Николаю Белову было пятьдесят два года. Симпатичный, правда, несколько располневший мужчина, вкушающий радости жизни в количествах, явно вредных для здоровья. Он носил темные костюмы и плащи, сшитые в Лондоне на Сэвил Роу. Седые вьющиеся волосы и импозантный вид делали его похожим на актерскую знаменитость, а не на действующего полковника КГБ.
Поездку в Лион никак нельзя было назвать деловой, но она дала Белову возможность взять с собой секретаршу. Ирина Вронская уже несколько лет была его любовницей. Они великолепно провели два дня, воспоминания о которых мгновенно выветрились из головы полковника, когда он, вернувшись в посольство, узнал о том, что его дожидается срочное послание от генерала Масловского.
Одно упоминание имени генерала заставило полковника почувствовать нервный озноб. В сопровождении Ирины он быстро прошел в комнату шифровальщиков. Оператор подала ему пленку с записью. Белов набрал персональный шифр, и машина заработала. Прочитав распечатку, он грубо выругался про себя. Взяв Ирину под локоть, вывел ее в коридор.
— Найдите лейтенанта Шепилова и капитана Туркина. Чем бы они ни занимались, пусть все отложат и немедленно свяжутся со мной.
* * *
Белов сидел за столом, разбирая поступившие документы, когда дверь открылась и Ирина ввела Татьяну, Наталью Рубинову, Шепилова и Туркина. Полковник хорошо знал Воронину. Официально он занимал пост атташе по культуре в посольстве и не раз сопровождал ее на многочисленные приемы и встречи.
— Рад вас снова видеть. — Белов встал.
— Требую объяснить мне, что все это значит. Меня схватили прямо на улице…
— Я уверен, что капитан Туркин действовал в полном соответствии с ситуацией. — Белов кивнул Ирине. — Звоните в Москву. — Снова повернулся к Татьяне. — Успокойтесь и сядьте. Прошу вас, — добавил полковник.
Татьяна села.
— А теперь расскажите мне, пожалуйста, чем вы занимались сегодня утром, — потребовал Белов.
— Гуляла в саду Тюильри.
— А потом?
— Пошла в Лувр.
— С кем вы там беседовали?
Полковник хотел застать девушку врасплох. К своему удивлению, Татьяна спокойно ответила:
— Я была одна. Может, вы все-таки объясните мне, что происходит?
У Белова не было никаких оснований не верить девушке. Более того, он сам жаждал, чтобы все было именно так, как она говорит. Ведь он отсутствовал отнюдь не по уважительным причинам. Находись полковник на рабочем месте, он получил бы приказ Масловского вовремя. И тогда Татьяна не смогла бы утром уйти из отеля. Во всяком случае, без сопровождения.
— На связи генерал Масловский, — сказала Ирина.
Белов взял трубку.
— Белов слушает, товарищ генерал.
— Николай, она у вас?
— Так точно.
— Она под охраной? С ней кто-нибудь говорил?
— Ответ на первый вопрос — да, на второй — нет, товарищ генерал.
— А этот человек, Девлин… Он не пытался войти с ней в контакт?
— Похоже, нет. Из компьютера мы получили на него все данные. Фотографии и так далее. Если он к ней хоть на шаг приблизится, мы сразу же об этом узнаем.
— Отлично. Дайте Татьяну.
Белов передал девушке трубку.
— Папа?
Все годы она называла его именно так.
— С тобой все в порядке? — голос Масловского был, как всегда, мягок и добр.
— Я в недоумении. Никто мне не объясняет, что происходит.
— Тебе достаточно знать, что по причинам, о которых мне сейчас говорить не хочется, ты оказалась замешанной в делах, связанных с государственной безопасностью. Очень серьезные дела. Тебе надо срочно возвращаться в Москву.
— А мои гастроли?
Голос на другом конце провода стал холодным, безразличным и отстраненным.
