Глава 1

В «Красном Льве» мне подали на обед старый добрый английский бифштекс. Я выглянул из окна верхнего этажа и на противоположной стороне улицы увидел девушку в розовом костюме. Она не торопясь шла по узкой улице нашего тихого города, возможно, самого тихого провинциального города во всей Англии. И оторопел. Но уже через секунду, сморгнув, снова занялся своим бифштексом. Очевидно, то, что я увидел, было просто обманом зрения, игрой солнечных бликов.

Многие удивительные, а подчас и совсем невозможные вещи можно было отнести на счет игры света и тени — за последнюю пару месяцев — с тех самых пор, как на редкость жаркое лето застало англичан врасплох. Жаркое лето всегда застает Англию врасплох. Когда Байрон писал об английской зиме, которая испускает дух в июле и снова вступает в свои права в августе, это не было гиперболой. Байрон просто констатировал факт.

Но в этом году…

Здесь, в Шатли, мы не слишком беспокоимся о том, что происходит в Лондоне, Ливерпуле или Лидсе. В таких городах может случиться все, что угодно. Когда мы услышали, что трое социалистов, членов парламента, явились на заседание Палаты общин в сандалиях и шортах, мы только фыркнули и решили голосовать за тори (что, впрочем, делали всегда).

В Шатли, однако:

— река так обмелела, что в четырех милях вниз по течению можно было перейти ее вброд, чего не случалось ни разу в истории Шатли, ведущей свое начало от самого Ноева ковчега;

— в центре города образовалась пробка из-за того, что чей-то маленький автомобиль напрочь прилип к расплавившемуся в лучах солнца асфальту;

— браконьер заявил в суде, что форель, которую он выловил, оказалась не только мертвой, но и сваренной. Хотя его заявление было признано рекордным даже для рыбацких россказней, он был полностью оправдан и его репутация не пострадала (впрочем, она вряд ли вообще могла пострадать);

— ученые заключили, что подобных явлений не наблюдалось по меньшей мере двести лет.

Все годы, которые я в состоянии вспомнить, а я могу вспомнить около тридцати, плюс еще несколько — о них у меня сохранились совсем смутные детские воспоминания — люди жаловались на то, какое холодное у нас лето. Теперь же они беспрестанно кляли солнце.

Я безо всякого энтузиазма закончил свою трапезу. Откровенно говоря, в такую жару мне и приступать к ней не особенно хотелось. Однако от старых привычек трудно отказаться. Поэтому, хотя «Красный Лев» и не блистал особым разнообразием, я все равно каждый день обедал здесь.

Кроме того, здесь никогда не бывало жарко. Старые, капитально построенные здания имеют немалое преимущество: и жара, и холод с трудом проникают в них. Я вздохнул и доел яблочный пирог. И мне захотелось…

Я не стар — мне тридцать три года. Моя хорошенькая жена, Шейла, моложе меня на девять лет. Будучи менеджером крупной страховой компании, я один из троих самых влиятельных людей в Шатли. У меня нет материальных проблем, не беспокоит здоровье, нет детей или родственников, которые могли бы доставлять неприятности, если не считать Дину и мою мать, которую пришлось поместить в психиатрическую лечебницу. Впрочем, она находится там слишком давно и уже не в состоянии реально воспринимать окружающий мир. Врачи даже не советуют навещать таких больных, и постепенно вы перестаете о них думать.

Вероятно, мне многие завидовали. Я не был в этом до конца уверен, ведь молодой босс должен сохранять осторожность. Он не должен слишком непринужденно держаться — иначе многие этим могут воспользоваться.

Я был довольно одинок, и у меня появились привычки преждевременно состарившегося человека. И мне ужасно хотелось, чтобы что-нибудь произошло.

И это что-то действительно произошло.

Когда официантка сказала, что меня просят подойти к телефону, я не слишком удивился. Однако когда я взял трубку и понял, что звонок из Кельна, то был несколько озадачен. Ни один из членов руководства компании не мог звонить из Кельна, да еще разыскивать меня в «Красном Льве». Когда же я услышал голос Джоты, на меня нахлынули самые разноречивые чувства.

Мы не виделись уже два года — с момента нашей ссоры. И, хотя расстались мы холодно, я немного скучал по нему: кузен как-никак.

— Вэл, — заявил он, — я возвращаюсь.

— Насовсем? — спросил я без особого энтузиазма.

— Нет, черт подери. Но у меня возникли проблемы.

— Рядовые проблемы, я полагаю.

— Ну, помимо всего прочего, ее муж мертв. Нет, ко мне это, конечно, не имеет никакого отношения. Но она считает… Так или иначе, возвращаюсь домой. Могу я остановиться у тебя?

— Видишь ли, — осторожно начал я, пытаясь выиграть время, — я не совсем… я имею в виду…

— Понятно, — засмеялся он, — остановлюсь у Джима.

И, как ни в чем не бывало, добавил:

— Судя по всему, в Шатли тоже жара?

— Как в преисподней!

— В любом случае, вылетаю. Завтра буду.

И он повесил трубку.

Джота, Джил Карсвелл и я были Ужасной Троицей в третьем классе средней школы. В старших классах Джил стал более замкнутым, я почти респектабельным, а Джота, в результате, еще более Ужасным. Может быть, еще и потому, что он открыл секс.

Когда-то Джота был Кларенсом Муллинером, но это имя без всяких сожалений было отброшено прочь невоспетым, после того как один из наших учителей назвал его ДЖОТАМОН, что значило Джек Жестокий Обманщик Теловредитель Абсолютно Махровый Отпетый Негодяй. Примерно неделю он был Джотамоном, а потом сократился до Джоты.

Расплатившись по счету, я перешел через дорогу и вернулся в свой офис, где увидел целую толпу, окружившую Томми Хардкаетла. Тот отчаянно пытался им что-то объяснить, но у него ничего не получалось.

— По какому поводу шум? — холодно осведомился я.

Никто не подумал сдвинуться с места.

— Но мистер Матерс, — отреагировала одна Вильма Шелли, — он говорит, что видел…

— Я действительно ее видел, — нетерпеливо перебил ее Томми. — Точно так же, как сейчас вижу вас, мистер Матерс. Она прошла по улице, мимо входной двери. Не больше чем в шести футах от меня. И у нее был розовый костюм на…

— Да, у нее через плечо был перекинут розовый костюм, — вмешался Сейелл. Она шла по улице совершенно голая, перекинув костюм через плечо.

— Ну, почти так, — с облегчением вздохнул Томми, довольный тем, что его, наконец, хоть отчасти поняли.

Высокий, худой парень из бухгалтеров, который всегда старался довести счет до сотых долей пенни, сказал:

— На ней было прозрачное платье, Томми? Может быть, что-нибудь кружевное?

— Нет, это был обычный розовый костюм, но временами он исчезал. Я имею в… — Он запнулся, а вся компания начала хихикать и перемигиваться.

Я тоже видел эту девушку. И мне показалось на один короткий миг, когда она повернулась и посмотрела через улицу, что, помимо розовой юбки, на ней ничего нет. Это произвело на меня такое впечатление, что я чуть не подавился бифштексом.

Этим жарким летом я всякое повидал. Даже у нас в Шатли понятие допустимых границ приличия заметно сдвинулось, и я бы глазом не моргнул, если бы на девушке оказалось бикини. Даже полицейским разрешалось ходить в шортах, а иногда этим и исчерпывалась их форма.

Сняла девушка блузку — ну и Бог с ней, хотя я, конечно, не стал бы стыдливо отводить взгляд. Но весь фокус заключался в том, что верх ее платья исчез у меня на глазах, как при комбинированных съемках в кино.

— Вот он есть, а вот его нет, — жестикулировал Сейелл, надеясь вызвать новый взрыв смеха.

— Я ее и в самом деле видел, мистер Матерс, — настаивал на своем Томми.

— Конечно, видел, Томми.

Я направился в свой кабинет, закрыл за собой дверь, немного подумал, а потом, пожав плечами, принялся за работу.

Отделение Пожарного и Общего Страхования в Шатли являлось заведением в своем роде уникальным. И не потому, что в консервативном Шатли больше не было страховых обществ — они существовали, и во множестве. Удивительным было то, что их всерьез никто не принимал.

Получилось это исключительно благодаря хитрости и коварству некоего Амоса Харди, старого мошенника, который умер в 1913 году в возрасте 108 лет. Будучи еще совсем молодым человеком, он основал свою страховую компанию — тогда у него не было ни капитала, ни связей, и, как говорят, в те годы страховой бизнес считался куда более рискованным делом, чем сейчас. Зато к концу жизни старый пират диктовал городу свои законы — сам он при этом исполнял их ровно настолько, насколько считал это для себя удобным.

Старина Амос так крепко взял дело в свои руки, что к тому времени, когда он умер, никто на долгие мили вокруг даже не подозревал о существовании других страховых компаний. Конкуренты складывали оружие после тщетных попыток заполучить в Шатли хоть одного клиента. Теперь наша страховая контора была размером с хорошую фабрику.

Одна из работающих у меня девушек должна была сходить в банк, и я передал ей записочку для Джила Карсвелла, который работал в местном отделении банка Мидленда. Я оповещал приятеля, что мистер Муллинер приедет в Шатли на следующий день.

Как только девушка вышла из комнаты, зазвонил телефон.

— Это Шейла, — раздался в трубке резкий голос.

— Да, дорогая?

— Дина заперлась в своей комнате. Я не смог сразу понять, в чем проблема, но то, что назревал кризис, не вызывало сомнения.

— Что случилось? — спросил я.

— Как ты мог забыть, Вэл? Пришел электрик, мистер Джером. Он должен попасть в комнату Дины.

— Ну тогда скажи, чтобы она вышла. Шейла только вздохнула.

— Прием заявок на самое глупое заявление месяца прекращен. Ты вне конкуренции.

— Да, я понимаю, что ты ей уже говорила. Скажи еще раз. Заставь ее выйти.

— Сломать дверь?

Я тоже Начал терять терпение.

— Если другого выхода нет.

— Большую тяжелую тиковую дверь? Своими хрупкими руками? Вряд ли у меня это получится, Вэл. Видимо, это придется делать мистеру Джерому. А потом…

— Да-да, я знаю. — А потом по всему городу начнутся пересуды о том, что с Диной Матерс не все в порядке, и что она запирается на ключ, и что приходится взламывать двери. — О чем она говорит, когда ты просишь ее выйти? — со вздохом спросил я.

— Она говорит, — ровным голосом ответила Шейла, — что боится фей.

— Чего?

— Ты слышал. Вчера вечером она видела в нашем саду фей. Поэтому она и не выходит из комнаты. Может быть, это и добрые феи, но она не хочет рисковать.

Я не стал продлевать дискуссию.

— Ладно, — буркнул я, — сейчас приеду.

Отношения у нас с Шейлой были ничуть не хуже, чем у множества других супружеских пар. Но мы могли бы жить намного лучше — Шейла определенно так думала, — если бы не Дина.

Дина — моя младшая сестренка, хрупкая, хорошенькая семнадцатилетняя девушка, веселая и доброжелательная со всеми, кроме Шейлы.

Я выскользнул из конторы, стараясь привлекать как можно меньше внимания: делу ужасно повредит, если подчиненные будут знать, что их босс отлучается посреди рабочего дня по личным делам. Я взял машину на стоянке возле конторы и поехал домой.

Шейла встретила меня в свитере, запачканном краской, и джинсах, измазанных известкой, — видимо, прибирала после электрика. Стройная двадцатичетырехлетняя блондинка.

— Только ты сможешь ее уговорить, — угрюмо заявила жена.

Я вздохнул. Дина никак не могла понять, зачем мне вообще нужна Шейла. Зачем мне нужна еще одна девушка, когда у меня есть Дина? И Шейла, хотя и была достаточно терпелива, постепенно приходила в Отчаяние от того, что стоило мне отвернуться, как Дина моментально превращалась в упрямое, вредное и непослушное существо.

Я не заметил мистера Джерома, который, видимо, нашел себе другую работу в доме. Я подошел к комнате Дины и постучал в дверь.

— Дина, милая, — позвал я.

— Вэл? — послышался удивленный голос Дины. В нем прозвучало легкое опасение. — Что ты делаешь дома в такое время?

— Тебе нужно выйти, милая, — терпеливо попросил я.

— Нет. Я боюсь фей.

— Феи не причинят тебе никакого вреда.

— Откуда ты знаешь?

— Дина, ведь на самом деле ты ничего такого не видела?

— Я видела кольцо фей. В лесу. Разве Шейла не говорила тебе? Я бы рассказала тебе сегодня утром, только ты ушел еще до того, как я встала. Я думала, что Шейла все рассказала тебе.

Никто не может так ловко прикидываться, как Дина, когда она пытается устроить неприятности для Шейлы.

— В любом случае, — продолжал настаивать я, — тебе придется выйти.

После короткой паузы Дина заявила:

— Я не одета.

— Ну так оденься.

Наступила тишина.

Шейла продолжала смотреть мне в глаза.

«Вот с этим я должна бороться каждый день», — говорили ее глаза, хотя вслух она не произнесла ни слова. Я тоже ничего не стал говорить. Шейла хорошо знала, что я по этому поводу думаю. Да и что вообще тут может сделать мужчина? Куда я мог отправить Дину? Наш отец умер, а наша мать… ну, тут надо отдать Шейле должное — даже во время наших самых горьких ссор она никогда не поднимала вопроса о Мэри, которая находилась в психиатрической клинике и из-за которой Дина была такой, какая она есть. И именно по этой причине у нас с Шейлой не было и никогда не будет детей.

Наконец дверь щелкнула, и Дина вышла. Она была темноволосой, ростом ровно в пять футов и обладала той удивительной бесхитростной красотой, которую иногда имеют слабоумные. К тому же у нее была весьма изящная фигура — очень скоро у нас возникнут из-за этого новые проблемы. Далеко не все мужчины будут в состоянии держаться подальше от этого привлекательного существа только потому, что в цепях ее головного мозга произошло короткое замыкание.

Она напялила выцветшее полотняное платье, которое было ей уже совсем мало. Пуговицы сзади были расстегнуты, ноги босы.

— А теперь послушай меня, — сказал я более жестко, чем обычно, — мне нужно вернуться на работу. Дай мне честное слово, что сейчас ты пойдешь в летний домик и пробудешь там до тех пор, пока я не вернусь домой.

— Но летний домик совсем рядом с лесом.

— Феи появляются только ночью. Ты ведь никогда не видела фей днем?

Дина нахмурилась. Она и в самом деле никогда не видела фей днем.

Если она даст слово, то исполнит его. Сейчас она пыталась придумать способ сделать то, что ей хочется, не нарушая слова. Если Дина его придумает, то все в порядке.

— Ну, даешь честное слово? — настаивал я.

— Ладно, — вздохнула она, — сейчас?

— Сейчас.

Дина сбежала вниз по лестнице, вполне довольная. Теперь она может совершенно спокойно просидеть весь день в летнем домике, разговаривая сама с собой или играя в куклы.

— Ну, пока, милая. — Я наклонился к Шейле, чтобы поцеловать ее в щеку, но она отстранилась.

— Милая, — сердито заявила она, — все «милые». Я «милая» и Дина «милая». Я что, похожа на нее?

Еще одна сцена не входила в мои планы, поэтому я просто сказал:

— Пока, Шейла. — И пошел к машине.

Стоило мне миновать Старый мост, как двигатель чихнул и заглох. Я мрачно выругался. Ведь я прекрасно помнил, что мне необходимо заехать на бензоколонку. Но этот звонок Шейлы выбил меня из колеи.

До ближайшего гаража было довольно далеко. Придется возвращаться в контору пешком, а потом звонить в гараж, чтобы они приехали и забрали машину.

Я оставил ключ в зажигании и захлопнул дверцу. В Шатли никто не тронет автомобиль. Ребятишки, конечно, могут пошалить, но за машиной приедут раньше, чем закончатся занятия в школе.

На окраине Шатли днем почти не было пешеходов, кроме одной девушки. Мой рассеянный взгляд едва скользнул по ней. Дина и Шейла — извечная проблема двух женщин под одной крышей — занимали мои мысли.

Я даже начал завидовать Джоте, у которого отношения с женщинами строились на сугубо временной основе (причем все его подруги были неизменно привлекательными и сговорчивыми). Мне кажется, не существовало страны, где бы у Джоты не нашлось нескольких подружек.

Словом, я очень жалел себя. Не моя вина, что мой отец женился на женщине, склонной к безумию. И то, что он умер, избежав ответственности, тоже не моя вина. Не был я виноват и в том, что Дина стала такой, и мы с Шейлой теперь боялись иметь детей.

«Конечно, это происки злой судьбы, а отнюдь не следствие моих ошибок», горестно думал я.

Тут я заморгал и более внимательно посмотрел на девушку, шагающую мне навстречу.

Нет, это была не та девушка в розовом костюме. У той были иссиня-черные волосы. А эта — почти блондинка, на вид лет восемнадцать и платье зеленое. Хотя почему зеленое? Перед моими широко раскрытыми глазами предстало загорелое тело — от колен до подмышек.

Застыв, я обалдело смотрел на нее. Миг — и передо мной опять была самая обычная высокая девушка в зеленом платье. Я не сводил с нее взгляда, пока она не скрылась из виду.

И еще — я это понял только теперь — была в ней какая-то неуловимая элегантность, или изящество, а может, то, что французы называют шармом. И Бог знает, каким образом мы угадываем в простых линиях скромного платья работу настоящего парижского модельера.

Как бы то ни было, эта девушка при вполне заурядной внешности достигла того, к чему стремятся все женщины, выбирая себе наряды.

Я двинулся дальше, но тень, вечно преследующая меня, омрачила мое настроение. В умственном плане со мной все было в порядке, более того, я располагал способностями явно выше среднего. После тщательного обследования врачи заверили меня, что я здоров, нет ни малейших отклонений от нормы, даже самых ничтожных признаков психоза. Однако ни один человек с такой наследственностью, как моя, не может не испытывать порой тяжелых сомнений и страхов.

Я постарался отбросить мрачные мысли, но они вернулись в тот момент, когда я прикинул, что среди моих знакомых подобные «видения» являлись только Томми и Дине. Томми что-то наблюдал — однажды. Я кое-что заметил — дважды. И Дина что-то видела. «Феи», — сказала она. Или, точнее, «кольцо фей».

Замечательная компания, ничего не скажешь…

Я вернулся в свой кабинет и целый час напряженно работал.

Когда зазвонил телефон, я совершенно механически поднял трубку, продолжая размышлять над проблемами страхования.

— Вэл, — донесся голос Шейлы, — теперь электрику нужно в летний домик.

— Проклятие, — простонал я.

Я должен был это предвидеть. Вся электропроводка в доме не менялась, как я подозревал, со времен королевы Анны. Я бы, скорее всего, и теперь не стал ее трогать, но недавно к нам зашел представитель нашей компании из Лондона. Он заметил проводку и довольно ясно намекнул, что менеджеру столь крупного страхового общества не пристало жить в условиях такой высокой пожароопасности. Так в нашем доме появился мистер Джером.

Кабель, идущий в летний домик, был, наверное, самым древним.

Очевидно, Шейла уже пыталась просить Дину освободить летний домик. Дина могла отпраздновать свой детский триумф — она обещала, что будет сидеть в своем укрытии до моего возвращения. Теперь ничто не заставит ее нарушить данное мне слово.

— Я не могу сейчас вернуться домой, — твердо заявил я. — А он не зайдет завтра?

— Он говорит, что если не закончит сегодня, то сможет снова вернуться только через неделю.

— Ну так заставь ее выйти, — с неожиданным раздражением резко сказал я. Перестань без конца звонить мне.

— Она твоя сестра.

— Верно, но я здесь, а ты там. Неужели ты не можешь перехитрить Дину?

— Значит, заставить ее выйти, так ты сказал? — жестко повторила Шейла. Ладно. Я старше, чем она, крупнее и сильнее. Я заставлю ее выйти. Более того, я получу от этого настоящее удовольствие. У меня сегодня будет праздник души!

И она с громким стуком бросила трубку.

Мне было уже наплевать. Я был сыт по горло и Шейлой, и Диной. Почему ни одна из них не может хотя бы на время оставить меня в покое? И та, и другая постоянно преследовали меня. Но мог ли я сдать Дину в лечебницу? Нет. Помимо всего прочего, она даже не была слабоумной в полном смысле этого слова. Во многих случаях она соображала очень неплохо. И довольно быстро. Она была достаточно умной для восьмилетнего ребенка, только вот тело ее было на девять лет старше.

С тяжелым сердцем я снова принялся за работу.

Глава 2

Мне пришлось задержаться в конторе с одним из агентов почти до семи, а когда мы закончили дела, я пригласил его выпить. Так как ему не нравились современные шумные бары, мы отправились в «Коппер Бич».

Когда мы вошли в зал, там было пусто. Люди, которые после работы хотели выпить, обычно заходили в пивные. «Коппер Бич», в интерьере которого доминировали стекло, хром и пластик, удивлял посетителей высокими ценами сюда в основном заглядывали парочки, а начиная с восьми часов, здесь часто устраивались вечеринки.

Агент проглотил пиво и ушел, а я пил свою пинту горького не торопясь. Я уже делал последний глоток, когда в зал вошла большая компания молодежи. На вид им можно было дать от четырнадцати до девятнадцати лет. Вели они себя для ребят такого возраста довольно тихо и сразу направились в дальний угол.

Все были одеты в шорты и футболки, и сначала я подумал, что это выпускники нашей средней школы. Но потом я заметил, что им всем больше восемнадцати лет слишком взрослые и высокие. Юноши были под шесть футов ростом, а девушки немногим меньше. Бросив на них равнодушный взгляд, я поднялся. Летом через Шатли проезжают сотни всяких туристов, мотоциклистов и прочих путешественников.

И тут я заметил, что одна из девушек и есть та, которую я встретил, когда пешком шел в контору. А другую, с иссиня-черными волосами, я видел утром.

Я заказал еще пинту и вернулся к стойке.

Юношей было восемь и столько же девушек. Они совсем не шумели и явно собирались держаться своей компанией — сразу заняли угловой столик. Один из них сделал заказ на всех, остальные молчали, пока официантка не отошла. Да и потом разговаривали между собой сдержанно, словно боялись, что их кто-нибудь услышит.

Но это как раз и привлекло мое внимание. Определенно, они совсем не были похожи на обычных туристов.

«В чем же дело?» — задал я себе вопрос. И тут же ответил на него: безупречная чистота. Каждый из них был образцово чистым и аккуратным, словно сошел со страниц рекламного журнала.

Да, дело было именно в этом. У всех юношей прически — волосок к волоску, рубашки просто сияли чистотой, на туфлях — ни пылинки. А одежда девушек выглядела так, словно была скроена на каждую специально по ее мерке — нигде не было видно ни складочки, ни морщинки.

Мелочь? Конечно, но мелочь невозможная. Может быть, у этих ребят были раздевалки где-то у входа в «Коппер Бич»?

Девушки выглядели милашками, как и положено юным созданиям. Но вот лицо одной из них… Такое лицо невозможно забыть, увидев хотя бы один раз. У нее были иссиня-черные волосы, очень белая кожа… Да, это была та самая девушка, девушка в розовом костюме. Кроме удивительной красоты и белизны кожи, еще кое-что выделяло ее среди остальных. Она была самой хрупкой — ее рост не превышал пяти футов и четырех дюймов. И еще она показалась мне немного старше остальных. Да и обращались к ней иначе, чем к другим, с каким-то подчеркнутым уважением.

Я потягивал свое пиво, и исподволь наблюдал за необычной компанией. Мне даже удалось расслышать несколько слов. Разговор шел о дуэли. Дуэль, считали одни, дело стоящее. Другие возражали, утверждая, что это безумная затея.

Очевидно, они видели мемориальную доску на одном из старых домов, что стоял неподалеку. Здесь произошла одна из последних дуэлей в Англии: между местным землевладельцем и богатым путешественником, которые ухаживали за одной красоткой. В результате она не досталась ни тому, ни другому — оба оказались смертельно ранены. В течение тридцати лет о дуэли остерегались говорить вслух, пока она не стала фактом истории, которым теперь можно было даже гордиться.

Еще они упоминали о некоем Греге, которого с ними не оказалось. (Значит, были еще и другие.) Когда произносилось это имя, все бросали на мою Белоснежку странные взгляды, смысл которых был мне непонятен.

«Белоснежка и великаны, — подумал я, — Белоснежка — гном среди великанов».

Продолжая незаметно наблюдать за ними, я сумел заметить еще кое-что. Никто из них не курил. И не пил пива. Многие тянули через соломинку соки и лимонад. Другие предпочитали портвейн, шерри, виски или ром. Они явно не были трезвенниками.

Я прикончил вторую кружку. Наступил решающий момент. Теперь мне, наверное, следует смело подойти к Белоснежке и великанам и дерзко заявить: «Все кончено. Я понял, что вы не те, за кого себя выдаете». Или просто заказать еще пива и продолжать незаметно следить за ними?

Я не сделал ни того, ни другого, а встал и собрался уходить. И в тот самый момент, когда я поднялся, Белоснежка посмотрела в мою сторону и… узнала меня. Я отчетливо понял это по ее лицу, хотя она сразу отвела взгляд, как-будто ничего не произошло.

Узнала… Но я был абсолютно уверен, что она не видела меня тогда, в окне второго этажа «Красного Льва». Во-первых, я не помню, чтобы она поднимала взгляд, во-вторых, ее глаза говорили нечто большее, чем «я уже вас где-то раньше видела».

Белоснежка знала меня. Она не ожидала увидеть меня здесь, но в тот момент, когда это произошло, она сразу подумала: «Это Вэл Матерс…» — и еще много чего другого.

И мне ужасно захотелось узнать, в чем это другое заключается. Надо подойти к ней.

Вместо этого я отправился домой.

Когда я закрывал двери гаража, ко мне подбежала Дина. Она по-прежнему была в своем золушкином платье; теперь, вдобавок, ее руки и ноги оказались замотаны бинтами, которые она явно завязывала себе сама.

— Она ударила меня, — с ходу начала жаловаться Дина, — она ударила, поцарапала и вышвырнула вон!

— Ну-ну, Дина… — начал я.

— Она забралась через окно и толкала меня, царапала и била, таскала за волосы, и я не смогла остаться в летнем домике!

— Забудь об этом. Дина, — устало попросил я.

— Это ее вина, что я не смогла выполнить свое обещание. Она…

— Дина, мне это не интересно, — твердо сказал я. — Ты знала, что у нас в доме работает человек. Ты знала, что ему нужно сначала попасть в твою комнату, а потом в летний домик. Не возникло бы никаких неприятностей, если бы ты выполнила то, о чем тебя просят.

В этот момент из дома вышла Шейла. Она неуверенно посмотрела на меня, готовая все объяснить, или поскандалить, или вообще отказаться обсуждать эту тему — в зависимости от того, как поведу себя я.

— Дина, — велел я, — пойди и переоденься.

— А разве ты не собираешься…

— Я ничего не собираюсь. Иди и оденься. Сейчас же. И не будем спорить.

Обидевшись, Дина ушла и до конца вечера сидела в своей комнате.

Шейла и я провели неожиданно приятный вечер. Я открыл бутылку Rudesheimer, а потом еще и Niersleiner, и наше настроение немного улучшилось.

— Шейла, — сказал я, — ты мне нравишься. Она слабо улыбнулась.

— Я знаю. Ты не можешь сказать «люблю», потому что сегодня ты искренен. К тому же я совсем сбила тебя с толку, когда попросила не называть меня «милой». Ты никогда больше не назовешь меня «милой». Ты будешь осторожным и внимательным, каким и положено быть менеджеру страховой компании, и с этих пор ты станешь называть Дину Диной, а меня Шейлой.

Сказать мне на это было в общем-то нечего, поэтому я пошел немного погулять вокруг дома.

Вспомнив историю Дины про живущих в лесу фей, я направился в сад, не особенно рассчитывая что-нибудь там обнаружить.

Река Сьют, медленно несущая свои воды по плоской равнине, а далее через лес, по дуге огибала наш дом с одной стороны. Насколько мне было известно, река никогда не заливала дом, хотя вода иногда доходила до самого сада. За садом, в излучине реки, находилась небольшая рощица, окруженная густым кустарником, — место это обязательно облюбовали бы парочки, если б могли туда добраться. Река почти со всех сторон окружала этот маленький полуостров, так что попасть туда можно было только через наш сад. А забор вокруг него был высоким и прочным.

Здесь лежала ничейная земля, которой так и не удалось найти применение. Местный землевладелец пытался продать нам этот клочок, но мы отказались. Как сказала Дина с подкупающей детской непосредственностью: «Зачем покупать, если он и так наш?»

В конце сада, у самой изгороди, я остановился.

Было ли это плодом моего воображения, или из зарослей на самом деле исходил слабый свет? Это не могло быть открытым огнем, луны не было, и уж совсем мало я верил в существование фей, однако теперь я начал понимать, на чем основаны страхи Дины.

Я перелез через забор и начал медленно пробираться через заросли. Свечение было совсем слабым, и, если бы не столь темная ночь, мне бы, пожалуй, не удалось его заметить. Самое странное: я никак не мог обнаружить его источник. Казалось, свет шел со всех сторон.

Я бегом вернулся к забору, быстро перелез через него и вошел в дом.

Шейлу я нашел в спальне, на ней была совсем коротенькая ночная рубашка (этим невероятно жарким летом многие обходились и меньшим), и она собиралась ложиться спать.

— Шейла, — выдохнул я, — ты должна пойти со мной и посмотреть кое на что.

— Куда? Надеюсь, не в сад?

— В нашу рощицу. Ее смех означал отказ:

— В таком виде?

— Ничего, немного охладишься. И никто тебя там не увидит.

Шейла собралась было спорить со мной, но, видя мое упорство, решила, наверное, что лучше уступить, нежели битый час препираться. Она надела туфли, и мы спустились в сад.

Я боялся, что все произойдет так, как в детективных романах: герой приводит полицейских на место преступления, а труп исчез, и даже следов крови как не бывало. Однако Шейла сразу увидела свечение и остановилась. Она не желала идти дальше, но не потому, что была обманута в ожиданиях, а по прямо противоположной причине.

— Что это такое? — шепотом спросила жена.

— Не знаю. Ты его видишь?

— Конечно, вижу. Но что это такое? Наконец мне удалось уговорить ее пройти немного вперед, в заросли, и уже вместе мы попробовали определить местонахождение источника света.

Вскоре Шейле это надоело.

— Ну мы посмотрели, — сказала она. — Больше здесь делать нечего. Пойдем спать, а утром заглянем сюда еще раз.

Так мы и сделали. Позднее Шейла захотела со мной поговорить, но интересовало ее вовсе не свечение.

— Я и в самом деле сделала ей больно, Вэл, — сказала она, не спуская с меня глаз. — Я крупнее и намного сильнее. Я считала, что она очень плохо себя ведет, не слушается, и ей просто необходим хороший урок. Я собиралась как следует отлупить ее и думала, что это принесет мне облегчение.

— Это не сработало? — спросил я.

— Нет. Напротив, я допустила ужасную ошибку. Ты ведь так и считаешь?

— Не расстраивайся. Когда ребенок поступает неправильно, ты разговариваешь с ним, стараясь убедить его, а если это не помогает… иногда следует устроить взбучку. Беда только в том, что мы не сможем вколотить в Дину здравый смысл.

— Но ты не сердишься? — продолжала настаивать Шейла.

— Я не думаю, что этот вопрос меня всерьез заботит, — отозвался я.

Когда мы забрались в постель, мне показалось, что отношения наши стали лучше — впервые за долгое время мне захотелось обнять жену. Но ничего не произошло, Шейла оставалась безучастной и просто сказала:

— Спокойной ночи.

Так был упущен еще один шанс, как и тысячи других до того.

Глава 3

На следующее утро, еще до завтрака, я отправился в рощицу. Шейла со мной не пошла. Она сказала, что если я там сумею что-нибудь найти, то она поверит мне на слово.

Я не нашел абсолютно ничего. Когда я вернулся домой, Шейла сказала:

— Это было, наверное, естественной флюоресценцией. Одно яйцо или два?

— У флюоресценции должен быть источник, — настаивал я на своем.

— Сегодня вечером ты можешь туда сходить и посмотреть еще раз. Интересно, спустится ли вниз Дина в ближайшие десять минут? Звать ее, конечно, бесполезно.

Никто в конторе не упоминал о необычных происшествиях прошлого дня. Если бы Салли Генри, моя секретарша, не была в отпуске, я мог бы спросить у нее. Вильма Шелли, которая временно замещала ее, была слишком молоденькой, чтобы я мог ей довериться.

Я отнюдь не амбициозный человек. Конечно, я знал свое дело, иначе мне никогда не удалось бы занять нынешнего положения. Однако я не обладал той всеобъемлющей самоуверенностью, которую должен иметь истинный начальник.

Около часа я просматривал почту, а потом решил сделать небольшой перерыв и позвонить Джилу Карсвеллу. Но Джил, еще менее уверенный в себе, чем я, так и не стал боссом. Более того, он панически боялся банковского менеджера, опасаясь навлечь его гнев телефонными разговорами в рабочее время. Поэтому я послал Джилу записочку. Пока я раздумывал о Джиле, зазвонил телефон. Я пробормотал:

— Господи, опять Дина. Но это оказался Джота.

— Я в лондонском аэропорту, — сообщил он. — Буду у тебя днем. Ты видел Джила после нашего вчерашнего телефонного разговора?

— Нет, но я отправил ему записку. Джота засмеялся.

— Конечно. Его нельзя беспокоить в банке. Менеджер может жестоко расправиться с ним… Кстати, в Шатли хоть что-нибудь происходит?

— А что может происходить в Шатли? — осторожно спросил я, размышляя над тем, не слышал ли он чего-нибудь.

Он ничего не слышал.

— Ты совершенно прав. Дурацкий вопрос.

— По правде говоря, здесь действительно что-то происходит. Может быть, это окажется мелочью, но все же… Нет, не задавай никаких вопросов. Подожди до приезда.

— Ты меня просто заинтриговал… В самой фразе:

«В Шатли что-то происходит» заложено внутреннее противоречие. Но я терпелив и готов ждать до встречи. Пока!

Стоило мне повесить трубку, как в мой кабинет вошла Вильма. Она была чем-то взволнована и даже возмущена.

— Мистер Матерс, там какой-то молодой человек, который настаивает, что должен вести переговоры только с вами. Он похож на туриста, и… то, что он говорил нашим девушкам…

— Пусть зайдет, — прервал я ее. — Прямо сейчас. Она заметно удивилась и, не говоря ни слова, вышла из кабинета.

Дверь открылась, и вошел молодой голиаф в белой футболке и шортах. Это явно был один из великанов, вероятно, даже самый высокий из них. Я прикинул его рост: примерно шесть футов и семь дюймов. Однако тогда, в «Коппер Бич» я его не видел.

— Вэл Матерс? — спросил он, подходя ко мне с протянутой рукой. — Меня зовут Джон Смит.

— В самом деле? — вежливо спросил я.

— Ну не совсем, если вам так уж хочется знать, но это честное имя и ничуть не хуже, чем любое другое, не так ли?

— А вас случаем не Грег зовут? Он опустил руку, и на лице у него появилось явное неудовольствие.

— Какого фиска! Откуда вы это можете знать? — оскалился он.

Решив больше не испытывать судьбу, я спросил:

— Где ваш лагерь, Грег?

Некоторое время он кипел от ярости, но потом решил» не портить со мной отношений.

— В излучине реки, примерно в миле вверх по течению.

Я знал это место. Оно находилось в трех четвертях мили от моего дома, на противоположной, северной, стороне реки.

Он сел, не дожидаясь приглашения, и принялся молча и выжидательно рассматривать меня.

Это был блондин, довольно красивый, лет девятнадцати или двадцати. Его акцент смутил меня: речь Грега была очень чистой, и в то же время я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так говорил. От моего внимания не укрылись и два странных выражения — «честное имя» и «фиск». Гораздо проще было бы сказать: «Это имя ничуть не хуже, чем любое другое». «Фиск» же явно было ругательством.

Он взирал на меня совершенно спокойно, и даже как-то свысока: будто бы я должен был объяснить ему цель его же визита.

— Ну, мистер Смит? — сказал я, когда мне надоело ждать. — Или вам больше нравится Грег?

— Я хочу застраховаться на случай катастрофы в Шатли в ближайшие двадцать четыре часа, — бесстрастно заявил он.

— От катастрофы? — переспросил я.

— Да, от катастрофы.

