За время нахождения на посту вице-мэра Санкт-Петербурга Владимиру Путину удалось сохранить удивительно низкую публичную заметность, но даже это не сравнится с тем, насколько незаметным он был в первые годы своего пребывания в Москве. Господин Путин в тот момент, когда приехал в столицу России в августе 1996 года, был, если использовать клише, никем. За исключением своего санкт-петербургского коллеги Алексея Кудрина, человека, который, похоже, и рекомендовал его на эту должность, по-видимому, никого другого Путин хорошо не знал. А всего три года спустя он стал преемником Бориса Ельцина на посту Президента Российской Федерации. Его взлет на вершины власти за такое короткое время очень примечателен. Некоторые обозреватели воспринимают этот отрезок путинской карьеры как тайну и просто не рассматривают его подробно. Например, Маша Гессен пишет, что Путин прибыл в Москву «словно перенесенный по воздуху невидимой рукой». Его назначение могло быть связано с «провидением тайной полиции», но в любом случае фон, на котором это происходило «вероятно, неважен».

Провидение, может быть, и сыграло некоторую роль в стремительном взлете господина Путина, но силы, которые привели его в Москву, не являются чем-то невидимым или неизвестным. Владимира Путина в столицу послали не так называемые «силовики» из КГБ или какого-то другого силового министерства. К этому также не причастны его друзья и соседи из кооператива «Озеро». Несмотря на то, что именно КГБ приставил Путина к Анатолию Собчаку в начале 90-х, люди совсем другого круга, либеральные реформаторы ельцинской эпохи, были ответственны за его вызов в Москву. Даже если мало кто знал, кем он является на самом деле, уж они-то знали это точно. У этих людей была для Путина ясная и очень специфическая задача. Его назначили в столицу не потому, что он зарекомендовал себя как хороший организатор на ниве городской экономики. Нет, от него ожидали применения навыков, приобретенных во время службы на КГБ в Ленинграде и Дрездене и которые он сам приспособил к работе в условиях своеобразной рыночной экономики «бандитского Петербурга».

Начало общения Путина с бизнесменами в Санкт-Петербурге в 90-е годы, скандал с поставками продуктов и реакция Путина на него очень соответствуют друг другу. «Продуктовый скандал» 1992 года был основным пятном в его политическом послужном списке. Однако, что гораздо важнее, это событие послужило началом попыткам Путина выработать свой подход к общению с предпринимателями, которые, в свою очередь, и послужили достаточным поводом для его перевода в Москву в 1996-м. Это также помогло ему взлететь в кресло президента России в 2000 году. Когда разразился «продуктовый скандал», господин Путин обратился к своим знаниям, приобретенным за время службы резидентом КГБ, чтобы избежать повторения подобного в будущем. Этот скандал также способствовал «сплавлению» образов «Рыночника» и «Резидента».

 

Повторение «продуктового скандала»

В 1992 году Марина Салье, бывшая председатель комитета городского совета Санкт-Петербурга, отвечавшая за создание запасов продовольствия во время разразившегося в городе кризиса со снабжением, инспирировала официальное расследование по сделкам, которые Владимир Путин заключил от имени мэрии. Практически по каждому контракту она нашла серьезные расхождения между условиями сделки и их фактическим выполнением. Салье выяснила, что, хотя Санкт-Петербург и не получил обещанные поставки продовольствия, товары, предназначенные для бартера, были вывезены за границу. Компании-посредники при этом получили солидные комиссионные. Основываясь на докладе Салье, городской совет попросил городскую прокуратуру возбудить против Путина уголовное дело и обратился к мэру Собчаку с требованием уволить его. Салье также написала письмо президенту Ельцину и обратилась к Юрию Болдыреву, заместителю главного аудитора Счетной палаты Российской Федерации, уроженцу Санкт-Петербурга (позже Болдырев стал одним из основателей оппозиционной партии «Яблоко»), который потребовал провести расследование этого дела и даже вызвал Собчака в Москву, чтобы обсудить проблему. Однако вскоре дело закрыли. По словам Марины Салье, это было сделано по прямому распоряжению Собчака.

Вся эта история в целом остается такой же темной, как и два десятилетия назад. Оригиналы документов, собранные Мариной Салье и приобщенные к делу, пропали. Сама Салье уже умерла, а это значит, что история скандала с поставками продуктов, так же как и информация о многих других важных событиях из жизни Путина, в настоящий момент базируется не на конкретных доказательствах, а на копиях документов, оценках сторонних наблюдателей и слухах.

По оценкам Салье, общая стоимость товаров, лицензии на экспорт которых были выданы службой Путина, составляет как минимум 92 млн долларов. Эти металлы, нефтепродукты и прочее сырье были отправлены за границу в качестве платы по бартерным сделкам на поставку продовольствия. На первый взгляд в подобных сделках нет ничего странного. Бартерные схемы были очень широко распространены в России 90-х по целому ряду причин. Впрочем, во внешней торговле бартерные сделки были распространены гораздо меньше. В основном продавцы тех немногих российских товаров, которые были востребованы за рубежом, хотели получить наличные деньги – желательно доллары или другую твердую валюту, как это и происходит в нормальной рыночной экономике. Обладатели ценных товаров, не важно, государство или частные компании, просто продавали бы их за американские доллары, немецкие марки, фунты стерлингов, а затем использовали эти деньги для закупки любых необходимых продуктов у любого поставщика, которого они бы выбрали.

По словам Путина, которые подтверждаются факсимильными копиями контрактов, то, что случилось, сильно отличалось от описанной схемы. Договоры типа «товары в обмен на продукты» разрабатывались на местном уровне, без привлечения законодательной и исполнительной ветвей городских властей. Они создавались исключительно по инициативе частных предпринимателей. В письме, которое Путин, как глава Комитета по международным связям, написал 4 декабря 1991 года Петру Авену, занимавшему схожую должность на федеральном уровне, он не требовал поставок в Санкт-Петербург денег, продуктов или промышленного сырья. Он писал, что, поскольку город не получил продовольствия, единственный источник продуктов для региона в январе-феврале 1992 года – это импорт. Он перечислил, какие продукты необходимы городу, после чего сообщил, что «предприятия и организации» города имеют товары для поставок на экспорт, и просил разрешение на их вывоз в соответствии со списками, отправленными с этим письмом. Другими словами, Путин просил федеральный орган просто поставить печать на сделках, которые уже были заключены. Частные предприниматели приходили к Путину с уже готовыми предложениями: такое-то количество таких-то металлов в обмен на конкретные продукты. Из письма Авену непонятно, откуда взялись товары для бартера, неясно, откуда будет поставляться продовольствие и, что гораздо важнее, кто те люди, которые придумали эту схему.

Хотя происхождение товаров указано не было, судя по тому, что среди них были такие материалы, как алюминий, медь и редкоземельные металлы – Путин перечислял «тантал, ниобий, гадолиний, церий, иттрий, скандий и иттербий», – скорее всего, их взяли на предприятиях советской оборонной промышленности, остро нуждавшихся в наличных деньгах. Торговцы, пришедшие к Путину, были вовлечены в то, что вскоре стало классическим механизмом выживания в постсоветской экономике России.

Очень часто государственное предприятие, как правило, имеющее отношение к оборонной промышленности, обнаруживало, что у него имеются большие запасы ценных металлов или других материалов. (Часть из этих запасов относилась к мобилизационным резервам, предназначенным к использованию в чрезвычайной ситуации или в военное время.) В то же время у этого предприятия в условиях новой рыночной экономики не было коммерческих заказов на продукцию и, соответственно, не было денег для выплаты зарплаты и погашения счетов. Так что директор предприятия пытался продать имеющиеся запасы, чтобы получить хоть какой-то доход. Перспективы продать что-то на находящемся в глубоком упадке внутреннем рынке были весьма слабые. Поэтому ключевым моментом для подобной схемы становилось наличие способов реализации товара за границу за твердую валюту. А для этого требовался кто-то с зарубежными связями и наличием инфраструктуры для доставки товара на внешние рынки. И конечно, у предприятия или посредника должно быть официальное разрешение на подобную торговлю в виде экспортной лицензии. Обычно владельцы товара продавали свои запасы по крайне низким по сравнению с международным рынком ценам. Впрочем, с учетом хронического недостатка наличных средств даже такая цена их устраивала.

Таким образом, то, что предлагал Путин, являлось возможностью извлечь прибыль в ситуации, когда в наличии имеются богатые активы, а рыночная инфраструктура (и, соответственно, механизмы для их эксплуатации) практически отсутствует. На деле страна была забита ценностями, которые контролировали продавцы, чьи возможности понять реальную стоимость того, чем они владеют, были крайне ограниченны. Эти продавцы оказались счастливы продать принадлежавшее им хотя бы за малую долю настоящей цены, просто потому, что никакой другой возможности у них не было. Для того, кто обладал ноу-хау и связями и был способен организовать доставку этих товаров за границу, норма прибыли могла стать невероятной. Для такого человека получение контракта на проведение подобной сделки (и экспортной лицензии) поистине становилось весьма ценным приобретением. Если бы все пошло в соответствии с предполагаемыми планами Путина, ситуация стала бы одинаково выигрышной для всех участников: посредники получают прибыль, Путин – продовольствие для города, а оборонные и прочие предприятия, которым и принадлежало сырье, получили бы столь необходимые денежные средства, позволившие им удержаться на плаву.

Проблема была в том, что где-то в цепочке что-то пошло не так. Вернее, как показало расследование комиссии, руководимой Салье, было сложно найти то, что сработало как надо. Сами контракты были плохо составлены. Намеренно так было сделано или по ошибке – не ясно. Кому в результате достанутся нефть и прочие товары – из них тоже было не очевидно. В любом случае главное, для чего проводились все эти запутанные транзакции – продовольствие, – так и не было доставлено в Санкт-Петербург. (Некоторая часть из поставок по этим контрактам осуществилась, но продовольствие почему-то оказалось в Москве.) К тому же возникла серьезная проблема с экспортными лицензиями – оказалось, что они выданы незаконно, до того как Путин получил разрешение из Москвы на их выдачу.

Почти десятилетие спустя, рассказывая в своем интервью об этом скандале и расследовании Салье, Владимир Путин признался, что имело место «уголовное преступление». Он заявил, что «некоторые фирмы не выполнили главного условия договора – не завезли из-за границы продукты или завезли не в полном объеме. Они нарушили обязательства перед городом». Путин отмел все обвинения в коррумпированности, которые ему предъявляла Салье, но признал, что «город, конечно, не сделал всего, что мог». Он продолжил: «Нужно было теснее работать с правоохранительными органами и палкой выбивать из этих фирм обещанное. Но подавать в суд было бессмысленно – они растворялись немедленно… Вспомните то время – тогда сплошь и рядом возникали какие-то конторы, финансовые пирамиды, МММ… Мы просто этого не ожидали…

Вы поймите, мы же не занимались торговлей. Комитет по внешним связям сам ничем не торговал, ничего не покупал, ничего не продавал. Это же не внешнеторговая организация… Лицензии мы не имели право давать».

