Стамбул, утро 2 сентября 1599 года

— Аннетта!

— Селия!

— Ты вернулась?

— Как видишь.

— Я не знала, что и думать. Где ты была?

Аннетта, с прилипшими к шее влажными прядями волос, приложила палец к губам:

— Тише. А то она тебя услышит.

И движением подбородка она указала в сторону, где подле двери купален стояла распорядительница омовений, македонянка с кислым выражением лица и огромным носом, держа в поле зрения весь двор, где сейчас гуляли наложницы и рабыни. В руках она сжимала прут орешника, который обычно не стеснялась использовать в отношении тех, кто оказывался слишком разговорчивым.

— У них что-то случилось, — шепнула Селия, опускаясь на колени рядом с подругой у одного из каменных резервуаров.

— Что?

— Не знаю. Но я думала, ты уже знаешь об этом, разве не ты сама вчера сказала, что у тебя есть предчувствие. А сегодня ранним утром поднялась суматоха, кричали какие-то люди. Ты ничего не слыхала?

— Вправду кричали?

Обе девушки уже достаточно долго пробыли во Дворце благоденствия и понимали, что событие, которое могло нарушить обычно монастырскую тишину покоев валиде-султан, должно быть из немаловажных. Группа старших прислужниц стояла во дворе, о чем-то беззвучно беседуя, но из верхних покоев вдруг донесся шорох бегущих ног, отдаленное эхо приглушенных голосов.

— Мне в самом деле кое-что известно. — Аннетта бросила быстрый осторожный взгляд на македонянку, которая в ту минуту отдавала приказ одной из служанок. — Только поклянись, что ты ничего никому не расскажешь. — Селия не смогла подавить испуганной дрожи. — А то таких, как мы, тут, недолго думая, зашивают в мешок и бросают в воду за куда меньшие проступки.

— О чем ты говоришь? — Подруга со страхом смотрела на Аннетту.

— Его нашли, вот что.

— Кого нашли?

— Главу черной стражи. Евнуха Хассан-агу.

Селия непонимающе уставилась в лицо Аннетты. Перед ее мысленным взором возникла устрашающая фигура черного великана в нелепом белом колпаке, своей неестественной походкой семенящего по коридору впереди нее. Девушка снова увидела неприятный блеск его кожи, вспомнила, как вздрагивал и колыхался перед ее глазами толстый загривок.

— Он что, пропал? — недоумевая, спросила она.

— А ты ничего не знаешь, дурочка? — Аннетта бросила на нее сердитый взгляд, но удержалась от строгой отповеди. — Объявили, что его отправили в Эдирне по делам, касающимся валиде. Это было вчера, а сегодня утром кто-то из садовников обнаружил его лежащим прямо на земле неподалеку от стены дворцовых садов. Никто понятия не имеет, как он туда мог попасть. — Она прижала губы к уху Селии. — Я заставила евнуха Гиацинта мне все рассказать. Гиацинт — это тот, кто, ты знаешь, влюбился в Фатиму, первую из прислужниц валиде. Он сказал, что главного евнуха отравили каким-то ядом, и теперь он стал даже сам на себя не похож. — Аннетта с трудом произносила застревавшие у нее в горле слова. — Еще неизвестно, выживет ли он вообще.

К изумлению Селии, в глазах ее подруги блеснули слезы.

Чьи-то башмаки отчетливо застучали по каменным плитам двора. Оказалось, что, пока они разговаривали, македонянка ушла, ее сменила одна из помощниц, грузинка, и теперь эта женщина направлялась к ним.

— Достаточно, карие.

Она наклонилась и окунула ивовый прут в воду бассейна, но в движении этом не было угрозы, ибо, в отличие от македонянки, она не любила, подкравшись к ничего не подозревающей жертве, стегнуть ее по тыльной стороне ладони.

— Ступайте по своим комнатам, это приказ нашей госпожи.

Остальные невольницы разом послушно поднялись на ноги и гуськом засеменили прочь со двора. Селия видела, как они обмениваются знаками — безмолвный язык, к которому прибегал каждый во дворце, когда требование полного молчания становилось беспрекословным.

