допускала также, что не только распущенность в любовных делах плохо влияла на здоровье императора. Его мучила постоянная боль из-за камней в пузыре, и, отклонив услуги врачей, он предпочел опиум. Селена, как и многие другие в придворных кругах, знала, что теперь перед выходом на люди император использовал косметику, чтобы никто не заметил, каким больным он выглядит.

Подобные слухи не могли оставаться в секрете, и теперь враги императора по всей Франции набирали силу, а на прусской границе выжидал Бисмарк, с холодной свирепостью подкрадывающегося волка. Рауль выказывал презрение к прусской армии, но среди французских военных были и другие, все еще в меньшинстве, относящиеся к Пруссии с опаской.

Но большая часть высшего света Парижа, с ее талантом игнорировать все неприятное, пропускала мимо ушей угрозы генералов Бисмарка, забывала об опасности собраний французских рабочих и продолжала погоню за бесконечными развлечениями, какие только можно было найти в этом великолепном городе. Селена смотрела на длинную череду экипажей, выстроившуюся перед оперным театром, и слушала Рауля.

— Ты не должна выглядеть такой серьезной, дорогая. Я хочу, чтобы ты сегодня развлекалась. «Фауст» — одна из твоих любимых опер, не так ли?

Она кивнула, заставив себя улыбнуться. Но даже когда они вошли в ложу и заиграла музыка, Селена не могла подавить беспокойство. Во время первого акта, в начале «Хора солдат», шум на улице становился все громче, так что скоро стало невозможно слушать пение. Даже Рауль не мог оставаться безразличным и поднялся.

— Куда ты? — взволнованно спросила Селена.

— Хочу посмотреть, что происходит, — сказал он.

— Ты не пойдешь на улицу… Ты не должен.

— Хорошо, — сказал он, успокаивающе улыбаясь. — За сценой есть окна. Если тебе так будет спокойнее, я пойду и посмотрю оттуда.

— Я пойду с тобой.

— Селена, в этом нет необходимости! — Но, увидев ее непреклонность, он пожал плечами: — Ну хорошо, если ты так хочешь…

Кавалеристы уже приехали, и когда Рауль и Селена подошли к окну за сценой, они увидели, что военные с оголенными саблями врубались в толпу. Женщины кричали, мужчины посылали проклятия, но медленно, почти незаметно, толпа отодвинулась и обратилась в бегство.

— Вот видишь, я говорил тебе, — сказал Рауль. — Толпа не представляет угрозы для кавалерии. Пойдем. Давай вернемся и досмотрим представление, скоро начнется следующий акт.

Немногие из зрителей собрались у окна за сценой, чтобы наблюдать схватку между кавалерией и толпой, остальные же оставались сидеть в своих ложах и в партере. Офицеры, великолепные в своих мундирах, флиртовали с хорошо одетыми дамами, и им не было никакого дела до того, что происходит снаружи.

К тому времени, как занавес поднялся перед следующим актом, с улицы перестал слышаться шум, но Селена не могла забыть жестокую сцену, которую только что видела. Она не удивилась, откуда Рауль так хорошо знает то, что расположено за сценой оперного театра, так как знала, что его последней любовницей была одна из хорошеньких балерин, танцующих сейчас перед ними.

 

34

Близился вечер, когда открытый экипаж подкатил к дому на улице Риволи, и Рауль помог Селене выйти. Хотя она выглядела модной и уверенной в шелковом платье в сине-белую полоску, с прической, сделанной с помощью изысканного шиньона, и в маленькой круглой шляпке, украшенной завитыми белыми и синими страусиными перьями, — несмотря на все это ее лицо было бледным, а в глазах блестели слезы, которые она пыталась сдержать с тех пор, как проводила Кейта на станцию в сопровождении одной из горничных.

— В самом деле, Селена, — нетерпеливо сказал Рауль. — Ты довольно смешно себя ведешь, выставляя напоказ свои чувства из-за того, что ребенок уезжает на лето.

— Не только на лето, ведь осенью он поедет в пансион, и тогда я смогу видеть его только на каникулах. Рауль, почему, в конце концов, ты не мог позволить провести лето вместе с ним в Лоррейне? Я уверена, твои родители были бы рады мне.

— Вне всякого сомнения, но твое место рядом со мной. — Его глаза сузились от подавляемого раздражения. — Мы уже все решили.

— Ты решил, — возразила Селена.

Он открыл входную дверь, и она вошла следом за ним.

— Завтра бега гран-при в Лонгшамп, потом визиты в Сен-Клу, Фонтенбло и Биарриц. Многие женщины пошли бы на все ради такого лета, — сказал Рауль.

— Тогда почему бы тебе не взять одну из них на мое место? — сказала Селена, безразличная к тому, что их может услышать Бланш, горничная, спустившаяся в это время в холл. — Например, помощницу модистки. Мне говорили, что она вполне порядочна и ведет себя как леди.

— Селена, достаточно.

— Прости, — устало сказала она. — Я только хотела провести эти несколько месяцев вместе с Кейтом. Рауль, почему мы должны посылать его в школу осенью? Он ведь еще совсем малыш!

— Кейту шесть лет, и хватит ему цепляться за твои юбки, его достаточно изнежили и избаловали. Ему необходимы компания других мальчиков и дисциплина, которой его научат в школе.

— Дисциплина? Как резко звучит это слово.

— Ну разумеется. Солдату нужна дисциплина, и он еще не скоро научится подчиняться порядку.

— И я должна молчать? Я его мать, Рауль, я люблю его…

— В этом никто не сомневается, — холодно ответил Рауль. — Ты его слишком любишь и опекаешь. Он ведь не инвалид, а высокий и крепкий, способный постоять за себя среди других мальчиков.

Селена отдала легкую летнюю шаль и зонтик Бланш, которая уже не в первый раз бесстрастно выслушивала перепалку между хозяином и хозяйкой.

— Я не хочу, чтобы ты испортила мальчика, — твердо сказал Рауль.

— Но он все, что у меня есть и когда-либо будет… — волнуясь, Селена не выбирала слов, что настраивало Рауля все более враждебно.

— Вопрос решен, — сказал он. — А сейчас мне надо приготовиться к ужину.

— Не хочу тебя задерживать, — сказала Селена. — Не сомневаюсь, твой маленький друг жаждет видеть тебя…

Служанка, очевидно, не была уверена, стоит ли ей вступать в беседу, но теперь она выступила вперед со словами:

— К вам посетитель, месье Родман, он в гостиной.

Селена повернулась и побежала в холл, чтобы оказаться лицом к лицу с Дональдом. По его встревоженному взгляду она догадалась, что он услышал многое, если не все из ее ссоры с Раулем. Но через мгновение Дональд шагнул к ней, обнял, слегка коснувшись губами ее щеки, потом взял ее лицо в свои ладони и посмотрел на нее сверху вниз, его глаза были полны невысказанных вопросов, пока она не почувствовала, как краснеет под его испытующим взглядом. Что он услышал и до чего мог догадаться? — беспокойно спрашивала себя Селена.

Хотя Дональд выглядел теперь солиднее и носил маленькую бородку, придававшую ему некоторую величественность, он сохранил свою мальчишескую улыбку, которая запомнилась Селене. Хорошо, что он здесь, Селена не хотела провести в одиночестве вечер в этом богато украшенном доме, который никогда не станет ей родным.

Наконец Дональд отпустил ее, чтобы пожать руку Раулю.

— Нежданная радость, — сказал Рауль. — Почему ты не написал нам, что собираешься в Париж?

— Это получилось неожиданно. У меня были дела в Бордо и в некоторых других местах, и я вдруг решил сесть на поезд и приехать сюда, ведь я не видел вас обоих чуть ли не со времен выставки.

— А твоя очаровательная жена с тобой? — спросил Рауль. Его манеры были, как всегда, изысканны, он прекрасно владел собой, хотя что-то в приезде Дональда, несомненно, пугало его.

— Нет, Дейзи дома, в Ливерпуле, — сказал Дональд. — Я надеялся, что ты и Селена свободны сегодня вечером и могли бы поужинать со мной.

— Это было бы замечательно, но, к сожалению, у меня уже назначена встреча.

Дональд выглядел немного растерянно.

— Похоже, я приехал в неподходящий момент… — начал он.

— Да нет, — сказал Рауль. — Селена нервничает. Мы только что проводили нашего сына на вокзал. Он проведет лето в замке моих родителей в Лоррейне, а осенью пойдет в школу. Послушать, что говорит об этом Селена, так я отправил мальчика в какую-то тюрьму! — Он усмехнулся. — Эти любящие мамаши нянчили бы своих сыновей до возмужания! Может, ты отвезешь Селену пообедать и подбодришь ее?

— Да, конечно, — ответил Дональд.

— А завтра, если хочешь, можешь поехать с нами на скачки, на бега гран-при.

Рауль устроил целое представление, разыгрывая перед кузеном жены дружелюбного хозяина, но Селена знала: его успокоит тот факт, что она не останется одна, пока он будет развлекаться с очередной любовницей.

— Боюсь, что не смогу поехать на бега, — сказал Дональд. — Я должен завтра утром вернуться в Ливерпуль, не хочу сейчас надолго оставлять Дейзи.

— Она же не больна, правда?

Дональд покачал головой, потом улыбнулся, его глаза сияли от гордости.

— Она ждет ребенка. Ребенок должен родиться в ближайшие недели. — Он весь светился довольством и спокойной радостью.

— Наследник семьи Родманов! — сказал Рауль. — Ну, давай пройдем в гостиную и выпьем за твою жену и сына — уверен, это будет мальчик.

— Не думаю, что это имеет для меня значение, — сказал Дональд.

— Если девочка будет такой же прелестной и милой, как Дейзи, я не против.

В гостиной все трое провозгласили тост за мать и ребенка, но несмотря на то, что Рауль был очень любезен, Селена чувствовала, как ему не терпится уйти. И когда вино было выпито, он ушел, оставив Селену и Дональда сидеть на атласном диване возле окна.

— Я так рада за тебя и за Дейзи, — сказала Селена. — Передай ей привет от меня, хорошо?

— Конечно… — Дональд внимательно смотрел на нее. — Ты все еще беспокоишься о Кейте, да?

— Наверное, это глупо, но я буду сильно скучать по нему.

— Тогда, может быть, ему стоит остаться с тобой еще несколько лет? Ты могла бы нанять гувернантку или домашнего учителя.

Селена покачала головой:

— Рауль решил, что Кейту пора идти в школу… — С ноткой горечи она добавила: — Хорошо еще, что он слишком мал, чтобы идти в военное училище Сан-Сир.

— Но ведь у тебя есть право участвовать в решении таких вопросов! — Дональд был возмущен. — В конце концов, не выглядит ли это так, как будто Рауль…

— Настоящий отец Кейта? Да все так и думают, даже родители Рауля… — И она рассказала Дональду об увертках мужа. — Я согласилась на это, — сказала она, стараясь быть справедливой. — Рауль все делает в интересах Кейта. Трудно было бы пожелать для мальчика лучшего отца… — заметив, что во взгляде Дональда все еще было сомнение, Селена продолжила: — У моего сына хорошая, уважаемая фамилия и место в обществе.

