Пролог

Много веков назад…

Охотники за вампирами были быстры. И многочисленны. Несмотря на их глупое желание начать атаку прямо перед сумерками, их преданность делу граничила с фанатизмом, а это всегда делает врага опаснее. День не принес бы ничего хорошего леди Лиссе, если бы не рыцарь, появившийся из золотистых песков пустыни, которые все еще мерцали после дневной жары. От его боевого клича у охотников кровь застыла в жилах, а Лисса вспомнила о диких ирландских болотах. Когда смолк звон оружия и прекратила литься кровь, Лисса приказала слугам:

— Я хочу поблагодарить его. Приведите его ко мне.

Они повиновались ей быстро, как и всегда. Когда слуга отогнул перед ним полог палатки, рыцарь не сразу ее увидел. Первые звуки его голоса мягко, словно теплая кровь, защекотали ей живот.

— Я не готов к встрече с вашей госпожой, сначала я должен привести себя в порядок.

— Но я хочу вас видеть прямо сейчас.

Он повернулся на ее голос, когда она появилась из тени. Слуга ушел; она заметила, что туника и кольчуга рыцаря запятнаны кровью побежденных. Когда он снял рукавицы, которые тоже были в крови, она увидела на его руках характерные мозоли от частого обращения с мечом. Его волосы каштанового цвета с легким намеком на рыжину были влажны от пота. Когда его яркие голубые глаза, обрамленные бледно-золотистыми ресницами, остановились на ней, она замедлила шаг. Его взгляд окружал ее со всех сторон, словно знакомые объятья.

Она думала, что разделит с ним бокал вина. Возможно, с помощью гипноза заставит его сегодня отдать ей немного своей крови, а затем отправит в постель с несколькими служанками, чтобы вознаградить за беспокойство. Хотя ей было всего двести лет, и она отнюдь не была импульсивной, желание отпустить его растаяло в тот момент, когда она отдала слугам мысленный приказ принести в ее палатку все необходимое для омовения.

— Моя госпожа, — поклонился он.

— Сэр рыцарь, — вновь овладев собой, она налила в кубок своего лучшего вина. — Я перед вами в долгу.

— Возможность спасти такую прекрасную даму предполагает обратное.

Она обернулась, подняв бровь. «А он боек на язык, и это куда привлекательней моей красоты. В особенности если он так же хорош в других отношениях».

Ее взгляд, очевидно, достаточно хорошо выражал ее мысли: в его глазах появился первый намек на желание, однако в выражении его лица было что-то еще. Любопытство.

— Это было странное нападение, моя госпожа. Казалось, эти люди хотели убить именно вас.

— Люди боятся того, чего не понимают. У меня есть враги. Это мое дело, не ваше. Но я благодарна вам за то, что вы послужили мне своим мечом.

— Что ж… — пробормотал он неопределенно. Держа кубок обеими руками, она подала его рыцарю. Она не двинулась с места, когда он потянулся к кубку. Посмотрев на нее, он положил руки поверх ее рук, поднимая кубок к губам. Она сделала два шага вперед, и носки ее туфель оказались прямо между его сапог. Пока он утолял жажду, она смотрела, как работали мышцы на его горле. Он пил аккуратно, не пролил ни капли ни на себя, ни коврик под ногами, а она почти хотела, чтобы тоненькая красная струйка побежала из уголка его рта вниз по горлу, еще больше разогрев ее желание. Хотя на самом деле ее возбуждало просто смотреть, как он пьет. Он отнял кубок от увлажненных вином губ, прервав ход ее мыслей.

— Во время битвы я убил многих, но на земле лежали трупы тех, кто пал не от моей руки.

— Мои слуги — не беспомощные ягнята, — сказала она, раздумывая, каков он был бы на вкус, если бы она приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам, пахнущим вином. — Хотя не все они воины, мне было бы стыдно, если бы они не взялись за оружие.

— О да, они взялись! Даже ваш повар умело орудует своей утварью. — Легкая улыбка заиграла на его губах, но глаза оставались серьезными. — Они храбрецы и готовы отдать жизнь за вас, но я не увидел никого, кто был бы достаточно силен, чтобы сломать воину шею или позвоночник, как гнилую ветку.

Когда он опустил кубок, она почувствовала, что он крепче сжал руки поверх ее рук.

— Один человек… я выдергивал меч из его живота, и тут другой воин зашел сзади. Он бы меня проткнул, я в том не сомневаюсь. А затем там, где прежде была богом проклятая, безветренная пустыня, прошелестел ветерок, — легкий, как полет духа. Я почувствовал на лице мягкое касание, похожее на касание женских волос. — Его взгляд замер на локонах цвета Миронова крыла, перехваченных тремя лентами. — Этот человек кубарем покатился от меня, земля словно подбросила его. Когда он приземлился, его позвоночник был сломан, а шея свернута.

— Мне кажется, вы слишком долго оставались на солнце, сэр рыцарь.

— А вы, возможно, вообще никогда не выходили на солнце, моя госпожа. Ваша кожа белая, как молоко, — прошептал он. — Что вы за существо? Следует ли мне вас бояться?

Он выглядел скорее любопытным, нежели встревоженным. Он почти… развлекался. Взволнованная, она убрала руки и отступила, возвращая себе надменное спокойствие.

— А вы меня боитесь?

Внутрь палатки проскользнули слуги с ведрами воды и ванной. Он предпочел не отвечать и поднял брови при виде слуг.

— Вы готовитесь принять ванну, моя госпожа. Мне следует оставить вас одну.

— Я готовлю ванну для вас, сэр рыцарь. В ответ на его удивленный взгляд она наклонила голову. — Традиционная любезность, не так ли? Хозяйка дома уделяет внимание своему гостю.

Она увидела, что он понял, что она имела в виду, и подумала, может ли он представить все это так же детально, как она. Его мускулистое обнаженное тело, блестящее от воды, капли которой так и хочется слизать с загорелой, пропитанной солнцем кожи. Он пошевелился, сглотнул.

— Моя госпожа…

— Вы хотите оскорбить мое гостеприимство, сэр рыцарь?

Она почти услышала, как захлопнулась ловушка, и по выражению его глаз поняла, что он тоже мог это слышать.

— Нет, моя госпожа.

— Тогда, прошу вас, снимите оружие и одежду. Мои слуги ими займутся. — Здесь была другая причина для раздумья. Она шагнула к нему. — Вы, конечно, можете оставить оружие при себе, если это успокоит вас. Или, может, вы так долго носили оружие, что забыли, как оно снимается?

Еще один шаг, и она снова очутилась перед ним. То, как эти пронзительные голубые глаза проникали в ее тайну, все в ней переворачивало. Казалось, что он полностью ее понимает, даже то, как она сейчас с ним играла. Она вытянула руку и дотронулась до перевязи, начав медленно ее расстегивать, прекрасно осознавая, какой подарок ждет ее под туникой.

Он не двигался, а на его лице отражались любопытство, желание и настороженность. Он совсем не глуп.

Его правая рука была занята кубком, и он мог действовать только левой, но она подозревала, что он мог бы оказать ей достойный отпор, если бы захотел. Отстегнув меч, она подошла еще ближе, чтобы снять пояс. Туника свободно повисла. Она протянула меч, кинжал и пояс слуге.

— Пожалуйста, проследите чтобы лезвие как следует вычистили и наточили, а ножны хорошенько смазали.

Видят небеса, только лишь от этого легкого касания ее собственные ножны увлажнились. От него пахло потом и кровью, пылью дорог, и все же она ничего на свете не хотела сильнее, чем смыть все это с его кожи, словно снимая обертку с подарка.

Она забрала у него кубок.

— Как только вы разденетесь и зайдете в ванну, мы приступим к омовению.

Заставив себя отвернуться и отойти в другой угол палатки, она слышала только шорох одежды и позвякивание доспехов. Он снимал тунику, стягивал кольчугу и передавал ее в руки слуг. Он мог при необходимости сам о себе позаботиться, но она всего лишь экономила его время для подготовки к следующей битве. Она подозревала, что ему не так-то легко доверить эту работу кому-то другому, поэтому, возможно, он чувствовал такое же сильное влечение к ней, какое она чувствовала к нему.

Отставив кубок, она услышала, что он аккуратно вошел в ванну, а слуги тихо удалились, оставив ее одну с ее жертвой. Ее ужином. Ее наслаждением. Она обернулась.

Боже святый… и она действительно имела в виду именно это.

Даже покрытое кровью и глубоко въевшейся грязью, его тело, без сомнения, было произведением самого Бога: мускулистые бедра, широкие плечи, длинные руки и его полувозбужденный орган, при виде которого у нее текли слюнки; она подумала о его размере и толщине, когда он будет в полной готовности. Он уже начал удлиняться, хотя рыцарь, казалось, пытался смотреть куда угодно, только не на нее. Возможно, он думал, что ему не следует воспринимать все это как попытку соблазнения, она пока не дала ему конкретных поводов так считать. Но, ох, именно это она и собиралась сделать. Она была голодна. В обоих смыслах.

В нем было что-то такое, что даже если бы еда была прямо у нее под носом, она бы предпочла ей этого рыцаря. Она хотела, чтобы он стоял неподвижно, пока она поливает его водой, глядя, как та струится по твердым мускулам, забирает с собой пыль и грязь и заставляет его кожу сиять в свете свечей.

Приближаясь, она опустила глаза вниз, как скромная служанка, но на самом деле для того, чтобы лучше рассмотреть его внушительный орган. Несмотря на все усилия рыцаря владеть собой, член продолжал подниматься, особенно тогда, когда она медленно подняла взгляд и осмотрела всю поверхность его тела, от бедер и до горла. Она стояла достаточно близко, чтобы протянуть руку и пальцами слегка коснуться плоского живота, что она и сделала, слегка поцарапав его ногтями.

— Моя госпожа. — Он взял ее за запястье. Она очень удивилась, посмотрев ему в лицо и увидев на нем помимо мужского желания еще и улыбку. — Вы дразните меня.

Она улыбнулась:

— Да, я ненасытна, мой рыцарь. Как вы и предположили, мои аппетиты довольно необычны. Я бы и не подумала удовлетворять эти аппетиты за ваш счет, поскольку сегодня вы спасли жизнь мне и многим моим людям. Но я признаю, что иногда могу быть излишне самовлюбленной.

Изучая ее, он провел рукой по ее волосам. Его прикосновение потрясло ее, а глаза закрылись, когда он коснулся ее виска. Когда его большой палец дотронулся до ее губ, она взяла его в рот и укусила.

Он немного напрягся, но не отодвинулся. Она совсем не пользовалась внушением, однако чувствовала, что он с любопытством на нее смотрит, еще крепче сжимая ее запястья.

— Мой разум говорит мне, что вы такое, — прошептал он. — Он говорит мне, что я должен был помочь им прикончить вас. Но мое сердце говорит мне, что я отдам всю свою кровь до последней капли, лишь бы защитить вас. Это заклятье? Вы используете свою красоту, чтобы дурманить меня?

Ее глаза оставались опущенными, тень от длинных ресниц слегка трепетала на щеках. Попробовав его кровь и поняв, что она ей нравится, она еще глубже втянула в рот его палец, слизывая сочащиеся капли крови и словно показывая ему, что то же самое она могла бы делать и с другими частями его тела. Она услышала, как он пробормотал проклятье. Когда она наконец подняла глаза, он все еще смотрел, как она по капле вытягивает из него саму его сущность. После того как она его отпустила, он пораженно посмотрел на свой палец и опустил руку на ее бедро, привлекая ее ближе к себе; ее голени упирались в край ванны.

— Вы загадка, моя госпожа. Я спрашиваю себя, почему я не бегу от искушения, такого огромного, что даже участие в дюжине крестовых походов не смоет грех с моей души.

— Вы так и не ответили на мой вопрос. Вы боитесь меня, сэр рыцарь?

Он улыбнулся, и на этот раз улыбка достигла его глаз, заставляя их сиять, словно сапфиры в свете костра. Это поразило ее. Он почувствовал, что она такое, но нисколько не боялся.

— Я умру в этих землях, но не от вашей прелестной руки. Хотя, на мой взгляд, гораздо лучше умереть у вас на руках.

Это немного омрачило момент. Подумав об этом, она огорчилась более, чем следовало бы, ведь она только что встретила этого мужчину.

— Я запрещаю вам говорить о такой чепухе. Мы смоем эти мысли прочь.

Когда она нагнулась, чтобы поднять ведро с водой, он придержал ее за локоть.

— Оно слишком тяжелое, моя госпожа. Пожалуйста, позвольте мне.

Она могла бы поднять этого рыцаря одной рукой, но его галантность отозвалась в ее теле волной удовольствия. Он опрокинул на себя ведро с водой, намочив волосы. Вода тонкими струйками стекала по телу. Рыцарь явно был долгое время в пустыне. Она уже поняла это по бронзовому загару на его лице.

Когда он поставил ведро на землю и выпрямился, чтобы растереть себя, она остановила его. Не позволив ему самому откинуть мокрые волосы со лба, она сделала это за него. Поднявшись на цыпочки, кончиками пальцев дотронулась до его век, смахнув с ресниц воду, чтобы он снова смог открыть глаза. Когда она чуть опустила руки, ее пальцы начали ласкать его губы, его горло. Сейчас он пристально смотрел на нее своими голубыми глазами, в глубине которых читалось сомнение.

— Моя госпожа… я… вы знаете, что ничего мне не должны. Я ничего от вас не требую, даже вашего гостеприимства.

— Отказать в гостеприимстве путешественнику в пустыне? Так не поступают даже с врагом, не говоря уж о человеке, который спас жизни моих слуг и, возможно, мою собственную?

— Это была услуга. Я с радостью бы сделал это еще сотню раз, чтобы ваша красота освещала мир еще один день.

— Или ночь, — пробормотала она.

— У такой леди, как вы, — продолжал он упорно, — наверняка есть любящий муж, и я не хочу быть причиной вашего бесчестия. Вы ничего мне не должны.

Ей пришлось спрятать улыбку, вызванную его настойчивостью, хотя она чувствовала, что его сердце дрожит от ее заигрываний.

— У меня нет мужа, сэр рыцарь. Я богата, независима и делаю, что хочу. Сейчас, например, мне доставляет удовольствие купать вас. — Она заставила его повернуться. — Если я хочу отплатить вам за ваше время, это мое дело, а никак не ваше. Но вы можете счесть, что я слишком многого у вас прошу.

Она провела куском мыла по его широкой мускулистой груди. Как ей хотелось быть сейчас дома, где она могла бы искупать его в ванне, достаточно большой для них обоих, наполненной ароматами трав. Но вряд ли он пришел бы спасать ее в ее же собственную крепость. Положив руки ему на поясницу, она пробежала пальцами по изгибам ягодиц, провела мылом между ними, намыливая его в более интимных местах.

— Стойте спокойно, — сказала она тихо, когда он вздрогнул, — или мне придется связать вас лентами из моей прически, чтобы я могла как следует вами заняться. — Ее рука проскользнула между его раздвинутых мускулистых бедер, и дотронулась до мошонки. Затем она опустилась вниз по ноге до уровня воды, чуть ниже колена. Она так же поступила и со второй ногой, воспользовавшись возможностью еще раз приласкать его яички и провести рукой между ягодиц.

— Повернитесь. Когда он повернулся, она с удовольствием задержалась на возбудившемся члене, прежде чем начала его намыливать. Он сделал шаг к ней, закрыл глаза, но, стиснув руки, не коснулся ее, когда она провела рукой по его животу, соскам и вернулась к горлу.

— Вы очень сдержаны, сэр рыцарь. Мне это нравится. Ваше мужество говорит, что вы меня хотите, но ваши желания находятся под контролем разума.

— Я не знаю, хочет ли моя госпожа, чтобы я к ней прикасался.

В его глазах сверкал огонь — тот же, что вспыхнул в ее крови при этих словах.

Но она просто кивком указала на следующее ведро. Он вылил его на себя, чтобы смыть мыло, а она помогала ему, распределяя воду по телу, снова проводя руками по притягательным складкам под гениталиями и между ягодиц. Она подошла достаточно близко, чтобы вода плескалась ей на руки и намочила перед платья, пока не отодвинулась, чтобы руками смыть мыло с его груди.

Хотя она знала, что желание его велико, все это стало игрой, правила которой он сам озвучил. Он не прикоснется к ней, пока она ему не прикажет, а она будет наслаждаться игрой с ним, доводя его до исступления. Но под этим желанием было что-то еще: в том, как он смотрел на нее, в том, что позволяло ей реагировать на изменение его настроения, а также на ее собственную необыкновенно сильную реакцию на него.

— Вы колдунья, — сказал он хрипло, — прекрасная колдунья, из-за которой я буду проклят.

Она ничего не ответила, просто придвинулась еще ближе и вступила в ванну, встав ему на ноги. Подол ее платья плавал по поверхности воды. Когда она приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ, он обнял ее за талию, прижав к своему обнаженному телу. Его член упирался ей в живот и ниже, когда он ее поднял. Его влажные волосы поблескивали в ее пальцах. Она позволила желанию забить словно фонтан. Крепче ухватилась за его член. Во время поцелуя ее дыхание стало похоже на низкое рычание.

— Словно львенок, — прошептал он. Он удивил ее, взяв на руки. Выйдя из ванны, отнес на гору подушек, которая служила ей постелью. Присел рядом на корточки. Откинувшись назад, она смотрела, как он играет с кружевами корсета, который она носила поверх платья…

— Это было давно, моя госпожа. Я хочу быть нежным.

— Не надо. Я не буду нежной с тобой. Я обещаю, что заставлю тебя служить мне снова и снова этой ночью, и до рассвета опустошу.

Так как она не могла больше сопротивляться, она схватила его за член, который был словно сделан из стали, покрытой шелком. Казалось, он пульсировал в такт пульсации ее лона.

Когда она коснулась его, он резко выдохнул, смяв одну из подушек возле ее головы, а она ногтями водила по его члену, пальцами лаская яички. О боги, а он неплохо оснащен.

Его рука двигалась по ее бедру, начав медленно поднимать платье; он постоянно следил, нравится ей это или нет. Касание его пальцев через ткань обжигало тело. Она хотела почувствовать на себе касание его рук. Когда платье собралось складками в его большой ладони, а кончиками пальцев он начал слегка ласкать ее бедро, она выгнулась, будто он уже скользнул внутрь нее. Выражение его лица стало более сосредоточенным, а внимание переместилось вниз, на лоснящиеся губы ее влагалища, которые уже были влажны для него.

Она не хотела быть терпеливой. Неугомонная, раздраженная собственной реакцией на его ласки — она, конечно же, хотела наказать его… Ведь это позор — желать некоторых вещей… желать этого смертного.

Она приподнялась и, прежде чем он смог оказать сопротивление, отбросила его на спину, хотя он схватил ее за руку за секунду до того, как она это сделала. Он боролся, но не мог соперничать с ее силой и уловить скорость ее движений; Она повалила его на пол палатки, держа руками запястья, а бедрами плотно обхватив торс.

— Так ты не боишься меня?

Он попытался оторвать руки от пола, но не смог. И тогда снова откинулся назад. Она спокойно посмотрела на него, а потом немного приподняла губу, чтобы показать, как удлиняются ее клыки.

Он широко раскрыл глаза в изумлении, но быстро перевел взгляд с клыков на лицо, словно изучая его.

— Нет, моя госпожа, — сказал он наконец, — но я чувствую, что вы почему-то боитесь меня. Отпусти мои руки, девочка, позволь мне дотронуться до тебя и доставить тебе удовольствие. Я не обману твоего доверия. — Его голос стал глубже и ниже. — Ты достаточно влажная, чтобы я насадил тебя на мое копье, а я достаточно велик, чтобы сделать это глубоко и грубо. Просто позволь мне это сделать.

Так кто кого соблазнял?

Она разжала пальцы, поднялась, отошла в угол, коротким жестом приказав ему не двигаться. Приподнявшись на локте, он смотрел, как она наливает в кубок вино и идет обратно. Приблизившись, она широко раздвинула его бедра, получив беспрепятственный доступ к его возбужденному члену. Подняла кубок, наклонила: густо-алая жидкость потекла по груди, животу, бедрам… Она наклонилась, обвивая его своим дыханием, и начала аккуратно слизывать вино с широкой головки члена. Рыцарь вцепился в шелковые подушки, и она с наслаждением подумала, что могла бы пытать его так часами. Медленно она все глубже и глубже забирала его член в рот, наслаждаясь вкусом его кожи, семени и вина. Бедра рыцаря то напрягались, то расслаблялись: мужчина сдерживал себя, чтобы дать ей возможность получить удовольствие. Он не знал, что если бы она хотела, у него не осталось бы выбора. Но она всегда предпочитала такой вид повиновения, свободный выбор, хотя и не могла отрицать того, что хищник в ней одинаково возбуждался и от борьбы.

Освободив его, она снова подняла кубок и плеснула вино ему на живот; лакая вино из его пупка, она грудями терла центр его возбуждения. Наклонила кубок над горлом, грудью. Слизала вино с его сосков, а он в ответ только дернулся. Здесь она остановилась, вдыхая его запах. Ее искушали его бедра, горло, бешено бьющийся пульс, — это было больше, чем она могла вынести.

Он выбил кубок у нее из рук и схватил за талию, притянул к себе с нетерпением дикого зверя. Его нетерпение было сильное, но мягкое, ей было тяжело ему сопротивляться. Когда он коснулся губами выпуклостей ее груди, выдающихся над корсетом, это простое прикосновение заставило ее трепетать от страсти.

Парализованная своим собственным желанием, она смотрела, как он расстегивает корсет, теребит завязки платья. Взяв в рот сосок, он начал его покусывать.

— О-о-о, ох. — Ее тело двигалось в собственном ритме, нетерпеливо потираясь о него, но он, благослови его боги, наслаждался моментом. Он посасывал ее мягкими влажными движениями. Тело напрягалось от желания.

— Чего вы хотите, моя госпожа? — Он сказал это прямо в нее, гладя и лаская ее языком. Она запустила руку в его влажные волосы, придерживая голову. — Скажите рыцарю, что он должен сделать, чтобы как можно лучше услужить вам.

— Тебя, — прошептала она. — Внутри меня. Я хочу чувствовать себя… погруженной. Пронзённой. Взятой.

Он откинул ее юбку и повиновался, поднимая ее, а затем медленно-медленно опуская на свой член. Она кричала от наслаждения.

Она слишком долго отказывала себе в удовольствии насладиться мужским телом. Таким телом, как это. Таким мужчиной, как этот.

Она схватила его за волосы, когда он, стиснув руки на ее бедрах, заякорил ее, вонзив пальцы в ее ягодицы. Она не приостановилась и не спросила разрешения. Он был ее. Она сделает так, как хочет, не спрашивая, почему у нее возникла такая дикая необходимость в этом смертном, который должен был бы стать приятным разнообразием. Ужином.

Когда она вонзила клыки в его шею, он лишь сильнее прижал ее к себе. Она втянула в себя его сущность, почувствовала его кровь у себя на языке. Никогда раньше она не испытывала такого насыщения. Только однажды… ее самурайская стража.

В этот момент всплыло непрошеное воспоминание: отчим, слуга ее матери, заставил Лиссу укусить каждого охранника не только для того, чтобы привязать их к ней, но чтобы научить Лиссу привязывать к себе смертного и уметь определять их местонахождение. Юн был первым. Она нервничала, но он ее обнял, чтобы успокоить и показать, что она не делает ему больно.

Это были два абсолютно разных момента и два разных человека, но чувство всепоглощающей любви и привязанности было одним и тем же, несмотря на то, что Юн охранял ее, когда она была маленькой, а этого мужчину она видела впервые.

Ее тело поддавалось его чувственному напору, оргазм для нее уже был чем-то большим, чем освобождение, — это было волшебство. Мощная энергия, сама по себе почти волшебство, которое могло изменить ее мир. Когда все закончится, это будет маленькой смертью, в результате которой появится новое существо. Феникс, возродившийся из двух душ.

Это была странная мысль. Люди всегда были для нее только источником пищи и чувственных удовольствий. Но с этим человеком она чувствовала связь. Он словно катался на волнах, держа ее за руку, и их обоих уносило в море.

Ее бедра начали двигаться резче, ей пришлось отпустить его горло, когда на нее нахлынул оргазм. Его семя устремилось в нее, и он снова со стоном ее поцеловал. Его глаза блуждали по ее лицу, словно запоминая каждую черту. Он приложил кончики ее пальцев к ранке от укуса. Накрыв ее руку своей, он, очевидно, хотел, чтобы ее прикосновение остановило кровь.

Какое-то время они изучали друг друга. Ей не казалось, что тишина тяготит его. Ее она тоже не тяготила. На самом деле то, что произошло в последние несколько минут, исключало любые разговоры. Когда он наконец откинулся назад на подушки, чуть улыбнувшись ей, она поняла, что он переживает типичную для мужчины реакцию на всепоглощающий оргазм. Он потянул ее на себя, заключив в объятья так, что голова ее лежала у него на груди, а под ее пальцами билось его сердце. Она изучала его профиль, нос, твердые чувственные губы, высокие скулы; как хорошо было лежать вот так, слушая легкое рокотание в его груди, которое говорило ей, что он задремал. Этот мужчина очень долго путешествовал один, дрался за нее, а затем доставил ей такое удовольствие, какое уже долгое время не доставлял ни один человек или вампир. Она могла простить ему этот краткий сон.

Она и сама немного поспала, пока не почувствовала приближение рассвета. Хотя спала неглубоко, она проснулась и с удивлением обнаружила, что свернулась на подушках одна, прикрытая легкой простыней, которая защищала ее от утренней прохлады пустыни. Он был уже одет и пристегивал к перевязи меч.

То, что он уходит, очень сильно ее задело.

— Почему ты сказал, что умрешь здесь? — Она села, откинув волосы с лица.

Он покачал головой и чуть улыбнулся. Подойдя, опустился на колени и провел рукой по ее виску, щеке.

— Позаботьтесь о себе, госпожа: я буду страдать, если узнаю что с вами что-то случилось.

— Ты мог бы остаться и сам за этим проследить. — Она не собиралась говорить такое, но внезапно поняла: это то, чего она хотела. Если он попробует уйти, она заставит его остаться.

Он снова покачал головой. На его лице появилось сожаление.

— Мое сердце больше всего на свете хочет быть здесь, я готов пожертвовать своей душой. — Он осекся, осознав, что сорвалось с его губ помимо его воли, потом продолжил: — Защищать вас, спать с вами, выяснить, что заставляет вас улыбаться, — он поднес ее руку к губам. — Но я обещал, моя госпожа, я обещал другу, что приду к нему на помощь. Что я помогу ему в битве, и неважно, насколько бессмысленной я ее считаю.

Но ты мой. Ты поклялся мне в верности.

Она не знала, откуда появилась такая нелепая мысль, но она ее сильно расстроила. То, в чем не было смысла, обычно ее злило. Она выдернула руку из его руки.

— Что ж, играй в свои глупые игры. Не мне умолять, чтобы мужчина остался со мной.

Ей было больно не столько от уколов собственного «я», сколько от того, что она увидела у него в глазах. Она не хотела бы этого видеть. У нее было много дел, но он лишь на одну ночь очутился рядом. Сокровище, которое, как она чувствовала, бесценно.

— Если я обидел вас, моя госпожа, я сделал это не намеренно.

Она вздрогнула, когда его губы коснулись ее напряженного плеча и задержались на нем. Прежде чем подняться, он вновь укрыл ее простыней. Она слышала, как он встал и пошел к выходу из палатки.

С ее скоростью она успела завернуться в простыню и догнать его возле выхода из палатки, когда он сделал всего один шаг наружу. Она выбежала из палатки и схватила его руку. Восходящее солнце осветило ей плечо и руку, оно жгло ее в полную силу, но она держалась. Когда он повернулся, что-то худшее, чем солнечный свет, обжигало ее изнутри. — Сэр рыцарь, позаботьтесь о себе. Если… если вы сможете прийти ко мне в другой раз, я буду рада вас увидеть.

— Сомневаюсь, что мы увидимся в этой жизни. — В его голосе чувствовалось истинное сожаление. Он толкнул ее вперед, вглубь безопасной палатки. — Кровь Христова! Женщина, я умоляю тебя позаботиться о себе. — Он баюкал ее обожженную руку в своих руках, поглядывая на мелкие ожоги, но она в нетерпении схватила его за ворот кольчуги.

— Почему не в этой жизни? Почему ты так уверен, что умрешь?

— Мне приснилось, что я умру в этом походе. Иногда я точно знаю, что произойдет. Надеюсь, мы еще встретимся здесь или, может, где-то в другом месте. Вы — самый драгоценный дар, который я когда-либо получал от жизни. Господу придется отправить меня в ад, потому что в раю ничто не сравнится с вами.

— Твоя кровь со мной, — сказала она резко, отчаянно. — Я всегда буду знать, где ты. Я узнаю, когда ты умрешь.

— Это мне нравится, — и он задумчиво улыбнулся. — Возможно, вы придете навестить меня в моих снах. И подарите мне глоток прохлады, зелень ваших глаз.

Он провел губами по ее руке, где плоть уже начала залечиваться, затем его глаза вернулись к ее лицу. Он так сосредоточенно смотрел на нее, что она не могла ни о чем думать, а в глазах почему-то собрались слезы — в глазах той, которая никогда не плакала.

Со вздохом он прижал ее к себе для еще одного поцелуя. Он держал ее, как мужчина держал бы женщину, которую любит. Она видела, как это делают другие, но сама никогда не переживала таких ощущений. У нее был один лишь миг, чтобы почувствовать жар его тела, обветренные губы, коснуться жестких волос, а затем он ушел. Прочь из палатки, в мир, иссушенный солнцем, где она не смогла бы быть рядом, не превратившись в пепел.

Она так и не спросила, как его зовут. Три дня спустя она знала, что он мертв.

 

1

Наши дни.

Лисса открыла глаза, ничуть не удивившись тому, что они полны слез. Она словно выплывала из воспоминаний о рыцаре.

Хотя очень высоко ценила Томаса, она в отличие от него не могла поверить в то, что Джейкоб, ее смертный слуга, изначально был частью ее тысячелетней жизни. Но с Джейкобом — и только с ним — она чувствовала себя так радостно, как с тем рыцарем, и это заставляло ее волноваться.

Если бы она принадлежала к другому типу женщин, она бы ухватилась за эти воспоминания как за спасательный круг. Они означали бы, что ее недавнее решение — дать Джейкобу третий знак, что было равносильно для него смертному приговору, — было уже предопределено. Сам Джейкоб пытался успокоить ее, напоминая о том, что он сам настоял на этом. Но леди Эллисса Аматерасу Ямато Вентворт, последняя королева вампиров Дальневосточного Клана, никогда не сдавалась на волю смертного. Вся ответственность лежит на ней.

Не успокоения и нежного комфорта искала она, беспокойно мечась в одиночестве на своей широкой кровати в краткие часы перед наступлением сумерек. Она подняла руку. На молочно-белой коже все еще был заметен шрам, оставшийся с того дня, когда она выбежала из палатки, чтобы удержать рыцаря. Ранка на горле — Джейкоб должен был укусить ее и выпить ее крови, чтобы получить третью метку — до сих пор не затянулась, хотя обычно такие царапины заживали за пару минут.

Образы из прошлого и настоящего перемешались в ее мыслях. Прошлой ночью, после того как она дала ему третий знак, Джейкоб искупал ее в джакузи. Она кончиками пальцев собирала воду с его век, чтобы он смог открыть глаза, точно так же, как смахивала воду с глаз рыцаря, чтобы он мог поднять светлые рыжевато-коричневые ресницы, так похожие на ресницы Джейкоба.

Джейкоб несколько раз спрашивал ее, что заставило ее изменить решение о третьем знаке. Она не сказала ему о предсмертном письме Томаса.

Я, без сомнения, знаю предрассудки твоего мира; ты знаешь, что это так, но послушай меня: я говорю тебе, что Джейкоб — это вторая половинка твоей души… он не выживет, если вас с ним снова разлучат. Позволь ему сделать собственный выбор, прежде чем пытаться сделать это за него…

Если Томас прав, Джейкоб следовал за ней сквозь время через всю ее жизнь. Боролся за то, чтобы стать ее слугой, и неважно, что это значило сейчас.

Джейкоб был ей предан, несмотря на то, что она часто бывала с ним сурова. Она не могла изменить свою сущность, но казалось, что ему это и не нужно.

Приближался его тридцатый день рождения. Несколько недель назад она начала подумывать об особенном подарке; она не знала, почему хочет сделать подарок слуге, который служит не так давно. Ведь он уже отлично показал себя, а мудрая королева должна быть щедрой. Важность того, что она выбрала, — иногда она считала это шуткой, основанной на прозвище, которое она ему дала — сэр Бродяга, — почти заставляла ее отказаться от этой идеи, но она все же не изменила решения.

Впрочем, пока у нее были более важные заботы: она должна вытащить его из тюрьмы.

 

2

Как только Джейкоб удостоверился в том, что Лисса уснула дневным сном, он отправился выполнять данные ему поручения. Закончив, он отогнал «Мерседес» в гараж для ремонта коробки передач — самостоятельно он с этим справиться не мог, — потом его подвезли в город из автомастерской. По пути он позвонил мистеру Ингрему, водителю лимузина, который Лисса наняла для периодических поездок по окрестностям на то время, пока жила в своем доме в Атланте. Он согласился проехаться по магазинам и забрать покупки, а затем через пару часов подобрать Джейкоба.

Ей было безразлично, как выполняются домашние дела до той поры, пока все шло хорошо. И не приведи бог, если что-то пойдет не так, ибо от ее язычка милости он не дождется. Он с трудом подавил улыбку. Его госпожа, которая знала все на свете, не знала ничего о своей королевской заносчивости. Она также ничего не знала — по крайней мере, в данный момент, — о его особенном последнем деле.

Завтра лорд Брайан и его слуга Дебра уедут из Атланты в Таскалузу. Они все это время ждали доставки хорошо сохранившегося трупа русского вампира, который, как надеялся Брайан, поможет им найти ответы на множество вопросов, связанных с единственным заболеванием, от которого страдал их вид. От вируса Далилы.

Так как Лисса легко могла выяснить его намерения, если бы она заглянула в его разум, Джейкоб постоянно тренировал очень полезное умение скрывать от нее вещи, которые не предназначались для ее внимания.

Ну и черт с ним, даже если она узнает. Он скорее попросит прощения, чем позволения это сделать. У его госпожи был этот вирус, хотя об этом знали только они двое.

Приняв третью метку, он добровольно соглашался на то, что конец ее жизни автоматически будет означать и его смерть. Метка неразрывно связывала их физическую плоть; некоторые вампиры и слуги чувствовали, что она давала им даже духовную связь, — слуга следовал за вампиром в его посмертии до конца. Он хотел, чтобы было именно так, потому что без него она никуда не пойдет. Желание защитить свой регион и общество, которое она помогла построить, было основной ее целью на данный момент. Он поклялся, что это также будет и его целью. Он просто не упомянул, что возьмет на себя две основные заботы, одна из которых — возможность спасти ей жизнь.

Пока Джейкоб ждал возле отеля, где остановились Дебра и Брайан, он купил кофе и съел пару пончиков. Ему не пришлось долго ждать. Дебра вышла около девяти и пешком прошла семь кварталов до библиотеки, неся в руках связку книг. Джейкоб следовал за ней в отдалении, намереваясь приблизиться, когда они войдут внутрь.

Он обнаружил ее в удобном кресле в уединенном уголке. На ее коленях, словно салфетка, лежал научный журнал и блокнот с какими-то подсчетами. Он с удивлением увидел, что она читала любовный роман. Когда он сел в кресло, притянув его достаточно близко для разговора тет-а-тет, она закрыла свой дешевый роман и настороженно посмотрела на непрошенного гостя.

Дебра слегка покраснела, и он понял, что она вспоминает недавнюю вечеринку, где они познакомились. На таких мероприятиях слуги предоставляли сексуальное развлечение своим господам, и Джейкоб в свою очередь вспомнил, как его пальцы оказались глубоко внутри Дебры, а ее влагалище в оргазме сжимало их. В это время Брайан, ее господин, посасывал затвердевшие соски ее грудей, а госпожа Джейкоба наблюдала за всем этим, впитывая их энергию, словно кровь.

Такова была жизнь смертного слуги. Химчистка, работа по дому, садоводство. Сначала накрой красивый стол, а затем стань на нем секс-рабом для всех пришедших на вечеринку. И все это за один день.

— Как дела? — Видя беспокойство на ее лице, он инстинктивно выбрал беззаботный тон.

Она стала успокаиваться.

— Все нормально. Я… что ты здесь делаешь? Леди Лисса недовольна моим господином? Есть

Ли что-то, что мы можем для нее сделать? Завтра мы уезжаем в Алабаму, но я думаю, он был бы счастлив…

Джейкоб покачал головой.

— Я здесь не официально, а сам по себе. Хочу поговорить как слуга со слугой. Возможно, ты сможешь ответить на некоторые мои вопросы. — Он наклонился вперед, свесив руки между коленями. — Надеюсь, я тогда не сделал тебе больно. Я в этих делах новичок…

— Я уже четыре года служу господину Брайану, — призналась она, опустив глаза и скребя коротко остриженным ногтем по обложке. — Это был первый раз… конечно, я об этом слышала. Считается нормальным использовать смертных слуг вот так, но… я была помощником Брайана в лаборатории, прежде чем стать его слугой, и он… я думаю, большую часть времени были он, я и наши исследования. Конечно, у него есть… — Она еще больше покраснела. — Но ничего подобного, мне кажется, я могу это объяснить. Ну, знаешь, двое ученых избавляются от стресса в конце долгого периода исследований, но конечно, когда это случилось, это было не так. Я хочу сказать, что он великолепен, но когда эта его часть берет верх, я имею в виду его вампирскую сущность…

Теперь она покраснела до корней волос. Джейкоб проглотил ухмылку; несмотря на красоту и внешнюю уверенность в себе, она оставалась заикающейся заучкой.

— Он становится каким-то… ну… — Она подняла с колен любовный роман. Заметив его удивление, покачала головой. — Считаешь, я полная дура, да? Извини, обычно я о таких вещах не говорю, но… ты — первый слуга, кто знает еще меньше, чем я. Большинство из них такие спокойные и искушенные, они смотрят с покровительственной жалостью, что меня просто бесит. Лиам и Сеанна. например — добавила она. Она имела в виду двух других слуг, присутствовавших на той вечеринке. Джейкобу приказали одновременно довести Дебру и Сеанну до оргазма. Ему это удалось, но, как и у Дебры, это был его первый опыт группового удовлетворения похоти вампиров.

Глубоко вздохнув, она положила книгу поверх блокнота, скрестила руки и слегка улыбнулась.

— Конечно, я буду рада ответить на твои вопросы, Джейкоб. Хотя сомневаюсь, что смогу просветить тебя в чем-то, что связано с вампирской политикой. Ты же знаешь, я большую часть времени провожу в лаборатории.

— Вот поэтому ты мне и нужна, — успокоил он ее. В свою очередь, глубоко вздохнув, он встретился с ней взглядом, стараясь не показать, насколько для него важны ее ответы. — Моя госпожа ничего не рассказывает мне о вирусе Далила, а меня это интересует.

— Если она намеренно решила скрыть от тебя информацию, не мне ее тебе сообщать, — сухо ответила Дебра, но тут же смягчилась. — Леди Лисса могущественна, ее покровительство жизненно важно для Брайана, я не могу сделать ничего, что обидело бы ее. Тут я рисковать не буду. — Ее глаза внезапно тревожно расширились. — Возможно, даже этот разговор недопустим, если она не знает, что ты здесь. А она ведь не знает, правда?

— Выслушай меня. Пожалуйста. — Джейкоб подавил желание силой остановить ее, когда она поднялась, собираясь уходить. Он не должен показывать отчаяние или чрезмерную заинтересованность в этом вопросе. И он отсюда не уйдет, пока все не выяснит.

— Леди Лисса считает мое желание защитить ее забавным, но для меня это часть моих обязанностей. Полагаю, так думает большинство слуг вне зависимости от того, насколько комично это выглядит в глазах наших господ.

Эти его слова, по-видимому, задели в ней какую-то струну, она снова села, а взгляд за стеклами очков стал более сосредоточенным. На вечеринке Брайан аккуратно снял эти очки и отложил их. Но после этого заботливого жеста он вернулся в кресло и безжалостно поддержал приказ лорда Ричарда. Дебра должна была раздеться перед собравшимися гостями и позволить Джейкобу, которого она видела в первый раз в жизни, ласкать ее и довести до оргазма на глазах у всех.

Он стал частью странного мира. Невинность и похоть переплелись, словно инь и янь, создавая альтернативную реальность с бесконечными непредсказуемыми вывертами и поворотами.

— Я хочу знать, как защитить ее. Чем больше мне будет известно о вирусе, тем больше вероятность того, что мне удастся это сделать, ведь так? — Его лицо оставалось спокойным. Он играл с огнем. Поговорив с Лиссой прошлой ночью, он понял, что если появится хотя бы слабый намек на то, что королева Дальневосточного Клана больна, вся ее работа по защите региона окажется под угрозой. Это могло повлечь за собой и другие последствия. Те, кто был против «цивилизованной» структуры современного вампирского общества, могли ввязаться в кровавый конфликт с теми, кто ее поддерживал, рассматривая неотвратимую гибель Королевы как знак того, что Совет окончательно ослаб.

— Даю слово, что если Лисса будет недовольна нашим разговором, пострадает только моя шкура. — Чрезвычайно пострадает. — Ни тебя, ни лорда Брайана это не коснется. Я не скажу тебе ничего, ни единого слова, если буду думать, что каким-либо образом повлияю на благосклонность моей госпожи к лорду Брайану.

Опять этот настойчивый, изучающий взгляд.

— У тебя честное лицо, — сказала она наконец. — Очень открытое. Большинство слуг так быстро теряют это… Тебе лучше бы отучиться от этого, и поскорее. Другие вампиры могут получать информацию, читая по лицу слуги, и использовать это против твоей госпожи.

Джейкоб кивнул. В прошлом его госпожа говорила почти то же самое о своем умении читать по его лицу.

— Я поработаю над этим, поверь. Расскажи о вирусе. Как мне защитить от него мою госпожу?

— Мне трудно поверить, что леди Лисса нуждается в защите, — ответила она с сомнением. Короткая пауза. — Хорошо, я расскажу, что смогу. Вирус Далила был назван так в честь Самсона и Далилы, — объяснила Дебра. — Далила отрезала Самсону волосы, смертные забирают сверхспособности вампиров, так сказать, их бессмертие. Это ключ ко всему. У обычного человека этот признак рецессивен, и не может принести никакого вреда. Но если он у него есть, и вампир укусит такого смертного, существует очень высокая вероятность того, что вампир заболеет. Согласно нашим исследованиям, этот вирус все чаще встречается у смертных, что делает вопрос защиты здоровья твоей госпожи еще более важным. — Она пожала плечами. — В этой сфере очень трудно что-либо доказать и легко ошибиться с выводами. Мы еще очень многого не знаем о механизмах адаптации и эволюции. Я слышала новости о все большем количестве таинственных смертей, когда жертвы были покусаны, а их тела обескровлены. Смертные, конечно, приписывают эти преступления маньякам, убийцам, думающим, что они вампиры. Но мы-то знаем, что это свидетельства того, что вампиры игнорируют законы Совета и убивают все больше смертных, чтобы упрочить свою власть. Поэтому вирус, возможно, — защитный механизм, развивающийся в ДНК смертных.

Выражение лица Дебры стало более жестким.

— Все, что мы наблюдаем в лаборатории, свидетельствует о том, что если вампиры не обратят внимания на эти угрожающие знаки, у нас начнется эпидемия. Вот почему Брайан хочет как можно скорее встретиться со специалистами Таскалузы. Он хочет собрать как можно больше данных и представить их на собрании Совета. Пока нас спасает только то, что вирус — словно улица с односторонним движением. Он может передаваться только от смертного к вампиру. Вампир для другого вампира не опасен, он не может заразить его вирусом. Вирус чаще поражает мозг, а не кровь… Однако для смертного слуги вампира дела обстоят несколько иначе.

— Что ты имеешь в виду?

Она снова расправила блокнот на коленях, нахмурив брови.

— Джейкоб, некоторые данные не подтверждены, поэтому, пожалуйста…

— Этот разговор останется между нами. Я не выдержу, если потеряю свою госпожу. — Дрожь в голосе заставила ее с удивлением на него взглянуть. Выражение ее лица смягчилось.

— С момента заражения проходит около десяти лет до того момента, когда болезнь дает о себе знать. Однако есть еще более вирулентный тип вируса. Его мы обнаружили совсем недавно. У русского вампира. Как это ни странно, Брайан очень волнуется по этому поводу, он считает, что эта разница может дать ключи к возможному лечению. Мгновение помедлив, она произнесла сквозь сжатые губы: — Лорд Андреев заразился вирусом Далила от своей слуги Хелины. Она служила ему 86 лет.

— Как? — нахмурил брови Джейкоб. — Если у нее в крови дремал вирус, он бы заразился им почти сразу, первый раз выпив ее крови!

Дебра кивнула, ее глаза были очень серьезны, а то, как она говорила, свидетельствовало о том, что ей неприятна информация, которую она ему сообщала. — Исследования проводятся еще кое-где. В лабораториях охотников за вампирами. Мы уверены, что они нашли способ впрыскивать вирус в кровь смертных. Лорд Андреев не отличался состраданием. Хелина могла бы убить себя, чтобы не дать ему напиться своей крови, но, очевидно, она… — Дебра покачала головой. — Джейкоб, я люблю моего господина. Я никогда не могла принять это, но я знаю, что некоторых слуг берут против воли. Со временем они это принимают. Но когда господа похожи на Андреева… Очевидно, Хелина была достаточно смелой, чтобы решить, что он ни с кем и никогда не будет больше обходиться так жестоко.

— Ей пришлось быть очень умной. Сосредоточенной. — Джейкоб подумал о том усилии, которое ему приходилось прилагать, чтобы не думать об интересующих его вопросах в присутствии его госпожи, хотя он знал, что у него нет ни единого шанса, если она обратит на это свое внимание.

Это еще мягко сказано. Очевидно, она могла это сделать, постоянно думая о мести и расплате. Например, сжечь его во сне или натравить на него охотников за вампирами, но она так никогда и не воплотила в жизнь эти фантазии. Очень тщательно спланированная стратегия. Ее мстительность и явная трусость забавляли его. В ответ он еще больше насмехался над ней и пытал ее.

— Почему он ее не убил?

— Андреев наслаждался ее болью и страданиями, — сказала она грустно. — Он постоянно наказывал ее за своенравие и предательские мысли. Он не относился к ней серьезно, переоценил свою власть над ней.

— Это она тебе рассказала?

— Нет. — Дебра стиснула руки так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Когда у него обнаружились первые признаки заболевания, она рассказала ему, что она сделала, прямо перед собранием верховных владык, что-то вроде нашего недавнего собрания. Она рассмеялась ему прямо в лицо. Наплевала на него. — Дебра покачала головой. — У нее был нож с кровью ее господина — один бог знает, как она ее достала — она попыталась воткнуть нож себе в сердце. Это единственный способ убить слугу, но, к сожалению, они успели ее остановить. Он пытал ее, пока она не умерла. Из-за нашей сопротивляемости ранам это длилось два месяца. Когда она наконец умерла, в ней невозможно было узнать человека. Нескольким исследователям позволили навестить ее и задать ей пару вопросов. — Дебра сглотнула ком в горле. — Я рада, что не была одной из них, как бы трусливо это ни звучало.

Джейкоб закрыл глаза. Помни, насколько мы жестоки… так сказала сама госпожа, когда он знакомился со своей ролью в ее доме.

— В самом конце он сделал все от него зависящее, чтобы понять природу заболевания. Я не знаю, было ли это что-то вроде мести. Он хотел удостовериться, что ни один слуга больше не будет иметь такой власти над своим господином. А может быть, он пытался что-то исправить, как иногда делают люди, знающие о своей участи. Но сейчас это уже не имеет никакого значения. Основываясь на тестах, проведенных этими исследователями, мы выяснили, что смертный, которому ввели вирус, становится носителем так называемого вируса Далила Б. Симптомы немного другие, но, изучив образцы ее крови, они подсчитали, что она бы умерла менее чем через два года. В отличие от человека с естественным геном, на которого это вообще никак не повлияет.

Томас умер меньше чем за два года. Джейкоб заставил себя не думать об этом. К счастью, Дебра была полностью сосредоточена на своих мыслях.

— Он также ускоряет развитие вируса Далила у вампиров. Они не проживут эти десять лет. Лорд Андреев умер меньше чем через два года. Если бы тогда у него был слуга, возможно, он смог бы прожить больше без признаков заболевания. Как ты, вероятно, знаешь, вампир может получать энергию от слуги.

Он не хотел задавать этого вопроса, но все равно спросил:

— Каковы симптомы заболевания? — Это был самый опасный вопрос, он понял это по ее взгляду.

— Все начинается с необходимости дольше спать. Вампир становится более уязвимым, на него тяжелее влияет солнечный свет, причем даже при нахождении в темном помещении. Когда болезнь прогрессирует, мы наблюдаем внезапную слабость, которая может привести к потере сознания, вампира может вырвать кровью. Если помнишь, лорд Ричард говорил об этом со своим другом Антонио.

Она вздохнула.

— Они начинают терять контроль и перестают охранять свои мысли от смертного слуги. Андреев пригласил смертного добровольца, чтобы Брайан мог вычислить степень снижения его способности блокировать свои мысли. Здоровый вампир как герметично закрытая банка: ни одна мысль не просочится, если он этого не хочет, но заболевший вампир начинает открывать свои мысли тем, кто связан с его разумом. Он часто не осознает этого. Мы знаем, что для здорового вампира, даже если он чем-то расстроен, закрыть свои мысли все равно что нам с тобой захлопнуть книгу. — Она продемонстрировала это на примере романа, лежавшего у нее на коленях.

Джейкоб ужаснулся, вспомнив ночь, когда он вошел в воспоминания Лиссы и увидел, как ее пытает собственный муж. Когда она обнаружила, что слуга без приглашения влез в ее сознание, ее реакция была бурной — его предплечье время от времени побаливало, несмотря на все способности к исцелению, которые давали второй и третий знаки.

— Так как приступы на первых стадиях возникают неожиданно, — продолжила Дебра, — заболевший вампир поразительно быстро восстанавливает силы и самообладание, словно ничего и не случилось. Потом Он начинает слабеть. Очень трудно предсказать временной интервал между приступами, они могут происходить ежедневно, а иногда даже чаще. Мы называем это третьей стадией. Настроение может колебаться в пределах одного предложения.

Учитывая личность его госпожи, подумал Джейкоб с грустной улыбкой, ему придется постараться, чтобы отличить патологическое изменение настроения от обычных резких перепадов.

— Когда следом за эмоциональными атаками наступают физические, вампир вступает в финальную стадию заболевания. В четвертой стадии особенно заметно становится замедление умственных процессов. Здесь будут галлюцинации, искаженная реальность и паранойя. Иногда — приступы суицидальных мыслей и меланхолии. Крайняя эмоциональная зависимость, — разъяснила она.

— А разве это не типично для умирающего? Необходимость почувствовать связь с кем-то, почувствовать, что они не остаются со смертью один на один.

Она пожала плечами.

— Да, но для вампиров, даже подверженных стрессу, это не типично. Будучи хищниками, они не привыкли полагаться на других.

Также они обычно не сталкиваются с полным эмоциональным опустошением и страхом, который может последовать за неумолимым течением смертельной болезни. Однако, понимая, что ему нужна помощь Дебры, он оставил эти мысли при себе.

— Третья и четвертая стадии очень похожи, а симптомы во многом одинаковы, — это зависит от конкретного вампира. Мы обсуждали, следует ли разделять эти две стадии. Когда вампир теряет контроль над своим разумом, агрессия и злоба перемежаются полной апатией. Некоторые теряют интерес к крови. Они намеренно морят себя голодом, и это уже близость конца. Один из симптомов, типичный для четвертой стадии, — это какая-то реакция, которая словно сжигает их кожу, она словно продвигается внутрь тела, уничтожая органы и кровь. Что-то вроде самосожжения. Четвертая стадия может пройти за пару дней, иногда часов.

— Как близко вы подошли к разгадке?

— Это вопрос на миллион о любой болезни, не так ли? — Она откинула волосы назад. — Это может случиться сегодня, завтра, через двадцать лет. Скорее всего, мы найдем способ предотвращать болезнь, замедлять ее течение, а уж потом — победить. Как рак. Хотя могу сказать, что Брайан очень большое значение придает связи между слугой и господином. Знания, полученные специалистами из Таскалузы, жизненно важны, важно также и то, как именно они соотносятся с его исследованиями.

— Вы уже нашли способы замедлить это или вылечить?

На ее лице отразилось сожаление.

— Пока нет. Мы только умеем снимать боль, как у людей. У вампиров это имеет определенный успех. Как я уже сказала, слуга может продлить жизнь заболевшего вампира.

Одно ежегодное убийство, в котором нуждаются все вампиры, помогает, однако увеличение количества смертей не дает положительного эффекта. Это хорошо, потому что, как ты знаешь, некоторые вампиры использовали бы это в качестве основания для увеличения ежегодной квоты. Что-то вроде превентивной витаминной добавки, — криво ухмыльнулась она. — И, к сожалению, мы не нашли способа проверять смертных на наличие вируса. Мы даже не знаем, как охотники за вампирами выделили его, да и выделили ли они его вообще. Более вероятно, что они нашли источник пищи заболевшего вампира и используют кровь того смертного в качестве среды для вируса. Как бы то ни было, они могут существенно сократить число вампиров. Лучшие наши силы брошены на то, чтобы найти этот объект исследования.

— Неудивительно, что ты обеспокоена.

— Да. Одно дело, если заболевание переносится каким-то неосторожным вампиром, и совсем другое, если охотники используют гораздо более коварный и незаметный метод преследования наших господ. Вот почему сейчас гораздо важнее найти лечение, чем предотвращать заболевание, хотя наилучшим решением является ограничение круга доноров крови до одного слуги и одной тщательно подбираемой жертвы. У нас есть некоторые данные, что за появлением вируса стоит какая-то одна группа охотников за вампирами. Большинство из них, к счастью, испытывают к этому методу отвращение, так как это похоже на биологическое оружие. Все мы прекрасно знаем, к чему это может привести. — Наклонившись вперед, она дотронулась до его руки. — Лучшее, что ты можешь сделать, — быть предельно аккуратным с возможными сексуальными партнерами. Ты ведь не знаешь, кто следит за леди Лиссой, а она могущественна, многие желают ей зла. Кто-нибудь может накачать тебя наркотиками, впрыснуть тебе что-нибудь…

— Я не буду ни с кем, кроме нее. — А затем, так как исключение из этого правила сидело прямо перед ним, он неловко добавил: — Ну, если только она сама не прикажет.

— А. Так твоя госпожа требует верности. Это интересно, учитывая, сколько ей лет.

— Нет, она не приказывала этого. Не специально. — Дебра смотрела на него, слегка наклонив голову. — Сейчас ты смотришь на меня тем самым жалеющим взглядом, каким на тебя смотрели старшие слуги, — заметил Джейкоб хмуро. — Ты права. Он очень покровительственный и раздражающий.

— Знаешь, почему я читаю это? — с легкой улыбкой она подняла с колен роман. — Это что-то вроде бегства от реальности. Что-то вроде напоминания, чем не являются мои отношения с господином. Связь между слугой и вампиром уникальна, это не семья, не супружество, не любовь. Чрезмерный секс-драйв вампиров может внушить нам обманчивую интимность. Мы сами себя убеждаем, что мы любовники, возможно потому, что реальность выходит за пределы нашего понимания, и мы не знаем, как ее классифицировать. Так как мы не можем примирить свои чувства, с реальностью, мы используем секс в качестве связующего звена.

Она снова забарабанила пальцами по книге.

— Если ты позволишь себе поверить, что это отличается от того, что есть на самом деле, ты обманешь сам себя. И это лишь разобьет твое сердце. В худшем случае останется только горечь. Они делают это снова и снова, словно поворачивая нож в ране. В ответ на его вопросительный взгляд она кивнула. — В первый раз, когда я приняла желаемое за действительное, Брайан пригласил домой вампиршу из лаборатории и затащил ее в постель. Мне он приказал приготовить им еду. Он заставил меня стоять с подносом и смотреть, как он намазывал ее грудь взбитыми сливками и слизывал их. — Она отвернулась, так как ее явно смущала описанная картина. — Чуть позже… он взял меня. Он даже не помылся, поэтому я чувствовала ее запах. Это был урок, чтобы показать мне, что эти два акта между собой никак не связаны. Связь слуги и вампира гораздо более крепкая, чем его связь с кем-либо еще. Я ни в чем не могу ему отказать. В тот день тоже не смогла, даже зная, что он был с другой женщиной.

— Я бы подсыпал во взбитые сливки хорошую дозу слабительного.

Дебра усмехнулась, затем поднесла пальцы к губам и быстро посмотрела по сторонам, словно извиняясь перед читателями, которых мы могли побеспокоить.

— Ты безнадежен. — Но тут же посерьезнела. — Вначале мы игрушки, интересные им своей новизной… Иногда они позволяют нам испытать удовольствие некоторой взаимности, им нравится наша безумная влюбленность, и какое-то время они ею забавляются. Но мы всего лишь инструменты, хотя и очень важные инструменты.

Несмотря на то, что слова Дебры во многом совпадали со словами его госпожи, Джейкоб все еще с ними не соглашался.

— У тебя это звучит как ужасная неизбежность.

— Тогда я ошиблась, — покачала она головой. — Сейчас я занимаюсь исследованием, которое никогда не смогла бы выполнить в мире смертных. Брайан открыл мне глаза на удивительные вещи… для меня как для ученого такой опыт уникален. Но для того чтобы полностью понять и принять все то, что твоя госпожа может тебе дать, не зацикливайся на том, чего она дать не может.

— Знаешь, что я думаю? — Он накрыл ее руку своей. — Возможно, тебе стоит думать об этом как ученому. Почему твой господин так старался показать тебе твое место? Он ведь не Андреев, который получает удовольствие, истязая своих слуг…

— Нет, — быстро ответила Дебра.

Джейкоб кивнул.

— Тогда зачем ему, напоминать тебе об этом так жестоко? Ты привязана к нему навеки. Какая ему разница, как ты смотришь на ваши отношения, если ты служишь ему? Возможно, он напоминает об этом сам себе, и это его бесит. Вот почему он так жесток.

Она резко вырвала свою руку, бросила недочитанный роман на стол, а журнал и блокнот сунула в сумку.

— Мне нужно идти.

Джейкоб тоже встал — из вежливости. Ему хотелось спорить с ней, но он понял, что хочет убедить в чем-то свою госпожу, а не Дебру.

— Я думаю, что твое желание позаботиться о госпоже достойно похвалы, — она помедлила, взяла его лицо руками и быстро поцеловала. Его губы были мягкими и приятными. — Это не оскорбит ни моего господина, ни твою госпожу. А сейчас, чтобы попытаться сравняться в искушенности с Сеанной и Лиамом, я благодарю тебя за то, что было той ночью. Возможно, мы не ровня нашим господам, но мы можем оставаться друзьями между собой. — Она поудобнее устроила сумку на плече. — Тебя будут ценить и уважать из-за того, кому ты служишь, Джейкоб, но ты навсегда останешься собственностью. — Она спокойно посмотрела на него. — Не забывай об этом.

— Спасибо тебе за все.

Дебра улыбнулась и поспешила к выходу. Джейкоб снова сел. Несмотря на то, что он всячески сопротивлялся словам Дебры, он так и не мог полностью избавиться от сомнений, которые они вызвали. Может ли тот факт, что он нужен Лиссе больше, чем можно ожидать от вампира, быть симптомом заболевания? Нарушение мышления, галлюцинации, измененная реальность. Крайняя зависимось…

— Чушь, — прошептал он злобно. Не было никакой искаженной реальности в ту ночь, когда его госпожа дала ему третий знак в лесу, на засыпанной прошлогодней листвой земле…

 

3

Они вместе гуляли по лесу, обнаженные, словно древние Адам и Ева. Рука Джейкоба лежала у нее на плечах, перебирая ее шелковистые черные пряди. Всем своим телом, каждой его клеткой он ощущал тихую, но мощную вибрацию, похожую на гул — так проявлял себя третий знак, который Лисса только что дала ему. Вдоль позвоночника, от затылка до копчика, тянулся теперь странный узор, похожий на полустертый шрам — что-то вроде серебристой извивающейся змеи.

Первый знак дал Лиссе возможность определять его местонахождение. Второй — возможность проникать в его разум, когда она того хотела. Получив третий знак, он отдал ей свою душу. Теперь он был привязан к своей госпоже во всех смыслах, он стал абсолютным ее слугой.

Это был довольно сложный путь, хотя на самом деле служить ей он начал всего несколько недель назад. До этого он учился быть ее слугой под руководством Томаса, ее предыдущего умирающего слуги. Так как все это делалось без ее согласия, она не сразу приняла идею взять Джейкоба в слуги. В конце концов, имея только рекомендательное письмо Томаса, твердое намерение, и, возможно, что-то еще, что было гораздо важнее, они достигли того положения, в котором и находились сейчас.

Когда она споткнулась, он осознал, что из сверхъестественного существа, похожего на химеру, она снова превратилась в вампира, и более хрупкого, чем следовало бы. Он легко поднял ее на руки, лишь на долю секунды сбившись с шага. Она закинула руки ему на шею и положила голову на плечо. Потерлась носом о мягкую бородку.

— Джейкоб, я хочу ванну. Я хочу, чтоб ты искупал меня. Приготовь воду так же, как и в ту ночь, когда ты пришел ко мне в первый раз. С лепестками роз и лавандой. И свечи.

Прижав губы к его горлу, она провела по нему острым клыком, а он автоматически поднял подбородок. Мышцы его живота сократились в предвкушении сексуального возбуждения. Теперь ее легчайшее прикосновение возбуждало его обострившиеся чувства, а ее разум был полностью открыт. После того как он получил второй знак, он мало что мог скрыть от нее, она же в любой момент могла закрыть от него свои мысли. Поэтому ее желание быть открытой, хотя бы на сегодняшнюю ночь, добавило масла в огонь желаний. Он видел откровенные картины, сплетение рук, ног, приоткрытые губы, горение плоти.

— Ты будешь мыть меня как хороший слуга. Притворись, что ты евнух, которого волнует только то, чтобы его госпожа была чистой и обласканной. Ты должен сделать массаж, надушить и увлажнить ее кожу. На тот случай, если она захочет развлечься с любовником. А ты, конечно, будешь стоять в углу и смотреть.

— Расчесать ваши волосы, чтобы они стали как шелк, — согласился он мягко. Я раздвину руками волосы, чтобы ласкать вашу голову, ваши плечи. Я натру ваши груди ароматическим маслом, вмассирую его в живот и ваши нижние губы для того любовника, которого вы соблаговолите взять к себе в постель. Он скользнет в вас, как… по маслу.

Он медленно шел к дому, словно прогуливаясь, играя в ее игру вместо того, чтобы ускорить шаг. Ей нравилась его сдержанность, хотя она всеми силами пыталась заставить его потерять терпение, просто для того, чтобы сказать, что она выиграла. Его госпожа терпеть не могла проигрывать.

Проигрывать? Он проглотил гримасу недовольства.

— Как по маслу? — проговорила она, выгнув бровь. — О, я не думаю, что для этого будет достаточно смазки. У моего любовника очень большой член. Длинный и толстый. Когда он входит в меня, боль всегда сопутствует наслаждению. — Ее голос стал похож на жаркое мурлыканье, в ее сверкающих глазах плавало не сдерживаемое ничем желание. — Так, как мне нравится.

Когда она перенесла одну руку с его шеи намного ниже, Джейкоб с трудом подавил проклятье. Обхватив рукой его длинный напрягшийся орган, она большим пальцем начала массировать влажный кончик. — Запомните, сэр Бродяга, вы — мой верный евнух до тех пор, пока я не изменю своего решения.

Оказавшись в ее спальне, он опустил ее на кровать, а сам пошел готовить ванну согласно ее пожеланиям. Делая все необходимое, краем глаза он приглядывал за ней. Несмотря на весь свой соблазнительный флирт, она позволила усталости взять над ней верх, уйдя лицом в подушку. Когда ванна была готова, он отнес ее туда на руках. Она подняла руки, ничего не возразив, а он пытался не думать о том, хватило ли ей энергии самой дойти до дома. Но сегодня ночью речь будет идти не об этом. Она дала ему третий знак. Он будет ее ногами, ее руками, всем, чем она захочет. Неважно чем, она никогда больше не будет одна.

Когда он посадил ее в ванну, она пальцами пробежала вверх по его твердому бедру, следуя по изгибам мускулов. Повинуясь ее желаниям, он не препятствовал ей в ее легких ласках, хотя в ответ на них его член словно подпрыгнул. Дотянувшись до гибкого шланга, он переключил воду, чтобы намочить ее волосы. Когда он опустился перед ней на одно колено, она закрыла глаза. Рукой он массировал ей голову, а теплая вода стекала по ее лицу. Она подняла подбородок, а он соответственно изменил направление воды, чтобы она не попадала ей в нос. Благодаря Томасу, ее предыдущему слуге, он был хорошо подготовлен для ухода за своей прекрасной госпожой и для ведения домашнего хозяйства. А еще, хвала богам, он умел удовлетворить ее в постели.

Он намылил шампунем ее волосы, а затем, все еще стоя на коленях, ополоснул их из кувшина, стоящего на краю ванны. Шелковистые локоны плавали по поверхности воды, окружая ее руки, собираясь вокруг выпуклостей ее грудей. Прижав полотенце к ее лицу, он пальцами зачесал ей волосы назад.

Она отобрала у него мыло и намылила его грудь, пощипывая соски. Ладонями прошлась по широким плечам, провела руками по шелковистым волосам на груди, затем вниз, по квадратикам мускулов живота, наблюдая за тем, как в ответ на ее ласку, его член касался волос у него на животе.

Он знал, что такие прикосновения, знание его мыслей и его физические реакции усиливали ее наслаждение. Она могла видеть все те вещи, которые он хотел бы с ней сделать. Она слегка поцарапала его ногтями, в ответ ее собственное тело содрогнулось. Не очень-то похоже на мысли евнуха, сэр Бродяга.

И у мертвого были бы такие мысли, моя госпожа, если бы ему была оказана честь принять с вами ванну.

Он очень хорошо знал, что возможность наказать его за то, что он не до конца соблюдал правила ее игры, только обостряла ее желание.

Даже сейчас она показала ему несколько своих фантазий о том, как бы она его наказала, привязав его за руки и за ноги, пока она наказывала его языком и клыками. Сначала использовала кнут, а затем кончиками пальцев и губами успокаивала боль.

В эту игру могли играть оба. Он поднял ее, чтобы вымыть те части ее тела, которые раньше находились под водой. Стоя позади нее, он руками взял ее груди, словно чаши, пальцами потирая соски. От его прикосновений Лисса выгнулась, а он прижался к ней, так что его член, который вовсе не был похож на член евнуха, упирался ей в ягодицы. С таким количеством мыла ему не составляло труда выполнить задуманное. Он показал ей свое желание схватить ее и довести себя этим до оргазма.

Но вместо этого повернул ее к себе лицом, опустился на колени и провел скользкими от мыла руками по изгибам ее грудей, по животу, вниз по бедрам и лодыжкам. Подобрав кувшин, она полила водой ему на голову, а затем, отбросив кувшин прочь, начала пропускать его волосы сквозь пальцы. Когда он в ответ на ее касания поднял голову, она пальцами провела по его глазам, смахивая капли воды, чтобы он смог открыть глаза.

Странно, Джейкоб. Я чувствую себя так, как будто я уже делала это раньше… словно у меня дежавю.

Она снова провела пальцами по его глазам, чуть медленнее, но очевидно, воспоминание было слишком хрупким, и желание просто прикасаться пересилило остальные мысли.

Итак, он продолжал свое служение: одна его рука лежала у нее на бедрах, а второй он мыл у нее между ног. Чуть раздвинув ноги в ответ, она закусила губу, когда он мыл и одновременно стимулировал чуткими пальцами ее клитор.

Ее разум был открыт ему, и он мог видеть, насколько она устала, однако тело ее находилось в приятном томлении. Она хотела освобождения и одновременно хотела, чтобы все оставалось как есть, чтобы он вечно касался и дразнил ее. Ее слуга. Три знака. Ее навеки. Она хотела вздремнуть. Но она также хотела, чтобы он переспал с ней. Обычно она думала об этом по-другому, но первобытность леса все еще была слишком близко. Она покачнулась.

— Ну вот, моя госпожа. — Стоя он положил руки ей на плечи, чтобы она снова легла в ванне. На этот раз он вытянулся под ней. Она лежала, словно в колыбели его тела, голова ее склонилась к нему на плечо. Он выловил кувшин и водой поливал ей на грудь, руками замедляя поток, заставляя его тонкой струйкой стекать по телу. Вода стекала по его изгибам, а затем присоединялась к водоворотам мыльной пены и обрывкам лепестков роз и лаванды, которые плавали в ванне и липли к ее телу. Одна его нога была согнута в колене, позволяя ей развернуться вполоборота и прикоснуться розовым лепестком, который она сняла с его бедра, к его верхней губе. Он спокойно позволил ей это сделать. Внимание его было сосредоточено на ее лице, на губах, на подбородке. Он открыл свой разум, чтобы она могла увидеть все желания его тела.

Со своей стороны она показала ему, насколько он красив, внутренне и внешне. В первый раз за такой долгий срок она не чувствовала себя одиноко. Она доверяла ему.

Все это переполняло его эмоциями, но он продолжал поливать ее водой, заставляя воду течь еще медленнее по ее грудям. Особое внимание он уделял соскам, что заставляло ее тело напрягаться в ожидании наслаждения. Развернув, он посадил ее к себе на колени и поднял ее ноги таким образом, что ее лодыжки оказались на скользкой поверхности стены, возле которой стояла ванна. Удобно устроив ее возле стенки ванны, из желания, которое проскользнуло в выражении ее лица, он понял, что она разгадала его план за мгновение до того, как он посадил ее перед одной из подводных струй.

Позвольте вашему евнуху удостовериться, что вы достаточно влажны и готовы принять вашего любовника.

Удар прямо в центр, в клитор, который уже и так был переполнен кровью от его мыльных ласк. Когда она с выдохом попыталась свернуться, он держал ее, словно якорь, положив руку поверх груди, предплечьем нажимая на соски и делая их еще более чувствительными к: потокам воды. Другой рукой он поддерживал ее за ягодицы, приподнимая так, что ее тело становилось еще чувствительнее к струям воды.

— О боги… — Ее рука впилась ему в бедро. В ответ на боль он начал играть с ее анальным отверстием, продолжая подставлять ее под струи воды, сводя Лиссу с ума. Из воды торчали лишь соски ее грудей, твердые от настойчивого, почти болезненного наслаждения.

Давайте, моя госпожа, позвольте мне это увидеть,

Ее хрупкое тело содрогалось, словно она лежала на пляже на линии прилива. Он хотел, чтобы оргазм затронул каждый ее нерв. Она издавала мягкие, пронизывающие звуки удовольствия, вжимаясь лицом в его плечо, слегка его покусывая, держась за него. В такт ее движениям его член прижимался к ее бедру, готовый служить ей, и он видел, что это заводило ее еще больше. Это была своеобразная мощь отрицания, перемешанного со знанием того, что она может получить его, когда захочет.

Ее тело все еще сотрясалось, когда он позволил ей снова упасть в колыбель своего тела, убрав руку.

— Моя госпожа… — его шепот был хриплым. Он держал ее очень близко, почти так же близко, как их переплетающиеся разумы.

Он молился всем богам о том, чтобы никогда не подвести ее, женщину, которая была ответом на его жизнь, полную вопросов и терзаний. В ее разуме были образы тьмы и света, удивления и счастья, насилия и боли. Она была его судьбой. Он понял это в тот момент, когда ее увидел. И неважно, где, когда и как пройдет его жизнь. Все жизни.

Тем временем она соскользнула вниз, свернувшись у него на груди и вытянув ноги так, что они переплетались с его ногами. Она так и уснула, не зная о его желании. Или, напротив, прекрасно осознавая это, наслаждаясь его ожиданием. Однако он обнаружил, что вполне доволен своим положением. Ему нравилось быть ее кроватью, поддерживая ее над водой. Хотя ей не грозило утонуть, он не хотел потревожить ее сон.

Он не знал, в каком настроении она проснется, так как она была очень капризна. Он не питал иллюзий, что это волшебное единение будет длиться вечно. Та ночь, когда слуга получал третий знак, была словно медовый месяц. И даже если настроение его госпожи возьмет верх, из-за ее заболевания и тех трудностей, с которыми они сталкивались, этот медовый месяц будет гораздо короче, чем они оба хотели бы.

* * *

Возвращаясь к повседневным и гораздо менее приятным вещам, Джейкоб сосредоточился на том, что рассказала ему Дебра. Когда Лисса упорно отказывалась дать ему третий знак, он думал, что это горе или упрямое чувство вины. За два года она потеряла мужа Рекса и слугу Томаса. Она все еще не рассказала ему всю историю до конца, но Джейкоб знал, что из-за Рекса Томас смертельно заболел и каким-то образом заразил Лиссу. Благодаря Дебре ему в голову пришла идея, каким образом Рексу удалось это осуществить.

Лисса сама убила мужа, когда узнала, что именно он был ответствен за смерть Томаса. Затем ей пришлось заставить вампирское сообщество поверить, что благородный и верный Томас отравил Рекса, а она в наказание убила слугу.

Несмотря на свое вероломство, она была женщиной. Эта сеть лжи и обмана могла разбить сердце любой женщине. В конце концов, Джейкоб понял, что она не хотела давать ему третий знак потому, что он умер бы вместе с ней. Она его защищала. Поэтому он запугивал ее, упрашивал, ныл и всячески умасливал. В том, что она считала своей слабостью, он ее убедил. Это был его выбор. Он не боялся смерти. Он боялся оказаться там, где он не сможет защитить ее. Любить ее. Дав ему третий знак, она могла забирать его энергию, продлевая собственную жизнь. Это дало бы ей больше драгоценного времени, которое было ей так необходимо.

Если бы Брайан и его друзья-ученые знали о Томасе, они могли бы изучать его перед смертью. Андреев родился вампиром, его родителями были смертный и вампир. Лисса родилась вампиршей, а Фэй, старейшая из живущих вампиров, обладающая уникальными способностями… возможно, для нее это будет по-другому. Если бы только им не надо было это скрывать.

Но такие вампиры, как Карнал, пытались подорвать все, чего она достигла. Карнала сделал вампиром Рекс. И тот, и другой предпочитали мир, где смертные были бы лишь стадом для жаждущих крови вампиров.

Когда число урожденных вампиров снизилось, Совет дал разрешение на создание большего числа вампиров, что шло вразрез с позицией Лиссы. Число сделанных вампиров постоянно росло. По сравнению со своими старшими братьями они гораздо хуже контролировали свои желания и тягу к крови, и были недовольны законами Совета.

Закрыв глаза, Джейкоб сжал переносицу, пытаясь сбросить напряжение, вызванное этими мыслями. Мир вампиров существовал и гармонично процветал в тени мира смертных, во многом благодаря ее усилиям за последние несколько веков по поддержанию Совета вампиров.

Вычурные ритуальные условности и правила создали своеобразный баланс между необходимым и желаемым количеством крови для вампира. По вампирским меркам это была довольно молодая форма правления, она просуществовала всего пару сотен лет. Ей предшествовали несколько кровавых войн за территорию, причем его госпожа была ужасавшей многих участницей этих войн.

Она была как бы мускулом Совета. Последний прямой потомок вампирского королевского рода, она не заседала в Совете, но к ней часто обращались за поддержкой. Ей было больше тысячи лет, ее сила и фактический возраст были для всех тайной, и она слишком хорошо понимала, что после ее смерти Совету придется самостоятельно противостоять таким, как Карнал.

Более пятидесяти вампиров получили убежище на ее территории. Приближающееся собрание было очень важной поворотной точкой. На встрече, которая проводилась раз в пять лет, она хотела просить Совет дать этим вампирам постоянное убежище на ее территории. Также она хотела усилить Совет, насколько это было возможно, своим присутствием на нем в качестве королевы.

Если в ходе Совета никто ничего не заподозрит, даже если вскоре после этого она умрет — он даже думать об этом не хотел, — иллюзия того, что она все еще будет с ними, продлится достаточно долго для того, чтобы ее сторонники заняли соответствующие позиции. Не было ничего странного в том, что вампир ее уровня надолго уходил в тень, общаясь с другими вампирами лишь через своего слугу или других лиц. Ее может не быть уже пять лет, прежде чем они узнают правду. Он помогал ей расставить все по своим местам, если возникнет необходимость для такого обмана, а она соберет это все воедино, поговорив со своими возможными союзниками на собрании Совета. Обозначить территории, куда могли бы уйти верные ей вампиры в случае острой необходимости покинуть ее регион. Она доверила ему честь быть ее союзником, прикрывать ей спину, хотя он больше всего хотел полностью сосредоточиться на том, чтобы вылечить ее от проклятого заболевания, чтобы она жила и процветала вечно.

— Ты хоть понимаешь, что я уже трижды мог перерезать тебе глотку, пока ты сидишь здесь и спишь наяву?

* * *

Джейкоб резко открыл глаза. В кресле напротив него сидел мужчина, одетый в потертые джинсы, темную футболку и куртку-разгрузку, под которой, Джейкоб был уверен, скрывался целый набор оружия. Возможно, девятимиллиметровый пистолет. И утяжеленный кастет. На левой лодыжке наверняка закреплены ножны, еще одни — на спине. Он довольно долго не стригся, а брился последний раз несколько дней назад. Зато голубые глаза брата были такими же живыми, как и его собственные, хотя на лице Гидеона было гораздо больше морщин, а в волосах проскальзывала седина, — результат образа жизни, а не возраста; разница между ними составляла всего несколько лет. Была еще куча вещей, которые разделяли их.

— Привет, Гидеон.

— Я думал о том, чтобы пристрелить тебя прямо здесь, но мне стало любопытно. Я хотел знать, почему ты потерял свой чертов разум. — Он абсолютно игнорировал оскорбленные и, шокированные взгляды людей, сидевших поблизости. Встав, большим пальцем руки указал на дверь. — Оторви задницу от стула. Пойдем куда-нибудь, где мы сможем поговорить и перекусить. Ты платишь.

Он пошел к двери, очевидно не сомневаясь, что Джейкоб пойдет за ним. Джейкоб хмуро подумал, что в его жизни появилось слишком много людей, которые полагали, что могут им командовать.

День становился все лучше и лучше.

 

4

Джейкоб из принципа заставил Гидеона подождать. Листая любовный роман Дебры, он обнаружил пару сцен, которые возбудили его похотливое мужское любопытство, и как минимум одну идею он хотел бы попробовать на своей чувственной госпоже. Когда он наконец вышел из библиотеки, то увидел, что на парковке его ждали двое: Гидеон и Элайджа Ингрем. Элайджа сидел за рулем лимузина, а Гидеон прислонился к своей машине, стоявшей неподалеку. Он заложил большие пальцы рук за пояс джинсов.

Стоя, Гидеон еще больше походил на сволочного сукина сына, каким на самом деле и был. Он был на несколько сантиметров выше и шире Джейкоба в плечах. Темные волосы унаследовал от отца, они были совсем не похожи на золотисто-рыжие волосы Джейкоба, которые достались ему от матери. У обоих были голубые глаза, и хотя Гидеон брился, у него на подбородке всегда была темная тень. Он весь состоял из мускулов. На теле Гидеона не было ни одного мягкого места, если не считать небольшую складку в основании твердого как скала черепа.

Он и Элайджа поедали друг друга глазами. Так как каждый из них мог справиться с другим в мгновение ока, они успокоились, словно две бойцовские собаки, которые решили не драться, а игнорировать друг друга, в тоже время не упуская ни одного резкого движения.

— Этот человек говорит, что он твой брат, — сказал водитель лимузина.

— Забавно, когда я видел его в последний раз, он утверждал прямо противоположное.

— Хммм. — Элайджа искоса посмотрел на него через открытое окно. — Так тебя подвезти? До вечера я свободен.

— Думаю, нет. — Джейкоб искоса глянул на своего молчавшего брата. — Если можно, отвези вещи, которые ты забрал, к дому и оставь их в ящике за колонной у черного входа. Пришли мне счет за бензин и за работу. Гидеон подвезет меня после того, как выскажется. А если нет — здесь неподалеку колледж, и я всегда смогу поймать машину.

— Не позволяй какой-нибудь смазливой студентке соблазнить тебя. Не делай ничего, о чем потом пожалеешь. Иначе вторая рука у тебя тоже будет сломана.

— Или он может, наконец, поймет, что лучше пойти со смазливой студенткой домой и не оборачиваться. Но он никогда не был таким умным. Если не можешь быть умным, будь хорошеньким. — Гидеон выпрямился.

— Если ты так думаешь, тогда мне кажется, что у тебя довольно милая задница, — сказал Ингрем невозмутимо. Джейкоб подавил ухмылку, заметив, как искривились губы Гидеона.

— А вы тут без меня подружились, — усмехался Джейкоб.

