4
ШЕПОТ И ПРИЗРАКИ
Гален шагал по Наветренной дороге, наслаждаясь солнечным теплом. Для начала Месяца Закваски день был необычно жарким. Хотя далеко на западе у Марготского леса уже запестрели яркие цветы, трава в Большом Бассейне все еще была зеленой и мягкой. С залива Миррен веял холодный ветер, но стоило Галену остановиться — а останавливался он часто, — солнце быстро согревало его плечи.
— Эй, Гален! Солнышко ловишь?
Гален слегка усмехнулся.
— Привет, Понтис! В такой день кто не остановится и не улыбнется небу?
Лицо Понтиса было суровым, морщинистым, но глаза лучились добротой. Сколько Гален себя помнил, Понтис рыбачил в водах залива Миррен. Каждый день рано утром Гален смотрел, как старик спускается к пристани. Соленая вода, солнце и ветер покрыли лицо Понтиса морщинами, и те, кто плохо знал рыбака, часто считали его угрюмым. Настоящий старый морской волк с моря Чебон...
А сейчас на Понтисе был самый невероятный из его костюмов, испещренный ярко-желтыми и ярко-пурпурными полосами. С верхушки одетой набекрень огромной шляпы свисал серебряный колокольчик. Обитатели всех подвластных Васске земель — от Хрунарда до северного края Драконьей Глуши — оденутся сегодня в самые яркие свои наряды. Для многих это был шанс произвести хорошее впечатление, но для других все получалось как раз наоборот. Галену трудно было представить более смешное и нелепое зрелище, чем морщинистый моряк в странном костюме.
— Вижу, ты собрался на Праздник, — осторожно сказал Гален; ему удавалось сдерживать смех, но глаза его так и сверкали.
Он вовсе не хотел обидеть своего старого друга и соседа. Гален построил дом именно в северной части города потому, что знал: на расстоянии трех дней пути там живут такие же хорошие люди, как Понтис... А больше, чем на три дня, Гален и не собирался покидать свое жилище. Но юноша сомневался, сумеет ли он выдержать серьезную беседу с Понтисом, не рассмеявшись над его нелепым нарядом.
— Погода... самая подходящая.
— Это верно, — со своим обычным угрюмым видом согласился Понтис. — Но небо с утра красное, так что скоро будет шторм — вот увидишь, парень.
Гален покачал головой, ничуть не огорчившись.
— Сегодня не будет туч, Понтис. Это же Праздник, вряд ли священники дракона допустят такое.
— Упаси нас от этого Васска, — мрачно произнес Понтис из-под обвислых полей желтой шляпы.
— Упаси нас Васска, — повторил Гален и легко зашагал вниз по склону.
Наветренная дорога становилась все многолюдней. Крестьяне и рыбаки выходили из домов и присоединялись к растущей возбужденной толпе, медленно двигаясь к центру города. Люди являлись в Бенин на Праздник даже из Подветренного, и Гален не сомневался, что к концу дня на гулянье появятся даже жители Конниса, Шартона, а может, и самого Делфа.
Похоже, вся Драконья Глушь решила справить Праздник в Бенине. Гален уже с трудом проталкивался сквозь плотную взволнованную толпу. Чем ближе становилась центральная площадь городка, тем пышнее делались украшения на домах вдоль Наветренной дороги. Резные фигуры Васски были увешаны разноцветными флагами. Некоторые дети, разгулявшись сверх меры, сыпали сухие цветочные лепестки из верхних окон лавок, несмотря на слабые протесты родителей. Лепестки собирались с весны для Марша Пирующих, который состоится ближе к вечеру, но несколько пригоршней лепестков, разбросанных веселыми детьми, уже летали над улицей.
Гален вступил в тень Кат-Дракониса, закрывшего солнце, и по спине его пробежал озноб. В гигантском куполе отражалось солнце, и небольшие радуги сияли над многолюдной затененной улицей.
— Эй, Гален! — крикнул кто-то из толпы.
Гален осмотрелся, высматривая того, кто его окликнул.
— Привет! — крикнул он.
— Ты когда-нибудь видел такое?
Корзинщица Чендрил, державшая лавку неподалеку отсюда, пробиралась сквозь толпу, держа в руке длинный резной посох, с которого свисало несколько корзин.
