Берега озера были заболочены. Кое-где попадались трясины. Но дальше тянулись, подобно дюнам, сплошные гряды торосов. Линия горизонта слегка дрожала в слепящем белом мареве.

Я шел впереди как штурман. Компас на длинном шнурке болтался у меня на груди. Симонсен с Фогелем шагали сзади, укрепив вокруг пояса веревки саней, на которых восседала Сара Келсо.

Через полчаса, заметно вырвавшись вперед, я остановился, чтобы сверить направление. Группа тянулась за мной.

Фогель действительно оказался неплохим лыжником, как и заявлял, а вот Стрэттон отстал уже на сотню ярдов. В меховых парках и солнцезащитных очках все выглядели очень по-деловому, даже Сара Келсо, закутанная в одеяло.

Я пошел дальше, петляя между торосами и изрядно вспотев с непривычки. Это было нелегко, но я получал удовольствие. Ветра практически не было. Солнце припекало так, что снег начал немножко подтаивать. Он сверкал и переливался мириадами искр. На очередном гребне я снова остановился взять азимут. Вид простирающейся вокруг ледяной пустыни доставлял мне истинное наслаждение.

Я сказал Илане, что приехал в Гренландию зарабатывать деньги. Но подобно большинству того, что мы всегда говорим, в этом была лишь часть истины. Может, Дефорж и слишком романтизирует здешние места, но, когда я смотрю на все эти льды, я понимаю, что он имеет в виду, говоря о чуждой стране. Это, наверное, одно из последних мест на земле которое способно бросить человеку самый серьезный вызов. Ставка одна – жизнь. Амундсен, Пири, Джино Уоткинс – все они ощущали это и рвались принять его. Каким-то странным образом я и себя почувствовал захваченным этим стремлением, когда спустился с гребня и с удвоенной энергией двинулся вперед по заснеженной равнине.

Она была вся испещрена узкими расселинами. Их можно было насчитать не меньше сотни. На половине дороги я остановился и повернул назад.

– Серьезные проблемы? – крикнул Симонсен.

– Думаю, нет, если мы будем внимательны. Небольшие трещины, только и всего. Я буду толкать санки сзади.

– Может, мне встать и пойти пешком? – спросила Сара Келсо.

– В этом нет никакой необходимости, уверяю вас, – ответил я.

На вершине гребня показался Стрэттон. Он помедлил, потом оттолкнулся посильнее и покатил в нашу сторону, но не удержался на ногах и зарылся в мягкий глубокий снег. Я помог ему подняться. Он выглядел усталым. Лицо было мокрым от пота.

– С вами все в порядке?

– Немного не хватает практики, вот и все, – слегка улыбнулся он. – Ничего, привыкну.

– Следующий участок лучше преодолевать всем вместе, – сообщил я. – Могут быть неожиданности. Поможете мне управиться с санками.

Добрый час мы занимались тем, что перетаскивали сани через трещины шириной три-четыре фута и глубиной, которую вы только можете себе представить. Большинство из них были хорошо различимы, но некоторые оказывались скрыты под тонким слоем снега, что создавало иллюзию безопасности, так что только опыт и чутье Симонсена спасали нас от неприятностей.

Преодолев этот участок, мы устроили десятиминутный перекур и двинулись дальше. Теперь идти было легче. Впереди простиралась суровая широкая равнина, и я бодрым шагом двинулся вперед, приостанавливаясь каждые десять минут для уточнения направления.

Примерно в полдень я притормозил на краю очередного гребня, рассматривая дальнейший путь. То, что с воздуха выглядело как узкая ложбина, на самом деле оказалось довольно солидных размеров оврагом. Не дожидаясь остальных, я помчался вниз по склону, а потом затормозил «плугом», так что оказался точно на краю крутого спуска. Разглядывать там было нечего, и я покатил дальше, оставляя за собой извилистый след.

За Поворотом я увидел «Цаплю». Самолет глубоко врезался в снег одно крыло отлетело в сторону на добрых пару сотен ярдов. Сбоку виднелась могила – груда камней с водруженным над ней крестом сооруженным из двух деталей фюзеляжа.

Было тихо и как-то очень покойно. Я стоял, разглядывая место катастрофы, настолько поглощенный своими мыслями, что даже не расслышал, как подъехали остальные.

– Странно, как удачно он вписывается в ландшафт, – негромко прозвучал голос Фогеля.

