Близился вечер, когда открытый экипаж подкатил к дому на улице Риволи, и Рауль помог Селене выйти. Хотя она выглядела модной и уверенной в шелковом платье в сине-белую полоску, с прической, сделанной с помощью изысканного шиньона, и в маленькой круглой шляпке, украшенной завитыми белыми и синими страусиными перьями, — несмотря на все это ее лицо было бледным, а в глазах блестели слезы, которые она пыталась сдержать с тех пор, как проводила Кейта на станцию в сопровождении одной из горничных.

— В самом деле, Селена, — нетерпеливо сказал Рауль. — Ты довольно смешно себя ведешь, выставляя напоказ свои чувства из-за того, что ребенок уезжает на лето.

— Не только на лето, ведь осенью он поедет в пансион, и тогда я смогу видеть его только на каникулах. Рауль, почему, в конце концов, ты не мог позволить провести лето вместе с ним в Лоррейне? Я уверена, твои родители были бы рады мне.

— Вне всякого сомнения, но твое место рядом со мной. — Его глаза сузились от подавляемого раздражения. — Мы уже все решили.

— Ты решил, — возразила Селена.

Он открыл входную дверь, и она вошла следом за ним.

— Завтра бега гран-при в Лонгшамп, потом визиты в Сен-Клу, Фонтенбло и Биарриц. Многие женщины пошли бы на все ради такого лета, — сказал Рауль.

— Тогда почему бы тебе не взять одну из них на мое место? — сказала Селена, безразличная к тому, что их может услышать Бланш, горничная, спустившаяся в это время в холл. — Например, помощницу модистки. Мне говорили, что она вполне порядочна и ведет себя как леди.

— Селена, достаточно.

— Прости, — устало сказала она. — Я только хотела провести эти несколько месяцев вместе с Кейтом. Рауль, почему мы должны посылать его в школу осенью? Он ведь еще совсем малыш!

— Кейту шесть лет, и хватит ему цепляться за твои юбки, его достаточно изнежили и избаловали. Ему необходимы компания других мальчиков и дисциплина, которой его научат в школе.

— Дисциплина? Как резко звучит это слово.

— Ну разумеется. Солдату нужна дисциплина, и он еще не скоро научится подчиняться порядку.

— И я должна молчать? Я его мать, Рауль, я люблю его…

— В этом никто не сомневается, — холодно ответил Рауль. — Ты его слишком любишь и опекаешь. Он ведь не инвалид, а высокий и крепкий, способный постоять за себя среди других мальчиков.

Селена отдала легкую летнюю шаль и зонтик Бланш, которая уже не в первый раз бесстрастно выслушивала перепалку между хозяином и хозяйкой.

— Я не хочу, чтобы ты испортила мальчика, — твердо сказал Рауль.

— Но он все, что у меня есть и когда-либо будет… — волнуясь, Селена не выбирала слов, что настраивало Рауля все более враждебно.

— Вопрос решен, — сказал он. — А сейчас мне надо приготовиться к ужину.

— Не хочу тебя задерживать, — сказала Селена. — Не сомневаюсь, твой маленький друг жаждет видеть тебя…

Служанка, очевидно, не была уверена, стоит ли ей вступать в беседу, но теперь она выступила вперед со словами:

— К вам посетитель, месье Родман, он в гостиной.

Селена повернулась и побежала в холл, чтобы оказаться лицом к лицу с Дональдом. По его встревоженному взгляду она догадалась, что он услышал многое, если не все из ее ссоры с Раулем. Но через мгновение Дональд шагнул к ней, обнял, слегка коснувшись губами ее щеки, потом взял ее лицо в свои ладони и посмотрел на нее сверху вниз, его глаза были полны невысказанных вопросов, пока она не почувствовала, как краснеет под его испытующим взглядом. Что он услышал и до чего мог догадаться? — беспокойно спрашивала себя Селена.

Хотя Дональд выглядел теперь солиднее и носил маленькую бородку, придававшую ему некоторую величественность, он сохранил свою мальчишескую улыбку, которая запомнилась Селене. Хорошо, что он здесь, Селена не хотела провести в одиночестве вечер в этом богато украшенном доме, который никогда не станет ей родным.

Наконец Дональд отпустил ее, чтобы пожать руку Раулю.

— Нежданная радость, — сказал Рауль. — Почему ты не написал нам, что собираешься в Париж?