— Отличный день для Праздника, верно?
— И для твоего кошелька тоже! — отозвался Гален.
— Конечно. Как же добрые люди доставят свои покупки домой без моих-то корзин? — усмехнулась Чендрил и снова начала кричать: — Корзины! Прочные корзины!
Голова, вырезанная на посохе Чендрил, повернулась и подмигнула Галену.
Тот отвернулся, его широкая улыбка угасла.
«Не смотри, — подумал он. — Не смотри, и это пройдет».
Он стал огибать людную площадь, в центре которой юные студенты Кат исполняли Танец Просителей вокруг большого фонтана. Их родители с восторгом следили за танцем, но большинство собравшихся мало интересовались заученными, порой неуклюжими движениями под четкий ритм барабана.
Люди разговаривали и смеялись.
Сперва Гален продвигался довольно быстро, порой заскакивая в открытые магазины, но ему хватило одного взгляда на Дворовую улицу, по которой он собирался добраться до своей мастерской, чтобы понять: по ней сегодня лучше и не пытаться пройти.
Значит, оставалась Аллея Колючек.
Глубоко вздохнув, он свернул направо, опустил голову и быстро зашагал по мощеной мостовой между двумя рядами домов. Извилистая улочка спускалась по склону холма к югу, пока не переходила в Каггеров ряд. Аллея Колючек не очень-то заслуживала названия аллеи — то был скорее проулок между теснящимися друг к другу зданиями, но здесь находились самые необыкновенные и экзотические мастерские Бенина.
Гален старательно избегал этого места, особенно во время Праздника.
— Гален пришел! — зашипели слева резные столбы, поддерживающие навес.
— День Галена! День Галена! — засмеялся гобелен, выставленный на продажу по другую сторону улицы.
Гален смотрел прямо перед собой и старался не сбиваться с шага.
— Слушай нас! Люби нас! Служи нам, Гален! — шептал хор темных железных драконов, прикрепленных к мезонинам. — Ты дал нам жизнь — ты наш!
Гален сглотнул. «Главное — не обращать внимания, — подумал он. — Не обращать внимания, и это пройдет».
— Они пришли за тобой, Гален, — пропела флейта с лотка разносчика, который ничего не заметил. — Беги... Убегай... Прощайся с прошлым...
Аллея кончилась. Он свернул налево, прошел по Каггерову ряду и наконец оказался на Пути Васски, обрадовавшись шуму толпы: этот шум заглушал голоса предметов, которые тихо разговаривали с Галеном. И вот он уже добрался до входа в привычное убежище своей мастерской.
Две драконьих головы в мастерской повернулись, глядя на вошедшего человека.
— О, Гален, — послышался знакомый бас из глубины кузни, — ну и разит от тебя, парень!
— От тебя тоже разит, Сефас, — ответил Гален на старое приветствие гнома. Он оглядел пустые полки. — Похоже, утро было удачным.
Сефас вышел из кузни в лавку. Его коренастый мощный торс был прикрыт кожаным фартуком; грудь, плечи, спина и руки были такими волосатыми, что Гален едва мог сказать, где кончались длинные волосы и борода его друга. Гном носил грязные полотняные штаны — уступка, как он говорил, скромности человеческих женщин — и прочные ботинки.
— Точно. Сталь тута из дверей текла, а золото — в двери. Тебе ведь это нужно, а?
— Именно, — улыбнулся Гален.
Сефасу до сих пор не очень нравилась идея обмена одного металла на другой — особенно такого полезного металла, как сталь, на такую бесполезную мягкую ерунду, как золото.
— Ну, в сундуке теперь целые мешки золотишка. — Сефас указал мозолистой рукой на кузницу. — Железа есть немножко. Сталь кончилась. Надо ковать.
— Спасибо, Сефас. — Гален оглядел лавку, потом подошел к слепому гному. — Думаю... думаю, займусь сегодня той инкрустацией для Кат.
Сефас сжал могучей рукой плечо Галена. Старый гном даже не повернул головы, перехваченной полотняной повязкой, в сторону молодого кузнеца.
— Избрание скоро, — негромко сказал гном. — Человеческие жрецы искать тебя будут, друг.
