После полуночи дорога перед Роганом совершенно опустела, хотя от Бристоля до Бирмингема и дальше на север, в Ланкашир, ему встречалось немало тяжелых грузовиков, которые круглосуточно колесили по дорогам.

Сразу после двух часов ночи он остановился у Небольшого гаража возле Стоука, чтобы заправиться, стараясь держаться в тени машины: служащий мог увидеть его лицо.

Он не терял времени зря, но и не превышал указанных ограничений скорости. Рассвет застал его на автотрассе М-6 к востоку от Ланкастера.

Утро выдалось серым и неприветливым, хлестал сильный дождь, ветер гнал тучи, будто нарочно, поперек его пути; а на западе темные воды залива Морекамбе взбивали на волнах белые барашки. Он опустил боковое стекло, и ветер дохнул на него приятным соленым запахом морского прибоя. Он глубоко вдыхал его, впервые за много лет неожиданно почувствовав прилив бодрости.

Он остановил машину, взял термос, вылез из машины и так стоял на обочине дороги, глядя все время на море вдали, пока пил кофе. В это трудно было поверить, но он оказался на свободе. Странная, нелогичная мысль на мгновение промелькнула в его сознании: может быть, это всего лишь туманная, безнадежная мечта, которая мгновенно улетучится от поворота ключа в замке двери его камеры и пробудит его ото сна. Но в небе резко закричала чайка, и неожиданно опять хлынул проливной дождь. Он постоял еще некоторое время, подняв лицо к небу, потом залез в машину и поехал дальше.

Он приехал в Кендал вскоре после семи и разыскал условленное место встречи, где к этому времени уже все пришло в движение, как и на большинстве базарчиков небольших городков. Он без всякого труда отыскал гостиницу «Вулпек» в Стриклендгейте, въехал на парковочную площадку и выключил мотор.

У него возникло странное чувство, пока он принялся ждать, оставаясь в машине, словно вернулись былые времена, когда он был вместе участниками французского Сопротивления. Он вспомнил то утро в Амьене, когда по булыжной мостовой, так же как сегодня, хлестал дождь, а связной оказался агентом немецкой военной разведки, абвера... Но, с другой стороны, никогда и ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. Со дня рождения и до гробовой доски.

Он открыл пачку сигарет, которую сунул ему Поуп, увидел, что она пустая, и смял ее в руке. И тут спокойный голос произнес:

– Славное утро, мистер Роган.

Ей, вероятно, было лет двадцать, никак не больше. На ней был неновый, свободный плащ, перетянутый поясом в талии и, хотя голова была покрыта шарфом, с выбивавшихся из-под него темных волос падали на лоб капли дождя.

Она обошла машину с другой стороны, открыла дверцу и села рядом с ним на переднее сиденье. Круглое личико с нежной чистой кожей, черные как смоль брови и волосы, пухленькие розовые губки, что свидетельствовало о ее сексуальности. Такого типа лица он часто видел на западном берегу Ирландии, особенно в окрестностях Галвея, куда в течение столетий происходил приток испанской крови.

– Откуда у вас такая уверенность? – спросил он.

Она пожала плечами.

– Мне дали номер машины, и Колам показал мне вашу фотографию. Вы сильно изменились.

– Но разве другие не меняются? – в свою очередь воскликнул он. – А какая вам тут, мисс, отводится роль?

– Вы узнаете об этом. Если уступите мне руль, то мы поедем дальше.

Он сдвинулся с водительского места к центру сиденья. Она проскользнула над ним на его место. На какое-то мгновение он остро почувствовал в ней женщину, слабый запах духов в холодном утреннем воздухе, край плаща, коснувшийся его колен. Она одернула полы без тени стеснения и завела мотор.

– Мне бы хотелось остановиться и купить сигарет, – сказал Роган.

Она вытащила из своего левого кармана пачку и кинула ему.

– Нет нужды. Тут их достаточно.

– Далеко ехать?

– Миль сорок.

Она оставалась совершенно спокойной, руки положила на рулевое колесо, умело вела, притормаживая машину, по узким улочкам среди других машин утреннего потока. Он некоторое время наблюдал за ней, откинувшись в уголок на спинку сиденья.

Это была привлекательная девушка, с которой, по-видимому, жизнь обошлась довольно сурово. Об этом говорили тени, залегшие под ее серо-зелеными глазами. Битая, но не сломленная смелость отражалась в гордо вздернутом подбородке, в уверенных движениях ловких рук. Печально было то, что она больше никогда и никого не подпустит к себе близко, и в этом заключалась ее истинная трагедия.