— Отменяются. Сегодня отыграешь в Консерватории — это главный пункт твоего контракта. К тому же первый прямой самолет до Москвы летит только завтра утром. Будет подготовлено специальное сообщение для прессы. Обострилось старое заболевание кисти или что-то в этом роде. Необходимо пройти курс восстановительного лечения…
Всю свою жизнь она безропотно выполняла волю приемного отца, который формировал ее карьеру, окружал заботой и вниманием. Но сейчас все в ней воспротивилось этому диктату.
— Но, папа… — еще раз попыталась возразить она.
— Все. Ты поступишь так, как сказано, во всем будешь подчиняться полковнику Белову. Дай ему трубку.
Татьяна молча передала трубку Белову. У нее тряслись руки. Никогда еще отец не разговаривал с ней в таком тоне. Неужели она для него сейчас не дочь, а просто еще один гражданин СССР, которому приказано действовать так, а не иначе?
— Белов слушает, товарищ генерал… Без проблем. — Он бросил взгляд на Татьяну. — Можете не сомневаться.
Полковник положил трубку и вынул из папки фотографию, протянул девушке. Она увидела своего недавнего знакомого. Может, несколько помоложе, но, несомненно, это был Лайам Девлин.
— Этот человек — ирландец. Зовут Лайам Девлин. Профессор университета из Дублина, по отзывам, совершенно обворожительный при знакомстве. Относиться к нему, однако, надо со всей серьезностью. Всю свою сознательную жизнь он был активистом Ирландской Республиканской Армии. Одно время даже входил в ее руководство, безжалостный и талантливый боевик, убить человека ему так же просто, как прихлопнуть муху. В молодости он исполнял смертные приговоры, выносимые руководителями ИРА.
Татьяна глубоко вздохнула.
— Какое же отношение он имеет ко мне?
— Вам достаточно знать, что он, возможно, захочет с вами поговорить. Итак, сейчас вы вернетесь в «Риц» в сопровождении лейтенанта Шепилова и капитана Туркина. Никуда не будете выходить до начала вечернего концерта; они доставят вас в Консерваторию. Я тоже туда приеду. После концерта на банкете будут наш посол и президент Франции месье Миттеран. Из-за него мы и не отменяем сегодняшний концерт. Надеюсь, сейчас вам все ясно, так ведь?
— Да уж, — холодно бросила девушка, побледнев от волнения. — Я все прекрасно поняла.
— Отлично. А теперь отправляйтесь в гостиницу и попытайтесь немного отдохнуть.
* * *
Лайам Девлин прибыл в Килри. Постоянной служанки у него не было, два раза в неделю приходила пожилая женщина, чтобы прибраться в доме и забрать грязное белье. Это Девлина вполне устраивало. Он поставил в кухне на плитку чайник, прошел в гостиную и зажег огонь в камине. Поленья весело затрещали, и в этот момент раздался стук в стеклянную дверь. Девлин обернулся и увидел Мак-Гиннеса.
Лайам тут же открыл дверь.
— Быстро вы. Я только что вернулся.
— Об этом мне сообщили через пять минут после вашего приземления в аэропорту Дублина. — Мак-Гиннес был зол и не скрывал этого. — Что за чертовщина, Лайам? Что происходит?
— О чем это вы?
— Сначала Левин и Билли, теперь нашли тело Майка Мерфи в реке с двумя пулями. Это дело рук Кухулина. Вы это знаете, и я знаю. Проблема в том, откуда он знает?
— Сразу ответить на этот вопрос я не в силах. — Девлин достал два бокала и бутылку виски. — Выпей и успокойся.
Мак-Гиннес сделал маленький глоток.
— Думаю, утечка произошла в Лондоне. Всем отлично известно, что английская секретная служба так и кишит агентами Кремля.
— Небольшое преувеличение, но доля правды в нем есть. Я уже раньше говорил, что Фергюсон считает вашу сторону виновной в утечке.
— Да черт с ним. Я бы вплотную занялся Павлом Черным, из него многое можно выудить.
