Эффект розовой таблетки выветрился быстро. К одиннадцати утра мой живот снова начал тревожно бурлить. Мне хотелось только одного — проглотить еще одну таблетку, а то и две, и забраться обратно в постель.

Проспать это все.

Но мы с сестрой договорились встретиться у банка и вместе поговорить с мисс Биллингтон. С утра у Сэди была встреча с дистрибьютором ее украшений в «Даллас Маркет Центр», и, по чудесному совпадению, в то же время на ранчо появились парни, которые должны были провести мне Интернет.

Я проверила парковку на наличие подозрительных черных машин, подвезла Мэдди в лагерь чирлидеров, где четыре раза в год собирались школьные команды Пондера. Логическая половина моего мозга уверяла меня, что Мэдди будет здесь в полной безопасности. Она обожала этот лагерь, что слегка тревожило нас с Сэди. В Техасе девочек с раннего детства учат, как нравиться парням. И меня пугал тот день, когда Мэдди отправится в среднюю школу с девчонками, которые носят крошечные сумочки от Гуччи стоимостью от двухсот долларов и считают жвачку и слабительное достаточной заменой ланчу.

Я напомнила себе, что я это пережила.

Сэди ждала меня перед банком, чирикая с бездомным, который сидел со своими скромными пожитками на брусчатке у кирпичной стены, неподалеку от строгой стеклянной двери с четкими золотыми буквами: «Банк Дикого Запада». Я тут же почувствовала себя виноватой за четырехдолларовый стаканчик кофе из «Старбакса». Бездомный смеялся над чем-то, что сказала ему Сэди, а она протянула ему немного денег. Он вежливо приподнял свою грязную бейсболку с логотипом «Ковбои Далласа».

— Привет, — сказала Сэди, заметив меня. — Давай покончим с этим.

Наши ноги едва успели коснуться мраморного пола, а мисс Биллингтон, в идентичном вчерашнему костюме от Джей Си Пенни, на этот раз коричневом, уже летела навстречу.

— Вы, наверное, сестра, — обратилась она к Сэди, подозрительно ее разглядывая. Мне не терпелось увидеть, кто из них победит. Я ставила на сестру.

— Какой чудесный жемчужный комплект! — воскликнула Сэди, протягивая ей руку.

— О, спасибо, — неохотно протянула мисс Биллингтон. И затем: — Это фамильная вещь, ей уже семьдесят пять лет.

Через десять минут мисс Биллингтон уже была просто «Сью», а Сэди была «племянницей», которую та хотела бы иметь вместо настоящей, из Нью-Джерси, которая никогда не звонит. Личная информация била из нее, как фонтан Лас-Вегаса: ее кот Шило страдал диабетом, ее розы «Принцесса Диана» в этом году покрылись черными точками, она почти накопила на круиз по Кабо для холостяков, которым за сорок…

Ну и кто здесь психолог, спросила я про себя.

Удобно придвинувшись к безупречному столу Сью, мы написали свои имена над пунктирными строчками, поставили инициалы в нужных местах и показали водительские права.

Моя рука немного дрожала, подпись вышла корявая, неровная. Я надеялась, что Сэди не заметила.

В качестве финальной демонстрации душевного родства со Сью Биллингтон Сэди вынула из кармана упаковку салфеток «Клинекс» и вытерла каплю жидкости, которая соскользнула с крышки моего старбаксовского стакана.

Сью просияла.

Сэди шепнула мне:

— А она не так уж плоха.

И я подумала: интересно, какой была бы жизнь, если бы я умела обращаться со взрослыми людьми так же просто, как с детьми и лошадьми?

Мы потопали за Сью послушной цепочкой, мимо окон с коваными решетками, мимо скульптуры Ремингтона в натуральную величину — ковбоя на вздыбившейся лошади. Наверняка копия. А ведь вчера я ничего этого не заметила.

Когда мы подошли к дальней стене, Сью быстро вытащила магнитную карту и провела ею по едва видимой щели в дубовой панели. Открылась маленькая дверь. Я начала думать, что мама отлично понимала, что делает, когда доверяла свои секреты «Банку Дикого Запада».