Ее голос резко прервал его размышления:

– В следующий раз вы узнаете меня?

– А нужно ли это делать? – Он слегка усмехнулся. – Ирландка из Ливерпуля?

– Неужели это так очевидно?

– Такой акцент можно услышать и здесь, и в других местах.

Она невольно улыбнулась.

– Вам не следует думать, что вы сами говорите как английский джентльмен.

– А зачем мне это?

– Вы же служили майором у них в армии, верно?

– Похоже, что вы многое знаете.

– Мне положено знать. Когда-то я наблюдала знаменитого Шона Рогана за завтраком, обедом и ужином, а также за еще кое-какими занятиями.

Теперь они ехали по пригороду, и она остановила машину возле невысокой каменной ограды, увенчанной железными рейками. Чуть дальше стояли открытыми железные ворота с вывеской над ними, где значилось: «Церковь безупречного сердца», а также выцветшими позолоченными буквами указано расписание времени обедни и исповеди.

– Вы не возражаете? – спросила она. – Я редко захожу сюда.

– Сделайте одолжение.

Он смотрел, как она прошла через ворота, невысокая девушка с крепкой фигуркой крестьянки и чересчур пышными по английским меркам бедрами. Так, значит, она до сих пор остается верующей? Это любопытно узнать и теперь доказывает, что она не была активным участником ИРА, которые автоматически отлучались от церкви.

Поддавшись порыву, он открыл дверцу машины и пошел за нею по выложенной каменными плитами дорожке. В церкви было тепло и очень тихо. Он некоторое время постоял, напряженно прислушиваясь, потом присел на скамейку сбоку.

Она стояла на коленях у алтаря. Когда он посмотрел на мигающие огоньки свеч, то ему показалось, что они стали светить более тускло. Он наклонился вперед и прислонился лбом к каменной колонне. В нем почему-то пробудилось все напряжение, и возбуждение последних двенадцати часов. Каким-то странным образом ему стало казаться, что он все время должен к чему-то прислушиваться.

Он гнал от себя эту нелепую мысль, сидел ровно и смотрел, как она поднялась на ноги и пошла к выходу. Она почувствовала его присутствие, несмотря на полумрак помещения, и резко остановилась.

– Вы поступили неумно. Вас могли увидеть.

Он пожал плечами, взял ее под руку, когда они вместе направлялись к двери.

– Если вы так считаете, держите себя подозрительно. А тот, кто ведет себя подозрительно, обязательно попадется. В том, что касается побегов, я – тертый калач.

Они остановились на ступеньках церкви; ветром задувало мелкие дождевые брызги на крыльцо, а она испытующе смотрела на него снизу вверх. Она улыбалась, и у него возникло ощущение, будто внутри ее загорается лампочка.

– Ханна Костелло, мистер Роган, – представилась она и протянула ему руку.

Он пожал ее и усмехнулся.

– Возобновление знакомства превращает плохих приятелей в старых друзей, – произнес он. – Любимая поговорка моей бабушки. – Не спрошу ли я слишком много, если поинтересуюсь, куда ты везешь меня?

– На другую сторону озер. В прибрежную полосу возле местечка которое называется Уитбек.

– Колам О'Мор находится там?

– Он ждет тебя.

– Тогда поехали, ради всего святого! В Керри есть ферма, а мой отец слишком постарел, чтобы управиться с ней. Для меня подошло время возвратиться туда.

Улыбка слетела с ее лица, и она пристально, изучающе посмотрела на него: вроде бы хотела что-то сказать, но, видимо, сочла за лучшее не делать этого и пошла вперед, к машине.

* * *

Дик Ванбру очень устал, чертовски устал, и проливной дождь, стучавший по окну ванной комнаты, не мог улучшить его настроения. Он закончил бриться и мягко растирал лицо, когда дверь в ванную приоткрылась и туда заглянула жена.

– К телефону, дорогой. Звонит помощник специального уполномоченного.

Ванбру вытаращил на нее глаза, глубокая складка прорезала лоб.

– Ты, конечно, шутишь?..

– Боюсь, что нет. Ставлю твой завтрак на плиту. Подогревать. По его голосу я поняла, что тебе придется поторопиться.

