К счастью, Кэссиди не было в комнате, когда я туда ворвалась. Я не хотела говорить. Боялась, что заплачу и, в конце концов, мое раздражение вырвется наружу. Сложно было видеть в этом что-то хорошее. Даже если я ему нравилась, у них уже что-то было и она, очевидно, была на нем зациклена. Ей нужно было всего лишь прикоснуться к нему, и он забывал обо мне, как и обо всем остальном.

Эта опасная маленькая игра была несправедлива. Это было сродни Давиду и Голиафу, только в данном случае в роли Голиафа выступала маленькая девушка, владеющая огромной магией и способная надрать мне задницу. Разве в моем едва ли магическом человеческом арсенале было что-то, что можно было бы использовать как оружие против нее?

Единственным в голову приходил тот факт, что я могу родить ему ребенка, а она нет, но я бы никогда этим не воспользовалась. Я желала, чтобы он хотел меня как личность, а не как лепреконовский инкубатор.

Я зажгла газовую лампу. Затем отбросила крышку коробки, предназначенной МакКайлу, и, бросив туда футбольный мяч, гневно нахлобучила ее обратно. Не забывай, кто был добр к тебе всю твою жизнь. Что ж, я тоже посвятила ему всю свою жизнь, при этом даже не зная его! В доказательство я пнула коробку. Я была тем человеком, которого ее люди выбрали ему в жены. Зачем она вмешивалась?

Переодевшись в пижаму, я изо всех сил швырнула одежду вглубь комнаты. Так по-детски, но после этого стало легче.

К тому времени как я забралась в постель и улеглась, я готова была поговорить с Кэссиди, но она еще не вернулась. Я ждала ее, снова и снова прокручивая сцену в голове. То, как бережно МакКайл прикасался к ней и как легко поддавался ее воле. Ее слова — чтобы он держался от меня подальше.

Господи, где носило Кэссиди?

Я погасила лампу. Тьма больше подходила моему настроению. Я, должно быть, долго ждала сестру, так как уснула. Меня разбудило шарканье и глухой удар, сопровождаемый громким шепотом «Вот дерьмо!». Я выпрямилась и, нащупав газовую лампу, зажгла ее.

Ого. Кэссиди ужасно выглядела. Ее одежда была мятая и мокрая. Запутанный конский хвост косо сидел на голове.

— Чего твои вещи валяются по всей комнате? — спросила она. — Я споткнулась о них.

— Из портала появилась Шизанутая Феечка и испортила мое свидание.

— Да ладно! Что случилось? — Она подошла и присела на кровать с моей стороны, пока я все ей рассказывала.

После того как Кэссиди обозвала ШФ всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами, я почувствовала себя на долю процента лучше.

— Почему ты просто не отдашь ему коробку и не покажешь видео, чтобы он знал, что ты на самом деле чувствуешь?

Мои внутренности сжались от мысли сделать себя уязвимой подобным образом. С таким же успехом она могла спросить, почему я не станцевала перед ним джигу обнаженной на первом попавшемся столе. Конечно, это бы ему понравилось, но тогда он снова мог подумать, что я отчаянная дура.

Объяснив, как важны для его клана подарки, МакКайл подтвердил опасения. Даря ему эти подарки, я своего рода отдавала ему часть себя. Я не буду давить на него своими подарками, как сделала сегодня ШФ. И не могу вручить их, пока мы не откроемся друг другу настолько, чтобы было не страшно делиться каждой мелочью.

— Я не могу, — сказала я ей. — Не сейчас.

— Да, ты права. Он не заслуживает их после поцелуев с врагом.

— Он ничего не может с этим поделать. Она заставляет его терять разум.

— Тогда почему ты злишься на него?

— Не знаю. — Я начала дрожать. — Думаю, я просто хочу, чтобы он был достаточно сильным, чтобы сопротивляться ее влиянию, но понимаю, что это не справедливо. Я никогда не чувствовала такой... такой... — Я подыскивала правильное слово.

— Уязвимости? Угрозы?

— Да... — Но я чувствовала нечто большее, чем эти два слова.

— Что еще? — спросила она. Она погладила меня по спине, и я расслабилась.

— Не знаю. Просто я начинаю переживать за него, понимаешь?