— Это получилось неожиданно. У меня были дела в Бордо и в некоторых других местах, и я вдруг решил сесть на поезд и приехать сюда, ведь я не видел вас обоих чуть ли не со времен выставки.

— А твоя очаровательная жена с тобой? — спросил Рауль. Его манеры были, как всегда, изысканны, он прекрасно владел собой, хотя что-то в приезде Дональда, несомненно, пугало его.

— Нет, Дейзи дома, в Ливерпуле, — сказал Дональд. — Я надеялся, что ты и Селена свободны сегодня вечером и могли бы поужинать со мной.

— Это было бы замечательно, но, к сожалению, у меня уже назначена встреча.

Дональд выглядел немного растерянно.

— Похоже, я приехал в неподходящий момент… — начал он.

— Да нет, — сказал Рауль. — Селена нервничает. Мы только что проводили нашего сына на вокзал. Он проведет лето в замке моих родителей в Лоррейне, а осенью пойдет в школу. Послушать, что говорит об этом Селена, так я отправил мальчика в какую-то тюрьму! — Он усмехнулся. — Эти любящие мамаши нянчили бы своих сыновей до возмужания! Может, ты отвезешь Селену пообедать и подбодришь ее?

— Да, конечно, — ответил Дональд.

— А завтра, если хочешь, можешь поехать с нами на скачки, на бега гран-при.

Рауль устроил целое представление, разыгрывая перед кузеном жены дружелюбного хозяина, но Селена знала: его успокоит тот факт, что она не останется одна, пока он будет развлекаться с очередной любовницей.

— Боюсь, что не смогу поехать на бега, — сказал Дональд. — Я должен завтра утром вернуться в Ливерпуль, не хочу сейчас надолго оставлять Дейзи.

— Она же не больна, правда?

Дональд покачал головой, потом улыбнулся, его глаза сияли от гордости.

— Она ждет ребенка. Ребенок должен родиться в ближайшие недели. — Он весь светился довольством и спокойной радостью.

— Наследник семьи Родманов! — сказал Рауль. — Ну, давай пройдем в гостиную и выпьем за твою жену и сына — уверен, это будет мальчик.

— Не думаю, что это имеет для меня значение, — сказал Дональд.

— Если девочка будет такой же прелестной и милой, как Дейзи, я не против.

В гостиной все трое провозгласили тост за мать и ребенка, но несмотря на то, что Рауль был очень любезен, Селена чувствовала, как ему не терпится уйти. И когда вино было выпито, он ушел, оставив Селену и Дональда сидеть на атласном диване возле окна.

— Я так рада за тебя и за Дейзи, — сказала Селена. — Передай ей привет от меня, хорошо?

— Конечно… — Дональд внимательно смотрел на нее. — Ты все еще беспокоишься о Кейте, да?

— Наверное, это глупо, но я буду сильно скучать по нему.

— Тогда, может быть, ему стоит остаться с тобой еще несколько лет? Ты могла бы нанять гувернантку или домашнего учителя.

Селена покачала головой:

— Рауль решил, что Кейту пора идти в школу… — С ноткой горечи она добавила: — Хорошо еще, что он слишком мал, чтобы идти в военное училище Сан-Сир.

— Но ведь у тебя есть право участвовать в решении таких вопросов! — Дональд был возмущен. — В конце концов, не выглядит ли это так, как будто Рауль…

— Настоящий отец Кейта? Да все так и думают, даже родители Рауля… — И она рассказала Дональду об увертках мужа. — Я согласилась на это, — сказала она, стараясь быть справедливой. — Рауль все делает в интересах Кейта. Трудно было бы пожелать для мальчика лучшего отца… — заметив, что во взгляде Дональда все еще было сомнение, Селена продолжила: — У моего сына хорошая, уважаемая фамилия и место в обществе.

— Так вот почему ты вышла замуж за Рауля, ради ребенка?

— Нет. Не только. — Она встала и подошла к окну, разглядывая синеватые сумерки раннего июня. — Мой брак не хуже тысяч других. У меня есть этот дом, и однажды Кейт унаследует замок и поместье… Мы с Раулем очень часто бываем в свете здесь, в Париже…

— Селена, я слышал, что ты говорила ему, стоя в фойе. Я не мог не услышать — дверь в гостиную была открыта. — Он подошел к ней и, положив руки ей на плечи, повернул к себе. — Такой брак может удовлетворять некоторых женщин, но не тебя. Ты любила Брайна всем сердцем, и Дейзи уверена, что любишь до сих пор.