Ванбру натянул на себя рубашку и, спускаясь с лестницы, заправил ее в брюки. Его усталость сняло как рукой. Какова бы ни была причина, произошло что-то из ряда вон выходящее. Помощник специального уполномоченного не станет звонить в половине восьмого утра из-за того, что был взломан замок на каком-то складе.

Он снял трубку в гостиной и прислонился к стене.

– У телефона Ванбру, сэр.

– Доброе утро, Дик. Боюсь, что помешаю вам завтракать.

– Это не впервой, – отозвался Ванбру.

– Улизнул Роган.

Ванбру вдруг почувствовал мгновенное головокружение. Он глубоко вздохнул, зажмурился, потом опять открыл глаза.

– Когда?

– Очевидно, ночью. Его отсутствие обнаружилось при обходе в семь часов. Начальник тюрьмы только что связывался по телефону со Стариком.

– Как ему удалось уйти?

– Похоже, никто этого не знает. Может быть, что-то станет ясно попозже, но первая беглая проверка ничего не дала.

Ванбру едва слышно рассмеялся.

– Во французском Сопротивлении его называли Призрак, вы знали об этом, сэр?

Помощник специального уполномоченного пропустил это замечание мимо ушей.

– Дело поручается вам, Дик.

Ванбру еще раз глубоко вздохнул, подтянулся.

– Я бы не хотел... не хотел бы опять.

– Дик, отказываться бесполезно. Ведь вы знаете Рогана лучше, чем кто-либо другой.

– В том-то и беда, сэр.

– Скорый поезд в Вест-Кантри отправляется в девять часов из Педдингтона. Прихватите с собой Двайера. Я позабочусь о том, чтобы местная полиция оказала вам максимальное содействие. Чем дольше он остается на свободе, тем хуже для всех нас. Репортеры начнут копать его послужной список и все такое прочее, и не успеешь оглянуться, как завязнешь во всем этом по горло.

– А может быть, это и неплохо, сэр? – предположил Ванбру. – Это хотя бы заставило начальство подумать еще раз о его помиловании.

– Согласиться на такой эмоциональный шантаж? Да вы с ума сошли! – Помощник специального уполномоченного фыркнул. – Ради Бога, вспомните, что вы полицейский, и приступайте к делу.

Ванбру положил трубку, постоял некоторое время в раздумье, потом быстро позвонил домой детективу, сержанту Двайеру. Когда закончил с ним разговор, отправился на кухню. К нему повернулась жена, стоявшая у плиты, подняла сковородку, но он покачал головой.

– Только кофе, любовь моя. Мне уже пора уходить.

Она налила ему чашку, поставила перед ним на стол, потом запустила пальцы в его седеющие волосы.

– Прошло двадцать пять лет, Дик. Я хорошо изучила тебя. Что стряслось?

– Это Шон, – ответил он. – Шон Роган. Он бежал. Старик посылает меня в Вест-Кантри, чтобы я лично возглавил поиски.

– Ах, только не это, Дик! – Лицо ее болезненно скривилось, она опустилась на стул напротив. – Разве недостаточно того, что ты уже сделал?

– Я – полицейский, Нелл, – возразил он. – Ты это знала, когда выходила за меня. Об этом знал и Шон.

– Но, Дик, он же спас тебе жизнь.

– Всевышний – свидетель, неужели ты думаешь, что я забыл об этом? – строго спросил он.

Когда она нежно прикоснулась рукой к его лицу, у нее на глазах выступили слезы. Он повернул руку и прикоснулся губами к ее ладони.

– Мне пора, любовь моя. Не могу засиживаться.

Он поднялся, повернулся и неторопливо пошел к двери.

* * *

Дождь все еще продолжался, когда Роган и девушка добрались до Боунесса и сели на паром через озеро Уиндермер. На пароме никого не было, они одни стояли у перил на корме, любовались открывавшимися красотами.

– Как тебе это нравится?

– Просто потрясающе!

– Самое красивое место во всей Англии. Летом эти дороги забиты отдыхающими. А в это время года здесь ни души. Поэтому мне больше всего нравится именно этот период.

На ее щеках появился маслянистый блеск, она тщательно вытерла влагу со своего лица и лба, посмотрела вдаль, мимо острова Бель. Роган наблюдал за ней и радовался, что кругом так красиво.

Высадившись на противоположном берегу, они поехали по дороге в сторону Хоуксхеда и в районе Конистон Уотер повернули на Браутон-ин-Фурнесс и Уичам. Потом они поехали на север, по дороге вдоль берега и в миле от станции Уитбек достигли легендарного дорожного знака – Марш-Энд. Она съехала с дороги, и машина затряслась на избитой колее, ведущей к морю.

