Дженни принялась искать хижину на рассвете. Включив радио в четыре утра, она услышала прогноз погоды. Температура резко падала. Сейчас было двенадцать градусов по Фаренгейту - из-за сильного холодного ветра из Канады. Обещали снежную бурю, которая должна обрушиться на район Грэнит-Плейс к завтрашнему вечеру.

Дженни налила в термос кофе, чтобы взять с собой, под лыжный костюм надела дополнительный свитер. Груди болели. Ночью она так много думала о ребенке, что они начали пульсировать. Сейчас нельзя разрешать себе думать о Тине и Бет. Она может только молиться, бормотать умоляющие слова... Пожалуйста, храни их. Пусть не случится ничего плохого...

Дженни знала, что хижина примерно в двадцати минутах ходьбы от опушки леса. Начнет она с того места, где Эрих всегда исчезал среди деревьев, и станет ездить на лыжах туда-сюда. Неважно, сколько времени это займет.

Вернувшись домой в одиннадцать часов, Дженни разогрела суп, сменила носки и перчатки, нашла другой шарф, чтобы завязать вокруг лица, и вновь отправилась на поиски.

В пять, когда удлинившиеся тени почти сливались с темнотой, когда Дженни с отчаянием думала, что придется отказаться от поисков, она взобралась на холм и обнаружила маленькую хижину с покрытой корой кровлей, хижину, которая была первым домом Крюгеров в Миннесоте.

Дом казался заброшенным, но чего она ожидала? Что из трубы будет виться дым, что в окнах будет свет, что... Да. Она надеялась, что здесь окажутся девочки с Эрихом.

Сняв лыжи, Дженни молотком разбила окно и через низкий подоконник ступила в хижину. Здесь было промозгло - пронизывающий холод неотапливаемого, промерзшего дома. Поморгав, чтобы глаза привыкли к полумраку, Дженни подошла к другим окнам, подняла шторы и огляделась.

Перед ней была комната площадью двадцать квадратных футов, печь Франклина, поблекший восточный ковер, диван... и картины.

Казалось, что произведения Эриха закрывают каждый квадратный дюйм стен. Даже тусклый свет не мог скрыть изящную силу и красоту его творчества. Как всегда, осознание его гения успокоило Дженни. Ночные страхи вдруг показались нелепыми.

Каким спокойствием веет от его картин: навес в снежную бурю; олениха, склонив голову, прислушивается, вот-вот прянет в лес; теленок тянется к матери. Как человек, который рисует с такой чуткостью и такой силой, может быть таким враждебным, таким подозрительным?

Дженни очутилась перед стеллажом, заполненным холстами. Взгляд зацепился за что-то на верхней картине. Не понимая, она начала быстро перебирать холсты. Подпись в правом углу. Не размашистая закорючка Эриха, но изящные буквы, выписанные тонкими мазками, подпись, больше сочетающаяся с мирными сюжетами картин: «Каролина Бонарди». На каждом из полотен.

Дженни принялась разглядывать картины на стене. Те, что в рамах, были подписаны «Эрих Крюгер». Те, что без рам, — «Каролина Бонарди».

Но Эрих говорил, что Каролина была не слишком талантлива...

Взгляд Дженни метался от полотна в раме с подписью Эриха к полотну без рамы, подписанному именем Каролины. Тот же рассеянный свет, та же характерная сосна на заднем плане, тот же подбор цвета... Эрих копировал работу Каролины.

Нет.

Полотна в рамах. Те, которые Эрих планировал выставить следующими. Те, которые он подписал. Он не рисовал их. Все картины принадлежат кисти одного художника. Эрих подделывал свое имя на произведениях Каролины. Вот почему он так занервничал, когда Дженни указала ему, что вяз на одной из предположительно новых картин был срублен несколько месяцев назад.

Взгляд Дженни привлек набросок углем. Он назывался «Автопортрет». Это было «Воспоминание о Каролине» в миниатюре, возможно, предварительный набросок, который сделала Каролина до того, как начала писать картину, ставшую ее шедевром.

