Я приехала в Армонк рано и в ожидании Кена Пейджа сидела в машине перед домом Дэнниса Холдена. Потом, почти автоматически, позвонила Линн на номер в Бедфорде. Хотела напрямик спросить, почему она отговорила Ника Спенсера взять с собой в Пуэрто-Рико сына и почему сама отказалась от полета. Намекнул ли ей кто-нибудь на то, что лететь на этом самолете неразумно?

Ее, вероятно, не было дома, или она предпочла не снимать трубку. Подумав об этом, я решила, что так даже лучше. Лучше мне было самой увидеть ее реакцию на мой вопрос. Чтобы сделать из меня своего пиар-представителя, к тому же бесплатного, Линн использовала в корыстных интересах брак моей матери с ее отцом. Теперь она играла роль скорбящей вдовы, отвергнутой мачехи, сбитой с толку жены человека, оказавшегося мошенником. Правда заключалась в том, что ей было совершенно наплевать на Ника Спенсера, наплевать на его сына Джека и у нее, вероятно, с самого начала была интрижка с Чарльзом Уоллингфордом.

Вскоре подъехал Кен и поставил свою машину за моей. Мы вместе подошли к дому. Это был красивый кирпичный оштукатуренный дом в стиле Тюдоров, впечатление от которого усиливалось великолепным окружением. Дорогие кустарники, цветущие деревья и бархатистая зеленая лужайка свидетельствовали о том, что Дэннис Холден был весьма успешным инженером или владельцем семейного состояния.

Кен позвонил. Дверь открыл худой мужчина с мальчишеским лицом, очень короткими каштановыми волосами и добрыми карими глазами.

— Я Дэннис Холден, — сказал он. — Входите.

Внутри дом оказался таким же привлекательным, как снаружи. Хозяин провел нас в гостиную, где по обеим сторонам камина стояли два кремово-белых дивана. Антикварный ковер поражал изумительным сочетанием цвета, оттенками красного, синего, золотистого и малинового. Усевшись рядом с Кеном на один из диванов, я вдруг подумала, что несколько месяцев назад Дэннис Холден ушел отсюда, как он считал, в последний раз, чтобы остаться в хосписе. Каково ему было вернуться домой? Можно было лишь догадываться о кипевших в нем чувствах.

Кен протянул Холдену свою визитку. Я порылась в сумке в поисках моей и тоже вручила ему. Он внимательно их изучил.

— Доктор Пейдж, — обратился он к Кену, — у вас есть практика?

— Нет. Я пишу о медицинских исследованиях.

Холден повернулся ко мне.

— Марсия Декарло. Вы ведете финансовую колонку?

— Да, веду.

— Моя жена читает ее, и ей очень нравится.

— Я рада.

Он взглянул на Кена.

— Доктор, по телефону вы сказали, что вместе с мисс Декарло пишете статью о Николасе Спенсере. Как по-вашему, он еще жив, или человек, утверждающий, что видел его в Швейцарии, ошибается?

Кен посмотрел на меня, потом снова на Холдена.

— Семью Спенсера интервьюировала Карли. Почему бы ей не ответить на этот вопрос?

Я рассказала Холдену о моем визите к супругам Барлоу и о знакомстве с Джеком. В конце добавила:

— Из того, что я слышала о Нике Спенсере, ясно: он никогда бы не бросил сына и вообще был хорошим человеком, самоотверженно искал лекарство от рака.

— Да, это так. — Холден наклонился вперед, сплетя пальцы. — Ник был не из тех, кто мог инсценировать собственное исчезновение. Чувствую, что его смерть освобождает меня от данного ему обещания. Я надеялся, что, прежде чем нарушу обещание, его тело все-таки обнаружат, но с момента аварии прошел почти месяц, и оно может так и не всплыть.

— Какое обещание, мистер Холден? — тихо спросил Кен.

— Я обещал никому не открывать тот факт, что, когда был в хосписе, он ввел мне противораковую вакцину.

Мы с Кеном надеялись, что Дэннис Холден получал вакцину и что он признается в этом. Но услышать это из его уст было все равно что совершить последний головокружительный спуск с «американских горок». Мы оба уставились на него. Мужчина был худым, но совсем не казался болезненным. У него была розовая, здоровая на вид кожа. Теперь я поняла, почему у него такие короткие волосы — они недавно отросли.

Холден встал, прошел через комнату и взял в руки фотографию в рамке, лежащую лицевой стороной вниз на каминной полке. Он принес ее нам и вручил Кену.

— Этот снимок сделала моя жена на ужине, который мог стать для меня последней домашней трапезой.

Исхудавший. Изможденный. Облысевший. На этом снимке Дэннис Холден сидел за столом, на его лице блуждала слабая улыбка. Рубашка с открытым воротом висела на нем. Впалые щеки, костлявые руки.