— Боишься, что он разобьет тебе сердце?

— Может быть. В смысле, я не думаю, что он умышленно это сделает, но если она продолжит преследовать его...

Мы даже не целовались, а боль и ревность от того, что я видела, как сегодня вечером он прикасается к другой девушке, независимо от обстоятельств, сжигали меня изнутри. И на вершине всего этого был страх за мою семью. Я чувствовала себя бессильной.

— Давай просто постепенно со всем этим разбираться, хорошо? — спросила Кэссиди.

Я почти улыбнулась ее мудрости, но лицо было на это не способно. Вместо этого я прошептала:

— Хорошо.

Я практически спросила Кэссиди о том, чем это она занималась в такое позднее время, но затем решила, что не хочу об этом знать, во всяком случае, не сегодня.

Она обняла меня, и мне в нос ударили запахи грязи.

— Можешь завтра первой идти в ванную, синичка, — сказала я ей.

— Хочешь сказать, от меня воняет?

— Ужасно воняет.

Она встала, сбросив шорты рядом с моими, и залезла в кровать во все еще вонючей футболке.

— Ладно, — сказала она. — Спокойной ночи.

Ее голос казался слегка грустным, но, вероятнее всего, она просто устала и переволновалась за меня. Я пожелала ей сладких снов и потушила лампу.

Этой ночью мне снилось, что ШФ заманила МакКайла в портал. Я бежала сквозь высокую траву, пытаясь дотянуться до него, но получалось медленно. Слишком медленно. Он последовал за ней, и портал завис в воздухе, широко открывшись. Они оба стояли в этой черной дыре, напоминающей гигантские челюсти, которые вот-вот сомкнутся. Я видела, как он упал на колени, готовый служить ей. Она, однако, смотрела прямо на меня. И улыбалась.

Следующая неделя была ужасной, и погода в этом сыграла немалую роль. Дождь лил почти каждый день.

Утро я проводила с Лейлой и Рейчел, помогая им по хозяйству. Если дождь был не слишком сильный, Кэссиди присоединялась к нам. Я вполне приспособилась к работе, и некоторые женщины постарше признали меня и говорили со мной на кухне. Одна из них даже сшила фартук моего размера.

Самым любимым моим занятием стало собирание яиц по утрам. Просунуть руку в настил из соломы, пальцами выискивая гладкую скорлупу яйца, — целое искусство.

Мы с МакКайлом не разговаривали. Когда мои родители приглашали его поесть с нами, я здоровалась с ним и сохраняла бесстрастное выражение на лице. Я вынуждена была смотреть на него, иначе вызвала бы подозрения родителей, но как только его глаза встречались с моими, я отворачивалась. Я разрывалась между опасениями стать ближе к нему и желанием, чтобы он искал моего общества и обнажил передо мной душу. Этот внутренний разброд сделал меня раздражительной.

Мои родители все замечали, они хорошо меня знали. Вне зависимости от того, насколько сильно я пыталась, скрыть дурное настроение не получалось. Они организовывали пикники и прогулки всей семьей, пытаясь меня развеселить или заставить заговорить. Даже если шел дождь.

На пятый день, под толстыми слоем сгустившихся облаков, мы устроили пикник в узкой горной долине, заросшей цветами. Папа прогуливался, рассказывая нам о различных растениях и травах. Он срывал листья и растирал их между пальцами, чтобы дать нам почувствовать их запах. Ароматы были сильными, острыми и сладкими. Он очистил корень одного из них и направился туда, где я сидела на расстеленном одеяле. Когда он поднес корень к моему носу, в моей голове возникла смущенная улыбка МакКайла. Я закрыла глаза.

— Корень солодки, — сказал папа. — Пожуй, чтобы извлечь аромат. Он слишком жесткий, чтобы его есть. — С помощью ножа он срезал верхний слой и протянул мне кусочек корня, словно это была конфета. Так вот что так часто жевал МакКайл. Только папа отвернулся, я выбросила его подарок.

— Его здорово добавлять в чай, — сказала мама, потягиваясь рядом со мной.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила папу Кэссиди.

— МакКайл меня научил.

Моя голова дернулась в его сторону.

— Научил? Когда?

Папа плюхнулся рядом со мной в траву, не заботясь о том, что она была влажной.

