Показанную по телевидению в июле 2000 года встречу Путина с олигархами, заложившую основы его договоренности с ними, можно считать символом его стиля и его системы управления. Все слова и действия Путина с 1999–2000 годов, когда он впервые вышел из тени и показался широкой публике вначале в роли премьер-министра, а затем и исполняющего обязанности президента, показывают, что ничего надуманного или секретного в его целях и политике нет. Путин привык прямо высказываться о них. С другой стороны, имелось значительное несоответствие между прозрачностью его целей и непрозрачностью способов, которыми он собирался этих целей достичь. То, как он применяет свою политику, в основном было не для широкой публики. Политика и политическая система – иначе говоря, то, как Путин управляет Россией для достижения своих целей, – не предполагались для обсуждения теми, кто не входит (а зачастую – и кто входит) в его внутренний круг.

Тем не менее у Путина имелась готовая система управления, которую он разрабатывал и развивал на протяжении десятилетия. Это была со многих точек зрения многоуровневая система или, что вернее, – система концентрических кругов. Договоренности Путина с олигархами, владевшими ключевыми компаниями, добывающими и распределяющими природные богатства страны, лежали в основе этой системы. Подобные договоренности, как мы уже описывали выше, базировались на своеобразной защите. Путин защищал собственность олигархов от национализации, а также их самих друг от друга. Для построения подобной системы он использовал свои навыки «работы с людьми», создав средство давления на олигархов за счет монополии на сбор финансовой информации, включая сведения о коррупции и должностных преступлениях.

Кроме этой «защитной схемы», положенной в основу системы, господин Путин стал играть роль генерального директора «корпорации «Россия»» – комбинации всех компаний, принадлежащих олигархам, и корпораций с государственным участием. В выполнении всех этих функций Путину помогала очень маленькая группа доверенных советников – по сути, команда гендиректора. Снаружи эта группа была окружена гораздо большей сферой, включающей верхние эшелоны государственного аппарата России как на федеральном, так и на местном уровне. В идеальной путинской версии, этой сфере управления следовало работать как швейцарские часы. Она, по предположениям, не должна была требовать его личного внимания, хотя, к его большому разочарованию, на практике постоянно требовала. И наконец, вне этих сфер находились те, кем управляли – население России. У него права голоса в системе не было.

Разрыв между тем, что такое политические цели, и тем, как предполагалось их достичь или осуществить, хорошо виден в путинском «Послании тысячелетия», программном инаугурационном заявлении, сделанном 29 декабря 1999 года. В значительной степени те цели, которые Путин обозначил в этом документе, остаются приоритетными и сегодня. Цели эти были просты и понятны, хотя и оказались окрашены эмоциями и историческими и культурными символами. В декабре 1999 года Путин обещал восстановить российское государство, защищать суверенитет страны, сохранять внутри нее стабильность и национальное единство и обеспечивать национальную безопасность. В «Послании тысячелетия» он не говорил, как он собирается восстанавливать, защищать, сохранять и обеспечивать. Фактически со временем это расхождение стало ключевой частью сделки с населением страны, которую он заключил в дополнение к его сделке с олигархами. Путин сразу выложил на стол все свои предложения. Он сказал жителям России, что они могут рассчитывать, что он выполнит свою часть соглашения, поскольку это то, что он должен сделать как президент. Как только они утвердят его в этом качестве, дальше население России не должно задавать вопросов о методах достижения целей. И это – их часть сделки. Оно также не должно требовать права голоса при обсуждении деталей политики или системы управления.

 

Запретительная система

Бывший кремлевский советник Глеб Павловский в своем интервью, которое он дал в январе 2012 года газете The Guardian, подтвердил многие пункты этой «сделки» с населением России, заключенной в 2000 году: «Мы говорим об управляемой демократии, но, я думаю, вы на Западе забыли о том, что эта концепция была широко распространена в 50-х в тех странах Европы, где до этого существовал тоталитарный строй… Например, в Германии бытовала похожая идея, что немцы склонны к тоталитаризму и поэтому их нельзя подпускать к политике. Так что стоит им дать возможность выбирать – голосовать свободно, но тогда люди, контролирующие реальную политику, обязаны оставаться на своих местах. И для этого должна быть создана запретительная система… Является ли такой подход с точки зрения теории демократии циничным? Наверное, да, но здесь это не выглядит цинизмом… Здесь мы должны отметить, что существует конкретный «путинский консенсус»… Консенсус между простыми людьми и элитой… Никакая идеология не нужна… Получается государство без особой идеологии, ориентированное больше на обычный здравый смысл и простого человека, гражданина. Тем не менее массам не предоставляется доступа к власти».

Тот факт, что Путин, кроме изложения нескольких базовых принципов в «Послании тысячелетия», никак больше не объясняет устройство системы управления, неудивителен. Когда он занял пост президента в 2000 году, он не предлагал разрушить тот институциональный порядок, который достался ему в наследство. На самом деле он обещал сохранить его. Путин был, да и остался, «реставратором-термидорианцем», консервативным реформатором. Он не был и, конечно, не стал революционером. Миссия Путина, как он сам неоднократно повторял и в 1999 году, и в 2000-е, заключалась в том, чтобы положить конец процессу развала государственных институтов, поскольку, как он заявил в «Послании тысячелетия», «общество» (российская элита) требует этого. Путин хотел заставить «власть», то есть государственные институты, снова работать. Это была часть его задачи по усилению государства и авторитета его управляющих структур.

Как подчеркивается в комментариях Глеба Павловского, Путин – прагматик, а не идеолог. При налаживании своей системы управления он не следовал какой-то конкретной модели, которую можно описать в абстрактных понятиях. Несмотря на то, что мы используем термин «система», то, что создали Путин и его «внутренний круг», таким простым понятием в реальности описать сложно. Это не специально разработанная и формализованная система. Скорее это «окрошка», сделанная «по случаю». Она была сформирована с помощью собственных навыков Путина и на основании его жизненного опыта. Она развивалась в соответствии с обстоятельствами. Она оказалась конкретной и персонализированной. Идеи, на которых она базировалась, были гибкими и изменчивыми, как мы уже описывали в этой книге. Тот факт, что Путин соединил множество концепций и не пытался извратить некоторые ортодоксальные теории применительно к своим целям, можно признать большим достоинством этой системы.

Синтетическая натура этой системы частично объясняется тем, что господин Путин начал свою деятельность в Москве как «Чужак», человек, не заинтересованный в какой-то конкретной идеологии или структуре. Вне зависимости от того, что ему требовалось сделать, в конце концов он это сделал. Он не испытывал потребности оправдывать свои действия. Это и хорошо, и плохо. Это плохо, потому что оставляет простор для досужих размышлений в ответ на принятые им в каждом случае решения, продиктованные конкретными уникальными обстоятельствами. И вследствие этого политическая система может быть поставлена с ног на голову, если потребуется, хотя для внешнего наблюдателя это будет выглядеть как прихоть. Подобное произошло в 2008 году, когда Путин впервые объявил о создании тандема с Дмитрием Медведевым, что позволило ему плавно перейти с поста президента на позицию премьер-министра. Это повторилось в сентябре 2011 года, когда он сообщил, что снова собирается избираться на пост президента (причем вне зависимости, нравится это людям или нет). Как мы рассмотрим позже, это авторитарное решение способствовало укреплению циничного отношения русских к существующей политической системе и концепции демократии в целом.