— Гораздо легче находить друзей, когда тебя нет поблизости, ты ведь обычно не одобряешь мой выбор.

Шутки кончились.

— Джейкоб, леди Лисса не твоя подруга. Считай ее кем угодно, это твое право, но поверь мне — она тебе не подруга.

Разговор подошел слишком близко к тому, о чем недавно говорила Дебра. Джейкоб не был на это настроен.

— Если наш разговор будет проходить в таком тоне, я лучше поеду домой с Элайджей.

Гидеон нахмурился.

— Залезай в чертову машину.

— Вот она, братская привязанность, которую я знаю и люблю.

Джейкоб кивнул мистеру Ингрему. Водитель повернул ключ зажигания.

— У тебя есть мой номер, сынок.

— Он тебя защищает, — кивнул Гидеон на лимузин, выезжавший с парковки. — Когда это ты сломал руку?

— Твои шпионы плохо работают. Некоторое время тому назад.

Когда Гидеон повернулся к машине, собираясь открыть дверь, Джейкоб заметил, что у брата появился на виске новый шрам, наполовину скрытый волосами. Он выглядел словно рана от удара. Возможно, разбил голову о кирпичную стену. Джейкоб подумал о том, что бы сейчас о них сказали их родители. Последний раз они видели родителей живыми в прекрасный день на пляже, когда вампиры были лишь в кино и воображении маленьких мальчиков. Но даже там они не задерживались надолго, так как разум ребенка был похож на карусель образов и возможностей.

Выражение лица Гидеона изменилось с собранного на недовольно-покровительственное, словно он мог уловить ход мыслей Джейкоба.

— Здесь за углом есть кафе, пойдем туда и поговорим.

* * *

Поздний завтрак был очень хорош. Оба как будто понимали, что ничего путного из разговора не получится, если они начнут его прежде, чем поедят. Оба заказали блюдо дня и съели его в полном молчании. Порции были внушительными, рассчитанными на строителей, работавших над новым офисным зданием неподалеку и желавших как следует подкрепиться. Единственным исключением был стол неподалеку, за которым сидели две пожилые женщины и пили кофе.

Поскольку строители не были расположены разговаривать за едой, в зале было тихо. Только две пожилые дамы мирно о чем-то беседовали.

Когда они поели и перевели дух, Джейкоб положил вилку на стол:

— Сколько ты уже в городе? — спросил он.

Это ничего не значит.

— Пару недель. Когда Карнал покинул свою территорию, мы думали, что сможем поймать его. Не повезло.

— Вы охотитесь за Карналом?

А день налаживался.

— Ему нравится думать, что он крутой чувак. Каждый год он убивает всех смертных, назначенных ему Советом по квоте. Мы подозреваем, что он совсем обнаглел и убивает гораздо больше, просто хорошо заметает следы. Большинство его жертв за последние два года — преступники-рецидивисты. Если не считать его слуг.

Если вампир выпивал кровь злого человека, его агрессивность резко повышалась, что в свою очередь увеличивало неконтролируемое стремление к крови. Для поддержания сил и способностей вампиру достаточно было полностью выпить кровь лишь одного смертного в год, и Лисса была уверена, что именно до одного человека в год необходимо было сократить число жертв для каждого вампира. Но Совет пошел на компромисс и разрешил убивать больше, чтобы умиротворить таких, как Карнал, которые были против каких бы то ни было ограничений.

— В последнее время ему захотелось сладенького. Семь молодых женщин. Он смог найти лазейку. Нет ограничений, сколько слуг вампир может убить за год. Мы думаем, он собирается нанести Лиссе визит, пока он здесь: ну, знаешь, этикет и всякое такое, он всегда был на ней помешан. Поэтому мы подумали, что…

— Нет, Гидеон. — Джейкоб поднял руку. — Не рассказывай мне ничего.

— Ты меня слушаешь? Семь женщин. Молодые девчонки, которых он соблазнил, а затем заставил стать слугами на некоторое время, чтобы они не вошли в квоту.

— Ты не сказал мне ничего, чего бы я не знал. — Джейкоб пытался говорить легко, по- дружески. — Давай не будем о делах. Как у тебя, есть еще дела, кроме поджаривания вампиров?

Гидеон уставился на него.

— Ты ничего не хочешь слушать о парне, который убивает ни в чем не повинных девушек? Даже если можешь помочь? Мы пытаемся…

— Гидеон, — сказал Джейкоб грубо, — заткнись. На мне третий знак.

Его брат словно окаменел, не донеся вилку до рта. Внезапно его рука рванулась вперед, он все еще держал вилку, поэтому, когда Джейкоб перехватил его руку и прижал к столу, столовые приборы звякнули. Стаканы с водой и тарелки подпрыгнули, привлекая внимание других посетителей.

— Тебе не обязательно это видеть, — сказал Джейкоб ровно.

Гидеон откинулся назад.

— Я знал, что ты совсем выжил из ума. Твои идиотские идеи о вампирском пацифизме…

— Я просто не верю, что быть вампиром — это смертный приговор.

— Нет, конечно, нет. Ты не можешь назвать их плохими только потому, что они убивают людей.

— В отличие от авторов популярных книжонок о кровососах, ты знаешь, что у вампиров только один источник пищи, — ответил Джейкоб едко. Свежая человеческая кровь. Они имеют право жить. Они хищники, Гидеон. Как волки или львы. Они не становятся приспешниками зла автоматически.

Гидеон резко и зло выдохнул:

— Ага, а Карнал просто типичный представитель вида «я-хочу-жить». Расскажи это трупу шестнадцатилетней бездомной, которую он высосал досуха. Но мы можем считать это благотворительностью, это ведь отвратило ее от карьеры проститутки, которую для нее запланировал ее парень-сутенер.

Джейкоб покачал головой:

— Я не говорю, что Карнал не подонок. Если бы у меня был шанс, я бы его сам поджарил. Я говорю о том, что не все они такие.

— Но леди Лисса не такая, как ты думаешь, Джейкоб. Не совершай ошибки. — Каждый слог Гидеон словно проталкивал через сжатые зубы. — У меня месяцами нет от тебя никаких известий, кроме редких открыток, а потом ты вдруг появляешься прямо под носом, и выясняется, что ты служишь какой-то вампирской сучке. Ты хоть думал о том, что тебе грозит? Она тебя что, соблазнила?

— Гидеон, — Джейкоб аккуратно поставил стакан с соком на стол. — Мне не двенадцать лет. Мне нужно, чтобы ты меня выслушал.

Лицо брата потемнело.

— Это все правда, ведь так? Называй это как хочешь, но она тебя принудила. Ты можешь выбраться из этого всего, Джейкоб. Вот черт, она же их королева! Она может залезть в голову к любому. Неважно, что ты сделал это в пылу страсти. Это их талант — соблазнение. Даже этот ублюдок Карнал, если включает свой шарм, ни одна женщина не может ему отказать.

— Гидеон…

— Мы можем ее обмануть. Загнать ее в гроб, похоронить или закатать в бетон. Она ничего не сможет сделать, не сможет контролировать тебя…

— Только подумай о том, чтобы обидеть ее — я тебя убью.

Весь остальной их разговор проходил так тихо, что его почти заглушали беседа двух женщин, звон столовых приборов и разговор обслуживающего персонала, но последняя фраза прозвучала громко и в абсолютной тишине.

Джейкоб не обратил никакого внимания на поворачивающиеся головы и удивленные взгляды. Его взгляд все также был скрещен со взглядом Гидеона. Даже в худшие моменты он никогда не думал, что может быть так же разъярен, как его брат. Однако обескураженное выражение, на мгновение появившееся на лице Гидеона, дало ему понять, что, возможно, он в этом отношении сильно вырос с того момента, когда Гидеон видел его в последний раз. Возможно потому, что у него наконец появилось что-то, что он был готов защищать до последнего. Неважно, что она с ним сделала.

— Извини. — Джейкоб вытер рот и отложил салфетку. — Я не хотел говорить это в такой форме, но ты же не слушаешь. Я учился быть ее слугой почти год. У меня на спине шрамы от плетки, это моя клятва верности. — Томас дал ему пятьдесят ударов кнутом на холодном каменном полу монастыря, прежде чем он смог пойти и предложить себя ей. Сейчас эти шрамы скрылись под змеевидным следом от третьего знака. Джейкоб постоянно чувствовал их присутствие, словно ее ментальные и физические прикосновения. — Я полностью ей предан. Она та женщина, с которой я должен быть. Защищать.

Моя госпожа. Он бы сказал это вслух, но не хотел, чтобы Гидеон над ним насмехался. На самом деле, он вообще не хотел об этом говорить, зная, как Гидеон отреагирует. Но Гидеон был его семьей, тем, что от нее осталось, единственной неизменной частью жизни, помимо беспокойного желания, заставившего найти свою госпожу. Только по этой причине Гидеону следовало говорить чистую правду.

Возможно, было бы лучше, если бы они подрались, прежде чем есть. Он был бы все еще голоден, но он предпочитал голод тошнотворному перекатыванию завтрака в желудке и свинцовой тяжести в груди.

— Она умрет — и ты умрешь. Ты хоть это-то понимаешь? Глупец, идиот чертов. — Гидеон покачал головой, игнорируя острые взгляды женщин, сидевших через проход от них. — Что ты творишь, идиот? Какое отношение это имеет к нам? К нашим родителям?

— Это мой выбор, и к тебе это не имеет никакого отношения. Я не могу одобрить все, что ты делаешь, но я ведь помогал тебе убивать вампиров, переступивших черту. — Джейкоб наклонил голову. — В природе есть определенный баланс, и вампиры — его часть.

— Они угрожают выживанию нашего вида…

— Как? — настойчиво спросил Джейкоб. — Нас миллиарды, их — около пяти тысяч. У них потомство появляется редко, а мы плодимся, как кролики.

— А что если Совет распустят и сделают еще больше вампиров? Что если такие, как Карнал, получат власть? Что тогда? — Глаза Гидеона сузились. — Да, я не так глух, как ты думаешь. У нас есть шпионы. Мы знаем, что политическая обстановка меняется. Главная цель — выживание смертных, Джейкоб.

— Главная цель — честь. Единство.

— О господи. — Гидеон сгорбился в кресле, потирая руками небритый подбородок. — Рыцарская чушь…

— Ага, та самая чушь, — прервал его Джейкоб. Его собственная злость рвалась наружу. — Ты тоже ее когда-то помнил. Верил в нее. Именно поэтому ты начал заниматься тем, чем занимаешься сейчас, и вот почему я сначала последовал за тобой. Но есть разница между убийством за правое дело и убийством, которое совершаешь, чтобы заполнить пустоту в собственной душе. Чтобы это помнить, нужна любовь, Гидеон. Для равновесия.

Брат уставился на него.

— Я тебя люблю. Посмотри, как хорошо вышло.

— Дешевый трюк, — сказал Джейкоб. — Она живет уже много веков. Ты за ней никогда не охотился. Почему так? Ты мог убить ее в ту первую ночь, когда я ее увидел. Я же был с тобой. Когда ее муж сломал ей руку и она осталась совсем одна.

Гидеон взял свой стакан, наполненный чаем со льдом, и сделал глоток с таким видом, словно пробовал что-то неприятное на вкус.

— Она держит в узде еще больших чудовищ. Для этого есть Совет, который она же и создала.

— Нет, этого недостаточно. Это скорее личное, Гидеон. Почему она не твоя цель?

— Она спасла мне жизнь. Однажды, — он провел салфеткой по губам. — Попал в переделку во время драки с вампиром. Это чудовище убивало все, что двигалось. Очевидно, вампир с ее территории. Очнулся в переулке. Она сидела рядом, а вампир был мертв. Она кивнула и просто ушла. Ну, — он раздраженно пожал плечами, — после того, как сказала мне, что я полный идиот и прожил бы дольше, если бы был христианским миссионером в Судане.

— Очень похоже на леди Лиссу.

Это замечание Гидеон проигнорировал.

— Но теперь долг выплачен. Она спасла мою жизнь, но украла у меня брата. Даже если она из тех, кто убивает по одному человеку в год, эти здоровые и хорошие люди все равно не заслуживают смерти.

— Я и не говорю, что ситуация не паршивая. — Джейкоб закинул руки за голову и переплел пальцы на затылке. — Это выбор без выбора. Но предположим, у тебя есть нормальный вампир, убивающий одного человека в год, чтобы оставаться в живых и контролировать свои силы. У тебя также есть нормальный смертный, который должен умереть. Все одно к одному. Как ты будешь судить? Один вампир или один смертный? Ты никогда не увидишь, как стадо оленей убивает всех волков, если волк убьет одного из них. Это равновесие, Гид. Не честно, не добро, ничего даже близкого к состраданию. Равновесие. Вампир выберет смертного, и этот смертный будет драться. Ему придется. Защищать себя всеми доступными способами. Может быть, он сможет спастись; может быть, нет. Может быть, он убьет вампира.

— Ты говоришь так, словно это нормально — вампиры, убивающие людей.

— Я говорю о том, что люди — единственный вид, который не принимает возможность того, что быть добычей — часть природного цикла. — Джейкоб резко выдохнул и ударил раскрытыми ладонями по крышке стола. Официантка, шедшая к ним с кофейником, отпрянула и пошла к другому столику. — Мы должны попробовать остаться в живых. Кто бы ни были высшие силы, я не думаю, что они хотели бы, чтобы мы полностью уничтожили какой-то вид, чтобы сделать свою жизнь на сто процентов безопасной.

Гидеон прищурился.

— И что же ты собираешься делать, братец, когда она попросит тебя помочь ей с ежегодным убийством? Опозоришь свои доспехи? Подведешь ей кого-то, похожего на мистера Ингрема, человека, который думает, что у него есть цель в жизни помимо того, чтоб стать ужином для вампира? Дьявол, я тебя знаю. Тебе это неприятно. Ты же не убийца.

— Я был убийцей, когда помог тебе, — оттолкнул свою тарелку Джейкоб. — Убийца намеренно отнимает чью-то жизнь, против воли, и неважно, справедливо это убийство или нет. Я еще не получил всех ответов. Я просто знаю, что я там, где должен быть.

— Я тебя совсем не понимаю.

— Нет, понимаешь, — посмотрел ему в глаза Джейкоб. — Ты просто не хочешь. Когда ты полюбил первый раз в жизни, твоя девушка погибла в руках вампира.

У Гидеона надулись желваки.

— Если следовать твоей логике, я должен был сказать: «Такова жизнь» и пойти дальше.

— Нет. У всех действий есть последствия. Вампиры знают это, так же, как и мы. Но Гидеон, тебе было восемнадцать, а Лауре — шестнадцать. С каждым годом ты становишься все более ожесточенным. Разве ей бы этого хотелось…

— Прекрати копаться в моей голове, — ткнул в него пальцем Гидеон. — Мне безразличны их мотивы. И если у меня будет возможность убить их всех до единого, я это сделаю.

Чтобы ни один человек больше не горевал так, что его сердце само себя поедает. Джейкоб вспомнил Лауру. Он подумал, что она была слишком хрупкой для брата, но такой прелестной, что ни один мужчина не мог равнодушно пройти мимо. Ее хотелось оберегать, как нежный цветок. Поэтому тот, кто полюбил ее, чувствовал бы двойную ответственность, если бы не смог уберечь ее от смерти. В особенности тот, кто потерял родителей в двенадцать лет и кто сам возложил на себя ответственность о восьмилетнем брате.

Брат будет мучить себя ненавистью до самой смерти. Об этом говорило многое. Как и любой человек, член семьи которого вступил на скользкую дорожку, Джейкоб испробовал все, даже пытался стать таким, как он. В конце концов, он мог только пытаться отговорить его, отказываясь и дальше поддерживать это саморазрушение. У него упало сердце, когда он понял, что это еще больше пристрастило брата к насилию. Сейчас Гидеон был один против всего мира и всех обид, нанесенных миром.

— Почему, Джейкоб? Ну… почему? Почему ты со мной это сделал? С нами?

Гидеон словно бы произнес это вслух.

Так как он не мог ожесточиться против боли, которая проскальзывала в голосе Гидеона, Джейкоб решил быть честным.

— Я мечтал о ней еще до того, как встретил, Гид. Ты же помнишь, как я всегда словно искал что-то? В ту ночь, как мы увидели ее, я испытал глубочайшее облегчение. А вот и ты. Бах. Тот монах, который меня обучал, считал, что я уже служил ей раньше, в предыдущей жизни.

Увидев, что губы Гидеона искривились в презрительной гримасе, он упрямо продолжал:

— Я не знаю, верю ли я в это, да это и не важно. А теперь то, что важно. Помнишь свои чувства к Лауре? Едва встретив, ты уже не мог вообразить свою жизнь без нее.

Взгляд Гидеона ожесточился, словно заморозив пространство между ними. В мгновение ока все, чего, казалось, достиг Джейкоб, словно испарилось.

— У них нет ничего общего. Не смей никогда ставить ее и одну из этих кровожадных сук в один ряд.

— Молодой человек! — Дама, сидящая за столиком напротив, заговорила довольно резко, хотя ее подруга пыталась ее успокоить. — Может, хватит выражаться?

Гидеон поднял голову:

— Не лезь не в свое дело, сучка. Засунь голову обратно в песок, как делаете вы все, включая моего чертова братца.

— Гидеон, — оборвал его Джейкоб. Он, словно извиняясь, кивнул женщинам и заметил неприязненные взгляды строителей, которые сидели позади них. Брату же, тихо сказал: — Я даже не знаю, кто ты теперь, Гидеон.

— Да и ты тоже, братишка.

Промолчав, Джейкоб положил на стол двадцатку.

— Я думаю, что нам пора. Я оплачу.

— Ее деньгами? Я так не думаю.

— Это мои деньги, Гидеон, — Джейкоб встал. Кулаки сжаты в бессильной ярости, голубые глаза сверкают. — Пока ты в таком состоянии, нам не о чем говорить.

— Я не колеблясь убью тебя, если ты встанешь на моем пути.

Однажды два мальчика бегали по полосе прибоя, а в брызгах смеялось полуденное солнце. В воздухе звенел детский смех. Джейкоб тогда попытался схватить Гидеона, бросить его в воду, но Гидеон поймал его первым, и упали оба. Джейкоб изо всех сил держался за это воспоминание, чтобы прогнать боль — и не мог.

— Больной сукин сын, — сказал он тихо. Подобрал деньги, которые Гидеон смахнул со стола на пол, и аккуратно положил обратно на стол, прижав кофейной чашкой. — Пошел на хер.

Он отвернулся, мечтая лишь о том, чтобы напиться как можно сильнее. Интересно, что подумает Лисса, если он придет домой, а в крови у него будет сахар, кофеин и алкоголь?

Он обернулся как раз в тот момент, когда Гидеон вскочил из-за стола и налетел на него. Ударившись об угол столика, они опрокинули его вместе с посудой и рухнули на пол.

Гидеон успел отвесить Джейкобу затрещину, от которой у того зазвенело в ушах, прежде чем Джейкоб сумел сгруппироваться, перекатиться и разбить захват.

— Ты идешь со мной. Я не дам тебе вернуться к ней.

Джейкоб тяжелым апперкотом заставил Гидеона отступить на несколько шагов. Это дало ему время подняться на ноги.

— Нет не иду, ты, баран…

Гидеон снова на него накинулся. На этот раз ему удалось их обоих отбросить за перегородку, которая отделяла два ряда столиков. В результате они оказались среди людей, которые там сидели, — группы рабочих, которые реагировали гораздо более воинственно, чем пожилые женщины.

Жесткий толчок и несколько блоков, и они с Гидеоном снова очутились на полу, вымазанные едой и напитками. На их головы сыпались многочисленные проклятья. Джейкоб блокировал еще один удар, удар Гидеона, как он полагал, затем схватил брата за запястья, как в реслинге, пытаясь загнать в угол. Гидеон был сильный и опытный боец, но Джейкоб был быстрее. И у обоих был ирландский темперамент. Джейкоб всегда долго разогревался, но когда срывался с цепи, ничуть не уступал Гидеону. Тот, поднырнув, двинул Джейкоба в живот. В ответ Джейкоб дал ему кулаком по лицу, пустив первую кровь.

Каким-то уголком сознания Джейкоб понимал, что они выплескивают свою ярость, позволяя ей смыть воспоминания о потере, которые одновременно и связывали, и разделяли их.

Ярость затопила все, включая звук полицейских сирен.

 

5

Так как по пути в полицейский участок Гидеон пытался подставить Джейкобу подножку, а Джейкоб в ответ впечатал его в стену, офицер порекомендовал охраннику приковать их наручниками к противоположным сторонам камеры. Он также пригрозил им, что добавит к обвинениям еще одно — нападение на полицейского при исполнении, так как они вовлекли в драку и его. Личный арсенал Гидеона тоже не исправил дело. Полицейские немного смягчились, когда увидели его разрешение на скрытое ношение оружия, но Джейкоб был уверен, что они проверяют его по всем пунктам, включая базу данных по международным террористам. Джейкоб был чуть более вежлив с полицейскими и не был обвешан стволами, словно герой боевика; возможно именно поэтому его приковали рядом со скамьей, где он мог сесть, а Гидеону пришлось либо стоять, либо сесть на пол возле отхожего места. Охранник устроился за столом рядом с камерой. Время от времени он безразлично поглядывал на них и других арестованных, игнорируя все остроты и методично работая с бумагами. Камеру с братьями делили в основном пьяницы, несколько мелких преступников и испуганный менеджер, которого, скорее всего, просто хотели напугать. Он сидел, низко опустив голову и обхватив себя руками, словно пытаясь не смотреть на сокамерников.

У Джейкоба после драки болел каждый мускул. Глаз и скула начали опухать, на ребрах была пара синяков, но он сомневался, что что-нибудь сломано. Лицо Гидеона было почти таким же. Несмотря на это, Джейкобу очень хотелось, чтобы они не были прикованы наручниками. Драка была предпочтительнее безмолвного поедания друг друга глазами на расстоянии девяти метров. Все, что было и не было сказано, витало между ними в воздухе, усиливая его головную боль.

— Дерьмово выглядишь, — сказал он.

Гидеон поднял голову:

— Да и сам ты не красавец.

— Нет, я имею в виду, что ты хреново выглядишь, Гид. Это тебя гнетет.

— Заткнись, — Гидеон отвернулся. — Не разговаривай со мной так, словно ты мой брат. После того, как мы отсюда выйдем, я не оглянусь. Теперь ты один из них. Мой брат умер. Слышишь меня? — Он резко дернулся, наручники звякнули, а сам он заработал неодобрительный взгляд охранника. — Мертв.

— Так, значит, любовь — это когда все делаешь по-твоему, так что ли? Идиот, упрямец, тупица. Ты же пел мне, когда у меня были ночные кошмары. Ты же улыбался.

Гидеон еще сильнее отвернул голову, коснувшись подбородком плеча, но, к удивлению Джейкоба, ответил низким и хриплым голосом:

— Джейкоб, любовь для меня — пройденная стадия. Я просто больше не могу с этим справиться. Возможно, так и должно было быть.

Одиночество в голосе Гидеона было одиночеством смерти, и Джейкоб подумал, насколько эта аналогия реальна для брата.

— Это очень хорошо.

Что-то дернуло Джейкоба взглянуть на одного из сокамерников — того типа в костюме. На первый взгляд мужчина выглядел как состоятельный бизнесмен среднего возраста, которого взяли за управление автомобилем в нетрезвом виде. Но на самом деле это было далеко от реальности. Его глаза поблескивали из тени, а улыбка открывала намек на клыки.

Джейкоб проклял себя за то, что все внимание сосредоточил на брате и не рассмотрел как следует всех обитателей камеры. Вампир стушевался, смешался с остальными. Конечно, если бы он намеренно старался не попадаться на глаза, Джейкоб бы его тоже не заметил. Но это не делало сложившуюся ситуацию лучше. Гидеон тоже насторожился, отойдя от решетки и сощурив глаза.

— Кайл Миллер, — сказал он ровным голосом, давая Джейкобу понять, что они вляпались. Как будто бы Джейкобу не хватало мозгов понять это раньше! — Стремится полностью использовать свою квоту. Просто еще один из твоих добреньких, пушистых вампиров, пытающихся выжить, — добавил он резко.

— Это похоже на пресловутые хлеб и зрелища, — заметил вампир, продолжая сидеть в обманчиво расслабленной позе, обхватив колени руками, а пальцами играя с дорогой тканью брюк. — Здесь разыгрывают так много интересных драматических спектаклей. Я мог бы уже час назад уйти домой через канализацию, но наблюдать за вами двумя было чертовски интересно. О, не волнуйтесь, — он кивнул на молодого человека, в глазах которого Джейкоб заметил смятение, — последствие влияния вампира, а вовсе не алкоголь или наркотики, как он сперва подумал. — Я уже как следует поужинал. Кровь меня не интересует. Однако я думаю, что его я все-таки убью, — кивнул он на Гидеона. — Как ты понимаешь, он прекрасно известен мне и моему виду. И сегодня его удача кончилась.

Джейкоб вскочил, но наручники сдерживали его. Он мог бы закричать, позвать охранника, но в результате охранник бы погиб, он даже не успел бы открыть дверь, а вампир бы уже напал на Гидеона. Он бы даже не понял, что произошло. В данный момент на их разговор никто не обращал внимания, все были заняты своими собственными проблемами.

Однако Гидеон не двинулся с места. Его брат встретился взглядом с вампиром, как будто его ничуть не смущало отсутствие оружия и ограниченная подвижность.

Джейкоб потрясенно осознал, что, возможно, у Гидеона есть другие причины желать встречи с вампиром именно сегодня. Надеясь на помощь единственного человека, ради которого он жил — его брата — Гидеон, возможно, рассматривал предательство Джейкоба как последнюю каплю. И сейчас ему было все равно, что делало его весьма опасным, в первую очередь для него самого.

В первый раз за всю свою жизнь Гидеон нуждался в Джейкобе больше, чем Джейкоб когда-либо нуждался в нем. Он, возможно, выше того, чтобы просить о помощи, и это плохо. Джейкоб не собирался допустить, чтобы его чертов братец стал обедом для какого-то паршивого кровососа.

— Этого не будет, — заявил Джейкоб. Взгляд Кайла переместился на него.

— Вы же братья. А ты — самый милый из двух.

— Я же тебе говорил, — сказал Гидеон, продолжая смотреть в одну точку.

— Кретин, — ответил Джейкоб мягко. Глазами он не отпускал своего врага, создавая в камере напряжение, в конце концов привлекшее внимание охранника. Другие заключенные начали шептаться и переглядываться. Хотя они и не слышали разговора, они могли уловить, что назревает какое-то развлечение.

— А ну отвали.

Вампир взглядом прошелся по Джейкобу, останавливаясь ниже талии.

— Возможно, когда я закончу, я захочу десерта. Я могу возбудить тебя, пока пью, смертный, — прошептал он. — Могу поспорить, твой брат не видел твоего члена в рабочем состоянии с тех пор, как вы были маленькими и делили одну комнату.

— Не смей трогать моего брата, — сказал Джейкоб. — Или меня. — Он слышал, что охранник зашевелился, скрипнув стулом. Если зайдет в камеру, он покойник.

— Я не вижу, каким образом ты можешь меня остановить.

— Я, может, и нет, зато моя госпожа тебя на куски порвет.

В мгновение ока вампир оказался рядом с Джейкобом, словно собираясь поцеловать его. Он обнажил клыки, положив руку Джейкобу на затылок и играя с его волосами. Джейкоб заставил себя не двигаться. Гидеон рванулся вперед, звякнув наручниками. Охранник окрикнул Миллера, приказав ему убираться. Он держал руку на рации и был готов в любую секунду вызвать подмогу.

Для Джейкоба все это было уже не важно. Он сосредоточил свое внимание на мужчине, стоявшем напротив него, прилагая все усилия, чтобы оставаться спокойным. Он не показывал, что боится или сомневается, даже находясь под постоянным давлением вампира. Словно тошнотворно-сладкий сироп от кашля просачивался в его нос и легкие, но на смертного, ставшего слугой, это не действовало.

Ноздри Кайла дрогнули, дав Джейкобу попять, что тот обнаружил знаки его госпожи, и не только те, которые она нанесла ему своими клыками. Выбросы сексуальной энергии вампиры могут ощущать после самого акта, даже после принятия ванны. В ту первую ночь, когда привела его домой, Лисса натерла своими выделениями его грудь, член и конечности… Этот чувственный эксперимент он прекрасно помнил. Она сказала, что это один из опознавательных знаков, и другие вампиры будут всегда знать, что он принадлежит ей. С тех пор она делала это еще несколько раз.

— Кто твоя госпожа, смертный? — прошипел Кайл сквозь зубы. Он явно разрывался между жаждой крови и самосохранением.

— Леди Элисса Аматерасу Ямато Вентворт.

Вампир напрягся, но не отступил:

— Ты лжешь.

— Ты же видишь знаки, даже если тебе не хватает силы определить, чьи они. Ты готов принять на себя ее гнев, если я не вру? Она хоть знает, что ты на ее территории? Мой брат под моей защитой. А значит, и под ее тоже.

— Не нужна мне твоя чертова защита! — словно выплюнул Гидеон. — Пошел прочь от него, Миллер! Если ты мужчина, имей дело со мной.

— Слуга леди Вентворт не сидел бы в тюрьме, словно скандалист из пивнушки. В обществе убийцы вампиров. — Кайл презрительно оглядел Джейкоба с головы до ног. — Ничто в тебе не напоминает мне слугу. Чей бы ты ни был, это недолго. Он или она не слишком будут по тебе скучать. Мне все больше и больше хочется убить вас обоих. — Его лицо оказалось еще ближе. Еще один миллиметр, и его губы встретятся с губами Джейкоба. Это было столь отвратительно, что он предпочел бы, чтобы ему разорвали горло.

— Отойди от моего слуги, Кайл.

Вампир резко обернулся к двери камеры. Лисса стояла рядом с охранником, успокаивающе положив руку ему на плечо. Охранник невозмутимо наблюдал за происходящим.

Несмотря на то, что она была абсолютно спокойна, Кайл среагировал так, словно он был воробьем, а она — охотничьим соколом. Он отпрянул, потеряв весь свой шарм и красоту, вжался в стену.

Если манера Кайла использовать принуждение была неуклюжей, явной — словно стук от мраморных шариков, раскатившихся по попу, — то гипнотическое влияние Лиссы напоминало движение воды: она просто смывала прочь любые сомнения и сопротивление. Арестанты не делали никаких саркастических замечаний, они смотрели на нее с вытаращенными глазами, в которых читалось желание. Охранник просто подошел к стене и нажал кнопку, открывающую замок. Дверь мягко ушла в сторону, но никто не двинулся с места. Время словно остановилось, единственный шум шел из полицейского участка, расположенного выше по лестнице.

Когда Джейкоб посмотрел на брата, он увидел Гидеона таким же спокойным и безразличным ко всему.

— Не поступайте так с ним. Пожалуйста, моя госпожа.

— Он изменился с того момента, когда я видела его последний раз, — заметила она с ноткой сострадания в холодном голосе. — Не волнуйся о нем. Его уставшему разуму нужен отдых. Мы заберем его домой. Ее взгляд переместился на Джейкоба. — Сверкающая красота ее изумрудно-зеленых глаз словно ударила его в низ живота.

Я проснулась и обнаружила, что ты в опасности, ты не видел этой опасности, так как был слишком занят своим братом. В результате у меня не было времени привести себя в порядок: мне пришлось ехать сюда без должного макияжа и прически. Когда мы приедем домой, я заставлю тебя заплатить за это.

Ее эмоции были похожи на темный, постоянно перемещающийся ком, сквозь который Джейкоб ничего не видел. Он знал, что она может таким образом закрываться от него на некоторое время. Он хотел получить третий знак, всячески пытаясь переубедить ее, и выиграл. Но теперь она закрыла от него свои мысли. Он хотел одновременно и прикоснуться к ней, и убежать как можно дальше от нее и брата, которые олицетворяли внутренний конфликт в его душе. Он хотел сказать ей, что он сожалеет, хотя знал, что это не так. Он хотел подойти к ней, упасть на колени, целовать подол ее платья, и чтобы она положила руку ему на голову, словно отпуская грехи.

Льстец. Ее голос, которому невозможно было сопротивляться, прошелестел у него в голове. Я знаю это, Джейкоб. Я также знаю все, что с тобой сегодня произошло. Все. Я думаю, что лучшее для тебя сейчас — не сопротивляться мне. В конце концов, ты же сам сказал, что он под моей защитой?

— Ты будешь мне повиноваться?

— Да, конечно, моя госпожа.

— Да, госпожа. Этого достаточно.

— Я не хочу лгать…

— Ох, оставь ты свою хваленую честность…

Звук ее голоса словно холодной волной окатил всех присутствующих. Кайл распластался по стене. Джейкоб подумал, что если бы вампир мог развоплотиться и вновь материализоваться уже вне камеры, он бы сделал это с превеликим удовольствием. Однако, в отличие от вампиров, которых показывали в кино, этой способности у настоящих вампиров не было. Единственный выход из камеры был через дверь, а ее загораживала Лисса. Кайл не был настолько храбрым. Он не двинулся с места.

Все подались назад. Угроза в ее голосе разрушила атмосферу спокойствия, которую она сама же на них навеяла.

Даже дети знают, что родители иногда предпочитают услышать ложь от своих детей. Я знаю твою душу, Джейкоб. Просто скажи «да, моя госпожа», чтобы у меня была приятная возможность считать, что это правда.

— Да, госпожа.

Он не смог сдержать улыбку. Пытался не улыбаться, но по ее внезапно сузившимся глазам понял, что ему это не удалось.

Легкий ветерок и ощущение движения — и она уже стояла рядом с Кайлом. Одной рукой бросила его на колени, прижав его голову к грязной бетонной стене в задней части камеры.

— Не смей больше никогда трогать то, что принадлежит мне. Ты не сможешь спрятаться. Нигде. А это — чтобы лучше запомнил…

Кайл закричал и схватился за голову: между пальцев струилась кровь.

Ухо с бриллиантовой сережкой валялось на замусоренном полу. Джейкоб ощутил легкую тошноту. Грязь с обуви, жвачка… части тела. Кто-нибудь из заключенных обязательно захочет вытащить сережку и вставить в свое ухо,

— Простите меня, моя госпожа, — простонал Кайл. Хотя Лисса его и отпустила, он продолжал стоять согнувшись. — Я думал, он лжет…

Снова вопль. Второе оторванное ухо полетело к ногам застывшего в гипнозе юноши, обутого в кроссовки «Найк», которому не повезло стать ранним ужином для Кайла.

— Не лги, — сказала Лисса. — Иди домой, Кайл. На сегодня достаточно. Больше не попадайся мне под руку, когда я в плохом настроении.

Он кивнул и попятился, натолкнувшись на Джейкоба. Размазывая кровь по плечам, повернулся к двери. Охранник все еще держал ее открытой. Оглядев камеру, Джейкоб понял, что Лисса без малейшего усилия ввела пятнадцать человек в гипнотический транс.

— А теперь ты попробуй, — она словно ответила на его мысли. — Возможно, тебе следовало начать с брата. Тогда бы ты не оказался здесь.

— У меня не было времени воспользоваться этим. Даже если бы я и хотел.

Она с удивлением подняла бровь:

— Ты говоришь мамочке, что он первый начал?

Он недовольно посмотрел на нее, и она фыркнула от смеха, Подойдя ближе, провела рукой по его ноющим ребрам:

— Тебе больно.

— Все не так плохо, госпожа. Пара таблеток аспирина, и все.

— Да? — Сейчас она взяла его за подбородок и поворачивая его голову то вправо, то влево, осматривала все синяки и ссадины. — Я не о твоем теле говорю. Третий знак излечит это к утру, а может быть, и быстрее. — Ее взгляд переместился на Гидеона. Джейкоб схватил ее за руку.

— Он пытался защитить меня, принять за меня те решения, которые я должен был принять сам. Примерно так же, как я сам решил принять третий знак.

Она опустила руки и повернулась к зачарованному полицейскому:

— Освободите обоих. Мы идем домой.

— Но залог…

— Хозяин кафе не выдвигает никаких обвинений. Так как вы двое не выдвигаете обвинений против друг друга, вас не за что тут держать. Когда мы уйдем, полицейские будут помнить только это.

— А почему хозяин кафе…

— Я хорошо ему заплатила.

Полицейский снял наручники с него и Гидеона.

Почему ты просто не позволила мне посидеть здесь денек-другой?

Может быть, я не хочу провести вечер без слуги.

Прежде чем он смог ответить, она отвернулась:

— Следуй за мной.

 

6

Она продолжала удерживать Гидеона под гипнозом, проведя его в лимузин и приказав мистеру Ингрему отвезти их домой. Джейкобу это не нравилось. Он хотел, чтобы она прекратила его контролировать, как только они вышли из камеры. Его беспокоило состояние Гидеона; его тусклые глаза слишком напоминали тот момент, когда Кайл собирался их прикончить. Когда у него появились такие мысли, Лисса успокаивающе посмотрела на него.

— Гидеон сильный. У него сильная воля. Он, должно быть, сопротивляется тебе как последний сукин сын, — пробурчал он.

— Для меня это не помеха, — отозвалась она, устраиваясь с ногами на кожаном сиденье. На ней было простое черное платье до середины бедра, плотно облегавшее фигуру. Сексуальное, классическое. Она завязала волосы в простой узел, не накрасилась и не надела никаких драгоценностей (о чем и поставила их в известность, попеняв на то, что он не выполняет свои обязанности), они были ей совершенно не нужны.

— Это похоже на анестезию, — продолжила она. — Ты начинаешь считать от ста в обратном порядке, и волнуешься: «А что если я не засну до того, как начнут резать?» А когда просыпаешься в палате, все уже сделано. — Ее взгляд снова заметался между ним и Гидеоном. Она словно сравнивала их, что очень беспокоило Джейкоба. Что она задумала? — Хотя ты прав, — добавила она тихо. — У него и правда очень сильная воля. Он просто очень, очень устал. У него даже душа болит. Позволь ему отдохнуть. Это не больно, я обещаю. Это похоже на сон, ему словно снятся сны.

— Он взбесится, когда узнает, что ты это с ним сделала. Чем дольше ты держишь его под контролем, тем хуже ему будет. Пожалуйста, моя госпожа. Я его знаю.

Она вздохнула и сухо посмотрела на него. Однако когда она повернулась к окну, Джейкоб ощутил изменение в напряжении, которое царило в лимузине.

Гидеон моргнул. Выпрямился. Его острый взгляд уперся в Джейкоба, затем вернулся к Лиссе.

— Как, — его глаза сузились, он угрожающе и сосредоточенно посмотрел на Джейкоба, — ты позволил ей, черт возьми, меня контролировать, ты…

— И я снова это сделаю, если вы опять начнете тузить друг друга, словно находитесь на заднем дворе дома своих родителей. Джейкоб ничего мне не позволял, Гидеон. Он мой слуга, а не наоборот.

Гидеон исподлобья глянул на нее:

— Ты можешь высадить меня на следующем перекрестке.

— Могу, но не буду. — Выпрямив ноги, она скрестила их, сложила руки на коленях и посмотрела на него. — Тебе нужен душ, — она сморщила точеный нос. — Еда. Хороший полноценный сон. Я бы предложила это любой бродячей собаке. И хотя собака заслуживает этого гораздо больше, чем ты, и была бы более благодарна, тебе также надо провести какое-то время с братом.

— У меня нет брата.

Она засмеялась, заставив их обоих вздрогнуть. Ее смех был легким и мелодичным.

— Конечно же, у тебя есть брат. Твоя злость не может этого изменить. Если бы Кайл что-то сделал с Джейкобом, ты бы сломал себе руку, чтобы снять наручники и прикончить вампира. Я давно живу на свете, Гидеон. Семьи иногда ссорятся. Иногда они расходятся по разным дорожкам на годы. Но вы с Джейкобом связаны. Ты его любишь. Твое недовольство его выбором, то, что ты чувствуешь себя преданным и обиженным, возможно, даже ревнуешь, — все кто не меняет самого факта.

— Я не ревную…

— Я не имею в виду его выбор. Я о том, какие чувства у него ко мне. Та преданность, которую он подарил мне, а не тебе.

Правда была для Джейкоба словно нож, повернутый в ране. Она была права. По мнению Гидеона, он не только оставил его бороться один на один со всеми противниками, он решил встать на другую сторону.

Иногда человек выбирает неверный путь, и единственный способ вернуть его на правильный — оставить одного и позволить самому его найти.

Он посмотрел на Гидеона, на его изможденное лицо. Почувствовал злость и ненависть, исходившие от брата, когда тот упрямо сложил руки на груди и отказался продолжать разговор.

Ты не ушла от Рекса, думал Джейкоб.

Нет. Я убила его. Возможно, для него было бы гораздо лучше, если бы я ушла.

Хотя она по-прежнему не говорила вслух, он услышал в тишине, которая последовала за этим: Томасу это бы точно пошло на пользу.

А Джейкоб никогда бы не был так близко к ней, так как ей не был бы нужен новый смертный слуга. Так то было или нет, но эта мысль появилась у него в голове. По ее помрачневшему лицу он понял, что она ее слышала.

Когда они подъехали к дому, Джейкоб полагал, что Гидеон не согласится войти в дом, но, очевидно, его брат решил следовать указаниям леди Лиссы до конца. Он без разговоров вылез из машины и уставился на дом, походивший больше на крепость, пока Лисса разговаривала с мистером Ингремом.

Он думает, что может найти в доме слабые места, которые пригодятся при атаке, моя госпожа. Я не советовал бы просто так впускать его.

Я знаю, Джейкоб. Не волнуйся.

* * *

Джейкоб быстро принял душ, натянул джинсы и был очень рад обнаружить Брана лежащим на куче полотенец возле двери в комнату Гидеона. Волкодав счастливо ушел прочь со своего поста, когда его отпустили, а Джейкоб поднял полотенца с пола, небрежно постучал и вошел.

Гидеон нашел в ванне полотенце и обернул его вокруг бедер; его тело все еще было покрыто каплями воды, а сам он внимательно осматривал комнату.

— Ищешь слабые места? — спросил Джейкоб. — Как войти и поджарить ее во сне? Можешь смело подписывать себе смертный приговор. Она знает даже о белке, попавшей на ее территорию.

— Вампиры не всегда так осторожны, братишка. — Гидеон повернулся и протянул руку за полотенцем, которое держал Джейкоб.

— Да, не всегда. Вот зачем им нужны смертные слуги. Но если ты попытаешься напасть на нее на ее собственной территории, она убьет тебя в мгновение ока. Ты никогда не имел дела с такими, как она.

— Так вот что заставляет тебя быть с ней? Та власть, которой обладает это тело, которое так великолепно трахается?

Джейкоб не поддавался на такие очевидные уловки и держал себя в руках, однако у него было сильнейшее желание стукнуть брата головой о комод.

— Я здесь по своему собственному выбору, Гидеон. У меня есть на это свои причины.

Гидеон потер лицо руками. На руках вздулись мускулы, а шрамы превратились в бледных серебряных змей, извивающихся на коже.

— Только, пожалуйста, не надо говорить, что ты с ней потому, что думаешь, что она тебя любит.

— Нет. — Джейкоб положил оставшиеся полотенца на пол. — Я с ней потому, что знаю, что я ее люблю.

Гидеон саркастически усмехнулся сквозь зубы.

— Мальчики!

«Мальчики» обернулись. Обычно Джейкоб чувствовал приближение госпожи, это было похоже на легкое касание ветерка, на поцелуй воздушной феи, но на этот раз он не заметил ее появления.

Лисса распустила волосы и расчесала их; обычно она предпочитала, чтобы этим занимался он. Длинные локоны струились по гладкой кремовой коже ее рук. Губы были слегка тронуты красной помадой. Платье-футляр с глубоким вырезом, было сшито из черного атласа и высоко приподнимало груди. Опершись плечом о стену возле открытой двери, она сложила руки за спиной, что еще больше выпячивало ее груди. Наблюдая за братьями, она одной ногой в туфельке на шпильке переступала с пятки на носок; это заставляло подол юбки задираться и открывало намек на подвязки.

Чистый секс. От такого завелся бы любой мужчина.

Не делай этого. Но желание поднималось в нем против его воли. На этот раз она пользовалась своими способностями, чтобы сломить сопротивление. Его члену было все равно, что хорошо, а что плохо. На самом деле, то, что было плохо, выглядело чертовски привлекательным.

— Что ты… — Гидеон отошел на пару шагов и потряс головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Лисса сделала шаг вперед. От нее словно исходили волны жара.

На лице Гидеона застыло вызывающее выражение. Она подходила все ближе и ближе. Взявшись руками за полотенце, стащила и отбросила его в сторону. Ее пальцы коснулись члена, ногтями она стала дразнить его яички. Он закрыл глаза и сквозь зубы застонал.

— Ты полон злости и боли, — прошептала она. — Твое тело изголодалось по женской ласке. Но ты больше себе не доверяешь. Ты боишься, что захочешь ее слишком сильно, что сделаешь ей больно.

Гидеон сжал кулаки, напрягая мускулы, сопротивляясь Лиссе изо всех сил.

— Ты не хочешь, чтобы она сама отдала тебе свое тело. Ты хочешь взять ее силой. Чувствовать, как она сдается тебе на милость, открывает тебе свое сердце, но ты боишься того, что может случиться с этим хрупким созданием… И ты так устал, — промурлыкала она еще мягче, стоя так близко, что ее нога касалась его, подол облегающего платья касался обнаженного бедра, а туфелька оказалась у него между ног. — Мне ты повредить не сможешь, Гидеон. Я знаю, какую потерю ты оплакиваешь. Мы с тобой похожи. Моя потеря сделала меня такой, какая я сейчас.

— А что если… я хочу этой боли?

— Я могу сделать тебе больно. — Ее губы изогнулись, в улыбке мелькнуло что-то дьявольское. — Я могу дать тебе ночь истинного отдыха. Того отдыха, который обычно наступает после того, как ты очень долго занимался сексом. Когда тело так истощено, что нет сил концентрироваться на чем-либо.

— Не… не кусаться. — Он открыл глаза, в которых светились желание и темные страсти. Он сам был похож на демона: красивый, озлобленный, готовый сделать все, что ад или Небеса попросят, лишь бы это помогло ему заполнить пустоту души.

— Не кусаться, — кивнула она. — Договорились. Я о тебе позабочусь. Как и Джейкоб.

Иди сюда, Джейкоб. Я хочу чувствовать, как ты меня касаешься.

Он хотел положить ее себе на колени и как следует отшлепать, но послушно сделал шаг вперед, думая сразу о множестве вещей. Он обратил внимание на то, что мускулистое тело Гидеона покрыто шрамами: это был настоящий воин. Он сражался всю свою сознательную жизнь.

Злой. Обиженный тем, что всегда надо драться. Защищать.

Джейкоб помедлил. Он злится на меня.

Конечно. Голос Лиссы в его голове прошелестел, как вздох нетерпения. Старший брат.

Честь требовала защищать тебя. Конечно, он злится, ведь волноваться за тебя — это его нормальное состояние. Он нашел любовь, что-то, что принадлежало только ему, и у него это отняли. Его бросил брат, которому он так много отдал. Хотя сегодня ночью это абсолютно не важно. Не между нами. Есть только необходимость.

Несмотря на его сопротивление и злость, вызванную тем, что она манипулировала ситуацией, сейчас он стоял прямо позади нее. Наклонившись вперед, он зарылся носом в ее волосы. Свободной рукой она взяла его за руку и положила себе на бедро. Вдохновленный этим, он положил вторую руку ей на талию, погладил бедра. Ее тело прижалось к нему, его затвердевший член оказался чуть выше мягких ягодиц, обтянутых черным атласом. Она потерлась о него медленным волнообразным движением, костяшками пальцев лаская твердый живот Гидеона, его широкую грудь. Ее вторая рука все еще обхватывала толстый член его брата. Большим пальцем она играла с его головкой.

Джейкоб руками приподнял ее груди, сжимая их, заставляя брата смотреть на них, в то время как она выгибалась назад от возбуждения. Дикий мужской инстинкт заставил Джейкоба схватить руками ворот платья, разорвать его, обнажая для Гидеона ее груди.

Взгляд Гидеона задержался на ее спелых полушариях, так соблазнительно приподнятых атласным бюстгальтером. Его брату всегда нравились женские груди. Лиссины, хотя и были маленькими, имели прекрасную форму, были полными и упругими. Руками Джейкоб провел вниз по атласу, по выпуклости твердого соска. Взявшись за тонкую полоску ткани между чашечками, рывком разорвал бюстгальтер. В потемневших глазах Гидеона плескалось яростное желание. Он помедлил, наклонился и начал губами ласкать сосок. Свободной рукой взялся за вторую грудь. Лисса извивалась в их руках, все больше закидывая голову назад.

Он не мог знать, о чем думал Гидеон. Джейкоб не был уверен, что он хочет продолжать. В его крови бродило ощущение, которое было трудно определить. Эту женщину он любил, считал ее своей, хотя знал, что его собственнические чувства то развлекали, то злили ее. За последние несколько недель она несколько раз предлагала его тело другим. Приказывала ему подчиняться. Учила тому, что удовольствие можно получить, повинуясь ее воле. В те моменты он понимал, что ему нужно ее прикосновение, ее приказ, словно компас, указывающий на наслаждение. Сейчас они поменялись ролями. Она намеревалась соблазнить его брата, возможно, только по указанным ею ранее причинам. Но для того чтобы погрузить их обоих в поток наслаждения, ей нужно было, чтобы Джейкоб ее возбудил. Это желание, высказанное мысленно: Иди ко мне, Джейкоб. Я хочу чувствовать твое прикосновение, — разрывало его между похотью и шокирующей мыслью о том, что она хотела заставить его делить ее с другим мужчиной. С его собственным братом.

В какой-то момент она опустила руки и сантиметр за сантиметром начала медленно поднимать юбку. Вверх, вверх, обнажая кружевные чулки, подвязки… Трусиков на ней не было.

Я хочу, чтобы ты был внутри меня, Джейкоб. Сзади, прежде чем твой брат войдет в меня. Ты мне нужен.

Джейкоб уронил руку, провел по ее бедру. Он прижал свою ногу к ее ноге таким образом, что она оказалась словно бы в ловушке между ним и бедром Гидеона. Когда втолкнул пальцы ей во влагалище, во влагу, которая словно втягивала его еще глубже, он увидел, что глаза Гидеона блестели от желания. Она содрогнулась, задыхаясь и обнажив клыки.

— Умоляйте, госпожа. — Он мог не говорить этого вслух, но потребовал этого хриплым голосом. Он не знал, было ли его желание наказать ее навеяно ею самой, моментом, или оно было его собственным. Это не имело никакого значения.

Внимание Гидеона на мгновение переместилось на него, затем вновь вернулось к женщине между ними. Требование Джейкоба словно сняло последние запреты, он сдался своим собственным желаниям, рыча, словно бешеное животное. Схватив обе груди, Гидеон потянул их еще сильнее вверх, выгибая ее назад, а сам снова накинулся на ее соски, на этот раз пустив в ход и зубы.

Лицом она повернулась к Джейкобу, слегка покусывая его клыками, еще сильнее прижимаясь нежной попкой к его члену. Когда их глаза встретились, она рукой обвила его за шею, положив ладонь ему на лопатки. Используя этот рычаг, она подняла ноги. Гидеон, поняв намек, скользнул руками под нее, закинул ее ноги себе на бедра; его член оказался в ловушке между их телами, вблизи от места своего назначения.

Ты позволишь своему брату трахнуть меня не предъявив на меня никаких прав?

Вы играете со мной, моя госпожа.

Я приказываю тебе. Умоляю тебя. Ты мне нужен.

Он взялся за подол ее юбки.

Я не буду нежен, моя госпожа. Вы меня слишком рассердили.

Я знаю. Это сделает тебя еще тверже.

Пробормотав проклятье, он расстегнул джинсы, рукой прижал ткань платья к пояснице и вошел в нее. Она, очевидно, нанесла смазку, так как он сразу вошел, быстро и глубоко. Она закричала, когда Гидеон вошел в нее спереди. Они оба были достаточно крупными мужчинами, и Джейкоб чувствовал давление брата в ее влагалище, пока он сам занимался ее задом.

Природная, внутренняя необходимость. В этом моменте не было ничего мягкого и женственного. Она позволяла их животным инстинктам взять верх. Подбадривала их. Желала этого, хотя, как Джейкоб чувствовал, и дала Гидеону возможность укрыться в ее гавани от того шторма, который он поднял в своей жизни. Она понимала его боль и страдания, хотя Гидеон в это не верил. Не важно, было ли это благодаря ее женской интуиции, долгой жизни или ее собственному опыту, когда она потеряла мужа, — у нее был этот дар. Она заставляла Джейкоба чувствовать и испытывать такие эмоции, о существовании которых он даже не догадывался. Этого он отрицать не мог, не важно, контролировала она его ощущения в тот момент или нет.

Еще чуть откинувшись назад, она показала бледное горло, выпуклости груди. Хотя он знал, что она прекрасно может защитить себя, ее тело, словно таявшее в его руках, и то, что она открыла горло перед двумя охотниками на вампиров — бывшим и настоящим — все это словно давало ему понять, что она ему доверяла свою безопасность, доверяла ее защитить.

Оргазм волной прошел по ее телу — словно кто-то провел рукой по всем клавишам пианино. Это заставило его самого ответить, напрягаясь все больше, до тех пор, пока он не осознал, что его словно разрывало на части. Плечи Гидеона вздувались твердыми мускулами, пальцы до синяков сжимали ее бедра. Его предплечья терлись о предплечья Джейкоба, его толчки подбрасывали ее выше и насаживали ее зад глубже на его член, ее ягодицы прижимались к бедрам Джейкоба. Гидеон смотрел на ее горло, его губа приподнялась, открывая зубы.

— Шшш… — Она, задыхаясь, взяла его рукой за подбородок. — Нет, Гидеон. Не кусаться.

В ее голосе была улыбка, но Джейкоб также услышал и напряжение, так как она была очень близка к оргазму. Он еще раз мощно толкнул, войдя еще глубже. Лицо Гидеона искривилось, когда он сделал то же самое синхронно с Джейкобом. Лисса содрогалась в оргазме. Она билась в их руках, крича все громче и громче. Они продолжали, Джейкобу приходилось держать ее еще крепче, так как Гидеон продолжал двигаться. Ни один из них не давал ей пощады, они хотели вечно ощущать наслаждение.

Наконец Джейкоб энергично кончил, оросив ее внутренности своим семенем, и услышал, что его брат задохнулся от такого же сильного оргазма. Все это время он словно купался в криках Лиссы, ее острые ногти впивались ему в шею. Ногами она обхватила Гидеона; Джейкоб так глубоко вошел в нее, что его ступни оказались почти на ступнях его брата. Он чувствовал на собственных яичках движение воздуха всякий раз, когда яички его брата ударяли по ее телу.

Когда они наконец остановились и он открыл глаза, он увидел, что на руке Гидеона остались следы ее ногтей. Плечи Джейкоба ходили ходуном, руки все еще были стиснуты у нее на бедрах. Они словно стали единым целым, — Джейкоб поднял руку в тот момент, когда Лисса вытянула свою. Они оба положили руки на голову Гидеону, давая ему ощущение уверенности и спокойствия, побуждая его дышать медленнее, так как его дыхание было слишком глубоким и прерывистым, даже учитывая недавнее физическое напряжение.

В водовороте оргазма этот момент был тихим, спокойным. Центром шторма. Джейкоб хотел бы вернуться на годы назад и так же дотронуться до брата, дать ему умиротворение, дать ему знать, что он все сделал правильно, помочь ему излечиться. Дать ему знать, что он его любит, несмотря ни на что. Все остальное неважно.

Джейкоб сделал несколько глубоких вдохов, ощущая, как лопатки его госпожи прижимаются к его груди, ощутил мягкость ее волос у себя под подбородком. Когда он дотронулся до ее подбородка, она подняла голову, позволив ему поцеловать себя в губы, — он ощутил вкус ее языка, касание клыка. Он все еще учился целовать ее так, чтобы не поранить рот.

Совершенство достигается практикой, сэр Бродяга.

Улыбаясь ей в губы, несмотря на напряжение последних нескольких минут, он еще глубже засунул язык ей в рот, сдавив горло. При помощи третьего знака и интуиции любящего он чувствовал, что она словно кипит на медленном огне: он знал, что скоро снова тоже захочет ее. Он все еще был твердым. По давлению, которое он мог ощущать, он понял, что Гидеон был в таком же состоянии. Он потрепал брата по волосам, взлохматил их, не для того, чтобы он поднял голову, но для того, чтобы продлить ощущение успокоения. Близости. Когда он думал о тех словах, которые Гидеон сказал ему в кафе, словах, которые его так сильно и глубоко ранили, он понимал, что они ничего не значат. Разве Лисса не доказала это, посмеявшись над Гидеоном, когда он сказал, что у него нет брата?

И хотя он хотел поговорить с ней один на один о ее методах, Лисса сумела показать ему глубину отчаяния и озлобленности его брата, поэтому те слова, которые он произнес, казались наиболее подходящими в данный момент.

— Ты хорошо обо мне позаботился, Гид, — пробормотал он. — Как всегда. И только поэтому я больше не нуждаюсь в твоей заботе. Сделай что-нибудь и для себя. Найди снова свое счастье, чтобы ты помнил, за что стоит драться, а за что нет.

Гидеон медленно поднял голову. Пальцы Лиссы все еще были у него в волосах, ее ладонь соскользнула по его щеке на шею, на голое плечо. Он моргнул, и Джейкоб увидел на его лице бурю эмоций.

— Ты заставила меня это сделать, — сказал он в конце концов.

— Я могла бы солгать тебе и сказать «да», — ответила Лисса, — но единственное мое влияние на вас обоих — то, которое я использовала в первые несколько минут. Когда я забрала у тебя полотенце, ты сам его отпустил.

Гидеон отодвинулся, хотя и сделал это вежливо. Руки Джейкоба сжались на ней в защитном жесте, так как он был не уверен в том, какое настроение было у Гидеона в этот момент. Когда Джейкоб поставил ее на пол, его брат понял всю сложность ситуации — у него надулись желваки.

— Я ее не трону, Джейкоб. Я… — Он помедлил, выгнув дугой бровь: — Я ваш гость или пленник, леди Лисса?

Она храбро посмотрела на него с ленивым одобрением, которое заставило его покраснеть, а его член — снова подняться, да так, что ему пришлось отвернуться и прикрыться полотенцем. Джейкоб почувствовал, что она развлекалась, слушая, как он ворчал проклятья.

— Хотя мне нравится слово пленник в отношении сильного мужчины, ты мой гость, Гидеон.

Завернувшись в полотенце, Гидеон присел на край кровати, с видимым усилием сохраняя вертикальное положение.

— Тогда я даю тебе слово. Его внимание переключилось на брата. — Пока я ее гость, я не сделаю и не попытаюсь сделать что-то, что может причинить ей вред.

Как будто он может причинить вред.

Да, моя госпожа, может. Пожалуйста, для моего собственного спокойствия, не надо недооценивать Гидеона.

На шкафу висел легкий халат, тот самый, который она, очевидно, оставила здесь, когда приносила полотенца. Джейкоб, по ее негласному приказу, принес ей его, пока она выбиралась из разорванного платья и белья. Когда она отвела руки назад, он накинул ей его на плечи, атлас поверх шелка, а Гидеон сидел и смотрел. Она не завязала пояс на халате. Спустив чулки, сняла туфли на шпильках, которые были на ней все время их дикой оргии. Джейкобу стало интересно, были ли у Гидеона на заднице отпечатки ее каблуков.

Несмотря на это, когда она прошлепала босиком по комнате к его брату, с распущенными волосами, он подумал о том, что выглядела она как невинная девушка. Джейкоб, однако, знал, что вид, открывавшийся Гидеону, совсем иной. Не только чувственная красота ее обнаженного тела, приятно скрытая под складками ткани, но и ее желтовато-зеленые глаза, в которых читались все тайны Женщины с начала времен. Он знал это, ведь эти глаза так часто смотрели на него.

Дойдя до его брата, она в течение нескольких вздохов просто стояла и смотрела на него. Джейкоб не видел лица Гидеона, но то, что видела она, причиняло ей боль, она жалела его. Когда она протянула руку, он поймал ее за запястье.

Джейкоб рванулся вперед, но резкий мысленный приказ Лиссы остановил его. Она полностью контролировала ситуацию. Она подняла другую руку. Когда Гидеон поймал и ее, она шаг за шагом стала приближаться к нему, пока не оказалась у него между коленями. Он держал ее за руки, а рукава халата, словно крылья, слегка колыхались по краям.

Он резко отпустил ее, уронив голову так, что волосами провел по ее обнаженным грудям. По его широкой, испещренной шрамами спине пробежала дрожь. Он прошептал что-то, что Джейкоб не расслышал. Лисса повторила это для него.

Просто уйди.

Она обняла его, положив голову ему на темя.

— Я думаю, у тебя в жизни этого было слишком много. Тех, кто от тебя уходили, и тех, кого ты сам бросал. Сейчас пора спать, — сказала она мягко. — Просто поспи. Потому что скоро я снова тебя захочу. Сегодня ночью я использую тебя снова и снова, Гидеон. Я не смогу вытянуть весь яд, но смогу вытянуть достаточно, чтобы помочь тебе вспомнить, каково это — быть целым.

— Я не могу. Мне это не нужно.

Джейкоб тихонько ушел в ванную. Когда он вернулся, она подтыкала Гидеону одеяло, устраивая его поудобнее, а сама устраиваясь позади него. Она протянула руку назад и Джейкоб скользнул в постель, повторяя форму ее тела.

— Джейкоб защитит нас, пока мы спим. Он защитит нас обоих.

— А кто защитит его… от тебя? — сонно пробормотал Гидеон.

Ее рука на мгновение замерла, но потом она продолжила гладить темные волосы его брата, укладывая их по плечам.

— Шшш… просто спи.

* * *

Джейкоб, я голодна.

Гидеон дышал ровно. Лисса рукой легко провела по его телу, натягивая на него покрывало. Затем, повернувшись, удобно устроилась у Джейкоба на руках, тыкаясь носом ему в горло, как котенок.

Слава богу, третий знак дал ему запас сил, превосходящий все резервы обыкновенного человека, так как она намеревалась сдержать свое обещание или угрозу — это зависело от того, с какой стороны посмотреть. Гидеон крепко спал, это был сон мужчины, которого за последние полтора часа несколько раз довели до оргазма.

В последний раз она накрыла лицо Гидеона халатом, чтобы неплотно прикрыть ему глаза. Поясом оплела запястья, не затягивая сильно, давая ему иллюзию того, что он связан. Затем прошлась языком по его телу, заставляя его вцепляться в железные столбики кровати и резко дергаться в попытках еще глубже войти ей в рот. Она стояла на коленях, задрав зад, Джейкоб стоял позади нее, тоже на коленях, в этот раз он входил в ее влагалище, с ощущением того, что вернулся домой. Его движения были нарочито медленными, влажными, он двигался так, как ей нравилось, пока она не закричала от оргазма, одновременно доведя до эрекции его брата. Жар ее дыхания еще больше распалял Гидеона. Простого воспоминания о ее влажных складках было достаточно, чтобы он снова возбудился. Очевидно, третий знак нес с собой какие-то отголоски сексуального аппетита вампира. Или, возможно, просто она так влияла на него.

Моя кровь — ваша, моя госпожа, как и я сам.

Она положила голову ему на подбородок. Я это знаю. Пальцами нежно провела по его предплечью, тому самому, которое не так давно сломала. Как и всегда, он ощутил волну сожаления, идущую от нее. Она извинялась за то, что сделала. На самом деле, в ту ночь, когда это случилось, она попыталась убить себя, думая, что становится чудовищем, таким, каким стал ее муж, Рекс. Как женщина, страдающая от неизлечимой болезни, набрасывается на людей, когда теряет над собой контроль, она начинала ощущать влияние симптомов заболевания.

Он завтра уйдет, так ведь? — подумал Джейкоб.

Мы вскрыли зараженную рану. Выпустили гной. Он сам решит, позволит ли он ране зажить или снова занесет в нее инфекцию.

Он перекатил ее на спину, она позволила ему сделать это, раздвинув ноги, чтобы принять его и дразнящее давление его члена. Ее глаза потемнели. Джейкоб начал продвигаться вперед, стоя коленями на кровати, двигаясь мягко, аккуратно. Он хотел, чтобы его брат не просыпался, и не только потому, что в данный момент ему нужно было уединение. Он застонал ей в волосы, когда ее клыки прокололи его кожу, почувствовал касание ее языка, когда она начала пить его кровь, восполняя силы, потраченные этим вечером.

В такие моменты, как этот, он почти забывал о том, что их ждало. Мог притвориться, что у них впереди годы и годы, чтобы насладиться друг другом. Годы, чтобы она его злила, чтобы она его развлекала. Чтобы сводила его с ума. Сегодня ночью она казалась всемогущей. Непобедимой. Такой прекрасной и могучей, она была выше смерти и болезней. Но ей нужна была его кровь, его сила. Как он предсказывал, третий знак помогал ей поддерживать силы так, как она никогда бы не смогла, пока у него был лишь второй знак.

Ты говоришь, что я тебе это сказала, сэр Бродяга?

Самодовольство довольно редкое явление для вас, моя госпожа. Умоляю вас потакать ему.

Бойкий язычок. Я думаю, что вырвала бы его тебе, если бы… он не был… таким бойким.

Он продолжал двигаться мучительно медленно. Достигнув оргазма, они оба едва дышали и не могли говорить. Она прижалась губами к ране, которая уже успела затянуться, а он прижимался лицом к ее волосам и подушкам, его тело изогнулось дугой над ее сотрясающимся телом. Их руки и ноги сплелись; он ни за что на свете не хотел, чтобы они расцепились.

Повернув голову, он увидел, что Гидеон перевернулся на другой бок, а его глаза, хотя и полные сна, были наполовину открыты. Джейкобу стало интересно, проснулся ли его брат на самом деле, или считал это продолжением своего сна. Гидеон протянул руку и неуклюже погладил Джейкоба по голове, всхрапнул и снова отвернулся. Он бы стащил с них одеяла, если бы Джейкоб не успел вовремя схватить за край и потянуть их на себя, так, что всем досталось поровну.

— Он все время так делал, пока мы спали в одной кровати в доме дяди и тети, — пробормотал Джейкоб, с братским раздражением глядя на широкую спину Гидеона. Однажды ночью я, чтобы позлить его, завернулся в одеяла, как буррито, прежде чем он влез в постель. Ему пришлось сбросить меня на пол, чтобы развернуть.

— Для вас обоих это было непросто.

Он с удивлением поднял голову, заглянул ей в лицо.

— Да. Но могло быть гораздо хуже. Наши дядя и тетя были добры к нам, хотя у них было трое своих детей. Все было нормально. — Его взгляд переместился на Гидеона. — Мы всегда были вместе. Всегда. — Его голова затуманилась, он обычно боролся с этой мыслью, но теперь… Женщина рядом с ним прожила множество веков. И хотя часто протестовал против ее чувства превосходства, он не мог не интересоваться, о чем она думала.

Ты сделал то, что должен был сделать. Ты бы ничем не помог ему, продолжая и дальше быть с ним рядом. Как я сказала, настает такое время, когда человек должен сам найти выход из болота своих кошмаров. Ты дал ему понять, что подашь руку, как только он со всем этим разберется, и поможешь ему выйти. На этот счет будь спокоен.

Он все же положил руку Гидеону на спину, прижимая ладонь, словно мог передать свои чувства через прикосновение, оставить отпечаток ладони у Гидеона на сердце.

Он там, Джейкоб. Он там.

— Не сдавайся, ладно? — прошептал Джейкоб спящему брату. — Я должен знать, что где-то в мире есть ты, тупой героический сукин сын. Найди себе женщину. Лауре бы это понравилось. И несмотря на то, что я тебя люблю, я не в восторге от того, что приходится делить с тобой мою собственную женщину.

Он проигнорировал смех Лиссы, зазвучавший в голове, и свернулся, обхватив ее руками, чтобы держать ее близко даже во сне, повторяя форму ее тела.

 

7

«Она никогда не будет относиться к тебе, как к равному. Оглядывайся по сторонам. Грядут серьезные перемены. Охраняй свою госпожу лучше». Записку, написанную корявым почерком, Джейкоб нашел на тумбочке возле кровати. Все его тело болело. Брат уже ушел.

Открыв свой разум, он выяснил, что его госпожа оставила ему лазейку, чтобы он смог ее обнаружить: она отправилась спать в свою подземную спальню. Она всегда уходила туда с рассветом, редко используя верхнюю спальню. Было около десяти утра. Она тоже оставила ему записку, положив ее с другой стороны кровати:

«Я удостоверилась в том, что твой брат захватил с собой завтрак. Он поблагодарил меня за гостеприимство и сказал, что если я причиню тебе вред, он вытащит меня на солнце и порадуется, наблюдая, как я горю. Я поцеловала его на прощание так горячо, что носки его ботинок заворачивались внутрь при ходьбе. Может быть, нам стоит пригласить его на Рождество?»

Джейкоб опустил голову обратно на подушки и застонал. День не задался.

* * *

Боги словно смеялись над ним: когда она проснулась, она была в отличном — и весьма вредном — настроении. Заставила его покрыть маслом каждый изгиб ее тела, чтобы увлажнить кожу. В результате ему пришлось каждой частью ее тела заниматься отдельно, без какого-либо намека на секс. Он был уверен, чертовски уверен, что, когда закончил, она была так же возбуждена, как и он. Но вместо того чтобы признать это, она заявила о желании поработать в саду. Натянула старое платье, а ему с самодовольной улыбкой приказала переодеться в джинсы. Он должен был помочь ей пересадить розовые кусты.

Она не позволила ему надеть рубаху. И нижнее белье. Когда ее взгляд задерживался у него на груди, он видел в ее мыслях картины того, как она ртом играла с его соском, когда давала ему второй знак. Лисса мечтала снова его укусить, почувствовать дрожь энергии от его наслаждения и боли.

Застегивание молнии было осторожным и мучительным процессом.

Ненасытный. Это слово вернее всего описывало аппетиты вампира. Даже когда вампир удовлетворен, он должен быть уверен, что объект его желания будет в полной боевой готовности. Его госпожа любила аккумулировать сексуальную энергию до тех пор, пока она не становилась взрывоопасной. Так как она научила его тому, что ожидание стоит мучений, он послушно сдерживал желание наброситься на нее, как собака. Подумал об этом и тут же заметил у нее в глазах улыбку. От ее мягкого «гав» он усмехнулся, а Бран навострил уши.

Когда они вышли в сад и занялись розами, желание, к счастью, улеглось. Лисса обрезала кусты, а он выкапывал ямки для пересадки.

Хотя Джейкоб выкапывал нежные растения под ее наблюдением, Лисса знала, что едва ли он в этом нуждался. Он следовал ее желаниям, когда она высаживала кусты в порядке, который, как она знала, он сам бы наверняка выбрал.

Она включила в теплице музыку, и нежные песни Джерри Адамса плыли в воздухе, как осенние паутинки. Луна, похожая на огромную жемчужину, сияла высоко в небе. Уголком глаза Лисса видела, как Джейкоб зажег пару факелов, прибавив света, пока она осматривала листья роз в поисках паразитов или повреждений.

Он не начинал разговора. Он дразнил ее, что, к его удивлению, ей нравилось; он разговаривал с ней, когда она хотела слышать чей-то голос, и дружески молчал, когда ей это было не нужно. Существуют люди, которые понимают, когда человек не хочет говорить, но игнорируют это; внутренняя потребность высказаться заслоняет все остальное. Но ее слуга был не из таких.

Он понимал ситуацию интуитивно. Вот как сейчас. Когда она поймала его взгляд, скользивший по ее груди, вниз по животу, ее удивили его мысли. Но он продолжил делать то, что делал, давая ей возможность не обращать на это внимания, если ей так удобнее.

Возможно, из-за близости к ней, ее чувства по отношению к нему — может быть, Томас был прав насчет этих проклятых прошлых жизней — всколыхнули множество воспоминаний. Она решила их не трогать. Она не только не хотела, чтобы Джейкоб знал о них, но и сама не горела желанием в них погружаться.

— Подозреваю, что я бесплодна, Джейкоб, — сказала она вдруг. — Я живу уже много веков, и все это время спала как с вампирами, так и с людьми. Очень немногие вампирши могут иметь детей. Именно поэтому прирожденных вампиров считают аристократией. И еще более редки случаи, когда они зачаты двумя вампирами.

— А вы к кому относитесь, госпожа? — спросил Джейкоб, подняв голову. — Ваша мать была вампиром, а отец — лордом из потустороннего мира?

Она оторвала несколько листиков с одного из розовых кустов и обнаружила гибридный цветок с неожиданным сочетанием цвета — белый и кроваво-красный. Забавно, так как все остальные цветы на этом кусте были красными. Кроваво-красными.

— Я — уникальный случай среди вампиров, поэтому я полагаю, они не знают, к какой категории меня следует отнести. Так как моя мать не только относилась к аристократии, но и была потомком двух вампиров, ко мне относятся как к аристократке. Они предпочитают не обращать внимания на мою волшебную кровь, пока она не наносит ощутимого вреда их комфорту. Поймав удивленный взгляд Джейкоба, она пожала плечами: — Я исключительно долго живу, даже для вампира. У меня есть некоторые силы, которых нет у них. Никто не знает о моей способности превращаться в крылатое создание, Джейкоб. Никто. Об этом не знали ни Рекс, ни Томас.

Она была уверена, что это его удивило. Как бы неприятно ей ни было обсуждать это, ей было легче, чем если бы они обсуждали ее бесплодие. Она попыталась сделать это из уважения к той ночи — завтра она может попросить его не совать нос в чужие дела.

— Мир волшебных существ, детей ночи, и мир вампиров давно враждуют. Они считают вампиров ниже себя, а ярость вампиров порой приводит к… несчастным случаям. Они также очень скрытны. Сейчас их очень редко можно увидеть в этом мире, хотя мы и знаем, что они существуют. — Она долгим взглядом посмотрела на розы. — Мои родители были классическим примером Монтекки и Капулетти. Когда Высокий Суд узнал правду об их отношениях, моего отца превратили в розовый куст и высадили в пустыню — умирать. Так гласит легенда. Или же это не легенда и все случилось так, как мне рассказывали… Не знаю. Я его никогда не видела. Его не стало, когда я родилась. Моя мать укрылась у вампиров, и они защищали ее, когда к ней подсылали убийц, еще до моего рождения. Вот почему я выбрала вампиров. Вампиры приняли ее, возможно, из-за ее королевской крови и из-за того, что она никогда не говорила о моем отце, никогда ничего не отрицала и не защищала его, может быть, защищая меня. Она сделала все возможное, чтобы они забыли, притворились, что этих отношений не существовало. Когда наконец все узнали правду, она взяла себе в смертные слуги сегуна и вышла за него замуж по расчету, ради приличий. Томас ведь рассказал тебе обо всем этом, не так ли?

— Кое-что, моя госпожа. Что случится, если Совет увидит вас в другой форме?

Джейкоб считал эту ее форму дикой и прекрасной; она была похожа на прекрасную химеру. Серая гладкая кожа, огромные крылья, дивные бездонные глаза…

Она взяла гибридную розу обеими руками.

— Это их обеспокоит. Как минимум. Как максимум… они могут прогнать меня прочь из моего региона. Сделать изгоем. Или попытаться убить.

Он удивился ее деловому тону. Она помогла организовать «цивилизованное» общество для вампиров, они процветали так, как никогда не процветали до этого. Несмотря на это она абсолютно спокойно принимала тот факт, что физиологические различия могут повернуть все против нее.

Тогда его поразило то, что наличие смертного слуги было так важно для его госпожи. Вампирам приходилось маскироваться и использовать различные уловки, чтобы выжить в мире людей. Им нужны были гибкие умы, чтобы заниматься ужасной политикой их собственного мира. Но ей очень многое приходилось скрывать. В особенности в течение нескольких последних лет.

— Я никогда не говорила Томасу, — продолжила она, — возможно потому, что оберегала эти знания так долго, что мне даже в голову не пришло, что ему нужно это знать. Ему и не нужно, правда. Эту форму я могу принимать сознательно, по своему желанию. Я иногда так делаю в лесу, вспоминая моего отца, вспоминая то, что он любил мою мать. Он был готов умереть за нее. За нас.

Джейкоб протянул руку, провел пальцами по ее юбке, слегка потянул.

— Я благодарю госпожу за оказанное доверие. За ее любовь. Даже если ей неприятно называть это именно так.

В его голубых глазах Лисса увидела, как много значили для него ее слова. Ее собственное сердце болезненно сжалось, напоминая ей о том, как много он хотел ей предложить. Самые важные вещи в жизни обычно сводятся нечто к двум — к любви и жертвенности.

Он опустился на корточки. К щеке прилип комок грязи, на груди блестели дорожки пота: он хорошо потрудился, пересаживая кусты и стараясь не подпустить собак к свежевскопанной земле.

— Не глупи, — сказала она прямо, — не вздумай. Это очень сильно меня расстроит.

Это прозвучало весьма иронично, учитывая то, что он накрепко связал свечу своей жизни с ее угасающим пламенем. Но в отличие от него, она будет жить, если его убьют. Она не была уверена, хватит ли у нее сил, если это произойдет. К добру или к худу, в первый раз в жизни она осознала, что зависима от силы кого-то другого, которая помогла бы ей выжить.

Она не знала, какие именно из этих мыслей достигли его разума, но пока изучающе смотрел на нее, он предплечьем смахнул пот с бровей и умудрился испачкаться еще больше. Улыбка, появившаяся у нее на губах, растаяла в ее сердце, когда он нагнулся и поцеловал ее ногу прямо над браслетом, который она носила.

— Это ваше правило я попытаюсь соблюдать, моя госпожа. Просто помогите мне — делайте то же самое.

Через некоторое время он выпрямился, помедлив, прежде чем заговорить. — Мы должны обсудить вашу ежегодную жертву. Ту, без которой вы обходитесь вот уже год.

— Это мое дело.

— Приступы случаются все чаще и чаще. Как и третий знак, убийство поможет вам повысить сопротивляемость болезни.

— Получив третий знак, ты стал слишком заботливым. Мне просто надо справиться с Собранием Совета. Твоя жертва, когда ты принял третий знак, должна помочь мне сделать это.

— Должна. Но важна каждая крупица силы. — Он снова опустился на корточки и поднял взволнованные глаза. — Поверьте, госпожа, я ничего больше так сильно не хочу, как согласиться, что в этом нет необходимости, но я чувствую ваши сомнения. Вы не думаете, что третьего знака хватит, чтобы пережить Собрание.

Она в раздражении посмотрела на него.

— Ты когда-нибудь хладнокровно убивал человека, Джейкоб? Человека, который не желает тебе зла, человека с хорошей, доброй душой? Я не могу выпить кровь человека, чья душа полна зла, поэтому мне придется убить хорошего человека. А ты будешь мне помогать. Смотри внимательнее, чего ты просишь и требуешь.

— Вы уже его выбрали. Я видел ваши заметки.

— Это было пять месяцев назад. Он мог переехать.

— Не переехал. Я проверял. — Хотя его челюсти были сжаты, он понял, что то, что пытается скрыть сам от себя, он не в состоянии скрыть от нее. Он сосредоточился на мыслях о ней. — Вы знаете, что лорд Брайан ищет лечение. Каждый дополнительный день борьбы с болезнью дает вам время…

— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что смертные имеют в виду, говоря что они «борются с болезнью»? Это сила природы, а не злобный противник. — Она оторвала еще один листок, игнорируя укол шипа.

Он продолжал настаивать.

— Раньше вы мне говорили, что не нужно предвосхищать судьбу, так зачем делать это сейчас? Может быть, ваше время умирать еще не пришло. Ваше присутствие, ваша жизнь гораздо важнее всего остального.

— Когда умираешь, Джейкоб, ты очень быстро осознаешь, насколько маловажен на самом деле. — Ей не нравилась эта тема и то, куда она могла их завести; она отвернулась, показывая, что разговор закончен. Но он, конечно, не хотел оставить все как есть.

— Болезнь искажает перспективу. Возможно, так природа хочет облегчить тебе жизнь, когда придет время умирать. Но есть и другие факторы.

— Не надо об этом, Джейкоб.

Сумасшествие отняло у вас мужа, вы годами терпели его растущую жестокость, а закончилось все диким предательством. Рекс убил, вашего смертного слугу, и вам пришлось самой убить Рекса.

Хотя она закрыла глаза, он держал ее руки в своих с силой, которой она не могла сопротивляться.

— Умоляю вас подумать о том, что ваше желание принять собственную смерть может быть частью ужасного чувства вины, которое вы переживаете. Со временем боль уйдет, и вы снова сможете наслаждаться жизнью. Если у вас будет шанс это сделать. Я просто прошу вас дать себе этот шанс.

Она сжала губы:

— Ты не заставишь меня плакать, Джейкоб Грин. Я не хочу думать об этом. Я не должна позволять тебе так разговаривать со мной.

— В нашу первую ночь вы сказали мне, что вампиры не плачут. — Он поднялся, привлек ее к себе и сцеловал слезы с ее ресниц. — Вы знаете, что я имею в виду. Это логично. В этом есть смысл.