Дверь за нами закрылась, и мы очутились в комнате, обшитой деревянными панелями, достаточно большой, чтобы вместить десяток человек, если все они выдохнут. В комнате не было ничего, кроме камер на паучьих лапах кронштейнов по углам и плоского экрана, который светился синим на манер встроенного аквариума. Экран находился у стальной двери. Сью нажала шесть цифр на панели и прижала ладонь к экрану. Сканер за пару секунд считал все линии и завитки с ее руки. Технологии Джеймса Бонда всегда восхищали меня, хотя в наши дни даже на воротах Дисней Уорлда установлены сканеры отпечатков, чтобы посетители не делились пропусками и не лишали Микки Мауса девяноста долларов за дневное посещение.

Щелкнул замок на двери, Сью напряглась и открыла ее, и мы дружно шагнули прямо под дуло пистолета.

Я инстинктивно дернула Сэди за руку, толкая ее к себе за спину.

— Не хотел пугать, — охранник растягивал слова с техасским акцентом, одновременно пряча оружие в кобуру. — Стандартная процедура. Привет, Сью.

Бейдж, свисавший на шнурке с его шеи, гласил «Рекс Фриби, начальник охраны». Мы очутились в стеклянном террариуме, логове не в меру ретивого Рекса.

Сквозь стекло с трех сторон виднелись большие залы, от пола до потолка уставленные стеллажами с сотнями металлических ящиков, на каждом из которых виднелся большой номер и логотип банка, тот же, что и на объявлении в «Желтых страницах»: два дерринджера, скрещенные в букву «Х». Подвесные светильники под потолком заливали комнату уютным современным светом. Бо́льшую часть свободного пространства занимали сияющий мраморный стол для конференций и дюжина мягких кожаных стульев.

— Сколько стоит аренда вашего сейфа? — спросила я, думая о том, что комната выглядит как помещение из романа Джона Гришэма. Его персонажи обычно начинали в аду, но пробивали себе путь к солнечным пляжам, напомнила я себе.

Сью самодовольно улыбнулась.

— Крайне дорого. Но наши клиенты могут себе это позволить.

Рекс помахал своим значком перед сенсором. Стеклянная стена справа соскользнула в сторону, ровно настолько, чтобы мы могли пройти. Сью маршем прошлась до ячейки № 1082 и вставила свой ключ в скважину. Эту процедуру я знала по фильмам. Я вытащила свой брелок, вставила мамин ключ во вторую скважину… И мы услышали громкий щелчок. Сью с легкостью вытащила ящик из ячейки и уложила его на стол.

— Пока-пока, — пропела Сью, и они с Рексом вышли из комнаты. Мне вдруг представилось, что это просто шоу. Что они наверняка сейчас подтянут стулья к мониторам, на которых транслируется вид со всех возможных углов.

— Привет, я Пи-Ви Херман, — сказала Сэди, раскручиваясь на кресле.

— Помаши в камеру, — ответила я, пытаясь поддержать ее легкий тон, и потянула крышку на себя, открывая ящик.

А затем я застыла: страх снова захлестнул меня изнутри. Сэди прекратила играть с креслом. Ее затылок доставал едва ли до середины кожаной спинки цвета бургунди, а ноги болтались дюймах в шести над полом. В обычный день я бы рассмеялась.

— Может, тут держат свои вещи профессиональные баскетболисты? — пробормотала Сэди. — Или миллиардеры-гиганты. Это что, газетные вырезки?

Я неохотно повернулась к ящику. Не миллион долларов наличными. И не кузен алмаза Хоупа. Всего лишь странная коллекция потрепанных газетных вырезок, окрашенная временем в золотисто-коричневый цвет. Похоже, из разных газет и разных городов.

Они казались совершенно безвредными и именно поэтому пугали меня до одури.

Я быстро просмотрела пару заголовков: КЛУБ САДОВОДОВ ВСТРЕЧАЕТСЯ ПО ЧЕТВЕРГАМ; ДЖО ФРЕДРИКСОН СТАНОВИТСЯ ПРОКУРОРОМ ОКРУГА; В ЛИТТЛ-РИВЕР НАЙДЕНА МЕРТВАЯ ЖЕНЩИНА.

И ни намека на то, чем маму так заинтересовали именно эти статьи, что заставило ее их хранить. Я отложила остальные вырезки на потом и вытащила со дна ящика остаток его содержимого: белый деловой конверт, в котором было запечатано нечто объемное.

— Открывай, — сказала Сэди. — И давай уже выйдем отсюда.

