Толпы на Ярмарке Итих — мечта вора-карманника. Норка угрем скользнула между гуляющими, перекладывая себе содержимое чужих кошельков.

Мышка с родителями бойко торговала букетами цветов. Не забывая об опасности, Норка болтала не умолкая. Один раз издалека она мельком заметила Хорька, который шнырял в толпе, как малек в водорослях.

К полудню Норка убежала с площади. Она купила головку сыра, колбасу и буханку хлеба, чтобы поесть вместе с Кисой. Потом направилась в свое убежище.

Когда она пришла, Киса спала. Улыбаясь, воровка помахала пряной колбасой перед носом нищенки. Киса мгновенно проснулась.

— Еда! О, Норка, благослови тебя Бог!

Они поели и провели остаток дня спокойно, болтая, а потом задремали. К вечеру Норка приготовила часть дневной добычи для Хижана.

— Идешь в «Шавку»? — спросила Киса. Воровка кивнула, и Киса тоскливо взглянула на нее. — Можно я пойду с тобой?

— Давай лучше встретимся в «Троллопе». Я потом приду прямо туда.

— Я знаю, ты считаешь, что в «Шавке» народ слишком груб для меня. Я подожду снаружи, но давай пойдем вместе, — умоляла Киса.

Норка посмотрела ей в глаза, в них светилась надежда. Чтобы дойти до «Троллопа», Кисе придется пройти в двух шагах от «Шавки». Норка сдалась, и подруги вместе спустились на улицу.

На улицах все еще было оживленно. Народ будет праздновать Ярмарку Итих до глубокой ночи, и во всех пивных и тавернах сегодня вечером торговля будет идти полным ходом. Норка втайне боялась «Шавки». В этом трактире было жутковато, даже когда там не толпились гуляки, начавшие пьянство с утра. Она оставила Кису на улице и проскользнула внутрь.

Киса выбрала укромное местечко для ожидания, устроившись в дверях заброшенного дома. Поджидая Норку, она от нечего делать рассматривала тех, кто входил и выходил из таверны. Норка была права — народ был грубый: подмастерья из нескольких соперничающих групп Воровской Гильдии; крепкие иностранные матросы, нагло расхаживающие с оружием; сутенеры со своими проститутками; пара стражников — без формы, но легко узнаваемые по хвастливой самоуверенности. Теперь еще вот этот — забредший в Трущобы дворянин. Киса заинтересовалась. Один из стражников исчез внутри, а другой с «гуляющим дворянином» растворились в тени у входа. Странно. Она напрягла слух, чтобы послушать, о чем они говорят, но либо они стояли молча, либо гул голосов из «Шавки» все заглушал.

На улицу вывалились гуляки, распевающие песни. Киса чуть не задохнулась от запаха кислого эля, когда они проходили мимо ее укрытия. Норка вышла за ними, маленькая, тихая и настороженная. То, что случилось потом, остановило время. Киса почувствовала себя мухой в кружке пива, когда двое мужчин выскочили из тени и набросились на Норку. Она безуспешно отбивалась. Один из мужчин закрыл ей рот и нос кусочками ткани, и Норка обмякла. Потом третий мужчина тихонько выскользнул из «Шавки». и завернул Норку в потертый плащ и взвалил на плечо. Молча они растворились в вечернем сумраке.

Время вновь пошло, и Киса помчалась за ними, бесполезно кричать и звать стражу — даже если бы стражникам было дело до Трущоб. Киса могла поручиться своими ушами, что двое из тех трех и были стражниками. Но они не арестовали Норку. Никто не кричал: «Держи вора!» — да и не мог бы, находясь на территории Гильдии. Киса шла за ними, стараясь подойти поближе, чтобы уловить хоть обрывки разговора.

Они несли Норку по направлению к портовому району. Когда вышли из Трущоб, их окутали приносимые с моря клочья тумана, горьковатого от морской соли. Улицы здесь были пошире, и не было удобных темных мест, где бы Киса могла спрятаться. Тем не менее, она подобралась еще ближе. О чем они говорили?

Внезапно они остановились.