Селия поднялась на ноги, загораживая собой подругу. По выражению лица грузинки она в первый раз осознала силу своего нового положения. Хоть она еще не стала настоящей наложницей султана, но все еще является гёзде. В таком случае она попытается нарушить заведенный порядок, в этот раз по крайней мере.

Эта мысль придала ей смелости.

— Госпожа. — Она низко поклонилась, радуясь тому, что хорошо усвоила манеры, принятые при дворе султана. — Я не совсем… не совсем здорова сегодня. — Она прижала ладонь к животу, затем как можно убедительнее произнесла: — И я попросила Айше, служанку нашей госпожи, проводить меня.

— В таком случае…

Грузинка на шаг отступила и оглядела обеих девушек. На лице ее отразилось колебание.

Увидев это, Аннетта быстро приблизилась и взяла подругу под руку.

— Госпожа советует в таких случаях приложить холодный компресс. — И, не дождавшись ответа, она повела Селию к двери. — Я немедленно последую ее совету.

— Холодный компресс! Я же держала руку у живота, а не у головы. Что она теперь подумает?

— К счастью, это совершенно не важно, мы ей вообще не дали времени подумать. — Аннетта покачала головой и улыбнулась подруге. — Ну и ну! Так это сюда они поместили новую куло султана?

Быстрые глаза девушки обежали небольшую комнату, куда, как требовал того этикет, перевели Селию накануне той ночи, которую она должна была провести с султаном. Аннетта видела выложенные зелеными изразцами стены, ажурной работы решетку над дверью, которая вела во дворик валиде.

— Прекрасно, отсюда можно видеть все, что происходит снаружи, — подытожила она свои наблюдения.

— И все могут видеть тебя.

— Ну а ты чего ожидала?

Несмотря на отсутствие привычного румянца, к Аннетте вернулось обычное веселое настроение. Селия видела, как внимательный взгляд девушки обежал шелковые подушки ложа, блестящие ниши в стенах, сверкающую перламутром дверь. В открытом комоде лежала туника из льняного батиста, что надели на нее, когда вели к султану, и накидка, отороченная соболем, которую накинули ей на плечи, провожая обратно. Не считая вышеперечисленного, комната была совершенно голой, к тому же и очень маленькой, но обычно в подобном помещении карие размещались вшестером.

Аннетта не принадлежала к числу тех людей, что тратят время на завистливые расспросы, она уже приоткрывала дверь, ведущую во дворик, желая узнать, бесшумны ли петли. Те повернулись со скрипом.

— Хм. Следовало бы догадаться. Она ничего не оставит без внимания.

— Долго они меня будут держать тут, как ты думаешь?

— Он уже назначил тебе прийти снова? Чтобы сломать твою драгоценную вишенку и записать это событие в большую книгу?

— Еще нет.

Селия не понимала, что испытает при этом признании — смущение или облегчение.

— Тогда неизвестно. — Аннетта полсала плечами. — Может быть, день, может, неделю. — На лице ее появилось выражение притворного безразличия, затем девушка небрежно спросила: — Он тебе что-нибудь подарил?

— Только это. — Селия достала маленькую коробочку из ниши в стене. — Они золотые, мне кажется. А в середине жемчуг. Нам разрешается взять что-нибудь из того, что он специально оставит, когда тебя уводят от него. Вот, держи. — И она протянула подруге серьги. — Я должна тебе. Помнишь, ты дала мне денег для карие Лейлы.

— Можно подумать, это принесло тебе много пользы. Фу!

Аннетта устроилась на полу, взяла в руки серьги и подняла их к свету. Ее темные глаза блеснули. Затем она поднесла одну из них ко рту и осторожно прикусила жемчужину.

— Это пресноводный жемчуг, — объявила она таким тоном, будто Селия пыталась выдать их за что-то другое. — Он ценится ниже морского, но твои такие огромные, не меньше голубиного яйца каждая. — Она небрежно кинула серьги на кровать. — Дать тебе совет? В следующий раз проси у него изумруды.

Селия бережно убрала украшение обратно в коробочку. Наступило короткое молчание, затем она вновь обратилась к подруге:

— Мне так жаль, что это случилось со мной, а не с тобой, Аннетта. Поверь, я даже молилась, чтобы на моем месте была ты.