С другой стороны, официальные институты власти (парламент, суды и другие), созданные настоящими сторонниками демократии в 1990-е, никуда не делись. Их структура и разделение по ветвям власти сохранились, даже если методы работы за прошедшее десятилетие изменились. Теоретически это давало возможность при необходимости восстановить более институциализированную форму управления в будущем. К сожалению, в силу того, что функционирование властных институтов России отныне было тесно завязано на личность Путина, эти институты сами по себе не могли быть использованы кем-то другим для изменения вектора политического развития России. Эксперимент с созданием «тандема» с Дмитрием Медведевым в роли президента страны ясно показал это. Многие наблюдатели ожидали, что конституционные полномочия президента России, власть этого института, будут переданы непосредственно Медведеву и позволят ему внести свой личный вклад в управление государством. Постепенно появились даже рассуждения, что Медведев может использовать преимущества, которые дает его пост, и остаться на второй срок, зайдя при этом так далеко, чтобы «уволить» премьер-министра Путина и его команду.

Фактически институт президентства в России при Дмитрии Медведеве был совсем не тем, чем при Владимире Путине. Появилась значительная доля открытости. Медведев также привел в Кремль тех, кто был связан лично с ним, а не с Путиным. Большая группа людей, ранее не входившая во «внутренний круг», стала принимать участие в обсуждении будущего России, им даже позволялось подвергать сомнению методы управления. К тому же Медведев воспользовался своими президентскими полномочиями, чтобы выгнать некоторых чиновников, которые постоянно испытывали терпение Кремля, из их высоких кресел, которые те занимали еще с бурных 1990-х. Одной из наиболее одиозных фигур стал мэр Москвы Юрий Лужков, при каждом удобном случае напоминавший Кремлю, что он, а не президент и его администрация руководит Москвой. В 2010 году Медведев заменил Лужкова на Сергея Собянина, бывшего главу своей администрации, до того возглавлявшего нефтеносный Тюменский регион в Сибири.

Однако Медведев вскоре понял, что находиться в кресле президента не означает обладать всеми правами, которые были у Путина. Совершенно ясно, что его на этот пост Путин и поставил, и он оставался ему преданным и зависел от доброй воли последнего. В уже неоднократно упомянутом интервью Глеб Павловский говорил, что в 2007–2008 годах Путин решил «расширить консенсус», управляющий созданной им системой, и «модернизировать» ее. Путин решил, что «преемником [в 2008] должен стать кто-то, непохожий на меня. Или нас ожидает стагнация». Тем не менее он по-прежнему видел себя, и только себя в качестве гаранта функционирования системы. После переезда в кабинет премьер-министра Владимир Путин сохранил за собой многие по-настоящему ключевые полномочия – особенно контроль за соблюдением договора с олигархами и монополию на финансовую информацию.

Как рассказали нам в приватной беседе два бывших кремлевских обитателя, несмотря на то, что Дмитрию Медведеву доверили «ключи» от президентского кабинета и Кремля, ему не позволили «открывать все двери» и «заходить во все комнаты». Описанная Павловским «запретительная система» была применена к Дмитрию Медведеву так же, как и к большинству других жителей России. Медведев был скорее «смотрителем» места президента, чем «хозяином дома». И то же относилось к другим институтам власти, вроде кабинета премьер-министра, который Путин приспособил к собственным весьма необычным нуждам. Вряд ли любой другой преемник, даже если бы Путин не заглядывал ему через плечо, смог бы сделать на посту президента или премьера то, что Владимир Путин сделал за период с 2000 по 2012 год.

 

Гендиректор… или царь?

Даже если путинская система управления государством неформальна по сути, есть доказательства, включая его собственные слова, что у Путина имеется единая версия этой системы. Возможно – идеализированная, как кагэбэшный миф о «работе с людьми», но она важна как отражение Владимира Путина. Система начинается с его собственной роли в ней. Господин Путин видит свою задачу по управлению Россией, словно генеральный директор – корпорацией. Эта концепция «генерального директора» позволяет ему разрешить кажущееся противоречие между «работой с людьми» на низшем уровне и управлением целой нацией и огромной страной. Несмотря на его склонность к PR-трюкам вроде «игры в босса» в Пикалеве, Путин не заинтересован в «ручном управлении» российским государственным аппаратом или частным бизнесом и, конечно же, жизнями 140 миллионов граждан страны. Для Путина «гендиректор» – это человек, осуществляющий стратегическое планирование. Его задача – задавать общее направление развития, а после надзирать за выполнением и следить, чтобы все следовали заданному вектору. Ключ для нормальной работы подобной системы – определить минимальный уровень государственного управляющего механизма, который может потребовать внимания создателя системы и наладить управление им. Что же до остального, то по максимуму его надо оставить работать самостоятельно, если только существенно не отклоняется от курса, назначенного «генеральным директором».

Путин регулярно использует метафоры, которые обобщают его представления о том, как система должна работать. Одна из них – государственная машина должна «работать в автоматическом режиме». Другая гласила, что этот механизм должен работать как швейцарские часы. Иначе говоря, все части российского правительства должны функционировать, как шестеренки в прецизионном часовом механизме, так, чтобы господину Путину не приходилось вмешиваться и разбираться с проблемами. Как сказал сам Путин, не должно быть необходимости в том, чтобы он постоянно держал руку на руле государственной машины, не должно быть необходимости в «ручном контроле» или «ручном управлении». В этом случае закон и его применение играют важную роль в системе. С точки зрения Путина, чтобы создать систему, не требующую вмешательства высших должностных лиц, очень важно заставить закон работать – то есть создать «правовое государство», концепцию которого мы уже рассматривали в этой книге. Правила игры должен определять закон, а повиновение закону означает, что все идет по плану. И первым делом следовало убедиться, что законы не противоречат друг другу.

В «Послании тысячелетия» Путин подчеркивал важность «конституализации» российского государства путем приведения всех законов к одному знаменателю. Он утверждал, что этот процесс обеспечит «конституционную безопасность государства… дееспособность федерального центра и управляемость страной». С 2000 года Путин сделал контроль за прохождением законодательных актов в Думе и в верхней палате русского парламента – Законодательном собрании – своим приоритетом, так, чтобы это происходило в соответствии с его долговременными задачами. Сильная судебная система также должна была играть заметную роль в государстве. Суды обязаны были помочь систематизировать доставшиеся в наследство от ельцинской эпохи бесчисленные декреты, двусторонние договоры между Москвой и регионами и региональные законотворческие новации. При Путине российские суды получили инструкции отменять региональные законы, противоречащие законам федеральным, а также те законы, что остались с советских времен. Суды также помогали поддерживать порядок в уровнях властных структур и служили своеобразными клапанами «сброса избыточного давления» для низших уровней системы. Например, Путин неоднократно повторял, что претензии по результатам выборов следует рассматривать в суде, а не выносить их на улицы. Для прочих политических разборок и споров хозяйствующих субъектов ситуация была схожая.