Резко обернувшись, я обнаружил, что он стоит у меня за плечом. Симонсен помогал Саре Келсо выбраться из саней; Стрэттон еще был в сотне ярдов. Потом Симонсен подошел к нам и молча уставился на обломки. Лицо его было серьезным. Вздохнув, он произнес:

– Теперь предстоит менее приятное. Нам придется спускаться?

* * *

Примерно в пятидесяти ярдах от места крушения мы растянули небольшую палатку, поручив Саре Келсо заняться приготовлением чая на примусе – больше из соображений отвлечь ее чем-то, нежели по какой иной причине. Нас ожидали весьма малоприятные дела, и совершенно необязательно ей при этом присутствовать дольше, чем необходимо.

Копать нам не пришлось, но камни могильного холма смерзлись так крепко, что пришлось выворачивать их при помощи двух ледорубов, которые мы захватили с собой. Мы с Симонсеном взяли на себя эту обязанность, Стрэттон с Фогелем оттаскивали камни в сторону. Сначала я обнаружил ногу, точнее – то, что от нее осталось. На ней был ботинок, но сквозь драную штанину просвечивала чисто обглоданная кость. До этого момента мы еще перебрасывались какими-то словами, но теперь только звон ледорубов, бьющих по заледенелым камням, нарушал тишину.

Когда был отвален последний камень, нашим глазам предстало весьма патетическое зрелище. Во-первых, никакого эмоционального эффекта. Какой там готический ужас перед раскрытой могилой, закутанными в саван фигурами в гробах! В неглубокой яме лежали лишь останки того, что некогда было человеческими существами, кое-как прикрытые клочками ткани. Кое-где на костях виднелись куски замороженной плоти.

Некоторое время мы стояли молча. Потом Симонсен обратился к Фогелю:

– Похоже, фотографии, которые вы захватили с собой, не очень-то здесь пригодятся. Вы говорили, миссис Келсо снабдила вас еще какими-то материалами для идентификации?

Фогель расстегнул «молнию» своей парки, запустил руку внутрь и извлек конверт, который подал полицейскому.

– Тут описание зубов мистера Келсо.

Симонсен вытащил из конверта плотный белый листок и склонил-дал ямой. Сначала он исследовал тело, лежащее справа, потом перешел ко второму. Наконец, распрямившись, он сурово кивнул.

– Я удовлетворен. Вот этот – Келсо. Убедитесь сами.

Он передал карточку Фогелю. Тот опустился на колени и провел необходимые операции. Закончив, Фогель встал, хмурый и побледневший, и протянул листок мне.

– Будьте так добры, мистер Мартин. Свидетельства двух абсолютно незаинтересованных свидетелей вполне хватит для любого суда.

Я опустился на одно колено и заглянул в рот. Мне не потребовалось и минуты, чтобы убедиться в полном соответствии описания увиденному. Совпадало не только количество зубов, но также три золотые пломбы и две фарфоровые коронки находились на своих местах.

Я вернул карточку обратно Фогелю.

– Насколько я могу судить, все полностью совпадает.

– Так и запишем, – отозвался Симонсен.

– На безымянном пальце левой руки еще должно быть золотое кольцо с печаткой. На внутренней стороне – надпись: «От Сары с любовью. 22.2.52».

Кольцо тоже оказалось на месте, но палец распух, и плоть заледенела. Моя попытка снять его была безуспешной. Симонсен присел рядом, достал острейший охотничий нож и спокойно отрезал палец. Внимательно всмотревшись в кольцо, он передал его мне. Надпись была отчетливо видна и полностью соответствовала тому, что сказал Фогель.

Все опять замолчали, потом я четко проговорил:

– Полагаю, он должен был быть одет в чужое пальто.

– Что ты имеешь в виду? – резко спросил Симонсен.

– Если заглянуть на подкладку пиджака, там должна быть нашивка с фамилией Харрисона, правильно, мистер Фогель?

– А в кармане была еще карточка на имя Харви Стейна, – сумрачно добавил он.

– Он, пожалуй, любил пользоваться чужими именами, – заметил я.

Но Фогель ничем не выдал себя.

– Это загадка, которую уже никогда не разгадать, – вздохнул он.

Симонсен явно заинтересовался нашим разговором, но, очевидно, решил до поры до времени не вмешиваться.

– Пожалуй, следует позвать миссис Келсо.

Но этого не потребовалось. Она, оказывается, уже стояла ярдах в десяти у нас за спиной. На ней по-прежнему были солнцезащитные очки, скрывающие выражение глаз, но лицо было белым как мел: Фогель шагнул к ней, держа на ладони кольцо. Она подошла, сняла перчатку и очень аккуратно взяла его двумя пальцами, рассматривая. Потом покачнулась и упала бы, если бы Фогель не подхватил ее.