— Так вот почему ты вышла замуж за Рауля, ради ребенка?

— Нет. Не только. — Она встала и подошла к окну, разглядывая синеватые сумерки раннего июня. — Мой брак не хуже тысяч других. У меня есть этот дом, и однажды Кейт унаследует замок и поместье… Мы с Раулем очень часто бываем в свете здесь, в Париже…

— Селена, я слышал, что ты говорила ему, стоя в фойе. Я не мог не услышать — дверь в гостиную была открыта. — Он подошел к ней и, положив руки ей на плечи, повернул к себе. — Такой брак может удовлетворять некоторых женщин, но не тебя. Ты любила Брайна всем сердцем, и Дейзи уверена, что любишь до сих пор.

— А если и так? — спросила Селена. — Брайн не любит меня, он вообще не в состоянии кого-либо любить.

— Ты в этом уверена?

— Как он мог, любя меня, поверить, что я могла…

— Что ты могла, Селена?

— Брайн думает, что я предала его консулу Соединенных Штатов в Биаррице, рассказав ему о том, что «Ариадна» направляется в Санта-Клару. Он считает, что я виновата и в потере корабля, и в гибели людей.

Дональд покачал головой:

— Это не так…

— Ночью, перед тем, как я уехала в Алжир из Биаррица, Брайн пришел на мою виллу. Было очень поздно, и он… он был так зол, переполнен ненавистью. — Она вздрогнула от воспоминаний. — Он хотел убить меня, не знаю, почему он этого не сделал. Он сказал, что только мы трое знали о направлении «Ариадны», больше никто. Он знал, что ты никому не говорил, значит… А когда я спросила, оправился ли ты от раны, он назвал меня… лицемерной сукой и сказал, что мне нет ни до кого дела, кроме себя. Я не могла доказать свою невиновность и только умоляла поверить в меня и в мою любовь, но он этого так и не сделал.

Дональд помрачнел.

— Сейчас он знает правду. Мы не были единственными, кто знал о направлении «Ариадны». Иветта тоже знала, что мы едем в Санта-Клару. Понимаешь, я думал, что она предана делу Конфедерации. А позже оказалось, что она продалась другой стороне. Она использовала меня, Селена, чтобы получать необходимую информацию.

Даже сейчас, когда он рассказывал обо всем Селене, в его голосе звучала боль. Дональд рассказал о том, что произошло, когда предательство Иветты было раскрыто, о ее смерти на палубе «Долфина». Селена положила свою руку на руку Дональда, и они сидели в тишине; на город надвигались сумерки, в гостиной становилось все темнее, но Селена не стала зажигать лампы. Наконец она медленно сказала:

— Если Брайн все это время знал, что я не виновата в потере «Ариадны», и ни разу не пытался увидеться со мной, сказать, что он не прав, как ты можешь пытаться убеждать меня в его любви?

— До самого конца войны мы служили Конфедерации на море. Когда мы вернулись в Ливерпуль, ты уже была замужем за другим человеком. Ты написала Дейзи, что счастлива с Раулем.

«Если бы я подождала, — с сожалением подумала Селена. — Если бы не искала спасения в браке с Раулем». Селена была благодарна полумраку, царившему в комнате и скрывавшему выражение боли на ее лице. Она быстро встала.

— Я хочу переодеться, — сказала она. — Приготовлюсь к ужину. Ты обещал отвезти меня куда-нибудь, помнишь?

Прежде чем Дональд мог что-нибудь сказать, она повернулась и поспешила наверх, в свою спальню. Сев за туалетный столик, она постаралась успокоить поднявшийся в ней вихрь мыслей.

Брайн знал, что она не предавала его. Он знал, но это ничего не меняло; даже если бы она не была замужем за Раулем, ей нечего надеяться на брак с Брайном. Давно он сказал ей, что единственный дом, который ему нужен, — это море, и она поняла, что ни одна женщина не сможет удержать его больше чем на несколько коротких недель.

Ее захватило чувство непреодолимого отчаяния, сильного, как никогда в жизни. Всю свою жизнь она бросала вызов судьбе, пользуясь всем, что могло помочь выжить: красотой, чувственностью, сексуальностью и живым умом. Селене приходилось бороться даже в те страшные дни в Алжире. Она вспомнила, как Том Кендал направил ей в лицо заряженный пистолет и как она убедила не убивать ее. Она не поддавалась бурям, грозившим поглотить ее, была выше всех несчастий — только ради того, чтобы сейчас жить спокойно, иметь деньги и положение в обществе и смотреть в будущее без всяких надежд. Впереди, казалось ей, ее ждет длинная вереница годов, сплошная пустота, без любви и радости. Она не заведет любовника, хотя Рауль и может дать ей на это молчаливое согласие. Брайн — ее единственная любовь, ее жизнь — навсегда потерян.

Когда вошла Бланш, ее горничная, и засуетилась, зажигая круглые матовые светильники, Селене пришлось заставить себя пройти ритуал приготовлений к ужину с Дональдом. Бланш посоветовала ей надеть черное платье, отделанное кружевами, но Селена покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Сегодня мне нужно что-то цветное, яркое.

— Ну, тогда атласное платье с парчовой юбкой медового цвета, — предложила Бланш. — Его только сегодня вечером привезли.

— Это как раз подойдет. И найди новую губную помаду.

Селене хотелось сегодня хорошо выглядеть ради Дональда.

Июньским вечером бульвары заполнила бесконечная процессия ландо, колясок, карет и фаэтонов; лошади сверкали начищенными крупами, кучера красовались в ливреях, некоторые даже в напудренных париках и белых чулках, неожиданно снова вошедших в моду. По пути в ресторан Селена поддерживала беседу, спрашивая Дональда, придумали ли они с Дейзи, как назовут малыша, останутся ли жить на Телфорд-сквер или переедут за город, когда родится ребенок.

— Пока мы останемся на Телфорд-сквер, — сказал Дональд. — Дейзи нравится городская суета и шум. Правда, она переделала весь дом, ты бы и не узнала его. Влетело мне в копеечку, — добавил он с улыбкой. — Но это стоило того — Дейзи так радовалась!

Экипаж остановился перед кафе «Англез». Когда Селену и Дональда провели в отдельный кабинет и принесли ужин, Дональд заметил, как она вдруг притихла и каким встревоженным стал ее взгляд. Официант вышел, и он спросил:

— Что случилось? Ах, да, — поддразнивал он ее. — Ты ведь не боишься, что кто-то из твоих знакомых увидел, как ты заходишь в отдельный кабинет с джентльменом, не являющимся твоим мужем?

— Нет, конечно. Здесь, в Париже, подобные вещи вряд ли вызовут скандал.

— Что же тогда? — спросил Дональд. — О чем ты думаешь, моя милая?

— Я вспомнила одну ночь в Алжире. Мы были в плену в крепости в Сен-Дени, и мужчины — лейтенант Рошфор и… и Крейг… и другие пытались поддержать друг друга и меня. Они говорили, что когда мы снова будем свободны, то встретимся в Париже, прямо здесь, в кафе «Англез».

— И вы так и не встретились?

— Я одна выбралась живой из Сен-Дени. — Она не могла остановить поток вдруг вырвавшихся воспоминаний. — Лейтенанта Рошфора и его людей расстрелял целый взвод, а Крейг Лейтимер, американский журналист… Крейг был замучен до смерти.

— Боже мой! — Дональд покачал головой. — Дейзи говорила, что ты переменилась, приехав из Алжира, но я и не предполагал, что ты пережила такие ужасы. Но в конце концов, тебя пощадили.

— Меня не застрелили, но временами я желала этого.

Ее горло пересохло, она сделала глоток вина и продолжала говорить. Дональд обнял ее за плечи, и она, не глядя на него, рассказала ему кое-что о событиях в Сен-Дени и позже, в Тимгаде.

— Я сказала тебе, что вышла замуж за Рауля не только ради Кейта, но и по другим причинам. Я хотела спокойствия, безопасности, которые, как я думала, мне принесет брак. Казалось, этого достаточно. Сначала так и было.

— Но сейчас все изменилось. Ты несчастлива. Селена, — Дональд говорил немного смущенно, — я не имею права совать нос в твои дела, но помню, как это происходило с Уинифред. Когда он женился, она была веселой и живой девушкой, но потом… Нет необходимости рассказывать тебе об этом. Я не хочу видеть, что ты становишься все больше похожа на нее.

— Я не пью лишнего, — сказала Селена. — У Рауля свои развлечения, а у меня есть… был Кейт. Я знаю, он приедет домой на каникулы, но это не одно и то же.

Дональд успокаивающе улыбнулся ей:

— Почему бы тебе не приехать в Ливерпуль навестить нас с Дейзи? Ты могла бы сначала съездить в Лоррейн и забрать мальчика, и вы вдвоем провели бы у нас все лето. Дейзи хотела бы, чтобы ты была сейчас рядом с ней. Ты можешь ее подбодрить, я уверен… Вы обе всегда были так близки. Пожалуйста, скажи, что приедешь, дорогая. Я пошлю за вами свою яхту — настоящую красавицу…

Селена, чьи глаза оставались сухими, когда она рассказывала Дональду про Алжир, теперь почувствовала слезы.

— Если бы я только могла, — прошептала она.

— Рауль, разумеется, не откажет тебе в просьбе навестить родственников. К тому же Кейт наполовину англичанин, ему есть что посмотреть в Ливерпуле.

— У Рауля уже есть планы на лето. Мы должны посетить Сен-Клу и Фонтенбло.

— Может, то, что мы тебе предлагаем, не так шикарно, — сказал Дональд. — Но мы — твоя семья, мы любим тебя…

— Мне нет дела до Сен-Клу и Фонтенбло и до людей, которых я там увижу. Я хотела бы быть с Дейзи, когда родится малыш.

— Есть и другие, более важные причины, из-за которых тебе стоит приехать. Я не хочу пугать тебя, Селена, но у меня есть основания думать, что скоро начнется война между Францией и Пруссией.

— Не может быть! О войне с Пруссией говорят уже годы, но ничего не происходит.

— Тем не менее Пруссия только ждет возможности доказать свою военную мощь. Я был в Берлине около недели назад. Я видел военные укрепления в Эссене… С тех пор как я взял на себя все дела Родманов, у меня появились связи здесь, на континенте, с финансистами, которые в курсе подобных вещей, и я уверяю тебя, Бисмарк не успокоится, пока не начнет войну, которая объединит всю Германию.

— Но Францию нельзя заставить воевать, — спорила Селена. — Должна быть какая-то причина, предлог.

— Предлог всегда можно найти. Например, это дело с принцем Леопольдом в Хохензоллерне. Французы не хотят, чтобы на троне Испании сидел немец. Конечно, все это не так важно, особенно для Франции, но Бисмарк может найти в этом повод к войне.

— Рауль говорит, что пруссаки никогда не посмеют бросить вызов Франции.

— Он не видел заводы Круппа, как и многое другое.

— Даже если бы он видел, Рауль убежден, что Франции нечего бояться Пруссии. И ты не должен забывать, что французская кавалерия…

— Что касается храбрости, я даже не сомневаюсь. Но храбрость не смогла спасти Конфедерацию. Мы живем в новое время, когда красивая форма и сверкающая сабля бесполезны перед противником, вооруженным тяжелой артиллерией.