— Новая свеженькая куло для старого толстяка? — Аннетта скорчила рожицу. — Нет уж, благодарю. Ты еще ничего не поняла во мне. Я выросла в публичном доме, и этого с меня хватит. Потому что то место, где мы с тобой сейчас находимся, самый настоящий публичный дом, только на одного клиента. Отвратительного старика, хоть мы и притворяемся старательно, что осчастливлены его выбором. О мадонна! — Она обернулась к Селии, разгневанная. — Но я прямо скажу, что со мной им не повезло. Ты знаешь, как я оказалась в монастыре? Мать попыталась однажды продать меня старому толстяку вроде этого, и я укусила его так сильно, что, клянусь, после этого он больше никогда не притронется ни к одной куло. Мне было тогда всего десять, совсем ребенок. И если они теперь попытаются подложить меня этому старому петуху, — она взмахом руки указала в ту сторону, где находились покои султана, — я укушу и его.

— Хватит! — Два пятна гневно заалели на щеках Селии. — Иначе из-за твоего языка у нас будут неприятности.

— Знаю, знаю. Извини, пожалуйста. — Аннетта вскочила и принялась нетерпеливыми шагами мерить крошечную комнатку. — Сегодня во дворце будто происходит что-то необычное, ты этого не чувствуешь?

Она приоткрыла дверь и заглянула в образовавшуюся щелку. Во дворе никого не было. Девушка обернулась к Селии, рука ее была нервно прижата к вздрагивающему горлу.

— Почему везде так тихо? Ты, кажется, говорила, что слышала чей-то крик?

— Да, слышала. Это было еще утром. Крик доносился из комнаты хасеки.

— Из комнаты Гюляе-хасеки?

— Ну да. Ведь ее дверь как раз напротив моей. — Селия махнула рукой, показывая на противоположную сторону двора. — Вон оттуда.

— Да ну? — Аннетта все еще стояла у двери, продолжая выглядывать наружу, но выражение ее лица внезапно стало серьезным. — Над ее комнатой я вижу маленький купол, наверное, в тех покоях имеется второй этаж. — Она привстала на цыпочки и вытянула шею, пытаясь увидеть, что происходит в другой стороне. — Довольно умно иметь по меньшей мере три выхода. Должно быть, ее комнаты соединяются с хаммамом валиде…

— Да, они имеют общую стену. — Селия подошла и теперь стояла рядом с подругой. — Поздно вечером, когда я была в том помещении, я видела звезды. Они напомнили мне о Поле, — добавила она тихо. — О том, как мы вместе плыли на корабле отца. Пол знал о звездах все.

— Ох, забудь, пожалуйста, про звезды, глупая девчонка, — оборвала ее Аннетта. — И вообще забудь о прошлом.

— Я не могу забыть о нем.

— Ты должна.

— Но как? Как можно забыть о прошлом? — требовательно переспрашивала Селия. — Без моих воспоминаний я ничто.

— Думаешь? — Аннетта всерьез разозлилась. — Ты ничто без будущего, вот что я тебе скажу.

— Ты не понимаешь. — Селия присела, прижала руки к животу. — Он приходит в мои сны каждую ночь, мой Пол. Знаешь, мне вчера даже показалось, что я видела его, — продолжала она грустно, вспомнив маленький леденцовый кораблик и фигурки на его палубе. Сейчас она была уверена, что все это ей приснилось.

— Так постарайся не спать — Выражение лица Аннетты, когда она обернулась к подруге, стало жестким. — Сколько раз я говорила, прошлого теперь нет, поняла? Твои сны не доведут тебя ни до чего хорошего.

Селия задумчиво смотрела на нее. Как она цеплялась за Аннетту в первые дни их пленения. «У этой девки характер как у дьявола», — сказали тогда о ней пираты и хотели выбросить девушку за борт. Они б так и поступили, будь на борту еще и другие женщины, кроме монахинь из монастыря, слишком старых, чтобы за них можно было хоть что-нибудь выручить на невольничьем рынке Стамбула. Но характер у ее подруги и вправду бешеный, Селия уже знала о ее вспыльчивости и о смелом, решительном складе ума. Аннетта всегда угадывала, что надо делать: когда нужно бороться, а когда уступать, когда сверкать и быть у всех на глазах, а когда затаиться и притвориться невидимой. Каким-то образом она умудрялась всех обвести вокруг пальца, даже ту женщину, которая заправляла на женском невольничьем рынке, из чьего дома они почти два года назад были проданы во дворец. Вернее, преподнесены в качестве подарка валиде от одной из фавориток султана.