— Мы несколько раз гуляли вместе. Он умный парень. Знаток ботаники.

Тепло наполнило мое сердце от мыслей о том, что МакКайл проводил время с моим отцом. Я оттолкнула приятные мысли и велела себе не обращать внимание.

— Людям должно быть стыдно за то, что он сидит один во время еды, — сказала мама. — Никто не обращает на него внимания.

— Да, позор им, — согласился папа. — Думаю, что эта традиция формировалась годами, и не помогает то, что МакКайл интроверт. Когда-то он сам закрылся от отношений с остальными и частично виноват в том, что друзей у него нет.

— У него есть друг, — сказала Кэссиди.

— Кто? Мальчик-клуриканец? — спросила мама. — Думается мне, это не то же самое, что иметь близкого друга внутри клана. Этика у Клури не та же, что и у Чаунов.

— У Клури тоже есть обязанности в клане, — сказала Кэссиди. — В смысле, полагаю, что они есть, а то как же иначе они могли бы жить. Понимаешь?

— Делать необходимый минимум дел просто, чтобы сделать — разительно отличается от тяжелой работы на благо общества, — сказал ей папа. — Может быть, разделение обязанностей между мужчинами и женщинами Чаун — сексизм, но каждая роль важна. Каждая единичка, добытая путем тяжелого труда.

Кэсиди не возразила, вообще ничего не сказала.

— Ты можешь поговорить с нами, Робин. — Мама взяла мою руку.

— Знаю, — сказала я. — Спасибо вам.

Внутри я была клубком смущения. Я хотела, чтобы МакКайл им нравился, и я боялась, что если расскажу о том, что случилось с ШФ, они будут снова и снова ссориться. Я не хотела провоцировать «маму и папу-защитников», и даже не была уверена, настолько сильно мы должны волноваться насчет МакКайла.

В конечном счете, небо потемнело, и снова начался дождь, поэтому мы собрали вещи и пошли обратно к деревне. Мама и папа вели нас, раскачивая вперед и назад замок из сцепленных рук. Никого из нас мягкие капли воды не беспокоили. Мы начинали привыкать к дождю.

— Хорошо держишься в жесткой игре с МакКайлом, — прошептала Кэссиди, пока мы шли.

— На самом деле не это моя цель.

— Что ж, все равно это работает. Он просто смотрит, как ты играешь в футбол и танцуешь на праздниках.

— Может, он смотрит, потому что не может поверить, что помолвлен с амазонкой.

— Ох, я тебя умоляю, — рассмеялась Кэссиди. — Будто ты не видела, как он смотрит, это больше походит на то, что он разрывается между желанием что-нибудь ударить и съесть тебя.

— Не имеет значения. — Я правда не хотела вселять в себя надежду.

— Это не его вина, что ШФ преследует его.

— Я знаю, но... — Но что? — Но ты их вместе не видела.

— Его тело отвечает на ее магию автоматически, Робин. Ты должна прижать его поближе и никуда не отпускать.

Я фыркнула. Несмотря ни на что, ШФ была проблемой, и она не собиралась отступать. Я не могла отбросить в сторону свой инстинкт самосохранения.

— Давай найдем парней и повеселимся с ними сегодня вечером. — Кэссиди немного подпрыгивала, пока мы шли рядом.

— Нет, Кэсс, я устала и идет дождь. Я просто хочу завалиться в кровать.

Она драматично вздохнула и уронила руки по бокам.

— Ты, кажется, в депрессии или типа того?

Я ощетинилась. Я не хотела быть в депрессии, но, может, была. И в тот момент обвинения Кэссиди заставили меня почувствовать себя раздраженной без причины.

— Я действительно устала, — сказала я. — Я рано встаю и целый день работаю, пока некоторые дрыхнут, так как игрались всю ночь напролет.

— Эй, я иногда помогаю. Блин, не стоит откусывать мне голову. Я просто удивлена тем, что ты делаешь. В смысле, если хочешь сдаться так просто, это твое право.

— Я не сдаюсь. Но еще я не собираюсь встревать в эти игры между МакКайлом и ШФ. Он даже не пытается со мной поговорить. Я не жду, что ты поймешь. У тебя свободные от стороннего давления отношения с парнем, у которого нет убийственной барби в натуральную величину, которая говорит ему держаться от тебя подальше.