Слова Дональда, его уверенность произвели сильное впечатление на Селену. Она знала, что он не стал бы говорить так без основательных причин.

В тот вечер, отвозя Селену домой, Дональд сказал:

— Поговори с Раулем, дорогая. Я хочу, чтобы ты и ребенок Брайна были в безопасности.

Селене не удалось поговорить с Раулем, пока они не собрались на скачки в Лонгшамп. Но и тогда он говорил только о гран-при.

— Я поставлю на Сорнетт, — сказал он. — Хотя многие собираются поставить на английскую лошадь, Пандору.

Они уже выходили, чтобы сесть в экипаж, когда Селена задержала Рауля, взяв его за руку. Она быстро рассказала ему о своем желании поехать на лето в Ливерпуль и взять с собой Кейта. Рауль покачал головой.

— Уверен, что Дейзи Родман сможет родить ребенка и без твоего присутствия, — сказал он.

Его темные глаза сузились.

— Это единственная причина, почему ты хочешь поехать в Ливерпуль? — спросил он.

Помня слова Дональда об угрозе войны и будучи уверенной, что Рауль даже не задумывался о возможности завоевания Франции Пруссией, Селена не решалась говорить прямо.

— Нет… Не совсем, — начала она.

— Я так и думал. Может быть, корабль Брайна Маккорда прибудет в Ливерпуль одновременно с тобой?

— Дональд ничего не говорил мне об этом, — сказала Селена, вспыхнув от гнева. — Неужели тебе кажется невероятным мое желание съездить к английским кузенам? И взять Кейта с собой?

— А, Кейт тоже входит в этот план.

— Нет никакого плана. Я не пленница, Рауль. Пожалуйста, позволь мне поехать и взять с собой сына.

— Нашего сына, Селена.

— Хорошо, нашего сына. Но позволь мне поехать. Дональд обещал послать за нами свою яхту.

— Но почему такая спешка? — спросил Рауль. — Посмотри на меня. Я хочу знать правду.

Вопреки своему решению, Селена рассказала Раулю о словах Дональда об угрозе войны, и реакция ее мужа была именно такой, какую она ожидала.

— Твой кузен имеет право на собственное мнение, но уверяю тебя, что нет ни малейшей опасности. Даже если Бисмарк окажется настолько глуп, чтобы спровоцировать войну с Францией, — что наименее вероятно, — мы сумеем отбросить прусские войска назад за несколько недель. Пусть Дональд Родман занимается своими двигателями и оставит военные дела тем, кто в них разбирается.

— Он воевал за Конфедерацию, — начала Селена.

— Как главный инженер на крейсере, — напомнил ей Рауль.

— Он хочет, чтобы я и Кейт были в безопасности.

— Ты думаешь, я не хочу этого? — впервые за многие месяцы исчезла стоявшая между ними стена вежливого безразличия. — Я люблю Кейта и делаю все возможное, чтобы быть ему хорошим отцом.

Выражение ее лица смягчилось, и она взяла его за руку.

— Я знаю это, — сказала она.

— Тебя я тоже люблю, никогда не переставал любить. Все те женщины ничего для меня не значили. Ты не отвечала на мою любовь, была холодна, и это заставляло меня смотреть на сторону. Но ты моя жена, и если бы я думал, что ты или ребенок в опасности, я ни на минуту не сомневался бы и отправил вас в Ливерпуль.

На мгновение ее тронула неподдельная искренность его голоса, нежность в глазах. Но прежде чем она заговорила, в гостиную вошла Бланш и сказала, что экипаж ждет их у дверей.

— Поехали, — сказал Рауль. — Мы не должны опаздывать, а то по бульварам скоро невозможно будет проехать — сегодня весь Париж едет на скачки.

В тот день на скачках в Лонгшамп действительно собрались толпы народа. Несколько часов спустя, сидя на трибуне, Селена говорила себе, что, в конце концов, опасения Дональда, вероятно, беспочвенны. В этот прекрасный день, двенадцатое июня 1870 года, Вторая империя переживала пик своего великолепия и веселья. Селена увидела княжну Меттерних, одетую в простое, но изысканное платье; красавицу маркизу де Галифе; обычную компанию великолепно одетых куртизанок, среди которых была Жизель Сервени. Члены Жокейского клуба и букмейкеры выбились из сил.

Казалось, война где-то далеко, и Селена говорила себе, что Дональд, несмотря на свою убежденность, вероятно, был не прав. Когда французская лошадь, Сорнетт, выиграла скачки, Селена с Раулем и его товарищами-офицерами и их женами распили бутылку холодного шампанского.

В конце июня Селена получила письмо, сообщающее, что Дейзи родила девочку и что они обе чувствуют себя хорошо. Дональд выражал свое сожаление, что Селена не могла быть вместе с ними, и надеялся, что все же в ближайшем будущем она сможет приехать. Но Рауль оставался непреклонен, и Селена поняла, что все дальнейшие попытки переубедить его только спровоцируют ссору, но не заставят Рауля передумать.

В июле принц Леопольд, по настоянию короля Пруссии, перестал претендовать на испанский престол. Все могло этим закончиться, если бы не гневные требования французов, ждущих от прусского короля определенного обещания, что имя Леопольда никогда больше не будет предлагаться на испанский престол.

Однако прусский король оказался очень самонадеян и наконец сообщил послу Франции, что не собирается обещать что-либо подобное.

Когда Бисмарк получил телеграмму, докладывающую об исходе встречи прусского монарха и французского посла, он просто не мог упустить долгожданную возможность развязать войну. Бисмарк переписал телеграмму, слегка изменив кое-что, но этого оказалось достаточно, чтобы нанести оскорбление Франции; затем он передал содержание телеграммы важной берлинской газете. Позднее Бисмарк говорил, что он помахал красным флагом перед французским быком.

Селена, вот уже несколько дней готовящаяся к отъезду в Сен-Клу, выглядывала из-за бархатной портьеры окна в своей спальне, со все возрастающим страхом смотря на толпу парижан, разъяренных оскорблением, нанесенным им прусским королем, и заполнивших бульвары. Она слышала их крики: «На Берлин! На Берлин!»

Через несколько дней, вместо того чтобы ехать в Сен-Клу, Селена провожала на вокзал Рауля, уезжающего на войну. Как и его друзья офицеры, он был в приподнятом настроении. С ним был его слуга, который должен был проследить, аккуратно ли уложены ящики с шампанским и корзины с деликатесами.

Рауль обнял ее, и Селена почувствовала, как исчезает холодность между ними, растворяясь в поцелуе.

— Я вернусь в сентябре, — тихо сказал он ей. — Мы поедем в Биарриц — ты, я и Кейт.

 

35

Когда Селена проводила Рауля, с вокзала она не поехала сразу домой, на улицу Риволи; вместо этого ее экипаж направился к зданию телеграфа, где она послала телеграмму в Нью-Йорк, Мириам Сквайер, в которой спрашивала, может ли она снова работать корреспондентом в области мод и общественной жизни для «Лейдиз газетт». Через несколько дней она получила положительный ответ, сообщающий, что Мириам с удовольствием будет использовать ее материалы по обычной системе оплаты в случае напечатания, как это происходило с публикациями военных корреспондентов, устремившихся сейчас на границу с Пруссией. Итак, пока такие журналисты, как Вильям Рассел и Арчибальд Форбс, писали о сражениях, Селена посылала в Нью-Йорк последние новости о моде лета 1870 года.

Она не нуждалась в деньгах, так как Рауль оставил ей достаточно, но Селена чувствовала, что теперь ее жизнь должна пойти по-другому. Из-за отчуждения, возникшего между нею и ее мужем, из-за разлуки с сыном Селена не могла заполнять свои дни ничего не значащими делами, как она делала все эти годы. Она решила, что даже когда Рауль вернется с войны, она будет продолжать работать, а ее статьи будут подписаны одним словом: «Селин» — так ее имя звучит по-французски. Таким образом, Рауль не сможет жаловаться или укорять Селену, что работа жены приводит его в замешательство.

Селена видела, что в «Доме Ворта» и других учреждениях, связанных с модой, дела шли как обычно. Парижане были убеждены в скорой победе Франции, и все были возбужденно-радостными. Она даже слышала, как две дамы в салоне Люмьеров планировали заказать купе в поезде на Берлин.

— Я должна увидеть торжественный въезд императора в город… — говорила одна из них.

Селена хотела быть такой же уверенной, как и они, но, несмотря на разочарование в браке, она не могла не беспокоиться о Рауле, никогда не забывая, что он значил для нее в те месяцы в Алжире. Двадцать восьмого июля, когда Селена поехала в Сен-Клу, чтобы написать статью об отъезде Луи Наполеона вместе с его четырнадцатилетним сыном, принцем, ее охватила тревога… Ей и небольшой группке людей, собравшихся на вокзале, стало ясно, что король слишком болен даже для того, чтобы сидеть на лошади, не то что вести армию к победе. Стоя довольно далеко, Селена увидела слой грима на лице императора, скрывающий следы постоянной боли, все усиливающейся в последние месяцы. Ходили слухи, что Эжени, которая была сейчас регентом Франции, настояла, чтобы ее муж и сын поехали в Метц, откуда французские войска собирались атаковать Пруссию. Франция была на грани политического переворота, и сейчас, считала Эжени, победа объединит их, император должен въехать в Берлин во главе победоносной армии.

Но в тот же вечер Селена, работая над своей статьей об отъезде императора, неожиданно вспомнила, как императрица перекрестила сына, вспомнила ее взгляд, полный скрытой боли… Селена с содроганием представила Кейта на месте юного наследника. Слава Богу, ее сын слишком мал для войны, и он в безопасности в замке родителей Рауля.

Через несколько дней после отъезда императора Париж начал праздновать победу, узнав, что французские войска взяли Саарбрюккен, перейдя германскую границу. Селена немного успокоилась, прочитав статью в «Журнал офисьяль»:

«Сегодня, второго августа, в одиннадцать часов утра, между французскими и прусскими войсками произошло тяжелое столкновение, наша армия, перейдя в наступление, вторглась на территорию Пруссии. Несмотря на сильные вражеские позиции… наша артиллерия вытеснила противника из города. Французские солдаты совершили невероятный бросок…»

Никто не знал, что это была последняя настоящая победа французских войск, и, хотя в Париж приходили ложные известия о других успехах, все повернулось против армии Луи Наполеона. В те душные дни конца лета Селене трудно было сосредоточиться на капризах моды, чувствуя что-то истерическое в возвышенном настрое людей. Она не получила ни одной весточки от Рауля и только могла утешать себя воспоминаниями о его военном искусстве в алжирской кампании, стараясь разделить его уверенность в непобедимости французских войск, надеясь, что он вернется через несколько недель, чтобы отвезти ее в Биарриц.