«Нас обеих — беленькую и темненькую — вместе, пожалуйста, госпожа. — Селия помнила, как обвила рука подруги ее талию, как прижалась к ее щеке, как вкрадчиво она просила. — Вы только взгляните, мы словно сестрички».

И как ни странно, именно ее просьбы помогли им остаться вместе.

Но теперь? Наблюдая за Аннеттой, Селия ощущала угрожающую опасность, беспокойство, которое внушала ей подруга. Ей не доводилось раньше видеть ее такой взволнованной.

«Она почти рыдала, — вспомнила с изумлением Селия, — узнав новость о том, что глава черных евнухов при смерти».

Девушка никогда не видела подругу плачущей. Даже если этот Хассан-ага умер, что ей до того? Его боялись все карие. Кто в гареме будет тосковать без его страшной физиономии и зловещей походки? Не Аннетта же, в самом деле?

— Ты когда-нибудь видела ее? Я имею в виду хасеки. — Аннетта продолжала стоять, глядя в щелочку приоткрытой двери.

— Гюляе-хасеки? Ну, меня же перевели сюда всего два дня назад. Нет, еще не пришлось, по крайней мере здесь. Но, наверное, скоро увижу. Когда султан посылает за нами, за нею, например, надсмотрщица должна провести вызванную девушку через этот двор и поручить ее евнухам. — Селия пожала плечами. — Наверное, она не любит выходить из своей комнаты. Нам ведь не разрешается разгуливать где хотим. А больше тут и делать нечего.

Во дворике было непривычно тихо. Даже Селия почувствовала необычность происходящего. Лишь доносилось воркование двух голубей, устроившихся на плоской крыше и о чем-то болтавших между собой.

Аннетта вздрогнула, и на лице ее отразилась тревога.

— Говорили, что она нехорошо себя чувствует. Я имею в виду хасеки.

— Да? — Голос Селии звучал грустно. — Здесь много о чем говорят. — На память ей пришла освещенная пламенем свечи спальня и фигура наложницы, припавшая к ногам повелителя. Она медленно покачала головой. — Султан любит ее, вот все, что мне о ней известно.

— Любит? А что он знает о любви? — В голосе Аннетты звучало отвращение. — И кто тут вообще хоть что-нибудь знает о любви? Ты, надеюсь, не воображаешь, что если ты такая соблазнительная и юная, то стоит ему увидеть тебя, как он влюбится?

— Нет. — С губ девушки снова слетел вздох. — Не настолько уж я глупа, чтобы так думать.

Луч солнечного света проскользнул в дверь, осветил полумрак комнаты, добрался до дивана, на краешке которого она сидела. Селия вытянула руку, наблюдая, как он скользит по бледной коже, золотит тонкие волоски.

— Но один раз я была влюблена.

— Влюблена? Говорю тебе, что такой вещи, как любовь, просто не существует.

— Нет. Существует.

В глазах Аннетты вспыхнул насмешливый огонек.

— Ты говоришь о своем английском торговце?

Селия не обратила внимания на легкомысленный тон вопроса.

— Папа хотел, чтобы мы поженились.

— Счастливица. По большей части отцы не вникают в такие тонкости, когда дело касается замужества их дочерей. Почему ж в таком случае ты не выходила за него?

— Ты знаешь почему. Мы собирались пожениться по возвращении в Англию. И на корабле отца я как раз должна была вернуться домой, когда… Ну, о том, что случилось тогда, ты знаешь.

— Тебе повезло, что ты не вышла замуж до этого путешествия, а то отправилась бы прямиком за борт. Вместе с монахинями. — Должно быть, Аннетте и самой такой разговор показался слишком уж бессердечным, потому что она поторопилась сменить тему. — Расскажи мне про своего торговца. Не то чтобы я не слышала этого раньше или мне так уж интересно. Просто чтобы было не так скучно. Он купец?

— Он друг моего отца.