Это действительно имело смысл. Возможно, это все еще давило на нее так сильно, что она предпочитала смерть борьбе. Но в основе ее сопротивления ежегодной жертве лежало вовсе не это. Она боялась, что это могло бы сделать с Джейкобом. С его душой, в которой она сама нуждалась все больше и больше, ведь она словно омывала свою собственную душу от темных мыслей.

— Вы делаете мне честь, думая так, моя госпожа. Но как я вам сказал, когда мы встретились, я гораздо крепче, чем кажусь. А кажусь я достаточно крепким.

Она боролась с улыбкой, которую он пытался вызвать на ее губах.

Глупец. Самонадеянный рыцарь.

Самонадеянная королева.

— Госпожа…

Она подавила вздох.

— Устрой все. Но я сделаю это одна. Ты со мной не пойдешь. Мне не нужна твоя помощь.

— Со всем своим уважением, вы сказали, что я пойду с вами. Что это оптимальный вариант — помощь водителя и слуги. Водителя у вас нет, так что я буду и тем, и другим. — Он костяшками пальцев погладил ее по щеке и чуть улыбнулся, однако улыбка не достигла глаз.

Я ваш смертный слуга.

 

8

— Чертова поправка, — ворчал Джейкоб, когда и третья его стрела пролетела мимо цели, стоявшей в шести метрах от него. Он опустил глаза вниз на Брана. Тот лениво шевельнул хвостом, но приносить стрелу явно не собирался. — Знаешь, она могла бы завести пару лабрадоров. Те, может, лося на охоте не завалят, зато исполняют все остальные команды.

На морде Брана застыло непередаваемое выражение. Джейкобу стало интересно, не перенял ли его пес у своей хозяйки.

Выругавшись, Джейкоб сам нашел стрелу, проверил ее, чтобы убедиться, что коротко обрезанное оперение не повреждено. Как он и предполагал, проблема была в спусковом механизме.

Пока он исправлял кое-что еще, Бран поднял голову и угрожающе зарычал, и в эту же секунду сработала рация, висевшая на поясе Джейкоба, сообщая ему, что кто-то стоит у ворот. Сегодня они не ждали кровельщика, но он подумал, что, возможно, его прислали на день раньше. Но ведь обычно Бран не реагировал так агрессивно на обслуживающий персонал, хотя и любил попугать. Волкодав знал разницу между угрозой для своей госпожи и простым посетителем так же хорошо, как Джейкоб знал разницу между черным и белым. Именно поэтому он нахмурился, увидев, что пес встал в стойку.

Слуга взялся за рацию:

— Чем могу быть полезен?

Последовала долгая пауза, он хотел уже было повторить вопрос. Прежде чем он успел нажать кнопку, он услышал нерешительный женский голос:

— Мой господин Карнал желает нанести винит леди Лиссе.

Черт возьми! Он об этом забыл. Визит Гидеона совершенно сбил его с толку. Пусть волноваться было не о чем — в доме все всегда готово к приему гостей, — он предпочел бы получше подготовиться к встрече с Карналом.

Впервые Джейкоб увидел его ночью, недалеко от торгового центра. Этот человек был чокнутым дружком Рекса и весьма умело играл на его прогрессирующем сумасшествии; все это закончилось в ту ужасную ночь, когда Рекс пытал Лиссу и позволил Карналу подвергнуть ее содомии. По словам Лиссы, все это было частью политических вампирских игр, но ее реакция на появление Карнала в ту ночь говорила о том, что чувства ее гораздо глубже. Для госпожи непереносимо само ощущение насилия и отвращения, типичного для любой жертвы изнасилования. Жертва — это слово леди Лисса Вентворт никогда бы не стала терпеть рядом со своим именем.

Теперь Джейкоб понял причину паузы в разговоре по рации. Карнал ожидал, что Лисса ответит сама, и намеревался поговорить с ней напрямую. Услышав голос Джейкоба, вампир быстро изменил тактику и заставил ответить слугу, не удостаивая вниманием нанятого помощника. Карнал не был уверен, сделает ли это Джейкоб. Ну, теперь он знал наверняка.

— Подождите минутку, я выясню, принимает ли моя госпожа посетителей.

Это происходило прямо перед закатом. Еще полчаса — и наступят сумерки. Она могла уже подняться, а может, и нет. Его госпожа вовсе не была… ранней утренней пташкой не очень подходило, зато ранняя вечерняя звучало чуть по-другому.

Моя госпожа? Это было очень просто: рисуешь у себя в голове ее образ и мысленно произносишь слова. И все же Джейкоба до сих пор поражало то, с какой легкостью происходило их общение, она словно стояла рядом.

Да.

Он просто ждал, зная, что она заглянет в его разум и увидит всю ситуацию как на фотографии. Пауза затягивалась. Ему стало интересно: может быть, она тоже об этом забыла. Конечно, иногда она полностью полагалась на Джейкоба, поручив ему напоминать ей о планах на день, но его совершенно выбил из колеи визит Гидеона.

С нетерпением жду возможности наказать тебя за это.

Он вздрогнул, почувствовав, как его пах напрягся от дразнящей двусмысленности ее слов. Такими темпами его дружок скоро отвалится…

Надолго, однако, его чувства юмора не хватило. Несмотря на дразнящие комментарии, она все еще не ответила.

Мне отослать его прочь, госпожа? — решился он спросить в конце концов, хотя и знал, что может получить наказание за то, что прервал ход ее мыслей. Карнал, зная, что королева вампиров может довольно долго принимать решение, спокойно ждал. Может, прямо сейчас наслаждается парой глотков крови своей служанки. Этот вампир вызывал у Джейкоба глубочайшее отвращение — он напоминал ему тот тип людей, которые считают, что должны занимать высокие должности при том, что, недоучившись, они бросили школу и все свое время посвятили низкооплачиваемой работе, которую считают ниже своего достоинства. Власть. Карнал хотел больше власти. Он думал, что справится с ней лучше, чем кто-либо другой, что делало его очень опасным для тех, кто на самом деле обладал властью, таких, как, например, его госпожа. Они могут серьезно недооценивать его.

Не волнуйся, Джейкоб. Я никогда не недооценивала Карнала. Или кого-то другого. Проводи его в главный зал.

Там нет стульев.

Он ненадолго. Но мы должны соблюсти приличия и что-нибудь выпить вместе. Он предпочитает бренди. Я хочу моего смородинного вина.

Да, госпожа. Подождав достаточно долго и удостоверившись, что больше приказаний не последует, он снова взялся за рацию.

— Пожалуйста, пройдите к парадному входу.

Прежде чем открыть ворота на подъездной дорожке, он подпрыгнул и подтянулся на одну из стен, выглянув наружу из-под прикрытия разросшихся миртовых ветвей. Они приехали на «Ягуаре-седане» с затемненными стеклами, чтобы не пропускали солнечные лучи. Когда ворота вновь закрылись, Джейкоб разжал пальцы, спрыгнул на землю и направился к главному входу. Он не делал чести своей госпоже в таком затрапезном виде: потертые темные джинсы, заляпанная толстовка, но сойдет и так.

Джейкоб.

Госпожа?

Запри собак. Они недолюбливают Карнала.

Недолюбливают — мягко сказано. Свора волкодавов нарезала круги вокруг «Ягуара», а Бран яростно кидался на дверцу машины, захлебываясь страшным рыком. Все стекло было покрыто его слюной. Что ж, зато Джейкоб понял по поведению пса, что Карнал — на пассажирском сидении рядом с водителем.

— Бран. Бран! — Джейкоб поймал пса за ошейник и оттащил в сторону, едва увернувшись от зубов. Он прикрикнул на волкодава на гаэльском, и Бран тихо взрыкнул, не сводя налитых кровью глаз с машины. Джейкоб сумел увести его прочь, но пес упирался с каждым шагом, пытаясь вырваться. Чем дальше они отходили от машины, тем сильнее Бран сопротивлялся, Джейкоб уже волочил его за собой. Он остановился, обдумывая отчаянное желание собаки защитить Лиссу. Госпожа…

Бран. Повинуйся.

Тона ее голоса оказалось достаточно, чтобы Бран заскулил и позволил увести себя, хотя всем своим видом показывал, что хозяева совершают ошибку. Другие собаки шли за ними в сад, в вольер. Когда Джейкоб всех запер, Бран уставился в запыленное окно, часто дыша и повизгивая. Джейкобу было очень тяжело повернуться к нему спиной и уйти.

Вернувшись к машине, он кивнул, показав, что все чисто. Открылась дверца, и Карнал вышел из машины с выражением раздражения на лице.

— Слуга, который не может контролировать дворнягу, не слишком-то подходит госпоже Лиссе.

Родословная Брана была гораздо чище Карналовой, но Джейкоб сдержал готовую сорваться с языка колкость, и не столько из-за дипломатии; он знал множество собак смешанных кровей, которые были гораздо лучше и умнее, чем тот кусок падали, который оскорблял подъездную дорожку Лиссы своим присутствием.

— Я что-то не заметил, как ты выпрыгиваешь из машины, принимая его вызов, а ты, насколько я знаю, сильный вампир.

Джейкоб и Карнал уставились друг на друга, как и в ту ночь, когда встретились впервые; Джейкоб тогда не подчинился и не опустил взгляд, даже когда его госпожа приказала ему. Он разгневал ее своим неповиновением, но ничуть не пожалел об этом, в особенности когда выяснил, что Карнал сделал с Лиссой.

Карнал обнажил клыки.

— Ты так и не научился хорошим манерам. Я поговорю об этом с твоей госпожой.

Джейкоб проигнорировал его, обошел машину и открыл дверь, обнаружив, что водитель Карнала мертвой хваткой вцепилась в руль.

— Все нормально, я их увел, — сказал он успокаивающим тоном. Когда девушка взглянула на него полными страха глазами, он едва не чертыхнулся. На ум пришли слова, сказанные Гидеоном. Этой девчонке не было и восемнадцати. Лет пятнадцать-шестнадцать от силы. Джейкоб глубоко вздохнул, уговаривая себя успокоиться, предложил ей руку и помог выйти из машины, давая понять, что у него прекрасные манеры — для тех, кто этого заслуживал.

— Мелинда, хватит трусить и распускать сопли — иди сюда.

Она отдернула руку и, обойдя машину, покорно пошла позади Карнала. Джейкоб повел их к дверям.

Семь девушек… молодых женщин, которых он соблазняет, и они в ловушке… шестнадцатилетняя бездомная…

Мелинда — это юное прелестное создание с бледно-золотистыми волосами и зелеными глазами — обладала соблазнительными формами и длинными ногами. Одета в обтягивающие брюки и шелковую рубашку, под которой не было бюстгальтера. Она словно провоцировала на секс — странная смесь, учитывая ее явную невинность. Искушение для умного мужчины, прямое приглашение для всех остальных.

Той ночью возле торгового центра Карнал упоминал о своей новой служанке; Джейкоб понял, что она так же молода, как выглядит. Он все больше и больше соглашался с оценкой Брана, ему было плохо от того, что он не имел права накинуться на мерзавца.

Или она, или какая-то другая. Совет установил возрастной минимум для смертных слуг — 12 лет, и даже за это пришлось бороться.

В комментариях его госпожи проскальзывала холодность, которая остужала кипящий котел его собственных мыслей.

Отведи их в зал, Джейкоб. Чем скорее мы с этим покончим, тем скорее избавимся от них.

Он подумал о более эффективных способах избавиться как минимум от одного из них. Однако, сохраняя на лице спокойное, как он надеялся, выражение, Джейкоб открыл дверь и жестом пригласил их войти. Карнал прошел мимо, не удостоив его даже взглядом. Мелинда — следом, постоянно сглатывая от волнения. Ее губы были плотно сжаты, она пыталась идти так, как Карнал научил ее — в этом Джейкоб был уверен, — стараясь излучать сексуальную уверенность взрослой женщины.

— Моя госпожа встретит вас в главном зале, — он указал направление.

Карнал искоса взглянул на него:

— Прекрасно. Я знаю дорогу. Можешь вернуться к своим обязанностям.

Ага, жди, урод.

— Моя госпожа хочет, чтобы я присутствовал.

Это было не совсем так, но ведь она хотела, чтобы он позаботился о вине и бренди.

Глаза Карнала засверкали, губы искривились. Он повернулся на каблуках и пошел в зал. Очевидно, он давал понять, что не желает, чтобы его вводили, словно подданного, он надеялся, что Лисса сама встретит его как дорогого гостя.

У этого сукиного сына слишком завышенное самомнение.

Джейкоб был уверен, что это из-за того, что Рекс всячески потакал ему. Когда Томаса изгнали, Карнал возвысился и получил огромное влияние. Он шел к власти напролом, не гнушаясь самыми мерзкими преступлениями. Неудивительно, что Гидеон ненавидит его и жаждет изловить.

Мелинда тихо шла позади, время от времени посматривая на Джейкоба. Застенчиво ему улыбнувшись, она отбросила волосы с плеча движением, типичным для школьницы, привлекающей внимание понравившегося мальчика. Ее улыбка чуть померкла, когда он подошел ближе, шагая с ней в ногу, — его рост и мрачный вид явно пугали ее. Несмотря на это, она удивила его, положив руку ему на сгиб локтя, пальцами проведя по его бицепсу. Ему пришлось подавить желание сбросить ее руку. Возможно, та доброта, с которой он отнесся к ней в машине, была единственным проявлением участия, которое она испытала за долгое время. Он заметил, что ее коротко остриженные ногти украшены наклейками в виде фиолетовых цветочков. Ему стало нехорошо.

— В доме моей госпожи тебе никто не причинит вреда. — Они достигли главного зала, он слегка потрепал ее по руке, прежде чем отойти к бару, открыть любимое вино Лиссы и дать ему подышать.

— Господин! Бокал для вас и вашей служанки?

— Ей ничего не нужно. — На Мелинду Карнал смотрел с каким-то странным блеском в темных глазах. Почему-то она пошла вслед за Джейкобом и теперь стояла рядом с ним, почти касаясь его локтя, а Карнал оказался на другом конце зала. Она снова протянула руку, проведя кончиками пальцев по телу Джейкоба, по линии бедра.

— Ну разве только тебя. Она очень эротичное маленькое создание. Трахнет любого, кто будет стоять спокойно минут пять. Очень покладистая. Она может притвориться такой юной. Может сосать твой член так, как будто это соска, она еще и большой палец в рот засунет, словно маленький ребенок.

Джейкоб опустил бутыль с бренди на стойку бара сильнее, чем рассчитывал. Мелинда подпрыгнула, ее губы дрожали, хотя она и пыталась держаться, как опытная соблазнительница.

Джейкоб понятия не имел, что за чертовщина тут происходит. Если Карнал думал, что этот ребенок мог увлечь его настолько, что он оставит его наедине с госпожой, то игра была жалкой и очевидной. И отвратительной.

— Я сам налью себе бренди, — резко сказал Карнал.

Это вполне устраивало Джейкоба, так как у него не было никакого желания прислуживать мерзавцу! Он отошел от бара. Мелинда, слава богу, осталась, дожидаясь своего господина.

Она кажется слишком юной для таких вещей, — Джейкоб скрестил руки на груди, наблюдая за Карналом, пока тот рассматривал бутылки с бренди.

Карнал окинул его пренебрежительным взглядом.

— Сексуальные аппетиты подростков гораздо ближе вампирам, нежели влечение взрослых. Я очень быстро затрахаю насмерть тридцатилетнюю женщину. А невинность молодых людей так… волнует… В них почти сразу просыпается огромный аппетит к сексу. Обучать их неестественным желаниям — это тоже возбуждает. — Он поднял бутылку, открыл ее и поднес к носу, чтобы понюхать. — У них слишком сильные гормоны, они не позволяют морали и воспитанию долго сопротивляться желаниям плоти. Мелинда — особенная в этом смысле. Она плачет от восхитительного стыда, сгибаясь на краю кровати от оргазма, расставив ноги. Я заставляю ее часами дожидаться этого.

Джейкоб был готов его убить и, прежде чем сумел сдержать себя, сделал шаг вперед. Прикончить эту мразь, избавиться от тела — сжечь, так лучше всего, — затем покормить собак и подрезать кусты.

Карнал отвернулся, пропустив угрожающий жест, хотя по вздоху Мелинды Джейкоб понял, что она это увидела. Вспыхнувшая в ее глазах надежда, мгновенно потухшая, заставила его задохнуться.

— Лисс… леди Лисса. — Карнал запнулся на приветствии, и Джейкоб вспомнил, что она отменила разрешение своего мужа Карналу называть ее по имени. — Я думал, что слышал, как ты вошла. Конечно, ты такое нежное, деликатное создание, — ты, возможно, стояла там довольно долго, слушая, как я учу твоего нового слугу нашим премудростям.

Джейкоб повернулся. Его госпожа стояла в конце зала, на фоне трехметрового арочного окна-витража. Святой Франциск Азисский поднял руки, предлагая пищу сотне разноцветных птиц, летавших вокруг него. Лучи, солнца, проходя сквозь цветное стекло, лежали на полу розовыми и желтыми пятнами. Когда спускалась ночь, Лисса зажигала в саду светильники, наслаждаясь красотой витража ночью.

На ней были черные брюки с тонким поясом и золотистая блузка. Подняв волосы наверх, она выглядела официально, независимо. Однако даже с того места, где стоял Джейкоб, он чувствовал скрытую энергию, пульсировавшую вокруг нее. Беспокойная. Опасная.

На ее тонком запястье сверкал бриллиантовый браслет. Бриллиантовые гвоздики украшали только что проколотые уши. Вампирам приходилось прокалывать уши каждый раз, когда они хотели вставить сережки. Как только их снимали, дырочки полностью зарастали. Лисса снимала сережки каждое утро. Женское тщеславие всегда удивляло его.

Она склонила голову в знак приветствия. Джейкоб не мог услышать ни одной ее мысли. Она подняла все щиты, но он интуитивно чувствовал водовороты энергии, циркулировавшие по комнате, словно отзвуки приближающейся грозы.

Карнал двинулся к ней. Этикет вампиров требовал, чтобы гость остановился в трех метрах, если только вампир более высокого ранга не пригласит его в свое личное пространство. Джейкоб заметил, что Карнал остановился на положенном расстоянии, а затем сделал еще один шаг, словно насмехаясь над правилами. Или над ней.

Лисса продолжала неотрывно смотреть на его лицо. — Что ты делаешь на моей территории?

— Как вы могли понять из нашей прошлой встречи в торговом центре, я лишь проездом здесь, госпожа. Я путешествую на Средний запад. Ваш муж был так добр, что познакомил меня со многими верховными владыками запада. За последние годы я много занимался торговлей ресурсами и людьми.

Она молча глядела на него. Тишина зала начинала давить на Джейкоба, у него руки чесались взяться за оружие. Карнал поднял голову.

— Я хотел бы соблюсти все требуемые приличия. Окажите мне честь, леди Лисса, разделите со мной трапезу.

— У меня другие планы.

Карнал стоял к Джейкобу спиной, поэтому он увидел, как тот слегка дернул плечом. Когда вампир снова отошел к бару, выражение его лица было сердечным и дружелюбным.

— Так как у вас нет желания разделить вечер со мной прямо сейчас, позвольте мне налить вам бокал вина, и на этом мы закончим все формальности. Он взглянул на бутылку. — Ваши предпочтения в отношении вина изменились. При жизни Рекса вы предпочитали мускат. Порто. Это же просто виноградный Сок.

— Его делают с добавлением экзотического цветка, его можно найти в Азии только в одном месте. Цветы нужно срезать в конце весны. Дерево растет в течение трехсот лет, и за это время можно сделать лишь сто бутылок вина. Дерево растет в мемориальном саду великого учителя, Ян-Суна. Я училась у него. Он научил меня терпению. Внутренней тишине. Равновесию.

Карнал задумался. Джейкоб чуть сдвинулся, чтобы видеть их обоих. Последнее предложение Лисса произнесла очень четко, на последнем слове он увидел кончики ее клыков. В ее глазах вспыхнул огонь. Там, где стоял Джейкоб, света было достаточно, но она, очевидно, специально встала на наименее освещенное место.

— Внутри нас есть одна-единственная чистая нота тишины, — продолжила она. — Ее силы достаточно, чтобы мы, окунувшись в этот источник, за долю мгновения спасли мир от зла. Или полностью уничтожили его, как душу извращенного создания, которое никогда не должно было существовать. Смотреть, как оно рассыплется в пыль. Забытое. Несущественное. Его никогда не вспомнят, только дети будут смеяться над ним в своих песенках.

Мелинда снова медленно подошла к Джейкобу. Он не мог винить ее в том, что она искала защиты. В комнате витала смерть, и ее холодное веяние струилось от леди Лиссы. Девушка сжала его руку; ее пальцы были ледяными.

Тем временем Карнал уколол клыком палец и уронил в бокал Лиссы несколько капель крови. Другой рукой он начал наливать вино в бокал.

Вот оно. Когда Карнал взялся за бутылку с вином, палец рядом с прокусанным чуть сдвинулся. Что-то упало в бокал. Джейкоб прищурился, он знал, что в тусклом свете зала глаза могли подвести его, но его интуиция говорила, что он прав.

— Моя госпожа. — Джейкоб шагнул вперед. — Он что-то положил вам в вино.

Лисса взглянула на него, а затем снова перевела взгляд на Карнала.

— Ваш слуга говорит, когда его никто не спрашивает, моя госпожа. У него плохое зрение. — Карнал сложил пальцы щепоткой, словно подзывая животное. — Мелинда, подойди сюда. Мы докажем леди Лиссе, что ничего не имеем против нее. А когда это выяснится, — посмотрел он на Джейкоба едко, — я надеюсь, вы позволите мне, как гостю, покарать его за оскорбление.

Мелинда без колебаний подошла к нему, но ее тело словно подсознательно этому сопротивлялось. Он положил руку ей на затылок, потянув ее за волосы.

— Моя маленькая нимфа. Милое дитя. Попробуй это экзотическое вино, которое, по словам леди Лиссы, содержит в себе все тайны вселенной. На вкус оно будет словно конфетка. Прямо как ты.

В мгновение ока его голос стал нежным, соблазнительным. Джейкоб знал, что вампирский шарм мог даже такого мерзавца, как Карнал, сделать привлекательным, но самому быть этому свидетелем — это походило на шаг в другую реальность. Как сказал Гидеон, вампир с легкостью мог привязать к себе впечатлительную девушку прежде, чем она поймет, что именно с ней происходит.

Повинуясь ему, она поднесла бокал к губам. Карнал надавил ей на подбородок большим пальцем, заставив ее откинуть голову назад и осушить бокал одним глотком. Она закашлялась.

— Инквизиторы любили эту пытку — заставить обвиняемого выпить слишком много жидкости.

Джейкоб понял, что скрытая угроза в словах Карнала относится к нему.

Госпожа, вам пора что-то сказать.

Но Лисса по-прежнему стояла молча.

Отставив бокал, он снова обратился к хозяйке дома:

— Это бесполезная трата вашего прекрасного и редкого вина, леди Лисса. Надеюсь, вы жестоко накажете нерадивого слугу…

Протянув руку, он собрал с уголка губ Мелинды несколько капель вина. Она не дернулась — он хорошо ее натренировал — но ее глаза расширились, а губы были плотно сжаты.

— Иди и встань рядом с ним, я налью госпоже другой бокал, — приказал он ей.

Мелинда послушно направилась к Джейкобу. Ее глаза были полны слез — она все еще пыталась проглотить вино. Хорошо, что оно не слишком крепкое.

Карнал добавил еще две капли своей крови в бокал и налил вина, на этот раз его движения были издевательски театральными.

— Чтобы у вашего слуги не случилось очередного приступа паранойи, — объяснил он насмешливо. — Может быть, он станет вести себя лучше, если вы его кастрируете. Вам же не нужен слабый человеческий член, когда я всегда счастлив предложить вам мой. Едва ли у смертного хватит сил удовлетворить вас должным образом.

Лисса смотрела на них так, словно все они были частью спектакля, пьесы, на которую она купила билет, — молчаливый зритель, скрытый в темноте.

Карнал снова сделал несколько шагов вперед. Остановился на невидимой границе в трех метрах от нее и протянул бокал:

— Госпожа?

В ту ночь, когда она оставила знак лорду Брайану, все было иначе. Она пила кровь прямо у него из горла, насмехаясь над Джейкобом, который стоял в нескольких шагах позади ее кресла. Но ей нужно было выпить больше крови Брайана, так как он оставался на ее территории, и она гарантировала ему свою защиту. От Карнала ей были нужны всего лишь эти несколько капель, растворенные в бокале с вином, чтобы отслеживать его перемещения по своей территории. Это было сделано только ради безопасности, и соблюдения вампирского этикета, управлявшего всеми их взаимоотношениями — так называемой Книги Теней. Когда Джейкоб изучал ее под руководством Томаса, он понял, почему многие молодые вампиры смеются над Лиссой. Однако, зная, с какой скоростью вампиры могли перейти от приветливости к невообразимой жестокости, он понял суть законов, который его госпожа потребовала принять. Книга помогала вампирам справляться с неконтролируемой жаждой крови, так как в ней детально описывались все правила личностных взаимоотношений.

Простой, стандартный ритуал. Это как поздороваться с соседом. Но пока она, не отрываясь, смотрела на бокал, Джейкоб чувствовал, как что-то в ней поднимается, какие-то темные силы, способные расщепить атом и превратить его в ядерную энергию.

— Госпожа? — повторил Карнал. На его губах играла легкая улыбка. Он сделал шаг вперед, потом еще один. Нарушил ее личное пространство. Она подняла взгляд: в ее темных глазах стояли озера гнева. Лисса не отвечала Карналу, она изучала его, словно он был просто неприятной мыслью, а не прямой физической угрозой, стоявшей прямо перед ней. И Джейкоб понял.

Даже когда она полностью закрывала от него свои мысли, у него оставалось ощущение того, что она рядом, что до нее можно дотянуться. Но сейчас этого не было. Изнасилованная женщина закрывается, сталкиваясь со своим насильником. Инстинктивно она будет бояться всего, что связано с мужчинами. Она словно ходит по кругу, готовая отразить атаку с любой стороны. Ему было очень больно это признать, но именно так она себя и вела, — Джейкоб знал, что это была попытка выжить.

— Нет, — сказала она сквозь плотно сжатые губы, подняв руку, чтобы остановить Карнала.

Джейкоб не был уверен, говорит ли она это для него или для Карнала, но уже двигался вперед, ощущая угрозу, о которой кричала его интуиция. К черту формальности; ей нужен воин!

Крик словно ножом прорезал зал, не дав Лиссе закончить предложение. Джейкоб резко повернулся и увидел, что Мелинда упала на колени, затем повалилась на бок. Ее тело билось в конвульсиях, пальцами она хватала воздух; она хрипела. Внезапно начались такие сильные судороги, что тело выгибалось дугой: пола касались только затылок и пятки. Словно безумный кукловод играл с ней, дергая за нити…

Джейкоб рванулся к ней, схватив по пути телефон. Но было уже слишком поздно. Прежде чем он успел набрать номер скорой, тело Мелинды мягко опустилось на пол. Глаза закатились. На губах выступила пена.

— Болиголов, смешанный с другими специальными ингредиентами — для ускорения процесса, — заметил Карнал.

— Джейкоб поднял голову, раздираемый ужасом и бешенством, а вампир безразлично изучал тело своей мертвой служанки.

— У вампира это вызывает паралич, давая другому вампиру временный контроль над ним или над ней. — Он через плечо посмотрел на Лиссу, которая все еще стояла неподвижно. — Туда также подмешан афродизиак, так что это довольно приятная отрава. Немного боли, чтобы возбудить тело, которое связано параличом собственных мускулов. Я думал, что вам это может понравиться и что вы оцените саму природу этой шутки. Я сомневаюсь, что кто-либо из ваших почитателей был так изобретателен. — Пожав плечами, он с сожалением посмотрел на Мелинду. — К сожалению, то, что доставляет удовольствие нам, смертельно для человека. Но их боль завораживает, хотя и на такой ничтожно короткий промежуток времени. Мелинда не умела бороться.

Тут его лицо скривилось от отвращения.

— Боже, худшее в смерти человека — это опорожнение кишечника и мочевого пузыря. Однако ее кровь все еще теплая и вкусная, по крайней мере, она будет такой еще несколько минут. Это мой вам подарок. Вы знаете, что молодая кровь довольно сладкая. Попробуйте! — Его глаза заблестели в предвкушении того, как Лисса будет пить кровь из его рук. Когда в ответ взгляд Лиссы переместился с мертвой девушки на него, он улыбнулся, медленно растянув тонкие губы. Он пошел к Мелинде, резко взглянув на Джейкоба:

— Отойди, слуга.

Джейкоб встал с колен. Подняв руку, он выпустил стрелу из наручных ножен, спрятанных под рукавом рубашки.

Если бы он правильно учел эту чертову поправку, стрела вошла бы прямо в черное сердце адского отродья. А так она засела у него в плече. Но даже этого оказалось достаточно, чтобы стереть с его лица проклятую ухмылочку. В следующую долю секунды Карнал налетел на него, с разбегу впечатав в стену, ревя от ярости.

Джейкоб упал на пол. Но Карнал теперь оказался на противоположной стороне комнаты, прижатый к каменной кладке зала. На стене от удара остался отпечаток. Вокруг валялись осколки: Лисса задела бар, разбив несколько бутылок и бокалы. Сама она без усилий держала Карнала за горло.

— Он мертвец, Лисса, — прохрипел Карнал, пытаясь сбросить ее руку. — Я его убью на месте.

— Он мой слуга, и мне его наказывать и награждать. У него мой знак, поэтому он — моя собственность. Мой раб. — Ее голос стал еще тверже, как и хватка на горле Карнала, — он мог только хрипеть. — Ты можешь обратиться к Совету, если считаешь, что я должна тебе что-то за оскорбление, но они в ответ посмеются над твоими предположениями. Это лишь неудавшееся ухаживание, а мой юный, неопытный слуга принял это за угрозу моей жизни. Такая верность заслуживает уважения. Карнал, Джейкоб когда-то был охотником за вампирами. Это один из его многочисленных талантов.

— Мне почти удалось, — простонал Карнал. Дотянувшись до стрелы, он вытащил стрелу и бросил ее на пол. Джейкоб пожалел, что стрела не была отравлена. — Я знал, что если бы у нашего слуги были извращенные вкусы или чрезмерное чувство чести, маленькое создание смогло бы его отвлечь. Но он умеет выбрать главное. Ваш выбор, возможно, лучше, чем я сперва подумал. Но он лишь сторожевой пес, Лисса, недостаточно покорный, чтобы быть вашим слугой. Слишком молод. Слишком темпераментен и доминантен.

— Но не он в этой комнате в униженном положении. — Ее голос был ледяным. Джейкоб спинным мозгом чувствовал этот холод.

— Три метра расстояния, вычурные ритуалы вежливости, и все это — чтобы попытаться притвориться, что мы не те, кто есть на самом деле, — прошипел Карнал. — Они овцы, а мы — волки. Все человечество должно стать нашими рабами.

А он смелый, в этом Джейкоб ему отказать не мог. Наблюдая за ней и Карналом с близкого расстояния, Джейкоб снова опустился на колени перед безжизненным телом Мелинды. Взяв ее руку, он удостоверился, что пульса нет.

— Ты был той частью жизни Рекса, которую он силой заставил меня принять, — сказала Лисса Карналу ничего не выражающим голосом. — У меня нет ни малейшего желания даже разговаривать с тобой, не говоря уж о чем-то большем. Тебе здесь не рады. — Она посмотрела на разбитое стекло на ковровой дорожке, на пятна разлитых ликеров и вин, затем перевела взгляд на неподвижное тело девочки.

— Немедленно, кратчайшим путем убирайся с моей территории. Если ты хочешь попасть на Средний запад, сделай круг или лети. Если ты снова войдешь на мою территорию, я тебя убью.

Она отпустила его и сделала шаг назад.

Госпожа, осторожнее.

Джейкоб ринулся вперед. Но даже с его способностью предвидеть то, что собирался сделать Карнал, он не мог соперничать в скорости с вампиром. С ревом Карнал накинулся на нее.

Когда он прыгнул, Лисса пригнулась, схватила его поперек туловища, подбросила и перевернула так, что он оказался лежащим на животе на дорожке и деревянном полу. Его лицо прижималось к осколкам разбитого стекла, а она держала его одной рукой за шею, а другой подобрала стрелу и водила ею по его спине.

— Думаешь, у тебя хватит сил меня сдержать, добиться меня? — Она стрелой разорвала рубашку, провела по спине, по ягодицам и уперла острие в гораздо более деликатное место: — А может быть, мне затрахать тебя этим так, что ты истечешь кровью?.. Связать тебя, чтобы ты не смог сбежать, и смотреть, наслаждаться? Ты хочешь этого? Хочешь? — Ее голос пугал переходами от мягкого мурлыканья до пугающего рычания. Карнал дернулся, когда она острием стрелы разорвала шов на брюках.

— Нет. Нет, госпожа. Я… Я ухожу. Я уступаю. Вы гораздо сильнее меня. Я слишком много на себя взял.

Джейкоб видел, что на ее лице появилось странное выражение, среднее между отвращением и желанием. Это его напугало. Она моргнула, и он в свете настенных канделябров заметил кроваво-красный оттенок в ее глазах: то, что он увидел, было ее борьбой с собственной жаждой крови. Из-за того, что она так долго жила на свете, это желание редко ее охватывало, но теперь он понимал, что это такое. Желание рвать, уничтожать, купаться в крови врага. Карнал, должно быть, тоже это почувствовал, потому что у него дрожал голос. Джейкобу страшно хотелось, чтобы его госпожа потеряла свой печально известный самоконтроль и разорвала вампира на мелкие кусочки.

Карнал закричал от страха, когда она вздернула его вверх и вонзила клыки ему в шею.

Маленький глоток — и она отступила прочь, вытирая рот тыльной стороной ладони, словно попробовав что-то гадкое на вкус.

— Ты думал, я слаба, — прошипела она. — Та ночь не имеет к тебе никакого отношения. Ты никогда не был равен ему, ты был лишь его игрушкой. Ты был его сучкой, потому что я отказалась ей быть.

Карнал издал низкий злобный звук, но это было похоже на шипение напуганного кота. Он затих, когда Лисса надавила коленом ему на поясницу.

— Если я только услышу, что ты, выбираясь с моей территории, не туда повернул, я открою на тебя охоту. Я тебя закую и положу в гроб, набитый крапивой, набью ее тебе в рот, в ноздри, — кончиком стрелы она пощекотала его, и он дернулся. — И в задницу. Я завяжу крапиву в узел у тебя на члене. А затем ты будешь сидеть в гробу до тех пор, пока я не смогу снова выносить твоего вида. Что может означать вечность. Твои крики о пощаде будут звучать музыкой для моих ушей.

Ее шепот эхом отдавался в зале, наполняя страхом даже Джейкоба. Она отвечала за каждое слово, ее жажда крови просачивалась в его разум, говоря ему, насколько сильно она желала в точности привести угрозу в исполнение.

Медленно Джейкоб заставил себя сделать еще один шаг вперед, хотя и не был уверен, что собирается предпринять. За это время она успела оказаться на старом месте, в другом конце зала. В той же позе, в какой он ее увидел вначале: руки сложены на груди, лицо и волосы омывают розово-золотые полосы света.

Карнал медленно встал на колени. Глаза потухли, щека исполосована порезами от осколков. Он неуклюже поднялся на ноги, потеряв все свое самодовольство и сарказм. Когда он повернулся к телу своей служанки, то столкнулся с Джейкобом.

— Нет, — сказал Джейкоб. — Ее не тронь.

Но повиноваться могущественной Лиссе и выслушивать приказы от жалкого слуги-человека — это разные вещи. Джейкоб успел ощутить только легкое движение воздуха, а потом — страшный удар в лицо. Он полетел на пол, но почти сразу же перекатился на ноги — ив эту же секунду услышал приказ госпожи:

На колени, Джейкоб.

Госпожа…

Сейчас же. Повинуйся мне.

Стиснув зубы, он опустился на одно колено и склонил голову, хотя ярость так и кипела в нем.

— Ты оставишь служанку с нами. Ее кровь — моя. — Когда она смотрела на Карнала, ее глаза все еще застилала красная пелена. — Убирайся. Мне надо было убить тебя в ту же ночь, когда Рекс привел тебя домой.

С ворчанием Карнал развернулся на каблуках и направился к выходу.

— Да, Карнал. — Когда она это произнесла, Джейкоб с удовлетворением увидел, как он подпрыгнул, хотя, когда он повернулся, выражение его лица было спокойно.

— Госпожа?

— Через две минуты я спущу собак. Не мешкай.

Когда вампира ушел из зала, он рискнул поднять голову.

— Не двигайся. Глупец. Идиот. Молчи, пока я не разрешу тебе говорить, или, клянусь, я сломаю тебе шею. Все вы вывели меня из себя.

Уголком глаза он видел, что она опустилась на колени возле Мелинды. Она взяла безжизненную руку девушки, глядя на ногти. Ее собственные ногти с прекрасным маникюром слегка поблескивали в тусклом свете, когда она проводила пальцами по накладным цветам, которые предпочла фантазия ребенка. Он не знал, как бы поступил, если бы Лисса на самом деле выпила кровь Мелинды. Она легко провела рукой по лбу, закрыв ей глаза. Вытащила носовой платок из кармана брюк, вытерла пену в уголках ее рта.

— Ты знаешь Евангелие от Иоанна, 14:27?

Когда Джейкоб в ответ отрицательно покачал головой, она мягко прочитала: — Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается.

Она подняла взгляд на него. Отнеси ее подальше в лес и похорони. Прочти это над ее могилой, сделай все, что сочтешь нужным, чтобы она спала в мире, хотя, на мой взгляд, освобождение от Карнала само по себе уже дает ей мир и покой.

Он пытался понять, о чем она говорит.

— Но… ее семья?

— У нее нет семьи. Карнал, скорее всего, выкупил ее. Существует нелегальный рынок рабов. Для вампиров. В какой-то момент была оказана определенная услуга, сделка на первенца. Это древняя вампирская традиция, помогающая сохранить верность. Как в феодализме. Ты забираешь себе первенца, используешь навыки и ресурсы семьи.

— Никто не будет ее искать, — сказал Джейкоб, его голос звучал плоско, не как вопрос: он знал, что его госпожа не может дать ему ответ, который он так хочет услышать.

Люди для вампирского мира были расходным материалом. Не об этом ли говорила Дебра? Не об этом ли говорил его брат в записке, которую он оставил этим утром, пытаясь донести это до него? Она никогда не будет относиться к тебе как к равному. Его госпожа тоже подчеркивала это множество раз.

Только что она приказала ему похоронить мертвую женщину, словно бродячую кошку, найденную на обочине дороги. Конечно, это было актом сострадания, но только и всего. Почему бы не похоронить слугу в безымянной могиле? Смерть людей интересует вампиров только, если господин или госпожа как-то задеты.

— Могила не обязательно должна быть безымянной, Джейкоб. Отметь ее так, как захочешь. — Она, конечно, услышала его мысли. В этот момент он почти ненавидел ее.

— Как вы сами сказали, я чего-то стою лишь как ваша собственность. Ваш раб.

Но он заметил, что руку она держит на щеке девушки, гладит ее по виску. Так, возможно, делала мать Мелинды. Мечтая о том, как ее дочь вырастет, выйдет замуж, станет матерью, сделает успешную карьеру. Увидит мир.

— Да, Джейкоб, — сказала Лисса наконец. — И эта правда только что спасла тебе жизнь.

 

9

Он сделал так, как она сказала. Вырыл могилу при свете прихваченного из дома фонаря. Работал он быстро, усталость помогала ему не думать с ужасом о том, что он делал.

Воткнуть лопату в землю, надавить ногой, поднять, взмахнуть. С него градом катился пот. Возможно, и слезы, потому что к тому моменту, когда он закончил, у него был забит нос и тряслись руки. Когда он начал ее закапывать, ему пришлось закрыть глаза.

— Спи с миром, девочка, — сказал он хрипло в темноту. — Не стой здесь и не смотри на это. Просто уходи.

Он так и оставил могилу безымянной. Он не хотел, чтобы дух девушки приходил в этот мир в поисках связи с этим местом. Ей было гораздо лучше там, куда она ушла.

Когда он закончил, в лесу было тихо. У него появилось трусливое желание не встречаться сегодня с госпожой. Пойти куда-нибудь и напиться до отупения. Вместо этого, вернувшись домой, он принял душ, влез в чистую футболку и джинсы и отправился в кабинет.

Как он и подозревал, она была там: читала, склонив голову над большой книгой, лежавшей на коленях. В ногах у нее расположился Бран. В камине горел огонь. Когда он вошел, она не подняла головы.

— Ты знала, что он собирался сделать? — спросил Джейкоб.

Если она ответит неправильно, ему придется уйти. Присоединиться к брату и позволить такой же горькой ярости убить его душу, чтобы она уже никогда так не болела. Возможно, Гидеон и прав.

Закрыв глаза, она затылком оперлась на спинку стула. Несмотря на то, что на лице читались грусть и усталость, оно, как всегда, было прекрасным. Это заставляло все внутри скручиваться: он не знал, чего ему больше хочется, — вызвать рвоту или упасть на колени, положив голову ей на руки.

— Мой мир — ужасное и одновременно прекрасное место, Джейкоб. Вампиры так же сложны и непредсказуемы, как и люди. Карнал, однако, просто чудовище. Чудовищем он сам себя сделал.

— Но он сказал… Это был акт ухаживания? — Джейкоб даже не старался скрыть свое недоверие.

Она в отвращении скривилась.

— Да. Пока ты был охотником за вампирами, обучался под руководством Томаса, ты не уделял внимания стратегиям ухаживания. Докажи, что сможешь перехитрить объект своего внимания, и ты сможешь добиться расположения. Сожги тот коврик, — сказала она, поднимая голову и открывая глаза. — Я не хочу, чтобы его кровь была в моем доме.

— Значит, чтобы ухаживать за тобой, я должен стать чем-то средним между Макиавелли и серийным убийцей.

— Ты за мной не ухаживаешь, Джейкоб. — Она выпрямилась, и он снова ничего не мог прочитать на ее лице. — Ты мне служишь. Но ты имеешь для меня значение, если это тебя успокоит.

— Госпожа…

Она снова взглянула на него.

— Карнал мог легко убить тебя сегодня ночью,

— Если бы я только целился лучше…

— Если бы ты его убил, что тогда? — Она поднялась, отложив книгу на маленький столик. Бран вскочил и снова улегся. Собака попеременно смотрела на них обоих. — Ты знаешь, как поступают со слугой, убившим вампира?

— А чего, черт возьми, ты от меня ожидала? — Он подошел к ней почти вплотную. — Позволить тебе выпить это?

— У нас же есть связь разумов, Джейкоб. Почему ты этим не воспользовался? Нет, молчи. — Она в раздражении взмахнула руками. — Ты расскажешь мне ту же самую ложь, которую постоянно говоришь сам себе. Это было лишь твое мужское «я». Ты хотел официально его вызвать, а не дать мне знать об этом, чтобы я сама справилась с проблемой по-другому.

— То есть ты говоришь, что я ее убил. Я несу ответственность за ее смерть. — Лисса пожала плечами:

— Служа ему, она не прожила бы долго. У него слуги долго не живут.

— Это значит «да».

— Я говорю о том, что ты мой слуга. Гордость — это для тебя большая роскошь.

Она резко отошла, оставив легкий запах, дразнивший его; ее хрупкая шея словно умоляла о защите.

— С этим мы закончили. Сегодня ночью оставь меня. И не забудь про коврик.

Она неправильно выбрала момент, чтобы отпустить его! Его мысли нахлынули на нее, словно океан темноты и обвинений. Лисса почти пошатнулась.

— Почему ты никак не научишься просто повиноваться?

— Потому что смертный слуга — это не ручная обезьянка, — выпалил он. — А ты хочешь провести между нами границу, которой быть не должно.

Он топнул ногой, сделал шаг вперед, в ее личное пространство; его голубые глаза светились от ярости его ярость ранила ее очень сильно. Вскочив, она встала с ним лицом к лицу, закрыв все мысли; на ее лице застыло презрение.

— Джейкоб, даже если бы мы принадлежали к одному виду, при нашей разнице в возрасте — это даже не педофилия!

— Вот не надо, — сказал он. — А как насчет кого-то вроде лорда Брайана? Между нами не такая уж большая разница, всего-то тридцать или сорок лет.

— Я все еще считаю Брайана ребенком, неоперившимся птенцом.

Он закатил глаза:

— Я взрослый мужчина, а ты — взрослая женщина. Если сумасшедшая теория Томаса — правда, моя душа старше твоей, потому что я уже был охранником, а ты еще лежала в пеленках.

Ее глаза сверкнули:

— Это смешно. Я требую твоего абсолютного повиновения моей воле, даже если это идет в разрез с твоими дурацкими старомодными принципами рыцарства. Томас руководствовался ими лишь однажды, и в результате погиб.

— Ну, значит, это была его вина. Его вина в том, что он слишком сильно тебя любил? Как я виноват в том, что девушка погибла? Это не могло произойти из-за того, что вы, вампиры, испорчены. Это мы виноваты в том, что родились смертными.

— Нет. Это я виновата. Потому что я позволила ему поверить, что у него есть право так сильно меня любить. Потому что я слишком сильно наслаждалась его дружбой, забыв о том, что вы можете лишь служить нам. Неважно, чего я желаю или хочу. Вы не можете стать нами.

— Кто бы этого хотел? — хотя Джейкоб и знал, что это ошибка, но ирландский темперамент есть ирландский темперамент. — Холодные, безжалостные, бездушные создания, которые считают, что, черт возьми, настолько превосходят нас! А сами жить не можете, не приняв законов о присвоении территорий, как в средневековой Европе. Вы ничем не лучше других видов, которые думают, что могут применять силу к слабейшим! Вы считаете нас пустым местом… Вы считаете меня пустым местом, моя госпожа.

Ее глаза вспыхнули алым огнем. Он знал, что ему лучше остановиться. Вместо этого он как в омут кинулся:

— Но бывает такое время, когда все это уплывает прочь, не правда ли? Тогда вы похожи на нас… на живых… Тогда я для вас что-то значу, значу гораздо больше, чем вы сами хотите. Все, чего вы хотите, — держать разум полностью от меня закрытым, словно какую-то чертову ловушку, вот и все. Я это знаю. Я чувствовал это, когда вы меня касались, смотрели на меня, когда думали, что я не замечаю. А как же ваша киска, которая намокает при моем приближении, — она-то ничего не имеет против члена тупого животного, а?

Она ударила его костяшками пальцев, порезав кольцами, которые носила. Но удар был не сильный. Она могла бы проломить ему голову, но вместо этого отвесила пощечину.

— Не смей так со мной говорить, — Лисса обнажила клыки. — Пошел прочь с глаз моих. Не ищи меня, пока я сама не прикажу тебе прийти.

— С радостью. В конце концов, я вам нужен только тогда, когда надо расчесать волосы или подтереть зад. Эти вещи мы, низшие смертные, учимся делать сами еще до того, как идем в детский сад, — прорычал он, повернувшись и выходя из комнаты. Дверь на кухне хлопнула так, что во всем доме стены задрожали.

Она осталась одна. В камине потрескивал огонь. Языки огня, похоже, сжигали самый воздух, — теперь ей не хватало дыхания, ярость постепенно оставляла ее. На смену в сердце поднималась боль.

Правда была в том, что он испугал ее до смерти, когда Карнал бросился на него. Джейкобу пришел бы конец, не вмешайся она вовремя. И все же, напав первым на ее врага и ранив его, Джейкоб доставил ей темное, сладострастное удовлетворение.

Ей вспомнился Юн. Как он присматривал за ней маленькой в часы ее дневного сна в пышной подземной спальне. Иногда ей удавалось уговорить его распустить длинные черные волосы, чтобы она могла прижиматься к ним лицом. Она пряталась от него, а он, найдя свою маленькую госпожу, строил притворно гримасу яростного воина, чем смешил ее до слез. Он играл на флейте, баюкая ее; укачивал на коленях.

А потом, однажды, она увидела настоящую оскаленную ярость на его лице. Копье пробило ему грудь, но, истекая кровью, он продолжал драться, крича служанке, чтобы та убегала прочь с маленькой госпожой…

Она нашла его возле одного из фонтанов, того, в центре которого была скульптура Пана. В первый раз с момента их встречи она раздумывала, стоит ли ей протянуть руку и коснуться его. Она просто стояла, похожая на еще одну тень в саду.

Это глупо. Отказываясь от любви, она не могла защитить себя от потери. Поэтому, вздохнув, она положила ладонь ему на плечо. Ее успокаивало его тепло, как бы самовлюбленно это ни звучало.

Он вздохнул, его плечи поднялись и снова опустились:

— Я говорил тебе, что Томас считал забавным значение моего имени?

Она покачала головой. Он посмотрел на нее, а затем снова перевел взгляд на Луну.

— «Вытесняющий», — сказал он. — Тот, кто занимает чье-то место. Тот, кто хитростью отнял у своего брата первородство. Бытие, 25:23: «Господь сказал ей: два племени во чреве твоем, и два различных народа произойдут из утробы твоей; один народ сделается сильнее другого, и больший будет служить меньшему». Иаков уговорил Исава отдать ему первородство за чечевичную похлебку. Он обманул их отца, принял благословение, которое предназначалось Исаву. Когда Исав узнал об обмане, Иаков бежал от гнева своего брата.

Было нетрудно вообразить его сидящим возле могилы Мелинды. Он, видимо, вспоминал отрывки из Библии и примерял их к своей собственной жизни. Гидеон был уверен, что Джейкоб его бросил. Сегодня умерла молодая девушка, а он ничего не мог сделать. Он был слугой умирающей вампирши, которую любил, но ее он тоже не мог спасти. Ей не нужно было читать его мысли, чтобы понять, о чем он думал; Джейкоб считал, что тонет.

Лисса обняла его. Когда он склонил голову, она провела губами по его плечу.

— Боги, сегодня был ужасный день, — пробормотал он.

Он покачал головой:

— Я не знаю, что и думать о том, что случилось сегодня. Я чувствую только злость. Мне плакать хочется. Меня это просто бесит. Я хочу что-нибудь разбить, мне надо… Я хочу, чтобы мне вовсе не надо было думать. Я не знаю, как мне служить вам теперь. Я… Он снова покачал головой: — Я чувствую себя абсолютно потерянным. Я… Я готовил себя к ежегодному убийству, это было тяжело. Зная об этом, готовя к этому свой разум. Но это словно выбило почву у меня из-под ног.

— Джейкоб, — заговорила она и вдруг замолчала. Ей было очень тяжело говорить о том, что случилось тогда, хотя это было так давно… — Я солгала тебе. Я правда верю, что теперь я бесплодна, но я была беременна. Однажды… беременность протекала сложно, и она родилась рано, слишком рано. Я похоронила ее в Иерусалиме.

Лисса думала, что ребенок родился уродом из-за непозволительной смеси кровей. Вампир, потустороннее существо, человек… Такое создание обречено на смерть.

Лисса сжала кулаки и закончила:

— Это был ребенок рыцаря.

Она подняла голову еще выше.

— Он погиб вскоре после того, как ушел от меня. Иногда я думала, что ей надо было пойти с ним, ведь он всегда мог ее защитить, она всегда была бы для него на первом месте. Его душа была чиста…

— Почему ты мне об этом рассказала?

— Помнишь, я однажды сказала, что могу прожить десять тысяч лет и так и не понять, почему происходят те или иные вещи, как никто из нас не понимает? Почему кто-то вроде Мелинды умирает, или почему мой… наш ребенок родился слишком рано. — Она заставила себя произнести эти слова, хотя так и не смогла встретиться с ним взглядом. Сглотнув, она оттолкнула от себя воспоминания о маленьком тельце, завернутом в бархат и шелк, о том, как его опускают в землю. — Мы скрываем наши слезы, мы должны продолжать жить. Я знаю, что… Если бы я была матерью Мелинды, я бы была рада, что именно твои руки опускали ее в землю, сохраняя ее для следующей жизни. Никогда не сомневайся в своем сердце, Джейкоб. Это лучшее сердце, которое я встречала.

 

10

На следующую ночь она пригласила его присоединиться к ней в кабинете; она читала, а он бездумно переключал каналы и наблюдал за ней уголком глаза. Не найдя ничего интересного, он переключился на музыкальный канал и взял с журнального столика несколько комиксов про Людей Икс, которые купил, пока ходил за покупками. Лежа на животе на ковре, он подбородком оперся на руку и переворачивал страницы, рассматривая картинки. Пока он смотрел на цветастые изображения, простые понятия добра и зла, раскрывавшиеся на фоне сложных человеческих эмоций, он вспоминал последний предсмертный хрип Мелинды. Злость его госпожи, удар кулака Карнала. Тишину леса, словно бы все создания в тот момент смотрели на него и судили его.

Он обнаружил, что уже десять минут рассматривает одну страницу. Потом заметил, что Лисса не сводит с него взгляд. Она указала на пол возле своих ног. Он удивился, но перекатился поближе к ней, а она поставила ноги ему на поясницу. Бездумно делая ему массаж, она продолжала читать, время от времени гладя ногами его Ягодицы. Сегодня он надел свободные джинсы, — ей удавалось просунуть большой палец ноги под ремень.

Через некоторое время она отложила роман и опустилась на пол рядом с ним. Он рассказывал ей о персонажах комикса, пока она лежала у него на груди. Они словно бы изучали звезды в небе. Мягкий вес ее тела придавливал его к земле, когда малая гравитация грозила отправить его в неконтролируемый полет в космос.

Сколько людей говорили ему о том, что она не его любовь и не его подруга? Дебра сказала, что это не поддается описанию, что любовник — самое близкое слово по значению, однако опасно ошибочное.

Лисса бы снова вернула его на землю; он это знал. Это не имело значения. Он не собирался прекращать служить ей, защищать ее. То, что было между ними, было гораздо глубже, чем просто дружба или любовь, — это объединяло в себе эти два чувства и выводило их на более высокий уровень.

Дебра ошиблась. Они знали, как это назвать. Госпожа и слуга. «Пока смерть не разлучит вас» — такого брака еще никогда не было.

* * *

— Да как же ты умудрился туда забраться? — Джейкоб рукой покопался в инструментах и выбрал другую клемму, оттянув в сторону клубок проводов под Мерседесом. Он осматривал колеса машины, особое внимание уделяя тормозам, когда обнаружил, что в машине появился маленький пушистый обитатель. Котенок. Он думал, что вот-вот дотянется до зверька, но сейчас, в тени, он вообще не видел его.

Бран ткнулся ему в ногу и отталкивал в сторону в надежде продвинуться еще дальше и добраться до котенка.

— Не надо… помощи, — проворчал Джейкоб, отводя пса коленом.

Он всегда приносил в комнату госпоже свежие цветы на закате, в память о его залитом солнцем дне. Пожалуй, котенка тоже стоит ей показать. Правда, это зависит от того, насколько он измазался в смазке. И сколько времени Джейкоб потратит на то, чтобы его вытащить.

Тем временем тот забился еще дальше — теперь даже тонкая рука Лиссы не достала бы его.

— Вот черт. Ладно, я все-таки выковырну тебя оттуда.

— Ты что там делаешь?

Наклонив голову, Джейкоб увидел пару милых босых ступней, стоящих по обе стороны его левой ноги. И в этот миг он ухитрился дотянуться до котенка — тот жалобно мяукнул.

— Иди сюда, малыш. Шшш… все хорошо. — Котенок рвался из его рук и Джейкоб едва мог его удержать. — Не могли бы вы приказать Брану отойти на несколько метров и лечь, госпожа?

Она попросила собаку уйти: он услышал, как Бран фыркнул, но повиновался. Джейкоб вылез из-под машины, прижимая маленького котенка к груди.

— Как же ты туда забрался? Да еще и собаки вдобавок…

— Это девочка. Ей не больше восьми недель. Мать, скорее всего, сбила машина, а котята разбежались.

Когда он вылез, его госпожа переступила через него одной ногой и стояла над ним с раздвинутыми ногами. Ее брови были приподняты, в руках она держала сандалии на высоких каблуках. На ней был сшитый на заказ костюм с короткой юбкой, — она явно собиралась выйти из дома по делам.

Она перешагнула через него и присела рядом на корточки.

Смотри, крысеныш, если бы не ты, я мог бы сейчас гладить эти прекрасные ноги и…

— Подумай еще раз. Ты же весь в масле. — Вытянув руку, она пальцем потрогала котенка. Зверек, дрожа, свернулся в его руках, став похожим на вымазанный машинным маслом и грязью меховой шарик. — Ох, ну и что же нам с тобой делать? Собаки тебя не потерпят, это точно.

— Я подумал, что смогу отнести ее к Элайдже. У него сейчас живет внук.

Лисса подняла бровь:

— Ты к нему привязался.

Джейкоб притворно вздрогнул:

— У вас это так отвратительно прозвучало.

Улыбаясь, она подошла к нему ближе, поцелуем поймав его губы, проведя пальцами по его волосам.

Он застонал, когда она начала пить его кровь, но она кончиком языка ласкала рану. Она смотрела на него зелеными глазами, сиявшими от желания. Он вздрогнул. Если бы он не провел столько времени, пытаясь вытащить котенка, он бы положил ее под машину и проверил, испачкалась бы она или нет.

— Так, — улыбнулась она, — Ты договорился с банком о встрече, чтобы подписать бумаги. Сказал мне, что я должна быть там вовремя, начальничек. Сам виноват. — Ее внимание переместилось на маленькое создание у него в руках, она начала гладить пушистую спинку. — Дай ей молока, прежде чем отнесешь ее. Бедняжка есть хочет.

Он с одобрением смотрел, как она, прислонившись к машине, надела сначала одну туфельку, затем вторую. — Продолжайте босиком ходить по этому асфальту, и мне опять придется делать вам педикюр.

— Отвратительная мысль. Мне кошмары снятся после того раза, когда ты делал мне педикюр в первый раз. — Ее озорная улыбка осветила мысль, которой она позволила проскользнуть из ее разума в его разум. То, как он встал на колени у нее между ног, его губы целовали ее покрытые росой ноги, подошвы ее ног упирались в его голую спину.

Она поправила ремешок.

— Сегодня я не ночую дома. Вернусь через два дня. Не закрывай двери в воскресенье. Мы выведем твой мотоцикл.

Джейкоб нахмурился при этих известиях. — Куда вы собрались, госпожа?

— По делам, — сказала она, но не нетерпеливо и не повелительно, а с ноткой неприятия. — И не спорь со мной. Я уйду, и все со мной будет в порядке. Я буду поддерживать с тобой связь, поэтому не стоит волноваться, как сварливая жена.

Он прищурился.

— Значит, воскресенье. Будут какие-либо особенные приготовления, конкретная цель?

— Нечто особенное. Сюрприз.

— Где?

— Вот именно поэтому я сказала «сюрприз». — Она легко увернулась, когда он попытался поймать ее. Проворно выскользнув, направилась к BMW.

— Зря ты перепрограммировал мое радио.

Он спрятал ухмылку, когда она повернула ключ зажигания, и из окон зазвучала песня «Back in Black» группы AC/DC. Сев, он посмотрел на Брана, который хитро поглядывал на кулек шерсти в его руках. Пес открыл рот и жарко задышал, свесив язык. Котенок пискнул.

— Ты слишком большой для этой малышки. Пойдем, найдем коробку и отнесем ее куда-нибудь, где нет адских гончих.

Он все еще хмурился, пока вставал и шел выполнять задуманное. Куда она собиралась на два дня? И куда, черт возьми, она повезет его в воскресенье?

* * *

По крайней мере, она продолжала поддерживать с ним мысленную связь. В первый день незадолго до рассвета он проснулся, переполненный видениями: Лисса на кушетке в отеле, на ней — только кружевные чулки. Она прикрывалась рукой, лениво играя сама с собой, не показывая ему себя. Она почти довела себя до оргазма, прежде чем оборвала связь, ее игривый смех сводил его с ума: ему хотелось задушить ее.

После этого он так и не смог сказать, где она или что она делает, но она регулярно отметала все его желания позвонить ей или написать. Она хотела, чтобы в дополнение к его обычным обязанностям он сделал еще кучу всего того, что было необходимо для подготовки к Собранию.

Несмотря на ее поддразнивание и его занятость, он продолжал волноваться за нее. В последние несколько дней у нее не проявлялись симптомы вируса, учитывая то, насколько третий знак подстегнул ее иммунную систему. Он знал, что долго это не продлится. Он боялся снова увидеть симптомы заболевания, — то, как скоро они появятся, укажет на скорость развития болезни.

Ей нужна была эта ежегодная жертва. Он уладил бы все детали, заставив себя относиться к этому, как к очередному заданию по дому. Он определил три возможных промежутка времени, согласно расписанию дня этого человека. Она согласилась на дату, которая была позже всего, до нее оставалось две недели, — она отказалась даже обсуждать даты, которые были ближе. С одной стороны, это имело смысл. Она выбрала день, который был ближе всего к Собранию Совета, чтобы она могла взять всю силу, которую могла ей дать эта жертва. Одновременно она получала бы силу от третьего знака. И Джейкоб понял, что у них очень мало времени.

Мысль о том, чтобы присутствовать при ее ежегодном убийстве, а потом заниматься телом, была словно кусок льда, перекатывавшийся у него в живете. Но он знал, что даже если он это сделает раньше, это не поможет ему избавиться от гадкого ощущения.

Думаешь, если ты научишься очищать свой разум, я не смогу читать у тебя на лице, в твоем сердце, Джейкоб? По твоему телу? Это было похоже на шепот у него в голове, когда она выбрала одну из его мыслей, но он все равно пытался об этом не думать. Он знал, что его внутренний конфликт был ей неприятен, но он не хотел давать ей повод отказать ему в праве быть с ней тогда, когда он будет ей нужен. Если у нее было мало времени, то у него было множество причин, как эмоциональных, так и функциональных, по которым он хотел быть к ней как можно ближе.

Она вернулась на вторую ночь, прямо перед самым рассветом, и была очень бледна. Она молчала, но когда они вошли в дом, толкнула его в кресло, заставила широко расставить ноги и укусила в горло. Она замурлыкала от удовольствия, почувствовав вкус его крови.

Из-за того, что он волновался, он эмоционально очень остро нуждался в ней, что делало физическое желание еще сильнее. Но она отодвинулась от него и отошла, улыбнувшись слабой, озорной улыбкой. До воскресенья, мой дорогой слуга.

* * *

В ночь с субботы на воскресенье он стоял на подъездной дорожке, ожидая ее.

Я готов, моя госпожа.

Он отправил ей это мысленное послание около пятнадцати минут назад. Он знал женщин и думал, что сможет — и на самом деле успел, — кое-что поправить в мотоцикле и покидать палку псу Фионну. Ночь была приятно теплой, дул легкий ветер, не дававший появляться комарам. Высоко в небе плыл тонкий серп молодой луны.

Лисса появилась, одетая в бледно-лиловый вязаный свитер и темные джинсы. Они были прямыми и элегантными, и превращали ее зад в перевернутое сердце. Она небрежно закрепила волосы на затылке, так что пряди падали на плечи. Макияжа не было, да он ей был и не нужен. В целом, она выглядела так, словно собралась на пикник.

Она протянула ему флайер:

— Вот куда мы идем.

— В Лэнгстон Филд — Ярмарка Ренессанса?

— Они разбили ее за городом несколько ночей назад. Я думала, что ты захочешь пойти.

Увидев изображение рыцаря на коне, выполненное чернилами, и пышногрудых дев, предлагающих еду и напитки, он погрузился в воспоминания, в основном хорошие. Хотя одно из них он старательно старался скрыть, его заинтересованность предала его.

— Слишком поздно, сэр Бродяга. Теперь у тебя проблемы.

— Она была моим другом, мы просто немного выпили в ту ночь.

— А потом расслабились в кроватке, ага?

— Если вы собираетесь подслушивать мои мысли, вы заслужили то, что там увидели.

Сделав еще один шаг к нему, Лисса закинула ему руки на шею и встала на цыпочки, чтобы поцеловать. Забыв о том, о чем он ее просил, он поцеловал ее в ответ, крепко обняв.

— Не задавай вопросов. Я просто хочу кое-что дать тебе. Кое-что, что тебе понравится.

Вы делаете это прямо сейчас, госпожа.

Он крепко схватил ее за ягодицы, приподнял, прижав к себе. Она замурлыкала от удовольствия, еще больше его заводя. Он хотел ее, его член резко встал. Он хотел ее прямо сейчас, она была ему нужна.

Когда она оттолкнула его и отошла на несколько шагов, опершись на мотоцикл, ее глаза были полны сексуального вызова.

Кажется, ты меня упустил. Я что, учу тебя ненасытности?

Господи, его заводили даже ее темные ресницы. Она расстегнула верхнюю пуговицу рубашки, проводя по коже длинными наманикюренными ногтями. Он сам сделал ей этот маникюр.

Я тебя хочу.

Кто из них подумал об этом? И имело ли это значение? Он подошел к ней, зажав ее между собой и мотоциклом. Когда она положила ладонь ему на грудь, он накрыл ее обманчиво-хрупкое запястье своей рукой, потянув его за спину, из-за чего ее тело выгнулось назад, еще сильнее прижимаясь к нему.

Когда он поднял ее и посадил на сиденье мотоцикла, она уступила, закинув ноги ему на талию, а он прорычал ей что-то с одобрением прямо в рот. Распустив ее волосы, он зарылся в них руками, еще больше углубляя поцелуй, безжалостно вторгаясь в нее так, как он хотел. Его руки оказались под ее вязаной рубашкой, длинные пальцы исследовали ее груди и бюстгальтер, который он опустил, чтобы добраться до сосков.

Он знал, что она уже влажна для него, знал то, что сам был уже готов взорваться. Опустив руку, он основанием ладони потер ей лобок, от чего ее ноги конвульсивно сжались, она, дернулась бедрами навстречу ему, чтобы усилить фрикции.

Она расстегивала его джинсы. Сам он уже успел раздеть ее. Стянув трусы, он, застонав, грубо вошел в ее влажный жар, заставив ее вскрикнуть. Ее ягодицы опирались лишь на край сиденья мотоцикла, ноги она держала высоко закинутыми ему на талию. Она отклонялась все сильнее назад, откидывая голову; ее грудь подскакивала от его толчков, его член все сильнее продвигался вперед, выскальзывал из ее поблескивавших от влаги розовых губ, вокруг которых все сильнее намокал тонкий шелк.

Да, Джейкоб, давай…

— Я скучал по тебе, — прошептал он, когда она снова села прямо и обхватила его руками так, что ее голова оказалась у него под подбородком. Ее пальцы все еще впивались в его ягодицы, направляя его, давая ей поддержку. Она не смотрела на него, и, возможно, именно поэтому он мог сказать, что именно он чувствовал в данный момент. Хотя он знал, что она может прочесть это в его мыслях, он хотел, чтобы она услышала, как он произносит эти слова, как клятву, а не просто поток сознания. — Я скучаю каждую секунду, когда я не внутри тебя.

Позволив ей держаться за него, он руками приподнял ее за ягодицы, прижимая клитор к своему члену, который по твердости был похож на металл его мотоцикла.

Ее глаза расширились, а тело содрогнулось, давая ему ощущение дикого триумфа. Ее ногти еще глубже впились в его тело. Когда она снова закричала, клыки блеснули в мягком белом свете уличных фонарей. Она вся содрогалась, не оставляя ему никаких сомнений по поводу ее состояния. Он наполнил ее, ощущая, как их два жара соединились, увлажнив его мошонку. Он продолжал толчки, оставаясь в ней, желая, чтобы ощущение его члена осталось с ней надолго, запечатлелось в ее памяти. Чтобы она не отказывала ему снова так долго.

Один день, два дня… то время, пока она спала. Все это было слишком долго.

Она засмеялась, услышав эту его мысль, — смех перемешался со страстью. Она крепче уцепилась за его плечи, глубоко дыша, а он еще сильнее прижимал ее к себе.

— Почему ты скучаешь больше всего, пока я сплю, мой жадный слуга? По моей улыбке? По моим глазам? Или по этому? — Она так искусно сжала его, что он в ответ еще раз вошел в нее.

— По всему, моя госпожа. По всему, что вы мне даете. Вашему влажному влагалищу, вашему дыханию, вашим ногтям, впивающимся мне в тело, вашему сердцу и желанию в ваших глазах, мягким горловым стонам. До того, как я вас встретил, я не думал, что на свете есть что-то, чего я буду хотеть целую вечность.

* * *

Ярмарку устроили на пустыре за городом, на лугу, за которым вырисовывался Стоун-Маунтин, похожий на огромную черную каплю.

Павильоны и палатки занимали почти пять акров, и вся территория освещалась факелами. Чем ближе Джейкоб и Лисса подходили к центру ярмарки, тем громче становились восторженные крики; видимо, здесь проходило традиционное ежегодное развлечение: рыцарский турнир, собиравший толпы детей и взрослых.

Помимо машин на стоянке стояли пять школьных автобусов.

— Должно быть, большая часть мест забронирована для школьников. Наверное, это закрытое мероприятие.

— Да, — согласилась она. — Они устраивают специальное ночное представление для одной из городских школ. Это оказалось возможным благодаря частному спонсору, спросившему, есть ли возможность для нее самой прийти и посмотреть, как дети наслаждаются ярмаркой. И привести с собой гостя.

— Я подозреваю, что этот спонсор богат, как сам Господь Бог.

— Смешная поговорка. Зачем Богу нужны деньги? У нищего попрошайки денег больше, чем у Бога.

— Ну уж вы-то точно не попрошайка, моя госпожа.

Лисса вздернула голову.

— У этих детей не так много хороших воспоминаний, которые можно купить за деньги. Плюс, у меня была своя цель. Я подумывала о подарке на день рождения для кого-то, кто очень мне дорог. Терри сказал, что больше всего тебе нравится, когда труппа развлекает детей.

Джейкоб резко остановился. Только после этих слов он заметил знакомые машины и палатки.

— Да это же моя старая труппа! Они сменили флайер…

Лисса кивнула.

— Счастливого дня рождения, Джейкоб.

— Но когда ты успела?..

— Думаешь, вечерами я просто сижу и жду, пока ты мне расчешешь волосы и подотрешь зад?

Он вздрогнул:

— Ты будешь мне это припоминать до конца моих дней?

— Я все еще обижена, — фыркнула она. — И планирую вспоминать об этом как можно чаще, потому что это мое право госпожи.

— Это не потому что вы — моя госпожа, просто вы себя ведете как типичная женщина!

Однако он продолжал притягивать ее к себе, пока они не оказались лицом к лицу, а затем поцеловал ее в кончик носа.

— Спасибо, — сказал он.

* * *

Многие лица были ему незнакомы, но Терри — англичанин по происхождению, блестящий театральный актер в прошлом и талантливый руководитель труппы в настоящем, — все еще держался.

Ты будешь чувствовать себя как рыцарь в сияющих доспехах, когда поможешь ей вырвать горло ни в чем не повинной жертвы? — вспомнились Джейкобу слова Гидеона.

Он принял решение, и черт бы с ним. К несчастью, он не смог вовремя скрыть свои мысли.

Ты не обязан идти со мной, Джейкоб. Я уже говорила тебе это.

Heт, должен. Он выдохнул. Он не хотел думать об этом сейчас. На самом деле не хотел. У нее будет множество проблем. Просто… Он чувствует страх или боль?

Лисса повернулась к нему, выражение ее лица смягчилось. Она погладила его по руке.

— Нет. Для этого я использую то, что вы обычно называете феромонами, за неимением более подходящего слова. По крайней мере, в критический момент. Последние его мысли о том, как приятно, что его соблазняет красивая женщина. — При этих ее словах Джейкоб нахмурился. Хотя ее глаза мерцали, она продолжила. Когда я прокусываю кожу, они на секунду пугаются, но на смену испугу тотчас приходит возбуждение и наслаждение. Прежде, чем он начнет паниковать — а паника приходит вместе с инстинктом самосохранения, — я ломаю ему шею. Я могу закончить питаться уже после его смерти, в том случае, если он жив, когда я прокусываю кожу. Я пью, сколько мне надо, в течение пятнадцати минут после его смерти.

— Может быть, я и не рассматриваю смертных как равных, Джейкоб, — сказала она тихо, — но они — слишком большая часть моей жизни, чтобы я могла просто убить хорошего человека в расцвете лет и ничего не почувствовать. В своих чувствах по этому поводу ты не одинок. Это просто… Я боролась с этим много лет назад. Я приняла это. Сегодня мир принадлежит нам. Со всем остальным справимся завтра. Согласен?

Джейкоб выдавил улыбку:

— Согласен, моя госпожа. Разве я когда-нибудь мог вам отказать хоть в чем-то?

Когда она позволила руке соскользнуть вниз, на его запястье, его слова утешения эхом прозвучали в ее мыслях. Вы не одиноки.

— Платье, госпожа, с милым корсетом?

Платье, которое показала им рыжеволосая женщина в одной из торговых палаток, было сшито из темно-зеленого бархата. Рукава расширяются книзу, ворот украшен искусной вышивкой, по корсету из гобеленовой ткани тянется зелено-золотой узор.

— Очень красиво. А для него у вас есть что-нибудь? — кивнула Лисса на Джейкоба.

Женщина принялась перебирать костюмы, развешенные на стойке с подпорками в виде цветущих деревьев, и вытащила зеленый плащ, отделанный золотом, коричневые чулки и пару мягких сапог.

— Красиво, но… — Когда Лисса отрицательно покачала головой и сделала шаг назад. — Посмотрите в его глаза. Такой цвет надо подчеркнуть!

— Вы абсолютно правы, прекрасная госпожа, — улыбнулась портниха. Вот, поглядите на это!

И она вытащила голубую тунику, вышитую серебром,

Лисса одобрительно кивнула.

— Мне очень нравится зеленое платье, но, может быть, у вас есть такое же голубого цвета, с голубым корсетом, отделанным серебром? В конце концов, я надену его цвета.

— Конечно. Все наши костюмы специально отшиты в двух вариантах, мужском и женском.

Пятнадцать минут спустя Джейкоб, переодевшись в крошечной примерочной, вышел из палатки, к которой уже подтягивались другие желающие облачиться в средневековую одежду. Лисса уже поджидала его снаружи.

Увидев ее, он сглотнул. Хотя голубое платье было сшито просто, облегая линии женского тела, корсет подчеркивал все ее изгибы и соблазнительно поднимал маленькую грудь. Портниха тем временем хлопотала вокруг нее, закрепляя в волосах шарфик, украшенный драгоценностями.

Не вы носите мои цвета, госпожа. Я ношу ваши. Когда она сделала шаг к нему и дотронулась до его лица, он прижался щекой к ее ладони.

Я стояла рядом с королями, у которых не было и десятой доли твоей храбрости, мудрецами, которых ты бы устыдил своей находчивостью. Священниками, которых бы ослепил свет твоей чистоты.

— Прекратите, госпожа, — он поймал ее за руку. Когда он сжал ее чуть сильнее, чем намеревался, он тут же ослабил захват, стараясь говорить спокойней. — Вы сделаете меня тщеславным, и от меня не будет никакой пользы.

То, как ты выглядишь в этой тунике, заставляет меня думать о том, как ты выглядишь без нее. Как ты выбираешься из моего бассейна, по твоему обнаженному телу стекает вода, у тебя затвердевшие соски, которые словно просят, чтобы мои ногти их поцарапали… а глаза у тебя ярко-голубые, как небо майским утром… Когда она подошла еще на шаг, ее бедра коснулись его. Теперь она говорила шепотом, почти не разжимая губ:

— Выдержат ли эти облегающие чулки, если я прикажу твоему члену встать ради меня? Желание ощутить тебя снова внутри меня делает меня влажной. Ты знаешь, женщины в таких платьях обычно не носили нижнего белья.

Джейкоб обнял ее за шею. Когда он начал большим пальцем поглаживать ее губы, она приоткрыла их, показав клыки.

— Не волнуйся, Джейкоб. У меня свои способы заставить тебя снова стать собой, если ты слишком зазнаешься.

— Вы можете выбить почву из-под ног у любого мужчины, лишь взмахнув ресницами, моя госпожа. Я не буду с вами больше спорить. По крайней мере, сейчас.

Она засмеялась, — звука ее смеха было достаточно, чтобы люди начали оборачиваться:

— Именно этого я и ожидала от своего упрямого слуги. Условная капитуляция. Пойдем посмотрим, в какие игры любят играть рыцари.

 

11

Но, как и любая женщина, она не спешила. Продавец эля сообщил им, что главный рыцарский турнир состоится через полчаса. Поэтому они гуляли рука об руку, рассматривая одежды, драгоценности, оружие. Джейкоб видел, что она посматривает на чеканные серебряные кубки. Вдруг он услышал, как кто-то позвал его по имени.

Повернувшись, он увидел Элайджу Ингрема, который шел к ним, держа за руку шестилетнего внука.

— С днем рождения, — сказал Элайджа. — Миссис Вентворт была так добра пригласить нас присоединиться к вечеринке сегодня вечером. Ты удивлен?

— Весьма.

Ингрем выглядел иначе, чем когда на нем были джинсы и рубашка для гольфа. За рулем лимузина он всегда был одет в темный костюм с галстуком, и, как правило, носил оружие. Но даже в простой повседневной одежде темнокожий Ингрем выглядел так внушительно, что всякому становилось ясно: с ним лучше не спорить. Впрочем, внук деда нисколько не боялся. Повиснув на его руке, он с восхищением разглядывал Лиссу.

— Красивая! Это принцесса?

— Да, принцесса, — ответил Ингрем. — Это миссис Вентворт, Джон. Она пригласила нас на эту вечеринку. Что нужно сказать?

— Спасибо, — сказал мальчик и показал взрослым собачку, скрученную из воздушного шарика. — Я возьму его домой и дам поиграть Усишке, чтобы она выросла крутой и не боялась никаких собак!

— Усишка? — улыбнулась Лисса. — Это, должно быть, наша чумазая обезьянка.

— Точно, обезьянка. Прыгает по шкафам, катается на занавесках… Крутая она или нет, не знаю. Во всяком случае отказывается спать одна. Начинает пищать.

Он запнулся, потом, смущаясь, продолжил:

— Я с удовольствием доставлю вас сегодня куда скажете, миссис Вентворт. И вы выглядите просто изумительно.

Она в ответ махнула рукой:

— Я почти привыкла к мотоциклу.

— Типичная девчонка байкера, — согласился Джейкоб. — Не успеете оглянуться, как у нее появится харлеевская футболка и косуха.

Маленький мальчик хихикнул, и она ему подмигнула, потом присела на корточки рядом с ним.

— Я обожаю Усишку, — воскликнул мальчик. — Спасибо, что подарили ее мне. И еще вы хорошо пахнете.

— Спасибо, милый. Скажу по секрету, тебе очень повезло, что у тебя такой замечательный дедушка, — сказала она Джону. — Он такой же смелый, как и рыцари, которых ты здесь видел. Я хочу пойти посмотреть на драгоценности. Можешь пойти со мной, и-и-ли… — она протянула окончание фразы, увидев, что мальчик сделал гримаску: эта идея ему не понравилась, — ты можешь посмотреть вон на того фокусника. Мы только что видели, как он вытащил шарик у мальчика из уха.

Поднявшись, она встретилась взглядом с Ингремом.

— Что касается ошибок, на мой взгляд, это — самая лучшая ошибка твоего сына, — сказала она.

Она отошла к палатке ювелира, оставив их одних.

В ее мыслях Джейкоб уловил смутный образ ребенка. Его лицо закрыто бархатной тканью. Джейкоба словно ударили под дых. Дочь рыцаря.

Его дочь. Их дочь.

— Извини, — сказал Ингрем, одним глазом приглядывая за Джоном, который теперь был занят фокусником. — Я не хотел обидеть ее. Я просто… Ты же знаешь, что она такое, Джейкоб.

Джейкоб смотрел, как она выбирала кольца, заметил, что ювелир отступил назад, давая ей возможность все как следует рассмотреть, не пытаясь вовлечь ее в разговор. Она могла легко в случае необходимости прикинуться недотрогой. Как и ее талант соблазнения, это приносило ей даже больше пользы, нежели вампирское подчинение, когда ей нужна была свобода выбора.

— Она опасна, — сказал он тихо. — Но она скорее сама себя сожжет, чем причинит вред ребенку. Не обижай ее так больше, Элайджа. Она пригласила тебя сюда, потому что знает, что вы друзья, она пригласила тебя потому, что ты ей нравишься. Она бессмертна, неуязвима, порой жестока — но ее сердце можно ранить точно так же, как и сердце любого из нас.

Он кивнул Ингрему, взъерошил волосы маленькому Джону и подошел к Лиссе, увлеченно разглядывавшей украшения.

Его взгляд упал на кольцо с крупным сапфиром, который лежал на коленях у феи, отлитой из серебра.

Лисса прижалась сильнее к его плечу, рассматривая кольцо.

— Довольно миленькое, правда?

Он кивнул и взглянул на ювелира:

— Сколько?

Для него это было дорого. Он знал, что для Лиссы сумма была ничтожна. В ту ночь, когда он ее встретил, на ней было потрясающее ожерелье — такие драгоценности он раньше видел только в кино и на моделях. Кольцо с сапфиром стоило ему недельной зарплаты.

— Для твоей поклонницы? — спросила она спокойным голосом, но Джейкоба ровный тон не обманул. Он улыбнулся.

— Символ, моя госпожа. Можете оставить его себе или подарить кому-нибудь, если оно вам не по душе. Я просто… Я думал, что оно вам нравится.