— Пришли, — сказал тот, кого Киса приняла за дворянина. — Во имя богов, почему они задерживаются?

И тут же из-за угла появился паланкин с задернутыми шторками, его несли четверо носильщиков. Они остановились. Дворянин влез в носилки, а один из стражников подал ему груз.

— Встретимся во Дворце. Ажер захочет услышать полный отчет от каждого из вас, — сказал дворянин. — И держитесь подальше от Трущоб; Хижан может выступить против Ибханы за такие дела. — Он задернул шторку, и носилки двинулись прочь.

Киса, потрясенная увиденным и услышанным, замешкалась. Один из мужчин толкнул другого: они увидели ее. Проглотив испуганный крик, Киса со всех ног кинулась по извилистым улочкам к своему родному району. Если бы только ей удалось добежать! Конечно же, страх перед дракой с Гильдией удержит стражников.

Мужчины мчались за ней, но ужас придал ей Она достигла границы Трущоб и исчезла в мусора. Мужчины остановились.

— Черт возьми, Фалхан. Горан спустит с нас шкуры.

— Я хорошо разглядел ее. Это отродье просит милостыню у Храмовых Ворот. Если она понадобится Ажеру, я ее найду.

— Думаешь, нам не стоит гоняться за ней прямо сейчас?

Фалхан покачал головой:

— Я говорил это Горану, но не сказал тебе. Воровка, которую мы поймали, — Норка. Она — Подмастерье, человек Хижана. Еще до рассвета здесь прольется много крови.

У первого стражника отпала челюсть.

— Святые боги, — выдохнул он и быстро повернулся. — Давай убираться отсюда.

Киса примчалась в «Троллоп» бледная, как полотно. Там был только Акулья Наживка. При виде девочки он сразу насторожился.

— Отдышись, Киса, и расскажи мне все по порядку.

— Норка, — выдохнула она. — Она пошла в «Шавку». Я ждала на улице. Трое мужчин схватили ее. Двое из них стражники, не на посту, а один — благородный. Я пошла за ними и подслушала кое-что. Дворянин сказал: «Встретимся во Дворце. Ажер захочет услышать полный отчет». И он велел им держаться подальше от Трущоб. Он сказал: «Хижан может выступить против Ибханы за такие дела».

— О, боги, — прошептал Акулья Наживка.

— И еще, — закончила Киса в отчаянии. — Они видели меня.

У Акульей Наживки посерело лицо.

— Ты уверена, что они сказали «Ажер», Киса?

Она кивнула.

— А ты узнаешь их, если снова увидишь?

Она опять кивнула.

— Думаешь, и они тебя узнают?

— Дворянин меня не видел, а те двое хорошо рассмотрели, — ответила она мрачно.

Акулья Наживка закрыл лицо руками.

— Итак. — Голос его звучал глухо. — Против всех традиций и законов Гильдии Ибхана передает одного из Подмастерьев Хижана в руки Дома Ажеров. И это после того, как в портовом районе убили одну из шавок Гитивов. Конечно же, Цифа выслеживала Норку. Кто-то это заметил. Несомненно, это Ажеры. — Акулья Наживка поднял голову. Его взгляд был суровым. — А оттуда до меня один короткий шаг. — Он вздохнул. — Легкое зерно для мельницы Советников. — Он замолчал. Киса встревоженно наблюдала за ним; он перехватил ее взгляд и нервно улыбнулся. — Норка умна, но ей не тягаться с Ридевом Ажером. Если я еще не выжил из ума, надо бежать. Все кажется так ясно: или бежать, или попасть под жернова. Но знаешь, Киса, — добавил он с иронией, — я, кажется, растерял весь инстинкт самосохранения; я не буду убегать. Должно быть, это такая форма сумасшествия. — Он шагнул к двери, тряхнув головой. — Я должен бежать, но знаешь, что я вместо этого сделаю?

Она покачала головой, широко раскрыв глаза.

— Пока ты останешься здесь, а я пойду в «Побитую Шавку» и начну войну Гильдий.

— Зачем, Акулья Наживка?