– Пойдем в палатку, дорогая, – проговорил он. – Тебе здесь нечего делать.

Но она энергично замотала головой.

– Я должна его увидеть! Должна!

Высвободившись, она подошла к краю ямы. Не думаю, что ей удалось выдержать зрелище того, что осталось от ее мужа, более десяти секунд. Отвернувшись, она резко вскрикнула и упала на руки Фогелю.

Стрэттон поспешил на помощь. Я наблюдал, как они двинулись к палатке, и нечто типа восхищения шевельнулось в моей душе. Она действительно оказалась очень хороша. И вполне могла бы играть на сцене Национального театра.

* * *

Мы исследовали останки «Цапли» вместе с Симонсеном. Тот делал записи и постоянно консультировался со мной. В первую очередь мы изучили два мотора на том крыле, которое не оторвалось при падении. По их состоянию трудно было понять, что произошло. С двумя другими дело обстояло не лучше. Интерьер салона представлял собой сплошное крошево; приборная доска оказалась разбита вдребезги.

И повсюду были следы замерзшей крови. Впрочем, когда Симонсен попросил меня занять место пилота, я выполнил просьбу без содрогания, хотя желудок и скрутило мгновенным спазмом.

– Ну, и что ты думаешь? – поинтересовался он.

– По приборам, точнее, по их останкам, сказать ничего нельзя, – покачал я головой. – Движки тоже не дают разгадки. Честно говоря, думаю, мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле.

– Можно попытаться предположить.

– Одному Богу известно. Это не связано с нехваткой горючего. У него были дополнительные баки. По всем законам машина должна была вспыхнуть как факел при столкновении с землей.

– Хорошо, тогда скажи мне следующее. Каким образом они могли сюда попасть, если должны были находиться на восемьсот миль южнее, над Атлантикой?

– Могу предположить, ошибка в навигационных приборах. Единственное приемлемое объяснение.

Он коротко кивнул и захлопнул блокнот.

– Согласен. Пойдем выпьем чайку. Пусть теперь Стрэттон зарабатывает свою пару центов.

Он зашагал вперед, а я нагнулся, присев на одно колено, завязывая распустившийся шнурок на ботинке. В таком положении я вынужденно остался дольше, чем требовалось, поскольку заметил, что именно на этом самом месте кто-то справлял малую нужду. В одном я был уверен на сто процентов: к экспедиции Оксфорда это не имело отношения. Желтое пятно было гораздо более свежим. Я присыпал его горстью снега и поспешил вслед за Симонсеном.

Фогель со Стрэттоном вышли нам навстречу.

– Нашли что-нибудь особенно интересное? – полюбопытствовал австриец.

– Думаю, доклады должны быть составлены совершенно независимо один от другого, – сказал Симонсен. – Потом мы их сравним.

– Разумеется, – кивнул Фогель. – В таком случае мы с мистером Стрэттоном приступаем немедленно. Чем раньше закончим, тем быстрее уберемся отсюда.

Сара Келсо подала мне чай в алюминиевой кружке. Я с благодарностью стал пить. Она была довольно бледной, напряженной и выглядела подавленной.

– Могу ли я спросить у вас, как это произошло? – обратилась она ко мне.

Я посмотрел на Симонсена. Тот согласно кивнул:

– Не вижу возражений.

Я изложил ей результаты наших обследований, что было весьма несложно, а также те предположения, которые, по моему мнению, могли быть ей интересны.

– Значит, это можно назвать просто глупой ошибкой? – подвела она итог. – Господи, как много в жизни можно определить таким образом!

Симонсен подался вперед и дружески погладил ее по плечу. Лицо его выражало подлинное сочувствие. Я вышел и стал одевать лыжи.

– Собрался куда-то, Джо? – окликнул меня Олаф.

– Да, пробегусь, посмотрю вокруг. Я ненадолго.

Я вернулся к самолету, стараясь не произвести лишнего шума, и остановился в паре ярдов поодаль. Фогель со Стрэттоном о чем-то негромко переговаривались. Внезапно голос австрийца зазвучал громче:

– Но это должно быть здесь! Ищи как следует!

Я бесшумно подъехал еще на ярд. Теперь мне был виден интерьер кабины. Они оба скорчились как раз за пилотским креслом. В мягкой обивке кабины виднелся большой разрез, именно туда и запустил руку Стрэттон.

Фогель оглядывался по сторонам. В тот момент, когда я попался ему на глаза, вместо обычной вежливой обходительности на его лице мелькнуло выражение человека, готового на убийство. Или, по крайней мере, близкое к этому.