— В следующие двадцать четыре часа?

— В следующие двадцать четыре часа. Ваша сообразительность, Вэл, вызывает восхищение.

Передо мной открывалось множество возможностей. Я выбрал одну из них.

— Мы не можем заключить с вами никакой сделки, пока вы скрываетесь под ложным или неполным именем. Джон Смит меня не устраивает. И Грег — тоже.

Уже во второй раз на короткий миг его глаза зажглись злобой, и я понял, что этот человек опасен. Ему не нравилось, когда перед ним возникали препятствия. Хотя у него было симпатичное лицо и он вел себя относительно вежливо, чувствовалось, что в любой момент этот человек может превратиться в животное. Огромное, опасное животное.

Я решил немного изменить тактику.

— Мы всегда можем предоставить более выгодные условия при страховке от определенных неприятностей. Скажем, если вы хотите застраховаться от наводнения…

Он улыбнулся, разом включив все свое обаяние.

— Наводнение ведь маловероятно, не так ли? Говорят, что река никогда не стояла так низко.

— Катастрофа в течение ближайших двадцати четырех часов в Шатли, возразил я, — тоже маловероятна. И еще одно, Грег, — вам уже исполнился двадцать один год?

— А причем здесь это?

— Если нет, то могут возникнуть определенные трудности.

— Так вы продаете здесь страховку или нет?

— Я не продаю страховку, Грег. Я ее оформляю, если условия выгодны обеим договаривающимся сторонам. На какую сумму вы предполагаете застраховаться?

— Пустяки — какой-нибудь миллион фунтов. Возможно, два.

«Похоже, — подумал я, — пора вернуть разговор в разумное русло».

— Боюсь, что подобная сделка вряд ли сможет состояться, — сказал я. — Хотя в теории страховка от непредвиденных обстоятельств возможна — скажем, таких, как неурожай пшеницы или задержка при поставке каких-то товаров, однако тут всегда возникают трудности при формулировании текста контракта, и на выработку окончательного варианта уходит много времени…

Грег расхохотался так, что оконное стекло задребезжало.

— Вэл, вы говорите, как самый настоящий старик, — проговорил он сквозь смех.

— Так вы изволили шутить, молодой человек? — задумчиво спросил я. Он наконец перестал смеяться.

— А почему бы и нет? Подумаешь, возникла у меня одна идейка, но не слишком реальная, как вы правильно заметили. Мне было интересно посмотреть на вашу реакцию.

— Что это за девушка, — неожиданно спросил я, — платье которой исчезает? Совершенно не удивившись, Грег ответил:

— Такое может быть у любой, когда она надевает люксон.

— Люксон?

— Ну, видите ли, дело заключается в том… это один из парадоксов женской логики… Если на женщине платье, совершенно приличное платье, части которого, однако, периодически исчезают, то она не видит в этом ничего предосудительного — ведь на самом деле платье остается на месте, и только создается иллюзия, что его нет.

— А почему никто не пьет пиво?

— Нам не нравится его вкус. И это вульгарно.

— Вульгарно?

— Ну да, от него толстеют.

— Грег, откуда вы взялись?

— Отсюда.

— Отсюда? Может быть. Но, во всяком случае, не из Шатли.

— Отсюда, — дерзко повторил он.

— А что это за разговоры о дуэли?

Мне снова удалось смутить и разозлить его. В глазах Грега зажегся красный свет животной ярости.

— Дуэль? Мне ничего о ней не известно, — резко ответил он. — А что знаете вы? А, ладно, не имеет значения.

Он встал и направился к двери.

— Жаль, что вы не захотели заключить сделку, — бросил Грег через плечо. Уверенность вновь вернулась к нему. — Впрочем, я так и полагал. Кстати, вы знакомы с Джилом Карсвеллом, не так ли?

— Да, но какое…

— И с Кларенсом Муллинером?

— Да. На самом деле…

— На самом деле он появится здесь в 15.10. И Грег аккуратно закрыл за собой дверь.

Джил позвонил мне прямо из банка — первый раз за все время его работы там — и сказал:

— Вэл, мне необходимо немедленно с тобой встретиться. Давай где-нибудь выпьем.

— Хорошо, — сразу согласился я, — увидимся в «Коппер Бич».

— В этом хромированном морге?

— Зато там пусто.

— Ладно. Буду через пять минут.

Я сразу же направился в «Коппер Бич». На выходе меня схватил за рукав Томми — ему не терпелось мне что-то сказать.

— Она снова прошла мимо, мистер Матерс. Если вы поторопитесь, то успеете догнать ее.

— Спасибо, Томми, — ответил я, высвобождаясь из его цепких пальцев, и вышел на яркое утреннее солнце.

В пятидесяти ярдах впереди шла девушка в розовом костюме. Я видел только ее спину, но сразу понял, что это Белоснежка. Ее стройные, изящные бедра были лишь одним из достоинств единственной на миллион фигуры, идеально дополняющей единственное на миллион лицо; было бы преступлением прикрывать такие ноги даже тончайшим нейлоном.

Тут меня ждал небольшой сюрприз: я никак не предполагал, что такая девушка будет ходить в одном и том же наряде два дня подряд.

Так как на сей раз она была одна, я вполне мог догнать ее и попытаться заговорить. Но мне не пришлось нарушать этикет. Как раз в этот момент она бросила взгляд назад и на сей раз не стала делать вид, что я ей не знаком. Девушка остановилась и подождала меня.

Когда я подошел довольно близко, ее плечи обнажились. На этот раз я сумел хорошо разглядеть, как это происходит. Краем глаза я видел нижнюю часть жакета и юбки. Создавалось впечатление, что мой взгляд прожег огромную дыру в ее одеянии.

Несколько зевак на улице уставились на нее. Правда, они изо всех сил старались показать, что ничего не замечают. (Не забывайте, мы ведь живем в Шатли.)

Когда между нами оставалось десять футов, жакет Белоснежки снова стал целым, но зато юбка укоротилась до границ пляжного бикини. Потом костюм собрался воедино, если не считать большого круглого выреза вокруг пупка.

«Вырез» — не совсем точное определение, материал костюма и тело девушки переходили друг в друга, как свет мерцающей свечи смешивается с темнотой комнаты.

«Да, она Белоснежка не только лицом», — подумал я, ибо моему взору фрагментами предстали все части ее великолепного мраморного тела.

— Меня зовут Вэл Матерс, — представился я, — и я подозреваю, что вы меня хорошо знаете.

Этим я сразу заработал очко. Ее глаза округлились, и она спросила:

— С чего вы это взяли?

— Вы узнали меня в баре вчера вечером. Она кивнула, признавая, что так оно и было. Но больше ничего не стала говорить.

— Кто вы? — спросил я.

— Миранда.

— Просто Миранда?

Ее костюм, что было довольно странно, перестал меняться. Возможно, тут все зависело от того, под каким углом смотришь. Желая продолжить эксперимент, я протянул руку, чтобы коснуться ее талии… Она больно ударила меня по руке, однако в ее порыве не было злости.

— Нужно сначала дождаться приглашения, — холодно заметила она, повернулась и, к моему глубокому разочарованию, пошла прочь. Я ждал большего от этой встречи.

Джил уже пришел в «Коппер Бич». Мы устроились в углу, там, где прошлым вечером сидели великаны.

Джил и я были одного роста и комплекции, и когда-то походили друг на друга. Теперь он носил очки, и с его лица не сходило упрямое выражение: оставьте-меня-в-покое; я очень надеялся, что выгляжу иначе. Джил мог бы достичь любых вершин. То есть теоретически способности позволяли ему это. На практике же он не добился ничего и никогда не добьется.

Будучи человеком чутким, я понимал его лучше, чем кто бы то ни было, за исключением, быть может, Барбары. Однако никто ничем не мог ему помочь. Потому что он сам ничего не мог сделать для себя. Малейшая критика, тень намека на порицание, даже шутливого, наносила ему глубокую рану. Он был страдалец. Из тех, что, раз слегка поцарапавшись, будут кровоточить не один день. Если Джил совершал ошибку, то не меньше месяца приходил в себя. Да и не ошибку вовсе: просто кто-то мог неосторожно намекнуть, что Джил сделал нечто глупое, и он начинал страдать. Долго и молчаливо.

Конечно, Джил защищался. Всю свою жизнь он тратил на то, чтобы упредить нападение, которое никто и не собирался совершать.

Я жалел его почти так же сильно, как себя. Что толку от едва ли не гениальных способностей, если небрежная реплика дурачка клерка могла привести к месяцу мучительных страданий?

Джил женился на Барбаре, втором странном гении; она рисовала, занималась лепкой, писала стихи и наотрез отказывалась удаляться от своего дома более чем на пять миль.

— Что тебе известно, Вэл? — неожиданно спросил Джил, после того как официантка принесла нам пиво. — Как ты думаешь, что здесь происходит?

— А в чем дело?

— Банда каких-то парней болтается вокруг нашего дома, — сказал он. — Их почему-то очень интересует Гарри.

Гарри — двухлетний сын Джила и Барбары. Он был их единственным ребенком и таковым и останется по двум весьма убедительным причинам. Барбара больше не могла иметь детей. Да и Джил, как он мне однажды признался одним пьяным вечером, — тоже.

— Могу я одолжить у тебя Дину? — спросил он.

— Она бы составила компанию Барбаре. Жена нервничает, когда я на работе.

— От Дины будет немного проку.

Джил раздраженно пожал плечами. Он всегда начинал проявлять нетерпение, когда кто-то не мог сразу понять его.

— Я не думаю, что эти ребята хотят чего-нибудь плохого. Может быть, они вообще больше не появятся. Просто Барбара целый день находится одна в доме… Я подумал о Дине, потому что она тоже, в основном, сидит дома.

— Хорошо, — согласился я. — Постараюсь уговорить Дину.

Как ни странно. Дина прекрасно ладила с Джилом и Барбарой. Грустные гении не любят конкуренции и не переносят критики, а Дина была не способна ни на то, ни на другое.

— В этих ребятах есть что-то странное, — продолжал тему Джил. — Они пришли в банк поменять деньги. Серебряные монеты на банкноты. Никто, кроме меня, не заметил одной очень необычной вещи. Почему-то я никому не сказал об этом.

Джил порылся в карманах и достал две полкроны, два флорина и два шиллинга. Он больше ничего не сказал, поэтому я стал сам рассматривать их. Полкроны были новенькими, флорины старыми и потускневшими.

Присмотревшись более внимательно, я заметил на одной из полкрон почти невидимую царапину, на второй была точно такая же. Флорины тоже выглядели абсолютно одинаковыми.

— И таких монет было много?

— Да.

— Хочешь что-нибудь добавить? — спросил я.

— Пока нет. Ну?

Он хотел, чтобы я попытался сделать тот же вывод.

— Я знаю, почему ты никому не сказал об этом, — заявил я.

— Неужели?

— Это, конечно, фальшивые монеты. Но качество работы таково, что это будет очень трудно доказать, особенно теперь, когда они смешались с подлинными. А банкноты нельзя просто продублировать — их сразу выдадут номера.

Джил со сдержанным одобрением кивнул.

— Так почему же я об этом не сказал сразу?

— Потому что тебе пришлось бы отвечать. Могли возникнуть неприятности. А так неприятностей наверняка не будет.

— Умно, — проворчал он. — А теперь расскажи, зачем они это сделали.

— Им были нужны деньги — вот они их и сделали, — ответил я.

Джил фыркнул, но не стал развивать тему. Вместо этого он потребовал:

— А теперь расскажи, что известно тебе? Я рассказал. А закончил свое сообщение описанием последней встречи с Мирандой. Его глаза засверкали.

— Абсолютная провокация, — заявил он. — Ты никогда не замечал, что никто не обращает внимания на старшеклассниц, кроме разве что сластолюбивых старичков, когда девчонки ходят в своих маленьких белых шортиках? Но стоит им надеть юбки и проехать на велосипеде в ветреную погоду… Хорошенькая девушка надевает бикини, и все мужчины на пляже начинают глазеть на нее. А потом она надевает сверху свободный халатик, и они всякий раз поворачиваются к ней, когда халатик распахивается.

А ведь тихоня Джил попал в точку. Искушенные исполнительницы стриптиза не просто снимают одежду. Они дразнят. А что может быть более дразнящим, чем платье из люксона? Что может быть более обольстительным?

— Откуда же они взялись? — пробормотал я. — Из космоса?

Джил никак не отреагировал на мои слова. Однако это говорило о том, что подобная идея для него не нова. Хотя он и слыл одним из самых закоренелых скептиков в Шатли.

Когда я направлялся в контору, ко мне подошла Миранда и спросила:

— Не хотите угостить меня обедом?

Вопрос был риторический.

Я отвел ее в «Красный Лев»: там были кабинки, где можно спокойно поговорить.

На сей раз она красовалась в серебристо-сером платье, которое никуда не исчезало.

Когда мы уселись, я сказал:

— Я ждал.

— Ждал… чего?

— Приглашения.

Она слабо улыбнулась и уточнила:

— Это не приглашение. Хотя вы интересуете меня. Может быть, мне любопытно узнать, какой вы человек. А что хотите узнать вы?

— Откуда пришли вы и ваши друзья?

— Отсюда, — сказала она, в точности повторив ответ Грега. — Если вы настаиваете, я могу назвать вам одну из причин, по которым я захотела пообедать с вами.

— Так почему?

— Я хочу, чтобы вы познакомили меня с Джотой.

— А что вам известно о Джоте? — спросил я. Она только улыбнулась и пожала плечами.

— Грег называет его Кларенсом Муллинером, — небрежно бросил я. Она даже привстала.

— Грег? Когда вы успели поговорить с Грегом?

— Сегодня утром. Он заходил ко мне в контору. Миранда явно рассердилась, а может быть, даже чего-то испугалась. Это был отличный шанс, и я надеялся, что мне удастся использовать его. Только сейчас мне пришла в голову мысль, что я могу попробовать столкнуть лбами великана номер один и Белоснежку. А в такой ситуации, чем меньше буду говорить я и чем больше Миранда, тем лучше.

— Что ему было нужно? — резко спросила она.

— Развлечься, так я полагаю. Он хотел застраховаться от катастрофы в Шатли в ближайшие двадцать четыре часа.

— Вандал! — выдохнула она.

— Вандал? — это становилось интересным. Мне не приходило в голову, что Грег сначала собирается застраховаться от катастрофы, а потом ее учинить.

— Вы все равно не поймете.

— Где уж… Я вообще мало что понимаю.

— Извините. Я не хотела вас обидеть. — Она неожиданно улыбнулась. — В любом случае, это не имеет значения. Грег дурак, самовлюбленный, безответственный и даже опасный дурак… но это не имеет значения.

Я решил пошутить:

— Почему же нет? Потому что мы не имеем значения? Потому что мы живем в другой стране? В другом мире? В другом измерении? В другом времени?

Тут, как всегда не вовремя, вошла официантка и принесла суп (это был, конечно, виндзорский фирменный). Когда она ушла, я спросил:

— Сколько вам лет, Миранда?

В ответ я удостоился лишь очередной улыбки.

— Вы наверняка, — задумчиво произнес я, — не носите лифчик.

— Не ношу.

— Тогда как?.. Отбросив все романтические мифы, надо признать, что женщинам необходимо нечто, обеспечивающее подходящую форму.

— Выборочное натяжение материала, — спокойно пояснила она. — Разная степень эластичности в разных местах.

Увидев выражение моего лица, она впервые за все время рассмеялась. Однако перестала смеяться, когда я сказал:

— А вы ведь и. в самом деле прибыли сюда из будущего.

— Послушайте, — произнесла она, — я скажу вам одну вещь, и это будет правдой. А потом мы поговорим о чем-нибудь другом. Мы пришли из настоящего. И мы пришли отсюда.

— И все же вы сказали «мы пришли», — быстро вставил я.

Ее глаза сверкнули, и я понял, что она оценила мою наблюдательность.

— А сейчас, — твердо заявила она, — мы будем говорить о вас. — После небольшой паузы она добавила: — И о Джоте.

Тогда я рассказал ей про Джоту, Джила и себя. Всякий раз, когда я пытался перевести разговор на нее и великанов, она твердо возвращала меня обратно. Я рассказал ей о Шейле, но о Дине и Мэри говорить не стал.

После полумрака ресторана дневной свет показался особенно ярким. Было, как всегда, жарко.

— Спасибо за обед, Вэл, — сказала Миранда. — Мы еще увидимся.

И она повернулась и стремительно пошла прочь. Судя по тому, как она шагала, я сообразил, что, при случае, и бежать Миранда сможет куда быстрее меня.

Глядя ей вслед, я размышлял о случайности нашей встречи: мы вместе пообедали — мужчина и девушка. С тем же успехом это могли проделать два робота. Нас разделяла громадная пропасть, быть может, в десять тысяч лет.

Но Миранда…

— Ты ведь не веришь в это? — Джил состроил одну из своих скептических гримас.

— Верю, — упрямо сказал я.

— Один из этих парней заявил, что Джота появится здесь в 15.10, а ты и уши развесил?

Я взглянул на часы. Они показывали восемь минут четвертого.

— Это не обычные парни.

Джил попытался еще что-то возразить, но именно в этот момент открылась дверь.

Я дал строгие указания, чтобы всякого, кто появится после трех часов, незамедлительно пропускали ко мне в кабинет. Вот почему Миранда так легко добилась своего.

— Ты удивлен? — спросила она. — Я же сказала тебе, что хочу, чтобы ты познакомил меня с Джотой.

— Да, я удивлен, — заметил я, — но не этому, а тому, что ты придаешь значение формальностям. Со мной ты познакомилась без церемоний.

Она улыбнулась и повернулась к Джилу.

— Привет, Джил, — сказала она. — Краснуха у Гарри уже прошла?

Джил раскрыл рот от удивления…

Миранда села и чопорно поправила юбку, как это часто делают девушки (хотя я подозреваю, что ей пришлось тренироваться, чтобы это получалось естественно). И в тот самый момент, когда она перевела взгляд на дверь, в кабинет вошел Джота.

Он никогда не был красивым. Да и вообще дон жуаны, как правило, не красавцы. Женщинам нравятся мужчины самых странных форм и размеров. У Джоты был длинный нос, глубоко посаженные глаза, впалые щеки и черные волосы, почти такие же темные, как у Миранды. Он был высоким и очень худым. Более всего он походил на фанатика или мистика.

Он даже не взглянул на меня или Джила. Джота сразу направился к Миранде, нежно взял ее за руку, поднял на ноги и сказал с высоты своего девятидюймового преимущества в росте:

— Вы фантастическая!

— Я знаю, — холодно ответила Миранда, — но спасибо, что заметили.

— Вас, должно быть, зовут Венера.

Так продолжалось довольно долго, и я почувствовал, что Джота начинает меня безумно раздражать.

Со старыми друзьями, которых вы знаете уже много лет, бывает так: вы забываете, нравятся они вам или нет. Теперь этот вопрос вдруг перестал быть риторическим.

Джил… Он не сумел завести новых друзей за последние пятнадцать лет. Он и до конца жизни не сможет этого сделать. Он превратился в амальгаму из брони, гнева, язвительности и антагонизма, крепость на острове, которую ни одна армия никогда не захочет штурмовать. Только Джота и я (да еще Барбара, по-своему) были способны общаться с Джилом.

Джота… Я восхищался им и завидовал ему. Ему всегда удавались очень многие вещи, о которых я и не смел мечтать, причем успех у женщин далеко не самое главное в этом ряду. В конце концов он Джота — и этим сказано все. У него хватало мужества или эгоизма, или грубой бесчувственности, чтобы делать ровно то, что ему нравится, — и каждый раз выходить сухим из воды. Большинство людей относятся к вам так, как вы им это позволяете. И Джота получал то, что хотел. Всегда. Везде.

Однако Миранда, к моему удивлению, сумела устоять. Неожиданно она заявила:

— Мне пора идти. — И ретировалась так же стремительно, как сделала это после обеда в «Красном Льве».

— Эта девушка, — поделился Джота, — вызывает у меня невыносимое желание увидеть ее темную голову на белой подушке. Этому просто невозможно противиться. Ну а теперь скажите мне: что здесь происходит?

Он не изменился. Как мне кажется, Джота никогда не влюблялся: у него были совершенно превратные представления о любви. Какими бы неудачными и неловкими ни были наши супружеские отношения, я был уверен, что Джил и я знали о любви куда больше, чем Джота будет знать в час своей смерти.

Хотя значительную часть своего времени и энергии он тратил на женщин, Джота всегда мог мгновенно выбросить их из головы. Однажды, много лет назад, я слышал, как он говорил страстные слова любви девушке, которую уже познал в библейском смысле этого слова, назначил ей новое свидание, а уже через несколько мгновений, после того как она ушла, радостно заявил: «Слава Богу, что я больше никогда не увижу эту корову».

Едва мы успели закончить наш рассказ, как Джота тряхнул головой и заявил:

— Ладно, а теперь нанесем визит великанам. Мы сейчас же направимся в их лагерь.

Ничего другого от Джоты ожидать было нельзя — он всегда предпочитал идти напролом.

Джил выразил некоторые сомнения. Он не признался, что боится идти туда. Он возражал против идеи в целом. Но когда Джота и я решили, что пойдем без него, Джил сразу перестал спорить — казалось, теперь он полностью разделял наши планы. И мы приступили к их осуществлению вдвоем с Джотой.

Глава 4

Сначала я заехал домой, прихватив с собой Джоту, который настаивал, что ему просто необходимо переодеться.

Мы знали, где должен находиться их лагерь:

«Возле излучины реки, примерно в миле вверх по течению». Это было отличное место, возможно, даже лучшее во всей округе, в особенности, если вы хотели оказаться подальше от посторонних глаз. Когда мы подъезжали к моему дому, я сказал Джоте:

— Мы очень легко можем выставить себя полнейшими дураками. Если им известно с точностью до секунды, когда ты войдешь в мой кабинет, то они почти наверняка знают о нашем визите.

Такие соображения совершенно не беспокоили Джоту.

— Что ж, тогда что-нибудь произойдет, а нам только того и надо.

Я не стал подъезжать к дому и остановил машину на дороге. Джота взял свой единственный чемодан с собой.

Мы вошли в дом. Шейлы там не оказалось: она уехала за покупками.

— Давай переодеваться, — поторопил я Джоту. Но Джота уже забыл про меня, он смотрел вверх, на лестницу. Я повернулся. Дина медленно спускалась вниз, одетая в старое розовое вечернее платье Шейлы.

— Она видела вчера старый голливудский фильм, — пробормотал я. — Красивые девушки, спускающиеся по широкой лестнице… Дина, ты не хочешь поехать к Карсвеллам в гости?

Она сразу бросила играть роль, подобрала длинный подол и быстро сбежала вниз.

— Сейчас? — нетерпеливо спросила она.

— Если хочешь.

— Тогда я пойду сложу свои вещи.

— Подожди, Дина. Разве ты не хочешь поздороваться с Джотой?

— Привет, — бросила Дина через плечо, уже поднимаясь по лестнице.

— Она прелестна, — мечтательно улыбнулся Джота. — Никаких изменений? Я имею в виду…

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — оборвал его я. — Нет. Никаких изменений.

— Мой интерес естествен, ведь она моя кузина. Я промолчал, и наш разговор на этом закончился. Так как предполагаемое место лагеря находилось на противоположном берегу, то мы переплыли спокойную реку на маленьком резиновом ялике. Нам пришлось сделать солидный крюк, чтобы подобраться к лагерю великанов с дальней стороны. Подойдя поближе, мы умолкли. Рядом с водой звук может распространяться на значительные расстояния.

Конечно, Джота, Джил и я часто играли вокруг Шатли, когда были еще детьми, а так как природа, в отличие от города, со временем почти не меняется, то мы знали здесь каждое дерево, каждый куст и каждый камень. Вдоль берега реки, к востоку от предполагаемого места лагеря, шли густые заросли кустарника отсюда мы и решили незаметно приблизиться к лагерю. Легкий ветерок шевелил листву, создавая фон, хорошо скрывающий шум наших шагов.

На первый взгляд, их лагерь ничем не отличался от любого другого. Они раскинули две большие палатки и пять маленьких. Основная часть юношей и девушек, которых я видел раньше, находилась здесь, а еще я заметил несколько других — их точно не было среди тех шестнадцати, что сидели в «Коппер Бич».

В тени большого тента две девушки читали журналы. Четверо юношей загорали, растянувшись на траве, а по другую сторону от тента дремали три другие девушки. Еще две или три болтали ногами в речной воде.

Не хватало Миранды и Грега. Эта случайная связь между ними заставило мое сердце забиться быстрее: неужели Миранда его девушка?

Такое иногда случается. Гораздо чаще, чем вы могли бы подумать. Девушка говорит о каком-то человеке так, что возникает мысль, что она никогда… А потом ты узнаешь, что она вышла за него замуж.

Судя по всему, Миранде не слишком нравился Джота, а Грег и того меньше. Но я знал, что те смутные мысли, которые возникали у меня о Миранде — юношеские фантазии, нелепые даже если бы я не был женат на Шейле, — будут быстро отброшены в сторону либо Джотой, либо Грегом, либо ими обоими.

Так или иначе, лагерь производил самое обычное впечатление. Минут через пять я уже готов был уйти. Мне были не по душе намерения Джоты спровоцировать здесь нечто вроде скандала.

Однако то, чего я боялся, произошло.

— Пошли, — сказал Джота обычным, неприглушенным голосом и двинулся вперед.

— Нет, — отчаянно зашептал я, пытаясь удержать его.

— Они либо самые обычные ребята, либо нет, — заявил он. — Пойдем поговорим с ними и выясним.

С большой неохотой я последовал за ним, и мы вошли в лагерь.

Нет, они нас явно не ждали. Загорающие девушки сразу сели, а та, на которой был расстегнут лифчик, живо прикрылась полотенцем.

— Грег! — закричал кто-то, и Грег сразу появился из палатки. Интересно, подумали, Миранда тоже там?

— Привет, — миролюбиво сказал Грег, направляясь к нам.

Остальные великаны насторожились. Они как бы давали понять, что наш визит совершенно не входит в их планы. Они перешептывались между собой и что-то тихо сообщали Грегу. Тот снова обернулся к нам:

— Значит, ты все-таки пришел немножко пошпионить за нами, — обратился он ко мне. Как я понимаю, это идея Джоты. — На сей раз он сказал «Джота», а не Кларенс Муллинер.

— Мы просто пришли…

Грег презрительно фыркнул и показал в сторону кустов. Было совершенно очевидно, что он имел в виду. Ни один человек, который просто хотел прийти в лагерь, не стал бы подходить к нему со стороны густых зарослей.

Видимо, в тот момент, когда я повернул голову, Грег успел сделать какой-то жест. Мы с Джотой и пальцем не успели пошевелить, как каждого из нас крепко схватили два здоровенных великана.

С этого момента я перестал думать о великанах как о подростках. Так быстро, четко и согласованно могут действовать только взрослые.

— Дуэль, — заявил Грег. — Так оно и будет. Великаны возбужденно зашумели. Молчание Джоты изрядно удивило меня. Ему редко не хватало слов.

— Ножи или пистолеты, — распорядился Грег. — Я, естественно, займусь Джотой.

Они начали смыкаться в кольцо. Одна из девушек сбегала в палатку Грега и почти сразу же вернулась с двумя довольно устрашающими ножами и двумя старинными дуэльными пистолетами в специальном футляре.

— Это зашло слишком далеко, — запротестовал я. — Где Миранда?

— Ее здесь нет, — ответил Грег. И то, как он это произнес, сразу убедило меня в том, что у него теперь совершенно развязаны руки и что он готов сделать такое, на что при других обстоятельствах никогда бы не осмелился.

Как сквозь туман, я увидел, что Джота совершенно хладнокровно выбрал пистолеты, следуя какому-то своему тайному замыслу. Что ж, на его счет я был спокоен — ему всегда удастся выйти сухим из воды, получив то, что хочется.

Великаны разыгрывали весь этот фарс на полном серьезе, однако было заметно, что и они немного взволнованы. Один из них предложил Джоте быть его секундантом. Потом Грег сказал, обращаясь скорее не к нам, а к остальным великанам:

— На самом деле вы проходите тест. Дело того стоит. — Грег сделал значительную паузу, хотя что же он хотел этим подчеркнуть, мне было совершенно не понятно. Он продолжал: — Таким образом, нам кое-что станет ясно.

Великаны с некоторым сомнением переглядывались. Потом все девушки отошли назад. Приготовления продолжались. Были проверены пистолеты, отмерено расстояние. Потом Грег и Джота встали спина к спине и по команде начали медленно расходиться.

Они не разрешили мне быть секундантом Джоты. Поэтому у меня не было возможности проверить пистолеты. Естественно, они были заряжены холостыми патронами. Возможно даже, что это были не настоящие пистолеты, а зажигалки или детские игрушки. Я не мог заставить себя относиться к происходящему серьезно, да и Джоте тоже было понятно, что великаны просто играли в дуэль. Конечно, когда Грег произносил свою маленькую речь, им стало немного не по себе, но теперь многие из великанов только посмеивались, словно все это было остроумной шуткой.

Джота и Грег сделали по последнему шагу и развернулись. Два выстрела прозвучали почти одновременно, так что я не смог определить, кто выстрелил первым. «Джота, наверное, — подумал я, — ведь он стрелял в воздух». Хоть он часто совершал безумные поступки, но сейчас стрелять в Грега не стал бы.

Но Грег и не думал шутить. Не веря своим глазам, я увидел, как Джота падает на колени, а изо рта у него сочится кровь. Когда мы подбежали к нему, Джота был мертв.

Потом я мало что помню.

Отдельные обрывки мыслей мелькали у меня в мозгу. Если наш мир ничего не значит для великанов, то и убийство в нем вполне допустимо. И если мы для них не были реальными, то они могли убивать нас так, как мы стреляем по пустым бутылкам.

Я подумал: странно, что умер именно Джота. Он, казалось, способен был перехитрить не только жизнь, но и смерть.

И еще: могло ли присутствие Миранды что-нибудь изменить? Или она вместе с остальными девушками просто отошла бы в сторонку? А может быть, после нашего знакомства она поняла то, чего не чувствовал ни один из великанов, — что мы тоже человеческие существа? Должен, однако, признать, что она ни разу это не продемонстрировала.

Тогда же я заметил, хотя проанализировать этот факт смог лишь позднее, что Грегу удалось что-то доказать. Великаны смотрели теперь на него с особым уважением — нет, скорее, с опаской. И причина здесь, наверное, заключалась не только в его умении метко стрелять. Грег доказал, что может убить.

— Ну что ж, Вэл, — мрачно сказал Грег, — ты можешь идти.

Я повернулся и пошел прочь из лагеря. Что делать дальше, я не имел ни малейшего представления.

Но в одном я был почему-то уверен. Великаны постараются все скрыть. Если я пойду в полицию и приведу полицейских, то нам никогда не удастся найти тело Джоты. И крови тоже не будет…

Джота и я шли по направлению к лагерю. В какой-то момент мы остановились и переглянулись. А потом услышали голос Грега, который явно получал удовольствие от всего происходящего.

— Пожалуйста, давайте не будем препираться. Просто уходите отсюда, и все.

Теперь все было совсем не так, как в прошлый раз, когда мы пришли к ним в лагерь. Сейчас они все выстроились, словно поджидая нас. Загоравшие девушки встречали нас уже на ногах. Стеснительная девушка заблаговременно застегнула купальник.

— Нет, — сказал Джота. — Я хочу остаться с вами. Грег нахмурился.

— Разве ты не понял нашего предупреждения?

— Что ж, я предупрежден, — небрежно бросил Джота. — А теперь я бы хотел на некоторое время остаться с вами. Я не причиню лишнего беспокойства — мне приходилось жить в палатке.

Все великаны, как мне показалось, изрядно удивились.

— Я могу даже обещать не задавать вопросов, — заявил Джота. — Господи, как жарко. — Он начал снимать пиджак. — Мы вышвырнем тебя вон! — зарычал Грег.

— А я вернусь обратно, — нахально парировал Джота. — Ведь сумел же я воскреснуть из мертвых, не так ли?

— Твое возвращение было запланировано, — зловеще сказал Грег. — В следующий раз мы не станем делать петлю и вытаскивать тебя.

Джота уже успел снять пиджак и теперь расстегивал рубашку.

— Никто не одолжит мне пару шортов? — спросил он.

Грег неожиданно расхохотался тем же громовым хохотом, что и в моем кабинете.

— Ты мне нравишься, — заявил он.

— А я почти всем нравлюсь, — спокойно констатировал Джота.

— Ты немного похож на меня, — заметил Грег.

— Гораздо больше, чем ты думаешь, — негромко проговорил Джота. Теперь его слова были полны какого-то скрытого от меня смысла,

Наступила тишина. Джота знал то, что ему было совсем не положено знать.

Я находился вне этой ситуации, и все же у меня бродили кое-какие мысли ведь я слишком хорошо знал Джоту…

— Помни, я убил тебя, — жестко сказал Грег.

— Помни, я тебе это позволил, — в тон ему ответил Джота.

И все они как-то сразу решили, что Джота почти что один из них — в отличие от меня.

— Вэл не имеет права здесь оставаться, — строго сказал Грег Джоте.

— Верно, — спокойно согласился Джота. — Я вполне могу обойтись без няньки.

Они разрешили ему остаться. Как всегда, он получил то, чего хотел. Теперь я понимал, что он с самого начала стремился именно к такому результату.

— Как тебя зовут? — спросил он у самой красивой после Миранды девушки.

— Ирвина, — ответила она.

— Давай-ка сходим с тобой поболтать ногами в воде, после того как кто-нибудь одолжит мне пару шортов.

Грег посмотрел на меня.

— Уходи отсюда, — только и сказал он. Я не стал спорить. Джота, который остался в лагере, сумеет узнать многое — может быть, все, что вообще возможно узнать. Я молча повернулся и ушел.

Ехать обратно в контору уже не имело никакого смысла. Сегодня мне все равно не удастся сделать ничего полезного. Я направлялся домой, чтобы выпить виски, как следует выпить. Шейлы, наверное, нет дома, а Дина у Карсвеллов.

Глядя на реку, я увидел плывущую фигуру. Она передвигалась так быстро, что удалялась от меня, словно таяла на глазах. Судя по всему, она скользнула в воду незаметно для меня, причем совсем недавно.

Хотя мне были видны лишь темные волосы, это должна была быть Миранда. Никто в Шатли не смог бы плыть с такой скоростью.

Я сразу сообразил, куда она направляется.

Когда почти одновременно случается три или шесть, или дюжина необычных событий, чрезвычайно велика вероятность того, что они между собой связаны. Миранда плыла вниз по течению. И она не просто купалась, что было бы вполне естественно в такой жаркий день. Она плыла с определенной целью — ей нужно было куда-то попасть.

Примерно в полумиле вниз по реке, на южной стороне, находилась рощица, где я видел необъяснимое, странное свечение. И попасть туда из лагеря великанов быстрее всего» было вплавь.

Я побежал. Мне очень хотелось оказаться в рощице прежде Миранды, спрятаться и посмотреть, что будет. Я быстро подскочил к ялику, который мы с Джотой спрятали в кустах, забрался в него и переплыл реку. Мой план удался. Я успел перебраться на южный берег и хорошо спрятаться в зарослях за несколько минут до того, как появилась Миранда.

Мне было хорошо видно, как она выбралась на берег, отжала волосы… а потом негромко проговорила:

— Вэл, вылезай из своего укрытия.

— Ты меня видела? — спросил я» выходя на маленькую лужайку.

— Я видела твою лодку.

Миранда села на траву. Ее купальный костюм состоял из двух узких белых полосок, и мне никогда не доводилось видеть женщины столь обворожительной. И не то чтобы она не была сексуальной — с этим тоже все было в порядке, но она была настолько прекрасна, что все остальное как-то отступало на второй план.

— Где ты был? — спросила она. Я присел на траву рядом с ней.

— В лагере. Вместе с Джотой.

— Что там произошло?

Я рассказал ей. Миранда страшно рассердилась, впрочем, она ничего не сказала — это был первый раз, когда она показалась мне по-настоящему реальной. После долгой паузы она наконец заговорила:

— Этот Грег… он, конечно, все испортит. Мы это знали. Всем это было известно.

— Что испортит? — спросил я. Она не обратила на мой вопрос ни малейшего внимания.

— И эта безумная дуэль. Джота стрелял?

— В воздух. Она кивнула.

— Все сходится.

— Он сказал — и для всех, кроме меня, его слова имели смысл, — что разрешил Грегу убить его.