На ее лице расцвела игривая улыбка. Она протянула левую руку.

— Посмотрим, подойдет ли оно.

Кивнув, он попытался надеть кольцо ей на средний палец. Слишком мало.

— Может, стоило бы попробовать правую руку, моя госпожа, мы могли бы…

— Я хочу на левую, Джейкоб. В конце концов, — сказала она мягко, не отпуская его взгляд, — Ты же обещал мне вечность, правда?

Она так легко могла заставить его сердце оказаться у него в горле, что он даже удивился: почему бы ей совсем не вытащить его у него из груди? Когда он надел кольцо ей на безымянный палец, оно идеально подошло, село как влитое. Он на мгновение взял ее за руку, переплетя ее пальцы со своими. Внезапно она повернулась, увлекая его за собой вперед.

— Уже почти начало турнира, не так ли?

* * *

Когда они подошли ближе, то увидели, что рыцари уже галопируют по турнирному полю — на радость собравшейся толпе. Джейкоб и Лисса отыскали свободные места в центре третьего ряда. Лисса заметила, что ее слуга непривычно молчалив.

— Все в порядке? — осторожно спросила она.

— Да, моя госпожа. Но…Господи. Чем дольше мы вместе, тем яснее я помню… В той закрытой палатке было темно и жарко. Я заметил, что вы даже не вспотели. Вы… меня раздели. Вы оказали мне честь, искупав меня. Я очень смутился, потому что… я так возбудился.

Даже учитывая, что вода была холодная — настоящее сокровище в пустыне, — это не остудило мой пыл. Вы вытерли мне ноги своими волосами…

Это был голос рыцаря. Он звучал в ее сознании, и волоски у нее на руках встали дыбом.

— Ты заснул, положив голову мне на колени, — проговорила она наконец.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее; легкий ветерок играл прядями довольно длинных светлых волос. Солнечные пятна ложились на его лицо, в короткой бородке вспыхивали золотые искорки.

— И во рту у меня остался привкус винограда. Ваше легкое дыхание у меня на лице… Почему я ушел? — спросил он, нахмурившись.

— Ты должен был сражаться. Я хотела, чтобы ты остался, но ты был человеком чести, и потому я не решилась отвратить тебя от твоего пути. — Ироничная улыбка тронула ее губы: — Мне пришлось побороться с собой. Тогда, так же как и сейчас, я не могу равняться с тобой в честности. Я не всегда играю в честные игры.

— Вы обладаете честью и чувством долга, которое превосходит честь всех рыцарей Круглого стола вместе взятых. — Со смехом поймав ее за руку, он ее поцеловал, затем снова посмотрел на поле. — Мне очень нравилось участвовать в турнирах, но лучше всего было то время после него, когда мы оставались одни. Только актеры. Это было так, как и должно было быть. По-настоящему. Иногда… воображение человека его часто обманывает, так ведь?

Я не Гидеон, сэр Бродяга. Я не собираюсь над тобой смеяться.

— Если существует такая вещь, как реинкарнация, и если они были теми, кем мы их считаем, вы, может быть, смогли бы найти Ланселота и Гавейна, возможно, даже самого Артура, где-нибудь в таком месте, как это.

— Возможно. Но я склоняюсь к мысли, что дух сильных людей не сможет жить лишь палкой тенью того, кем был когда-то. Им снова нужен будет вызов, такой же высокий, как и в прошлом. — Она взглянула на него: — Не поэтому ли ты ушел?

Герольды протрубили начало турнира.

Легким галопом на поле выехал рыцарь на лошади, укрытой красным шелком. На всаднике сверкали позолоченные доспехи. Выехав на середину поля, он поклонился зрителем, и лошадь тоже подогнула колено.

— Лорды и леди, — теперь лошадь неторопливым шагом шла вдоль бортика, а голос рыцаря эхом разносился в ночном воздухе. — Когда на небе зажигаются звезды, приходит время для особенных историй. Одну такую историю я расскажу вам сейчас. Слушайте внимательно — она никогда не звучала до этого на нашей ярмарке и никогда не прозвучит впредь. Вы также увидите что-то, чего никто никогда больше не увидит. Поэтому расскажите это вашим детям и детям ваших детей. Так создаются легенды.

Джейкоб нахмурился. Хотя с того момента, когда он последний раз был в труппе, прошло довольно много времени, он достаточно хорошо знал Терри, — если он сказал, что эту историю раньше не рассказывали, значит, так и есть.

— Однажды давным-давно, — продолжил рыцарь, — на свете жила лошадь неописуемой красоты. Судьба отдала ее в руки злых людей. Вы знаете, что зло не может вынести существования чего-либо прекрасного. Оно делает все, чтобы исказить, изуродовать красоту. Вот поэтому жестокие люди с черными сердцами обижали лошадь. Били ее. — Голос Терри становился все глубже, объемнее. — Они пытались отнять ее душу.

Непрошеный образ Рекса проскользнул в мысли Джейкоба. В ту ночь, когда он впервые увидел Лиссу, он был с Гидеоном. Смотрел издалека, как ее муж сломал ей руку. Рекс сделал это лишь для того, чтобы посмотреть на ее реакцию. Джейкоб невольно сжал нежные пальцы своей госпожи, защищая ее. Лисса с любопытством посмотрела на него, словно говоря, что она слушала рыцаря, а не его мысли. Он оттолкнул темные образы прочь, не желая, чтобы она их видела.

— Когда они подумали, что сумели ее сломать, они ее продали. Она была близка к смерти, ее красота потускнела. Испуганная, озлобленная, она сопротивлялась любому человеку, как только могла. Ей словно хотелось поскорее умереть, уйти из этого мира, который полон зла и темноты.

Но ее купил рыцарь. Рыцарь с большим сердцем, таким чистым и добрым, что он смог вылечить благородное животное терпением и любовью. — Рассказчик двинул лошадь чуть вперед медленными, нарочитыми шагами, остановившись в нескольких сантиметрах от ограды. Он заговорил тише, но его голос все равно был слышен всем присутствующим. — Этот человек не отмечал время так, как мы это делаем. Хватит ли у меня времени, чтобы сделать это сегодня? Смогу ли я сделать это прежде, чем состарюсь и поседею? Может, мне стоит заняться чем-то другим?

Она исподтишка взглянула на Джейкоба. Он наклонился вперед, язык его тела говорил о том, что он узнал, о какой лошади шла речь, но она видела, что это было еще не все. Ее чуткий рыцарь, такой умный, способный читать в душах других людей, был таким недогадливым, когда дело касалось его самого.

— Он измерял не время, а дела. И он сумел излечить ее сердце, сделав нам всем бесценный подарок. К сожалению, когда дело сделано, приходит время переходить к следующему. Поэтому через некоторое время он оставил ее в любящих руках и пошел дальше, готовый принять следующий вызов.

Теперь рыцарь заставил лошадь попятиться, повернуться к зрителям боком. Фонари, освещавшие открытые трибуны, потухли, софиты сфокусировались на входе в большой шатер. Из темноты зазвучал баритон, эхом разносясь по всему полю.

— Она стала звездой нашего представления. Все ее шрамы при ней, но мы считаем, что теперь она стала еще прекрасней, чем была когда-то. Одним своим существованием она привносит свет в наши души.

Два рыцаря вышли из шатра, держа в руках ленты, тянувшиеся за закрытый полог.

— Моя госпожа…

Лисса нашла руку Джейкоба, сжала ее.

— Сегодня рыцарь Боадицеи вернулся домой. Она не потерпит касания рук других людей, пока он здесь, поэтому ее обычный наездник не с ней. Вы все — свидетели уникального события. Мы призываем этого рыцаря спуститься с трибун и снова занять свое место в наших рядах.

Один из двух мужчин, державший ленты, откинул забрало, открыв нахмуренное, недовольное лицо.

— Хватит этой сентиментальной чуши, — выкрикнул он. — Я, сэр Джордж Кентерберийский, я хочу знать, не сдал ли он. Я хочу надрать ему задницу.

Дети засмеялись, но быстро замолкли, когда рассказчик прокричал:

— Боадицея, выйди и найди своего господина.

У Джейкоба на лице застыло такое выражение, что у Лиссы на глаза навернулись слезы.

Она не знала, хочет ли она его обнять или убежать, как можно дальше, туда, где он не сможет найти ее и успокоить.

Так что она просто смотрела со всеми остальными зрителями, как из шатра двое рыцарей вывели лошадь, чья грива и хвост были украшены шелковыми лентами. Долгие века селекции создали почти нереальную красоту средневековой боевой лошади. И хотя впоследствии андалузских лошадей вытеснили другие породы, способные нести рыцаря в полном боевом доспехе, для современных рыцарей в легких доспехах на ярмарке она была настоящим сокровищем.

Для Джейкоба она была прекрасна, несмотря на шрам на морде и отсутствие одного глаза. Еще один длинный шрам пересекал ее круп, — это был результат той жестокости, после которой она и оказалась на аукционе. Пока он пытался научить ее доверять ему, она сломала ему руку; на плече у него остались отметины от ее зубов, а на виске — след от копыта. Он так много раз оказывался в больнице, пока ее обучал, что Терри грозился пристрелить ее, чтобы не мучала ни себя, ни других. Но Джейкоб выиграл.

Боадицея застыла на мгновение, а потом царственной поступью направилась прямо к той части трибун, где сидел Джейкоб. Лебединая шея, пышный хвост, стройные сухопарые ноги… Боадицея всхрапнула и ударила копытом по доскам, отделяющим поле от зрительских мест.

— Тебе придется пойти к ней, — промурлыкала Лисса. — Я никогда не встану на пути у такой любви.

Джейкоб повернулся и прижался лбом к ее лбу.

Ты знала, что мне это было нужно.

Я люблю тебя. Я хотела, чтобы ты понял, что это для меня означает, и не важно, что произойдет в будущем.

Взяв ее лицо обеими руками, он поцеловал ее тонкую бровь. Когда он поднялся, все еще держа ее руку, рыцари закричали ему слова одобрения. Толпе это тоже понравилось. Он заметил многих актеров, которые вышли из палаток и облокотились на ограждение турнирного поля слева от трибун.

Он изящно перемахнул через ограждение. В мгновение ока Боа уже была рядом. Он обнял ее, прижавшись лицом к ее мускулистой шее. Подняв голову, он увидел, что Терри слез со своей лошади и ухмыляется, стоя рядом с ним. Он передал поводья пажу, который увел его лошадь с поля.

— Я слышал, ты пошел на содержание, — Терри заговорил громче на потеху толпе. — Я не премину насладиться обществом твоей прекрасной дамы, пока ты будешь развлекать нас — или не будешь.

— Веди себя с ней как следует, — сказал Джейкоб нахмурившись.

Терри засмеялся и, подойдя ближе, схватил его за плечо. На его лице появилось радостное выражение: — Рад снова видеть тебя Джейкоб. С днем рождения.

Джейкоб посмотрел на Лиссу, действительно похожую на сказочную принцессу в своем средневековом наряде. Пара детей придвинулась к ней поближе, чтобы дотронуться до ее юбки. После того, как она убедила их родителей в том, что это ей абсолютно не мешает, она принялась гладить по голове одну из девочек.

Боа боднула его в грудь, почти сбив с ног под хихиканье детишек. Терри и его труппа хорошо о ней заботились. Продолжали врачевать ее душу, как он и предполагал.

* * *

Когда Терри подошел к ней, Лисса подвинулась и приветливо кивнула.

— Взгляни на мои новые приобретения. — Он кивнул на оруженосцев и двух рыцарей, которые стояли, облокотившись на ограждение, и не участвовали в турнире. Они пытаются понять, кто, черт возьми, этот нарушитель, занявший место Мартина. Они, конечно, слышали рассказы про него, но они думали, что он постарше, да и с движениями у него не все так хорошо.

Песочно-коричневые волосы Терри были подстрижены в римском стиле — коротко на затылке, лицо было гладко выбрито. Руки покрыты мозолями. В его веселых светло-карих глазах Лисса увидела, что этому человеку нравится быть там и тем, где и кем он был. Он не извинялся за то, что предпочитал романтизированное прошлое пресыщенному настоящему. Он ухмыльнулся, когда лошадь опустилась перед Джейкобом на одно колено, словно приглашая его в седло. Лисса на мгновение задержала дыхание, когда Джейкоб схватился за гриву и одним гибким движением оказался в седле, а затем пустил ее шагом по кругу. Его движения легко сливались с движениями лошади. Не так давно она хотела увидеть его верхом на коне. Ее реакция на это — реакция тела, сердца и души — была такой же всепоглощающей, как она и предполагала.

— Мартин хорошо за ней ухаживает, но вы сами видите — это как день и ночь. Разница очевидна. Вам бы посмотреть на нее, когда она только здесь появилась! Самая напуганная и злобная скотина, которую я когда-либо видел.

Никто не мог с ней справиться. Только Джейкоб знал, что ее душа нетронута под всем этим. Оглядываясь назад, я думаю, что она поняла, что может ему доверять в тот самый момент, когда он до нее дотронулся. Она только немного поколотила его, чтобы доказать, что это была ее идея.

Да, думала Лисса, это именно так.

Джейкоб наклонился вперед, заговорил лошади прямо в ухо громким шепотом, работая на публику, снова становясь настоящим артистом, словно он никуда и не уходил.

— Видишь ее? Это моя госпожа. — Лошадь в ответ дернула ухом. — Хочу немного перед ней повыпендриваться. Сделай так, чтобы я выглядел впечатляюще.

Откинувшись назад, он улыбнулся Лиссе и скомандовал что-то по-испански. Лошадь пошла вперед с преувеличенной важностью. Джейкоб снова что-то произнес на испанском, и Боадицей сделала шаг вправо, влево и назад — получился крест.

Он выкрикнул новую команду. Боадицея подпрыгнула вверх, оттолкнувшись передними и задними ногами в разные стороны и заставив детишек завопить от восторга. Когда она изящно приземлилась, она сделала еще один круг, склоняя выгнутую дугой шею и помахивая гривой, словно благосклонно принимая свой успех и аплодисменты зрителей.

— Сделай это еще раз, — выкрикнули несколько детишек, заставив Джейкоба засмеяться и еще дважды выполнить их просьбу, за что он заработал взволнованное ржание лошади.

— Это боевой прием, — объяснил он восхищенной толпе. — Рыцари использовали его для сражения в узких городских кварталах. Лошадь тоже становилась бойцом.

Посмотрев на Терри, он громко спросил: — Так твой турнир все еще открыт, или вы стали неженками, попрятавшись за барьеры?

— Жду не дождусь, когда Джордж сбросит тебя на землю, — сухо ответил Терри, а дети и их родители ответили смехом и дружными аплодисментами. Взглянув на Лиссу, он заговорил громче: — Удар Джорджа подобен удару тарана, моя госпожа. Я боюсь, что от него ничего не останется. Вам бы лучше выбрать себе другого рыцаря.

Дети одобрительно закричали, когда прожекторы снова высветили песчаную арену. Джордж тронул лошадь и медленно поехал вперед, впечатлив их всех: его лошадь словно в насмешку кивала мордой в сторону Боа, как бы говоря: «Ну и что ты скажешь, тощий ирландец? Я думаю, что твои нежные косточки могут сломаться, если я сброшу тебя с этой милой лошадки».

Джейкоб на мгновение разозлился, но не смог удержаться от улыбки, увидев широкую ухмылку Джорджа. Когда он развернул Боа, чтобы принять копье от одного из пажей, он увидел, что Лисса улыбается, опираясь на руку Терри, который что-то шептал ей на ухо.

— Сударь, я предлагаю вам держаться подальше от моей госпожи, или сегодня мне придется проткнуть не только Джорджа, — заявил он. Терри ухмыльнулся, подняв одну бровь.

— Я как раз думал о том же. Она прелестна. Не могу представить, что ты хоть как-то ей полезен. Думаешь, я боюсь твоего маленького копья?

— Нет. Я думаю, ты боишься своей собственной жены.

Теперь засмеялись взрослые. Жена Терри, прелестная Беатрис, стоявшая рядом с другими членами труппы, приняла нарочито угрожающий вид, уперев руки в боки, — довольно внушительная поза, учитывая то, что одета она была служанкой из таверны.

— Твоя госпожа сообщила мне, что желает отдать сеточку с волос, украшенную драгоценными камнями, тому, кто победит в сегодняшнем турнире, — заявил Терри.

— Госпожа, повяжите мне на руку ваш платок, потому что я сразу могу сказать, что я лучший среди этого сброда! — Воскликнул Джордж.

Тем временем Лисса увидела, что еще один мужчина вышел на поле. По одежде он походил скорее на дикого пикта — на нем была лишь пара коротких штанов, а на прекрасно сложенном мускулистом теле красовались кельтские татуировки. Он подвел свою лошадь вплотную к ограждению так, что ее золотистая голова оказалась на другой стороне, и она стала мягкими губами играть с детьми. Они завизжали и отпрянули назад, но, услышав успокаивающие слова Беатрис, протянули к ней руки и трогали ее бархатистый нос.

— Варрик, — пробормотал Терри. — Божий подарок для женщин. Слишком многие женщины обращают внимание лишь на его внешность.

Лисса улыбнулась. Рассказчик, говоривший баритоном, — Терри сказал, что его зовут Элиот, — давал еще один урок истории, развлекая зрителей, пока готовили поле. — Кто-нибудь знает, как можно было завоевать благосклонность дамы?

— Я объясню, — смело сказал Варрик. Он намеренно смотрел только на Лиссу. Она подняла одну бровь, развлекаясь, — он говорил так, словно она была его единственной слушательницей. Джейкоб находился всего в нескольких метрах от него, и у него и у Боа было почти одинаковое выражение отвращения, — оба развлекали публику. Ей стало интересно, как он смог научить лошадь так делать.

— Рыцарь мог биться за честь жены благородного человека, возможно, за честь жены его господина. Если он побеждал, он мог вести себя с ней, словно муж… на одну ночь.

Форма санкционированного адюльтера, — тихо заметила Лисса для Терри. Элайджа посмотрел на нее через плечо, в его темных глазах светился смех.

— Ну, по крайней мере, мирской, — нахмурился хозяин ярмарки. — Церкви это не нравилось. Подозреваю, что проблемы начинались тогда, когда данная госпожа получала больше удовольствий от своего «рыцаря на одну ночь», чем за всю свою жизнь с законным мужем.

Когда Варрик продолжал нагло на нее смотреть, Лисса ему ответила: задумчиво осмотрела его с ног до головы. Ее глаза потемнели.

Было видно, что он вздрогнул. Тихо заржав, его лошадь начала пятиться. Джейкоб подъехал ближе и встал между ними, прерывая зрительный контакт. Он с укоризной посмотрел на Лиссу.

Я сказал Терри, чтобы он прилично себя вел, госпожа. Не думал, что это нужно было сказать и вам.

Он хлопнул Варрика ладонью по спине, выводя его из внезапного ступора.

— Поверь мне, Варрик, она действительно съест тебя на завтрак. Держись лучше трактирных служанок.

— Она может меня съесть с хреном и яйцами, — заметил Терри.

— А язычок у нее такой же милый и проворный, как и личико? — спросил рыцарь, облаченный в пурпур и белые одежды, вступая в спор. — Интересно…

Толпа взорвалась смехом, когда Джейкоб сделал выпад копьем, едва не проломив рыцарю голову.

Лисса обнаружила, что ей приятно на них смотреть, — целый отряд хорошо сложенных мужчин, осыпающих друг друга оскорблениями. Было очевидно, что этот ритуал распушения перьев был основой их соревнования между собой, что давало ему истинное напряжение спортивного события, а не фальшивый азарт развлекательного шоу.

Для начала они решили дать детям повеселиться, поиграть в кольца — зазвучали рожки и трубы. Джейкобу даже не пришлось понукать лошадь — Боадицея сама пошла в галоп.

Лисса смотрела со сжавшимся сердцем, как и другие зрители: пять мужчин поскакали на другой конец поля к четырем висящим кольцам; Боадицея опережала всех на два корпуса.

— Скорость — это уверенность, госпожа, — объяснил Терри. — Тот, кто не слишком уверен в том, чего он хочет, начнет медлить. Посмотрите на него — он управляет лошадью лишь коленями, а она полностью выкладывается. Даже без уздечки.

Они достигли конца поля. Джейкоб копьем тронул кольцо, повернул лошадь и ударил по копью Джорджа, заставив того уронить оружие. Боа галопом пошла на другую сторону поля, оставив всех далеко позади.

— Боже святый! — Засмеялся Терри. — Если бы сам этого не видел, никогда бы не поверил. Этого парня ничем не остановишь.

Джордж проревел, что ему нужно еще одно копье. Он повернулся к детям лицом, показывая, до чего он разъярен, а Джейкоб проехал у него за спиной, смешно копируя его жесты и заставляя публику смеяться. Когда Джордж обернулся, они тут же приняли серьезный и независимый вид: Боа слегка подогнула переднюю ногу, свесив челку, а Джейкоб поклонился. Джордж взглянул на них, затем снова отвернулся и вновь обратился к толпе. Боадицея пошла на месте, высоко поднимая ноги и перекрещивая их, а Джейкоб держался за ее гриму одной рукой.

Когда Джордж резко обернулся, на этот раз поймав их врасплох, Боа застыла на месте, держа одно копыто в воздухе. Джейкоб притворился, что осматривается в поисках того, что так расстроило Джорджа.

— А он очень хорош, — проговорила Лисса сквозь смех; Элайджа и Джон тоже смеялись.

— О, он великолепный актер, — согласился Терри. — Вы сделали нам прекрасный подарок, моя госпожа. Мы с удовольствием примем его обратно, пусть даже и на одну ночь. Не думаю, что у Джорджа есть шанс, но будет интересно посмотреть, как молодого выскочку приложат о землю.

Джейкобу принесли нагрудник, шлем и упряжь. Закончив одеваться, он поднял копье. Элиот позвал герольдов и, когда паж опустил флаг, лошади пошли в галоп. Джейкоб припал к шее Боадицеи с воплем, от которого кровь стыла в жилах. Джордж на коне несся на него через всё поле.

Лисса помнила настоящие средневековые турниры, когда рыцари бились с барьером и копья ломались в щепы. И вот теперь двое мужчин на мощных конях летели друг на друга, выставив копья…

Имея три знака, Джейкоб был более защищен, нежели Джордж. Она говорила себе, что копье не может пробить нагрудник — на конце копья была специальная защитная накладка.

Оба копья с треском сломались. Пажи выехали на поле, неся еще по одному копью для каждого из рыцарей. Не задерживаясь, соперники снова разъехались в разные стороны и понеслись друг на друга.

На полпути конь Джорджа споткнулся, и он выронил копье. Однако он продолжал с ревом ехать вперед. Через несколько лошадиных скачков Джейкоб выбросил прочь свое собственное оружие. Когда лошади столкнулись грудь в грудь, Джордж выбрался из седла и поставил на него ногу, готовясь прыгнуть на Джейкоба.

Они с грохотом упали по другую сторону от лошади Джорджа — сплошной клубок из рук и ног. Лисса вскочила на ноги. Терри снова усадил ее на место.

— Первое, чему учатся актеры, — это падать, моя госпожа. Не волнуйтесь.

— Так это не… Настоящее — не то слово, которое ей было нужно.

Словно соглашаясь с этим, Терри пожал плечами:

— Джордж и Джейкоб давно соперничают. Они словно выбивают друг из друга гордость. Из этого получается неплохое шоу, это уж точно.

Когда рыцари наконец разошлись, пажи выбежали на поле с длинными мечами. Детишки наслаждались вовсю, стояли и выкрикивали имена своих фаворитов. Джон точно так же хлопал в ладоши и кричал, топал ногами. Элайджа крепко держал его за рубашку, чтобы он не упал, хотя она заметила, что обычно невозмутимый водитель лимузина громко кричал в поддержку Джейкоба наравне со своим внуком.

К тому времени, когда пажи поднесли мечи, оба мужчины уже сбросили доспехи и шлемы. Громкий звон мечей раздавался на залитой светом арене, облака пыли вылетали у рыцарей из-под ног. Джордж крутанулся вокруг себя и ударил, Джейкоб парировал, делая шаг вперед. Никто, казалось, не имел превосходства, хотя Джейкоб пару раз пропускал удары и едва успел уклоняться от меча Джорджа — он свистел у него прямо над головой. Сердце Лиссы снова ушло в пятки.

Дети охали и ахали, когда Джейкоба сбили с ног — он перекатился и снова встал. Когда Джордж пошел на него, замахиваясь мечом, Джейкоб обманул его финтом, ударил кулаком в челюсть и подставил подножку. Джордж запнулся и полетел в пыль — Джейкоб оказался сверху и приставил острие меча к его горлу. Через мгновение он отпрянул, отошел на пару шагов, поклонился и стал ждать следующего шага Джорджа.

— Я сдаюсь, — сказал Джордж громко, печально улыбаясь. На трибунах послышались приветственные крики и стоны, — в зависимости от того, какого рыцаря поддерживал ребенок.

Ухмыльнувшись, Джейкоб помог Джорджу встать, и они обнялись. Джордж сказал что-то, от чего Джейкоб коротко засмеялся. Он потирал руку, показывая, что удар меча Джорджа вполне мог повернуть колесо удачи в его пользу.

Затем ее слуга повернулся и нашел ее глазами в толпе. Ждал, что его госпожа оценит его победу в поединке. Физический и эмоциональный ответ накатили на нее словно волна, заставив ее резко и глубоко вздохнуть, словно от острой боли. Когда он двинулся к ней, его глаза словно впитывали всю ее, она хотела съесть его живьем, не обращая никакого внимания на впечатлительную публику. Стараясь заставить сердце стучать медленнее, она перенесла свое внимание с его лица на широкие плечи, на пропитанную потом тонкую ткань туники. На то, как умело он держал меч, словно тот был продолжением его руки. На грацию и силу его тела, когда он шел к ней.

Если она хотела заставить сердце биться медленнее, не стоило ей на него смотреть.

Боа без поводьев шла рядом с ним. Когда они подошли к ограде, дети уже лезли вперед под неусыпным надзором актеров. Когда Боа наклонила голову, позволив себя погладить, Джейкоб положил руку ей на шею.

— Моя госпожа, — заговорил он. — Получил ли я ваше расположение? Достоин ли я?

Даже больше, чем ты думаешь. Лисса, однако, поднялась, встряхнула волосами:

— Я не знаю. Возможно, не умением выиграл ты бой, но удача сопутствовала тебе. Вторая лошадь споткнулась, что стоило ее наезднику копья.

Зазвучали крики одобрения и недовольства. Джейкоб положил руку на сердце, словно он был ранен и отступал под натиском смеха.

— А что скажете вы все? — выкрикнула она. Дети немедленно начали выражать свое мнение, а Терри был у них заводилой, выкрикивая «Достоин! Достоин!». Джордж в ответ злобно оскалился и закричал, что не согласен, размахивая руками и пытаясь заставить их всех замолчать.

Джейкоб поднял бровь, когда они, наконец, успокоились.

— Кажется, они сильнее верят в меня, чем моя госпожа.

Я слишком сильно верю в тебя. Из-за этого я за тебя боюсь.

Эту свою темную мысль она скрыла от Джейкоба, она оперлась на предложенную Терри руку и спустилась вниз по трибунам, пока не оказалась перед своим рыцарем. Сняв украшение с головы и поднеся его к губам, она повязала его ему на руку, задержав руку на рукаве его туники, чтобы почувствовать его мускулы. Когда публика завопила от восторга, она услышала одобрительные возгласы Джона и свист Элайджи. Джейкоб поправил локон, выпавший из ее прически.

— Счастливый шарф, на нем вкус ваших губ. — Его живые голубые глаза сосредоточились на ней. — Что мне сделать, чтобы оправдать такую честь? Убить дракона? Возглавить армию?

Откажись делать все, даже у меня на службе, если это может отвратить тебя от меня или заставит тебя любить меня меньше, чем ты любишь меня сейчас.

Она поцеловала его прямо в удивленно раскрытые губы прежде, чем он смог как-то отреагировать на ее мысль, которая прозвучала у него в голове так же ясно, как если бы она произнесла ее вслух. Она знала, насколько он волнуется о том, что ему предстоит сделать для нее на следующей неделе, знала, что ничем не могла ему помочь. Он был прав. Ей нужна была кровь. Возможно, со временем она стала бы как Карнал и начала бы вести преступную жизнь. Но, учитывая ее силу, зная, что болезнь могла сделать с ее эмоциональным контролем на последних стадиях, она не могла рисковать, подвергая себя воздействию крови злого человека.

Ничто не заставит меня любить вас меньше, госпожа. С каждым днем я люблю вас все сильнее. Сколько раз мне еще вам повторять, что моя жизнь в ваших руках?

 

12

Джейкоб наблюдал, как Карл Ронин вышел из дорогого суши-бара и пожелал своим друзьям спокойной ночи. Подняв воротник куртки, он медленно побрел вниз по вымощенной улице, ведущей в городской квартал любителей искусства. Это напомнило Джейкобу, что не далее как в шести кварталах отсюда располагался салон Эль дар, где он убедил госпожу взять его в слуги. И сегодня он столкнулся с самой сложной частью своего служения.

Он будет просто стоять и смотреть, как она заберет жизнь человека, который не заслужил, чтобы смерть настигла его так рано. А затем Джейкоб избавится от тела. Он знал, что Карл работает в рекламном агентстве и выбирает между двумя девушками. Если бы он женился на одной из них, это спасло бы ему жизнь — Лисса не рассматривала женатых мужчин в качестве кандидатов на свою ежегодную жертву. Джейкоб знал, что у Карла две собаки, а в своем завещании он указал, что в случае его смерти их следует отдать его старинному армейскому приятелю. В нескольких минутах ходьбы от этого бара у него была квартира, куда он наведывался дважды в неделю.

Он понятия не имел, что сегодня его жизнь оборвется.

Его госпожа явилась из тени так стремительно, что Джейкоб даже не понял, откуда именно она пришла. На ней было коктейльное платье и шаль, словно она только что вышла с вечеринки. Она спросила Ронина, как пройти в маленькое бистро (неподалеку от его квартиры), и они пошли вместе — он предложил проводить ее. Ее рука почти незаметно подвинулась к его руке, привлекая его внимание. Она уже начала применять феромоны. Очевидно, решила не тянуть, боясь, что что-нибудь пойдет не так, как было задумано.

Член Карла поднялся, натянув ткань брюк, и Джейкоб знал, что бедняга уже потерял голову от своей прекрасной спутницы. Засмеявшись над какими-то его словами, она схватила его за локоть, очевидно, оступившись на высоких каблуках. Он естественным жестом обхватил ее за талию. Когда она взглянула на него сквозь завесу ресниц, Джейкоб был уверен: Карл считает, что сегодня на него сыпятся звезды с неба.

Феромоны делали свое дело. Когда рука Карла соскользнула ниже, на верхнюю часть ее ягодиц, она еще крепче прижалась к нему, открывая для него великолепный вид на ложбинку между грудей.

Он должен был бы чувствовать только симпатию к этому человеку, радоваться, что перед смертью он может насладиться прекрасным женским телом. Вместо этого Джейкоб старательно подавлял в себе желание сломать ему пальцы за то, что он прикасался к его госпоже. Господи Иисусе, ревновать к человеку, который вот-вот умрет, который был под влиянием химических веществ, похожих на наркотики…

В сравнении с прошлыми годами сейчас она торопила события. От Томаса он узнал, что раньше она наслаждалась жертвой, проводя с ней большую часть вечера, получая плотское удовольствие, давая ему чувственное наслаждение. Она не использовала феромоны и принуждение вплоть до самого момента убийства.

Он достаточно знал о других вампирах, помимо его госпожи, — игры с жертвой удовлетворяли страсть вампира к контролю и власти над жертвой. Держать жизнь в своих руках, прежде чем уничтожить ее. Точно так же, как она мягким движением влажных красных губ задувает свечу, оставляя комнату в полной темноте.

Они хищники, а не последователи зла. Он вспомнил свои слова, обращенные к Гидеону, и прибег к ним, чтобы привести в равновесие свои собственные мысли. Все хищники, хотя и должны убивать, чтобы выжить, наслаждаются самим процессом убийства, за неимением лучшего выражения. Натура хищника такова; она складывается из власти и господства. Он верил госпоже, когда она говорила, что забирает одну жизнь в год для того, чтобы выжить; но она, пожалуй, не может не получать удовольствия от самого процесса.

Господи, да что с ним такое? Она собиралась забрать жизнь человека, чтобы самой жить дольше, не ради каких-то эгоистичных причин, а потому что знала: жизни вампиров на ее территории и вся структура вампирского общества зависели от того, как долго ей удастся поддерживать иллюзию своей силы. Это он понимал. Но не мог бы Карл быть так любезен и убрать свои чертовы руки с ее задницы?

Тебе никогда не будет нравиться, как я на тебя гляжу…

Он закрыл глаза. Он очень хотел пережить все это, чтобы иметь возможность действовать, сделать что-нибудь, а не просто сидеть на месте и думать о том, что должно случиться. Когда она повернула за угол, он завел машину и выехал из боковой улочки. Они срежут через парк. Она увлечет Карла в тень деревьев. К тому моменту он будет хотеть только одного: оказаться внутри нее. А она его укусит.

Она открыла ему свои мысли, чтобы он мог следовать за ней. Карл пошутил, причем неплохо, о том, что приличная девушка может повстречать ночью в парке. Джейкоб заметил, что Карл оглядывался. Он был готов защитить ее, женщину, которую встретил всего несколько минут назад, потому что был воспитан как джентльмен. Рыцарь.

Джейкоб заметил, что она не задает Карлу никаких личных вопросов. Она поддерживала разговор о каждодневных вещах, о баре, из которого он только что вышел, о красоте ночи, о том, как далеко его квартира…

* * *

Вытянув руку, Лисса погладила Карла Ронина пальцами по щеке.

— Ты, может быть, слишком хорош, — пробормотала она.

Он удивленно поднял бровь:

— Так скажи мне, что мне сделать, чтобы не быть таким хорошим.

Она улыбнулась:

— Поцелуй меня.

Лисса наклонила его голову к своей, встала на цыпочки, а он взял ее лицо обеими руками, закрыл глаза и прижался губами к ее губам. Он не торопил события, демонстрируя искусство хорошего, опытного любовника. Прижавшись к нему, она потерлась животом о его возбужденный член, показывая ему, чего именно она хочет. Когда он прервал поцелуй, подняв голову, она сосредоточилась на его горле, — лизала его, чуть покусывала. Его руки крепче сжались у нее за спиной, ладони двинулись вниз, чтобы сомкнуться у нее на ягодицах и обнаружить, что, кроме чулок, на ней под платьем ничего не было.

— Господи, — пробормотал он, — да ты прямо подарок небес.

— Или ада, — сказала она мягко. Когда он улыбнулся ей в волосы, Лисса почувствовала, как от этого движения натянулись волосы у нее на виске. Она проколола клыками его кожу, мягко и легко, сильнее прижала его к себе за талию, когда он дернулся от испуга. Она впрыснула полную дозу феромонов ему в кровь, поэтому его тревога быстро прошла, исчезла, словно ее никогда не было.

Он застонал, дернулся в ее руках, поток нес его к жесткому, тяжелому оргазму, по штанам поползло мокрое пятно. Она делала ему массаж сквозь одежду, давая возможность получить полную меру удовольствия, а сама начала пить.

— Я… Господи, прости… О боги…

— Шшшш… еще будет время. Дай мне только до тебя дотронуться…

Лисса одну руку положила ему на голову, а другой приподняла его челюсть, задрав ему голову. Она встала на цыпочки, запустив пальцы ему в волосы, чтобы держать его еще крепче.

* * *

Хотя он знал, что в этом не было никакого смысла, Джейкоб снова закрыл глаза, жалея, что не может точно так же перекрыть и поток образов.

Боль. Такая мучительная, что он думал, что как-то связан с разумом мужчины; Джейкоб знал, что, когда тебе сворачивают шею, это не так уж безболезненно, как всегда считалось. Но это боль принадлежала не Карлу Ронину. Это была боль Лиссы. Ослепляющая, она пронеслась через ее сознание так быстро и жестоко, что она не смогла закрыться своими щитами, — такого раньше с ней не случалось. Джейкоб сполна почувствовал ее в висках, в животе, словно там угнездился паразит с острыми зубами, которого часто показывают в фильмах про пришельцев; он словно прорывался наружу. Вспышка света…

— Щиты, госпожа… — Он вышел из машины и пытался бежать, хотя едва мог видеть, его ноги заплетались.

— Госпожа… щиты. Так я смогу… вам помочь…

Он прошипел это сквозь зубы, услышал ее крик, крик агонии. Адреналин ударил по нервам, чуть притупляя боль. Его воля спешила ему на помощь сквозь кровавую дымку, его разум твердил, что все это лишь в его голове. Она испытывала боль, не он. Только в самом конце боль будет настоящей, потому что он умрет вместе с ней. А этот момент, черт его побери, еще не настал.

Но его госпожа не издала ни звука. Неважно, как сильно она страдала — а это он видел, — она не проронила ни звука. Так дикое животное молчит, если не хочет привлечь внимание другого хищника. Оно кричит только тогда, когда хочет, чтобы другой хищник прекратил его страдания, а не продлевал их.

Как-то она все же его услышала. Внезапно боль ушла, словно выключили лампу стробоскопа, тошнота в последний раз накатила липкой волной, прежде чем исчезнуть. Его шаги стали шире — он поднимался на холм с небольшой рощей деревьев; они специально ее выбрали из-за уединенного расположения.

Лисса свернулась на земле. Волосы у нее растрепались, платье смято и испачкано кровью. Когда она подняла голову, лунный свет отразился от ее клыков и красных глаз — ярче всего они светились, когда она насыщалась. Даже с такого расстояния любой бы понял, что она не человек.

Он увидел, что рука Карла прижата к ране на шее. Кровь окрасила воротник в ярко-алый цвет. Карл медленно поднял голову, его глаза расширились, когда он увидел ее клыки.

Он отшатнулся, запнулся, побежал.

Взгляд Джейкоба метался между ним и его госпожой. Ее голова упала на грудь, она вся тряслась. Силы, очевидно, оставили ее: руки подогнулись, и она упала на бок. По телу прокатывались судороги, но даже в таком затуманенном, наполненном болью сознании она нашла в себе силы заговорить с ним.

Отпусти его. Это не имеет значения.

Обновляющая кровь ежегодной жертвы в сочетании с третьим знаком дали бы ей больше времени, снова бы сделали приступы реже. Дали бы ей больше времени, чтобы защитить свою территорию. Возможно, дали бы ей время что-то изменить. Даже найти лекарство. Дебра говорила, что Брайан считает — они приближаются к разгадке.

Что-нибудь, все, что угодно, если это даст ему время побыть с ней. Он чувствовал, что его душа словно висит на волоске, но не знал, какое решение спасет ее или отправит прямиком в пекло. Он поклялся защищать ее ценой своей собственной жизни. И она только что освободила его от этой клятвы. Но она также сказала ему, что на первом месте для него должно стоять ее желание защитить ее подданных, ее территорию.

Отпусти его…

Его внимание снова переместилось к ней — она свернулась на земле и страдала от боли. Его госпожа.

Его ноги начали двигаться даже раньше, чем мозг это осознал. Подтянутый, сильный мужчина несся, едва касаясь мягкой травы парка, где ясными днями играли дети, где встречались влюбленные, куда люди приходили, чтобы полежать на пледах и выпить вина. Люди приносили с собой книги. Пожилые женщины кормили голубей, а бизнесмены в обед читали газеты.

Нее это не имело отношения к тому, что происходило сейчас, — сейчас парк принадлежал созданиям ночи.

Он надеялся, что Карл не увидит его, но инстинкт самосохранения придал тому сил. Когда Джейкоб вышел из-за деревьев меньше чем в шести метрах от него, Ронин выругался и ускорил шаги. Паника заставляла его нервничать, но приток адреналина придал ему такую скорость, о которой он сам, наверное, никогда не мог помыслить.

Но Джейкоб его все равно догнал.

Лисса приподнялась, опираясь на трясущиеся руки, в тот момент, когда ее слуга свалил Карла Ронина на землю, словно волк, который заваливает оленя на колени, ухватив его за шею. Сначала он ткнул Карла лицом в траву, поставив колено ему на спину. Прежде чем Карл смог выговорить что-то кроме сдавленной просьбы о пощаде, Джейкоб рванул его голову вверх обеими руками. Одним резким и сильным движением он свернул ему шею, сломав позвоночник. Достаточно для одного короткого, отчаянного вскрика. Меньше секунды времени, — но крик отдавался по парку эхом, как по каньону.

Этого Томас для нее сделать не мог. Будь даже у него сила и навыки бойца, она не была уверена, что он сделал бы это для нее. Из всех слуг, что были у нее на протяжении ее долгой жизни, никто бы не смог этого сделать. Рекс бы смог, но для него это значило не больше, чем просто выбрать кусок мяса на рынке. Там жизнь этого существа была словно аккуратно упакована в целлофан.

Джейкоб поднялся на одно колено, тяжело дыша, хотя она знала, что это не из-за физического истощения. Ее голова пульсировала от боли, слишком сильно кружилась, чтобы она могла читать его мысли. Она сомневалась, что у нее хватило бы смелости сделать это, даже если бы она могла.

Он поднял Карла на руки и быстро принес его тело Лиссе. У него тряслись руки, когда он опускал его на траву рядом с ней, держа его голову руками, словно в колыбели. Он прикрыл ему глаза.

— Моя госпожа. Вы сказали, что вам нужно пить в течение нескольких минут после его смерти. Пейте. Это должно облегчить вашу боль.

А что облегчит твою?

Ей нечего было сказать. Ничего она не сказала и тогда, когда Джейкоб опустился на землю, положив плечо и голову мужчины себе на бедро, держа шею Карла под более удобным для нее углом, чтобы она смогла легче дотянуться до крупных артерий. Лисса запустила клыки в ранки и сделала большой глоток, наполняя рот теплой, все еще живой кровью. Несмотря на свои страдания, она заставила себя это сделать, зная, что Джейкоб прав. Она заставила себя отказаться от всего остального и

сделать то, что должна. Как поступил он.

Я знаю, ты думаешь, наш вид уступает вашему… Письмо Томаса словно насмехалось над ней, заставляя сплюнуть кровь и вызвать рвоту. Но она этого не сделала.

Она почувствовала мокрую от пота ладонь Джейкоба — руку, которая только что отняла жизнь человека, — у себя на затылке. Погладил, затем схватил, сжал еще сильнее, пока она продрожала вытягивать кровь из тела. Его рука следовала за движениями ее головы, пока она пила. Влажные, теплые капли падали ей па щеки, на виски, она чувствовала, что он содрогается, борясь с безмолвными рыданиями. От этого тело Карла мелко двигалось, словно он был еще жив. Она не прекратила пить и не подняла глаза, зная, что Джейкоб этого не хотел бы. Говорить было не о чем. Ей пришлось это сделать, чтобы выжить, а он помог ей сделать это, потому что поклялся ей служить.

Этого она не забудет, хотя Джейкоб всю жизнь будет желать именно этого.

Словно он был вампиром, ищущим ее благосклонности; он доказал свою силу и мощь, помогая ей с ее ежегодной жертвой. Принес ее ей, словно партнер.

Эти опасные мысли заползли в ее разум, но время принадлежало ей, смерть и она — в полной силе, не боящаяся ничего и никого. Было тихо, сверчки и лягушки молчали. Запах крови висел в воздухе, и хищник был настороже. Ее головная боль прошла, словно ничего и не было, словно приступ и не забрал у нее все силы так, что нельзя было закончить начатое. Тошнота тоже прошла. Жизненная сила, полученная от ежегодной жертвы, бурлила в ней. Даст ли она ей то, чего она хочет? Должна дать. И, что самое важное, поможет ей пережить этот момент.

У ее слуги не было никаких связных мыслей в тот момент. Только лишь ураган ярости, горя и отчаяния. Необходимость что-то контролировать, уравновесить свой мир, который летел ко всем чертям. Как и в ту ночь с Мелиндой, но гораздо сильнее. Древние инстинкты клубились близко к поверхности сознания, и буря энергии, бушевавшая в ней, отвечала на них с дикой, животной готовностью. Когда жизнь и смерть шли рядом и смерть побеждала, у смертных возникала неизбывная потребность сделать что-нибудь, сопротивляться ей. Бессмертные, напротив, подходили как можно ближе, впитывая ее энергию.

Поднявшись на ноги, она отряхнула платье, сняла заколку с волос, расчесала их пальцами и убрала с лица назад, прогнулась, обнажая горло так, чтобы на него упал лунный свет. Она знала, что бледность ее горла и ее поднятые груди привлекли его внимание, хотя руки все еще были стиснуты на теле, лежавшем у него на коленях.

— Джейкоб. — Их взгляды встретились. Она протянула руку. — Иди ко мне, милый.

Она сделала шаг назад, потом еще, уходя глубже в тень деревьев, когда он поднялся ей навстречу. Он неотрывно смотрел на нее, его глаза сверкали, светились такой жаждой жизни и внутренними противоречиями, — она подумала, что у него, наверное, есть способность вырабатывать электричество. Он разжал и снова свел руки вместе, его тело было еще в напряжении, его разум спорил с телом и темной стороной его души о том, что именно ему было нужно в данный момент. Чего он страстно желал.

Основы. Связи.

— Так как сегодня ночью ты принес мне мою жертву, словно ты мой партнер, — сказала она мягко, — я предлагаю тебе права партнера. Я сдаюсь на твою милость. На твою волю.

Он откашлялся, провел рукой по лицу.

— Ах ты… — невнятно проговорил он. — Я не могу… Мне нужно позаботиться о нем. — Его глаза, однако, говорили совсем о другом, с жадным желанием осматривая ее тело, говоря о его жажде, которая электрическими разрядами прокатывалась по ее коже, словно он ее слегка покусывал.

— Мы это сделаем. Вместе. Я ничуть не умаляю его жертвы, Джейкоб. Но ты мне нужен. Я хочу тебя. Сейчас. Прямо сейчас.

— Правда? — Его голос изменился, стал отрывисто мягким и мертвенным; она чувствовала остроту его внимания, как укол клыков. — Только что вы говорили, что подчинитесь мне. Теперь приказываю я.

Она спустила бретельки платья с плеч и стояла перед ним обнаженная.

— Прочь. Все прочь. Даже драгоценности.

Она подчинилась, нагнувшись и спустив чулки один за другим, сняв серьги и ожерелье, беззаботно уронив их на нейлон, словно они не стоили ни гроша. Она знала, что это еще больше его воспламенит. Ее волосы разлетелись по плечам, по кончикам грудей, она перебирала пальцами густые пряди.

Он начал дышать быстрее, тяжелее, словно долго бежал. Когда она вздрогнула, его глаза потемнели:

— Вы боитесь меня, госпожа?

Там, где он не мог перебороть ее силой, он мог сделать это эмоциями. Он мог сделать ее абсолютно беззащитной, мог заставить ее молить о пощаде, хотя она знала, что в теперешнем его состоянии в его душе пощаде места не было.

— Да, — прошептала она.

— Хорошо, — сказал он и подошел к ней ближе.

Поцелуй получился жарким и грубым. Его руки сомкнулись на талии: он не собирался быть нежным, хотя его грубость только сильнее ее возбуждала. Он сжал объятие, доставит ей одновременно с наслаждением и боль. Моя, говорило его грубое касание. Его пальцы щипали ее сосок, и, когда он перегнул ее через руку назад и губами схватился за другой, он сильно ее укусил, заставив вскрикнуть.

Он опустил ее на землю, упав на одно колено, — она оказалась в ловушке между его ног. Когда она попыталась подняться и дотронуться до него, он схватил ее за запястья и связал их ее чулками, от локтей до ладоней. Одной рукой он закинул ее руки ей за голову, а другую освободил для того, чтобы просунуть пальцы ей во влагалище и дразнить ее. Он пробормотал какое-то ругательство, когда она раздвинула трясущиеся колени, открываясь ему. Она понимала, так, как не мог понять он сам, что сквозь него с ревом проносилось что-то пугающее, что-то, от чего можно избавиться, только избив ее как следует, — ее, вместилище всех его грехов. Она с удовольствием приняла бы их на себя.

Он снял с себя джинсы и рубашку, превратившись в бледное обнаженное потустороннее создание, — такое же, как и она сама в лунном свете. Немного крови Карла попало ему на горло возле воротника. Еще одно пятно ниже, на груди, говорило о том, что кровь пролилась на рубашку. Ее влагалище спазматически сжималось в ожидании, но ей следовало бы знать, что его гнев еще не утих. Он схватил ее за голову и глубоко вошел ей в рот. Одной рукой он держал ее за запястья, так чтобы она не могла контролировать его движения.

Когда он вошел ей в горло, ей пришлось расслабить мышцы и подавить рвотный рефлекс. Раньше она сама выбирала способ, но никогда до этого ей не приходилось делать это по его воле, и теперь ей было ясно, почему он хочет, чтобы сейчас это было именно так. Чего она не понимала, так это почему у нее такая сентиментальная реакция на грубое поведение, но рациональным это, с другой стороны, и не должно было быть. Они были больше животными в данную минуту, чем человеком или вампиром, подчиняясь какой-то древней необходимости подтверждения своих прав и связи. Это была война власти и подчинения, в которой она отдала ему бразды правления, да так умело, что и сама не понимала, предложила ли она ему их сама или он отнял их силой.

Она была готова, она ждала его. Она стонала, покусывая его клыками, даже тогда, когда она лизала, сосала и проводила по нему языком, чтобы почувствовать его солоноватый вкус. Пока она проделывала это, он протянул руку назад и слегка потер ее клитор, заставив ее свернуться от его прикосновения, стонать от желания.

— Работайте лучше, госпожа. Я могу войти вам в рот, заставить проглотить все, умолять, чтобы я вас трахнул.

От этой мысли ее влагалище конвульсивно сжалось, дикая часть ее хотела с ним бороться, хотела восстать против него. Но когда она попыталась поднять руки, он снова прижал их к земле, посмотрел на нее почти с угрозой, словно говоря, что если она его расстроит, он использует силу. Это лишь обострило ее желание. Она не знала, делал ли он это, чтобы еще больше растревожить душу, или чтобы использовать этот огонь для того, чтобы прижечь язву, оставшуюся на сердце после сегодняшнего вечера. Она перестала думать об этом, потому что он просто был ей нужен. Жажда крови и физическое влечение так плотно переплелись что ее тело уже не могло их больше сдерживать. Она давно уже прошла яркую точку оргазма и находилась теперь на самом острие чего-то, что было гораздо сильнее и сотрясало их обоих.

Его член пульсировал у нее во рту, пальцы все сильнее сжимались на ее запястьях, говоря ей о том, что он приближался к развязке. Она постаралась это ускорить, начиная двигаться интенсивнее, прокалывая клыками его кожу, слегка, только лишь для того, чтобы он не вышел, не испытав боли, — довольно эффективный прием.

Он просунул пальцы ей в уголки рта, большими пальцами нажав на горло и заставив ее открыть рот. Тонкие струйки крови отмечали места, где она прокусила кожу.

Подняв ее ноги, он сам сел на пятки и положил ее бедра себе на колени. Выпрямил ее ноги и положил на свое плечо, держа их вместе одной рукой. Опустив ее, он направил свой член ей в зад, безжалостно насаживая ее, входя туда, куда она никогда не позволяла ему входить, за исключением той ночи с Гидеоном. Даже со смазкой из ее слюны и выделений из влагалища ему приходилось постараться, особенно учитывая позу. Она задохнулась, когда он вошел в нее, почувствовала его толщину, в горле клокотали звуки боли. Но сюда примешивалось и желание — ее влагалище сжималось в ожидании, желая, чтобы он оказался именно там, а не где-то еще.

Он заговорил сквозь сжатые зубы, еще глубже проникая в нее:

— Нет. Сегодня я буду заниматься только вашим задом, напоминая вам о том, что вы моя. Только моя.

В темноте его глаза казались почти черными, а лицо, казалось, состояло только из острых углов. Он начал двигаться внутри нее — сильнее и жестче прежнего. Его присутствие надолго сохранится там, в независимости от всех ее способностей к излечению. Она будет от одного воспоминания содрогаться от желания, хотя боль будет заставлять ее думать о том, что именно он хотел заставить ее понять. Он убил ради нее. Служил ей. Он принадлежал ей. Он так глубоко во всем этом увяз, что теперь это походило на зеркальную стену: она настолько же принадлежала ему, насколько он принадлежал ей.

— Скажи мне, что я делаю тебе больно, и тебе это нравится, скажи, что хочешь, чтобы я заставил тебя кончить.

Она откинула голову назад, все ее тело двигалось в его ритме, одновременно и борясь с ним, и отвечая ему помимо своей воли.

— Ты это скажешь. Назови меня так, как никогда до этого не называла. Сегодня ночью… по крайней мере… Чтобы я знал, что это правда.

Она дрожала, но покачала головой, хотя вся сжалась в ожидании. Несмотря на боль от его резких толчков, его слова толкали ее к тому, чего он так отчаянно желал.

— Я никогда не перестану служить вам, моя госпожа. Но вы должны мне это сказать. — Он опустил руку, нашел большим пальцем ее клитор, а остальные четыре пальца погрузил в нее.

Она закричала, но его дьявольские знания все еще не давали ей получить оргазм. Разговаривая с ней, он не давал ей продвигаться дальше.

— Пожалуйста… Пожалуйста… Дай мне…

— Скажи это или ничего не получишь. Ничего тебе не будет, пока не скажешь.

Он был человеком. Человеком. Но он сделал то, чего никогда не делал для нее ни один вампир или смертный. И не только сегодня.

— Я не могу…

— Можешь. — Он был безжалостен настолько, насколько мог сам себе это представить. Он мимоходом ущипнул ее за клитор — по ее телу прокатился спазм, по силе схожий с оргазмом. — Говори, и, черт тебя возьми, когда будешь говорить, смотри на меня.

Она открыла глаза, встретилась с его яростным взглядом. Посмотрела на твердую линию его подбородка, на волосы, разметавшиеся по широким плечам, широкую грудь. Он нависал над ней на фоне облачного, беззвездного неба. Единственными звуками ночи были ее стоны и его хриплое дыхание. Он задвигался чаще, получая удовольствие, но не давая ей его получить.

— Господин. — Это был едва слышный шепот, вырванный откуда-то глубоко из ее души. — Она не давала туда доступа ни Рексу, ни кому бы то ни было еще. Она никому еще не доверяла до такой степени, чтобы отдать свою душу.

Он закрыл глаза, на его лице читалась такая буря эмоций, что у нее перехватило горло, она едва могла говорить. Но она все-таки произнесла это, хотя и заставила его снова открыть глаза, сжав его внутренними мускулами:

— Господин, — повторила она. — Позвольте мне служить вам так же хорошо, как вы служили мне. Всегда.

С выражением, которое было смесью яростного торжества и абсолютного отчаяния, он начал ласкать ее большим пальцем, начал двигать рукой внутри нее.

Словно приливная волна ударила ее, волна, которую не засекли радаром, которая поднялась совсем недалеко от берега, пока не стало слишком поздно. По ее телу словно прокатывались землетрясения, усиливавшиеся, когда он в нее входил, — так резко, что она была уверена, — он просто порвет ее, но ей было абсолютно все равно. Физические раны она залечит за несколько секунд, но брешь в ее душевной обороне, которую она так долго и старательно создавала, останется навечно. Отныне лишь он стоял между нею и всем остальным миром. Захватчик и завоеватель станет защитником и покровителем.

Кем он и был всегда.

 

13

Они поедут в Майами, чтобы сесть на чартерный рейс до Южной Америки, где будет собрание Совета. И хотя они могли пролететь весь Путь, Джейкоб знал, что вампиры терпеть не могут летать. Он не знал почему — может, потому, что это похоже на большой гроб, или потому что они отрываются от земли, — но ему пришлось договориться с мистером Ингремом, чтобы он отвез их во Флориду.

Они выехали днем; лимузин с затемненными стеклами подогнали к дому, и Лисса забралась в него, натянув кепку, чтобы добраться от дома до машины. Бран стоял у ворот и смотрел, как они уезжали. Он собирался последовать за ними по подъездной дорожке и неохотно подчинился приказу Лиссы остаться у закрытых ворот.

Когда они выехали, она повернулась и посмотрела на собаку через заднее стекло, приложив к нему руку, словно дотрагиваясь до его покрытой шерстью морды и гладя его собратьев, тоже пришедших их проводить. Джейкоб накрыл своей рукой ее другую руку, успокаивающе стиснув ее. На самом деле, внезапный порыв Лиссы его испугал.

Мы подготовились, как только могли, госпожа. Все будет хорошо.

Она улыбнулась ему отсутствующей улыбкой: он понятия не имел, о чем говорит, ведь он никогда раньше не присутствовал на собрании совета. Об этом он с ней, конечно, спорить не мог. Им предстояло провести три дня в обществе более чем двухсот самых могущественных вампиров мира. Большинство из них были верховными правителями своих земель и господами целых регионов, хотя должны были присутствовать и другие — лорд Брайан, например, приглашенный из-за его положения. Политическая ситуация и перепалки будут нешуточными. И помимо множества других жизненно важных проблем ей придется убедить Совет дать постоянное убежище на ее территории вампирам, которым она покровительствовала, и не возбудить подозрений касательно своего здоровья.

После убийства Ронина прошло две с половиной недели. Ее силы и жизненная энергия, казалось, возросли, болезнь не прогрессировала, но недавно он заметил, что она спит не только днем, но пару часов дремлет ночью. Она объяснила, что хочет как следует выспаться перед Советом, но он знал истинную причину. Она снова ждала, когда на нее накатит слабость.

Словно неисцелимый больной, так долго ждавший лечения, что оно не принесло ожидаемого результата, она не обрела должного эффекта от третьего знака и ежегодной жертвы, который получила бы, случись это не несколько недель, а например, полгода назад. Ему нужно было послушать Томаса и раньше прийти ей на помощь.

Не надо волноваться о том, что уже невозможно изменить, Джейкоб. А ежегодная жертва на самом деле сильно помогла. Я сейчас просто накапливаю полученную энергию. Не бойся.

* * *

Они сошли с частного самолета, приземлившегося на узкой посадочной полосе. Они были где-то в Чили или Аргентине, а больше он почти ничего не знал о том месте, где должно было произойти собрание вампиров. Крепость, где они собирались провести ежегодную встречу, находилась в уединенном месте, — до нее еще час ехать на внедорожнике. Лисса сказала, что это частный пляж где-то на побережье, в окружении девственных лесов.

Она объяснила, что сам курорт принадлежал лорду Мейсону; Джейкоб знал, что это один из старейших вампиров. Его редко видели, жить он предпочитал в одиночестве, в пустынях Саудовской Аравии. Он, однако, предложил свою территорию для проведения Совета, очевидно, не намереваясь на нем присутствовать, но в то же время не желая его игнорировать.

У отношений Мейсона и Лиссы была какая-то история. Джейкоб знал как минимум об одном письме вампира к ней. И хотя не вдавался и подробности, он знал, что отчасти благодаря тому письму она дала ему третий знак. Томас кое-что рассказывал ему о Мейсоне. Много лет назад Лисса хотела, чтобы он принимал большее участие в формировании Совета, но он, очевидно, отказался. Больше всего на свете он хотел уединения, в итоге он не принял всерьез понятие «цивилизованные» вампиры. Лисса была разочарована, возможно, чувствовала, что ее предал друг, на которого, ей казалось, она могла рассчитывать. Так как это произошло очень давно, она, скорее всего, все забыла, раз обменивалась с ним письмами.

Джейкоб попытался не радоваться этому так сильно. Томас намекал, что когда-то между ними было что-то помимо дружбы. Если бы не отвращение Мейсона к вампирскому сообществу, Лисса могла бы выбрать себе в мужья его, а не Рекса.

Ты не ухаживаешь за мной, Джейкоб. Ты мне служишь.

Он оттолкнул от себя это воспоминание, зная, что ему нужно быть спокойным и уверенным в себе когда они выйдут навстречу членам Совета. Следующие три дня он будет окружен созданиями, рассматривающими его как еду, как сексуального раба, как неполноценное существо, как инструмент. Ради своей госпожи ему придется вести себя соответственно. Это «соответственно» могло означать все что угодно, — нужно было знать его госпожу. И наверняка ему придется изрядно понервничать, если вообще захочется когда-нибудь об этом задуматься.

Смертные должны были удовлетворять все сексуальные желания вампиров. На встрече этому аспекту уделялось особое значение. До настоящего момента Джейкоб и его госпожа делали это в основном наедине. Исключение составлял лишь ужин с владыкой Тары, леди Ричард и лордом Брайаном. Он подозревал, что в этом случае так просто все не закончится.

Хотя он и не был полностью согласен с мнением Дебры на этот счет, он знал, что она права. Его госпожа его любила и говорила ему об этом, — это был уникальный случай взаимоотношений вампира и человека. Она также относилась к нему как к своему слуге, ожидая от него повиновения. И хотя она загоралась от одного его прикосновения, она бы не задумываясь наказала его физически, если бы он отказался ей повиноваться. Это он прекрасно понимал и смирился с этим. Сейчас он стоял позади нее, в паре метров, а она обменивалась приветствиями: касание рук, легкий поцелуй в щеку. Еще несколько смертных стояли поблизости, тоже ожидая приказов. Он понял, что эти слуги не принадлежали членам Совета.

Верховные владыки, приглашенные на встречу, относились к разным рангам. Поэтому слуг тех из них, что были ниже по положению, могли заставить выполнять самую разную работу в ходе собрания — они могли быть посыльными, официантами, горничными. Когда они с Лиссой это обсуждали, она отказалась ему сообщить, как именно будут одеты эти слуги.

У людей, которые ждали приказаний, были прекрасные тела, обращавшие на себя внимание, так как на них мало что было надето. Им отказали в выражении их индивидуальности, — заставили надеть маски с прорезями для носа и глаз. Рот тоже был закрыт. По выпуклостям в районе рта он понял: им вставили кляпы, которые не давали произнести ни слова. Они могли лишь получать приказы и следовать им. Каждый был облачен в какое-то подобие пояса верности: гениталии были видны, но их закрывала частая проволочная сетка. Больше на них не было ничего.

Это заставило его чертовски гордиться тем, что он принадлежал вампиру высокого ранга. Ну и то, что их лица надежно скрыты маской. Он был уверен, что это было сделано не для их личного удобства. Скорее всего для того, чтобы хозяева не могли их узнать и использовать в своих политических целях.

Его не могли заставить выполнять что-либо, чего не одобрила бы его госпожа. Она ясно дала ему понять, что он должен выполнять лишь ее указания и никогда, ни в коем случае не ослаблять бдительность, пока они находятся на Совете.

Когда двум смертным приказали забрать багаж только что прибывшего вампира, он заметил кое-что еще. Члены мужчин были в возбужденном состоянии и плотно прижимались к животу проволочными сетками. Глаза женщин были широко раскрыты и поблескивали: их, скорее всего, тоже стимулировали, проволочные корсеты были влажными от их выделений. Когда они повернулись и наклонились, он заметил, что проволочные пояса верности оснащены фаллоимитаторами, которые вставлялись в соответствующие отверстия в зависимости от пола слуги. Вампирам очень нравилась такая игра, она позволяла им вдыхать запах возбуждения смертных и провоцировать свои собственные страсти.

Он заставил себя снова сосредоточиться на госпоже. Несмотря на то, что он был достаточно хорошо знаком с внутренней структурой вампирского общества и не ожидал, что будет соблюден ритуал представления, он прекрасно чувствовал оценивающие взгляды каждого вампира, делавшего шаг вперед, чтобы приветствовать его госпожу. Джейкоб тщательно подготовился, поэтому он всех их легко узнал. Он также составил мнение о них с помощью их слуг, с которыми много общался за последние несколько месяцев, выполняя поручения своей госпожи. Он обращал внимание на имена, язык жестов, движение глаз, на знаки уважения и реакцию на них его госпожи.

Последним шаг вперед сделал Белизар, глава Совета, родом из русских казаков. Холодные серые, стального цвета глаза и черные волосы с проседью, зачесанные назад, говорили о том, что он без колебаний избавится от того, кто рискнет перейти ему дорогу. Сила его была велика. Его взгляд коснулся Джейкоба, а затем, когда Джейкоб сделал шаг назад, он снова посмотрел на Лиссу.

— Леди Лисса, вы оказываете нам огромную честь своим визитом. Радостно мне видеть, что вы смогли преодолеть свое горе и взять другого слугу. И пусть однажды вы встретите и другого партнера.

По тому, как он держал ее руку, было прекрасно понятно, кто именно это будет. И само собой, предположения, сделанные главой Совета и последним дальневосточным вампиром королевской крови, имели вес и логическое обоснование для всех присутствующих. Никто бы не посмел подумать что-то неподобающее.

Никто, кроме Джейкоба, который знал, что рана в ее сердце от потери Томаса и предательства Рекса все еще глубока. Не говоря уж о том, что теперь над ней самой висел смертный приговор. Из обрывков ее чувств он старался понять, не этого ли она боится больше всего. Не смертельно опасной политики вампиров и не того, что о ее заболевании все узнают, но напоминания о том, что она потеряла. У нее было множество дел с того момента, когда все это произошло, но когда все было сказано и сделано, она все еще оставалась горюющей вдовой. Ему пришлось подавить желание подойти ближе, дать ей почувствовать опору за спиной.

Лисса с милой улыбкой, ничего не говорившей о ее истинных мыслях, произнесла:

— Прямо сейчас у меня нет планов на этот счет, Белизар, но я ценю твои добрые намерения. Так приятно снова вернуться в дом Мейсона. Он почтит нас своим присутствием?

— Когда имеешь дело с Мейсоном, ничего нельзя утверждать наверняка. — Сухой комментарий одного из членов Совета. Леди Карола из Германии. — Мы подчас не знаем, жив он или уже умер.

— Давайте залезем в его частную винотеку, и узнаем. Мне кажется, в каждую бутылку он добавил каплю своей крови, чтобы знать, где она находится.

Это произнес лорд Уте, высокий, аскетически выглядящий обитатель ночи. Его темные глаза смотрели на Лиссу с дружелюбием и сдержанной привязанностью, которая, в отличие от Белизара, не заставила Джейкоба насторожиться. Уте неофициально был вторым в Совете, внося свою острую как лезвие проницательность в харизматичный и неуловимый стиль правления Белизара.

Белизар взглянул на Джейкоба:

— Отнеси вещи твоей госпожи в ее комнату. Слуги проводят тебя туда.

Джейкоб слегка поклонился.

— Благодарю за предложение помощи, но я повинуюсь лишь приказам моей повелительницы, милорд.

Учитывая свой опыт общения с Карналом, он подумал, что мог бы быть более дипломатичным и использовать мысленную связь с Лиссой, чтобы удостовериться, чего именно она от него хочет, но он не хотел, чтобы возникли хоть малейшие сомнения в том, кому именно он служит.

Глаза Белизара вспыхнули. В них Джейкоб увидел то высокомерие и чувство превосходства, которое видел в глазах вампиров, когда они с Гидеоном охотились на них. Только в этом случае его чувство превосходства было обосновано и опиралось на богатый опыт. Опыт отрывания рук смертным, которые его раздражали.

Но Джейкоб был уверен, что в его замечании нельзя было услышать ничего, кроме повиновения госпоже. Белизар уловил какую-то недоговоренность, но тон Джейкоба был достаточно вежливым, чтобы он засомневался. Его высокомерие работало на Джейкоба.

А вы говорили, госпожа, что я не знаю, как играть в политику.

Хотя она не ответила, ему показалось, что он уловил отзвук ее чувств: она развлекалась. Это определенно было не из-за Белизара. Глава Совета вновь обратил свой взгляд на Лиссу, отмахнувшись от Джейкоба рукой.

— С верностью этого слуги вам повезло гораздо больше, нежели с тем убийцей и предателем.

— И не только в этом, — пробормотала Карола, оценивающе оглядев Джейкоба и некстати напомнив ему о старых рисунках углем, изображавших аукцион рабов с Ямайки. Если бы она протянула руку, чтобы проверить его зубы, она бы стала инвалидом. — До восхода вас ждут развлечения и спортивные мероприятия, леди Лисса. Когда он закончит с вашими вещами, возможно, ваш слуга сможет присоединиться к нам и порадовать нас своим видом.

— После встречи, — напомнил ей Белизар — У нас большой список вопросов. Мне неприятно торопить вас, леди Лисса, ведь вы только что прибыли, но я хочу вас ознакомить с теми вопросами, которые будут здесь обсуждаться в эти три дня.

— Так давайте перейдем к ним прямо сейчас. — Лисса повернулась к Джейкобу. — Отнеси мои вещи в комнату. Устройся. Когда мы закончим, встретимся в зоне отдыха.

— Если вы желаете, чтобы ваш слуга принимал участие в играх, леди Лисса, его нужно как следует одеть, — сказал Белизар. — Мой слуга Малачи уже там. Как вы помните, ему нет равных. У него давно не было подходящего конкурента. Стоит ли ваш слуга его времени?

Стоя позади госпожи, Джейкоб не видел ее лица, но видел, как она безразлично пожала плечами:

— Я скорее думаю, что Малачи не будет стоить времени Джейкоба.

Члены Совета зашевелились, на лицах появились одобрительные жестокие улыбки. Глаза Белизара засверкали от предвкушения.

Лисса снова повернулась к Джейкобу.

— У тебя уйдет меньше часа, чтобы распаковать вещи. После этого я хочу, чтобы ты полностью разделся и пошел в зону отдыха; оставайся там до тех пор, пока я не присоединюсь к тебе.

* * *

Джейкоб положил ладонь на ручку двери и глубоко вздохнул. Разум советовал ему повернуть бронзовую ручку, но он решил дать себе еще десять секунд свободы, прежде чем он выйдет в огромные залы дворца Мейсона, причем полностью обнаженным. А может, еще десять минут. Или десять часов, какая разница?

За час до этого, когда он шел в комнату в сопровождении слуг в масках, они прошли мимо множества вампиров и смертных слуг высокого ранга. Большинство смертных были одеты. И хотя многие носили довольно прозрачные и соблазнительные наряды, это все же была одежда. Вампиры, само собой, были одеты полностью.

Он быстро понял, что пояса верности служили определенной защитой для домашних слуг; им, скорее всего, вменялось в обязанность немедленно повиноваться любым прихотям любого вампира. Они прошли мимо открытой залы с бассейном, где стоящая на коленях служанка в маске должна была руками довести стоящего вампира до оргазма. В этот момент вампир посасывал грудь другого слуги, широко расставившего ноги для того, чтобы третий мог работать с его членом.

Джейкоб вспомнил предостережение Дебры о том, что некоторые слуги уверены, что равны споим господам, а не являются лишь их собственностью, которую те могут использовать по своему желанию. Если господин или госпожа, вне зависимости от ранга, хотели, чтобы слуга подчинился другому слуге в маске, они вполне могли это осуществить. Он счел увиденное чертовски хорошей причиной для слуг высокого ранга держаться за свой статус, всеми силами пытаясь избежать такой судьбы.

Даже учитывая это, множество вампиров, как мужчин, так и женщин, открыто и с любопытством рассматривали его, когда он проходил мимо, оценивали, словно кусок привлекательной плоти, которую они, может, даже попробуют, если представится возможность. Он заставил себя не вздрагивать от легкого касания пальцев на бедре, на изгибах ягодиц. Несмотря на недовольство сопровождавших его женщин-носильщиков, он настоял на том, чтобы взять два самых тяжелых чемодана. Их тяжесть позволяла ему с невинным видом отталкивать наиболее ненасытные руки вампиров, встречавшихся по дороге.

Еще раз он убедился в том, насколько имя и покровительство Лиссы было для него важно, когда увидел, как один из вампиров случайным движением схватил слугу за кожаные ремешки и привлек к себе, чтобы заставить ее соски затвердеть в угоду другому вампиру мужского пола. Слуга стояла неподвижно и не издавала ни звука, хотя Джейкоб и был уверен, что она не встречала ранее ни одного из этих двух вампиров.

Оказаться среди вампиров в мире смертных, может, и опасно, — но здесь, на их территории, где никто не мог оспаривать их власть, напряженная сексуальная энергия рвалась наружу, питая насилие, неотделимое от самой природы вампиров. Это вызвало у Джейкоба неприятные ощущения. Несмотря на всю иронию этого события, задуманного, чтобы почтить Совет, символический поклон их успехам в создании «цивилизованного» вампирского общества.

Он не мог не сравнивать структуру вампирского Совета и конференции, проводимые смертными. Вдалеке от дома и всего того, что окружало их в повседневной жизни, у людей обычно снижался порог заторможенности. Как и людские конференции, эти собирались по делу, но игра тоже планировалась. Учитывая раздетых или полуодетых смертных слуг, которые были всюду, куда ни падал взгляд, игра обещала быть довольно интенсивной.

Сам дворец побуждал к этому. Фантазия на тему «Тысячи и одной ночи». Огромные вазы, полные экзотических цветов, фонтаны с эротическими статуями. В открытом дворе они прошли мимо одного такого высотой в два с половиной метра. Демоны, насиловавшие нимфу огромными органами, которые явно угрожали ее жизни. Ее руки были протянуты к безобразному клыкастому лицу того демона, что был ближе к ней, стараясь остановить неотвратимое. Это было ужасно, но, долго пробыв среди вампиров, он знал, что именно ее сопротивление было для них особенно эротично. Вода изящно журчала по ее бедрам, словно, несмотря на сопротивление и отвращение, ее тело увлажнялось для них. Для того чтобы сдаться.

После этого можно ли было его винить за то, что, оставшись один в комнате, он размышлял, стоит ли выходить. Ему нужно было лишь расставить туалетные принадлежности госпожи, так чтобы она легко все нашла при необходимости. Освежив одежду легким касанием утюга и отпаривателя, он немного побрызгал ее лавандой, как она любила. Выложил расчески, щетки и косметичку.

Он разделся, по-быстрому принял душ, привел в порядок бородку и причесался. И хотя он скорее вымазался бы свиным навозом, чтобы все эти чужие руки его не касались, он прекрасно понимал, что должен выглядеть хорошо, чтобы не опозорить госпожу. Теперь он стоял возле двери, положив ладонь на ручку, и совсем не был уверен, что сможет это сделать.

Джейкоб, ты не повиновался моей воле.

Ее голос был похож на шепот в его голове, на самое легкое дыхание.

Я просто стараюсь приободрить себя, моя госпожа. Оказывается, мне сложнее делать это, когда вас нет рядом. Как бы унизительно это ни было. Здесь слишком много вампиров, которые не отказались бы от упругой задницы.

Он почувствовал, что она улыбнулась, но, однако, осталась целенаправленной. Я не помню, чтобы твоя смелость когда-нибудь тебя подводила. Ты хорошо с этим справишься. Однако я возвращаюсь к тому, о чем мы говорили в машине. О том, что я приказала тебе сделать, когда ты доберешься до моей комнаты.

Джейкоб отдернул ладонь от ручки двери.

— Прямо сейчас, госпожа?

Я нахожусь на самом скучном и чопорном собрании, которое ты только можешь вообразить. Карнал хоть немного интересен, хоть он и чудовище. Кажется, это все продлится еще как минимум пару часов. Ты как думаешь? Ее голос превратился в мурлыкание и вдруг он совершенно ясно увидел ее руки на своем члене, увидел, как ее влажные губы раскрываются, готовые его принять.

Ласкай себя для меня, Джейкоб. Иди обратно в душ и включи воду. Я хочу видеть, как она будет стекать по твоим напряженным мускулам, как напрягутся твои ягодицы, как ты будешь двигаться, доводя себя до оргазма. Я хочу видеть твои мысли, то, как ты фантазируешь обо мне… Пауза. Я предполагаю, что при этом ты представляешь именно меня.

Он ухмыльнулся ее сухому тону, и напряжение немного спало.

— Я бы и думать не мог о ком-то кроме вас, моя госпожа.

Мне нравится, когда ты так об этом говоришь. Ты становишься сильнее. Я чувствую, как твой голос вибрирует в моем теле. Иди в душ, Джейкоб. Мне нужно ощущать твое желание.

Он подчинился, прошел через анфиладу комнат мимо кровати с балдахином, задрапированной бархатом. Его член уже затвердел, и ему легко было представить себя с ней на этой кровати, представить, как он наваливается на нее, раздвигает ей ноги, погружается в нее, а руками перебирает ее длинные волосы.

Да… Когда ее разум вздрогнул от резкого вздоха, он словно волна прошел по его коже. Так мне нравится.

В ванне тоже были приспособления для чувственных наслаждений. Большая ванна джакузи, рассчитанная на троих или четверых, душ с двумя шлангами и струями воды, бьющими прямо из стен. Он включил воду нужной температуры и вошел в ванну.

Намочи волосы.

В зале недалеко от него Лисса сидела за шестиметровым столом, который когда-то стоял во дворце ирландского короля. Все члены Совета и два высокопоставленных вампира, включая ее саму, слушали Белизара, который кратко рассказывал о том, что именно будет обсуждаться подробнее в течение следующих трех дней. Так как она уже была большей частью осведомлена об их планах, она слушала его невнимательно. Однако Джейкоб, чувствуя, что ее разум закрыт, надеялся, что Белизар не остановится, чтобы задать ей вопрос.

Вода текла Джейкобу на голову, поэтому он автоматическим жестом поднял руки и откинул волосы назад. Она могла видеть его полностью, во всех деталях, не обращая внимания ни на что другое. Высокое, мускулистое тело, бегущая вода, очерчивающая каждый мускул на его выступающих бицепсах и груди. Квадратики мышц на животе, изгибы ягодиц. Его член уже возбудился. Она останавливала свое внимание на каждой клеточке его тела, с ног до головы. Пальцы ног, о которые она сама грела ноги, когда позволяла ему ночевать с ней. Слишком редко.

За последние сто или, скорее, двести лет она ни разу не дала себе отвлечься от такого собрания. На карту было поставлено слишком многое. Слишком много вампиров бросали вызов Совету. Слишком много битв, как политических, так и обычных, пришлось провести ей и Рексу. Когда они закончились, ей пришлось сражаться с Рексом.

Она много раз слышала песни, в которых пелось о том, как жить сегодня, одним днем, словим сегодня последний день твоей жизни. Довольно милое мнение, но если все начнут вести себя так, словно умирают, воцарится хаос. Жизнь нужно прожить, используя каждую ее минуту.

Но каким-то образом подсознание того, чьи дни сочтены, получало своеобразный подарок. В первый раз за свою долгую жизнь она чувствовала, что может замедлиться и смотреть, как все вокруг нее стремительно летит дальше. Она получила возможность открыть разум, чувства и душу всему, на что у нее раньше не хватало времени. Она не поощряла такие мысли с тех нор, как была юной и думала, что может жить вечно.

Джейкоб, я хочу, чтобы ты спал со мной. Отныне, как только представится такая возможность, как только ты закончишь выполнять поручения, ты днем спустишься ко мне и будешь спать рядом.

Его руки застыли, он слегка кивнул, словно и вправду слышал ее.

Все, что пожелаете, моя госпожа. Это честь для меня. У вас все в порядке?

Да. От его реакции на ее слова по ее телу словно прокатилась волна тепла. Защищать. Заботиться. Давай, Джейкоб. Доведи себя до оргазма ради меня. Но сделай это так, словно ты один, сделай это не по моему приказу.

Он оперся рукой на противоположную стену ванной, — мускулы на спине приятно напряглись, привлекая ее внимание к его талии и прямой линии бедра. Кончики волос мокрым шелком лежали на плечах. За последний месяц они отросли еще чуть-чуть, и он их часто завязывал в хвостик, — у него не хватало времени на стрижку, он был слишком занят. Она поняла, что могла бы сама постричь его, могла бы, если бы ей не нравился их вид, то, как они развевались, когда он работал, то, как она пропускала его волосы сквозь пальцы, успокаиваясь и стараясь заснуть на рассвете.

Как же легко ей было привыкнуть к его присутствию в ее жизни. Она хотела, чтобы он постоянно был рядом. Когда она отослала его на два дня — он должен был проверить состояние двух домов, где они планировали остановиться, — они слонялись по дому вместе с Браном, словно два привидения, которым его присутствие придавало плоть и вес.

Это она могла признать, ведь самой с собой ей надо было быть честной.

Он взялся рукой за толстый, длинный член и начал двигаться. На ладонь он добавил немного мыла, чтобы увлажнить руку и подстегнуть воображение Лиссы. Ей нравилось, как мужчины думают о сексе, — грубость и никакой романтики. Иногда то, что можно услышать на строительной площадке, — такое вульгарное, — становится таким притягательным, звуча в сознании женщины.

Еще один пример дихотомической женской натуры.

Это слово ты узнал от Томаса, — она спрягала улыбку.

Не только слово, моя госпожа. Все предложение. Оно часто возникало, пока он меня учил. Понятия не имею почему.

Но непрекращающийся поток его воображения увлек ее. В ее видениях ее ногти погружались глубоко в его тело, раздирая его до крови. Ему это нравилось, нравилось чувствовать ее дикие порывы. Он не боялся ее силы. Он ей доверял.

Сквозь свои грезы она заметила, что Белизар перешел к следующему пункту программы. Она понятия не имела, о чем именно он говорил. Она надеялась, что не перегибает палку, фамильярничая с ними. Ее бедра дрожали под столом, трусики намокли от влаги. Хотя все находящиеся в комнате прекрасно ощущали возбуждение, его было так много в замке, что они, скорее всего, подумали, что кто-то из них развлекся со слугой, прежде чем прийти на собрание.