— Зачем? По двум причинам. — Он загнул один палец. — Во-первых, потому что я точно знаю, что у меня нет шансов самому убить Ибхану; и — он загнул еще один палец, — во-вторых, потому что по-настоящему яростная война Гильдий — а она обещает быть такой — заставит на время стражу и других чужаков держаться подальше от Трущоб. Нам может понадобиться передышка. Жди здесь, я скоро вернусь. — И он ушел.

Это была самая жалкая Ярмарка Итих, какую Филин мог припомнить, так как провел весь этот день в библиотеке под неусыпным надзором Минцеры, Элхара и других телохранителей. Он пытался развлечься, практикуясь в чтении, но это оказалось не так уж весело, ведь рядом не было никого, кто бы помог ему. Даже в саду не было ничего интересного, поскольку придворные предоставили его своим слугам. Внутренний дворик подмели и приготовили для танцев. Вдоль всех аллей и у фонтанов установили цветные стеклянные подсвечники в форме шаров. Ясно, что в этот вечер здесь будет чудесный праздник, и точно так же ясно, мрачно думал Филин, что его не пригласят. Никто даже не принес ему маргаритку, а он еще никогда не проводил день Итих без Цветов — подарка от Мышки или ее мамы.

На него накатила болезненная тоска по дому. Он задержал дыхание и стал усиленно моргать, ожидая, что это скоро пройдет. Опасно сейчас думать о Мышке, Норке и остальных друзьях. Неожиданно его охватило тревожное беспокойство: почему Элхар и Миледи искали Мышку, и правда ли, что Акулья Наживка и Норка убили Цифу? Арра говорила, что не все из того, что ему снится, происходит на самом деле, но этот кошмар был слишком неожиданным и неестественным, чтобы считать его проявлением собственных тайных страхов.

Он заставил себя перевернуть страницу тяжелого фолианта. Он знал, что весь Дворец нашпигован отверстиями для подглядывания и комнатками для подслушивания. Цитанек, предостерегая его, показал одно отверстие. Очень важно, понял Филин, вести себя естественно. Очевидно, выражение скуки было вполне приемлемым и даже ожидаемым; а вот на слезы сразу примчится Минцера, а на вспышку ярости — телохранители. Тяжело вздохнув, Филин закрыл книгу и отложил ее в сторону; потом свернулся клубочком на диване. Может, если он заснет, время пойдет быстрее.

Он проснулся, когда открылась дверь. Мальчик обрадовался: Цитанек. Молодой Лорд закрыл дверь и что-то бросил Филину.

— Лови.

Рефлексы нищего сработали, и он поймал букетик маргариток. Филин зарылся носом в цветы, чтобы спрятать внезапно выступившие слезы. Цитанек взъерошил его волосы.

— Я спрашивал Исиву, можно ли отвести тебя сегодня днем к Храмовым Воротам, но она запретила. Я сделал все, что мог.

Он достал липкую сладкую булочку, тщательно завернутую в промасленную бумагу, камышовую дудочку, украшенную яркими лентами, и круглый сверток, завернутый в зеленый шелк и перевязанный бантом.

— Спасибо, — сказал Филин. — Я уже начал было себя жалеть.

Цитанек ухмыльнулся:

— Интересно, как я догадался, что так и будет?

Филин развернул булочку и разломил ее пополам.

— Поешь со мной, — предложил он. — Или ты уже сыт?

Молодой Лорд взял предложенное угощение.

— Ярмарка — не такое уж веселое событие, если ты совсем один.

— Разве у тебя нет друзей среди других Лордов?

Лицо у Цитанека застыло, хотя ему удалось сохранить непринужденный, слегка насмешливый тон.

— Нет. Мои знакомые четко делятся на тех, кто считает, что может сделать меня орудием в своих руках, и тех, кто сам хочет быть орудием в моих.

— А я к кому отношусь? — озабоченно спросил Филин.

Цитанек откинул прядь со лба Филина.

— Ты, — сказал он, растягивая слова, — в своей собственной категории.

— Именно поэтому меня держат запертым в библиотеке? — сухо спросил Филин.

Цитанек неожиданно рассмеялся, и его лицо засветилось.