— Может быть. Надо все обговорить с Фергюсоном. Давайте подождем еще денек.
— Хорошо, — с явной неохотой согласился Мак-Гиннес. — Я буду на связи. — И вышел.
Девлин налил себе еще виски, медленно отхлебывая, посидел в раздумье, потом потянулся к телефону. Стал было набирать номер, потом заколебался. Положил трубку, достал маленькую черную коробочку из ящика письменного стола, включил ее.
Датчики не реагировали ни на телефон, ни на другие предметы в комнате.
— Так, — тихо произнес он. — Фергюсон или Мак-Гиннес. Тот или другой, третьего быть не может.
Девлин набрал номер квартиры на Кавендиш-сквер.
— Фокс слушает.
— Он у себя, Гарри?
— Пока нет. Как дела в Париже?
— Прелестная девушка. Она мне понравилась. Ничего не мог поделать, только выложил перед ней все факты. Передал также документы, которые доставил ваш посыльный. Она их взяла, но я бы на многое не рассчитывал.
— Я тоже. Сможете уладить дела в Дублине?
— Мак-Гиннес уже был у меня. Он хочет добраться до Черного, как следует надавить на него.
— Может, это и есть наилучший выход.
— Боже ты мой, Гарри, похоже, Белфаст на вас подействовал. Хотя, пожалуй, вы и правы. Я попросил у него один день отсрочки. Если понадоблюсь вам, то я у себя дома. Да, кстати, я дал девушке свою визитную карточку. Она посчитала меня романтиком, Гарри. Вам когда-нибудь пришла бы в голову такая мысль?
— Вы умеете производить впечатление, только я на это никогда не покупался.
Фокс рассмеялся и положил трубку. Нахмурившись, Девлин продолжал сидеть в кресле, когда в стеклянную дверь снова постучали. Она открылась, и вошел отец Кассейн.
— Гарри, само небо принесло вас сюда. Я не раз говорил вам, что вы делаете лучшую яичницу в мире.
— Вы мне льстите. — Кассейн налил себе виски. — Как Париж?
— Париж? — удивился Девлин. — Да я ведь только пошутил. Я был в Корке по университетским делам, связанным с кинофестивалем. Пришлось там заночевать. Только что вернулся домой и просто умираю от голода.
— Ну, хорошо. Вы накроете на стол, а я приготовлю яичницу.
— Вы настоящий друг, Гарри.
— А почему бы и нет, Лайам. — Кассейн остановился у двери. — Мы знакомы уже целую вечность. — С улыбкой на губах священник удалился на кухню.
* * *
Татьяна решила принять горячую ванну, чтобы расслабиться.
— Отдохни, я сейчас все приготовлю, — сказала Наташа Рубинова. — Кофе сварить?
— Спасибо.
Минут через десять она погрузилась в теплую пенистую воду, отхлебывая мелкими глотками крепкий кофе.
Наташа сняла с полочки шампунь.
— Тебе надо быть очень осторожной, моя милая. Понимаешь?
— Как странно… Никто раньше мне не советовал быть осторожной.
Татьяна подумала о том, что после кошмара в Друморе, который приходил к ней только во сне, ее постоянно ограждали от всех трудностей жизни. Масловский с женой и впрямь любили и холили ее как родную дочь, никогда и ни в чем она не испытывала нужды. Да и о какой нужде можно было говорить, если она принадлежала к высшей элите страны… Великолепная квартира, дача, лучшие курорты… Превосходные преподаватели, нежно пестовавшие ее талант. Со стола никогда не исчезали деликатесы, неизвестные большинству населения страны. Одежду и обувь Татьяне покупали в специальном отделе ГУМа. Обо всем этом Татьяна никогда не задумывалась, как и не задумывались тысячи и тысячи людей о всевластии КГБ и партийных боссов, о лжи и демагогии, липкой паутиной опутавших огромную страну.
— С тобой все в порядке? — вывел ее из задумчивости голос Наташи.