— Я похудел до восьмидесяти фунтов, — сказал он. — Сейчас вешу сто сорок. У меня был рак толстой кишки, который успешно прооперировали, но потом по всему организму пошли метастазы. Мои врачи считают чудом то, что я до сих пор жив. Это действительно чудо, и пришло оно от Бога через Его посланца Ника Спенсера.

Кен не мог оторвать взгляда от фотографии.

— Ваши врачи знают, что вы принимали вакцину?

— Нет. И разумеется, у них нет оснований это подозревать. Они просто в недоумении, почему я не умер. Моей первой реакцией на вакцину было желание жить. Затем у меня появился небольшой аппетит, и я начал есть. Ник регулярно навещал меня дома, вел записи о моем состоянии. У меня есть копия, а у него была своя. Но он заклинал меня молчать. Говорил, что я не должен звонить ему в офис или оставлять там для него сообщение. Доктор Клинтуэрт из хосписа подозревала, что Ник ввел мне вакцину, но я это отрицал. Не думаю, что она мне поверила.

— Ваши врачи делали вам рентген или томографию, мистер Холден? — спросил Кен.

— Да. Они называют мой случай спонтанной ремиссией с вероятностью один на триллион. Некоторые из них пишут обо мне медицинские статьи. Когда вы сегодня позвонили, первым моим побуждением было вам отказать. Но я читаю каждый выпуск «Уолл-стрит уикли». Мне так больно видеть, как имя Ника смешивают с грязью, что я подумал — пора высказаться. Может быть, вакцина не поможет каждому, но мне она вернула жизнь.

— Вы позволите мне взглянуть на записи Ника о вашем выздоровлении?

— Я уже сделал копию на тот случай, если решу отдать ее вам. В записях сказано, что вакцина «атакует» раковые клетки, обволакивая их, а затем уничтожая. На этих участках начинается немедленный рост здоровых клеток. Меня привезли в хоспис десятого февраля. Ник работал там волонтером. Я был знаком с работами по возможному излечению рака. Знал, кто такой Ник, и читал его исследования, поэтому упросил его испытать на мне вакцину. Он ввел мне вакцину двенадцатого февраля, а в двадцатых числах я вернулся домой. Через два с половиной месяца я избавился от рака.

Час спустя, когда мы уже собирались уходить, открылась входная дверь. Вошли хорошенькая женщина и две девочки-подростка. У всех трех были красивые рыжие волосы. Очевидно, это были жена и дочери Холдена. Они сразу подошли к нему.

— Привет, — с улыбкой сказал он. — Вы рано вернулись. Что, деньги кончились?

— Нет, не кончились, — сказала жена, беря его под руку. — Просто мы хотели застать вас здесь.

Пока Кен провожал меня до машины, мы разговаривали.

— Это могла быть спонтанная ремиссия — один случай на триллион, — сказал он.

— Ты знаешь, что это не так.

— Карли, лекарства и вакцины действуют на людей по-разному.

— Он поправился, это все, что я знаю.

— Тогда почему не удались лабораторные испытания?

— Ты не меня спрашивай, Кен, а себя. И ответ один и тот же: кто-то хотел, чтобы все считали, будто вакцина не получилась.

— Да, я рассматривал такую возможность, и вот что я думаю: Николас Спенсер подозревал, что кто-то умышленно манипулирует испытаниями вакцины. Это объясняет, зачем он финансировал в Европе закрытые тесты. Ты слышала, как Холден говорил, что его просили держать все в секрете и ни в коем случае не звонить Нику в офис и не оставлять ему там сообщение. Ник никому не доверял.

— Он доверял Вивьен Пауэрс, — сказала я, — потому что любил ее. Думаю, он не говорил ей про Холдена и не делился своими подозрениями, так как чувствовал, что это знание может стать для нее опасным. Оказывается, он был прав. Кен, я хочу, чтобы ты поехал со мной и сам посмотрел на Вивьен Пауэрс. Эта девушка не притворяется, и у меня есть соображения по поводу того, что могло с ней случиться.

В комнате ожидания отделения интенсивной терапии находился отец Вивьен, Алан Десмонд.

— Мы с Джейн по очереди здесь дежурим, — сказал он. — Не хотим, чтобы Вивьен была одна в те минуты, когда приходит в себя. Она смущена и напугана, но, надеемся, справится.

— Память у нее восстановилась? — спросила я.

— Нет. Она по-прежнему думает, что ей шестнадцать. Врачи говорят, она может так и не вспомнить последние двенадцать лет. Когда она поправится настолько, чтобы все понять, ей придется с этим примириться. Важно то, что она жива и скоро мы сможем взять ее домой. Это все, что нас волнует.

