— Извини, Бен. — Не желая, чтобы он снова утешал ее, Элли старалась говорить спокойно. — Я не хочу показаться негостеприимной, но у меня действительно масса работы…

— И ты хочешь, чтобы я ушел? — Его улыбка была явно формальной, она не коснулась задумчивых глаз. — Я как-то странно чувствую себя с момента нашей встречи в Сингапуре. Сам удивляюсь почему. Как правило, женщины не производят на меня такого воздействия.

Она в этом не сомневалась. Но что значат эти слова в его устах? У нее в сто раз больше причин…

— Извини, но как я уже сказала…

— Да, ты занята и не в настроении поддерживать со мной какие-либо отношения. Похоже все-таки, что тут замешан Дэвид. Но несомненно одно, — теперь Бен делал усилия, чтобы скрыть горечь, — я на его месте не стал бы благодарить за чудесный вечер… такими скупыми словами и не сбежал бы, увидев тебя в объятиях другого мужчины.

— Довольно, я не желаю тебя слушать. — Даже на ее собственный слух это заявление прозвучало высокопарно. — Дэвид Мерриман был очень добр ко мне. Не всякий мужчина готов… — Элли заколебалась, снова подумав, не звучит ли в ее словах прямое обвинение, — признать чужого ребенка.

— Н-е-ет. — Глаза его прищурились. Было ясно, что в голове Бена роится множество вопросов. — Далеко не каждый. — Снова пауза, еще более многозначительная. — Думаю, такое предложение даже больше зависит от ребенка, чем от его матери.

Элли в замешательстве пожала плечами. Она понимала, что вряд ли победила в этом бессмысленном споре.

— За комплимент Чарли благодарю. И спасибо за ланч, я действительно получила удовольствие.

— Мама…

Жалобный возглас заставил их поднять глаза. Они не сразу увидели Чарли. Она сидела на ступеньках лестницы, прижавшись лицом к деревянным столбикам балюстрады.

— Чарли! — Появление дочери оказалось весьма кстати. — И долго ты собираешься там сидеть? Спускайся и попрощайся с Беном. Он уже уходит.

— Ох, мама. — Через минуту Чарли уже слетела вниз. Ее руки обвились вокруг материнской талии, а в глазах светилась такая мольба… — Если я еще раз попрошу прощенья и пообещаю, что всю жизнь буду хорошей девочкой, ну прямо как ангел, то мы сможем поехать с Беном в Диснейленд? Ну, мамочка!

Элли стиснула зубы, зажала сердце в кулак, пытаясь скрыть раздражение тем, что ею так беззастенчиво манипулируют. Она припомнила рассказы подруг об эгоизме детей, которые к своей выгоде встают на сторону то одного, то другого родителя и вечно выставляют старших перед гостями в невыгодном свете. Элли старалась не раскричаться и, больше того, не заплакать от разочарования, потому что ей самой очень хотелось в Париж. Если говорить правду, хотелось больше всего на свете, но…

— Дорогая, я постараюсь отправить тебя в Диснейленд в другой раз. Может быть, с Венди и Линдой.

— Но с Беном было бы так весело.

— Я не уверена, что его приглашение еще в силе.

Элли впервые прямо посмотрела на Бена, безмолвно моля о помощи, но в его лице не было и намека на подобные намерения, поэтому Чарли, с легкостью раскусив положение дел, переключилась на Бена. Она схватила его за руку и принялась умолять его.

— Бен, — начала она с дрожью в голосе, которая убедила бы самого придирчивого театрального режиссера, — ты все еще хочешь, чтобы мы поехали с тобой в Париж?

С минуту он спокойно смотрел на нее, но потом все-таки не смог удержаться от смеха.

— Как бы я хотел, Чарли Осборн, чтобы все женщины были так покладисты, как ты. — Он приподнял бровь. — Но большинство из них несговорчивы и упрямы.

Элли была так измучена этой словесной баталией, что даже не удивилась, когда услышала собственный сдающийся голос. И только много позднее, лежа без сна в темной спальне, она ужаснулась той легкости, с которой уступила своему врагу.

