Четыре месяца спустя.

Он уже две недели провел в Аппалачах, забираясь все дальше и дальше вглубь гор, подальше от людей и цивилизации. Последнее свидетельство существования людей он встретил около тридцати километров назад, это были следы лагеря, предназначенного для отдыха туристов. Днем он ставил специальную палатку, сделанную из материала, отражающего свет. Ночью он тихо и изящно скользил между деревьев, и даже лесные обитатели замечали его лишь тогда, когда он вплотную подбирался к ним. Он мог положить руку на холку оленя, почувствовать грубость его шерсти, вдохнуть его запах, прежде чем испуганное животное убегало прочь, проламываясь сквозь заросли. Однажды ночью он вышел из потока, в котором купался, и обнаружил стаю волков, исследовавших его лагерь. Он зарычал, обнажив клыки. Они зарычали в ответ. А затем развернулись и убежали в ночь.

Сегодня ночью он несколько часов шел в полной темноте, прежде чем свет луны смог пробиться через плотную завесу облаков. Присев на корточки возле ручья, он склонил голову на плечо, наслаждаясь ощущением темноты, тем, как легкий ветерок слегка шевелил его волосы. Слушая звуки ночи. Смотря на звезды.

Он их, конечно, замечал и раньше, но до встречи со своей госпожой он скорее был дневным человеком, нежели ночным. Теперь он знал созвездия, фазы луны, с интересом изучал движение теней по серебристой поверхности символа женской силы и таинственности. Он понял, что на самом деле ночной ветер не имеет звуков. Голос он получал от того, через что проносился.

После многих месяцев почти полного сумасшествия от своего собственного нетерпения он, наконец, успокоился. Она была рядом.

Вы на самом деле думаете, что сможете от меня спрятаться, моя госпожа? Я знаю, что последние несколько дней вы все время где-то неподалеку. Просто не показываетесь мне на глаза.

В тот период времени, когда он осваивался с переходом в новую для него форму вампира, им иногда приходилось сковывать его цепью, чтобы удержать. Цепи, которые ни один из новорожденных вампиров не порвал бы, он смог расшатать за три ночи. Поэтому им пришлось их укрепить, надеть на него двойные цепи. Когда он боролся со своей жаждой крови, он знал, что внутри него бушует не голод по крови, а голод по ней. Знание о том, что рядом с ней нет никого, кто бы мог ее защитить. У нее больше не было огромной силы.

Неполноценная. Как и он, она будет некоторое время привыкать к своей новой форме, своим новым возможностям. Только он привыкал к силе и скорости, во много раз превосходящим способности простого смертного. Она же привыкала к гораздо меньшим способностям, чем имела когда-то.

У него были Мейсон, Гидеон, мистер Ингрэм и все необходимое. Она же стала отшельницей.

Он делал все, что говорил ему Мейсон, и даже больше. Но в определенных вещах ему никак нельзя было спешить. Возможность контролировать жажду крови пришла только когда закончилась трансформация, когда все его тело полностью перестроилось. Гидеон ему очень понятно объяснил, что если он попытается сбежать до того, как это произойдет, он Сам проткнет его колом. Мейсон, хоть и не столь саркастически, также дал ему ясно понять, что он не позволит ему уйти до тех пор, пока он не будет представлять опасности для невинных людей.

— Когда переход завершится, жажда крови уже больше не будет настолько подчинять тебя, — сказал Мейсон. — Но даже во время первых десяти лет у тебя будет возникать желание ослабить контроль, если ты разозлишься или подвергнешься стрессу. Ты должен с этим бороться, неважно, когда именно это проявится, пока не будешь абсолютно уверен, что сможешь это контролировать. Тебе нужна эта дисциплина даже больше, чем любому другому новорожденному, так как твои силы значительно превосходят все, на что они способны.

Это так беспокоило Мейсона, что он уговорил Джейкоба позволить Брайану изучать себя, что помогло бы им понять, что именно произошло. Брайан с удивлением понял, что каким-то образом Лисса, обращая его, сумела передать Джейкобу силы и опыт тысячелетнего вампира. Сила, скорость, способность подчинять.

Он бы с легкостью отдал немного этой силы в обмен на способность его госпожи читать мысли на большом расстоянии. И хотя способность общаться со смертным или вампиром, чью кровь ты выпил, была типичным умением для всех вампиров, способность к ясному общению была, скорее всего, приобретенной с многолетним опытом, а не просто приходила вместе с обращением. Через неделю после ее ухода Джейкоб, встав на закате, запаниковал: он больше не мог ясно различать ее мысли.