Она снова кивнула.

— Но это же смешно. Я хочу сказать, что Джота ведь не знал, что стрелки можно перевести назад. Я в этом уверен. Так зачем же он…

— Он совсем не это имел в виду.

— Грег употребил слова «сделать петлю». Он сказал: «В следующий раз мы не будем делать петлю и вытаскивать тебя».

Она вздохнула.

— Несомненно, это каким-то образом связано с искривлением времени, заметил я. — Та же штука, которая позволяет тебе быть здесь, когда любому ясно, что ты была рождена в другом столетии.

— Вэл, пожалуйста, перестань. Я сообщила тебе несколько не слишком важных вещей. Осталось совсем немногое, что я могу добавить. Обещай больше не испытывать мое терпение.

У меня появилась одна идея, когда я заметил, что и в бикини она умудряется выглядеть более элегантно, чем парижская модель.

Конечно, я не собирался прекращать попытки выудить что-нибудь еще. Теперь мне было необходимо оттащить эту прелестную рыбку подальше от воды, чтобы она рассказала мне все, прежде чем я отпущу ее обратно в реку. Может быть, это окажется невозможным, но я решил попытаться.

Ее белый купальник уже совсем высох. Бледная матовая кожа тоже стала совершенно сухой, только по влажным волосам еще можно было догадаться, что она недавно вылезла из воды.

До этих пор я всегда считал, что бикини есть бикини — вещь, необходимая лишь для соблюдения приличий, и что девушка в таком Наряде скорее раздета, чем одета. Однако купальный Костюм Миранды был таким изящным, лифчик с кружевными лямками так продуманно скрывал и открывал ее тело, словно талантливый художник не один раз переделывал наряд до тех пор, пока его изысканный вкус не был полностью удовлетворен. Трусики тоже не были слишком узенькими и прекрасно подчеркивали линии тела, не скрывая, но и не выставляя их напоказ. Так что, несмотря на внешнее сходство, ее купальный костюм разительно отличался от обычных бикини, которые успешно выполняли лишь одну функцию — давали возможность их обладательнице уклониться от ареста за непристойное поведение в общественном месте.

— Ну, — ядовито сказала она, — может быть, мне повернуться другим боком, чтобы ты и его смог рассмотреть?

— Я просто думаю, — ответил я. — Предположим, что девушка из семнадцатого столетия попадает к нам. Самая обычная хорошенькая девушка, а не дочь какого-нибудь герцога. Вероятно, она не будет слишком чистой. У нее окажутся плохие зубы. Кожа на лице будет покрыта оспинами или еще чем-нибудь. Грубая косметика или ее отсутствие придаст лицу вид отнюдь не цветущий.

— Я тебя внимательно слушаю, — сказала Миранда.

— Сегодняшняя девушка, — продолжал я, — может подать себя значительно лучше, даже не прикладывая заметных усилий. У нас полно чистой воды и хорошего мыла, мы уже давно нашли возможность справиться с любыми насекомыми. Она носит новую или почти новую одежду, которая сидит на ней очень неплохо. Современная девушка может надеть такое нижнее белье, которое скроет ошибки, допущенные природой. Существует весьма разнообразный макияж, а улыбку она может исправить у дантиста. Однако…

Я немного подождал, но Миранда молчала.

— Пройдет еще одно или два столетия, — снова заговорил я, — и появятся новые технологии и материалы, которые будут всеми восприниматься как должное. Кроме того, искусство модельеров сделает значительный шаг вперед. Да, я прекрасно понимаю, что никто из вас не станет носить там, откуда вы пришли, ту одежду, в которой вы ходите здесь, — точно так же моя секретарша не стала бы ходить в своих нынешних нарядах, попади она в семнадцатый век. Но если бы она…

— Можешь не трудиться, — прервала меня Миранда, — я поняла.

— Больше всего меня поражает тот странный компромисс, на который вы все пошли. Я хочу сказать, что все виденное мною в лагере выглядит совершенно натурально. У вас даже прически современные. И в то же самое время сегодня утром ты разгуливала по городу в этом шокирующем розовом костюме.

— Ну… это было ошибкой.

— А я думал, что только Грег допускает ошибки.

— Это не ошибки, — довольно резко парировала Миранда. — Некоторые вещи он делает совершенно сознательно. Ошибки пытаются исправить, а Грег ничего в своем поведении менять не собирается.

— Но он поменял. Сделал петлю и вытащил Джоту.

Тут Миранда решила сдаться, посчитав, вероятно, что это не слишком принципиальный момент.

— Устройство для производства временных петель довольно компактное, и эффект оно производит лишь локальный, — объяснила она. — В лагере ни у кого не должно быть подобного устройства, но кому-то, очевидно, удалось прихватить его с собой. Мне придется с ними разобраться…

— Так, маленький приборчик, — пробормотал я, — ничего особенного. Как люксон.

Миранда бросила на меня пристальный взгляд, как будто вдруг засомневалась, такой ли я примитивный болван, каким мне положено быть.

Она рассказала мне еще немного о временных петлях, и я понял, что почти правильно представил себе ситуацию. Для нее это было элементарной, обиходной вещью, как газовая зажигалка, поэтому она так просто и рассказала мне о ней.

Когда происходит небольшая катастрофа местного масштаба, ты просто заставляешь ее исчезнуть. Если топор соскочил с полена и ударил тебя по ноге, ты возвращаешься на несколько секунд назад и проявляешь осторожность. Если машина врезается в телеграфный столб, ты с помощью приборчика тормозишь на несколько секунд раньше. Если замечательная ваза выскользнула у тебя из рук и разбилась на тысячу кусочков, ты переставляешь стрелку на несколько мгновений назад и восстанавливаешь вазу.

Это было весьма полезное, но самое обычное устройство, возможно, и более важное, чем дырокол, застежка-молния, шпилька или зажигалка, но ничто по сравнению с транзисторным радио, телевидением или атомной энергией… Так считала Миранда.

И тут мне впервые пришло в голову, что она не была гением, а просто самой обычной девушкой своего времени, достаточно умной, но не привыкшей к серьезному анализу событий.

— Значит, вы и в самом деле пришли из будущего. И все твои протесты блеф. Она легла на траву.

— Мы из настоящего, — заявила она, словно поставила на этом вопросе крест раз и навсегда. Тем не менее, Миранда уже не была так далека от меня. Громадная пропасть сокращалась.

Я склонился над ней и легко поцеловал. Она никак на это не отреагировала. Я поцеловал ее еще раз, более настойчивым и долгим поцелуем.

— Давай-ка лучше пойдем в дом, — предложила она, отталкивая меня. — Шейлы там все равно нет, иначе бы ты себя так не вел. Мне хочется пить.

— Значит, — сказал я, — ты можешь пойти со мной в дом, потому что все равно не станешь делать в моем присутствии то, что собиралась делать?

— Именно, — призналась она и улыбнулась.

Это была первая настоящая улыбка, которую я получил от Миранды.

В доме я попытался убедить ее выпить виски, руководствуясь очевидными мотивами. Однако она настояла на лимонаде. Как мне показалось, она удивилась, когда я бросил в бокал несколько кубиков льда. Видимо, доисторический способ охлаждения питья был для нее странным.

Она стояла босиком на ковре гостиной в своем изящном белом бикини. И здесь, в этом доме, выглядела уже совсем нереально.

— Может быть, тебе надеть платье? — предложил я. — Посмотри что-нибудь из вещей Шейлы или Дины.

— Нет, спасибо, — ответила она. — Я поплыву обратно. — Тут ей пришла голову какая-то мысль. — А кто такая Дина?

— Моя сестра.

Я просто напоминал ей. Она должна была знать про Дину.

Однако она не знала. Это было четко написано на ее удивленном лице.

— Ты ничего не знала про Дину? Даже не подозревала о ее существовании? И в то же время тебе было известно, что Джота войдет в мой кабинет ровно в 15.10.

— Ты в этом уверен?

— Но ведь Грег точно знал. А ты хотела встретиться с ним… и пришла очень даже вовремя.

— Расскажи мне о Дине.

— А тебе известно что-нибудь о моей матери?

— Да. Она, кажется, больна чем-то?

— Ну, это можно назвать и так.

— А Дина?

— Тоже больна, если пользоваться твоими словами. Хорошенькая, здоровая и милая. Но по развитию она ребенок. И ребенком останется.

Она села на диван, подобрав под себя ноги.

— Ты ведь совсем здоров — в этом смысле.

— Если даже и нет, я очень надеюсь, что это незаметно со стороны. Но у нас с Шейлой нет детей.

— Я думаю, что ты ошибаешься. Твои дети должны быть совершенно нормальными.

Она расспросила меня о моей матери, Дине и обо мне самом — коротко, но довольно тщательно.

Наконец она улыбнулась, на этот раз более тепло.

— У вас только двадцатое столетие. С тех пор очень многие болезни, которые считались неизлечимыми, начали легко исцеляться.

— Нужно просто сделать временную петлю, — мрачно предложил я. — Совсем нетрудно.

— Нет, не так… Я думаю, что существует очень быстрый и легкий способ вылечить Дину. Про твою мать я этого сказать не могу. Она и в самом деле безумна. Дина… ну, ей необходима некая стимуляция — так я думаю. Полной уверенности у меня нет. Тут все зависит от того, есть ли какие-то фундаментальные нарушения в хромосомах. Ее и твоих.

— А это можно как-нибудь выяснить? Она бросила на меня подозрительный взгляд, но потом заметно расслабилась.

— Есть такой способ. Довольно странный, но зато абсолютно надежный.

— И ты это сделаешь? — быстро спросил я. Она улыбнулась и отвела взгляд.

— Ты не знаешь, о чем просишь… Отвернись, Вэл. Возможно, я соображал не слишком быстро, но у меня не было ни малейшего представления о том, что сейчас произойдет. Я думал, что ей придется загипнотизировать меня или дать какой-нибудь сильнодействующий наркотик, только вот где она его возьмет? Через мгновение она сказала:

— Ладно. Повернись.

Она стояла совершенно обнаженной, а ее тело оказалось еще более великолепным, чем я предполагал.

Миранда протянула ко мне руки, а я, как дурак, заколебался.

— Таким способом? — глупо спросил я.

— Это только часть. Но если ты не хочешь… Я хотел.

Глава 5

Я читал и слышал о любви, которая способна изменить судьбу: два человека встречаются, умирают и рождаются вновь. Но я никогда не верил, что такие вещи возможны.

Не знаю, любил ли я Миранду (а она точно меня не любила), однако после этой встречи мы стали другими людьми, и каждый знал, что его жизнь уже не станет прежней.

Самое удивительное, что ее это потрясло ничуть не меньше, чем меня. Значит, она видела во мне нечто большее, чем персонажа из чужой пьесы.

— Вэл, — тихо сказала Миранда, — сама того не желая, я совершила нечто куда более рискованное, чем все, что в состоянии когда-либо устроить Грег.

Я не ответил. Да и что тут скажешь?

Она вскочила.

— Ты должен обязательно оставаться здесь, пока я не вернусь, предупредила Миранда.

Прежде чем я успел выйти из состояния эйфории, она удалилась. Я заснул. А когда проснулся, надо мной склонилась моя Белоснежка, все в том же белом бикини.

— Тебе ни о чем не нужно беспокоиться, — сообщила она. — Твои дети будут совершенно нормальными. Тут нет ни малейших сомнений.

Только в этот момент я осознал, как сильно мне хотелось иметь детей. Я только и смог спросить:

— Ты это выяснила… таким способом? Она кивнула.

— В нынешних обстоятельствах другой возможности не было. Я едва смогла… — Она смолкла.

— Ты ходила в рощу?

— Может быть.

— А что с Диной?

— Я думаю, мне еще предстоит встреча с Диной, — уклончиво сказала Белоснежка. — Я кое-что сделаю… она ничего не запомнит.

Миранда явно не желала развивать тему.

— Я больше не должна видеть тебя, если только… Нет, мы больше не встретимся, Вэл. Ты не будешь сегодня выходить из дома, а я… Прощай, Вэл.

Она выбежала из комнаты. И я понял, что она имела в виду именно «прощай», а не «до свидания».

К тому времени, когда вернулась Шейла, я успел уничтожить все следы пребывания Миранды в нашем доме.

Она вошла и сразу спросила:

— Как ее зовут, Вэл?

— Миранда, — ответил я. Было бы глупым спрашивать у нее, что она имеет в виду, и еще глупее пытаться выяснить, откуда Шейле все стало известно.

— Почему ты это сделал, Вэл? — спокойно спросила Шейла.

Из дальнейших ее слов я с облегчением понял, что жена имеет в виду наш обед в «Красном Льве».

— Тебе что, просто необходимо меня унижать, Вэл? — резко потребовала она ответа. — Неужели нужно было обязательно вести ее туда, где все нас знают? Будто нельзя было пообедать где-нибудь за городом!

— Ты все неправильно поняла, Шейла, — Возразил я.

— Конечно. Где уж мне понять правильно!

— Послушай, Шейла. В Шатли сейчас происходит нечто очень странное, нечто фантастическое. Сегодня был убит Джота.

— Убит? — Она уставилась на меня. — Джота мертв?

Я рассказал ей все, что произошло в лагере великанов. Она слушала, но я видел, что мне не удастся убедить Шейлу в том, что все это правда. И не то чтобы она мне не верила. Просто Шейла принадлежала к той категории женщин, которые видят в красках только свою семью и свой дом, а все остальное для них черно-белое. Великаны были черно-белыми, за исключением Миранды, которая обедала со мной в «Красном Льве». К тому же девушка была нормального роста.

— Как бы то ни было, — сказал я, — завтра их уже здесь не будет.

— Откуда ты знаешь?

— Я же тебе рассказывал. Грег говорил…

— А ты теперь веришь всему, что тебе говорят?

— Шейла, эти великаны знают очень многое. Например…

— Ну, давай, выкладывай.

— Они говорят, — пробормотал я, — что мне не надо беспокоиться о моих будущих детях. Что нет никакой причины для страха. И я верю — это правда.

Шейла живо подняла голову. На мгновение ее лицо засияло.

Потом радость исчезла.

— Кто тебе это сказал — Миранда?

— По правде говоря, да. Зазвонил телефон.

— Я подойду, — слишком поспешно проговорил я. Обычно Шейла подходила к телефону, даже когда я был дома.

Звонил Джота.

— У меня мало времени, — сказал он. — Я вышел немного прогуляться с одним из великанов… Вэл, сегодня вечером что-то должно произойти. Великаны не утверждают ничего определенного, но они говорят о завтрашнем дне так, словно должно произойти нечто грандиозное.

— Хорошее? Плохое? — прокричал я.

— Уходи, Вэл. Возьми с собой Шейлу и уходи прямо сейчас. Не теряй времени.

— Почему?

— Я не знаю, почему. Неужели ты думаешь, что они мне что-нибудь рассказывают? Но я понял: они предполагают, что ты весь вечер просидишь дома. Они в этом уверены. Считается, что ты обязательно останешься дома.

— Значит, так я и должен поступить, — ответил я.

— Не будь идиотом. Зачем идти у них на поводу? Они думают, что ты останешься дома. Значит, тебе необходимо уйти.

Джота повесил трубку.

— Так это была не Миранда? — язвительно спросила Шейла. — Какое разочарование.

— Шейла, — предложил я, — давай сходим куда-нибудь пообедать. Я люблю тебя.

Она с большим подозрением посмотрела на меня. Но я встретил ее взгляд не дрогнув.

Я совсем не лицемерил, когда говорил Шейле о любви сразу после встречи с Мирандой. Судьба соединила нас случайно, сначала сплавив в единое целое, а уже в следующий миг разлучив навсегда.

— Мы никогда не ходим обедать, — заколебалась Шейла.

Тут я вспомнил о словах Миранды: «Ты никуда не должен уходить сегодня вечером».

— А сегодня пойдем, — с непонятным упрямством заявил я. — Пойдем и покажем им всем! Когда ты принарядишься, ни одна девушка в Шатли не сравнится с тобой.

Я торопил Шейлу. Она намеревалась истратить на сборы целые часы — впрочем, все женщины таковы. Она сообщила, что должна сначала обязательно принять ванну и совершить множество других культовых обрядов, и лишь после этого — будь то семь, восемь или девять часов — спокойно отправляться на обед.

Но у меня вдруг возникло ощущение, что если мы сейчас не обманем судьбу, то можем навсегда упустить свой шанс. Может быть, к нам примчатся двадцать великанов и станут удерживать силой.

Мы ехали в сторону Шатли, а потом свернули на юг к новому ресторану, который находился у основной магистрали и назывался «Орбита». Мы были там раньше один раз, да и то заезжали выпить.

Мы почти не разговаривали. Миранда, великаны, Джота и Дина не упоминались. Лед таял. Я с некоторым удивлением обнаружил, что мне нравится быть рядом с Шейлой и что мы оба получаем удовольствие от сегодняшнего вечера. Так было лишь до того, как мы поженились, и очень, очень короткое время после свадьбы.

У нас с Шейлой будут дети. Мы станем настоящей семьей. Да и проблему с Диной мы обязательно решим — нужно только постараться.

Когда до ресторана оставалось около мили, Шейла сказала:

— Мы приедем слишком рано, Вэл. Там не будет ни одной живой души. Да и обедать мне пока еще не хочется; Давай остановимся.

Я не стал спорить, и мы съехали с дороги…

Супружеские пары перестают использовать машину в качестве любовного гнездышка по множеству самых убедительных причин. И было глупо пытаться возродить чувства, припарковавшись в одном из излюбленных мест.

Однако Шейла и я, оказавшись на обочине дороги при ярком дневном свете, сумели вернуться назад. Мы сидели рядом, держась за руки и болтая, но все былое нахлынуло вновь — полчаса пробежали, как одна минута.

Мы поехали дальше только потому, что нам страшно захотелось есть. А волшебство осталось с нами,

К этому моменту я принял окончательное решение по поводу Дины. Что-то не позволяет ей нормально существовать. Но я не дам этому «что-то» испортить еще и две наши жизни.

Здание ресторана у дороги было длинным и низким. Когда я припарковал машину, меня удивил доносившийся оттуда шум: мы с Шейлой считали, что это очень тихое место. Потом я сообразил, что в такую жаркую погоду все окна должны быть широко открыты.

На Шейле было короткое зеленое платье с довольно большим вырезом, и я с некоторым удивлением понял, что она стала гораздо красивее с того момента, как я в последний раз смотрел на нее такими глазами. Один из моих коллег, который женился на прелестной девушке, а потом развелся с ней, рассказывал, что никогда не хотел свою бывшую жену сильнее, чем в тот раз, когда впервые увидел ее в новом замужестве.

Мне повезло. Я переживал аналогичное чувство не кусая себе локти.

Я старался не думать о Миранде, но в тот момент, когда Шейла шла впереди меня к нашему столику, невольное сравнение пришло мне на ум… и Шейла в нем ничуть не проигрывала. Миранда была актрисой из приключенческого фильма. От ее практически идеальной внешности оставалось ощущение нереальности. В Шейле я видел реальную женщину, и она была моей женой.

Мы прекрасно провели время. Возможно, это был лучший вечер из всех, что мы провели вместе. И с каждой секундой мы становились все ближе.

Только один раз, когда мы с Шейлой танцевали, я вспомнил о Миранде. И я подумал о ней с благодарностью: если бы не она, то у нас с Шейлой никогда бы не было такого вечера, как сегодня.

Мы не стали слишком затягивать наше свидание

— впереди нас ждала целая жизнь. А дома сегодня к тому же не было Дины.

Поэтому уже в начале одиннадцатого мы сели в машину и поехали домой.

— Что это такое, Вэл? — лениво спросила Шейла. Я посмотрел, и нога моя приросла к тормозу. Небо впереди полыхало огнем.

Мне доводилось видеть пожары. Часто они кажутся гораздо страшнее, чем на самом деле. Пустой горящий сарай способен так озарить небо, что может показаться — полыхает целый город.

Но здесь было что-то похуже горящего сарая. Огонь, поднимающийся в небо на целые мили, мог означать только одро — колоссальный пожар.

Все вдруг разом встало на свои места. Великаны знали! Теперь я понял причину визита Грега и его дурацкую идею застраховаться от катастрофы на ближайшие двадцать четыре часа. Конечно, он не собирался получать страховку. Более того, ему даже не нужен был сам полис. Он просто развлекался.

Остальные события начали приобретать новое значение. Миранда тоже знала. Я должен был остаться дома. Знала ли она, когда я умру? Или она думала совсем о другом — ведь мой дом находился в стороне от Шатли, в излучине реки и его не должен был затронуть пожар?

Дина… Мое сердце дрогнуло. Дом Джила стоял в самом центре старой части Шатли, вокруг него было полно деревянных домов.

Потом у меня появилась надежда — я вспомнил, что Миранда знала, где находится Дина, к тому же она обещала, что встретится с Диной позже.

Неужели великаны, которым было все известно о пожаре, собирались сидеть в стороне и наблюдать бесплатное представление?

— В чем дело, Вэл? — снова спросила Шейла. На этот раз ее вопрос касался не пожара, а меня. — О чем ты думаешь? — И я понял, что она наблюдала за моим лицом.

— О великанах, — ответил я.

— Ты хочешь сказать, что это дело их рук? Я так не считал, мне даже и сейчас это не пришло в голову. Видимо, они знали об этом заранее и просто прибыли на место спектакля пораньше, чтобы с удобством занять лучшие места. Может быть, на прошлой неделе они наблюдали за Большим Пожаром в Лондоне, видели, как сгорел собор Святого Петра, еще восемьдесят семь церквей и тринадцать тысяч домов.

— Поговори со мной, Вэл, — попросила Шейла.

— И не надо так лететь, если не хочешь угодить в кювет.

Я сбросил газ. Теперь, когда мы все ближе подъезжали к Шатли, огонь, казалось, бушевал со всех сторон.

— Шатли, — со вздохом произнес я. — Один из самых старомодных английских городов. Да, спустя десятилетия все кажется таким очевидным… И тогда оказывается, что «Титаник», который считался Непотопляемым, был сконструирован с такими ошибками, что просто не мог не затонуть. Экипаж «Луизитании» вел себя так, словно сознательно желал гибели, — они как могли игнорировали инструкции. Пирл Харбор получил с полдюжины предупреждений, но никто не поверил в их серьезность — в результате, когда произошло то, что произошло, все были в страшном шоке…

— О чем ты говоришь? — удивленно спросила Шейла.

— Опасность пожара. Ну кто об этом мог знать лучше меня? Естественно, всякое новое здание в Шатли должно было удовлетворять новейшим правилам безопасности. В старых домах регулярно принимались дополнительные меры. Вот только что они давали? Шатли — самый пожароопасный город в Англии, а может быть, и во всей Европе.

— Ты думаешь, что положение очень серьезно? — тихо проговорила Шейла.

Да, именно так я и думал. И еще я думал о великанах.

— Я мог бы догадаться. Ведь все было так очевидно…

— И что бы ты мог сделать?

— Не знаю. Но даже если и не они начали пожар, им было хорошо об этом известно.

— И Миранде тоже? — спросила Шейла ровным голосом, в котором я не сумел заметить никаких следов злобы.

— И Миранде тоже, — грустно отозвался я. Казалось, эти десять миль никогда не кончатся. Дорога была узкой и извилистой. Мне никак не удавалось выжать более сорока миль в час — я понимал, что дорога не позволяет этого сделать. К этому моменту я сообразил, что мы доехали бы до Шатли быстрее, если бы я пустил за руль Шейлу. Моя голова была слишком занята, чтобы я мог хорошо вести машину.

— Никогда раньше не думал, что эта дорога такая длинная, — простонал я.

— Но что ты сможешь сделать, когда доберешься до города?

— Не знаю. Постараюсь поставить в известность полицию, пожарных и всех, кого это может касаться, о том, чтобы они присматривали за великанами, если они еще сами этого не поняли.

— Вэл, — негромко сказала Шейла, — успокойся. Подумай произошел пожар, только пожар…

— Только пожар! — я почти кричал.

— Пожалуйста, Вэл… Шатли состоит не из одних деревянных домов. Ты сам сказал, что в новых зданиях установлены системы безопасности. У нас современная пожарная служба, оснащенная самым лучшим оборудованием. Ты все это знаешь не хуже меня. Гораздо лучше.

Ее слова произвели на меня некоторое впечатление, хотя теперь до нас уже долетал запах дыма, горящего дерева, резины и — я очень надеялся, что мне это только кажется, — горящей плоти.

Конечно, она была права, хотя мы ехали навстречу самому настоящему аду: оранжевые языки пламени тянулись к самому небу, клубились огромные черные облака, с ревом взрывался бензин на бензоколонках, газ в домах.

Я снова вспомнил о Дине, и у меня перехватило дыхание, когда я понял, что в глубине души считаю ее смерть решением всех наших проблем…

Нет. Я не хотел, чтобы проблема с Диной разрешилась так.

Вдруг я что-то увидел на дороге и резко нажал на тормоз. Шейла закричала, но тут же оборвала крик. Я вовремя успел остановить машину. Мне показалось, что это раскаленная лава течет нам под колеса…

Однако скоро мы поняли, что это вода, окрашенная бликами огня в кроваво-красный цвет.

Машина вкатилась, наконец, на высшую точку, и мы оба закашлялись. Нас окружал густой древесный дым. Мои глаза моментально начали слезиться, и я снова ударил по тормозам, потому что дым полностью перекрыл видимость.

И это при том, что вечер был практически безветренным и дым, в основном, поднимался вверх. Ветер даже не раздувал пламя. И все же…

Через несколько мгновений дым чуть рассеялся, и нашему взору открылся тот ад, в который превратился Шатли.

Глава 6

Когда вам требуется сжечь опавшие листья, обломки ветвей, старую траву, необходимо развести довольно сильный огонь, только после этого влажная листва и все остальное начнет дымиться и тлеть. Однако, какими бы влажными ни были листья, они все равно сгорят в жадной пасти ревущего пламени, которое в конце концов поглотит все.

В Шатли этим летним вечером все было сухим, как трут. Все, что могло гореть, было готово воспламениться от первой же искры.

Вдоль всего берега реки здания пылали так, словно их облили бензином, а потом одновременно подожгли сразу в дюжине мест. Оранжевое пламя окрашивало своим жутковатым светом скелеты сгоревших домов. Каждые несколько секунд раздавались, перекрывая треск горящего дерева, глухие удары рушившихся перекрытий.

На противоположном берегу реки никто не мог остаться в живых. Если бы кто-то чудом и сумел бы выбраться из этих пылающих домов, то ему не удалось бы спастись на узких улицах, охваченных со всех сторон огнем. Оставалось только надеяться, что люди, живущие в этом наиболее населенном районе Шатли, успели выскочить из домов и спастись от огня раньше.

Сейчас здесь не было ни одной живой души. В таком пекле даже пожарный в полной защитной форме всего за несколько мгновений растаял бы, как восковая свеча.

— Целый город, — прошептала рядом со мной Шейла.

Зрелище было таким завораживающим, что мы никак не могли от него оторваться.

Только когда мы как следует рассмотрели все, что происходило на противоположном берегу реки, мы обратили внимание на наш берег.

Шейла вскрикнула. Висячий мост весь изогнулся и странным образом сполз грудой расплавленного металла на дно реки.

Сама река почти полностью пересохла. Лишь пунцовые ручейки продолжали медленно течь среди камней и водорослей.

Слева громоздились обломки Нового моста. Они еще продолжали тлеть.

Теперь мы разглядели в нескольких сотнях ярдов от нас людей и машины, скопившиеся по эту сторону реки и Нового моста, но я никак не мог заставить себя перевести взгляд сюда, где стояло несколько зданий, не охваченных огнем.

Вместо этого я посмотрел в противоположную сторону и увидел, что Старый мост тоже рухнул. Его обломки, видимо, запрудили реку — поэтому возле нас воды совсем не было.

Постепенно до меня начал доходить весь ужас создавшегося положения.

За этими двумя мостами стояли еще два пешеходных мостика, которые я смог смутно разглядеть, оба деревянные, так что можно было не сомневаться, что они сгорели. Следующий ближайший мост находился лишь в двадцати милях. Шатли располагался несколько в стороне от основных магистралей.

Главная дорога, ведущая к крупным городам Центральной Англии, шла по эту сторону реки Сьют. На противоположной стороне находились лишь мелкие проселочные дороги, петляющие между деревеньками, прудами, фермами и лесами. Конечно, помощь могла прийти и с той стороны, но на это потребуются часы. А огонь распространялся со скоростью молнии.

Я попытался завести мотор и только через несколько секунд понял, что так и не успел заглушить его. Потом развернул машину…

Послышались два негромких хлопка, и передняя часть машины осела. В то же время я заметил пар, поднимающийся над радиатором, и почувствовал запах горящей резины.

Сидя в машине, я и не подозревал, какой страшный жар идет от реки, и только сейчас понял, что покрышки сгорели, а вода в радиаторе закипела. Однако машина слушалась руля, и рывками мне удалось съехать с вершины холма вниз.

— Что мы можем сделать? — спросила Шейла.

Ну что сейчас мы могли сделать? Скорее всего, ничего. Насколько я понимал, теперь никто ничего не мог сделать.

Учитывая, что единственные признаки жизни можно было заметить только у Нового моста, я повернул машину и на ободах, с дымящимся радиатором поехал по дороге вдоль реки.

Потом я остановился.

Шейла схватила меня за руку.

— Вэл, пожалуйста, — умоляла она. — Давай вернемся обратно.

— Обратно? — удивленно повторил я, не понимая, что она имеет в виду: то место, где мы только что стояли и наблюдали, как умирал наш город, или ресторан, или наш дом, находящийся в четверти мили вдоль реки на безопасной ее стороне.

— Куда угодно, — просила она. — Мы не должны оставаться, здесь уже ничего нельзя сделать.

Она, конечно же, была совершенно права. Пожарные, к которым я пытался присоединиться, ничего не могли поделать. Огонь бывает разный. Маленькое пламя можно загасить плевком. И, наоборот, — в старом камине, даже используя горючие материалы, бывает очень трудно развести огонь.

Но когда температура поднимается и вода начинает кипеть, а резина обугливается, когда дерево, не тронутое прямым огнем, постепенно начинает тлеть и загорается само, когда человек не может даже близко подойти… такой огонь лучше всего просто оставить в покое.

Словно для того, чтобы подтвердить слова Шейлы, на ее накидку упала горящая искорка. Шейла моментально сбросила ее на землю, и я затоптал огонь. А потом совершенно неожиданно нас окатило водой.

— Дождь! — воскликнул я. — Если бы только пошел дождь…

Шейла в своем коротеньком зеленом платье промокла насквозь. Однако она не дрожала от холода.

— Горячий дождь, — удивленно пробормотала она.

Пожарные поливали водой этот берег реки, что было весьма разумно. Струи воды, направленные на противоположный берег не достигнут цели.

Я узнал капитана пожарных Сейелла, брата шутника, работающего у меня в конторе.

— Как это все началось? — спросил я. Его лицо исказил гнев, и я понял, какой дурацкий вопрос задал. Конечно, потом будет произведено расследование, и, может быть, даже удастся установить истинную причину пожара. В данный момент существовал миллион куда более важных проблем.

— Извините меня, мистер Матерс, — сдерживая раздражение, проговорил он. В моих силах сделать лишь очень немногое, но я постараюсь сделать все, что от меня зависит.

— Можно ли рассчитывать на чью-нибудь помощь?

— Сколько угодно. В основном, с другой стороны реки. А здесь рассчитывать не на что. Мы пробовали использовать лестницы. Они не достают до противоположного берега.

Сейелл выругался, когда один за другим отказали два насоса.

— Все кувырком, — плюнул он. — Река высохла — ее запрудили развалины моста вверх по течению.

— А как насчет ручья Виншелл? — спросила Шейла.

— Он высох еще раньше.

— Вы проверяли? — резко спросил я.

— Нет, черт возьми, не проверял, — взорвался он, — но это и младенцу понятно!

— Тогда пошлите кого-нибудь, — перебил его я. Неожиданно он заговорил тихо.

— Мистер Матерс, вы что хотите, чтобы я ударил вас? Раскроил вам голову своим топором?

— Пошлите кого-нибудь посмотреть, — повторил я твердо, но повернувшись в сторону. Если бы я продолжал смотреть ему в глаза, то Сейелл вполне мог бы осуществить свою угрозу. Многие люди, оказавшись перед лицом невыполнимой задачи, впадают в подобное состояние. Малейшее слово, ставящее под сомнение правильность их действий, приводит их в ярость.

У меня за спиной Шейла закричала:

— Хорнер! Обойди холм с другой стороны и посмотри, что сталось с ручьем Виншелл. Давай скорей!

Ручей Виншелл был мелким притоком Сьют. Он впадал в Сьют довольно странным образом — почти навстречу. Место, где реки сливались, находилось сравнительно недалеко вниз по течению от того места, где мы все стояли.

Я вспомнил о воде, текущей по дороге.

Возле лагеря великанов и нашего дома, да и, наверное, у развалин Старого моста, река еще продолжала нести свои воды. Только в самом Шатли в тот самый момент, когда вода была столь жизненно необходима, река пересохла. Однако вся вода не могла исчезнуть.

Я знал также, что за холмом, скрытый от наших глаз, оставался длинный участок реки. Вот там-то и находился ручей Виншелл.

Человек выжил и будет продолжать выживать благодаря удивительному умению приспосабливаться к новым условиям, причем делает он это на редкость быстро.

Мы жили в мире всеобъемлющего дыма, который больно щипал глаза и затруднял дыхание, так что каждый следующий вздох давался с большим трудом.

Мы жили в мире ужасающего жара, и пот ручьями стекал по нашим телам. Нас мучила такая жажда, что мы могли бы пить все, что угодно, даже мутную пунцовую воду, которая тоненькими струйками продолжала течь по высохшему руслу.

Мы жили в мире, где жажда, боль и голод отступили. У каждого из нас были небольшие ожоги от беспрерывно сыплющихся искр. У многих на одежде возникали тлеющие участки, которые мы небрежно забивали ладонями.

Мы жили в кошмарном мире, где каждый мог удержать в голове лишь одну мысль. В данный момент — ручей Виншелл. Даже Сейелл, еще совсем недавно готовый убить меня за вмешательство в его дела, теперь тоже ждал и, как мне показалось, даже молился.

Не было никакого смысла думать о том, что происходит сейчас в самом Шатли. Либо людям удалось спастись, когда пожар только успел начаться (где бы это ни было), либо они остались там навсегда.

Наверное, я был самым счастливым из всех находившихся здесь людей. Шейла была со мной, а она, несмотря ни на что, оставалась самым дорогим для меня существом. Шейла и я будем жить. Если возникнет необходимость, мы всегда сможем убежать из этого ада.

У нас не было детей, и в этот момент я радовался этому. Родители Шейлы умерли, а моя мать находилась далеко от Шатли.

Так что оставалось беспокоиться только о Дине. И, пожалуй, еще о Джиле.

Кто-то закричал, и я обернулся. Словно пущенная из древней катапульты, в нашу сторону по длинной, ленивой параболе, летела огромная пылающая головешка. Ударившись о землю, она разлетелась на тысячу пылающих осколков — крики и вопли обожженных даже перекрыли шум, доносящийся с противоположной стороны реки.

Вопль Шейлы заставил меня обернуться к ней — на ее платье упал пылающий кусочек дерева. Я скинул с себя пиджак и принялся срывать с Шейлы угли вместе с платьем. Жена без чувств упала мне на руки.

Я подхватил ее и отнес в одну из лачуг. В этот момент на мою ногу упала искра и, как мне показалось, прожгла ногу до кости.

Я опустил Шейлу на пол. Ей повезло — я нигде не заметил серьезных повреждений.

Потом я подтянул штанину и, к своему удивлению, обнаружил, что такая острая боль была вызвана крошечным ожогом, величиной с булавочную головку.

Шейла открыла глаза, но даже не пошевелилась.

— Вэл, — шепотом спросила она, — я сильно обгорела?

— Ты совсем не обгорела, — резко сказал я. Обрадованная, Шейла сразу же вскочила на ноги и вскрикнула, заметив, что левая верхняя часть платья исчезла.

— Где твоя накидка? — сердито осведомился я.

— В ней невозможно ходить в такую жару. Это…

— Найди ее, надень и не снимай. И знаешь, что тебе лучше всего было бы сделать… собрать всех детей и стариков и отвести их вон за тот холм, где они будут в полной безопасности, а потом остаться там вместе с ними. И им, и тебе абсолютно нечего здесь делать.

— А чем собираешься заняться ты? — осведомилась Шейла.