Мама, идущая впереди, оглянулась на нас, и мы автоматически улыбнулись, понижая голоса.

— На твоем месте я бы за него боролась. Вот и все, что я могу сказать.

— И как бороться с феей, Кэсс? Ты не можешь! Даже если я каким-то образом заставлю его действительно захотеть меня, я не смогу помешать ей хотеть его.

— Да я просто пыталась поговорить. Успокойся и прими Мидол12, — пробормотала она, ускорив шаг, пока не дошла до наших родителей.

Скрестив руки на груди, я вздохнула и зашагала в одиночку. Я ненавидела это отвратительное чувство и знала, что выплескивала его на людей, которых люблю. Это была не я. Что-то придется отпустить. Скоро.

На десятый день после несостоявшегося свидания я улыбнулась сама себе и положила теплое коричневое яйцо в корзину, которую держала в руках. Это было первое сухое утро, что подняло мне настроение. Собираясь запустить руку в солому за очередным яйцом, я заметила что-то движущееся по ту сторону забора, и это что-то было намного больше любого животного с фермы. Я резко встала, ударившись головой о курятник, из-за чего курица пронзительно закричала и захлопала крыльями.

— Ох. Прости, — сказала я курице. Затем нагнулась, ставя корзину. Через трещины в древесине я увидела профиль МакКайла, и мой желудок сжался. Курица уставилась на меня, будто раздумывая, чего же я жду. Я глубоко вздохнула и выбралась из курятника, чтобы встретиться с ним.

Я открыто посмотрела на него, надеясь, что он увидит, что я рада его визиту. И безумно счастлива, что он разыскал меня.

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, сложив руки за спиной. Его бакенбарды торчали сильнее обычного, будто он не побеспокоился о том, чтобы подстричь их. Тот факт, что сложившаяся ситуация отрицательно влияла на его уход за собой, не приносил мне радости. Но, быть может, он запустит себя до такой степени, что ШФ утратит к нему интерес. Ха.

— Ты на работу идешь? — спросила я.

— Ага, — прошептал он, более угрюмо, чем обычно.

Медленным движением он вынул руки из-за спины и протянул крошечную плетеную корзину, наполненную крупной земляникой и ежевикой.

— Я кое-что принес тебе, Робин.

Мое сердце пропустило удар.

Он протянул мне ягоды своей длинной рукой. Я взяла предложенное, аккуратно прижимая корзинку к своей груди.

Я никогда не видела ягод на кухне. В основном там были хлеб и белки. Фрукты и овощи брали снаружи и ели их, как закуску. Я заметила легкое дрожание рук МакКайла и ожидание в его глазах, когда он смотрел на меня. И тогда до меня дошло.

Это был подарок.

— Спасибо, — прошептала я, чувствуя, как все закаменевшее во мне так легко размякло. Вина от того, что я его избегала, ударила меня изнутри, и я почувствовала ужас, исходящий от стен, которые я возвела вокруг себя.

С его губ сорвался порыв воздуха, вызванный облегчением, и он положил руки на бедра, наклонив голову.

— Я лучше пойду, — сказал он.

— Подожди. — Я шагнула ему навстречу, не имея ни малейшего представления о том, что сказать. Что только что случилось? В книгах и фильмах всегда было так просто открыться и заговорить с тем, кто тебе нравился. Но в реальной жизни это было очень, очень тяжело.

— Ты видел ее еще раз после того вечера? — Из всех вопросов, которые я могла задать ему, это был тот, на который мне даже не хотелось знать ответ. Зачем я мучила себя? И без того я лежала каждую ночь в кровати, представляя ее, пробирающуюся сквозь портал и крадущуюся в его комнату.

Услышав вопрос, МакКайл нахмурился и нерешительно посмотрел мне в глаза.

— Нет.

— Ты же знаешь, что не можешь быть с нами двумя, — прошептала я, чувствуя себя бескомпромиссной.

Я чуть было не сказала ему, что он не может остаться с пирожным, при этом съев его, но он, скорее всего, не понял бы старой поговорки. В любом случае, это было глупое высказывание.