В данном контексте конституция оставалась ключевым документом. Официально Путин поддерживал и придерживался российской конституции 1993 года. Несмотря на то, что говорят, что он лишил ее силы или превратил в шараду, в действительности, как мы уже рассматривали, она дает президенту очень значительную власть. Путин просто использовал те преимущества, которые давали продавленные в 90-е годы Ельциным президентские полномочия. Один из разработчиков конституции, Сергей Шахрай, сделал как-то едкое замечание, что эти изменения превратили российского президента в «британскую королеву». Но Путин убедился, что священный монарх – это не королева, а ее далекий и гораздо более автократичный кузен – русский царь. Для Путина и конституция и закон имеют большое значение, впрочем, так же, как и суды и даже такие вещи, как выборы и законодательные собрания. Кроме этого определенного влияния они также ограничивают его власть и влияют на темпоритм и график его правления. Например, конституция запрещает три президентских срока подряд, и Путин был вынужден отойти в сторону в 2008 году, создать новую схему в виде властного тандема с Дмитрием Медведевым и лишь в мае 2012 года легально вернуться в кресло президента. И при анализе того, как управляется Россия, игнорировать эти институты власти нельзя. Тем не менее нет никакого сомнения, что важные решения, оказывающие влияние на реальную жизнь, принимаются не в этих местах.

 

Чертеж системы

На протяжении первого десятилетия XXI века расхожим штампом в России стали выражения «корпорация «Россия» или «корпорация «Кремль». Конечно, буквально их не воспринимал никто. Наиболее типичным было представление о «корпорации «Россия» как о корпоративной империи, в которой интересы Российского государства перекликаются с частными коммерческими интересами олигархов, персонально связанных с семьей Путина, его близкими соратниками и, конечно, с ним самим. Были и те, кто, используя этот термин, считал, что Путин управляет экономикой страны как одним гигантским предприятием (причем не обязательно для собственного блага), созданным, чтобы переиграть самые крупные мультинациональные корпорации. «GE на стероидах» – так описывают путинскую Россию топ-менеджеры многонациональной корпорации «General Electric», имевшие дело с Российской Федерацией в последнее десятилетие. Мы же используем идею «Россия как корпорация» в гораздо более ограниченном значении. Для нас она, скорее, связана с тем, как сам мистер Путин понимает организационное управление в целом и роль руководителя компании или разработчика стратегических планов – в частности. Причем в данном конкретном случае – гендиректора/президента России. Как это происходило в отношении многих других вещей, с большой долей вероятности Владимир Путин впервые столкнулся с идеей CEO как стратегического планировщика, когда подходил подготовку в КГБ.

Раздел путинской диссертации, посвященный стратегическому планированию, в качестве основного источника базируется на русском переводе американского учебника для бизнес-школ, написанного Уильямом Кингом и Дэвидом Клиландом и называющегося Strategic Planning and Policy. Как мы уже отмечали, эта книга послужила основным инструментом при формировании взглядов Путина на важность планирования с учетом возможных непредвиденных обстоятельств и, соответственно, на создание российских материальных и финансовых запасов за время его нахождения на посту президента. Вполне вероятно, что на русском языке книга была издана как часть плана КГБ по изучению западных методов управления экономикой, когда руководители этой организации искали способы реформировать советскую экономику в начале 1980-х. Впрочем, эти попытки, как мы знаем, не увенчались успехом. Идея стратегического планирования использовалась и для попыток КГБ и коммунистических лидеров изменить систему «централизованного планирования». В конце 1980-х, когда под руководством тогдашнего главы КГБ Владимира Крючкова были предприняты попытки взять под контроль этой организации ведение экономических и внешнеторговых операций, книга Кинга и Клиланда могла использоваться как основа для проведения экспертной оценки при запуске новых коммерческих предприятий и для вхождения в уже существующие. В диссертации Владимира Путина некоторые из наиболее значимых тезисов американских авторов представлены очень хорошо.

Кроме правил по созданию иерархии задач, в учебнике Кинга и Клиланда содержались схемы построения идеально, с точки зрения планирования, работающей корпорации. Как писали авторы учебника, планирование необходимо на всех уровнях, но ключевым моментом является разграничение стратегического и оперативного планирования. Кинг с Клиландом используют при этом весьма специфический набор терминов. Первой идет самая главная, базовая концепция: главная цель существования организации, или «миссия», которая «рассказывает, что такое организация, почему она существует и в чем состоит ее уникальность». Миссия должна быть выбрана осознанно и регулярно пересматриваться. Это то, что связывает все компоненты. Следующими идут «цели», которые являются «общими и не привязанными к времени формулировками». И только после этого идут «задачи», ограниченные количественно и по времени. Кинг и Клиланд отмечают, что задачи должны выполняться с помощью «программ» и «проектов».

Иерархия приоритетов в организации определяет то, что Кинг и Клиланд называют «естественной дихотомией» в действиях членов организации, между стратегическими расчетами и действиями и оперативными. Эта «стратегически оперативная дихотомия» в свою очередь определяет две категории принятия управленческих решений. Установление главной задачи организации и ее задач – это уровень стратегического планирования. Стратегический выбор относится к «базовой цели организации, целям, которые будут обдумываться, а также к общим направлениям подобных размышлений». Принятие операционных решений, наоборот, не включает в себя определение глобальных целей, поскольку они уже установлены. Активность на оперативном уровне целиком направлена на задачи по реализации стратегических целей. Легко заметить, что эта модель корпоративного управления могла быть переработана под нужды Владимира Путина, когда он стал президентом. Если предположить что стратегическое планирование находится в компетенции одного человека, являющегося главой организации, то станет понятно, что именно этот человек должен принимать все важные решения. Он определяет задачи и стратегию, следит за курсом. Все остальные лишь претворяют эти решения в жизнь. И они же разрабатывают тактику. Их обязанности четко разграничены. Они подчиняются главе организации, а он отслеживает их деятельность.

То, как Путин применил эту схему в России – очевидно. В «корпорации «Россия» именно он принимает стратегические решения. Те, кто юридически являются владельцами больших компаний, то есть олигархи, составляют основу системы – и являются в данном случае простыми управленцами. По терминологии Кинга и Клиланда – «оперативными менеджерами», или «руководителями направлений». Их работа заключается в определении наилучшего способа достижения поставленных задач. Путин же определяет, какие задачи лучше всего подходят для достижения цели. Это же справедливо и для существующего разделения труда среди представителей российской исполнительной власти. И окружение президента и верхушка правительства не определяют цели и задачи. Это делает господин Путин. Они лишь исполняют.