— Здесь они еще никогда никого не искали, — тихо ответил Гален, — а монахи Пир никогда не меняют своих обычаев. Каждый год они ищут в одних и тех же местах и никогда меня не находят.
— А может, в этот год изменят-таки свои привычки, а?
— Нет, Сефас. Монахи Пир предсказуемы, как рассвет. Мне только надо подождать, пока они и местные стражи закончат досмотр, и я буду в безопасности.
— А вдруг они сгрябчат тебя как раз тогда, когда ты присоединишься к толпе? Вдруг поймают на входе, а?
— Успокойся. — Гален хлопнул старого гнома по спине. Он давно выяснил, что Сефас воспринимает это как дружеский жест, только если ударить посильней. — Я делаю это уже много лет. И еще — они не позволяют людям только уходить с площади, а на тех, кто приходит, не обращают внимания.
Гален обошел гнома и сел на рабочую скамью. Отливка для рельефа лежала там, где он вчера ее оставил. Инструменты тоже по-прежнему лежали около длинной каменной формы, на том месте, где он аккуратно разложил их прошлым вечером. В работе такого рода его мастерство проявлялось лучше всего, его отливки были сложными, красивыми и отличались изяществом, даже несмотря на грубый материал.
— Короткий слишком нос! — пропищала одна из фигур отливки.
— Извини, — прошептал Гален.
Подобрал полировочный инструмент и начал углублять полость носа, делая ее подлиннее. Гален никогда не понимал, почему формы для отливки разговаривали с ним задом наперед.
Скоро он так ушел в работу, что не услышал близких шагов.
— Эй, мастер, посмотри-ка сюда! — раздался вдруг рядом чей-то голос.
— Что? — Гален недоуменно поднял голову.
Кто с ним заговорил?
Беркита засмеялась. На ней было праздничное платье — его коричневые и рыжие узоры напоминали осенние листья. В ее волосы были вплетены ленты тех же цветов, концы лент ниспадали на спину.
— Давить на форму нельзя, — сказала Беркита с усмешкой, повторяя слова, которые он сам часто ей говорил. — Надо дать камню увести тебя за...
— За пределы тебя самого, да, именно так, — рассмеялся Гален, откладывая инструмент. — Разве я не говорил, что встречу тебя на площади?
— Говорил.
Она лукаво улыбнулась.
— Но я решила зайти за тобой. Избрание вот-вот начнется, а сразу после него — Благословение.
— Спасибо, я уже получил сегодня благословение. — Усмехнувшись, он порывисто обвил руками ее талию.
Она сделала вид, что отталкивает мужа.
— Может, и так, но все равно — ты мне обещал... Эй, поосторожнее, береги свои «чуткие руки», которыми ты вечно хвастаешься!
Он неохотно выпустил Беркиту.
— Чуткие руки и глаза, готовые видеть не только то, что перед ними.
— Да-да, ты уже сто раз это повторял. — Она старалась расправить слегка помявшееся нарядное праздничное платье. Потом обошла Галена и оперлась подбородком о его плечо, глядя на работу мужа. — А ведь это, похоже, твое лучшее творение, любимый.
Гален хмыкнул в знак согласия и вернулся к работе.
«Все получается куда лучше, если камень разговаривает с тобой и указывает на твои ошибки», — подумал он уныло.
Но об этом секрете он не собирался говорить вслух.
Беркита, однако, не отступала от задуманного.
— Да брось ты это, Гален! — сказала она, дернув мужа за рукав и состроив раздраженную гримаску. — Мы же опоздаем!
Гален поглядел на улицу за открытой дверью. Утренняя толпа рассеялась, а немногие отставшие спешили к площади.
— Я ведь сказал, что приду, как только...
— Гален, ну пожалуйста, хоть раз отложи работу и...
За их спинами раздался знакомый хриплый голос.
— Прощения просим, — просипел Сефас. — Гален, у меня тама, в кузнице, проблема. Помоги, будь другом.
Гален посмотрел на гнома: Сефас опустил голову, переступая ногами в тяжелых ботинках.
— Ну вот видишь, — поспешно сказал Гален Берките. — Слушай, пойди займи место у высокого дуба на восточной стороне. Я все закончу и сразу же приду.
Беркита сощурила фиалковые глаза.