О господи. Все эмоции, которые Дженни приписывала Эриху через его творчество, были ложью.

Тогда почему он проводил здесь так много времени? Чем он здесь занимался? Увидев лестницу, Дженни взлетела по ней. Стены на чердаке были наклонные из-за скоса крыши, и на верхней ступеньке Дженни пришлось нагнуться, прежде чем шагнуть в комнату.

Когда она выпрямилась, в глаза бросился кошмарный водоворот цвета на задней стене. Она потрясенно уставилась на собственный образ. Зеркало?

Нет. Нарисованное лицо, когда Дженни подошла к нему, не шевельнулось. Тусклый свет из узкого окна играл на холсте, полосами затеняя его, точно указывал призрачным пальцем.

Коллаж, неистовство в неистовых красках. Центральная фигура - сама Дженни, с перекошенным от горя ртом, смотрит вниз, на тела, похожие на марионеток. Бет и Тина, лежащие рядышком на полу: синие джемпера сбились, глаза вылезают из орбит, языки вывалились, на шеях - синие вельветовые пояса. За Дженни в дальней стене - окно с темно-синими портьерами. В щель между ними заглядывает Эрих, и лицо у него торжествующее и садистское. И через весь холст в зелено-черных тонах - скользкая фигура, женщина-змея, женщина с лицом Каролины, затянутая в накидку, как в чешуйчатую змеиную кожу. Каролина склоняется над сюрреалистической колыбелью, свисающей из дыры в небе, женские руки - гротескные, большие, точно китовые плавники - закрывают лицо младенца, ручки малыша вскинуты над головой, пальчики растопырены на подушке, словно звезды.

Фигура Каролины в темно-малиновом пальто отражается в ветровом стекле автомобиля, рядом с ней - другое лицо. Лицо Кевина - преувеличенное, с выпученными глазами, гротескное, испуганное, синяк на виске распухает, сливаясь с ветровым стеклом. Каролина в развевающейся накидке держит копыта взбесившегося коня, направляя их вниз, на распростертого на земле светловолосого человека. Джо. Джо, съежившись, уклоняется от копыт.

Дженни услышала звук, исходящий из собственного горла, - пронзительный вопль, крик протеста. Женщина-змея - это не Каролина. Это лицо Эриха выглядывает из-под спутанных темных волос, его дикие глаза смотрят на Дженни с холста.

Нет. Нет. Нет. Эти извращенные, мучительные откровения, это искусство - воплощенное зло, блеск, рядом с которым пастельное изящество таланта Каролины блекнет до невзрачности.

Эрих не писал те холсты, которые объявлял своими. Но те полотна, которые он действительнописал, были порождением гениального и извращенного ума. Шокирующие, устрашающие по силе, злые - и безумные!

Дженни во все глаза смотрела на себя, на лица своих детей, на их умоляющие глаза, на шнур, затянутый вокруг тонких белых шеек.

Наконец она заставила себя сорвать холст со стены, непослушные пальцы схватились за него, точно сомкнулись вокруг адского пламени.

Каким-то чудом ей удалось защелкнуть на ногах крепления лыж и отправиться в обратный путь через лес. Опускалась темная ночь. Холст, будто парус, ловил ветер, сбивая Дженни с неясного пути, до синяков ударял ее о деревья. Ветер передразнивал крик о помощи, который рвался из ее горла. Помогите! Помогите! Помогите!

Дженни заблудилась, сделала круг в темноте, снова увидела очертания хижины. Нет. Нет.

Она замерзнет здесь, окоченеет и умрет прежде, чем сумеет найти того, кто остановит Эриха, если уже не слишком поздно. Дженни потеряла счет времени, не зная, долго ли спотыкается, падает, поднимается и заново отправляется в путь; долго ли прижимает к себе этот проклятый холст, долго ли кричит. Голос срывался на хриплые всхлипы, когда сквозь заросли деревьев Дженни разглядела проблеск и поняла, что она на опушке леса.