Он чувствовал ее. Мог определить, в каком направлении она находится. Но не слышал ее мыслей. Только лишь мешанину из слов и образов, словно сигнал сильно искажался. Мейсон и Гидеон оба считали, что это к лучшему. Что это поможет ему легче пережить время, необходимое для трансформации. Вместо этого он продолжал просыпаться от кошмаров, в которых видел ее запертой в гробу. Она кричала, звала его по имени, а он ее не слышал.

Он совершенно не интересовался вампирской политикой и не искал своего места в их обществе. Он прекрасно знал, где его место. Чтобы помочь самому себе хоть чуть-чуть ослабить натянутое, словно струна, ожидание, пока пройдет эта богом проклятая трансформация, после которой ему уже не захочется полностью выпивать кровь ни в чем не повинных девочек, он принял решение позволить Брайану изучать себя, сколько тому захочется, а в обмен получил от него жизненно важную услугу.

И в дополнение к отличному запасу крови, которую он нес в рюкзаке-холодильнике, он получил кое-что гораздо более важное. Все, что ему нужно было, чтобы этим воспользоваться, была его госпожа.

Когда он с помощью Мейсона проследил ее до Аппалачских гор и попросил Илайджу подвезти его, он, снова оказавшись поблизости от нее, смог читать ее мысли. Но она скрывалась, поэтому он слышал лишь отдельные фрагменты. Острые, хрупкие осколки мыслей, отрывки вырванных слогов. Иногда ее разум находился в полном покое, не думая ни о чем, словно она смогла найти способ сжать свое сознание и не позволять мыслям извне проникать в ее мозг.

Однажды, во время одного из ночных переездов, он почувствовал ее страх. Взрыв страха, за которым последовало физическое напряжение. Словно она бежала… словно ее преследовали. Зная, что он слишком далеко от нее и ничем не сможет ей помочь, он мог лишь молча сидеть на заднем сиденье, застыв от ярости, желая настигнуть, разорвать… борясь за самоконтроль, слыша, как кровь Илайджи с мокрым звуком прокачивается через сердце. Эти звуки сводили его с ума.

Теперь, оказавшись в лесу, он все время сокращал расстояние между ними, он иногда срывался ночами на бег, пытаясь подойти к ней еще ближе. Он чувствовал ее беспокойство. Желание, похожее на боль. Иногда усталость. Раз или два он даже чувствовал, что она болеет, когда она попробовала пищу, которая оказалась не лучшим источником питания для нее.

Он начал чувствовать ее физические ощущения. То, как гладко вода струится по ее горлу, когда она пьет из текущего ручейка. Листья, касающиеся ее кожи, когда она сворачивалась в самом затемненном месте кроны, чтобы немного поспать.

Она была так близко. Она уже несколько дней наблюдала за ним. Он мог бы попытаться увидеть ее, найти ее, но ему приходилось быть терпеливым. Вампирская половина заставляла ее не уходить от него далеко. Инстинктивная часть, которая взяла верх над сознанием, никому не доверяла, не было уверена, друг он или враг. Все меньше в ней оставалось от мыслящего существа, все больше она становилась похожей на дикое животное.

Она была близко, поэтому он мог ждать, мог оставаться тихим и спокойным. В природе вампира заложено отсутствие спешки. Теперь он это понимал. Он мог быть терпеливым, не только потому, что у него было много времени, но в основном потому, что не было ничего такого, чего бы он не смог получить. А он хотел получить ее доверие.

Сегодня ночью. Он был в этом уверен. Теперь его охватило спокойствие, ничуть не похожее на пустоту. Он был наполнен всем.

— Ты ищешь отклонение среди нас.

Джейкоб резко обернулся. Быстрым, плавным движением встал, а странное существо вышло из теней леса на другой стороне ручья.

Не мужчина. Не человек. Он из потустороннего мира.

Джейкоб никогда не видел таких, как он, кроме его госпожи и тех изображений, которые он нашел в книгах, подаренных ей ее матерью многие века назад.

Все эти создания были связаны с каким-то элементом. Как и его госпожа, это существо тоже было связано с элементом земли. Крылья его напомнили Джейкобу о коричневых листьях с закругленными краями, которые, медленно кружась, опускаются на землю. Тонкая сеть сосудов просвечивала сквозь кожу и была похожа на узор, вытканный золотом по гладкому коричневому шелку. Длинные черные волосы, откинутые назад, открывают заостренные уши. Он был высок и строен, с тонко выточенными чертами лица, напомнившими Джейкобу Мейсона. Аура магической силы дала понять Джейкобу, что тот, кого он видел, выделялся не только своим положением в их обществе, но и совершенно не боялся ни скорости, ни силы Джейкоба.

