Квартира выходила окнами в школьный двор, и, когда Ник отодвинул занавеску и посмотрел в ночную темноту, он увидел, что дождь по-прежнему непрерывно барабанит по асфальту, а туман окутывает остроконечную ограду, желтеющую в свете уличных фонарей.

— Сколько же детей учится у тебя? — спросил он.

Джин ответила из спальни:

— Сто пятьдесят три ребенка. Я без труда могла бы удвоить это число, но сейчас трудно набрать учителей.

Оглянувшись на ее голос, он мельком увидел через полуоткрытую дверь, что она стоит около кровати. Ее гибкое тело ясно угадывалось под нейлоновой рубашкой. Она отстегивала чулок.

Он безучастно смотрел, как она раздевается, совершенно не ощущая того захватывающего физического влечения, которое он испытал до этого.

Тайная грация женского тела. Нечто очень важное в жизни, пожалуй, основное место, где мужчина обретает покой. Хотел ли он этого? Он отвернулся и снова взглянул в окно на дождь. Снизу, из музыкальной комнаты, раздавались звуки музыки — играл Чак Лайзер.

Он играл все — Берлина, Коула Портера, Роджерса и Харта. Все то, чего теперь, казалось, не писал уже никто. Намек на прошедшее лето, от которого остались только воспоминания.

Джин вошла в комнату в черных брючках и строгом пиджаке. Вся косметика с ее лица была стерта, и она выглядела поразительно юной и невинной.

— Что ты будешь пить — чай или кофе?

— Чай, если это тебя не затруднит, а потом мне нужно будет идти.

Она перестала улыбаться и слегка нахмурилась:

— Это необходимо?

Он кивнул:

— У меня все еще дежурство.

Она пошла на кухню, наполнила чайник. Стоя в дверях, он наблюдал за ней. Она приготовила поднос, положила чай в заварной чайник коричневого цвета, затем села на табуретку, обхватив колени и ожидая, пока закипит вода.

Что-то между ними было утрачено, какой-то очень важный контакт, который возник ранее, и Ник старался поскорее найти правильный тон.

— Твоя школа значительно больше, чем я ожидал.

— Я сделала пристройку. Теперь сзади есть дополнительные классы. Их можно хорошенько разглядеть только днем.

— Сколько времени ты уже здесь?

— Пять лет. С тех пор как получила диплом. Когда Бена арестовали, я думала, что не смогу продолжать обучение. Директор колледжа, куда я собиралась поступить, написал мне, что после всего этого он не может предложить мне место.

— И что же ты сделала?

— Сначала плакала, а потом взбесилась. — Она улыбнулась. — Забавно, как зуботычины иногда пробуждают все самое лучшее. В общем, этот колледж показался мне недостаточно хорошим, и я решила поступить в университет. Белла не могла мне помочь, у нее самой было достаточно забот, но я сумела добиться небольшой стипендии от местных властей. Я заработала это, трудясь во время каникул. Один год я даже служила вечерами в баре.

— Это, наверное, было не легко!

— Ну, это было не так уж и страшно. Получив диплом, я приехала сюда и стала работать у мисс Ван Хефлин. Она была прекрасным человеком.

— Все обычно выходит правильно, если правильно живешь.

Когда чайник, наконец, закипел, она подошла к плите и стала заваривать чай.

— Ну, а ты?

— Ничего интересного. Фил хотел, чтобы я поступил в университет, поскольку его бизнес процветал, мне никогда не приходилось заботиться о деньгах. Я отправился в Лондон, в институт экономики, и изучал право.

— И обнаружил потом, что не хочешь быть юристом?

— Вроде того.

— Но почему все же полиция?

— А почему бы нет?

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Вполне понимаю. Я слышу это от Фила по крайней мере по два раза в день. Рабочие в униформе. Рабочая профессия. Большие люди с маленькими мозгами. Не так ли?

— Я так не говорила.

— Никто не говорит так, но на самом деле именно так думают.

Он внезапно рассердился, вышел в другую комнату, открыл окно и высунулся под дождь. Джин пошла за ним, поставила поднос и подошла:

— Извини меня, Ник. Мне, право, жаль!

Он с усилием улыбнулся:

— Странные люди! Нотариус присваивает деньги клиента, учитель наносит преступные оскорбления ребенку. Они делают то, что хотят. Не больше и не меньше. Однако никому не приходит в голову осуждать эти профессии. Когда же речь идет о полиции, никакие доводы не принимаются во внимание!

— Я же сказала, что сожалею!

— Когда что-нибудь разбивают и при этом летят осколки, рядом всегда оказываются люди, но когда им бывает нужна помощь, они не могут даже быстро поднять трубку телефона!

Она положила руку на его рукав, и, когда заговорила, голос ее звучал до странности тихо:

— Для тебя это так важно, да?