Я пожал плечами. Я и сам не знал. Но то, что я должен остаться здесь, было совершенно ясно.

— Как это отразится на твоей работе? — неожиданно спросила Шейла.

А еще говорят, что женщины непрактичны. Мысль о моей конторе, казалось, пришла из далекого прошлого.

Однако я действительно отвечал почти за все страхование в Шатли. Землетрясение в Сан-Франциско, которое разорило все страховые компании города, было сущей ерундой по сравнению с тем, что произошло здесь. Да, Шатли был небольшим городом. Но никогда в истории, если не считать войн, ни один город не был стерт с лица земли столь основательно, сколь это наверняка произойдет с Шатли.

У нас за спиной послышался крик. К нашему изумлению, то был крик радости.

Один из пожарных, отчаянно жестикулируя что-то рассказывал Сейеллу. Я сразу сообразил, что это за новость: вода в ручье Виншелл была, и была в избытке.

Удивительно, как мгновенно преобразились все пожарные. Полные решимости стоять до конца, они побежали в сторону ручья, а Сейелл с сияющим лицом повернулся к нам.

— Благодарю вас, мистер Матерс, — сказал он. — Если бы не вы, мы бы так и не проверили ручей. Мне и в голову не приходило, что там может оставаться вода… а теперь мы сможем побороться с огнем.

И он принялся отдавать четкие приказы.

Отослав Шейлу заниматься детьми и стариками, я увидел, что и она, оказавшись при деле, стала действовать четко и уверенно. Потом она помахала мне на прощание, уводя своих подопечных за холм…

Я уже не увидел ее до окончания Большого Огня.

Вскоре пожарные наладили подачу воды. Они поступили довольно мудро, решив для начала полить наш берег.

Теперь я впервые сумел как следует разглядеть осевший вниз Новый мост. Он довольно сильно пострадал и изогнулся, однако после окончания пожара его можно будет без особых затрат привести в порядок. Но думать об этом сейчас было бессмысленно. Часть камней еще светилась красным светом, деревянные обломки продолжали тлеть. В любом случае, без бульдозера потребуется не менее ста человек, да и они вряд ли сумеют расчистить территорию раньше, чем за два дня.

Брандспойты были теперь направлены на противоположную сторону реки и, к моему удивлению, их действие производило некоторый эффект. На противоположном берегу образовалось довольно обширное, полукруглое пространство, где не было огня: частично потому, что все, способное гореть, уже сгорело, а частично из-за близости реки — температура здесь была пониже, чем в центре этого ада. Вода, падающая на землю, тут же поднималась вверх облаками пара, и поблизости уже почти не осталось раскаленных докрасна камней и тлеющего дерева.

Пожарные тем временем решились на отчаянную акцию. Теперь, когда на противоположном берегу оказался участок земли, отвоеванный у огня, одна из машин пыталась перебраться по пересохшему руслу на тот берег.

Я считал, что они совершают ошибку: слишком рано. Вода, падающая на раскаленные поверхности, конечно, гасит жар, но внутри камней накоплены колоссальные запасы энергии, которая превратит технику в расплавленный воск.

К тому же я считал, что у машины есть не более одного шанса из ста перебраться на ту сторону. Это были самые обычные автомобили, предназначенные прежде всего для того, чтобы быстро прибыть на место пожара, а не для езды по пересеченной местности. Конечно, они могли ехать по траве или песку, но до танка или трактора им было далеко.

Русло реки имело U-образную форму, и, хотя Сьют никогда не была глубокой даже в своем устье, — перебраться через нее было не так-то просто. Сьют текла по этому руслу многие тысячи лет, и берега ее за это время стали мощными и крутыми.

Даже если машина съедет вниз, сумеет ли она выехать на противоположную сторону?

Я был уверен, что нет.

Сейелл, однако, уже принял окончательное решение. Он больше не собирался ждать. Дюжина пожарных сновала по берегу, пытаясь выбрать наиболее подходящее место для переправы.

При всем моем несогласии с действиями Сейелла, я понимал его. Интуитивно этот простой человек чувствовал, что из пешки превращается в фигуру на шахматной доске истории. Потом соберется целая куча экспертов, ученых, теоретиков. Они будут исследовать причины пожара, начертят схему распространения огня, проанализируют эффективность мер, принятых для его тушения. И, конечно, иначе и быть не может: каждую из них признают неправильной. Сейелл ощущал свое ничтожество лилипута перед могуществом Гулливера, но сознание собственной ответственности сегодня, сейчас, а не в восприятии потомков, заставляло его принимать новые необдуманные решения.

Я подошел к нему.

— Сейелл… — начал я.

Он повернулся ко мне. На его лице было написано страдание.

— Мистер Матерс, — сказал он. Только невероятным усилием воли Сейелл заставил себя соблюдать приличия: — Вы уже совершили сегодняшней ночью два разумных поступка. Вы нашли источник воды и заставили свою жену увести отсюда посторонних. Но теперь мы должны…

— Теперь вы должны принять верное решение, — сказал я.

— Там огонь, — проговорил он. Только теперь я заметил, что Сейелл совершенно сорвал голос. Видимо, он все время кричал. — Нам нужно его потушить. Пожалуйста, Матерс, не мешайте мне выполнять свой долг.

После того как он в первый раз опустил слово «мистер», Сейелл снова потерял самоконтроль и добавил:

— С дороги, а не то я воспользуюсь топором.

И Сейелл послал одну из пожарных машин на противоположный берег. Надо отдать должное этому человеку, он запрыгнул на подножку, когда машина подъехала к выбранному месту. Как и многие командиры, он не мог послать своих людей туда, куда не отважился бы пойти сам.

Машина покатила вниз. Спустившись на дно, она выровнялась и начала медленно продвигаться вперед.

Было нечто комическое и трагическое в том, что произошло с ними дальше. То, что могло показаться довольно плотным дном, вдруг стало поддаваться под тяжестью автомобиля, и он начал довольно быстро проваливаться в топкую грязь.

Потом машина завалилась на бок, продолжая погружаться.

Глава 7

Никто не пострадал. Пожарные, вымазанные в грязи, как черти, выбрались обратно на берег. Сейелл заметил меня и отошел подальше.

Пожарная машина, еще несколько минут назад представлявшая известную ценность, теперь бесполезной грудой металла лежала на дне реки. Возможности пожарных сократились ровно вдвое.

Здесь я никому уже не был нужен. Мои советы, пусть самые ценные, могли только обозлить Сейелла: кому же охота в очередной раз чувствовать себя дураком?

Шейла была в безопасности.

Я пошел обратно вдоль берега реки, мимо старых заброшенных домов. Раз на этой стороне я уже не мог сделать ничего полезного — значит, нужно перебраться на другую сторону, только не в том месте, где я сейчас находился, а немного, поодаль.

Кроме того, я хотел посмотреть, нельзя ли без особых усилий разблокировать реку: ее воды не дали бы пожару распространиться дальше. В подсознании сидела еще одна мысль: вверх по реке находился лагерь великанов.

Оглядываясь назад, я удивляюсь: как могло случиться, что до сих пор никто не обратил внимания на роль великанов в этой истории.

Но стоило мне бросить взгляд между домами на противоположную сторону, как я увидел нечто, сразу заставившее меня вспомнить о великанах.

Это было, как мгновенный стоп-кадр, когда ты на ходу внезапно заглядываешь в окно или дверной проем. Иногда мозг запечатлевает подобную картину даже четче, чем то, что мы рассматриваем в течение десяти минут.

На фоне мерцающего контура здания я заметил одного из великанов. Это был высокий блондин, но не Грег. На спине его я увидел какой-то странный горб, а сам он был закутан в длинный пластиковый балахон. Глаза скрывались за толстыми очками.

Находиться в этом пекле было просто невозможно: там нечем было дышать. Да и обувь, в которой можно было бы ходить по огнедышащей земле, я представить себе не мог. Любой космический скафандр моментально бы сгорел.

После короткой паузы я метнулся назад, но великан, даже если он и не был плодом моего воображения, исчез из виду. Я спустился к реке, но ничего больше заметить не смог.

То, что я принял за горб, было скорее всего аппаратом, обеспечивающим дыхание. Великан торопился, хотя и не бежал. На нем был прозрачный пластиковый костюм, полностью закрывающий голову и все тело. Создавалось впечатление, что никакой одежды под балахоном нет.

И еще одно — он явно не хотел, чтобы его видели, и двигался не просто осторожно, а как-то воровато.

Я шел дальше. Если один из великанов в одиночку бродит по горящему Шатли, то остальные, включая Миранду, могут делать то же самое. «Я думаю, мне еще предстоит встреча с Диной, — сказала она. — Мы что-нибудь сделаем…»

И еще она сказала: «Нет, мы больше не встретимся, Вэл». Возможно, в этом она ошибалась.

Когда я увидел заваленный участок реки, то сразу понял, что вернуть воду в прежнее русло способна только взрывчатка. Вся махина Старого моста, обрушившись в реку, образовала запруду. В результате появился небольшой, но внушительного вида водопад, затем вода бессильно ударяла в горы щебня, пытаясь пробить мощный завал, но, не справившись с непосильной задачей, стекала дюжиной ручейков по южному склону.

Я решил, что самое удобное — перейти реку именно здесь. И начал пробираться по самому завалу.

В тот момент, когда я добрался до его вершины, меня охватила паника: сейчас я соскользну вниз и погибну под грудой камней. В подтверждение этих мыслей моя правая нога поехала по склону, и я, ушибаясь о каждый камень, полетел вниз.

Так, совершенно неожиданно, я оказался в воде. Последовало нечто вроде взрыва, и я потерял ориентировку.

Когда я вынырнул, оглушенный и обалдевший, то в первый момент ничего не мог понять. Только спустя несколько секунд я сообразил, что произошло. Я оказался в месте слияния ручейков, бегущих вниз по южному склону холма. К моему счастью, здесь было совсем не глубоко.

С некоторым трудом я все-таки перешел через ручейки — и вновь обнаружил реку. Я двинулся вперед.

Но впереди ничего не было.

Я принюхался, но совсем не потому, что почувствовал какой-то запах. Как раз наоборот. Меня удивило то, что все запахи неожиданно исчезли. Так человек внезапно просыпается от наступившей тишины, и только спустя некоторое время понимает, что не слышит тиканья часов.

Голоса, долетевшие до меня с верховьев реки, дали мне нужную подсказку. Я оказался в районе, окруженном странной завесой, где отсутствовали запахи, дым перестал есть глаза, а видимость существенно уменьшилась. Я пошел дальше. Голоса стали звучать громче.

Тут я остановился.

До моего дома оставалось совсем немного. Я его не видел, но знал, что он находится не менее чем в ста ярдах от меня. Я прошел вдоль реки до самой рощицы и увидел мост. Но я прекрасно знал, что здесь никогда раньше не было моста. По нему шли люди, переходя с одной стороны на другую.

Уже не в первый раз за эту ночь я начал действовать, совершенно не подумав. Стараясь держаться берега, я незаметно подобрался поближе, потом бесшумно вошел в воду. Медленно, стараясь не шуметь, я спустился под мост.

Люди, которых я видел издалека, оказались великанами в пластиковых костюмах и с кислородными аппаратами за спиной, а также испуганные, потрясенные обитатели моего несчастного города — беженцы Большого Пожара в Шатли. Мост поражал воображение не меньше, чем люксон. Это был пешеходный переход не более одного фута шириной, снабженный с двух сторон перилами. Я не заметил никаких поперечных балок или других креплений, но, дотронувшись, сразу убедился в его надежности.

Не думаю, чтобы кто-нибудь заметил меня под мостом. Дымовая завеса, или как там называлось то, чем великаны окружили весь этот район, заодно скрывала и меня. И эта завеса была совсем иного рода, нежели дымка или туман. На расстоянии десяти ярдов все было прекрасно видно, в двадцати или тридцати ярдах — довольно смутно, а дальше — лишь темная пустота. Звук также был сильно приглушен.

Все великаны были облачены в пластиковые костюмы и маленькие аккуратные сапоги.

Люди из Шатли были одеты 6 более простые пластиковые костюмы, состоящие из свободных штанов и накидок.

Неожиданно я подумал о Джоте и той роли, которую он играл во всем этом. Взяли они его с собой или он лежал сейчас, накачанный транквилизаторами в одной из палаток их лагеря? И вообще, зачем им нужен он, да и другие жители Шатли?

Хотелось услышать, что они сами говорят по этому поводу. С чрезвычайной осторожностью я вылез из воды.

И сразу услышал диалог.

— …Ну, в противном случае вы бы уже были мертвы.

— Но что вы собираетесь с нами делать? Куда мы идем?

— Вы будете в безопасности.

— Это дом мистера Матерса. Где он сам?

— Он спит у себя в постели.

— Моя жена… что стало с моей женой? Я не видел ее с тех пор…

— С ней все будет в порядке.

— Я не хочу идти с вами. Мне нужно вернуться и…

Голоса великанов звучали глухо, но все равно гораздо громче, чем лепет испуганных и измученных беженцев. Я мог слышать, естественно, лишь обрывки разговоров — никто не останавливался на мосту надолго.

— Мы никогда не вернемся?

— За вами будут хорошо ухаживать. Вы можете считать, что отправляетесь в рай.

— В рай?

— Для вас это будет раем. Никто, если бы у него был выбор, не остался бы здесь.

— А зачем мы вам нужны? Это вы устроили пожар?

— Нет. Мы не устраивали пожара.

— Почему вы провели нас мимо Кэстл Хилл и завала? Там никого не было…

— Мы не хотели, чтобы нас видели. Если бы нас заметили, то мы не смогли бы вам помочь.

— Моя Мойра… я видел, как огонь охватил ее. Я никогда не забуду, как она кричала. Она пылала, как

— Но ведь мы спасли вас, не так ли?

— А почему вы не могли спасти Мойру?

— Потому что это видели другие. Люди, которые остались там. Мы не могли позволить им видеть нас.

— Если вы можете пройти сквозь огонь, почему вы…

А потом начиналось снова:

— Должно быть, это дом Матерсов. Здесь живет менеджер нашей страховой компании. Он в этом участвует?

— Он ничего не подозревает.

— Вы хотите сказать, что он мертв?

— В данный момент мертв по отношению к внешнему миру.

Разговор продолжался, и я отчаянно напрягал слух, чтобы услышать еще хоть что-нибудь, но они уже находились далеко от меня…

Судя по ответам великанов, для них и для Миранды, до того, как я сумел задеть ее за живое, жители «Шатай представлялись лишь персонажами пьесы. Отвечали они ровно, примирительно и правдиво — насколько это им позволяли обстоятельства — впрочем, сообщали они очень немногое.

— Откуда вы пришли?

— Вы увидите.

— Вы те самые ребята, которых я встретил вчера в городе?

Тут только я сообразил, что великанов было больше, чем я успел увидеть, гораздо больше, чем их могло быть в лагере. Там обреталось не более двух десятков. А мост, даже у меня на глазах, перешло по меньшей мере сорок человек.

Из обрывков разговоров я понял, что великаны очень старались, чтобы их не заметили те, кто спасся от пожара самостоятельно. Всех, кто оказался здесь, они провели через огонь по маршруту, который позволял избежать любопытных глаз.

Наконец поток людей, переходивших мост, иссяк. Спустя несколько минут появились еще три фигуры — две большие и одна маленькая.

Это были Грег, Миранда и еще один великан, которого они называли Вэсли.

Когда Вэсли оказался прямо у меня над головой, он заговорил.

Даже теперь, после всего, что мне довелось увидеть за последнее время, я был несказанно удивлен странным наречием, на котором великаны изъяснялись между собой: то не был английский середины двадцатого столетия. Да, они говорили по-английски, и я мог понять почти все. Однако многие слова звучали совсем не так. Изменилось произношение, к тому же они использовали в разговоре идиомы, так что некоторые фразы были абсолютно непонятны.

Вэсли сказал примерно следующее:

— Пожалуй, это уже все. Там больше ничего не осталось, кроме стасиса и двух человек в нем. Кто пойдет обратно?

— Я пойду, — заявил Грег.

— Мы пойдем вдвоем, — возразила Миранда. Мне не было видно Вэсли, но я почувствовал, что он колеблется.

— Ладно, — после паузы согласился он.

— И стасис исчезнет сразу перед рассветом, — сказала Миранда.

— Конечно. Тогда ты должна там быть, а если тебя там не будет…

Грег произнес какое-то совершенно незнакомое слово, но смысл его не вызывал сомнения. Вежливый вариант перевода — «уходи отсюда».

Вэсли ушел. Он пересек мост и скрылся в роще.

Слегка повернувшись, я мог довольно хорошо видеть Грега и Миранду, потому что они остановились неподалеку от моста и не смотрели в мою сторону.

На них были надеты точно такие же костюмы, как и на остальных. Под пластиком угадывались только плавки. По спинам катился пот, и я удивился, почему они не снимают или хотя бы не распахивают костюмы. И еще мне показалось странным, что технология, способная создать такую легкую одежду для защиты от самого жестокого огня, не сумела сделать еще один небольшой шаг и обеспечить внутри костюма подходящую температуру.

— Что ж, — прервала молчание Миранда, — пойдем обратно.

— И будем ждать до рассвета?

— Да.

Грег рассмеялся.

— Чтобы я был у тебя под присмотром, дорогая? Ждешь, когда я сделаю неверный ход.

— Следующий неверный ход, — спокойно уточнила Миранда.

Грег снова рассмеялся.

— Ты самая настоящая идиотка. Вы все идиоты, ты и те, что стоят за этим. Когда вы увидите, что не можете удержать меня, вы поймете, что лучше было бы вообще отказаться. Ты же знаешь, я покончу со всеми вашими идейками.

— Мы знаем, — ответила Миранда, и я услышал в ее голосе нотки отчаяния. Но у тебя, возможно, ничего не выйдет. Очень многое может случиться. Очень многое…

Уже в третий раз Грег оглушительно расхохотался. Это был смех дикаря, испорченного ребенка, считающего, что он — центр всего мира. Это был смех самого натурального бандита.

— У Джоты есть один маленький талант, — заявил, насмеявшись вдоволь, Грег, — а у меня есть Дар. Тем не менее, Джота действительно может быть полезен. Тут я с тобой согласен. Именно поэтому я и должен позаботиться о том, чтобы твои намерения относительно Джоты не осуществились. Поэтому сними-ка, детка, свой костюм.

— Я не могу, мне нужно вернуться и…

— Ты никуда не будешь возвращаться, дорогая. Во всяком случае, не в стасис. И через мост ты не пойдешь. Больше ты никуда не двинешься.

Возможно, в этот момент я бы не удержался и вылез наверх, но тут мост исчез с такой беззвучной быстротой и неожиданностью, что я чуть не вскрикнул.

Мост не сгорел, не растаял в воздухе и не померк. Он просто перестал существовать.

Миранда сделала шаг в сторону и повернулась, как-будто собираясь бежать. Грег протянул длинную руку и небрежным тычком сбил ее на землю.

Стоя над ней, он спокойно проговорил:

— Но прежде чем я тебя убью, дорогая, я хочу тебе сказать, что все можно было организовать гораздо лучше, если бы мне не мешала ты. Стасис исчезнет перед самым рассветом, верно? И тебе нужно было взять тех двоих и вывести их наружу, а потом вернуться обратно самой, так? Они останутся здесь и будут жить дальше, а ты, живая и невредимая, вернешься домой, я прав?

— Да, — ответила Миранда.

— В стасисе осталось еще два запасных костюма для тех двоих, чтобы ты могла их вывести, верно?

— Да.

— Однако их там нет.

Миранда быстро села.

— Я следила за ними все время…

Он засмеялся.

— Я знаю. Поэтому я заставил Вэсли переместить их. Он не очень-то радовался по этому поводу, но жить-то всем хочется.

— Он будет знать… — начала Миранда и осеклась.

— Он ничего не будет знать. Вэсли понятия не имеет, зачем нужны эти костюмы. Однако и это еще не все. Предположим, я убью тебя прямо сейчас, переплыву реку и скажу всем, что ты решила пойти одна…

Я не до конца понимал, о чем они говорят, но у меня создалось впечатление, что Миранда, по плану, согласилась быть запертой в камере смертников, а потом вдруг обнаружила, что ключа у нее в кармане нет.

Грег не мог на этом остановиться — он хотел полностью насладиться своей победой.

— Они мне поверят. У них не будет другого выхода. Ты же знаешь: я всегда говорю правду. Мне достаточно зайти в любую организацию и сделать заявление. И все, что я скажу, обязательно окажется правдой. Иначе…

Она отскочила в сторону и стремительно бросилась бежать. Грег помчался за ней. Мне ничего не оставалось, как ринуться за ними. В моей правой руке был зажат тяжелый камень.

Они оба двигались гораздо быстрее меня, и я потерял их в этом странном тумане… но, к счастью, уже в ста ярдах от исчезнувшего моста туман вдруг рассеялся. И я оказался совсем рядом с Грегом и Мирандой, всего в нескольких ярдах от реки. Миранда снова лежала на земле, а над ней, спиной ко мне, стоял Грег.

Я ударил его камнем по затылку, и Г per зашатался. Его ноги подогнулись, и он упал на землю возле Миранды.

Мы могли бы легко ускользнуть, если бы не стали терять времени. Но Миранда потрясенно посмотрела на меня, удивленная тем, что появился кто-то третий, и еще больше тем, что это был я. А я как раз в этот момент закашлялся от дыма, который снова расстилался повсюду, — ведь мы вышли из зоны защитного тумана великанов.

В это время Грег поднялся. Он ударил меня в голову, я зашатался, а в следующее мгновение почувствовал, как дым нестерпимо щиплет глаза.

Я не мог пошевелиться. Мне все было прекрасно слышно, я все видел, и мне даже удалось слегка повернуть голову. Но на большее я был не способен.

— Что произошло, Миранда? — спросил Грег, глядя на меня. — Почему он здесь?

— Я не знаю. Я оставила прибор в доме, под нижней полкой в шкафу. Любой человек обязательно должен был заснуть, а потом…

— Что ж, значит, не сработало. Или он слишком быстро ушел из дома. Теперь это не имеет значения. Снимай костюм, Миранда.

— Нет.

— Снимай. Я отнесу его в твоем костюме в Шатли. А потом сдеру с него защиту.

Я не содрогнулся только потому, что был парализован.

Представив себе, что со мной произойдет (сначала меня пронесут невредимым сквозь огонь, а потом он сорвет с меня пластиковый костюм), я, видимо, что-то пропустил. Грег тем временем заявил:

— Я хочу тебя, дорогая.

— Перестань!

— Я совершенно серьезен. Для меня это самое главное. Я хочу тебя здесь и сейчас.

К моему удивлению, Миранда, которая так отчаянно сражалась с ним все это время, вдруг стала вялой и слабой, словно находилась под гипнозом.

— Я думала… — сказала она, видимо, продолжая попытки сопротивления.

— Ты думала, что после того раза, когда я не стал настаивать, у тебя есть возможность противостоять мне? Что я больше не хочу тебя? Что у тебя по- прежнему есть надо мной некая власть?

Он засмеялся, но сейчас это был вымученный смех. И в нем не чувствовалось веселья. Только теперь я понял, что смех Грега всегда был неестественным, и он не был вызван ни радостью, ни счастьем. А потом, как-будто он и не смеялся вовсе, Грег злобно продолжил:

— Я подстроил тебе ловушку. Я долго ждал этого момента. Теперь мое время пришло.

Наступила короткая пауза, а затем, медленно и неохотно, Миранда коснулась своего костюма в нескольких точках: у горла, на талии и у колен. Костюм распался на две части и упал на землю. Так же, как легкие сапоги и темные очки.

Подобно автомату, она шагнула к Грегу.

И он ударил ее.

Мне никогда не приходилось быть свидетелем подобного удара. Масса Грега по меньшей мере вдвое превышала массу Миранды. Ноги девушки оторвались от земли. Получилось так, что она, уже потеряв сознание, пролетела по воздуху значительное расстояние и упала в воду. Река сразу отнесла ее в сторону.

Наверное, она была мертва еще до того, как коснулась воды.

Грег удовлетворенно ухмыльнулся. Он даже не посмотрел в сторону реки. Вместо этого он наклонился и поднял костюм Миранды.

Выпрямившись, он посмотрел на меня с высоты своего роста. Наверное, он привык смотреть на людей сверху вниз. И это явно доставляло ему удовольствие.

— Мне даже немного тебя жаль, Вэл, — сказал он на обычном английском. — Ты даже не представляешь, с какими силами вступил в борьбу, хотя ты и знаком с Джотой. Миранда знала. Вэсли и все остальные знали — в особенности, конечно, девушки. А ты, несчастный дурачок, не знал. Если бы ты остался прошлым вечером дома, то уцелел бы. Миранда оставила у тебя усыпляющий цилиндр, чтобы вы наверняка не проснулись — ведь вам была уготована особая участь.

Он пожал плечами и продолжал:

Тебе не следует беспокоиться — я не стану открывать твой костюм до тех пор, пока мы не окажемся в самом пекле. Ты ничего не успеешь почувствовать, все будет кончено за несколько секунд.

Глава 8

В следующее мгновение я вдруг понял, что меня ведут сквозь огонь. Оглушенный, я с трудом понимал, что происходит со мной, и не сон ли это.

Прошло некоторое время, прежде чем мои глаза приспособились к ослепляющему пламени. Грег, который находился с левой стороны, крепко держал меня за руку и наполовину вел, наполовину тащил.

Ничего нельзя было разглядеть, кроме огня и дыма. Часто мы шли прямо по жидкому огню — пылало масло или смола. Уверенность в своем костюме, которую я очень скоро ощутил — а весь костюм и даже сапоги сидели на мне удивительно удобно, — не могла заглушить ужас, преследующий меня. Спасало лишь ощущение, что все это происходит не на самом деле.

Самым ужасным впечатлением была гора костей. Я увидел ее в развалинах рухнувшего здания. Видимо, незадолго до кошмара здесь собралось множество людей. Они погибли одновременно: все скелеты лежали одной большой горой.

Только в этот момент я начал по-настоящему ненавидеть великанов. Кем нужно быть, чтобы знать о надвигающейся катастрофе и не попытаться предотвратить ее?

Сознание начало быстро возвращаться ко мне.

В самом центре бушующего огня был прохладный рай. Казалось, его отгораживало толстое стекло.

Но что я делаю в этом раю?

Грег привел меня сюда сквозь огонь — это я знал. Он собирался сорвать с меня костюм в том месте, где температура была особенно высокой — это я тоже знал. Однако я прошел сквозь огонь вслед за Грегом.

Тут, с некоторым удивлением, я заметил, что на мне остались лишь плавки. Костюм был снят. Он лежал на земле, рядом со мной. Теперь я понял, почему великаны старались надевать под костюм как можно меньше одежды. Костюмы должны были быть идеально теплоизолированы и совершенно не пропускать тепло внутрь.

Но даже великаны не сумели добиться конструкции, которая не пропускала бы тепло внутрь, но зато выпускала его наружу. Получалось, что ты плавишься в своем собственном тепле.

Я огляделся по сторонам.

Нас окружала довольно большая полусфера, вне пределов которой бесновалось пламя. Под ногами была ровная обожженная земля. Я заметил несколько камней, но обломков зданий не было видно. Мы с Грегом находились рядом с каким-то странным устройством, располагающимся в самом центре полусферы. Высота его достигала пятнадцати футов, а материал, из которого оно было сделано, казался гладким, как лед. Материал слегка серебрился, что наводило на мысль о металле, а прозрачность предполагала стекло или пластик.

Воздух здесь был чистым, запаха дыма и гари совсем не чувствовалось. Слабым ветерком веяло из центра стасиса — у меня не было сомнений, что это и был тот самый таинственный стасис, о котором они говорили.

— Мы в Грин Виллидже, — заговорил Грег. — По чистой случайности, здесь находятся двое людей, с которыми ты знаком…

— Почему ты меня не убил? — прохрипел я. Никакой благодарности я к нему не испытывал.

— Успеется, — оскалился он. — Без этой штуки ты погибнешь. — Он наклонился и поднял лежащий рядом со мной костюм. — Без костюма ты не сможешь выйти отсюда.

И все же я уловил в его поведении какую-то неуверенность.

Мне становилось все лучше, и я спросил:

— Я не вхожу в список жертв? Ты не можешь меня убить? Карты легли иначе?

— Не существует такого понятия, как список жертв, — парировал он. Однако на этот раз он не стал смеяться. — Если я решу, что ты должен умереть, так оно и будет.

Грег больше не желал разговаривать. Он отвернулся и подошел к самому краю купола. А потом, не обернувшись, вышел наружу. Невидимая стена вспыхнула, но не оказала никакого сопротивления.

Затем я заметил, что, хотя внутри стасиса нет ни жары, ни дыма, все звуки пожара доходят сюда — шипение, потрескивание, бульканье, скрежет и рев…

А потом я услышал чей-то голос. Нет, не чей-то, а… Джоты:

— Просыпайся, черт тебя побери, — говорил Джота. — Просыпайся, дорогая кузина. Какой смысл лежать здесь, посреди этого кошмара? Просыпайся, маленькая красотка, пора заняться чем-нибудь полезным…

Дина? Здесь? Дина лежала на спине и крепко спала, а Джота стоял рядом с ней на коленях, спиной ко мне.

Он встряхнул ее, сначала осторожно, а потом более энергично.

— С тобой все в порядке, если не считать того, о чем никто говорить не будет. Пора просыпаться. Просыпаться и…

Такого не услышишь и от бродяги. Это была не просто грубость. Нет, это были разнообразные, изощренные непристойности, на которые Джота был большим мастером.

В другой ситуации я бы просто подивился такому красноречию. Но девушка, лежащая на земле, была моей сестрой Диной.

Мерзавца не волновало ни то, что она спала, и спала каким-то неестественным сном, ни то, что Дина по своему развитию была ребенком…

Джотой всегда владела лишь одна идея. Я вспомнил, как Дина медленно спускалась по ступенькам нашего дома — наверное, именно в этот момент Джота решил, что ее время пришло…

Оцепенение прошло. Я подскочил к Джоте и лягнул его под ребра.

— Джота, — сказал я, — если ты еще раз прикоснешься к ней, я убью тебя.

Он повернул ко мне голову. И когда я увидел его лицо, мне стало ясно, что передо мной не человек.

Страсть и похоть заставляют некоторых из нас обманывать своих ближних. Но лишь совсем немногих похоть превращает в животных, как Джоту.

Если ему случится убить — он готов.

Если женщина умрет, сразу или потом, — не имеет значения.

Если эта женщина была замужем и ее жизнь, как и жизнь других, будет навсегда испорчена уже через несколько мгновений после этого, — ну а Джоте-то что?

Если это был слабоумный ребенок, его кузина, которая благополучно проспала всю катастрофу, — какое право она имела спать, если он хотел ее?

— Вэл. — Больше он так ничего и не сказал, но все его чувства ясно читались на лице. Сначала была досада, потом — гнев, когда Джота сообразил, что в моем присутствии у него ничего не выйдет. А потом… страх?

Мой кулак, который воткнулся в его челюсть без особого умения, но с достаточной силой, заставил его сделать выбор. От своих намерений придется отказаться. Предстоит драка. Другого выбора у него не было.

Однако он сделал попытку договориться. Вскочив на ноги, он отступил назад и начал примирительно:

— Вэл, давай подойдем к этому разумно… Я подскочил к нему и ударил в зубы — брызнула кровь. Джота понял, что переговоры закончены, и широко размахнулся. Я перехватил его руку и легко бросил его через бедро.

Однажды, когда мне было пятнадцать лет, в Шатли проходили соревнования по борьбе. На меня они произвели большое впечатление, однако не само зрелище, а тот факт, что можно без особых усилий, зная приемы, одолеть людей гораздо более тяжелых, чем ты сам. Тогда-то я и начал заниматься борьбой.

Я так и не стал настоящим мастером. Однако по сравнению с Джотой я был чемпионом мира. Я мог бросить его на землю, не прикладывая особых усилий, а он не имел ни малейшего представления о том, как правильно падать. Вместо того чтобы катиться в направлении броска, он всякий раз с глухим стуком тяжело плюхался на землю.

Я не пытался переломать ему кости, я просто хотел сбить с него спесь, дать хороший урок, чтобы ему никогда больше не приходило в голову приставать ни к Дине, ни к любой другой невинной девушке.

Джота продолжал отступать, однако он не пытался избежать поединка, и, надо отдать ему должное, вставал всякий раз, когда это было в его силах. И еще он пытался говорить со мной.

— Вэл, ты и я не должны… Я не собирался… Послушай меня… — А потом уж совсем нелепо. — Я предупреждаю тебя, Вэл…

Мы находились у самой стены стасиса. Я совершенно не задумывался о природе стасиса в тот момент. Стена есть стена: она ограничивает пространство.

Она должна была остановить Джоту, когда я бросил его в очередной раз.

Но произошло другое.

Послышался странный рокочущий звук, и мощным потоком воздуха меня потащило в сторону дыры, которую пробил в стене Джота. Когда его тело вывалилось наружу, последовала такая вспышка, что на миг все остальное померкло.

Джота даже не успел закричать. Он просто исчез.

За моей спиной послышался сдавленный крик ужаса. Я еще и сам не успел прийти в себя, поэтому не сразу обернулся. Наверное, Дина проснулась.

Тут только боковым зрением я заметил, что Дина продолжает мирно спать.

Я резко развернулся. Передо мной стояла Миранда.

Но ведь она погибла… Даже если она сумела выжить после удара Грега, то как ей удалось без костюма пройти сквозь пылающий город?

Однако Миранда была в костюме. И она была жива.

Она первая пришла в себя.

— Неужели ты не знал, Вэл, что произойдет, когда он ударится о стену? Или ты знал, но… — Ужас стоял в глазах девушки.

Конечно же, я не желал смерти Джоты, более того, она потрясла меня. Но с какой стати Миранда так скорбит о нем?

— Что бы я ни сделал, — неожиданно зло огрызнулся я, — не тебе меня судить. Тебе ли выступать в роли судьи, когда ты не сделала ничего для предотвращения этой чудовищной катастрофы! Вы пришли сюда, чтобы понаблюдать за потрясающим зрелищем, чтобы насладиться Большим Пожаром в Шатли. А может быть, вы сами устроили пожар?

Мои слова не смутили Миранду. Напротив, она успокоилась.

— Ты многого не знаешь, — сказала она. — Так или иначе, но это весьма существенно — то, что вы с Джотой подрались, в результате чего погиб он, а не ты. Что послужило поводом?

Я ничего не ответил, только бросил выразительный взгляд в сторону Дины.

Дина продолжала безмятежно спать.

— Ты что-нибудь сделала с Диной? — спросила я

— Ее… лечили. Возможно, проснется она совсем другой. Но это произойдет не раньше, чем через три часа. И я ничего не могу наверняка обещать…

— И ты оставила ее с Джотой? Глаза Миранды округлились.

— Ты хочешь сказать, что он… Так вот оно что! Помолчи, пожалуйста, несколько минут, мне надо подумать.

— Тебя почему-то ужасно занимает Джота и совсем не интересуют десять тысяч людей, сгоревших на этом огромном погребальном костре.

— Не десять тысяч. И даже не тысяча. Мы сумели спасти многих из тех, кто должен был погибнуть, — ты ведь знаешь об этом, не так ли? Только вот мы не могли их оставить здесь, поэтому нам пришлось забрать этих людей с собой. Тех, кому было суждено погибнуть в этом пожаре, нельзя было оставлять в Шатли. Кроме Джоты. Спасти его и оставить здесь было одной из главных целей всей операции.

— Легче было бы предотвратить пожар. Она нетерпеливо покачала головой.

— Можно ли предотвратить Великую французскую революцию? Или остановить первую мировую войну? Нет, пожар в Шатли был неизбежен. Мы могли совершить лишь небольшие изменения — спасти Джоту, например.

— Он погиб во время пожара? До того, как вы вмешались?

— Да.

— Похоже, ему не уйти от своей судьбы. Но почему тебя это смущает? Сделай петлю. Грег это уже один раз проделал.

— Мы должны попытаться, — согласилась Миранда. — Вопрос только — как? У меня нет с собой этого прибора. Грег не даст мне вернуться назад через рощу. И я не смогу уйти отсюда до рассвета. Если же я попытаюсь, то совершенно очевидно, что…

— Ради Бога, Миранда, объясни мне, что происходит. С самого начала ты говорила слишком много и в то же время ничего не сказала.

— И я, и Грег действительно рассказали тебе слишком многое, Вэл, — тихо проговорила она. — Но только тебе. То, что знают другие, не имеет никакого значения.