— Конечно. Подай, пожалуйста, полотенце. Ты обратила внимание на зажигалку Туркина? Фирмы «Картье», золотая. Помнишь знаменитую сказку о ферме, где все животные равны между собой, но одни из них более равны, чем другие. Туркин — из других…
— Таня, миленькая, — Наташа выглядела по-настоящему встревоженной, — тебе не надо говорить такое.
— Ты права, — улыбнулась Татьяна. — Я просто злюсь, вот и все. Думаю, сейчас мне лучше прилечь, чтобы выглядеть свежо на концерте. — Они прошли в спальню, и Татьяна забралась в постель. — Наши стражники все еще здесь?
— Да.
— Тогда я посплю.
Наташа задернула на окне шторы и вышла. Татьяна лежала в темноте, размышляя о своей жизни. События последних часов потрясли ее. Гордая и независимая женщина, всемирно известная пианистка, получавшая награды из рук самого Брежнева, Татьяна почувствовала себя ничтожным винтиком в жестокой машине государства. Ей грубо и ясно показали, что она — ничто, что ее так же легко превратить в лагерную пыль, как отца, как миллионы соотечественников.
С нее хватит. Татьяна включила лампу и вынула из сумочки пакет Девлина. Британский паспорт сделан великолепно, в нем значится, что он выдан три года назад. Проставлены американская и французская визы. Паспорт выписан на имя Джоан Фрэнк, уроженки Лондона, профессиональной журналистки. Фотография полностью соответствует оригиналу. В пакете парочка личных писем, якобы присланных на ее лондонский адрес в Челси, кредитная карточка и английские водительские права. Да, они все предусмотрели. Даже маршрут. Прямой самолет из Парижа не годился. Ее немедленно хватятся, и все аэропорты будут сразу же перекрыты. Опасны и паромные переправы в Кале и Булонье. Поэтому ей предлагалось выехать из Парижа поездом в Ренн, пересесть там до Сен-Мало на побережье Бретани. Оттуда на судне на подводных крыльях добраться до острова Джерси. А уже из Джерси на самолете — в Лондон.
Удивляясь своему спокойствию и расчетливости, Татьяна встала, на цыпочках прошла в ванную и закрыла за собой дверь. Сняла телефонную трубку с аппарата на стене и попросила диспетчерскую. Ей сразу же ответили. Да, есть вечерний поезд до Ренна, отходит в одиннадцать часов от Северного вокзала. Там придется немного подождать, но все равно она успеет прибыть в Сен-Мало еще до завтрака. Вполне достаточно времени, чтобы успеть на судно на подводных крыльях.
Татьяна вернулась в спальню, довольная тем, что не назвала номер своего люкса и собственное имя. Такой запрос мог быть сделан любым из сотен постояльцев отеля.
Она достала из шкафа сумку, в которой обычно носила всякую мелочь, необходимую для подготовки к концерту. Конечно, много в ней не спрячешь. Будет заметно. Положила черный спортивный костюм, ноты. Вот и все.
Итак, больше делать нечего. Татьяна подошла к окну и посмотрела на улицу. Снова пошел дождь, она поежилась, остро почувствовав одиночество. Подумала, не позвонить ли Девлину, но сразу же отказалась от этой мысли. Только не из номера. КГБ сразу же зафиксирует звонок. Легла в постель, выключила свет. Уснуть бы на часок-другой. Перед глазами возник облик Кухулина: бледное лицо, глубокие темные глаза. О сне не могло быть и речи.
* * *
На концерт Татьяна надела платье из черного бархата, сшитое у Бэлмейна. Ей оно очень шло. Нитка крупного жемчуга и такие же серьги должны принести удачу. Подарок Масловских перед конкурсом Чайковского, на котором она одержала триумфальную победу.
Пришла Наташа.
— Ты готова? — она обняла Татьяну. — Выглядишь просто великолепно.
— Спасибо. Я уже собрала сумку.
— Полотенце положить не забыла?
Татьяна не успела и слова сказать, как Наташа потянула молнию на сумке — и оцепенела.