Она хотела быть в душе рядом с ним, позволить ему поднять ее, прижав к мокрой плитке, словно она ничего не весила. Иногда она выбирала себе на ужин сильного смертного именно по этой причине, чтобы его животная страсть заставила его поднять ее и прижать спиной к стене или просто зажать в первом попавшемся темном месте. Но сейчас она хотела только одного — представить, как Джейкоб это делает, как она обхватывает его ногами, давая ему возможность войти в себя, плотно, почти болезненно, но так, как и должно быть, — великолепной смесью удовольствия и боли, что удовлетворило бы желание обоих. Он целиком внутри нее.

Когда та же мысль снова появилась в ее голове, она осознала, что снова позволила ему заглянуть в свой разум и он знал, насколько она возбуждена.

У вас есть возможность прикоснуться к себе, госпожа?

Нет.

Жаль. Его мысли были такими же отрывочными, как и его голос, а потом она поняла, что слышит его так хорошо, потому что он на самом деле произносил это вслух, как она и просила. Его хриплый голос эхом отдавался в ванне на фоне шума воды.

Мне было бы очень приятно, если бы вы вошли в мой разум. Знать, что вы отвечаете мне, даже находясь так далеко. Что с… помощью… одного… лишь… шепота… я могу… заставить вас… сдаться. Просто думая о том, чтобы вас… поиметь.

Давай, Джейкоб. Она сказала это со страстью, прежде чем он сам смог это сделать. Он был очень близко, она покраснела от его присутствия, тело почти почувствовало оргазм. Он ждал, пока она прикажет ему сделать это. Сделал ли он это потому, что знал, что это во много раз увеличит ее собственное наслаждение, если не учитывать то, в каком окружении она в данный момент находилась. Или потому, что его собственная дихотомическая природа призывала его так ей служить, полностью подчиняясь, хотя он сводил ее с ума своим упрямством и своеволием, одновременно возбуждая ее до крайности своими замашками лидера?

Его ладонь сжалась в кулак, нижняя часть тела интенсивно двигалась, — так обычно двигаются мужчины, когда не боятся причинить боль своей партнерше. Он с ней почти не сдерживался, зная ее силу, но она знала, что он боялся причинить ей боль и ждал, пока она укусит или вопьется в него ногтями, подбадривая его.

Он склонил голову, выдохнул с облегчением. Молочно-белая жидкость ударила в стену ванной комнаты, потекла вниз по плиткам. Ощущение было такое, словно он кончил прямо в нее, ее влагалище снова и снова конвульсивно сжималось, как только она в очередной раз сожмет бедра, она…

Нет, госпожа. Его мысли резко закрылись, хотя ему физически этого не хватало. Нельзя. Вы же любите покричать.

Острое сожаление примешивалось к веселым мыслям, которые, смогли отвести ее подальше от опасного края. Когда она вынырнула из своего эротического тумана, он стоял, опираясь на стену ванной, тяжело дыша, все еще держа себя за член. Мысленно она потерлась лицом о костяшки его пальцев, вдохнув его запах. Поделилась этим образом с ним.

А теперь, Джейкоб, иди со всеми. Думай обо мне и не стыдись ничего. Твое тело принадлежит мне, и я хочу выставить его на всеобщее обозрение, заставить других завидовать тому, чем я владею.

Гордыня — грех, моя госпожа.

Точно так же, как и обжорство, но, казалось, она никогда не насытится, если речь идет о ее молодом слуге.

Женщина старше, мужчина моложе… Кризис среднего возраста. Об этом снимали кино…

Я найду поводок, надену тебе на член упряжь и ближайшие три дня буду всюду водить тебя за собой, словно пуделя.

Она снова обратила его внимание на то, что ему придется выставить себя на всеобщее обозрение, но надеялась, что теперь он чуть меньше волнуется об этом. Когда при звуке его смеха мышцы ее живота расслабились, она осознала, что он сумел снять и ее напряжение. Возможно, он знал, что ей это нужно ничуть не меньше, чем ему. Вне зависимости от того, что он делал, он никогда не забывал о своем долге.

Никогда не забывал о своем долге… своей чести… верности.

Эта мысль обеспокоила ее. Неожиданное волнение стиснуло мышцы живота, уничтожив царившее там желание. Когда по спине словно провели холодными пальцами, она запаниковала, — из-за благополучия Джейкоба. Она подавила сильнейшее желание встать и уйти из этой комнаты, найти его, защитить его, и у нее перед глазами возникло видение. Оно ослепило ее, словно отправив в другой мир.

Кровь и жертва. Джейкоб на… столе… кричит в агонии. Взрыв…

Видение ушло так же резко, как и появилось. Она поймала быстрый взгляд Белизара. Когда она снова овладела своим лицом, заставив мышцы расслабиться и ничего не выражать, он продолжил говорить почти без паузы. А ее мысли метались, словно дикий зверь в ловушке.

Ей привиделась смерть ее приемного отца за неделю до того, как это случилось.

Ей снилось, что она потеряла свою самурайскую стражу… за два дня до того, как это стало реальностью.

Она провела один вечер со своим рыцарем. И через три дня узнала, что все ее кошмары о его смерти — реальность.

И хотя смерть Рекса она не предвидела, это было, возможно, потому, что она сама его убила.

Она говорила себе, что с Джейкобом все в порядке. Что он рядом с ней. Она может мысленно дотянуться до него. Подумав о нем, она мысленно нашла его, не сообщая о своем присутствии. Он был во дворе, шел к тому месту, где должны были происходить развлечения. Его нагота была прекрасна, он двигался с легкой грацией, высоко подняв голову, — до мозга костей слуга королевы вампиров. Он так хорошо давал им это понять, что большинство вампиров, останавливаясь на несколько секунд, чтобы рассмотреть его, не смели нарушить границу его чувства собственного достоинства.

Господи, да он — настоящее сокровище. Мое сокровище. Пусть его не коснется зло.

Все хорошо. Все будет хорошо. Ради бога, он умрет тогда, когда умрет она, так зачем ей паниковать, видя, как он умирает?

В ту ночь, когда он убил Карла Ронина, он притормозил возле церкви. Он долго смотрел на изваяние Сына Божьего, стоящее на возвышении справа от входных дверей. Дева Мария стояла слева, ее лицо искажало горе.

— Это же все не имеет значения, — святая вода, или крест, так ведь? — сказал он тихо. — Почему вампиры не могут ходить в церковь.

— Да, не имеет.

Она хотела взять его за руку, пострадать за него, но знала, что ничего не может сказать, чтобы облегчить его боль, не может предложить ему успокоения. Она спросила себя, может ли найти лекарство от страха, который теперь жил внутри, страха, что Джейкоба могут у нее отнять. Должно быть, это болезнь играла с ее разумом такие шутки. Тем не менее, даже вернувшись мысленно на собрание, она держана часть своих мыслей с ним, постоянно наблюдая, где он и что делает.

— Леди Лисса, вы дали понять, что хотите обсудить с членами Совета нечто важное. Вам слово.

— Лорды и леди, — ее голос звучал сильно и властно. По их внимательным и полным уважения лицам она поняла, что никто из них не заметил, что не так давно она витала далеко от собрания членов Совета. Это на самом деле болезнь, будь она проклята. Она плотно захлопнула дверь между своим разумом и мыслями Джейкоба.

— Я хочу обсудить проблему предоставления постоянного убежища беженцам, находящимся на моей территории.

 

14

А вот и он, в месте, битком набитом вампирами, и без оружия. Даже без одежды. Гидеон смеялся бы до слез.

Но когда Джейкоб вспоминал ее слова, ее прикосновения к его телу и разуму, его спина выпрямлялась, он еще выше поднимал голову. Он был смертным слугой леди Лиссы. Человек, который имел право прикасаться к ней, кормить ее. Который имел доступ к ее сердцу, а иногда даже к ее душе. А она хотела, чтобы его все видели.

Это был ее мир, и, чтобы стать тем, кто ей нужен, ему нужно было стать частью этого мира. Полностью войти в него.

Он легко нашел зону отдыха. Она располагалась в юго-восточной части замка, где огромные газоны пересекали живые изгороди, разграничивавшие пространство для разных игр. Фантастические и сюрреалистические картины разворачивались на фоне панорамного вида на океан. Словно картина Эшера, воплощенная в жизнь. Над всем этим доминировала алебастрово-белая веранда, которая была продолжением линий замка. На нее можно было попасть с двух сторон, по мраморным ступенькам, словно приглашавшим гостей спуститься в сад и насладиться играми.

Там оказалось свыше ста вампиров всевозможных рангов, они потягивали напитки и, расположившись в шезлонгах и возле столов на веранде, общались друг с другом и наблюдали за тем, что происходило внизу.

Прежде чем он смог понять, на что именно они смотрят, его внимание привлек запах горелой плоти и сдавленный вскрик, раздавшийся снизу ближайшей к нему лестницы. Слуга встал на колени перед своим господином, а другой человек — скорее всего, кузнец, — прижал тавро к его ягодицам. Когда он убрал железо, вампир внимательно осмотрел отпечаток, улыбнулся, когда тот начал бледнеть. Кроме сдавленного крика, слуга не издал ни звука и не двинулся с места, ожидая дальнейших приказаний господина.

Из-за Лиссы у Джейкоба возникло предположение, что слуги и вампиры всегда противоположного пола, но теперь он осознал, что это целиком зависело от сексуальных предпочтений каждого из вампиров.

— Милое развлечение, — произнес вампир. — Возможно, позже мы вернемся и пометим и другие части твоего тела, если ты меня не удовлетворишь.

На лице слуги не было страха, когда он поднялся и последовал за своим господином, — Джейкоб понял, что ему нравится испытывать боль по его приказу.

Нет. Благодаря связи с Лиссой и третьему знаку его интуиция усилилась, и он смог почувствовать отсутствие страха в мужчине. Плюс к этому, как он прекрасно понял на примере Мелинды, слуга недолго прослужит своему господину или госпоже, если между ними нет какой-то связи или определенного доверия.

Он вспоминал, как вампир наклонился рассмотреть его третий знак, провести по нему кончиками пальцев. Эмоциональный страх от прикосновения, выражение глаз вампира, когда он понял, что не разрушил его вежливую скуку.

Когда кто-то провел пальцами по его ребрам, Джейкоб сумел обернуться с выражением мягкого безразличия, а не отпрыгнуть в сторону, словно кошка, которая оказалась в комнате, полной собачьих клыков и когтей.

Сеанна пытливо посмотрела на него. Ее господин, лорд Ричард, хозяин территории Алабамы, очевидно, получал удовольствие, одевая ее в тонкие ремешки, которые оставляли ее грудь открытой. Ремешки пересекались, приподнимая и перетягивая ее пышную грудь. На сосках были специальные наконечники, соединенные золотой цепочкой. И хотя юбка из клепаных ремешков опускалась ниже коленей, при ходьбе они развевались, открывая внушительный зад и выбритый лобок. Она носила эти одежды так, словно была облачена в наряд королевы амазонок, и Джейкоб не мог отрицать того, что этот наряд чертовски хорошо на ней смотрелся. Достаточно хорошо, чтобы заставить его член заволноваться.

— Ирландец.

— Сеанна.

На ее пухлых губах заиграла улыбка.

— Так официально. В прошлый раз у тебя было ко мне больше чувств. По-моему, что-то вроде «высокомерная сучка»?

Дразнящий свет в ее глазах растворил волнение, что появлялось, когда он думал о следующей встрече с ней. Сеанна словно излучала уважение равного к равному, учитывая то, что все свои дела он совершил, будучи слугой Лиссы. И так как у нее были обширные связи со слугами других высокопоставленных вампиров, он знал, что это к лучшему, хотя и сохранял долю здоровой осторожности.

— Из-за тебя на следующее утро мне было трудно ходить, — обвинила она его с шутливой суровостью в голосе.

— Прости, если я причинил тебе боль, — сказал он, желая разрядить ситуацию. В ответ она в удивлении приподняла брови.

— Это от удовольствия, Ирландец. И я была бы не против повторить это с тобой, если ты не занят, пока ждешь здесь свою госпожу. Мы могли бы пойти в сад статуй и стать чем-то вроде живого представления.

Она кивнула в направлении живых изгородей, куда было обращено внимание большинства вампиров, сидевших на веранде. Однако из-за того, что все больше и больше вампиров обращали на него внимание, он позволил Сеанне взять себя за руку и свести с веранды. Когда они оказались внизу и прошли мимо палатки кузнеца, он понял, что то, о чем он думал как о статуях на траве, на самом деле было живыми людьми.

Когда Сеанна направилась к ним, он заметил, что их в разных позах поместили в центр цветочных клумб, элегантно подстриженных кустов, и приказали быть абсолютно неподвижными. Одна из женщин наклонилась вперед, взявшись за лодыжки, ее распущенные волосы касались земли. Девять светлых локонов были завязаны в узлы и приколоты к земле в форме веера изящными железными штырьками. Позади нее стоял мужчина, полностью погруженный в нее, его руки стискивали ее бедра, голова была запрокинута назад, словно в минуту оргазма. Оба они слегка тряслись, что говорило о том, как трудно им держать такую провокационную позу.

— Она скоро кончит, — сообщила ему Сеанна. — Видишь? Ее господин надел на нее стимулятор клитора, чтобы она не прекращала доить этого раба мускулами влагалища. А когда все закончится, господин накажет ее, ко всеобщему удовольствию.

— А если первым будет он?

— Тогда честь получить наказание достанется рабу — мужчине.

Сеанна взяла его под руку, положив ладонь ему на бицепс, и повела его дальше. Когда они прошли мимо соединенной пары, Джейкоб увидел растянутые розовые нижние губы, ярко-красные соски. Так как он не мог контролировать свои член, у которого было свое собственное мнение о происходившем, Джейкоб старался не обращать внимания на одобрительные взгляды Сеанны, которые она бросала на него сквозь опущенные ресницы.

Будет еще хуже — весь сад был заполнен такими картинами. Не все вампиры находились на веранде. Многие прохаживались по саду, как и они, держа в руках бокалы с вином или еще чем-то, рассматривая «статуи» и отпуская комментарии. Сеанна, потянув Джейкоба за руку, заставила его сойти с дороги, когда им навстречу шла группа из шести вампиров.

— Опусти глаза, — прошептала она.

И хотя у него было огромное желание этого не делать, он, сжав зубы, подчинился, потому что знал, что на таких собраниях этикету придавалось даже большее значение, чем когда они принимали гостей в доме Лиссы. Не было нужды оскорблять вампиров, которые, возможно, понадобятся Лиссе, чтобы в будущем обеспечить сохранность ее территорий.

— У служанки лорда Ричарда великолепные сиськи, — заметил один из вампиров, проходя мимо. — Надо будет попробовать занять ее у него и намазать чем-нибудь. Давненько я не имел дела с сиськами.

— Лоуренс, ты такой грубиян, — хмыкнула женщина. — Это показывает твое уличное воспитание.

— Будет трудно получить согласие лорда Ричарда, — вставил другой вампир, шедший с ними. — Смотреть ему нравится даже больше, чем трахать.

— Ну, это не для меня, — промурлыкала женщина. — Смотри-ка, Родни, это новая зверушка леди Лиссы. Теперь он на самом деле выглядит так, что его хочется отыметь, как и говорила леди Карола. Ты только посмотри на его размер.

Ногти Сеанны впились ему в руку, когда женщина, подойдя к краю дорожки, схватила его, словно какую-то часть ландшафта, словно желая определить, из чего она сделана.

— Я могла бы завалить его на траву прямо здесь и ездить на нем, пока он не запросит пощады.

Если бы она не убрала руки прочь, о пощаде пришлось бы умолять ей. Однако пальцы у нее были неприятно умелые. Она проводила пальцами по всей длине, массажировала кожу и твердость под ней.

— Ага, ему это нравится.

— Помни, Марта, на нем нет маски. Его можно только трогать. Для всего иного тебе нужно получить у нее разрешение.

Она неохотно отвела руку.

— Идиотские правила Совета, — тихо выпихнула она. — Ну и что изменится, если я оттрахаю его сейчас, а она чуть позже? Член-то у него будет тот же самый.

— Он — ее собственность, дорогая Марта. — Это сказал высокий мужчина, отводя ее прочь. — Это не имеет никакого отношения к Совету. Я бы не стал ни в коем случае раздражать леди Лиссу.

Когда они пошли дальше, Сеанна чуть ослабила хватку на руке Джейкоба и слегка потрепала его по сжатому в кулак запястью.

— Спокойнее, Джейкоб. Для этой компании это еще цветочки.

Джейкоб кивнул, но у него на щеке дернулся мускул. Он сможет. Он должен это сделать. Но все равно он инстинктивно поменялся с Сеанной местами, когда они проходили мимо другой группы вампиров. Она усмехнулась.

— Трус несчастный. Просто наслаждайся, — выдохнула она тихо, улыбаясь и слегка поклонившись и взмахнув ресницами, когда они проходили мимо пары вампиров мужского пола. Они походя приласкали ее грудь, один из них схватил ее за ремешок юбки, пропустив его сквозь пальцы, позволил ему упасть на место; оба наслаждались видом ее зада. Она остановилась и ждала, а когда они ее отпустили, пошла дальше.

Он знал, что быстро выбраться ему отсюда не удастся, поэтому готов был как-то отвлечься: беседой с Сеанной, созерцанием парков и живых скульптур. Ему нечем было гордиться. Он попробовал бы все что угодно, если бы это удержало его от трусливого бегства.

— Существуют правила. Только легкое касание и осмотр. Возможно, не более пяти секунд, если ты не отмечен как чей-то слуга. Кто-то из домашних, или кто-то, кого выбрали для развлечения. Как ты, возможно, знаешь, это, как правило, слуги вампиров самого низкого ранга. Однако иногда это молодые слуги, недавно принятые, чьи хозяева хотят, чтобы они прошли интенсивную подготовку для подчинения. Иногда это может быть старый слуга, наказанный за проступок. На это всегда весело смотреть, потому что вампиры на них злятся больше всего. У этих слуг на лбу, на маске, нарисована буква А.

Вместе они дошли до еще одной садовой скульптуры. Ее составляли пять человек, их руки и ноги переплелись. Первый мужчина наклонился, его губы прижимались к влагалищу женщины, лежавшей на земле с поднятыми и раздвинутыми ногами. Он держал ее, приподняв над землей, так, что изгибы их тел создавали треугольник. Позади мужчины стояла женщина с накладным фаллосом. Положив руку ему на спину, она полностью погружалась в него. Позади нее еще один мужчина входил в ее влагалище. Последний мужчина занимался ртом первой женщины, его член полностью заполнял ее рот, а сам он наклонился, чтобы поцеловать женщину с накладным членом. Они располагались внутри круга из цветов и камней, а сами, в свою очередь, окружали маленький круг из камней, который на самом деле был фонтаном, — тонкие струйки воды били в разные стороны и увлажняли их кожу. Подсветка фонтана создавала на их телах разные узоры.

— Поразительно, правда? — заметила Сеанна. — Каждый год какая-то одна из территорий берет на себя ответственность за организацию художественного развлечения для собрания. Мне кажется, они превзошли сами себя. В этом году за все отвечают латиноамериканские территории.

— Так получается, что для большинства вампиров это не деловая встреча?

— Никогда больше так не думай. Здесь все очень серьезно. Да, основная цель — отдать должное Совету. Настоящие дела вершатся на третью ночь, после бала. Они это называют «судом», там решаются и обсуждаются проблемы политического характера. — Она посерьезнела. — Но в течение этих трех дней все пропитано ритуалами. Все, начиная от того, какого партнера выберет леди Лисса для первого танца на балу вампиров, и заканчивая тем, как мы сейчас гуляем по саду. — Она склонила голову, когда они проходили мимо еще одной пары вампиров, и стиснула Джейкобу руку, напоминая, чтобы он не забыл поступить так же.

— Но выбор на балу — это ведь просто формальность, — сказал он, в очередной раз кланяясь.

Она быстро взглянула на него:

— Для вампиров формальности имеют огромное значение. Пока она была замужем, она всегда выбирала Рекса, кроме тех случаев, когда хотела особо отметить вклад какого-либо вампира в этом году, платоническая честь, так сказать. Но в тот год, когда она вышла замуж за Рекса, она выбрала именно его, и это было важно именно по этой причине. А так как она уже больше не замужем, ходят слухи, что тот, кого она выберет на этот раз, и станет ее консортом, а может быть, даже и партнером по браку. Она, конечно, может выбрать Брайана за его вклад в науку.

Лисса говорила ему, что именно поэтому она, скорее всего, выберет Брайана.

— Он здесь?

— Да. Я мельком видела Дебру. Она еще больше похудела с того момента, когда я ее видела в последний раз, и выглядит чересчур серьезно. У нее лицо треснет, если она будет все время держать такое серьезное выражение. — Голос Сеанны упал до шепота, словно она делилась с подружкой сочными сплетнями, что очень позабавило Джейкоба. — Есть еще слух, что он сделал какие-то поразительные открытия и расскажет о них на Совете. Он развернул здесь временную лабораторию, чтобы иметь возможность закончить исследования.

— А он не говорил, чего именно касаются его исследования?

— Нет. Ни малейшего намека. — Она недовольно надула губы. — Я не думаю, что он собирался выпустить Дебру из лаборатории и позволить ей хоть чуть-чуть повеселиться, но лорд Белизар положил этому конец. Он заставил лорда Брайана посадить ее в бассейн со слугами, предназначенными для развлечений. Они стоят на ступеньку выше тех слуг, которые выполняют работы по дому, но у Брайана слишком низкий ранг, чтобы он смог отклонить приказ Белизара и оставить ее себе на все это время. — Джейкоб подумал о Дебре, подвергающейся унижениям в коридорах, — его затопила ярость. Она не готова к этому. Тот ужин был ее первым опытом в делах подобного рода. А это… Он посмотрел поверх кустов в саду. — Тут десять лет надо этим заниматься, чтобы не намокали ладони при встрече с ними.

— Это твой первый раз, и ты должен отвечать сам за себя, — заметила она с усмешкой. — Не беспокойся. По крайней мере по этому поводу — Совет и верховные владыки знают, что делают. Вампиры ужасно возбуждаются, когда видят, что слуга делает это в первый раз. И если она будет мило скрывать слезы унижения, то заработает хорошую трепку и станет любимицей их всех.

Увидев его отвращение, она смягчила тон, положила руку ему на руку:

— Извини. Я слишком сильно тебя дразню. Я все время забываю, что ты еще не все понимаешь. Для человека, выбравшего такую жизнь, все это работает, Джейкоб. На самом деле работает. Ей это может показаться сложным, но к моменту отъезда отсюда ее столько раз доведут до оргазма, что она начнет понимать, как получить удовольствие от подчинения. Даже учитывая, что твоя госпожа имеет достаточно власти, чтобы избавить тебя от всего этого, понятно, что до определенной степени она осведомлена обо всем, что происходит здесь. — Она внимательно осмотрела его обнаженное тело. — Неужели нет таких вещей, которые, как ты думал, никогда не доставят тебе удовольствия и от которых ты возбуждаешься теперь? Мысль о том, как она тебя связывает… прикосновение кнута к твоей коже… как она засовывает пальцы тебе в зад…

Джейкоб поежился под ее всезнающим взглядом, и она страстно рассмеялась:

— Это тебя раздражает, но одновременно и заводит.

Джейкоб рукой провел сзади по шее и затылку, снимая напряжение.

— Я чувствую себя, словно ты мой эротический экскурсовод в стране чудес.

Она сделала шутливый реверанс, заговорила, пародируя автобусного гида:

— Ну, в конце концов, может быть, нам и удастся заинтересовать мистера Грина и сделать так, чтобы он присоединился к нашему сегодняшнему празднованию. Вы увидите, что замок — идеальное место для игр, в которые так любят играть наши господа. И у вас будет огромный выбор партнеров.

— Ты, кажется, этого ждешь не дождешься.

— Ты абсолютно прав. — Она склонила голову на плечо, ясно давая понять, что наслаждается видом его зада, а когда он пошел, подстраиваясь под ее шаг, тихо хихикнула, наслаждаясь его видом спереди. — Вампиры выбирают себе слуг в зависимости от того, что именно им нужно, и им также нужно умение подчиняться. А еще и красота. Как это может быть неприятно?

Вокруг себя он видел вампиров, пользующих смертных, которые были в их полном распоряжении, и друг друга. Когда он представил, как Лисса занимается тем же самым, он понял, что скорее позволит подвергнуть себя самому унизительному сексуальному акту, чем будет страдать, видя, как ее касается другой мужчина.

Для слуги ты слишком сильный собственник. Он вспомнил ее слова, но не мог их отрицать, не мог даже сказать, что долгое пребывание в ее обществе может хоть чуть-чуть унять эти чувства. Скорее всего, станет только хуже.

Сеанна отвела его в другой конец сада: там было чуть больше движений. Слуги здесь соединялись открыто, по-животному. Настоящая оргия. Один из слуг стоял в стороне, держа в руках бронзовый волчок, который время от времени останавливал. Когда это происходило, слуги должны были сменить партнеров и принять другие позы.

— Слуга с волчком заставляет их менять партнеров и позы, не давая достигнуть оргазма, — объяснила Сеанна. В ее глазах поблескивало веселье. — Тот слуга, который дольше всего сможет поддерживать их в таком состоянии, сможет потом выбрать кого-то из них и отыметь.

Здесь было больше вампиров, сидящих на хаотично расставленных каменных скамьях. Их ответ на все происходящее был абсолютно очевиден, многие из них подзывали слуг, чтобы те их обслужили, пока они наблюдали за представлением. Джейкоб старался не думать о том, что где-то на территории замка точно в таких же условиях находится и деликатная Дебра.

— На самом деле не все здесь связано с сексом. — Сеанна развернула его лицом к океану и широко повела рукой. — Некоторые вампиры любят наблюдать за боями гладиаторов, оценивая бойцовские качества своих слуг. Конечно, из-за того, что они борются обнаженными, существует определенный элемент… стимуляции. — Она провела языком по зубам. — Пойдем туда, я тебе покажу.

Снова игриво взглянув на него, она повела его к океану. В том месте, где начинался песчаный пляж, сбегавший к океану, была размечена площадка. Когда они шли вниз по склону, он увидел группу слуг. Бой на мечах, голыми руками, метание копья и бег на скорость — они словно вернулись во времена, когда начинались Олимпийские игры. Если он примет участие в этом, все смогут на него смотреть, но никто не будет претендовать на него в сексуальном плане, что его так беспокоило.

Я думала, ты быстро найдешь это место.

Ему было приятно слышать ее голос, определить по ее тону, что собрание шло своим чередом. Они сделали перерыв, прежде чем подвести итоги. И хотя он не мог сказать наверняка, ему показалось, что он смог уловить ее радость от того, что сумел избежать всех этих сексуальных игр.

Когда был в ней, он чувствовал ее желание обладать им, его телом и душой. Чисто потребительски. Ему стало интересно, не является ли ее предполагаемое безразличие к его моногамии просто игрой. Может, она старалась доказать самой себе то, что он не имеет на нее таких же прав, какие она на него.

Не зли меня, Джейкоб. Я занята. Иди поиграй в мужские игры.

— Ты с ней разговариваешь, — Сеанна отдернула руку. — По тебе видно. В ту ночь я поняла, что ты на нее за что-то обижен. А сейчас… — Выражение ее лица смягчилось. — Это хорошо, что ты любишь свою госпожу. Может быть, ей доставит удовольствие видеть нас… почувствовать нас…

Джейкоб покачал головой, но все-таки смог сделать это с сожалением. Взяв за руку, он ее поцеловал. Дипломатия. В конце концов, Ричард был одним из владык территории, которая принадлежала Лиссе. Сказать по правде, проведя столько времени с Сеанной, он уже не считал ее столь агрессивной, как в ту первую ночь. Высокомерная — может быть, но она была верна тому стилю жизни, который выбрала. И он этому стилю не соответствовал, об этом ему уже много раз говорили.

— Не сейчас. Но спасибо за предложение.

Ее рука все еще была у него на предплечье, она глазами медленно изучала его.

— Ты другой, Джейкоб, — сказала она в конце концов. — И твоя госпожа тоже. Будь здесь поосторожнее. В слугах отклонения терпят только до тех пор, пока они забавны или возбуждают. Когда начинают мешать, дни слуги сочтены. Знай свои границы.

Это была не угроза, а предупреждение. Он знал, что сказано это было от чистого сердца. Когда он кивнул, она отошла, с вызывающим видом, давая понять, что ищет компанию, которая удовлетворила бы ее желанию поиграть.

Да, он был моногамен. Но мертвым-то он не был. Он не мог не смотреть, как ее великолепный зад колышется при ходьбе, на ее длинные ноги, на обнажавшуюся при ходьбе вертикальную щель между ягодицами.

Интуиция и бесчисленные часы тренировок с Гидеоном заставили его вовремя обернуться, пригнуться и выбросить руку вверх в защитном жесте. Длинный дротик, который он поймал, должен был впиться ему в спину или чуть ниже, — достойная попытка его унизить. У мужчины, державшего другой конец дротика, была оливковая кожа и атлетическое телосложение, а еще коротко остриженные темные волосы, подчеркивавшие черты римского патриция. Джейкоб усилил хватку, наклонился вперед, но его соперник в тот же момент отпустил дротик, заставив его потерять равновесие. Джейкоб перекатился назад по мягкой траве, встал в защитную позицию, согнув колени, крепко зажав длинный дротик под мышкой.

Лицо мужчины потемнело, когда некоторые из остановившихся посмотреть на схватку порадовались ловкости Джейкоба.

— Он, возможно, не уступает тебе в скорости, Малачи, — предположил один из них со смешком. У него был австралийский акцент, неправдоподобно рыжие волосы до плеч, черты его лица были открыты и приветливы. На груди красовалась татуировка в виде ворона с распростертыми крыльями. И хотя у Джейкоба не было привычки с вожделением рассматривать гениталии других мужчин, эту часть рыжеволосого парня было сложно игнорировать. Его гениталии были похожи на лошадиные, в буквальном смысле. Его глаза блеснули.

— Это словно опухоль на лице твоей бабушки, правда? Просто не можешь отвести взгляд. Надо будет сшить подходящие штаны, чтобы все было видно.

Он поморщился, услышав рокот одобряющих голосов:

— В любом случае, видит бог, мы все жутко устали постоянно лежать на лопатках. — Он склонил голову в сторону Джейкоба. — Сбей этого ублюдка на землю хоть раз, парень, и я поставлю тебе пива в Содоме и Гоморре.

— Так значит, ты — новый щеночек Лиссы? — Это замечание прозвучало от мускулистого викинга с завязанными в хвост светлыми волосами и прозрачными голубыми глазами. Его член, хоть и не такой внушительный по размерам, был украшен многочисленными золотыми кольцами. Он возвышался над Малачи, но стоял позади него, ясно давая понять, что при необходимости быстро придет ему на помощь. Австралиец отступил в сторону, его лицо ни о чем Джейкобу не говорило, хотя под маской дружелюбия явно скрывалась озабоченность. Хотя он, казалось, не собирался идти на конфликт, его тело сплошь состояло из мускулов: он оставался потенциальной угрозой, пока не будет доказано обратное. Джейкоб держал взглядом всех троих.

— Для тебя она леди Лисса. — Его тон оставался холодным. Малачи поднял еще один длинный дротик и пошел вперед, ясно давая понять, что собирается напасть. Джейкоб поймал ритм, пошел по кругу; все остальные отступили назад, давая им место. Малачи был мускулист, с хорошим телосложением. Очень быстрый и мощный, такого просто не взять.

— Если тебе нужен боец, позови римлянина, если нужна баллада — позови ирландца. Смогу я заставить тебя спеть, а, ирландец?

Он пошел по кругу в другую сторону, сменив направление, вращая дротик, очевидно, стараясь впечатлить Джейкоба своим умением обращаться с оружием. Джейкоб замер, выбрав закрытый хват и встав в стойку. Он поднял голову.

— А потом ты, типа, попросишь меня станцевать тебе или, может, подтереть задницу?

Из внешнего круга послышался хохот. Даже Малачи приподнял верхнюю губу, словно посылая Джейкоба куда подальше, пробуя, насколько Джейкоб поддается на провокации.

— Мой господин Белизар считает, что тебе надо преподать урок.

Джейкоб оскалился.

— Ну давай посмотрим, сможешь ли ты преподать мне этот урок.,

Малачи наклонил голову и прыгнул.

У него были и техника, и скорость, — он прекрасно умел пользоваться оружием, причем обоими его концами. Несколько раз возникала возможность показать силу, когда противники сходились грудь в грудь, напирая, пока кто-то один не изворачивался и не пытался поднырнуть под древко, пытаясь схватить соперника за голень или подставить подножку.

Они с Малачи были прекрасными соперниками с физической точки зрения. Имели почти одинаковый рост и телосложение, почти одинаковую подготовку, хоть Джейкоб и подозревал, что это не было самое любимое оружие Малачи. Он постоянно старался атаковать острым концом дротика, и Джейкоб быстро понял, что его господин приказал нанести ему как можно больший урон, а не просто победить.

Он прекрасно видел, что вокруг собиралась толпа. Тишина, на фоне которой раздавались удары дерева о дерево, говорила о том, что все другие виды спорта, как физические, так и сексуальные, замерли, а их участники наблюдают за ними. Что, скорее всего, подразумевало и наличие пристального внимания с верхней веранды.

Конечно. Они хотели посмотреть, на что способен новый слуга Лиссы.

Малачи прокрутил дротик, отвел его назад и атаковал быстрее, чем ожидал Джейкоб, ударив его по костяшкам пальцев достаточно сильно, чтобы он разжал пальцы. Джейкоб упал на одно колено, принял следующий удар на выставленный вверх и вперед дротик, держа его одной рукой. Удар был настолько силен, что болью отозвался в плече. Когда Малачи изменил хват, чтобы ударить Джейкоба острием, тот поднырнул под удар и схватил Малачи за колени. Он никогда особо не волновался из-за того, что применял разные техники боя, смешивая оружие и рукопашную. Это был не спорт. Малачи играл на вылет.

Они, сцепившись, катались по земле. Внезапно он почувствовал под спиной влажный песок — они были уже на линии прибоя. Малачи сильным ударом локтя под ребра вышиб у Джейкоба из легких весь воздух, а он в ответ ударил того коленом в подбородок, подкинув противника и заставив его на заплетающихся ногах пройти несколько шагов по мокрому песку.

Оба искали оружие, Джейкоб увернулся как раз вовремя, чтобы не попасть под удар острием дротика, направленного ему в лицо, чуть ниже левого глаза.

Значит, это уже не просто игра. С ревом он всем телом налетел на Малачи, свалив его в воду и держа там с помощью дротика. Насладившись моментом, он отступил, встряхнулся и снова занял оборонительную позицию. Только теперь у него были оба дротика, по одному в каждой руке.

Малачи встал на ноги; у него кровоточила разбитая губа.

— Ты раньше сражался до смерти? — Он сплюнул на песок.

Джейкоб с удивлением поднял бровь:

— Ты хочешь зайти так далеко?

У Малачи блеснули глаза, и Джейкобу этого хватило, — он обернулся как раз вовремя, чтобы уклониться от направленного ему в висок удара короткого копья викинга, от такого удара его череп вполне мог разлететься на куски. Малачи кинулся вперед, отнял у Джейкоба свое оружие и снова напал. Джейкоб сумел сохранить свой дротик. Он упал на спину, повалив противника, — теперь они катались на песке — мешанина из рук, ног и ударов. Когда кончик копья уколол его в бедро, он услышал проклятие Малачи: тот явно хотел ударить под другим углом.

Джейкоб с ревом вскочил на ноги и кулаком ударил Малачи, снова кинувшегося на него. Накрутившись на месте, он налетел на викинга, встававшего на ноги позади него, присел в стойке, ища у него защиты, а викинг пропустил удар Джейкоба, на этот раз в горло. Мужчина попятился на заплетающихся ногах, захрипел, свалился в воду. Один в минус, и снова борьба один на один.

Джейкоб, прекрати. Отойди и сдайся. Малачи тоже прекратит бой. Он просто старается унизить тебя, чтобы порадовать своего господина.

Этого он может ждать до тех пор, пока ад не замерзнет.

Джейкоб, повинуйся мне. Это необходимо, по причинам, более весомым, нежели твое эго.

Джейкоб посмотрел на своего противника. Не думаю, что это получится, госпожа.

Я знаю, чего Белизар этим добивается. Я знаю своего противника.

А он знал своего.

Джейкоб.

Он подавил готовое сорваться проклятие. Зная, что совершает ошибку, задыхаясь от негодования, развел руки в стороны в открытом жесте. Неохотно передал копье наблюдавшему за ними австралийцу, заметив, что тот пытался повлиять на схватку и поддержать кого-то из противников.

— Ты выиграл, — слегка поклонился он, все еще держа Малачи взглядом. — Моя госпожа шлет свои поздравления. Ты великолепен.

Малачи поклонился, тыльной стороной ладони смахнул с бровей пот и подал руку своему задыхающемуся другу, пытавшемуся выбраться из воды.

Дипломатия. Джейкоб сумел надеть на лицо маску спокойствия, повернулся к австралийцу, хотя по выражению его лица и подозревал, что недостаточно сумел скрыть свою бешеную ярость и желание убивать.

— Итак, выпивка…

— Берегись! — рыжий мужчина крикнул это мгновением позже того, как Джейкоб почувствовал опасность и развернулся. Этот разворот не дал острию вонзиться ему в почку. Вместо этого оно прошло через мышцы бедра, с легкостью их разрезав, — острие было острее бритвы.

Он успел увидеть яркую струю крови — Малачи задел крупную артерию. Но эту мысль тут же поглотила сильнейшая жажда крови, — он знал, что к его чувствам примешивались ее. Причем, скорее всего, большинство из них принадлежали именно ей.

Малачи и викинг вместе опрокинули его в воду, ему приходилось бороться, пытаясь контролировать переполнявшие его эмоции, которые ему не принадлежали, и смирять свою собственную ярость. Госпожа?

Убей его.

У каждого человека есть неприкосновенный запас примитивной ярости. Этому он научился, сражаясь рядом с Гидеоном. Когда до него доходит дело, страх исчезает, остается только кровь. Вдохновленный реакцией госпожи, он двигался почти инстинктивно. Острый привкус ярости в ее ответе подтвердил, что в его крови кипели, как в реакторе, ее чувства. Теперь он понял, почему она требовала такого сильного подчинения и уважения. Если бы он обернул десятую долю ее ярости против своих противников, никто из них не пережил бы этого.

Вскочив, он схватил древко и выкрутил его. У Малачи не было возможности отпустить его, он вскрикнул от боли в сломанном запястье, а Джейкоб сильным ударом в лицо сломал ему нос.

Его зрение начало затуманиваться, ноги немели. Не смей, прорычал Джейкоб про себя, обращаясь к своему ослабевшему телу. Не раньше, чем мы выполним волю госпожи.

Он избавился от викинга, еще раз ударив в горло и сломав его. Джейкоб подобрал дротик и направил его на Малачи, который на заплетающихся ногах отошел на достаточное расстояние и снова принял боевую стойку, подняв оружие. Но дротик Джейкоба уже упирался ему в грудь.

— Двое против одного… никакого кодекса чести, — сплюнул Джейкоб, стоя по колено в воде, смешанной с собственной кровью.

— У нас нет чести, кроме той, которую нам позволяют иметь наши господа. — Малачи уронил оружие и опустился на колени. Джейкоб не мог отказать ему в храбрости. Выражение его лица было спокойным и безразличным, хотя грудь ходила ходуном, а руки тряслись. — Мой господин проиграл бой. Клянусь его честью и своей, которая полностью подчинена ему, что его жизнь, в том случае, если он солжет, будет принадлежать твоей госпоже.

Было довольно сложно выговорить все это, видя перед глазами смерть на острие дротика. Джейкоб заставил себя не делать ничего, просто сохранял давление острия, заставляя кровь тонкой струйкой сочиться по груди Малачи. У него все сильнее кружилась голова, он не смел перехватить оружие поудобнее, боясь, что предаст себя своими слабыми, неуверенными движениями.

Моя госпожа?

— Отпусти его, Джейкоб, — ее голос раздался прямо у него за спиной. Когда с трудом поднял голову, он увидел, что она тоже стояла в воде. Прилив колыхал подол ее юбки, заворачивая материю на лодыжки.

Джейкоб сумел сделать к ней пять шагов, прежде чем дротик выпал у него из рук. Он это едва почувствовал. Его колени подгибались, но она вовремя его подхватила и опустила на спину. Он чувствовал на своем теле руки австралийца, — он помог ей опустить его на влажный песок, видел его дружелюбное лицо и зелено-ореховые глаза; он опустился на песок слева от Лиссы. Его руки, как и ее, были в крови.

Осмотрев себя, Джейкоб увидел, что кровь течет быстрее, чем волны успевают ее смыть. Ее рука накрыла рану.

— Бедренная артерия, — сказал он. — Скоро умру.

— Нет. Пока мы говорим, рана уже затягивается. Третий знак дает тебе исключительные способности залечивать раны, хотя тебе для этого понадобится немного моей крови. Как только ты выпьешь моей крови, ты будешь как новенький, меньше чем за полчаса. — Ее зеленые глаза все еще переполняло море красного огня, которое он почувствовал, когда слуга лорда Белизара, очевидно, получил от своего господина приказ ударить в спину. — Тебе не удастся так просто отвертеться от своих обязанностей, сэр Бродяга.

Поднеся руку к горлу, она четко отработанным движением прижала палец к артерии, потекла кровь. Джейкоб моргнул. Ускользающим сознанием он понял, что она надела металлический коготок на указательный палец, чтобы сделать аккуратный и быстрый надрез.

— Другие женщины носят с собой помаду. Пастилки мятные…

— Шшш. — Она склонилась над ним, перекинув волосы на другое плечо, так, что они, словно упавший занавес, скрыли его от глаз толпы, а она еще ниже наклонилась над ним, прижимая свое горло к его губам. — Я приказываю тебе пить. Твоя способность залечивать раны, имея третий знак, на самом деле поразительна, но ты еще недостаточно долго его носишь; у нас нет времени.

Когда она почувствовала его губы, сомкнувшиеся на ране, почувствовала, как он вытягивает из нее жизненную силу, Лисса закрыла глаза. Рана у нее под рукой уже почти перестала кровоточить, но он потерял слишком много крови.

Что я такого сделала, чтобы заслужить тебя? Какие ужасные вещи делал ты, чтобы заслужить меня? Такие мысли она, конечно, не дала ему услышать. Она знала, что толпа постепенно расходится. Малачи. Девлин, с легким поклоном. Его госпожа из Австралии, леди Даниела, — Лисса ее знала и любила, хотя она и управляла совсем маленькой территорией не придавали особого значения на Совете. Однако она была здесь, потому что принадлежала к урожденным вампирам. Лисса не забудет помощь, которую оказал ее слуга Джейкобу, что, скорее всего, спасло его от более серьезного ранения.

Она также заметила, по нескольким признакам, что он восстанавливает силы. Его язык уже не просто нажимал на ранку, а ласкал ее меткими прикосновениями, губы сильно прижимались к ее коже. Он прекрасно знал, сколь чувствительно ее горло: за то короткое время, что они провели вместе, он не упустил ни единого случая попрактиковаться.

Ей вспомнилась ночь в розовом саду, когда он каким-то образом уговорил ее раздеться и лечь под звездами вместе с ним. Он начал с кончиков пальцев ног, тщательно исследуя каждый сантиметр ее тела, спрашивая — как словами, так и мысленно, — нравится ли ей каждое его прикосновение. Может быть, вот так лучше… или так. К тому времени, когда он добрался до бедер, слов уже не было, остались лишь мысли. Он просто читал водоворот ответных мыслей в ее разуме.

Если человек пьет кровь вампира, он может возбудиться, — вампир обычно удостоверивался, что слуга принимает соответствующие препараты, усиливающие реакцию. Получив второй знак, Джейкоб попросил ее больше никогда не использовать с ним феромоны. Кроме той ночи с его братом, чтобы заглушить его протесты, она никогда ими и не пользовалась. Ей всегда нравилось его возбуждение, несмотря на боль. Или именно из-за боли он и возбуждался. Из ее губ вырвался легкий вздох, когда его большая рука погладила ее лицо. Он стал сосать сильнее, мягкая бородка щекотала ей ключицу и верхнюю часть груди.

Джейкоб. Прекрати, пока ты не опозорил меня перед этой бандой.

Вы сладкая, госпожа. Вы мне нужны, чтобы восстановить силы полностью. В этом я уверен.

С усилием, словно отнимая у самой себя жизненно важный орган, хотя и знала, что выгладит это так, словно она мягко освободилась из его объятий, она оторвала его от себя. Когда она поднялась на ноги, он приподнялся, опершись на локти, и смотрел ей в лицо снизу вверх. В выражении его лица читался примитивный голод. Ей пришлось подавить стон. Стройный, абсолютно обнаженный, он лежал в полосе прилива, волны смывали кровь, и рана почти полностью затянулась. Он видела лишь его мускулы, влажные от воды и покрытые каплями, в которых отражался свет луны. Нагрузка на плечи и руки заставляла бугриться бицепсы шире раздвигая его и так широкую грудь. Каждый изгиб был особо подчеркнут, так же, как и длинная гордость его члена и вес яичек.

Все это принадлежало ей, она могла делать с ним все что хотела, и когда хотела. На своих собственных условиях. Окружающая действительность помогла ей вернуться в реальный мир.

— Я возьму тебя тогда, когда захочу, Джейкоб, а теперь встань. — Она с иронией посмотрела на него, а сама укусила себя изнутри за щеку. — Не надо меня проверять, сэр Бродяга.

Проклятие, ну почему ей нельзя сейчас помучить его? Почему так важны все эти условности? Ей на все это было наплевать. Его голубые глаза такие яркие, цвет сейчас становился все более сияющим, голубее, чем когда-либо. Они звали ее. Шагнув вперед, она, казалось, потеряла опору под ногами, — земли не было там, где она должна была быть.

Она запнулась, и Джейкоб поймал ее за руку, словно поддержал, когда она споткнулась под весом мокрой одежды.

— Аккуратнее с юбкой, моя госпожа. Я прошу простить, что вам пришлось намочить одежду. Хотите, я на руках вынесу вас из воды и отнесу в комнату, чтобы вы могли переодеться?

Она не была уверена, что кивнула. Надеясь, что именно так она и сделала, надеясь, что это не будет выглядеть нелепо, — слуга, поднимающий ее на руки и выносящий из прилива. Ей приходилось прилагать усилия, чтобы не закрыть глаза. Все цвета словно выцвели. Тошнота накатила так сильно, что ее захлестнула волна паники.

Держитесь, госпожа. Все хорошо. Успокаивающий голос Джейкоба помог ей справиться с отчаянием. Она за свою жизнь встречалась с такими вещами, от которых и у архангелов бы начались кошмары. Эта эмоциональная паническая атака — по-другому она никак не могла это назвать — была новым симптомом болезни, чем-то, что не поддавалось ее контролю. Она должна идти… лететь… она не может… Почему все вокруг такое яркое? Это было похоже на свет солнца, на угрозу сгореть заживо. Поглощение огня…

— Как я уже сказал, хороший бой. Завтра вечером я подумаю, как Малачи и Джейкоб смогут взять реванш. Что-то, что понравится всем нам.

Голос лорда Белизара. Где?

Слева от вас, моя госпожа. Поверните голову на пару сантиметров. Улыбнитесь ему, с тем легким пренебрежением, которое у вас так хорошо получается. Пусть поволнуется, может, вы им недовольны.

Хорошая тактика. Надеясь, что все сделала правильно, Лисса снова повернулась к Джейкобу. Она должна была отдать ему приказ, что-то имеющее смысл. Что рассеет все подозрения. Вся ее одежда промокла.

Ничего не подходило. Она больше так не могла. Ее кожа словно горела в огне. Руки Джейкоба по ощущениям были похожи на раскаленный металл. О, Господи… до рассвета было еще далеко, но она чувствовала солнце, словно ее кожа противилась самому его появлению. Она отвечала на его зов. Страдала от этого.

Я не могу… Джейкоб. Где?..

Я здесь, моя госпожа. Шшш… Каким-то образом они оказались в ее комнатах. Она слышала лишь грохот у себя в голове. Она вся тряслась, ее захлестывал страх, такой сильный, что она не знала, как его контролировать. Она боялась. Так страшно ей не было еще никогда в жизни.

Джейкоб… Я напугана… так напугана, но ведь нет никаких причин. Помоги мне…

Он положил ее и отошел, а она тонула. Просто тонула.

Нет. Он ее взял. Сорвал с нее одежду, оставив ее обнаженной и мокрой. Она дрожала в его руках, когда он положил ее на прохладные простыни. Она продолжала держаться за него, искала его, его жизнь, хотела его присутствия. Она раздвинула ноги, обхватив его бедра.

Он колебался. Затем одним мягким движением опустился на нее. Глубоко войдя в нее, заставил ее выгнуться и вскрикнуть — в ее душе перемешались страх и пустота, словно двухголовое чудовище, которое он победил, проникнув, вытравило в ней все чуждое.

Он остался внутри. Прижавшись лбом к ее лбу, обнял ее дрожащее лицо, прижимая ее к кровати, словно давая якорь.

Ей не нужно бояться. Он рядом. Ее слова или его? Это не важно. Значение имеет только это. Чувство уверенности, ощущение его мощного тела, покрывшего ее, его член глубоко внутри, его объятия.

— Шшш… госпожа. Все хорошо. Я здесь. Держитесь.

Ее разум полностью открылся, говоря Джейкобу, что она не могла или не хотела закрываться от него. Она начала потеть, кожа словно горела, но она так сильно прижималась к нему, словно не могла бы стерпеть даже малейшего расстояния между ними. Его голову наполнили отрывочные воспоминания о ее прошлом и настоящем, ее страхи перед будущим…

Те, которые она усиленно загоняла глубже. Все то, чего она добилась вместе с Советом и что уничтожил Карнал и такие вампиры, как он, те, кто хотел, чтобы миром правили насилие и хаос. Она думала, что они что-то затевают. Всем им постоянно приходилось быть начеку, она понятия не имела, откуда могла прийти угроза, но точно знала, что им что-то угрожает. Она могла, конечно, защитить своих беженцев с помощью решения Совета, но сохранится ли Совет, если ее не станет…

Она в первый раз подтвердила то, о чем он так долго подозревал. Она была, возможно, единственным вампиром, который мог сохранить мир и порядок. Не только с помощью своего королевского происхождения и мудрости, но и с помощью огромной силы, которой она обладала. Она была для них щитом. Армией, которая давала им возможность увеличить свои силы и набраться мудрости. Она прекрасно понимала, что не сможет вечно оставаться рядом, знала, что очень скоро может умереть. Слишком скоро.

Потом эти образы ушли, он словно падал в колодец ее души. Пока он по спирали погружался в ее бессознательное, оно с ревом мчалось ему навстречу, ослепляло его самыми затаенными страхами.

Настоящая буря, никакого порядка, причин или следствий. Кошмары о том, что вампиры все прокляты и у них нет души, что все они попадут в ад… Безжалостные руки Карнала и Рекса, причиняющие боль, забирающие все и ничего не оставляющие. Ее дрожащий голос, похожий на голос ребенка, что-то кричащий ему сквозь ночь.

Этот образ поразил его, словно удар кулака, наполняя его разум, не давая от себя избавиться, принимая форму воспоминания.

Эти прекрасные зеленые глаза на лице маленькой девочки, чьи мягкие черты обрамляют шелковистые темные волосы. Она проснулась в слезах, крича о смерти своего приемного отца. Он держал ее на руках, ее любимый стражник-самурай. Он пел ей, чтобы она снова уснула сладким сном. И хотя тогда его чувства к ней были совершенно другими, кое-что осталось неизменным. Он знал, что маленькая девочка у него на коленях была самым главным в его жизни. Началом и концом.

Джейкоб был рад, что сейчас у нее не было возможности прочесть его мысли, ибо его сердце разрывалось от боли, когда он чувствовал ее страх и боль. Но он мог встать и вставал между ней и любой угрозой, даже такой. Обняв ее еще крепче, он начал ласкать ее, медленно и сильно, глубоко проникая в ее разум, так, как никогда раньше даже не пытался. Однажды он уже сделал это по ошибке, — ее реакция была ужасной. В этот раз он не совал нос в чужие дела, — он искал ее в этой тьме.

Чушь все это, моя госпожа. Свет вашей души так силен, что перед ним меркнет само солнце. Ваше сердце такое доброе… Нечего бояться. Мы защитим вас всем, чем сможем, и то, чего мы сделать не сможем, нам придётся оставить на волю того, кто выше нас. Я здесь, и у меня ваш третий знак. Куда бы вы ни отправились, я буду рядом. Вы никогда не будете одиноки. Ни в чем. Я люблю вас, госпожа. Так сильно, что без вас я ничто. Вы для меня стали всем.

Она стиснула его плечи, задышала чаще. Он уничтожил ее драконов своими словами, говоря ей правду, а не успокаивая. Двигаясь интенсивнее, он рукой приподнял ее ягодицы, чтобы проникнуть глубже.

Что бы вы ни делали, моя госпожа, это не заставит меня покинуть вас. Вы не сможете сделать ничего, что заставит меня уйти.

Ее ногти впились в него — она всегда так делала при оргазме, — потекла кровь, которую она обычно слизывала с его кожи, не давая каплям падать впустую. Он содрогнулся от реакции ее тела, давая ей умиротворение и удовлетворение одновременно, восстанавливая и отправляя в полет. Даже чувствуя это чудо, он хотел получить еще одно, точно такое же.

— Джейкоб…

Он вздрогнул от этого мягкого шепота. Он не спросил, но она знала, что он этого ждал. Ждал приказа своей госпожи, так, как она его приучила. Он знал: это поможет ей снова обрести себя.

— Дай мне твое семя. Войди в меня.

Оно вырвалось из него с болью, словно сердце его было в тисках. Его яростный напор был похож на сердечный приступ, предвещающий страдания от грозящей потери.

 

15

Вскоре после этого она крепко уснула. Джейкоб какое-то время спал рядом, но когда встало солнце, поднялся на утреннюю пробежку по территории замка. Замок словно преобразился: когда светило солнце, это было совершенно другое место, если это вообще возможно. Девлин тоже был снаружи и присоединился к нему. Австралиец мало говорил, просто составил Джейкобу компанию, пока тот пытался убежать от своих демонов. Когда они сделали круг, Джейкоб заметил, что, за исключением Девлина, так рано утром выходили только слуги высокопоставленных вампиров, хозяев регионов и членов Совета, возобновляя старые связи и завязывая новые знакомства. И так как это было одной из его целей, он с помощью Девлина нашел слуг тех вампиров, которые часто общались с Лиссой в последние месяцы.

Никто из тех, с кем он общался, разумеется не знал о болезни его госпожи, но она официально подтверждала причастность этих вампиров планам Совета, а неофициально готовила пути отхода для вампиров, находящихся на ее территории и верных ей, если возникнет необходимость. Так как леди Дэнни была верна идеалам Лиссы, хотя и недостаточно влиятельна, чтобы их отстаивать, Девлин был полезен Джейкобу, вводя его в курс дела и называя на новеньких слуг, принадлежавших более молодым владыкам территорий, с которыми его госпожа, возможно, захочет пообщаться на собрании.

По личным и другим причинам Джейкоб надеялся увидеть Дебру или даже лорда Брайана, но Сеанна, скорее всего, была права: Брайан не выходил из своей секретной лаборатории. Дебра, скорее всего, пыталась делать два дела одновременно — помогала ему в лаборатории и служила предметом развлечения. Сделал ли Брайан какие-нибудь открытия, касавшиеся вируса Далилы? Или его выступление на Совете будет посвящено совершенно другим вопросам? Это уничтожило бы огонек надежды, который лелеял Джейкоб.

Во время его разговора с другими слугами австралиец уважительно молчал, но когда они дошли до задней части замка, выходившей на океан, он перешел на бег на месте и поднял одну бровь.

— Ну все, наговорились? Или у тебя еще что-то осталось? — Пнув Джейкоба и попытавшись сбить его на землю, он побежал дальше, выкрикивая через плечо непристойности, чтобы заставить Джейкоба бежать быстрее. Поравнявшись с ним, Джейкоб понял, что ему приходится прилагать усилия, чтобы хотя бы не отставать от него. Последнюю милю они бежали на скорость и оба выдохлись, взобрались на веранду, перешагивая через три ступеньки, с горящими от недостатка кислорода легкими.

— А ты не рохля, парень, да? — выдохнул Девлин. Он подмигнул Джейкобу: — Мне пора, я должен поиграть в фею-крестную и привести в порядок платье моей госпожи перед сегодняшним вечером. Она прослышала о платьях других гостей и считает, что над ее нарядом надо еще немного поработать. Чертовы девки. Найди меня сегодня вечером, если будет время, я тебя угощу выпивкой. Черт возьми, когда все наконец закончится, я же могу позволить себе пару баночек!

Джейкоб махнул рукой, соглашаясь. Хотя он тоже задыхался от быстрого бега, пытаясь восстановить дыхание, пульсирующая боль чуть поутихла, сменившись волнением, с которым он вполне мог справиться. Когда Девлин ушел, хлопнув его по плечу и сказав: «С ней все будет в порядке, парень», — Джейкоб обнаружил, что рад тому, что завел еще одного друга.

Беспокойство постоянно кипело в нем с тех пор, как они покинули ее дом в Атланте. Сначала он думал, что ему просто не нравилось находиться так близко от такого количества вампиров, или то изобилие способов, которым его могли заставить оказывать сексуальные услуги своей госпоже на публике; но после того, что произошло прошлой ночью на пляже, он понял, что дело не в этом.

Днем он был постоянно занят разными делами, как домашними, так и политическими. Вечером должен был состояться ранний ужин и развлечения; ходили слухи, что это будет чрезвычайно изысканный эротический цирк. В другое время это бы его взволновало, но теперь он был полностью сосредоточен на своей госпоже.

С приближением сумерек он приготовил ей ванну, выбрал масла, которые, как он думал, лучше всего ей подойдут. Погладил ленты для ее прически, выбрал нижнее белье — одно из любимых его занятий. Простой серебристо-серый бюстгальтер с изящным рисунком. Подходящие кружевные трусики — он отвлекся, думая о том, как будет надевать их на нее, проводя большими пальцами под тесемками, касаясь бедер.

Все было готово, солнце заходило. Сидя возле ее кровати, он смотрел, как она спит, ее внутренние часы сбил сам организм, пытаясь дать ей больше времени, чтобы восстановить силы. Он не хотел ее будить.

Как влюбленный он хотел ее защитить, а как слуга — должен был разбудить ее; он знал, что этот сон мог дать ей возможность прожить еще чуть-чуть. Когда наконец склонился над ней, он помедлил. Обычно он говорил несколько слов или касался ее плеча, и она просыпалась. Иногда дотрагивался до ее щеки.

Вместо этого он поцеловал ее в губы, углубляя поцелуй, раздвинул ее губы, дотронувшись языком до ее языка. Отдаваясь своим желаниям, обнял стройное тело, согревая ее своим теплом. Он заметил, что на ощупь ее кожа, как и обычно, чуть прохладнее, чем его, определил, что ей нужно поесть. Когда она начала пробуждаться, его третий знак тоже отметил ее силу и вернувшуюся жизненную энергию. Он не отпускал это ощущение, смакуя его.

Ей нужно было домой. Но его госпожа никогда не станет увиливать от своих обязанностей. Если бы в теле Гиневры была ее душа, Камелот никогда бы не пал. Ей было меньше двух сотен лет, когда он пришел к ней в обличье рыцаря во время одного из крестовых походов. Он не видел особой разницы в том, как она умела владеть собой тогда и сейчас. С рождения ее готовили к роли королевы. Насколько он знал, она никогда не высказывала по этому поводу недовольства. Насмехаясь над теми, кто пренебрегал своими обязанностями на ее территории, она быстро и решительно наказывала их. В письме одному из своих территориальных владык она совершенно ясно высказалась:

«Есть такие, кто всю свою жизнь ищет власти и лидерства. Если вам достался такой дар, вы должны вести себя соответственно. Это дар, который, по мнению Судьбы, вы можете правильно применить. Если вы мудры, вы не станете разочаровывать Судьбу».

Сейчас, в настоящем, его королева и повелительница легким движением дала ему понять, что хочет, чтобы он перестал делать то, что делал. Он неохотно подчинился, отодвинувшись всего на несколько сантиметров, а она взяла его лицо в руки и провела большими пальцами по губам, влажным от поцелуя.

— Почти пора присоединиться к другим, скоро ужин, моя госпожа. Я приготовил ваше платье.

Еще он, как обычно, приготовил горячую воду и полотенце для лица. Взяв ее за руку, приподнял, чтобы ей не тратить на это силы. Обняв, предложил опереться ему на плечи и помочь ей встать. Она зевнула.

— Я еще никогда не просыпалась такой слабой. Вы, смертные, каждый день чувствуете себя так? Как же вы вообще встаете?

Его взгляд задержался на ее лице.

— Вам нужна кровь, моя госпожа. Могу я предложить вам немного своей?

Она отрицательно покачала головой. Она ничего не хотела, хотя и знала, что должна была это сделать. Все ее тело словно свинцом налилось. Когда он попытался настоять на своем, она успокаивающе посмотрела на него. Она не стала обращаться к его разуму — ей не хотелось иметь дело с тем беспокойством, которое там гнездилось. Это ее раздражало. Начинать утро со слияния разумов она не хотела почти так же сильно, как и видеть Джейкоба сразу после пробуждения.

— Как вы хотите, чтобы я заколол сегодня ваши волосы, моя госпожа, — наверх, или оставить их так? Или что-то среднее?

— Скажи мне, как ты хочешь, чтобы я их заколола… и называй меня по имени.

Раньше она никогда не просила его это делать, даже в моменты близости. Его рука замерла у нее на голове, щетка застыла на середине пряди.

Зови меня по имени. Я приказываю.

— Я хочу, чтобы ты оставила волосы распущенными, Лисса. Просто перевяжи их вот тут. И здесь. — Он приподнял волосы с висков. — И отведи волосы назад.

Когда он кончиками пальцев провел ей по голове, она обернулась и прижала его руку плечом.

— Когда ты носишь их вот так, — сказал он тихо, — это напоминает мне о том, как ты бываешь сверху и волосы великолепном волной спадают по сторонам твоего лица. Если ты их так оставишь, я буду думать об этом весь вечер.

Скажи это снова. Она хотела это слышать.

— Лисса, — пробормотал он ей в ухо. — Мое сердце. Моя душа. Моя госпожа.

Она закрыла глаза, кивнула. Она могла быть такой, какой должна была быть. Жестокой, когда ей это было нужно. Он всегда будет рядом.

Ты думаешь, «Я не догадываюсь, что мне хуже, Джейкоб? В определенный момент заболевание должно начать прогрессировать, и тут вступает в силу закон Мерфи, — это начнется именно здесь, где мне так важно казаться сильной и здоровой.

— Наверное, мне все-таки надо последовать твоему совету и позавтракать, сэр Бродяга, — сказала она прежде, чем он смог ответить на ее мысли. — Ты готов? Никакой слабости после вчерашнего? И прежде чем будешь мне лгать, вспомни, что я могу читать твои мысли, — сверкнула она глазами. — Здесь много наказаний, которые я могу применить.

Вчера леди Хельга показала мне толстый металлический воротник, который она заказала у своего ювелира, он делал ей драгоценности для собрания. Этот ошейник около семи сантиметров шириной. Я могла бы застегнуть его на твоей шее, а ключ повесить на цепочку, чтобы он свисал у меня между грудей и дразнил тебя.

— Думаете, ключ, висящий там, — это зрелище, которое меня заинтересует, моя госпожа? — Он поднял бровь, пытаясь сохранить на лице спокойное выражение и приглушить желание, так легко вызванное ее словами.

Она продолжала: жаркий полушепот в его голове проходил мимо рационального мышления, затуманивая его способности к здравому рассуждению. На внутренней стороне ошейника есть два маленьких шипа, которые, прижимаясь к горлу, раздражают кожу и напоминают слуге о его связи с госпожой. С внешней стороны местоположение этих шипов отмечено двумя кроваво-красными рубинами. Когда она хочет, она просто нажимает на эти рубины. Когда шипы прокалывают кожу на горле, госпожа может воспользоваться изящным маленьким кубком и собрать вытекающую кровь. Но я бы не стала им пользоваться. Я бы подождала до тех пор, пока струйка крови не достигла твоего соска, а затем слизала бы ее оттуда, снизу вверх.

Он взял ее руки в свои. Ей удалось изгнать все мысли из его головы, кроме тех образов, которые она сама же и вызвала, — ему пришлось подавить улыбку, когда он увидел удовлетворенный блеск в ее глазах.

— Я могу выполнять все, что вы захотите, моя госпожа, что бы это ни было. Ваша кровь прибавила мне сил. Позвольте предложить вам то же самое.

Еще мгновение она его изучала, затем кивнула. Наклонившись вперед, она укусила его за горло, туда, где были небольшие шрамы от частых укусов. И хотя она предпочитала горло, ее руки гладили его по бедрам, — он сразу же вспомнил одну ночь, когда она решила пить кровь из бедренной артерии. Его член был твердым и тяжелым, пока ее щека касалась его яичек. Когда она закончила, она взяла его в рот, и он словно взорвался у нее в горле… Его руки она привязала к спинке кровати, чтобы он полностью оказался в ее власти. Опуская взгляд, он видел следы своей собственной крови на гениталиях, отметины от ее зубов по всей длине члена.

Сейчас он обнимал ее рукой за спину, прижимая к себе, качая ее тело на коленях. Ее рука лежала у него на бедре, позволяя ему держать на руках весь вес ее тела, пока она с упоением пила его кровь.

Несмотря на ее приятно отвлекающие мысли, то, как он держал ее, заставило его снова задуматься о том, что беспокоило его больше всего. Он хотел, чтобы она позволила ему забрать ее домой, позаботиться о ней. С каждым часом его страх становился все сильнее. Он хотел, чтобы она находилась там, где была бы счастлива. С ее розами и собаками.

Девлин хочет поставить тебе выпивку. Почему бы тебе не сходить с ним после того, как ты все для меня приготовишь? Мы можем встретиться возле наружного павильона перед ужином. Ты мне будешь нужен только около девяти часов, не раньше. У меня есть кое-какие дела. Надо встретиться кое с кем.

Она отстранилась, взяв его за руки и прижав его пальцы к месту укуса, словно в напоминание, что надо быть внимательным. Встав и направившись в ванную, выскользнула из ночной рубашки, позволив ей протащиться за ней по полу несколько шагов. Перешагнув, вошла в ванну.

— Он хороший человек. Я бы хотела, чтобы ты оказал ему честь и провел некоторое время с ним. Для его госпожи это будет означать, что я хорошо к ней отношусь.

Он проклял свою чрезмерную опеку, которая часто побуждая ее отталкивать его от себя, заставляя его признать свою основную обязанность — быть ее слугой. В ее голосе слышалось безразличие, тон был как никогда повелительным, когда она отшвырнула ночную рубашку ногой, чтобы он ее поднял. Скользнув в ванную, словно маленькая богиня с волосами цвета воронова крыла и кожей цвета сливок, она закрыла дверь, послав ему волну раздражения; она знала, что он знал, что это на него именно так подействует.

Не было ничего, абсолютно никаких эмоций, которые он мог бы от нее скрыть. Он полагал, что именно это и означало любить. Приключение, возбуждение. Тихое удовлетворение. Желание ее удавить.

Или, возможно, это означало любить леди Лиссу. Он никогда до этого никого не любил.

Не в этой жизни, ни, кажется, и в других.

* * *

— Представляешь, в центральном дворе предлагают напитки, которые пьют прямо с животов женщин. Женщины лежат на мраморном столе, наливают вино себе на живот, а мужчины потягивают их оттуда.

— Ты хочешь сказать, что лучше займешься этим, чем выпьешь со мной пива?

Девлин с сардонической ухмылкой посмотрел на Джейкоба:

— Эта привилегия вампиров. А то я бы надрал тебе задницу, без проблем.

— Я это уже сделал.

Девлин усмехнулся, стукнув банкой с пивом по банке Джейкоба, — они удобно устроились на стене нижней веранды, ноги свисали над шестиметровым провалом, а сами они сидели лицом к океану.

— Чушь собачья. Ты только что имел успех у своей госпожи, плюс бегаешь ты как одноногая девчонка.

— Вон там неплохо, — заметил Джейкоб.

— Да, ты прав, неплохо, — скривился Девлин. — В любое время, ирландец.

Джейкоб собирался ответить что-то едкое, но вдруг его глаза сузились.

Карнал.

Он знал, что Карнал тоже здесь, но увидел его в первый раз. Высокий вампир был одет в смокинг и кепку — на взгляд Джейкоба, довольно странное сочетание, — его темные волосы были убраны назад, подчеркивая тонкие, злые черты лица. Он прогуливался по нижнему газону, встретив двух других вампиров, которые, очевидно, ждали его. С ним не было слуги, и Джейкоб даже не смел надеяться, что он не выбрал очередную жертву на место Мелинды.

— Друга увидел?

— Едва ли. С кем это он там встречается?

— Разные варианты одного и того же дерьма, — заметил Девлин откровенно. — Это лорды Холленбек и Мартингейл. Они считают себя бунтарями, но на самом деле — отъявленные головорезы. По моему мнению, Совет слишком мягок с ними. В совете думают, что могут с ними спорить, наставить на путь истинный, но любому, у кого есть глаза, видно, что они-то как раз хотят свергнуть Совет, чтобы самим стать владыками. А тогда помоги боже всем смертным, а не только слугам.

— Думаешь, они что-то замышляют? — Джейкоб смотрел, как Карнал пошел прочь вместе с двумя другими вампирами, взяв бокал у проходившей мимо слуги, даже не взглянув на нее.

— Ну, ходят слухи, что они замышляют большой политический переворот на завтра, во время большого сбора. — Девлин еще раз глотнул из банки, словно пытаясь перебить отвратный привкус. — Говорят, они хотят предложить что-то, что скинет ненавистных им руководителей. Ну, тех, которые запрещают рвать горло смертному, находясь в полнолуние на оживленной и полной народа улице.

— Ага. — Джейкоб пытался осознать услышанное.

— Они чокнутые фанатики. — Но во взгляде Девлина чувствовалось напряжение. — Иногда я думаю, что скоро наш мир изменится, ирландец. Они могут попытаться сбросить Совет. Если у них хватит голосов, они это сделают. И все полетит к чертовой матери.

Еще несколько минут они сидели в молчании, попивая пиво. Ответа не было. Джейкоб это знал и подозревал, что и Девлин тоже знает. Они должны быть готовы к любым неожиданностям.

— Психопат и позер, — пробормотал Девлин, наблюдая, как Карнал входит в замок.

Джейкоб подавил улыбку:

— Так говорят янки.

— Правильно говорят. Малачи впечатлен тем, на что ты способен, кстати говоря. — Тон голоса у Девлина изменился. — С ним не так просто тренироваться, не говоря уж о настоящей драке.

— Особенно тогда, когда он вызвал подкрепление.

— А. — Девлин отмахнулся от него банкой с пивом. — Малачи вообще-то неплохой парень. Он просто выполнял приказы своего господина. Белизар хотел выяснить, на что ты способен, проверить тебя. Но это не отменяет того факта, что Малачи на самом деле сексистская сволочь. У него голова забита тем, что всем в этом мире должны руководить мужчины. Он слуга вот уже девяносто лет. И он страшно вышел из себя, когда они вчера ночью заговорили со служанкой лорда Брайана о глобальном потеплении, а он понятия не имел, что это такое.

— Дебра?

— Ага, так ее звали. Вскоре после этого ее заставили служить развлечением. Малачи, похоже, выдал ее, сказав лорду Белизару, что есть еще одна служанка, ничем не занятая.

— Яйца бы ему проткнуть! А почему Белизару надо было, чтобы меня проверили отдельно?

Девлин искоса посмотрел на него.

— Я постоянно забываю, что ты новенький. Взаимоотношения вампиров и людей противоположного пола окружены древними как мир предрассудками. Мужчины-вампиры думают, что вампиры женского пола слишком привязываются к своим смертным слугам, нечто такое случилось несколько лет тому назад, и смертного слугу казнили. Это стало искрой, подпалившей всю эту кучу суеверий и теорий.

— Казнили?

— Я был на том собрании, когда это случилось. — На лицо Девлина набежала тень, он долгим взглядом уставился на океан. — Вампирша высокого ранга голову потеряла из-за слуги, оказывая ему открыто знаки внимания в таких ситуациях, когда слугам положено отступать на второй план. А он возгордился. Дерзил члену Совета, был даже достаточно глуп, чтобы поднять на него руку. Вампирша не отозвала его и не наказала. Вместо этого она попыталась его защитить. Даже предложила свою собственную жизнь в качестве расплаты. И — бах! — все закончилось. Его казнили на месте, а ее на месяц заточили в гроб. Ей пришлось выйти замуж за вампира, которого ей выбрал Совет. Она в ответ решила выйти на солнце.

Джейкоб задумчиво смотрел вниз, Девлин покачал головой:

— До этого все было тоже плохо, но не так. Теперь вампиры просто помешались — на вампиршах и их смертных слугах. Моя госпожа думает, это просто очередные игры, борьба за власть. Вампиры — собственники, они любят властвовать. Им, скорее всего, не нравится делить власть с вампиршами, они всячески ищут способы отодвинуть их на второй план.

Он вздохнул.

— Когда доходит до этого, не важно, насколько мы любим наших хозяек, мы любим их больше, если знаем свое место. Ты никогда не увидишь, как я перехожу черту, в том случае, если я могу подвергнуть опасности мою Дэнни. — Он глуповато улыбнулся в ответ на ироничный взгляд Джейкоба. — Леди Даниела, вот кого я имею в виду. — Он снова стукнул банкой с пивом о банку Джейкоба. — Твоя госпожа в эти дни здесь словно под микроскопом.

Джейкоб поднял голову:

— Что ты имеешь в виду?

— Не может быть, чтобы ты этого не знал. Как так получилось, что самая сильная вампирша в этом мире позволила простому смертному убить своего мужа? Как простой смертный смог убить второго по силе вампира без чьей-либо помощи? Единственное, что не дает им в голос заговорить об этом, — то, что леди Лисса сама убила за это своего слугу, да еще то, что власть имущие прекрасно знали, что лорд Рекс долгое время страдал от болезни Энную — вампирского варианта болезни Альцгеймера.

Джейкоб повернулся, закинув ноги на парапет, встал на мексиканскую плитку веранды, прислонившись к парапету.

— Ты знал Рекса?

Девлин покачал головой:

— Не слишком хорошо. Моя госпожа его знала… до того, как он изменился. — Он с беспокойством посмотрел на Джейкоба. — Она говорила, что он был сильным. Умным. Любил твою госпожу. Леди Дэнни говорила, что его любовь к леди Лиссе была так сильна, что почти компенсировала его слабость. Пока он не сдался. — Он повернулся и тоже оперся на парапет, копируя позу Джейкоба. — Леди Лиссу считают буквально неконтролируемой силой природы. Никто на самом деле не знает пределов ее силы. Никто. Единственный, кто, может быть, мог быть с ней наравне, — лорд Мейсон. Он, как и она, состоит из большего количества тайн и секретов, чем могут справиться переносчики слухов.

— А это плохо?

— Не плохо, а необычно. Но дело не только в этом. Леди Лисса важна для сторонников Совета, она — символ, она очень многое знает и на многое способна. Дэнни не строит на этот счет никаких планов. Лисса — не просто королева. Она главная сила Совета.

— Их мускулы, — вспомнил Джейкоб свою мысль.

— Именно. И Карнал и его свора будут строить свое королевство на иллюзии власти, используя кровь, чтобы сделать иллюзии реальностью. Береги спину своей госпожи, друг. Я хотел выпить с тобой пивка отчасти из-за того, что такие, как я, прикроют тебе спину, пока ты будешь делать свое дело.

Он выпрямился, взглянув на часы:

— Пора идти. Если сможешь, приходи сюда завтра около полудня. Будет собрание слуг, что-то вроде служебной планерки. Это хороший шанс для таких, как ты, новеньких, задать пару вопросов, получить пару советов о том, как облегчить себе службу. Ну и, конечно, мы развлекаемся, выпиваем, истории всякие рассказываем. — Он подмигнул, а потом посерьезнел: — Это хороший способ размяться перед балом и приемом после него. Если случится что-то серьезное, это случится либо там, либо там. Между нами, я предпочел бы вернуться домой сразу после бала.

 

16

Внутренний двор, где должны были проходить вечерние развлечения, находился в центре замка. Он был вымощен камнем и украшен вычурными фонтанами, сверкавшими в свете звезд. Зоны для развлечений были разграничены разноцветными лентами.

Слуги обоих полов, одетые как обитатели гаремов, танцевали изящный и соблазнительный танец живота, выполняли всякие акробатические трюки, услаждая взор неотрывно наблюдавших за ними вампиров. В разных углах музыканты и барды играли на флейтах и барабанах. Джейкоб даже заметил несколько карнавальных трюков — поглощение огня и все такое. Вдоль стен стояли палатки ювелиров и ремесленников, о которых говорила его госпожа. В углу он увидел кузнеца, у которого шла бойкая торговля разными видами клейм. Он довольно легко нашел свою госпожу. В центре оставалось большое пространство для членов Совета. Для них поставили оттоманки, а также добавили несколько подушек для тех, кого они соблаговолят пригласить для развлечения во время наиболее драматичных моментов вечера.

На ней было облегающее серебристое платье с запахом и длинным шлейфом, привлекавшим внимание к верхней части ягодиц. Разрез на платье сзади был достаточно глубоким, чтобы заставить мужчину задуматься: а правда ли, что ему посчастливилось увидеть там небольшую ложбинку? Волосы были причесаны им же самим, хотя она и перекинула их через плечо, подчеркивая ониксовое ожерелье и ониксовые сережки с бриллиантами. Платье облегало ее, словно вторая кожа, составляя одну линию от плеч до изящных лодыжек, на одной из которых красовался тонкий бриллиантовый браслет. На ногах у нее были сандалии, ремешки которых крепились на лодыжках. Одна рука свободно свисала вдоль тела, — она была вызывающе соблазнительна, как Клеопатра. Мужчины поедали ее глазами, хотя недостатка в прекрасных женщинах в этот вечер не было. Она просто выделялась.

Его внимание привлекло то, что происходило в центре площадки. Двенадцать слуг женского пола, обнаженные, встали на колени в круг. Чтобы усилить картину, изображавшую цветок в лучших традициях Айседоры Дункан, они наклонились вперед, вытянув руки и прижавшись лбами к камням. У них у всех были длинные волосы, различавшиеся лишь цветом, которые слегка раздувались ветром и были подстрижены в форме лепестков. Их спины были покрыты настоящими лепестками цветов. В центре круга, образованного телами, стояли двенадцать чернокожих мужчин плотной комплекции, также обнаженные. Они склонили головы, положив руки на плечи друг другу. Эта композиция напоминала цветок с белыми лепестками и темной сердцевиной.

Наконец он увидел Дебру. Она была одной из женщин-лепестков. Все другие женщины также принадлежали вампирам средних рангов. Было бы наивно надеяться, что целью данного художественного произведения было лишь потешить эстетический вкус зрителей.

Заметив, что слуги прибывших членов Совета опускались на колени возле своих уважаемых господ, он проскользнул в центр и опустился на колени рядом со своей госпожой. Ему страшно хотелось провести рукой по ее бедру, натянутому в шелк, почувствовать ее тело под тонкой тканью. И хотя после разговора с Девлином он прекрасно понимал, что этого делать не стоит, ему хотелось дотронуться до нее, дать ей понять, что он рядом.

Думаешь, я не чувствую твоего жара, когда ты входишь в комнату, сэр Бродяга?

В ответ он положил руку ей на ступню.

Она сидела, величественная, как истинная королева, такая прекрасная, что большинство мужчин и мечтать не могли когда-либо прикоснуться к ней, а он не мог не думать о том, как она спит у него на руках, мягкая и податливая, о том, как ее клыки впиваются ему в горло, о том, как изящна ее тонкая рука, лежащая у него на груди. Она была прекрасна.

Ты тешишь мое эго. Эго старой, очень старой женщины.

Вы — древность, моя госпожа. Древняя богиня. Из-за вас мир существует вечно.

Льстец. Веди себя как следует и прекрати отвлекать меня своими мыслями.

Он все свое внимание перенес на происходящее в центре. Лисса пригласила одного гостя. Рядом с ней на подушках оттоманки сидела леди Даниела. Девлин тоже был здесь, хотя и стоял, ожидая ее приказов, с внешней стороны круга, с гостями. Даниела наклонилась вперед, женщины вполголоса разговаривали о чем-то, касаясь головами. Подражая госпоже в легкости отношений с госпожой Девлина, — так большинство женщин относится к своим подругам — Джейкоб с интересом ее рассматривал.

