Море казалось нарезанным на куски, шквальный ветер налетал на берег с северо-запада, и баркас принайтованный к пирсу, грохался о края, удерживаемый толстой якорной цепью. Это могло испугать не только салагу, но и бывалого моряка.

Мы спустились по железной лесенке на нижний причал, где каждый звук казался пропущенным через мощные усилители: волны бухали о проржавевшее железо поддона и с чмокающими завываниями откатывали обратно в море. Неохотно, зло...

Пэндлбери свалился с лестницы, не удержавшие! за низенькие перильца, и приземлился на кучу старых прогнивших сетей. Пошатываясь, он поднялся на ноги и с ужасом уставился на волнующуюся стихию: из тумана и бури катили одна за другой волны с белыми барашками на макушках.

— Что, не нравится? — хрипло рассмеялся Да во. — Придется потерпеть. Сначала будет очень скверно, зато потом — красота.

Перепрыгнув за ним на баркас, я подтолкнул его к рулевой рубке:

— Давай заводи свой драндулет. Только выкинь что-нибудь — сразу получишь пулю в коленную чашечку. Для начала... А там...

Не было никакого смысла просить Пэндлбери помочь, ибо он выглядел как покойник и, скорчившись присел возле заднего борта. Я скинул вервие с палубы потому что внезапно понял, что баркас больше ни к чему привязывать не придется.

Закашлявшись, двигатели начали работать, и в тот самый момент, когда мы вышли из-под прикрытия пирса, волны с такой силой врезались в корпус под днище, что я почувствовал под ногами мелкую вибрацию, словно корабль вот-вот должен развалиться.

Нас отбросило назад, когда Даво увеличил скорость и врезался в белое поле с барашками, пробиваясь к выходу в открытое море. Только когда мы очутились в открытых водах, стало понятно, что такое настоящий шквал — валы поднимались как огромные дома. Баркас застывал в мертвой точке наверху, мотор практически переставал работать, так сильно было сопротивление движущейся воды, а когда Даво наддавал газу, ухал вниз, набирая скорость.

Мы пробивались сквозь бесконечные буруны, и волны заливали палубу. Сзади рубка была полностью открыта, и я стоял справа, вцепившись в поручни, с «люгером» наготове, наблюдая за Даво, чтобы тот не выкинул каких-нибудь пакостных штучек.

Пэндлбери несколько раз стошнило в море, и наконец он, шатаясь, приблизился ко мне:

— Наверное, мне лучше отправиться вниз.

— Ни хрена подобного. — Я тычком отправил его обратно на кучу сгнивших сетей. — Останешься здесь, чтобы я мог за тобой присматривать.

Надо честно признаться, что Даво очень прилично справлялся с баркасом. Он постоянно менял скорость, приспосабливаясь к ежесекундно меняющимся обстоятельствам, что показывало отменное знание им дела.

Лишь пройдя три мили, мы увидели Скерри: остров словно на крыльях выплывал из дождя. Шквальные волны одна за другой накидывались на него, и казалось, он летит. Но по мере приближения это чувство пропадало и очертания становились все четче. Черные скалы были сплошь покрыты птичьим дерьмом, а у их подножия бушевали пенистые валы.

Даво изменил курс, и остров повернулся к нам другим боком. Мы увидели огромное поместье, притаившееся посреди деревьев у подножия холма, — готический монстр с ложными башенками и столькими каминными трубами, что сосчитать их я был просто не в состоянии. Построен он был на расцвете викторианского благополучия, и тогда же были сделаны посадки деревьев: сосны поднимались изо всех ложбин и ущелий.

Баркас сильно крутило в водоворотах. Даво, вцепившись в рулевое колесо, ловил мельчайшие изменения потока, но Пэндлбери пребывал в кошмаре: раскинулся на сетях, цепляясь за свою драгоценную жизнь.