Селена искала спасение в работе, писала о последней моде, сообщая читательницам «Лейдиз газетт», что этим летом наиболее популярны оттенки синего цвета; не было необходимости упоминать о том, что коричневый — цвет Бисмарка — уже давно не вызывал ни у кого симпатии. Селена также писала, что парижские дамы прячут свои лица от солнца под зонтиками, отделанными лебяжьим пухом, что кринолины вообще исчезли, а турнюр вырос до невероятных размеров и украшался бархатными лентами, кружевами и искусственными цветами. Для себя Селена заказала три платья для прогулок и новую амазонку, чтобы в сентябре ездить верхом в Биарриц.

Но первого сентября французские войска, а среди них и Рауль со своим Шоссерсом, попали в ловушку в городе Седан. Третьего сентября известия об этом несчастье начали проникать в Париж, и Селена вместе с другими гражданами французской столицы ужасалась, узнав, что маршал Макман, лихой французский командир, посланный на выручку осажденному гарнизону в Метце и обнаруживший на своем пути прусские войска, отошел к Седану, городу, окруженному холмами, с которых ружья Круппа обрушили на французов безжалостный огонь.

Со все возрастающим страхом Селена узнала о гибельной кавалерийской атаке, возглавляемой генералом Маргеритт, а после его ранения маркизом де Галифе. Рауль служил в кавалерии Галифе…

Ночью третьего сентября Селена лежала без сна под пологом своей широкой кровати, глядя в темноту, чувствуя напряжение во всем теле от мрачного предчувствия, сон пришел к ней перед самым рассветом. Она проснулась безоблачным летним утром, это было воскресенье, ставшее последним днем Второй империи. Несмотря на прекрасную погоду, в воздухе ощущалась надвигающаяся опасность, а позже в то же утро было сделано официальное объявление о поражении армии Макмана и о пленении императора прусским королем Вильгельмом. Уцелевшие в битве под Седаном французы были окружены и отправлены во временный лагерь для интернированных. Селена села в свой открытый экипаж и, хотя ее охватила тревога, когда она увидела людей, толпящихся на улицах города, она велела кучеру отвезти ее на площадь Согласия. На площади все больше рабочих и горожан среднего класса присоединялись к пению «Марсельезы». Некоторые размахивали трехцветным флагом, провозглашая республику.

Эжени, императрица-регентша, передав свои полномочия в руки законодательной ассамблеи, по настоятельному совету группы депутатов, приехавшей в Тюильри, бежала, решив предотвратить жестокую революцию. До сих пор ситуация была под контролем, но когда толпа направилась в сторону Тюильри, Селена поняла, что в любой момент все может измениться. Вспомнив о кошмаре в Сен-Дени, она начала молиться о безопасности императрицы.

В то же время, помня о своей работе, Селена велела кучеру ехать, но не домой, где ее ждало надежное убежище, а в Тюильри. Она говорила себе, что должна быть там, потому что именно в Тюильри сейчас совершалась история.

Селена видела, как с высоких ворот садов Тюильри сорвали золоченых орлов, а флаг императрицы исчез со своего флагштока. Толпа надвигалась на экипаж Селены, лошади испуганно заржали. Велев кучеру подождать, Селена вышла из экипажа и тут же была подхвачена волной людей, напиравшей на ворота и врывающейся в сады. Даже если бы она захотела вернуться, у нее не было пути назад, ее несло вместе со всеми, она стала частью толпы.

Императрица уже сбежала, вместе с князем Меттернихом и ее американским зубным врачом, доктором Эвансом. Селена надолго запомнила сорванную ограду и вытоптанные розы Тюильри.

Наконец Селене удалось пробраться назад к экипажу, где обеспокоенный кучер помог ей забраться и стал прокладывать путь через толпу. Уже вечерело, когда она вернулась домой, а ночью Селена так и не смогла заснуть.

Сидя за столом в кабинете Рауля, она начала записывать все, что видела и слышала в этот знаменательный день, прислушиваясь в то же время к голосам пьяных гуляк, напевающих гимн Второй империи, заменяя текст непристойными словами.

На мгновение она закрыла глаза, и ручка выскользнула из ее пальцев. Селена вспомнила ночь, когда она впервые услышала гимн Второй империи, — той ночью Крейг повез ее в Оперу…

В королевской ложе находились Луи Наполеон и Эжени, окруженные придворными. Она вспомнила великолепно одетых женщин в огромных кринолинах, сверкающих украшениями, красивых надменных офицеров. В империи многое было уродливым, но в блеске, веселье и очаровании ей нельзя отказать. Селена подумала о смотре на скачках в Лонгшамп, о Рауле и его офицерах, галопирующих мимо трибун с поднятыми саблями, сверкающими на солнце, и кричащих: «Да здравствует император!»

Потом Селена вспомнила Ортанс Шнайдер, которая в тот вечер играла в «Великой герцогине Жерольстинской». Певица смотрела на ложи, где сидели офицеры, и пела: «Ах, как я люблю военных!» Весь Париж отзывался на ее чувства, переполненный верой в свою непобедимую армию.

Сейчас уцелевшие в Седане, но побежденные войска потянулись в Париж. Император обманул ожидания своего народа, не став вторым Наполеоном Бонапартом, а лишь его слабой копией. За одну ночь целая армия империи, вся привычная жизнь были уничтожены и стали достоянием истории.

Но Селену, после того как она отправила в Нью-Йорк свои статьи, все больше начали тревожить личные проблемы. Она ничего не слышала о Рауле. Убит ли он при Седане или стал пленником в лагере Игес на реке Мойзе?

А что с Кейтом, с родителями Рауля в замке в Лоррейн? Конечно, прусским солдатам нет причины притеснять двух пожилых людей и маленького ребенка, но тем не менее она беспокоилась.

Через несколько дней после установления нового правительства Национальной защиты Селена решила отправиться на поиски сведений о муже и сыне. Если официальные источники молчали, ей могли помочь некоторые журналисты. Селена надевала красивое новое платье из голубой тафты, одно из тех, которые она заказала для поездки в Биарриц, когда в ее спальню вбежала запыхавшаяся горничная и сказала, что приехал солдат с новостями о полковнике де Бурже. Селена поспешила вниз, где ее ждал молодой капрал, пораженный окружающим великолепием. Она заметила окровавленную перевязку на его руке, мальчишеское лицо, бледное от усталости, его поношенный и рваный мундир.

— Мадам де Бурже? Мы привезли полковника в Париж. Он тяжело ранен. Если вы пойдете со мной, я отведу вас к нему.

— Почему его не привезли сюда? — спросила Селена.

— Мне сказали оставить его в… Ну, это нельзя назвать госпиталем, они все переполнены ранеными в Седане…

Не желая более тратить время на расспросы, Селена последовала за молодым человеком к ожидающему их экипажу. Он помог ей сесть, и они поехали.

— Насколько тяжело ранен мой муж? Вы должны сказать мне об этом.

Солдат смутился, стараясь не встречаться с ней взглядом.

— Всегда надо надеяться, мадам, — сказал он.

— Вы сами ранены, — мягко сказала Селена, глядя на его повязку. — Вы должны находиться в постели.

— Со мной все в порядке, мадам. Видели бы вы раненых при Седане, вы бы поняли, что это… — Он указал на перевязку. — Это простая царапина.

Парень был высокий, костлявый, вероятно один из фермеров, набранных в солдаты во время мобилизации, решила Селена.

Экипаж медленно ехал по переполненным улицам, и когда наконец остановился, Селена ахнула от удивления — перед ней был особняк Жизель Сервени.

— Он здесь? Но почему…

— Как я уже сказал, все госпитали переполнены, а леди, живущая здесь, предложила свой дом.

Следуя за капралом, Селена старалась стряхнуть с себя ощущение нереальности, охватившее ее. В прихожей не было ни ковра, защищавшего шелка и бархат гостей Жизель, ни лакеев в ливреях и напудренных париках. Вместо этого там стояли всевозможные транспортные средства, даже несколько фермерских тележек, наскоро приспособленных для перевозки раненых в Седане солдат обратно в Париж.

Хрустальные канделябры сверкали в прихожей, как и много лет назад, когда она приезжала сюда с Брайном, но свечи не горели, и на потолке едва были видны нарисованные там почти обнаженные нимфы и сатиры, сирены и богини с открытой грудью. Две монахини бесшумно сновали, каждая занятая своим делом, одна с подносом, другая с тазом.

Поднявшись следом за капралом по широкой, прежде ослепительно белой, теперь испещренной грязными следами ног лестнице, Селена безошибочно уловила одуряющий запах болезни, так непохожий на то, что можно было почувствовать здесь раньше, когда дорогие женские духи смешивались с ароматом тепличных цветов. Огромная бальная зала, где она с Раулем танцевала вальс Штрауса и Оффенбаха, теперь превратилась в больничную палату, заставленную рядами коек. Жизель вышла к ней навстречу. Она выглядела нарядно даже сейчас, в черном фуляровом платье с высоким воротом, с просто зачесанными назад темными густыми волосами.

— Мадам де Бурже, — сказала она, легко кивнув головой, — думаю, вы не возражаете, что ваш муж находится здесь.

Возможно, в ее голосе прозвучали нотки сарказма, но Селену сейчас это не волновало.

— Я благодарна вам за это, — с достоинством сказала Селена, отбрасывая воспоминания. — Могу я его видеть?

Жизель подошла к одной из монахинь.

— Это жена полковника де Бурже, — сказала она ей.

Монахиня кивнула и сказала:

— Сюда, пожалуйста, мадам.

— Мой муж… Как тяжело он ранен? — спросила Селена высокую бледную монахиню, пробираясь за ней по проходу между рядами коек.

— Взорвался снаряд, — объяснила монахиня. — У полковника в груди и плечах много осколков. Не все еще вынуты. А правая рука полковника была раздроблена. Ампутация происходила в полевом госпитале, он потерял огромное количество крови, несколько дней его нельзя было трогать. В Седане был полный хаос, понимаете…

Все ее разногласия с Раулем были забыты, горечь сменилась состраданием к этому сильному молодому мужчине, профессиональному солдату, теперь покалеченному. Она с трудом сдерживала слезы.

Монахиня предложила ей маленькое бархатное позолоченное кресло, раньше бывшее частью обстановки бальной комнаты, и Селена села возле узкой койки, на которой лежал Рауль. Его лицо потемнело, заросло щетиной, губы высохли и потрескались от лихорадки. Селена тихо позвала его, и когда Рауль открыл глаза, она увидела, какие они потускневшие, без тени узнавания. Справа под одеялом была впадина. Она потянулась к его левой руке и почувствовала, как он сжал ее пальцы.

— Селена?

— Да, дорогой, я здесь.

На его губах появилась слабая улыбка. Он снова сжал ее пальцы и закрыл глаза.

— Иногда его сознание проясняется, — объяснила монахиня. — А потом он снова впадает в забытье.

— Я должна поговорить с доктором, — взволнованно сказала Селена. — Где он?

— У нас нет постоянного доктора, мадам, — ответила монахиня. — Доктор Левассер из военного госпиталя «Валь де Грас» приходит сюда как только может. Остальное время мы сами как-то справляемся.

Монахиня повернулась, услышав хриплый крик с одной из коек, и Селена осталась наедине с Раулем. Несмотря на жару снаружи, окна были плотно закрыты, так как считалось, что свежий воздух вреден больным и раненым; зловоние было тошнотворным.

Селена не знала, сколько она сидела перед Раулем, пока он не открыл глаза.