Это – набор по-настоящему важных признаний. Вначале рассмотрим последний пункт. Тот факт, что комитет, которым руководил Путин, не имел права выдавать лицензии на экспорт, но тем не менее сделал это, стал одним из основных пунктов обвинения Салье и городского совета против него. Еще важнее реакция Путина на этот эпизод. Он заявляет, что частный предприниматель обманул его и жителей города, а городские власти были бессильны что-либо с этим сделать. Многие в стране, кто предупреждал о печальных последствиях введения рыночной экономики для России, использовали похожие случаи как доказательство ее вреда. Однако реакцией Путина не стало отрицание самой идеи частного предпринимательства. Впрочем, из этого случая он не вынес и мысль о том, что случившееся показало, насколько важно усилить законодательную систему так, чтобы фраза из его интервью «подавать на них в суд было бессмысленно» потеряла свое значение. Вместо этого его слова, что «нужно было теснее работать с правоохранительными органами», которые могли использовать «палку» без похода в суд, показывают, что он видел ответ в использовании неформальных методов, вроде тех, что преподавались ему как резиденту КГБ. И действительно, последовавшие поступки подтвердили, что именно этот путь он выбрал.

Вероятно, «продуктовый скандал» был одним из самых сильных переживаний Путина за всю его карьеру, хотя это событие никто толком и не исследовал. Людям приходилось зарабатывать – это очевидно. Путин и его схемы не сыграли хоть сколько-нибудь важной роли в жизни Санкт-Петербурга в дни кризиса. И это также очевидно. Даже в случае наиболее благоприятного сценария, господина Путина, будущего президента России, обманули. По самым же немилосердным оценкам Марины Салье и ее коллег, господин Путин был не кем иным, как мошенником, который использовал свою должность для получения частной выгоды, в том числе (по их мнению) и собственной. За довольно короткий промежуток времени «продуктовый скандал» ударил по Путину сразу с нескольких направлений. В результате в офисе санкт-петербургского градоначальника разразился политический кризис – его глубину подчеркивает то, что Анатолия Собчака вызвали в Москву для объяснений. Господин Путин избежал позорного увольнения только благодаря прямому вмешательству и помощи людей, которым он в результате стал обязан (к которым, можно сказать, даже привязан) до конца своей политической карьеры. Скандал также привел к усилению базовых элементов некоторых из его «образов».

Мэр Собчак остановил расследование, начатое в Москве федеральным аудитором Юрием Болдыревым. Дмитрий Медведев, также будущий президент России, а тогда начинающий адвокат, помог Путину организовать правовую защиту от обвинений в коррупции в городском совете. Петр Авен, еще один уроженец Санкт-Петербурга, от имени федерального правительства направил письмо, в котором постфактум утверждалось, что у Путина были полномочия для выдачи лицензий на внешнеторговую деятельность. Позже Авен ушел из правительства и сделал громкую карьеру в банковском бизнесе. Он быстро стал одним из самых богатых людей в стране, к тому же обладающим очень хорошими связями на самом верху. Сообщают также, что Путину помогали три других чиновника из Санкт-Петербурга, обладавшие хорошими связями. Эти должностные лица утверждали, что они просмотрели доклад Салье и другие документы, подготовленные мэрией города, и не нашли никаких признаков некорректных действий Путина. Этими людьми были Сергей Степашин, в то время руководитель Управления Агентства федеральной безопасности РСФСР по Санкт-Петербургу и Ленинградской области; заместитель Степашина Виктор Черкесов и Николай Патрушев, который в описываемый момент был сотрудником АФБ. Карьера позже привела Степашина в кресло министра внутренних дел и министра юстиции, а в 1999 году он недолгое время был премьер-министром России, как раз между Евгением Примаковым и Владимиром Путиным. На момент написания книги Сергей Степашин возглавлял российскую Счетную палату, ту самую федеральную аудиторскую службу, в которой работал Юрий Болдырев в начале 90-х и которая занималась расследованием «продуктового скандала». Черкесов в дальнейшем работал под руководством Путина, когда последний возглавлял ФСБ в 1998 году. Еще позже он стал полномочным представителем президента в Северо-Западном федеральном округе – территориально-административной единице, включающей в себя Санкт-Петербург. Затем он возглавил российское агентство по борьбе с наркотиками – ФСКН. Патрушев сделался директором ФСБ сразу после Путина, после ухода с этого поста он был назначен секретарем Совета безопасности Российской Федерации.

Безусловно, на том этапе карьеры «продуктовый скандал» стал для Путина наиболее серьезным личным испытанием. Пожалуй, по накалу с ним может сравниться только необходимость противостоять толпе, штурмовавшей в 1989 году в Дрездене здание, в котором он работал. Учитывая личную, а также массовую историческую память о том голоде, с которым пришлось столкнуться жителям Ленинграда во время войны, создание запасов продуктов в этом городе можно считать огромной ответственностью, что Путин должен был чувствовать очень остро. Господин Путин, как «Специалист по выживанию», знал важность природных богатств России. В начале 90-х у страны не было денег. Ее стратегические запасы и финансовые резервы были истощены. Но поскольку в России всегда есть сырье, основной задачей в тот момент стал поиск способов их реализации. В этом смысле скандал с поставками продовольствия преподал Путину очень важный урок. Из своих сделок с безответственными посредниками Путин понял, что наличие материальных ресурсов или доступ к ним – это еще не все. Если они больше не принадлежат государству или если государство недостаточно сильно, чтобы распоряжаться ими, доходы, полученные от реализации, легко могут уйти на сторону. Чтобы получить за товары настоящую цену, которую можно направить для достижения строго определенной цели, вы должны иметь осмысленный контроль над ними. Ключом к управлению ресурсами является не физическое обладание ими, но контроль над их приобретением, транспортировкой и реализацией, так же как контроль над возникающими при этом финансовыми потоками.

В конечном счете сделка «сырье в обмен на продовольствие», которая привела к «продуктовому скандалу», была первым столкновением Путина с частным бизнесом. И она неизбежно оказала влияние на его отношение к бизнесу и бизнесменам. Несмотря на чекистское прошлое, Путин был еще новичком в тех обязанностях, которые ему пришлось выполнять в городской администрации. Он действительно считал, что сможет все провернуть быстро и добиться результатов за счет прямых сделок. У него не было денег, зато имелись некоторые теоретические знания о внешней торговле, полученные в ЛГУ и Краснознаменном институте КГБ. Он, очевидно, знал людей, заявлявших об имеющемся у них доступе к ресурсам, так же как и о доступе к международным рынкам сбыта, по своим прошлым связям в КГБ. Проведение подобного рода сделок было бы очень сложным, даже невозможным, если бы он пользовался только каналами, имевшимися в распоряжении городской администрации. Но попытка в целом оказалась провальной. Путин допустил серьезную ошибку. Его немецкий биограф Александр Рар отмечал, что после провала сделок по поставкам продовольствия Путин обнаружил, что был «чрезмерно доверчивым» по отношению к частным предпринимателям. И по сей день кажется, будто Путин думает, что он страдает от того, что доверяет другим «слишком легко». Совсем недавно, в 2009 году, когда журналист «Блумберга» спросил, что он считает главным недостатком своего характера, Путин немедленно и односложно ответил – «доверчивость».

 

Политика и бизнес в Санкт-Петербурге

Сделки по поставке продовольствия – не единственный случай, когда Путин мог почувствовать, что частные предприниматели его предали. В то время как Владимир Владимирович выполнял функции агента КГБ в лагере Собчака, тот поручал ему выполнение разнообразных заданий, включая политические. Уже в 1993 году Собчак стал поручать Путину проведение политических кампаний. Большинство из них закончились неудачно, причем есть ощущение, что многие были провалены специально или же их не планировалось выиграть изначально. Например, перед выборами в российскую Думу декабря 1993 года Собчак поручил Путину вступить в партию Егора Гайдара и провести предвыборную кампанию в городе. Однако у Собчака была собственная партия, так что сложилась несколько абсурдная ситуация, когда Путин и Собчак – члены одной команды, одновременно проводили предвыборные кампании двух либерально-демократических партий. Точно не ясно, что именно Собчак поручил сделать Путину с «Выбором России», но, что бы это ни было, партия Гайдара получила 27 % голосов, а собственная партия Собчака даже не преодолела пятипроцентный барьер.

Череда провалов и сомнительных успехов Путина на ниве политического менеджмента в Санкт-Петербурге продолжилась и в следующем раунде думских выборов. В декабре 1995 года Собчак дал Путину инструкции вступить в партию «Наш дом – Россия» (НДР), возглавляемую действующим премьер-министром Виктором Черномырдиным и считавшуюся российской «партией власти». Путин стал главным в региональном отделении этой партии, и вскоре Черномырдин ввел его в политбюро НДР. Однако в Санкт-Петербурге НДР на выборах стала всего лишь третьей, пропустив вперед партии «Яблоко» и «Выбор России». Неудачи Путина в его первых попытках выйти на политическую сцену не остановили Собчака от использования его на этом поприще. Думские выборы 1995 года только закончились, как пришла пора нового политического противостояния – выборы мэра Санкт-Петербурга, которые были запланированы на июнь 1996 года, то есть на то же время, что и выборы президента России.

По всем расчетам, включая собственные, Собчак должен был сохранить кресло мэра за собой. Он назначил Владимира Путина главой комитета по перевыборам. По мнению Александра Рара, именно Путину принадлежала идея провести выборы на четыре недели раньше запланированного, поскольку это сокращало время на подготовку для оппонентов. Путин получил разрешение Москвы на перенос даты выборов и, что было гораздо труднее, уговорил местных политиков пойти на это. Однако в конце концов Путин провалил предвыборную кампанию. Он думал, что главная угроза Собчаку исходит от «радикальных» демократов вроде Юрия Болдырева, который, как мы уже упоминали выше, был правительственным аудитором и принимал участие в расследовании «продуктового скандала», а после стал одним из основателей партии «Яблоко». Главным пунктом программы Болдырева на выборах мэра Санкт-Петербурга стала борьба с коррупцией. Совершенно ясно, что если бы он сменил Собчака на посту мэра и решил навести порядок в администрации города, это стало бы большой проблемой лично для Путина. Неважно, какими были мотивы, но Владимир Владимирович сконцентрировал усилия предвыборного штаба на борьбе с Болдыревым. В результате он совершенно проигнорировал кандидата, который выиграл выборы, – это оказался бывший первый заместитель мэра города Владимир Яковлев.