Проблеск оказался лунным светом, играющим на гранитном надгробии Каролины.

Сделав последнее отчаянное усилие, Дженни проехала через открытые поля. Дом был темным, лишь слабый свет растущей луны очерчивал его контуры. Но окна конторы были ярко освещены. Дженни направилась туда; теперь, когда деревья не гасили жалящий ветер, холст трепетал еще сильнее.

Больше кричать она не могла, из горла вырывались лишь гортанные стоны, а губы по-прежнему выговаривали «помогите, помогите».

У конторы Дженни окоченевшими руками повернула ручку, но не смогла отстегнуть крепления. Наконец она концом лыжи принялась барабанить в дверь, пока та не распахнулась и Дженни не упала в объятия Марка.

— Дженни! — Его голос сорвался. — Дженни!

— Стойте, миссис Крюгер.

Кто-то стягивал лыжи с ее ног. Она узнала эту плотную фигуру, этот грубоватый, резкий профиль. Шериф Гундерсон.

Марк пытался отцепить ее пальцы от полотна:

— Дженни, дай посмотреть. — И затем его потрясенный возглас: — О господи!

Ее собственный голос напоминал карканье ведьмы:

— Эрих. Это нарисовал Эрих. Он убил моего ребенка. Одевается Каролиной. Бет. Тина... Может, их он тоже убил.

— Эрих нарисовал это? — недоверчивый голос шерифа.

Дженни вихрем обернулась к нему:

— Вы нашли моих девочек? Почему вы здесь? Они мертвы?

— Дженни, — Марк крепко сжал ее, прижал ладонь к ее рту, остановив поток слов. — Дженни, я позвонил шерифу потому, что не мог связаться с тобой. Где ты это нашла?

— В хижине... Так много картин. Но не его. Их нарисовала Каролина.

— Миссис Крюгер...

Дженни излила на него свою боль, передразнивая низкий голос шерифа:

— Ничего не хотите сказать мне, миссис Крюгер? Ничего вдруг не вспомнили?

И начала всхлипывать.

— Дженни, — упрашивал Марк, — шериф не виноват. Я должен был догадаться. Папа стал подозревать...

Шериф разглядывал картину, его лицо вдруг будто сдулось, кожа собралась безвольными складками, взгляд приклеился к верхнему правому углу полотна, где из дыры в небе свисала колыбель, а над ней склонилась гротескная фигура, похожая на Каролину.

— Миссис Крюгер, ко мне пришел Эрих. Сказал, что о смерти ребенка ходят слухи. Убедил меня в том, чтобы потребовать вскрытия.

Дверь распахнулась. «Эрих, — подумала Дженни. — Боже мой, Эрих». Но в контору влетел перепуганный и сердитый Клайд.

— Что за чертовщина здесь творится?

Он взглянул на картину. Дженни увидела, как от его продубленного лица отхлынула краска и цветом оно стало походить на белую замшу.

— Клайд, кто там? — раздался голос Руни. Она приближалась, хрустя по обледеневшему снегу.

— Спрячьте это, — взмолился Клайд. — Не показывайте ей. Сюда...

Он зашвырнул картину в чулан.

На пороге конторы появилась Руни: лицо ее немного округлилось, спокойные глаза были широко распахнуты. Тонкими руками она обняла Дженни.

— Дженни, я по тебе скучала.

Застывшими губами та умудрилась произнести:

— Я тоже скучала, Руни.

Во всем случившемся она хотела обвинить Руни. Все, что та ей рассказывала, Дженни считала бреднями больного ума.

— Дженни, а где девочки? Можно с ними поздороваться?

Вопрос был словно пощечина.

— Эрих с девочками в отъезде.

Дженни знала, что голос у нее дрожит и звучит неестественно.