— Должно быть, так, — согласился он. — Ну, а разве ты не откроешь сверток?

Филин развернул его. В мерцающих зеленых складках шелка лежал браслет из слоновой кости, котором очень искусно был выгравирован узор из птиц и виноградных лоз. Там было два вида птиц: ястребы и филины. Глаза у филинов были из топазов, а у ястребов — из гагата; а под листьями висели | гроздья винограда из аметистов.

— Никогда не видел ничего более красивого, — выдохнул Филин.

— Дай я покажу тебе кое-что. — Ловкие пальцы Цитанека нащупали скрытый замочек, и браслет раскрылся на невидимых шарнирах. — Этот браслет ты можешь надевать и снимать по собственной воле, Филин; и тут еще есть вот что: первый ястреб, третий филин, — сказал он и мягко нажал на них. С легким щелчком на внутренней стороне браслета сдвинулась пластинка, а за ней оказался маленький тайничок. — Он так красиво и так хитро сделан, что я просто не мог устоять; правда, я не знаю, для чего ты мог бы это использовать. — Он показал, как закрывать его, и отдал браслет Филину. Тот надел его на правую руку, и спрятал под рукавом.

— Я мог бы спрятать здесь яд, — прошептал он со злостью, — для Исивы.

— Нельзя так шутить, — предупредил Цитанек. — Это сильное искушение, и уже не раз пытались, но всегда безрезультатно.

— Я не шутил — я мечтал, но больше не буду, если тебя это тревожит. Мне никто раньше не дарил красивых вещей. Спасибо. — Он потрогал браслет сквозь тонкую ткань рукава. — А они разрешат мне оставить его?

— Если не разрешат, — ответил Молодой Лорд и его блестящие глаза сузились, — они об этом пожалеют.

Угрожающее выражение лица Цитанека как-то неприятно напомнило Филину Миледи Исиву. Он вздрогнул и оглянулся, ища, чем бы отвлечься от этого воспоминания.

— Покажи мне, как играть на дудочке, — попросил он, протягивая ее Лорду.

Цитанек показал, куда нажимать пальцами, и сыграл веселую мелодию. Когда Филин попробовал сам, дудка заверещала, как мартовский кот. Он рассмеялся.

— Я ей не понравился!

— Ты дуешь слишком сильно. Представь, что ты говоришь шепотом.

После нескольких попыток Филину удалось извлечь из инструмента нечто похожее на музыку. Он отложил дудочку в сторону, затолкав ее между книгами, и пообещал попрактиковаться, когда останется один.

— Я их всех с ума сведу: Минцеру, Элхара и всех остальных стражников. Так им и надо!

Отворачиваясь от книжного шкафа, он почувствовал, как перед глазами все поплыло. Комната исчезла. Вдруг он увидел раскаленные, светящиеся красные угли; жаровню, а за ней ряды серебряных инструментов с деревянными ручками. Руки с красивым маникюром аккуратно раскладывали инструменты на горячих углях. В Филине выросло ощущение угрозы, возникло желание закричать. В памяти всплывало воспоминание о сияющем зеленом сапфире. Потом границы его видения расширились. Это Ридев Ажер сидел у жаровни, склонившись над инструментами. Филин смотрел, как Лорд Советник выбрал один из них и подошел к своей жертве…

— Нет, — заплакал Филин, мотая головой из стороны в сторону, будто пытаясь таким образом отогнать видение. Жертва оставалась за пределами видения, он видел только голую тонкую руку, привязанную к стулу. Раскаленный инструмент угрожающе приблизился; потом коснулся кожи.

— НЕТ! — закричал Филин, и его видение рассеялось.

Вдруг мальчик почувствовал, что его плеча коснулась рука. Цитанек тряс его.

— Филин!

Филин открыл глаза.

— Филин! — встревоженное лицо Цитанека было всего в нескольких сантиметрах от него.

— О, боги, — прошептал Филин, побледнев.

— Что случилось? Филин, с тобой все в порядке? Что тебя так напугало? — Последние слова он буквально выдохнул.

— Я не смею этого сказать. Вдруг они нас подслушивают? — ответил Филин шепотом.