Я вскрыла ногтем клапан и вытащила стопку чеков. Семь были выписаны на имя Ингрид Митчелл, остальные на имя Ингрид МакКлауд. У меня закружилась голова. Сколько же имен у моей матери? Чеки были выпущены фондом «Шора», чем бы он ни был. Пять лет, начиная с марта 1980 года, первого числа каждого месяца выписывалась одна и та же сумма: полторы тысячи долларов. Я быстро умножила — девяносто тысяч. Деньги за шантаж? Но мама их так и не обналичила. Она тридцать два года прятала эти чеки. Ровно столько, сколько лет я прожила на этой планете.

Сэди открыла большой пакет из оберточной бумаги, любезно предоставленный Сью Биллингтон, собрала в него все и уложила пакет в свой рюкзак.

А затем включила красный зуммер под центром стола, как нас с ней проинструктировали, чтобы Сью и Рекс могли освободить нас из этой тюрьмы для спящих секретов.

Кровь грохотала в моем мозгу, смывая все мысли, кроме одной.

Мама была лгуньей.

* * *

После быстрого ленча в новом суши-баре мы разошлись, чтобы Сэди могла забрать домой дочь. Ничто не сравнится с сомнительной сырой рыбой, которую в жаркий техасский день запивают баночкой «Доктора Пеппера».

Десять минут спустя я уже нервничала у стола дежурного в «Форт-Ворс Стар Телеграм», почтенного стошестилетнего заведения, ведущего смертный бой с айфонами и айпадами, как и прочие городские газеты Америки.

Одну ногу за другой, напоминала я себе. Не споткнись.

Нельзя сказать, что я полностью доверяю хоть одной газете, но человеку, работавшему на эту, я рискнула бы доверить собственную жизнь. Он вышел из лифта в ярко-оранжевой футболке с принтом «Университет Иллинойса», туго натянутой на пухлом животе и едва прикрывающей пояс докерсов, на которых виднелись остатки чего-то итальянского, что он ел на обед.

Лайл Матьясовски, выпускающий редактор отдела «Хер-НИТ» (при модернизации его должность зазвучала как «редактор отдела Новых Информационных Технологий», но Лайл добавил префикс, выражая свое отношение), был старомоден во всех смыслах этого слова. Я подозревала, что Лайл, получивший свою кличку от репортеров за пышную прическу в стиле Лайла Ловетта и привычку к поэтическим выражениям, покупал себе футболки на блошиных рынках Далласа.

Ему нравилось слушать, как техасские мясники треплют его имя, а затем объяснять, насколько они неправы. В его резюме значились должности в «Нью-Йорк Таймс» и «Нэшнл Энквайрер», где он зарабатывал немалые деньги за написание заголовков вроде «ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ ДОЧЬ ОБНАРУЖИЛА В ПОДВАЛЬНОМ ХОЛОДИЛЬНИКЕ ЗАМОРОЖЕННЫЙ ТРУП конфеты из материнского молока». Никто не знал, почему этот янки решил поселиться у нас. Это еще одна загадка Лайла.

Но главным было другое: он являлся одним из ДП. Друзей папы. Они годами оказывали друг другу разные услуги. Со времен моей учебы в старшей школе папа настаивал, чтобы я всегда носила в кошельке визитку Лайла, вместе с визитками В.А. и Виктора. Никто не знал, с чего начались отношения папы и Лайла, все знали только, что они друзья. Начало их дружбы было как искра, из которой зародилась вселенная.

— Если ты МакКлауд и ты в беде, тебе нужен друг в прессе, друг в суде и, конечно же, друг на лошади, — говорил папа.

Лайл, В.А., Вэйд.

Как только я увидела Лайла, мое лицо сморщилось. К счастью для меня, Лайл давно уже стал знатоком таких гримас, потому что шестьдесят процентов журналистов живут на коктейле из антидепрессантов.

Он проводил меня к лифту, мимо пытливых взглядов репортеров, шокированных и полных надежды на то, что газета снова набирает персонал (но уж наверняка не того, кто носит красные сапоги), затем в кабинет на третьем этаже — крошечную кабинку в уголке. Лайл никогда не любил роскоши.

Я встречалась с ним раз, наверное, пятнадцать. Но никогда раньше здесь не была. Металлический стол в стиле пятидесятых годов — судя по тем немногим его частям, которые виднелись из-под груды репортерских блокнотов, заметок, пресс-релизов, — выглядел так, словно каждую неделю на него выпускали кур. Флуоресцентные лампы были выключены, зато горела маленькая антикварная лампа с плафоном. Коричнево-зеленое кресло неведомого науке возраста ютилось в углу. Судя по виду, оно могло таить в себе заразу, способную выкосить всех сотрудников «Телеграм» задолго до торжества новейших технологий.

