Полы в коридорах хосписа при больнице Святой Анны были устланы мягкой ковровой дорожкой. Застекленная стена комфортабельной приемной выходила на пруд. Повсюду царила атмосфера безмятежности и покоя, разительно отличающаяся от того, что я видела в главном здании больницы и в другом отделении, где навещала Линн.

Пациенты, которых сюда привозили, понимали, что отсюда не выйдут. Они находились здесь, чтобы получить облегчение от своих страданий, насколько это в человеческих силах, и мирно уйти из жизни в окружении близких и самоотверженного персонала, готового также утешить и тех, кого они покидали.

Секретарша была удивлена, что я попросила встречи с директором без записи на прием, но все же дала разрешение. Безусловно, одно упоминание «Уолл-стрит уикли» открывает двери. Меня быстро провели в кабинет доктора Кэтрин Клинтуэрт, привлекательной женщины лет пятидесяти с рыжеватыми прямыми и длинными волосами. Сразу обращали на себя внимание ее глаза — холодного голубого оттенка, цвета воды в солнечный январский день. На ней был свободный вязаный жакет и подходящие по тону брюки.

Я вновь прибегла к отработанному приему и, извинившись за непрошеный визит, принялась объяснять, что пишу статью для «Уолл-стрит уикли». Однако женщина прервала меня жестом руки.

— Буду рада ответить на ваши вопросы о Николасе Спенсере, — сказала она. — Очень им восхищалась. Как вы понимаете, если бы рак удалось победить, мы были бы рады упразднить хосписы.

— Сколько времени Николас Спенсер работал здесь как волонтер? — спросила я.

— С тех пор как пять лет назад умерла его жена Джанет. Наш персонал мог бы ухаживать за ней дома, но, поскольку у нее был пятилетний сын, она решила, что лучше эти последние десять дней побыть у нас. Ник был очень нам благодарен за помощь не только Джанет, но и ему, и его сыну, и родителям Джанет. Через несколько недель он вернулся и предложил нам помощь.

— Должно быть, нелегко было включить его в график, учитывая, как много он ездил, — предположила я.

— За пару недель он приносил нам перечень свободных дней. Нам всегда удавалось к этому приноровиться. Ник очень нравился людям.

— Так он все еще числился волонтером, когда разбился его самолет?

Она замялась.

— Нет. Фактически он не был здесь примерно месяц.

— Была ли для этого причина?

— Я предполагала, что ему нужна передышка. В последние недели перед этим он, казалось, испытывал громадное давление.

Я чувствовала, что она тщательно взвешивает слова.

— Какого рода давление? — спросила я.

— Он казался нервным и напряженным. И говорила ему, что весь день работать над вакциной, а потом приходить сюда и быть с пациентами, умоляющими испытать на них вакцину, это для него чересчур тяжелое психологическое бремя.

— И он соглашался?

— Если и не соглашался, то, по крайней мере, понимал. В тот вечер он ушел домой, и я больше его не видела.

Меня буквально огорошил подтекст ее высказывания.

— Доктор Клинтуэрт, испытывал ли когда-либо Николас Спенсер свою вакцину на пациентах?

— Это было бы незаконно, — твердо ответила она.

— Сейчас не об этом. Я расследую возможность того, что Николас Спенсер мог столкнуться с насилием. Прошу вас, будьте со мной честной.

Помедлив, она ответила:

— Я убеждена, что здесь он давал вакцину одному человеку. По сути дела, точно знаю, что это так, хотя пациент не хочет признаваться.

Есть еще один человек, который, думаю, получал лекарство, но этот факт тоже категорически отрицается.

— Что произошло с тем человеком, который, по-вашему, определенно получал вакцину?

— Он уехал домой.

— Его вылечили?

— Нет, но, насколько я понимаю, у него произошла самопроизвольная ремиссия. Прогрессирование заболевания резко замедлилось, что случается крайне редко.

— Вы следите за состоянием его здоровья?

— Как я уже сказала, он не признался в получении вакцины от Николаса Спенсера, если это действительно имело место.

— Вы скажете мне, кто это?

— Не могу. Это было бы вторжением в его частную жизнь.

Я выудила очередную визитку и протянула ее женщине.

— Вы не могли бы попросить этого пациента мне позвонить?

— Да, конечно, но я уверена, он не позвонит.

— А как насчет другого пациента? — спросила я.

— Это лишь мои догадки, подтвердить их я не могу. А теперь, мисс Декарло, мне пора на совещание. Если хотите услышать мое мнение о Николасе Спенсере, то вот оно: «Он был хорошим человеком, им двигала благородная цель. И если он почему-то сбился с пути, то, я уверена, не ради собственной выгоды».