— Значит, старик? Ф-фу! — Носик Аннетты с отвращением сморщился. — Но он хоть был богат? Кажется, ты говорила, что очень, — добавила она, оживившись. — Знаешь, я никогда не смогла бы полюбить бедняка.

— Вовсе он не был старым, — обиженно возразила Селия.

— А богатым?

— Он был умным, настоящий ученый. И очень добрым.

«И он любил меня, — пело ее сердце. — Очень любил. И я его тоже любила. Полюбила с самого начала».

И она принялась вспоминать их встречу в саду торговца Парвиша у Епископских Ворот. Это было как раз накануне ее путешествия в Венецию, за два года до того, как произошло несчастье. Ей тогда было восемнадцать. С первого взгляда он даже не узнал ее, так сильно она выросла с момента их прошлой встречи.

— Вы не узнаете меня, Пол? — спросила она смеясь и присела в реверансе.

— Селия? Селия Лампри? — воскликнул он, глядя на нее и щурясь против солнца. — Нет, вы только подумайте! Неужели меня так долго не было в Лондоне? — Он взял ее руки в свои и смотрел на нее, не отводя глаз. — Боже, вы только подумайте, — повторил снова, и глаза его лучились от радости.

А потом он замолчал, будто не зная, что сказать.

— Идемте в дом, — предложила она, чтобы прервать молчание, но совсем не желая расставаться.

— Видите ли, — Пол говорил медленно, словно обдумывая каждое слово, — ваш отец занят, он беседует с Парвишем. — Взгляд его устремился к дому, затем снова вернулся к ней. Пол поклонился и произнес, предлагая руку: — Надеюсь, мисс Лампри, то, что вы стали настоящей леди, не помешает вам уделить мне минуту внимания?

Перед ее глазами возникли поросшие ярко-голубой лавандой клумбы, серебристо-зеленая листва грабов, росших у стены сада. Он смотрел на нее так, будто видел в первый раз. О чем они говорили? О Венеции, его путешествиях, о коллекции разных диковинок, собранной Парвишем… Он хотел показать ей их. Например, рог единорога и локон настоящей русалки, вспоминала она, им так о многом хотелось говорить.

Когда мысли Селии вернулись к настоящему, она увидела, что Аннетта снова стоит у двери, выглядывая наружу.

— Хм, умный, богатый… В этом есть что-то заманчивое, — бормотала она. — И даже не старик! Неудивительно, что ты в него влюбилась. Наверное, я бы тоже не осталась равнодушной, встретив такого человека. Только не говори, что он был еще и хорош собою. — Глаза девушки блеснули интересом. — А ноги у него были красивые? Знаешь, я часто думаю, что, пожалуй, согласилась бы выйти замуж, если б у моего жениха были красивые ноги.

Селия заставила себя ответить с безразличием:

— Да, ноги у него были тоже красивые.

— А он ласково говорил с тобой? Ох, можешь не отвечать, я по твоему лицу все вижу. — Она сочувственно покачала головой. — Бедная моя дурочка.

Селия помолчала. Потом после паузы продолжала рассказывать:

— Ему пришлось уехать по делам. Как раз за несколько недель до того, как мы с отцом отправились в плавание. Мне почему-то кажется, что он здесь, в Стамбуле. С посольством нашей королевы. Он ведь должен был встретиться с нами в Лондоне.

— Он ехал сюда? — Какая-то неожиданная нотка в голосе Аннетты заставила Селию взглянуть на нее внимательней. — Ты мне об этом не говорила. Значит, он может быть в Стамбуле? Ты уверена?

— Он собирался сюда, это я точно знаю. Но это было два года назад, и он не предполагал пробыть здесь долго. Наверное, он уже вернулся в Венецию. А что?

— Н-ничего, я так. — Аннетта замолчала, словно пораженная какой-то мыслью. — Слушай, Селия.

— Что?

— Он знает, что ты умерла?

— Что? — Селия рассмеялась, — Но я вовсе не умерла, скажу тебе, если ты в этом сомневаешься. Какие глупости ты говоришь! Ты имеешь в виду, слышал ли он о несчастье с кораблем моего отца? Думаю, что слышал. — Голос девушки зазвучал сухо. — Половина груза на корабле принадлежала ему.

— Нет, про нас он слышал? — Глаза Аннетты возбужденно блестели. — Селия, ты когда-нибудь думала о том, известна ли кому-нибудь твоя судьба?