К тому времени, когда они прибыли в Париж, она уже приняла решение. Она выбросит из головы все дурные предчувствия и будет наслаждаться неожиданно выпавшим праздником. А что еще остается делать? Постоянно терзать себя сомнениями — пустое занятие. Она станет вести себя так, словно выбралась на несколько дней отдохнуть с друзьями, с Дэвидом Мерриманом, например и с его сестрой Лиз. В этом случае она бы расслабилась, чувствовала себя непринужденно, не опасаясь ни Дэвида, ни своей реакции на него, тогда как сейчас… Просто невозможно сравнивать этих двух мужчин.

Во время поездки Бен Конгрив был неподражаем. Он производил впечатление человека, который продумал каждую мелочь, чтобы доставить удовольствие ее дочери. Элли не испытывала ни малейшего раздражения, хотя и не могла воспротивиться уколу тоски, наблюдая, как Бен и Чарли становятся все ближе друг другу. А что будет потом, когда Бен вернется в Штаты, поняв, что не получит того, чего добивается?

Отель, в котором они остановились, был одним из самых дорогих и престижных. Еще только войдя в холл, Элли была ошеломлена и даже несколько напугана столь пышным великолепием. Даже Чарли казалась немного подавленной, хотя всю дорогу не переставая болтала. Она вцепилась в руку матери и, не отпуская ее, юркнула в лифт, который быстро доставил их на нужный этаж.

Номер, который предназначался для Элли и Чарли, был невероятных размеров: гостиная с мягкими диванами и креслами, обитыми светлой кожей, спальня с широкими кроватями, большая ванная, шкафы, такие огромные, что их одежда в них просто затерялась.

— Я зайду за вами через… — Бен взглянул на часы. — Полчаса вам хватит? Мы перекусим где-нибудь и отправимся в Диснейленд. Или, если ты предпочитаешь, — с улыбкой взглянув на несколько напряженную Элли поверх головки Чарли, — мы можем поесть здесь, в отеле.

Девочка с тревогой всматривалась в лица взрослых.

— Лучше в отеле, правда, мама?

— Думаю, ты права. — Теперь улыбка Элли была искренней, она быстро нагнулась и обняла дочь, чтобы скрыть свое волнение. — Спасибо, Бен. Полчаса нам вполне достаточно.

— Хорошо. Если что, я в пятьсот втором номере, это этажом выше.

Даже когда Бен ушел, Элли не покидало ощущение его присутствия. Хотя он с самого начала изложил свою позицию, убеждая, что у нее не будет причин чувствовать себя скованно. Он даже не стал заказывать соседних номеров. Что ж, она больше не наивная девушка и никогда больше такой не будет.

По случайности — по счастливой случайности, как решила про себя с вновь обретенным оптимизмом Элли, — они встретились с Беном в лифте. Он окинул ее взглядом, от которого сердце забилось быстрее, и она обрадовалась, когда его внимание переключилось на Чарли.

— А я и не знал, что буду иметь удовольствие провести этот день с близнецами.

— Ну уж нет. — Маленькая кокетка захлопала ресницами, а потом опустила глаза на свою малахитово-зеленую блузку, точно такую, как у матери. — Никакие мы не близнецы, Бен. А тебе не кажется, что маме очень идет этот цвет?

— Вряд ли я мог бы выразить это точнее. — На этот раз его оценка была довольно скупой, не больше чем обычная дань вежливости. — Этот цвет отлично подчеркивает оттенок ее волос. Правда, — теперь выражение его лица стало озорным, — мне кажется, что она всегда прекрасно выглядит, что бы ни надела. — Бен наклонился к девочке и заговорщицки прошептал: — Но она не любит, когда так говорят.

К счастью лифт достиг холла, дверь отворилась, и беседа, которая явно смущала Элли, прервалась. Хотя глядя на свое отражение в многочисленных зеркалах, ей трудно было не согласиться с мнением Бена. Переливчатый темно-зеленый шелк действительно очень шел к ее волосам, которые она, как и Чарли, завязала широкой черной лентой. Ее макияж сегодня был чуть ярче обычного — в конце концов, Париж это Париж. Тонкая линия подчеркивала разрез глаз, тушь оттенила пушистые ресницы, пухлые губы тронуты помадой более интенсивного, чем обычно, тона. Элли сознавала, что Бен все это заметил и оценил.

Еще раз взглянув на свое отражение, Элли улыбнулась, она была в прекрасном настроении. А потом увидела рядом с собой отражения мужчины и девочки. Все трое выглядели великолепно: она сама, прелестная маленькая девочка, точная копия своей матери, высокий, широкоплечий мужчина, сильный и уверенный. Тип мужчины, который во всем привык поступать по-своему, готовый к любому, самому потаенному и хитроумному сопротивлению. Она должна помнить это и быть начеку.