— Джил? Джота? Шейла? Дина?

— Джил ушел вместе с нами, и ты никогда больше его не увидишь. Он должен был погибнуть в огне вместе с Барбарой и Гарри. Они все ушли с нами. Джота в данный момент выпал из всех вариантов. Шейла знает все из вторых рук — только то, что ей рассказал ты. А Дина — и того меньше.

Пока она говорила, мне вдруг стало ясно, что единственным человеком, который еще оставался в Шатли, продолжал дышать и знал что-то существенное относительно Белоснежки и великанов, был я. Никто, кроме меня, не обращал на них особого внимания в «Коппер Бич». Джил заметил странности с монетами, но он рассказал об этом только мне, а теперь будет совершенно невозможно что-либо доказать. Платья из люксона привлекли к себе внимание, но все, кроме меня и Томми, решили, что им это только мерещится от жары.

Помимо этого, и Грег, и Миранда говорили только со мной. Если бы я вдруг попал в Скотланд-Ярд или парламент, или в головной офис нашей страховой компании, у меня не было бы никакой надежды убедить их в том, что великаны были не обычной группой туристов. Конечно, неизбежно должны были возникнуть некие несоответствия, которые вполне могли бы вызвать любопытство у многих, в том числе и у официальных органов. Но им никогда не удастся найти ни одного из туристов, раскинувших свой лагерь на берегу Сьют. Доказать что-либо будет невозможно.

— Да, теперь я понимаю, — после долгой паузы отозвался я. — Но почему именно я? Только потому, что я должен был остаться в живых?

— Дело не в этом, — сказала Миранда, — хотя в данный момент я не вижу путей спасения для тебя и Дины. Одного из вас — да. Ведь есть только один костюм.

— Так почему же все-таки я? — эта мысль не давала мне покоя.

Миранда ответила не сразу.

— Вэл, — наконец сказала она, — ты помнишь, как мы с тобой в первый раз встретились? Я тебя узнала. По фотографии. И была настолько беспечна, что дала тебе это понять. После этого я поговорила с тобой. Потом к тебе в офис пришел Грег. Мы оба хотели познакомиться с тобой, чтобы составить определенное мнение.

— Я что, так знаменит? — удивился я. — Занимаю такое важное положение?

— Нет, Вэл, скорее наоборот. Тебя сделали главным виновником пожара в Шатли.

Ее спокойная, холодная констатация этого факта потрясла меня. Наверное, я побледнел.

— Я… я его устроил?

— Нет-нет, конечно! Истории никогда не требуется настоящий виновник. Скорее, козел отпущения. Появился даже неологизм: матерс. Не Матерс с большой буквы — ведь никто же не пишет теперь: Бойкот. Просто матерс, что означает неизбежность катастрофы, которая должна последовать за супернекомпетентностью.

— Матерс? — глупо переспросил я.

— Это, конечно, несправедливо, я понимаю. Но история часто бывает несправедливой. Бесчеловечный монстр становится национальным героем. Неглупый человек, совершивший одну-единственную ошибку, превращается в посмешище. Дурак, случайно поступивший правильно, — в образец мудрости. Ты…

— Но что сделал я?

— Ничего, — мягко ответила она. — Я уже говорила, что это несправедливо. На тебя навешают все подряд. Тебя даже будут путать со старым Амосом как-там-его, который умер за много лет до твоего рождения, но его грехи станут твоими. Ты же знаешь, он сам устроил несколько пожаров. Общее впечатление от Вэла Матерса будет примерно таким: абсолютно бессердечный, беспринципный и, вдобавок, глупый. Он давал взятки и лгал для того, чтобы подчинить себе все страховое дело в Шатли, а потом устроил в городе пожар…

— Но ведь этого просто не может быть! — воскликнул я. — История не может…

— Есть История, где все получают по заслугам, и есть легенды… Ученому, да и просто здравомыслящему человеку понятно, что тебе, возглавляющему всю страховую службу города, было крайне невыгодно устраивать этот пожар. Но логика и факты оказывают лишь косвенное влияние на создание мифа.

Она слабо улыбнулась.

— Теперь, Когда я предупредила тебя, ты, возможно, сумеешь каким-то образом защитить себя. Если, конечно, выберешься отсюда…

— Я обязательно выберусь, — с жаром заявил я. — Если то, что ты сказала, правда, то где-то скрывается истинный злодей, а если это не я.

— О, тут ты опять ошибаешься, Вэл. Это ты.

— Но ты же только что… Миранда вздохнула:

— Теперь мы с тобой в одной лодке, два козла отпущения — ты виноват в пожаре, а я в том, что наша миссия не удалась… Подожди, я сниму костюм, и тогда я расскажу тебе всю историю до конца.

С очевидным облегчением она разделась. В стасисе было прохладно, но костюм не пропускал тепла. На ее обнаженной спине и груди собралась влага.

Большой разноцветный синяк под правой грудью показывал то место, куда пришелся небрежный удар Грега.

И Миранда все рассказала мне.

Про великанов, про себя, про Джоту и про пожар.

Глава 9

Пожар начался в хранилище публичной библиотеки, примерно спустя час после закрытия. Это было (или будет?) установлено позднее, когда удалось собрать все факты. Правда, к тому моменту вопрос представлял лишь академический интерес. Предполагалось, что один из библиотекарей оставил непогашенный окурок. Подозрение пало на Мэгги Хобсон, пожилую библиотекаршу. Мэгги была одинокой старой девой, жила рядом с библиотекой и погибла в огне.

Книгохранилище с сильной вентиляцией, которая обеспечивала дополнительный доступ кислорода, разгорелось так стремительно, что, когда пламя вырвалось из заточения, произошел небольшой взрыв, и вскоре вся библиотека превратилась в настоящий ад.

Огонь рос, никем не замеченный, вследствие одной из множества случайностей, которые, в конечном счете, и привели к гибели всего Шатли. Библиотека, хотя и находилась в центре города, но была построена чуть в стороне от главной улицы. Ее викторианский, псевдогреческий фасад, украшенный колоннами, выходил в тихий переулок.

Большой магазин, находящийся рядом с библиотекой, в этот вечер был закрыт и совершенно пуст.

Огонь незаметно переполз из библиотеки в магазин, а уж оттуда перебросился на деревянные дома. Следующей была церковь, а за ней — склад автомобильных покрышек.

Никогда еще огонь в центре бодрствующего города — пожар начался в половине десятого — не успевал разгореться столь незаметно для жителей. Пламя набирало силу за закрытыми дверями старых складов, внутри покинутых зданий.

Конечно, очень скоро страшное зрелище открылось взорам горожан, но к этому моменту библиотека, склад автомобильных покрышек, шесть магазинов, четыре или пять домов, внутренний дворик склада, церковь и заправочная станция горели с такой силой, что потушить их не было надежды.

Если бы пожарные сразу прибыли на место пожара, они бы и тогда не знали, с чего начинать.

Но судьба приготовила для несчастного Шатли еще один сюрприз. В 9.35, всего за несколько минут до того, как стало известно о большом пожаре в самом Шатли, пожарные машины были отозваны на загоревшуюся ферму, находящуюся в трех милях от города.

Всего через несколько секунд после первых криков «Пожар! Пожар!» пламя поглотило городскую телефонную станцию и радиостанцию пожарных.

Дым стал быстро распространяться по улицам. Люди начали задыхаться. Многие в панике бросились бежать. Некоторые смельчаки ринулись в огонь, пытаясь спасти жен, детей и родителей. Страшный жар быстро с ними покончил. Это был исполинский пожар — огонь ослеплял, человек мигом терял ориентировку и погибал.

Большинство, однако, быстро поняли, что нужно убегать. И они спаслись. Хотя яростная стена огня надвигалась довольно быстро, человек, охваченный страхом, бежал куда быстрее. Да, огонь стремительно перескакивал с одного дома на другой, но на это все-таки уходило время.

И люди, оказавшиеся на улицах, спасались. Некоторым даже, если они не особенно задерживались, удалось предупредить других…

Но был еще и Тринити Холл.

Я мог бы сразу догадаться, когда увидел гору скелетов. В Шатли имелись и другие подобные заведения, но только в этом просторном двухэтажном здании могли оказаться сотни людей.

В одном зале в тот вечер устраивалась встреча пенсионеров. На следующем этаже шли занятия школы танцев. Лестница, хотя и была довольно узкой и деревянной, вполне удовлетворяла необходимым требованиям пожарной безопасности. Беда заключалась в том, что и пенсионеры, и молодежь пожелали изолироваться друг от друга и поплотнее закрыли двери.

Огонь с двух сторон охватил Тринити Холл, и люди, запертые в залах, сгорели в считанные минуты: 61 пенсионер и 139 юношей и девушек в возрасте от тринадцати до девятнадцати лет. Ровно двести человек. Именно эта ужасная трагедия, как сказала мне Миранда, и должна была навеки опорочить мое имя.

Я не пытался прерывать ее вопросами, но, как оказалось, Миранда знала гораздо меньше, чем я ожидал. На самом деле, великанам не было известно все; их удивительные знания, которые произвели на меня такое сильное впечатление, были всего лишь случайно подобранными фактами. Миранда, которой было так многое известно обо мне, ничего не знала о существовании Дины. Вероятно, ее состояние усугубилось, и мою сестру пришлось отдать в психиатрическую лечебницу, откуда не поступало никакой информации.

По мере того, как говорила Миранда, я сам начинал понимать, почему главным виновником Большого Пожара в Шатли стал я. Холодный ужас подступил к моему сердцу, когда все яснее обнажалась истина: я не был такой уж невинной жертвой Истории.

Конечно, я не преступник и не злодей. Я не совершил ничего абсурдного, аморального или незаконного. И все же…

Реально наша страховая компания осталась единственной в Шатли. Практически все давление на торговцев, фермеров, деловых людей, фабрики и фирмы, да и на рядовых держателей страховых полисов исходило от компании, а значит, от меня. Я должен был заставлять их принимать все меры противопожарной безопасности. Конечно, я не отвечал за это персонально, но моральная ответственность в какой-то мере лежала на мне. Если и можно было на кого-то свалить всю вину, то это был я.

А сваливать было что. После такой чудовищной катастрофы миллионы людей во всем мире желали убедиться, что подобное могло случиться только в случае преступной халатности или непростительной ошибки.

Существует организация, занимающаяся предупреждением пожаров, но в Шатли не было ни одного ее представителя. К тому же в Шатли крупных пожаров практически не было. Поэтому и представители этой организации особенно нас не беспокоили.

За предотвращение пожаров в Шатли отвечала наша контора, но, наверное, мы не проявили достаточной жесткости…

Управление компанией было довольно тем, как работало наше отделение. Директорам нравилось, что целый город у них в кармане. Шатли приносил фирме больший доход, чем иные Крупные города. Все бумаги были в полном порядке, клиенты всегда оставались довольными.

Вот об этом наша компания, пожалуй, заботилась больше всего. Избави Боже потерять клиента, открыв путь другим страховым фирмам. Это означало, что клиенту всегда надо идти навстречу. И если бы мы настаивали на жестких противопожарных мерах, это было бы на руку нашим конкурентам.

Поэтому, хотя правила страхования никогда не нарушались по-крупному, по мелочи мне часто приходилось уступать. И наши условия действительно оказывались выгоднее, чем в любой другой страховой компании. Да и меры противопожарной безопасности мы разрешали выполнять не по полной программе.

Нет, я не был беспечным или бесчестным. Просто мои требования были менее жесткими, чем у других страховых фирм, — с ведома совета директоров.

Понятно, что после катастрофы благоволение совета улетучится, как дым пожара, стоит им узнать, какие невероятные суммы придется выплачивать компании: стоимость города, плюс страховки родственникам погибших. И хотя фирма будет в состоянии сделать это, дела ее пошатнутся. Из самого молодого и толкового менеджера компании я превращусь в полного идиота, по вине которого они оказались на грани разорения. Наверное, я стану известен как человек, ответственный за самые большие страховые выплаты в истории.

К тому же, как только газетчики пронюхают о том, какими методами мы вели дела, совет директоров мигом отречется от меня.

— Самое несправедливое, — подбросила щепочек Миранда, — это то, что тебе припишут и Тринити Холл. Некий чиновник из пожарной инспекции по фамилии Кристи осматривал здание год назад и составил отчет…

Я простонал. Я помнил об этом случае.

— Ты встретился с Кристи и показал ему заключение вашего собственного инспектора о состоянии противопожарной безопасности Тринити Холл. В нем говорилось, что, хотя здание и не отвечает новейшим требованиям и содержит в своей структуре много дерева, все-таки большая часть мер безопасности выполнена…

— Вполне достаточно, — пробормотал я. Теперь мне хотелось узнать о другом.

— Что произошло с тобой? — спросил я.

— Я выдержала и удар Грега, и купание в воде, хотя сильно нахлебалась. Потом течение вынесло меня к развалинам моста. Там я выбралась на берег. В кустах у меня на всякий случай был спрятан запасной костюм — я подозревала, что Грег собирается сделать что-то страшное.

— Что я никак не могу понять… — начал я и остановился. Я хотел сказать, что не понимаю, почему Грегу разрешили саботировать все, что делали остальные, почему Миранда и другие великаны вообще взялись за невероятно сложное дело, когда среди них находился такой безответственный тип, как Грег.

Но это была лишь одна из многих вещей, которые я не понимал. Мне хотелось задать так много вопросов, что я никак не мог выбрать какой-нибудь один.

Миранда, что было неудивительно, выглядела опустошенной.

Ее великолепное тело было в нескольких местах поцарапано, я уже не говорю о громадном синяке, оставшемся после удара Грега.

— Все-таки вы пришли из будущего, — сказал я.

— Из того, что вы называете будущим, — согласилась она. — А для нас оно настоящее.

— Это всего лишь игра слов.

— Нет. Время не может происходить одновременно. Написанного не воротишь, а перо идет дальше и дальше. Сейчас 2297 год.

— Это у вас — 2297-й.

— Нет, не у нас. Сейчас 17 апреля 2297 года, суббота. То, что произойдет после 17 апреля 2297 года — будущее, совершенно недоступное будущее. А до 2297 года находится частично доступное прошлое.

Ее уверенность ужасно разозлила меня.

— Вот это-то и делает всех вас такими жестокими и бесчеловечными: иллюзия, что ваше время — это единственное время, которое имеет значение.

Она была такой же непоколебимой, как палач святой инквизиции.

— Сейчас 17 апреля 2297 года. Когда я собрался возразить ей, она перебила меня.

— Вэл, ну подумай немного. Я родилась в 2267 году, а теперь я здесь. Нужно же было как-то попасть сюда…

Значит, ей было тридцать. Это удивило меня и в некотором смысле даже разочаровало. Ей могло бы быть от восемнадцати до восьмидесяти — судя по тому, что я о ней знал. Тридцать лет — этот возраст показался мне совсем неподходящим для Миранды. Это было слишком просто,

— Не имеет значения, — вздохнула Миранда, садясь на землю и прислоняясь спиной к механизму стасиса. — Ты хочешь и в то же время не хочешь знать. Ты думаешь, что хочешь узнать правду, а на самом деле, ты хочешь услышать то, что хочешь услышать.

— Нет, я хочу узнать правду, — возразил я. — Что все это значит? Это класс историков в колледже? В ее глазах промелькнуло удивление.

— Ты почти угадал, — признала Миранда. — Я учительница, а остальные ученики. Но это не просто класс. Мы должны сделать изменения.

— Изменения? Значит, ты совершила самоубийство? Изменить прошлое — ваше прошлое, если ты настаиваешь, — значит изменить все.

— Нет, — терпеливо продолжала объяснять она. — Время невозможно изменить в целом, но отдельные эпизоды нам вполне подвластны. Думай о времени, как о реке. Это ведь очень древняя идея — река времени. Но эту аналогию возможно продолжить и дальше. Перед тобой река, А вот 17 апреля 2297 года — запомни это. Так вот, предположим, что мы из 2297 года вмешиваемся в прошлое. Что произойдет?

— Ты перестанешь существовать, — ответил я. — Ты исчезнешь в мгновение ока, словно тебя никогда и не было.

— Нет, — возразила она. — Вспомни, прошлое есть река. Перекрой реку — и что произойдет? Немногое. Река течет в море. Перегороди ее, и она просто изменит русло. И будет продолжать течь в море — разве можно представить себе что-нибудь другое? И если исключить непредвиденные обстоятельства, рельеф местности постепенно заставит реку вернуться в прежнее русло. Она потечет так, словно никогда его и не покидала.

Миранда немного помолчала, а потом добавила:

— Я это хорошо знаю, ведь уже не один раз мне доводилось поступать подобным образом.

— Ты уже это делала? Изменяла прошлое? Так какого рода изменения вы делаете? — резко спросил я. — И как вы узнаете, что они, в конечном счете, произошли?

Она улыбнулась и снова присела на землю. Однако беспокойство не покидало Миранду. Она была чем-то встревожена — чем-то гораздо более важным, чем Большой Пожар в Шатли, который для нее и в самом деле был лишь эпизодом истории.

— Всякий, кто перемещается во времени, помнит все, что с ним происходило, — сказала она. — Ты ведь уже знаком с временной петлей. Ты знаешь все; события, какими они были в первом варианте, новый вариант и последствия.

Джота и ты вошли в лагерь, он дрался на дуэли и был убит. Потом он был отброшен назад и пережил другой вариант будущего. Однако все происшедшее осталось в ваших воспоминаниях.

— Что мы изменяем? — продолжала Миранда. — Извини, Вэл, но я не могу ответить на твой вопрос. Ведь все изменения касаются твоего будущего. Это самая далекая точка, в которой разрешены изменения…

— Значит, вы получаете разрешение? Ваш парламент или сенат, или что там еще, хладнокровно решает играть с…

— Подожди, пожалуйста, — она положила на мою руку свою ладонь. Успокойся. Теперь ты уже знаешь достаточно, чтобы я могла рассказать тебе прямо, зачем мы прибыли сюда, что собирались сделать и как добивались результата. Мы пришли сюда, чтобы спасти двоих людей, — сказала Миранда. Один из них Гарри Карсвелл… По правде говоря, он не погиб в прежнем варианте пожара. В противном случае, мы никогда бы не узнали о нем. А произошло следующее: он выжил, но на всю жизнь остался инвалидом — с разумом гения, но гения ущербного, злого. Мы верим, что, спасая его, мы сумеем избежать… — Она замолчала. — Нет, я не буду рассказывать тебе о нашем времени — твоем будущем. Никто не должен знать своего будущего. Могу лишь сказать, что ваш мир будет гораздо лучше, если Гарри Карсвелл не станет в нем гением зла. Кроме того, мы спасли его родителей, Джила и Барбару, чтобы они могли жить с ним в нашем мире. В прежнем варианте прошлого они погибли в пожаре, и это тоже отрицательно сказалось на Гарри… Ты больше никогда не увидишь никого из них.

Это меня совершенно не огорчило: большинство людей предпочли бы жизнь в 2297 году, чем умереть сейчас. А многие с удовольствием согласились на такой скачок во времени даже и без угрозы немедленной гибели.

— Второй человек, которого вы собирались спасти, — Джота? — спросил я. Ну, тут у вас не должно возникнуть особых проблем. Сделайте еще одну петлю, как вы это называете, и дайте ему третью, четвертую, или пятую жизнь — я уже сбился со счета.

— Если бы не Грег, то это было бы вполне возможно.

— Все опять сходится на Греге, не так ли? Она вздрогнула при мысли о Греге и о том, что он еще способен натворить, а может быть, еще и потому, что в стасисе было довольно прохладно.

— Временные петли, — сказала Миранда, — разрешены законом. Для этого требуется совсем небольшое устройство, причем эффект, который оно производит, имеет локальное значение. Он действует всего на нескольких людей, остальной мир остается незатронутым.

— Это разрешено законом? — удивленно переспросил я.

— С того момента, как была открыта возможность путешествия во времени, общественность беспрерывно настаивала на разрешении массового использования временных петель.

Она снова уселась на землю и прижалась ко мне, чтобы согреться. Я для нее не был любовником — в лучшем случае, другом.

— Ты только представь себе, как сама возможность применения петель может изменить мир. Большинство несчастных случаев удается предотвратить. Разбилась замечательная ваза: переведи стрелки часов, и ваза простоит еще тысячу лет. Или шофер слишком поздно затормозил, и машина падает в реку. Кто-то, оказавшийся рядом, делает петлю, и погибшие люди спасены…

— Как Джота, — пробормотал я себе под нос.

— Именно. Подобная техника работает в ограниченном временном периоде всего несколько минут, и охватывает совсем небольшое пространство. Но петли спасают тысячи жизней, ценное имущество и позволяют предотвратить многие катастрофы. Но тебя интересует Грег…

— Да, Грег, — сказал я. — Расскажи мне о Греге. Объясни необъяснимое…

— Почему он здесь? Ну, у него есть Дар.

— Какой дар?

— Он ведун. И его колдовство действует.

— Введение в общую формулу новых понятий разозлило меня. И это в тот самый момент, когда мне показалось, что я начал понимать происходящее.

Прежде чем я успел возразить, Миранда быстро проговорила:

— Послушай еще немного. Вэл, ты не проявил особой проницательности. Ты сам можешь рассказать о Даре гораздо больше, чем я. Ты знаешь о нем все. Или знал бы, если бы хоть раз внимательно посмотрел вокруг.

Я сумел придумать лишь одно объяснение.

— Я им обладаю?! — воскликнул я.

— Нет, не ты — Джота.

Шаг за шагом Миранда заставила меня вспоминать. И я прожил свою жизнь, год за годом, с каждым мгновением все больше убеждаясь в том, что она права.

Глава 10

Джота и я учились в одном классе. Среди всех школьных впечатлений мне больше всего запомнился взрыв смеха, когда Джота сказал, что его зовут Кларенс.

Учительница тоже засмеялась, хотя пыталась сделать вид, что ей совсем не смешно.

Они рассмеялись снова, только еще громче, когда Джота сообщил, что его фамилия Муллинер.

Мне хотелось вскочить на ноги и отколотить их всех сразу. Никто не смеялся, когда за несколько секунд до этого я сказал, что меня зовут Вэл Матерс. Мое полное имя Валентин, но меня всегда называли Вэл, поэтому я так и сказал. А теперь все смеялись над Кларенсом, моим другом и кузеном.

Я не вскочил на ноги, потому что… ну, не вскочил, и все тут.

Странное дело, когда мы возвращались домой, свободные до конца дня (первый день занятий был совсем коротким), я сам рассмеялся, вспомнив утренний эпизод. Это очень по-детски: когда они смеялись над ним, я был готов подраться с каждым, хотя и не сделал этого. Но потом я смеялся так, что едва мог идти.

Кларенс — а тогда я называл его Кларенс, и так продолжалось до тех пор, пока он навсегда не стал Джотой, — не сразу потерял терпение. Он подождал, пока я успокоюсь. Но я не мог. Чем больше я смеялся, тем смешнее мне становилось.

Тогда он ударил меня кулаком в грудь — всего один раз — и убежал.

Мой смех немедленно прекратился, но не от боли или стыда — просто когда Джота убежал, мне уже не над кем стало смеяться.

Я пошел домой. Несколько раз я пытался увидеть Джоту, но никто не открывал дверь.

Мне совсем не хотелось есть, когда пришло время чая. Потом мне стало нехорошо. Мой отец и даже мать начали беспокоиться. Меня уложили в постель с грелкой.

На следующее утро мне не стало лучше, и родители позвали врача. Доктор тщательно осмотрел меня, а потом они что-то тихо обсуждали с отцом.

Тогда я ничего не понял, но теперь, много лет спустя, было легко догадаться, что врач сказал моему отцу.

Доктор не смог обнаружить у меня никакой болезни, однако было совершенно очевидно, что я серьезно болен. Так как это был молодой, думающий врач, он сразу предположил, что я перенес какую-то психологическую травму. Все сходилось: я жил в странном доме, а он, будучи нашим семейным врачом, хорошо знал, что у нас здесь происходит. Я в первый раз пошел в школу. Он столкнулся с довольно интересным случаем, когда ребенок, в остальных отношениях совершенно нормальный, неожиданно получает серьезное психическое расстройство.

Джота пришел навестить меня только во время ужина. Он казался тихим, удивленным и очень расстроенным. Видимо, Джота считал, что я заболел из-за того, что он ударил меня в грудь.

Я сказал ему, что это глупо, у меня там не осталось даже отметины, и что мне жаль, что я смеялся над ним.

Я болел три недели и так и не оправился до конца первой четверти.

Однажды мы с Джилом Карсвеллом, с которым я подружился, стали свидетелями пренеприятной сцены. Старшие парни затеяли с Джотой, одиноко стоявшим в школьном дворе, злую игру. Джота, заносчивый и угрюмый, так и оставался потенциальной жертвой, особенно для старших ребят.

Один из парней подскакивал к Джоте, тихонько подталкивал и тут же отскакивал назад. Еще двое или трое делали то же самое.

Выпендриваясь друг перед другом, мучители все сильнее наглели — начали щипать жертву, дергать за галстук и рубашку, рвать пуговицы.

Уже тогда, мальчишкой, я знал, что существует граница, которую даже толпа, если она сохраняет хоть крохи человечности, не имеет права переходить. Только многие годы спустя я понял, что аналогичные чувства испытывали и другие мальчишки во дворе. И что мы тогда сделали? Ничего, конечно. Главным образом потому, что боялись очутиться на месте Джоты.

Он уже дошел до последней грани. Его рубашка, от которой были оторваны почти все пуговицы, распахнулась, открыв худую, бурно вздымающуюся грудь. Один из мальчишек достал маленький перочинный нож, открыл его и стал делать угрожающие выпады в сторону Джоты. Он не подходил к Джоте слишком близко, но довольный рев остальных подогревал его.

Джота не мог убежать, потому что сзади находились заросли кустарника и забор. Однако он проявил чрезвычайную ловкость: отскочив назад, схватился за столбик ограды и одним движением перемахнул через забор. В следующее мгновение Джота уже был вне опасности.

Однако перерыв подходил к концу, а обидчики плотным кольцом стояли у входа в школу.

На этот раз я не стал раздумывать. Выскочив из ворот, я подбежал к несчастному. Джота вздрогнул и отвернулся, собираясь спасаться бегством.

Но я успел схватить его за руку.

— Пойдем обратно, Кларенс, — сказал я.

Крики и злобные вопли сразу стихли.

Неожиданно все пришли в себя. Получилось, что именно я навел порядок, но на самом деле моих особых заслуг тут не было. Просто я встал рядом с Джотой, напомнив всем, что он один из нас, а не отщепенец, которого нужно схватить живым или мертвым, не заяц, которого травят.

И, словно по команде, как только смолкли все крики, прозвучал пронзительный свисток, означающий, что перерыв закончен, и мы все побежали в школу, в том числе и я с Джотой.

Потеха закончилась.

Джил, Джота и я с тех пор стали друзьями. Интересно, что пятнадцатиминутное издевательство над Джотой забылось, как будто его никогда и не было.

Две недели спустя было проведено специальное собрание всех учащихся. Директор был очень серьезен. Двое мальчиков, близких друзей, умерли в один день: один от разрыва сердца, а другой попав под машину. На этом скорбном собрании о мальчиках постарались вспомнить все хорошее, а об остальном постарались побыстрее забыть.

Конечно, я знал, что эти двое были самыми активными среди тех, кто издевался тогда над Джотой. Однако мне и в голову не пришло, что между этими событиями могла существовать хоть какая-то связь. В тот момент, когда один из мальчиков попал под машину, Джота, я и Джил занимались поисками птичьих гнезд. У меня промелькнула мысль, что это Бог наказал их, но мне тогда и в голову не приходило, что это сделал Джота.

Со дня окончания войны прошло много лет, и лишь тогда мы нарушили свою клятву — не смотреть на девчонок… Джота это сделал первым. Еще вчера он знал не больше нашего о самом животрепещущем, а уже через пару дней Джота мог сообщить все подробности, которые нас интересовали.

Сначала мы ему не поверили. Однако очень скоро ему уже невозможно было не верить. Вокруг Джоты начали увиваться девушки всех возрастов (он уже стал, наконец, Джотой). Теперь Джота часто предлагал нам оценить его шансы с какой-нибудь особенно хорошенькой девушкой, иногда на четыре или пять лет старше, а потом повергал нас в изумление, добиваясь победы за считанные дни.

Джота показывал чудеса. Любое яблочко, которое успевало созреть, он умудрялся снять. Он коллекционировал девушек, как марки. Ему было совершенно наплевать, в каком классе они учились. Конечно, он знал достаточно, чтобы не оставлять за собой длинного хвоста незаконнорожденных отпрысков. Мне кажется, что рисковал Джота лишь в исключительных случаях, когда девушка уж очень ему нравилась, что случалось не слишком часто.

Джил решил поставить перед Джотой непосильную задачу, заговорив об Анне Баджели, самой богатой, красивой и недоступной девушке в Шатли.

Сама мысль о том, что между Джотой и Анной, Анной и Джотой может что-нибудь возникнуть, казалась нам смешной.

Джота принял вызов. И через неделю он предложил нам спрятаться в саду и посмотреть.

Был жаркий летний вечер, он и Анна вышли из дома…

Джил и я были удивлены, шокированы, но более всего безумно позавидовали Джоте. Почему одному только Джоте дана такая способность? Девушка была по уши влюблена в него — тут не могло быть никаких сомнений, он мог делать с ней все, что захочет, даже нам это было очевидно.

Осенью Анна умерла. Она упала с лестницы и сломала себе шею.

Глава 11

Дина продолжала спать. Через короткие промежутки времени она, не просыпаясь, слегка поворачивалась.

Вокруг нас, за стенами стасиса, продолжало свой бесконечный танец красное пламя. Пройдет еще много часов, прежде чем Дина и я без костюмов сможем выйти отсюда. Однако вокруг стасиса уже сгорело все. То, что осталось, будет тлеть еще довольно долго, но гореть больше нечему.

В стасисе оставался всего один костюм. Как я понял, перед самым рассветом стасис исчезнет, а Миранда вернется в свое время. Всякий, кто не принадлежит к их отряду, лишившись защиты стасиса, погибнет.

Однако меня почему-то это совершенно не волновало. Я почему-то не верил, что мне суждено умереть здесь. Скоро Дина должна проснуться, тогда мы наденем на нее костюм, и она спасется… а я не умру.

Я стал вспоминать то, что рассказал Миранде. Я поссорился с Джотой и чуть не умер. Два мальчика, которые были заводилами при травле Джоты, тоже умерли. Анна Баджели…

— Ты упустил нечто очень важное. То, что ты рассказывал обо всех этих девушках, многие из которых были существенно старше Джоты. В особенности все, что касается Анны. Она ведь могла покорить любого мужчину, — сказала Миранда. — Почему же Анна предпочла мальчишку, который был почти на десять лет моложе?

— Ты хочешь сказать, что все это сделал Джота? Всякий мужчина, который стоял у него на пути, умирал? Всякая девушка, относительно которой у него появились намерения, говорила «да»?

Миранда кивнула.

— У него был Дар. Но ты ошибся, когда сказал «всякий мужчина». Но как насчет Анны? Когда Джота с ней закончил, то избавился от нее.

— Почему же он так поступил?

— Скорее всего, причина самая обычная — ее беременность. С другими Джота был куда осторожнее. С ней его обуревало нетерпение, и он потерял голову. А потом Джота нашел самый удачный, по его мнению, выход.

— Ты хочешь сказать, что он приговаривал всех этих людей к смерти?

— Думаю, нет, — задумчиво проговорила Миранда. — Сначала все происходило иначе. Джота просто думал, даже не очень отдавая себе в этом отчет: «Все было бы отлично, если бы не мистер N». И вскоре мистера N больше не существовало. Однако после того как это произошло несколько раз, Джота начать догадываться… Вероятно, довольно скоро он понял еще кое-что: кроме способности атаковать, он еще может успешно защищаться. Никто не может убить Джоту. Конечно, Джота, как и любой другой, мог погибнуть в результате несчастного случая — его власть распространялась только на людей. В исходном варианте он погиб во время пожара…

— Позднее, в ранней юности, он обнаружил еще кое-что, — продолжала Миранда. — После того как любая девушка отказывала ему…

— Ни одна девушка не отказывала ему, — возразил я.

— Вот и нет. Время от времени подобные вещи случались. Ты ведь при этом не присутствовал. Первая встреча всегда происходила по одной схеме — девушка только смеялась над ним. Но позднее они все приползали к нему на коленях. Они сами умоляли его, как это было со мной и Грегом… — Миранда покраснела. — Ты, наверное, слышал наш разговор с Грегом на мосту. Ты глубоко ошибаешься, если полагаешь, что люди, обладающие Даром, опытные и изощренные любовники. Им это совершенно ни к чему. Все происходит грубо, как у животных. Они говорят: «Я хочу тебя», вот и все. Только это происходит не сразу. Для того чтобы Дар сработал, должно пройти некоторое время. Когда Джота или Грег хотят чьей-нибудь смерти, жертва не падает тут же замертво. Проходит какое-то время.

Парадоксы и несоответствия, которые так беспокоили меня, начали постепенно разъясняться.

Теперь мне стало ясно, как Грег мог убить Джоту. Если два человека имеют такой Дар, то происходит компенсация. У Грега не было над Джотой никакой власти, но и у Джоты не было никакой защиты от Грега. Поэтому вопрос был решен при помощи пистолетов. И еще они обменялись несколькими таинственными фразами, которые теперь стали мне ПОНЯТНЫМИ:

Грег: Ты немного похож на меня. Джота: Гораздо больше, чем ты думаешь. Грег: Помни, я тебя убил. Джота: Помни, я тебе это позволил. Да… теперь я понял, что такое Дар. Мне стало ясно, в чем заключалась власть Джоты над женщинами. Когда Джота первый раз подходил к ним, они реагировали так, как им хотелось (теперь я живо вспомнил, что никогда не видел завязки, а только результат). Спустя какое-то время они превращались в глину в руках у Джоты.

А потом Миранда рассказала о роли Дара в ее мире.

Я не помню ее точных слов. Миранда говорила долго. Сначала во многое из того, что она рассказывала, я просто не поверил, но постепенно сомнения начали покидать меня.

Грег, Джота и еще три процента населения в 2297 году обладали Даром, который попросту заключался в том, что они могли заставить любого человека умереть или подчиниться сексуальным домогательствам.

Даром обладали лишь мужчины. Те несколько женщин, которые получили от природы подобный Дар, считались выродками и всячески пытались его скрыть.

И хотя мужчины, обладающие Даром, не управляли миром, они не позволяли этого делать никому другому, и, надо сказать, довольно успешно. К счастью, большинство из них были законопослушными гражданами… но что можно было сделать с типами вроде Грега? В буквальном смысле, ничего. Именно поэтому Грега пришлось взять с собой в эту экспедицию.

Тут я начал было протестовать. Неужели против этих людей никогда не выдвигалось обвинения в убийстве? Когда стало известно о существовании Дара, когда начались угрозы, за которыми в точно указанное время следовала смерть, тогда?..

— А ты подумал, Вэл, — со вздохом произнесла Миранда, — что может произойти с детективами, которые будут вести следствие, или с полицейскими, которые придут арестовывать обладателей Дара? Ведь смерть всегда наступает в результате «естественных» причин — болезнь, несчастный случай, а сам убийца может находиться в это время в другом полушарии.

Так Грег попал в группу, высадившуюся в Шатли. Те, кто пытался помешать ему, умерли. Остальные испугались. Миранда выбрала единственно возможный путь — следить за ним и, при случае, попытаться помешать.

Кроме обычных людей и тех, кто обладал Даром, были еще и такие, кто имел иммунитет. Люди вроде Грега ничего не могли с ними поделать. К несчастью, таких было очень мало.

Дар и иммунитет передавались по наследству. Из этого вовсе не следовало, что такое происходило всякий раз, но иногда подобные случаи происходили. В мире Миранды, мире великанов, каждый, за исключением горстки обладающих Даром или иммунитетом, жил под постоянным страхом.

Ученые полагали, что Дар стал результатом случайной мутации. Иммунитет был каким-то образом связан с Даром, хотя никто не мог утверждать этого наверняка. Возможно, иммунитет существовал всегда, только никто об этом не знал, пока не появился

Дар.

Прыжки во времени были лишь одной из отчаянных мер, на которые пошло человечество, чтобы остановить безумие 2297 года.