Они следовали направлению петлявшего ручья, который извивался, как змея, теряясь местами в жесткой болотистой траве и грязных лужицах, где в камышах гнездились дикие утки и куда с моря несло туман, сглаживая контрастность окружающего, делая все расплывчатым, бесформенным, словно сновидение.

Машина свернула на другую колею, проходившую через рощицу, за которой у истока ручья виднелась одинокая ферма.

Дом стоял среди берез у края воды – старинная постройка из серого камня, а рядом добротный амбар. Постройки и дворик огораживала стена. Но когда они подъехали ближе, Роган понял, в каком все было запустении. Поломанные части забора, облезшая покраска... Между булыжниками проросла трава.

Машина остановилась, Ханна Костелло выключила мотор и состроила рожицу.

– Не очень красиво. С годами приливы испортили пастбища. На жизнь здесь не заработаешь ничем, кроме охоты на дичь и рыбной ловли. Агенты по недвижимости с удовольствием сдали эту ферму на год.

Он нахмурился.

– Очень длинный срок.

– Любой более короткий вызвал бы подозрения.

Она помолчала неуверенно, потом продолжала:

– Когда ты в последний раз видел Колама О'Мора?

– Десять лет назад.

– Он изменился. Постарайся не показывать этого. Думаю, что он очень честолюбивый.

Роган не успел ответить. За его спиной отворилась дверь, и он торопливо оглянулся. В дверях стоял мужчина, опирающийся на палку. С его широких сутулых плеч, подавшись немного вперед, свешивалась голова.

– Шон! – раздался хриплый шепот. – Клянусь всем, что есть святого, это – Шон Роган!

Увиденное потрясло, как удар. Роган с усилием сделал глотательное движение и пошел с вытянутой рукой ему навстречу.

– Колам, старый леший! Давно не видел тебя.

На мгновение в рукопожатии отразилась прежняя сила, запомнившаяся ему с тех пор, но только на мгновение. И Колам О'Мор хрипло засмеялся.

– Говорят, что время все меняет, Шон. Мне оно угодило прямо в зубы. Рад, что с тобой оно обошлось более милостиво.

Он повернулся и захромал вдоль побеленного известью коридора. Роган пошел за ним, видя, что на высохшем мужчине, которого он когда-то знал под именем Колама О'Мора, одежда висит мешком.

В просто обставленной гостиной стоял стол, два мягких кресла возле камина и лежали камышовые циновки на полу. Колам О'Мор опустился в одно из кресел и посмотрел на Ханну.

– На серванте стоит бутылка, девочка, и стаканы. И не говори мне – не надо. Обо мне теперь можно не заботиться.

Роган расстегнул пояс на своем плаще, снял его и сел в другое кресло, проговорив:

– Колам, что с тобой?

Старик пожал плечами.

– Суровая жизнь, выпавшая на мою долю. Дают о себе знать прошлые грехи... Разве это имеет значение? – Он покачал головой. – Я не видел человека, который выглядел бы лучше, просидев семь лет в английской тюрьме.

Роган хмыкнул.

– Помнишь, что писал Том Кларк? Никогда не сдавайся. Продолжай драться и полагайся на чувство собственного достоинства.

О'Мор кивнул. Разве не поступал он именно так все последние пятнадцать лет?!

Ханна налила виски в оба стакана, поднесла их мужчинам, старик обнял ее за талию.

– Ей повезло, что я не моложе ее на тридцать лет, Шон. Эта девочка что надо. – Он улыбнулся ей. – Изобрази ему какой-нибудь завтрак, красавица, пока мы разговариваем.

Она взглянула на Рогана, и в ее глазах отразились непроизнесенные слова. Она вышла. О'Мор отпил немного виски из своего стакана и с облегчением вздохнул. Вынул трубку и начал набивать ее из кожаного кисета.

– Ты только что слышал новости. Теперь они носятся кругами блокируют все дороги из этих проклятых болот, а ты махнул за триста пятьдесят миль, где они меньше всего думают обнаружить тебя. Над этим можно только посмеяться.

Роган чокнулся с ним.

– Благодаря Большому Мужчине.

– Организация заботится о своих членах, – заявил Колам О'Мор. – Признаюсь, что пришлось потратить немало времени, но не только по моей инициативе.