Они могут надрать нам задницу в любой удобный для них день недели, — сказал ему Брайан. — Они большую часть времени считают нас недостойными своего внимания. Лишним раздражителем. Однако странно то, что форма твоей госпожи незнакома ни нам, ни, возможно, даже им самим. Говоря откровенно, эти два вида никогда не могли давать потомство при скрещивании, до, или, если хочешь, после родителей леди Лиссы.

Раздражитель или нет, Джейкоб вовсе не собирался терпеть оскорбления.

— Я ищу мою госпожу. Леди Элиссу Аматерасу Ямато Вентворт, королеву дальневосточного клана. Дочь владыки из вашего мира и принцессы вампиров. Отклонения мне не нужны.

Мужчина наклонил голову, его миндалевидные глаза светились, словно лунные камни.

— Она бродит по этой территории вот уже с неделю. Я решил не прогонять ее отсюда, как сделали мои сородичи на тех территориях, через которые она проходила до этого.

Джейкоб шагнул вперед, весь кипя от гнева. Чувство страха, погони…

— Ей следует везде оказывать теплый прием.

Мужчина никак на это не отреагировал.

— Наши малыши ее любят. Они — наши меньшие братья, их сердца чисты, и они всегда готовы играть. Они не потерпят ничего, что хоть отдаленно напоминает зло. Ну, наверное, кроме шоколада. — У него на губах заиграла легкая улыбка.

— Не думаю, что захватил с собой шоколадку, — автоматически ответил Джейкоб.

— Жаль, — сказал мужчина. — Тогда они, скорее всего, устроят тебе полный бардак в вещах и палатке. Если бы она им не понравилась, я бы ее убил.

А потом он снова исчез в лесу, так же, как и появился. Словно его и не было никогда. Его слова повисли в воздухе, словно предупреждение.

Джейкоб стоял не двигаясь, смотрел на движение веток деревьев там, где тот исчез. Задумался о том, сколько их территорий он пересек за последние две недели. Территорий, из которых его госпожу прогоняли, словно паразита. Ее, королеву.

Контроль, Джейкоб. Он вспомнил наставления Мейсона, хотя и сомневался в том, что он не одобрит его желания на обратном пути пройти по тем же территориям и пообрывать всем крылья, словно мухам-переросткам.

Моменты сильного эмоционального напряжения — вот что хуже всего…

А потом злость прошла. Все ушло, кроме ощущения ее присутствия на поляне. Она стояла позади него.

Он это знал — мысленно ее близость ощущалась как легкое касание рук, двигающееся назад, к затылку и спине. Как же он скучал по такому прикосновению. Даже по отметинам от ее ногтей, по тому, как ее руки связывали его. Ранимая женщина, лежащая перед ним, открытая его прикосновениям.

В это раз она так легко от него не скроется. Она останется с ним.

Пожалуйста, Господи.

Медленно повернувшись, он неотрывно смотрел на то единственное, чего он хотел, в чем за последние четыре месяца нуждался больше всего.

Она сидела на дереве, крылья полу расправлены, смотрела на него светящимися в темноте глазами, окрашенными в красный цвет; клыки доставали до подбородка и слегка загибались. Она несколько раз моргнула. Хвост обвился вокруг ветки, кончик его слегка покачивался из стороны в сторону.

Желание прикоснуться к ней было таким сильным, что ему пришлось подавлять его, словно жажду крови. Он стоял недвижимо, стиснув руки, ждал и считал, пытаясь восстановить над собой контроль. Она с любопытством рассматривала его. С подозрением.

— Моя госпожа? Вы здесь?

Она наклонила голову. У нее на лице появилось вопросительное выражение. Раздался скрежет. Этот звук, казалось, озадачил ее, наверное, она ожидала услышать слова.

— Моя госпожа, — Джейкоб подавил в себе желание прыгнуть на нее, повалить прямо там и крепко держать, ни за что не отпуская. Он хотел, чтобы она ему доверяла. Он не желал подчинять ее силой, хотя и знал, что, возможно, валяет дурака. Он так сильно по ней скучал. Не было таких слов, чтобы описать, как он по ней скучал. Нахлынувшие чувства почти задушили его.

Мейсон удивился, узнав, что змеевидный знак у него на спине не исчез, — раньше третий знак всегда исчезал у тех нескольких слуг, которых, как и его, незаконно превращали в вампиров. Знак Джейкоба просто стал чуть более серебристым. Но это его нисколько не удивило.

— Вы голодны?

Аккуратно опустившись на корточки, он вытащил из рюкзака три полоски мяса и положил их на землю. Когда он поднял на нее взгляд, она все еще изучала его. Когда она посмотрела ему в глаза, он уловил ее реакцию. Презрение.

Не падальщик.

Его госпожа, определенно, где-то там. И хотя он смог подавить улыбку, на глаза навернулись слезы.