— Еще совсем недавно я только об этом и думала. — Селия с упреком взглянула на подругу. — Но тебе удалось излечить меня. Помнишь? Не ты ли велела мне не думать о прошлом? «Если нам удастся выжить, то только потому, что мы не станем оглядываться назад».

— Да, да. Ты права, конечно.

Снова этот нервный жест. Снова ладонь у трепещущего горла.

— Что с тобой, Аннетта? — Селия смотрела на нее с любопытством. — Ты кажешься сегодня такой странной.

Она попыталась обнять подругу, но та выскользнула из ее рук.

— Селия, я хотела тебе кое-что рассказать. Но я не знаю, как… — Она минуту помолчала, подыскивая слова, затем пробормотала будто про себя: — Нет-нет, лучше не сейчас. Извини, но уже слишком поздно. Слишком поздно.

Аннетта внезапно замолчала и, вдруг отпрянув от двери, прошептала Селии:

— Смотри! Сюда кто-то идет.

Из дверей, отделявших дворик валиде от покоев евнухов, появилась женщина, ее невысокую полную фигуру целиком закрывало длинное черное одеяние, накинутое поверх платья. Несмотря на то что лицо ее не было закрыто, девушки поняли, что эта женщина направляется в город.

— Это Эсперанца! — шепнула Аннетта. — Эсперанца Мальхи.

В женской половине дворца сновало немало кира — чаще всего это были женщины иудейского вероисповедания, зарабатывавшие на жизнь выполнением мелких поручений обитательниц гарема, а также те, кто, не принадлежа к мусульманскому племени, мог пользоваться относительной свободой в перемещениях между дворцом и городскими кварталами, но Эсперанца выполняла поручения одной лишь валиде.

— Я не люблю ее. Она держит в руках всю гаремную стражу, и ни один из них даже понятия не имеет о том, чем эта женщина занимается. — Аннетта недоуменно наморщила лоб. — Что же касается меня, то я даже и знать об этом ничего не хочу.

Женщина медленно шла по двору, опираясь на трость с серебряным набалдашником, которую при ходьбе чуть наклоняла, раскачивая из стороны в сторону.

— Ты только посмотри на это чучело, видишь, как она ковыляет? — продолжала насмехаться Аннетта. — Это такая болезнь, здесь все они ею страдают. Ходят, как гусыни по яйцам.

Внезапная волна страха затопила сердце Селии, и она прерывающимся голосом прошептала:

— Перестань, вдруг она услышит тебя!

Дойдя примерно до середины дворика, женщина вдруг замедлила шаги, оглянулась по сторонам и затем, словно удовлетворенная увиденным, с неожиданным проворством заковыляла прямо к двери, ведущей в комнату Селии.

Инстинктивно обе девушки отпрянули назад. Аннетта прижалась как можно плотнее к стене, а Селии пришлось неловко распластаться по внутренней стороне двери.

Снаружи послышалось приглушенное шуршание, затем тишина. Селия в страхе зажмурила глаза. Ничего. Должно быть, посетительница положила ладонь на ручку двери. И вдруг тихий скрип. Дверь медленно приотворяется на несколько дюймов и снова застывает неподвижно. Селия чувствует, как кровь пульсирует в сосудах головы. Она задыхается. Ей кажется, что она больше не выдержит. Она распахивает глаза и чуть не вскрикивает.

Чей-то глаз смотрит прямо на нее сквозь отверстие в ажурной решетке. Охваченная ужасом, девушка подается назад, ее сердце колотится так громко, что женщина наверняка может это слышать. В голове Селии вспыхивают многочисленные вопросы.

«Что происходит? Почему мы спрятались? Я имею полное право находиться в этой комнате. Сейчас я подойду, открою дверь, — говорит себе Селия, — и встречу эту посетительницу».

Но почему-то она не может даже шелохнуться. Каждая жилка ее тела кричит, что надо окаменеть. Неподвижность дается ей с трудом, она чувствует, как колени ее начинают подгибаться.

И как раз в эту минуту Эсперанца исчезает. Она тянет на себя дверь и, доведя ее ровно до того предела, до которого та была притворена перед ее приходом, своей странной походкой идет на другую сторону двора. У входа в помещения хасеки женщина снова останавливается и, на этот раз не оглядываясь и не таясь, скребется в дверную створку.