Но существует и проблема: путинская интерпретация книги, которую он так свободно цитировал в своей диссертации, сильно деформирована. Кинг с Клиландом специально делают акцент на том, что в то время как может показаться, что «стратегически оперативная дихотомия» предполагает, что «к решению оперативных и стратегических задач должны привлекаться люди с различающимися наборами знаний и умений», на самом деле современные организации так не работают. Вместо этого они используют принцип, что их «управленцы должны отвечать и за стратегию, и за оперативные задачи». Успех не определяется наличием единственного человека, присвоившего себе все функции стратегического планирования. Несмотря на присутствие гендиректора, каждый менеджер должен быть способен выделить время и силы для принятия как оперативных, так и стратегических решений. Интерпретация Владимира Путина отличается от исходной Кинга и Клиланда, но она пришлась кстати при формировании тех способов, с помощью которых он управляет Россией. Он назначил себя всемогущим генеральным директором «корпорации «Россия» и взял всю ответственность на себя.

В 2008–2012 годах, в то время, когда он занимал пост премьер-министра, Путин оставил за собой как стратегическое планирование, так и функции целеполагания. А Дмитрий Медведев, как президент, занимался их воплощением. Несмотря на то, что ему было позволено решать отдельные вопросы и зарабатывать таким образом некоторое влияние, прав самостоятельно определять повестку по общенациональным проблемам он не получил. Основные цели, определяющие деятельность «корпорации «Россия», были изложены господином Путиным в его «Послании тысячелетия» в декабре 1999 года. Корректировка этих целей была проведена благодаря постановке новых задач в стратегической концепции развития России до 2020 года, разработанной правительством в то время, когда его возглавлял Путин. В самом лучшем случае Медведев в бытность свою президентом отвечал функционалу исполнительного директора, а не генерального, поскольку эта роль, так же как и роль разработчика стратегических планов, оставалась за Путиным.

Самым важным в адаптации корпоративной системы к управлению страной, с точки зрения Путина, было ограничить число ключевых игроков. И в этом особенности современной России были ему на руку. Во-первых, в экономике и политике один сектор, нефтегазовый, играл доминирующую роль. Там сконцентрировалась почти вся прибавочная стоимость. Остальные секторы экономики, включая и производство, обеспечивали лишь малую ее часть. В некоторых случаях она была нулевой, если не отрицательной, и целиком зависела от государственных субсидий, в том числе от поставок энергоносителей и сырья по заниженным ценам. В результате те, кто руководил экономикой России, оказались перед вдвойне сложной задачей – сохранить приток доходов от нефтегазового сектора и распределить их так, чтобы вся остальная промышленность страны смогла выжить.

Во-вторых, количество компаний в жизненно важном нефтегазовом секторе, если сравнивать с другими индустриально развитыми странами, например США, очень невелико. Десять компаний обеспечивают 90 % всей нефтедобычи, а Газпром контролирует почти 80 % добычи газа.

Третья особенность состоит в том, что из-за залоговых аукционов середины 90-х многие ключевые нефтяные компании, так же как и другие гиганты добывающей промышленности, попали под контроль небольшой группы олигархов, сильно обязанных Путину после сделки, заключенной с ними в 2000 году. Подобная концентрация собственности внутри узкой группы является существенным недостатком с точки зрения дальнейшего экономического развития. Однако для господина Путина, «Резидента», предпочитающего для достижения своих целей «работать с людьми» неформально, эта ситуация является не недостатком, а большим достоинством – количество людей, с которыми необходимо взаимодействовать, невелико.

 

Доктор Путин и его диссертация

Одной из многих загадок Путина является его степень по экономике, полученная в 1990-е в Санкт-Петербургском Горном институте – учебном заведении, в котором он никогда не учился. Тема его диссертации – полезные ископаемые – также вызывает удивление, поскольку он никогда не был связан с этой отраслью экономики. Сам Путин пару раз упоминал и свою ученую степень, и диссертацию, есть они и в официальной биографии на правительственном сайте. Тем не менее Путин так и не объяснил, что заставило его написать диссертацию именно по этой теме, и не рассказал, как ему удалось это сделать, несмотря на загруженность работой на посту вице-мэра Санкт-Петербурга, и позже, в администрации президента Ельцина. Ни один из его биографов, как в России, так и за рубежом, не может привести адекватные обстоятельства написания этой диссертации. Вместо этого в начале 2000-х имели место многочисленные упоминания недоступности полного текста диссертации, что только добавляло «загадочности», которая и так нагнеталась некоторыми людьми, имевшими отношение к ее написанию и защите.

Ректор Горного института Владимир Литвиненко сообщил, что он был научным руководителем Путина во время написания диссертации и активно защищал последнего, когда его обвиняли в плагиате. Позже, когда Путин стал президентом, Литвиненко продемонстрировал стремительный карьерный взлет. Он руководил предвыборными кампаниями Путина в Санкт-Петербурге в 2000, 2004 и 2012 годах. В 2010 году его выбрали в совет директоров ФосАгро, одного из крупнейших в мире производителей фосфатных удобрений. Его пакет акций этой компании оценивается в полмиллиарда долларов.

Ученая степень Путина, кандидат экономических наук, многими считается эквивалентом западной степени Ph.D., хотя в данном случае она все-таки ближе к MBA. Степень кандидата он получил за диссертацию под названием «Стратегическое планирование воспроизводства минерально-сырьевой базы региона в условиях формирования рыночных отношений: Санкт-Петербург и Ленинградская область», датированную 1997 годом. Это сложное название плохо отражает настоящее содержание работы. Проблема воспроизведения сырьевой базы весьма важна, особенно в случае с нефтью и газом. Однако эти полезные ископаемые не встречаются в Ленинградской области, так что они в диссертации не упомянуты. На самом деле в ней не рассматривается политика в области воспроизведения каких бы то ни было полезных ископаемых. Создается ощущение, что эта часть названия выбрана независимо от содержания работы, в которой Путин рассматривает концепцию «стратегического планирования» в целом. Как он, став президентом России, применил ее на практике, мы уже рассказывали в этой книге. При этом рассуждения о планировании взяты, без соблюдения правила цитирования в научных работах, из русской версии учебника Кинга и Клиланда «Strategic Planning and Policy». В то же время вторая по важности тема путинской диссертации в названии не упомянута вообще. Теме стратегической необходимости расширения экспортно-импортной инфраструктуры России, тому, что Путин называет «транспортно-технологическими портовыми комплексами», посвящена вся третья глава.