Стены были увешаны газетными передовицами в рамках — Лайл не стал выставлять напоказ свои награды и подчеркивать успехи, просто подобрал те заголовки, которые ему понравились.

ГОЛОВЕ ИРАКА НУЖНЫ РУКИ.

ТАЙФУН РАЗРУШАЕТ КЛАДБИЩЕ: НАЙДЕНЫ СОТНИ ТРУПОВ.

НАСЛЕДНИКИ ХРИСТА ВЫБИРАЮТ НОВОГО ЛИДЕРА.

СУЩЕСТВУЕТ ЛИ КОЛЬЦО МУСОРА ВОКРУГ УРАНА?

Я неконтролируемо рыдала в кресле имени биологической катастрофы, уставившись на юмористический заголовок: БРИТАНСКИЕ УЧЕНЫЕ ОБНАРУЖИЛИ ДРУГ ДРУГА.

Лайл закрыл дверь, дернул за шнурок, опуская древние пыльные жалюзи, выкатил из-за стола свой стул на колесиках и сел рядом. Мир, наверное, перевернулся: репутация Лайла не предполагала в нем сентиментальности и отзывчивости. Я надеялась, что он не станет гладить меня по голове, иначе успокоиться я не смогу. Объятие или любой другой физический контакт, означавший сочувствие, это худшее, что можно предложить южанке, если вы надеетесь остановить ее истерику.

Лайл выдержал дистанцию в полметра и подал мне со стола пыльную коробку с салфетками.

— Я сожалею о твоем отце. Не было шанса сказать тебе об этом на похоронах. Мне его не хватает. Он умел… обращаться со словом.

Лайл не смотрел мне в лицо, что было весьма вежливо с его стороны — соленые дорожки стекали по обе стороны моего носа и попадали в рот. Потекшая тушь жгла мне веки. Я выпалила:

— Я не поэтому тут.

Он бесстрастно наблюдал, как я вытаскиваю из сумочки свои вещи первой необходимости: не очень чистую бутылочку детского лосьона для защиты от солнца, недоеденный батончик «Херши», две бутылочки антибактериального геля для рук (одна пустая), конверт с просроченными купонами, две связки ключей, аптечную бутылочку «Ксанакса» (еще одно полезное ископаемое из папиной аптечки), новенький крючок для чистки лошадиных копыт, который я купила на распродаже за день до отлета из Вайоминга, и, наконец, у самого дна я откопала письмо от Розалины Марчетти.

В пухлых руках Лайла листок казался совсем хрупким.

Моя жизнь в его руках. Самое затасканное клише из всех возможных. Он быстро прочитал письмо, перечитал, а затем подтянул кресло обратно к компьютеру и несколько минут тарабанил по клавиатуре.

— Она жена Энтони Марчетти, — задумчиво произнес Лайл. Вместо «что за ерунда» или «не стоит беспокоиться».

Именно поэтому я пришла к нему. Папа говорил, что Лайл всегда называет вещи своими именами и способен отделить правду от наносной чепухи.

— Ты его знаешь? — Мой голос прозвучал слабо. — Марчетти.

— Я знаю его историю. Мафия Чикаго, аферы, хищения, убийство, досрочное освобождение. Я знаю, что он сейчас сидит неподалеку, в одной из камер местной тюрьмы. Часть новой программы по обмену заключенными с Иллинойсом и еще четырьмя штатами. Они собираются перевести его в Одессу. По крайней мере мой репортер накопал только это. Что заставляет меня задуматься. Насколько я понял, ты собираешься сама о нем узнавать?

Я кивнула, размышляя о том, что у Техаса мало причин отвечать Энтони Марчетти согласием. Заведение в Одессе было слишком приятным местом для такого жестокого правонарушителя, освобождение которого Техас вряд ли захотел бы поставить себе в заслугу.

Тюрьма, построенная всего два года назад, приобрела репутацию самой высокотехнологичной в мире и была рассчитана на пять тысяч заключенных мужского и женского пола. Финансирование ее постройки было сложным уравнением с учетом штатных и федеральных фондов, в итоге там собрался диковинный коктейль заключенных, а само учреждение стало политическим кошмаром, особенно в тех случаях, когда техасские губернаторы «забывали» расшаркиваться с Вашингтоном. То есть всегда. Один из губернаторов любил напоминать, что штат может в любое время выйти из состава США, поскольку в договоре 1845 года, когда Техас вошел в Соединенные Штаты, это оговорено, хоть оговорку и не считали правомочной. (Ага, тот самый губернатор с «жуткой» рифмой к фамилии, который решил выскочить на президентскую арену как чертик из табакерки.)