Та сразу распахивается. Селия видит, как из складок своего просторного черного одеяния женщина достает какой-то пухлый сверток, невидимая рука забирает его, и дверь закрывается так же бесшумно, как она отворялась. Эсперанца Мальхи продолжает свой путь, ее палка отчетливо постукивает по камням дворика.

Через несколько минут она исчезает из виду. Девушки минуту молчат, затем вдруг Аннетту охватывает приступ смеха.

— Ох, что у тебя за лицо! — хохочет она. — Боже милосердный, какая ты, оказывается, трусиха! Ты выглядишь так, будто видела привидение.

— Как она смотрела на меня… — Вся дрожа, Селия без сил опускается на пол. — Клянусь, она смотрела прямо на меня.

— Забавно!

Аннетта едва не падает на диванные подушки и, прижав кулак ко рту, пытается приглушить смех.

— Ты думаешь, она видела меня?

— Конечно нет. Здесь так темно, что она ничего не могла рассмотреть. После яркого света дня ей, наверное, показалось, что тут не светлее, чем в могиле.

— Но она была совсем рядом.

Селия поднимает ладонь, собираясь показать пальцами, насколько близко к ней стояла Эсперанца Мальхи, и замечает, как сильно дрожит ее рука.

— Знаю я. Но какое смешное у тебя лицо!

Приступ смеха, похожий на истерический, овладевает Аннеттой. Она катается по дивану, золотистая шапочка, пришпиленная на самом затылке, падает с ее головы.

— Перестань! Прошу тебя, перестань. — Селия трясет ее за плечо. — Ты меня пугаешь.

— Н-не м-м-могу.

— Можешь. — Новая мысль встревожила Селию. — Кроме того, тебе нельзя находиться тут, у меня. Возвращайся к себе. Разве валиде не станет разыскивать тебя?

— Нет. Она всех нас услала на несколько часов. Так обычно бывает, когда она ждет прихода Эсперанцы.

Но упоминание имени валиде тем не менее произвело мгновенный и почти пугающий эффект. Аннетта села, потерла глаза и внезапно обрела прежнюю деловитость.

— О мадонна, как я голодна! Клянусь, я съела бы сейчас лошадь!

— Голодна?

Селия смотрела на нее в удивлении. Сама она ощущала при мысли о еде лишь слабую тошноту.

Какое-то время Аннетта спокойно сидела, приводя в порядок прическу, потом приладила к волосам шапочку. Будто ничего не случилось, будто напряжение, которое они только что испытали, исчезло, испарилось.

— В монастыре, — начала она, обретая обычную приподнятость духа, — всегда говорили, что я слишком много смеюсь и слишком много ем. — Внезапно она резко смолкла. — Что это?

— Что?

— Вон там, посмотри, у порога.

Селия подошла ближе к двери.

— Как странно.

— Что странно?

— Это похоже… похоже на песок, — неуверенно произнесла Селия. — Синий и белый песок. И посмотри! Он насыпан таким образом, что получился рисунок. — Она вгляделась внимательнее. — Похоже на глаз.

— Глаз? — Аннетта подскочила с дивана и бросилась к Селии, словно собираясь оттащить ее от порога двери. — Не прикасайся к нему!

— Будь спокойна, к этому я ни за что не прикоснусь.

Но как раз в ту минуту, когда подруга схватила ее, Селия потеряла равновесие, пошатнулась и чуть не упала, толкнув при этом плечом Аннетту. От этого толчка нога девушки ступила в кучку рассыпанного песка. Обе в страхе застыли.

— Что я наделала? — Пораженная Аннетта уставилась на свою ногу.

— Ничего ты не наделала. Зайди обратно в комнату.

Сохраняя спокойствие и стараясь говорить как можно увереннее, Селия потянула подругу к себе и закрыла за той дверь. В наступившей тишине обе уставились друг на друга.

— Что ж, теперь нам стало известно кое-что о Эсперанце Мальхи. То, чего мы не знали раньше, — произнесла побледневшая Аннетта. Она во все глаза уставилась на Селию. — Клянусь Господом Богом, эта женщина настоящая колдунья.