Мимо пронеслось небольшое цунами, но, как только мы свернули в бухту, находящуюся внизу, возле поместья, волны тут же утихомирились.

Даво снова переложил руль, поменяв курс.

— И что будет, когда мы туда доберемся?

Я достаточно знал о хождении под парусами, чтобы не ударить лицом в грязь, и сказал:

— Подведем баркас к проходу. Как только встанем поперек, ты вырубишь двигатель, а я опущу якорь. После этого откроем кингстоны.

— Ничего не выйдет, — покачал головой венгр. Слишком сильное волнение, качка.

— Постарайся, — сказал я жестко, — Если баркас войдет в залив, у руля будет стоять мертвец.

Он стрельнул косым глазом в сторону и по моему лицу понял, что я не шучу.

— Что станет с нами?

— Поплывем.

Даво покачал головой:

— Не доплывем без спасательных жилетов.

Что же, вполне разумно.

— Ну и где же они?

— В шкафчике, за твоей спиной.

Я открыл шкаф, не спуская с рулевого глаз, вытащил штуки три-четыре и накинул один на голову и на одну руку. Когда за вторым потянулся Пэндлбери, я наступил ему на руку.

— Не торопись. Вы оба наденете свои только в самый последний момент, да и то если будете себя хорошо вести.

Даво выпятил вперед челюсть, а Пэндлбери отреагировал более решительно:

— Слушай, Джексон, я не умею плавать.

Его слова унес налетевший шквал; по палубе, словно пули, застучали капли дождя. Баркас нырнул носом вниз, едва не перевернувшись. Затем волна пошла вбок, и Даво изо всех сил стиснул руль, когда пас накрыла стена зеленой воды, откатившая Пэндлбери к заднему борту.

Мы почти добрались до цели: черные скалы возвышались над нами, огромными тучами вились птицы — чайки, альбатросы, бакланы, — над рулевой рубкой пронесся порыв ветра, обдав нас ледяным душем.

Море устремлялось в бухту, как река по руслу, постоянно завихряясь, крутясь водоворотами, омывая черно-зеленые скалы, и теперь я видел, что подразумевал Даво, говоря о проходе. Над рифом с каждой стороны высилась прочная, выложенная каменными блоками кладка. Гигантскими блоками... Проем между ними был так узок, что дыхание захватывало.

Но времени для посыпания головы пеплом не осталось — надо было действовать. Даво скинул скорость почти до нуля, и море тут же цепко схватило баркас в свои объятия.

Стараясь перекрыть рев падающей воды, венгр заорал:

— Не выходит! Нужна скорость, чтобы справиться с течением!

Я покрепче уцепился за поручни левой рукой, а правой навел на него «люгер».

— Я ведь действительно не шутил. Делай что приказано, не то останешься без башки.

— Тогда нам всем крышка! — завопил Пэндлбери, а когда баркас понесло в проход и он закачался, старик прыгнул на меня.

Он вцепился в мою левую руку, но я моментально отшвырнул его в сторону. Тут Даво сделал ход, стараясь отнять у меня «люгер». Я дважды выстрелил в него в упор, и венгра отбросило в стекло рубки.

Колесо словно бешеное крутанулось вбок, волна ударила в левый борт, и, едва не перевернувшись, мы почувствовали, что море сжало нас смертной хваткой и понесло в игольное ушко прохода. Я изо всех сил схватился за ближайшие поручни обеими руками — «люгер» моментально смыло водой, — и через секунду баркас изо всей силы швырнуло о каменный пирс.

Корпус треснул, как спичка, море откатило баркас назад, а затем с омерзительным чавкающим звуком — вперед, лодка встала вертикально, и я по круто накренившейся палубе соскользнул через борт в воду.

Меня выручил спасательный жилет. Я вынырнул как раз вовремя, чтобы увидеть, как баркас снова относит назад, поднимает на волну, которая с бешеной силой вонзает его в скалы, как лодка переворачивается и становится поперек прохода в бухту.