Волосы Даниелы, в отличие от волос цвета воронова крыла Лиссы, были золотистого цвета. Золотые, как в сказках, украшенные лентами и бусинами. Она надела платье в римском стиле, из мягкого белого шелка. Фактура ткани подчеркивалась пересечением шелковых шнуров и кисточками из драгоценных камней, подходящими по цвету и фактуре к золотому вороту и сережкам-подвескам. Глаза у нее были глубокого синего цвета, они подчеркивали мягкую красоту ее лица. На лице же читалось необычное для вампира добродушие. Однако он знал достаточно, чтобы не недооценивать любого из них. Даже того, кто выглядел так, словно у него над головой птицы пели от счастья. Он подозревал, что каждый вампир самостоятельно работает над своей силой обольщения. Козырем Лиссы была ее таинственность. А козырем леди Дэнни — обезоруживающая прелесть.

Глядя на светловолосую вампиршу, Джейкоб думал о том, что она могла бы заставить любого мужчину поверить, что он нашел сокровище, которое с равным удовольствием можно затащить в кровать или привести домой для знакомства с родителями, которых она с удовольствием выпьет за ланчем.

Прибыл лорд Уте, заняв последнее свободное место. Когда он слегка поклонился Лиссе, она в ответ кивнула. Джейкоб в последнюю пару месяцев вел активную переписку со слугой лорда Уте и поэтому знал, что Лисса справедливо считает его самым сильным сторонником стабильности в Совете.

Поднялся лорд Белизар, привлекая к себе всеобщее внимание. Разговоры и смех постепенно стихли.

— Теперь, когда все члены Совета, слуги и гости собрались, мы можем начать развлечение, которое заранее запланировали. — Он сверкнул глазами в сторону Джейкоба. — Многие из вас видели прекрасный образец боевого искусства нового слуги леди Лиссы. Он делает ей честь, будучи достойным ее. И поэтому мы окажем ему особую честь. Сегодня он будет центром нашего вечера.

Господи Иисусе, началось…

По знаку Белизара темнокожие мужчины сделали шаг вперед и опустились на колени позади женщин. Со стороны зрителей раздался неразборчивый ропот — мужчины скрывали за спинами скульптуру, которая теперь стала центром всей композиции. Она представляла собой гладкую, стилизованную версию обнаженного мужчины, откинувшегося назад, со всеми выступами и изгибами, необходимыми для того, чтобы женщина могла принимать на нем различные вызывающие позы. У скульптуры, естественно, был эрогированный член.

— Слуге леди Лиссы приказано выбрать любой лепесток из этого цветка и, посадив на скульптуру, заставить ртом удовлетворить его.

Белизар даже не соблаговолил посмотреть в сторону Джейкоба, произнося этот вердикт.

— Когда слуга леди Лиссы получит свое, нижний ряд мужчин удовлетворит свою похоть с тем сочным фруктом, который стоит перед ним на коленях. Когда они будут готовы кончить, они должны будут сделать это одновременно. Получится впечатляющее зрелище, если им это, конечно, удастся.

Он поклонился в сторону леди Лиссы:

— Как и со всеми нашими играми, моя госпожа, я предлагаю вам джокера, карту, которую вы можете использовать в любое время по своему усмотрению. Чтобы дать вашему слуге возможность развлекать нас как можно дольше, мы намерены дать ему афродизиак, на тот случай, если он страдает от общего всем смертным страха публичных выступлений.

По толпе прокатился смех. Джейкоб взглянул на Лиссу, но выражение ее лица ничего ему не сказало, разум ее молчал, словно говоря ему, что он должен сделать то, чего от него хотели.

Господи.

В круг оттоманок допустили служанку в маске. Она подошла к Джейкобу и встала рядом, поклонившись Лиссе. Это было нелегко сделать, так как ей приходилось держать спину идеально прямой. Ее горло обвивал шелковый жгут, привязанный к серебряной чашечке. Чашечка плавала на поверхности чаши, заполненной ярко-алой жидкостью, укрепленной в ложбинке между ее грудей с помощью специальной сбруи, стискивавшей ее роскошную грудь, увеличивая соски. Когда Джейкоб поднял чашечку, он заметил, что ему придется подойти к женщине вплотную, иначе шнур ее удушит.

— Автором этого чуда является леди Маркет из наших канадских провинций, — объяснил Белизар. — Если вам это нравится, можете заказать через ее слугу. Есть, конечно, и такие, кто предпочитает, чтобы наша девочка не двигалась с места, не подходила ближе, когда они пьют, проверяя ее на стойкость и не давая ей дышать. Другие предпочитают прижать ее как можно ближе, позволив ее рукам ласкать их согласно их желаниям.

У слуги в маске были карие глаза и аккуратно подстриженные ногти. На правой груди — родинка. По толпе прокатился вздох, когда Джейкоб вынул нож, который носил сзади за поясом брюк. Свет факелов отражался от лезвия, когда он перерезал шелковый шнур, со злостью заметив у нее на шее отметины, оставшиеся после описанной Белизаром процедуры.

Дотронься до нее, Джейкоб. В его голове зазвучал голос Лисы. Повинуйся. Протяни руку у нее между ног и дотронься.

С неохотой он это сделал. Девушка смотрела на него полузакрытыми глазами: скорее всего, долгое вдыхание паров напитка влияло так же, как и прием внутрь. Она была влажная. От его легчайшего прикосновения она вздрогнула, чуть раздвинув губы.

— Ваш слуга все еще слишком молод, чтобы для него имели хоть какое-то значение пуританские условности, леди Лиса. — И хотя голос Белизара говорил о том, что реакция Джейкоба его развлекает, тяжелый взгляд свидетельствовал совсем о другом.

— Но и это доставляет удовольствие, — заметила леди Хельга, еще один член Совета. — Интересно наблюдать, как они учатся и теряют все, что их сдерживает.

Джейкоб решил, что ему не хватает лишь одного — крепкой решетки, разделяющей вампиров и людей. И одной из тех машин, которые за небольшую плату выдают небольшие порции еды для кормления животных в зоопарке, или, в данном случае, для кормления смертных.

С удовлетворением Джейкоб опрокинул чашу, наблюдая за тем, как красная жидкость течет по животу девушки, по ее бритому лобку, вниз по бедрам к обнаженным ступням. Повернувшись, низко поклонился Лиссе:

— Мне не нужна такая помощь, — сказал он. — Мне достаточно того, что моя госпожа наблюдает за мной и отдает приказания — это даст мне возможность оставаться твердым очень долгое время.

Зрители с удовлетворением реагировали на его слова, а Белизар от злости сжал челюсти. Но тут же сказал, наклонив голову:

— Очень хорошо. Выбирай женщину, которая желанна тебе, ирландец.

Он всю свою жизнь развлекал публику. Он достаточно знал о вампирах, чтобы выяснить, что им нравилось, хоть ему и пришлось ступить на довольно опасный путь. Джейкоб поднял одну бровь и сильнее развернулся в сторону Лиссы, неотрывно смотря на нее. По аудитории прокатился одобрительный рокот, некоторые даже зааплодировали.

— Любой мужчина выбрал бы ее, — провозгласил лорд Уте. — Но она не играет, слуга. Выбирай кого-то из цветка.

Другие подошли поближе, чтобы как следует рассмотреть забаву: это напомнило ему о времени, проведенном в цирке, хотя представления, которые они там давали, ничуть не походили на происходящее. Джейкоб подозревал, что Карнал где-то рядом, но не искал его взглядом. Он не хотел знать, наблюдает ли этот ублюдок за всем происходящим.

Госпожа, может быть, вы выберете?

Она отрицательно покачала головой и удивила его, заговорив вслух:

— Я хочу увидеть твой выбор.

Подавив беспокойство из-за ее легкомысленного ответа и легкой улыбки у нее на губах, которая ему показалась искусственной, он медленно пошел вокруг внешнего края «цветка». И пока рассматривал каждую из них, он все время помнил о том, что ему нужно играть на публику. Он останавливался, раздумывал, шел дальше, нагнетая напряжение. Зрители начинали заключать пари.

Все женщины были красивы. Их бедра были обильно намазаны маслом, как и тела чернокожих мужчин, стоявших позади них и положивших руки им на талии, готовясь погрузиться как можно глубже. Либо этих мужчин специально отбирали за богатые природные данные, либо все рассказы о чернокожих мужчинах были правдивы: для большинства женщин задача принять их в себя будет не из легких.

Все было гораздо хуже: теперь Белизар объяснял, что мужчины будут заниматься с женщинами анальным сексом. Женщины, отобранные для этого развлечения, раньше не имели такого опыта, что добавит немного боли, страха и отторжения.

Какая-то часть его питала к этому стойкое отвращение. А какая-то — была заинтригована, помимо желания. Он сам не один раз возбуждался от тех игр, которые затевали вампиры, желавшие выяснить границы чувственности смертных. Он не мог отрицать, что во время его службы госпоже нравы и приличия постоянно находились под ударом. Не далее чем вчера Сеанна прекрасно все это описала: «Это тебя заводит, ведь правда?»

То, что ему приказали сделать, — просто-напросто и без затей выставить свой член на всеобщее обозрение. Выступить так, чтобы доставить удовольствие госпоже. Он не мог объяснить, почему это вызывало в нем первобытную ярость и похоть. Если она будет на него смотреть, у него будет эрекция, он сможет сделать все, что угодно будет увидеть публике.

Она достаточно его проверяла и испытывала и прекрасно об этом знала.

Теперь, когда медленно шел по внешней границе круга, он касался кончиками пальцев обнаженных спин «лепестков», легкими касаниями проводил по волосам, смахивая настоящие лепестки на землю. Они находились на чуть приподнятой платформе, чтобы стоящим позади чернокожим мужчинам было удобнее, — прямо на уровне его руки. И снова вокруг, вокруг, как на карусели. Медленно. Блондинка, коричневый шелк, жгучая брюнетка. Он еще раз остановился возле девушки с рыжими волосами, затем снова пошел вперед.

Теперь он на ходу начал расстегивать рубаху, стянул ее на землю. Сбросив туфли и брюки, стянул ремень, позволив ему свободно свисать. Сняв рубаху, продолжал держать ее в руках, как и ремень.

Дойдя до Дебры, он уже был полностью обнажен. Наклонившись, взял ее за руки. Своими обострившимися благодаря третьему знаку чувствами он понял, что она замерзла, в основном из-за того, что сильно нервничала. Он поставил ее на ноги и надел на нее свою рубаху. Свой ремень он надел ей на руки, затянул, положил руку ей на талию и помог спуститься. К этому моменту другая женщина-лепесток уже заняла освободившееся место, чтобы не нарушать красоты живого цветка.

Рубаха доходила Дебре до обнаженных бедер, открывала прелестные груди, выбритый и увлажненный маслом лобок. Он услышал тихое перешептывание, понял, что вампиры удивлены его выбором, тем, что он спас ее, играя с ней в покровителя.

Это все была игра на публику. Ты с самого начала хотел ее выбрать.

Да. Он ответил госпоже, уловив что-то темное в ее мыслях, но не смог рассмотреть это поподробнее, — голос Белизара вклинился в их молчаливый диалог.

— Я уверен, что лорд Брайан будет признателен за то, что ты стараешься дать его слуге возможность набраться опыта, ведь у него самого так мало на это времени.

Давай уже говори, что дальше делать, старый ублюдок, думал Джейкоб.

О, нам так не терпится, правда?

Услышав эту едкую мысль, он обернулся и посмотрел на Лиссу, но она на него не смотрела. Она тщательно изучала Дебру, как кошка, наблюдающая за дергающейся мышкой. Ее, казалось, особенно занимало то, как края его рубахи касались ее бедер.

Дебра не была предназначена для всего этого, и не важно, что говорила Сеанна, — ей не помогли бы никакие тренировки. Она была в шаге от истерики. Она опозорила бы своего господина, и это ее пугало еще сильнее. Он чувствовал, как ее руки трясутся в его руках.

Ей никто не причинит вреда, Джейкоб. Она учится преодолевать свои внутренние барьеры, чтобы служить наслаждению господина. Занимайся своим делом и прекрати хныкать. Ты меня раздражаешь.

Нахмурившись, он все же сделал так, как она приказала, тем более, что Белизар добавил еще один элемент к развлечениям.

— В течение нескольких веков леди Лисса учила нас, как ладить друг с другом, как поддерживать добрососедские отношения, — Белизар улыбнулся Лиссе, отчего Джейкобу захотелось сплюнуть. — Между нашими Слугами, леди Лисса, есть определенная вражда, вызванная их конфликтом. И чтобы они снова были друзьями и пожали друг другу руки, Малачи присоединится к вашему слуге и станет третьим. Милашка Дебра возьмет член вашего слуги в рот, а Малачи будет с другой стороны. Ей, очевидно, необходимо объяснить, что такое полное подчинение, поэтому Малачи придется ввести свой немаленький член в ее не слишком большую задницу. Девственное отверстие, ибо наш уважаемый лорд Брайан предпочитает пользоваться лишь своим микроскопом.

Со стороны членов Совета послышался смех. Дебра тряслась, как осиновый лист.

Когда лорд Белизар махнул рукой, Малачи направился к ним. Платформа снова приподнялась — они оказались как будто на сцене, а все собравшиеся были зрителями. Румянец, еще оставшийся на щеках Дебры, исчез полностью. Ее глаза, полные отчаяния, сфокусировались на груди Джейкоба, остекленели. Он сжал ее еще крепче.

— Не смей падать в обморок, — приказал он ей резко.

Когда Малачи подошел к возвышению, ее голова помимо воли начала поворачиваться в его сторону. Джейкоб сильнее сжал ее связанные руки, прижимая ее к себе, к теплу своего тела. Грубо и требовательно поцеловал ее. В поцелуй он вложил все свои способности к соблазнению, раздвигая ее губы и лаская ее языком. Его пальцы ласково массировали ее запястья. Он знал, что она на самом деле любила подчиняться, как, впрочем, и большинство слуг женского пола. Он легко касался кончиками пальцев ее затылка, заставляя ее думать лишь о поцелуе. Большими пальцами он провел по ее горлу, там, где, как он подозревал, Брайан обычно пил кровь, — на коже остались небольшие отметины. Прижав ее к себе, он отдавал ей свой жар, позволив ей услышать, как бьется его сердце.

— Спокойнее, — пробормотал он ей прямо в губы. — Повинуйся мне, как повинуешься своему господину, и все будет хорошо. Я о тебе позабочусь.

Она искала его взгляда, в ее глазах больше не было уверенности ученого, осталась лишь женщина, хватающаяся за любую возможность спасения.

— Ложись, — сказал он тихо и настойчиво, положив ее на живот, сверху на скульптуру. Просунув руку у нее между ног, он обнаружил, что она увлажнилась помимо своей воли. Она дернулась, издав полу-вздох, полу-стон. Он направил ее на напряженный член статуи, потихоньку, со стонами, опуская ее все ниже и ниже. Это завело толпу — Джейкоб почувствовал их энергию и напряжение, вызванное ее возбуждением. Колено статуи было согнуто, поэтому ей самой пришлось раздвинуть ноги — в таком положении она не могла сопротивляться Малачи. Он пристроил ее подбородок так, чтобы он опирался на приподнятую руку статуи, на ладонь, чтобы иметь возможность ввести ей свой член в рот под прямым углом. Запах ее возбуждения становился все сильнее, хотя по щекам побежали слезы — она дико нервничала. Он вспомнил слова Сеанны. Дебра могла одновременно плакать и возбуждаться; происходившее удовлетворяло ее потребность в подчинении. Она позволила Джейкобу сделать это, понимая, что ей нужно за что-то зацепиться, чтобы не ставить Брайана в неловкое положение.

Когда Малачи поднялся, Джейкоб шепотом предупредил его:

— Если ты ее обидишь, я клянусь, что тот дротик засуну тебе в задницу.

Малачи в ответ оскалил зубы. Джейкоб заметил, что нос у него почти зажил, — он долго носил третий знак. Малачи сразу же схватил Дебру за ягодицы, приподнимая ее и большими пальцами раздвигая для себя проход. Он наклонился и поцеловал ее трясущуюся спину.

Чтобы отвлечь Дебру, Джейкоб схватил ее рукой за волосы, вставил свой член ей в рот. Она тут же начала его сосать, иногда слишком грубо, — Малачи, очевидно, работал пальцами, наставляя ее дергаться в ответ. Он улыбался Джейкобу без тени сочувствия каждый раз, когда тот дергался. Вампиры продолжали развлекаться.

— Специальный кляп, если вы не против, — проговорил Белизар.

— Нет. Она не…

Протест Джейкоба заглушили крики одобрения толпы. Один из чернокожих мужчин держал в руках хитрое приспособление. Он сделал Джейкобу знак отойти, он неохотно подчинился. Ему пришлось смотреть, как черные пальцы накладывают это на голову Дебре, с легкостью предотвращая все ее попытки сопротивляться. Металлическое кольцо вставлялось в рот и крепилось на голове таким образом, что рот постоянно оставался широко открытым, а мужчина мог входить так глубоко и с такой скоростью, как хотел.

Малачи пальцами свободной руки провел по ее нижним губам, показал всем, что пальцы блестели:

— Она сама, может быть, плачет, и не хочет этого, чего не скажешь о ее влагалище, — заявил он во всеуслышание. — Новые рабы всегда самые сладкие. Они так боятся реакций своего тела, так ими поглощены. Скорми ей свой член, Джейкоб. Давай вместе заставим ее закричать. Я хочу чувствовать, как она дергается, как давится твоим дружком.

Джейкоб уловил ее дрожь, быстрые рывки ее бедер. Хоть его и мутило от отношения Малачи, Дебру это возбуждало.

К тому времени, когда она отсюда уедет, ее столько раз доведут до оргазма, что она, наконец, начнет понимать, как получать удовольствие от подчинения.

Теперь он надеялся, что Сеанна была права, потому что сам ничего не мог поделать со своим собственным телом. Он был тверд как камень.

Он снова скользнул внутрь, почувствовал, что она пытается сомкнуть губы, несмотря на кляп. Легкость, с которой он входил в нее, завораживала. Он проскользнул по влажной плоскости ее языка, который, за счет кляпа, великолепно двигался, именно так, как ему и хотелось.

Он почувствовал, что Малачи начал входить в нее, даже не глядя на него: Дебра напряглась.

— Плотная, маленькая, сухая попка, — сказал слуга Белизара голосом, похожим на касание шелка. Он говорил почти шепотом, но в глазах Джейкоб заметил неприкрытое злорадство. — Я не собираюсь тебя жалеть, я порву это твое девственное отверстие, чтобы ты никогда не забывала о моем члене, никогда не забывала, что удел женщины — подчиняться. Думаешь, ты такая умная… Ну, теперь-то ты себя таковой не чувствуешь, правда?

К черту все эти манеры — Джейкоб был намерен завязать ему член узлом, после того как свернет его чертову шею. Дебра пыталась что-то сказать; голос был полон боли и страха. Он не собирался просто стоять и смотреть, как женщину будут грубо насиловать. Наплевать на все его чувства к играм в покоряющих и покоряемых, наплевать на границы, которыми они разграничили принуждение и добровольное согласие: в данный момент он знал, где находится граница. Четкая темная линия на песке.

— Небольшой перерыв в игре, — резко сказала Лисса, заставив Малачи остановиться, не дав Джейкобу осуществить его намерения. — Лорд Белизар, если я вас правильно поняла, вы дали мне джокера в этой маленькой партии?

— Да, это именно так, леди Лисса. Что вы предлагаете для того, чтобы усилить наше наслаждение?

— Четвертого участника. По моему выбору.

Когда Белизар, соглашаясь, наклонил голову, Лисса пальцем указала на кого-то, стоящего вне круга членов Совета, кивнув в ответ на безмолвно заданный вопрос. В ответ на ее еще более повелительный жест Девлин, под бормотание толпы, сделал шаг вперед и встал рядом с ней.

— Разденься и присоединись к Джейкобу, — приказала она. — Он скажет тебе, что от тебя хочет. А затем повинуйся приказам лорда Белизара.

Девлин сделал несколько шагов назад и с уважением поклонился леди Лиссе. Он разделся, обнажив свой орган впечатляющих размеров.

Услышав жидкие аплодисменты, Девлин ухмыльнулся, театральным жестом повернулся вокруг себя, давая всем рассмотреть свое тело.

— У нас там все такие. Когда я его достаю, дамы обычно с криком убегают. — Он вздрогнул. — А, моя госпожа не одобряет то, что я выставляюсь напоказ. Она говорит, что, если я сам себе хочу добра, я должен идти на сцену.

Лисса дала Джейкобу инструмент, которым он должен был воспользоваться, причем это был не каламбур. Он понятия не имел, как именно он должен им воспользоваться, или это было лишь ее извращенное вампирское любопытство — посмотреть, как именно он им воспользуется, чтобы переломить ход игры. Ее разум был для него закрыт. А когда она так поступала, он прекрасно знал, что это значило, — у него проблемы.

Его член все еще находился глубоко во рту Дебры — он хмуро заметил, что для нее он был словно своего рода успокоительное. Она пыталась лизать и сосать его, как только могла, учитывая наличие кляпа: ему приходилось стискивать зубы, чтобы сосредоточиться. Гладя ее рукой по волосам, иногда мягко, иногда грубо, он постоянно напоминал ей, что он рядом, наблюдает за ней, что ее благополучие находится в его руках, также как и ее тело.

Малачи начал отодвигаться от нее, в его раздраженном взгляде читалось неудовольствие тем, что его заменяют на другого, заставляя играть менее значительную роль, но Джейкоб в ответ покачал головой:

— Оставайся на месте. Но и не двигайся. Ты будешь ее трахать. — Бог свидетель, он не собирался заставлять Дебру заниматься анальным сексом с Девлином.

Джейкоб встретился взглядом с темными глазами мужчины. Словно домашнее животное, которое долгое время было рядом с одним хозяином, Малачи перенял презрительный взгляд лорда Белизара. Джейкобу доставляло удовольствие смотреть, как его следующие слова смывали удовлетворение с лица слуги.

— После того, как ты в нее войдешь, Девлин войдет тебе в зад. Затем ты можешь довести Дебру до оргазма. Если ты сделаешь хоть что-то, что выйдет за рамки, причинит ей хоть малейшую боль, я скажу Девлину задать тебе жару, и он будет делать это, пока ты не истечешь кровью и все присутствующие смогут тобой поужинать.

Он никогда не просил, чтобы мужчина занимался этим с другим мужчиной. Но ему, к сожалению, никак нельзя было впечатать Малачи головой в стену.

Чем больше времени он проводил в компании вампиров, тем сильнее он привыкал к морали и жестким правилам их мира. Если судить по рангу их глубокоуважаемых господ, Девлин находился гораздо ниже Джейкоба. Джейкоб имел право диктовать ему его роль в этой постановке, что он и делал.

Это нисколько не повлияло на его отношения с Девлином. Он с нетерпением ждал возможности выпить с ним еще по баночке. Да, черт возьми, а может быть, и целый ящик после всего этого. Он хотел услышать мнение Дебры по вопросу глобального потепления. Но в данный момент его занимали другие проблемы.

У Девлина не возникло трудностей с пониманием того, что именно от него хотят. Вся его приветливость исчезла, он выглядел гораздо более опасным, чем Джейкоб его когда-либо видел. Его глаза сверкали, огненные пряди волос стекали на обнаженные плечи. Возможно, он понял, что нужно делать, с помощью безмолвного общения Лиссы с Дэнни.

— Мне такая идея нравится, — сказал он, подходя еще на шаг и прижимаясь голым бедром к бедру Малачи. — Давно я не развлекался тюремными изнасилованиями. А ты похож на мальчика из моих снов. — Поднявшись на цыпочки, он прижался ртом к уху Малачи:

— Знаешь отличный способ перевоспитать пидора, который думает, что насилие — лучший способ обращаться с женщиной? Затрахать его до того, что он начнет вопить, как маленькая девчонка.

Джейкоб видел, что взгляды Лиссы и Белизара скрестились. На лице его госпожи застыла легкая улыбка, которая все же не могла растопить лед в ее взгляде. Если бы Белизар вывел Малачи из игры, он бы тем самым признал, что на самом деле это не игра. Оставить Малачи стоять там, подвергнув его зад насилию со стороны нижестоящего слуги — это завуалированное оскорбление, скорее всего, было ответом Лиссы на недавнюю попытку Малачи убить Джейкоба.

Нет. Что-то здесь не так. Он подумал о слуге, которого клеймили в саду. Возбуждение, отсутствие страха. Он также вспомнил слова своей госпожи о Карнале и Мелинде. Если бы я знала, что он собирался делать, я бы его остановила… Он позволил этому образу и ее словам поддерживать его уверенность.

Белизар снова взглянул на Малачи. Когда Малачи стиснул зубы, Джейкоба захлестнуло ощущение злого торжества, он знал, что мужчине приказали остаться на сцене. Джейкоб наклонился к Девлину.

— Я так думаю, — Девлин в одну руку взял свой внушительный орган, а другую положил на спину Малачи, заставляя его сантиметр за сантиметром медленно наклоняться над Деброй, — тебе, наверное, понадобится немного смазки, да?

Малачи неохотно взял хрустальную бутылочку, стоявшую неподалеку. Он открыл ее, капнул немного масла между ягодиц Дебры.

— Теперь давай, двигайся. Легче. Очень медленно. Есть своеобразное наслаждение в том, чтобы научить даму, как получать удовольствие от хорошего анального секса. Она получит такое удовольствие, какого никогда не получала раньше, да, детка?

Джейкоб благословил сексуальный, успокаивающий тон голоса Девлина, почувствовав, как губы Дебры попытались сжаться на его члене, благодаря его. Она не сводила глаз с лица Джейкоба, словно заряжаясь смелостью и уверенностью в том, что он сделает так, как сказал. Позаботится о ней.

Он снова начал двигаться у нее во рту, разделяя ее внимание между двумя мужчинами: он уже был внутри, а второй только готовился это сделать. Напряжение ее губ говорило о том, что ее влагалище занято работой со статуей. Кончики пальцев ног касались сцены, подталкивая девушку вверх и вниз помимо ее воли.

— Вот так. — Когда Малачи начал медленно входить в нее, Девлин положил руку ему на бедра, предупреждая его: — Медленнее, медленнее, по сантиметру за раз, не больше.

Дебра застонала, задергалась — Джейкобу стало трудно сосредоточиться. Ее язык все яростнее работал над ним, несмотря на то, что ее сдерживал кляп.

Когда Малачи глубоко погрузился в Дебру, двигаясь, однако, мягко и аккуратно, Девлин поудобнее ухватился одной рукой за его талию, а другой за шею, и вставил свой покрытый маслом член между его ягодиц. Малачи задохнулся, у него затряслись ноги, из глаз полились слезы. Он с трудом сумел проглотить рвущееся с языка проклятие.

— Так, ну вот мы и на месте, очень глубоко. Это хорошо, что твой господин как следует размял тебя заранее, иначе сейчас у нас были бы небольшие проблемы. Могу поспорить, все чертовски горит, правда?

Малачи проворчал что-то в ответ, Девлин еще сильнее прижался бедрами к его бедрам, в то время, как Малачи начал постепенно и очень медленно погружаться в Дебру. Дебра содрогнулась от боли. Джейкоб схватил ее за волосы, двигаясь у нее во рту, пытаясь контролировать свою собственную реакцию. Ее бедра приподнялись навстречу Малачи, который выполнил все, чего от него требовали, сосредоточившись на движениях Девлина внутри него.

Дебра издала полупридушенный звук.

— Не раньше, чем я кончу, — приказал Джейкоб. — Твой господин тебя учил. Правила ты знаешь. Не опозорь его.

Она издала какой-то звук, наполовину рыдание, наполовину возглас согласия. Пока Малачи занимался ее задом, ее качающиеся груди касались лица статуи, мраморного носа и бровей. Ее соски были твердыми — Джейкоб даже позволил себе протянуть руку и ущипнуть ее за грудь. Он задвигался сильнее и чаще, приспосабливаясь к движениям Девлина. Когда Девлин как следует устроился, Малачи начал соизмерять свои движения с его: теперь они двигались синхронно, а Малачи потерял часть ярости, уступившей место насильно возбуждаемому желанию.

Самоконтроль Джейкоба дал еще одну трещину, когда его госпожа показала ему, как все это выглядит со стороны, ее глазами. Он не знал, хотела ли она, чтобы он увидел их так, как их видела она, или была слишком возбуждена, чтобы скрывать свои мысли, но эффект все равно оставался тем же.

Факелы были расставлены таким образом, чтобы освещать площадку, и пятна света ложились на литые мускулы троих мужчин. Рот Дебры был открыт — ему не позволял закрыться кляп; тело растянулось по статуе, влага стекала по алебастрово-белому члену статуи, словно вода по мрамору фонтана. Большой член Малачи то входил, то выходил из нее, бедра ее были раздвинуты так широко, что все присутствующие могли видеть ее розовые внутренности.

И там был еще Джейкоб, его член блестел, когда он почти полностью вытаскивал его изо рта Дебры, а затем снова погружался в нее, заставляя работать ее щеки и горло, а пальцы — в бессилии стискиваться на стягивавшем их ремне.

И словно этого было недостаточно, чтобы еще больше его завести — темнокожие мужчины, чьи тела, покрытые маслом, тоже блестели в свете факелов, приподняли «лепестки», заставив их выпрямить ноги. Лодыжка каждой женщины касалась лодыжки соседки: своеобразная органичная связь, с помощью которой вибрации каждой женщины передадутся всему кругу. Все мужчины одновременно вошли в женщин, а женщины, возбужденные тем, что происходило перед ними, вскрикнули. Крики еще больше распалили их, служа дополнительным афродизиаком, — Джейкоб подозревал, что он был гораздо сильнее, чем тот, что ему предложила девушка-рабыня.

Женщины одновременно закинули назад головы: волосы взметнулись, словно полосы шелка, словно разноцветные волны. Мужчины использовали волосы вместо поводьев, держа их так, чтобы было больнее, груди женщин свободно свисали вниз, двигаясь в такт движению мужских членов, входящих и выходящих одновременно.

Платформа начала поворачиваться — когда это случилось? Его взгляд всюду натыкался на «живые статуи», — все благодаря его госпоже и его собственным глазам. Дюжина женщин с задранными бедрами. Темные, плотные мускулы на ягодицах мужчин, входящих в женские розовые бутоны. Голова Девлина, запрокинутая от удовольствия. Ответный крик Малачи. Резкий выдох Дебры, ее отчаянные глаза, ее взгляд, не отрывавшийся от лица Джейкоба все то время, пока она отчаянно трудилась на каменном члене.

— Пожалуйста… — она едва смогла выговорить это.

— Давай, — выпалил Джейкоб, и она закричала от оргазма, а Малачи продолжал двигаться, усиливая ощущения. Джейкоб кончил ей прямо в горло, заполненное криком, качаясь на вибрациях, которые ощущал чувствительной головкой. Он продолжал растягивать ей челюсти, зная, что они, должно быть, болят, но в то же время зная, что это — часть удовольствия, получаемого от подчинения. Заходить дальше той точки, где, как ты думал, находится твой предел.

В конце концов, так с ним обращалась его госпожа. Снова и снова. Его долгая эрекция и поток семени, стекавший в горло Дебры, говорил о том; что он ее не подвел.

Мужчины, все как один, вынули свои органы, и, взяв их в руки, несколько раз провели по ним руками, сжатыми в кулаки. Женщины развернулись на коленях, отвели руки назад, широко развели колени и выгнулись, сильно закинув головы. Мужчины кончили им на груди, — такой фонтан никак не мог оставить равнодушными присутствовавших зрителей.

Белая жидкость стекала по плоским животам, скапливалась в пупках и медленно текла ниже, привлекая все взгляды к гладким лобкам. Член Джейкоба дернулся еще раз, и Дебра застонала, проглотив его последнюю каплю. Брайан Понятия не имел, как ему повезло.

— Господи, — выдохнул Девлин, упираясь локтем Малачи между лопаток. Наклонившись, он погладил Дебру по голове, а затем потрепал по шее слугу лорда Белизара с таким выражением, словно они были братьями и только что поссорились. Он изучал то, что осталось от «лепестков» и чернокожих мужчин.

— Ты хоть можешь себе представить, насколько ужасно было этим заниматься? Моей женщине придется надевать специальную защиту. Мой член совсем потерял ориентацию.

Малачи прижался лбом к спине Дебры. Джейкоб услышал, как он хмуро усмехнулся:

— Я так полагаю, что единственный способ для тебя надрать мне задницу, — просто трахнуть ее. Вытащи из меня своего урода, ты, конь драный.

— Ну ты же сам на это напросился, раз был таким ублюдком. Когда она снова сможет думать связно, я так думаю, тебе надо будет предложить даме выпить и извиниться перед ней.

Когда Девлин освободил Малачи и помог ему выпрямиться — эти двое продолжали переругиваться — Джейкоб опустился на колени перед Деброй. Вытащив у нее изо рта кляп, он начал пальцами массировать ей челюсть. Из ее глаз катились слезы. Он рубашкой промокнул ей лицо и вытер нос.

— Ну как, все в порядке?

Она кивнула. Джейкоб сомневался, что она сможет самостоятельно встать со статуи.

— Ты была прекрасна. Великолепна. Где твой господин? — спросил он. Груда дерьма, вот кто он, этот господин.

— В передвижной лаборатории. Он продолжает кое-что тестировать.

Девлин с отвращением рассматривал сам себя:

— Господи, — пробормотал он, — ну и отвратительные же мы создания. Я пойду помоюсь. Теперь милая попка моей госпожи, чистая, как…

— Девлин, — леди Даниела встала с подушек, на которых сидела все это время. Ее глаза светились упреком и желанием одновременно, — это частично объяснило Джейкобу, почему его новый друг так заторопился извиниться и откланяться.

Джейкоб отметил, что на них уже почти никто не обращает внимания. Подняв бокалы в честь прекрасного представления, Совет — а на самом деле большинство из присутствовавших, — в нетерпении начал искать выхода той похоти, которая буквально пропитывала внутренний двор. Джейкоба окружала разнузданная оргия, гораздо менее эстетичная, чем представление, которое они дали для зрителей несколько минут назад, но однако не менее возбуждающая. Многие вампиры накинулись на своих слуг — или позволили, чтобы их обслужили так же, как и Джейкоба. Они составляли группы из трех или четырех участников, даже из пятерых — это зрелище не могло не вернуть его к жизни.

Он взглядом нашел свою госпожу, все еще сидящую на оттоманке: она наблюдала за ним. Вокруг нее было пустое пространство — ни один вампир не мог себе позволить приблизиться к ней без приглашения, невзирая на то, сколь сильно было его желание.

Хотя он хотел подойти к ней, он помнил также и о своем долге перед Деброй. Помогая ей спуститься с платформы, он снял с ее рук ремень и растер ей запястья. Он натянул брюки, но, когда она попыталась стянуть его рубашку и отдать ему, он отрицательно покачал головой, застегнув ее на несколько пуговиц и оттолкнув прочь ее руки. Взяв ее лицо в ладони, он поцеловал ее в лоб, подозвал к себе одного из слуг в маске:

— Проводите даму в комнаты лорда Брайана, где она должна дождаться его возвращения.

— Члены Совета слишком заняты, — прошептал он ей. — Опусти голову, уходи отсюда, о тебе никто не вспомнит. Для одной ночи вполне достаточно. Приложи руку ко рту, словно тебя тошнит, и тебя никто не остановит. Не стыдись. Ты была прекрасна. Пошли их всех.

Она молча кивнула. Джейкоб положил ее руку на руку слуги в маске. Когда он удостоверился, что мужчина понял приказ, он на прощание потрепал ее пониже спины — успокоение, в котором, он чувствовал, она сейчас сильно нуждалась. Когда она придет в себя, он с удовольствием будет ее дразнить по этому поводу.

Теперь все, чего он хотел — быть рядом со своей госпожой, надеясь, что сегодня ночью он не привлечет к себе больше ничьего внимания.

Но когда он сделал несколько шагов к ней, она намеренно отвернулась, заговорив с лордом Уте, который был, очевидно, единственным вампиром помимо нее, не принимавшим участие во всеобщем наслаждении плотью. Когда Джейкоб опустился на колени возле нее в одних брюках и попытался положить руку ей на ступню, как раньше, она отдернула ногу, даже не посмотрев в его сторону. Не понимая, в чем дело, он положил ладонь себе на колено, терпеливо ожидая. Она взглянула на него через плечо.

— Где твоя рубашка?

— Я дал ее Дебре, — сказал он, зная, что она прекрасно видела, как уходила Дебра. У нее что, опять начались галлюцинации?

Прежде, чем он успел моргнуть, она села прямо и положила руки ему на горло, сильно сжав его, не давая ему дышать. Ее ногти впились в него, почти подняв его с колен.

— Я все вижу абсолютно четко, раб.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не начать отбиваться или пытаться вырваться из ее хватки. Для него всегда было трудно подчиниться ей, когда она была в таком настроении, но, очевидно, его попытка сделать это сейчас еще больше ее разозлила. Ее чувства пронеслись по его разуму, как волна жара от извержения вулкана.

* * *

Хорошо. Он чувствовал ее ярость. Лисса хотела, чтобы он ее почувствовал. Она на самом деле злилась. Не потому, что Джейкоб у нее на виду занимался оральным сексом с другой женщиной. Не потому, что он получил удовольствие от ее влажного язычка и всепоглощающего возбуждения, разлитого вокруг. Даже не потому, что он считал Брайана очень счастливым мужчиной. Все это не имело никакого значения.

Он защитил Дебру. Оберегал ее. Конечно, защищать и оберегать женщин — его вторая натура. Лисса в этом не нуждалась, не была особенной, будь проклята эта защита. Теперь ее беспокоило то, что Джейкоб выбрал слугу Брайана. Из десятка женщин он выбрал именно ее, словно предпочитал ее всем другим. Ей было холодно, поэтому он дал ей свою рубашку. Он стоял там перед ней, перед всеми собравшимися, словно никого на свете больше не существовало. Он помог ей натянуть рукава рубашки, вытащил волосы из-под нее, взял ее за руки, связав их ремнем, одновременно нежным и бескомпромиссным движением, заставшим всех смотревших на это женщин истекать соком. И когда Лисса смотрела на них, стоящих на сцене, на ее ирландца и смущенную девушку, она видела потенциальную химическую реакцию — такую девушку он мог бы полюбить, даже мог бы жениться на ней, если бы его судьба не привела его к королеве вампиров. Дебра или кто-то вроде нее могла бы родить ему детей, подарить тихую, спокойную любовь длиною в жизнь. Лисса же подарила ему смертный приговор. Она ненавидела все это, ненавидела то, как он обращался с Деброй, ненавидела то уважение, которое он ей оказывал…

— Моя госпожа, — она услышала тихий голос лорда Уте. Он не вмешивался — вампир никогда не вмешается в воспитание слуги другим вампиром, его хозяином, но тактично привлекал ее внимание к тому, что Джейкоб задыхался.

Она отпустила его. Ударила его.

— Этот слуга у вас так недолго, — аккуратно заметил Уте, — но его уверенность в вашей связи кажется такой сильной. Возможно, вам пора задуматься о другом возлюбленном или даже о муже. Вы знаете, слуги быстро переоценивают свою роль в домашнем хозяйстве.

— Мой слуга просто попал под влияние этой ситуации. Я позабочусь о том, чтобы напомнить ему о его месте. Благодарю вас за совет, лорд Уте. — Лед в ее голосе, казалось, успокоил вампира — он отошел, слегка кивнув, оставляя ее одну, чтобы она смогла разобраться с нарушением, совершенным ее слугой.

Тебе она не безразлична. Ты выбрал ее. Ты смотрел на нее… так, как ты смотрел на меня.

Так, словно он будет защищать ее, чего бы ему самому это ни стоило.

Лисса отвернулась от него, не желая видеть его реакцию на столь смешные мысли. Он был человеком. Дебра тоже. Слуги — это слуги. Она никогда не требовала от слуги полной моногамии, будь она проклята.

Моя госпожа. Когда его рука коснулась ее шеи, она не повернулась, но и не пошла дальше. Он сжал ее предплечье, соскользнул к запястью, взял ее за руку, переплетя свои пальцы с ее. Внезапно ей захотелось, чтобы он не стоял перед ней на коленях, не хотела, чтобы было так, хотя маленькая часть ее разума, которая все еще оставалась рациональной, знала, что для него так будет лучше.

Несмотря на ярость, захлестывавшую его, он остался стоять на коленях, демонстрируя, что его верность сильнее, чем гордость. Но в его верности-то она не сомневалась.

Рассматривая ее лицо, он медленно поднялся, оказавшись гораздо ближе к ней, держа ее за руку, их тела почти соприкасались. Она часто дышала, пытаясь держать в узде свои реакции, но знала, что он прекрасно все видит. Во время представления вместе с ее злостью вырастало и ее желание, а когда Джейкоб кончил, когда закричала Дебра, она могла бы запросто представить, как Джейкоб ласкает ее, сильно и глубоко.

— Иди за мной. — Он пошел рядом с ней. Взяв ее за руку, он повел ее куда-то, причем казалось, что вела его она, а не он тащил ее за собой в припадке желания, разбудившего его эмоции.

Он провел ее мимо многочисленных парочек в укромных уголках и остановился в самом конце палаток, там, где располагались ремесленники. Сначала она думала, что он ведет ее к палатке ювелира, чей воротник она ему так подробно описала, но вместо этого он остановился возле палатки кузнеца. Этот человек работал на лорда Мейсона и помогал поддерживать его хозяйство в течение года. Он заботился о двух арабских скакунах, которые, как знала Лисса, постоянно жили на территории замка.

— Моей госпоже нужно наказать своего слугу, — тихо сказал Джейкоб. — Каким-то образом он стал причиной ее сомнений в том, что он живет на этом свете лишь ради того, чтобы служить ей.

Мужчина бесстрастно кивнул и указал на многочисленные клейма, разложенные на бархате.

— Те, которые больше, гораздо больнее, моя госпожа, — объяснил он. — Они, конечно, не оставляют шрамов, только если вы не используете свою кровь. Это также значительно увеличивает боль, но на слуге с тремя знаками это зарастет меньше, чем за ночь. И это ему нисколько не помешает.

— Умоляю вас, воспользуйтесь своей кровью, моя госпожа, — Джейкоб смотрел ей в лицо так, словно больше в мире не было ничего. Лиссе захотелось расплакаться.

— Поставьте на мне клеймо, покажите, что я принадлежу вам, чтобы у вас больше не было в этом сомнений. Тогда, когда вы захотите.

— Когда вы, моя госпожа, пожелаете это сделать, все эти клейма уже будут раскалены. — Кузнец кивнул на чан позади него. — На ручке есть такой же рисунок. Просто выберите тот, который вам понравится, и прижмите к его телу, держите столько, сколько хотите.

Джейкоб снял брюки, и остался стоять перед ней обнаженным.

Если это вас успокоит и избавит от душевных сомнений, госпожа, сделайте так, как вы хотите.

Несмотря на ее желание казаться безразличной, в ее разуме появился образ Дебры, одетой в его рубашку. Она знала, что все это было жалким. По-детски опасно и жестоко. Но если она не причинит ему боли, не проверит, готов ли он пострадать за нее, это чувство ее не покинет. А ей оно было абсолютно ненужно. Она хотела от него избавиться.

Руки за голову.

Он не колеблясь выполнил ее желание, хотя прекрасно знал, на что она была способна, где именно она могла поставить ему это клеймо. Лисса клыком прокусила себе ладонь.

Он ждал. Его челюсти напряглись, глаза не отпускали ее глаз. Она почувствовала себя извращенно возбужденной, будучи словно на вершине блаженства, хотя боль, волнами расходившаяся из сердца, была так сильна, словно она лежала на гвоздях. Он тоже был возбужден. А в его мыслях она видела, что он вспоминает то, как чуть раньше клеймили другого слугу, то, как это его заинтересовало и взволновало, так что он сам от себя этого не ожидал. Она видела, что сама эта идея его возбуждала, и это придало ей решимости заклеймить его именно так, чтобы все видели, что он принадлежит только ей.

Вытащив из огня ближайшее клеймо, она дала струйке крови стечь по ладони и капнуть на раскаленный добела металл. Протянув руку, она взяла Джейкоба за шею. Ее зеленые глаза не отрывались от его глаз — она прижала клеймо к его бедру, прямо у лобка.

Его лицо исказилось в попытках сдержать крик боли, тело содрогнулось. Мускулы напряглись. Руки сжались за головой в кулаки. Это прекрасно отражало тот взрыв боли, который она испытала, увидев его и Дебру вместе.

Его тело горело, в глазах стояли слезы; он пытался стоять неподвижно. Сегодня несколько раз она повторила, что он — ее слуга. Это служило своего рода успокоением, помогающим поддерживать ее силы и смелость. Этим актом он словно говорил ей, что он тоже знает, что принадлежит ей. На все сто процентов, полностью. Как смертный, как мужчина, как возлюбленный, как живущее и дышащее создание. Он считал всего себя ее, разрешая ей делать с собой все, что она захочет.

Он обидел ее тем, что сделал, как ему приказывали, повинуясь ей так, как она сама его научила. Именно его она хотела так, как не хотела раньше никого, ни вампира, ни человека. В ответ она намеренно причинила ему боль, ударила его, заставила его доказывать свою преданность и любовь, наказала его за то, что он заставил ее чувствовать эту боль в сердце, которую она не понимала.

Она опустила взгляд на клеймо. Следующие несколько часов, пока оно не излечится, оно будет доставлять ему жуткую боль. Она поместила его там потому, что хотела держать на нем руки в том случае, если она будет сверху, хотела царапать его ногтями. Если она будет заниматься с ним оральным сексом, ее волосы будут раздражать ожог. Она хотела, чтобы клеймо было как можно ближе к его члену, чтобы он всегда знал, кому принадлежит этот мощный орган, и все остальное тоже.

— Необычный выбор, госпожа, — сказал кузнец, возвращаясь к ним. — Для постоянной татуировки.

Это был христианский крест.

Сделав шаг вперед, она провела пальцами по ожогу. Джейкоб втянул воздух от боли, но он знал, что его боль ее возбуждает — она не прекратила, ее волнение составляло разительный контраст с ее мягкими движениями и прикосновениями, касаниями ее ногтей, похожих на ощущение от бритвы.

— Возможно, мне нужно было выбрать что-то другое. — Ей самой не был знаком ее голос, она почти хрипела, заставив слугу Мейсона странно посмотреть на нее.

Джейкоб покачал головой и опустил руки. Одной рукой проведя по ее волосам, он ладонью обнял ее лицо:

— Символ веры, моя госпожа. Вы не могли выбрать лучше, так как мое сердце верно лишь вам. Вы — моя религия.

Это также было и символом жертвенности. Он брал на себя ее грехи. Коварный шепот, раздававшийся у нее в голове, мог все разрушить.

Она отдернула голову от его прикосновения, остро посмотрела на него. В ответ Джейкоб снова перенес руки за голову. Взявшись за его брюки, она натянула их на него, застегнула молнию и ремень, затягивая его, пока не услышала сдавленный стон боли. Проведя рукой по его члену, она поиграла с его яичками. Несмотря на то, что клеймо чертовски горело под брюками и сильно затянутым ремнем, он все равно начал твердеть от ее прикосновений, и это напомнило ей о других ее обязанностях.

Боги, а ведь Джейкоб был прав. С ней и вправду было трудно. Она знала, что Джейкоб постоянно боролся с мыслью о том, что ее чувства к нему могут быть всего лишь последствием ее заболевания, а не реальностью. Она поняла, что не может переносить саму мысль о его сомнениях. Или же те противоречивые чувства, которые он вызывал в ней сейчас.

— Ты прощен, — сказала она резко. Повернувшись на каблуках, она пошла прочь, сохраняя на лице выражение королевского безразличия.

Он нашел ее стоящей в одиночестве у фонтана.

Хотя она чувствовала его приближение, она иного не ожидала. Она думала, что он будет тихо стоять позади, ожидая от нее подсказки, знака. Она думала, что он попытается сгладить, успокоить ее чувства. Вместо этого он приподнял ее на носки и поцеловал ее в губы. Ее рука стиснула край фонтана, камень треснул, когда она надавила слишком сильно. Несмотря на то, что ему было больно, он еще сильнее прижал ее к себе, так близко, что ее бедра оказались у него между ног. Она чувствовала его жар.

— Только вы, моя госпожа. Я весь ваш.

Скажите мне это так, чтобы я понял, что вы имеете в виду именно это. Как может какая-то женщина увести мужчину у леди Элиссы Вентворт? Скажите это.

— Мой, — прошептала она.

— Полностью. Не только это, — он сильнее надавил пахом на ее бедра, заставив ее вздрогнуть. — Не только это. — Он наклонил голову, подчеркивая свои слова. — Весь. Полностью. А теперь скажи мне, женщина, ради всего святого, почему ты решила, что может быть иначе? Только потому, что я решил защитить ни в чем не повинную девушку?

Его поцелуй смел прочь все ее сомнения. Теперь этот нахальный комментарий помог ей прийти в себя. Она оттолкнула его.

— Я ничего не должна объяснять тебе, сэр Бродяга, — ответила она, откидывая волосы назад. — Будет лучше, если ты будешь помнить свое место.

Но он хотел — нет, требовал, — чтобы она его пометила, нанесла на его тело еще один видимый знак того, что он принадлежит ей. Его мысли сплелись в клубок в ее разуме, показывая ей такое, чем она не могла пренебречь. Он принадлежал ей. Он хотел ее, она была ему нужна. Ему была нужна она, и никто другой.

Я люблю вас, госпожа.

Схватив ее руку, он прижал ее к губам. Затем он прижал ее ладонью к своему сердцу.

— Я прошу вас помнить это, госпожа. Мое место рядом с вами. Только с вами.

 

17

Она стояла на лестнице, рассматривая танцующие пары.

— Вот вы где, — рука леди Даниелы легла ей на локоть. — Все там, внизу, считают, что вы выбираете себе партнера на танец. Изучая нас, словно насекомых под микроскопом. Я никогда раньше не видела одновременно столько прихорашивающихся вампиров. Они поправляют прически, проверяют, свежее ли у них дыхание… даже то, как сидят на них брюки.

Дэнни, возможно, была самым лучшим созданием после Джейкоба. Они встретились на собрании — это было первое собрание в ее жизни. Она тянулась к Лиссе. Несмотря на очень большую разницу в положении, они были похожи на двух неразлучных школьных подруг, и Лисса сама себе удивлялась — ей это нравилось.

Лисса улыбнулась:

— Вампиры слишком заносчивы, чтобы их можно было легко смутить. Даже будь у них возможность поглядеть на себя в зеркале, они бы ей не воспользовались.

К ним подошел лорд Уте.

— Уже почти девять, моя госпожа. Вы готовы?

Танец. Вампиры, поправляющие прическу и проверявшие, как сидят брюки. Неприятно-горячая ладонь у нее на талии, мужское тело — слишком близко. Его глаза, в которых читались мысли, далекие от истинного положения дел, от того, кто она и что она собой представляет. От того, чего она на самом деле хотела.

Лисса заставила себя вложить свою руку в руку Уте, Сжала губы, чтобы не закричать.

Неожиданно это чувство заполнило ее до самого дна души. Она никогда не боялась публики, даже не знала, что это такое. Это не было влиянием вируса. Только этим она могла себя успокоить, потому что внезапно у нее так перехватило горло, что она едва ли могла произнести хоть слово.

Уте подвел ее к спуску со сцены и, подняв руку, потребовал тишины и внимания. Он начал говорить, когда установилась полная тишина. Весь свет словно сосредоточился на ней, его голос вызывал головную боль.

— Моя госпожа. Будучи нашей всеми почитаемой королевой, вы всегда начинали наш бал. Почтите ли вы нас и того, кому повезет сегодня? Или той, в том случае, если вы изменили своим предпочтениям и решили выбрать даму?

Раздались отдельные смешки, но большинство вампиров не сводили с нее горящих глаз. Свечи чуть притушили, остальные светильники направили так, чтобы основной свет падал на Лиссу и танцевальную зону. Она прекрасно понимала важность этого момента. Там, в Атланте, в гораздо более непринужденной атмосфере ее кабинета, она вместе с Джейкобом несколько раз рассматривала список возможных кандидатов. Легче всего было выбрать Брайана. Будет понятно, что она оказывает ему эту честь из-за его успехов в науке, но никто и не подумает, что это — какое-то другое чувство по отношению к вампиру, стоящему гораздо ниже ее.

Последний раз, когда она была здесь, она была с Рексом и Томасом. Ее монах стоял в тени, от его очков отражался свет. Сейчас Рекса не было в живых, она сама убила его. Томас умер в одиночестве в монастыре.

Нет, не в одиночестве. С ним рядом был Джейкоб.

В первый раз, когда она танцевала здесь с Рексом, он был польщен оказанной ему честью, и даже больше — он ее желал. Он верил в тот Совет, который она создала. Он боролся на ее стороне. Он не был добрым, но он был очень сильным лидером, его уважали. И он ее любил. До тех пор, пока не лишился рассудка.

Огни были очень тусклыми, но все равно причиняли боль ее глазам. Ей хотелось полной темноты. Глаза жгло, они начинали слезиться.

— Моя госпожа, — мягко сказал лорд Уте. Она отчаянно посмотрела на него. — Мы подходим друг другу, вы и я, — сказал он. — У меня нет никаких планов или желаний относительно вас. Если вам будет так легче, в первый раз после смерти мужа, я буду счастлив…

Он не закончил фразы — простая вежливость.

Нет. Никогда за многие века ее существования она не позволяла кому бы то ни было контролировать ее жизнь. И хотя это была тяжелейшая внутренняя борьба — ее разум твердил, что с ее стороны будет мудрым принять предложение Уте, она в ответ покачала головой, и пожала его руку, благодаря за щедрое предложение. Затем она сошла со сцены, пошла в центр залы, где оставалось пустое пространство — место для танцев.

Она вышла в центр круга и начала медленно осматривать всех претендентов. Богато украшенные часы, висевшие над оркестром, показывали без одной минуты девять. Тот, на кого она будет смотреть, когда часы пробьют девять, и будет ее партнером на первый танец. Он подойдет к ней, возьмет ее за руку. Много лет назад точно так же она дала всем понять, что собирается выбрать Рекса в мужья.

Она проходила мимо верховных владык и владычиц. Хозяев регионов. Членов Совета. Странно, но Белизара не было. Она почти фыркнула, наткнувшись взглядом на Карнала: он выпрямился, обманывая сам себя, думая, что она может выбрать его. Она скорее отрежет ему руки, чем позволит снова коснуться себя.

Сделав полный круг по залу, она развернулась на каблуках и начала тот же осмотр в обратном порядке. Брайана видно не было. В случае его отсутствия у нее было несколько других, нейтральных кандидатур, например, Уте — так она могла выполнить то, чего от нее хотели, и не страдать от последствий. В толпе она увидела как минимум двоих таких кандидатов.

Но сегодня она не желала, чтобы кто-нибудь из них прикасался к ней. Возможно, она была неправа, и этот прилив эмоций следовало отнести к проявлениям ее заболевания, но даже Уте почувствовал то, на что Джейкоб указывал ей раньше своим тихим и рассудительным голосом. Она потеряла мужа и слугу менее двух лет назад, а скоро должна была потерять и свою жизнь.

Все эти ритуалы, которые она в последний раз выполняла с Рексом… Время от времени это было слишком для нее.

Она не доживет до Рождества, не проведет его с Джейкобом. Это ее беспокоило. Ей нравилось Рождество. Смогла ли бы она протянуть так долго, если бы его не было с ней все это время? В этом она сомневалась. Ей нужно было ему об этом сказать. Будь прокляты все ее опасения, что он слишком много о себе возомнит. Это они уже пережили.

Ее кожа горела от желания, чтобы пальцы одного единственного мужчины ласкали ее спину в глубоком разрезе платья, чтобы только его бедра прижимались к ней во время вальса.

Часы начали бить девять. Первый удар, второй, третий. Она считала не удары часов, а удары собственного сердца. Ее взгляд перескакивал с одного кандидата на другого, она видела в их глазах надежду, желание, жадность. Все знали, что она часто меняла свой выбор за две или три секунды до назначенного времени.

Толпа зашевелилась на шестом ударе часов, в воздухе нарастало напряжение и волнение. Несколько улыбок — те, кто точно знал, что не могут сражаться за ее благосклонность, позволили себе наслаждаться моментом. Затем она развернулась на каблуках на девяносто градусов, заставив стихнуть все бормотания и разговоры в полголоса — все дружно задержали дыхание.

Последний удар часов эхом разнесся по абсолютно тихой, словно вымершей, бальной зале. Сверхъестественная тишина на которую способны только вампиры, даже их слуги застыли на месте, словно статуи, осознавая важность момента.

… Джейкоб двинулся вперед, его шаги гулко отдавались в зале, паркетный пол которого был выложен из дерева разных пород. В его шагах не было ни колебаний, ни медлительности, он только еще плотнее сжал губы. Когда эхо последнего удара часов стихло, он подошел к ней, великолепно рассчитав время своего движения.

Упав на одно колено, он склонил голову, пытаясь хоть как-то смягчить то, что она сделала.

Когда он провел губами по ее руке и поднялся, она опустилась перед ним в низком реверансе.

В этот момент зазвучали первые возгласы удивления, шепотков становилось все больше и больше.

Когда она выпрямилась, опираясь на его руку, то развернулась так, чтобы встать против него. Слуги должны обожать своих господ, но то, как от удовольствия горела ее кожа, когда он смотрел на нее… боги, как могли они этого не замечать?

Моя госпожа… Брайана здесь нет, но у нас есть, кем его заменить…

Я искала не Брайана и не кого-то другого.

Несколько мгновений он пытался это осмыслить, его светящиеся голубые глаза не отрывались от ее лица. Это сияние не причиняло боли ее глазам. Она знала, что он ни в чем ей не откажет. Разве не так он говорил с самого начала?

Разве это мудро?

А что они могут сделать? Убить нас?

Он поджал губы, признавая иронию ситуации.

Я не потерплю сегодня прикосновений другого мужчины, сэр Бродяга. Только твои. И не только сегодня, но и до конца моей жизни.

Он сглотнул. Когда он сделал шаг назад, он увлек и ее за собой.

Это был классический вальс, хотя в качестве музыкального сопровождения она выбрала свою любимую медленную мелодию 1920-х годов. Он снова поклонился ей, а она в ответ еще ниже склонилась перед ним в реверансе, который можно было считать формальным началом танца. Когда она выпрямилась, он взял ее другую руку в свою, привлек ее ближе к себе.

Музыки не было. Лисса оглянулась через плечо с повелительным, немного раздосадованным видом. Дирижер наконец вышел из ступора и взмахнул палочкой.

Первая чистая и печальная нота задрожала в воздухе, к виолончели присоединились еще несколько струнных инструментов. Джейкоб задвигался в ритме вальса, оставляя между ними идеальное пространство. А она нет. Она придвинулась к нему так близко, что ему пришлось сильнее обнять ее за талию, его рука оказалась у нее на пояснице, ладонь лежала на бедре, как она и хотела. Платье, которое она выбрала для вечера, — узкое, облегающее черное платье-футляр с прозрачной накидкой, украшенной блестками. Спереди вырез открывал ее высоко приподнятую грудь, подчеркивая красоту ее ожерелья с алмазами и кроваво-красными рубинами. Вырез сзади был очень низким, края платья держались благодаря прозрачной черной сетке, на которой был нарисован китайский дракон, подходящий по стилю к татуировке, сделанной для нее Джейкобом на плече. Она чувствовала жар его руки сквозь прозрачную сетку.

Закрыв глаза, она позволила ему кружить ее в танце, позволила его рукам и давлению его тела направлять ее. Он прекрасно танцевал. Великолепно занимался любовью. Он был тем, на кого она могла опереться. Она вообразила, как они выглядят вдвоем, словно на крышке музыкальной шкатулки, развевающиеся с каждым движением фалды его фрака и подол ее платья.

Она не пыталась читать его мысли, но и не закрывалась от него. Она просто еще глубже погружалась в него, мимо всех возможных слов, чувствуя, как его чувства водоворотами проносятся в ее душе, пока он кружил ее в танце.

Когда часы показывали одну минуту десятого, все остальные тоже могли присоединиться к ним. Сначала это сделали члены Совета, — сжав губы, выполняя свои обязанности чисто формально, выбрали себе партнеров из числа вампиров. Вскоре зала запестрела разноцветными платьями, замелькали лица. Но она не обращала на это никакого внимания: единственное, что она хотела видеть — лицо Джейкоба. Она летала, все остальные словно витали вокруг нее как цветки вишни.

— Мой отчим так однажды делал, много, много лет назад. Ты помнишь? Я стояла под ветвями, а он стряхивал на меня лепестки. Словно розовый снег. Они порхали вокруг меня, медленно ложились на землю.

Безопасность защитника, страсть любовника…

Когда она протянула руку, чтобы коснуться пряди его волос, свисавшей на лоб, Джейкоб мягко взял ее за руку, еще ближе прижимая ее к себе. Прижался губами к ее пальцам.

Моя госпожа, я чувствую, что вы не похожи сами на себя. Возможно, нам нужно уйти как можно раньше…

Белое и черное. Она моргнула, и все вокруг стало черно-белым. Рай стал адом. Ее охватило пламя, отгоняя прочь спокойное и тихое воспоминание. Чувственные ощущения превратились в страстную, иррациональную злость.

Сцепив пальцы на его руке, не заботясь о своей силе, она сощурилась, ее глаза заволокло красным:

— Я не твоя слуга Джейкоб. Не смей приказывать мне, что мне делать.

У Джейкоба надулись желваки, но он смог продолжить танец, не останавливаясь ни на мгновение. Еще чуть-чуть, и она сломает ему пальцы. Это его не беспокоило. Это прекрасно отвлечет его от той волны страха, которая его захлестывала. Они находились под пристальными взглядами всех окружающих, многие вампиры уже смотрели на него так, словно были готовы тут же разорвать его на части. Девлин прекрасно и очень живо описал то, что обычно происходило со слугами мужского пола, которые оказывали излишнее влияние на своих хозяек. Будут ли они так же безжалостны и к слуге леди Лиссы? Он вдруг понял, что, если наступит внезапный приступ, он станет единственным, кто сможет ее, защитить. Если они заберут ее у него…

Состояние резко ухудшится. Настроение будет меняться почти мгновенно. Когда это начнется, следует ждать физического припадка: он последует вскоре после эмоционального… Это — финальная стадия заболевания, болезнь будет развиваться быстрее, чем во все предыдущее время…

Он должен был позвонить мистеру Ингрему. Сегодня вечером, пока помогал ей с платьем, он знал, что должен был это сделать. Он просто отказывался верить… он сглупил. Мобильный телефон он носил в кармане пиджака.

Вокруг них оставалось много свободного места. Он знал, что обычно все, наоборот, придвигались как можно ближе к ней, чтобы иметь честь сказать ей пару слов. Вместо этого пустое пространство между ними и другими танцующими было заполнено враждебностью и подозрениями.

— Могу я к вам присоединиться?

Джейкоб обернулся — она все еще сжимала его руку, а он успокаивающе прижимал ее к себе за талию. Он стоял лицом к лицу с вампиром, которого еще ни разу не видел за все три дня собрания.

Он был на несколько сантиметров выше Джейкоба. Гладкая кожа выдавала в нем обитателя Среднего Востока, а миндалевидные глаза были цвета янтаря. Не карие, не золотистые, а именно цвета расплавленного янтаря, такого необычного, что Джейкоб был уверен, — мужчина никак не сошел бы за смертного до изобретения цветных контактных линз. Длинные волосы цвета полированной меди схвачены сзади черной лентой. На нем был черный фрак, белая рубаха и шарф из белого шелка, завязанный как галстук. Заколка в виде грифона из янтаря и золота подходила к печатке с рубином, которую он носил на левой руке. Вместо брюк на нем были сидящие в облипку бриджи и высокие отполированные ботфорты.

Его появление взволновало собравшихся, с облегчением Джейкоб заметил, что это отвлекло их от того неприемлемого выбора, который сделала его госпожа.

Лисса с удивлением посмотрела на них обоих. Джейкоб сжал пальцы у нее на талии, успокаивая ее, ожидая ее решения. Но ее разум был в полном беспорядке. Стараясь привести мысли в порядок, чуть замедлить их бег, он сам сбил себя с толку. Он еще не научился делать этого, ему только несколько раз удавалось это, да и то лишь с ее помощью.

Ее энергия проникла в него, успокоила, дала ему связь с разумом его госпожи без каких-либо видимых трудностей. Почти как рука художника, мастера, направляющая руку своего ученика по холсту, она дала ему возможность окружить своими мыслями мысли госпожи и предохранить их от ударов о стенки ее собственного разума.

Единственный вампир, который может быть ей равен… у которого столько же тайн, как и у нее…

Джейкоб встретился взглядом с лордом Мейсоном. Мейсон каким-то образом понял, что происходило. Он не сомневался, что Томас приложил к этому руку. И хотя у него не было времени рассуждать, почему и как он это сделал — например, о том, как Мейсон смог залезть к нему в голову и в голову к Лиссе, — Джейкоб немедленно принял решение доверять Мейсону, считать его союзником. Он увяз во всем этом с головой, а ее жизнь была гораздо важнее его собственного я.

Ей нужно как можно скорее уйти отсюда.

— Моя госпожа? — во взгляде Мейсона проскользнул намек на понимание, прежде чем он с присущим вампирам безразличием перестал смотреть Джейкобу в глаза. Джейкоб передал ее руку ему; она ослабила хватку, хотя она и не высказала своей воли по этому поводу. Она неотрывно смотрела на Мейсона. Джейкоб чувствовал, как ее разум борется, стараясь преодолеть приступ.

Затем у нее в голове словно сработал выключатель. Она тяжело вздрогнула — так сильно, что он чувствовал ее дрожь кончиками пальцев, прежде чем убрал руку с ее талии. Он заставил себя отступить, позволив Мейсону занять свое место.

Лисса моргнула. Еще раз. И еще.

— С удовольствием, лорд Мейсон, сказала она в конце концов.

Слава Богу. Джейкоб с облегчением выдохнул, содрогнувшись почти так же сильно, как и она.

— Просто Мейсон, Лисса, этого достаточно. Мы-то знаем, какой фарс все эти титулы. — Он коротко кивнул Джейкобу, отдав ему свою трость:

— Твой слуга уйдет отсюда?

— Да, — она взглянула на Джейкоба. — Благодарю за танец, сэр Бродяга. Ожидай моих дальнейших указаний вместе с остальными слугами.

Джейкоб поклонился ей и отошел. И хотя он не имел мысленной связи больше не с кем в танцевальном зале, смена настроения была абсолютно очевидна. Зазвучал одобрительный смех и удивленный шепот. Теперь всем казалось, что она просто тянула время до прибытия Мейсона, танцуя со своим слугой: прекрасное представление, развлекшее всех присутствовавших вампиров. Она на самом деле заставила их думать, что она выбрала смертного…

— Так похоже на леди Лиссу… Она знает, насколько это смешно, вся эта чушь про вампирш, которые влюбляются в своих смертных слуг… Весьма умно с ее стороны позволить лорду Мейсону так эффектно появиться… Прекрасное представление…

Ему следовало бы вздохнуть с облегчением и наслаждаться тем, как все славно вышло, как прекрасно лорд Мейсон спас положение. Ну так почему у него было такое ощущение, словно Малачи насквозь проткнул его грудь дротиком? Почему ему хотелось зарычать на всех танцующих вампиров?

Когда он прошел мимо Девлина. даже не остановившись, тот посмотрел на него так, словно кричал: «Это что, черт возьми, было?»

У своей госпожи он прекрасно научился быть загадочным. Он передал Девлину трость на хранение, но не остановился, словно шел куда-то выполнять приказ своей госпожи. У него был третий знак. Она, в конце концов, могла говорить с ним мысленно.

Дойдя до арки входа из бального зала, он повернулся и увидел, что они с Мейсоном беседуют. На ее губах играла легкая улыбка. Его госпожа казалась таинственной и полностью контролирующей себя, но Джейкоб знал, что все это пройдет. Словно частые схватки, только в ее случае они предвещали не появление новой жизни, а наоборот, ее смерть.

Лицо ее партнера было низко склонено к ней, они все еще танцевали. Она закинула голову назад, губы обоих были мучительно сжаты. На них смотрели все. Как, черт возьми, мог хоть кто-то отвести от них взгляд? Они великолепно смотрелись вместе. Если бы она не умирала… Лорд Мейсон смог бы прекрасно ее защитить. Любить ее. Заботиться о ней.

Когда он посылал письма Томасу за месяц до его смерти, в одном из писем упоминалось имя лорда Мейсона. И хотя тогда он не знал, о чем шла речь, теперь он знал ответ на незаданный вопрос. Томас знал, какая судьба была уготована его госпоже, и удостоверился, что наиболее сильный ее сторонник среди вампиров будет рядом с ней, когда ей это нужно будет больше всего.

Несмотря на все доводы рассудка, оставить ее на попечение другого мужчины, уйти из бальной залы — это было тяжелей всего для Джейкоба за всю жизнь.

Он должен был ее защитить, но она дала ему понять, что если она потеряет над собой контроль, он вряд ли что-то сможет сделать, чтобы остановить самого сильного вампира из присутствующих, неважно, больного или здорового. За пять минут до прихода Мейсона он столкнулся с ситуацией, с которой, как он прекрасно знал, он бы не справился. Он слишком сильно рассчитывал на то, что его госпожа сама себя защитит. Дебра ведь предупреждала, что заболевание может начать резко прогрессировать в последней стадии. Его госпожа, так тщательно ко всему готовившаяся, обладала одной очень человеческой чертой характера: она избегала приготовлений к худшему, когда дело касалось ее здоровья. Он сглупил. Ему нужно было все лучше планировать. Ему нужно было попытаться убедить ее уехать отсюда как можно скорее.

Но могло ли это что-нибудь изменить? Им нужно было просто все это пережить. Он это знал и надеялся, как и она, в чем он был уверен, что она сможет это сделать. У них не было другого выбора. Им оставалось только пытаться опередить само время и делать ставки в игре со смертью.

За несколько недель до этого она поняла, что слишком много сил тратит на то, чтобы объяснять ему определенные вещи. Было гораздо легче позволить ему читать ее мысли в то время, когда она разрабатывала планы действий и раздумывала о своих намерениях. Она просила лишь о том, чтобы он не вмешивался в ход ее мыслей и не спорил с ней. Она сама знала, что нужно было сделать, и для того, чтобы это выполнить, ей нужно было его повиновение.

Она рассказала ему обо всем, что ему нужно было знать о собрании. Если бы не пришел Мейсон, они бы продолжили танцевать. Она бы оторвала ему руку за попытку увести ее из залы — прекрасное и абсолютно приемлемое наказание для слуги с точки зрения вампиров. Равновесие было бы восстановлено.

Он прижался виском к холодному камню стены. Когда в его мыслях появился образ Карнала, как ни забавно, именно он помог ему избавиться от последних следов паники. Этот кусок дерьма даже близко к ней не подойдет.

Сегодняшняя ночь. Им нужно было просто пережить сегодняшнюю ночь.

А затем, если будет на то воля Божья, у него будет достаточно времени, чтобы отвезти ее домой умирать.

Чуть успокоившись, он поднялся с колен, нажал кнопку на телефоне и слушал гудки. Когда Ингрэм поднял трубку, Джейкоб тихо сказал: «Заводи таймер».

Пауза.

— Понял тебя, сынок. Благослови тебя Бог. — Еще пауза. — Вас обоих.

Джейкоб кивнул, не в силах что-либо сказать, и отключил телефон.

Если Ингрэм не услышит их в ближайшие двадцать четыре часа, он сам позвонит кому следует. Этот звонок начнет цепную реакцию, предупредит всех верных ей вампиров и заставит их искать безопасное убежище на другой территории.

Джейкоб не знал, где его брат — дай бог, чтобы где-нибудь подальше от проблем. Но Ингрэм также должен будет удостовериться, что Гидеон получит то письмо, которое Джейкоб написал брату перед отъездом, где сказал то, что так долго хотел ему сказать.

И что бы их ни ждало, они пройдут через это вместе.

Не отпускай мое сердце, Джейкоб. Сохрани его…

Пусть у нас было не так много времени, но мы хорошо его провели.

Кивнув сам себе, он вышел из-за гобелена. И столкнулся с Деброй, почти бежавшей по направлению к бальной зале. Быстрый шаг ассистентки ученого, которая ходит так даже в том случае, когда спешить некуда, даже тогда, когда она одета в тончайшее вечернее платье и высоченные шпильки.

— Ой! — она подпрыгнула, когда он схватил ее за руку, заставив остановиться. Когда она ему улыбнулась, она так и не сосредоточилась на нем полностью, думая о чем-то своем, — это заставляло ее чуть покраснеть.

— Джейкоб. Я так рада тебя видеть.

— А я тебя. — Рассматривая ее, он не заметил на ее лице смущения из-за того, что произошло между ними чуть раньше. Она была полностью поглощена чем-то другим.

— Что происходит? Ты словно ребенок, которого в первый раз ведут в Диснейленд. Это ведь не из-за того дела.

Она хихикнула, не отрывая взгляда от его лица. Поднеся пальцы к губам, она покачала головой:

— Извини, Джейкоб. Просто… О Господи, я поверить не могу… — Она с видимым усилием взяла себя в руки. — Я пока никому не могу об этом говорить. Ты, конечно, ее слуга, а Брайан, конечно, не сможет отказать леди Лиссе, ведь он встречается с лордом Белизаром. Я уверена… Лисса так хорошо позаботилась о моем господине, удостоверилась, что у него нет ни в чем нужды…

Его сердце застучало чаще. Джейкоб не смел этого даже произнести. Обычно он мог едва ли прочесть чьи-либо мысли, но эта мысль просто звенела в воздухе, ее он ни как не смог бы не уловить.

— Вы нашли лекарство…

— Да! — она произнесла это восторженным шепотом, стиснула его руку и от радости почти запрыгала на носочках.

— Ну, — она попыталась снова стать объективной, — мы уверены на девяносто девять процентов, что нашли лекарство. Именно поэтому Брайан так много работал в последние дни. Снова и снова проверял все данные. Мы протестировали отдельные клетки вампиров, и семь образцов отреагировали точно так, как мы и ожидали. Модель отображала физическую связь между вампиром и слугой. Сыворотка подействовала на канадского вампира, он стал нашим первым пациентом. Было несколько побочных эффектов, потому что мы еще не подобрали необходимую дозу. Но это сработало, Джейкоб. Это сработало. Клетки мы получили не так давно из Алабамы. Вампир вылечился. И все это благодаря Андрееву и Хелене. Связь между вампиром и слугой — вот ключ ко всему, как изначально и полагал Брайан. Вот так ирония, правда? Ой, Брайан… Я еще никогда не видела его таким взволнованным.

Джейкоб схватил ее за обе руки, привлекая ее внимание к тому, что он не улыбался, выражение его лица лишь выдавало внутреннее напряжение.

— Я должен с ними поговорить. С Брайаном и с лордом Белизаром. Лорд Уте тоже с ними?

— Да, я думаю, да. Он шел туда несколько минут назад. Я думаю, нам нужно их подождать, он считает, что нужно рассказать всем после бала, после того, как они поговорят…

— Это вопрос жизни и смерти. Для моей госпожи. — Говоря это, он развернул ее в другую сторону. Дебра поймала его за руку, заставив его остановиться.

— О Господи. Так вот почему ты спрашивал тогда… О Господи. Я бы хотела… Но она не позволила бы тебе… Как далеко зашла болезнь?

— Если опираться на описание, которое ты мне тогда дала, то три или четыре часа назад у нее началась четвертая стадия. — Он помедлил. — Несколько минут назад у нее был приступ, что-то типа резкой смены настроения, ты говорила, что это произойдет вскоре после психического приступа. Лорд Мейсон пытается вывести ее из этого состояния, это случилось, когда мы танцевали. Сегодня вечером, — он стиснул зубы и заставил себя сказать это вслух, — я ее одевал и заметил, что у нее на ягодицах появились небольшие язвочки. Когда я их слегка потер, кожа слезла. Она пока не почувствовала никакой боли, поэтому я ей ничего не сказал. — В ответ на недоверчивый взгляд Дебры он кивнул головой: — Долгая история. Она должна была подготовиться к встрече Совета. Если бы я ей сказал, это все равно не заставило ее изменить свое мнение.

Она побледнела, теперь уже она стиснула его руку, торопясь вслед за ним.

— Ты прав. Мы должны сказать им прямо сейчас. Ей, возможно, осталось меньше, чем несколько часов. Мы не можем потерять леди Лиссу.

Он проклинал сам себя, хоть и знал, что изменить ничего не мог.

— Пока мы идем, говори, как работает лекарство.

Она резко остановилась, еще больше побледнев. Когда она подняла на него глаза, в них отражалась боль, причину которой он не понимал. Когда она ему рассказала, как именно работает лекарство, он понял. Но снова схватил ее за руку, снова потянул ее за собой.

Лорд Мейсон, возможно, единственный, кто сможет защитить Лиссу от других вампиров. Он может даже любить ее и заботиться о ней.

Но теперь Джейкоб знал, что спасти ее мог лишь ее слуга.

 

18

Мейсон ухаживал за Лиссой, игнорируя всех, кто пытался с ним заговорить. Когда закончился танец, он предложил ей руку, чтобы проводить в тихий и уединенный уголок на дальнем конце выходившей на улицу веранды. Лунный свет отражался от поверхности океана, создавая великолепную картину. Когда она облокотилась на парапет, он случайным жестом прижался к ней, обняв ее за талию чтобы иметь возможность поддержать ее в случае необходимости.

— Когда ты последний раз ела?

— Несколько часов назад. — Она заглянула за парапет, бесцельно переводя взгляд с одного предмета на другой.

— Мальчик тебе очень предан.

— Я многое узнала о Джейкобе. Достаточно, чтобы понять, что он не мальчик. То, что он появился в моей жизни в этот период, — для меня настоящее благословение. — Лисса положила голову ему на плечо. — Я думаю, мы с тобой возбуждаем сплетни. Где ты был, Мейсон? По тебе многие скучали.

— Никто, кроме тебя. Остальным не хватало лишь моего богатства и влияния.

— Тебя трудно не заметить, ведь ты такой милый и очаровательный.

Он улыбнулся, провел пальцами по ее щеке.

— Ты разбиваешь мне сердце, дорогая.

Она подняла лицо ему навстречу, услышав тон его голоса, увидела боль в его глазах.

— Ты знаешь.

— Благодаря Томасу. И благодаря красоте твоего лица. — Увидев, что она насторожилась, он отрицательно покачал головой: — Никто, кроме меня, этого не заметит. Я просто тебя знаю. Я точно могу сказать, что что-то подтачивает твои силы.

Встряхнувшись, она прижалась щекой к его широкой ладони.

— Я не знаю, что ответить. Я благодарна, Мейсон.

— Да черт с ним, — пробормотал он. — Как я буду жить в мире, в котором не будет леди Элиссы Вентворт? Той единственной женщины, которая может напугать меня, используя лишь свой голос.

— Той единственной, которая победила тебя в честной схватке.

— Ну, теперь бы я так не сказал. Я был ослаблен. Жалел сам себя, травился алкоголем. Ты сбила меня с ног и приказала прекратить жалеть себя.

Протянув руку, она дотронулась до его подбородка.

— Тебе не обязательно было приходить.

— Знаю. Но на свете слишком мало тех, кого я действительно люблю, моя госпожа. Бог создал мое сердце таким. И ты — одна из них. А тот мальчик, которого ты считаешь вполне сформировавшимся мужчиной — всего лишь смертный, и здесь его ни во что не ставят.

Она снова тряхнула головой.

— Сердце у тебя вовсе не скупое, оно скорее слишком доброе. Я видела похожего на тебя человека меньше месяца назад. Смертного. Брата Джейкоба. Его убивает его собственная ненависть, горе, его вина. Вы — люди чести. Вы такие глупые создания.

— Да, мы такие. Но именно такие незабываемые женщины, как ты, убивают нас тем, что уходят прочь. — Он помолчал. — Он принял третий знак, хотя все знал.

— Принял. — Она отвела взгляд, посмотрела на раскинувшиеся внизу сады. — Он настаивал, а я… не смогла ему отказать.

— Хорошо. — Заметив ее удивление, Мейсон пожал плечами. — Он полностью принадлежит тебе — душой, сердцем, телом. Ты сломаешь его только в том случае, если бросишь. Верь мне. — Его янтарные глаза сверкнули. — Я знаю.

В ее глазах стояли слезы, она торопливо сморгнула их, а Мейсон галантно притворился, что ничего не видел, хотя его рука теперь переместилась на ее затылок. Он мягко водил пальцами по ее волосам, следуя за изгибами прядей на ее плечах.

— Забавно, — сказала она тихо. — До появления Джейкоба я готова была умереть. Смирилась с этим. Эти два года… тот ужас, которым стал Рекс. То, что я потеряла Томаса… Когда я выяснила, что больна, это меня не взволновало, не с моей личной точки зрения. Но затем пришел Джейкоб, он словно был тем, что я искала всю свою жизнь. Теперь, когда мы вместе, я хочу еще. Больше времени. Не слишком ли это жадно? Мне дали так много, а я хочу еще больше?

— Когда находишь свою любовь, и самой ценности мало.

— Леди Лисса?

Лисса выпрямилась и развернулась на звук голоса вместе с Мейсоном. На подобающем расстоянии от них стоял Брайан.

— Вот вы где. Она откашлялась, заговорила веселее. — Я намеревалась оказать вам честь и пригласить вас на танец сегодня вечером, и мне пришлось обратиться к услугам этого бандита, который даже не может вовремя прийти. Я даже не уверена, что у него есть приглашение.