— А если и так? — спросила Селена. — Брайн не любит меня, он вообще не в состоянии кого-либо любить.

— Ты в этом уверена?

— Как он мог, любя меня, поверить, что я могла…

— Что ты могла, Селена?

— Брайн думает, что я предала его консулу Соединенных Штатов в Биаррице, рассказав ему о том, что «Ариадна» направляется в Санта-Клару. Он считает, что я виновата и в потере корабля, и в гибели людей.

Дональд покачал головой:

— Это не так…

— Ночью, перед тем, как я уехала в Алжир из Биаррица, Брайн пришел на мою виллу. Было очень поздно, и он… он был так зол, переполнен ненавистью. — Она вздрогнула от воспоминаний. — Он хотел убить меня, не знаю, почему он этого не сделал. Он сказал, что только мы трое знали о направлении «Ариадны», больше никто. Он знал, что ты никому не говорил, значит… А когда я спросила, оправился ли ты от раны, он назвал меня… лицемерной сукой и сказал, что мне нет ни до кого дела, кроме себя. Я не могла доказать свою невиновность и только умоляла поверить в меня и в мою любовь, но он этого так и не сделал.

Дональд помрачнел.

— Сейчас он знает правду. Мы не были единственными, кто знал о направлении «Ариадны». Иветта тоже знала, что мы едем в Санта-Клару. Понимаешь, я думал, что она предана делу Конфедерации. А позже оказалось, что она продалась другой стороне. Она использовала меня, Селена, чтобы получать необходимую информацию.

Даже сейчас, когда он рассказывал обо всем Селене, в его голосе звучала боль. Дональд рассказал о том, что произошло, когда предательство Иветты было раскрыто, о ее смерти на палубе «Долфина». Селена положила свою руку на руку Дональда, и они сидели в тишине; на город надвигались сумерки, в гостиной становилось все темнее, но Селена не стала зажигать лампы. Наконец она медленно сказала:

— Если Брайн все это время знал, что я не виновата в потере «Ариадны», и ни разу не пытался увидеться со мной, сказать, что он не прав, как ты можешь пытаться убеждать меня в его любви?

— До самого конца войны мы служили Конфедерации на море. Когда мы вернулись в Ливерпуль, ты уже была замужем за другим человеком. Ты написала Дейзи, что счастлива с Раулем.

«Если бы я подождала, — с сожалением подумала Селена. — Если бы не искала спасения в браке с Раулем». Селена была благодарна полумраку, царившему в комнате и скрывавшему выражение боли на ее лице. Она быстро встала.

— Я хочу переодеться, — сказала она. — Приготовлюсь к ужину. Ты обещал отвезти меня куда-нибудь, помнишь?

Прежде чем Дональд мог что-нибудь сказать, она повернулась и поспешила наверх, в свою спальню. Сев за туалетный столик, она постаралась успокоить поднявшийся в ней вихрь мыслей.

Брайн знал, что она не предавала его. Он знал, но это ничего не меняло; даже если бы она не была замужем за Раулем, ей нечего надеяться на брак с Брайном. Давно он сказал ей, что единственный дом, который ему нужен, — это море, и она поняла, что ни одна женщина не сможет удержать его больше чем на несколько коротких недель.

Ее захватило чувство непреодолимого отчаяния, сильного, как никогда в жизни. Всю свою жизнь она бросала вызов судьбе, пользуясь всем, что могло помочь выжить: красотой, чувственностью, сексуальностью и живым умом. Селене приходилось бороться даже в те страшные дни в Алжире. Она вспомнила, как Том Кендал направил ей в лицо заряженный пистолет и как она убедила не убивать ее. Она не поддавалась бурям, грозившим поглотить ее, была выше всех несчастий — только ради того, чтобы сейчас жить спокойно, иметь деньги и положение в обществе и смотреть в будущее без всяких надежд. Впереди, казалось ей, ее ждет длинная вереница годов, сплошная пустота, без любви и радости. Она не заведет любовника, хотя Рауль и может дать ей на это молчаливое согласие. Брайн — ее единственная любовь, ее жизнь — навсегда потерян.

Когда вошла Бланш, ее горничная, и засуетилась, зажигая круглые матовые светильники, Селене пришлось заставить себя пройти ритуал приготовлений к ужину с Дональдом. Бланш посоветовала ей надеть черное платье, отделанное кружевами, но Селена покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Сегодня мне нужно что-то цветное, яркое.