Так мы, наконец, подошли к цели, для реализации которой группа во главе с Мирандой высадилась в Шатли. Согласно теории о реке времени, люди в 2297 году будут продолжать свое существование, какие бы изменения ни были сделаны в прошлом, исключая крупнейшие диверсии, которые могли привести к серьезному искажению временного потока. Но некоторые возможности людей можно попытаться изменить. Миранда, например, после подобных изменений способна приобрести иммунитет. Или даже стать обладателем Дара. А может, наоборот — все, кто обладает Даром, лишатся его. Это был отчаянный план.

Задача была поручена обычному историческому классу, под руководством обычной учительницы.

Класс отправится в прошлое и будет наблюдать Большой Пожар в Шатли. Они никак не будут влиять на события — только заберут с собой Гарри Карсвелла.

Кто знает, возможно, они и добились бы успеха. Грег учился в одном из младших классов. Он заявил, что хочет участвовать в экспедиции. Директор школы и куда более важные люди, стоящие за ним, знали, что участие Грега может означать полный провал. Но Грег уже принял решение, и ничто не могло его остановить.

Им не удалось даже отказаться от самого замысла. Грег, если бы ему захотелось, вполне, мог бы заставить их действовать дальше. Они решили рискнуть. Грег отправился вместе со всеми.

— Теперь о Джоте, — попросил я. — Расскажи мне о Джоте. Она заколебалась.

— Существует теория, что если бы нам удалось спасти Джоту, то положение улучшилось бы. Гипотеза спорная: возможно, стало бы даже хуже… Тебя удивило, что я узнала тебя тогда, в баре. У нас была твоя фотография. Фотографии Джоты не сохранилось, поэтому я и пришла в твой кабинет, мне необходимо было познакомиться с ним, чтобы потом мы его ни с кем не перепутали. Конечно, мы не могли знать, что вы с Джотой пойдете в лагерь — ведь началась совершенно неожиданная последовательность событий.

— Почему вы не провели предварительной разведки?

— По нескольким причинам, но главная из них заключалась в том, чтобы не привлекать внимания людей, подобных Грегу. Со стороны все должно было казаться самой обычной экспедицией…

— Просто туристической поездкой, — проворчал я.

— Ну да. И еще нам было известно следующее: с тобой было связано несколько линий наследственного иммунитета. Некоторые из них были очень важными, некоторые нет… Вполне возможно, что вся линия происходила от какого-то латентного мутанта, который жил здесь тридцать, пятьдесят или даже восемьдесят лет назад. Но мы так и не смогли найти этого человека.

— И вы рассчитывали, что спасение Джоты увеличит количество людей с Даром в вашем времени или, что еще лучше, появятся люди с иммунитетом?

— Совершенно верно. Очевидно, смерть Джоты не остановила распространение мутации. Историки считают, что, сохранив ему жизнь, мы можем как-то изменить ситуацию к лучшему. В одном мы уверены совершенно определенно: гены иммунитета тоже исходят отсюда, значит, у нас есть надежда усилить их. Но единственное, что мы сумели придумать — спасти Джоту. Несомненно, он был первым обладателем ярко выраженного полного Дара. Пройдут десятилетия, пока не появится еще кто-нибудь, обладающий подобными возможностями.

— А у Джоты и в самом деле не было детей?

— Считается, что нет. Мы в этом почти уверены…

Она неожиданно замолчала.

Я проследил за направлением ее взгляда и увидел Грега.

Он нес с собой запасной костюм, который бросил на землю, как только увидел Миранду. Выражение его лица не оставляло никаких сомнений: он хотел убить Миранду и был уверен, что ему это удалось.

— Что ты наделала? — грубо спросил он. Девушка встала.

— Что я могла сделать? — Миранда сделала легкое ударение на слове «я».

— Я потерял Дар, — хрипло ответил Грег. — Что-то отняло его у меня. Я попробовал на девушках. С Венди, Мэри, Хлоей. Они сами не могли понять, что произошло. Но они все пренебрегли мной, ты это понимаешь?

Мне вдруг показалось, что Миранда стала ростом с Грега. Колоссальная радость переполняла ее.

— Значит, ты потерял его? — переспросила она. — Может быть, все-таки есть в мире справедливость. Ты теперь самый обычный мальчишка, ну разве что немного переросший своих сверстников. И совершенно беспомощный.

Совсем не обязательно, что все хулиганы — ужасные трусы. Однако в них обязательно должна быть слабость — цельному, уверенному в себе мужчине или юноше не требуется никому ничего доказывать за счет слабых и беззащитных. Силач может, конечно, отбросить с дороги слабака, но он не станет выискивать хлюпика, над которым можно было бы всласть поиздеваться. Теперь я знал, что Джота и Грег имели много общего: они полностью зависели от своего Дара. И поскольку никаких других достоинств не имели, то постоянно испытывали свои необычайные возможности в деле: множили список побед, а врагам жестоко мстили. Теперь главной проблемой оставался Грег. Пока он и Миранда смотрели друг на друга, я понял, что от того, чем закончится эта встреча, будет зависеть очень многое. Теперь судьба всего человечества находилась в руках Миранды, Грега и моих, потому что, как выяснилось, я тоже играл в этой истории существенную роль.

— Да, ты бессилен, Грег, — вмешался я. — Но ведь ты это знал уже довольно давно, только боялся в этом удостовериться.

Он посмотрел сквозь меня и спросил:

— Где Джота?

Мне вдруг показалось, что я стал сильнее и увереннее. Мы с Грегом словно поменялись местами.

— Я убил его, Грег, — ответил я, даже не поднявшись с земли. — Джота пытался добавить

Дину к списку своих побед. Я не собирался убивать его, но теперь не жалею о том, что так вышло.

— Ты убил его, — пробормотал Грег. — «Ты» убил Джоту.

— Зачем прикидываться, что ты так удивлен? Ты хотел убить меня, но не смог. Тогда ты поместил меня в стасис, чтобы я дождался своей смерти после его исчезновения.

Грег посмотрел на меня с откровенной ненавистью и скрытым, страхом.

— Кто ты такой, Вэл Матерс? — прошептал он. Миранда застыла в неподвижности.

— У тебя иммунитет, Вэл, — прошептала она. — Ты был первым человеком, обладавшим этим качеством. Однако в Том варианте прошлого у тебя не было детей, а после того что я сказала тебе…

Теперь я все окончательно понял — мне стало ясно, что именно изменилось и почему.

Джота, оказывается, не имел никакого значения. В исходном варианте прошлого он умер; во втором варианте — тоже. Он был всего лишь посторонним фактором.

Со мной дело обстояло иначе. В первом варианте я не погиб во время пожара — иначе из меня не смогли бы сделать козла отпущения. Во втором варианте пожара, который получился после вмешательства великанов, я тоже не должен был погибнуть — почему-то я был в этом уверен. Изменилось одно: благодаря Миранде я узнал, что у меня будут нормальные дети. Теперь (а Миранде я верил) у меня они несомненно будут.

А Грег превратился в полное ничтожество.

Однако тут я, наверное, был не совсем прав.

Теперь его внимание было целиком сосредоточено на мне.

— Ты, — пробормотал он. — Значит, все дело было в тебе. Вмешавшись, мы тебя изменили. Пока нас не было, ты, Шейла и Дина оставались дома. У вас были опущены занавески, никто вам не звонил, электричество продолжало работать, вы ничего не слышали. Потом вы все отправились спать, и только на следующий день узнали, что Шатли сгорел дотла. Но мы вмешались и…

— И Джота все равно умер, — сказал я. — Ведь именно этого ты и хотел до последнего времени. Когда ты лишился своего драгоценного Дара, ты понял, что это каким-то образом связано с событиями прошлой ночи. И если раньше, вопреки Миранде, ты стремился уничтожить Джоту, то теперь решил его спасти, считая, что твой Дар будет с тобой, пока жив Джота.

— Да, — прошептала Миранда. _

— Вот ты и пришел за ним, но опоздал. Грег, я уже успел убить его.

Он бросился на меня.

Я все еще сидел на земле. Грег оказался в дурацком положении — в данной ситуации я мог двигаться быстрее, чем он. Грег тяжело упал на то место, где я только что находился. Пользуясь случаем, я ударил его в спину.

Миранда попыталась помочь, но Грег разделался с ней в две секунды. Один небрежный взмах руки, который пришелся ей в плечо, и Миранда сразу потеряла интерес к нашему поединку.

Грег не успел снять костюм. Мне это было выгодно. Пластик до некоторой степени защищал его от ударов, зато сковывал движения и нарушал теплообмен. Скоро он стал дышать, как рыба, выброшенная на берег.

Ему всего один раз удалось достать меня, и, хотя удар, пришедшийся в правую часть груди, получился скользящим, боль была такой сильной, что я сразу понял: если пропущу еще один или два удара, со мной будет кончено.

Используя его массу и инерцию, я сумел сделан Грегу подсечку. Возможно, я допустил ошибку, потому что он поднялся на ноги в такой ярости, что мне стало ясно: он успокоится только когда убьет меня.

Он никак не мог снять костюм. Всякий раз, когда Грег пытался это сделать, я наносил ему чувствительные удары или проводил бросок.

И все же скоро он уже был в одних плавках.

Теперь моя тактика изменилась. Если раньше, пока Грег оставался в костюме, мне не было никакого резона выбрасывать его за стены стасиса, то теперь это означало победу.

Я пытался совершенно сознательно сделать то, что с Джотой получилось случайно, — сжечь Грега. Пламя вокруг стасиса стало заметно меньше, но жар оставался губительным для всего живого.

Однако в отличие от Джоты, Грег знал об этой опасности и пытался сделать то же самое со мной.

Наконец ему удалось сбить меня с ног, а потом он прыгнул на меня сверху, надеясь придавить своей массой. Он уже поднял кулак, чтобы одним ударом покончить со мной.

И упал, потеряв сознание.

Я медленно поднялся. Над нами стояла Дина. Это она нашла камень и треснула им Грега.

— Я его убила? — с беспокойством спросила она. — Я не хотела его убивать.

— Ты не убила его. Дина, — сказал я, отходя от Грега к Миранде, которая неуверенно пыталась подняться. Я протянул ей руку, но она покачала головой и снова села на землю. Этой ночью ей уже не в первый раз доставалось от Грега.

Я повернулся к Дине. К моему изумлению, передо мной стояла удивительно привлекательная незнакомка. На ней была чистая белая блузка, короткая черная юбка с широким поясом, нейлоновые чулки и узконосые туфли. Видимо, она с самого начала Пожара попала в безопасное место.

Я принялся нетерпеливо расспрашивать свою сестрицу.

— Я смотрела телевизор с Барбарой и Джипом, — ответила она. — Мы услышали крики. Потом телевизор перестал показывать, а в окне появилось зарево. И тут же в другом окне все стало красным. Джил закричал: «Берите Гарри и спускайтесь в подвал!»

Так вот, значит, как все у них получилось… До вмешательства великанов, когда Джил был дома с Барбарой и Гарри, первой его реакцией было спрятаться в подвале. Довольно разумная мысль… Беда заключалась в том, что Джил решил: их окружает обычный пожар. В этом случае подвал был бы превосходным убежищем, но во время Большого Пожара в Шатли любой подвал быстро превращался в самый настоящий камин.

Они как раз успели спуститься вниз, когда появились двое высоких юношей в пластиковых костюмах и втащили их назад, в комнату. Это было довольно странное ожидание, когда толпы людей с криками пробегали мимо их дома, а красное зарево стало таким ярким, что вполне заменяло погасший свет. Юноши в пластиковых костюмах ничего не говорили в не отвечали на истерические вопросы Барбары. Однако они вели себя как люди, которые хорошо знают, что делать. Они не торопясь распаковали большой сверток и заставили Джила, Барбару, Дину и Гарри надеть противопожарные комбинезоны. Потом снова стали чего-то ждать.

Наконец пришло время уходить. Великаны отдали ребенка Барбаре, открыли дверь, и все вышли наружу.

То, что они увидели, было неописуемо — во всяком случае. Дина не смогла рассказать ничего внятного.

Они шли по пылающей улице. Никто их не видел, потому что человек без костюма не продержался бы здесь и нескольких секунд; А они совершенно не чувствовали жара, могли свободно дышать, дым не ел глаза. В конечном счете им пришлось пройти всего несколько сотен ярдов. Они еще толком ничего не успели понять, как вдруг очутились в зоне, где было тихо, спокойно и прохладно.

Потом в стасисе появились другие люди, их было довольно много — испуганных и недоумевающих. С каждой минутой людей становилось все больше, и с них сразу снимали костюмы.

Больше Дина ничего не смогла рассказать, потому что вскоре появилась Миранда и отвела ее в сторону. «Она дала мне таблетку, — сказала Дина, — и я заснула».

Я перевел взгляд на Миранду. То, что великаны обладали удивительными для нас возможностями, было несомненным, как и то, что эти возможности были не безграничны.

Я еще мог допустить, что во власти Миранды было сделать Дину вполне нормальной, но в то, что Миранда может добиться подобного результата при помощи таблетки, я поверить не мог.

Невидимая для Дины, Миранда сделала быстрый жест рукой. Его значение не оставляло сомнений — мне не следовало продолжать разговор на эту тему.

Может быть, Миранда была Права: я уже и так знал все, что мне было необходимо знать.

Глядя на Дину, я поражался переменам. Она не использовала слов, которых не знала раньше; у нее не появилось нового опыта. Но… она стала нормальной. Дина никогда бы не смогла объяснить, что с ней произошло, но это было и неважно.

Никогда ранее Дине не удавалось рассказать мне длинную и сложную историю так, чтобы я смог ее понять.

— Я тебе очень благодарен, — искренне сказал я Миранде.

Миранде стало немного лучше, и она поднялась на ноги. Ее лицо было искажено от боли, но это была лишь физическая боль, которая не имела никакого значения. Она вся светилась от счастья.

— Мы добились успеха по ошибке, — сказала она.

— Так часто случается. Так уж устроена история. Мы делаем дюжину ошибок и получаем правильный результат. Оказывается, что значение имел ты, а не Джота. Грег…

Она пожала плечами, глядя на его застывшую на земле фигуру.

— Теперь я с ним управлюсь, — спокойно заметила Миранда»

— Я бы не стал торопиться с этим утверждением, — возразил я.

Но она была уже совершенно уверена. — Теперь у нас есть два, нет, даже три костюма. Забирай Дину, Вэл, и уходи. Со мной и Грегом все будет в порядке — нас заберут вместе со стасисом.

— Она улыбнулась. — И пусть у тебя родится много-много детей. У тебя с Шейлой и у Дины.

Для Миранды все на этом заканчивалось. Ее миссия была исполнена. И, хотя, как она сама признала, нужный результат был получен случайно — нам всем просто повезло, — это уже не имело значения.

Однако моя история еще не подошла к концу. На мне, как и прежде, лежала вина за Большой Пожар в Шатли. Ничего не изменилось. Слово «матерс» еще войдет в разговорный язык как имя нарицательное.

Дети, которые должны родиться у меня и Шейлы, будут жить в атмосфере постоянных издевательств. «Твой старик убийца…». Их будут гонять по школьному двору, как когда-то Джоту.

— Нет, — резко ответил я.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Мне не нужно такого будущего, Я не хочу, чтобы весь мир издевался над моими детьми.

Счастливое выражение на лице Миранды сменилось на беспокойное.

— Вэл, ты должен… Мой мир нуждается в тебе.

— Ваш мир значит для меня, — мрачно заметил я, — куда меньше, чем уничтожение Шатли для вас. Могу заверить тебя: гораздо меньше.

Дина переводила взгляд с меня на Миранду и обратно, она понимала очень немногое из того, о чем мы говорили, но гораздо больше, чем можно было бы ожидать.

— Я очень многое значу для вас, — сказал я. — И ты это хорошо знаешь.

— Даже гораздо больше, чем ты себе представляешь.

— У меня есть цена.

— Цена?

— Тринити Холл, — пояснил я. Она не поняла.

— Ты сама мне говорила, — продолжал я, — что, если бы не Тринити Холл, у меня были бы шансы. У моих детей были бы шансы. Без Тринити Холл количество смертей для такого ужасного пожара было бы совсем небольшим. Тогда бы оказалось, что сработала если не система пожаротушения, то хотя бы система спасения людей. После таких катастроф во внимание принимаются только факты. Без трагедии в Тринити Холл пожар все равно останется ужасным, и никто не будет осыпать меня розами, но делать из моей скромной персоны козла отпущения будет уже совсем не обязательно. Несколько десятков людей погибнет там, где могли бы погибнуть тысячи. Возможно, я даже сумею сохранить свою работу.

— И это все, о чем ты думаешь? О себе? — спросила Миранда. — Судя по твоим словам, пожар — это лишь большая неприятность, грозящая лично тебе?

Я невесело рассмеялся.

— Да, мне, Шейле, Дине, моим детям и многим другим. И еще тем двумстам несчастным, которые сгорели заживо в Тринити Холл. Если их не спасут… я не хочу быть спасенным сам.

— Ты блефуешь. Ты не останешься умирать.

— Останусь, — спокойно и твердо сказал я. — Но я не могу отвечать за Дину. Она должна все решить сама.

Дина подняла голову и проговорила:

— Вэл, ты все, что у меня есть. Мне кажется, я понимаю, о чем вы спорите. Есть двести человек, которых вы можете спасти…

— Я не могу, — не сдавалась Миранда.

— Вэл считает, что можешь…

— Все это чепуха, — резко возразила Миранда.

— Вэл, ты же знаешь, что не умрешь. Река времени…

— Я уже сыт по горло разговорами о реке времени. Я хотел получить разъяснения. Теперь с меня хватит. Или вы спасете молодежь и стариков в Тринити Холл, или я остаюсь здесь.

— В костюмах, — сказала Миранда. — Здесь ведь костюмы. Ты блефуешь. Вы наденете костюмы, останетесь здесь и…

Она замолчала, когда я поднялся на ноги, взял все три костюма и подошел к стене стасиса. Миранда не стала протестовать. Она все еще считала, что с моей стороны это игра.

Но когда я выбросил наружу первый костюм, она закричала.

Пластик был огнеупорным, но аппарат для дыхания — нет. А костюм не был закрыт.

Глава 12

Миранда вскочила на ноги и подбежала ко мне.

— Подожди, Вэл, — упрашивала она, — ты не понимаешь: если костюмы будут уничтожены, то у тебя не останется никаких шансов получить то, что ты хочешь. Даже если мне удастся добиться чего-нибудь с Тринити Холл… Для этого мне необходимо вернуться в рощу и поговорить с людьми, которые отвечают за эту операцию. Я не могу уйти отсюда без костюма. Поэтому, если ты…

Я выкинул второй костюм через невидимую стену стасиса.

Вместе с Мирандой я отошел от стены стасиса.

— Все вернулось на круги своя, — сказал я. — У нас остался один костюм. Теперь Дина и я не смогут уйти отсюда одновременно. Ты хочешь спасти нас. И если то, что ты говоришь, правда, то тебе в самом деле необходимо нас спасти. Значит, вы обязаны что-то сделать для людей из Тринити Холл.

— Они никогда не согласятся на это, — тихо ответила Миранда.

— Но ты же согласилась. Теперь остается только попытаться.

— Ладно, — со вздохом сказала она, — я попробую.

После долгого ожидания нас всех охватило страшное нетерпение. Я не знал, когда наступит рассвет, но времени до него, вероятно, осталось совсем немного.

Пока нам нечего было делать, время не играло особой роли, но теперь оно стало жизненно важным. Наконец Миранда торопливо натянула костюм и почти бегом выскочила из стасиса.

— Наверное, ты не сможешь объяснить мне все, Вэл? — спросила Дина.

— Пожалуй, не смогу.

— Но ты действительно думаешь, что она сможет спасти двести человек в Тринити Холл?

— Да, — ответил я.

— И единственное, что нам остается, — ждать? — спросила Дина.

— Да, теперь мы можем только ждать.

К этому времени к городу должны были стянуться все пожарные силы Англии. Они наверняка уже начали бороться с огнем.

Есть ли у нас надежда, что пожарные успеют вовремя, и мы все равно будем спасены? И еще одно я понял только сейчас. Одна из главных причин, по которой я так отчаянно рисковал жизнью Дины и своей, заключалась в том, что мне вдруг стало до боли ясно: я и в самом деле отвечаю за то, что произошло в Шатли.

Нет, я не начинал пожара. Я не допустил ошибок по глупости или жадности. Просто я делал свою работу так, как того хотело мое руководство. Не было никаких фальшивок или подделок. Даже в случае с Тринити Холл моя совесть была чиста. Пожарный надзор должен предъявлять максимально жесткие требования — в этом и состоит их работа. Менеджерам страховых компаний не нужны пожары — ведь тогда придется выплачивать крупные суммы, но они не могут не пойти на определенный риск — иначе никто бы не стал страховаться от пожаров.

Теперь я обязан был поставить на кон свою жизнь, и я сделал это. Если молодежь и пенсионеры в Тринити Холл будут быть спасены; значит, и у меня появятся шансы.

— Как забавно, — сказала Дина. По-прежнему погруженный в свои мысли, я не обратил на ее слова внимания.

— Становится светлее, — снова заговорила Дина. Дина была права, и в то же время она ошибалась.

Действительно становилось светлее, но это не было забавным. В особенности, когда исчез стасис.

Это был самый настоящий ад.

Жар одновременно ударил со всех сторон.

Моя плоть несколько мгновений выдерживала жар, а потом начала высыхать и трескаться. Я мог чувствовать — или это лишь показалось мне — как закипает в жилах кровь.

В эти долгие секунды, когда огонь пожирал наши тела, мы озирались по сторонам, пока еще могли видеть, в инстинктивных поисках пути к спасению. Всегда существует шанс выжить.

Но нам нечего было ждать. Жар шел со всех сторон. Самым холодным местом был центр стасиса, в котором мы практически и находились.

Белая блузка Дины медленно, но неотвратимо, становилась коричневой.

Грег, не приходя в сознание, начал корчиться, как пластмассовая кукла, брошенная в огонь.

Мы закричали.

Мы больше не могли дышать. Огонь пожрал весь кислород.

Задолго до смерти мы потеряли способность видеть.

Но не чувствовать.

И я умер.

Ко мне снова вернулась жизнь. Естественно, ничего другого и нельзя было ожидать. Когда рядом находились Миранда и великаны, смерть не была смертью, да и в жизни полной уверенности тоже быть не могло.

Я продолжал помнить все, что произошло. На всю оставшуюся жизнь я запомню, что значит умереть среди тлеющих останков огромного пожара.

Теперь же на мне не было и следа ожогов, я был прежним. Да и стасис появился снова. Блузка Дины опять стала белой. Грег продолжал спокойно храпеть.

Надо мной стояла Миранда и снимала костюм. Другой валялся у ее ног.

— Я опоздала на десять минут, — сказала Миранда. — Но на этот раз у меня была возможность исправить положение. — У нее в руках было небольшое устройство, напоминающее транзисторный приемник.

— Большое тебе спасибо, — ответил я. — Теперь мы можем все начать заново. Потому что я не изменил своего решения.

— Дело сделано, — перебила меня Миранда. Прошло несколько секунд, прежде чем я сообразил, что она имеет в виду.

— Тринити Холл? — наконец спросил я. Они кивнула.

— Они согласились… Твоя жизнь для нас необходима, Вэл. Возможно, и Дины тоже, мы точно не знаем.

Конечно, она могла лгать. Миранда была способна совершенно сознательно пойти на блеф, чтобы вывести нас с Диной отсюда, а потом быстро исчезнуть. Тогда нам не с кем будет торговаться, да и смерть наша будет совершенно бессмысленной.

Но выбора у меня все равно не оставалось. Я начал надевать костюм. Дина последовала моему примеру. Миранда облегченно вздохнула.

— Мы пойдем мимо Тринити Холл, — заявил я. — И если тела все еще там, я вернусь обратно.

— Как посчитаешь нужным, — пожав плечами, ответила Миранда.

— Вы получили то, что хотели? — спросил я. — Вы удовлетворены?

— Да.

— Ты уверена? — Я посмотрел на Грега, который так и не пошевелился за все время нашего разговора.

— Да. В моем мире уже произошли большие перемены. Дар исчез. По поводу людей, обладающих иммунитетом, мы ничего не знаем — возможно, теперь они не нужны.

Мы надели костюмы и загерметизировали их.

— Поторопимся, — сказал я, — потому что мне понадобится время, если потребуется, вернуться сюда и снять костюм.

— Прощай, Вэл, — откликнулась Миранда. Она ничего не сказала Дине и отвернулась. Я задумчиво посмотрел на Грега. Хотя он и не сделал мне ничего хорошего, я вдруг понял, что мне его жаль, и сказал об этом Миранде.

— Теперь он пройдет психиатрическое лечение,

— ответила Миранда. — Раньше Грег отказывался, но сейчас у него нет выхода.

— Ты думаешь, он сможет приспособиться?

— Почему бы и нет? Ему ведь всего четырнадцать. Я заморгал. До сих пор я ни разу не спрашивал о возрасте великанов. Я знал, что Миранде тридцать лет, но она была их учительницей.

— А остальным? — спросил я. — Ты говорила, что Грег из младшего класса.

— Нет, я сказала, что он учится на класс ниже. Ты ведь видел — он не блещет способностями. А им… им всем по двенадцать.

Она не поднимала глаз с того момента, как попрощалась со мной.

Дина и я пошли обратно сквозь умирающий огонь. Мы с трудом отыскали Тринити Холл. К моему счастью, гора скелетов исчезла…

Мы прошли мимо заваленного моста. Все еще было довольно темно. Когда мы отошли подальше от огня. Дина и я сняли костюмы. Среди развалин я нашел старый, грязный мешок и завернул в него оба костюма.

Хорошо зная пути распространения огня, великаны выбрали рощицу возле моего дома — идеальное место для перехода в наше время. Даже сейчас, когда вокруг огромного пепелища, которое еще вчера было городом Шатли, бродили тысячи людей, мы смогли пройти вдоль реки до самой рощи, и нас никто не заметил, ведь все дороги, выходящие из города, вели в сторону Кэстл Хилл. Издалека мы видели группу людей в синей форме, которые осматривали заваленный мост, но нам не составило особого труда не попасться им на глаза. «Значит, всем этим великанам было всего по двенадцать лет», — подумал я. Ну, ничего такого уж удивительного в этом нет. Уже в мое время некоторые девочки созревали в одиннадцать, а не в четырнадцать или пятнадцать, а в двенадцать они вырастали до пяти футов и шести дюймов, а весили при этом за сто пятьдесят фунтов.

Дина помалкивала, и меня это радовало. За последние сорок часов со мной произошло столько всего: я убил человека и умер сам. Если быть честным, то я был совершенно вымотан.

За эти сорок часов я- перечувствовал слишком много — или слишком мало. Я не оказался героем, но и злодеем тоже не стал. Я вел себя не слишком умно, но и дураком себя бы не назвал. Мы шли по тропинке вдоль берега, по которой, наверное, ходили великаны. Однако моста больше не было, а лодка находилась на противоположной стороне.

— Нам придется плыть, — сказал я. Дина начала раздеваться.

— Нет, — сказал я, — мы ничего не должны оставлять здесь.

— Я не собиралась оставлять свою одежду, — ответила Дина. — Я возьму ее с собой.

— Просто переплыви реку в одежде, — устало проговорил я. Но Дина не обратила на мои слова никакого внимания. Она сняла блузку, юбку, чулки и туфли, сложила их в аккуратный сверток и скользнула в воду, держа одежду над головой.

Это была новая Дина. Раньше она все делала так, как говорил я. Теперь мне нужно привыкать к тому, что она будет заботиться о себе сама.

Скоро мы были дома.

Чья-то рука упорно трясла меня. С неохотой я открыл глаза. Часы возле моей постели показывали 10.30.

На краю моей кровати сидел крупный человек средних лет, которого я не знал. И в то же время его лицо показалось мне знакомым.

— Мистер Матерс, — сказал он, — я старший констебль Вилсон. Мне очень жаль, что я должен побеспокоить вас, но дело весьма срочное.

— Шейла! — воскликнул я, быстро садясь на постели.

— С вашей женой все в порядке, мистер Матерс. Более того, она ведет себя просто замечательно. И я видел вашу сестру. Она не хотела пускать меня, но я сумел уговорить ее.

Я спустил ноги с кровати.

При других обстоятельствах, то, что я был голым, могло бы удивить Вилсона, но только не этой ночью.

Я накинул халат.

— Что вы хотите? — прямо спросил я.

— Я только начинаю вникать в ситуацию, мистер Матерс. Вы, конечно, информированы о пожаре?

— Да.

Он сделал удивленное выражение лица, и я подумал, что этот человек что-то знает.

— Откуда? — переспросил он. — Вы ведь еще не успели связаться со своей компанией?

— Нет.

Я чувствовал, что события начинают разворачиваться никудышным для меня образом.

Старший констебль Вилсон пришел ко мне вовсе не для того, чтобы первым кинуть камень. Но это было только начало.

Однако мне было совсем не обязательно устраняться и давать событиям развиваться своим чередом. Я должен сам повернуть руль в ту сторону, которая меня больше устраивает. Если я это сделаю, то мир Миранды может погибнуть. Ее пресловутая река времени может выбрать совсем другой путь. Да и чем это может кончиться для меня — неизвестно.

Тем не менее…

Я открыл шкаф и вытащил два костюма.

— Вы когда-нибудь видели нечто подобное? — спросил я.

Кости были брошены. После того как я показал старшему констеблю Вилсону костюмы великанов, отступления у меня не оставалось. Поначалу они не производили особого впечатления, но то, как они легко подходили любому человеку, принимая форму его тела, и то, каким странным образом они застегивались безо всяких пуговиц и молний, все это заставляло слушать меня куда более внимательно. Рано или поздно их испытают в большом пожаре, и тогда станет абсолютно ясно, что в них можно проходить сквозь самый яростный огонь.

Я не собирался отступать. Однако и говорить лишнего тоже не хотел.

В следующие несколько лихорадочных часов я успел поговорить со множеством людей — причем каждый следующий занимал более важный пост. Я не видел ни Шейлы, ни Дины — слишком многие люди искали встречи со мной.

Я рассказал им о Мэгги Хобсон и был первым, кто сообщил им о ее смерти. (Прошло несколько дней, прежде чем удалось составить даже предварительный список жертв). Я не перекладывал свою вину на ее плечи; им предоставлялось делать выводы самим.

Относительно Миранды и великанов я сохранял молчание, и, в конечном счете, это привело к тому, что они поверили в совершенно невозможные вещи, вместо того чтобы сразу их отбросить в сторону. Добровольно я не рассказывал им ничего; и только под давлением обстоятельств и фактов выдавал по крохам правдоподобную информацию.

Однако я не стал скрывать, что имею отношение к спасению Тринити Холл. Я рассказал, каким образом была дана тревога, а потом намекнул…

И уже вечером следующего дня, после Большого Пожара в Шатли, я понял, что совершил правильный выбор. Для нас.

Невозможно сделать козла отпущения из человека, который знает о событиях больше, чем все остальные. Человека, который знает больше, чем говорит, и молчит, пока ему не подсказывают три четверти ответа.

Но правильно ли я поступил с Белоснежкой и великанами? Может быть, они исчезли или Дар возродился среди них в еще худшем варианте, чем раньше? Сбросил ли я миллион водородных бомб на мир 2297 года?

С тех самых пор, с этого Большого Пожара в Шатли, я не перестаю думать об их мире.

Андрей Чертков

в рубрике

МЕСТО ВСТРЕЧИ

КНИГОИЗДАНИЕ

Кажется, после ступора фантастика понемногу возвращается на книжный рынок. Утверждать, что больной окончательно пошел на поправку, пока рановато — и не только из-за непредсказуемых внешних факторов, но и потому, что некоторое ослабление кризиса а издательской отрасли совпало с определенной перегруппировкой сил, которая еще не известно чем закончится. Сейчас можно сообщить следующее: одни издательства окончательно прекратили свою деятельность, другие приостановили выпуск книг, третьи поменяли ориентацию. С другой стороны, начали появляться новые издательства, которые, учитывая чужой печальный опыт, осторожно вступают сейчас в неспокойные воды книжного моря. Кроме того, некоторые солидные фирмы, которые предпочли в свое время более «хлебные» жанры, теперь пытаются вернуться в опустевшую экологическую нишу. Но что самое приятное— отечественная НФ начинает понемногу возвращаться на книжный рынок.

Так, в нижегородском издательстве «Флокс» должны выйти книги С. Логинова, Ю. Брайдера и Н. Чадовича, В. Рыбакова, А. Столярова, А. Лазврчука, В. Колупаева и Г. Прашкевича. Замысел пытаются поддержать и другие нижегородские издательства, такие, как «Нижкнига» (в прошлом году начало издавать собрание сочинений В. Крапивина) и «Параллель».

В другом региональном центре, Екатеринбурге, продолжает выходить серия «Иноземье». Однако вместо «КРОК-Центра», делавшего ставку на Запад, ее выпускает теперь издательство «Тезис», которому более по душе фантастика отечественная. В этой серии недавно вышли авторские сборники Г. Прашкевича и А. Щупова, а в скором времени издательство обещает выпустить книги С. Слепынина… и англичанина Дж. Браннера.

В столице тоже заметно некоторое движение. В честности, вернулось на рынок издательство «Текст», предложившее читателям новый роман К. Булычеве и заявившее о своем намерении выпустить 6-й номер альманаха «Завтра», роман С. Витицкого, сборники А. Кабакова, П. Амнуэля, А. Житинского, Д. Биленкина.

Издательство «Мир», после некоторого перерыва выпустило в серии «Зарубежная фантастика» романы К. Сагана «Контакт» и М. Крейтона «Конго», в в новой серии «Ноrror» — «Темную половину» С. Кинга. Кстати, это издательство обладает эксклюзивными правами на публикацию нескольких романов американского короля ужасов.

Издательство «Аргус» выпустило четыре томе книжной серии «Хронос» (переводная НФ). Но обещает больше, в том числе книги отечественных авторов — Л. Вершинина и С. Лукьяненко.

Лидер книжного рынке фантестики — рижское издательство «Полярис» немерено выпустить собрение сочинений Р. Желязны, А. Бестера, Г. Каттнера.

Короче, если книги выходят, в люди их покупают и читают — значит, жизнь на этой земле продолжается.

КОНВЕНЦИИ

Прошедший год — впрочем, как и 93-й — был не слишком щедр на встречи писателей, издателей и читателей. О двух конвенциях («Интерпресскон» и «Аэлите») уже упоминалось в прошлом выпуске «Интеркоме». Расскажем о тех, которые не успели войти в первый номер.

В начале ноября в Казани прошел «Зиланткон-94» — традиционная встреча любителей Дж. Р. Р. Толкина и поклонников и ролевых игр, собравшая около 250 участников. Тем не менее, помимо обычных для этой публики развлечений вроде эльфийского бала и поединков на мечах, программа предусматривала и несколько более «приземленных» мероприятий, таких, как семинары фантастиковедения и фэн-прессы. Конвенцию почтили своим присутствием представители журналов «Уральский следопыт» и «Сверхновая американская фантастика».

Вторая конвенция, несмотря на более скромное количество участников (около 50 человек), стеле событием. Фестиваль фантастики «Белое пятно», прошедший в Новосибирске в конце ноября — это первая серьезная конвенция в Сибири за всю недолгую, но славную историю советского и постсоветского фэндома. На фестиваль приехали многие писатели и читатели из разных городов России. Главное мероприятие конвенции — конкурс рукописей, по итогам которого были вручены призы, названные весьма задиристо — «Белое пятно». Лауреатов по трем основным номинациям (роман, повесть, рассказ) определяло жюри в составе В. Колупаева, Г. Прашкевича и М. Успенского. Призы получили А. Лазарчук (за роман-трилогию «Опоздавшие к лету»), А. Рубан (за повесть «Сон войны»), В. Клименко (за рассказ «Урод»), Поощрительного призе был удостоен Л. Кудрявцев (за рассказ «Карусель Пушкина»). Были отмечены и другие интересные произведения — роман Н. Романецкого «Убей в себе Додолу» и повесть Ю. Буркина и С. Лукьяненко «Сегодня, мама!».

Тем временем уже вовсю идет подготовке к весенним конвенциям. Их список открывает «Сибкон» в Красноярске (конец марта), на котором состоится присуждение так называемых «жанровых» премий «Странник» — «Меч Руматы» (героико-романтическая фантастика), «Меч в зеркале» (альтернативно-историческая фантастика), «Лунный меч» (фантастика ужасов) и «Меч в камне» (фэнтези). Кстати, произошли некоторые перемены в составе жюри «Странника» — из него вышел К. Булычев и вошел М. Веллер. Ответственным секретарем премии назначен Б. Завгородний.