— Идем, Руни. Завтра придешь в гости. Тебе лучше домой. Доктор хотел, чтобы ты сразу же легла спать, — уговаривал Клайд. Взяв жену за руку, он повел ее вперед, оглянувшись через плечо: — Сейчас вернусь.

Пока ждали Клайда, Дженни рассказала, как искала хижину.

— Марк, все дело в тебе. Вчера вечером я сказала, что с Эрихом девочки в безопасности, а ты ничего не ответил. Позже... в постели... я поняла... ты боялся за них. И я начала думать - если не Руни, не Эльза, не я... А в мыслях все крутилось: «Марк боится за детей». И тут я подумала - Эрих. Это, должно быть, Эрих. В ту первую ночь... Он заставил меня надеть ночную сорочку Каролины... Хотел, чтобы я былаКаролиной... Он даже ушел спать на свою старую кровать. И сосновое мыло, которое он положил девочкам на подушки... Я знала, что это он сделал. А Кевин... Он, должно быть, написал - или позвонил, - чтобы сообщить, что приезжает в Миннесоту... Эрих все это время играл со мной. Он, наверное, знал, что я встречалась с Кевином. Говорил о лишних милях на спидометре машины. Видимо, услышал сплетню от той женщины в церкви.

— Дженни...

— Нет, дайте рассказать. Он снова повез меня в тот ресторан. Когда Кевин стал угрожать, что остановит удочерение, Эрих велел ему приехать. Вот почему звонок был с нашего телефона. Когда я на каблуках, мы с Эрихом одинакового роста. В моем пальто... и в черном парике - он мог походить на меня, пока не сел в машину. Наверное, он ударил Кевина. И Джо... Эрих ревновал к нему. В тот день мог вернуться домой пораньше. Он знал про крысиный яд. Но мой малыш... Эрих ненавидел его. Может, из-за каштановых волос. С самого начала, когда он назвал его Кевином, он, вероятно, собирался убить его.

Это она издает сухие, хриплые всхлипы? Дженни не могла замолчать. Ей нужно было выговориться.

— Тогда мне казалось, я чувствую, что кто-то наклоняется надо мной. Он открывал перегородку. Наверное, был в парике. В ту ночь, когда я рожала, то разбудила Эриха. Прикоснулась к его веку. Именно это меня напугало. То же самое я чувствовала, когда в темноте тянулась вверх... Мягкое веко и густые ресницы.

Марк баюкал Дженни в своих объятиях.

— У него мои дети. У него мои дети.

— Миссис Крюгер, вы сможете найти дорогу к хижине? — настойчиво спросил Гундерсон.

Можно чем-то заняться.

— Да. Если пойдем от кладбища.

— Дженни, тебе нельзя, — возразил Марк. — Мы пойдем по твоим следам.

Но Дженни не отпустила их одних. Она сумела привести их туда - Марка, шерифа и Клайда. Они включили масляные лампы, залившие хижину мягким викторианским светом, который лишь подчеркивал пронизывающий холод. Все уставились на изящную подпись - «Каролина Бонарди», потом начали обыскивать шкафы. Но там не оказалось личных бумаг, в шкафах было пусто, если не считать тарелок и столовых приборов.

— У него где-то должны храниться краски, кисти... все для рисования, — отрезал Марк.

— Но на чердаке пусто, — безнадежно отозвалась Дженни. — Там ничего не было, только картина, а комната такая маленькая.

— Не может она быть такой тесной, — заметил Клайд. — Чердак того же размера, что и дом. Может, часть отгорожена.

Наверху оказался склад размером в половину чердака, туда вела дверь в правом углу. Дженни не заметила ее в темноте. На складе обнаружились ряды проволочных подставок, а в них - еще десятки полотен Каролины; мольберт, шкаф и два чемодана. Дженни поняла, что чемоданы сочетаются с несессером, который она нашла на чердаке особняка. На одном из чемоданов лежала свернутая длинная зеленая накидка и темный парик.

— Накидка Каролины, — тихо произнес Марк.