Брайан смотрел куда-то между ними, очевидно, он был настолько взволнован и поглощен своими мыслями, что не вполне понял шуточный упрек.

— Для меня было бы честью танцевать с вами сегодня, моя госпожа, — сказал в конце концов. — Но… Прошу меня извинить. Лорд Белизар и другие собрались в зале Совета, чтобы обсудить один очень важный вопрос, и мы хотели бы попросить вас присоединиться к нам, и чем скорее, тем лучше. Лорд Мейсон, вас тоже просят прийти.

— До зала Совета далеко идти на таких высоких каблуках, — заметил Мейсон. — Может быть, нужны носилки…

— Я сама могу дойти, — сказала Лисса.

— Вне всяких сомнений, — сказал Брайан тут же. Он низко поклонился ей, прося прощения за то, что прервал ее.

— Мы уже все устроили.

Четверо обнаженных слуг в масках внесли на веранду паланкин. Они напомнили ей группу палачей с закрытыми лицами. Остановившись, они перекрыли лестницу.

— Я не для того прожила так долго, чтобы из меня делали идиотку. — Когда Мейсон протянул ей руку, она отступила на пару шагов к парапету.

Джейкоб, где ты? Она всеми силами старалась победить панику, когда поняла, что все ее попытки установить с ним мысленную связь вязнут в сплошном темном густом тумане. Теперь в ее защите было столько брешей, что ему почти никогда не удавалось защитить от нее свои мысли, кроме тех случаев, когда это было абсолютно необходимо; она не хотела знать, когда именно она полностью потеряла эту способность. Словно плохо слышащий человек, который удивляется, почему все вокруг него так неразборчиво говорят.

За последние несколько недель она ни разу не сомневалась в своем решении дать ему полный доступ к своим мыслям. Ей отчего-то все больше нравится, когда он не только говорит ей о чем-то, но и сопровождает это мысленным разговором с ней, будучи на расстоянии. Это увеличивало ее способности к чтению мыслей. Теперь она слышала его как статический шум помех в трубке сотового телефона, изобретения, которому она никогда не доверяла и почти никогда не пользовалась. Она всеми силами старалась сфокусироваться на его голосе. Зная, что он с ней говорит, она, тем не менее, не могла его расслышать.

Волна паники, захлестнувшая ее, была словно продолжением того чувства, что охватило ее на побережье, когда Джейкоб был ранен. Брайан и Мейсон подошли на несколько шагов, словно загоняя ее, как дикое животное. Она могла бы перепрыгнуть через парапет, уйти подальше. Если ничего себе не сломает. В таком случае у нее не будет времени на лечение, они ее быстро схватят.

Вы испачкаете платье, моя госпожа. Это ведь такое прекрасное платье, его особенно украшает то, что вы в него одеты.

Она закрыла глаза, сжав руки в кулаки, пытаясь удержать этот голос, цепляясь за него. В висках пульсировала тупая боль. В животе поднималась тошнота, а коже на спине словно горела от ожога, — что-то новое в симптомах ее болезни.

Джейкоб, ты где?

В саду под стеной раздался возглас удивления и оскорбленный визг — мгновением позже Джейкоб показался над парапетом, — забраться по стене для него оказалось быстрее, чем идти по ступенькам. Он легко спрыгнул на плитки пола, без обуви, но все еще в смокинге. Он тяжело дышал, словно бежал на скорость.

— Я здесь, моя госпожа. У вас за спиной, как и всегда.

Лисса стиснула его предплечье. Он накрыл ее руку своей рукой, согревая ее и успокаивая. Она хотела прочесть его мысли. Но никак не могла.

— Что происходит?

— Вам совершенно нечего бояться, моя госпожа, — улыбнулся ей Джейкоб, он просто излучал уверенность и довольство, и этого было достаточно, чтобы она начала успокаиваться. — У Брайана есть новости, которыми он хотел бы поделиться с Советом. Он нашел лечение для вируса Далила и может дать вам сыворотку прямо здесь. Он ее протестировал и привез несколько доз с собой. — Несмотря на то, что они были не одни, он обнял ее, заставив посмотреть себе в глаза:

— Вы будете околдовывать мужчин так долго, как только захотите.

— Ты им сказал… — Она сглотнула, с усилием подавив рвоту; голова болела так сильно, что ей было трудно говорить.

— Пришло время, моя госпожа. Когда Дебра сказала мне о том, что они нашли лечение, я знал, что…

— Я не слышу тебя… внутри… мне нужно…

— Я здесь, моя госпожа. — Не дожидаясь ее разрешения, он подошел и поднял ее на руки.

Плечом отодвинул с дороги Брайана и Мейсона, аккуратно посадил ее в паланкин.

Она держалась за его шею, стараясь притянуть, его лицо к себе как можно ближе.

— Ты говоришь мне правду?

— Я говорил вам, моя госпожа, что никогда не буду лгать вам. Давайте пойдем в зал Совета и позаботимся о вашем здоровье.

— Я хочу знать, как это работает, — сказала она, когда слуги подняли паланкин. — В результате у меня… — она отпустила его и прижала пальцы к вискам, а он озабоченно нахмурился, — не появится бородавок или… у меня не выпадут волосы? Есть кое-что похуже… чем быть мертвой.

— Никаких бородавок, госпожа, — сказал он с едва уловимой улыбкой, показывая слугам, куда нести паланкин. Он встретился взглядом с Мейсоном. Вампир со среднего востока, точно так же, как и Брайан, уступил ему дорогу.

Они долго спускались вниз по ступеням, но когда дошли до конца лестницы и собирались пройти по саду, Джейкоб внезапно остановился.

— Стойте. Поставьте паланкин. Сейчас же.

Брайан задал ему какой-то вопрос, но Джейкоб плечом оттер вампира назад. Подхватив ведерко со льдом, забытое на столике в саду, он быстрым движением вытряхнул из него весь лед и подал его Лиссе, загородив ее от взглядов Брайана и Мейсона своей широкой спиной. Лисса согнулась пополам, закричала.

Он держал ее волосы, пока ее рвало кровью, она снова согнулась от спазма в животе, словно ее тело переломили пополам.

В его собственном теле взорвалась боль. Джейкоб запнулся, внезапно ему стало трудно дышать, накатила слабость. Мейсон подскочил к нему, когда он, уронив ведро, опустился на одно колено. Когда его госпожа, несмотря на свою дикую боль, вытянула к нему руку, он смог взять ее руку в свою.

Мейсон не успел подставить ведро вовремя, и она испачкала платье. Рвота была гораздо сильнее, чем когда-либо раньше. Когда Брайан отошел, он увидел, что цвет лица у нее зеленоватый, как у покойницы. Все ее тело сотрясали судороги.

— Джейкоб…

Ее глаза стали ярко-алыми, клыки удлинились.

— Несите ее, быстро, — выпалил Брайан. Слуги замешкались.

Джейкоб с трудом высвободил руку из пальцев Лиссы. На лице его госпожи попеременно читалась то паника, то невероятные усилия вновь обрести контроль над собой. Болезнь все больше и больше захватывала ее, как физически, так и умственно. Ему было больно смотреть не столько на проявление симптомов, сколько на то, как она всеми силами старается бороться с этим.

— Я удостоверюсь, что он все время будет рядом с вами, моя госпожа. Зал Совета. Идите, — Мейсон словно прорычал приказ. Слуги зашагали вперед.

Еще одна волна боли заставила Джейкоба упасть на колени.

— Нет! Джейкоб, — закричала Лисса, стараясь дотянуться до него в обход Брайана. Он держал ее, чтобы она оставалась в паланкине, двигаясь вместе со слугами. Он хмурился:

— Надо было сделать это раньше. Помоги ему. Мейсон. Помоги…

— Я держу его, моя госпожа. Успокойтесь. Мы пойдем прямо за вами.

Мейсон опустился на колени и перекинул руку Джейкоба себе через плечо, помогая тому встать на ноги.

— Держи между нами мысленную стену столько, сколько сможешь, — пробормотал Джейкоб. — Нам нужно дойти до зала Совета.

— Она может быть против этого, — выдохнул Мейсон, когда они двинулись вслед за паланкином. Они слышали, как Брайан успокаивал ее, часто оглядываясь назад, чтобы удостовериться, что они идут следом.

— Сейчас она сама не своя, — Джейкобу удалось сказать это ровным голосом, хотя по ощущениям его словно колотили по ребрам бейсбольной битой. Он не хотел, чтобы его госпожа испытывала такую боль.

— Давай сначала спасем ее жизнь, а уж потом спросим ее мнение.

— Она бы сказала, что такие мысли типичны для мужчин.

— Леди Лисса — это сила природы. Созвездие. Ведущая сила. Она им нужна. Если она уйдет, все будет плохо. Сколько таких, как его брат, умрут, если Карнал и ему подобные придут к власти? И что будет со слугами, такими, как Дебра и Девлин?

По тому, как сжались губы Мейсона, Джейкоб понял, что он тоже об этом подумал. Пробыв с ней рядом несколько месяцев и поучившись у Томаса, он знал, что ее влияние выходит далеко за пределы ее территории. Сможет ли Совет контролировать вампиров, таких, как Карнал, когда ее не станет? И дело не только в ее физической силе, но и силе примера, образца для подражания. Столь могучего, что в течение веков основная часть вампиров старалась контролировать свою жажду крови и быть такими, как она, а остальные слишком боялись ее могущества и не решались идти против воли Совета.

— Мне удается не пускать ее в твои мысли только потому, что она еще не поняла, что не болезнь разделяет вас. Если приступ пройдет, она узнает правду. И разорвет мой разум на кусочки, уничтожая преграду.

— Тогда нам нужно поспешить, чтобы ты остался в своем уме.

— Она не пойдет на это.

— Она не в себе, — снова повторил Джейкоб и застонал. Мейсон подхватил его, принимая на себя большую часть его веса.

— Если тебя сейчас вырвет, предупреди, пожалуйста, чтобы я успел отойти.

— Ты… позволил крови моей госпожи испортить ей платье. Она будет считать это… равной заменой.

Господи, как же больно. Если это похоже на те страдания, которые испытывала его госпожа, он зауважал ее еще больше за то, что она не кричала от боли.

— Ты… — Он ухватился за пиджак на плече Мейсона, так сильно и отчаянно, что чуть не порвал рукав. — Я справлюсь. Я ей для этого нужен. Но… она такая… одинокая. Я просто… смертный. Она… Позаботься о ней; поклянись мне… Позаботься о ней. Она, может, и богиня, но она так одинока. Помоги ей… Ухаживай за ее розами. Она любит, чтобы кто-то был рядом с ней, когда она ими занимается. Или она начнет грустить. Не отходи от нее. Не уходи обратно в пустыню. Ты ей… нужен.

— Шшш… спокойнее, мальчик. Давай, — сказал Мейсон нарочито грубо, принимая вес Джейкоба еще больше на себя и почти бегом догоняя паланкин.

Они успели дойти прежде, чем исполнилось предсказание Мейсона; слава богам, успели. В тот момент, когда Джейкоб переступил порог, руки вампира задрожали, отпуская его. Он стиснул челюсти. Мейсон посмотрел на него, затем его взгляд переместился на другой конец комнаты.

— Отпусти, — с трудом выдохнул Джейкоб. — Мы на месте, мой господин. Не страдайте больше из-за нас.

Боль начала постепенно проходить: слава богу, приступ заканчивался. Однако то, что на него это подействовало так же сильно, как и на его госпожу, говорило о том, что они невероятно уязвимы сейчас. Следующий приступ может стать последним.

Когда лицо Мейсона разгладилось, его госпожа вломилась в разум Джейкоба с силой летящего астероида, заставив его упасть на колени. Сначала она удостоверилась в том, что между ними есть мысленная связь, затем начала искать то, что не давало ей проникнуть в его разум раньше. Почувствовав ее руки у себя на голове, он поднял взгляд, а она схватила его за подбородок, впиваясь ногтями в нежную кожу горла.

Облегчение от того, что приступ закончился, улетучилось в тот миг, когда он осознал, что ее будет чертовски трудно убедить в необходимости лечения, особенно когда к ней вернутся возможности и силы этому сопротивляться. И хоть к нему возвращались силы, оставалась все еще непонятная слабость, говорившая о том, что она еще не восстановилась полностью, хотя и внешне все было вполне нормально.

Ее глаза светились огнем, губы были сжаты в тонкую линию. Прежде чем он смог предупредить кого-либо или протестующее вскрикнуть, она начала действовать. Мейсон оказался прижатым к стене, так сильно, что потрескались изящные панели. Лиса мгновенно обернулась, когда несколько членов Совета сделали шаг вперед. Она обнажила клыки, глаза засияли адским огнем.

Когда Джейкоб поднялся с колен, ему пришлось опереться на край стола. Он задумался о том, где она берет силы для этого представления — сам он чувствовал ее слабость всем своим телом. Внутри костей он ощущал какой-то неприятный дергающий жар.

Ее внимание переключилось на Брайана и Дебру. Теперь Мейсон не пытался освободиться от ее хватки, хоть его рука все еще лежала на ее руке, пришпилившей его к стене.

На столе лежал поднос со стерильными тампонами. Все остальное было прикрыто салфеткой. Члены Совета заполняли комнату, и все хмуро смотрели на нее.

— Нет, — прошептала она. Отпустила Мейсона. — Нет, — уже тверже.

— Леди Лисса, — первым заговорил лорд Уте. — Возможно, ваш слуга не так описал сложившуюся ситуацию. Лорд Брайан нашел способ лечения вашего заболевания. Через полчаса вы выйдете отсюда абсолютно здоровой.

— Нет, — снова сказала она.

Моя госпожа, я не дам вам умереть.

Лисса повернулась. Члены Совета окружали ее полукругом. Брайан разрывался между желанием ученого продемонстрировать свое открытие самым крупным своим спонсорам и заботой о ней. Лисса знала, что у него есть сострадание, но сейчас оно было ей не нужно. Ему следовало бы волноваться за свое собственное благополучие.

— Я не пойду на это.

— При всем уважении, моя госпожа, наша королева, — лорд Уте поклонился со строгим и неумолимым выражением лица. — Мы уверены, что ваша способность рассуждать здраво пошатнулась под влиянием вашего заболевания. Все чего мы хотим, это вернуть вас самой себе.

Она обнажила клыки:

— Попробуйте меня заставить.

Хотя ее платье все еще было испачкано кровью, никто не сомневался, что она способна убить их всех. Единственное, что было им попятно не до конца — какой именно силой она обладала. Джейкоб подозревал, что только он и Мейсон знали, что не все с ней так хорошо, как кажется.

Когда Уте перевел взгляд на Мейсона, словно прочел мысли Джейкоба, Лисса поступила так же.

— Даже не думай бросить мне вызов, Мейсон.

— При хороших условиях никто не знает, каков был бы результат битвы между нами. Сегодня, я думаю, я бы победил. — Его спокойные янтарные глаза встретились с ее яростным взглядом, он словно говорил ей, что в любом случае выполнит свое обещание. — Но это разобьет мне сердце. Пожалуйста, не заставляй меня доказывать это.

— Моя госпожа, не надо, — заговорил Джейкоб, когда вампиры встали в боевую стойку. Мейсон напрягся.

Стой спокойно. Когда она посмотрела на него — словно острием ножа ткнула — она была той госпожой, которую он знал, хотя и чувствовал, как тупая боль пульсирует в ее теле. Теперь их симптомы стали одинаковыми. Ее тело было как берег моря перед приливом, она готовилась к следующей волне боли и спазмов.

Моя госпожа, пожалуйста, у нас нет времени.

Она перевела взгляд на Брайана:

— Я ведь правильно понимаю его мысли, не так ли?

В ее голосе был лед, и Джейкоб не винил Брайана за то, что он не сразу ответил. Они смотрели на нее, словно дети, оказавшиеся в одной комнате с разъяренной ядовитой змеей.

— Да, моя госпожа. Мы нашли лечение. Если мы вколем сыворотку вашему слуге, а вы выпьете его крови, это полностью уничтожит вирус. Об этом говорят наши клеточные модели и подопытные.

— Подопытные? — ее голос упал до обманчиво-мягкого шепота. — Слуги, которых вы убили?

— Слуги, которые пожертвовали собой ради выживания нашего вида. Их жертва прискорбна, но невероятно ценна для нас. — Белизар заговорил, когда казалось, что Брайан не мог дать ответа, запутавшись в собственных чувствах.

— Я не с тобой говорила, — прошипела она. Ее глаза не отрывались от Брайана:

— Так значит, Джейкобу впрыснут сыворотку. И что дальше?

— Моя госпожа, — Джейкоб чувствовал, как его сердце разрывается от боли, — вы говорили, что доверяете моим суждениям. Вы много раз так говорили за эти несколько месяцев.

— Я ошибалась.

Брайан сглотнул и продолжил:

— Она смешивается с его кровью, как бы инфицирует ее. Сколько он весит?

— Девяносто килограмм, — сказал Джейкоб прежде, чем она успела обжечь его взглядом.

— Интеграция займет примерно одиннадцать минут, — поспешил сказать Брайн. — Мы возьмем анализ крови, чтобы удостовериться. Потом она начнет пить. — Он помедлил. — Вы выпьете всю его кровь, хотя мы думаем, что для кого-то ваших габаритов потребуется не более двух литров.

— Но это же все равно его убьет.

— Сыворотка — смертельный яд для человека, даже для слуги с тремя знаками.

— Он все равно умрет, если умрете вы, моя госпожа, — тихим голосом произнесла леди Хельга. — Ваша жертва не пойдет никому на пользу.

А если вы будете жить, моя госпожа…

Джейкоб вставил свою мысль в их разговор, за что получил удар боли, похожий на удар электрическим током.

Не заставляй меня снова это тебе повторять.

Протянув руку, он сомкнул пальцы у нее на запястье, привлекая ее внимание. Несмотря на огонь, бушевавший у него внутри, он выпрямился во весь рост, смотря ей в глаза, светившиеся от ярости.

— Вы мне сказали. Защищать то, что принадлежит мне. Не важно, что именно, это моя основная цель. Если вы победите болезнь, люди на вашей территории будут жить спокойно до тех пор, пока вы не убедите Совет позволить им остаться у вас постоянно или поменять правила. Вы сможете удостовериться, что этому Совету нужна их королева. Отныне и навеки. Вы сами это знаете.

Она отняла у него свою руку:

— Ты ублюдок.

Он склонил голову:

— Ну это же ничуть не меняет того факта, что все, сказанное мною — правда?

Она была в ярости, напугана, обижена и опасна. Он знал, что отчасти это из-за болезни, но в основном из-за того, что она боялась потерять контроль над ситуацией. Возможно, было бы лучше, если бы в ту первую ночь вы позволили мне вас распять на Андреевском кресте. Надеть на вас наручники, такие, чтобы вы не смогли вырваться. Вы мне сказали: «Истинное подчинение — это не только самый смелый поступок, который человек может совершить, это еще и акт веры. Доверия». Вот как сейчас.

Она удивленно посмотрела на него, вместе с ним вспоминая ту ночь, когда все вокруг было пропитано темной чувственностью. Но могла ли она полностью довериться смертному, пусть даже ему?

Возможно, я мог бы все устроить лучше, моя госпожа, но у меня не было времени. Следующий приступ скорее всего убьет нас обоих. Подарите мне ваше доверие.

Он знал, что она могла, читать его мысли, словно книгу, хотя в ее разуме, полном водоворотов злобы, он пока ничего не мог разобрать.

— Он будет страдать, Брайан? — повернулась она к ученому. — Только попробуй мне солгать, и я тебе глотку вырву.

— Да, моя госпожа. — Он снова сглотнул, посмотрел на Джейкоба. — Боль ужасная. Но это продлится недолго. После того, как вы выпьете его крови, мы сможем прекратить его боль, но он в любом случае умрет через пятнадцать минут после применения сыворотки.

Она снова развернулась к Джейкобу:

— Когда ты обо всем этом узнал?

— Около получаса назад, моя госпожа.

— И ты… — Она перевела взгляд на Мейсона: — Ты, кто так сильно ценит свое самоопределение, что даже хочет оставить наш вид без контроля, чтобы защитить его от вымирания. Ты обеими руками голосуешь за то, чтобы отнять у меня мою возможность самоопределиться. Не даешь мне читать мысли моего слуги, чтобы запереть меня здесь, как в ловушке.

Мейсон не двинулся под ее обвиняющим взглядом:

— Как я и сказал вам, моя госпожа, у меня мало друзей.

— Теперь я гораздо лучше понимаю, почему.

Пожалуйста, не вините их, моя госпожа.

Почему мы оба должны умереть, если для одного из нас есть возможность жить? Из-за болезни вы сейчас не способны принимать верные решения. Неужели вы не хотите сделать все необходимое, чтобы эта способность к вам вернулась?

Джейкоб снова взял ее руки в свои, переплетя свои пальцы с ее пальцами. Она прижимала руку к себе, не отдергивая ее. Она не отрываясь смотрела на его губы, не желая встречаться с ним взглядом. Он протянул руку, мягко погладил ее по щеке, этим жестом прося ее поднять голову.

Он больше ни минуты не мог терпеть ее ничего не выражающего взгляда, стены молчания в ее разуме. Его терпение лопнуло.

— Черт побери, женщина, ты ведь даже не слушаешь. Ты увидела, что это означает мою смерть, и отказалась. Разве это логично? — Он схватил ее за руки, яростно тряхнул. В ответ ее глаза обожгли его зеленым огнем. Ее все больше захлестывало напряжение, в ней нарастала ярость.

— В течение многих веков ты верила, что смертные существуют только для того, чтобы удовлетворять твои нужды. Так почему, черт тебя возьми, сейчас ты хочешь умереть вместе со мной, когда я готов подарить тебе жизнь?

Потому что не хочу тебя потерять. Стена ее молчания пошатнулась, его захлестнули такие сильные эмоции, что он едва устоял на ногах. Она схватила его за рубашку. Прижав его к стене, всем своим телом она словно говорила, что сейчас остались лишь они двое, и будь прокляты все возможные последствия.

— Потому что я прожила все эти долгие века, и никого никогда не хотела так, как хочу тебя. Не важно, во что верят присутствующие, включая и тебя самого, Джейкоб Грин, но это правда, никакая не иллюзия.

Он не мог оторвать взгляда от ее лица, от выражения страдания на нем, от той любви, которая читалась в ее глазах вместе со страданием.

— Моя госпожа…

— Нет. Нет. — Она неистово затрясла головой, отступая от него, но не отпуская его рубашку. Он провел ладонями по ее ледяным рукам: — Мы уезжаем. Я хочу домой.

Они бы не ушли далеко от этой залы, но ей бесполезно было что-либо доказывать. Когда она повернулась к двойным дверям, Мейсон преградил ей дорогу.

— Не заставляйте меня это делать, леди Лисса, — предупредил он ее.

Она двигалась быстрее, чем ожидал Джейкоб. Он едва мог уследить за ней — схватила Мейсона за лацканы пиджака и отбросила его прочь с дороги. Рванулась к двери. Так же быстро, как и она, двигался и второй вампир: он схватил ее сзади за руки. Она откачнулась от двери, попытавшись стряхнуть его с себя. Ее движения становились все менее контролируемыми и все более хаотичными.

Джейкоб снова опустился на колено, пытаясь удержаться за край стола.

— Мейсон, — прохрипел он, — убери свои…

— У нее снова приступ, — выкрикнула Дебра.

В его крови бушевал огонь. Боль, разламывающая голову, и тошнота, такая сильная, что ему хотелось вывернуться наизнанку. До этого она не давала ему чувствовать свою боль, но теперь он словно губка впитывал все ее физические и эмоциональные реакции.

Лисса билась в руках Мейсона, ее трясло, у нее закатились глаза. Когда она дернулась, на нежной коже предплечий появились темные, страшные пятна. Комнату заполнил запах горящей плоти. Члены Совета, резко вздохнув, отпрянули как один человек.

— Давай, сейчас, — приказал Уте Брайану.

Два члена Совета быстро подняли Джейкоба на ноги, хотя его перегнуло пополам и он задыхался от недостатка кислорода. С размаху опустили его на стол для совещаний, держа с двух сторон. Он закричал от боли помимо своей воли.

— Нет.

Голос Лиссы, который еще секунду назад нельзя было разобрать, прокатился по залу, словно удар грома. Таким голосом мог бы говорить демон, явившийся из ада. Мейсон все еще крепко ее держал, ее ноги почти не касались пола. Ее волосы растрепались, из уголка рта стекала кровь, она, скорее всего, сама поранила себя клыками.

— Отпусти меня, — зашипела она на Мейсона, обжигая его красным огненным взглядом. — Вы добились того, чего хотели. Это случится, мое желание значения не имеет, поэтому отпустите меня и позвольте мне быть рядом с ним. Сейчас же.

Мейсон осторожно подчинился, держась между ней и дверью. Быстрая, как змея, и такая же смертоносная, она подскочила к нему, едва он ее отпустил, и впилась ногтями ему в лицо. Он поймал ее за запястье, сам полный ярости. Затем резко отпустил ее, испугавшись того, насколько тонкую кожу он почувствовал под пальцами. Как только он убрал руку, кожа начала чернеть и отваливаться пластами, словно его касание усилило процесс распада в этом месте. Хотя ее лицо перекосила внезапная гримаса боли, она не позволила ей завладеть ее лицом больше чем на одно мгновение.

— Сукин ты сын, — сказала она тихо.

Глаза Мейсона отливали золотом.

— Если сыворотка подействует и вылечит вас, вы сможете отказаться от жизни, если захотите. Но это будет ваш выбор, так, как принято у нас. Не так, как у людей, которым постоянно приходится помнить о неизбежности собственной смерти. Я не позволю вам умереть, не выяснив, правда ли это ваше желание, а не влияние болезни.

— Если он умрет, ничего не будет иметь значения. Ничего.

— Это не убедит собравшихся в том, что мои суждения несостоятельны, и если бы вы были в здравом рассудке, вы бы это знали.

— Ты не понимаешь.

— Правда? — В этот раз в его голосе прозвучал гнев, такая острая горечь, что об нее можно было порезаться.

— Он всю свою жизнь поступал в соответствии с правилами чести, — сказала она тихим страшным голосом. — Хотя он решил все принести мне в жертву, вы обращаетесь с ним как с трусом. Уберите от него руки. Если вы этого не сделаете, я клянусь, что, если выживу, я вас своими руками поджарю.

 

19

Когда все отступили, вперед вышла она. Она запнулась, ухватившись за край стола, чтобы не упасть, предупреждающе зашипела, когда Мейсон шагнул к ней. Под взглядом Джейкоба она, держась за край стола, дошла до него.

Все это казалось ему невероятным. Брайан в смокинге, принимающий из рук Дебры большой шприц, в котором на взгляд было примерно полстакана голубоватой сыворотки. В тусклом свете цилиндр светился красивым синеватым цветом. Милое зелье, которое его убьет. В это время галантный Уте принес его госпоже стул. Возможно, когда все это закончится, все они — кроме него — вернутся на бал. Такова жизнь вампиров. Убийства и смерть, общение и любезности, все неразрывно переплелось и окрасило их мир, где ни один смертный не мог быть как у себя дома.

— Его рубашка, моя госпожа, — указал Брайан с решительным, но смущенным видом. — Сыворотка должна быть впрыснута напрямую в сердце.

Она угрожающе зарычала, когда Дебра сделала шаг вперед. Женщина немедленно отошла. Выждав мгновение, Лисса протянула руку к Джейкобу. Ее пальцы тряслись, но лицо сохраняло выражение абсолютного безразличия. У нее на подбородке появилась язва, начала ползти вниз по горлу, словно ненавистная змея заболевания, уничтожающая ее красоту. Но ни один физический недостаток не мог испортить истинную красоту ее души, чью чистоту он имел возможность рассмотреть и прикоснуться к ней.

— Теперь ты льстишь своей госпоже, после того, как не повиновался ей настолько, что я даже не могу придумать для тебя достаточного наказания.

— Нет, моя госпожа. — Он накрыл ее руку своей, когда она положила ее ему на обнаженную грудь; черная рубашка сползла на стол. Брайан приподнял его, чтобы Уте смог полностью снять ее, оставив верхнюю часть его тела полностью обнаженной. У него словно все внутренности кипятили на медленном огне, но внезапно он почувствовал, что замерзает, чувствуя холодную поверхность стола. От холода у него стали стучать зубы. Он должен был умереть. Он просто лежал и ждал, когда у него отнимут жизнь.

Он сильнее сжал зубы и прижал ее руку к своей, чувствуя ее тонкие пальцы, чувствуя, как болезнь разъедает нежную тонкую кожу рук. Ее ногти почернели, два уже отвалились. Господи, как быстро.

— Мне не следовало давать тебе третий знак. Тогда бы они не смогли так с тобой поступить.

— Госпожа, — он обеими руками притянул к себе ее лицо, страх исчез; его уничтожила необходимость успокоить ее. — Посмотрите на меня. Пожалуйста. — Когда она выполнили его просьбу, он приподнялся и коснулся губами ее губ.

— Я бы вас в любом случае уговорил. С того самого дня, когда мы встретились, вы ни разу не могли мне ни в чем отказать, и вы это прекрасно знаете.

Она сжала губы и укусила себя. Отвернулась.

Дебра опасливо подошла, держа в руках стетоскоп и прибор для измерения давления.

— Это чтобы следить, как работает сыворотка, — объяснила она, надевая манжету ему на руку.

— Необычные аксессуары для вечернего платья, — кашлянул он, поймав конец стетоскопа и потянув его, чтобы привлечь ее внимание. Взгляд Дебры на мгновение переместился на него, но она не улыбнулась. Она прижала два пальца к его груди, мазнув тампоном по тому месту, где должна была войти игла, так, чтобы она не уперлась в ребро. Затем приложила к его груди стетоскоп.

Он мог бы сказать ей, что ему становится все труднее дышать, у его госпожи не было такого симптома. Но были другие. Потемневшая кожа на запястьях постепенно заворачивалась вверх, словно медленно застывающая грязь. Сильнее стали трястись руки. Он не знал, заметила ли она тикообразное подергивание головы. Ее пальцы сжались на его руке: она тоже боролась с приступами боли. Запах горелой плоти становился все сильнее, а когда она прижала руку к животу, он понял, что и внутри у нее все горит. По своему состоянию он мог судить о том, что ее состояние ухудшается, хотя его кожа не страдала так, как ее. Схватившись за край стола, она попыталась выпрямиться.

— Скорее, — резко сказал Джейкоб.

Нет. Нет.

— Мы могли бы сделать ему внутривенный укол, но у нас нет на это времени, моя госпожа. Я должен это сделать. — Брайан помедлил.

Он был достаточно умен, чтобы дождаться ее разрешения, заметила Лисса, хотя она и знала, что надолго это дело не задержит. Они окружили ее, словно стервятники. Только вместо желания поживиться ее смертью они заставляли ее забрать жизнь, которая не была ей нужна.

— Ты говорил ей, что она прекрасно выглядит?

Брайан с удивлением посмотрел на нее:

— Моя госпожа?

— Дебра великолепно выглядит в этом платье. Ты ей это говорил?

Он моргнул. Дебра поглядела на королеву вампиров.

— Конечно, она прекрасно выглядит, — Брайан, кажется, снова взял себя в руки, заговорил таким тоном, как будто у нее не все в порядке с головой. Он дернулся, когда Лисса схватила его за запястье, перегнувшись через Джейкоба, сверкнув на него глазами:

— Мой разум еще не оставил меня, юный лорд Брайан. — Несмотря на хриплый голос, она говорила достаточно угрожающе, чтобы полностью завладеть его вниманием. — Я задала другой вопрос.

— Моя госпожа, для этого нет времени, — сказал лорд Уте.

Джейкоб схватил Брайана за руку и, воспользовавшись его замешательством, рванул его на себя, втыкая иглу шприца в то место, которое отметила Дебра. Закричал от боли, почти завопил, когда Брайан нажал на поршень.

— Нет, нет… — Драгоценные секунды Лисса потратила на борьбу с Мейсоном, который держал ее все то время, пока Брайан полностью не ввел сыворотку в тело слуги. В конце концов Лиссе удалось его оттолкнуть, она накрыла Джейкоба своим телом, отшвырнув Брайана так, что он упал, вытащив заодно и иглу. Шприц упал на пол, большая стеклянная емкость чуть не разбилась. Несколько вампиров ринулись вперед, чтобы его поднять, но Брайан опередил их всех, закрывая ее от них.

— Все сделано. Я вколол всю дозу. Дебра, запускай таймер.

В комнате повисла тишина, члены Совета напряженным полукругом встали с другой стороны стола. Тишину нарушало лишь неровное дыхание Джейкоба, пытавшего справиться с огненной болью, сжигавшей его изнутри.

— Это похоже на… словно меня ради вас клеймят изнутри, моя госпожа. Все тело, и снаружи, и внутри.

— Ему не обязательно оставаться в сознании, — быстро сказала Дебра. — Брайан — господин…

— Нет, — сквозь стиснутые зубы проговорил Джейкоб. — Моя госпожа… пожалуйста… держите меня за руку…

По тому, как он спросил, Лисса поняла, что он думает, что она все еще на него сердится. Она взяла его руку в свои ладони, несмотря на то, что его сильные пальцы касались ее там, где еще минуту назад была кожа, а сейчас обнажились мышцы. Ей и раньше доводилось испытывать боль, зная, что она ее не убьет, что нужно ее просто перетерпеть. Теперь она переносила ее точно так же. Потому что даже эта боль длилась лишь мгновение, такое ускользающее мгновение, которое может быть ее последним мгновением с Джейкобом. Быть частью его разума, частью его души…

Сыворотка словно разрывала его на части изнутри. Ее собственная боль, сливаясь с этой болью, выносила ее за ту границу, когда можно было кричать от муки, в похожую на транс немоту, нападающую на тех, кто ищет прозрения с помощью болезненных пыток. Она не смогла сдержать стон, рвущийся из нее.

— Моя госпожа, разорвите связь, — голос Брайана словно ножом резанул. — Если вы будете пытаться взять на себя часть его боли, вы еще больше себе навредите.

На ее плечо легла рука Мейсона:

— Черт возьми, Лисса, прекрати.

Лисса попыталась стряхнуть его руку, но Джейкоб издал какой-то звук, привлекая к себе ее внимание. Его лицо было белым, как полотно, из носа текла кровь. Было что-то ужасное в том, чтобы заставлять такое красивое создание пройти через это, думала она, столбенея от наплывов боли.

— Разорвите… связь, моя госпожа. Говорите со мной… своими прекрасными… прекрасными г-губами. Я вас услышу… вы не должны разделять мою боль, чтобы загладить вину… перед Томасом. Он знал. Он понимал. Так же, как и я.

Она покачала головой, крепче схватилась за его руку, смотрела, как ее пальцы оставляли синяки на его коже.

— Я не хочу, чтобы ты меня оставил, — сказала она, сражаясь со своим собственным голосом. — Ты уходил от меня… уже дважды. Я этого не потерплю. Ты уже достаточно не повиновался мне сегодня.

Его лицо перекосилось. В ее теле пылал огонь, отражение того огня, который пылал в Джейкобе. Ослепляющая, мучительная боль. Он был смертным. Он не должен был переносить такие страдания.

— Пожалуйста, моя госпожа, — умолял он. — Я не могу больше причинять вам боль. Пожалуйста… последняя просьба…

С проклятием она оборвала мысленную связь между ними, но только потому, что знала — если боль усилится, она потеряет сознание. Как бы ужасно это ни было, еще ужаснее вероятность того, что, придя в себя, она уже не обнаружит его рядом.

Хотя его тело все еще напрягалось в попытках побороть боль, выражение его лица смягчилось. Слезы обжигали ей щеки.

— Тебе ведь никогда не приходило такое в голову, правда? — Она заговорила мягко, не потому, что для нее имело значение, услышат они ее или нет, а потому, что у нее не осталось сил даже на то, чтобы говорить громче.

Пока она гладила его по щеке, он не отрываясь смотрел на нее своими светлыми голубыми глазами. Он пытался сосредоточиться на ее словах, пытался преодолеть дрожь всего тела и не сжимать так зубы. Она подозревала, что любой другой на его месте кричал бы от боли. Без мысленной связи она не чувствовала, насколько сильна его боль, могла лишь ждать, когда заберет у него жизненную силу, словно паразит.

— Ч-что, моя госпожа? — Кожа на его губах высохла, и теперь они трескались, еще больше крови текло по горлу, там, где она так часто ее пила.

— Что я не захочу жить в мире, в котором не будет тебя.

Ее сентиментальный ирландец. Глаза Джейкоба наполнились слезами, но, когда он трясущейся рукой провел по ее лицу, почувствовал, что она и сама плачет.

— Моя госпожа… вы же знаете, что на самом деле вы этого не хотите. — Каким-то образом он нашел силы, чтобы погладить ее успокаивающе, так, как он всегда делал. Он даже привлек ее к себе ближе, отодвинув от Мейсона, заставив ее почти лечь себе на грудь, слушать, как стучит и отсчитывает последние секунды жизни его сердце.

— Когда ваши силы… восстановятся, вы скажете, что это была… болезнь. Заставляла вас говорить… так.

Джейкоб чувствовал, насколько она слаба. Это только укрепляло его в принятом решении: он знал, что должен сделать. Он ее спасет. Она будет жить.

— Ты ублюдок, — она цеплялась за него. — Ты же знаешь, что дело не в этом.

Он всеми силами старался преодолеть свои собственные мучения, сделать так, чтобы в его глазах отражалась не боль, а чувства к ней. Боли было слишком много, и из-за этого он не мог понять, была ли она все еще внутри его разума несмотря на все его просьбы.

— Ну… Когда вы… поправитесь… Я… мой дух… Мы подождем, пока вы скажете это снова, и будем знать, что именно это вы и имели в виду. Я… не сожалею ни о чем… кроме того… что оставляю вас.

Становится трудно сосредоточиться.

— Слишком поздно.

Этого вы мне приказать не можете, моя госпожа, потому что моя первейшая обязанность — защищать вас. Я всегда буду выполнять ее так хорошо, как только смогу. В этой жизни и в следующей. Она обязательно будет. Я никогда не оставлю вас одну. Никогда.

Лисса лбом прижалась к плечу Джейкоба:

— Я этого не вытерплю, — снова сказала она ему.

Вытерпите, моя госпожа. Все будет хорошо. Вампирская… природа подразумевает наслаждение жизнью. Жизнь… на полную.

— Заткнись, — сказала она, подавив рыдания. — Я не хочу сейчас слышать от тебя такое.

Дебра, стараясь не привлекать к себе внимания, вставила ему в вену иглу, взяла анализ крови. Брайан забрал у нее шприц, оба быстрыми шагами пошли к микроскопу.

Под закрытыми веками Джейкоба вспыхивали болезненные цветные всполохи. Острое, похожее на острие ножа серебро, красная кровь, сияющее золото раскаленного солнца. Боги, так больно ему еще никогда не было. Давай, переживи это; держись, госпоже нужна моя кровь.

Джейкоб… ее рыдания вернули его назад.

Шшшш, моя госпожа. Он был рад, что все еще имел возможность мысленно связываться с ней, так как больше не мог говорить словами. Вы всегда надеялись, что ваша жертва ради Рекса… что когда-нибудь этого будет достаточно. Он станет тем, кого вы хотели в нем видеть. Но так не получается. Он должен заслужить эту жертву. Вы заслуживаете все, что я могу вам дать, и даже больше.

Когда он повернул голову, прижал губы к ее виску, у нее в сердце что-то надорвалось, и он это услышал. Ну почему никто из них не понимает? Пришло ее время уходить. Разве она не достаточно потерь перенесла за последние два года, не достаточно веков прожила, не достаточно всего сделала?

Может быть, она бы и захотела еще чуть-чуть пожить в этом мире, но так, чтобы никто от нее ничего не требовал. Она была готова умереть, потому что умирал Джейкоб. Она не могла представить той силы, которая направляла бы ее после его смерти. Она могла выйти на солнце после того, как полностью восстановит свои силы, и Мейсон уже сказал, что никто не посмеет ее остановить. Но где к тому времени окажется Джейкоб? Если бы они ушли вместе, как бы иррационально это ни звучало, она думала, что его не могли бы у нее отнять. Ее беспокоила мысль об аде, о том, что у нее нет души. Теперь же ее тревожило лишь то, что его не будет с ней рядом в посмертии, каким бы оно ни было.

Черт с ними со всеми, она всегда сама выбирала свою дорогу. Так почему в этом случае должно быть по-другому? Она не была беспомощна; никогда такой не была. Джейкоб прав. Природное стремление вампира, в отличие от их темной репутации, состояло в том, чтобы наслаждаться жизнью. Как могла она сделать это за них обоих?

— Моя госпожа, пора. Вам нужно пить. Сейчас же.

Она подняла голову, чувствуя легкое прикосновение Брайана. Услышав ужасные слова, она встретилась глазами с Джейкобом, находившимся в нескольких сантиметрах от нее.

— Нет, — прошептала она. Ее глаза снова наполнились слезами, когда она подумала о жизни, уходящей из этого прозрачного взгляда. Она знала, как выглядит смерть: затуманенное остекленение. Этого она вытерпеть не смогла. Как же он смог столько для нее значить за такой короткий промежуток времени? Ее не волновало то, что все они видят ее слезы. Брайан беспокойно двигался, разрываясь между очевидным желанием заставить ее пить и обычным для их вида стремлением отойти прочь, видя выражение эмоций другого, вежливо оставить ее наедине с ее чувствами. Она заметила, как они с Мейсоном переглянулись, и он снова сделал шаг вперед.

— Не принуждай меня к этому, — сказала она. Ты можешь отвести лошадь к водопою… — В ее голосе хватало угрозы — он отпрянул. Она не отрывала взгляда от измученного болью Джейкоба, его прекрасные голубые глаза больше не могли наблюдать за тем, что происходило в комнате. Он просто неотрывно смотрел на нее, словно пытаясь запомнить каждую черточку ее лица, как и в тот первый раз, когда она увидела его у Эльдара.

— Я ведь почти вышла в ту ночь, — сказала она. — Нахал. Знаешь ты это?

Я знал, что вы не уйдете. Вы слишком сильно меня хотели.

Отблеск смеха, скользнувший в его глазах, еще глубже ранил ей сердце. Его голос у нее в голове стал таким же неровным, как и его дыхание. Она положила ему ладонь на грудь.

— Лжец, — прошептала она. — Ты тогда здорово трусил. Ты лжешь своей госпоже даже сейчас, на своем…

— Смертном одре, — закончил он за нее предложение. Проведя дрожащими пальцами по ее волосам, он, надавив ей на затылок, старался еще ближе прижать ее к себе, хоть она и начала сопротивляться.

— Пожалуйста… моя госпожа. Позвольте мне вас накормить… последний раз дать вам жизнь. Это будет… честью для меня.

Он резко, с трудом втянул в себя воздух. По телу его пробежала мелкая дрожь, скоро должны были начаться судороги. Его рука против его воли сжалась у нее на горле, ногти впились в израненную кожу. Скорее. Пожалуйста, моя госпожа.

Лицо ее перекосилось от накатившего приступа горя. С животным криком боли она прижалась лицом к его горлу и укусила его, прижав его к столу, чтобы дать ему ощущение своего присутствия, того, что она осознает важность его жертвы и принимает ее. Его жизнь в обмен на ее собственную.

Сыворотка была там, в его крови, придавая ей еще более металлический привкус, делая ее горькой, примешиваясь к тому вкусу Джейкоба, который она знала и любила, тому, который нужен был ей. Она вспомнила, что тот первый раз, когда она попробовала его крови, был испорчен привкусом лекарства, которое ненадолго замедляло развитие вируса. Начало было концом. Полный круг. Она много раз видела тому подтверждения в своей жизни. Теперь она знала, что в этом содержится важный смысл, который она поймет, если переживет всю эту боль. Начало и конец… Начало.

Другой рукой она взяла его за руку, лежавшую на животе. Их пальцы переплелись еще раз. Она сильно сжала ему руку, он ответил тем же. Она знала, что это своеобразный индикатор: когда жизнь начнет его покидать, он разожмет пальцы.

Никто не может дожить до исполнения всех своих желаний, а в особенности она сама. Но когда душа находит способ выплыть из трясины потерь и поражений, она сможет достигнуть тихой равнины спокойствия. Увидеть, кто есть кто на самом деле, а не так, как они сами себя представляют, не так, как ты сам их видишь, но увидеть его тем, кем он был на самом деле, истинную правду его души… Тихое место, где все так, как и должно быть.

В поиске настоящей реальности была своеобразная горькая красота, потому что слишком много жизней были скрыты за стылой, оглушающей какофонией иллюзий. Ад был лишь шумом, и ад мог наступить в любой момент.

В тишине, сошедшей на нее, боль оказалась лишь фоном, ревущим шумом, как шум падающей воды в торговом центре в тот вечер, когда она дала Джейкобу второй знак. Все вокруг словно остановилось, застыло. Единственное, что осталось живым — она и мужчина на столе.

Душа есть душа. Слова Томаса.

Джейкоб — это Джейкоб, и неважно, находился ли он в теле стражника-самурая, рыцаря или молодого мужчины, получившего в наследство оба этих образа. Даже когда он накачивал шины мотоцикла или играл с Браном, его жизнью и жизненной философией было Бусидо, знал он об этом или нет. Путь воина, как физически, так и духовно.

Серьезный, удивленный, иногда даже стеснительный и наивный, хоть ему и не понравится мысль о том, что она так о нем думает. Он не станет извиняться ни за одно качество из этого списка, он лишь станет делать все от него зависящее и даже больше, чтобы ей было хорошо. Нет, он никак не подходил на роль слуги. Не под то определение, которое существовало в мире вампиров. Но когда несбывшиеся ожидания отходили на второй план, оставался он — все, чего она когда-либо хотела. Он был тем, что ей нужно, она жалела, что не поняла этого раньше, чтобы не заставлять его бороться за то, чтобы она это поняла.

Она была королевой и вампиром. Дочерью владыки из потустороннего мира. У нее был свой компас, и он не указывал ни на кого из присутствующих здесь, только на того мужчину, чью жизнь она сейчас забирала, того, кто добровольно ей ее отдавал. Ему она отдала свое сердце, как никому не отдавала до этого, никогда за свою долгую жизнь. Будучи вампиром, она не имела той сдержанности, которую приходилось развивать в себе смертным из-за их короткой жизни. Она считала, что события должны происходить так и тогда, когда этого хочется ей, и она ни в коем случае не собиралась принимать такой исход событий.

— Моя госпожа…

— Ей это не повредит, если она продолжит пить?

— Возможно, ей нужны дополнительные силы… Она была слишком близко к концу…

Разрозненные голоса, взволнованные шепотки, вызывающие лишь раздражение. Язва у нее на руке исчезла. Язва на груди затянулась. Страх и удивление окруживших ее вампиров переполняли ее, примешиваясь к чувству триумфа Брайана.

Она впрыснула свой яд из клыков, чувствуя, как он стремится по телу Джейкоба, сливаясь с антивирусной сывороткой. Она открыла себя тому, что происходило внутри него, в теле, где почти не осталось крови. У нее сердце сжалось от страха за него, от того, что она чувствовала, как отказывает понемногу его тело — этот процесс умирания она знала очень хорошо, но она видела и свой яд, струящийся по его кровеносной системе, — ртуть смешивалась с голубым, заполняя освободившиеся от крови сосуды. Еще совсем немного…

Лекарство Брайана прокатывалось по ее телу, словно галлюциноген, только наоборот. Четкость ее реальности теперь была невероятно высока — словно все вокруг, кроме нее и Джейкоба, двигались и говорили в сильно замедленном темпе.

Его пальцы разжались. Она не ощущала ответного давления. Где-то его душа рвалась, пытаясь уйти в то место, которое он заслужил, но все равно он захочет посмотреть, сделал ли он все, что обещал. Защитил ли ее до конца.

Но я тебя еще не отпускала. Ты все еще мой слуга, и я приказываю тебе, Джейкоб, вернуться ко мне. Я тебя не отпущу.

Тишина. Пустота. Ее душа внезапно опустела, словно слишком быстро опрокинутый стакан. Она знала, как чувствует себя вампир, у которого умирает слуга. С Томасом было хуже всего, до настоящего момента. Пустота, которая никогда не заполнится, сама суть потери.

Неважно, чего именно она хотела. Она смотрела, отчаянно искала в его теле Любые знаки, но ее яд блестел в его венах словно вкрапления малахита в скалах.

Блестящий, инертный, неживой…

— Его нет, — мягкий, сострадательный голос Дебры. Стетоскоп прижимался к его сердцу прямо над их переплетенными руками. Его рука была тяжелой, готовой упасть, как только она ее отпустит. Лисса хотела убить Дебру, заставить ее замолчать навсегда за такие слова.

— Леди Лисса, все кончено.

Лисса подняла голову, на клыках у нее все еще оставалось немного его крови. И серебристая субстанция.

— Она… — глаза Уте расширились, сверкнули в сторону Джейкоба. — Она его обратила!

— Она попыталась его обратить, — Мейсон вышел вперед, прежде чем паника охватила всех присутствующих. — Ей это не удалось. Мужчина мертв.

Пауза, в тишине которой она слышала свое сердцебиение. Раз, два. Бух. Бух. Что-то было… странно. Физическая боль ушла, но она не переживет мучительную боль от смерти Джейкоба. Он ушел, его больше не было в ее разуме. Она осталась одна. Абсолютно одна. Что-то умирало… что-то важное, но ей, казалось, было все равно…

Через нее проносились порывы энергии. Лисса выгнулась назад, закричала, когда на нее навалилась трансформация, словно раздирая ее на кусочки. Платье лопнуло. Ее пальцы, пытавшиеся освободить ее от остатков одежды, удлинились, заканчиваясь длинными, острыми, как бритва когтями.

Между сывороткой Брайана и ее телом словно произошла какая-то реакция, запустившая неконтролируемый процесс превращения. Лишь ее потусторонняя форма была достаточно сильной, чтобы выдержать эту реакцию. Как Мейсон и члены Совета, ее собственное тело игнорировало ее желания и заставляло отчаянно цепляться за жизнь.

Когда бы она ни трансформировалась, она всегда могла контролировать процесс взаимодействия своих двух форм — Джейкоб это прекрасно понял после той ночи, когда она взяла его в лесу. Она с легкостью переходила из одной своей ипостаси в другую, когда хотела.

Но не сейчас. Ее другая форма словно взорвалась, разрывая ее на части, разрывая ее плоть, заставив ее закричать и отпустить безжизненную руку Джейкоба. Его рука упала на стол, голубые глаза смотрели в потолок. Она захлебывалась криком, ее клыки удлинились и достали почти до подбородка. Быстрыми, почти змеиными движениями она запрыгнула на стол, увидев, что Брайан, Уте и Белизар двинулись к ней. Она зашипела, заставив их остановиться, согнулась, опускаясь на корточки.

— Вы его не тронете.

Крылья прорезались у нее на спине, словно выйдя из другого пласта реальности. Почти три метра в размахе — она заняла много места в зале Совета, хотя гораздо больше места она занимала в их умах. Члены Совета прижались к стене.

— Боже святый, — пробормотал Брайн. — Господа, я не принял во внимание… Не было времени. Она не чистокровная вампирша. Должно быть, сыворотка мутировала из-за ее потусторонней крови. Моя госпожа, успокойтесь. Мы можем определить, что случилось…

Сбросив все сдерживающие запреты, проявилась дикость ее души. Ей нечего было больше терять. Она засмеялась — смертоносное шипение гарпии в лесу в тихий ночной час.

— Я гораздо спокойнее, чем вы можете себе представить, лорд Брайан. Я спокойна, как сама смерть.

Многие годы она училась контролировать свои слова и действия, чтобы сохранять власть над себе подобными, защищать своих слуг, попытаться полюбить мужа, неспособного принять любовь. Всегда знала, чего от нее ждут, и никогда не разочаровывала. Она умело выстраивала свою жизнь. До настоящего момента. Но за то, через что они заставили пройти ее, они сейчас поймут, каково это — попытаться отнять власть у королевы.

Глаза лорда Белизара сузились:

— Это не мутация, лорд Брайан.

Лисса склонила голову, распростерла крылья над Джейкобом, словно орлица, защищающая птенца.

— Я забираю его. Не пытайтесь мне помешать. — Ее голос был похож на низкое рычание.

— Леди Лисса! — потрясенно воскликнула Хельга, — Вы не можете обратить слугу! Не имеете права! Это противоречит нашему основному закону. Кто может сказать, чем или кем он станет после того, как ему вкололи сыворотку?!

— Она больше не леди Лисса. Возможно, она никогда ею не была, — слова Каролы.

— Она — наша королева, — рявкнул Мейсон.

— Она только что отреклась, — Белизар резко вытянул руку, с раздражением указывая на крылатое существо. — Посмотрите на нее. Она все это время нас обманывала. Сколько сотен лет? Вы не можем следовать за таким созданием. Как и за Советом, возглавляемым… этим. Будучи главой Совета, я требую казнить ее за этот обман. Тело ее слуги должно быть сожжено, как и она сама.

— Только через мой труп. — Мейсон встал рядом с ней.

Члены Совета зашевелились, начали шептаться.

— Со всем уважением, мой господин…

Лисса едва не рассмеялась, когда Брайан попытался соблюдать приличия и условности здесь, сейчас — когда сама Королева устроила бунт и отказывается подчиняться своим же законам.

— Тело смертного не может принять яд вампира. Она его не обратила. Я заявляю вам со всей ответственностью: Джейкоб мертв. Я могу изучить на его примере, как действует сыворотка. Если вы его сожжете…

Лисса моргнула.

— Думаешь, я тебе позволю вскрыть его?

— Моя госпожа…

— К ней не следует так обращаться. — Белизар был в таком бешенстве, что почти извергал пену. Видно было, что смотреть на нее ему неприятно, что он едва сдерживается, стараясь скрыть отвращение. Лисса вспомнила, как на нее посмотрел Джейкоб в первый раз, когда она изменилась. Он был изумлен, поражен — и все же хотел дотронуться до нее, погладить серебристо-серую гладкую кожу. Он заставлял её трепетать от желания.

— Мы не голосовали, — сказала леди Хельга.

Последовали крики и споры, еще чуть-чуть — и может начаться драка.

Лисса взглянула в смущенное лицо Брайана, в его глаза, светящиеся сочувствием. Что ж, он на ее стороне. Но тело Джейкоба все равно им не достанется. Они его не сожгут. Не разрежут его. Никто из них не дотронется до него.

Она сжала руку Джейкоба. Холодная. Безжизненная. Через некоторое время начнется процесс разложения. Голубые глаза потускнеют, превратятся в прах. Как мог Господь Бог допустить смерть своего самого красивого творения? Неужели все это не имело значения? Неужели все благородные принципы были лишь фантазиями живых существ, приписывающими все хорошее божеству, которому все безразлично? Если этому божеству все равно, что станет с телом Джейкоба, тогда вряд ли оно будет против, если Лисса все здесь зальет кровью членов Совета, который сама же и создала.

— Убейте ее… — Приказ Белизара.

Подтвержденный еще одним членом Совета. И еще одним. Она знала, что таковы вампиры, и не удивилась. Интересно, как смертным удавалось терпеть их, становиться слугами, как они выносили это дьявольское высокомерие, которое, на самом деле, порождено страхом? Она так устала от страха, предрассудков, борьбы… Она была голодна, ей хотелось крови. Ей сейчас сгодится любая кровь. Если они не прекратят эту какофонию, она заставит их замолчать.

Она чуть присела, готовясь дать им отпор. Мейсон был на ее стороне — он стоял не двигаясь и ждал. Его глаза сузились, он обнажил клыки. Из трости, которую он принес собой, он вытащил меч, а трость-ножны удобно легли в другую руку.

Абсолютное спокойствие она видела лишь на лице Белизара. Другие запутались и были озлоблены. Некоторые, возможно, готовы пойти за Белизаром, хотя все говорило в ее пользу и в пользу Мейсона. Сцена словно из «Унесенных ветром»: джентльмены с Юга считали, что все, что им необходимо, чтобы выиграть войну — это их честь, поэтому члены Совета все еще держались за идею, что их «чистота» делает их неуязвимыми. Если они в это ввяжутся, то Лисса с Мейсоном перебьют всех, и то прекрасно известно каждому в этом помещении — от Белизара до последнего слуги. И снова вампиры окажутся без должного руководства… она пыталась заставить себя подумать об этом, но чувствовала лишь боль, тяжесть потери и ярость.

— Взять ее немедленно, — прогремел Белизар.

Звук его голоса почти потонул в приглушенном реве, раздавшемся за дверями. Стены затряслись, словно западное крыло замка внезапно сползло с фундамента. Через закрытые двери долетали отдаленные крики, все почувствовали запах дыма.

Нескольких вампиров непроизвольно бросило вперед, словно их сбила с ног взрывная волна, но они тут же выпрямились. Лиссе было безразлично, что происходит за стенами этой комнаты. В то мгновение, когда здание содрогнулось, она поднялась в воздух. Когтями она с легкостью могла дотянуться до каждого из них. Ее шипастый хвост метался из стороны в сторону, когда она летала над Джейкобом, не давая никому дотронуться до него. Мейсон опустился на одно колено, с оружием наготове, пригибаясь, когда ее крылья вспарывали воздух у него над головой. Он словно всю жизнь только тем и занимался, что дрался рядом с ней.

— Землетрясение? Что…

— Нет, — произнес лорд Мортимер. Он стоял возле стены, не торопясь повиноваться приказу Белизара. — Взрыв.

Взгляд Белизара говорил о том, что он мысленно разговаривает со слугой:

— Малачи говорит, на нас напали… охотники за вампирами, — сказал он, в его тоне сквозило негодование. — Их много, возьмут количеством. Они каким-то образом смогли подложить заряды на веранды и проникнуть в замок.

Внезапно леди Хельга закричала, согнулась пополам. Лорд Уэллес схватил ее за запястье и помогал удержаться на ногах. Никто из них не спросил, что случилось, все прекрасно знали симптомы внезапной потери слуги, когда нет возможности подготовить к этому тело и разум. Разве не видели они пример этого несколькими мгновениями раньше?

— Тристан, — прошептала она.

Боль от потери Джейкоба огнем бурлила у Лиссы в крови. Она сходила с ума.

Держитесь, госпожа. Голос Мейсона.

Будьте нашей королевой.

— Малачи говорит, что в результате взрыва ранено по крайней мере шестьдесят слуг, а убито больше десятка. Они нацелились на верхние уровни и пользуются внезапностью атаки. Мы должны прийти им на помощь, — отчеканил Белизар.

Он поднял взгляд, встретился глазами с Лиссой:

— Думайте, леди Лисса. Если не хотите, чтобы этот Совет повесил вас, призвав к ответственности за ваш обман, вы должны сделать так, чтобы мы больше никогда вас не видели. Мы сотрем всякую память о вашем присутствии в наших рядах.

— Если ты так низко ценишь свою жизнь, — ответила она, сверкнув на него красными глазами, — найди меня, потому что я никогда не пряталась от таких, как ты. Не так уж сложно победить разум, который отказывается от всего нового.

Глаза Белизара полыхнули огнем, но внезапно выражение его лица резко изменилось; он был шокирован чем-то.

— Охотники за вампирами пробили внешние стены, но есть… еще одна группа. — Его внимание снова переключилось на Лиссу. — Вампиры. Группа вампиров, используя смертных и пытаясь сбросить существующий Совет; уже идет сюда, во главе с…

Он внезапно замолчал. Хотя он и умел управлять своими чувствами лучше, чем Хельга, его лицо все равно перекосилось от боли.

— Малачи.

— Кто? — нахмурившись, спросил Мейсон, сделав шаг вперед.

— Он не… — Белизар покачал головой, стараясь восстановить силы после резкого разрыва связи со слугой. — Он не успел мне показать, его убили. Должно быть, его заметили. Он рисковал, чтобы показать мне то, что видел.

— Мы знаем, кто это, — без выражения проговорила Лисса. — Это Карнал и его трупоеды.

Лорд Стюарт зарычал:

— Мы должны были это предвидеть. В последнее время он становился все более дерзким.

— Атакует нас вместе со смертными? — фыркнул Мортимер. — Карнал ведь больше всех ненавидит смертных, разве нет?

— Возможно, он сумел преодолеть свои предрассудки и воспользоваться их силой. Он может изменяться гораздо быстрее, чем этот Совет. К сожалению, он еще и социопат, — презрительно заметил Мейсон.

— Карнал в последнее время много путешествовал, — сказала Лисса. Она не хотела быть к этому причастной, не хотела даже думать об этом, но заговорила словно помимо своей воли. — Скорее всего, он подбирал сторонников, и скорее всего — тех, кто был в его лагере, чтобы не произошло утечки информации.

— Вы это предвидели, — обвинил ее Белизар.

Тут не выдержал Мейсон:

— Боже мой, вы все это предвидели. Просто вы, как дураки, считали, что он окажется верен Совету и наберет себе группу отсюда. Из-за вашей любезности вы забыли о том, что основа всей природы вампиров — насилие, в особенности тогда, когда им нужна абсолютная власть. Вы ничего не сделали. Вам нужно было вытащить его на солнце много лет назад.

В конце концов, твой цинизм оказался абсолютно оправдан. Я вела себя куда глупее остальных.

Мейсон взглянул на нее. Нет, моя госпожа. Попытаться сделать свой мир лучше и не суметь — это гораздо благороднее, чем никогда не попробовать свои силы.

Он снова взглянул на членов Совета.

— Если мы хотим все это прекратить, нам нужно выбраться отсюда. Прямо сейчас.

— Туда, где мы не отличим друзей от врагов? — Белизар покачал головой.

Лисса зарычала. Даже сейчас, в самый ужасный миг всей ее жизни, она отказывалась позволить кому-то вроде Карнала контролировать то, что она с таким трудом создавала. Она чувствовала пугающую неподвижность тела Джейкоба под собой, вспомнила, как Карнал ударил его по лицу, вспомнила, насколько Джейкоб был близок к тому, чтобы его убить. Будь он жив, она знала, что он сказал бы.

Чего вы ждете, моя госпожа? Идите и закончите то, что я начал. Надерите этому паршивцу задницу.

Она заметила грубую ухмылку, промелькнувшую на лице Мейсона, когда он уловил эту ее мысль, и пообещала напомнить самой себе, что позже надо будет сломать ему челюсть, просто из принципа. В конце концов, все ведь быстро заживет.

— Вашими противниками будут Карнал и владыки территорий, которые хотят, чтобы все стало, как до образования Совета.

Тогда вампиры могли себе позволить безнаказанно убивать людей, а это бы повлекло за собой планомерное уничтожение вампиров. Мгновение она раздумывала над тем, может ли она насладиться таким положением дел, а затем отказалась от этой мысли. Ей оставалось лишь вспомнить Дэнни, Девлина, Мейсона… Томаса. Джейкоба.

Для нее была гораздо привлекательней мысль, что она сможет кого-то убить. Прямо сейчас. Вокруг было много незнакомых, много врагов — сильнее, чем когда-либо, ее захлестнула жажда крови.

— Это означает, что, скорее всего, с ним будет не меньше двадцати процентов владык территорий. Они вооружат своих слуг, — заговорил Уте. — У нас нет времени на всякие ухищрения. Либо мы выходим сейчас и отвечаем на агрессию, либо они загонят нас здесь в угол. Мейсон, это твой дом. Малачи сказал, что они уничтожили веранду. Каким путем они сюда направятся?

— Самый быстрый путь — по западным коридорам. Хотя они могут и разделиться, кто-то обойдет нас восточными коридорами и отрежет пути отступления.

— У нас там есть союзники, — Лиссе было легче сосредоточиться на нападении, чем смотреть на мертвого Джейкоба. — Если у кого-то из вас есть кровная связь с каким-нибудь здесь присутствующим вампиром, которому вы доверяете, давайте им знать, что происходит. Такова была цель союза, который Карнал заключил с охотниками на вампиров, и не важно, как он обеспечил их присутствие здесь. Те, кто остались верны Совету, сейчас дерутся там с охотниками на вампиров. К тому времени, когда они поймут, что их настоящий враг — Карнал и его группа, они зажмут нас в угол и вырежут всех.

— Действуйте, — сказал Уте, так как Белизар, казалось, не мог найти подходящих слов.

Лисса кивнула, на мгновение уставившись в пространство в поисках Дэнни. Несколько раз моргнув, она вздрогнула от того, что ей удалось установить с ней мысленную связь — словно внезапно включили телевизор на полную громкость. Глазами Дэнни она увидела настоящую резню. Дым, огонь, обломки веранды. Тела в неуклюжих и неестественных позах. Хаос и звуки сражения.

Она дралась с Девлином спина к спине, отражая нападки четырех охотников за вампирами. Делая все возможное, чтобы не отвлекать ее и не сбить ее движений, Лисса передала ей всю информацию.

Она услышала, как Дэнни длинно выругалась. Когда она оторвала голову одному из охотников, Лисса смогла оценить не только масштаб злобного плана Карнала, но и его творческий подход к решению проблемы. Дэнни пинком отбросила тело с дороги и погналась за другим. Опрокинув его на спину, она пригнулась, — Девлин метнул пику, попав третьему охотнику в грудь, который спешил на помощь своему товарищу с самострелом в руках.

— Готово. Но я не знаю, как долго она продержится. Они взяли ее в кольцо.

Другие вампиры рассказали примерно то же самое. Глаза Мейсона сузились.

— Неожиданное нападение с воздуха остудит пыл Карнала и помешает охотникам. Это даст тем, с кем мы связались, немного времени и свободного пространства, чтобы собрать свои силы. А нам — прикрытие, чтобы мы смогли отсюда убраться.

Лисса покачала головой.

— Я не оставлю Джейкоба здесь одного.

— Он не будет один. Я останусь, — ответил Мейсон.

— У тебя столько же сил, как и у нее, — парировала Хельга. — Ты нам нужен. Сражайся.

Вперед выступил Брайан:

— Я останусь с ним, леди Лисса. Пока я жив, его тело не пострадает. Даже от моих рук.

Она прожгла его взглядом, заставив поклониться.

— Я, может, и не полностью отвечаю вашим требованиям, моя госпожа, но я не лгу.

Лисса опустила на мгновение глаза, провела когтем по брови Джейкоба. Она не могла видеть его мертвый взгляд, но не могла и закрыть ему глаза — ее руки не были для этого приспособлены. Она попыталась заставить когти втянуться — обычно ей было легко это сделать, — но, очевидно, знакомой дорожки обратно в ее человеческую форму больше не существовало или она не в состоянии была ее нащупать.

Дебра вышла вперед. Брайан вытянул руку, пытаясь задержать ее, оттащить назад — она очень удивилась этому его защитному жесту.

— Пожалуйста, госпожа, — сказала она мягко, — позвольте мне помочь.

— На это нет времени, — поторопил всех Уте. Он всегда был разумным, логичным. У него не было амбиций Белизара, просто желание увидеть мир таким, каким он его себе представлял. Тем не менее в этот момент Лисса все равно хотела его уничтожить, заодно с остальными.

Лисса склонила голову. Брайан не отпустил руку Дебры.

— Моя госпожа…

— Я не причиню ей вреда. Я, может, не полностью отвечаю вашим требованиям — повторила она его слова, — но я не лгу.

У него на щеках надулись желваки. Кивнув, он позволил своей слуге выйти вперед, в тень, отбрасываемую напрягшимся телом Лиссы. Дебра мягко закрыла Джейкобу глаза. Сняв серьги — плоские серебряные круги с кельтским символом любви, — она вытащила из них крючки и положила ему на глаза. Когда она подняла голову, Лисса не заметила на ее лице признаков отвращения, лишь горе, похожее на ее собственное. Ей было легче справляться с собственной болью, зная, что никто из присутствующих ее не разделяет. Слезы в глазах Дебры могли ее сломать.

— У Джейкоба было больше чести, чем у любого другого мужчины, которого я встречала, леди Лисса. Мы удостоверимся в том, что ваши желания исполнены, или умрем, пытаясь это сделать.

— А как мы узнаем, что она не присоединится к ним и не пойдет против нас?

На лице Мейсона промелькнула озлобленность:

— Черт тебя возьми, Белизар, да она дала Совету и вообще нашему образу жизни больше, чем кто-либо другой в этой комнате, ты…

— Карнал виноват в смерти моего мужа. Он довел Рекса до сумасшествия, такого, что мне пришлось его убить. — Лисса заговорила без эмоций, не обращая внимания на пораженные вздохи. — Я хочу, чтобы Карнал умер. Я могу вас уверить, что ни по какой причине не присоединюсь к нему, даже если это будет означать полное уничтожение этого Совета, да хоть конец вселенной. — В ее сердце продолжал тлеть последний огонек, который старался не погаснуть только по причине, ведомой одному Богу. Неужели желание видеть Карнала мертвым — все, что останется ей после этой ночи?

— Однако если вы не поклянетесь мне, что вы и Совет оставите тело Джейкоба в покое, я просто умою руки и буду смотреть, как вас убивают.

— После сотен лет преданности вы бросаете нас из-за мертвого человека, — фыркнул Белизар. На его лице все больше проступало выражение отчаяния: крики из-за двери становились все сильнее и громче.

Моя госпожа… Не терпящий отлагательств голос Мейсона.

— После сотен лет моей преданности Совету вы отказались от меня в мгновение ока. Отвернулись от меня, потому что моя кровь не так чиста, как ваша.

Белизар еще сильнее стиснул челюсти. Долгая, напряженная тишина, на фоне которой слышнее стали далекие взрывы, грохот выстрелов. Крики ярости. Звуки смерти. Они приближались.

— Хорошо, — кивнул головой Белизар. — Его не тронет никто из здесь присутствующих и никто, кто нам подчиняется.

Подпрыгнув, она взлетела, пробив своим телом витраж над дверями, словно самолет-невидимка с отведенными назад крыльями.

 

20

Подстегиваемая видениями темноты и крови, Лисса на лету перевернулась вокруг своей оси и вылетела из зала Совета через арку, забранную витражом, полетела вдоль стены, чтобы понять, что происходит в восточной части замка, что творится у океана и в саду, где прогремела большая часть взрывов. Она замечала охотников, кравшихся вдоль стен; они двигались группами по три человека, осматривая закоулки замка в поисках вампиров или смертных слуг, которые могли там прятаться. Охотники больше не обладали преимуществом неожиданности. Теперь это был честный бой, который скоро должен быть окончен победой вампиров, если уже не закончился.

Взрывы превратили веранду в груду обломков, как и говорил Малачи. Они уничтожили стены бального зала, выходившие на океан — осколки стекла и обломки кирпичей раскидало по всему саду. Среди них лежали тела. Там было гораздо больше вампиров, чем она ожидала, но она могла с уверенностью сказать, что большинство из них погибло не от взрыва, а от рук охотников, которые напали на них в облаках поднятой взрывом пыли и, пока они не опомнились, обезглавили или проткнули колами.

Среди развалин слуги и вампиры все еще продолжали битву с охотниками. Дэнни передала сообщение кому следовало: Лисса заметила, что основные силы вампиров были заняты охотниками, медленно сближаясь и создавая стену, за которой специальная группа сторонников Совета отступала в замок, стараясь перехватить Карнала и его группу и прийти на помощь Совету.

Она увидела около трех сотен охотников, все еще удивляясь храбрости нападавших: они атаковали две сотни владык территорий и верховных владык среди ночи. Но пока она просто медленно летела в ночном воздухе и осматривала окрестности. Она заметила открытую веранду и бальную залу — наиболее уязвимые места для взрывов. Лишь сегодня ночью все они собрались в одном месте; в одно и то же время, для бала и заседания Совета. А Карнал как-то передал им эту информацию, он был частью всего этого кошмара и причиной того, почему охотники были здесь.

Неожиданный и столь своевременный уход членов Совета, скорее всего, расстроил его планы. Она почувствовала злорадное удовлетворение. Он не мог рассчитывать на помощь охотников в убийстве членов Совета. Охотники добивались успеха, когда неожиданно атаковали и так же быстро отходили. Даже те команды из трех человек не заходили внутрь территорий замка. Они шли вдоль стен и скоро должны были без следа исчезнуть в лесу, из которого вышли — как только дойдут до конца очерченного им периметра.

Она отметила, что они были спокойны, сосредоточены и шли к определенной цели. Когда она заложила вираж возле западной стены, она поняла, что это в основном были опытные ветераны, а не малолетние юнцы-фанатики.

Там, где недавно билось ее сердце, словно наливался свинцовый ком. Ей было все равно, лишь бы это поскорее закончилось. Сложив крылья, она спикировала вниз, бесшумно и быстро заскользила вдоль земли.

Карнал шел по второму уровню по направлению к залам Совета. Он возглавлял группу вампиров — почти пятьдесят его приспешников. Таких молодых и таких глупых. Таких опасных. У Карнала в руках была серебряная шкатулка, а на лице выражение абсолютной уверенности.

Наслаждайся своими пятью минутами славы и триумфа, ты, ублюдок.

Из-за связи, которую установили она и члены Совета с Дэнни и другими вампирами вроде нее, Карнал и его сторонники не могли убить членов Совета и свалить все на охотников, а затем захватить власть, развязав кровавую войну с людьми. Но если им и в самом деле удастся сбросить Совет, они получат хаос и гражданскую войну. Многочисленные нападения на смертных приведут к тому, что даже скептики поймут: вампиры на самом деле существуют. Смертные обратят все свои технологические ресурсы на то, чтобы полностью истребить вампиров. А поскольку охотники уже знают о вирусе Далила, они будут впрыскивать его как прививку любому смертному, который хочет обезопасить себя от укуса вампира, таким образом уничтожив единственный источник их пищи.

Вот что могло случиться в будущем. Для нее же существовал лишь настоящий момент. По коже гулял ветер, клыки слегка царапали подбородок, усиливая жажду крови. Она спикировала вниз, на Карнала. Очевидно, она привлекла к себе внимание группы охотников в нижнем дворе — мгновением позже ей в ногу впилась стрела, которая словно разожгла в ее крови огонь. Она наклонила голову, прошипела что-то предупреждающе и снова понеслась вниз, на выбранную жертву.

Но, как и все другие создания чистого зла, Карнал обладал даром предчувствия, когда дело касалось самосохранения. В последний момент он поднял голову.

Он дернулся в сторону с расширенными глазами. Едва задев его когтями, она врезалась в стену позади него. Стена засыпала ее обломками камня и штукатурки. Шокированные вампиры вели себя по-разному: некоторые из них остались на месте, некоторые бросились бежать. А кое-кто попытался на нее напасть. Карнала она не видела. Крича от ярости, она пулей пронеслась через их ряды. У нее слюнки потекли, когда она схватила одного из них, разорвала на куски и окатила остальных кровавым душем, заставив разбежаться. В ней восторжествовал хищник. Еще.

Бегите, ибо от меня вы не спрячетесь нигде.

Периферийным зрением широко расставленных глаз она увидела Мейсона и других членов Совета, медленно шедших по узкому проходу. Фрак Мейсона хлопал на ветру — словно ворон взмахивал крыльями. За Мейсоном шли Белизар, и Уте, и другие, готовые к сражению. Почти пять тысячелетий опыта, ни тени страха ни на одном лице, в отличие от вампиров Карнала, которые все еще пытались собраться с силами после ее нападения и пока не представляли реальной угрозы.

Но они превосходили их числом.

Она перекувырнулась и упала, словно камень, намереваясь утолить свою жажду крови и подбросить в костер их паники еще пару трупов.

Она не успела достать их — взорвался верхний переход, заполнив пылью и обломками пространство между членами Совета и их противниками. Несколько вампиров оказались заваленными. Лисса вовремя успела отскочить от падающих кусков стены, закричав от ярости — острые осколки впивались ей в кожу. Она кинулась напролом через дым и пыль, в открытый внутренний дворик.

Из облаков пыли и дыма доносились обозленные крики и восклицания. Она услышала боевой клич Мейсона, и поняла, что он достаточно быстро пришел в себя, чтобы воспользоваться моментом.

Это дало им неожиданное преимущество. Тот факт, что переход обрушился и мог повредить Карналу и его приспешникам, позволил ей понять, что на самом деле они не так уж тесно работали с охотниками, как можно было полагать. Карнал, скорее всего, передал им информацию через своего слугу, но сам не знал всех деталей предстоящей атаки.

Он был настолько самоуверен, полагая, что убьет всех членов Совета, а потом самостоятельно уладит все «неприятности» со смертными! Он никогда не считал их способными помешать ему воплотить его планы в жизнь. Судя по предыдущим взрывам, можно было с уверенностью сказать, что охотники готовились поднять на воздух и этот этаж.

Ей нужно было во что бы то ни стало помешать охотникам и дать Совету время снова взять в свои руки контроль над ситуацией. Сегодня охотники не должны победить, иначе это будет означать конец для вампиров. К счастью, Мейсону удалось остановить триумфальное шествие Карнала и его соратников. У нее было всего несколько мгновений.

Не жадничай, Мейсон. Оставь Карнала мне. Я еще вернусь.

Его голос прозвучал у нее в голове, словно рев дикого зверя, — он полностью был сосредоточен на драке.

Я сделаю все, чтобы удовлетворить желания моей госпожи. Хотя я бы предпочел, чтобы она не поганила свои клыки этой пакостью.

Она надеялась, что, когда вернется, Карнал все еще будет на ногах. Она хотела, чтобы он видел ее приближение.

* * *

— Господи Иисусе, Гидеон. Снова. Как оно умудрилось пережить такой взрыв?

Гидеон замер на втором этаже, прижавшись к стене, дававшей ему прикрытие, и внимательно все осмотрел. Летающая бестия, нечто вроде химеры из Нотр-Дама и гарпии, планировала над внутренним двором; она искала их, она уже напала на группу арьергарда и заставила парней отступить под прикрытие нижнего уровня. Вампиры, оказавшиеся прямо перед ними на этом этаже, сердито ворчали, словно они… ввязались в драку с кем-то. Сквозь облака пыли ему удавалось увидеть, что они действительно сражаются, что сверкнуло оружие. Но здесь не было других охотников, кроме его команды — десяти человек, растянувшихся на несколько десятков метров вдоль стены в ожидании приказа идти вперед, прямо в гущу боя.

Они смогли подняться сюда менее чем за восемь минут с момента первого взрыва, но Гидеон знал, что в любую минуту удача может им изменить. Он хотел скомандовать атаку, уничтожить дезориентированных вампиров прежде, чем они наладят оборону, но его настораживало это сражение рядом с ними. Кроме того, он не мог выйти на открытое пространство разрушенного перехода, не попадаясь на глаза этой крылатой бестии. Все по порядку. Он вложил стрелу в самострел и прицелился.

— Будем надеяться, это какой-то вид вампира и его, по крайней мере, можно ранить.

Его внутреннее чутье говорило ему, что они слишком легко сюда забрались. Когда двое из них исчезли почти сразу после того, группа подошла к внутренним воротам, он был почти уверен, что их кто-то предал. Но они устремились вперед. Слишком долго все это планировалось, слишком много усилий они в это вложили. За эти полчаса они уничтожили больше вампиров, чем за целый год. Более тридцати, хотя и сами понесли потери — треть начального состава. Партизанская война, а не честный бой один на один. Смерть слуг — это, конечно, плохо, но, черт возьми, кто знал, что они так отчаянно будут сражаться за поработивших их кровососов, которые промыли им мозги и сказали, что быть слугой — это то, чего они хотят на самом деле?

Твой брат пошел на это добровольно.

Он отогнал эту мысль. До настоящего момента все шло так, как и было запланировано. Даже лучше, чем было запланировано. И, скорее всего, именно из-за этого он чувствовал себя так неспокойно. Ни одна из успешных вылазок против этих упырей не проходила согласно плану. Вот почему он чувствовал, как у него за спиной захлопывается ловушка.

Черт возьми. Он поднял самострел, навел на цель, стабилизировал — бестия застыла в воздухе, распластав крылья, наклонив голову, осматривая все и вся. А потом она повернулась и увидела его.

Гидеон. Нет.

Ее голос завибрировал у него в голове и словно заморозил палец на спусковом крючке. Голос переполнял его, он словно оказался в центре грозового облака. Он боролся с собой, даже видя, как зверюга, ныряя в полете, приближается к нему, а в глазах у нее стоит сама смерть. Вот черт. Он не мог заставить себя пошевелить руками. Пусти… меня. Ты, сукин сын.

В последний момент он закрыл глаза, боль от последнего предательства, того, которое невозможно было забыть, была так сильна, что он почти с радостью был готов приветствовать свою собственную смерть. Жар крылатого существа опалил его, словно горячую серу к коже приложили.

Тобиас закричал.

Гидеон рывком открыл глаза, он повернулся только для того, чтобы обнаружить Тоби распростертым на полу. Одна когтистая пясть этой твари была возле его горла, другой лапой она вцепилась в его самострел, прижимая его к земле, но он так, и не разжал руки.

Тварь повернула голову, чтобы смотреть прямо на него. Теперь он понял, что большими у нее были лишь крылья. Хотя она и была мускулиста, определенно это была она — создание женского пола. Очевидны были выпуклости ее грудей, отсутствие выступающих мужских половых органов. У нее было небольшое тело и тонкие кости.

— Группа вампиров намеревается сбросить Совет, Гидеон, прямо сейчас. — В этой форме ее голос звучал, как резкий скрежет, близкий по звучанию к рыку. — Беги вверх вот по этому переходу. Они проникли в ваши ряды, использовали вас. Они расставили часовых по всему периметру, поэтому, когда они выполнят задуманное, они просто загонят охотников, больше не нужных им, в ловушку. Они, возможно, планируют пытать вас и поужинать вами в честь установления нового порядка.