С ретроспективной точки зрения сложно представить, как Путин, даже если он зациклился на потенциальной угрозе со стороны Болдырева, мог проигнорировать Яковлева? Выигравший кандидат был его коллегой по собчаковской команде, и они тесно общались по работе. Он так же отвечал за экономическую политику городской администрации, как и Путин с Алексеем Кудриным. Во время предвыборной гонки Яковлева поддерживали некоторые влиятельные российские политики. Несмотря на то, что премьер-министр Черномырдин в качестве благодарности за помощь во время парламентских выборов 1995 года официально поддерживал кандидатуру Собчака, многие другие представители московской элиты были против его повторного избрания на пост мэра. Трио кремлевских инсайдеров – бывший генерал КГБ и глава Службы охраны президента Бориса Ельцина Александр Коржаков, бывший первый вице-премьер Олег Сосковец, а также руководивший кампанией по перевыборам Ельцина в 1996 году и бывший в то время руководителем ФСБ Михаил Барсуков тайно договорились подыскать замену тяжело больному Ельцину. И когда должно было прийти время, их кандидату потребовалась бы поддержка российских регионов. Санкт-Петербург, второй по величине город в стране, был с этой точки зрения очень важен. Трио заговорщиков знало, что им никогда не перетянуть Собчака на свою сторону. И действительно, в случае, если Собчак переизбирался в мэры Санкт-Петербурга на очередной срок, он сам становился весьма серьезным кандидатом на пост президента страны. Так что эти три фигуры сделали ставку на Яковлева. Кроме клики Коржаков – Сосковец – Барсуков, Собчаку противостоял еще один человек с президентскими амбициями – влиятельный мэр Москвы Юрий Лужков. Он также видел Яковлева как человека, который в нужное время поддержит его самого, а не будет противником в президентской гонке.

Яковлев получил из Москвы деньги и политическую поддержку. А у Собчака деньги закончились за два месяца до выборов, и его сторонники были в отчаянии. Александр Рар пишет: «У Путина начали сдавать нервы». «В беседе с не менее взволнованным Собчаком он твердо обещал ему: «Я заставлю самых богатых бизнесменов, нажившихся на приватизации городской собственности, публично принести нам клятву верности». Затем Путин собрал этих бизнесменов на принадлежавшей городской администрации даче и призвал их финансово поддержать кампанию Собчака. Они отказались. Потерпев неудачу с представителями крупного бизнеса Санкт-Петербурга, Путин решил попробовать более мелкую добычу. Он запланировал благотворительный вечер для владельцев среднего и мелкого бизнеса, но опять потерпел неудачу, когда Собчак забыл время проведения мероприятия и не приехал на него.

Путин продолжал страдать от унижения, видя, как известный санкт-петербургский криминальный авторитет успешно собрал деньги в фонд мэра там, где он сам потерпел неудачу. Бандит потребовал от каждого из участников «круглого стола» внести по 2000 долларов в его «Фонд поддержки мэра». Естественно, предприниматели не смогли ему отказать. Представитель реального «бандитского Петербурга» превзошел бывшего кагэбэшника и «мэрского фиксера». Вполне возможно, что Путина так расстроила неявка мэра, что он больше не делал попыток собрать деньги для продолжения кампании по перевыборам. Неважно, по какой причине, но во всех своих автобиографических интервью Путин обходит молчанием данные аспекты санкт-петербургских выборов 1996 года. Однако можно считать, что уроки, полученные во время всех этих событий, он запомнил очень хорошо. В следующий раз, когда ему пришлось сесть за один стол с группой крупных бизнесменов, он более не рассчитывал на их расположение из уважения к его прошлым заслугам. У него уже имелись рычаги давления на них. Настоящие, значимые рычаги. В данной ситуации он был как упомянутый выше мафиозо. И у его оппонентов просто не осталось возможности отказаться, поскольку это было чревато серьезными для них последствиями.

 

«Схема Зубкова»

Что удивляет в описанном выше эпизоде, так это то, что на самом деле у Путина были реальные рычаги давления на ведущих петербургских бизнесменов. После скандала с поставками продуктов он озаботился созданием системы, которая давала ему возможность обеспечивать сделки с частными предпринимателями и даже контролировать их. Этот метод включал в себя сбор информации о финансовых транзакциях и налоговых платежах фирм и бизнесменов и тщательную ее оценку. В качестве заместителя мэра Путин приказал всем предприятиям города пройти регистрацию в Комитете по внешним связям, и «с помощью местного налогового управления, руководимого его бывшим заместителем [Виктором] Зубковым», Путин проверял финансовую деятельность компаний на совершенно законных основаниях. В какой степени Путин и Зубков пытались замаскировать свою деятельность – не ясно, но для многих эта схема не осталась незамеченной. Председатель Ленсовета Александр Беляев под присягой обвинил Путина в использовании «методов, освоенных им за время службы в разведке» для контроля над городскими бизнесменами.

Ключевым в данном вопросе является то, как на самом деле работал механизм, разработанный Путиным и Зубковым для воздействия на бизнесменов. В разных источниках высказываются предположения, что при этом использовался шантаж. Поскольку в той финансовой информации, которую собирали эти двое, содержались данные, в том числе и о неуплате налогов и прочих махинациях, Путин и Зубков получали в свои руки идеальное оружие, с помощью которого можно было обеспечить надежность сделок, заключаемых между городской администрацией и частными компаниями. Им достаточно было дать знать компаниям, что они обладают компрометирующей информацией, но еще не передали ее в правоохранительные органы. И если контрагент будет вести себя должным образом, информация так и останется без движения. Это классический «метод спецслужб», на который ссылался Беляев. И можно быть уверенным, что подобный подход Путин освоил и, наверное, использовал в КГБ.

Без сомнения, есть много деталей общения Путина с санкт-петербургскими бизнес-кругами в 90-е годы XX века, которые мы никогда не узнаем. Какими бы неясными эти факты ни были, но они стали предвестниками того, как несколькими годами позже он общался с частным бизнесом в Москве. Схема, разработанная Путиным и Зубковым, начала работать в конце 1993 – начале 1994-го, но, скорее всего, вчерне план был разработан раньше. Его ключевым элементом стало назначение Виктора Зубкова главой местного налогового управления. Эта важная деталь никогда не освещалась в путинских биографиях, несмотря на то, что на протяжении более двух десятилетий Зубков был к нему очень близок.

В сентябре 2007 года Путин сделал первые публичные шаги для организации того, что позже назовут «тандемом» или «тандемократией» – занятие им поста премьер-министра, в то время как Дмитрий Медведев становился президентом страны. Для этого на время очень важного переходного периода (когда он сам уже передаст президентские полномочия и будет ожидать назначения) Путину в кресле премьер-министра нужен был человек, которому он мог всецело доверять. И одним из тех, кому, как он знал, он мог доверить такую власть, и был Виктор Зубков. Во время встречи за ужином в рамках Валдайского дискуссионного клуба в сентябре 2007 года Путин рассыпался похвалами в адрес Зубкова и многословно объяснил, что выбрал его кандидатуру на пост премьер-министра в переходный период. Из его объяснений следовало, что Зубков на протяжении всей его биографии был «человеком с большим жизненным и большим профессиональным опытом. Он в принципе настоящий профессионал, действующий администратор, с хорошим характером и в то же время с большим производственным опытом». Виктор Зубков, добавил он, «человек исключительно порядочный». Путин подчеркнул, что на все должности его назначали из-за «его личных качеств (он человек исключительно порядочный)… В его ведомстве и у него в руках огромный массив информации финансового характера. Это прежде всего аналитическая служба, которая собирает сведения и о финансовых структурах, и о правительственных организациях – огромный массив информации. Ни разу, хочу это подчеркнуть, Виктор Зубков не воспользовался подобной информацией в неблаговидных целях».

Зубков, который старше Путина на 11 лет, изначально учился на председателя совхоза. В советской плановой экономике он вырос до высоких постов в рамках Ленинградской области. Изначально Зубков появился в команде мэра Санкт-Петербурга в 1992 году и занял должность заместителя Путина. Основной его задачей было недопущение кризиса поставок продовольствия. Зубков оказался способен использовать свои старые связи в сельскохозяйственном секторе и наладить поставки продуктов после того, как частные предприниматели нарушили заключенные контракты. (Еще одной версией полезности Зубкова для городской администрации было то, что он отвечал за выделение земельных участков для офицеров частей Советской армии, возвращавшихся из Восточной Германии.) Позже, в ноябре 1993 года, Виктор Зубков, который на протяжении всей своей карьеры в советской системе был управленцем в сельскохозяйственном секторе, внезапно стал из «заместителя заместителя» (это слова Путина) начальником Государственной налоговой инспекции по Санкт-Петербургу и заместителем руководителя Государственной налоговой службы Российской Федерации. Другими словами, третьеразрядный местный чиновник без какого-либо опыта работы с налогами и финансами вообще стал главным налоговиком Санкт-Петербурга. Вероятно, не менее примечательным, чем такое странное назначение, стало то, что уже в скором времени Зубков создал городу репутацию места, где налоги собирают очень эффективно и без коррупции. Он стал известен благодаря своему сугубо деловому подходу и получил прозвище «Витек-отдай-миллион». По словам одного журналиста, Зубков использовал следующий лозунг: «Заплати налоги и спи спокойно».

С помощью Виктора Зубкова Путин собирал компрометирующую информацию о компаниях и отдельных лицах и накапливал ее. В результате теперь у Владимира Путина появилась возможность предлагать предпринимателям защиту от налоговых органов… которые возглавлял сам Зубков! Эта образцовая «схема защиты» стала отличительной чертой действий Путина, направленных на другую группу частных бизнесменов – российских олигархов. Неподкупность главного налоговика имела решающее значение для осуществления любых специальных договоренностей с Путиным. Буквально за несколько дней до того, как Путина назначили премьер-министром в августе 1999 года, Зубкова вызвали в Москву в качестве заместителя министра финансов. Когда Путин сделал еще один шаг по лестнице власти, став из премьера президентом, Зубков последовал за ним и помог организовать Федеральную службу по финансовому мониторингу (Росфинмониторинг РФ), монопольный орган по сбору и хранению важнейшей финансовой информации о российских корпорациях.