Дженни принялась рыться в шкафах. Но в них были только художественные принадлежности: угольные карандаши, умбра, скипидар, кисти и чистые холсты. Ничего, ничего, что могло бы подсказать, куда уехал Эрих.

Клайд начал просматривать рулон полотен рядом с дверью.

— Глядите! — раздался его крик, полный ужаса. Клайд вытянул одну из картин в грязно-зеленых тонах затхлой воды. Сюрреалистический коллаж Эриха-ребенка и Каролины. Сцены беспорядочно налезают одна на другую. Эрих с хоккейной клюшкой в руке. Каролина склонилась над теленком, Эрих толкает мать; ее тело, распростертое в ванне... нет, это резервуар; ее взгляд устремлен вверх, на сына. Кончик хоккейной клюшки смахивает в резервуар лампу. Теперь детское лицо Эриха превратилось в демоническое, смеется над агонизирующей фигурой в воде.

— Он убил Каролину, — простонал Клайд. — Когда ему было десять, он убил собственную мать.

— Что ты сказал?

Все стремительно обернулись. На пороге чердака стояла Руни - с широко раскрытыми, но уже не спокойными глазами.

— Ты думал, я не пойму, что дело неладно? — спросила она. Ее взгляд был прикован не к картине в руках Клайда, но дальше, к полотну в рулоне, которое теперь открылось. Даже несмотря на искажения, Дженни узнала лицо Арден, заглядывающей в окно хижины. За спиной девушки - темноволосая фигура в накидке, с лицом Эриха. Руки - вокруг горла Арден, пальцы отдельно от ладоней. Арден, лежащая в могиле, поверх гроба, с лопаты на ее ярко-синюю юбку падает земля, за головой девушки - надгробие с надписью: «Каролина Бонарди Крюгер». А в углу картины размашистая подпись — «Эрих Крюгер».

— Эрих убил мою девочку, — застонала Руни.

Затем все вернулись в дом. Рука Марка крепко сжимала ладонь Дженни, он молчал, не пытаясь навязывать бессмысленные слова утешения.

В доме шериф Гундерсон сразу взялся за телефон.

— Есть вероятность, что все поступки, которые мы ему приписываем, - просто фантазии больного ума. Есть один способ проверить, и это надо выяснить, не теряя ни минуты.

Кладбище потревожили еще раз. В свете прожекторов надгробия погрузились в неестественный полуночный блеск. В замерзшую землю могилы Каролины вгрызались буры. За ними удивительно спокойно наблюдала Руни.

Посмотрев вниз, они увидели кусочки синей шерсти, перемешанные с землей.

Из могилы донесся мужской голос:

— Она здесь. Ради бога, уведите мать.

Обняв Руни, Клайд заставил ее отступить от могилы.

— По крайней мере, теперь мы знаем, — сказал он.

Когда они вернулись, было уже светло. Марк сварил кофе. Когда он начал подозревать, что с Эрихом девочки в опасности? Дженни спросила его об этом.

— Дженни, вчера вечером, оставив тебя дома, я позвонил отцу. Я знал, что, когда он услышал слова Тины о том, как женщина с портрета накрыла лицо малыша руками, то ужасно расстроился. Он признался, что был в курсе - в детстве Эрих был психопатом. Каролина рассказала ему, что Эрих одержим ею. Она ловила сына на том, что он наблюдал за ней, пока она спала; держал под подушкой ее ночную сорочку, заворачивался в ее накидку. Каролина отвезла его к врачу, но Джон Крюгер категорически отказался лечить сына. Джон сказал, что ни у кого из Крюгеров нет психических проблем, дело лишь в том, что Каролина балует сына, проводит с ним слишком много времени. К тому моменту Каролина была на грани срыва. Она сделала единственное, что могла. Отказалась от опеки над сыном, понимая, что Джон отправит Эриха в школу-интернат. Каролина надеялась, что мальчику поможет смена обстановки. Но после ее смерти Джон не сдержал обещания. Эрих так и не получил помощи. Когда отец услышал слова Тины о леди с портрета и рассказы Руни о том, что она видит Каролину, то начал догадываться о происходящем. Думаю, сердечный приступ случился оттого, что он все понял. Я жалею только, что он не признался мне. Конечно, у него не было доказательств. Но именно поэтому он велел мне уговорить Эриха разрешить тебе с девочками приехать в гости.