Наступило недолгое молчание, потом Роган спросил, подбирая слова:

– А как отсюда быстрее всего добраться до Керри, Колам?

– Ну, видишь ли, Шон, я ведь хотел кое-что обсудить с тобой, верно?

За этими словами скрывалось что-то очень важное, что-то такое, чего он пока не понимал, что оставалось под спудом происходившего с тех пор, как Соамс посетил тюрьму, после чего, казалось, прошло сто лет...

Колам взял сигарету, прикурил ее от тлеющей в камине головешки.

– Мы знаем друг друга давно, Колам, слишком давно, чтобы испытывать какую-то неловкость в наших отношениях. О чем же ты хотел поговорить со мной?

– О простых вещах. У нас для тебя есть работа, Шон.

– У вас?

– У организации.

– Насколько я понимаю, она свернула свою деятельность после прекращения пограничной войны.

Колам О'Мор причмокнул.

– Сказки для простаков и старух. Просто мы столкнулись с трудностями, Шон. Теперь мы проводим крупномасштабную реорганизацию, и нам нужны деньги.

– А где мы их можем раздобыть?

Старик повернулся к столу, выдвинул ящик, вынул оттуда карту и разложил ее на полу. На ней давалась детальная схема озерного края. Свою палку он использовал в качестве указки.

– Почтовые поезда из Глазго в Лондон проходят через Карлайл и Пентрис. Обрати внимание, что Кендал остается в стороне. До Кендала идет местная ветка. И она вливается в основную колею на станции Ригг, в восьми милях к югу от Кендала.

– Ну и что?

– Каждую пятницу Ассоциация центральных банков отправляет из Пентриса бронированную машину. Она совершает своего рода круг между озерами и по морскому берегу, заезжает в Кесвик, Уайтхевен, Сискейл и другие места. Из Браутона, который ты проехал по дороге сюда, машина направляется в Эмблсайд, а потом мимо Уиндермера в сторону Кендала. Прибывает на станцию Ригг в три часа дня, к приходу лондонского экспресса.

– Какой груз они перевозят?

– Обычные наличные накопления к концу недели, главным образом старые купюры, чтобы их потом опять пустить в оборот. Ты знаешь, как работают банки. Они не хотят, чтобы деньги оставались в сельских филиалах. Обычно где-то четверть миллиона.

– Такие деньги вполне пригодились бы.

– И даже очень. Для организации.

Роган резко засмеялся.

– Упаси нас Боже, но это же сумасшествие! – Он подошел к окну, потом круто повернулся. – Так, значит, ради этого ты помог мне бежать после семи лет отсидки, Колам О'Мор?

– У тебя самая светлая голова во всей нашей организации, – спокойно отозвался О'Мор. – Гениальный организатор! Мы нуждались в тебе все эти годы.

– А если бы я вам не понадобился, то где бы я был сейчас, Колам О'Мор?

– Нам дорого стоило вызволить тебя, парень, и не только с точки зрения наличных денег. Я полагаюсь на тебя.

– Тогда я тебя сейчас разочарую. – Роган покачал головой и подошел к камину. – Я всем этим сыт по горло, Колам, неужели ты не понимаешь этого? Мне сорок лет, и двенадцать из них я провел в тюрьме. Что касается меня, то я выхожу из игры. Организация должна найти другой способ получить то, что ей требуется. Я уже накушался всего этого.

Старик кивнул.

– А чем же ты тогда займешься?

– В Керри имеется ферма, на которой теперь ждут меня, и ты, знаешь об этом прекрасно. Мой отец занимался на ней всеми делами с тех пор, как десять лет назад отошел от политической деятельности. Он все больше стареет. Колам, и я тоже.

– Разве это не относится ко всем остальным? – Старик вздохнул. – Пусть будет так. К северу отсюда есть местечко на морском берегу, которое называется Равенглас. Я дам тебе фамилию одного человека. За сто фунтов он перевезет тебя по воде. – Он опять выдвинул ящик, вынул оттуда пачку банкнотов и бросил ее на стол. – Удачи тебе, Шон Роган.

Роган взял кредитки, прикинул их на вес, лицо его нахмурилось.

– А как ты?

– Да храни нас Бог, парень. Меня ждут дела, и вон в тех горах находятся люди, готовые на все. Я сам постараюсь справиться со всем этим.

Роган постоял некоторое время, пристально смотря на него, потом, не говоря ни слова, повернулся, распахнул дверь и вышел на улицу.