— Ну, тогда атласное платье с парчовой юбкой медового цвета, — предложила Бланш. — Его только сегодня вечером привезли.

— Это как раз подойдет. И найди новую губную помаду.

Селене хотелось сегодня хорошо выглядеть ради Дональда.

Июньским вечером бульвары заполнила бесконечная процессия ландо, колясок, карет и фаэтонов; лошади сверкали начищенными крупами, кучера красовались в ливреях, некоторые даже в напудренных париках и белых чулках, неожиданно снова вошедших в моду. По пути в ресторан Селена поддерживала беседу, спрашивая Дональда, придумали ли они с Дейзи, как назовут малыша, останутся ли жить на Телфорд-сквер или переедут за город, когда родится ребенок.

— Пока мы останемся на Телфорд-сквер, — сказал Дональд. — Дейзи нравится городская суета и шум. Правда, она переделала весь дом, ты бы и не узнала его. Влетело мне в копеечку, — добавил он с улыбкой. — Но это стоило того — Дейзи так радовалась!

Экипаж остановился перед кафе «Англез». Когда Селену и Дональда провели в отдельный кабинет и принесли ужин, Дональд заметил, как она вдруг притихла и каким встревоженным стал ее взгляд. Официант вышел, и он спросил:

— Что случилось? Ах, да, — поддразнивал он ее. — Ты ведь не боишься, что кто-то из твоих знакомых увидел, как ты заходишь в отдельный кабинет с джентльменом, не являющимся твоим мужем?

— Нет, конечно. Здесь, в Париже, подобные вещи вряд ли вызовут скандал.

— Что же тогда? — спросил Дональд. — О чем ты думаешь, моя милая?

— Я вспомнила одну ночь в Алжире. Мы были в плену в крепости в Сен-Дени, и мужчины — лейтенант Рошфор и… и Крейг… и другие пытались поддержать друг друга и меня. Они говорили, что когда мы снова будем свободны, то встретимся в Париже, прямо здесь, в кафе «Англез».

— И вы так и не встретились?

— Я одна выбралась живой из Сен-Дени. — Она не могла остановить поток вдруг вырвавшихся воспоминаний. — Лейтенанта Рошфора и его людей расстрелял целый взвод, а Крейг Лейтимер, американский журналист… Крейг был замучен до смерти.

— Боже мой! — Дональд покачал головой. — Дейзи говорила, что ты переменилась, приехав из Алжира, но я и не предполагал, что ты пережила такие ужасы. Но в конце концов, тебя пощадили.

— Меня не застрелили, но временами я желала этого.

Ее горло пересохло, она сделала глоток вина и продолжала говорить. Дональд обнял ее за плечи, и она, не глядя на него, рассказала ему кое-что о событиях в Сен-Дени и позже, в Тимгаде.

— Я сказала тебе, что вышла замуж за Рауля не только ради Кейта, но и по другим причинам. Я хотела спокойствия, безопасности, которые, как я думала, мне принесет брак. Казалось, этого достаточно. Сначала так и было.

— Но сейчас все изменилось. Ты несчастлива. Селена, — Дональд говорил немного смущенно, — я не имею права совать нос в твои дела, но помню, как это происходило с Уинифред. Когда он женился, она была веселой и живой девушкой, но потом… Нет необходимости рассказывать тебе об этом. Я не хочу видеть, что ты становишься все больше похожа на нее.

— Я не пью лишнего, — сказала Селена. — У Рауля свои развлечения, а у меня есть… был Кейт. Я знаю, он приедет домой на каникулы, но это не одно и то же.

Дональд успокаивающе улыбнулся ей:

— Почему бы тебе не приехать в Ливерпуль навестить нас с Дейзи? Ты могла бы сначала съездить в Лоррейн и забрать мальчика, и вы вдвоем провели бы у нас все лето. Дейзи хотела бы, чтобы ты была сейчас рядом с ней. Ты можешь ее подбодрить, я уверен… Вы обе всегда были так близки. Пожалуйста, скажи, что приедешь, дорогая. Я пошлю за вами свою яхту — настоящую красавицу…

Селена, чьи глаза оставались сухими, когда она рассказывала Дональду про Алжир, теперь почувствовала слезы.

— Если бы я только могла, — прошептала она.