Но ей вовсе нет нужды осторожничать во всем прочем, что может доставить удовольствие. Они за этим сюда и приехали. Взрослых всегда радуют широко распахнутые, восхищенные глаза ребенка, поэтому при взгляде на Чарли, предосторожность совсем оставила Элли. Они с Беном даже заговорщицки перемигнулись, не сознавая, что ведут себя как родительская пара.

Все трое с удовольствием поглощали хот-доги, хрустели чипсами, пили кока-колу и пронзительно вскрикивали в унисон, катаясь на русских горках, пожимали руки многочисленным персонажам фильмов Уолта Диснея и возвратились в город, строя планы, вернуться в Диснейленд назавтра, как только Бен закончит дела.

— Ты, должно быть, устала, Чарли.

Бен подхватил девочку на руки и посадил себе на плечо, против чего та не возражала. Но от спора с ним не отказалась.

— Нет, Бен, вовсе нет, правда.

— Тогда ты единственная, кто не устал. — Он бросил полный сожаления взгляд на Элли, которая сочувственно пожала плечами. — Я едва на ногах стою, как и твоя мама.

— А я ни капельки не устала, — заявила Чарли, громко зевнула и сама рассмеялась.

Когда они наконец добрались до номера, Элли вздохнула с облегчением.

— Чего бы я не отдала за чашку чая! Мне кажется, все эти кока-колы созданы специально, чтобы вызывать жажду.

— В том-то и суть дела, — заметил Бен.

Он уже поднял трубку и разговаривал с администратором. Элли слышала, как он заказывает чай, молоко и бисквиты, и подумала: какое удовольствие — ни о чем не заботиться!

— Просто блаженство вот так сидеть и отдыхать. — Опустившись в глубокое кресло, она улыбнулась и зевнула. — Это был чудесный день, Бен. Спасибо, что так замечательно все организовал. — Быстро взглянув на дочь, которая в этот момент чем-то отвлеклась, Элли вполголоса добавила: — Уверена, что в ее жизни еще не было такого прекрасного дня.

Он сел в кресло напротив, закинул руки за голову и скрестил вытянутые ноги.

— Про себя могу сказать то же самое, за исключением…

За исключением чего? Вопрос вертелся в голове у Элли, но тут принесли поднос с чаем, и она отвлеклась от своих мыслей.

Обед в роскошном ресторане отеля превзошел все ожидания, поразив превосходной едой и изысканными винами. Потом они гуляли по Елисейским Полям, пока не стало очевидно, что Чарли просто засыпает на ходу, и такси доставило их в отель.

Бен, который ждал в гостиной, пока Элли уложит дочь, встал, когда она вошла.

— Надеюсь, ты не откажешься спуститься в бар…

— Нет-нет. — Ее отказ был машинальным и нервным. Даже когда они прогуливались по бульварам в присутствии Чарли, ее обуревали чувства, которые следовало держать под контролем, а теперь, когда они остались одни, ситуация стала еще более опасной. — Я не могу оставить Чарли одну в незнакомом месте.

Бен сел напротив нее, его темные глаза соблазнительно вспыхивали, отражая свет разбросанных по комнате светильников.

— Я договорюсь с администрацией, за ней присмотрят.

— Нет, не надо, я…

— Мы ненадолго.

— Я хочу сказать, — Элли попыталась улыбнуться, а это было очень нелегко, поскольку каждый нерв, каждая клеточка ее тела дрожала от напряжения, — что устала не меньше Чарли.

— Ты права. — Бен натянуто улыбнулся.

Он уже собрался уходить, когда Элли задержала его. В конце концов, сегодня был замечательный день. Совершенно очевидно, что Бену очень нравится Чарли, а та его просто обожает, и это предвещает немало проблем в ближайшем будущем, но…

— Я хотела сказать… — Едва заговорив, Элли поняла, что совершила ошибку, но отступать было поздно. — Если ты хочешь выпить, почему бы не взять что-нибудь из холодильника? Он просто ломится от бутылок.

— Что ж, — он поднялся и минуту задумчиво смотрел на нее, — если ты выпьешь вместе со мной…

— Я бы предпочла что-нибудь холодное, шипучее и утоляющее жажду.