Посмотрев вниз, она слегка ткнула Тобиаса когтем. В первый раз он заметил, что в руках у мужчины был нож.

— Это, очевидно, кто-то из таких, — произнесла она так похожим на шипении змеи голосом. — Он должен был вывести тебя из игры как одного из лидеров нападения, я так полагаю. От него воняет кровью Карнала, а вот это он готовился всадить тебе между лопаток.

Он узнал ее глаза и этот насмешливый тон, несмотря на изменение голосовых связок. Гидеон медленно и глубоко вздохнул.

— Ты.

Она слегка улыбнулась, показав окровавленные клыки, которые были длинней ее пальцев. Посмотрела вверх на клочок неба, который был виден сквозь пролом, через который она напала на них.

— Помощь, типа, приходит из рая? Собирай своих людей. Если вы спуститесь на три уровня под землю, а это можно сделать через кухню, вы выйдете в подземелья. Его превратили в площадку для сексуальных игр. За железной девой есть непрочно вделанный камень. За ним — туннель, который выведет вас в лес, за границы замка. Ты не отнимешь сегодня больше ничьих жизней, но зато сохранишь свою собственную. — Ее круглые, широко расставленные глаза сузились от враждебности, заставившей его вздрогнуть. — Не думай, что этот проход так и будет тебя там ждать. Я не так глупа, да и хозяин этого замка тоже. У тебя был план освободить брата или ты даже не удосужился проверить, здесь ли он вообще?

Гидеон сжал зубы:

— Мы оба сделали свой выбор.

Лисса не отрываясь смотрела на него. В выражении ее лица что-то изменилось — он сильно пожалел, что прижат спиной к стене и не имеет возможности поднять самострел и хоть как-то защитить себя. — Надо было позволить ему воткнуть нож тебе в спину, — прошипела она.

— Да почему ты вообще появилась здесь? — выпалил он. — Джейкоб может разоружить меня без особых проблем. Почему бы тебе было не поступить так же и с Тоби? А когда ты научила Джейкоба этим своим штучкам с разумом? Такого слугам никогда не сделать. Ты наконец нашла способ использовать его в своих и только своих интересах?

Лисса моргнула.

— Никто не контролировал твой разум. Я не могу… я слишком быстро двигаюсь, чтобы ваши стрелы могли попасть в меня. Он… мертв. Они…

При этих словах его сердце упало. Свободной рукой он попытался схватить ее за руку, потребовать от нее разъяснений. Но она уже взлетела, направившись обратно ко второму уровню, словно ее запустили вверх, как пушечный снаряд.

— Господи, она похожа на персонажа из детской страшилки.

Это сказал один из охотников, стоявших прямо за ним. Он заставил себя криво ухмыльнуться ему в ответ, удостоверился, что он на самом деле прикрывал ему спину, а не намеревался его проткнуть. В голове у него никак не укладывалось: Джейкоб мертв? Нет, он его слышал, громко и отчетливо. Но по лицу Лиссы было видно, что она уверена в его смерти. Внезапно он понял, откуда у нее морщинки боли вокруг глаз — часто, глядя в зеркало, он видел у себя такие же.

Гидеон резко развернулся, услышав предостерегающий вопль. На него накатила волна новых криков, воплей и проклятий, звон оружия — на них налетела целая толпа вампиров.

Он подумал, что это конец.

Но они пронеслись мимо, прижав его и охотников к стенам.

Группу, прошедшую мимо Гидеона и его людей, возглавляла стройная женщина в белых одеждах с золотыми волосами. Облитая кровью кукла Барби — еще один образ, который он унесет с собой, хотя и не хотел запоминать его.

Слуга Барби, хмуро следовавший за ней, заорал на тех, кто бросал вызов вампирам и привлек к себе их внимание, заставив развернуться. В ответ раздался рык. Обе стороны ускорили шаги, налетели друг на друга, сверкая клыками и оружием, крича и рыча друг на друга.

Группа, пытавшаяся скинуть Совет, и группа его сторонников, как и говорила Лисса.

Его людям хватило ума воспользоваться положением — они начали стрелять прямо в толпу. Но Лисса была права: они оказались не в том месте и не в то время. Им нужно было уходить, ибо какая бы партия ни победила, она в любом случае истребит его маленькую армию. Нужно было следовать изначальному плану. Бить быстро и так же быстро отходить. Как раз сейчас истекли отведенные им пятнадцать минут.

Он схватился за рацию и начал выкрикивать приказы.

* * *

Джейкоб. Джейкоб. Это имя — словно крик в ночи у нее в сердце. Она мысленно искала его. Что-то почувствовала. Заоблачный туман, обрывки непонимания. Тень чьей-то мысли в ее сознании. Вокруг нее было слишком много энергии и смерти. Она сбивала наземь вампиров, стоявших у нее на пути, расшвыривала охотников, закричала, словно разъяренный орел, когда в конце коридора увидела, что двери зала Совета сорваны с петель. Нырнув внутрь, она пронеслась по кругу, но в первую же секунду поняла, что Джейкоба там нет. В зале дрались вампиры и охотники, переместившиеся сюда из переходов. Брайан загородил собой скорчившуюся в углу Дебру, отбиваясь от приспешников Карнала. На его лице, словно маска, застыли ярость и желание защитить девушку. Лисса подхватила того, с кем он дрался, с размаха швырнула об стену, разбив череп. Прежде чем Брайан смог отреагировать на ее внезапное появление, Дебра пригвоздила нападавшего вампира ножкой стула к полу.

— Леди Лисса, мы его не бросили… Джейкоб…

Все остальное ей сказало выражение его лица, заставив ее сердце подскочить и оказаться в горле. Она пулей вылетела из здания, закружилась над полем боя, пытаясь отыскать его. Везде кровь, крики и смерть. Оружие, бывшее в руках смертных, теперь оказалось в руках вампиров, которые использовали его против союзников Карнала. В драке участвовало множество слуг, которые делали все, на что были способны. Связь между господами и слугами помогала обратить ход боя. Сверху она видела, что они собираются в группы, организовываются. Слугам, верным Совету, приказали сосредоточиться на остатках охотников, а их хозяева обратились к Карналу и его группе. Она мельком заметила Дэнни, перепачканную кровью. Ее длинные волосы были завязаны в хвост лентой, которую она оторвала от платья, а само платье она просто скинула, оставшись лишь в корсете и коротенькой комбинации. Светлые волосы стали алыми, клыки сверкают.

Мимо Лиссы просвистела шальная стрела. Она была так занята поисками Джейкоба, что едва от нее увернулась — ей зацепило плечо. Где ты?

* * *

Гидеон снова нырнул в сад, в руках у него был набор деревянных ножей, а в сердце — ярость берсеркера. Он смотрел, как Лисса влетела в комнату, вернулась и начала кружить над двором, ныряя вверх и вниз, словно сумасшедшая летучая мышь. С Джейкобом что-то случилось. Она искала его. Может быть, он нужен Джейкобу.

И хотя он сам приказал своим людям отступать, как и посоветовала Лисса, а они прекрасно с этим справлялись, словно на тренировках — одна группа идет вперед, вторая прикрывает отступление, — сам он оказался в арьергарде и прикрывал отход. Будь он проклят, если уйдет, не выяснив, что же здесь на самом деле происходит.

Леди Лиссе незачем было знать, что один из его людей играл роль слуги в маске, а чуть раньше прикрепил Джейкобу следящий маячок на обшлаг рукава рубашки. Он всегда знал, где его брат. То, что Джейкоб ушел в зал Совета, к счастью, спасло ему жизнь и помогло унести ноги подальше от бального зала до того, как там все взорвалось.

Следящий маячок сообщал, что Джейкоб был все еще где-то в особняке, но когда она вылетела оттуда и снова начала его искать, Гидеон понял, что Джейкоб расстался со своей одеждой.

Гидеон осмотрелся, покрутился на месте. Подключил свое собственное чутье. Он всегда знал, как найти Джейкоба, когда они вместе охотились на вампиров. Это было просто, как дышать. Не слова, не призыв. Инстинкт.

А вот и он. Вышел из теней на противоположном конце коридора. Один Бог знал, как он избежал вампирьих клыков. Он был бледен, на лице застыло абсолютно дикое выражение. В крови. Без рубашки. В глазах — удивление и дезориентация, словно его сильно ударили по голове. А затем их разделила очередная толпа дерущихся вампиров. Но Джейкоб жив, и, очевидно, в полном порядке, хотя и не долго это будет продолжаться, если он так и будет стоять там, не защищаясь и глазея по сторонам. Когда он сможет наконец собрать мысли воедино, он не скоро простит Гидеона. Словно Гидеону было дело до того, простят его или нет.

И снова он. Теперь он наверху, на парапете. Повернулся, посмотрел в небо. Ясно, кого — или, скорее, что — он там высматривает, хотя положение у него паршивое. Проснись, ты, придурок.

Гидеон сорвался с места, побежал, выкрикивая эти слова. На Джейкоба налетел Карнал, вынырнув из одного из боковых проходов — там он, скорее всего, решил попить кофейку, пока его лакеи делали за него всю грязную работу.

Никто не посмеет обидеть его братишку, пока Гидеон жив. Даже если этот ублюдок отдал свое сердце и свою верность вампирше. А потом Джейкоб спрыгнул с парапета и исчез, отступив в один из коридоров, внутрь замка, а Карнал висел у него на плечах.

Сукин сын. Он его водил за нос, использовал как наживку. Гидеон выругался, побежал вверх, перепрыгивая через три ступеньки.

Добежав до коридора, Гидеон увидел, что по стенам развешено всевозможное оружие из различных эпох. Джейкоб, не колеблясь, выбрал клинок, а Карнал, к сожалению, — булаву.

Господи, насколько же быстрее его брат двигался с третьим знаком! Джейкоб отлично выдерживал темп боя, заданный вампиром: Гидеон едва успевал следить за их движениями, пока булава не столкнулась с клинком, связав его.

— Джейкоб!

Когда булава качнулась к гарде клинка, заставив Джейкоба отпустить эфес, Гидеон схватил первое попавшееся под руку оружие со стены — это оказался датский боевой топор. Они стояли так, что Гидеон никак не мог зайти Карналу за спину и напасть на него, а времени с этой сверхчеловеческой скоростью у него не было. В отчаянии он подтолкнул тяжелое оружие по полу на несколько метров к Джейкобу, надеясь дать ему хоть какую-то возможность защитить себя. Сам же он ринулся за мечом, надеясь зайти Карналу за спину, пока Джейкоб будет отвлекать его внимание.

В лучшие времена таким боевым топором владели лишь самые крупные воины, лишь у них было достаточно сил, чтобы пользоваться им эффективно. Джейкобу, скорее всего, просто размозжат голову булавой, пока он будет стараться поднять оружие и как следует замахнуться.

Вместо этого Джейкоб подхватил топор одной рукой и напал. Гидеон не смог даже проследить за всеми его движениями. Карнал заревел, словно раненый зверь, на его лице застыло выражение сильнейшего удивления, но это был последний проблеск сопротивления. Лезвие прошло сквозь его горло, голова скатилась с плеч, со стуком упала на пол.

Все это выглядело, словно плохо сделанные спецэффекты. Именно поэтому Гидеон так не любил ужастики.

Джейкоб громко втянул воздух, его голубые глаза светились такой яростью, что Гидеон даже раздумывал, стоит ли подходить ближе. У Джейкоба подогнулись колени, и все это уже ничего не значило. Он был рядом с ним, завел руку брата себе на плечо, помогая ему встать.

— Ты ранен?

Джейкоб взглянул на него, в его глазах стояло необычное выражение сосредоточенности и спокойствия.

— Я получил от этого чертовское удовольствие. Это даже лучше, чем секс. Давай снова приделаем ему голову, и я снова ее отрублю.

— Да ты рехнулся, — заявил Гидеон, но не мог не вздохнуть с облегчением, видя в глазах брата искорки смеха. — Ты сам ранен, придурок?

Джейкоб усмехнулся, уронив голову на грудь, словно его внезапно оставили силы и он не мог больше держать ее прямо

— Я умер, Гид. На самом деле умер. Знаешь… Помнишь, ты тогда говорил? Про маму там, про то, как она скажет: «Почему ты сделал такую глупость?» Мне кажется, я слышал голос отца… чувствовал прикосновение маминых рук на голове. Помнишь, как приятно это было… ответ на все вопросы… Я должен найти свою госпожу. Она несчастна.

— Ты просто бесишь меня. Нам надо поскорее убраться отсюда.

Джейкоб кивнул.

— Я на самом деле дерьмово себя чувствую. Но я выживу, Гид. Даже если ты этого и не захочешь.

На этот раз при улыбке он обнажил белоснежные клыки.

— Вот же срань господня.

 

21

За час до рассвета на частном аэродроме было тихо. Когда Илайджа Ингрэм поставил лимузин на стоянку, он сосредоточился на маленьком самолете, стоявшем наготове на взлетной полосе. У него была «беретта», но он поздно осознал, что лучше бы ему выбрать другой пистолет, потяжелее. Поэтому он не отрывал рук от маленького самострела, который дал ему Джейкоб. Да, этот мальчишка все как следует продумывает.

Первым с самолета сошел Джейкоб. Илайджа нахмурился. Джейкоб двигался медленно, низко опустив голову. И ему была нужна помощь. С ним рядом был его брат, но он не помогал ему, а просто шел рядом и не отрывал от него взгляда. Джейкоба же поддерживал высокий элегантный мужчина с волосами цвета меди. Его красота, невозможная для простого смертного, кричала о том, что он — вампир. Гидеон шел в нескольких шагах позади, в одной руке неся топор, в другой — самострел. Он был довольно расслаблен — если про Гидеона вообще можно было такое сказать. Ингрэм понял, что их не преследуют, но по разорванной, покрытой кровью одежде, по выражению их лиц он также понял, что они попали в ту еще переделку.

А где же госпожа? Этот парень с места не двинется, если ее не будет рядом. Почти в тот же момент его заставил поднять голову порыв ветра, по ветровому стеклу пронеслась тень — он высунулся посмотреть, что же такое пролетело над лимузином.

Когда мужчины подошли к машине на расстояние около десяти метров, это создание приземлилось перед ними. Ингрэм выскочил из машины с оружием наперевес прежде, чем его сознание отметило тот факт, что ни Гидеон, ни красавчик не казались испуганными появлением твари. Которая при ближайшем рассмотрении оказалась женского пола.

Джейкоб заставил их остановиться, сумел выпрямиться и повернулся к ней лицом. Гидеон сильнее сжал губы — он совсем не радовался тому, что происходило.

Мальчик без помощи пошел к ней, двое других мужчин остались стоять позади него. Когда он опустился на колени, это выглядело как заранее запланированное движение, хотя видно было, что далось оно ему нелегко. Но она уже была рядом, подхватила его, ее когти почти впились ему в шею, она обняла его полусложенными крыльями, наклонив к нему гладкую, безволосую голову.

— Матерь Божья, — тихо выдохнул Ингрэм, прекрасно помнивший эти изящные, скупые движения.

Зная о вампирах, теперь он знал и о других созданиях, которые не часто встречались простым смертным. Она была очень опасной, но в сильном, гибком теле, длинных заостренных ушках и устрашающих клыках была какая-то завораживающая красота. Она изящно склонилась над Джейкобом, не отрывая от него больших, черных — белков не было видно — широко расставленных глаз.

Тело Джейкоба расслабилось — он потерял сознание. Лисса подняла его, отнесла его на траву, росшую вдоль посадочной полосы. С другой стороны от него опустился на колени медноволосый вампир. Илайджа сделал шаг к Гидеону, который все еще не ослаблял бдительности.

— Он снова потерял сознание, — тихо сказала леди Лисса. — Ему не нужно было пытаться встать на колени. Благородный рыцарь. Глупый мужчина. — У нее дрогнул голос.

Когда высокий вампир поднял голову и взглянул на Илайджу, тот вспомнил одного своего друга, который занимался выращиванием волков. Он его уверял, что они ручные. Но каждый раз, когда Илайджа ходил навестить друга, волки смотрели на него так, как теперь на него смотрел этот вампир.

Волки терпели Илайджу, потому хозяин бы расстроился, если бы они съели его друга.

— Илайджа Ингрэм, — произнес наконец водитель лимузина.

Легкая ироническая улыбка промелькнула на лице вампира, он слегка наклонил голову:

— Мейсон.

Снова сосредоточившись на Джейкобе, Мейсон перегнулся через него и схватил Лиссу за руку:

— Нам нужно отнести его под землю и дать время, переход должен скоро закончиться, он восстановит все свои силы, — произнес он с акцентом, навевавшим мысли о шорохе пустыни и торговых караванах.

— Может, для начала затащим его в лимузин? Скоро рассвет, — заметил Гидеон. Напряженно, звенящим голосом. Он смотрел только на Ингрэма, ни на кого больше.

— Гидеон, — Лисса заставила его обратить на нее внимание. — Тебе какое-то время придется остаться рядом с Мейсоном. Джейкобу будет нужна твоя забота, ваша с ним братская связь. Это часто помогает, новорожденному вампиру нужно на чем-то сосредоточиться. После первых трех дней его начнет одолевать сильнейшая жажда крови. Ты — самое сильное его воспоминание о смертной жизни.

У нее на шее было что-то, перевязанное лентой, — она нагнулась, чтобы дать Мейсону возможность развязать узел.

— Это сосуд с моей кровью, — объяснила она Гидеону, хмуро смотревшему на нее. — Сосуд из лаборатории Брайана, мне его помогла наполнить Дебра. Я — создатель новой ипостаси Джейкоба, поэтому первые тридцать дней нужно будет пить по одной капле моей крови. Это смягчит боль трансформации. Если его нужно будет успокоить, воспользуйся клеткой. Никаких наручников.

— Я, черт возьми, никак не могу в это поверить, — Гидеон отошел на несколько шагов, прошелся по кругу, снова вернулся на место. — Я не могу…

— Что ты не можешь? — ее глаза сузились.

Закрыв глаза, он пощипывал себя за переносицу.

— Поверить не могу, что он позволил тебе так много о нем узнать. — Он словно стоял от нее на большом расстоянии. — О том, как он может выбраться из наручников.

— Я догадалась. Этого он мне не говорил, — взглянула она на него снизу вверх. — Гидеон, помнишь знаменитую историю о том, как Ганди рассказал индусу, что нужно сделать, чтобы его простили за убийство мусульманина?

— Ты же не собираешься на полном серьезе сравнивать…

— Он посоветовал ему найти мусульманина-сироту и воспитать ребенка как своего собственного сына. Он должен был воспитать его мусульманином. В твоем случае ненависть не работает, Гидеон. Теперь твой брат — вампир, и ты ему нужен. Тебя он любит больше всех на свете.

— Нет, — сказал Гидеон. Слово получилось тяжелым, полным страдания. — Не больше, чем кого бы то ни было. — Он присел на корточки и с неожиданной нежностью положил руку на лоб Джейкоба.

Теперь Лисса с легкостью могла представить, как много лет назад Гидеон, сидя на краю постели, гладил по голове спящего восьмилетнего брата, став для него и отцом, и матерью. Она так хотела протянуть руку и тоже погладить Джейкоба по голове, но, подняв руку, вспомнила о длинных когтях. Отпрянув, она откашлялась, чтобы продолжить говорить, в основном для Мейсона и Ингрэма.

— После всего этого он сможет понемногу пить из другого источника, но вы должны обматывать ему шею, руки и ноги цепью, чтобы можно было немедленно оттащить донора, когда он выпьет примерно пол-литра. Этого ему хватит, но он не сможет контролировать свой голод. Обычно у новорожденных уходит примерно три полных цикла луны на приобретение и освоение этой способности, но только в том случае, если каждый день он будет пить по капле моей крови. Мейсон, конечно, все это прекрасно знает.

Она перевела взгляд на водителя лимузина.

— Больше вы меня не увидите, мистер Ингрэм. Мне нужно, чтобы вы сделали для меня тот звонок, как мы и планировали, потому что я все еще не знаю, какое решение принял Совет. Подозреваю, что многие владыки, которые стали бы преследовать моих вампиров, теперь заняты абсолютно другими делами. Мейсон объяснит все подробнее. Перед отъездом из Атланты я приказала Джейкобу сделать еще один — последний — перевод на ваш счет, эти деньги помогут вам долгое время оставаться на плаву. Я говорю это не для того, чтобы вы чувствовали себя мне чем-то обязанным. Но если вы поможете Гидеону с Джейкобом, я буду вам очень благодарна. — Ее голос слегка изменился, когда она осторожно провела тыльной стороной ладони по лбу Джейкоба. — И не говорите ему, что я его несла. Сами знаете, как мужчины относятся к таким вещам.

Мистер Ингрэм мгновение помедлил, потом протянул руку. Когда она в ответ протянула ему свою, он покачал головой, взял ее за запястье. Она удивленно смотрела, как он наклонился и поцеловал тыльную сторону ее изменившейся руки.

— Мэм, я не знаю ни одного мужчину, которого бы не носила на руках хотя бы одна хорошая женщина раз или два в его жизни. — Он задумался, прежде чем вынул что-то из кармана. Завернув в носовой платок, он протянул это ей. — Это принадлежало моей жене. Я дал ей его, когда мы полюбили друг друга, чтобы она была в безопасности, чтобы сам Бог ее благословил. Хотя мы недолго пробыли вместе. Я знаю, что вы не сможете надеть это или хотя бы прикоснуться, но все же…

Сквозь ткань Лисса ощутила прикосновение металла. Она приподняла платок за уголок и развернула его содержимое у себя на ладони. Когда она увидела серебряный крест, ее взгляд помимо ее воли переместился на обнаженную грудь Джейкоба, вниз, на ремень разорванных и покрытых кровью брюк, под которыми — она знала — скрывается такой же символ.

К счастью, крест висел на длинной цепочке, с ней легче было справиться, имея такие огромные когти. Она надела цепочку себе на шею, так что талисман свободно висел между ее обнаженных грудей.

— Последний урок, — сказала она Илайдже, увидев его удивленный взгляд и протянув ему уже не нужный платок. — Вампир, который верит в Бога, может носить символы веры, как и любой смертный. Моя душа всегда была со мной.

Она почти потеряла ее, когда убила Рекса, когда ушел Томас. Но Джейкоб вернул ее.

Мое сердце и моя душа. Все, что имеет значение.

— Если вы все позаботитесь о нем, я буду перед вами в неоплатном долгу. Она посмотрела на Мейсона.

— А ты, может быть, замолишь таким образом хотя бы один из своих многочисленных грехов.

Затем она опустила взгляд. Смотрела на своего слугу, и последнее веселье покинуло ее. Наклонившись, она прижалась губами ко лбу Джейкоба. Я буду по тебе скучать, Ирландец. Сэр Бродяга. Сэр Ланселот с самым чистым сердцем. Моя жизнь будет пуста без твоего смеха, но ты будь счастлив. Когда солнце засверкает еще ярче, я буду знать, что ты все еще там, смеешься и улыбаешься мне.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его, — всего лишь Легкое, как перышко, прикосновение губ. Большего она себе позволить не могла, помня о длине собственных клыков. Но внезапно у нее не осталось выбора. Его ладонь легла ей на затылок, его чуткие пальцы дразнили ее чувствительную кожу. Он целовал ее в ответ, раскрыв губы, ища языком ее язык, прижимая ее к себе так, что ее грудь касалась его обнаженной груди. Соски затвердели от возбуждения, она безумно хотела лечь на него сверху, прижаться к нему всем телом, почувствовать их связь, получить подтверждение того, что он жив. Жив.

Этого она сделать не могла. По нескольким причинам. Но в то же время она не могла заставить себя немедленно от него отстраниться. На ее ресницах повисли слезы, а он что-то мягко пробормотал ей прямо в рот, лаская ее губы, три складки кожи под глазами. Одной рукой он обнял ее за плечо, взяв за локоть. Ее хвост обвился вокруг его лодыжки, кончик оказался прямо у него между бедер.

Когда она, наконец, смогла от него оторваться, ее рот, как и выражение его глаз, был мягким и влажным.

Мейсон откашлялся и поднялся.

— Мы подождем вон там и дадим вам пару минут, чтобы вы могли попрощаться. Мистер Ингрэм, у вас в машине есть какой-нибудь spiritus?

Ингрэм нахмурился.

— Я не уверен. Я вроде ничего такого не чувствовал.

Вампир усмехнулся, даже губы Гидеона искривились. Оба эти движения никак не могли снять овладевшего Илайджей напряжения, касавшегося их странной компании и появления явно после битвы. И неожиданной метаморфозы госпожи.

— Ты слишком долго находился в компании паранормальных существ, друг мой.

— Выпивка, Ингрэм. Он хочет знать, есть ли у тебя чего-нибудь выпить. — Гидеон нахмурился, закинул самострел на плечо. — Я бы и сам не отказался выпить чего-нибудь посильнее да позабористее.

Ингрэм кивнул. Увидев, что Мейсон обменялся с Гидеоном многозначительным взглядом, он неохотно присоединился к ним и пошел обратно к машине, давая мужчине, лежавшему на земле, и его госпоже немного уединения.

Джейкоб смотрел, как Лисса изящным движением опустилась на колени рядом с ним, наполовину раскрыв крылья, помогая себе ими, чтобы сохранять равновесие. Итак, вы хотите мне объяснить, моя госпожа, почему лорд Мейсон с такой легкостью читает ваши мысли?

В этой форме ее абсолютно черные глаза были так глубоки, что он вполне мог там заблудиться. Я не отвечу тебе, сэр Бродяга. Ты сам однажды сказал мне, что если бы я знала все твои секреты, я бы слишком быстро от тебя устала…

Господи, его руки весили целую тонну. Не обращая на это внимания, он снова привлек ее к себе, в этот раз он был еще грубее, крепко держа ее за плечи. Он чувствовал, что она борется с желанием запустить в него когти. Когда он застонал, она капитулировала, прокусив его кожу до крови. Она вся дрожала. Он пальцами касался ее горла, ласкал уши. Он хотел сильнее прижать ее к себе, но боялся испортить момент. Словно они все еще играли в поддавки со смертью, и слишком резкие движения или слишком сильные желания могли уничтожить с таким трудом созданную фантазию и вернуть из обоих к ужасной реальности.

Он разжал руки только потому, что перед глазами у него начало темнеть от слишком сильных объятий, и он боялся снова потерять сознание.

— Я думала, что я тебя лишилась, — сказала она.

— На самом деле, почти лишилась. Я видел туннель. Белый свет. Родственников.

Ее лицо словно застыло.

— Может быть, мне следовало тебя отпустить?

Он покачал головой.

— Там не было вас. Там не рай, если вас там нет. Плюс к этому, мне кажется, что я видел своего дядю Вильгельма, а это значит, что это было в лучшем случае чистилище. Не могу себе представить, что Бог захотел бы добровольно каждый день с ним общаться.

Она закрыла глаза и еще ниже опустила голову. Его пальцы переместились на затылок, касаясь заостренного кончика уха.

Теперь между их разумами не было никаких преград, возможно, из-за эмоциональности момента. Она, по всем показателям, излечилась от вируса, и он был уверен, что она вскоре восстановит свою способность закрывать от него свои мысли. Однако он слишком устал, чтобы следить за водоворотами и хитросплетениями мыслей у нее в голове. Он чувствовал, что ее скрытые эмоции столь сильны, что в любую минуту могут взорваться, словно динамитная шашка.

— Я никогда раньше не видел, чтобы вы так долго были в этой форме, — сказал он.

Как только он об этом подумал, у нее в мыслях он прочел и ответ, несмотря на то, что по ее сжавшимся губам он понял, что она всячески старалась от него этот ответ скрыть.

Это не она решила допустить его в свой разум. Она просто не могла этого не делать.

Теперь он понял всю важность того, что сказал ему Мейсон.

Почему именно сейчас им нужно было время, чтобы поговорить, почему они не могли сделать это чуть позже, там, где они будут защищены, — в отеле, в ее доме в Атланте, да где угодно, а не на открытом всем ветрам аэродроме?

Должны проститься…

Она пыталась скрыть эту мысль за другими, но слишком привыкла полагаться на свои мысленные щиты, а он вышел на новый уровень, в дополнение к тем способностям, которые имел раньше, — теперь он мог читать ее мысли словно слова, написанные на покрытом изморозью окне. Оттолкнув прочь свою усталость, он сконцентрировался, и ее мысли словно окатили его с ног до головы.

Она не могла снова стать самой собой. Был ли это эффект действия сыворотки на ее смешанную кровь, побочный эффект, который не смог учесть Брайан, или тот стресс, который она пережила, превращая его в вампира, фактически, возвращая его с той стороны завесы смерти, — она потеряла способность принимать ту форму, которая, как она знала, так сильно ему нравилась.

— Не глупите, моя госпожа. — Он рассматривал свои собственные мысли наравне с ее, с легкостью разделяя их. Прилив адреналина от того, что он живой, помог ему избавиться от Карнала, но не больше. Он проклял свое слабое тело, то, что он мог лишь слегка касаться ее лица, взять ее за руку. Его восхищала новая способность мыслить так четко и ясно, он словно мог думать одновременно над сотней различных вещей. Он подумал о том, у всех ли вампиров такой разум, а потом с мысленной усмешкой понял, что в таком случае разговоры о превосходстве разума вампиров могли быть вполне оправданы.

— Я люблю вас независимо от того, как вы выглядите. Все ваши воплощения прекрасны. Я помню ту ночь в лесу, когда я бы с радостью взял вас именно в такой форме. Вы мне отказали.

— Я бы тебя убила. Эта форма в состоянии возбуждения не такая уж нежная.

— Думаю, теперь я могу с этим справиться. Я неуязвим.

— Ты выглядишь так, словно готов захватить весь мир. — Она помедлила, подвигала Когтями. Он взял ее руки в свои, поднес к лицу, развернул и поцеловал в ладонь, — ее страшные когти гладили его волосы.

— Ты восстановишь силы полностью за три дня, — взволнованно сказала она. — Или, лучше сказать, освоишься со своими новыми вампирскими способностями. Сейчас твое тело перестраивается, ты становишься полноценным вампиром. Когда ты научишься справляться со своей силой, Мейсон научит тебя, как правильно использовать ее на все сто процентов. Как питаться, как часто это нужно делать. Как пользоваться мысленной связью, хотя, будучи слугой, ты уже прекрасно освоил основы. Но я думаю, что благодаря твоим психическим способностям, Мейсон сможет тебя научить только тому, как лучше использовать твое преимущество. Гидеон тебе тоже поможет.

Джейкоб боролся с сонливостью.

— Как? Подтолкнув меня к многочисленным убийствам, проверяя мой самоконтроль?

В этот раз она не смогла скрыть смех в глазах.

— Я очень редко видела тебя в ярости, когда ты был готов на убийство. Это скорее его прерогатива, чем твоя.

— А о чем вы говорите? Куда вы сами собираетесь? — Он обеими руками взял ее за запястья, словно мог ее удержать, — на самом деле она могла стряхнуть его с себя, словно неуклюжего ребенка. Каким он и был сейчас.

— Я еще не знаю, — иронично скривилась она. — И это хорошо, потому что теперь у меня нет способности закрывать от тебя мои мысли. Но такой я не могу остаться с тобой. Неважно, придет за мной Совет или нет, Белизар прав. Такой они меня не примут, не примут в качестве своей королевы. Даже если пройдет много времени и все изменится. Сейчас для них все кончено. В рядах вампиров больше не осталось ни одного потомка королевской крови, Я уйду туда, где буду в безопасности, не бойся.

— Я пойду с вами.

— Нет, — покачала она головой. — Тебе нужно время подумать. Это для тебя целый новый мир, Джейкоб, а тот факт, что из слуги создали вампира, только ухудшает ситуацию и отягощает наказание для его создателя. С поддержкой Мейсона тебя примут. Он сможет найти для тебя место на Ближнем Востоке, или ты сам можешь найти приют на территории леди Даниелы. Тебе нужно время, чтобы занять свое место в этом новом для тебя мире.

— Я всегда знал свое место, — сказал он яростно. — Оно рядом с вами.

Блеск гнева в его голубых глазах зажег в ней желание. Он жив. По-настоящему. Она хотела слиться с ним. Прижать его к своей груди навсегда.

— С Мейсоном у тебя больше шансов.

Если они в самом деле станут на нее охотиться, она не сможет пережить, если его ранят или причинят ему вред; если ее убьют, ему не нужно будет этого видеть. Ярость, которая его охватит… она ее тоже почувствует. Они налетят, словно стервятники. Ее безжизненное тело снова отвезут в лабораторию Брайана, он будет резать ее, словно кусок мяса.

— Нет, — он сел ровнее, взял ее за обе руки.

Лисса закрыла глаза. Несмотря на всю серьезность момента, она своими словами словно дразнила его, словно время шагнуло назад, туда, где у него еще были мысли, которые он хотел скрыть от нее.

— Я забыла, что ты можешь так делать.

— Вы не уйдете без меня, моя госпожа. — Джейкоб быстро оглянулся, посмотрев себе за спину. Мейсон снова шел к ним, не отрывая взгляд от взгляда его госпожи.

— Он не сможет вечно сдерживать меня. Нет такого места на земле, где бы вы могли от меня спрятаться.

— Джейкоб. Пожалуйста, ради меня — один вздох, один удар сердца — не думай обо мне. Подумай о себе. Поучись у Мейсона. Если ты этого не сделаешь, ты недолго проживешь вампиром. Мне нужно знать, что ты жив, что с тобой все хорошо. Это все, чего я хочу.

Вот черт. Она что, думала, что он уже не чувствует ее боли от одиночества? Ей никогда не нужно было, чтобы вокруг нее собирались многие, но тех, кого она выбирала, она выбирала долго и тщательно, а любила отчаянно. Их всех забрали у нее меньше чем за два года. Она закрылась, ушла от мира, позволила своей животной половине взять над ней верх. Она добровольно забыла о том, что значит быть человеком, ей было легче отступить назад, к животным инстинктам. В этом случае, если ее выследят и убьют, у нее останется лишь животное непонимание того, что с ней происходит. Ее не будут мучить воспоминания и вопросы.

— Ян Сун, мой старый учитель, говорил, что человек, который теряет все, получает от богов новое начало. Это — самый лучший способ. — Она высвободила одну руку из его ладоней и хотела провести по его губам, но поняла, что не сможет этого сделать, не порезав его. На ее лице появилось выражение уныния.

Это не имеет значения. Поцелуйте меня, моя госпожа. Пожалуйста.

— Я не могу. — Больше она не могла с ним оставаться, или ее сердце просто разорвется на части. Она должна его отпустить. Прощай, Джейкоб.

— Нет! Хотя он и пытался ее удержать, она вырвалась и взлетела, а в глазах у нее снова стояли слезы.

— Моя госпожа… — он попытался встать, запнулся. Когда Мейсон пришел ему на помощь, он с рычанием отбросил прочь его руки, сумев встать самостоятельно. Он смотрел, как она улетает прочь, словно темная тень на предрассветном небе, сглотнул с трудом, словно горло было набито битым стеклом.

— Моя госпожа.

Я освобождаю тебя от службы мне. Будь счастлив.

— Сукин ты сын, — выругался он, взглянув на Мейсона и заметив, что он снова приближается к нему. В янтарных глазах стояло сочувствие, но он был неумолим.

— Пойдем. Тебе надо уйти с солнца.

Раньше ему это совершенно не приходило в голову, но теперь Джейкоб понял, что становится все жарче. Гораздо жарче. Это неприятное ощущение предупреждало его о скором наступлении рассвета. Он больше никогда не будет наблюдать рассвет, не почувствует его, но мысль, что он может больше никогда не увидеть свою госпожу, затмевала все, делая потерю рассветов не такой значительной.

Нет, он увидит ее снова. Он, черт возьми, научится тому, чему они хотят его научить, изучит все необходимое для того, чтобы ее защитить, воспользуется своими новыми силами и снова ее найдет. Должен. И не только потому, что он любил ее так сильно, что жизнь без нее бессмысленна, а потому, что он был нужен ей, нужен так, как никогда не был нужен никто с того момента, когда она выросла и освоила все свои вампирские возможности.

Она не только потеряла способность принимать свою вампирскую форму. Она пожертвовала своей вампирской кровью, чтобы спасти ему жизнь. С приходом рассвета ей не нужно будет укрываться под землей. Джейкоб стал вампиром, а она полностью трансформировалась в создание из другого мира.

Из-за их мысленной связи или из-за его новых возможностей, наложившихся на его старые, он смог проникнуть в эти ее мысли, запрятанные глубоко в ее подсознании. Она оставалась бессмертной, ее силы и способности ограничивались возможностями ее мускулатуры. Примерно так же, как и силы льва или тигра. Она была быстрой, очень быстрой, но за ней можно было проследить взглядом. Если вампиры об этом узнают, она будет в такой же опасности, как и… простые смертные. Ей не хватит сил бороться даже с не слишком сильным вампиром. Возможно, даже шприц с человеческим транквилизатором может ее обездвижить.

Неизвестно, обладает ли она волшебными способностями, которые могли бы ей помочь, но мысленно она в этом сомневалась. Без этих способностей даже в рядах ее теперешних собратьев она будет считаться одной из самых низших существ. Неприкасаемой.

Она — его госпожа, он должен ее защищать. Должен любить. Он ее не потеряет.

 

22

Четыре месяца спустя.

Он уже две недели провел в Аппалачах, забираясь все дальше и дальше вглубь гор, подальше от людей и цивилизации. Последнее свидетельство существования людей он встретил около тридцати километров назад, это были следы лагеря, предназначенного для отдыха туристов. Днем он ставил специальную палатку, сделанную из материала, отражающего свет. Ночью он тихо и изящно скользил между деревьев, и даже лесные обитатели замечали его лишь тогда, когда он вплотную подбирался к ним. Он мог положить руку на холку оленя, почувствовать грубость его шерсти, вдохнуть его запах, прежде чем испуганное животное убегало прочь, проламываясь сквозь заросли. Однажды ночью он вышел из потока, в котором купался, и обнаружил стаю волков, исследовавших его лагерь. Он зарычал, обнажив клыки. Они зарычали в ответ. А затем развернулись и убежали в ночь.

Сегодня ночью он несколько часов шел в полной темноте, прежде чем свет луны смог пробиться через плотную завесу облаков. Присев на корточки возле ручья, он склонил голову на плечо, наслаждаясь ощущением темноты, тем, как легкий ветерок слегка шевелил его волосы. Слушая звуки ночи. Смотря на звезды.

Он их, конечно, замечал и раньше, но до встречи со своей госпожой он скорее был дневным человеком, нежели ночным. Теперь он знал созвездия, фазы луны, с интересом изучал движение теней по серебристой поверхности символа женской силы и таинственности. Он понял, что на самом деле ночной ветер не имеет звуков. Голос он получал от того, через что проносился.

После многих месяцев почти полного сумасшествия от своего собственного нетерпения он, наконец, успокоился. Она была рядом.

Вы на самом деле думаете, что сможете от меня спрятаться, моя госпожа? Я знаю, что последние несколько дней вы все время где-то неподалеку. Просто не показываетесь мне на глаза.

В тот период времени, когда он осваивался с переходом в новую для него форму вампира, им иногда приходилось сковывать его цепью, чтобы удержать. Цепи, которые ни один из новорожденных вампиров не порвал бы, он смог расшатать за три ночи. Поэтому им пришлось их укрепить, надеть на него двойные цепи. Когда он боролся со своей жаждой крови, он знал, что внутри него бушует не голод по крови, а голод по ней. Знание о том, что рядом с ней нет никого, кто бы мог ее защитить. У нее больше не было огромной силы.

Неполноценная. Как и он, она будет некоторое время привыкать к своей новой форме, своим новым возможностям. Только он привыкал к силе и скорости, во много раз превосходящим способности простого смертного. Она же привыкала к гораздо меньшим способностям, чем имела когда-то.

У него были Мейсон, Гидеон, мистер Ингрэм и все необходимое. Она же стала отшельницей.

Он делал все, что говорил ему Мейсон, и даже больше. Но в определенных вещах ему никак нельзя было спешить. Возможность контролировать жажду крови пришла только когда закончилась трансформация, когда все его тело полностью перестроилось. Гидеон ему очень понятно объяснил, что если он попытается сбежать до того, как это произойдет, он Сам проткнет его колом. Мейсон, хоть и не столь саркастически, также дал ему ясно понять, что он не позволит ему уйти до тех пор, пока он не будет представлять опасности для невинных людей.

— Когда переход завершится, жажда крови уже больше не будет настолько подчинять тебя, — сказал Мейсон. — Но даже во время первых десяти лет у тебя будет возникать желание ослабить контроль, если ты разозлишься или подвергнешься стрессу. Ты должен с этим бороться, неважно, когда именно это проявится, пока не будешь абсолютно уверен, что сможешь это контролировать. Тебе нужна эта дисциплина даже больше, чем любому другому новорожденному, так как твои силы значительно превосходят все, на что они способны.

Это так беспокоило Мейсона, что он уговорил Джейкоба позволить Брайану изучать себя, что помогло бы им понять, что именно произошло. Брайан с удивлением понял, что каким-то образом Лисса, обращая его, сумела передать Джейкобу силы и опыт тысячелетнего вампира. Сила, скорость, способность подчинять.

Он бы с легкостью отдал немного этой силы в обмен на способность его госпожи читать мысли на большом расстоянии. И хотя способность общаться со смертным или вампиром, чью кровь ты выпил, была типичным умением для всех вампиров, способность к ясному общению была, скорее всего, приобретенной с многолетним опытом, а не просто приходила вместе с обращением. Через неделю после ее ухода Джейкоб, встав на закате, запаниковал: он больше не мог ясно различать ее мысли.

Он чувствовал ее. Мог определить, в каком направлении она находится. Но не слышал ее мыслей. Только лишь мешанину из слов и образов, словно сигнал сильно искажался. Мейсон и Гидеон оба считали, что это к лучшему. Что это поможет ему легче пережить время, необходимое для трансформации. Вместо этого он продолжал просыпаться от кошмаров, в которых видел ее запертой в гробу. Она кричала, звала его по имени, а он ее не слышал.

Он совершенно не интересовался вампирской политикой и не искал своего места в их обществе. Он прекрасно знал, где его место. Чтобы помочь самому себе хоть чуть-чуть ослабить натянутое, словно струна, ожидание, пока пройдет эта богом проклятая трансформация, после которой ему уже не захочется полностью выпивать кровь ни в чем не повинных девочек, он принял решение позволить Брайану изучать себя, сколько тому захочется, а в обмен получил от него жизненно важную услугу.

И в дополнение к отличному запасу крови, которую он нес в рюкзаке-холодильнике, он получил кое-что гораздо более важное. Все, что ему нужно было, чтобы этим воспользоваться, была его госпожа.

Когда он с помощью Мейсона проследил ее до Аппалачских гор и попросил Илайджу подвезти его, он, снова оказавшись поблизости от нее, смог читать ее мысли. Но она скрывалась, поэтому он слышал лишь отдельные фрагменты. Острые, хрупкие осколки мыслей, отрывки вырванных слогов. Иногда ее разум находился в полном покое, не думая ни о чем, словно она смогла найти способ сжать свое сознание и не позволять мыслям извне проникать в ее мозг.

Однажды, во время одного из ночных переездов, он почувствовал ее страх. Взрыв страха, за которым последовало физическое напряжение. Словно она бежала… словно ее преследовали. Зная, что он слишком далеко от нее и ничем не сможет ей помочь, он мог лишь молча сидеть на заднем сиденье, застыв от ярости, желая настигнуть, разорвать… борясь за самоконтроль, слыша, как кровь Илайджи с мокрым звуком прокачивается через сердце. Эти звуки сводили его с ума.

Теперь, оказавшись в лесу, он все время сокращал расстояние между ними, он иногда срывался ночами на бег, пытаясь подойти к ней еще ближе. Он чувствовал ее беспокойство. Желание, похожее на боль. Иногда усталость. Раз или два он даже чувствовал, что она болеет, когда она попробовала пищу, которая оказалась не лучшим источником питания для нее.

Он начал чувствовать ее физические ощущения. То, как гладко вода струится по ее горлу, когда она пьет из текущего ручейка. Листья, касающиеся ее кожи, когда она сворачивалась в самом затемненном месте кроны, чтобы немного поспать.

Она была так близко. Она уже несколько дней наблюдала за ним. Он мог бы попытаться увидеть ее, найти ее, но ему приходилось быть терпеливым. Вампирская половина заставляла ее не уходить от него далеко. Инстинктивная часть, которая взяла верх над сознанием, никому не доверяла, не было уверена, друг он или враг. Все меньше в ней оставалось от мыслящего существа, все больше она становилась похожей на дикое животное.

Она была близко, поэтому он мог ждать, мог оставаться тихим и спокойным. В природе вампира заложено отсутствие спешки. Теперь он это понимал. Он мог быть терпеливым, не только потому, что у него было много времени, но в основном потому, что не было ничего такого, чего бы он не смог получить. А он хотел получить ее доверие.

Сегодня ночью. Он был в этом уверен. Теперь его охватило спокойствие, ничуть не похожее на пустоту. Он был наполнен всем.

— Ты ищешь отклонение среди нас.

Джейкоб резко обернулся. Быстрым, плавным движением встал, а странное существо вышло из теней леса на другой стороне ручья.

Не мужчина. Не человек. Он из потустороннего мира.

Джейкоб никогда не видел таких, как он, кроме его госпожи и тех изображений, которые он нашел в книгах, подаренных ей ее матерью многие века назад.

Все эти создания были связаны с каким-то элементом. Как и его госпожа, это существо тоже было связано с элементом земли. Крылья его напомнили Джейкобу о коричневых листьях с закругленными краями, которые, медленно кружась, опускаются на землю. Тонкая сеть сосудов просвечивала сквозь кожу и была похожа на узор, вытканный золотом по гладкому коричневому шелку. Длинные черные волосы, откинутые назад, открывают заостренные уши. Он был высок и строен, с тонко выточенными чертами лица, напомнившими Джейкобу Мейсона. Аура магической силы дала понять Джейкобу, что тот, кого он видел, выделялся не только своим положением в их обществе, но и совершенно не боялся ни скорости, ни силы Джейкоба.

Они могут надрать нам задницу в любой удобный для них день недели, — сказал ему Брайан. — Они большую часть времени считают нас недостойными своего внимания. Лишним раздражителем. Однако странно то, что форма твоей госпожи незнакома ни нам, ни, возможно, даже им самим. Говоря откровенно, эти два вида никогда не могли давать потомство при скрещивании, до, или, если хочешь, после родителей леди Лиссы.

Раздражитель или нет, Джейкоб вовсе не собирался терпеть оскорбления.

— Я ищу мою госпожу. Леди Элиссу Аматерасу Ямато Вентворт, королеву дальневосточного клана. Дочь владыки из вашего мира и принцессы вампиров. Отклонения мне не нужны.

Мужчина наклонил голову, его миндалевидные глаза светились, словно лунные камни.

— Она бродит по этой территории вот уже с неделю. Я решил не прогонять ее отсюда, как сделали мои сородичи на тех территориях, через которые она проходила до этого.

Джейкоб шагнул вперед, весь кипя от гнева. Чувство страха, погони…

— Ей следует везде оказывать теплый прием.

Мужчина никак на это не отреагировал.

— Наши малыши ее любят. Они — наши меньшие братья, их сердца чисты, и они всегда готовы играть. Они не потерпят ничего, что хоть отдаленно напоминает зло. Ну, наверное, кроме шоколада. — У него на губах заиграла легкая улыбка.

— Не думаю, что захватил с собой шоколадку, — автоматически ответил Джейкоб.

— Жаль, — сказал мужчина. — Тогда они, скорее всего, устроят тебе полный бардак в вещах и палатке. Если бы она им не понравилась, я бы ее убил.

А потом он снова исчез в лесу, так же, как и появился. Словно его и не было никогда. Его слова повисли в воздухе, словно предупреждение.

Джейкоб стоял не двигаясь, смотрел на движение веток деревьев там, где тот исчез. Задумался о том, сколько их территорий он пересек за последние две недели. Территорий, из которых его госпожу прогоняли, словно паразита. Ее, королеву.

Контроль, Джейкоб. Он вспомнил наставления Мейсона, хотя и сомневался в том, что он не одобрит его желания на обратном пути пройти по тем же территориям и пообрывать всем крылья, словно мухам-переросткам.

Моменты сильного эмоционального напряжения — вот что хуже всего…

А потом злость прошла. Все ушло, кроме ощущения ее присутствия на поляне. Она стояла позади него.

Он это знал — мысленно ее близость ощущалась как легкое касание рук, двигающееся назад, к затылку и спине. Как же он скучал по такому прикосновению. Даже по отметинам от ее ногтей, по тому, как ее руки связывали его. Ранимая женщина, лежащая перед ним, открытая его прикосновениям.

В это раз она так легко от него не скроется. Она останется с ним.

Пожалуйста, Господи.

Медленно повернувшись, он неотрывно смотрел на то единственное, чего он хотел, в чем за последние четыре месяца нуждался больше всего.

Она сидела на дереве, крылья полу расправлены, смотрела на него светящимися в темноте глазами, окрашенными в красный цвет; клыки доставали до подбородка и слегка загибались. Она несколько раз моргнула. Хвост обвился вокруг ветки, кончик его слегка покачивался из стороны в сторону.

Желание прикоснуться к ней было таким сильным, что ему пришлось подавлять его, словно жажду крови. Он стоял недвижимо, стиснув руки, ждал и считал, пытаясь восстановить над собой контроль. Она с любопытством рассматривала его. С подозрением.

— Моя госпожа? Вы здесь?

Она наклонила голову. У нее на лице появилось вопросительное выражение. Раздался скрежет. Этот звук, казалось, озадачил ее, наверное, она ожидала услышать слова.

— Моя госпожа, — Джейкоб подавил в себе желание прыгнуть на нее, повалить прямо там и крепко держать, ни за что не отпуская. Он хотел, чтобы она ему доверяла. Он не желал подчинять ее силой, хотя и знал, что, возможно, валяет дурака. Он так сильно по ней скучал. Не было таких слов, чтобы описать, как он по ней скучал. Нахлынувшие чувства почти задушили его.

Мейсон удивился, узнав, что змеевидный знак у него на спине не исчез, — раньше третий знак всегда исчезал у тех нескольких слуг, которых, как и его, незаконно превращали в вампиров. Знак Джейкоба просто стал чуть более серебристым. Но это его нисколько не удивило.

— Вы голодны?

Аккуратно опустившись на корточки, он вытащил из рюкзака три полоски мяса и положил их на землю. Когда он поднял на нее взгляд, она все еще изучала его. Когда она посмотрела ему в глаза, он уловил ее реакцию. Презрение.

Не падальщик.

Его госпожа, определенно, где-то там. И хотя он смог подавить улыбку, на глаза навернулись слезы.

— Я мечтал о вас, моя госпожа. А вы обо мне? Вы вспоминаете своего слугу, или уже забыли меня? Попытались меня забыть?

Ее взгляд никак не мог ни на чем остановиться. Она моргала, трясла головой, приложила коготь ко лбу, почесала.

— Шум, — проскрипела она. — Музыка. Сладости.

Она так долго не пользовалась голосом, что хрипела — у него у самого горло сводило болью.

— Моя госпожа,

Она осталась на дереве, хоть и напряглась, когда Джейкоб поднялся, подошел ближе и положил ладонь на ствол. Ее глаза замерли на его руке, потом она перенесла взгляд на его лицо. Задержалась на губах.

Не… служить мне. Больше нет. Не называть… моя госпожа.

— Я не могу представить никого, кто, увидев вас, рискнул бы называть вас по-другому, моя госпожа. А я ваш слуга, — в его голосе прозвучали командные нотки. — Как вы — моя госпожа.

Он заметил дрожь, пробежавшую по ее телу в ответ на его слова. Она определенно была там. Он вспомнил ту ночь, когда она позволила ему взять над ней верх. Когда она хотела этого.

Джейкоб думал, что четырехмесячное ожидание сведет его с ума. Внезапно еще четыре минуты показались ему непереносимыми.

Она, словно почувствовав его настроение, пошевелилась, села на колени. Он ошибается или в ее глазах и вправду засветился огонек вызова?

— Спускайтесь вниз, — сверкнул он в ответ глазами. — Или я покажу, на что способен, и сам поднимусь наверх.

Она плавно слетела с дерева, поймав поток воздуха, устремилась к просвету между деревьями на другом берегу ручья. И обнаружила, что он уже ждет ее там, сидит на корточках прямо под той веткой, на которую она опустилась. В тот момент, когда она взлетела, он прыгнул, опередив ее, и схватил ее за лодыжку.

Она с шипением накинулась на него, они оба закувыркались в воздухе. Она смогла стряхнуть его с себя, а он, извернувшись в воздухе, ловкий, словно кошка, приземлился на полусогнутые колени.

* * *

Это было впечатляюще, сердце Лиссы чаще застучало в груди, словно узнавая. Она снова отпрыгнула.

Но с каждым прыжком то, что казалось ей простым набором образов, становилось все четче. В ее мозгу взрывались слова и мысли, они ранили ее, ведь она сама отказала себе в праве мыслить. Она больше не хотела думать ни о чем, не хотела быть чем-то большим, чем животное, день ото дня живущее лишь согласно инстинктам.

В первый день, когда она позволила себе подойти достаточно близко, чтобы рассмотреть его, а не просто почувствовать, она сидела на дереве и тосковала.

Пока он был смертным, он был красив, но эта красота теперь была совершенной. В нем бурлила сила человека, который полностью использует все ресурсы своего тела, всю подчиняющуюся ему энергию. Когда он говорил вслух — он часто так поступал в последние несколько дней, если чувствовал, что она рядом, — его голос был гладким, мелодичным. Слова словно ласкали ее тело, они были как его поцелуи, как нежные прикосновения его языка.

Возможно, превращать его в вампира было огромным грехом. Он уже будучи смертным представлял огромную опасность для всего женского рода.

В конце концов она и сама уже перестала понимать, пыталась ли она от него убежать или хотела, чтобы он ей понравился. Она позволила ему преследовать себя на протяжении нескольких километров, а он даже не запыхался. С дерева на дерево, с тропки на тропку. Через ручьи, вверх по склонам.

Пока она убегала, а он догонял, чем больше времени он проводил рядом с ней, тем сильнее ее тело охватывало бессловесное желание, накапливавшееся в ней, ей почти стало трудно двигаться, — трение бедер друг о друга хоть немного отвлекало ее от того, как сжималось все внутри.

Когда она оказалась с ним лицом к лицу на берегу очередного ручья, она ненадежно приземлилась на валу, а он смотрел на нее с другого берега сухого рва.

Он мог в любой момент оказаться рядом с ней. Он это уже доказал. Он позволил ей убежать, дав ей понять, что пойдет за ней в качестве одолжения, что в конце концов он все равно ее получит. Он каким-то образом понял, что такие игры в догонялки подействуют на нее, как язычок возлюбленного, все глубже и глубже проникающий в складки ее тела.

Он осознал, что она была готова изменить правила игры. Или, может быть, он сам собирался поменять эти правила. Сняв рубашку, не озаботившись расстегиванием пуговиц, он скинул ботинки и джинсы, представ перед ней в первозданной наготе; это было одним из самых мощных видов оружия, которое он мог использовать против нее. Она не смогла отвести от него глаз. Выступающие мускулы, длинный и твердый член, вставший так, что почти касался живота, твердый вес яичек. Она скучала по волосам на его груди, не смогла заставить себя перебороть желание провести кончиками пальцев по гладким и твердым изгибам его тела. Он заметил, как тряслись ее бедра. Он знал все мысли в ее голове, каждую реакцию ее тела.

Он без разбега прыгнул, одним махом перекрыв разделявшее их расстояние. Она снова взлетела в тот момент, когда его ноги коснулись земли на противоположном берегу оврага.

Когда она опустилась на корточки на ветку дуба, она содрогнулась, поняв, что он использует мысленную связь, чтобы заранее знать, где она окажется. Он был прямо над ней. Свалившись на нее, он схватил ее сзади за руки, прижимая крылья к ее телу, эффективным захватом прижав ей руки к груди. Она хотела бороться, но не могла воспользоваться своим преимуществом — длинными когтями.

Он был в полной вампирской силе, а она — словно ребенок, борющийся с родителем. Или смертный, борющийся с вампиром… В ее разуме зазвучал хитрый шепот.

Ты, должно быть, ненавидишь меня, из-за того, что я тебе напомнил обо всем этом, все время напоминаю.

— Нет, моя госпожа. Шшшш… Успокойтесь. Тише.

Ее дыхание рыданиями клокотало в горле, или, может быть, она всхлипывала, вспоминая ощущения от его рук, обнимающих ее. Его теплое обнаженное тело прижималось к ней сзади, его член плотно прилегал к ее ягодицам, заставляя ее тереться об него, двигаться вдоль всей его длины.

Проведя костяшками пальцев по твердой серой коже ее щеки, он пальцами коснулся выступающих бровей, костей глазной впадины и изгиба заостренного уха. Она повернула голову.

— Я знаю, как сильно вы любите, когда я к вам прикасаюсь, моя госпожа. Как вам это нужно. Не отказывайте себе в удовольствии, которое я могу вам дать.

— Ты больше не мой слуга.

— Я всегда буду вашим слугой. Вашим любовником. Вашим партнером. Другого я не хочу.

Доверьтесь мне, моя госпожа. Пожалуйста, не убегайте. Я тоже очень долго ждал, когда наконец смогу к вам прикоснуться. Господи, вы даже не представляете, как долго я этого ждал… Я ненавидел вас за то, что вы ушли от меня, но я в любом случае вас уже простил. Разве вы этого не знаете?

Она хотела впиться ему в руку, но знала, что этим причинит ему боль.

Давайте. Я так скучал по тому, как вы пускали мне кровь. По тому, как вы наблюдаете за моей реакцией на боль, которую сами же и причинили. Почувствуйте, насколько я твердый от простого воспоминания об этом.

Она задохнулась, когда он сильнее прижался к ней сзади, опустив руку ей на живот, держал ее так, чтобы она чувствовала его эрекцию. Она намокала, тело все больше влажнело, словно призывая его. Она не могла скрыть от него свои мысли, точно так же, как и он, когда она дала ему второй знак. Все ее желания он читал, словно открытую книгу, все они были на поверхности, словно плавающие лепестки. Он опустил руку еще ниже, нашел ее. Она выгнулась, закричала голосом, похожим на птичий, — она всегда так реагировала на возбуждение или на боль, будучи в этой форме.

— Как же я об этом мечтал. Мне об этом целые сны снились. О том, как я вас ласкаю, занимаюсь с вами любовью, глубоко погружаю в вас пальцы, смотрю, как вы это делаете…

Его голос звучал для нее словно музыка, ее тело откликалось на его ласки. Он с такой легкостью ее держал. Почти силой он развернул ее лицо к себе, с легкостью сохраняя равновесие на толстом дубовом суку. Раздвинув ей ноги, не отрывая взгляда от ее глаз, он рывком приподнял ее бедра и вошел в нее, глубоко и сильно, никакой прелюдии, ничего, кроме грубого удовольствия. Их воссоединение заставило ее вскрикнуть. Его глаза, словно драгоценные камни, очаровывали ее, не давали отвести глаз.

Она содрогалась на нем, обернув хвост вокруг его ноги, его острый кончик все глубже впивался ему в бедро. Она обнимала его, впиваясь когтями ему в спину. Под ладонями она чувствовала шрам от третьего знака.

Он никуда не делся.

— Нет, моя госпожа, — сказал он хрипло. — Те силы, которые его туда поместили, знают, что я навеки ваш, и неважно, кто я или что я. Я же говорил вам, что единственное место на теле, где следует делать татуировку, если вы не хотите, чтобы она исчезла, это душа. Этот шрам — у меня в душе, и он никогда не исчезнет. Я отмечен, я ваш навеки.

— Дайте мне еще один знак.

Она не говорила уже больше шести месяцев, поэтому думать для нее было легче, чем говорить, но ей нужно было, чтобы он кое-что сказал вслух.

— Пожалуйста… назови…

— Лисса. Моя госпожа. Моя.

Когда он плотнее прижал ее к себе, она хотела задержать течение времени, впитывая его запах, его силу. Ее воин, ее рыцарь. Ее любовник. Ее слуга. Тот, кого она любила.

В этой ее форме оргазм мог длиться несколько минут, словно приятная пытка, не поддающаяся описанию, полностью контролировавшая все ее тело. Он накатил словно океанская волна всего лишь после нескольких его толчков внутри нее, заставив ее прогнуться назад, закричать. Ее когти полосовали его кожу, проникали глубоко в плоть. Именно поэтому она боялась заниматься с ним любовью в этой форме. Но в этот раз не она занималась с ним любовью, а он — с ней.

Он не останавливался, его член внутри нее еще сильнее затвердел, руками он сильнее притягивал ее на себя, снова и снова, делая оргазм еще интенсивнее. Опустив голову, он губами начал теребить ее сосок. Он прокусил кожу, пошла кровь, — точно так же она когда-то укусила его, дав ему второй знак. Мысль об этом дополнила физические ощущения и еще сильнее подстегнула ее. Не важно, насколько сильно она ранила его в экстазе, — он с легкостью держал ее на руках, на его лице отражалась ярость его собственного желания, а его член требовал близости с ней снова и снова.

Я здесь, моя госпожа. Я ваш, а вы — моя. Я не хочу, чтобы вы забывали об этом. Моя госпожа. Моя рабыня. Моя любовница. Моя партнерша. Моя госпожа. Моя.

С внезапной яростью он приподнял ее, снова перевернул, только на это раз его член оказался у нее в заду, он прижал ее спиной к себе, держал ее, снова и снова заставляя ее медленно опускаться на него. Три пальца он погрузил ей во влагалище, а она, упершись ногами ему в колени, раскрывалась еще шире, давая ему возможность еще глубже в нее войти.

А когда мы закончим с этим, я займусь вашим ртом, моя госпожа. Я заполню все ваши отверстия, я должен чувствовать, что я снова с вами, снова дома… Что дал вам все возможные знаки. А потом я буду ласкать вас языком, а потом мы будем повторять все это снова и снова, до тех пор, пока вы не поймете, что никогда, ни по какой причине не сможете уйти от меня…

Он все еще оставался ее рыцарем, ее воином-самураем, ее бродягой. Но теперь он стал вампиром. Природная властность, в дополнении к его собственным лидерским качествам, — все это заставляло ее забыть о любых попытках сопротивляться ему… да она и не хотела этого делать. Она хотела ему доверять, а не волноваться, верить, что сможет его любить, что ей не нужно будет от него отказываться… чтобы он принадлежал ей, а она принадлежала ему…

Все, чего она хотела от Рекса, но он не смог ей этого дать. Теперь все это мог ей дать Джейкоб.

Верьте мне, моя госпожа. Вы королева, но хоть раз поверьте, что можете владеть чем-то только для себя одной… Всегда.

Они оба снова купались в потоках наслаждения, он ладонями взялся за ее груди, соски, словно камешки, впивались ему в ладони. Он еще немного подвигался, хотя она лежала рядом с ним, полностью истощенная. Он прижал ладонь к ее щеке нежным касанием любящего. Это, казалось, не соответствовало ярости и интенсивности нескольких последних минут, но все равно это была неотъемлемая часть всего целого.

Пустота внутри нее начала заполняться. Бесцельное скитание нескольких прошедших месяцев, когда она не думала ни о чем и не позволяла себе ничего хотеть, наконец оказалось ложью. Она просто старалась заглушить в себе боль от расставания с ним тем единственным способом, который был ей известен. Она почти умерла. Джейкоб. Джейкоб.

Он медленно, настойчиво развернул ее лицом от себя, прижав ее щекой к твердым мускулам своего плеча. Она была абсолютно неподвижна, когда он большим пальцем провел по ее изящному подбородку.

Когда Джейкоб поднес губы к ее горлу, у него не было возможности разобрать водоворот ее мыслей, но буря ее эмоций набирала силу. Одиночество, удивление, нужда, — все это заставляло ее стоять, не двигаясь, словно она подозревала, что его прикосновения несут в себе ответы на все мучившие ее вопросы.

Он прикрыл глаза, поглощенный ее мыслями. Крепко прижав ее к себе, он медленно погрузил клыки в ее обнаженное горло. Когда он впрыснул ей необходимую для получения сразу всех трех знаков сыворотку, это было похоже на рай. Рай от того, что она содрогается и признает его превосходство над собой. Для этого чувства не было подходящих слов, он давал три знака той женщине, которую считал своим сердцем, своей жизнью, своей… но в то же время он отдавал ей ее сущность.

Лисса слышала его мысли, знала, что они неразрывно переплетены с ее собственными реакциями, она просто позволила себе погрузиться в это чувство, не волнуясь и не сожалея ни о чем. Джейкоб был рядом. Она знала, что тут что-то не так, что она должна отослать его прочь, чтобы защитить его, но в данное мгновение она ощущала, что все наоборот — не она его защищала, а он ее. И у нее не было сил отказаться от этого чувства.

Джейкоб прикрепил фальшивый клык к основанию настоящего, как и научил его Брайан. Он сделал это перед одним из последних прыжков, прежде чем поймал ее. Теперь, впиваясь в нее клыками, он впрыснул ей эликсир, который Брайан разработал на основе остатков ее крови во флаконе, который она сама дала ему перед расставанием.

Прижавшись лицом к ее горлу, он чувствовал, как она напряглась, забилась у него в руках. Он не отпускал ее, надеясь, что Брайан окажется так же великолепен, как думала о нем Лисса. Острые когти, впивавшиеся ему в спину, вдруг превратились в тонкие женские пальцы, ее волосы касались его щеки. Это напомнило ему об их первой совместной ночи, когда она словно занавесью закрыла его от мира волной своих волос.

Нет… нет…

Внезапно он понял, что должен был ее предупредить, подготовить ее к трансформации. Дикость, которая так много месяцев сопровождала ее везде и во всем, взяла над ней верх и сейчас, — рациональное мышление затопили паника и животный инстинкт бегства. Из мешанины ее мыслей он уловил несколько озадачивших его образов, но у него не было времени как следует с ними разобраться, — она рванулась от него, скатилась с дерева и, поднявшись на ноги, хотела уже бежать обнаженной через лес. Ее примитивные инстинкты реагировали на него как на угрозу.

Дезориентация что-то всколыхнула на самом дне ее подсознания, где она хранила все самое важное. Осознание этого так его поразило, что она успела отбежать на двадцать шагов прежде, чем он ее догнал.

Он держал ее, сопротивляющуюся, но не знал, что сказать. Отнес ее обратно под деревья и положил на траву. Прижал ее к земле, гладил ее лицо, целовал шею.

Когда он подумал о том, что больше не в силах держать ее, она расплакалась. Боюсь… скучала по тебе… ты был мне нужен… люблю тебя.

Слова были магией, чарами в ее разуме. Она не прекратит плакать, даже если он каждую слезинку будет собирать губами.

Я так по тебе скучала… Ее голос стал таким мягким, в нем больше не слышалось никакого противостояния. Я словно умерла внутри… я хотела умереть, просто уйти. Но ты бы мне не позволил.

Она откинулась назад, взяла его за руку, приложила ее ладонью к маленькой выпуклости своего живота. Закрыв глаза, он почувствовал, как сладость ее реакции на его прикосновение захлестывает их обоих.

— Ты бы мне не позволил.

Ведь ей нужно было защищать не только саму себя, но и их общего ребенка. Он должен был бы послать Мейсона и Гидеона к черту и найти ее раньше. Да что такого, если бы в мире стало чуть меньше маленьких невинных девочек?

— Моя госпожа. Моя милая госпожа. — Он прижался губами к ее виску. — Как вы могли это сделать? Вы дали мне все.

— И ты всего этого стоил.

* * *

После полуночи они сидели на берегу ручья, и она снова училась говорить. Снова находила самое себя. Он смог заставить ее улыбнуться, сидел и наслаждался тем, что держал на коленях ее и их еще не рожденного ребенка. Его семью. Он никак не мог успокоиться, продолжал ее трогать, желать. Он с легкостью уговорил ее оседлать его, снова оказаться вместе, слушать, как ее крики разносятся по тихому ночному лесу.

Когда они лежали рядом, он чувствовал: она боится, что их будут преследовать, что ей снова придется потерять его.

Он приподнялся на локте и, уложив ее на спину, наклонился над ней, чтобы взять в руки ее лицо, прикоснуться к ее губам.

— Моя госпожа, я дал клятву защищать вас и считаю, что мне достался огромный подарок, — возможность эту клятву выполнить. Другие вампиры ведь пытались нападать на вас. — Прежде чем ее охватила паника, он продолжил. — Я показал им, что бывает с теми, кто не сохраняет верность своей королеве.

— Ты, — она облизала губы, — ты быстро понял, как защищать свою территорию.

— С неоценимой помощью Мейсона. И даже Гидеона. У нас была пара стычек. — Он улыбнулся, и у нее перехватило дыхание. Эта улыбка всегда на нее так действовала, с того самого момента, когда она увидела ее впервые на покрытом пылью и кровью лице рыцаря.

— Он меня заставил впечатать его голову в стену, когда я еще не до конца освоился со своим новым характером. Я пережил пару ужасных минут, думая, что я его убил. Я забыл, что мало чем можно проломить его каменный череп. Он всадил мне в бедро отравленную стрелу, и я провел три очень трудных дня. Никто никогда не мог обвинить Гидеона в наличии хорошего воспитания.

— А у мистера Ингрэма все хорошо?

Он с удовольствием сообщил ей добрые новости, их теплота разливалась по ее телу, успокоив ее даже раньше, чем он озвучил свои мысли.

— Мистер Ингрэм теперь — управляющий всех твоих поместий. Его внук регулярно играет с Браном и его стаей. Брайан и его отец замолвили за тебя словечко перед Советом, — добавил он, — а также Мейсон и кое-кто еще. В результате вся твоя собственность осталась за тобой, а я оказался завораживающим всех объектом для исследований. Теперь Брайан не отходит от меня ни на шаг.

Его голос дразнил ее, но она пока не могла ответить ему тем же. Еще слишком рано.

— Мейсон проявил чудеса красноречия, говоря в твою пользу. Когда-нибудь тебе придется рассказать мне, откуда у тебя такие друзья.

Она закрыла глаза, переполненная новостями.

— Итак… — Она даже не смела надеяться или верить, но когда он заставил ее заглянуть к нему в мысли, она прочла там всю правду. — Они не будут нас преследовать.

— Нет, моя госпожа. Остались только вы и я. И несколько территорий, где нас с удовольствием примут. Мы найдем дом, и вы сможете быть тем, кем захотите. — Он провел рукой по ее горлу, заставляя ее снова открыть глаза.

У нее в животе еще все сжималось от ощущения его присутствия, от того, что она снова в человеческой форме. Физически и эмоционально она была истощена их довольно грубыми любовными играми, которых ей так давно не хватало. Она позволила слезам смыть все, что накопилось в ее душе за эти последние месяцы. И хотя она уже больше не была вампиршей, а только лишь созданием из другого мира, ее партнер был вампиром. Это было слишком сложно для того, чтобы понять и принять все за одну ночь.

Но несмотря на истощение, у нее в горле снова зазвучало рычание, когда она увидела красный блеск желания в его глазах. Когда он рукой провел по ее груди, она задрожала. Пальцами он играл в ее все еще влажном влагалище.

— Вы не ели, моя госпожа. Я думаю, надо наказать вас за это, заставить снова ценить жизнь.

Внезапно он сжал ее сильнее, заставив ее выгнуться от агрессивности его движения.

— Вы ничем не сможете причинить мне боль, моя госпожа, кроме как своим уходом, — сказал он. В его глазах светилась уверенность и настойчивость. — Не нужно снова разрывать мою вселенную на части. Мне нужно, чтобы вы были рядом со мной. Вы больше не одиноки.

Эти слова он сказал ей в самом начале. Слова, которые он выжег на ее душе, словно вечное обещание, в котором ей никогда больше не придется сомневаться. Наконец-то их жизнь принадлежала только им одним.

— В тот день, когда я потерял своих родителей, — сказал он медленно, — мы с Гидеоном играли в воде, боролись. Нас волнами выносило на берег, на мокрый песок. В то время он был гораздо крупнее меня, поэтому пытался затолкать мне голову в песок, а я на него орал. Светило теплое солнце, нам не надо было идти в школу. Мы, конечно, этого не осознавали, но все было хорошо, просто великолепно. Мы проголодались, я подумывал о бутербродах, которые завернула нам мама. Иногда я думаю, что, если уж они должны были уйти, то я рад, что это произошло тогда; они смеялись, шлепали по воде, смотрели на нас, все мы были вместе, одна семья, и нам было хорошо.

Наклонившись ниже, он поцеловал ее, покалывая ее клыками, чтобы заставить ее раздвинуть губы. Между ними был такой жар, что она постоянно чувствовала себя словно околдованной его близостью, хотела остаться в этой теплоте навечно. Отдать ему себя; принять все, что он мог ей предложить.

— Если нас когда-нибудь так ужасно разлучат, — сказала она мягко, — мы сделаем так, чтобы мы смогли расстаться правильно. В такой прекрасный день мы сможем уйти в вечность навсегда.

— Мы заберем в вечность друг друга, моя госпожа. Я вас никогда не оставлю.

 

Эпилог

Она пряталась в пещерах. Время от времени, до того, как она поняла, что беременна, она не выходила по нескольку дней, пока голод и жажда, и проклятое желание жить, которое пересиливало боль в ее сердце, не выгоняли ее.

Она знала, что он еще сильнее обиделся, услышав это в ее мыслях. В следующие несколько дней он часто занимался с ней любовью, даже просыпался днем для того, чтобы довести ее до вершин блаженства, возбуждая не только ее тело, но и воскрешая ее сердце и душу, вытаскивая их из того глубокого колодца, в который она их погребла. Вскоре она начала отвечать на его ласки с ничуть не меньшим желанием. Она стряхнула опасную апатию последних нескольких месяцев и была готова следовать за ним.

И хотя она снова стала способна переходить из одной своей формы в другую, Брайан уверил Джейкоба, что ее кровь достаточно питательна для него, как может быть питательна кровь слуги с тремя знаками. И снова полный круг.

Чтобы помочь ей восстановить силы, они каждую ночь играли в кошки-мышки. Когда ее выносливость и ловкость улучшились, она начала исследовать и свои, и его силы, согласно своей природе. Пока он все время её догонял, хотя ей удавалось иногда заманить его в заросли терновника, где его встречал разъяренный медведь. Когда он ее догонял, он мстил ей за все так сладко, что она иногда думала, что умерла, а все, что ее окружало, — лишь иллюзия рая, а настоящий Джейкоб остался где-то там, на земле, без нее. Его ласки быстро смывали прочь такие мысли, — огонь их желания был слишком сильным, чтобы гореть среди облаков рая.

Когда она охотилась в своей крылатой форме, ему, наконец, удалось увидеть «малышей», которые часто летали вместе с ней. Его забавляло то, как они устраивались у нее на плечах, не обращая на нее никакого внимания. Они просто сидели, свесив ножки, а сами болтали друг с другом на языке, похожем на птичий. Она точно так же не обращала внимания на них, занимаясь своими делами, хотя и была осторожна, стараясь их не стряхнуть.

— Они словно зрители в цирковой палатке, — усмехнулась она. — Неуклюжие создания. — Но Джейкоб чувствовал, что она к ним привязана. Они были единственными созданиями, принимавшими ее в любой форме, и он относился к ним, как к почетным гостям.

Днем Лисса сама для себя охотилась, хотя он предпочитал, чтобы она дожидалась его пробуждения. Она знала, что в первое время он неохотно отпускал ее даже на несколько метров от себя, и не могла сказать, что ей это не нравилось, что она была с этим не согласна или что хотела чего-то другого. Но ей легче было охотиться днем. Когда мысленная связь между ними усилилась, он всегда мог найти ее, когда просыпался, если ее еще не было в пещере рядом с ним. Странно, но Лисса думала, что никогда еще не была так счастлива и довольна. Ее заполняло такое спокойствие, какого она еще не испытывала никогда в жизни, такое чувство гармонии, что иногда она, ничего не делая, просто сидела на ветке дерева, наслаждаясь и впитывая в себя сокровища солнечного света и ветра, ароматы земли и недалекого ручья, с нетерпением ожидая вечера, который проведет вместе с Джейкобом.

— Как ты думаешь, может, нам стоит остаться здесь на некоторое время? Это не слишком ужасно?

Они сидели ночью на краю своего любимого оврага, она свернулась у него под боком, они вместе смотрели на луну.

— Где угодно, лишь бы с вами, моя госпожа. — Он наклонился, провел губами по ее уху. — Я ушел в леса потому, что хотел жить, иметь цель, сталкиваться только с основными фактами жизни, посмотреть, смогу ли я выучить то, что мне преподаст природа. Когда я умирал, я понял, что и не жил Толком. Я не хотел жить той жизнью, которая и не жизнь вовсе.

— Торо, — прошептала она, дотронувшись до него. — Я хотел жить полной жизнью и выпить все, что может дать мне жизнь…

— Точно, — сказал он быстро, прижавшись губами к ее горлу.

Прежде чем она успела выгнуться назад, давая ему лучший доступ к ужину, он вскочил на ноги, встав в стойку перед ней, быстро загородив ее собой. Она знала, что все свои способности он получил от нее, она все еще каждый раз удивлялась, насколько грозным и опасным он мог быть. Он пользовался своими силами, словно вампир, у которого ушло гораздо больше времени, чем у него, на то, чтобы освоиться с этим. Но ведь он в каждой своей жизни был воином, пользовался любой возможностью, особенно в тех случаях, когда дело касалось защиты ее и их ребенка.

Она напряглась, увидев, что это был кто-то из потустороннего мира. Она видела его несколько раз до прихода Джейкоба, именно он нашел ее играющей с малышами. Она чувствовала исходящую от него угрозу, была готова бежать, как и много раз до этого, но он почти не двигался с места и не начинал на них охоту.

Когда она увидела презрение на его лице, она уже достаточно овладела собой, чтобы рассмотреть его внимательнее. Она слишком долго общалась с вампирами, которые слишком много мнили о себе, чтобы испугаться его, или его способности прогнать ее с этой территории. Увидев ее реакцию, он криво улыбнулся, слегка поклонился и протянул руку. — У меня есть кое-что для вас.

Мгновение Лисса потратила на то, чтобы понять, что именно он ей предлагает. Зная, что Джейкоб все еще настороже, она сделала несколько шагов навстречу ночному гостю.

Это был цветок розы, засиявший в лунном свете, когда он длиннопалой рукой аккуратно переложил его в ее ладони. Лепестки были свежими, мягкими, влажными от росы.

— То, что ты держишь в руках, родилось много веков назад, наша старая магия сохранила его. И пока живет твоя любовь к отцу, он не увянет.

Она резко втянула воздух:

— Мой отец.

— Этот цветок сорвали незадолго до того, как пустыня превратила его в пыль. Те, кто считал наказание слишком суровым, произнесли заклинание, планируя когда-нибудь отдать это его дочери. Время быстро или медленно проходит для нашего народа, леди Лисса, — сверкнул он глазами, в которых плескался лунный свет. — Но это не имеет значения. Подарок. Вам рады здесь, вам обоим, в любое время.

С поклоном он повернулся и исчез среди деревьев.

— О, Джейкоб… — Она дотронулась пальцем до лепестков.

— Я думаю, что он может узнать королеву, увидев ее, — погладил он ее по голове, смотря туда, где исчез мужчина. — На сегодня я запланировал для тебя свой собственный сюрприз, но, как мне кажется, он меня переиграл.

Лисса перенесла свое внимание на него. — Нет, я хочу его увидеть. Не может быть слишком много сюрпризов для одной ночи.

— Готова к подаркам, да? Настоящая женщина. — Он побежал, позволив ей следовать за собой, лишь пару раз позволив ей догнать себя, он воспользовался случаем поцеловать ее, погрузить руки в ее волосы, покружиться с ней под лунным небом, где не было господ, а были две влюбленные друг в друга души, которые ни в чем не могли друг другу отказать.

Внезапно он остановился.

— Подождите здесь, моя госпожа.

Он исчез. Лисса повернулась вокруг себя, ища его. Она дернулась, когда ощутила прикосновение перьев к коже, а потом поняла, что это не перья, а маленькие белые шелковистые кружочки. Она подняла голову и оказалась под настоящим дождем с запахом лепестков цветков вишни.

— Ты нашел дерево…

— Иногда можно найти побег, выживший вопреки всему, — он улыбнулся, присоединившись в ней. — Весна, моя госпожа. Время начала всего нового.

Она закрыла глаза, оказавшись в кольце его рук, чувствуя его ладонь на своем животе, касание его губ, и снова задрожала от желания. А лепестки все падали на них. В руке она держала цветок розы.

В конце концов это оказалось благословением.

Моя госпожа?

— Я знала с самого начала, что ты не смиришься с ролью простого смертного слуги.

— Моя госпожа, я знал свою роль и свое место. Всегда знал. — Он поднял ее лицо за подбородок, чтобы встретиться с ней взглядом, — этот взгляд ее завораживал, он был похож на это кружащееся облако лепестков. Красивый мужчина, танцующий с ней… Рай.

— Мое место рядом с вами. Перед вами, позади вас, там, где я вам нужен. И это всегда будет моим местом, отныне и навсегда.