Еще две конвенции состоятся в мае: в начале месяце — очередной «Интерпресскон» в Санкт-Петербурге, в конце — фестиваль «Аэлита» в Екатеринбурге. Следовательно, скоро станет известно, кому же на этот рез достались премии «Бронзовая улитке», «Интерпресскон», «Странник», «Аэлите» и «Старт».

Сергей Бережной

в рубрике

ДИСПЛЕЙ-КРИТИКА

В поисках книжного рынка

Обзор новых книг отечественных фантастов начнем, как водится, с «хитов».

КИР БУЛЫЧЕВ выпустил за последнее время два новых романа. Первый называется «Покушение на Тесея» и представляет читателям героиню начатого автором «Алисы» нового сериала — спецагента галактической полиции Кору Орбат. По стилистике новая серия будет, кажется, чем-то средним между серией о Великом Гусляре и космическими боевиками. «Покушение…» — второй роман серии (написаны и скоро выйдут первый и третий романы о Коре Орбат).

Охарактеризовать этот роман а нескольких словах довольно трудно. Булычев широко использует в нем как собственные наработки (живо вспоминается «Заповедник сказок»), так и изобретения американского киберпанка — а частности, виртуальную реальность. Впрочем, понятие о виртуальной реальности у Булычева довольно своеобразное — он не пытается запутать ни себя, ни читателя компьютерной терминологией, он просто создает для более-менее реалистически написанного персонажа возможность жить в совершенно сказочном мире. Для создания «Заповедника сказок» он приспособил машину времени, для воссоздания мире древнегреческих мифов — компьютерное моделирование реальности. Возможно, это день традициям: машинерия в фантастике была всегда, и Булычев эту традицию блюдет, не придавая ей излишнего значения и оставаясь восхитительно несерьезным. Персонажи резвятся в море анахронизмов, «искусственные» действующие лице смешиваются с «неискусственными» — и «смоделированная» беспринципность оказывается не менее отталкивающей, чем беспринципность «природная»…

В совершенно другой тональности выдержан роман «Заповедник для академиков» — продолжение фантастической эпопеи «Река Хронос». Роман четко поделен автором на две части: детективную (Булычев слегка пародирует романы Агаты Кристи — на что, кстати, сам в романе и намекает) и альтернативно-историческую. Основой для сюжета второй чести стало «всего лишь» одно допущение: в СССР теоретическая возможность создания атомной бомбы была осознана еще в начале тридцатых, а в 1939 году бомбе у Сталина была уже «в металле». Развивая сюжет, Булычев позволяет себе поиграть с вероятностями (чувствуется, что и сем автор этими вероятностями увлекся): Гитлер гибнет в 1939 году в Варшаве от взрыва русской атомной бомбы, одновременно умирает Сталин, получивший смертельную дозу облучения от подаренного Ежовым «сувенира» с ядерного полигона… Судьба героев «Реки Хронос» в этом томе намечена пунктирно. Для автора явно важнее сем художественно-исторический эксперимент.

Раз уж речь зашла об альтернативной фантастике, необходимо упомянуть роман МИХАИЛА ПЕРВУХИНА «Пугачев-победитель», изданный в екатеринбургской серии «Иноземье». Роман публикуется в России впервые и впервые же — сколько-нибудь значительным тиражом (берлинское издание 1924 года было, как легко догадаться, малотиражным). Кажется, это первая в мировой литературе попытке создать роман в жанре, который получил название «альтернативной истории». Народный бунт, захлестнувший Россию и посадивший на московский престол Емельку Пугачева («анпиратора Петра») сильно напоминает события 1917–1919 годов, разве что концовке у памфлета Первухина «оптимистическая»: императрица жива, Пугачев бежал, Суворов идет на Москву… Можно только поблагодарить екатеринбургского исследователя фантастики Игоря Георгиевича Халымбаджу, раскопавшего данную книгу (и данного автора) под илом десятилетий, — именно его трудами российский читатель сегодня получил возможность прочесть этот роман.

В той же серии «Иноземье» выпущены авторские книги ГЕННАДИЯ ПРАШКЕВИЧА «Шпион против алхимиков» (восемь повестей из цикла «Записки промышленного шпиона» плюс повесть «Школе гениев», написанная совместное Владимиром Саиньиным) и дебютанта АЛЕКСЕЯ ЩУПОВА «Холод Малиогонта». Если сериал Прашкевича читателям более-менее знаком, и никаких особых неожиданностей его книга не преподнесла, то появление в этой серии повестей Щупова стало приятной неожиданностью. Автор первой же книгой дал понять, какую именно фантастику «выбирает новое поколение» фантастов — приключенческий триллер с философской «подкладкой». Если, скажем, Василий Головачев уделяет повышенное внимание сюжету и антуражу, то Щупов явно прибавляет к этому еще и некоторую интеллектуальность. Как выясняется, в небольших дозах это не смертельно.

Впрочем, еще не перевелась и «бытовая фантастика». Вышедший в Сыктывкаре в 1993 году дебютный сборник БЭЛЫ ЖУЖУНАВЫ «Замочная скважина Вселенной» доказывает это со всей определенностью. Увы, сборник, при всей наблюдательности, ироничности автора и его доброжелательном отношении к собственным героям, выглядит довольно уныло. Спокойная повествовательность, сглаженность и необязательность конфликтов и юмор в духе «у нас во дворе сегодня тарелка села» — это уже прошлый век. Уже были и Александр Житинский, и Олег Тарутин — были, и даже кое в чем успели надоесть. Зачем повторять их черновики?

Впрочем, как выясняется, малотиражные книги тоже могут таить сюрпризы. Тысячным тиражом в Волгограде (стараниями Бориса Завгороднего, таким обрезом закрывшего свою серию «Клуб 999») была издана книжке АНДРЕЯ ДВОРНИКА «Отруби по локоть» — великолепный боевик, пародирующий буквально все на свете. Космическая принцесса, монстры-мозгососы, зомби… Из классики больше всех пострадали Вильям Шекспир и Эдуард Успенский — автор с одинаковым упоением заимствует сюжет «Короля Лира» и фразочки из мультфильмов про Дядю Федора. Размахивая лазерными нунчаками, герой не устает напевать «Мурку», его рубят в капусту, но ему и на это есть что сказать: у него, видите ли, девять жизней. Ну и так далее… Если вы испытываете интерес (хотя бы даже академический) к «капустникам» и КВН-ам, то роман этот вам почти наверняка понравится.

Список вышедших книг был бы не полон без упоминания об изданном в Саратове сборнике пародий на «Властелина Колец» и «Сильмариллион» Джона Р. Р. Толкина. Сборник называется «Звирьмариллион». Чувствуется, что составители его брали материал с бору по сосенке — и чурка к чурке тут явно не притерта. Есть и широко известный узким кругам «Звирьмариллион» С. О. Рождевятого, издевательски выхихикивающий сюжет, или «Трудно быть Горлумом» Н. Эдельмана, переложившего лучшие тексты Стругацких на тучные почвы Средиземья. Прочие произведения сборника дают повод разве что пожалеть о потраченном на их прочтение времени. Заметно лишь одно желание: поязвительнее вывернуть наизнанку книги Мастера, как авторам нравилось выворачивать наизнанку «Властелина Колец», и не находить в этой выворотке ничего достойного их просвещенного внимания. Возможно, в публикации таких текстов есть смысл — это своеобразные отражения и преломления классики в сознании весьма «усредненного» потребителя литературы…

О бедном журнале замолвите слово

И 1993-й, и 1994 год «Уральский следопыт» начал повестями из «шпионского» цикла Геннадия Прашкевича. «Спор с Дьяволом» (1–2»93) можно читать не без определенного удовольствия: динамично, детективно, плюс литературная тайна. Открытая концовка повести позволяла предположить, что дальше будет не менее интересно. Однако следующая работа, которая появилась через год и носила название «Приговоренный» (1»94), не оправдала даже самых скромных надежд, вызывая впечатление произвольно взятой главы из романа. Шпион попадает в переделку, ему долго и красочно расписывают, как крепко он влип, но он не унывает и в два счета выдирается из капкана. Все.

Год 1993-й продолжился повестью Валентины Калининой «Планета-Мечта» (2–3»93). При желании это можно представить «социальной фантастикой». Наблюдается что-то социально движущееся. Например, освободительные движения, ПОД-спудные и НАД. Естественно, все это приправлено Оруэллом и Хаксли. Но больше всего бросается в глаза фон, на котором все это малоудобно разложено: шпаги, бластеры, короли, зеки, черти и романтическая любовь. В общем-то, в повести, если очень захотеть, можно даже найти рациональное зерно. А отыскав его, пожалеть: ну не сможет никакое мало-мальски рациональное зерно вырасти на такой эстетической почве.

В следующем номере (4»93) напечатана прекрасная повесть Василия Щепетнева «Тот, кто не спит». КГБ в пятидесятых годах ставит социальный эксперимент: а что было бы, если бы наиболее выносливая часть советского народа пережила ядерную бомбардировку? Вряд ли эту задумку кто-нибудь сочтет очень уж оригинальной. Повесть, однако, выглядит необычно, чему причиной, пожалуй, форма: достойный культурный триллер.

Далее (в номере 7»93) последовала подборка рассказов отечественных авторов. «Родительский день» Михаила Немченко — излишне патетическая зарисовка о том, как нужно чтить свои корни. Видимо, автор полагает, что от повторения эта мысль станет менее банальной. «Мумия» Андрея Лазарчука в комментариях не нуждается — премии «Бронзовая улитка» и «Интерпресскон» достаточно весомы и каждая в отдельности, а уж вместе… И, наконец, «Лабиринт» Абдулхака Закирова — превосходный, на мой взгляд, философский рассказ на темы древнегреческой мифологии.

В номерах 8-м и 9-м за 1993 год «Следопыт» напечатал еще одну повесть покойного Владимира Фирсова — «Сказание о Четвертой Луне». Честно говоря, трудно поверить, что она написана в 1969 году. Повесть современна даже сейчас, когда тоталитаризм уже забит демократическими сапогами до тяжелой икоты, а выйди эта повесть в 1987-м, скажем, то стоять бы ей наравне с «Невозвращенцем» Александра Кабакова…

Параллельная реальность. Автоматы и мечи. Империя, владыка которой бессмертен до тех пор, пока каждый день выпивает жизнь одного из своих подданных. Ежедневные казни — decapito — перестали быть зрелищем даже для обывателей. Отрубленные головы бережно, как книги в библиотеке, хранятся на полках в специальном отделении дворца…

Повествование ведется от лица одной из таких голов, возвращенной к жизни на чужом теле.

Жажда мести, заговор, революция…

Наконец-то (сколько лет прошло со времени публикации повести «Срубить крест»!) мы видим, как этот автор мог писать… Остается только гадать, сколько шедевров осталось им не написанными из-за того, что они все равно не были бы востребованы своим временем…

По контрасту с повестью Фирсова, рассказ Сергея Другаля «Чужие обычаи»(9»93) — космическая НФ, написанная в ярком «другалевском» стиле. Команда первооткрывателей высаживается на свеженькую планету и принимается устанавливать взаимопонимание с местным первобытным населением. Судя по тому, как ребята это делают, методология процедуры контакта на Земле еще не разработана. Контактеры просто развлекаются — и заодно развлекают читателя. Один герой, установив несоответствие обычаев планеты общечеловеческим нормам, начинает активную профессорскую деятельность, за что и получает яйцом по голове. Другой, установив то же самое, принимает чужие обычаи как данность и успешно (до полной потери гуманистической идеологии) вливается в первобытный коллектив. Словом, все это забавно и даже весело.

Помня, что время не стоит на месте — и авторы иногда тоже, — я постарался забыть о разочаровании от «Охоты на Большую Медведицу», первой опубликованной повести Алексея Иванова, и приступил к его новому программному произведению, которое называется «Корабли и Галактика» (10–12»93). И сразу же обрадовался: мне показалось, что у автора появилось чувство юмора. Ну что еще я мог подумать, если с первых строк стало ясно, что я читаю классическую по форме космическую оперу, нарочито патетическую и выспренную, да еще и с великолепными пародийными эпизодами — одно описание космической крепости с подъемным мостом, контрфорсами и красно-кирпичными заплатами чего стоит! В общем, читаю, радуюсь и думаю, что все хорошо, только надо было автору для еще большего юмора писать вообще ВСЕ существительные с заглавной буквы — не только Корабли, Люди и Космос, а еще, скажем, Пульт, Антенна и Сопло. И вдруг замечаю — что-то не так. Оказывается, автор все эти пародийные прелести использует как антураж для серьезной космической оперы, насколько космическая опера вообще может быть серьезной. То есть это у Алексея Иванова эстетика такая: то, что я однозначно воспринимаю как пародию, он не менее однозначно воспринимает как изыск.

В жанре космической фантастики решает свою повесть и москвич Александр Громов. «Наработка на отказ» (2–4»94) — произведение о Человечестве, которое обречено бесконечно повторять свои ошибки, главная из которых — пренебрежение простой истиной: даже самая великая цель не оправдывает низменных средств. Действие повести разворачивается на чужой планете, которую колонизируют сразу несколько держав. Каждая делает это по-своему, но основное внимание автор обращает на одно поселение, давно ставшее самодостаточным социумом. Социум этот быстро ассимилирует новичков и семимильными шагами движется от относительной свободы к неприкрытому тоталитаризму.

В «Наработке на отказ» есть почти все, что хотелось бы видеть в добротно сделанном произведении массовой коммерческой (что не значит дурной) НФ — неходульный герой, изобретательно выписанный антураж, загадка. Несколько подкачал сюжет: автору, кажется, не хватает пока умения рассчитывать силы — на длинных литературных дистанциях он никак не может выдержать ритм повествования. Впрочем, это могут быть издержки технические — «Следопыт» напечатал повесть (роман?) в журнальном варианте… А в общем, могу только порадоваться, что в нашей фантастике появился новый много-обещающий автор.

И в 1993, и в 1994 году «Уральский следопыт» выходил судорожно. К декабрю здесь появился только четвертый номер. Увы. Обзор останавливается на пол-пути…

К сожалению, те же проблемы в наше время встают перед каждым периодическим изданием. Скажем, журнал «МОЛОДЕЖЬ И ФАНТАСТИКА» (Днепропетровск), выходящий под редакцией Александра Левенко с 1991 года, сейчас в своем активе имеет шесть номеров. Как это сумел сделать Левенко — загадка. Другим не удалось и такого.

В относительно свежих пятом и шестом номерах присутствуют несколько достойных упоминания произведений. Во-первых, в пятом номере закончилась, начатая еще в 1991 году публикация романа Анта Скаландиса «Катализ», эпического произведения жанра экспериментально-социальной фантастики. Роман был начат в 1981 году (что заметно, поскольку сначала трудновато разобраться: то ли автор пародирует советскую фантастику, то ли верно следует ее канонам), а закончен в начале девяностых. Ввиду столь длительных и тяжелых родов дитя получилось несколько странноватое (представьте, что получится, если смешать «Хищные вещи века» Стругацких с романом «Льды возвращаются» Казанцева и обильно разбавить этот коктейль коньяком). Пересказывать роман совершенно бессмысленно, зато имеет смысл сказать, что наши книгоиздатели в очередной раз дружно прохлопали Толстый Отечественный Фантастический Боевик, с чем я их и поздравляю.

Большую половину номера шестого занимает повесть Юлия Буркина и Сергея Лукьяненко «Сегодня, мама!». Нет никаких сомнений, что повесть эта будет принята на ура всеми любителями фантастики школьного возраста. Лукьяненко и Буркин написали веселую и озорную приключенческую историю с путешествиями во времени, в космосе, оживающими мумиями и бесшабашными малолетними героями. Исполнено все это как будто на едином дыхании, в сюжет вставлены, кажется, все общие знакомые соавторов (за некоторыми досадными исключениями). Сами соавторы изображены в повести а виде древнеегипетских персонажей — «старшего держателя подставки для копья младшего копейщика» и «младшего держателя ножен меча старшего мечника».

Теперь обратимся к журналу «Одессей» (Одесса), два номера которого вышли в 1993 гсщу. «Базовым» автором этого журнала оказался москвич Николай Александров. В первом номере напечатана его повесть «Лже…», во втором — «Футурляндия». И то, и другое написано в традициях той фантастики, которую принято именовать «советской» и которая обречена не быть переведенной за рубежом из-за обилия реалий, не понятных никому, кроме жителей бывшей одной шестой части суши…

«Лже…» — повесть о человеке, который обрел способность перевоплощаться в других людей. Карьере этого персонажа (начав с подзаборного бомжа, он дорос до Президента СССР) можно только посочувствовать. Продвижение по социальной лестнице сопровождалось множеством вкусных подробностей, которые, собственно, и составляют лучшие страницы повести. Для примера упомяну яркий эпизод с предвыборной кампанией главного героя, который стал депутатом, пообещав раскрыть тайну НЛО…

Повесть «Футурляндия» сделана в более жесткой манере. Это уже, скорее, сатирическая антиутопия. Сюжет ее тоже внешне прост: по дорогам разоренной и покинутой населением России ее первый и последний всенародно избранный Президент пробирается к западной границе. И снова вокруг этого несложного сюжете Александров ухитряется накрутить столько выдумки, что читатель позволяет себе безнадежно увлечься…

Вот на чем я хотел бы сделать ударение — на появлении УВЛЕКАТЕЛЬНОЙ фантастики, фантастики ПРОСТОЙ, фантастики ЗАБАВНОЙ. По всей видимости, это знамение времени. Новое поколение читателей, для которого уже не был откровением перевод каждого очередного романа Гаррисона, Силверберга, Желязны, выбирает простую (но не примитивную) форму и гораздо меньшие требования предъявляет к содержанию. Содержание должно быть — вот и все требования. Хоть философское, хоть социальное, хоть психологическое — но, пожалуйста, не перегружайте лодку… После взлета интеллектуальной фантастики начале девяностых (Лазарчук, Пелевин, Рыбаков, Столяров) пошел неизбежный откат. Перенасыщенность произведения концепциями уже далеко не всеми считается достоинством. Рынок требует появления профессиональной коммерческой фантастики — и рынок ее получит. Писатель теперь волен выбирать — тираж или престиж. Для того чтобы совместить и то, и другое, нужно быть… Борисом Штерном.

Правда, повесть Штерна «Краткий курс Соцреализма», напечатанная в первом номере «Одессея», производит впечатление тяжелого идеологически-похмельного синдрома, выплеснутого не бумагу. Талант, он, конечно, и после мировоззренческого кризиса талант — написана повесть блестяще. Но нет в ней обычной для Штерне доброты. Сарказм, издевка есть. А доброты — нет. Наше прошлое цепко держит автора, и ни будущему, ни даже настоящему в повести не остается места…

Вячеслав Рыбаков

в рубрике

БЛИЗКИЕ КОНТАКТЫ ТРЕТЬЕЙ СТЕПЕНИ

— Вячеслав, ты принадлежишь к числу фантастов, чье постоянное общение с читателем началось в конце 80-х годов. Сейчас принято считать, что это был «переломный» период в истории отечественной фантастики, некий прорыв. Ты согласен с подобным утверждением?

— С определенными оговорками. Прорыв конца 80-х прорывом является таковым в очень специфическом смысле и сильно отличается от того прорыва, который произошел в 60-е годы. Тогда фантастика действительно несла очень важную социальную функцию. Кроме того, появилось много интересных, глубоких авторов А вот 80-е В это время фантастику захлестнули вещи, которые я лишь с большой натяжкой отнес бы к литературе более или менее серьезной. С одной стороны, это были развернутые анекдоты, издевавшиеся над как бы уже прошедшим состоянием страны, как бы уже побежденным тоталитарным строем. А с другой — скоропалительные предупреждения, которые предрекали нам скорый военный переворот, быструю гибель демократии, сплошную пальбу на улицах, голод и холод. То есть в будущее экстраполировались те тенденции, которых боялась интеллигенция. Да и период этот, в отличие от 60-х, был очень краток, ибо оказалось, что эпоха сменилась-то всерьез. Читатели быстро потеряли интерес к анекдотам. А опасность, которая грозила нам тогда, оказалась совсем не той, о которой нас столь рьяно предупреждали демократически настроенные литераторы. Опасность оказалась демократической, чего в ту пору, в сущности, не смог предсказать никто.

— А что произошло дальше? Как ты оцениваешь современную ситуацию а российской фантастике?

— А потом, когда этот период прошел, фантасты, как и все писатели в нашей стране, оказались в состоянии полнейшей растерянности. Просто потому, что исчез объект описания. Помнишь замечательную фразу из «Соляриса» Лема «Объект бунта или поклонения нам всегда навязан заранее»? Поэтому о свободе человека мы можем говорить только в ограниченных пределах. Мы можем либо защищать то, что уже существует, либо возражать против того, что существует, но нам никогда не дано защищать или опровергать то, чего перед глазами у большинства читающей публики еще нет. И именно такая ситуация возникла в 91—92-м годах, когда литература оказалась на распутье. Писать развлекательную фантастику, которой, казалось бы, и карты в руки, мы не научились, да и до сих пор, в сущности, делаем только первые шаги на этом пути и, естественно, делаем это значительно хуже англоамериканцев. А серьезные фантасты оказались в той же ситуации, что и писатели-реалисты — они растерялись. И покуда они искали свой путь, время было в значительной степени утеряно, а следовательно, утерян и рынок. Поэтому тем, кто пытается писать, несмотря ни на что, не «развлекаловки», не фельетоны и не «страшилки», а серьезную литературу того уровня, на каком в свое время, для своей эпохи, для своих читателей работали Стругацкие или Лем, сейчас очень трудно. Этот процесс только в самом начале. И приведет ли он к чему-либо серьезному, я не знаю. Потому что ментальность действительно изменилась, и от литературы сейчас люди ждут гораздо меньшего, чем, скажем, от поп-музыки.

— Кстати, а не жаль тебе того прекрасного светлого будущего, которое описывалось в советской фантастике 60-х— скажем, в повестях «коммунистического» цикла Стругацких? Будущего, в котором все равны, где человек человеку друг, товарищ и брат? Будущего, которое мы потеряли — и, похоже, что навсегда?

— Безусловно, жалко. И даже не по тем формальным признакам, которые ты, Андрей, упомянул. Ведь в повестях Стругацких нигде не сказано, что все люди равны. Там сказано, насколько я понимаю, что все равны в возможности делать то, к чему склоняет их душа, и делать это на пределе своих возможностей. А возможности-то у всех разные. И если штурман Кондратьев уже не может служить звездолетчиком, он уходит в китовые пастухи. Тем не менее люди там, в этом будущем, счастливы — они живут полнокровной жизнью. Этого мне, безусловно, жалко. Но не менее жаль мне и того почти настоящего, которое было описано в рассказах Генриха Альтова. В центре повествования у него творческая личность, которой ничего не нужно для жизни, потому что минимальное выполнение своих общественных обязанностей обеспечивает прожиточный минимум, и все свободное время творец может создавать своего ослика, пользуясь своими аксиомами. Сейчас мы этого настоящего лишены, поскольку не имеем возможности жить на зарплату и отдавать свой досуг творческой деятельности.

Конечно, писать фантастику так, как писали в 60-е годы в ее положительной ипостаси — не в ипостаси предупреждения, а в ипостаси заманивания — сейчас, безусловно, нельзя, потому что наше общество утратило идеал. Но обрести его — не задача фантастики. Хотя, с другой стороны, фантастика обладает здесь колоссальными возможностями, но я отнюдь не убежден, что она сможет их реализовать. Потому что развитие фантастики идет пока что по пути дальнейшего накручивания предупреждений — все более сложных и отчаянных. И этот путь имеет сейчас нескольких очень талантливых приверженцев Лазарчук, Столяров, Пелевин — самые звучные, известные имена писателей нашего поколения. Однако этот путь, на мой взгляд, тупиковый, поскольку на постоянной критике — даже не критике, а постоянном самоуничижении и унижении человека — ничего построить нельзя. И если удастся нащупать положительный момент в развитии нашей социальности, нашей культуры, то сделать его эмоционально, а не только рационально привлекательным для читателя — в этом я вижу основную функцию нашей серьезной фантастики не ближайшие годы.

— Но не кажется ли тебе, что фантасты по-прежнему пытаются найти этот идеал — только ищут его уже не в будущем, а в прошлом или настоящем? И не потому ли мы наблюдаем сейчас такой расцвет альтернативно-исторической фантастики? Ведь многие наиболее заметные романы последних лет — и твой «Гравилет «Цесаревич», и «Иное небо» Лазарчука, и «Река Хронос» Булычева — это все произведения в этом жанре.

— По-моему, совершенно неважно, каким образом автор конструирует мир. Либо способом привлечения научно-технического и социального прогресса, чтобы новый мир был построен где-то а XXII веке, в полдень. Либо путем описания мира, который ответвился от данного а какой-то ключевой точке. Либо перенесением действия на иную планету или в некий параллельный мир. На самом деле это абсолютно неважно, это просто художественный выбор автора, которому так легче — создать тот мир, а котором он намерен проводить свои стратегические операции. А для читателя, наверное, тем более асе равно, каким образом возник мир, потому что ему важны люди, которые этот мир населяют, пусть даже они, люди эти, будут о трех головах и семи ногах.

Вспышка же альтернативного способа формулирования отталкивающего или притягивающего мира, на мой взгляд, носит временный, преходящий характер. Во-первых, потому что этот прием у нас ранее практически не использовался. А во-вторых, он оказался сейчас чрезвычайно удобным именно потому, что в пришествие сколько-нибудь светлого будущего путем чисто механического, поступательного развития нашего настоящего никто уже не верит. Альтернативный мир а этом плане оказывается гораздо более удобным, потому что он как бы отметает напрочь существующую реальность и начинает до некоторой степени с нуля. Пусть этот, ноль отнесен на пять лет назад, на пятьдесят, на сто или деже на тысячу лет назад, но это мир, который возник не из нашего отвратительного сегодня. И этим, конечно, жанр альтернативной истории сейчас совершенно по праву потеснил «твердую» фантастику классического типа.

— Вячеслав, ты ранее упомянул трех писателей, которые действительно многое делают сейчас в нашей фантастике — Пелевина, Лазарчука, Столярова. Известно, что они пытаются объединиться и чисто формально — как определенное литературное направление, называющееся «турбореализм». Тебя тоже когда-то причисляли к турбореалистам. Как, по-твоему, существует ли это направление а действительности? Можно ли о нем говорить всерьез?

— Определения, характеризующие то или иное направление в литературе, это все-таки не задача писателя. И если, скажем, я или кто-то из моих коллег и собратьев и пытается анализировать, то делает это, скорее, любительски. Хотя бы потому, что для писателя его направление, если оно достаточно ярко выразилось в ряде уже написанных и опубликованных произведений, всегда является самым главным, самым плодотворным, самым интересным и вообще самым-самым. Хотя, конечно, Столяров и Лазарчук действительно представляют собой специфическое явление в нашей литературе, и их, безусловно, можно объединить именно так — как двух людей, которые пишут примерно в одном и том же эстетическом ключе.

Термин «турборевлизм» возник до некоторой степени в игровой ситуации. Тогда я тоже как бы принадлежал к этому направлению и деже готовил небольшую речь в защиту турбореализма и в объяснение оного. Я уже не помню точно, что я говорил, но в целом основные стилистические и эстетические особенности этого направления сводились к большей жесткости стиля, большей его насыщенности действием и, если воспользоваться еще альтовским термином, к повышению смысловой нагрузки на единицу тексте. И к гораздо более вольному — в идеале максимально вольному — обращению с пространством, временем и вариантами развития… Впрочем, не знаю. Слишком мало произведений написано турбореалистами, чтобы можно было репрезентативно и ответственно говорить: вот, действительно сформировалось и идет вперед, обгоняя других, некое новое направление, в котором работать интереснее и плодотворнее. Пока я не могу ответить на этот вопрос ни да, ни нет.

— Как известно, искусство движется волнами. Как ты думаешь, где сейчас находится наша фантастика — на излете прежней волны, между волнами или же на подъеме новой?

— Я думаю, или, может быть, я просто верю, что мы сейчас находимся на подъеме новой волны. Но эта волна будет очень сильно отличаться от всех предшествовавших, деже той микроволны, которая возникла в начале 90-х. Точнее, во второй половине первой половины 90-х, назовем это так. Потому что сейчас как на войне — год за три. Эпохи пролетают мимо нас, как телеграфные столбы за окошком несущегося Бог знает куда поезде под названием «Желтая стрела», если воспользоваться метафорой Викторе Пелевина.

Я почти уверен, что будут появляться новые имена, но это окажутся совершенно другие писатели, чем те, которые появились в 60-х, 80-х, начале 90-х годов. Потому что эпоха меняется не только политически, но и экономически. И от писателя, который входит в литературу только сейчас, потребуются иные правила игры. А именно — вал публикаций. Ему нужно публиковать громадные произведения повсеместно и ежегодно. Только тогда его заметят, и он будет сопричислен к лику имен. И такие люди появляются. Это, скажем, Сергей Лукьяненко. Совсем молодой автор, который возник буквально три-четыре годе назад еще в черновиках и машинописи, а теперь это уже один из ведущих фантастов страны…

— Но ведь Лукьяненко тоже начал публиковаться в конце 80-х и даже раньше, чем Пелевин. Может быть, здесь дело в масштабах?

— Действительно, масштаб другой. Пелевин гораздо серьезнее. А Лукьяненко гораздо… текстовее. Пространнее, скажем так. Кроме того, существует феномен Николая Перумова, который написал колоссальную дилогию как продолжение к Толкину, в теперь, несколько мне известно, пишет другие романы, которые уже никоим обрезом не прилегают ни к каким литературным первоисточникам. Наверняка дозревают сейчас, а может быть, уже и дозрели — я просто их не знаю — другие авторы, которые, если они смогут создать вал публикаций, безусловно станут именами.

— Я понимаю, что писателям твоего поколения нет особой необходимости работать на создание вала публикаций — вы уже вошли а литературу. Тем не менее читатели должны получать новые произведения Рыбакова. А твой последний роман вышел полтора года назад…

— Действительно, от меня вала ждать не приходится. К тому же, в отличие от своих коллег по перу, я так и не смог бросить — и, видимо, никогда уже не брошу — другую свою работу, востоковедение, хотя она сейчас не обеспечивает деже прожиточного минимума. Но она мне интересна, и кроме того, пройдя уже две трети пути до некой самим собой обозначенной цели, как я могу это сделать? Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что это связано с исследованием средневекового Китая, которое может оказаться важным для всей российской науки, пусть даже то, что я делаю, сейчас понятно лишь нескольким специалистам. Так что последние полтора года и следующие года два эта работа для меня более важна, нежели литература. Да и литература, извини, но у меня за последние годы было написано два романа и две повести — в книжных изданиях их нет до сих пор, а один роман не вышел вовсе. Видимо, я не умею «пробивать» своих произведений.

— Тогда еще один вопрос Если тебе сейчас некое издательство выложит пять миллионов — хотя, по нынешним временам, это не такая уж и большая сумма — и скажет: сдашь через полгода новый роман, получишь еще столько же. Согласишься ли ты на это предложение?.

— Нет, не соглашусь. В этом году — нет. В этом году у меня уже было одно такое предложение, и я ответил отказом.

Сергей Переслегин

в рубрике

КРИТИЧЕСКИЕ КОНСПЕКТЫ

Размышлять о классической советской фантастике начала 60-х годов сейчас не модно. «Коммунистическая пропаганда!» — новый ярлык надежно сменил прежние идеологические клейма. «Английский шпион» Иван Ефремов а глазах нынешних либералов выступает едва ли не теоретиком тоталитаризма. Недалеко ушли от него и братья Стругацкие, для творчестве которых, как вдруг оказалось, характерно «пренебрежение к человеку, если он не боец передовых рубежей».

Вряд ли есть надобность ломиться в открытую дверь, доказывая роль «Часа быка», «Понедельника…», «Обитаемого острова», «Улитки…» в разрушении тоталитарной идеологии. Однако негативное, критическое начало сейчас не столь интересно, как начало созидающее: «стандартная модель будущего» по Ефремову-Стругацким. Коммунистическая Утопия.

Идея о переустройстве мира существует столько же, сколько и сам мир. Попыткам спроектировать идеальное общество несть числа. Время от времени дело доходило и до крупномасштабных экспериментов, которые, все без исключения, дали резко отрицательные результаты.

На этом основании, кстати, сейчас отвергается сама идея «светлого будущего». Безнравственными — с точки зрения приоритета общечеловеческих ценностей — считаются не только практические действия, но даже размышления на подобные темы.

Между тем с позиций нормальной — то есть не общечеловеческой, а просто человеческой — логики, провал большевистского эксперимента ровным счетом ничего не доказывает. Ну, кроме того, что «ежели человека не кормить, не поить и не лечить, то он, эта, будет, значить, несчастлив и даже, может, помрет. Как вот этот помер». Если некто, нацепив восковые крылья, сиганул с колокольни, не надо писать в некрологе, что покойник доказал принципиальную невозможность создания летательных аппаратов «тяжелее воздуха»…

Желание построить идеальное общество, несомненно, имеет своим источником эгоистическое недовольство человека своим положением. Как и любой прогресс вообще. Но есть и объективные факторы, способствующие жизнеспособности таких устремлений. Если оценивать социальную энтропию через меру нереализованной социальной работы, окажется, что «кпд» любого современного государства пренебрежимо мал. Иными словами, подавляющая доля человеческой активности, времени, сил, материальных средств расходуется на попытки достичь заведомо невозможных целей, и на сколь-нибудь полезную ресурсов почти не остается.

Впрочем, так бывает не всегда. Потому что время от времени спонтанно возникают структуры, практически не производящие социальную энтропию. Люди там РАБОТАЮТ. И этим счастливы.

Естественно желание сконструировать мир, в котором неэнтропийная социальная среда была бы нормой. Хотя бы для того, чтобы иногда отдыхать. Но там!

Фантастика «ранних шестидесятых» ЭТОТ мир создала.

Для меня он столь же реален, как и те миры, в которых живут Д'Артаньян, Корвин, Фрези Грант и Белоснежка. Намного реальнее ДАННОЙ России — с пьяницей Брутом и нетрезвым президентом.

Это отнюдь не гипербола. Вероятность существования реальности «Россия-95» действительно была невелика.

Представление об однозначности, объективности прошлого (и настоящего) основано на неявном предположении, что событие всегда может быть восстановлено по своему информационному следу, иначе говоря — информационное усиление не искажает исходный «сигнал».

Такое предположение заведомо неверно.

Мы должны, следовательно, приписывать событиям прошлого ВЕРОЯТНОСТЬ РЕАЛИЗАЦИИ, быть может, близкую к единице, если событие оставило четкие информационные следы, либо если оно причинно связано с некоторой совокупностью высокодостоверных событий, либо наконец если существует значительное число информационных связей между ним и другими высокодостоверными событиями. Но никогда не равную единице.

Но в таком случае вместо одной-единственной истории мы должны научиться работать со многими альтернативными историями. В идеале, с вероятностным континуумом, для которого наблюдаемая «реальность» — в лучшем случае «первая среди равных».

В конце восьмидесятых Вячеслав Рыбаков написал прекрасную «альтернативную» миниатюру «Давние потери». Социализм, тридцатые годы. Казалось бы, обычные герои. Только в этой реальности они — добрые. Вместо индукции власти, насилия, смерти возникла индукция терпимости, любви, свободы. В спектре возможностей антитезой концлагеря стала утопия. Можно предположить, что наша «реальность», соответствующая в «вероятностном континууме» классической траектории в квантовой механике, окажется где-то посредине. Не тюрьма, но и не рай на земле. Бросили кости, и выпала тюрьма. Вот и доказываем теперь ее неизбежность.

Если между «подлинными» и «придуманными» событиями нет существенной разницы, то ученый-историк имеет право на предположение, а мир, созданный писателем, не менее важен и доступен для изучения, нежели мир установленных фактов, сведенных в огромные архивы.

Однако же как ни бьются западные писатели-фантасты, предупреждая читателя, как ни усердствовали советские, погружая его в утопии/антиутопии, историк вкупе с политиком с достоинством отметает целую область исследований, а послушное своим богобоязненным пастухам общество прилежно наступает на неоднократно предсказанные грабли.

Совокупность альтернативных историй представляет собой «тень», зазеркальное существование «классической единственной истории», а взаимодействие «выдуманных» миров с реальностью похоже не взаимодействие между сознанием и подсознанием человека.