МакКайл выглядел достаточно напряженным, чтобы сорваться в любую секунду, но я была полностью настроенной, понимая, что мне нечего терять, поэтому продолжала наступать.

— Мне нужно, чтобы ты знал, МакКайл. Я хочу, чтобы все получилось. Ты мне нравишься...

— Робин... — Тон его голоса слой за слоем был пропитан его неверием в это, что расстраивало меня.

— Почему так сложно в это поверить?

Он опустил взгляд, пробегая рукой по лицу, пока я допрашивала его.

— Когда ты вырос, ты хотя бы задумывался обо мне? О том, какой я буду? Никогда не думал, что все может быть хорошо?

Я знала, что вторглась в его личное пространство, но мне было все равно. Он открыл рот и на секунду замялся, прежде чем выпалить:

— Да, Робин, я задумывался. Предполагал, что ты будешь в таком же ужасе, как и я. Ни одна девушка не проявляла ко мне интереса, пока...

Я закрыла глаза и подняла свободную руку, прерывая его.

— Пока не пришла она. — Внутри вспыхнула знакомая зависть, но я продолжила: — Ты, может, и боялся обручения, но это не значит, что то же самое чувствовала я. Однажды я сделаю так, чтобы ты поверил мне. Я докажу тебе.

— Тебе не нужно ничего доказывать. Ты уже превзошла все мои ожидания.

— Лишь потому, что твои ожидания были столь низки.

Он вздрогнул.

Утренние дела не были закончены, но мне нужно было воспользоваться моментом, пока я чувствовала храбрость.

— Пойдем со мной, — сказала я ему. Все еще прижимая корзину с ягодами к груди, я направилась к хижине, а МакКайл молча последовал за мной.

— Подожди здесь, — сказала я, подойдя к своей комнате, и он кивнул. — Я сейчас вернусь.

Кэссиди тихонько сидела в своей кровати.

— Что делаешь? — спросила она.

Я наклонилась к коробке, открывая ее и доставая футбольный мяч. Я чувствовала прилив смелости и нервозности одновременно. Кэссиди широко открыла глаза и оживилась.

— Ты отдашь его ему?

— Ага. Одевайся и помоги мне немножко с животными. Я все тебе расскажу.

Она упала обратно на кровать, подняв ноги в воздух.

— Да! Да! Наконец-то!

Я вышла из комнаты, улыбаясь. Увидев МакКайла, прислонившегося к стене нашей хижины, моя улыбка сменилась скованностью и неуверенностью. Он с любопытством взглянул на мяч и подошел ко мне.

— Думаю, ты не слышал о Чемпионате Мира? — Он покачал головой, поэтому я кратко объяснила, что это такое. Когда я сумела заинтересовать его и привлечь его внимание, меня с головой накрыло понимание, как я по нему скучала. Скрестив руки, он слушал, как я рассказывала ему об игре, на которой мы были.

Когда он уставился на мяч в моих руках, его руки упали по бокам. Я так нервничала, что было тяжело дышать. Когда он, наконец, посмотрел на меня, мне пришлось сжать зубы от нахлынувших эмоций. Он не плакал, но его глаза определенно блестели, а на лице застыло выражение трепета и неверия.

— Это тебе, МакКайл. — Я протянула подарок точно так же, как делал он. Наградой мне служила восхищенная мальчишеская улыбка.

— Правда?

— Да. Он твой уже очень давно. И если ты примешь его, я хочу, чтобы ты пользовался им. Веселился.

Он потянулся и положил руки по бокам мяча, но не забрал его.

— Для меня большая честь принять его от тебя, Робин. — Его глаза блестели, и стены, возведенные вокруг моего сердца, рухнули.

— Для меня большая честь, что ты принял его. — Я тяжело сглотнула, когда он взял у меня мяч. — И, может, мы сыграем вместе?

— Мне очень нравится эта идея, — сказал он.

— Хорошего дня на работе, — прошептала я.

Я сложила руки за спиной. Он слегка поклонился мне и ушел прочь, рассматривая каждую деталь мяча. Но, дойдя до поворота, он остановился и обернулся. Я стояла неподвижно, впитывая его вид. Краткий проблеск благодарности о многом говорил моему сердцу. Что бы ни случилось, я не стану снова избегать его.