— Селена, — сказал он, с трудом дыша, боль искажала его лицо, — я хочу, чтобы ты знала…

Она подвинулась ближе и услышала:

— Мы не струсили под Седаном, мы сражались, атаковали снова и снова…

Она хотела сказать Раулю, что это не имеет никакого значения, но, прочитав его взгляд, поняла, что для него это важно.

— Я горжусь тобой, — сказала Селена. — И твой отец будет гордиться.

— Правда? Как только я поправлюсь, мы поедем в Лоррейн…

Селена старалась не думать о войсках, все еще сражавшихся между Парижем и северо-восточным побережьем Франции, о пруссаках, которые войдут во французскую столицу. Уже сейчас шли приготовления к долгой осаде. Французской армии оставалось только отступать назад, к столице, где усиливались укрепления.

— Да, дорогой, — успокоила она Рауля. — Скоро мы поедем в замок.

— Но мы не сможем поехать туда надолго, — сказал Рауль. — Как только я достаточно поправлюсь, я снова присоединюсь к полку. И в этот раз мы выгоним пруссаков…

Он замолчал. Господи! Селена подумала, что Рауль не знает, что произошло. Может быть, он не осознает, что потерял руку.

— Напиши моим родителям, — снова заговорил Рауль. — Но подбирай слова осторожно. Папа все такой же драчун, несмотря на свой возраст, но мама… Ее сердце может не вынести удара…

— Я буду осторожна, — пообещала Селена.

Он улыбнулся и снова закрыл глаза. Когда Селена прикоснулась к его лбу, чтобы отбросить назад прядь темных волос, она почувствовала, как пылает его кожа от лихорадочного жара.

— Мой муж не осознает того, что с ним произошло? — спрашивала Селена изможденного, усталого доктора Левассера, когда вечером он пришел в «госпиталь» Жизель.

— Не полностью. Я думаю, он не хочет смириться с потерей руки. Но время…

— У него есть время, доктор?

Мгновение седовласый доктор изучал ее лицо, как будто пытаясь понять, достаточно ли в ней сил.

— Его шансы невелики, мадам. Ампутация происходила в самых примитивных условиях, в Седане. А потом он проделал путь в Париж в открытой крестьянской повозке. У него воспаление легких. Многие мужчины не вынесли бы подобного. Но полковник де Бурже молод и силен. Мы должны верить, что он выкарабкается.

Селена кивала, думая о Кейте, о том, когда она снова сможет увидеть его. Но она знала, что было бы безумием оставить сейчас Рауля. Она вспомнила, как он сжал ее пальцы. Она должна остаться и сделать для него все возможное.

— Доктор, вы нам нужны. Несколько минут назад принесли больного тифом. Мы не можем положить его вместе с другими ранеными, — сказала одна из монахинь.

Доктор Левассер поклонился Селене, улыбнулся ей ободряюще и поспешил к больному.

Селена делила свое время между Раулем, который временами впадал в беспокойный лихорадочный сон, и другими больными, так как временному госпиталю катастрофически не хватало рук. Ей дали большой белый передник, чтобы прикрыть ее модное платье из синей тафты, и, засучив рукава до локтей, она ходила по палате, выполняя инструкции монахинь — выносила грязные тазы и кувшины, мыла грязные, искалеченные тела, выбирала личинки из гноящихся запущенных ран, привыкая к запаху омертвелой плоти.

Селена не возвращалась домой, а спала в маленькой комнатке на верхнем этаже. В редкие минуты отдыха ей приходилось слушать рассказы раненых о поражении под Седаном. Некоторые из них стоически относились к поражению, другие же с горечью говорили об императоре и генералах, приведших их в окружение.

Стройный молодой лейтенант сказал ей:

— Такие люди, как Макман, Базейн, Канробер… достаточно храбры, но не понимают тактики пруссаков. Они учились своему искусству в Крыму. Или сражаясь против алжирских повстанцев и мексиканских крестьян. А прусская армия… она как машина. — Он покачал головой. — Машина, которая сейчас катится к Парижу. — Он запнулся, потом продолжил: — Лучше бы вам уехать из Парижа, перед тем как здесь появятся пруссаки. У вас, наверное, есть дети?

— У меня сын, — сказала ему Селена. — Но он вроде бы в безопасности в Лоррейне, вместе с родителями моего мужа.

— В безопасности в Лоррейне? Когда пруссаки кишат по всей стране? Вы думаете, что во время войны понятие безопасности существует?

Слова молодого лейтенанта не давали Селене покоя. Но она не могла оставить Рауля сейчас. Слабый от лихорадки, он цеплялся за нее, как это делал бы Кейт. Бывали дни, когда, казалось, он поправляется, а однажды доктор заговорил о дальнейшей операции, чтобы удалить оставшиеся в его теле осколки снаряда. Но этого не произошло — лихорадка усилилась; вечером семнадцатого числа доктор Левассер неохотно сообщил Селене, что у Рауля воспаление легких в тяжелой форме и что надежды практически не осталось.

Она сидела возле Рауля всю ночь, прислушиваясь к его хриплому, неровному дыханию, смотря, как он борется за глоток воздуха. Душная бальная комната была закрыта, к утру пошел дождь, и Селена услышала раскаты грома. Рауль беспокойно шевельнулся, а потом, когда вспышка молнии осветила комнату, попытался приподняться, не отрывая глаз от ее лица.

— Эта комната… выглядит не так, как… тогда, когда я увидел тебя здесь впервые… — Он глотнул воздух. — Ты помнишь ту ночь… Селена?..

— Конечно, помню. Но ты не должен говорить. Ляг.

— В ту ночь я решил… Ты будешь моей… — Он сражался за каждый вздох, но не мог молчать. — Солгал насчет Брайна… потому что хотел тебя так сильно…

— Я знаю, Рауль. Ты говорил мне. Сейчас это не имеет значения.

— Имеет… Слишком много лжи между нами… Я должен быть более честным с тобой… — Он схватил ее за юбку. — Мне очень жаль, дорогая… Все, что я сделал… изменял…

— Пожалуйста, — просила Селена, отгоняя слезы. — Постарайся отдохнуть.

— Да, отдохнуть… Как только я поправлюсь, мы поедем… Больше никаких обманов… Никаких…

Он начал задыхаться. Селена позвала одну из монахинь, но когда женщина подошла к кровати, Рауль уже впал в забытье. Он умер перед самым рассветом, сжимая ее юбку.

Прусские войска сужали кольцо вокруг Парижа, наступая на близлежащий город Сен-Жермен, когда Селена в сопровождении горничной Бланш села на один из последних поездов, покидающих город. Она предупредила Бланш о возможных сложностях путешествия, но худая гибкая девушка, прислуживавшая до Селены матери Рауля в замке, сказала:

— Все равно лучше ехать. Тетя Тереза, моя единственная родственница, содержит небольшую гостиницу неподалеку от замка. Она уже немолода, и в случае опасности я не оставлю ее. Да и вам, мадам, не следует путешествовать одной.

Селена, движимая необходимостью уехать из Парижа, пока еще есть возможность, потрясенная смертью Рауля, была безразлична ко всему. Тем не менее она была благодарна Бланш за компанию. Ее болтовня помогала Селене отгонять мрачные предчувствия.

Осада еще не началась, и некоторые из наиболее безрассудных парижских дам забирались на баррикады, пренебрегая опасностью, и наблюдали перестрелку батарей; жены солдат приносили корзины с едой и вином и устраивали пикники. Но очень скоро они поняли, что значит жить в городе, осаждаемом безжалостным врагом…

 

36

Поезд, идущий из Парижа в Страсбург, объезжал город Нанси с юго-запада. Отсюда Селена и Бланш могли как-нибудь добраться до замка. Селена стала выбираться из переполненного вагона, за ней шла Бланш, несущая портмоне и корзину с едой; под тарелками и салфетками лежала маленькая замшевая сумочка с некоторыми драгоценностями Селены, остальные она зашила в корсет. С минуту она стояла на платформе, подталкиваемая другими пассажирами, щурясь от солнечных лучей раннего утра. Из предыдущих поездок Нанси запомнился ей как прекрасный город, с затейливым чугунным литьем и красивыми старинными зданиями. Сейчас здесь было полно беженцев — некоторые, как и она, из Парижа, другие из окрестностей Метца, где гарнизон все еще был окружен, или из Эльзаса.

В этот раз ее не дожидался экипаж, огромный, немного старомодный, но сверкающий. Не было ни кучера в ливрее, ни форейтора… Примерно через час Селена убедилась, что на любые средства передвижения здесь огромный спрос, так как большую их часть присвоили пруссаки. Селена задыхалась от негодования, глядя на пруссаков в серых мундирах, многие из которых, пьяные, шатались по городу, расталкивая на своем пути французских горожан и отпуская непристойные шутки по поводу проходящих мимо женщин. Даже Селена, в своем наскоро купленном черном кашемировом траурном платье, с яркими медными волосами, строго зачесанными под черную шляпу, не избежала их замечаний, но она смотрела прямо перед собой и едва ли слышала что-нибудь; она думала только об одном — как добраться до замка, к Кейту.

Бланш в очередной раз доказала свою незаменимость, разыскав платную конюшню на окраине города и выторговав у владельца маленькую шаткую двуколку и лошадь, еле стоящую на ногах, такую древнюю и костлявую, что даже пруссаки не позарились на нее. Но Селене пришлось заплатить непомерную сумму, и хозяин конюшни сказал ей, что кучеров нет.

— Все, кто в состоянии что-либо делать, но еще не в армии, ушли из города.

— Не важно, — быстро сказала Селена. — Я умею править.

Но Бланш неожиданно воспротивилась этому и после долгих уговоров в конце концов проговорила:

— Я выросла в деревне. Я буду править, мадам.

Слишком усталая, чтобы спорить, Селена забралась на повозку рядом с горничной.

— Оставались бы вы в городе, — сказал старый конюх. — Что вам бежать в деревню? Все-таки две одинокие женщины…

Видя безразличие Селены, он пояснил:

— Там и отставшие от нашей армии, и патрули этих прусских чертей, уланы — варвары, мадам. Дикари…

— Я должна забрать своего сына, — сказала Селена. — Поехали, Бланш, у нас впереди долгий путь.

Бланш взмахнула кнутом, и старая кляча потащилась вперед. Двуколка протряслась по узкой аллее возле конюшни и выехала на дорогу. Селена думала о предостережениях конюха и беспокоилась о предстоящем пути по опустошенной войной земле в сопровождении одной горничной, но она надеялась доехать до замка до прихода ночи. Только когда Кейт окажется рядом с ней, она будет строить дальнейшие планы…

Бланш решила ехать по менее наезженным дорогам, известным ей с детства. День был теплый и солнечный, но земля, когда-то такая безмятежная и притягательная, теперь носила шрамы вторжения. Они проехали небольшую деревеньку, стоявшую на берегах Мерси, сожженную дотла. Селена содрогнулась при виде мертвых лошадей и овец, чьи гниющие туши были покрыты насекомыми. Огороды были вытоптаны прусскими пехотинцами, а на дорогах остались глубокие следы от тяжелых пушек. Она увидела детскую тряпичную куклу, наполовину похороненную в дорожной пыли, корзину с едой, забытую в спешке и теперь гниющую на солнце, женскую шаль… И всюду разрушенные камины, почерневшие стены, тошнотворный запах обуглившейся древесины и еще более отвратительный запах мертвых раздувшихся животных. На всем лежала печать смерти…

Селена не хотела думать о том, как она скажет родителям Рауля о смерти сына. Отец Рауля наверняка примет новость с показным спокойствием, будет говорить, что он гордится, отдав трех сыновей ради чести Франции. Нет необходимости сообщать генералу, что Кейт не является его внуком, и лишать тем самым старого джентльмена хоть капли надежды.