— Хорошо.

Элли ощутила прилив блаженства от того, что можно вот так откинуться на софе среди груды мягких подушек. Ее короткая прямая юбка открывала длинные ноги, сквозь тонкую, как паутинка, белую блузку просвечивала нежная кожа, двойная нитка жемчуга притягивала взгляд к стройной шее. Поддавшись невольному порыву, она сбросила изящные черные лодочки и вытянулась на софе, приняв позу искусительницы из старого, еще немого кино, сама не слишком понимая, насколько соблазнительна.

Бен вышел в холл ее апартаментов, где стоял холодильник. Когда он вернулся, она увидела в его руках поднос, на котором стояли два бокала и бутылка с обернутым золотистой фольгой горлышком.

— Нет, Бен! — Элли резко выпрямилась, нащупывая ногой туфли. — Я не имела в виду шампанское. Мы же не выпьем всю бутылку.

— Я этого и не предлагаю. — Он наполнил бокал и протянул Элли, той ничего не оставалось, как взять его. — Думаю, сегодня подходящая ситуация для шампанского. Не так ли? — Не в силах ничего сказать, она лишь пожала плечами. — За тебя, Элли. — В глазах его появилось странное выражение, которое Элли предпочла бы не заметить. — И за один из лучших дней в моей жизни.

— Еще раз спасибо за то, что ты все это устроил. Чарли в восторге!

— И за все твои тайны, Элли. — В глазах Бена загорелись лукавые огоньки. — Надеюсь, я все же сумею их раскрыть…

— Какими же скучными они тебе покажутся!

Элли отпила глоток. Ее огромные глаза следили за ним сквозь тонкое стекло бокала. В эту игру она хорошо умела играть.

Бен сел напротив. У нее сложилось впечатление, что он так старательно соблюдает дистанцию между ними, чтобы не раздражать ее. Очень мило с его стороны. С величайшей осторожностью Элли поставила свой бокал на стеклянный столик. Очень мило, и все-таки немного… огорчительно. Ей хотелось продолжать эту игру чуть дольше, напомнить ему, что перевес на ее стороне.

— А для тебя, Элли?

Его слова прервали ее размышления.

— Что? — Глаза ее расширились, она отчаянно пыталась сосредоточиться на вопросе, который пропустила мимо ушей. — Извини…

— Нет, это ты извини, — усмехнулся Бен. — Я пытался заставить тебя признаться, что и для тебя это был один из лучших дней. Но я не настаиваю. Достаточно…

Бен умолк, настроение его изменилось, он долго и пристально разглядывал свой бокал прежде чем осушить его.

— Что достаточно? — напомнила ему Элли.

— Достаточно увидеть твою улыбку, чтобы понять, что у тебя прекрасное настроение.

— Разумеется. — Элли коротко рассмеялась, скрывая свое раздражение. — Хотя ты и вбил себе в голову ошибочную идею, что мне это несвойственно, я тоже умею радоваться жизни.

— Знаю, что умеешь. Если у меня и были сомнения, сегодняшний день развеял их. — Он поднялся, взял бутылку, и через мгновенье бокалы снова были наполнены. — Я рад, — просто сказал он и снова сел. — Скажи мне, Элли, как давно вы с Чарли остались одни?

— Мой муж… — Ее глаза застыли, она глубоко задумалась. Все это было так давно, что казалось совершенно нереальным. — Мой муж Грег умер вскоре после того, как родилась Чарли.

Лучше как можно меньше удаляться от правды, это снизит шанс ошибки.

— Должно быть, для тебя это был настоящий удар.

Еще бы… Каково ей было остаться без поддержки Грега!

— Да, было тяжело. — Элли наконец вспомнила, что Бен ждет ответа. — Но если бы Грег остался жив, то был бы инвалидом. Вряд ли это было бы приемлемо для него. — Глаза ее затуманились.

— А Чарли? Она никогда не тосковала от того, что у нее нет отца?

— Мы разговариваем с ней о нем. Но поскольку она не успела узнать, что значит иметь отца, то, и скучает по нему не так сильно. Но я… — Это был крик души, который она была не в силах сдержать. — Как мне горько, что у нее нет отца!