 

Возвращение к корням. «Самая сложная работа»

Главным во всех этих примененных в Санкт-Петербурге схемах были навыки, полученные Путиным за время службы в КГБ. Несмотря на то, что за пятнадцатилетнюю карьеру в этой организации он мог несколько раз привлекаться для шпионских операций и аналитической работы, главной задачей Владимира Путина был не шпионаж и не аналитика. До начала 1990-х, когда он (с подачи КГБ) перешел на работу в мэрию Санкт-Петербурга, он был офицером резидентуры. Почти все навыки практической работы получены им именно на этой должности. Эти навыки лучше всего описывает сам Путин в интервью, которое он дал на заре своей президентской карьеры. В июне 2001 года он созвал пресс-конференцию для руководителей московских бюро ведущих американских средств массовой информации. В конце мероприятия тогдашний глава московского представительства журнала Newsweek Кристиан Кэрил, отметив, что сам Путин заговорил о том, что горд службой в КГБ, спросил, что именно из полученной подготовки оказалось наиболее полезным для лидера России. В своем ответе Путин описал два наиболее значимых навыка: «…самое главное – это опыт работы с людьми… Для того чтобы эффективно работать с людьми, нужно уметь наладить диалог, контакт, нужно активизировать все самое лучшее, что есть в вашем партнере. Если вы хотите добиться результата, нужно уважать своего партнера. А уважать – это значит признать, что он в чем-то лучше вас.

Нужно сделать человека союзником, нужно, чтобы человек почувствовал, что нас с ним объединяет нечто общее, что у нас есть общие цели. Вот этот навык, пожалуй, самое главное. Конечно, прежде всего он полезен при работе внутри страны, и только потом уже в международных делах…

[Другой навык] – это умение работать с большим количеством информации – навык, который культивируется в аналитических службах, в специальных органах, навык выбирать главное из большого потока информации, обрабатывать ее и уметь использовать».

Способность «работать с людьми» и «работать с информацией» была и будет ключевой в путинской карьере. Это не первое упоминание навыков, которыми он так гордится. В книге «От первого лица» Путин предложил авторам вставить комментарии своего близкого друга, хорошо знавшего его по временам ленинградской юности, Сергея Ролдугина. Когда Ролдугина спросили, знали ли он, чем на самом деле занимался Владимир, тот ответил: «Вовка сразу сказал мне, что работает в КГБ. Практически сразу. Может, он и не должен был этого делать. Некоторым он говорил, что работает в милиции… Я у Володи никогда не спрашивал ничего про работу. Мне, конечно, интересно было: а как там? Но точно помню: однажды решил все-таки его со всех сторон окружить и выяснить про какую-нибудь спецоперацию. Но ничего у меня не вышло.

А потом я его спросил: «Я – виолончелист, я играю на виолончели. Я никогда не смогу быть хирургом. Но я – хороший виолончелист. А у тебя что за профессия? Я знаю, ты – разведчик. Не знаю, что это значит. Ты кто? Что ты можешь?» И он мне сказал: «Я – специалист по общению с людьми». На этом мы разговор закончили».

Фразы «общаться с людьми», так же как «работать с людьми», имели в кагэбэшном жаргоне двойное значение. С одной стороны, под этими словами скрывались попытки выяснить настроения, доминирующие среди населения, чтобы предупредить недовольство. Этот способ можно назвать «способом фокус-групп», впервые предложенным императору Николаю Первому в 20-х годах XIX века основателем и наиболее известным руководителем царской тайной полиции генералом и графом Александром Христофоровичем фон Бенкендорфом, который не хотел повторения восстания декабристов 1825 года. Бенкендорф сказал царю, что он и его коллеги будут «изучать состояние умов людей» и таким образом смогут определить, что сделать, чтобы избежать их недовольства.

Для разведчика наиболее важная часть «работы с людьми» – изучение психологии своих оппонентов. Для резидента это также необходимый шаг при вербовке и сопровождении своих агентов. Он включает в себя изучение образа мышления кандидатов, поиск их слабостей и способов их использования. Для Путина и его наставников из КГБ, так же как для всех, служивших в этой организации в 70-е и 80-е годы, двоякий смысл «работы с людьми» понятен без расшифровки. Для оперативника целью может быть что угодно – от отдельного человека до всего населения.

 

«Новый КГБ» Андропова. Работа с конкретным человеком

«Работа с людьми» стала отличительной чертой Комитета государственной безопасности, когда этой организацией руководил Юрий Андропов. Ключевым вопросом в то время было: стоит ли людей, попавших в «разработку», просто репрессировать, посадить в тюрьму или уничтожить; или можно с ними работать мягко и завербовать? Первый подход гораздо проще и требует не особого мастерства, а лишь жестокости. И он также, согласно воззрениям Андропова и его коллег, отдает недальновидностью. Последний же подход сулит гораздо больший потенциальный выигрыш – но сложен и требует высокого мастерства исполнителя, деликатности, терпения и, что важно, наличия рычагов воздействия. «Работа с людьми – это самая сложная работа, которая вообще есть на свете», – сказал однажды Путин во время встречи с молодыми сотрудниками российских правоохранительных органов, состоявшейся в 2003 году.

Вскоре после того, как он возглавил КГБ, Андропов объявил о планах по созданию совершенно нового департамента – «Управления по борьбе с идеологическими диверсиями противника» – 5-го Главного управления. Этот «главк» задавал в КГБ тон, когда по «андроповскому призыву» Путин пришел в эту организацию в начале 70-х. Вполне вероятно, что за время своей карьеры Владимир Путин служил в подразделениях 5-го Управления. Причины создания управления его глава, Филипп Бобков, раскрыл в своих изданных в 1995 году мемуарах «КГБ и власть». По его мнению, либерализация советской системы, наступившая после смерти Сталина в 1953 году, а особенно после разоблачения преступлений сталинской эпохи, которое сделал Никита Хрущев во время знаменитой «секретной речи» 1956 года, изменила условия, в которых пришлось работать КГБ. «Чистые» репрессии отныне считались непродуктивными. Ко времени прихода Андропова в кресло руководителя КГБ уже отмечались спонтанные выступления населения в различных регионах СССР в ответ на репрессии или провалы системы. Сам Андропов, бывший советским послом в Будапеште во время венгерского восстания 1956 года, знал, как далеко могут зайти события и как трудно их будет остановить, если дать протестам набрать обороты.

Андроповский подход, направленный на более активную работу с людьми, вскоре удалось испытать на деле. Бобков рассказывает о случае, имевшем место в городе Рубцовск Алтайского края в Сибири в 1969 году. Водитель грузовика, арестованный за вождение в пьяном виде, умер в камере. Практически весь город вышел на улицы, протестуя. Немедленно в Рубцовск отправили полковника Цупака из 5-го Управления, поручив ему разобраться со сложившейся ситуацией. К моменту, когда полковник прибыл в город, на главной площади уже собралась распаленная добровольными агитаторами толпа, насчитывавшая больше десяти тысяч человек. Полковник Цупак вышел прямо в толпу и объявил, что его прислал Андропов с тем, чтобы выслушать их требования и передать их прямо в Москву. Так ему удалось немного успокоить толпу. Бобков писал: «Вы спросите, было ли это на самом деле работой КГБ? На самом деле нет. Но больше этим никто не занимался». После он продолжил: «[Где бы ни возникали подобные выступления] Андропов рекомендовал подходить к делу осторожно и гибко. Однако многие были сторонниками жестких репрессивных методов… Но Андропов старался их удержать от рискованных поступков и применения крайних мер». События в Рубцовске и вмешательство полковника Цупака очень похожи на то, как сам Путин поступил в 2009 году, во время беспорядков в фабричном моногородке под Санкт-Петербургом, когда он разбирался с жалобами местных жителей.

Что более существенно, Андропов пропагандировал вести профилактическую работу с отдельными людьми, а не с массами. Представители так называемой интеллигенции – артисты, писатели, инженеры и другие «белые воротнички» считались в такой работе основной целью. Как писал Бобков, СССР в этот критический послесталинский период требовалось «общение с людьми». И в данном вопросе новый «андроповский» КГБ вступал в конфликт не только с ретроградами внутри организации, но и с руководством КПСС. Бобков, в частности, описывает столкновение между этим «просвещенным», как они сами себя называли, крылом КГБ и партийными боссами по поводу запрета конкретных писателей, включая всемирно известного эмигранта Владимира Набокова. Андропов пытался выступить с докладом по этому вопросу на Политбюро ЦК КПСС, но ему заявили, что подобные вопросы вне компетенции КГБ.

Бобков писал: «Мы прекрасно понимали, что раньше или позже нам все равно придется разбираться с подобными вопросами – ведь чем больше налагается запретов, тем острее реагирует на это интеллигенция. В конце концов не осталось сомнений в том, что найдутся те, кто будет готов нарушить закон. Таким образом, наше вмешательство было неизбежным».

В своей книге Бобков приводит то, что он считает успешным примером профилактической работы, в котором к тому же он сам принимал непосредственное участие. Это было дело историка-диссидента Роя Медведева, статьи которого печатали на Западе антикоммунистические издания. Медведева уже исключили из коммунистической партии. Офицеры КГБ встретились с ним и предупредили его о возможных последствиях критических высказываний в адрес советской системы и публикаций за границей. Однако их миссия не имела успеха. Когда Медведев стал клеветать лично на Генерального секретаря КПСС Леонида Брежнева, партийные органы потребовали от КГБ принять меры. Партийные функционеры начали шептаться, что Андропов поддерживает Роя Медведева лично и хочет использовать его против Брежнева во внутрипартийной борьбе. Так что Бобков (по его словам) был вынужден взять дело в свои руки. Он напросился к Медведеву в гости и за чаем имел длительный разговор с диссидентом:

«[В процессе разговора] я оценил сильные и слабые стороны логики моего собеседника. Я понял, в чем он был прав, а в чем ошибался. Мне было очень полезно все это узнать. Я был доволен результатом встречи: Медведев прекратил сотрудничать с издателями, не связанными с [западными] коммунистическими партиями. Он прекратил издавать и свой журнал «Политический дневник». С тех пор Медведев сотрудничал только с изданиями коммунистической партии и значительно склонился в сторону «плюрализма в рамках социализма»… Самым важным для меня было то, что Медведев начал работать с коммунистами Запада. Теперь мы получили каналы, через которые могли противостоять его нежелательным нападкам».

Случай с Медведевым, как писал Бобков, хорошо показывал, насколько важно «работать с людьми и использовать их потенциал в идеологической борьбе». То, как Бобков описывает свою встречу с Медведевым, является классической иллюстрацией работы «просвещенной» спецслужбы, вроде КГБ андроповской эры. В теории цель состояла в том, чтобы убедить подопечного в правильности своего дела в разговоре наедине. На практике же переубедить без применения угроз не удавалось. Практическая реализация угроз была нежелательна, например, как в случае с придуманной Путиным и Зубковым схемой или Русфинмониторингом, предпочтительнее было держать информацию в резерве и не давать ей хода.