Я объяснила, что Кен — врач и работает вместе со мной над статьей.

— Очень важно, чтобы он увидел Вивьен, — сказала я. — Мы пытаемся свести воедино то, что с ней произошло.

— В таком случае можете повидать ее, доктор Пейдж.

Всего через несколько минут в комнату вошла медсестра.

— Вивьен просыпается, мистер Десмонд, — сказала она.

Когда больная открыла глаза, ее отец был рядом.

— Папа, — тихо произнесла она.

— Я здесь, дорогая.

Он взял ее руку в свои.

— Со мной что-то случилось, да? Несчастный случай?

— Да, дорогая, но все будет хорошо.

— С Марком все в порядке?

— Да, он в порядке.

— Он слишком быстро ехал. Я говорила ему.

Ее глаза снова закрылись. Алан Десмонд взглянул на нас с Кеном и прошептал:

— Когда Вивьен было шестнадцать, они с Марком попали в автомобильную аварию. Очнулась в палате скорой помощи.

Мы с Кеном вышли из больницы и направились к автомобильной стоянке.

— У тебя есть кто-нибудь, с кем можно было бы проконсультироваться по поводу препаратов, меняющих сознание? — спросила я.

— Понимаю, куда ты клонишь, и отвечу — да, есть. Карли, сейчас фармацевтические компании сражаются друг с другом в поисках препаратов для лечения болезни Альцгеймера и восстановления памяти. Обратная сторона этих исследований в том, что в их процессе лаборатории узнают много нового о разрушении памяти. Уже не секрет, что на протяжении шестидесяти лет препараты, меняющие сознание, используются для получения информации у пойманных шпионов. В настоящее время эти препараты гораздо более сложные. Вспомни о так называемых дейтрейп-пилюлях, стирающих память. Они не имеют ни вкуса, ни запаха.

Потом я озвучила подозрение, которое последнее время складывалось у меня в голове.

— Кен, позволь, я тебе кое-что расскажу. Думаю, Вивьен в панике побежала в соседский дом, но боялась позвать на помощь даже по этому телефону. Она села в машину, но ее стали преследовать. Ей могли дать препарат, меняющий сознание, чтобы попытаться узнать, мог ли Ник Спенсер каким-либо образом выжить после аварии самолета. В офисе я узнала, что некоторые служащие догадывались о ее романе с Ником. Похититель питал надежду, что, если Ник жив, он ответит на ее телефонный звонок. Когда этого не случилось, ей дали лекарство, стирающее кратковременную память, и оставили в машине.

Час спустя, приехав домой, я включила телевизор. Нед Купер все еще был в розыске. Если, как предполагалось, он уехал в район Бостона, то, наверное, мог там укрыться. Создавалось впечатление, что его разыскивают все сотрудники правоохранительных органов штата Массачусетс.

Позвонила моя мать. Голос ее звучал озабоченно:

— Карли, за последние две недели мы с тобой почти не разговаривали, и это совсем на тебя не похоже. Бедный Роберт, по сути дела, не имеет вестей от Линн, но мы с тобой всегда были близки. Что-то случилось?

«Многое случилось, мама, — подумала я, — но не у нас с тобой». Разумеется, нельзя было рассказывать ей о том, что меня в действительности волновало. Вместо этого я успокоила ее, сказав, что статья отнимает у меня практически двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. У меня едва не перехватило дыхание, когда она сказала, что было бы очень мило, если бы как-нибудь в выходные мы с Линн приехали к ним в гости и все четверо прекрасно провели время.

Положив трубку, я сделала себе бутерброд с арахисовым маслом, заварила чай и, взяв поднос, устроилась на пару часов за рабочим столом. На нем были сложены папки с материалами по делу Спенсера и валялись вырезки из газет по поводу авиакатастрофы. Я собрала их, положила в нужную папку, а потом взяла многотиражку и другие издания, которые прихватила в «Гарнер фармасьютикал».

Я решила их просмотреть: может быть, там окажутся ссылки на «Джен-стоун». Достала листок из середины пачки — и оцепенела. Это было то, что я видела в приемной, и что отпечаталось у меня в подсознании.

Прошло много времени, может быть, целых полчаса, а я все сидела, прихлебывая остывший чай из второй чашки.

У меня в руках был ключ к происшедшему. Это как будто открыть сейф и найти там все, что ищешь. Или как будто у вас есть колода карт, и вы раскладываете ее по масти. Может быть, этот пример даже лучше, потому что в картах джокер непредсказуем и в некоторых играх может оказаться где угодно. В колоде, которой мы играли, Линн была непредсказуемой картой, и то, где она окажется, должно было повлиять как на ее жизнь, так и на мою.