— Рауль, разумеется, не откажет тебе в просьбе навестить родственников. К тому же Кейт наполовину англичанин, ему есть что посмотреть в Ливерпуле.

— У Рауля уже есть планы на лето. Мы должны посетить Сен-Клу и Фонтенбло.

— Может, то, что мы тебе предлагаем, не так шикарно, — сказал Дональд. — Но мы — твоя семья, мы любим тебя…

— Мне нет дела до Сен-Клу и Фонтенбло и до людей, которых я там увижу. Я хотела бы быть с Дейзи, когда родится малыш.

— Есть и другие, более важные причины, из-за которых тебе стоит приехать. Я не хочу пугать тебя, Селена, но у меня есть основания думать, что скоро начнется война между Францией и Пруссией.

— Не может быть! О войне с Пруссией говорят уже годы, но ничего не происходит.

— Тем не менее Пруссия только ждет возможности доказать свою военную мощь. Я был в Берлине около недели назад. Я видел военные укрепления в Эссене… С тех пор как я взял на себя все дела Родманов, у меня появились связи здесь, на континенте, с финансистами, которые в курсе подобных вещей, и я уверяю тебя, Бисмарк не успокоится, пока не начнет войну, которая объединит всю Германию.

— Но Францию нельзя заставить воевать, — спорила Селена. — Должна быть какая-то причина, предлог.

— Предлог всегда можно найти. Например, это дело с принцем Леопольдом в Хохензоллерне. Французы не хотят, чтобы на троне Испании сидел немец. Конечно, все это не так важно, особенно для Франции, но Бисмарк может найти в этом повод к войне.

— Рауль говорит, что пруссаки никогда не посмеют бросить вызов Франции.

— Он не видел заводы Круппа, как и многое другое.

— Даже если бы он видел, Рауль убежден, что Франции нечего бояться Пруссии. И ты не должен забывать, что французская кавалерия…

— Что касается храбрости, я даже не сомневаюсь. Но храбрость не смогла спасти Конфедерацию. Мы живем в новое время, когда красивая форма и сверкающая сабля бесполезны перед противником, вооруженным тяжелой артиллерией.

Слова Дональда, его уверенность произвели сильное впечатление на Селену. Она знала, что он не стал бы говорить так без основательных причин.

В тот вечер, отвозя Селену домой, Дональд сказал:

— Поговори с Раулем, дорогая. Я хочу, чтобы ты и ребенок Брайна были в безопасности.

Селене не удалось поговорить с Раулем, пока они не собрались на скачки в Лонгшамп. Но и тогда он говорил только о гран-при.

— Я поставлю на Сорнетт, — сказал он. — Хотя многие собираются поставить на английскую лошадь, Пандору.

Они уже выходили, чтобы сесть в экипаж, когда Селена задержала Рауля, взяв его за руку. Она быстро рассказала ему о своем желании поехать на лето в Ливерпуль и взять с собой Кейта. Рауль покачал головой.

— Уверен, что Дейзи Родман сможет родить ребенка и без твоего присутствия, — сказал он.

Его темные глаза сузились.

— Это единственная причина, почему ты хочешь поехать в Ливерпуль? — спросил он.

Помня слова Дональда об угрозе войны и будучи уверенной, что Рауль даже не задумывался о возможности завоевания Франции Пруссией, Селена не решалась говорить прямо.

— Нет… Не совсем, — начала она.

— Я так и думал. Может быть, корабль Брайна Маккорда прибудет в Ливерпуль одновременно с тобой?

— Дональд ничего не говорил мне об этом, — сказала Селена, вспыхнув от гнева. — Неужели тебе кажется невероятным мое желание съездить к английским кузенам? И взять Кейта с собой?

— А, Кейт тоже входит в этот план.

— Нет никакого плана. Я не пленница, Рауль. Пожалуйста, позволь мне поехать и взять с собой сына.

— Нашего сына, Селена.

— Хорошо, нашего сына. Но позволь мне поехать. Дональд обещал послать за нами свою яхту.

— Но почему такая спешка? — спросил Рауль. — Посмотри на меня. Я хочу знать правду.

Вопреки своему решению, Селена рассказала Раулю о словах Дональда об угрозе войны, и реакция ее мужа была именно такой, какую она ожидала.

— Твой кузен имеет право на собственное мнение, но уверяю тебя, что нет ни малейшей опасности. Даже если Бисмарк окажется настолько глуп, чтобы спровоцировать войну с Францией, — что наименее вероятно, — мы сумеем отбросить прусские войска назад за несколько недель. Пусть Дональд Родман занимается своими двигателями и оставит военные дела тем, кто в них разбирается.