А еще была Труди Лавонн Картер, вдова миллиардера, нефтяного магната из Хьюстона, которая предложила пожертвовать шестьсот миллионов долларов и пятьдесят акров земли, на которой должен был разыгрываться техасский спектакль, таким образом добавив к общему клубку интересов новые нити.

Законодательный орган штата едва не отказался от ее финансового подарка «из моральных соображений». Юмор ситуации достиг истинно техасского размаха. Труди была убежденной противницей смертной казни в Техасе и нечеловеческих условий содержания заключенных. Она поставила в известность сенаторов штата: она подпишет чек только в том случае, если сама сможет выбирать архитектора и утверждать планы. Она настаивала на световых люках, кондиционировании воздуха, увеличении площади камер. Однажды ей пришлось навещать дальнего родственника в удушающей техасской тюрьме — без кондиционеров, в середине июля. Впечатлений ей хватило надолго.

Труди, к счастью или нет, выиграла.

— Парень по имени Джек Смит постоянно… натыкается на меня, — выдала я Лайлу. — Заявляет, что он репортер и работает над историей Энтони Марчетти для «Техас Мансли». Говорит, что Марчетти добился перевода при помощи взяток. — Я пока решила не сообщать о происшествии в гараже.

— Никогда о нем не слышал, — хрюкнул Лайл, прокрутив в памяти список всех техасских журналистов.

— Он утверждает, что моя мама как-то связана с этим. — Лицо Лайла было непроницаемым, как всегда. — И я получила анонимный имейл. Возможно, это просто чепуха. Но тема сообщения меня беспокоит. — Я вытащила телефон из внешнего кармана сумочки и коснулась экрана. — Третье письмо сверху.

Он прочитал сообщение от maddog12296 вслух:

— Защити от этого тех, кого ты любишь.

— Откройте приложение, — сказала я. — Там все размыто.

— Да, — согласился он. — Размыто.

Лайл потянулся через стол и положил телефон передо мной. Я порылась в рюкзаке, нашла конверт из банка и перебросила ему.

— А вот это было в депозитной ячейке мамы, причем она никогда нам о ней не говорила.

— Скажи, что это не для печати, — заявил Лайл.

— Зачем? Вы же не станете меня выдавать.

— Просто скажи.

— Это не для печати.

— Это как передача доллара адвокату. Маленькая защита для тебя и меня, чтобы я мог отвечать так всем вышестоящим. Есть Руперт Мердок, а есть мы, простые смертные, вынужденные придерживаться кодекса. — Он снова скользнул за компьютер. — Перешли тот имейл с приложением на llmat@fwstar.com.

Я повозилась с телефоном, и через пару секунд имейл выскочил у него на мониторе.

— У меня есть человек, который сможет это проверить. Посмотрим, можно ли отследить айпи-адрес и привести фотографию в порядок.

— То есть вы думаете, что это серьезно, — сказала я.

Лайл хрюкнул своим специфическим образом, что могло означать и «да», и «нет», и «может быть».

— Кто будет проверять? — настаивала я. — Один из ваших репортеров? Фотограф?

Он не ответил. От папы я знала, что Лайл поддерживает контакт с парой хакеров из «черной» фрилансерской базы журналистики.

Я снова нарушила тишину вопросом, на этот раз личным.

— Как вы думаете, что мне теперь делать? — Голос у меня немного дрожал.

— Я думаю, тебе стоит сидеть здесь и рассказывать мне все до последнего хрюка и пука, ничего не утаивая, даже цвета глаз этого чертового мистера Джека Смита. Я начну копать эту тему. Можешь сообщить об этом полиции, но я не уверен, что на данном этапе они смогут хоть чем-то помочь.

Он помолчал, оценивая мое несчастное состояние, красные глаза, краденую бутылочку «Ксанакса» и волосы, растрепанные, как у уставшей горничной. Я поняла, что он все еще размышляет над моим вопросом.

— Тебе стоит нанять телохранителей для семьи, Томми. А затем сесть на самолет и выполнить желание Розалины Марчетти.