— Миссис Крюгер, — нерешительно позвал шериф. Боится ли он, что Дженни по-прежнему будет винить его? — Здесь доктор Филстром из больницы. Мы попросили его взглянуть на то, что в хижине. Ему надо поговорить с вами.

— Дженни, вы можете точно сказать мне, что говорил Эрих в последний раз, как звонил вам? — спросил доктор Филстром.

— Он разозлился, потому что я пыталась сказать ему, что он ошибался насчет меня.

— Эрих упоминал о девочках?

— Сказал, у них все хорошо.

— Сколько времени прошло с тех пор, как он дал им поговорить с вами?

— Девять дней.

— Ясно. Дженни, скажу честно. Все это не радует, но Эрих должен был нарисовать ту последнюю картину до того, как исчез вместе с девочками. Там довольно много деталей. Даже если он был в хижине - а мы знаем, что был: там остались ножницы со следами меха. Но все же, кажется, он нарисовал картину до того, как уехал с детьми.

— Вы хотите сказать, что они живы? — с надеждой прошептала Дженни.

— Я не хочу зря обнадеживать вас. Но подумайте, Эрих все еще фантазирует о жизни с вами, о том, как вы будете в его полной власти, когда он получит признание с вашей подписью. Он знает, что без детей вас не удержит. Так что, пока Эрих не осознает, что воссоединение с вами невозможно, есть шанс, небольшой шанс...

Дженни поднялась на ноги. «Тина, Бет... Если бы вы умерли, я поняла бы это. Точно так же, как знала, что Нана не переживет ту последнюю ночь. И знала, что с малышом что-то случится».

Но Руни не знала. Уже десять лет она ждала, что Арден вернется. А все это время тело девушки было похоронено в месте, которое видно из окон Руни.

Как часто Дженни видела Руни у могилы Каролины. Руни что-то тянуло туда? Что-то в подсознании подсказывало ей, что она навещает также и могилу дочери?

Дженни спросила об этом доктора Филстрома, серьезно, почти по-детски:

— Доктор, так бывает?

— Не знаю, Дженни. Думаю, Руни интуитивно чувствовала, что Арден не сбежала бы из дома. Руни знала своего ребенка.

— Мне нужны мои дети, — сказала Дженни. — Сейчас же. Как может Эрих ненавидеть меня до такой степени, чтобы причинить зло девочкам?

— Вы говорите об иррациональном человеке, — ответил Филстром. — О человеке, который хотел вас потому, что вы поразительно похожи на его мать, и который в то же время ненавидел вас за то, что вы заняли ее место; который не мог поверить в вашу любовь к нему, потому что считает себя непривлекательным, и который жил в смертельном страхе потерять вас.

— Миссис Крюгер, мы сделаем объявления о розыске, — сообщил шериф. — Их фотографии будут в каждой дыре в Миннесоте и всех соседних штатах. Объявим по телевидению. Наверняка их кто-то видел. Сейчас Клайд просматривает записи об имуществе Эриха. Мы отыщем любую собственность, которой он владеет. Не забудьте, мы знаем, что он был здесь, по крайней мере, однажды, и всего через пять часов после того, как он звонил вам. Сосредоточимся на радиусе пяти часов езды отсюда.

Телефонный звонок заставил всех подскочить. Шериф Гундерсон потянулся за трубкой, но что-то заставило Дженни оттолкнуть его руку.

— Алло. — Какой неуверенный у нее голос. Это звонит Эрих? О боже, это Эрих?

— Здравствуй, мамочка.

Это была Бет.