— Я мечтал о вас, моя госпожа. А вы обо мне? Вы вспоминаете своего слугу, или уже забыли меня? Попытались меня забыть?

Ее взгляд никак не мог ни на чем остановиться. Она моргала, трясла головой, приложила коготь ко лбу, почесала.

— Шум, — проскрипела она. — Музыка. Сладости.

Она так долго не пользовалась голосом, что хрипела — у него у самого горло сводило болью.

— Моя госпожа,

Она осталась на дереве, хоть и напряглась, когда Джейкоб поднялся, подошел ближе и положил ладонь на ствол. Ее глаза замерли на его руке, потом она перенесла взгляд на его лицо. Задержалась на губах.

Не… служить мне. Больше нет. Не называть… моя госпожа.

— Я не могу представить никого, кто, увидев вас, рискнул бы называть вас по-другому, моя госпожа. А я ваш слуга, — в его голосе прозвучали командные нотки. — Как вы — моя госпожа.

Он заметил дрожь, пробежавшую по ее телу в ответ на его слова. Она определенно была там. Он вспомнил ту ночь, когда она позволила ему взять над ней верх. Когда она хотела этого.

Джейкоб думал, что четырехмесячное ожидание сведет его с ума. Внезапно еще четыре минуты показались ему непереносимыми.

Она, словно почувствовав его настроение, пошевелилась, села на колени. Он ошибается или в ее глазах и вправду засветился огонек вызова?

— Спускайтесь вниз, — сверкнул он в ответ глазами. — Или я покажу, на что способен, и сам поднимусь наверх.

Она плавно слетела с дерева, поймав поток воздуха, устремилась к просвету между деревьями на другом берегу ручья. И обнаружила, что он уже ждет ее там, сидит на корточках прямо под той веткой, на которую она опустилась. В тот момент, когда она взлетела, он прыгнул, опередив ее, и схватил ее за лодыжку.

Она с шипением накинулась на него, они оба закувыркались в воздухе. Она смогла стряхнуть его с себя, а он, извернувшись в воздухе, ловкий, словно кошка, приземлился на полусогнутые колени.

* * *

Это было впечатляюще, сердце Лиссы чаще застучало в груди, словно узнавая. Она снова отпрыгнула.

Но с каждым прыжком то, что казалось ей простым набором образов, становилось все четче. В ее мозгу взрывались слова и мысли, они ранили ее, ведь она сама отказала себе в праве мыслить. Она больше не хотела думать ни о чем, не хотела быть чем-то большим, чем животное, день ото дня живущее лишь согласно инстинктам.

В первый день, когда она позволила себе подойти достаточно близко, чтобы рассмотреть его, а не просто почувствовать, она сидела на дереве и тосковала.

Пока он был смертным, он был красив, но эта красота теперь была совершенной. В нем бурлила сила человека, который полностью использует все ресурсы своего тела, всю подчиняющуюся ему энергию. Когда он говорил вслух — он часто так поступал в последние несколько дней, если чувствовал, что она рядом, — его голос был гладким, мелодичным. Слова словно ласкали ее тело, они были как его поцелуи, как нежные прикосновения его языка.

Возможно, превращать его в вампира было огромным грехом. Он уже будучи смертным представлял огромную опасность для всего женского рода.

В конце концов она и сама уже перестала понимать, пыталась ли она от него убежать или хотела, чтобы он ей понравился. Она позволила ему преследовать себя на протяжении нескольких километров, а он даже не запыхался. С дерева на дерево, с тропки на тропку. Через ручьи, вверх по склонам.

Пока она убегала, а он догонял, чем больше времени он проводил рядом с ней, тем сильнее ее тело охватывало бессловесное желание, накапливавшееся в ней, ей почти стало трудно двигаться, — трение бедер друг о друга хоть немного отвлекало ее от того, как сжималось все внутри.

Когда она оказалась с ним лицом к лицу на берегу очередного ручья, она ненадежно приземлилась на валу, а он смотрел на нее с другого берега сухого рва.

Он мог в любой момент оказаться рядом с ней. Он это уже доказал. Он позволил ей убежать, дав ей понять, что пойдет за ней в качестве одолжения, что в конце концов он все равно ее получит. Он каким-то образом понял, что такие игры в догонялки подействуют на нее, как язычок возлюбленного, все глубже и глубже проникающий в складки ее тела.