 

Значение нефти… и ее транспорта

Владимир Путин знал о важности нефти и газа для своей миссии, так же как и знал, какие задачи необходимо выполнить для ее достижения. Как мы рассмотрели в пятой главе этой книги, с точки зрения Путина – «Специалиста по выживанию» и с точки зрения Путина – «Резидента» (что рассмотрено в главе 8) ясно, что природные богатства России, в частности нефть и газ, являются натуральными кладовыми для выживания в кризисные периоды. Из того сырья, с помощью которого он обеспечивал бартерные сделки по поставкам продовольствия в 1990–1991 годах, нефть была важнейшим компонентом. В одном из контрактов, упомянутом Мариной Салье в ее докладе о «Продуктовом скандале», предусматривалась поставка в Великобританию миллиона баррелей нефтепродуктов: мазута, дизельного топлива и бензина. Как мы уже упоминали выше, провал бартерной программы научил Путина тому, что важно не только обладать самим товаром, но и также контролировать компании и инфраструктуру, необходимые для их транспортировки, хранения и реализации.

Уроки начала 90-х привели к появлению в путинской диссертации еще одной темы, не отраженной в названии, но тем не менее подробно рассмотренной и непосредственно связанной с его стилем управления «корпорацией «Россия». Путин посвятил целую главу «необходимости транспортной независимости России на стратегическом уровне». Основной здесь является идея о том, что страна не может позволить себе быть зависимой от какой-либо другой страны в вопросе инфраструктуры, необходимой для экспорта или импорта ключевых для экономики ископаемых или товаров. Путин подробнейшим образом расписывает план строительства многофункционального комплекса по переработке и транспортировке нефтепродуктов. Конечно, в путинском тезисе о важности транспортной инфраструктуры нет ничего сверхоригинального, но тем не менее он показывает, почему этой проблеме уделялось столько внимания во время его президентских сроков. Помимо неудачного опыта с поставками продовольствия, транспортная проблема была тем, с чем он регулярно сталкивался на посту вице-мэра, поскольку в круг его обязанностей входили и контакты с российскими и зарубежными предпринимателями, перевозившими нефть и другие полезные ископаемые, а также промышленные товары через один из крупнейших в стране портов.

После того как распался Советский Союз, одной из основных проблем, вставших перед российскими руководителями как на федеральном, так и на местном уровне, стала необходимость увеличить грузооборот российских портов. На побережье Балтики, Черного и Каспийского морей многие крупные порты достались отныне независимым государствам. Мэрия Санкт-Петербурга была вовлечена в решение этого вопроса с самого начала. Для своей диссертации Путин использовал материалы различных государственных комитетов и комиссий, занимавшихся этой проблематикой. Схожие опасения существовали и по поводу железнодорожной сети и трубопроводов, связывавших производителей нефти и газа СССР (а теперь – России) с потребителями в Европе. Теперь часть этих сетей пролегала по территории иностранных государств: Беларуси, Украины, стран Балтии, а также Казахстана и государств Средней Азии. Став президентом, Путин сделал модернизацию железных дорог России одним из приоритетных направлений, одновременно начав строительство газопроводов напрямую к европейским потребителям, чтобы обойти территорию таких стран, как Украина.

Если суммировать все вышесказанное, то важность нефти и газа как основного источника богатства России и важность транспортной инфраструктуры для обеспечения перемещения этого богатства помогли Путину определить, какие компании станут основой его «корпорации «Россия». И с данной точки зрения совсем не важно, кому юридически принадлежат эти ключевые компании. Некоторые находятся в государственной собственности, некоторые – в частных руках, но в любом случае господин Путин (как «Специалист по выживанию» и «Сторонник свободного рынка») смотрит на эти предприятия как на часть собственной системы и контролирует их как традиционными, так и нетрадиционными способами. И здесь на сцене появляются старшие менеджеры «корпорации «Россия». Монополист газового рынка Газпром и крупнейшая в стране нефтяная компания Роснефть принадлежат государству. А во главе их стоят люди, которых можно назвать незаменимыми в рамках российской системы управления, созданной Путиным. В 2012 году Виктор Зубков стал председателем совета директоров Газпрома, а президентом и генеральным директором Роснефти стал Игорь Сечин. Из всех ближайших соратников с этими двумя Путина связывают самые давние отношения.

Кто-то из них, если не оба сразу, на протяжении последних двух десятилетий принимал участие во всех важнейших эпизодах путинской карьеры. И связи между ними многочисленны и разноплановы. Например, всего лишь год спустя после того, как Путин защитил свою диссертацию, то же самое под руководством Владимира Литвиненко сделал и Игорь Сечин. Причем тема была похожая – о транспортировке нефти. «Экономическая оценка инвестиционных проектов транзита нефти и нефтепродуктов: на примере нефтепродуктопровода Кириши – Батарейная», так она называется. Это был подробный экономический расчет стоимости прокладки трубопровода от крупнейшего в России нефтеперерабатывающего завода в Киришах Ленинградской области до нефтеналивного терминала в Батарейной бухте на берегу Финского залива. В 2000 году Виктор Зубков тоже получил ученую степень. В том же самом Горном институте. И снова его диссертация была очень похожа по тематике на диссертации его товарищей: «Совершенствование налогового механизма минерально-сырьевого комплекса на примере Ленинградской области».

Во время нахождения Путина на посту президента, если не считать Роснефть и Газпром, большинство других нефтегазовых компаний России находились в частных руках. Однако и они были связаны с Путиным. Так, вторая по величине нефтяная компания ЛУКОЙЛ контролируется выходцем из советского нефтегазового комплекса Вагитом Алекперовым (этнический азербайджанец из Баку, но с российским гражданством); ТНК-BP, стоящая с небольшим отрывом на третьем месте по добыче и переработке, наполовину принадлежит группе российских олигархов (включая Петра Авена с его партнером по «Альфа-банку» Михаилом Фридманом), а наполовину – британской «Бритиш Петролеум». Четвертая по размеру компания нефтедобывающего сектора – «Сургутнефтегаз», одна из самых непрозрачных в России, никогда не публиковала список своих акционеров.

Компании, занимающиеся транспортировкой нефти и газа, с учетом их значимости в существующей системе и упоминания в диссертациях как Сечина, так и самого Путина, также находятся под контролем тех людей, которым последний доверяет. Все российские газопроводы принадлежат Газпрому, а нефтепроводы для доставки сырой нефти управляются государственной монополией – компанией «Транснефть», возглавляемой Николаем Токаревым, связанным с Путиным еще с 1996 года, то есть когда последний переехал в Москву, или даже ранее. Всеми трубопроводами для нефтепродуктов управляет дочерняя компания «Транснефти» – «Транснефтепродукт». Сырая нефть и нефтепродукты могут транспортироваться и по железной дороге. «Российские железные дороги», еще одна госмонополия, находятся в руках Владимира Якунина, соседа Путина по дачному кооперативу «Озеро», и он также руководит всеми организациями, занимающимися возрождением православного наследия. В 80-е уроженец Ленинграда Якунин входил в состав советской миссии при ООН, а в 90-е занимался бизнесом в родном городе. На государственную службу он вернулся в 1997 году, когда Путин назначил его главой регионального ГКУ. В 2005 году Путин поставил его главой железнодорожной монополии. Учитывая важность морского транспорта для российского экспорта (и диссертаций Путина и Сечина), похожим образом и ключевые российские порты и погрузочные терминалы оказались либо в собственности людей, связанных с Путиным, либо напрямую в собственности государства. Например, в 2007 году, для объединения усилий российских судостроительных мощностей президент Путин подписал указ о создании «Объединенной судостроительной корпорации». Первым председателем ее правления стал Игорь Сечин.