Идеальной вербовкой для резидента КГБ можно считать такую, в результате которой обе стороны заключают взаимовыгодное соглашение. Естественно, подобное соглашение обеспечено угрозой, такой, чтобы в случае ее реализации вербуемый был полностью уничтожен. И необходимо, чтобы именно у резидента, проводящего вербовку, было монопольное право распоряжаться подобной угрозой. Соглашение не будет работать, если вербуемый сможет обратиться к кому-то другому за защитой. Вполне вероятно, что хотя бы некоторое время на протяжении своей кагэбэшной карьеры Владимир Путин принимал участие в вербовке двойных агентов, что гораздо труднее, чем обычная вербовка. По большей части люди, ставшие двойными агентами, совсем не собирались поддерживать дело, которому служил вербовщик, или были в лучшем случае безразличны к нему. Если Путин принимал участие в подобной деятельности, с большой долей вероятности это было в Восточной Германии между 1985 и 1990 годами, во время операции «Луч», если, конечно, такова действительно была одна из задач этой операции. Вербовка и сопровождение двойных агентов – гораздо более трудные задачи, чем те, с которыми сталкиваются обычные сотрудники резидентур. Для их проведения требуется куда больше терпения и тонкости, при том, что угрозы должны быть сильнее и беспощаднее.

 

КГБ – это для политика «плюс»

Есть и другие ссылки на действия андроповского КГБ, еще теснее связанные с тем, чем занимался Путин как во время службы, так и во время пребывания в «действующем резерве», иначе говоря, в то время, когда его направили на работу в команду Собчака. В 2000 году в своем интервью Валерий Александрович Щукин, заместитель губернатора Пермской области на Урале, рассказал о собственной карьере в КГБ. Он также подчеркнул (как видно из названия статьи), что служба в КГБ – «плюс для политика».

Щукин на пару лет старше Путина, и он тоже был кадровым агентом, а потом, оставаясь в «действующем резерве», работал заместителем пермского губернатора, так же, как Путин был заместителем мэра у Анатолия Собчака. И, как Путин, Щукин пришел в КГБ по «андроповскому призыву». И в Институте КГБ он учился примерно в то же время, что и господин Путин. В интервью местной газете «Звезда» про «андроповский призыв» он рассказывает следующее: «Конечно, изначальная специальность и базовое образование у меня совершенно непрофильные. Зато брат к тому времени уже довольно давно служил в органах, и, стало быть, моя анкета была проштудирована, как говорится, «от и до». Кроме того, семейные династии приветствовались ведь не только у металлургов и шахтеров.

Существенным был и тот факт, что все это происходило в андроповский период, когда в комитет был направлен очередной партийно-комсомольский призыв. Сверхзадача этого кадрового десанта – не допустить, чтобы спецслужбы встали над партией. Поэтому одновременно со мной в Высшей школе КГБ училось не менее десятка комсомольских деятелей довольно высокого ранга».

Щукин рассказал, что ему предложили занять место вице-губернатора в 1996 году, когда он еще был на действительной службе. При этом инициатива исходила от губернатора, а не от руководителей спецслужб. Начальство незамедлительно перевело его в «действующий резерв», но спустя год он сам написал заявление об окончательном увольнении. Журналист спросил Щукина, что значит «быть офицером действующего резерва», отметив при этом, что Путин тоже около года был в таком статусе, когда работал в мэрии Санкт-Петербурга. Щукин ответил: «Это значит, что человек, не получая зарплаты в органах, продолжает числиться в кадрах своего управления, имеет доступ к оперативной информации, может расти в звании и обязан выполнять поручения и приказы командования, – в том числе секретные, конфиденциальные, без права уведомления об этом своего руководства по месту гражданской службы».

Представитель газеты предположил, что подобное положение превращает офицера резерва в «засланного казачка». Щукин ответил, что это «грубовато», но согласился, что «юридических и этических проблем в этой связи возникает предостаточно». С другой стороны, Путин никогда не упоминал ни о каком дискомфорте, связанном с этими аспектами его работы оперативником и вице-мэром одновременно. Конечно, Путин, как и Щукин, неоднократно подчеркивал ту положительную роль, которую служба в разведке сыграла в его жизни, и то, как она сказалась на его политических воззрениях. Например, в одном из ранних интервью, данном в декабре 2000 года, буквально через несколько месяцев после того, как пермская газета опубликовала интервью Щукина, он отвечал на вопросы журналистов канадских телеканалов CBC и CTV, канадской же газеты Globe and Mail, и российской телекомпании РТР. Когда его спросили, не «раздражает» ли его, когда задают вопросы о его работе в качестве резидента КГБ, Путин ответил, сославшись на бывшего государственного секретаря США Генри Киссинджера: «Почему мне не нравится? Я никогда не говорил, что мне не нравится. Я не знаю, уместно ли будет вспомнить мою первую встречу с господином Г. Киссинджером, я отношусь к нему с большим уважением. Когда я ему сказал, что начинал свою карьеру в разведке, он сделал небольшую паузу, подумал, а потом говорит: «Все приличные люди начинали в разведке. Я тоже». Чего я не знал, к моему стыду.

Ну что ж? Ничего не поделаешь. Я знаю, что некоторые деятели в других странах, в том числе и президенты, в США, например, тоже работали когда-то в разведке. Я служил своей стране, делал это добросовестно, и мне не в чем раскаиваться. При этом никогда не нарушал, как это ни удивительно, законов других стран. Это была интересная, достаточно высокопрофессиональная деятельность. Для меня она сыграла определенную положительную роль. Это была интересная работа».

Поиск, вербовка и сопровождение агентов обычно происходят в очень интимной, частной обстановке. Но как президенту России, Владимиру Путину пришлось применять навыки резидента в масштабах огромной страны, чтобы завоевать доверие к своему делу и призвать на службу государству все население. Как это у него получилось? Господин Путин не мог уговаривать каждого россиянина лично. Как вербовщик и «Резидент» для целой нации, он должен был использовать другие инструменты для решения этой задачи. Как мы уже рассмотрели выше, создание истории стало тем мощным инструментом, который он с помощью фальшивых личин и PR-трюков использовал, будучи президентом и премьер-министром.

Используя историю и связи с общественностью, Путину удалось применить свой образ «Резидента» не к персоналиям, а ко всему населению и завербовать целые социальные группы. Начиная с декабрьского «Послания тысячелетия», в своих выступлениях и работах он определял, история какого из социальных слоев станет составной частью общего русского мифа, а какая из групп населения рискует оказаться за бортом корабля истории, если только не поддержит его идеи и политику. Ультимативной формой такой скрытой угрозы для социальной группы (например, оппозиции, протестовавшей против результатов президентских выборов 2012 года) можно считать, если их называют словом «чужие», а не «наши». Различные путинские представления, когда он появлялся в роли то байкера, то охотника, то пожарного, так же, как и его встречи с рабочими в цехах завода или на улицах фабричного моногородка, одновременно и связывали различные социальные группы русских в одно целое – «наших», и позволяли обратиться к ним за политической поддержкой напрямую.

 

Ближе к народу. Президент на «горячей линии»

Одной из особенностей общения господина Путина в образе «Резидента» с широкими массами можно считать его склонность к разговору «один на один» с представителями русского народа во время телевизионных конференций или встреч на камеру. К таким мероприятиям можно отнести не только пресс-конференции, но и так называемые «горячие линии» – ежегодные шоу, состоящие из ответов президента или премьер-министра народу, когда он приспосабливает свои высказывания к вопросам конкретных людей. С самого начала, то есть с 2004 года, те части встреч Валдайского дискуссионного клуба, которые проходили в формате вопросов и ответов, также транслировались по телевидению, а стенограммы этих встреч на английском и русском языках выкладывались на официальном интернет-сайте Кремля или агентства РИА «Новости».

Подобные мероприятия наполнили раннюю концепцию фокус-групп фон Бенкендорфа новым смыслом. Вместо пламенных речей в стиле Фиделя Кастро и пространных монологов перед массовой аудиторией Путин применил свой резидентский подход. Он общался с собеседниками напрямую и был способен вести эти диалоги часами, причем каждую беседу он проводил как настоящий профессионал – практик вербовки. Он смотрел на собеседников как на источник разведывательной информации. Сами по себе вопросы были такой информацией. Через них раскрывалось то, о чем спрашивавшие думали, что их заботило. Его же ответы предлагали решение проблем, стоящих перед этими людьми, и помогали ему завоевать их сердца. Как сказал Путин корреспонденту журнала «Newsweek» Кристиану Кэрилу в июне 2001 года, он гордился своей способностью вычленять ключевую информацию из того огромного потока, что обрушивался на него, а затем обрабатывать и использовать ее.

Фактически для Путина цель всех этих сессий была ясна еще в самом начале его президентства. Во время первой «горячей линии» в декабре 2001 года он лично обозначил формат этого общения с населением России как явный пример «работы с людьми» и получения информации. Во время этого мероприятия один из позвонивших по телефону сказал, что ему нравится формат «Прямой линии», и попросил Путина прокомментировать. Президент ответил: «Действительно, в таком контексте диалога первого лица государства с населением еще не было… Но я считаю, зная потребность в диалоге, что такая форма общения приемлема, и первое лицо государства просто обязано общаться со своими гражданами, должно их слушать, слышать, должна быть обратная связь. Вы знаете, что я часто бываю в регионах, я вижу эту потребность со стороны граждан.

Должен вам сказать, что для меня это не менее важно, чем для тех, кто задает вопросы, для того чтобы почувствовать, что происходит, почувствовать, что людей волнует. И должен вам сказать, что анализ поступающей информации показывает, что приоритеты меняются: если еще вчера-позавчера были одни приоритеты, то сегодня они меняются.

Наверное, я не смогу ответить на каждый вопрос – их полмиллиона и больше, когда объявили о том, что будет такая встреча, в сутки поступало 300 тысяч телефонных звонков. Поэтому на все трудно ответить. Но я хочу поблагодарить тех, кто принимает участие, потому что это создает хорошую социологическую базу, которая будет наверняка на 100 % обработана и станет учитываться в нашей практической деятельности».

Путин заверил звонившего: «Что касается такой формы общения, то я постараюсь, чтобы это не оказалось единичным случаем». И действительно, с тех пор подобные «Прямые линии» стали ежегодными. Как подчеркивал Путин, перед каждым подобным мероприятием телефонные линии оказывались перегружены валом звонков. Кремлю пришлось отрядить настоящую армию операторов и аналитиков, которые отвечали на звонки, записывали вопросы, обрабатывали и размещали их по категориям, чтобы понять, о чем люди думают. Отвечая в прямом эфире на ограниченное количество специально отобранных, но относящихся при этом ко всем сферам социальной жизни вопросов, Путин, таким образом, убеждал людей, что он сам и государство способны решить их проблемы, как личные, так и социальные. В неявной форме до зрителей доносилось, что Путин и его команда следят за всеми проблемами. И что нет нужды людям самоорганизовываться для решения своих проблем, а также выходить на улицы и протестовать. Просто позвоните Путину, и он все исправит.