Он осознал, что она была готова изменить правила игры. Или, может быть, он сам собирался поменять эти правила. Сняв рубашку, не озаботившись расстегиванием пуговиц, он скинул ботинки и джинсы, представ перед ней в первозданной наготе; это было одним из самых мощных видов оружия, которое он мог использовать против нее. Она не смогла отвести от него глаз. Выступающие мускулы, длинный и твердый член, вставший так, что почти касался живота, твердый вес яичек. Она скучала по волосам на его груди, не смогла заставить себя перебороть желание провести кончиками пальцев по гладким и твердым изгибам его тела. Он заметил, как тряслись ее бедра. Он знал все мысли в ее голове, каждую реакцию ее тела.

Он без разбега прыгнул, одним махом перекрыв разделявшее их расстояние. Она снова взлетела в тот момент, когда его ноги коснулись земли на противоположном берегу оврага.

Когда она опустилась на корточки на ветку дуба, она содрогнулась, поняв, что он использует мысленную связь, чтобы заранее знать, где она окажется. Он был прямо над ней. Свалившись на нее, он схватил ее сзади за руки, прижимая крылья к ее телу, эффективным захватом прижав ей руки к груди. Она хотела бороться, но не могла воспользоваться своим преимуществом — длинными когтями.

Он был в полной вампирской силе, а она — словно ребенок, борющийся с родителем. Или смертный, борющийся с вампиром… В ее разуме зазвучал хитрый шепот.

Ты, должно быть, ненавидишь меня, из-за того, что я тебе напомнил обо всем этом, все время напоминаю.

— Нет, моя госпожа. Шшшш… Успокойтесь. Тише.

Ее дыхание рыданиями клокотало в горле, или, может быть, она всхлипывала, вспоминая ощущения от его рук, обнимающих ее. Его теплое обнаженное тело прижималось к ней сзади, его член плотно прилегал к ее ягодицам, заставляя ее тереться об него, двигаться вдоль всей его длины.

Проведя костяшками пальцев по твердой серой коже ее щеки, он пальцами коснулся выступающих бровей, костей глазной впадины и изгиба заостренного уха. Она повернула голову.

— Я знаю, как сильно вы любите, когда я к вам прикасаюсь, моя госпожа. Как вам это нужно. Не отказывайте себе в удовольствии, которое я могу вам дать.

— Ты больше не мой слуга.

— Я всегда буду вашим слугой. Вашим любовником. Вашим партнером. Другого я не хочу.

Доверьтесь мне, моя госпожа. Пожалуйста, не убегайте. Я тоже очень долго ждал, когда наконец смогу к вам прикоснуться. Господи, вы даже не представляете, как долго я этого ждал… Я ненавидел вас за то, что вы ушли от меня, но я в любом случае вас уже простил. Разве вы этого не знаете?

Она хотела впиться ему в руку, но знала, что этим причинит ему боль.

Давайте. Я так скучал по тому, как вы пускали мне кровь. По тому, как вы наблюдаете за моей реакцией на боль, которую сами же и причинили. Почувствуйте, насколько я твердый от простого воспоминания об этом.

Она задохнулась, когда он сильнее прижался к ней сзади, опустив руку ей на живот, держал ее так, чтобы она чувствовала его эрекцию. Она намокала, тело все больше влажнело, словно призывая его. Она не могла скрыть от него свои мысли, точно так же, как и он, когда она дала ему второй знак. Все ее желания он читал, словно открытую книгу, все они были на поверхности, словно плавающие лепестки. Он опустил руку еще ниже, нашел ее. Она выгнулась, закричала голосом, похожим на птичий, — она всегда так реагировала на возбуждение или на боль, будучи в этой форме.

— Как же я об этом мечтал. Мне об этом целые сны снились. О том, как я вас ласкаю, занимаюсь с вами любовью, глубоко погружаю в вас пальцы, смотрю, как вы это делаете…

Его голос звучал для нее словно музыка, ее тело откликалось на его ласки. Он с такой легкостью ее держал. Почти силой он развернул ее лицо к себе, с легкостью сохраняя равновесие на толстом дубовом суку. Раздвинув ей ноги, не отрывая взгляда от ее глаз, он рывком приподнял ее бедра и вошел в нее, глубоко и сильно, никакой прелюдии, ничего, кроме грубого удовольствия. Их воссоединение заставило ее вскрикнуть. Его глаза, словно драгоценные камни, очаровывали ее, не давали отвести глаз.

Она содрогалась на нем, обернув хвост вокруг его ноги, его острый кончик все глубже впивался ему в бедро. Она обнимала его, впиваясь когтями ему в спину. Под ладонями она чувствовала шрам от третьего знака.

Он никуда не делся.

— Нет, моя госпожа, — сказал он хрипло. — Те силы, которые его туда поместили, знают, что я навеки ваш, и неважно, кто я или что я. Я же говорил вам, что единственное место на теле, где следует делать татуировку, если вы не хотите, чтобы она исчезла, это душа. Этот шрам — у меня в душе, и он никогда не исчезнет. Я отмечен, я ваш навеки.