Он посмотрел на нее сверху вниз; его странные черные глаза, казалось, ничего не выражали, но в голосе прозвучала твердость и решительность:

— Я не хочу делать ничего другого сейчас и не захочу никогда, Джин.

Она улыбнулась и погладила его лицо; эта ласка означала нечто большее, чем поцелуй.

— Ну, все в порядке, да? Пойдем выпьем чаю.

Они уселись у огня в дружелюбном молчании. Ник пил чай и смотрел на нее. Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла, выглядя удивительно беззащитной.

— Расскажи мне что-нибудь, — попросил он. — Ты беспокоишься из-за Бена? Я хочу сказать, ты действительно беспокоишься?

Она открыла глаза, и в них без слов можно было прочитать ответ.

— Всю мою жизнь я хотела выбраться с Хайбер-стрит. И мне удалось сделать это, Ник. Я там, где хотела быть, — в спокойном, упорядоченном мире. И вот теперь является Бен и может все испортить! — Она сплела пальцы, и косточки на них побелели. — Боже, как я его ненавижу!

Ник наклонился к ней, слегка нахмурившись:

— Ты действительно думаешь, что это может случиться?

— Я всегда ненавидела его. — Она встала и подошла к окну. — Мне было четырнадцать лет, когда он женился на Белле, и с того момента, когда она привела его к нам, моя жизнь превратилась в кошмар. — Она внезапно обернулась. — Нет, это не совсем так. Дело в том, что всегда, когда я оказывалась поблизости, он, казалось, наблюдал за мной. Когда я одевалась или раздевалась, он всегда оказывался в дверях с этой улыбочкой на лице.

Она заметно содрогнулась, а у Ника пересохло в горле.

— Продолжай!

— Нет, больше ничего не было, во всяком случае ничего такого, о чем ты думаешь. Он был слишком умен. Но было другое. — Она как будто заглянула в прошлое. — Он был таким чертовски сильным! Когда он клал на меня свои огромные руки, я не могла ничего поделать, ничего!

— А ты никогда не пыталась поговорить с Беллой?

— Я грозила, что сделаю это, но он только смеялся. Говорил, что она не поверит ни одному моему слову. И он был прав.

Ник поднялся и нежно обнял Джин. Он прижал ее крепче, так, что она задрожала.

— Это было очень давно, и все теперь уже прошло. Бен Гарвалд никогда больше не потревожит тебя, я обещаю тебе это!

Она взглянула ему в лицо, и руки ее сомкнулись у него на шее. Она пригнула его голову и прижалась к губам. Когда кровь ударила ему в виски, он опустил руки на ее бедра и страстно прижал девушку к себе. Сквозь бурю ощущений он слышал, как она повторяла его имя снова и снова. Он закрыл глаза, продолжая крепко прижимать ее к себе, ожидая, пока она утихнет. Спустя некоторое время он открыл глаза и улыбнулся ей:

— Интересно, что по этому поводу будет напечатано в воскресном приложении? Я представляю себе заголовок: «История влюбленного детектива».

Она улыбнулась ему в ответ:

— К черту воскресное приложение!

— Знаю, — сказал он, — но мне все же надо идти!

Она глубоко вздохнула и отпрянула от него:

— Можно надеяться, что ты вернешься?

— Боюсь, что нет. Я позвоню тебе утром. Может быть, пообедаем вместе?

— Сейчас я напишу тебе номер моего телефона.

— А разве его нет в телефонной книге?

— Там только телефон моего кабинета в школе. — Она улыбнулась. — Это маленькая хитрость. Если бы в телефонной книге был мой домашний телефон, мне бы весь вечер названивали дюжины родителей. У меня никогда не было бы ни минуты покоя. — Она покопалась в ящике, нашла сложенный клочок бумаги и быстро нацарапала на нем свое имя и номер телефона, затем снова сложила бумагу и сунула ее во внутренний карман Ника, улыбнувшись ему. — Теперь — никаких отговорок.

— Никаких!

— Особенно если у тебя будет еще и вот это. — Она вынула из кармана английский ключ на колечке и протянула ему. — Если ты сможешь вернуться до завтрака, просто войди.

— А ты разве не будешь еще в постели?

— Вероятно. — Она лукаво улыбнулась.

Он снова прижал ее и поцеловал:

— Ну, теперь пошли, пока я еще окончательно не развратился.

Чак все еще сидел за открытым фортепьяно в углу музыкальной комнаты, наигрывая при свете уличного фонаря, проникающем через окно.

— Конец партитуры, — тихо сказал Ник от двери.

Чак закончил игру несколькими быстрыми аккордами, повернулся и встал.

— Я с тобой, генерал. Куда теперь?

— Я должен отметиться в округе, — сказал Ник. — Могу подбросить тебя домой, если хочешь.

Они вышли в маленький переулок и прошли несколько шагов в сторону железной дороги. Дождь все еще продолжал барабанить сквозь туман, и Джин, провожавшая их, передернулась.