Сказанное буквально означает, что Реальность, лишенная своей Тени, не имеет источника к дальнейшему своему развитию. Потому как развитие это строится на постоянном соперничестве между сотнями «если бы» и единственным «так есть». И самому «так есть» на протяжении всего существования приходится доказывать загнанным в иллюзорное (альтернативное) бытие теням свое право на звание Реальности.

Некоторые из альтернативных миров так близки к «России-95», что мы переходим в них и возвращаемся обратно по десять раз на дню, не отдавая себе а этом отчета. Достичь других очень трудно, даже имея Проводника.

А еще есть миры, которые мы решились забыть.

Упрощая, человек разрушает.

Наше прошлое видится сейчас сплошным кошмаром. И если оно — единственное, таким же кошмаром НЕИЗБЕЖНО окажется и будущее: равные позиции преобразуются в равные. «На Юпитере нет ремонтных станций. Это следует из всех теорий Юпитера».

Старый Фэн

в рубрике

ИНФОРМАРИУМ

Господин Старый Фэн!

В первом выпуске «Интеркома» в журнале «Если» вы рассказали о киберпанке. Прошу извинить, но вы запрягаете телегу впереди лошади. Вы сразу начали с самого «модного» литературного направления, совершенно не затронув классические жанры — научную фантастику, фэнтези, хоррор. Вы полагаете, что нашему читателю все известно? Или традиционные направления сошли на нет, и в современной фантастике царит один киберпанк?

Видимо, это самый характерный симптом нашего времени, когда человек, желающий что-то преподнести «потребителю», с самых первых минут должен начинать оправдываться. Ну что ж, с эпохой спорить бессмысленно. Итак, начнем.

Конечно же, в современной фантастике заметен не только киберпанк. Но, во-первых, журнал «Если» неоднократно обращался к проблемам SF и FANTASY, анализируя эти направления в западной литературе. Достаточно вспомнить компендиум знаменитой книги Кингсли Эмиса («Если» № 8 — 10, 1994 г.), подготовленный А. Ройфе и растиражированный после выхода журнала многими центральными изданиями. (Понятно, что добавить к этому труду, как и к другим статьям и критическим заметкам на эту тему, выходившим в «Если», можно было бы немало, но это процесс бесконечный, поскольку авторы статей в разных западных источниках часто противоречат друг другу даже тогда, когда пытаются охарактеризовать одно и то же, вполне устоявшееся направление). Во-вторых, заметных революционных течений в западной фантастике, за исключением киберпанка, в последнее десятилетие замечено не было. Кроме того, существует и такая проблема — что следует считать «направлением» («trend»)? Как отличить истинную литературную новацию от вульгарного издательского трюка, предпринятого в рекламных целях? Ну и наконец, чтобы определить, какое направление наиболее популярно, надобно провести опрос читателей. В России, сами понимаете, это сделать затруднительно. К счастью, эту задачу решил крупнейший критико-библиографический журнал по проблемам фантастики «Локус».

Раз в год редакция этого журнала проводит традиционный опрос, позволяющий нарисовать обобщенный социологический портрет читателей фантастики. А попутно присовокупляет какой-нибудь вопрос позаковыристее, дабы фэнам было над чем пораскинуть мозгами, а профессионалам, анализируя ответы, призадуматься. Вопросы бывают и шутливые: например, с кем из писателей-фантастов читатель хотел бы познакомиться, на ком жениться (выйти замуж). Но последний опрос преследовал цели стратегические: редакция решила выяснить, какие направления со-' временной фантастики у читателей наиболее любимы, а какие — нет? Как и следовало ожидать, возрос этот вызвал у тех, кто решился все-таки ответить, немалые затруднения — впрочем, не меньшие затруднения испытала и редакция, когда пришла пора обрабатывать письма. Результаты, однако, оказались достаточно любопытными, чтобы оправдать этот труд. Приведем две таблицы, наглядно показывающие предпочтения и антипатии американских читателей фантастики. Цифры указывают процент читателей, отметивших в своих письмах соответствующие предпочтения.

Большинство указанных жанров, под-жанров и направлений российскому читателю, надеюсь, понятны — подобные есть и у нас, пусть и не в таких количествах.

Вкратце о том, что может быть непонятно.

«Марс». В последнее время в США вышло уже более десятка заметных романов, действие которых происходит на этой планете — очевидно, в преддверии реальной высадки. В результате популярная тема способствовала появлению целого направления — впрочем, надо полагать, недолговечного.

«Малотиражные издания». То есть издания заведомо некоммерческие, элитарные, экспериментальные. Тем не менее есть издатели, которые специализируются исключительно в этом виде книжного бизнеса.

«Shared worlds» — произведения разных авторов, объединенные общим местом действия или едиными героями; обычно выходят в виде антологий. «Sharecropping» — книги молодых авторов, действие которых происходит в мирах, придуманных маститыми фантастами.

«Паровой панк» — довольное новое (и узкое) направление на стыке киберпанка и альтернативно-исторической фантастики. Действие, как правило, происходит в викторианской Англии XIX века, где появляется какое-нибудь несвоевременное открытие. Например, механический компьютер, как в романе Гибсона и Стерлинга «Альтернативный движитель».

«Splatter» — разновидность хоррора, где главной целью автора становится показ обильных кровопусканий.

От общего комментария я, пожалуй, воздержусь. Пусть каждый читатель сам определит, что лично ему нравится или не нравится в НФ, и какое отношение вышеуказанные направления имеют к книжному рынку фантастики, сложившемуся сейчас в России.

А закончить обзор хотелось бы строками из нескольких писем, напечатанных в том же номере «Локуса»:

«В издательской индустрии царит хаос. Это в самом деле так или только выглядит со стороны?». «Слишком много книг из вашего рекомендательного списка за 1993 год: а) отсутствуют в широкой продаже; б) дорогие издания в твердых переплетах; в) и то, и другое. Похоже на то, что участвовать в голосованиях на «Хьюго» и «Небьюлу» становится чем-то вроде забавы для богатого человека». «Жанр стал чересчур велик для читателя, который привык читать все, что выходит». «Снижение роли журналов (и, соответственно, малоформатной прозы), что приводит к потере ориентации и интереса среди читателей». «Отвратительные, искажающие смысл произведения обложки…»

Не находите, что звучит как-то очень знакомо?

Николай Викторов

в рубрике

SCIENCE FICTION NEWS

Что ни говорите, а именно литературные премии являются теми ориентирами, на которые обращают внимание в своем выборе читатели (что надо читать) и издатели (что стоит издавать). Это те вехи, благодаря которым можно определить, какие произведёния войдут в историю жанра, какое направление в фантастике доминирует в том или ином отрезке времени. Поэтому сегодня этот раздел будет посвящен английским и американским НФ — премиям 1994 года.

НЕБЬЮЛА

Это одна из двух самых престижных премий в американской фантастике, она присуждается ежегодно членами Ассоциации писателей-фантастов Америки, каковых на настоящий момент насчитывается более тысячи человек. Премия «Небьюла-94» вручалась на банкете, который проходил 23 апреля в Юджине, штат Орегон. Лучшим романом 1993 года был назван роман КИМА СТЕНЛИ РОБИНСОНА «Red Mars» («Красный Марс») (российскому читателю автор известен в основном по его повести «Слепой геометр» в переводе К. Королева, опубликованной в журнале «Если»№ 10, 1994 г.). Это первая книга его монументальной «марсианской» трилогии, которая вышла в свет еще в 1992 году, но в Великобритании. Именно по этой причине она не попала в номинационный список прошлогодней «Небьюлы», и лишь теперь — полтора года спустя — награда нашла героя.

Следует, наверное, назвать и другие романы, номинировавшиеся на «Небьюлу»: «Assemblers of Infinity» («Монтажники бесконечности») Кевина Андерсона и Дуга Биссона, «Hard Landing» («Жесткая посадка») Альгиса Будриса, «Beggars in Spain» («Испанские попрошайки») Нэнси Кресс и «Nightside the Long Sun» («Ночная сторона Длинного Солнца») Джина Вулфа. По категории «повесть» премия была присуждена ДЖЕКУ КЭЙДИ за работу «The Night We Buried Road Dog» («Ночь, когда мы похоронили придорожного пса»); по категории «короткая повесть» — ЧАРЛЬЗУ ШЕФФИЛДУ за повесть «Georgia on My Mind» («Джорджия в моем уме»), по категории «рассказ» — ДЖО ХОЛДЕМАНУ за рассказ «Graves» («Могилы»). Любопытно, что в отличие от 1993 года, когда три премии из четырех получили женщины, в 1994 году лауреатами стали сплошь мужчины. Или это просто год такой, или в фантастике вновь происходят некие невидимые глазу подвижки. Ибо сходную тенденцию — впрочем, лишь отчасти — зафиксировало и очередное присуждение премии «Хьюго».

ХЬЮГО

Лауреаты второй самой престижной американской НФ-премии были объявлены 3 сентября 1994 года на 52-м Уорлдконе, который проходил в канадском городе Виннипег. За них голосовали три с половиной тысячи собравшихся здесь участников конвенциии и еще две-три тысячи фэнов — заочно.

Премию за лучший роман 1993 года получил опять-таки КИМ СТЕНЛИ РОБИНСОН, но уже за вторую книгу своей «марсианской» трилогии — «Green Mars» («Зеленый Марс»), Места между другими финалистами по этой категории распределились следующим образом: Грег Бир «Moving Mars» («Марс в движении»); Нэнси Кресс «Испанские попрошайки»; Дэвид Брин «Glory Season» («Сезон славы»); Уильям Гибсон «Virtual Light» («Виртуальный свет»).

Премия за лучшую повесть досталась ГАРРИ ТАРТЛДАВУ за повесть «Down in the Bottomlands» («Внизу на Донных землях»), опубликованную в журнале «Analog». По категории «короткая повесть» лавры опять снискал ЧАРЛЬЗ ШЕФФИЛД — за повесть «Джорджия в моем уме». По категории «рассказ» премию получила единственная женщина в этой литературно-лауреатской команде, КОННИ УИЛЛИС, — за рассказ «Death on the Nile» («Смерть на Ниле»), Стоит отметить, что это уже пятая «Хьюго» в копилке Уиллис.

По категории «критика/публицистика» премию получили Джон Клют и Питер Николс, составители новой «Энциклопедии научной фантастики». По категории «драматическая постановка» лучшим был признан фильм Стивена Спилберга «Парк юрского периода». Лучший профессиональный редактор — главный редактор журнала «Fantasy & Science Fiction» Кристин Кэтрин Руш (впервые за многие годы эта премия не досталась редактору «Asimov’s Science Fiction» Гарднеру Дозуа). Лучший профессиональный художник — Боб Эглтон. Лучшая оригинальная художественная работа — оформление почтового буклета, выполненное Стивеном Хикманом. Лучший полупрофессиональный журнал — «Science Fiction Chronicle», редактор Эндрю Портер. Лучший фэнзин — «Mimosa», редакторы Дик и Никки Линч. Лучший автор-любитель — Дэйв Лэнгфорд. Лучший художник-любитепь — Брэд У. Фостер.

Наконец, премия Джона У. Кэмпбелла, которая присуждается лучшему молодому автору последних двух лет и не входит в «хьюговский» блок (но присуждается одновременное ним). Она была вручена ЭМИ ТОМСОН, опубликовавшей в 1993 году свой первый роман «Virtual Girl» («Виртуальная девушка»).

ПРЕМИЯ ЖУРНАЛА «ЛОКУС»

Хотя эта премия не является такой уж престижной, сам факт, что ее лауреатов определяют квалифицированные читатели фантастики, причем на основе достаточно пространных рекомендательных списков, составленных лучшими экспертами в США, заставляет отнестись к ней со всей серьезностью. Кроме того, итоговый реестр (по 15–25 позиций в каждой категории) — это действительно списки лучших произведений года разных жанров. Мы приведем лишь по 5—10 первых позиций. Может быть, на них обратят внимание и наши издатели, когда захотят определиться, что стоит издать в России.

Итак, лучший НФ-роман 1993 года, с точки зрения читателей «Локуса», — это «Зеленый Марс» КИМА СТЕНЛИ РОБИНСОНА.

Места среди других финалистов распределились следующим образом:

2) Грег Бир «Марс в движении»;

3) Нэнси Кресс «Испанские попрошайки»;

4) Уильям Гибсон «Виртуальный свет»;

5) Дэвид Брин «Сезон славы»;

6) Альгис Буд-рис «Жесткая посадка»;

7) Орсон Скотт Кард «The Call of Earth» («Зов Земли»);

8) Шери С. Теппер «А Plague of Angels» («Нашествие ангелов»);

9) Пол Андерсон «Harvest of Stars» («Звездная жатва»);

10) Иэн М. Бэнкс «Against a Dark Background» («На темном фоне»).

Лучший роман в жанре фэнтези — «The Innkeeper’s Song» («Песня хозяйки гостиницы») ПИТЕРА С. БИГЛЯ (российским читателям этот автор известен по прекрасному роману «Последний единорог» в переводе Ю. Соколова). Другие финалисты:

2) Майкл Суэнвик «The Iron Dragon's Daughter» («Дочь железного дракона»);

3) Тэд Уильямс «То Green Angel Tower» («К башне зеленого ангела»);

4) Нина Кирики Хоффман «The Thread That Binds the Bones» («Нить, что связывает кости»);

5) ЛизаГол-дстейн «Strange Devices of the Sun and Moon» («Странные устройства Солнца и Луны»);

6) Роберт Джордан «The Fires of Heaven» («Костры небес»);

7) Робин Маккинли «Deerskin» («Оленья кожа»);

8) Барбара Хэмбли «Dog Wizard» («Пес-колдун»);

9) ДжудитТарр «Lord of the Two Lands» («Повелитель двух земель»);

10) Роберт Холдсток «The Hollowing» («Опустошающий»),

Лучший роман в жанре хоррор — «The Golden» («Золотая») ЛЮЦИУСА ШЕПАРДА.

Другие финалисты:

2) Ким Ньюман «Anno Dracula»;

3) Стивен Брюст «Адувг»;

4) Дин Кунц «Мr. Murder» («Мистер Убийство»);

5) Энн Райс «Lasher» («Запруда»).

Лучший дебютный роман — «Cold Allies» («Холодные союзники») ПАТРИЦИИ ЭНТОНИ.

Другие финалисты:

2) Никола Гриффит «Ammonite» («Аммонит»);

3) Мэри Резенблюм «The Drylands» («Сухие земли»);

4) Вильгельмина Бэйрд «Crash Course» («Курс на катастрофу»);

5) Эми Томсон «Виртуальная девушка». Нетрудно заметить, что в первой пятерке — сплошь дамы. Так что премии «Локуса», в отличие от предыдущих, явно отдают предпочтение прекрасной половине человечества.

Среди произведений малой формы ситуация сложилась следующим образом. По категории «повесть» премия была присуждена ХАРЛАНУ ЭЛЛИСОНУ за повесть «Mefisto in Оnух» («Мефистофель в ониксе»). По категории «короткая повесть» — ДЭНУ СИММОНСУ за повесть «Death in Bangkok» («Смерть в Бангкоке»). По категории «рассказ» — КОННИ УИЛЛИС за рассказ «Close Encounters» («Близкие контакты»). По категории «авторский сборник» — опять-таки КОННИ УИЛЛИС за книгу «Impossible Things» («Невозможные вещи»).

По другим категориям премии получили: «критика/публицистикв» — «Энциклопедия НФ» Джона Клюта и Питера Николса; «книга живописи» — сборник художественных работ «Искусство Майкла Уэйлана»; «антология» — сборник «Лучшая НФ года: Десятый выпуск», составитель Гарднер Дозуа; «художник» — Майкл Уэйлвн; «редактор» — Гарднер Дозуа; «издательство» — «Tor/St.Mertin’s»; «журнал» — «Asimov’s». Короче, ничего неожиданного в этих категориях не произошло — премии получили все те, кто и должен был их получить и кто получал их неоднократно.

Перейдем теперь к именным, или, как их еще называют, мемориальным премиям и призам.

ПРИЗ ФИЛИПА ДИКА

Этот приз присуждается ежегодно за лучший оригинальный пэйпербэк года, то есть за лучшую новую книгу, изданную массовым тиражом в мягкой обложке. Лауреатами приза за 1994 год, по решению жюри, стали сразу два романа — «Growing Up Weightless» («Выросший в невесомости») ДЖОНА М. ФОРДА и «Elviesey» («Элвиссея») ДЖЕКА УОМЭКА (это первая премия одного из самых ярких представителей посткиберпанка, автора уже пяти романов). В номинациях были также следующие книги: Дэвид Р. Бунч «Bunch!»; Вильгельмина Бэйрд «Курс на катастрофу»; Элизабет Хэнд, «Icarus Descending» («Рухнувший Икар»),

ПРИЗ КОМПТОНА КРУКА

Этот приз, названный в честь писателя и эколога Комптона Крука, писавшего НФ под псевдонимом «Стивен Толл», присуждается за лучший дебютный роман прошедшего года. Его очередным лауреатом стала МЭРИ РОЗЕНБЛЮМ за роман «Сухие земли». В номинациях были также: Патриция Энтони «Холодные союзники»; Марта Уэллс «The Element of Fire» («Элемент огня»); Стерлинг Блейк «Chiller» («Миллер»), Последний роман был исключен из номинаций перед самым голосованием жюри: большинство номинаторов просто не знали, что Блейк — это псевдоним известного писателя-фантаста Грегори Бенфорда.

ПРИЗ АРТУРА КЛАРКА

Этот приз за лучшую НФ-книгу года, изданную в Великобритании, присуждался уже в восьмой раз. Получил его ДЖЕФФ НУН — второй англичанин за всю историю приза (первым был Колин Гринленд, чей лауреатский роман «Долой изобилие» уже издан в России). Любопытно, что роман Нуна «Vurt» — его дебютная книга, по жанру это юмористический киберпанк (юмор, разумеется, сугубо английский), и издан он ограниченным тиражом в маленьком издательстве. Теперь можно надеяться, что этот и последующие романы Джеффа Нуна станут доступны более широкой аудитории.

ПРИЗ ДЖЕЙМСА ТИПТРИ-МЛАДШЕГО

Этот приз, названный в честь американской писательницы Элис Шелдон, писавшей под мужским псевдонимом «Джеймс Типтри-младший», присуждается с 1992 года лучшему фантастическому произведению года на феминистскую тематику. Третьим по счету лауреатом приза стала НИКОЛА ГРИФФИТ, автор романа «Аммонит». Гриффит — англичанка, переехавшая на жительство в США, а «Аммонит» — ее дебютный роман. По поводу этого романа Урсула Ле Гуин, один из членов жюри, сказала следующее: «…самоуверенное, убедительное описание мира без мужчин… Роман отвечает на вопрос: когда один пол исчезнет, что останется? Ответом будет — целый мир». Председатель жюри Джинн Гомолл, заметив, что женское общество в романе описано вовсе не как утопия, добавила: «В этой культуре, как и в нашей, существуют алчность и бессмысленное насилие. Роман утверждает, что сексуальность — это лишь небольшая часть человеческих взаимоотношений».

ПРИЗ ДЖОНА У. КЭМПБЕЛЛА

Впервые за всю свою историю не был присужден Мемориальный приз Джона У. Кэмпбелла за лучшую НФ-книгу предшествующего года. Председатель международного жюри Джеймс Гвнн объяснил, что это вызвано не качеством представленных книг, а чисто техническими причинами. Второе место в голосовании занял роман Нэнси Кресс «Испанские попрошайки», третье — роман Грега Бира «Марс в движении».

ПРИЗ ТЕОДОРА СТАРДЖОНА

Мемориальный приз Теодора Старджона присуждается за лучшее НФ-произведение малой формы. Лауреатом за 1994 год жюри, возглавляемое Орсоном Скоттом Кардом, назвало писательницу КИЙ ДЖОНСОН, автора рассказа «Fox Magic» («Лисья магия»), опубликованного в журнале «Asimov’s».

ПРЕМИЯ БРЭМА СТОКЕРА

В июне 1994 года члены Ассоциации американских писателей в жанре хоррор определили лучшие произведения фантастики ужасов за предыдущий год. Ими стали: по категории «лучший роман» — произведение ПИТЕРА СТРАУБА «The Throat» («Глотка»); по категории «дебютный роман» — работа НИНЫ КИРИКИ ХОФФМАН «Нить, что связывает кости»; по категории «повесть» — произведение ДЖЕКА КЭЙДИ «Ночь, когда мы похоронили придорожного пса»; по категории «короткая повесть»— публикация ДЭНА СИММОНСА «Смерть в Бангкоке»; по категории «рассказ» — новелла НЭНСИ ХОЛДЕР «I Hear the Mermaids Singing» («Я слышу, как поют русалки»); по категории «авторский сборник» — книга РАМЗЕЯ КЭМПБЕЛЛА «Alone with theHorrors» («Один на один с ужасами»); по категории «публицистика» — книга Роберта Блоха «Опсе Around the Bloch» («Еще раз о Блохе»). По категории «другие жанры» премия была присуждена рисованной книге Джо Р. Лэнодейла «Jonah Hex: Two Gun Mojo». Специальная премия жюри была присуждена одному из старейших актеров кинематографе ужасов Винсенту Прайсу, а приз за творчество в целом — Джойс Кэрол Оутс.

Ну и напоследок — еще об одной премии.

ПРЕМИЯ БРИТАНСКОЙ АССОЦИАЦИИ ПИСАТЕЛЕЙ-ФАНТАСТОВ

По категории «лучший роман» премию получил КРИСТОФЕР ЭВАНС за работу «Aztec Century» («Век ацтеков»); по категории «лучшее произведение малой формы» — РОБЕРТ ХОЛДСТОК и ГЭРРИ КИЛВОРТ за повесть «The Ragthorn» (в 1992 году эта повесть уже была удостоена «Всемирной премии фэнтези»); по категории «художник» — Джим Бернс за обложку к роману Пола Макаули «Red Dust» («Красная пыль»). Специальная премия жюри была вручена Джону Клюту и Питеру Николсу за «Энциклопедию научной фантастики».

Алан Ностромов

в рубрике

ВИДЕО-ГАД

Было время, когда мои культпоходы в кинотеатр начинались с кумачового лозунге «Величайшим из всех искусств для нас является кино», гордо реявшего над входом в храм культуры. Кое-где этот лозунг, возможно, еще висит — разве что побитый стихиями. Однако сейчас цитата эта не более чем самообман руководителей кинопроката. Потому что последние несколько лет величайшим из всех искусств для нас является видео.

Вот о нем и поговорим.

Наш хаотичный пиратский видеорынок — это, по сути, несколько искаженная, но, тем не менее, вполне достоверная копия рынка западного, вполне законопослушного, но находящегося в том же состоянии броуновского движения. Поэтому в обзоре найдется место и бестселлерам, и вполне добротным, но не звездного класса лентам, и откровенно масс-халтурным поделкам категории «Б». Главное, что их объединяет— это «жанровые» фильмы 93-го и 94-го годов выпуска, имеющиеся сейчас в продаже и видеопрокате.

Поклонникам кинофантастики наверняка известен американский режиссер малобюджетного кино Альберт Пьюн — на его счету такие ленты, как «Кукольный полицейский», «Инопланетянка из Лос-Анджелеса», в также небезызвестный «Киборг». Последний благодаря участию Жана-Клода Ван Дамма, который тогда, в 1989 году, только начинал свою карьеру в кинематографе, приобрел у наших видеоманов почти культовый статус, но лично у меня вызвал жестокий приступ мигрени. Визитная карточка Пьюна — динамичный мордобой на фоне недорогого, но зрелищного фантастического антуража плюс шизофренический сюжет и практически полное отсутствие логики и того, что принято называть драматургией. Впрочем, это уже достижение — у него есть собственное лицо! В последние год-два Пьюн выпустил еще два фильма, продемонстрировавшие некоторый рост его небогатых способностей. Во всяком случае, эти ленты можно смотреть, не впадая в кому. В фильме «NEMESIS» («Немезида», 1993) Тим Томерсон, еще одна звезда малобюджетного кино, сверкнувшая в сериале Чарльза Бэнда «Трансеры», играет крутого полицейского-полукиборга из 2027 года, волею судьбы и непосредственного начальстве вовлеченного в заговор. Смысл заговора, естественно, в том, что киборги хотят захватить власть. Тем не менее, несмотря на все свои железяки, полицейский чувствует себя человеком, поэтому грудью ложится на амбразуру, дабы преградить путь научно-техническому прогрессу. И это ему, кажется, удается. Картина отличается неплохим драйвом и тем, что ее автор — не без потерь, разумеется, — ухитрился поставить себе на службу некоторые находки современной фантастики.

Другой фильм, «KNIGHTS» («Рыцари», 1994), можно назвать, наверное, самым «авторским» созданием Пьюна — в нем он, ко всему прочему, выступает еще и в роли сценариста. В фильме показывается, что могло бы случиться, если бы киборги и в самом деле одержали верх. То есть автор пробует себя в жанре «антиутопии»: везде разруха и запустение, немногие уцелевшие люди кочуют по полупустыням, скрываясь от охотящихся на них шаек киборгов, которые зачем-то пьют из них кровь. Главная героиня, которую играет Кэти Лонг, безуспешно пытается найти своего брата, пропавшего много лет назад во время одного из таких набегов. По пути она встречает еще одного киборга, которого, по замыслу режиссера, следует считать хорошим — заложенная в него программа принуждает его бороться со своими собратьями не покладая рук (и ног). «Положительный герой» обучает героиню боевым искусствам (эти кадры при некотором желании можно рассматривать и как пародию на первого «Горца»), что ей впоследствии весьма пригождается. Впрочем, финал фильма выглядит хэппи-эндом лишь наполовину — ясно, что режиссер намеренно оставляет простор для последующих сиквелов. Остается добавить, что в фильме снимались на удивление хорошие актеры: героя-киборга играет постаревший, но все еще заводной Крис Кристофферсон, а главного киборга-злодея — неподражаемый Лэнс Хенриксен.

Вообще, тема киборгов в западном кино сейчас одна из самых популярных. Очередной образчик этой кинопродукции — «CYBORG 2: THE GLASS SHADOW» («Киборг-2: Стеклянная тень», 1993). Прямым сиквелом первого, пьюновского, «Киборга» этот фильм не является. И режиссер другой, Майкл Шредер, и студия иная, и никакого тебе красавца Ван Дамма. Собственно говоря, единственное, что связывает оба фильма — это их названия, а также пара мимолетных цитат из первой картины. Во втором фильме нет никакой катастрофы, чумы и тому подобных страстей, а есть довольно мрачное постиндустриальное общество 2074 года. Могущественная американская корпорация «Пинвил» желает ликвидировать руководство своего основного конкурента — японской корпорации «Кобаяши Электроникс». Для этой цели разработан проект «Стеклянная тень».

Так называется жидкая взрывчатке — ее вводят в организм киборга и в нужный момент детонируют. Однако женщина-киборг, которая должна была осуществить эту акцию (Анджелина Джоли), сбегает из штаб-квартиры «Пинвила» вместе с инструктором по боевым искусствам (Элиас Котеас). После чего в течение всего фильма они скитаются по задворкам мегалополиса, пытаясь уйти от посланных по их следу наемных убийц. Жанр фильма можно определить как футуристический боевик с элементами мелодрамы. Сюжет, однако, проследить довольно сложно, тем более что он отягощен псевдорелигиозными мотивами.

Кстати, о Ван Дамме. Если помните, первым крупнобюджетным фильмом, в котором он снялся, был «Универсальный солдат» — довольно забавный парафраз на тему «Терминатора». И вот теперь, после нескольких коммерчески успешных боевиков, не имеющих никакого отношения к НФ, он вновь вернулся в жанровый кинематограф. В 1994 году на экраны вышло два фильма с его участием. Первый, «ТIМЕСОР», снял режиссер Питер Хайамс, известный поклонникам кинофантастики по таким масштабным картинам, как «Козерог-1» (1978), «Внеземелье» (1982) и «2010» (1984). Название последнего фильма Хайамса наши видеотолмачи перевели как «Патруль времени», что перекликается с известным циклом Пола Андерсона, никакого отношения к этому фильму не имеющего. Основная интрига фильма — борьба между добросовестным сотрудником Агентства по охране времени (Ван Дамм) и курирующим это Агентство сенатором (Рон Силвер), который любыми средствами добивается президентского кресла — только десятилетием ранее, когда машины времени еще не существовало. В качестве боевика фильм, наверное, может представлять ценность для любителей сногсшибательных ощущений. Но как научная фантастика… Один дотошный критик насчитал около 30 проколов и неувязок в кинотрилогии Роберта Земекиса «Назад в будущее». Если бы в качестве исходного материала он выбрал фильм Хайамса, цифра была бы куда больше.

А тем временем выходит на экраны еще один фильм с Ван Даммом — «STREETRGHTER» («Уличный боец», 1994) — режиссерский дебют известного сценариста Стивена Де Соузы. Этот фильм любопытен тем, что, во-первых, является киноверсией популярной компьютерной игры, а во-вторых, в роли главного противника Ван Дамма снялся недавно умерший актер Рауль Хулиа, нашим зрителям известный прежде всего по двум сериям «Семейки Аддамсов»

Американцы вообще любят тащить в кино все, что завоевало популярность в других видах искусства. Та же «Семейка Аддамсов», например, — это экранизация известного комикса художника Чарльза Адамса. В том же жанре сняты и оба «Бэтмэна» режиссера Тима Бертона, и «Дик Трейси» Уоррена Битти, а если вспомнить более ранние времена — все четыре «Супермена». Последний образчик этого жанра, снятый по комиксу Джеймса О’Бэрра, представил на суд зрителей режиссер Алекс Пройяс — это фильм «THE CROW» («Ворон», 1994). О «Вороне» в последнее время писали много, но не столько из-за его художественных достоинств, сколько потому, что во время съемок погиб исполнитель главной роли Брэндон Ли — сын знаменитого актера и мастера восточных единоборств Брюса Ли. Действительно, в смерти и отца, и сына есть немало странных совпадений, а уж если добавить, что по своему жанру «Ворон» — мистический боевик, в котором герой Ли встает из могилы, чтобы отомстить шайке подонков, убивших его и его подругу за день до свадьбы, то результат получается довольно устрашающий Неудивительно, что режиссер целый год продержал на полке отснятый материал, и лишь затем, собравшись с духом, доснял остальное, воспользовавшись услугами дублера и возможностями новейшей компьютерной техники.

Впрочем, есть у фильма достоинства и с художественной точки зрения. Режиссер уделил много внимания визуальной стороне картины: неожиданные ракурсы, рубленый монтаж, искаженные, плывущие кадры — все это создает мрачный образ грязного ночного города, прибежища бандитов, проституток и скупщиков краденого, по которому сквозь бесконечный дождь движется таинственная фигура мстителя с лицом, размалеванным под паяца, с вороном на плече. Он находит и убивает врагов, спасает друзей, а затем, когда миссия его исполнена, возвращается обратное могилу… Остается добавить, что сценарий к фильму написали известные фантасты нового поколения Дэвид Дж. Шоу и Джон Ширли.

Еще более оригинальным образчиком жанра, которому пока не найдено названия, является фильм, ставший одним из чемпионов проката 1994 года. Речь о комедии «THE FLINTSTONES» («Флинстоны») — киноверсии веселого телевизионного мультсериала о весьма своеобразной семейке из псевдокаменного века. Образ жизни этих людей, вещи, которые их окружают (машины, телефоны, телевизоры), — все как у нес, вот только сделаны они из дерева и камня. Плюс динозавры, птеродактили и прочие привлекательные зверюги. Снял фильм режиссер Брайан Левант, известный по комедии «Бетховен»; продюсером выступил Стивен Спилберг; одним из сценаристов был уже упоминавшийся Де Соуза; в главных и второстепенных ролях появилось целое созвездие прекрасных актеров — Джон Гудмен, Рик Моранис, Элизабет Перкинс, Кайл Маклахлен, Халле Берри и даже Элизабет Тейлор. И все же фильм получился пресный: слишком много дидактики и масса ситуаций, которые решаются в соответствии с точным прогнозом зрителя. «Вытягивают» ленту первоклассные спецэффекты, декорации и антураж.

Еще одно любимое занятие американских кинодеятелей — снимать сиквелы и римейки. К числу последних относится фильм Кристофера Геста «ATTACK OF THE 50 FT. WOMAN» («Нападение 50-футовой женщины», 1993). Фильм 1957 года, послуживший ему основой, среди знатоков старой кинофантастики котируется весьма невысоко — максимум на одну звездочку из пяти. Неудивительно, что римейк Геста намного превосходит оригинал. Во всяком случае — по спецэффектам. Например, когда главная героиня (Дэрил Ханна), повстречавшись с летающей тарелкой, вырастает вдруг до двадцати метров, ее общение с нормальными людьми — с технической точки зрения — снято почти без стыков. Но вот что касается сюжета и интриги… В этом плане римейк, судя по всему, не намного умнее оригинала. К тому же нельзя не заметить навязчивые феминистские мотивы, которые 40 лет назад, наверное, были не столь очевидны.

Из фантастических триллеров, появившихся на видеорынке, заслуживает внимания довольно скромный фильм Джона Лафии под названием «MAN’S BEST FRIEND» («Лучший друг человека», 1993). Вроде и тема его не нова, и сюжетная схема апробирована неоднократно, а все же что-то такое в этом фильме есть. Короче, некая настырная тележурналистка (Элли Шиди) в поисках сенсации проникает ночью а секретную лабораторию ученого-маньяка (Лэнс Хенриксен), который проводит опыты с животными. Здесь она выпускает из клетки большого и вроде бы добродушного пса по кличке Макс, не подозревая, что это экспериментальное существо, созданное при помощи генной инженерии, которое обладает способностями более двухсот видов животных, зачатками разума, а главное — вовсе не «лучший друг человека». Журналистка берет Макса к себе домой, что, как и следует ожидать, приводит к целому ряду трагических происшествий. Однако более кровавых сцен, которыми изобилует фильм, зрителя заинтересуют американские нравы: журналист, чьи безответственные и преступные действия привели к смерти многих людей, не только остается на свободе, но и, судя по всему, не испытывает особых угрызений совести. Видимо, такой сюжет должен приободрить других борцов за свободу животных.

Последний фильм, о котором я хочу упомянуть в этом обзоре? снят в очень редком, практически уникальном для кинематографа жанре альтернативно-исторической фантастики. Фильм Кристофера Менола «FATHERLAND» («Фатерлянд», 1994) представляет собой экранизацию нашумевшего романа Роберта Харриса, вышедшего недавно и на русском языке а серии «Мировой бестселлер» издательства «Новости». Сюжетный ход, использованный в романе и практически один к одному перенесенный на экран, для этого литературного жанра не является новинкой — в западной фантастике его использовал еще Филип Дик а романе «Человек в Высоком Замке». Увы, роману Харриса недостает ни философской глубины Дика, ни сюжетной изобретательности иных авторов. Его книга — стандартный американский боевик, в меру «формульный», в меру «сенсационный». Вторая мировая война закончилась победой Германии. Великобритания пала, русские оттеснены за Урал, а Америка, прекратив активные военные действия в Европе и продемонстрировав нацистам возможности ядерного оружия, опустила «железный занавес». Наступил этап «холодной войны». Все это показывается в начале фильма в виде умело смонтированной кинохроники. Действие картины происходите начале 60-х годов, когда внешне могущественный, но на самом деле обветшавший нацистский режим пытается найти выход из тупика, в котором он оказался в результате гонки вооружений. Единственный выход — заключить договор с Америкой и перейти к «разрядке напряженности». И вот — накануне визита в Берлин американского президента Кеннеди (Джозефа, а не Джона) — сюда впервые за несколько десятилетий прибывает группа американских журналистов. Тут-то и начинаются основные события Главные герои фильма — американская журналистка (Миранда Ричардсон) и ведущий расследование убийства отставного нацистского сановника офицер СС (Рутгер Хауэр) — соприкасаются с некоей тайной, которая, если она станет достоянием гласности, может оказаться непреодолимым препятствием на пути к «разрядке». Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что тайна эта связана с судьбой немецких евреев, которые, по официальной версии, после войны были поголовно переселены на Украину, где мирно живут до сих пор, вот только не отвечают почему-то на письма зарубежных родственников. Об остальном, полагаю, дога-деться нетрудно. Не могу отделаться от ощущения, что этот фильм, несмотря на некоторые, действительно удачные моменты, а целом — откровенная спекуляция на весьма популярной нынче теме.

Такое вот «величайшее из всех искусств» — на любой вкус.