Цитанек притянул его к себе.

— Мы скажем им, что ты тоскуешь по дому, — прошептал он ему в самое ухо. — Сделай вид, что ты плачешь.

Но притворяться не пришлось. Филин был так напуган и встревожен, что как только он чуть расслабился, то сразу разрыдался. Цитанек держал его, давая выплакаться. Дверь раскрылась, и вошла Минцера.

— Бедный Филин, — сказала она мягко. — Ему опять плохо?

— Скучает по дому, — сказал Цитанек; потом у него возникли подозрения, и он спросил, прищурив глаза. — Почему опять? Что ты имеешь в виду?

— Ночью он заболел, — объяснила управляющая. — Он не привык к такой острой жирной пище.

— Хацет. О, боги. — В голосе Цитанека звучала боль. Внезапно он перешел на взбешенный крик. — Эта мегера!

— Цитанек, — перебила его Минцера. — Это был не хацет. — Она приложила ладонь к груди. — Кровью и честью клянусь, не хацет.

Филин дрожал в руках Цитанека, который поглаживал его, прижавшись щекой к волосам. Он встретился взглядом с Минцерой, и его лицо окаменело: он все понял.

— Она хочет использовать мальчика, чтобы управлять мною, — произнес он. В течение минуты они, не двигаясь, смотрели друг на друга. Молодой Лорд закрыл глаза, в которых плескалась боль, а плечи обреченно поникли. — И это ей удастся.

Филин отклонился назад, чтобы заглянуть в лицо Цитанеку.

— Ты не должен позволять это, — сказал он хриплым от слез голосом, но лицо у него было решительным. — Она не может убить меня, тогда она совсем потеряет свою власть над тобой. А к побоям я привык.

— Она беспощадна. Если побои не помогут, она перейдет к пыткам: раскаленное железо, поломанные кости.

— Делай то, что ты должен делать, — твердо сказал Филин, — а я вынесу все, что мне суждено.

Цитанек взял лицо Филина в ладони и внимательно посмотрел в глаза.

— А если она придет и скажет: «Делай, как я велю, или я выколю ему глаза», что мне тогда делать?

— Делай то, что нужно, а я вынесу все. Я не хочу быть слепым, но еще меньше я хочу быть ножом у твоего горла.

— Ты смелый, — пробормотал Цитанек. — Ты устыдил меня.

— Я не собирался стыдить тебя, — горячо сказал Филин. — Я просто хочу дать тебе надежду.

Минцера слушала все это, и ее глаза, яркие, как бриллианты на фоне темной маски лица, наполнились слезами. Она отвернулась, чтобы никто этого не заметил. Но ее движение привлекло внимание Цитанека.

— Верные уши Миледи, — прокомментировал он тоном, от которого мороз пошел по коже. — Ну, и как вы об этом напишете в своем отчете?

Почти против своей воли она повернулась, чтобы взглянуть на него. По ее щекам текли слезы, и она заметила его удивление.

— Я лишь отвечу на вопросы, которые мне зададут, — ответила она, бледная, как полотно, — это мой долг. — Потом она вышла и заперла за собой дверь.

В наступившей тишине Филин тихо спросил:

— Зачем ей контролировать тебя?

Цитанек выглядел неимоверно уставшим.

— Она собирается сделать меня Королем и хочет держать на привязи.

В сердце мальчика вонзились когти сомнения.

— А ты ведь не хочешь, правда? — выдавил он.

— Хочу? — переспросил Цитанек презрительно, но со страстью. — Боги, Филин, да я лучше умру на месте. — Огонь перестал полыхать на его щеках, но в глазах осталось выражение страдания. — Мне очень надо поговорить с тобой там, где нас не услышат, — добавил он вполголоса.

Филин кивнул. Они оба замолчали, потом Филин выжал из себя слабую улыбку надежды.

— Ты поможешь мне с чтением? — спросил он спокойным голосом. — Я пробовал сам, но без учителя очень трудно.

Цитанек принес книгу.

— Завтра, — сказал он задумчиво, — я принесу письменные принадлежности. Во-первых, писать можно и одному. К тому же, это полезное умение.