— Ты же хочешь занять хорошее место для благословения, правда? — невинно спросил Гален. — Я скоро приду, обещаю.
— Гален Арвад, — заявила она голосом, полным холодной решимости и едва сдерживаемого гнева, — если ты пропустишь Благословение Глаза и Когтя, тебе придется снова спать над кузницей, понял?
— Да, понял. А теперь хватит зря тратить время, пойди займи хорошее место для благословения.
Она повернулась, и он тут же ее шлепнул. Беркита чуть-чуть задержалась, прежде чем увернуться; яркие ленты заплясали в ее темных волосах. Она слегка улыбнулась Галену и, кинув на него многозначительный взгляд, заспешила к площади.
Гален и Сефас смотрели ей вслед.
— Может, скажешь ей, а? — буркнул Сефас.
— Нет, — грустно покачал головой Гален. — Я лучше просто подожду, пока мне не полегчает... А тебе лучше уйти отсюда, пока не пришли монахи Пир.
Сефас хмыкнул и развязал фартук. Он повесил его у печи и скрылся в своей каморке в глубине магазина. Через мгновение гном снова вышел, натягивая через голову слишком большую рубашку.
Гален невольно рассмеялся.
— Где ты это взял?
Желтую рубашку украшала пестрая вышивка с белыми цветами и зелеными ветками, она едва сходилась на широкой груди гнома, но рукава пришлось закатать — руки у Сефаса были короткие. На голову он надел гигантскую шляпу, нахлобучив ее до самых ушей, к тулье были прикреплены три пурпурных пера.
Сефас уперся кулаками в мощные бедра.
— А что тут такого? Праздник же!
— Да, Праздник, — ответил Гален. Он уже не раз сомневался, разумно ли позволять слепому гному самому выбирать себе костюмы. — Ты выглядишь очень... празднично.
— Празднично, это точно, — гордо ответил Сефас. — Богам людей гномы ни к чему, но Сефас не пропустит ни танцев, ни пира.
Гном затопал к выходу из мастерской, прихватив прислоненную к косяку палку. В лавке он двигался уверенно, почти как зрячий, и легко управлялся с горном и мехами, но наружу выходил редко, а когда все-таки покидал мастерскую, передвигался осторожно, на ощупь.
Сефас, конечно, не был настоящим слепцом. Во всяком случае, Гален полагал, что он слеп не больше любого другого своего сородича. Под землей, в темных туннелях королевств гномов, он наверняка видел не хуже, чем Гален в полдень на поверхности земли. Его слепил свет верхнего мира — Сефас говорил, что даже звезды жгут ему глаза. Гален часто гадал, что заставило такого талантливого и дружелюбного гнома покинуть своих сородичей. Несколько раз он пытался поговорить с Сефасом об этом, но тот недвусмысленно дал понять, что ему не нравятся такие разговоры.
Иногда Гален сочинял истории о том, что Сефас был купцом, свернувшим с обычных торговых путей и из гордости не пожелавшим признать свою ошибку. Или бандитом, которого прогнали сообщники, когда он решил исправиться. Гален мог придумать про гнома тысячу разных историй, но ни одна из них не была правдивой.
Гален вздохнул и решил, что сейчас некогда раздумывать об этом. Он поспешил наверх, в свою старую квартиру, открыл оставленный там пакет и достал свой праздничный наряд — светло-голубую рубашку и розовый дублет. Он неплохо будет в этом смотреться. Берките должен понравиться его наряд.
Снова зазвучали большие трубы на Кат-Драконисе — призыв к Избранию. Времени оставалось мало, и все же костюм не стоило пачкать. Гален аккуратно разложил одежду на старой постели и поспешил вниз.
Барельеф, над которым работал Гален, начал шевелиться. Фигуры обратили лица к мастеру и зашептали:
— Ближе подойди! Ближе подойди! Секрет тебе поведать хотим мы!