Конечно, все оказалось совсем не так, как я планировал, зато эффект получился надлежащий. По волнорезу к морю бежали люди, и на сером фоне утра отчетливо выделялись их шафрановые рясы. Конечно, им не понравится ожидающее их зрелище, но это меня не заботило. У меня было о чем подумать.

Я попал в сильный поток, отбросивший меня по огромной дуге прочь от бухты. Так меня вполне могло вынести в открытый океан, и следующей остановкой была бы Америка, но тут небеса почему-то сжалились над моим полным неприятием тамошнего климата — и течение внезапно изменило курс, швырнув меня в широкий залив, у самого подножия скал.

Я не хочу сказать, что причалил со всем комфортом. Стена зеленой, как бутылочное стекло, воды, рухнула мне на голову, погрузив в глубину. Я опускался и опускался, стараясь схватиться за соломинку, выцарапывая жизнь, как рыба, попавшаяся на крючок.

Я вынырнул в белых от пены водах, но тут другая волна погребла меня под собой. Ногой я коснулся песка или ила — по крайней мере, чего-то твердого, — и тут же стихия распластала меня по огромному валуну, обдав напоследок плавником и водорослями.

Следующая волна наподдала мне под задницу, но я схватился за неровный край валуна и сжал его как можно крепче. Когда море в очередной раз отступило, я прыгнул вперед и побежал, оступаясь, как пьяный. Добравшись до чистейшего, пуховейшего, белейшего в мире песка, я рухнул в него лицом.

* * *

Море все еще ревело в голове, когда я поднялся на ноги, а земля все так же колыхалась. И неудивительно. Я снял спасательный жилет, сунул его между камней и принялся изучать скалы.

Они больше не казались перпендикулярными, как с моря. Скалы устремлялись вверх слегка под углом и были испещрены огромными провалами и балками. Подниматься под ним было сплошным удовольствием, и минут через шесть-семь я вынырнул на поверхности скалы сотней футов выше. Оттуда — по вертикали, цепляясь за траву и черные, выступающие камни, и через десять минут после начала восхождения я осторожно выглянул за край плато.

До сосновой рощи от меня — футов двадцать-тридцать. В поле зрения, похоже, никого не было, поэтому я пригнулся пониже и ринулся под сень деревьев.

Со своего пункта по мокрой траве (я и так промок до нитки, поэтому не обратил на это внимания) мне пришлось ползти до самого края ущелья.

С высоты открывался отменный вид на бухту. Вид более чем интересный. Яхта стояла крепко принайтованной к волнолому, там, где ее не доставали основные валы. Наш баркас перегораживал бухту, прочно усевшись на скалы возле каменных пирсов. Корма была погружена вниз. Пройти мимо было просто невозможно. «Леопард» казался по сравнению с потерпевшим крушение кораблем январской песенкой замерзшей ласточки. Видно было, что, коли понадобится, он запросто сможет пересечь Атлантический океан.

Монахи в шафрановых рясах суетились внизу. Они приволокли веревку и зацепили ею баркас у носа, который с моего места совершенно не просматривался.

Затем исчезло несколько монахов. Последовала небольшая пауза, после которой монахи принялись тянуть веревку. И через некоторое время я увидел Пэндлбери.

Его положили на спину, и, видимо, какое-то время выкачивали из легких воду, А затем произошло нечто удивительное. Раздался стук копыт, и, подняв голову, я увидел четырех монахов, едущих от поместья на коренастых уэльских лошадках. Самым интересным было то, что во главе отряда скакал Чен-Куен.

Группа монахов разбилась и пропустила всадников, Чен-Куен, спешившись, нагнулся над Пэндлбери.

Пора двигать, подумал я, но куда? Через несколько минут остров начнут тщательно прочесывать, особенно этот клиф. Тогда я решил, что самым безопасным местом будет само поместье, до которого не доберутся еще пару часов.