Запутанные связи владельцев и совладельцев ключевых компаний и даже целых отраслей промышленности только подчеркивают тот факт, что юридическое право собственности (не важно – частная компания или государственная) не является препятствием для Путина. Гораздо важнее для него, позволяет ли структура собственности взаимодействовать ему лично с теми, кто стоит во главе этих компаний, причем не важно, собственник это или назначенный управляющий. Как гендиректор и президент, господин Путин должен быть уверен, что действия владельцев компаний не скажутся на национальных интересах, в том значении, как он их понимает. Другими словами, владельцы и менеджеры могут действовать независимо, если только это совпадает с общими целями, изложенными Путиным в его стратегических планах. Они должны работать с максимальной эффективностью, платить налоги и поддерживать экономически отстающие, но политически важные секторы российской экономики путем размещения заказов на отечественных предприятиях тяжелой индустрии, дающих работу множеству людей.

 

Аппарат

Снаружи «корпорации «Россия» располагается следующий круг российской системы, построенной Путиным. Это аппарат – бюрократия русского государства, включающая в себя множество государственных служащих на всех уровнях власти. Со многих точек зрения эта система по сложности не уступает швейцарским часам – каждый знает свое место и что он должен делать. У аппарата своя иерархия. Наверху – министры и члены правительства, которых большинство русских, используя старый советский термин для обозначения бюрократической системы, или, по-другому, «аппарата», пренебрежительно называют «аппаратчики». Впрочем, господин Путин называет их более честным и историчным словом – «чиновники». Этот термин связан с Петром Великим и созданной им «Табелью о рангах», в которой каждому государственному служащему присваивался соответствующий «чин» (ранг), что формализовывало их положение в рамках русской имперской бюрократии в 1700-х. Эта система создала целый класс профессиональных «слуг государства» и просуществовала до революции 1917 года.

Путин в этом контексте также считает себя чиновником, что видно из его интервью в ноябре 1999 года, когда его назначили преемником Ельцина. Конечно, фактически в тот момент он не считал себя ровней десяткам тысяч работников бюрократического аппарата в Москве и российских регионах. В тот момент он не был «чиновником», он был «государственником», о чем прямо заявил всего лишь месяц спустя в своем «Послании тысячелетия». И его самоидентификация не зависела от того, где ему приходилось работать, а лишь от его собственного видения государства. Тем не менее, поскольку он, проводя исторические параллели, продолжал создавать «группы единомышленников» и аккумулировал ключевые позиции, господин Путин решил представить себя в облике чиновника. В данном случае его задачей было найти то общее, что объединило бы его с огромной массой людей, с которыми ему вскоре предстояло работать, и подчинить развитую российскую бюрократию.

В путинской «табели о рангах» формальная иерархия и штатные расписания не очень важны. Важность позиции во внутреннем круге, так же как и во внешних кругах системы, определяется теми персоналиями, которые их занимают, а не наоборот. Наиболее ярким примером можно назвать пост премьер-министра в то время, когда сам господин Путин занимал его. В итоге, как он дал понять в начале своего первого президентского срока, для Путина важны люди, которых он выбрал для работы в системе, зачастую только из-за его связей с ними. И хотя многие из них, как и сам Путин, начинали карьеру в спецслужбах, совершенно не обязательно они должны быть силовиками. В интервью корреспонденту ABC News Тэду Коппелю, которое он дал в 2000 году, когда еще был исполняющим обязанности президента, Путин подчеркнул, что связи с КГБ для него значат меньше, чем «профессиональные качества и личные отношения». Игорь Сечин связан со спецслужбами, поскольку он работал военным переводчиком. Виктор Зубков работал в основном по партийной линии и был связан с сельским хозяйством. Дмитрий Медведев, до прихода в политику в 1990 году (выборы Собчака мэром), получил диплом юриста и преподавал юриспруденцию в «родном» ЛГУ.

После вхождения во «внутренний круг» системы «профессиональные качества» этих людей заменяют «личные отношения». Если они хотят оставаться на верхних уровнях иерархии, они должны показывать результаты и постоянно доказывать свою лояльность Путину. Люди, которых он выбрал в качестве оперативных управленцев «корпорации «Россия», так же как и для управления ключевыми частями государственного аппарата, должны быть способны справиться с возложенными на них задачами. Они отвечают за обеспечение четкого функционирования системы и высокие показатели работы в своем секторе или части «корпорации». В случае Сечина – жизненно важной нефтяной промышленности. В случае Зубкова – сбора и накопления финансовой информации, а в случае Медведева (с 2008 по 2012 год) – сохранения кресла президента.

Многим другим достались роли, отличные от вышеупомянутых. Они стали «представителями» системы. Как мы собираемся рассмотреть в деталях ниже, их основной задачей стало поддержание жизненно важных связей между президентом, «внутренним кругом» и другими социальными группами. Они направляют информацию и отвечают за функционирование механизма обратной связи, обеспечивая, таким образом, правильную работу всей системы. Например, Игорь Шувалов, один из заместителей премьер-министра, выполнял такую роль «организатора» во время встречи «Большой восьмерки» (G8) и «Большой двадцатки» (G20). Он был передаточным звеном между «корпорацией «Россия» (так же как русским государством) и международными финансовыми организациями и зарубежными бизнес-кругами. Когда Дмитрий Медведев был президентом, он выполнял похожую роль во время протокольных встреч с лидерами других стран, в то время как премьер-министр Путин мог позволить себе быть разборчивым и встречаться лишь с теми, с кем необходимо в рамках разработанных им самим стратегических планов.

 

«Демократический централизм» по-путински

На верхних этажах системы и особенно в рамках «внутреннего круга» оперативных управленцев Путин всячески избегает перекрытия зон ответственности. Он не хочет возникновения конфликтов между своими заместителями. На начальных этапах обсуждения способов решения важных политических проблем люди могут не соглашаться друг с другом и, возможно, даже с ним самим, но, как только Путин принимает конкретное решение, особенно связанное с выполнением какой-либо стратегически важной задачи, никто не должен идти вразрез с этим решением. Как только путинское решение озвучено, основными вопросами для системы становятся: «У кого есть доступ к Путину?» и «Кто может донести до него идею, или сделать предложение, или передать сообщение?». Вес в системе имеют не только те, кто способен выполнить задачи, но и те, кто может сработать «передатчиком идей» – те, кто обладает способностью донести информацию, могущую повлиять на решение, принятое Путиным по какому-то важному вопросу.