Гален быстро подошел к печи и наклонился, нажав на одну из каменных плит пола. Через мгновение там открылся люк — его смастерил Сефас, и он был так мастерски сделан, что когда его закрывали, невозможно было найти нужную плиту среди других каменных плит. Оглядев комнату в последний раз, Гален спустился вниз, закрыв над собой крышку люка. То была не пещера, а скорее подвал, тщательно спрятанный от любопытных глаз соседей. Гном хорошенько заделал все щели, и сюда не проникал ни единый лучик света. Сперва Гален думал, что гном собирается здесь спать, чтобы иметь возможность снять повязку с глаз. Однако Сефас предпочитал спать у печи. Зачем гному понадобилась эта комната, оставалось для Галена загадкой.
Однако для самого Галена она была как нельзя кстати. Здесь он мог прятаться, не боясь, что его обнаружат монахи Пир. Комната была небольшой, но она тянулась в сторону улицы, поэтому Гален мог слышать, что творится наверху.
Ждать пришлось недолго. Гален почувствовал, как пол задрожал под ногами монахов, — и улыбнулся, подумав, что они предсказуемы, как солнце, что встает каждое утро. Ему было слышно даже, как они останавливаются, как трогают разные вещи. Каждый год между торговцами и монахами шло что-то вроде игры. Торговцы нарочно оставляли на виду кое-какие товары, зная, что монахи приберут их к рукам. Монахи, в свою очередь, понимали, где проходит тонкая грань между жертвоприношением и воровством. Иногда случались и недоразумения, но местная священница хорошо умела улаживать раздоры. Сидя в темноте, Гален слышал, как позвякивают вещи, которые выносят из лавки, — как колокольчики на шее у коровы. Он всегда знал, когда монахи ушли, потому что тогда его «дары» переставали звенеть.
Он услышал приглушенный звук труб, но теперь они играли Марш Пирующих. Где-то наверху начинался парад. Процессию по традиции возглавляли шуты и клоуны, они изображали Безумных Императоров Рамас, а заканчивалось шествие тем, что драконий священник занимал место на ступенях Кат. За сим следовало Избрание.
Подождав немного, Гален облегченно вздохнул. Звон наверху раздавался все тише и дальше. Монахи уходили. Гален представил, как фигуры в мантиях движутся по улице, проверяя каждую лавку в поисках людей вроде него — намеренно пытающихся ускользнуть от Избрания. Выждав на всякий случай еще немного, Гален осторожно поднялся по лесенке к каменному люку.
Он уже не первый раз исчезал вот так во время Праздника, а потом снова появлялся, стоило опасности миновать. Он делал это с четырнадцати лет, с тех пор как его начали преследовать голоса. Гален боялся, что кто-нибудь допустит ошибку и объявит его Избранником. Сперва он незаметно ускользал и прятался в лесу Уэтрил или у водопадов до окончания Праздника. Мать его умерла, когда он был совсем маленьким, а отец пропал, когда Галену было двенадцать; он так и не узнал, что же с ним сталось. Заботу о сироте взяли на себя монахи Пир и быстро пристроили мальчика в подмастерья кузнеца. Чем старше становился Гален, тем труднее ему было скрывать свои странности от друзей и знакомых, но все же он ухитрялся это делать, с каждым годом оттачивая свое мастерство.
Сегодня, он знал, ему придется очень трудно, но он заранее тщательно все обдумал. Нужно очень точно все рассчитать, чтобы прибыть на Праздник во время короткого перерыва между Избранием и Благословением. Но ради любви к жене он это сделает. Гален понимал, что рано или поздно исчерпает все оправдания и увертки, но ему казалось, что за последний год голоса стали тише. Он надеялся, что скоро они смолкнут совсем, спасибо за это Берките.
Гален наклонил голову к плечу. Сверху теперь доносился лишь далекий гул толпы на площади. Гуляние почти закончилось, на улице и в лавке царила тишина. Осторожно прислушавшись еще раз, он беззвучно поднял каменный люк и выбрался в кузницу.
Все было спокойно и здесь, и снаружи. Там, где совсем недавно бурлила толпа, не осталось ни души.
Пока все шло, как он задумал.
Гален осторожно поднялся в свою прежнюю комнату, на ходу снимая старую рубашку. Он быстро переоделся в праздничную одежду, с улыбкой натянув розовый дублет и разгладив богато расшитую ткань.
— В этом наряде я ей понравлюсь! — сказал он вслух.
— В этом наряде ты выглядишь смешно! — отозвалась дверная ручка.