— Дайте мне еще один знак.

Она не говорила уже больше шести месяцев, поэтому думать для нее было легче, чем говорить, но ей нужно было, чтобы он кое-что сказал вслух.

— Пожалуйста… назови…

— Лисса. Моя госпожа. Моя.

Когда он плотнее прижал ее к себе, она хотела задержать течение времени, впитывая его запах, его силу. Ее воин, ее рыцарь. Ее любовник. Ее слуга. Тот, кого она любила.

В этой ее форме оргазм мог длиться несколько минут, словно приятная пытка, не поддающаяся описанию, полностью контролировавшая все ее тело. Он накатил словно океанская волна всего лишь после нескольких его толчков внутри нее, заставив ее прогнуться назад, закричать. Ее когти полосовали его кожу, проникали глубоко в плоть. Именно поэтому она боялась заниматься с ним любовью в этой форме. Но в этот раз не она занималась с ним любовью, а он — с ней.

Он не останавливался, его член внутри нее еще сильнее затвердел, руками он сильнее притягивал ее на себя, снова и снова, делая оргазм еще интенсивнее. Опустив голову, он губами начал теребить ее сосок. Он прокусил кожу, пошла кровь, — точно так же она когда-то укусила его, дав ему второй знак. Мысль об этом дополнила физические ощущения и еще сильнее подстегнула ее. Не важно, насколько сильно она ранила его в экстазе, — он с легкостью держал ее на руках, на его лице отражалась ярость его собственного желания, а его член требовал близости с ней снова и снова.

Я здесь, моя госпожа. Я ваш, а вы — моя. Я не хочу, чтобы вы забывали об этом. Моя госпожа. Моя рабыня. Моя любовница. Моя партнерша. Моя госпожа. Моя.

С внезапной яростью он приподнял ее, снова перевернул, только на это раз его член оказался у нее в заду, он прижал ее спиной к себе, держал ее, снова и снова заставляя ее медленно опускаться на него. Три пальца он погрузил ей во влагалище, а она, упершись ногами ему в колени, раскрывалась еще шире, давая ему возможность еще глубже в нее войти.

А когда мы закончим с этим, я займусь вашим ртом, моя госпожа. Я заполню все ваши отверстия, я должен чувствовать, что я снова с вами, снова дома… Что дал вам все возможные знаки. А потом я буду ласкать вас языком, а потом мы будем повторять все это снова и снова, до тех пор, пока вы не поймете, что никогда, ни по какой причине не сможете уйти от меня…

Он все еще оставался ее рыцарем, ее воином-самураем, ее бродягой. Но теперь он стал вампиром. Природная властность, в дополнении к его собственным лидерским качествам, — все это заставляло ее забыть о любых попытках сопротивляться ему… да она и не хотела этого делать. Она хотела ему доверять, а не волноваться, верить, что сможет его любить, что ей не нужно будет от него отказываться… чтобы он принадлежал ей, а она принадлежала ему…

Все, чего она хотела от Рекса, но он не смог ей этого дать. Теперь все это мог ей дать Джейкоб.

Верьте мне, моя госпожа. Вы королева, но хоть раз поверьте, что можете владеть чем-то только для себя одной… Всегда.

Они оба снова купались в потоках наслаждения, он ладонями взялся за ее груди, соски, словно камешки, впивались ему в ладони. Он еще немного подвигался, хотя она лежала рядом с ним, полностью истощенная. Он прижал ладонь к ее щеке нежным касанием любящего. Это, казалось, не соответствовало ярости и интенсивности нескольких последних минут, но все равно это была неотъемлемая часть всего целого.

Пустота внутри нее начала заполняться. Бесцельное скитание нескольких прошедших месяцев, когда она не думала ни о чем и не позволяла себе ничего хотеть, наконец оказалось ложью. Она просто старалась заглушить в себе боль от расставания с ним тем единственным способом, который был ей известен. Она почти умерла. Джейкоб. Джейкоб.

Он медленно, настойчиво развернул ее лицом от себя, прижав ее щекой к твердым мускулам своего плеча. Она была абсолютно неподвижна, когда он большим пальцем провел по ее изящному подбородку.

Когда Джейкоб поднес губы к ее горлу, у него не было возможности разобрать водоворот ее мыслей, но буря ее эмоций набирала силу. Одиночество, удивление, нужда, — все это заставляло ее стоять, не двигаясь, словно она подозревала, что его прикосновения несут в себе ответы на все мучившие ее вопросы.