Многие российские аналитики и обитатели Кремля указывают, что избежать конфликта интересов при решении критических вопросов практически невозможно, но Путин ожидает от своих соратников, что они выскажут свои возражения (или синтезируют и предъявят имеющиеся у представителей тех, кто находится за пределами «внутреннего круга») и дадут ему выработать компромиссное решение. Так что некоторая свобода слова, не только для членов ближайшего окружения, но и для широких слоев общественности, присутствует. Люди, входящие во «внутренний круг», так же, как и те, кто в него не входит, могут открыто не соглашаться с официальными предложениями по урегулированию политических вопросов. До той поры, пока они работают внутри системы и не ставят законность этих решений и компетентность Путина и его команды под вопрос, они могут предлагать альтернативные решения и вносить свой вклад в формирование общегосударственной политики. После принятия окончательного решения они оказываются в одной лодке с руководством страны.

Это объясняет, почему возникавшие среди представителей верхушки российского госаппарата на протяжении последнего десятилетия трения по важным экономическим вопросам и проблемам политики так часто становились достоянием широкой публики и освещались СМИ. Эти противоречия особенно обострились во времена «тандема», то есть между 2008 и 2012 годами. Две команды – одна, собравшаяся вокруг Медведева, другая – вокруг Путина, агрессивно проталкивали собственные идеи. Этот период совпал с наиболее трудной фазой глобального экономического кризиса, когда Кремль активно заимствовал сторонние идеи по борьбе с ним. Во многом это похоже на то, что в советские времена называли «демократическим централизмом», но в путинской России это происходит на глазах у всех, а не прячется за кремлевскими стенами.

 

«Безответственный чиновник» и другие «страшилки» вертикальной системы

Все и каждый знают, что им делать и когда им это делать (и все подотчетны человеку на самом верху) – вот в идеале смысл построенной Путиным системы. Это ключ к «вертикали власти», которую Путин пытается построить в центральном аппарате правительства на протяжении всех 2000-х. Человек на самом верху ставит задачи и определяет цели. Все остальные, с верха федеральной управленческой системы до самого ее низа, имеют свой, отличающийся размерами, круг обязанностей, обеспечивающий достижение этих целей. На региональном уровне все то же самое.

«Полпред», полномочный представитель президента в федеральном округе, отвечает за выполнение общегосударственных задач вне Москвы. Представители президента следят за эффективностью работы и соблюдением условий регионами в составе федеральных округов. Губернаторы докладывают полпреду и, таким образом, президенту о состоянии дел. В полном соответствии с этой схемой они уверены, что каждый уровень государственного аппарата в их регионе сделает для них то же самое в рамках их установленных обязанностей.

Работать в таком режиме машину государства заставили инновации Владимира Путина, которые он ввел после печально знаменитых событий, произошедших в североосетинском Беслане в сентябре 2004 года. Конечно, эти идеи появились до бесланской трагедии – их корни можно отследить и в президентском послании 1997 года, и во многих других документах, но Путину нужен был повод и ясная причина для их введения. Трагедия в Беслане такой повод дала. Во время захвата школы никто из присутствовавших на месте начальников так и не смог отдать приказ, объясняющий, что делать, чтобы выйти из противостояния с террористами. Они ждали указаний сверху (и даже наотрез отказывались реагировать на изменения обстановки) при том, что ситуация постепенно выходила из-под контроля. Это выглядело как повторение трагедии подводной лодки «Курск» и было хорошо задокументировано российскими и зарубежными средствами массовой информации. Чтобы назначить переговорщиков и прислать подразделения по борьбе с терроризмом из Москвы потребовалось вмешательство Путина. На протяжении нескольких мучительных дней весь мир наблюдал, как сотни детей, родителей и учителей страдали, а затем погибли во время штурма школы. Путин был вынужден взять управление на себя.

В «вертикали власти», введенной Путиным после Беслана, по его заявлениям, все будет функционировать с точностью швейцарских часов. Любой, кто назначен на свой государственный пост на федеральном, региональном или местном уровнях, должен знать, что его (или ее) работа обязана отвечать этим требованиям. Путин заявил, что отныне ключевые должности в регионах не будут выборными, а он сам станет назначать на них людей так, чтобы они несли персональную ответственность перед ним за свои действия. Если перевести на американский жаргон, то «иметь перед кем-то персональную ответственность» означает, что у человека нет возможности переложить проблемы на кого-то вышестоящего. То есть единственной «инстанцией», способной решить эту проблему, становится конкретный человек. Создавая «вертикаль власти», Путин хотел быть уверенным, что «инстанция», до которой будет доходить эффективная коммуникация, окажется намного уровней ниже, чем его, президентский.

С момента введения этой системы Путин и его ближайшее окружение смаковали истории, иллюстрирующие, почему она пришлась к месту. Одной из любимых была «сказка о безответственном выборном чиновнике» в одном далеком (обычно сибирском) местечке. Путин использовал эту историю как «штатный анекдот» про преимущества «вертикали власти», например, для отмены выборов губернаторов в 2004 году. Он также рассказывал ее во время интервью и как минимум два раза на встречах Валдайского клуба. И Валентина Матвиенко, ставшая позже губернатором Санкт-Петербурга, и Игорь Шувалов повторяли все ту же историю (с некоторыми дополнениями от себя) во время встреч Валдайского клуба. История обычно начинается с отсылки к Путину или бывшему тогда министром по чрезвычайным ситуациям Сергею Шойгу: «В небольшом сибирском городке из-за суровой и многоснежной зимы выключилось электричество. Местный чиновник не понял, что это он должен был заниматься возможной нехваткой топлива в преддверии зимы, и не позаботился создать запасы. Население вышло на улицы, а в Москву полетели запросы о помощи. Сергей Шойгу и специальная команда прибыли на место и занялись проблемой. Шойгу попытался убедить местного беспомощного чиновника выйти и объясниться с толпой, которая требовала хоть каких-то действий. Чиновник стал возражать и отпросился выйти на минутку (по одной из версий Путина, якобы в туалет – еще одно из любимых им упоминаний сортира), после чего его никто больше не видел».

Рассказав эту историю, Путин обычно заявлял, что только люди, назначенные на свой пост, снабженные инструкциями, что делать, и полностью подотчетные ему самому, должны быть у руля. Если они знают, что отвечать придется перед самым верхом, они способны, если это потребуется, взять ответственность на себя. Если же их избрали и они, таким образом, не имеют другого начальника, кроме народа, они просто избегают ответственности.