Следовательно, пока большая часть монахов все еще находится у волнолома, надо было добраться до дома. Я рванулся под деревья, прокладывая путь сквозь тугосплетение ветвей, добежал до лужайки, которая выходила на уровень с поместьем, и шлепнулся в траву.

И тут я услышал конское ржание, топот копыт и затаился. Это был целый табун горских лошадок, мчащийся в моем направлении. Как только я приподнял голову и высунулся среди ветвей, две или три лошади, что мчались впереди, затормозили, и за ними остановился весь табун. Лошади нервно переминались с ноги на ногу, но с места не двигались.

Я побежал по краешку перелеска, но тут же услышал позади топот копыт.

Черт его знает, где он прятался, но пастух — по крайней мере, так я решил про себя — вылетел вперед на лихом скакуне, подпоясанный ремнем, в шубе — так обычно одеваются тибетские монахи, пасущие лошадей. На голове торчала коническая шапка с развевающимися ушами.

Напрягаясь из последних сил, я прыгнул в спасительную чащобу. Он почти настиг меня, но табун явился непредвиденным препятствием. Странно, что пастух не был вооружен пистолетом или винтовкой. Только меч, с рукояткой из слоновой кости, свисал под левой рукой, подвешенный на обкрученном вокруг шеи ремне.

Пастух внезапно выхватил клинок и погнал пони следом за мной в чащу, обрубая мешающие на пути ветки.

Он был уже в трех-четырех ярдах за моей спиной, когда я согнулся пополам, обежал его слева, схватил за ногу и вытряхнул из седла.

Через секунду я нырнул под брюхо лошади и одной рукой потянулся к горлу пастуха, а второй — к руке с мечом. Но клинок он держал более чем крепко.

Но из того положения, в каком он внезапно оказался, пастух не мог причинить мне особого вреда: клинок, хитро изгибаясь, имел в длину фута три — очередной пример старинного китайского оружия, которые были потом скопированы японскими самураями. Конечно, в руках тренированного бойца кендо это было устрашающее оружие, но вряд ли поверженный на землю пастух мог составить мне конкуренцию.

Я рубанул ребром ладони монаха по горлу — это мгновенно лишило его возможности брыкаться.

Лошадка была отменно выдрессирована, ибо как вкопанная стояла в футе от нас, нервно роя копытцем землю. Самым разумным в данной ситуации было раздеть пастуха и примерить на себя его одежонку.

Баранья шуба и ушанка пришлись впору, хотя воняли нещадно.

Взяв меч, я сунул его в ножны и повесил через плечо на ремень. Пастух, хотя выглядел неважнецки, был все-таки жив. Я схватил поводья и пустил лошадку из-под деревьев на поляну. Затем выехал на открытое пространство.

Вокруг меня неслись остальные лошади, пихаясь, фырча, поэтому, проскакав нужное расстояние до поместья, я спешился, подоткнул поводья под луку седла и, развернув своего конягу обратно, поддал ему под задницу рукой. Он заржал и рванулся на поле. Остальные понеслись следом.

Передо мной возвышалась пятифутовая стена, отделявшая лес от сада. Я перебрался через нее и плюхнулся в кусты рододендронов. Затем, скрываясь за ними, стал подбираться ближе к дому. Наконец, добравшись до летнего домика, вокруг которого ощущалась атмосфера заброшенности и запущенности, потерянного детства, остановился.

«Бедный, бедный Эллис Джексон. Снова ты противостоишь целому миру». Бледно улыбнувшись реплике, я встал. Можно было преспокойно оставаться на этом месте до прибытия Вогана и его людей, но перспектива забраться в дом представлялась мне необычайно заманчивой.

Казалось, он ждет меня, сгорбившись на дожде. Я направился было к нему через лужайку, но тут дверь в дом внезапно распахнулась, я моментально вильнул влево и, не убыстряя шага, направился к конюшням.