Формат «Прямой линии» включал в себя сразу два аспекта «работы с людьми», как ее описывал Филипп Бобков в своей книге. «Работа с людьми» связана как с массами, как это продемонстрировал полковник Цупак в Рубцовске, так и с индивидуальной работой, что видно на примере чаепития самого Бобкова с Медведевым. Во время «Прямой линии» Путин обращался к массовой аудитории, находящейся в телевизионной студии, и к еще более широкой аудитории, сидящей у телевизоров дома или на работе. Но он также общался с людьми индивидуально. С теми, кто позвонил в студию и задал свои вопросы. Однако личный разговор получался и с теми, кто смотрел телевизор в спокойной обстановке за чашкой чая.

Важно отметить, что истории Филиппа Бобкова, подобно многим автобиографическим рассказам Путина, по большей части представляют собой байки, рассказанные постфактум, или даже легенды. Мы не можем быть уверены, что какой-либо случай, о котором поведал Бобков, имел место на самом деле или происходившее в реальности хоть как-то связано с тем, как он об этом рассказал. Но точно известно, что аналогичные истории Бобков, как начальник 5-го «главка», рассказывал молодым рекрутам в начале 70-х, а такие молодые офицеры, как Владимир Путин, их хорошо усвоили. Следы похожих историй можно обнаружить в его собственных рассказах и воспоминаниях. Еще одной важной особенностью Бобкова и Путина является то, что они отражают события очень односторонне. В них подчеркивается умелость кагэбэшного вербовщика, «Резидента», в деле уговоров. При этом сознательно и довольно явно опускается тот факт, что упомянутые навыки вряд ли могут быть эффективно использованы при отсутствии второй стороны в диалоге – человека, которого вербуют и который знает, что альтернативой полюбовной договоренности с вербовщиком может стать долгое пребывание в подвале Лубянки, штаб-квартиры КГБ, или в одном из специальных тюремных лагерей, таких как Пермь-36, или даже в психиатрической лечебнице, любимом месте заключения у кагэбэшников времен Андропова.

Бобков и Путин оценивали свой успех в каждом конкретном случае большей частью по тому, удалось ли достичь поставленной вербовочной цели без применения угрозы на практике. Успешность вербовки определяется тем, насколько завуалированно подана «главная угроза». Вербуемый все отлично понимает, но резидент КГБ при этом может говорить, что ему просто мастерски удалось убедить своего оппонента. Это часть смысла «работы с людьми». Одно из достоинств «индивидуальной работы» состоит в том, что подобный подход позволяет вербовать представителей любой категории и на любой стадии процесса вербовки. Можно было применять эту технику и к тому, кто изначально был настроен дружелюбно, и к тому, кто был нейтрален, но мог предложить что-то ценное, и к тем, кто, как Рой Медведев, был потенциально опасен, и даже к открытым врагам, которых можно было таким образом превратить в двойных агентов. В зависимости от принадлежности вербуемого к одной из этих категорий сам процесс мог занять большее или меньшее время, и тут все зависело от того, какой «рычаг воздействия» имелся в распоряжении вербовщика.

 

Работа с обезумевшей толпой

Главным недостатком такой методики при переходе на массовый уровень и общении с большими группами людей является высокая сложность налаживания личного контакта с открыто враждебной толпой. С этой точки зрения история полковника Цупака является выдающейся и, честно говоря, малоправдоподобной. Большие массы людей нелегко успокоить с помощью тихих вымогательских техник. И действительно, во время событий в Пикалеве Путин не пошел в толпу, чтобы ее успокоить. Он приехал в город, но немедленно отправился в зал заседаний к Олегу Дерипаске и другим представителям фабричной администрации. Он учинил им прилюдный разнос на тему проблем жителей Пикалева, показанный по телевидению. Но, следует отметить, проходил он вдалеке от разъяренной толпы. Также можно сказать, что само по себе вмешательство Путина было тщательно подготовлено, а ситуация жестко контролировалась. Вероятно, что Путин в Пикалеве смог бы «поработать с людьми» лично, если бы решил это сделать. Он был в силах пойти на улицу к протестующим, но вместо этого сфокусировался на небольшой группе. По словам российских журналистов и пиарщиков, многие из которых получили информацию об этих событиях из первых рук, разнос был сделан по договоренности между PR-командой Путина, Дерипаской, директором завода и представителями профсоюзов. Кадры, показанные по телевизору, сложились в драматическую последовательность: вертолет премьер-министра садится в городе, из него выходит Путин, затем его кортеж едет по городу, затем главное действующее лицо с деловым видом входит в комнату, где, наконец, предъявляет Дерипаске соглашение, которое тот уже видел, и ручку, чтобы подписать его.

В результате такой закулисной работы один на один с Дерипаской и другими важными персонами Путин и его пиарщики смогли изобразить «господина премьер-министра», прилетевшего в Пикалево, как защитника интересов рабочего класса. Путин решил сложности «работы с людьми» применительно к массам, вначале индивидуально обработав ключевые фигуры, а затем позволив своей PR-команде изобразить эту встречу как спонтанную работу с массами. Другой похожий эпизод имел место во время поездки Путина в Новосибирск в октябре 2008 года, когда он встретился с олигархом Петром Авеном в отделении принадлежавшего последнему «Альфа-банка». На следующее утро Путин встретился с местными активистами партии «Единая Россия». Во время этой встречи один из партийцев, мелкий бизнесмен и строительный подрядчик Сергей Александрович Щапов подошел к Путину и пожаловался на сложности с обеспечением кредитов, взятых его компанией. Путин немедленно ответил: «А вот я только что был в банке. Сейчас мы попросим руководителя банка подъехать сюда и поговорим с ним». Затем он приказал своему помощнику разыскать Авена, который появился уже через несколько минут. «Присаживайтесь. Нам с вами не расстаться, – сказал ему Путин. – Петр Олегович (обращаясь к П. О. Авену), мы с вами только что говорили о работе банка не только с физическими лицами, но и с юридическими. И как раз Сергей Александрович, один из первых посетителей здесь, поставил вопрос о работе малого и среднего бизнеса». После этого Путин, Авен и Щапов некоторое время разговаривали о том, какую помощь банки могут оказать малому бизнесу – еще один пример успешного вмешательства Путина.

Впрочем, есть и другой говорящий эпизод, иллюстрирующий то, насколько проблемным для Путина может стать подобное вмешательство, если оно не подготовлено заранее. Его сняли на мобильный телефон и разместили на YouTube, официальные российские телеканалы его не показывали. В разгар летних лесных пожаров, когда в июле 2010 года горели торфяники, премьер-министр Путин поехал в один из наиболее пострадавших районов в окрестностях Нижнего Новгорода, где встретился с местными жителями. В примечании к видеоролику на YouTube, разместивший его написал, что к этому моменту в России было зарегистрировано около 22 000 очагов пожаров. 29 июля в поселке Верхняя Верея пламенем были уничтожены все 340 домов, а число жертв насчитывало десятки. В комментарии к видео было написано, что пожары в округе бушевали почти две недели и огонь медленно подбирался к деревне. Местные жители неоднократно просили помочь им бороться с пожаром и прислать пожарный самолет. Нижегородский губернатор Валерий Шанцев отклонил их просьбы и доложил в «Москву», что в регионе все под контролем.

Путин прибыл на место практически сразу после катастрофы – почти как полковник Цупак в Рубцовск. На улице его окружили разгневанные жители Верхней Верии, в основном женщины. Жители были в ярости, что из-за отсутствия помощи, как от местного, так и федерального правительства, их дома сгорели дотла, а многие соседи и даже родственники погибли. Попытки Путина успокоить толпу, заявляя, что правительство и он сам постараются возместить убытки и восстановить утраченное, не возымели действия. На видео можно заметить, что присутствие премьер-министра, в данном случае олицетворявшего всех «начальников», еще больше обозляло людей. Заметно, что он очень некомфортно себя чувствует среди нескольких женщин, оравших на него и обвинявших власти в некомпетентности. Автор или, по крайней мере, человек, разместивший этот видеофрагмент, отметил, что в этом случае «PR-акция явно не сработала: люди с недоверием отнеслись к обещаниям премьера. Более того, некоторые кричали: «Вы заживо хотели нас сжечь! Вы хотели сжечь заживо!», «Очень плохо работает администрация наша! Ее судить надо и за яйца вешать»». (Одна из любимых фраз Путина-босса на этот раз была обращена к нему самому.) Другие кричали, что появляться уже после того, как все сгорело, не было никакого смысла: «Думать надо было раньше! Если бы думали, этого бы не было!»

В своей книге Маша Гессен описывает очень похожий инцидент, который был, пожалуй, первым случаем, когда Путину в роли президента пришлось иметь дело с враждебно настроенной толпой во время серьезного кризиса – после аварии на подводной лодке «Курск». В августе 2000 года на одной из российских атомных подлодок, «Курске», после взрыва начался пожар, и она затонула со всем экипажем в северной части Баренцева моря. Выжившие после взрыва несколько дней находились запертыми на дне океана, в то время как Россия отказывалась принять иностранную помощь в их спасении. К моменту, когда спасатели добрались до лодки и проникли в нее, моряки уже давно были мертвы. В то время как вся Россия и весь мир следили за происходившим с моряками «Курска», отсутствие Путина на публике было очень хорошо заметно. Вначале он находился в отпуске, а потом просто оставался глух к мольбам приехать на место трагедии. Гессен пересказывает историю российского журналиста Андрея Колесникова из его книги «Я Путина видел!». Цитируя Колесникова, Гессен отмечает, что глава администрации президента Александр Волошин и другие сотрудники старательно пытались заставить Путина поехать к Баренцеву морю и встретиться с семьями моряков с «Курска». Наконец, через десять дней после катастрофы, он поехал туда, причем опоздал на назначенную встречу с родственниками на четыре часа. Ссылаясь на личные наблюдения Колесникова, Гессен, как и человек, разместивший в июле 2010 года ролик на YouTube, рассказывает, что люди кричали Путину «Замолчи!» и спрашивали, почему его так долго пришлось просить о помощи. Гессен писала: «Путин вышел с этой встречи побитый и печальный и с желанием никогда больше не подвергать себя общению с такой аудиторией. Никакое другое несчастье, а их будет много за время его президентского срока, не сподвигло Путина публично появиться перед потерпевшими».