— Лучше ты, чем я!

— Пожалей бедного полицейского. Увидимся!

Они прошли дальше по узкому тротуару. С другой стороны возвышалась большая каменная стена.

Мини-«купер» был припаркован под старомодным газовым фонарем; и Ник вынул из кармана ключ и сошел с тротуара, чтобы подойти к машине сбоку. Из освещенного подъезда Джин тревожно окликнула его.

Когда он хотел обернуться, в лицо ему полетел чей-то кулак. Сработал какой-то необъяснимый рефлекс, и, когда удар, скользнув, попал по его щеке, он почувствовал острую боль. Лицо его, как бритва, разрезало острое металлическое кольцо; и тут рука Ника умело взметнулась и захватила шею нападавшего.

Мужчина отшатнулся в темноту, подальше от света, который отбрасывал газовый фонарь, и Ник увидел остальных. Их было трое, а может быть и четверо, он не мог бы сказать точно, так как они бросились на него из тумана внезапно, как форварды в регби. У одного из них в руках был железный брус. Подойдя на достаточное расстояние, этот человек стал размахивать им вверх и вниз, рыча от напряжения. Ник нагнулся, и брус пролетел над крышей автомобиля. Он поднял ногу и ударил парня по ноге. Брус прогремел, ударившись о булыжники, а парень упал с отчаянным воплем.

Времени для объяснений не было. Подходили еще двое. У одного в руках была бритва с костяной ручкой. Лезвие блестело под дождем. Ник потянулся за его кистью, повернув голову так, чтобы избежать удара от другого, и увидел за плечом мужчины искаженное гневом лицо Джин с оскаленными зубами.

Она запустила пальцы в длинные жирные волосы мужчины, оттягивая назад его голову, а Ник сосредоточился на другом. Он схватил его, вырвал бритву и захватил в «замок» его кисть. Человек вскрикнул, уронил бритву, и Ник нанес ему удар локтем с близкого расстояния, исторгнув дикий крик.

Человек упал навзничь, затем вскочил и поковылял прочь. Ник оглянулся и увидел, что Лайзер катается на залитой водой решетке, борясь с человеком в старой шинели. Джин яростно дралась с другим у стены.

Ник быстро подбежал к тому, с которым боролась Джин, схватил его за шиворот обеими руками и швырнул в туман. В тот же самый момент человек, с которым дрался Лайзер, вывернулся, вскочил на ноги и припустился бегом за своими товарищами.

Наступила тишина. Слышен был только шум дождя. Джин, успокаиваясь, старалась выровнять дыхание. Человек, у которого был железный брус, слабо стонал.

Лайзер сидел у водосточного желоба. Через некоторое время он встал со странным, прерываемым кашлем смехом:

— Откуда взялась эта шайка?

— Вероятно, я оскорбил чьи-то чувства, — предположил Ник и спросил, повернувшись к Джин: — Ты в порядке?

Она дрожала и смеялась:

— Да, я, черт возьми, в порядке, но что же все это значило?

Он покачал головой:

— Не знаю, Джин. Во всем этом деле есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Нечто значительно более серьезное.

За спиной у них раздался слабый шум, и, когда Ник оглянулся, то увидел, что человек, который лежал лицом вниз на тротуаре, дотянулся до железного бруса и поднялся на ноги. Лайзер быстро подскочил, легко вырвал брус из его рук и с силой стукнул человека о машину.

— Еще одно такое движение, и я согну эту палку о твою башку!

Мужчина повис около машины, держась руками за ее крышу и свесив голову. Ник взял Джин за руку и провел ее до подъезда.

— Сделай себе выпить что-нибудь покрепче, ты это заслужила. А потом — в постель.

Она озабоченно посмотрела на него. Лицо ее, в свете фонаря, казалось очень бледным.

— А как ты?

— Я отвезу этого типа в Центральный округ. Не думаю, правда, что из него удастся выжать много, но во всяком случае, его можно будет упрятать на пару лет, что уже кое-что значит.

— Ты сможешь вернуться позже?

— Я постараюсь. Правда постараюсь. — Он взял ее руку и с минуту крепко подержал ее в своей. — Ты здорово смотрелась!

— Это Хайбер-стрит. Закалка Хайбер-стрит остается внутри, — сказала она, — от этих привычек никогда не избавиться! — Она вынула из кармана носовой платок и потянулась, чтобы вытереть кровь с его щеки. — Паршивый порез. Тебе надо показаться врачу.

Ник мягко взял ее за кисть руки, притянул к себе, обнял и поцеловал. Ему показалось, что он никогда не переживал ничего подобного: такое глубокое волнение, яростное и в то же время нежное…

Она посмотрела на него несколько удивленно, а затем улыбнулась, и показалось, что внутри у нее зажегся свет. Она поднялась на цыпочки, еще раз прикоснулась к его лицу и, пробежав под дождем, скрылась в подъезде.