Из двери появились двое монахов. Я видел их уголком глаза. Шел, не меняя направления. В воротах, способных пропустить карету, была маленькая дверь, сквозь которую я и проскользнул.

Ничего себе, подумал я, конюшня.

По одной стене шли стойки для оружия, на которых расположились не только «Калашниковы», но и М-16. Свисали патронташи, штыки и несколько гранатометов М-79. Вначале я решил, что эти, по крайней мере, выставлены для понта, но вскоре засек связки гранат, свисавших с крюков над оружейными рамами.

Еще больше мне понравились куклы в натуральную величину: целый ряд настоящих американских солдат, в маскировочной одежде. Все оказались проткнутыми насквозь штыками.

Я быстро схватил первый попавшийся «Калашников», зарядил его, схватил патронташ, обмотал его вокруг талии и, отпрянув к двери, осторожно выглянул наружу.

Похоже, во дворе никого не было, поэтому я вышел и через внутренний двор подобрался к черному ходу.

Он открыл мне доступ к темному, выложенному камнем коридору, ведущему от кухни к внутренним покоям.

На стенах, несмотря на чисто английский интерьер дома, висели полотна с драконами, а в нишах, в которых обычно ставили древнеримские статуи, сидели позолоченные будды.

Дойдя до угла и не зная, двигаться дальше или нет, я вдруг увидел, как одна из дверей распахнулась и из нее вышла... Хелен Сен-Клер.

Одета она была как и вчера вечером — в брюки и свитер. Выглядела усталой, чертовски усталой; все время нервно сжимала и разжимала кулаки.

Рядом с ней появились два китайца с автоматами и такими же, как у меня, патронташами, обмотанными вокруг поясов. Прошли по главной лестнице наверх. Подождав, пока они поднимутся на второй этаж, я отправился следом.

Коридор, когда я до него добрался, был пуст, а в дальнем его конце кто-то говорил по-китайски. Через секунду я услышал, как кто-то идет, и едва успел отпрыгнуть в крохотный тупичок. Один из охранников прошел мимо и быстро спустился вниз. Я подождал несколько секунд, а затем тронулся по коридору в поисках Хелен.

Дойдя до поворота, я выглянул за угол и увидел второго охранника, стоящего перед высокой дверью из красного дерева. Времени на раздумье о том, что делать дальше, не было, потому что китаец сам подсказал дальнейшие действия, отвернувшись от меня и глядя в окно. Упускать такой шанс не в моих правилах, поэтому я сделал к нему шаг и применил шиме-ваза — захват, перекрывший сонную артерию и сваливший китайца без сознания.

Я оставил его и, взяв автомат наизготовку, открыл дверь. Палец положил на спусковой крючок.

Моему взору открылась очень милая комната, оклеенная желтыми обоями, а белые занавеси, словно лебединые крылья, надувались от ветра, рвущегося из раскрытого окна. В углу стояла кровать, а у окна — стол. Перед ним стояла Хелен Сен-Клер, за ним сидел ее брат.

* * *

Сен-Клер был одет в такой же, как у охранников, свитер, который был ему явно маловат. Он смотрел на меня совершенно обалдело.

— О Господи, Эллис, — услышал я тихий голос Хелен.

И тут Макс улыбнулся знаменитой сен-клеровской улыбкой и вскочил на ноги, опрокинув стул.

— Черт возьми, парень, ты как нельзя кстати.

— Я-то думал, что ты давным-давно сбежал, — ответил я. — Как видно, тебе что-то подсыпали в чай.

Но по тому, как он двигался, было видно, что я ошибался. Я снова видел того человека, который спас меня в Тай Соне. Никого мне так не хотелось видеть в данную минуту, как его.

Я протянул ему руку, и Черный Макс, подойдя поближе, изо всех сил ударил меня кулаком в живот. Я свалился, словно подрубленное дерево.