Он прикрыл глаза, поглощенный ее мыслями. Крепко прижав ее к себе, он медленно погрузил клыки в ее обнаженное горло. Когда он впрыснул ей необходимую для получения сразу всех трех знаков сыворотку, это было похоже на рай. Рай от того, что она содрогается и признает его превосходство над собой. Для этого чувства не было подходящих слов, он давал три знака той женщине, которую считал своим сердцем, своей жизнью, своей… но в то же время он отдавал ей ее сущность.

Лисса слышала его мысли, знала, что они неразрывно переплетены с ее собственными реакциями, она просто позволила себе погрузиться в это чувство, не волнуясь и не сожалея ни о чем. Джейкоб был рядом. Она знала, что тут что-то не так, что она должна отослать его прочь, чтобы защитить его, но в данное мгновение она ощущала, что все наоборот — не она его защищала, а он ее. И у нее не было сил отказаться от этого чувства.

Джейкоб прикрепил фальшивый клык к основанию настоящего, как и научил его Брайан. Он сделал это перед одним из последних прыжков, прежде чем поймал ее. Теперь, впиваясь в нее клыками, он впрыснул ей эликсир, который Брайан разработал на основе остатков ее крови во флаконе, который она сама дала ему перед расставанием.

Прижавшись лицом к ее горлу, он чувствовал, как она напряглась, забилась у него в руках. Он не отпускал ее, надеясь, что Брайан окажется так же великолепен, как думала о нем Лисса. Острые когти, впивавшиеся ему в спину, вдруг превратились в тонкие женские пальцы, ее волосы касались его щеки. Это напомнило ему об их первой совместной ночи, когда она словно занавесью закрыла его от мира волной своих волос.

Нет… нет…

Внезапно он понял, что должен был ее предупредить, подготовить ее к трансформации. Дикость, которая так много месяцев сопровождала ее везде и во всем, взяла над ней верх и сейчас, — рациональное мышление затопили паника и животный инстинкт бегства. Из мешанины ее мыслей он уловил несколько озадачивших его образов, но у него не было времени как следует с ними разобраться, — она рванулась от него, скатилась с дерева и, поднявшись на ноги, хотела уже бежать обнаженной через лес. Ее примитивные инстинкты реагировали на него как на угрозу.

Дезориентация что-то всколыхнула на самом дне ее подсознания, где она хранила все самое важное. Осознание этого так его поразило, что она успела отбежать на двадцать шагов прежде, чем он ее догнал.

Он держал ее, сопротивляющуюся, но не знал, что сказать. Отнес ее обратно под деревья и положил на траву. Прижал ее к земле, гладил ее лицо, целовал шею.

Когда он подумал о том, что больше не в силах держать ее, она расплакалась. Боюсь… скучала по тебе… ты был мне нужен… люблю тебя.

Слова были магией, чарами в ее разуме. Она не прекратит плакать, даже если он каждую слезинку будет собирать губами.

Я так по тебе скучала… Ее голос стал таким мягким, в нем больше не слышалось никакого противостояния. Я словно умерла внутри… я хотела умереть, просто уйти. Но ты бы мне не позволил.

Она откинулась назад, взяла его за руку, приложила ее ладонью к маленькой выпуклости своего живота. Закрыв глаза, он почувствовал, как сладость ее реакции на его прикосновение захлестывает их обоих.

— Ты бы мне не позволил.

Ведь ей нужно было защищать не только саму себя, но и их общего ребенка. Он должен был бы послать Мейсона и Гидеона к черту и найти ее раньше. Да что такого, если бы в мире стало чуть меньше маленьких невинных девочек?

— Моя госпожа. Моя милая госпожа. — Он прижался губами к ее виску. — Как вы могли это сделать? Вы дали мне все.

— И ты всего этого стоил.

* * *

После полуночи они сидели на берегу ручья, и она снова училась говорить. Снова находила самое себя. Он смог заставить ее улыбнуться, сидел и наслаждался тем, что держал на коленях ее и их еще не рожденного ребенка. Его семью. Он никак не мог успокоиться, продолжал ее трогать, желать. Он с легкостью уговорил ее оседлать его, снова оказаться вместе, слушать, как ее крики разносятся по тихому ночному лесу.

Когда они лежали рядом, он чувствовал: она боится, что их будут преследовать, что ей снова придется потерять его.

Он приподнялся на локте и, уложив ее на спину, наклонился над ней, чтобы взять в руки ее лицо, прикоснуться к ее губам.

— Моя госпожа, я дал клятву защищать вас и считаю, что мне достался огромный подарок, — возможность эту клятву выполнить. Другие вампиры ведь пытались нападать на вас. — Прежде чем ее охватила паника, он продолжил. — Я показал им, что бывает с теми, кто не сохраняет верность своей королеве.

— Ты, — она облизала губы, — ты быстро понял, как защищать свою территорию.