Возможно, были и другие случаи после катастрофы «Курска», когда Путин оказывался в схожей ситуации, но никаких официальных записей об этом нет. Его выход в толпу в Верхней Верее был гораздо меньше по масштабам и более или менее совпал по ощущениям с тем горьким опытом общения с толпой разгневанных женщин, который он получил десятью годами ранее. Этот ролик избежал внимания господина Путина и его пиарщиков только потому, что был снят на телефон и мгновенно загружен на YouTube. Данное видео – очень неприятное напоминание об опасностях плавания в незнакомых и неизведанных водах. И напротив, Пикалёво, как и «Прямая линия», является отличным примером любимых путинских методов общения с широкой аудиторией – в обстановке, когда все знакомо и подготовлено и его способности «Резидента» могут быть легко применимы. Как часто бывает, первый урок по этому предмету Владимир Путин получил в начале своей карьеры, когда служил в Дрездене. Там господину Путину, резиденту КГБ, который занимался вербовкой агентов и даже двойных агентов, выпало сомнительное счастье повстречаться с разъяренной толпой в то время, когда Восточная Германия разваливалась на части.

 

Дрезден. Встреча с враждебной толпой

Как мы уже подчеркивали, нет практически никакой конкретной информации, чем в действительности занимался Путин в КГБ, когда служил в Ленинграде, Москве и Дрездене. Кажется, никому, даже одному из своих ближайших друзей, Сергею Ролдугину, он не рассказывал подробности о тех годах. Однако существует несколько фрагментов информации о его пребывании в Дрездене, о которых мы упоминали в предыдущих главах этой книги. И в книге «От первого лица», и в интервью, вошедших в биографию, написанную Блоцким, Путин рассказывал про толпу разгневанных немцев, собравшуюся вокруг штаб-квартиры Штази в Дрездене, в то время как пала Берлинская стена. Путин в этот момент сжигал важные документы КГБ, включая списки контактов в Германии и данные по разведывательным ячейкам, в печи в подвале своего строения и при этом опасался, что толпа может собраться «и вокруг нашего здания». И это все-таки случилось.

Когда толпа собралась у культурного центра, Путин в сопровождении охранников вышел к ней. Немцы окружили его и засыпали вопросами о том, что происходит в здании, которое всему городу было известно как «Советский культурный центр». Они спрашивали у Путина, почему у него на машине немецкие номерные знаки и почему он так хорошо говорит по-немецки. Он был готов силой защищать самого себя в случае, если толпа решит ворваться внутрь здания. Правда, не уточнял, как собирался это делать. В конце концов, ничего драматичного в этот день так и не случилось. Но те часы, когда здание оставалось в окружении, стали для Путина весьма непростыми. Об этом он сам прямо сказал интервьюерам. Когда он позвонил в ближайшую советскую военную часть, чтобы вызвать подмогу, ему ответили, что ничего не могут предпринять «без распоряжения из Москвы, а Москва молчит». Тогда он чувствовал, что Москва их бросила – «никто и пальцем не пошевелил, чтобы защитить нас».

Ясно, что на тот момент у Путина не было никакого опыта и никаких мыслей, как взаимодействовать с большими толпами. Во времена перестройки и гласности в СССР протесты происходили во всех слоях населения. Если бы ему довелось жить на родине в эти бурные годы, Путин был бы окружен протестующими толпами, но он в это время был в Дрездене, а до 1989 года в ГДР не было ни перестройки, ни гласности. Коммунистической партией в Восточной Германии руководил последний противник реформ в коммунистическом блоке, Эрих Хонеккер. В Дрездене Путин работал в тени, и его встреча с толпой протестующих, собравшихся вокруг штаб-квартиры Штази и рядом со зданием разведцентра, произошла в самом конце его пребывания в ГДР.

В написанной Олегом Блоцким биографии Путин очень эмоционально и шаг за шагом описывает, как ему пришлось принимать нелегкое решение – следовать правилам и защищать вместе с вооруженными охранниками здание, в котором находились такие важные данные на агентов, или же попробовать отговорить толпу от нападения. По его словам, он был старшим, поскольку его начальник в то время в Дрездене отсутствовал. Попытка вступить в переговоры с толпой стала бы нарушением правил, и, если бы его инициатива провалилась, его бы предали суду военного трибунала. Вот слова Путина:

«Когда я вышел навстречу этим людям на улице, я прекрасно понимал, что я рискую не только своей карьерой, но и будущим своей семьи. Но я посчитал, что спасти жизни тех людей, чьи досье лежали у меня на столе, и тех, кто собирался штурмовать здание, более важно, чем моя карьера. В тот момент я твердо для себя решил, что мне придется пожертвовать этой карьерой. Ни одна карьера не стоит человеческой жизни».

Как только Путин оказался лицом к лицу с толпой дрезденцев, он отвлек их с помощью не виртуозного убеждения, а грубой лжи. Ясно было, что люди ищут сотрудников Штази, а сам Путин очень хорошо говорил по-немецки, можно сказать даже, что слишком хорошо. И когда они агрессивно спросили, кто он такой на самом деле, Путин ответил, что он «переводчик». То есть вместо того, чтобы изображать полковника Цупака, Путин вывернулся из неприятностей, просто соврав.

Тот факт, что Владимир Путин не умел взаимодействовать с враждебной толпой, что для него, как для публичного политика, стало серьезным недостатком, на данном этапе не имело никакого значения. Его восхождение к президентскому креслу было еще впереди. Назначение в офис Собчака было обусловлено скорее его резидентским умением обрабатывать собеседника наедине, знаниями о внешней торговле, службой за границей и его знаниями иностранных языков (а также личным знакомством с Собчаком со времен учебы в ЛГУ). Приобретенные в Санкт-Петербурге навыки общения с представителями бизнес-кругов в 1996 году привели Путина в Москву. Он прибыл туда для выполнения задания, не связанного с применением его ограниченных экономических или политических умений. Его участие в политической жизни или общение с криминальными боссами не предполагалось. Путина позвали для работы под прикрытием с кремлевскими обитателями и взаимодействия с бизнесменами, что он уже делал в Санкт-Петербурге. Методы нахождения и создания рычагов давления, разработанные им там, считались главными. Другие имевшиеся в его распоряжении инструменты станут важными позже, когда он начнет свое восхождение по московской властной пирамиде. И лишь когда достигнет самого ее верха, некоторые его слабости, вроде отсутствия навыков взаимодействовать с толпами людей, станут проблемами.

 

Миссия Путина в Москве

Одним из наиболее явных признаков слабости русского государства в 1990-е можно считать его неспособность собирать налоги. Это породило порочный круг. В годы советской власти, когда всё находилось в собственности государства, очень часто директор крупного предприятия был мэром небольшого города. После случившейся в начале 90-х приватизации так называемые непроизводительные активы, бывшие на балансе предприятий и предназначенные для социального обеспечения их работников: детские сады, медицинские клиники, дома отдыха и пионерские летние лагеря, должны были перейти на баланс муниципалитетов. Вместо того чтобы получать деньги за свои услуги напрямую от предприятий, они обязаны были теперь финансироваться из местного бюджета за счет налогов, собираемых с этих предприятий и их сотрудников, а также с других местных жителей. Теоретически это должно было стать более эффективным и справедливым по сравнению со старой советской системой. При разумной экономии городские власти могли снизить стоимость содержания подобных учреждений. Пользоваться ими смогли бы все жители, а не только работники градообразующего предприятия.

Слабым звеном этого плана стало предположение, что налоги станут платить все. В стране было не принято, что любой человек и любое предприятие платят реальные налоги. Отсутствовала административная структура для оценки и сбора налогов. Государство, как на местном, так и на общенациональном уровне, рухнуло и было не способно выполнять те функции, которые прежде осуществляли сами предприятия. В результате без государственного финансирования возникла перевернутая система выживания. Уклонение от уплаты налогов стало нормой. Команда экономистов-реформаторов либерального толка, сложившаяся в правительстве Ельцина вокруг Анатолия Чубайса, пришла к правильному выводу, что порочный круг, когда слабое государство не способно собрать налоги, а отсутствие налоговых поступлений ослабляет государство, необходимо разрушить. Важным шагом в этом направлении должно было стать укрепление контроля за соблюдением налогового законодательства.

Чубайс за время работы в правительстве предпринял несколько попыток укрепить налоговую дисциплину в стране, но они все не принесли успеха, поскольку новоявленные владельцы крупнейших компаний использовали свои деньги для подкупа чиновников с целью избежать налогообложения. И они применяли купленное таким образом влияние для изменения налогового законодательства и правоприменения на всех уровнях – от самого высокого до местного. Эта проблема еще больше усугубилась, когда правительство Ельцина пошло на «фаустовскую сделку», для того чтобы добыть деньги на предвыборную кампанию 1996 года. Решение о заключении этого соглашения было принято буквально за несколько недель до переезда Владимира Путина в Москву в августе 1996 года. Предприниматели, оказавшие Ельцину финансовую и медийную поддержку, рассчитывали, что в ответ они получат контроль над самыми ценными российскими компаниями энергетического и добывающего секторов. Сразу после выборов они начали драку за передел собственности.

В период между 1996 и 1999 годами альянс Чубайса и ельцинской команды оказался между молотом правительства и наковальней олигархов. Чубайс хотел восстановить силу законов, как написано в «послании» 1997 года, и установить четкие правила игры в российской экономике. В промежуток между 1996 и 1999 годами альянс Чубайса и ельцинской команды занимался тем, что распутывал отношения между олигархами и правительством. Начиная с президентской кампании 1996 года, полюбовные договоренности с российским бизнесом закончились. Приватизация продолжалась, но отныне процесс должен был стать открытым и прозрачным. Чубайс надеялся, что появление в экономике новых собственников сможет предотвратить сговор богатейших бизнесменов, нажившихся во время первой стадии приватизации, и будет означать прогресс на пути к столь любимому им и его соратниками «конкурентоспособному капитализму». Однако олигархи были на тот момент на пике своего могущества, и для того, чтобы эти правила смогли заработать, требовалось привить им дисциплинированность.

Спустя несколько дней после победы Ельцина на выборах Чубайс написал секретный меморандум, в котором изложил некоторые будущие шаги. Российскую коммунистическую партию, проигравшую в президентской гонке, следовало уничтожить как политическую силу. Чубайс был против прямых репрессий, которые, скорее всего, оказались бы непродуктивными, и он рекомендовал вместо этого спровоцировать раскол внутри этой партии. Чубайс также предложил создать вокруг президента Ельцина более целеустремленную и сплоченную команду, избавившись от тех работников верхнего эшелона президентской администрации, чья лояльность вызывала сомнения. Однако для воздействия на олигархов Чубайсу требовалась силовая поддержка, а его команда почти целиком состояла из ученых-экономистов. Причем почти все они были молоды и не имели опыта общения с опытными, прошедшими советскую школу интриг политиками или безжалостными бизнесменами новой формации, завладевшими почти всеми богатствами России. Чубайс понял, что ему требуется что-то другое, и обратился к своему сослуживцу по Санкт-Петербургу Алексею Кудрину.