— Должно быть, ты очень скучаешь по Грегу. — Поскольку ответа не последовало, Бен, поколебавшись, продолжил: — А ты никогда не хотела снова выйти замуж, Элли? Я думал, одно счастливое замужество может поощрить новую попытку.

Как он смеет делать такие предположения? Какое он имеет право?

— Уж не хочешь ли сказать, что, поскольку твой брак был менее удачен, ты никогда не рискнешь снова жениться?

От прямоты вопроса его лицо стало непроницаемым, но, когда он заговорил, голос звучал по-прежнему ровно, даже бесстрастно.

— Ответ на твой вопрос будет отрицательным. Во всяком случае, я на это надеюсь. Знаешь, как говорят о втором браке? Это триумф надежды над опытом. — Бен улыбнулся, лицо его просветлело.

Его замечание явно позабавило ее. Опустив ресницы, она поднесла бокал к губам и, сделав глоток, неожиданно улыбнулась ему.

— А Дэвид Мерриман никогда не предлагал тебе…

Дэвид! Упоминание о нем мгновенно стерло с ее губ улыбку, бокал с легким стуком опустился на столик. Черт! Зачем он напоминает ей это имя, вспылила про себя Элли. Она и так чувствует себя виноватой, что проводит время здесь с ним, пренебрегая работой и доставляя неприятности друзьям.

Когда она позвонила Дэвиду, чтобы сказать о предполагаемой поездке в Париж, тот был совсем не в восторге.

— Никогда бы не подумал, что Диснейленд в твоем вкусе, Элли. Если бы я знал, то был бы счастлив пригласить тебя.

Таковы или приблизительно таковы были его слова, сказанные довольно жестким тоном.

Элли повернулась к Бену.

— Дэвид и Лиз стали моими друзьями с тех пор, как поселились в наших краях около трех лет тому назад. Понятия не имею, есть ли у него желание снова заключить брак. Со слов его сестры знаю только, что он был счастливо женат и совершенно безутешен, когда его жена скончалась пять лет тому назад. Так что, вероятно, он не склонен еще раз жениться. Масса людей, Бен, может прекрасно прожить без секса.

— А ты, Элли? — Бен вглядывался в свой бокал, словно зачарованный его содержимым, потом поставил его на столик и взглянул ей прямо в глаза. — Ты считаешь, что легко прожить без секса?

С того мгновения, как неосторожное замечание сорвалось с ее языка, сердце ее трепетало в ожидании, что Бен вернется к этой теме, и теперь румянец залил ее щеки. Глаза ее вспыхнули, когда она сообразила, что ей придется ответить. Ответить человеку, который имел наглость задать подобный вопрос. Ведь не только Чарли была лишена отца, но и она сама лишилась любви, о которой так тоскует. И никогда не переставала тосковать. А Бен Конгрив еще задает такие вопросы. Да как он смеет?!

Элли пожала плечами, ее губы тронула саркастическая улыбка.

— А какое, собственно, тебе до этого дело?

В тревоге Элли подняла глаза, почувствовав, что Бен опустился на софу рядом с ней.

— Ты совершенно права.

Хотя он и не коснулся ее, Элли насторожилась, когда он положил руку на спинку софы. И если она откинется назад… чего, разумеется, она не собирается делать…

— С моей стороны это было самонадеянно и дерзко, но я спросил только потому, что мне это интересно… Но, если не хочешь, можешь не отвечать…

Он откинулся на спинку софы, его рука нечаянно коснулась ее плеча. Дыхание Элли прервалось — от его близости, а вовсе не от его слов. Если бы он только знал!..

— В тебе столько всего раздражающе неуловимого, — продолжал он, — и, вместе с тем, странно знакомого. Почему так, Элли? Я хочу узнать о тебе все, подобрать ключик к нашим отношениям, поскольку я совершенно уверен…

У нее недостало сил ни отвести глаза, ни отодвинуться, когда его рука отбросила с ее лба непослушную прядь. В какую-то минуту ей показалось, что еще мгновение, и сердце ее не выдержит, разорвется от волнения. И от… наслаждения. Да, к чему обманывать себя? К чему отрицать силу того удовольствия, которое она испытывала от его прикосновений, от его низкого голоса…

— Я совершенно уверен, что ты чувствуешь тоже самое, что и я. Попробуй сказать, что это не так.

