В самом деле, деревушка Пагус-Парвус нимало не походила на Город. Она лепилась на склоне горы, в краю, название которого менялось столько раз, что никто уже и не помнил, как эта местность называлась изначально. Вся деревушка состояла из одной-единственной улицы, мощенной булыжником и застроенной вперемежку жилыми домами и лавками. По виду постройки напоминали лондонские, какие были там в эпоху Великого Пожара. Первые и вторые этажи домов нависали над улицей (а у богача Иеремии Гадсона над улицей нависал и третий этаж с четвертым). Временами дома на противоположных сторонах улицы почти соприкасались. Окна, маленькие, в свинцовых переплетах, тоже не особенно пропускали свет. Наружные стены домов были крест-накрест перечеркнуты балками. Вследствие того что деревушка стояла на склоне горы, дома со временем покосились и покривились, а некоторые осели в землю. Казалось, толкни один — остальные тут же повалятся как подкошенные.

Как мы уже говорили, единственная улица поднималась в гору и упиралась в церковь, куда местные жители заглядывали только на крестины или на похороны. Уход из этого мира и появление на свет считались событиями, достойными внимания; в остальное же время обитатели деревушки не испытывали потребности ходить в церковь. Здешнего священника, преподобного Стирлинга Левиафанта, такое положение дел целиком и полностью устраивало. Этот пастырь не гонялся за овцами своего стада, но предоставлял им идти каждой своим путем, как кому заблагорассудится.

Кроме того, подъем в гору и впрямь был непомерно крут.

И все же, несмотря на это обстоятельство, а также на снегопад, утром следующего дня возле бывшей шляпной лавки собралась изрядная толпа. Солнце еще не успело показаться из-за облаков, как по деревне прокатился слух, что вместо шляпника в крайнем доме поселился новый обитатель. И местные жители один за другим, пыхтя и отдуваясь, потянулись в гору — собственными глазами убедиться, что слух верен. Действительно, в доме кто-то поселился. Окна, еще вчера мутные, отмыли до блеска, но вот незадача: стекло в витрине было кривое, поэтому, чтобы рассмотреть, что же в ней выложено, приходилось прижимать нос к самому стеклу. Именно это и проделывали изнемогавшие любопытные.

— Что тут теперь, лавка старьевщика? — поинтересовался один из них.

Уместный вопрос, поскольку все содержимое сака, накануне выгруженное хозяином (за вычетом еды и питья), было разложено в витрине и снабжено ценниками. Без ценника осталась лишь деревянная нога, прислоненная в углу.

— Зверями он торгует, — предположил другой любопытный.

Пеструю лягушку в ее стеклянном обиталище, водруженном на прилавок, было хорошо видно даже снаружи, сквозь кривое стекло. При дневном свете она положительно приковывала к себе взгляд: лягушачья шкурка блестела и переливалась алым, зеленым и желтым крапом. В местных прудах водились только самые заурядные лягушки, и ничего подобного тут отродясь не видывали. К тому же у этой удивительной лягушки и лапки были необыкновенные: не перепончатые, а вроде как с длинными пальцами — тонкими и узловатыми. И как она плавала, оставалось загадкой.

Тут за стеклом появился сам хозяин и поместил на витрину табличку с надписью:

ДЖО ЗАББИДУ — РОСТОВЩИК

Местные жители закивали и стали переглядываться — не то чтобы одобрительно, скорее сообщая друг другу: «Вот, я же говорил», хотя насчет ростовщика никто ничего не говорил. Джо тем временем вышел из лавки, неся приставную лестницу, прислонил ее к стене, проворно вскарабкался на самый верх и отцепил выцветшую вывеску со шляпой. Вместо нее на железном шесте утвердился общепринятый знак ростовщичества: три золотых шара, образующих треугольник. Новая вывеска лениво качнулась на ветру и заблестела в лучах низкого зимнего солнца.

— А лягушка продается? — спросили из толпы.

— Увы, нет, — серьезно ответил Джо. — Она мой компаньон.

Такой ответ поразил и развеселил толпу, так что прокатилась волна смешков и шепотков, а над головами присутствующих заклубились облачка пара.

— А нога почем? — справился кто-то еще.

Джо благодушно улыбнулся, слез с лестницы еще проворнее, чем забирался на нее, и выпрямился перед толпой.

— Так! — воскликнул он. — Значит, нога. О ней особый рассказ.

— Какой такой раз сказ? — встрял не в меру любознательный юноша, прославившийся именно любознательностью, а не умом. За спиной у него хмыкнули двое братьев.

— Рассказ, то есть история. Но в другой раз, — отозвался Джо.

Толпа разочарованно завздыхала, но Джо призывно поднял руку и откашлялся.

— Дамы и господа, меня зовут Джо Заббиду, — объявил он, с присвистом напирая на «дж». — Я прибыл, и я к вашим услугам. Эта вывеска, три золотых шара, свидетельствует о том, что я ростовщик. Ремесло это древнее, почтенное, уходит корнями в глубь веков. Полагаю, оно пошло из Италии. Я обещаю вам, — с этими словами он прижал правую руку к сердцу и возвел глаза к небу, — что дам достойные деньги за все, что вы принесете в заклад, и буду по справедливости взимать комиссионные, ежели вы пожелаете выкупить свои вещи. Принимаю все: одежду, обувь, утварь, украшения, часы…

— Деревянные ноги! — выкрикнул кто-то.

Джо не обратил на выкрик ни малейшего внимания. Не сбившись, он уверенно продолжал:

— Поверьте моему слову. Джо Заббиду вас не обманет.

На миг над толпой повисло молчание, затем раздались аплодисменты. Джо поклонился и улыбнулся присутствующим.

— Благодарствуйте, — произнес он, когда самые смелые подошли пожать ему руку. — Вы очень любезны.

#i_002.png

А в это время Ладлоу вскочил как подброшенный. Мальчику приснился страшный сон: будто колют его тысячами мелких иголок. Пробудившись, он обнаружил, что в очаге трещит огонь и что одно полено плюется искрами, осыпает ими его, Ладлоу, щеки. Джо куда-то подевался, но на столе имелись хлеб, молоко и пиво, и Ладлоу мигом понял, что зверски голоден. Он напился парного молока и уплел порядочный ломоть теплого хлеба. Насытившись, он было пристроился подремать еще, но снаружи послышался шум, и мальчик подкрался к двери — поглядеть, что творится на улице.

Джо все еще здоровался с местными. Заметив Ладлоу, он кивнул толпе, которая никак не желала рассасываться и все не могла надивиться на пришельца. Появление Джо стало для деревушки настоящим событием. Сюда редко жаловали гости.

«А жаль, что редко», — подумал Джо, рассматривая окружающих. Да они же все на одно лицо! Нос крючком, узкие, близко поставленные глазки, кривые ухмылки. Кое-какие различия попадались, но в общем и целом было видно — здесь принято жениться на ближайшей родне.

«Им не помешал бы приток свежей крови», — добавил про себя Джо. А вслух сказал, обращаясь к подмастерью:

— Неплохо нас принимают, да, Ладлоу?

И продолжал пожимать все новые и новые руки. А Ладлоу стоял на пороге лавки и прикидывал, есть ли чем поживиться в карманах у местных. Но прикидывал он лениво.

#i_003.png