Я помахал ему рукой и дружелюбно заметил:

– Развлекайтесь, а я прокачусь вокруг!

Я быстро двинулся вдоль ложбины в поисках удобного места для того, чтобы подняться наверх. Поднявшись на край, я сверился с компасом. То, что я успел разглядеть с воздуха, должно быть недалеко. И мне надо это найти.

Я двинулся по равнине, забирая в сторону и прокладывая лыжню между торосами. Шел я довольно быстро, так что через каких-то четверть часа уже нашел то, что искал, – круглую, словно от гигантского блюдца, впадину примерно трехсот ярдов в диаметре, заполненную девственно чистым снегом.

Однако девственным он был лишь на первый взгляд. Бесконечные ветра, дующие тут, на леднике, способны быстро замести любой след. Но самолет на лыжах оставляет все-таки слишком заметный след Именно этот след я и обнаружил у дальнего края впадины – две почти заметенные широкие полосы. Только наметанным глазом можно было определить их происхождение. Но гораздо более красноречивым знаком оказалось большое масляное пятно. Я нагнулся и быстро забросал его снегом.

Уже выпрямившись, я услышал голос. Обернувшись, я увидел, как Фогель быстро спускается по противоположному склону и направляется в мою сторону. Я двинулся было ему навстречу, но он с бодрым криком покатил дальше, мощно отталкиваясь палками, и круто притормозил, взметнув шлейф снега, точно на том месте, где я обнаружил масляное пятно. Сдвинув на лоб солнцезащитные очки, он с беззаботным видом огляделся по сторонам, внимательно посмотрел себе под ноги и подъехал ко мне.

Весь он так и светился дружелюбием. Но я был абсолютно уверен, что ему удалось разглядеть все, что требовалось.

– До чего приятно! – Он расплылся в улыбке. – Я решил последовать вашему примеру. Стрэттон управился гораздо быстрее, чем можно было предполагать.

– Ему удалось что-нибудь обнаружить?

– Ничего особенного. А вам?

Замечательно вежливая улыбка должна была означать, что ему действительно это интересно. Однако в подобные игры можно играть и вдвоем, так что я ответил тем же.

– Боюсь, ничего такого, что могло бы помочь вам. Думаю, это дельце так или иначе вынудит вас раскошелиться.

– Не беспокойтесь! – хмыкнул он. – Мы всегда готовы к неожиданным изменениям обстоятельств. На этом основан главный принцип страхового дела.

Он резко толкнулся палками и без видимых усилий заскользил вперед – умный, опасный хищник. Наверное, я должен был испытывать какое-то чувство страха, следуя за ним, но этого не было. Наоборот, меня охватило какое-то странное веселье, в руках от возбуждения появилась легкая дрожь. Это состояние напомнило мне мое детство, когда я по субботам смотрел телесериалы и с нетерпением ждал, что произойдет в следующей серии.

* * *

До Суле мы добрались к шести вечера. Напряжение прошедшего дня сказалось на всех. Обратный путь прошел без приключений, погода не изменилась, что меня больше всего и беспокоило. Даже небольшой по летним меркам снежный буран мог оказаться фатальным, пока мы находились на леднике.

Мы быстро погрузились на борт, и я вывел «Выдру» на воду. Внезапно подул ветер, разгоняя волну. Симонсен выглянул в иллюминатор. Я сделал то же самое. На горизонте быстро нарастала пелена облаков, закрывая солнце.

– Кажется, приближается шторм, Джо, – произнес он. – Пора нам побыстрее уматывать отсюда.

Но меня не надо было подгонять. Может, кто-то и находит удовольствие в полетах вслепую над горами при штормовом ветре, но только не я. Во всяком случае, меня как пилота это не устраивает. Поэтому я развернул машину против ветра, дал полный газ и пошел на взлет.

* * *

Настоящие проблемы начались минут через сорок. Мы уже почти миновали ледник и были над горным хребтом. В этот момент мы оказались в полосе сильного дождя, серой пеленой идущей со стороны моря. «Выдру» стало швырять из стороны в сторону.

Разглядев под собой воды Сандвиг-фьорда, я резко нырнул вниз, оказавшись в клубящемся тумане, который густел с каждой минутой. Видимость сократилась до трех-четырех сотен ярдов.

– Что ты решил? – прокричал Симонсен, перекрывая рев двигателя.

– Решил, что лучше переночевать в Сандвиге, – отозвался я, продолжая крутое пикирование, пока еще что-то можно было рассмотреть внизу.