В меморандуме Чубайса прямо рекомендовалось вызвать Кудрина из Санкт-Петербурга. В этом документе Владимир Путин не упоминался, но тем не менее он приехал в Москву вместе с Кудриным. Чубайс назначил последнего главой ГКУ – Главного контрольного управления Президента Российской Федерации. Эта организация занималась инспекцией правительственных финансов и благодаря усилиям Чубайса, продавившего 16 марта 1996 года президентский указ, получила значительные полномочия. По этому указу ГКУ получило техническую поддержку от Управления делами президента (УПДП). Почти одновременно с назначением Кудрина начальником ГКУ (в августе 1996-го) Путин стал заместителем главы УПДП. В ноябре того же года очередной указ президента дал ГКУ еще больше власти, позволив Кудрину отправлять инспекции для проверки финансового состояния государственных и федеральных учреждений по всей России и выявления случаев коррупции, хищений и неправомочного использования государственных фондов.

В марте 1997 года, вскоре после того, как президент Ельцин направил в российский парламент свое «послание», в котором говорилось о важности дальнейшего развития и восстановления порядка в стране, Чубайс назначил Кудрина заместителем министра финансов. А 26 марта, уже по рекомендации Кудрина, он сделал Путина начальником ГКУ. Российский журналист описывает ГКУ того периода, когда Кудрин передавал бразды правления Путину, как «грозную структуру». 3 апреля 1997 года очередной президентский указ сделал ГКУ ответственным именно за усилия по восстановлению порядка в стране, включая надзор за деятельностью финансового сектора российской экономики и сбор финансовой и прочей информации о российских компаниях.

И мартовское «Послание», и апрельский указ Ельцина явились побудительными мотивами к активизации действий ГКУ и, соответственно, Путина вместе с его ближайшими соратниками. По всей стране, с целью наведения «порядка», к которому призывал Ельцин в своем «послании», по инициативе ГКУ прошли встречи с главами региональных подразделений правоохранительных и налоговых органов, а также таможни. На подобной встрече, состоявшейся 20 мая 1997 года в Санкт-Петербурге, собралась по-настоящему представительная группа. Сам Путин (и, вполне вероятно, его близкий соратник по ГКУ Игорь Сечин) приехал из Москвы. Местные органы представляли главный налоговик города Виктор Зубков и Владимир Якунин, путинский сосед по дачному кооперативу «Озеро», которого тот назначил главой местного отделения ГКУ и который позже возглавил «Российские железные дороги».

К несчастью для Чубайса, как только Путин освоился на новом месте и был готов решать вопросы с российскими бизнесменами, запланированные им действия пошли не так. Летом 1997 года чубайсовская команда готовилась к приватизации крупнейшей телекоммуникационной компании Связьинвест, с помощью которой они планировали продемонстрировать олигархам новые правила игры. Чубайс собирался использовать приватизацию в секторе телекоммуникаций для создания прозрачной и беспристрастной системы подобных сделок. Однако он просчитался. Операция по приватизации Связьинвеста привела к расколу в группе олигархов и так называемой «войне банкиров», в которой Чубайс и его команда стали «случайными жертвами». Еще до начала приватизационных торгов на них в средствах массовой информации обрушилась волна обвинений в коррупции. Денежные депозиты, которые получил близкий соратник Чубайса Альфред Кох (бывший глава правительственного агентства по приватизации), называли взятками от Онексимбанка, собиравшегося участвовать в покупке Связьинвеста. Чубайс встал на защиту Коха и попытался задавить оппонентов и СМИ авторитетом. Но тем не менее вброс компромата удался – Чубайса отправили в отставку, а по его команде прошлись частым гребнем увольнений. На своих местах остались только Кудрин, Путин и верхушка ГКУ. И у Путина была миссия, которую он должен был выполнить. На его удачу, те, против кого она была направлена – олигархи, развязав войну, сами поставили себя в двусмысленное положение. В итоге им пришлось обратиться именно к нему, чтобы найти выход из создавшейся ситуации.

 

Дилемма олигархов – решение Путина

Несмотря на огромные состояния, российские олигархи 90-х все время находились под давлением общества, поскольку большинство населения считало, что они владеют крупнейшими корпорациями страны незаконно. В то же время каждый из олигархов был целью для всех других. Они непрерывно пытались урвать друг у друга кусок бизнеса и в силу этого не могли доверять никому. Благодаря собственным попыткам всячески ограничить любую возможность государства контролировать их они, таким образом, подорвали и возможность государства защищать их собственность. В результате им пришлось защищать свои активы только собственными силами. Главной уязвимостью каждого из них была информация об их финансах и финансовых операциях. В подобных условиях единственной защитой, которую могли обеспечить себе олигархи, становилось создание такой ситуации, в которой все они были бы одинаково уязвимыми. Они сосредоточились на выкапывании потенциально опасной информации друг на друга. Взаимные угрозы сдерживали проявления агрессии. Результатом подобной игры стало состояние взаимного и непрерывного шантажа – то, что известно в игровой теории как «равновесие взаимного противостояния». Другими словами, подобное балансирование лучше открытой войны, но лишь ненамного.

Чтобы поддерживать это шаткое равновесие, олигархи должны были затрачивать колоссальные усилия и финансовые ресурсы, которые они в другом случае могли бы направить на управление собственными компаниями для получения большей прибыли. К тому же имелась постоянная угроза, что равновесие будет нарушено, что подковерная борьба выйдет из-под контроля и тогда вся система рухнет. Для их собственного блага олигархам был нужен сторонний арбитр. Они нуждались в независимом и беспристрастном агенте, обладающем достаточной силой, чтобы поддерживать мир на постоянной основе. И, самое главное, таком, который никогда бы сам не стал олигархом. В силу этих причин они все становились заложниками такого арбитра и у каждого из них появлялась возможность разоружиться и подписать договор о ненападении. И если государство было не способно сделать это, установив «диктатуру закона», значит, требовалось вмешательство кого-то или чего-то другого.

Олигархи никак не могли назначить на эту «должность» кого-то сами, но был человек, словно ждавший такой возможности. Путин в ГКУ продолжал накапливать информацию об олигархах, их финансовом состоянии и сделках. К маю 1998 года он стал заместителем главы администрации президента по работе с регионами, продолжая при этом руководить Главным контрольным управлением. В том же году, когда его назначили директором ФСБ, он перетряхнул руководство управления по борьбе с экономическими преступлениями и назначил своего близкого соратника Николая Патрушева начальником новой Службы экономической безопасности. Потом Путин заменил начальника налоговой полиции на своего сослуживца по ГКУ Вячеслава Солтаганова, сделавшего до этого карьеру в Министерстве внутренних дел.

К апрелю 1999 года Путин обладал монополией на финансовую информацию. Когда он стал президентом, то в ноябре 2001 года основал новое агентство – Федеральную службу по финансовому мониторингу (РФМ) и поставил во главе ее Виктора Зубкова. Тот возглавлял агентство до сентября 2007 года и даже позже, когда совмещал это с должностью «переходного» премьер-министра между сентябрем 2007 и маем 2008-го. В должности первого вице-премьера при Путине, которую он занимал до 2012 года, Виктор Зубков продолжал отвечать за деятельность РФМ. На протяжении всего это времени Росфинмониторинг отправлял свои доклады напрямую Путину. В мае 2012-го, когда господин Путин вернулся из премьерского кресла в Кремль, он взял РФМ с собой.

Когда в 1999–2000 годах судьба занесла Путина в самые высокие российские кабинеты, он сам предложил себя олигархам в качестве защитника их интересов. Он заверил, что не собирается лишить их всего нажитого и что признает базовые параметры их сделки с Ельциным, заключенной в 1996 году, по которой они получили право собственности на многие предприятия. При этом он напомнил олигархам, что мало кто из граждан России считает, что они владеют своей собственностью на законных основаниях. Он использовал это напоминание в феврале 2000-го, чтобы объявить, что отныне все российские бизнесмены будут «равноудалены от власти». Теперь они могли использовать свои старые рычаги для приобретения влияния и зарабатывания хорошего к себе отношения у населения Российской Федерации. То есть фактически им приходилось начинать с нуля. Единственной сохранившейся ключевой связью в Кремле для них стал Путин, и то использовать эту связь они могли теперь лишь как защиту от национализации своей собственности, а не для приобретения влияния.

Во время показанной по телевидению встречи в июле 2000 года Путин установил для олигархов основные правила. Он набросал схему, сильно напоминавшую «защитный рэкет». Что-то подобное Путин мог создать как резидент КГБ при вербовке двойного агента в Дрездене. Олигархам разрешалось заниматься своим бизнесом и богатеть дальше, но они обязаны были согласиться с новым режимом сбора налогов, дававшим правительству страны больше ресурсов. И они не должны были пытаться, как в прошлом, изменить этот налоговый режим под угрозой серьезнейших последствий. Они также обязаны были с этого момента четко учитывать национальные интересы России (так, как их определяли Путин и государство) при ведении операций за границей. В результате частный бизнес получил «обеременение» особого рода. Права на собственность олигархов теперь зависели исключительно от доброй воли Кремля. Логику подобного подхода – оставить олигархов, но под плотным контролем – советник президента Владислав Сурков объяснил российской журналистке Елене Трегубовой. Сурков сказал ей, что Путин и его команда понимают, что они не могут просто отобрать у олигархов их собственность и передать другим бизнесменам. В России 2000-х не имелось достаточного количества компетентных предпринимателей. Эта прослойка бизнесменов была «слишком тонкой и слишком ценной… Они были носителями капитала, интеллекта, технологий…». Во многих отношениях с российскими олигархами, так же как и с их компаниями, требовалось обращаться очень осторожно. «Нефтяники, – заявил Сурков, – не менее важны, чем нефть, поэтому государство должно их сберечь».

Новая схема обращения с олигархами была сложной, но хорошо подходила Путину с его резидентскими навыками и хорошо сочеталась с его образом «Резидента». За время службы в КГБ господин Путин научился тому, как находить, вербовать и вести агентов и как добиться спокойствия, необходимого для работы с источниками информации. Его также научили, как собирать, соединять и использовать данные. И в Москву в 1996 году он приехал, чтобы применить все эти навыки. В результате того, что ГКУ монополизировало финансовую информацию, он получил в свои руки огромную власть и отличные рычаги давления. Теперь в результате продуманных маневров он смог подняться на вершину власти. Теперь настала пора применить его навыки «Резидента» в большем масштабе, таком, какой он себе и вообразить не мог, когда впервые приехал в резидентуру Дрезден.