— Он воевал за Конфедерацию, — начала Селена.

— Как главный инженер на крейсере, — напомнил ей Рауль.

— Он хочет, чтобы я и Кейт были в безопасности.

— Ты думаешь, я не хочу этого? — впервые за многие месяцы исчезла стоявшая между ними стена вежливого безразличия. — Я люблю Кейта и делаю все возможное, чтобы быть ему хорошим отцом.

Выражение ее лица смягчилось, и она взяла его за руку.

— Я знаю это, — сказала она.

— Тебя я тоже люблю, никогда не переставал любить. Все те женщины ничего для меня не значили. Ты не отвечала на мою любовь, была холодна, и это заставляло меня смотреть на сторону. Но ты моя жена, и если бы я думал, что ты или ребенок в опасности, я ни на минуту не сомневался бы и отправил вас в Ливерпуль.

На мгновение ее тронула неподдельная искренность его голоса, нежность в глазах. Но прежде чем она заговорила, в гостиную вошла Бланш и сказала, что экипаж ждет их у дверей.

— Поехали, — сказал Рауль. — Мы не должны опаздывать, а то по бульварам скоро невозможно будет проехать — сегодня весь Париж едет на скачки.

В тот день на скачках в Лонгшамп действительно собрались толпы народа. Несколько часов спустя, сидя на трибуне, Селена говорила себе, что, в конце концов, опасения Дональда, вероятно, беспочвенны. В этот прекрасный день, двенадцатое июня 1870 года, Вторая империя переживала пик своего великолепия и веселья. Селена увидела княжну Меттерних, одетую в простое, но изысканное платье; красавицу маркизу де Галифе; обычную компанию великолепно одетых куртизанок, среди которых была Жизель Сервени. Члены Жокейского клуба и букмейкеры выбились из сил.

Казалось, война где-то далеко, и Селена говорила себе, что Дональд, несмотря на свою убежденность, вероятно, был не прав. Когда французская лошадь, Сорнетт, выиграла скачки, Селена с Раулем и его товарищами-офицерами и их женами распили бутылку холодного шампанского.

В конце июня Селена получила письмо, сообщающее, что Дейзи родила девочку и что они обе чувствуют себя хорошо. Дональд выражал свое сожаление, что Селена не могла быть вместе с ними, и надеялся, что все же в ближайшем будущем она сможет приехать. Но Рауль оставался непреклонен, и Селена поняла, что все дальнейшие попытки переубедить его только спровоцируют ссору, но не заставят Рауля передумать.

В июле принц Леопольд, по настоянию короля Пруссии, перестал претендовать на испанский престол. Все могло этим закончиться, если бы не гневные требования французов, ждущих от прусского короля определенного обещания, что имя Леопольда никогда больше не будет предлагаться на испанский престол.

Однако прусский король оказался очень самонадеян и наконец сообщил послу Франции, что не собирается обещать что-либо подобное.

Когда Бисмарк получил телеграмму, докладывающую об исходе встречи прусского монарха и французского посла, он просто не мог упустить долгожданную возможность развязать войну. Бисмарк переписал телеграмму, слегка изменив кое-что, но этого оказалось достаточно, чтобы нанести оскорбление Франции; затем он передал содержание телеграммы важной берлинской газете. Позднее Бисмарк говорил, что он помахал красным флагом перед французским быком.

Селена, вот уже несколько дней готовящаяся к отъезду в Сен-Клу, выглядывала из-за бархатной портьеры окна в своей спальне, со все возрастающим страхом смотря на толпу парижан, разъяренных оскорблением, нанесенным им прусским королем, и заполнивших бульвары. Она слышала их крики: «На Берлин! На Берлин!»

Через несколько дней, вместо того чтобы ехать в Сен-Клу, Селена провожала на вокзал Рауля, уезжающего на войну. Как и его друзья офицеры, он был в приподнятом настроении. С ним был его слуга, который должен был проследить, аккуратно ли уложены ящики с шампанским и корзины с деликатесами.

Рауль обнял ее, и Селена почувствовала, как исчезает холодность между ними, растворяясь в поцелуе.

— Я вернусь в сентябре, — тихо сказал он ей. — Мы поедем в Биарриц — ты, я и Кейт.