Но мать Рауля стала такой хрупкой после второго сердечного приступа. Как Селена скажет свекрови про Рауля? Может быть, это сделает сам генерал, вдруг он сможет лучше подобрать слова…

День тянулся, и Селене все больше не терпелось сжать Кейта в своих объятиях.

— Ты не можешь заставить лошадь ехать быстрее? — спросила она Бланш. Была уже вторая половина дня, а дорога, казалось, тянется бесконечно.

— Мы же не хотим, чтобы она свалилась замертво на полпути.

Селена, поняв, что Бланш рассуждает здраво, кивнула, но все ее мускулы были напряжены, а тело натянуто как струна в стремлении ехать быстрее.

Однажды они встретили группу беженцев, устало бредущих по дороге, и Селена смутилась, зная, что не может взять в повозку больше одного человека.

— Может, взять кого-нибудь из детей, — начала было она. — Они, должно быть, так устали.

Но Бланш свернула с дороги и ждала, пока все не прошли, сказав:

— Кто-нибудь из них забрал бы повозку, а нам пришлось бы идти пешком до самого замка. Вы этого хотите, мадам?

Селена вздохнула и покачала головой.

— Мы должны добраться до замка как можно быстрее, — сказала она.

Вечером им снова пришлось свернуть с дороги. На этот раз они спрятались в лесу, привязав лошадь к дереву и пригнувшись к земле. Мимо проехала группа уланов. Селена, вспомнив Жиро и его людей, почувствовала, как покрывается испариной под плотной кашемировой тканью, а ее ладони становятся влажными.

Минута казалась вечностью, пока эти люди не проехали мимо и звук копыт их лошадей не замер вдали. Только когда Селена и Бланш вернулись в повозку, они съели то, что оставалось в корзине — немного хлеба и сыра, и допили последнюю бутылку вина.

— Когда вы поселитесь в замке, может быть, вы окажете нам честь, посетив гостиницу тетушки Терезы, — скромно сказала Бланш. — Она никогда не прислуживала таким знатным леди, как вы, но, можете мне поверить, готовит она лучше, чем можно пожелать.

— Конечно, я приеду.

— Она будет так рада, — сказала Бланш. — Приготовит для вас жирную утку, а может, и седло барашка. И бутылочку лучшего вина.

Бланш не была разговорчивой молодой особой, и Селена почувствовала, что она болтает без остановки, чтобы приободрить свою хозяйку и себя. Вечерело, становилось прохладно. Селене уже не было жарко в кашемировом платье.

— Ты найдешь дорогу в темноте? — спросила она Бланш.

— Я знаю эти места, как если бы передо мной была карта, — заверила ее Бланш. — Осталось всего несколько миль, мадам.

Смеркалось, золотисто-розовые лучи заходящего солнца исчезали на фоне темнеющего неба. С подходом ночи ветер усиливался, и Селена уловила знакомый теперь запах паленой древесины и разлагающихся животных. Она сжала губы, чтобы подавить крик, когда двуколка съехала с большой дороги на аллею, ведущую к замку.

Железные ворота раскачивались в петлях, в каменном домике привратника было темно. Селена слезла с повозки и, приподняв юбки, подбежала к двери. Она не была заперта. Селена крикнула, но ее голос эхом отозвался в пустых комнатах.

— Мадам, пожалуйста, замолчите, — Бланш, вошедшая вслед за Селеной, схватила ее за руку своими сильными пальцами. — Мы не знаем, кто нас может услышать.

Селена, вспомнив о бандах прусских солдат и свирепых уланах, которые могли сейчас быть во фруктовом саду, почувствовала нарастающую панику, которая уступила стремлению отыскать сына.

Комната выглядела как после боя, кресла были перевернуты, как и буфет ручной работы, тарелки разбиты. Она нашла маленький фонарь и коробку спичек. Переходя из комнаты в комнату с фонарем в руке, она убедилась, что все их обыскали и оставили в полном беспорядке. Было очевидно, что здесь нет ни привратника, ни его жены.

— Оставайся здесь, возле лошади и повозки, — сказала Селена Бланш. — Я схожу в замок.

— Вы не можете идти к замку одна… — начала Бланш, но, увидев решительное лицо Селены, удивленно замолчала. Перед ней стояла незнакомая женщина, а не милая, обаятельная мадам де Бурже. Бланш беспрекословно вышла следом за ней из дома.

Селена достала из повозки портмоне и, открыв его, вынула один из великолепно инкрустированных дуэльных пистолетов Рауля. Еще в Париже перед отъездом она тщательно упаковала их, удостоверившись, что они смазаны маслом и заряжены. Джеффри Фейрберн научил ее пользоваться пистолетом в те дни, когда они пересекали горы Алжира. Селена не забыла.

— Мадам, подождите, пожалуйста…

Но Селена уже шла по направлению к саду, раскинувшемуся между речным берегом и замком. Она потушила фонарь и держала пистолет в складках платья. Земля была усыпана гниющими яблоками. Несколько раз Селена спотыкалась, но каждый раз ей удавалось сохранить равновесие и продолжить путь.

Ветер с реки все усиливался, и она снова безошибочно уловила запах паленой древесины. Она вышла из сада и увидела остатки замка — почерневшие кирпичные стены когда-то кремового цвета, перевернутые и разбитые каменные вазоны с цветами. Длинные белые ставни сгорели, а окна были разбиты.

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и, толкнув обуглившуюся дверь, зашла внутрь. В мерцающем свете фонаря Селена увидела остов дома, балки, лежащие на полу, сломанные стены.

Она взобралась по балкам и стала пробираться по тому, что когда-то было длинным проходом, связывающим основную часть замка с кухней и комнатами прислуги в задней части дома. Было ужасающе тихо, только иногда тишина нарушалась звуками падающих кирпичей или развалившейся стены. Селена продолжала идти по длинному коридору.

Сначала тихо, потом все громче она начала произносить имя Кейта. Это было похоже на истерику. Под домом есть винный погреб — может, он прячется там.

Огромная кухня меньше других пострадала от огня. Стены почернели, на красном черепичном полу валялись котелки и другая кухонная утварь.

Селена прошла сквозь кухню и толкнула дверь в винный погреб, заметив, что замок сорван, а дверь висит на одной петле. Забыв о последней осторожности, она открыла фонарь и стала спускаться вниз. Она называла имя Кейта, снова и снова слыша эхо своего голоса, отражающееся от стен. Все было разграблено, бутылки разбиты. Погреб, как и сам дом, был опустошен.

— Нет! — услышала она женский голос, высокий и резкий, дрожащий от ярости, и не сразу поняла, что это был ее собственный голос. — Нет! Только не Кейт!

Ураган войн пронесся по ее жизни, забрав у нее брата, разлучив ее с Брайном. Но не мог, не должен был отбирать у нее сына.

— Кейт, где ты, Кейт?

— Его здесь нет, мадам!

Бланш, вошедшая следом за ней, теперь стояла возле Селены. Горничная схватила Селену за плечи и встряхнула:

— Послушайте, вашего малыша здесь нет. Конюшни сожжены дотла, другие здания тоже…

Если бы Селена была одной из служанок тетушки Терезы, Бланш не преминула бы привести ее в чувство пощечиной. Немного подумав, девушка, нагнувшись к Селене, сказала:

— Мы должны уехать отсюда. Все, что еще стоит, может разрушиться в любой момент.

— Я не поеду… без своего сына.

— Мадам, потерпите еще немного. Мы поедем в гостиницу моей тети. Если с вашим сыном что-нибудь произошло… Хозяева гостиниц всегда знают, что происходит в округе.

Обхватив Селену за талию, девушка вывела ее из погреба и из развалин замка.

Позже Селена не могла вспомнить, как долго они ехали от замка в маленькую гостиницу на краю леса. Селена сидела возле Бланш, прямая и словно окостеневшая, со спокойным лицом, но в ее голове царил хаос. Они не причинят вреда маленькому мальчику, говорила себе Селена. Даже пруссаки не могут обидеть ребенка. Но внутри у нее все похолодело от страха.

Наконец они увидели свет свечей в окнах и побитую непогодой старую вывеску, скрипящую на ветру. Бланш сказала:

— Я зайду первая.

Девушка подогнала повозку к стойлу позади гостиницы. Из дома неожиданно вышла девушка лет четырнадцати, с растрепанными волосами и некрасивым лицом.

— У нас нет больше комнат… — начала было она, но Бланш перебила ее:

— Ты не узнаешь меня, Козетта? Я Бланш…

Девочка приоткрыла рот от удивления и поставила на землю ведро, с которым шла к колодцу.

— Мы думали, ты в Париже, — сказала она.

— Нет, как видишь, — прервала ее Бланш. — Со мной одна дама. Ты приготовишь для нее комнату и скажешь тетушке Терезе, что мы приехали.

— Но я же сказала, что…

— А комната на чердаке, моя комната, она пустая?

— Ее уже пообещали каким-то людям. Эти беженцы были вынуждены спать в конюшне…

— Они могут поспать там и сегодня, — сказала Бланш. — Здесь есть прусские солдаты?

Козетта покачала головой.

— Были, но уже уехали… Остались одни беженцы…

— Идемте, мадам, — сказала Бланш, беря с повозки портмоне и корзину.

Селена услышала, как Козетта испуганно пискнула, словно пойманный кролик, и вспомнила, что все еще держит в руке пистолет. Ее пальцы так сильно сжимали оружие, что Бланш с трудом удалось разжать их.

Бланш провела Селену через кухню, где на вертеле перед очагом поджаривался барашек и повсюду валялись грязные тарелки.

— Мне сперва надо помыть все эти тарелки, — сказала Козетта, идущая за ними. — Для этого я и шла за водой…

— Делай, что я тебе сказала, — велела ей Бланш.

Затем она отвела Селену вверх по лестнице в маленькую комнатку на чердаке. Безразличная ко всему, Селена упала на узкую кровать. Бланш помогла Селене снять шляпу и поставила в угол комнаты корзину.

Снизу были слышны разговоры и смех постояльцев, и Селена удивилась. Неужели люди, покинувшие свои дома, могут разговаривать, смеяться и есть?..

Некоторое время спустя в комнату на чердаке вошла невысокая худая женщина с проницательным взглядом голубых глаз.