— Прошу тебя, — прошептала Татьяна. — Если я что-нибудь для тебя значу…
Наташа пристально посмотрела на нее, покачала головой и ушла в ванную. Вернулась с полотенцем, сложила, сунула в сумку.
— Все. Мы готовы.
Татьяна взяла сумку и прошла в другую комнату, где их ждали Шепилов с Туркиным. Оба были во фраках — после концерта предстоял банкет.
— Позвольте заметить, вы выглядите просто сногсшибательно, — сказал Туркин. — Достойно представляете нашу великую страну.
— Избавь Господь меня от ваших комплиментов, — ледяным голосом ответила девушка. — Возьмите-ка лучше мою сумку.
* * *
Зал Консерватории был переполнен. Когда Татьяна вышла на сцену, оркестр стоя приветствовал ее, публика разразилась громом аплодисментов. В почетной ложе для гостей находился президент Франсуа Миттеран.
Татьяна села к роялю, и шум в зале стих. Дирижер взмахнул палочкой, и оркестр заиграл первые такты. Руки Татьяны запорхали над клавишами.
Ее переполняла радость, почти экстаз. Смертельная опасность, грозившая ей, обострила все чувства. В ее игре появились трепетность и мощь — то, что так долго таилось где-то в глубине души. Оркестр тоже был превосходен, в драматическом финале знаменитого фортепьянного концерта Рахманинова они слились в единое целое.
Когда Татьяна закончила играть, крики взорвали зал. Такого восторга, восхищения она никогда раньше не видела.
За кулисами Наташа обняла Татьяну, в ее глазах стояли слезы.
— Милая девочка, ты была великолепна. Ничего лучшего я за всю жизнь не слышала.
— Да, я знаю. Это мой вечер, Наташа, сегодня мне принадлежит весь мир. — Она поспешила вновь на сцену, гром аплодисментов не утихал.
После концерта к Татьяне подошел Франсуа Миттеран. Президент французской республики нежно поцеловал ей руку.
— Мадемуазель, я очарован. Превосходное исполнение.
— Вы так добры, месье президент, — улыбнулась Татьяна.
Пенилось в бокалах шампанское, сверкали блики фотовспышек. Президент представил Татьяну своему окружению. Она заметила Шепилова и Туркина, беседующих недалеко от выхода с Николаем Беловым, роскошно выглядевшим в бархатном фраке и кружевной сорочке. Он поднял бокал и пошел ей навстречу. Татьяна взглянула на часы. Начало одиннадцатого. Если она собирается бежать, надо поторапливаться.
Белов поцеловал ей руку.
— Вам нужно почаще злиться, дорогая.
— Вы так думаете? — Татьяна взяла бокал шампанского. — Здесь весь дипломатический корпус. Вы должны быть довольны. Где Наташа?
— В компании репортеров. Позвать ее?
— Не надо. Мне нужно сходить в гримерную, но я сама справлюсь.
— Ладно. — Белов кивнул Туркину. — Проводи. — Улыбнулся Татьяне. — Мы не хотим, чтобы вас задавили в толпе.
Люди расступались перед Татьяной, поднимали бокалы, а по пятам за ней следовал Туркин.
Подойдя к гримерной, Татьяна открыла дверь.
— Надеюсь, мне позволено заняться туалетом без посторонних?
— Раз вы настаиваете, — усмехнулся Туркин.
Закрыв за собой дверь, Татьяна скинула туфли, расстегнула молнию на платье. Оно с мягким шорохом упало к ее ногам. Достала из сумочки спортивный костюм, облачилась в него, сунула ноги в замшевые тапочки. Схватив плащ и сумку, прошла в туалет, закрыла двери на задвижку.
Окно из туалета выходило в маленький дворик Консерватории. Татьяна открыла его, взобралась на подоконник и прыгнула в темноту. Подняв воротник плаща, побежала к калитке.
В глубине улицы Мадрид показалось свободное такси. Татьяна подняла руку.