— Да что ты понимаешь в моде? — Гален был не прочь поговорить с предметами, когда оставался один. Ему казалось: это почти то же самое, что разговаривать с самим собой. — Ты же обычная дверная ручка!
— Мне их больше не удержать! — непонятно сказала дверная ручка. — Они идут, и мне их не удержать.
Снаружи раздался низкий голос труб и шум далекой толпы.
— Извини, мне некогда с тобой болтать, — сказал Гален, поворачивая ручку и открывая дверь.
Он тихо спустился по лестнице. По Пути требовалось пройти быстро — опаздывать было нельзя. Может, стоит пройти по Аллее Колючек? Но от одной мысли обо всех тамошних голосах его начинало мутить.
— Гален! Вернись! — сказали каменные фигуры в резной отливке. — Темноте в останься. Безопасности в будешь ты где там останься!
«Хватит с меня голосов в собственной мастерской», — сокрушенно подумал Гален.
Все изделия в кузнице, похоже, принялись разговаривать с ним одновременно:
— Беги, парень, беги! Судьба ждет... твой рок и твое искупление...
— Пропало! Пропало! Все пропало!
— Никогда не вернуться домой. Мир меняется, мир полон безумия...
Завязывая шнурки дублета, он напомнил себе, что во время Праздника голоса всегда начинали звучать чаще и громче. Гален обогнул лестницу. Так бывало всегда...
Внезапно он застыл в страхе и удивлении.
Перед ним стоял призрак.
Монах из его сна!
— Это ты! — выпалил Гален.
— Это ты! — почти в один голос с кузнецом вскрикнул монах.
Оба замерли. Несколько мгновений, показавшихся им бесконечными, оба не могли ни шевельнуться, ни вымолвить слова. Тощий инквизитор как будто удивился не меньше Галена, и выглядел монах точно так же, как во сне.
— Я... я тебя знаю! — наконец выговорил он.
Гален в ужасе попятился и врезался в скамью. Инструменты со звоном посыпались на пол. Тонкая каменная форма тоже упала и разбилась. Гален бросился к железной двери за наковальней, потом рванул на себя скрипящую дверь и выскочил на пустой задний двор.
— Подожди! — крикнул инквизитор. — Вернись!
Гален повернул налево и бросился по узкому переулку.
— Беги, Гален! — кричали сломанные вывески в переулке. — Он идет! Он идет!
— Стой! — кричал монах где-то сзади.
Каггеров ряд тянулся до самой гавани. Может, если Гален сумеет добраться дотуда, а потом побежит по берегу на восток, он сумеет скрыться — там есть места, где его никто не найдет.
— Стой! — крикнул кто-то неподалеку. — Стой во имя Васски!
Стражи Пир! Им ведь положено быть на площади — раньше они никогда не ходили по улицам во время Избрания!
Гален огляделся, ища, где бы спрятаться.
Лавки вокруг были открыты, чтобы монахи могли их осмотреть, и он нырнул в картографическую лавку Дава Джекина. Но как Гален ни метался среди стоек с рыбацкими и навигационными картами, другого выхода так и не нашел.
Пока он пробирался между картами, те пели, стараясь привлечь его внимание, их голоса сплетались в причудливый хор:
— Далекие земли... Странные, жуткие порты... Дороги, которыми мы идем, не всегда приводят нас к цели...
— Нет! Пожалуйста, остановись!
Опять инквизитор! Он ворвался вслед за Галеном в лавку.
Гален отчаянно нырнул в очередной проход между стойками. Вот она наконец — задняя дверь в переулок! Только бы выскочить отсюда, потом пробежать еще через несколько магазинов, и он сумеет отделаться от монахов, пропустив Избрание.
— Сны о землях за горизонтом... еще неосознанная судьба...
— Пожалуйста! — крикнул монах. — Мне просто надо...
— Сюда, — сказала Галену дверь, — тебе сюда!
Гален распахнул ее.
За дверью его ждали стражи. Сильные руки схватили Галена и вытащили из лавки. Они вывели его на Путь и поволокли дальше, мимо его кузни.
— Ты опоздал, — без выражения сказал страж, — но на Избрание еще успеешь.
Оглянувшись, Гален увидел, что призрак из его кошмарных снов стоит перед его кузней.