— Мы так заняты внизу, — сказала она так, как будто только вчера виделась с Бланш. — Эти путешественники из Метца и Эльзаса… Некоторым повезло оторваться от пруссаков и взять с собой достаточно денег, чтобы позаботиться о себе. — Она оглядела свою племянницу с ног до головы. — Хорошо, что ты здесь, — сказала она. — Лишняя пара рук не помешает. — Затем женщина перевела взгляд на Селену. — Эта дурочка Козетта сказала, что ты приехала вместе с какой-то дамой с большой дороги…

— Это мадам де Бурже, — сказала Бланш. — Жена месье Рауля. Мы сначала заехали в замок…

— А, в замок. Страшные дела. Страшные. Всего несколько недель назад эти прусские дьяволы проходили наши места. Они в гостинице останавливались, напились до чертиков, набили животы лучшей едой и не заплатили мне ни единого су.

— Но родители моего мужа… — вмешалась Селена, — и мой мальчик… Вы знаете, что с ними произошло?

Выцветшие глаза тетушки Терезы сверкнули негодованием.

— Нет, никого нет. Эта война — полное сумасшествие. Император и его жена-испанка хотели войны. А теперь все мы должны страдать. А за что? За что, я вас спрашиваю?

Но Селена слышала только одно: «Никого нет». Она видела маленькую убогую комнатку как будто сквозь туман.

— Люди, которые сожгли замок, были не из регулярных войск, — заговорила тетушка Тереза. — Отставшие солдаты, вот кто это был. Они вошли туда и стали расхаживать по замку, словно он им принадлежит. Старый генерал встал на ступеньках с пистолетом в руках. Он убил одного, а другого ранил. Потом они застрелили его.

Отец Рауля, стоящий перед своим домом, сдерживающий пруссаков… Селена почувствовала комок в горле.

— Но, мадам, жене генерала удалось убежать, — продолжала тетушка Тереза. — Она не осталась даже похоронить мужа. Взяла ребенка и убежала через черный ход.

— А сейчас? Где они сейчас?

— Они прибежали сюда. Бедная леди была полуживая, когда переступила мой порог. Слишком тяжело для ее сердца. Смерть мужа, пожар в замке, потом дорога сюда… Она умерла на следующее утро. Но мальчик, я позаботилась о нем — спрятала его в конюшне, пока все пруссаки не ушли отсюда.

Селена почувствовала все возрастающую надежду.

— Мой сын здесь?

— Уже нет, мадам. Приехал мужчина и забрал его. Я была на рынке, а эта дурочка Козетта…

— Мужчина? Какой мужчина? — спросила Селена.

— Английский джентльмен, хорошо одетый, как сказала мне Козетта. Она не понимает английский язык, но может узнать его. И джентльмен был так добр с мальчиком. Ребенок поехал охотно, мадам. Мужчина сказал Козетте, что он родственник и что они поедут… — Тетушка Тереза пыталась вспомнить. — В Ливерпуль. — Она довольно кивнула, произнося слово, правда сильно исказив его, но оставив вполне узнаваемым. — Да, в Ливерпуль. И мальчик вроде бы доверял джентльмену, сразу согласился поехать с ним.

Дональд, подумала Селена. Дональд Родман! Он предупреждал ее об опасности войны, а когда война началась, он, рискуя своей жизнью, пробрался между двумя армиями, чтобы спасти ее мальчика. «Мы твоя семья, и мы любим тебя», — сказал ей Дональд во время их последней встречи.

— Вы знаете, кто был этот джентльмен, мадам? — спросила у Селены Бланш.

— Да, месье Родман. Он приезжал к нам в Париж за день перед бегами гран-при, помнишь?

«Как давно это было, — подумала она вдруг. — Кейту ничего не грозит, он будет в безопасности с Дональдом Родманом и его женой… Я сейчас же поеду туда!»

— Вы поедете в Англию, мадам? — спросила тетушка Тереза. — Это будет непросто, знаете ли. Всюду пруссаки, дороги закрыты.

— Я должна поехать, — сказала Селена, чувствуя, что усталость покидает ее, уступая место приливу новых сил.

— Но не одна, — сказала ей тетушка Тереза. — Завтра утром отсюда уезжает группа беженцев. Они говорят, что едут в Шербург. Может, вам поехать с ними? Так все-таки лучше…

 

37

Холодным, ветреным вечером в конце октября корабль Селены пристал в Ливерпуле. Она заранее послала телеграмму из Шербурга, чтобы сообщить Дейзи и Дональду о своем приезде, но в связи с беспорядками, вызванными войной, она не могла сообщить им название корабля, на котором поплывет. Она также сообщила им о смерти Рауля.

Теперь, сидя в кабриолете, она втайне молилась о том, чтобы Дональд смог забрать Кейта из Франции, поскольку ей было известно, с какими трудностями сопряжено было такое путешествие. Ее собственная поездка из Лоррейна в Шербург была сплошным кошмаром переполненных поездов, разболтанных экипажей, разрушенных городов и ужасных пруссаков. В одном местечке, где она вместе с другими беженцами остановилась в маленькой, грязной гостинице, их задержали на три дня и подвергли допросу.

Вторгшиеся пруссаки становились все агрессивнее, поскольку Леон Гамбетта — один из лидеров вновь сформированного правительства национального спасения — смог ускользнуть из осажденного Парижа на воздушном шаре. Теперь он развернул деятельность по организации отрядов сопротивления оккупантам. Были также отдельные французские патриоты, которые по собственной инициативе боролись с прусскими завоевателями. В сельской местности часто находили прусских солдат с перерезанным горлом или разможженной головой, утонувших в ручье или лежащих в лесу. Захватчики теперь узнали, что одно дело разбить французскую армию под Седаном и схватить Луи Наполеона, и совсем другое — сокрушить дух французского народа.

Наконец, после бесконечных тягот и задержек, Селена добралась до Шербурга, где она продала пару сапфировых сережек — один из многих подарков, которые сделал ей Рауль, — и отправилась морем в Ливерпуль. Перед тем как сойти с борта, она переоделась, сменив мятое и потрепанное в дороге черное платье и шляпку с вуалью на полупрозрачное платье серебристо-серого шелка, отделанное лентами пурпурного бархата.

Если Кейту удалось безопасно добраться до Англии с Дональдом, ему нужно будет рассказать о смерти Рауля… Но не сразу, решила она. Ребенок и так уже вынес слишком много.

Теперь, когда кабриолет свернул на Телфорд-сквер, Селена сказала себе, что Кейт должен быть там, с Родманами, просто должен. Она не думала о будущем, сейчас главное — воссоединиться с сыном…

Выйдя из кабриолета, Селена расплатилась с возницей и поднялась по мраморным ступеням. Она вспомнила давно минувший день, когда пришла сюда впервые…

Селена позвонила в медный звонок. Мгновение спустя дверь отворилась, и служанка в накрахмаленном переднике пригласила ее войти. Не успела девушка отойти, как Дейзи, пышная и сияющая в своем розовом шелковом платье, сжала Селену в объятиях.

— О, милая, вот и ты! Дональд! Это Селена вернулась.

Дональд вышел из библиотеки, и когда Дейзи отпустила Селену, обнял ее.

— А Кейт? Он здесь, или… — Но она не успела закончить, как услышала знакомые шаги. Через минуту Селена уже облегченно вздохнула, прижав к себе сына, чувствуя тепло его маленького, плотного тела.

— Маман! О, маман, ты все же приехала! Капитан Маккорд сказал, что ты приедешь. Он сказал, что вся прусская армия не удержит тебя…

— Капитан Маккорд?! — Селена поднялась, чувствуя некоторое волнение. — Ты его видел?

— Ну, конечно, маман. Он приехал и забрал меня из гостиницы.

Ошеломленная, Селена произнесла:

— А я думала, что это сделал ты, Дональд… женщина из гостиницы сказала мне, что за Кейтом приходил англичанин, родственник…

— Брайн и есть родственник, — сухо сказала Дейзи. — Ну, пойдем, дорогая. Ты, наверно, измучилась. — Она прошла в гостиную, где бархатные занавеси сменились новыми, из блестящего шелка с цветами, а панели темного дуба сменились белыми стенами, отделанными золотом. Даже теперь, в октябрьских сумерках, в комнате царил дух тепла и веселья. Приказав подать чай, Дейзи села, а Селена, все еще обнимая Кейта, как будто стараясь вновь удостовериться в том, что он на самом деле здесь, устроилась на диване, пока Дональд разжигал огонь.

— Брайн как раз вернулся из Китая, — сказал Дональд. — Он был в порту, когда пришла весть о поражении под Седаном. Мы узнали, что пруссаки продвигаются к Парижу через Лоррейн, и Брайн сказал, что Кейт не может оставаться в замке. Мы сели на нашу яхту с командой, но именно. Брайн проехал по суше, пока мы поджидали его в Гавре. Он сказал, что одному будет проще пробраться. Меньше вероятности возбудить подозрения пруссаков. Место он знал, и знал точно, как добраться до замка, потому что провел там свои школьные годы, когда был ребенком.

Брайн!.. Родственник из Ливерпуля. Козетта, слушая его французскую речь с американским акцентом, сделала обычную ошибку…

— Должна сказать тебе, что это оказалось нелегко для Брайна, — продолжала Дейзи. — Сначала его задержали пруссаки. Потом французы, не законное правительство, а эти коммунары, которые старались захватить власть. Брайн попал к ним в руки, и его чуть не расстреляли как шпиона.

— Но он сбежал, — сказал Кейт, и его серые глаза загорелись. — Капитан Брайн Маккорд сбежал, и украл коня, и приехал за мной. Когда он был со мной, я не боялся, потому что он не боится ничего. — Маленький мальчик улыбнулся. — Я думаю, капитан Маккорд почти такой же храбрый, как мой папа.

Воцарилась неловкая тишина. Потом Дейзи сказала:

— Пойди-ка на кухню, малыш, и посмотри, что там поделывает Мод. Скажи ей, что мы хотим пить чай прямо сейчас. И скажи ей, чтобы тебе подали печенье с джемом и стакан молока.

После того как Кейт ушел, Дейзи сказала:

— Он еще не знает о Рауле. Брайн сказал, что учитывая то, что ребенок перенес во Франции, пока лучше подождать.

— Где Брайн? — спросила Селена.

— Там, на пристани. Он через несколько дней уезжает в Соединенные Штаты.

И снова Брайн уезжает. Селена сказала себе, что это ее больше не волнует. Но на самом деле было не так.

— Я думала, что он на пути из Китая, — сказала она как можно спокойнее.

— Брайн больше не водит корабли Родманов, — сказал Дональд. — Он купил свой собственный корабль. Один из лучших моих конструкций, если мне будет позволено так сказать. Построен для скоростного плавания, но с большим грузовым трюмом, а двигатели…

— Не говори ты о двигателях, любовь моя. Хотя бы не сейчас, — сказала Дейзи мужу. — Селена, времени мало. Тебе нужно повидать Брайна, пока он не уехал. Помни, что он привез Кейта обратно в Англию.

— Но почему? — спросила Селена. — Почему он поехал за Кейтом? Он никогда не верил, что Кейт — его сын.

— Я сказала ему, — с вызовом произнесла Дейзи. — И не упрекай меня. Я знаю, что обещала не говорить, но… — Она пожала плечами. — В любом случае, как только он посмотрел на мальчика, так сразу увидел себя. Ребенок просто копия Брайна, сомнений нет.