Она должна что-то сделать. Немедленно. Она должна сделать это ради себя, ради Чарли… Если так будет продолжаться…

— Думаю, в тебе говорит писатель. — Элли улыбнулась с легким налетом снисходительности. — Ты рассматриваешь жизнь, как сюжет своего будущего романа. Но жизнь, Бен, совсем другая.

— Это, — его пальцы пробежали по ее руке, палящей лаской обжигая кожу сквозь тончайшую ткань, — не имеет ничего общего с литературой. И с моим творчеством… Но вот чего я не могу понять, Элли: почему, несмотря на все твои враждебные чувства, ты все-таки здесь?

Она не могла отрицать справедливость его вопроса, который отрезвил ее. Прочь от этих дразнящих, мучительных прикосновений, или она окончательно попадет под его гипнотическую власть и никогда не сможет противостоять ему.

— Почему я здесь? — Элли отодвинулась. Даже ей самой показалось, что голос прозвучал чересчур резко. Она выждала секунду, чтобы собраться с духом, и потом заговорила со сдержанной решимостью: — Я здесь, потому что ты соблазнил на эту поездку мою дочь. Только поэтому, и ни по какой иной причине.

Ее возмущенный взгляд не сбил Бена с толку, он спокойно возразил на ее обвинения.

— Это не ответ, Элли. — Ее шумный вдох вызвал у него улыбку. — Так просто ты не отвертишься. Во-первых, то, что Чарли услышала наш разговор, было чистой случайностью. Согласен, мне повезло, но ты отлично знаешь, что я этого не планировал. И потом, если ты действительно не хотела ехать и оказаться в моем обществе, то почему все-таки согласилась?

— Потому что, — поспешно начала она, негодуя, что ей не удается переломить ситуацию, — потому что я не могла разочаровать Чарли. Это было бы нечестно.

— Но ты легко могла бы сама поехать с ней, и кто-нибудь из твоих друзей с удовольствием составил бы тебе компанию.

— Если ты имеешь в виду Дэвида, то почему бы так прямо и не сказать?

Она злилась, потому что никак не могла понять, иронизирует он или говорит серьезно.

— Думаю, это имя навеки застряло у меня в голове. Похоже, я безумно ревнив.

— Что-о-о?! Что ты сказал? — Уж не ослышалась ли она?

— То, что слышала, — резко ответил Бен. — Я никогда прежде не испытывал этого чувства, а оказалось, оно действительно существует. Но я жду правдивых объяснений. Почему ты здесь со мной?

Невозможно дать ответ на этот вопрос, поскольку ответа нет. Если она скажет правду, то унизит себя, а если солжет… Поэтому лучше пожать плечами и принять смущенный вид.

— Разве это не странно? — Бен говорил так, словно ситуация действительно его страшно заинтриговала. — Ты не знаешь, почему ты здесь, тогда как мне совершенно ясны мои поступки. Я здесь, Элли, потому, что хочу тебя.

Бен потянулся к ней, и она откинулась на подушки, словно ждала его. Болезненная истома бушевала в ней, когда его губы снова и снова касались ее, возвращая к тем дням и ночам на Карибах. Элли притянула его к себе, упиваясь своей властью над ним, еще более сильной, чем его — над ней. Глаза ее закрылись, пальцы скользнули в густые темные волосы…

Это продолжалось недолго. Что ж, все скоротечно… Она безучастно отметила, что Бен оторвался от нее и теперь с усмешкой смотрит сверху вниз. Насмехался он над ней или над собой, трудно сказать. Но при этом он явно прилагал усилия, чтобы взять себя в руки. Наконец он заговорил:

— Теперь, Элли, не рассказывай мне, что ты не хотела ехать со мной в Париж. Этот поцелуй все ставит на свои места. Ты хотела быть со мной по той же причине, что и я — быть с тобой. И желание твоей дочери — неубедительное объяснение. Так что отложим этот разговор. Но обещаю тебе, я найду ответы на свои вопросы, и надеюсь, ждать долго не придется.

Прежде чем она успела что-либо сообразить, Бен вышел, и дверь тихо закрылась за ним. Она осталась наедине со своим потрясением, сердце неистово билось в груди. Он хочет ее! Он сказал это. Он хотел ее, так почему… почему он не взял ее сейчас, когда она так ясно дала понять, что согласна?

Наконец она, презирая себя, призналась, что ее чувство никуда не исчезло, что она до сих пор любит Бена Конгрива.