— С неоценимой помощью Мейсона. И даже Гидеона. У нас была пара стычек. — Он улыбнулся, и у нее перехватило дыхание. Эта улыбка всегда на нее так действовала, с того самого момента, когда она увидела ее впервые на покрытом пылью и кровью лице рыцаря.

— Он меня заставил впечатать его голову в стену, когда я еще не до конца освоился со своим новым характером. Я пережил пару ужасных минут, думая, что я его убил. Я забыл, что мало чем можно проломить его каменный череп. Он всадил мне в бедро отравленную стрелу, и я провел три очень трудных дня. Никто никогда не мог обвинить Гидеона в наличии хорошего воспитания.

— А у мистера Ингрэма все хорошо?

Он с удовольствием сообщил ей добрые новости, их теплота разливалась по ее телу, успокоив ее даже раньше, чем он озвучил свои мысли.

— Мистер Ингрэм теперь — управляющий всех твоих поместий. Его внук регулярно играет с Браном и его стаей. Брайан и его отец замолвили за тебя словечко перед Советом, — добавил он, — а также Мейсон и кое-кто еще. В результате вся твоя собственность осталась за тобой, а я оказался завораживающим всех объектом для исследований. Теперь Брайан не отходит от меня ни на шаг.

Его голос дразнил ее, но она пока не могла ответить ему тем же. Еще слишком рано.

— Мейсон проявил чудеса красноречия, говоря в твою пользу. Когда-нибудь тебе придется рассказать мне, откуда у тебя такие друзья.

Она закрыла глаза, переполненная новостями.

— Итак… — Она даже не смела надеяться или верить, но когда он заставил ее заглянуть к нему в мысли, она прочла там всю правду. — Они не будут нас преследовать.

— Нет, моя госпожа. Остались только вы и я. И несколько территорий, где нас с удовольствием примут. Мы найдем дом, и вы сможете быть тем, кем захотите. — Он провел рукой по ее горлу, заставляя ее снова открыть глаза.

У нее в животе еще все сжималось от ощущения его присутствия, от того, что она снова в человеческой форме. Физически и эмоционально она была истощена их довольно грубыми любовными играми, которых ей так давно не хватало. Она позволила слезам смыть все, что накопилось в ее душе за эти последние месяцы. И хотя она уже больше не была вампиршей, а только лишь созданием из другого мира, ее партнер был вампиром. Это было слишком сложно для того, чтобы понять и принять все за одну ночь.

Но несмотря на истощение, у нее в горле снова зазвучало рычание, когда она увидела красный блеск желания в его глазах. Когда он рукой провел по ее груди, она задрожала. Пальцами он играл в ее все еще влажном влагалище.

— Вы не ели, моя госпожа. Я думаю, надо наказать вас за это, заставить снова ценить жизнь.

Внезапно он сжал ее сильнее, заставив ее выгнуться от агрессивности его движения.

— Вы ничем не сможете причинить мне боль, моя госпожа, кроме как своим уходом, — сказал он. В его глазах светилась уверенность и настойчивость. — Не нужно снова разрывать мою вселенную на части. Мне нужно, чтобы вы были рядом со мной. Вы больше не одиноки.

Эти слова он сказал ей в самом начале. Слова, которые он выжег на ее душе, словно вечное обещание, в котором ей никогда больше не придется сомневаться. Наконец-то их жизнь принадлежала только им одним.

— В тот день, когда я потерял своих родителей, — сказал он медленно, — мы с Гидеоном играли в воде, боролись. Нас волнами выносило на берег, на мокрый песок. В то время он был гораздо крупнее меня, поэтому пытался затолкать мне голову в песок, а я на него орал. Светило теплое солнце, нам не надо было идти в школу. Мы, конечно, этого не осознавали, но все было хорошо, просто великолепно. Мы проголодались, я подумывал о бутербродах, которые завернула нам мама. Иногда я думаю, что, если уж они должны были уйти, то я рад, что это произошло тогда; они смеялись, шлепали по воде, смотрели на нас, все мы были вместе, одна семья, и нам было хорошо.

Наклонившись ниже, он поцеловал ее, покалывая ее клыками, чтобы заставить ее раздвинуть губы. Между ними был такой жар, что она постоянно чувствовала себя словно околдованной его близостью, хотела остаться в этой теплоте навечно. Отдать ему себя; принять все, что он мог ей предложить.

— Если нас когда-нибудь так ужасно разлучат, — сказала она мягко, — мы сделаем так, чтобы мы смогли расстаться правильно. В такой прекрасный день мы сможем уйти в вечность навсегда.

— Мы заберем в вечность друг друга, моя госпожа. Я вас никогда не оставлю.