— Я согласился с тем, что Дейзи должна сказать Брайну правду, — поддержал ее Дональд. — Мы полагали, что он вправе знать, что его сын в опасности.

— И Кейт так любит Брайна, — добавила Дейзи. — Ах, Селена, тебе надо пойти и поговорить с ним.

— Может быть, лучше этого не делать…

— Если он уедет, так и не увидев тебя снова, между вами может все кончиться.

— То, что между нами было, давно закончилось, — сказала Селена.

Дейзи стояла, уперев руки в бока, ее газельи глаза сузились от бешенства.

— Не будь дурой! Ты и Брайн…

— Дейзи, дорогая, — начал было Дональд, но Дейзи продолжала. Это была уже не почтенная ливерпульская матрона, но снова прожженная маленькая фабричная манчестерская девчонка.

— Придержи свою гордыню, которая не дает тебе пойти к нему! — сказала она. — Что хорошего в гордости? Ночью она не согреет тебя в пустой постели. Ну-ка давай, греби к пристани Лайм-стрит и скажи Брайну, что хочешь с ним уехать, вместе с мальчиком.

— Дейзи… — сделал новую попытку Дональд.

— Я посылаю Селену туда не для ее блага. Брайну она тоже нужна, знает он об этом или нет. — Она засмеялась. — Мужики не знают, чего хотят, пока женщины их не научат. — Она ласково поглядела на Дональда. — Вот как я научила тебя, любовь моя… — сказала она.

— Но Брайн — это другое дело, — возразила Селена.

— Черта с два! Именно потому, что он еще не остепенился, нельзя сказать, что он никогда не изменится. Такой красивый, дьявол! Ох, какая-нибудь красотка окрутит его, да скоро.

— А что, есть кто-нибудь на примете? — встрепенулась Селена.

— Ну… — Дейзи понимающе улыбнулась Селене. — Вероятно, это будет одна из дочерей Майкла Дюрана…

— Послушай-ка, Дейзи, — сказал Дональд, но она уже не могла остановиться.

— Брайн сказал, что Мари Дюран — настоящая красотка. Я слыхала, что эти креолки обучены всяким штучкам, как заарканить мужика.

Дональд посмотрел, будто опять хотел сказать что-то, но Дейзи было не удержать.

— В прошлый раз, когда корабль Брайна стоял в Нью-Йорке, он и Мари провели вместе немало времени. Он же вырос с ней, ты знаешь… Но она ему не сестра. Ну, а теперь, когда у него свой корабль, он может вернуться и жениться на ней. После войны на Юге осталось не так уж много знатных людей, и бьюсь об заклад, она уже раскинула сети…

— Дейзи, я просто не могу позволить тебе говорить в таком духе!

Дейзи ласково улыбнулась мужу.

— Любовь моя, сходи-ка наверх и посмотри, как там Виктория. Она весь день капризничает. Похоже, режутся зубки.

— Зубки? — повторил Дональд, совершенно ошарашенный.

— Дональд, такое с детьми случается, — сказала Дейзи. — Сходи, ладно?

Дональд перевел взгляд с жены на Селену, потом опять взглянул на жену. Наконец повернулся и вышел из гостиной.

— Я тоже хочу посмотреть на твоего ребенка… — начала было Селена.

— Ни шагу, — твердо сказала Дейзи. — Мы говорим о Брайне Маккорде. По крайней мере, ты должна сходить и поблагодарить его за то, что он сделал для Кейта.

— Уверена, что он догадывается о моей признательности.

— И все? Ох, Селена, ты же все еще любишь его! Да и всегда любила. Передо мной-то можешь не притворяться. Почему же тогда ты сохранила от него ребенка, когда даже понятия не имела, как сможешь о нем позаботиться? Только потому, что ребенок был частью Брайна. Сейчас ты боишься. Боишься воспользоваться возможностью, а может, слишком горда. Но если ты не пойдешь к Брайну Маккорду…

Вошла служанка с чайным подносом, и сразу за ней — Кейт, с испачканным джемом ртом.

— А мы посмотрим корабль капитана Маккорда, да? — умоляюще попросил он. — Пожалуйста, маман.

— Пей чай, а я распоряжусь насчет кареты, — сказала Дейзи. Потом повернулась к Кейту: — Ну а ты, паренек, иди вымой руки и лицо.

— Слушаюсь, кузина Дейзи, — сказал Кейт. Его глаза сверкали в предвкушении новой встречи с Брайном Маккордом. А Селена ощущала растущую связь между отцом и сыном, связь, которую нелегко разорвать.

Моросил мелкий дождик, а ветер с реки Мерси был резким и пронизывающим. Дейзи ждала в карете, пока Дональд сопровождал Селену и Кейта на борт нового великолепного корабля.

— Капитан в своей каюте, сэр, — сказал матрос в ответ на вопрос Дональда. Кейт сбежал вниз по короткой лесенке, а Селена колебалась.

Дональд обнял ее за плечи и ободряюще подтолкнул.

— Дейзи всегда была намного умнее меня…

Еще до того, как Селена смогла разгадать значение его слов, Кейт юркнул в дверь каюты. Селена спустилась на несколько ступеней и столкнулась лицом к лицу с Брайном.

— И маман здесь… — говорил Кейт.

— Вижу. — Брайн стоял и смотрел на нее, как будто не было прошедших лет. Она чувствовала то же, что и тогда, когда стояла с ним на шатком крылечке коттеджа в Нассау. Тогда он в первый раз поцеловал ее и пробудил в ней ее собственный, изнуряющий порыв чувств.

— Я обещал тебе показать машинное отделение, — сказал Дональд Кейту. — Пошли со мной.

Он протянул руку, и Кейт сжал ее. Они вместе вышли из каюты.

— Так вот, двигатель — сердце корабля… — говорил Дональд. Потом дверь за ними закрылась.

Брайн заговорил первым:

— Было жаль услышать, что Рауль погиб. Он был моим лучшим другом, когда меня послали учиться во Францию. А генерал с женой были ко мне очень добры во время каникул в замке. — Лицо его посуровело. — Я видел, что осталось от замка. А Кейт рассказал мне, что произошло с его дедушкой и бабушкой.

— Но Кейт в безопасности благодаря тебе, — сказала Селена. — Ты рисковал жизнью…

— Но Кейт мой сын, — спокойно сказал Брайн.

— Но ты ему не сказал…

— А какое право я имел говорить ему это?

Стараясь не замечать незнакомые дотоле нотки сожаления и самокритики в его голосе, Селена жестоко проговорила:

— Может быть, и хорошо, что он не знает. Поскольку он больше тебя не увидит, раз ты уезжаешь в Нью-Орлеан.

— Нью-Орлеан?

— Дейзи сказала, что ты собираешься повидать Мари Дюран, что вы и Мари уже…

Брайн пересек каюту с выражением ярости, которое было столь хорошо ей известно. Он стоял над ней, сдвинув темные брови.

— Уже что? — спросил он.

— Она сказала, что вы, возможно, скоро обручитесь.

— Дейзи знает, что это чепуха. Мари собирается замуж за другого человека. Они намереваются поселиться в «Белле Фонтане».

— Но ты же встречался с ней?

— Конечно. Я привез ей свадебный подарок, какой-то китайский шелк.

— Ну, может, я что-то не так поняла. У Майкла Дюрана есть и другая дочь, не так ли?

— Да, есть. Она уже замужем. Это был целый скандал, она сбежала с офицером-янки. Они живут в Бостоне, и она ожидает третьего ребенка.

Чувство облегчения и пронзительной надежды сотрясало Селену. Дейзи солгала. Она не могла сердиться на подругу, потому что мотивы Дейзи были ей понятны: вызвать у нее ревность и желание побороться за Брайна.

— Но ты же снова собираешься в Нью-Орлеан, не так ли? — спросила она. — Теперь тебе отказа не будет. Ты станешь героем. Будешь принят в лучших креольских семействах.

— Может быть, — медленно проговорил Брайн. — Но я собираюсь в Нью-Йорк, чтобы начать свое дело, создать морскую транспортную линию. Все никак не пойму, зачем было Дейзи рассказывать тебе эту чушь о Мари и обо мне…

— Она хотела, чтобы я сюда приехала… — немного помолчав, сказала Селена. — Ей казалось, что если я узнаю о том, что ты женишься на другой, то я…

— Это что, так уж глупо? Ты же здесь, так ведь?

— Только затем, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты сделал для Кейта.

— Ты в этом уверена?

Селена отвернулась и направилась к двери, но Брайн взял ее за руку.

— Скажи, почему ты пришла сюда, Селена?

Он притянул ее к себе, его руки обняли ее, губы прильнули к ее губам. На мгновение она застыла в оцепенении, но затем обняла его, ее рот приоткрылся, и внутри нее запылал тихий огонь.

Когда он отпустил ее, она сказала:

— Так вот, Брайн… Ты хотел, чтобы я сказала это? Так я люблю тебя! Но ты можешь не беспокоиться, я не собираюсь тебя удерживать! Теперь уже нет… Я не собираюсь использовать нашего сына, чтобы шантажом принудить тебя взять меня с собой. Ты совершенно свободен и можешь уходить в море. Когда-то ты говорил мне, что другого дома тебе не надо.

— Я ошибался… — Он снова прильнул к ней, его голос слегка дрожал, рот утопал в ее мягких волосах. — Я так во многом заблуждался! — Он отстранил ее. Посмотрев на него, она увидела его глаза — они молили. — Селена, ты нужна мне, и я больше не отпущу тебя, никогда!

Она постаралась побороть теплую, покоряющую чувственность, поднимающуюся внутри нее.

— Мне нужно что-нибудь ответить на это?

Он улыбнулся, и она знала, что не сможет скрыть от него своих чувств.

— Ты принадлежишь мне, — говорил он ей со знакомым горделивым оттенком. — Если будет надо, я запру тебя в этой каюте и продержу там до отплытия.

— Тебе не придется этого делать, — нежно сказала она.

— Ты в этом уверена? Раз я уже сделал так, помнишь? Та ночь на борту «Ариадны»?

Она кивнула и вспомнила другой корабль, плывущий по Мерси, и себя, дрожащую от страха в ожидании Брайна, который придет и отомстит.

— Я так боялась тебя в ту ночь, — сказала она.

Но даже тогда, хотя он и был зол на нее, его насилие порождало нежность. Теперь, глядя на него, она заметила, что и он вспоминает ту ночь взаимного восторга и страсти.

— Я тоже боялся, — сказал Брайн. — Боялся тебя полюбить, поверить тебе. Такие вещи мне никогда легко не давались, и даже теперь не могу обещать…

Она почувствовала поднимающуюся волну нежности и страстной истомы. И на этот раз сама подошла к Брайну.

— Я не прошу обещаний, — сказала она. — Я всегда была игроком, ты же знаешь.

Она прижалась лицом к его груди и ощутила объятие его рук, могучую силу его тела. Она не питала иллюзий по поводу жизни с Брайном: покоя и тишины не следует ждать, и дни не будут течь равномерной чередой. Но между ними возникла новая общность духа, и она сделает так, чтобы она укреплялась. Какие бы бури ни сотрясали их мир, она и Брайн встретят их вместе.

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.