За годы, прошедшие со времени бесланских событий, Путин обнаружил, что требуется вертикали власти. Несмотря на то, что он намеревался играть роль «босса» и пользоваться теми PR-преимуществами, которые она давала, ему приходилось самолично браться за работу снова и снова. Иногда было достаточно послать кого-нибудь из Москвы в регионы, а иногда приходилось ехать самому, как случилось в Пикалеве или во время лесных пожаров 2010 года. Вместо того чтобы стоять за бровкой и наблюдать за работой государственной машины или разрабатывать стратегические планы, наблюдая за ситуацией с высокого кресла «генерального директора», Путину приходилось все чаще отвлекаться на что-то другое. Для исправления механизма власти он погрузился в сиюминутные тактические импровизации. Казалось, что назначенные чиновники страдают тем же недугом, что и «безответственные» выборные, подобные сбежавшему с места происшествия сибиряку из анекдота. У них обнаружилась та же склонность ждать инструкций и указаний (если не прямого управления) сверху. Казалось, что они не понимают, что они – часть «механизма швейцарских часов» и должны работать синхронно. Они не знали, что они – последняя инстанция. И это, что хорошо видно из многочисленных интервью и бесед, посвященных отсутствию чувства ответственности у чиновников, явно расстраивало господина Путина.

 

Система, основанная на недоверии

Неудача путинской «вертикали власти» продемонстрировала, что корпоративная модель управления не может работать в масштабе всего государственного аппарата. Для нее он слишком большой. А у системы, которую создал Путин, слишком много специфических особенностей, из-за чего в ней отсутствуют ясные «линии ответственности». Несмотря на то, что все формальные государственные институты оставались на своих местах, со многих точек зрения система в целом не обладала ясной структурой. Корпоративная модель управления справилась с возложенной на нее Путиным задачей и в начале 2000-х позволила отслеживать активность олигархов и контролировать их. Кроме этого ничего не соответствовало путинскому чертежу. В правильно работающей корпорации всегда есть делегирование полномочий и подотчетности в вертикальной плоскости. И на каждом уровне есть свои заслуги и награды. В виртуальной корпорации Путина ясных связей подчиненности нет, поскольку авторитетом обладает только он сам. За исключением нескольких случаев, которые можно пересчитать по пальцам, личные связи всегда побивают послужные списки, а награды концентрируются только на самом верху.

Есть три основных причины, по которым путинская система управления не может достичь корпоративного идеала. Первая и наиболее явная состоит в том, что Россия – государство, а не корпорация. Человек наверху, «генеральный директор», неподотчетен никому. Путин как-то упомянул, что он – всего лишь «нанятый менеджер», но в реальности все по-другому. Он президент России, а не «гендиректор». Поскольку его избрали на этот пост в 2000 году, а никто не нанимал, то и уволить с этого поста его никто не может. Нет такого института, который способен убрать Путина во время гарантированного конституцией страны президентского срока. В результате путинская система находится как бы в двух параллельных вселенных. Есть политическая, конституционная и законодательная среды, в которых существуют как обычные граждане страны, так и сотрудники госаппарата, но помимо этого, пересекаясь с ними, есть неофициальная система, созданная Владимиром Путиным. Это «особый мир» олигархов, с которыми Путин договорился в июле 2000-го. В него также входят те, кого можно назвать «дружественными олигархами», те, кто «поднялся» после упомянутой сделки, имеющие те или иные связи с Путиным. Естественно, что здесь есть место для его ближайших соратников из «внутреннего круга». В этом специальном мире олигархи принимают стратегические решения, связанные с их бизнесом, и в силу этого границы их сферы влияния определяются размерами их формальной собственности. В случае государственного аппарата это не так.

У «новых» олигархов есть несколько существенных отличий от «старых», взращенных залоговыми аукционами ельцинской эпохи. И эти отличия неплохо подчеркивают некоторые тонкости системы и оттеняют попытки Путина выработать в ее членах чувство ответственности. Путин не получил «новых олигархов» в наследство, они сказочно обогатились уже за время его президентства. Даже если их отношения с Путиным и не такие прочные, как пишут, в созданной им системе они играют немаловажную роль и в экономике России занимают очень ответственные места. Почти все они вовлечены в добычу, переработку и транспортировку нефти и газа, и потому контакты с ними нужны Путину для сохранения контроля над жизненно важной с экономической и политической точек зрения отраслью. Эти люди – активные, мобильные и адаптивные посредники между гигантами вроде Газпрома, Роснефти и Транснефти и международными рынками. Само их существование обеспечивается разницей между бюрократами, которые ничего не делают и ни на что не способны (как в советское время, так и при нынешнем государственном аппарате), и группой людей, которые могут сделать необходимое и извлечь из этого прибыль.

Согласно путинской концепции, «новые» олигархи несут ответственность непосредственно перед ним. Госкомпании на самом деле не совсем подотчетны правительству, поскольку ответственность перед обществом – это по большому счету ответственность ни перед кем (как ясно из истории про безответственного сибирского чиновника). Однако группа «новых» олигархов, как и «старых», невелика, а потому договориться с ними напрямую так же легко. Личное обогащение членов этой группы связано с планами Путина обеспечить контроль, подотчетность, предсказуемость, безопасность и стабильность всех операций с нефтью и газом. Члены группы стали богатыми, потому что они добивались нужных результатов, а не просто потому, что дружили с господином Путиным. И на основании своей эффективности они получают от него награды и защиту.

Вторая и третья причины, почему путинская система не соответствует идеалу, взаимно пересекаются: сильное недоверие, пронизывающее отношения обитателей «особого мира», и крайняя персонализация самой системы. Сам Путин не доверяет почти никому. Этот факт неоднократно повторяется в интервью и биографиях. Лишь немногие, включая Виктора Зубкова, Дмитрия Медведева, Алексея Кудрина и Игоря Сечина, упоминались как заслужившие его доверие. И они действительно старались его заслужить на протяжении всех длительных с ним отношений. Если вы не знаете людей лично, то как вы узнаете, можно ли им доверить что-то сделать? А если вы не доверяете людям, то и ответственность на них возложить не можете. Те, кто знавал Путина во время его пребывания в Санкт-Петербурге, в своих интервью подчеркивают, что верность и доверие для него всегда тесно связаны. Анатолий Рахлин, тренер Путина по дзюдо, в интервью, которое он дал газете «Известия» в 2007 году, подчеркнул, что Путин «питерских берет на работу не за красивые глаза, а потому что доверяет проверенным людям». Есть четкие доказательства, позволяющие предположить, что если некомпетентность Путин простить может, то за нарушение обязательств и личную нелояльность последует самая тяжелая кара.

Недоверие означает также, что в «особенном мире», информационной среде, окружающей Путина и «корпорацию «Россия», постоянно необходимо «ручное управление». Даже при общении с «дружественными» олигархами и другими людьми из ближайшего окружения должен быть какой-то «крючок», гарантирующий верность. И здесь снова на помощь Путину приходят навыки резидента КГБ, которые помогают ему создать некую договоренность с членами «внутреннего круга», подобную той, что он достиг с олигархами в июле 2000-го. Поскольку полностью он может доверять только себе, Путин со всеми остальными для обеспечения лояльности использует вымогательские методы – в основном угрозу взаимного разоблачения.

О коррупции в верхних эшелонах формальной части российской государственной системы написано много, и значительная часть этого посвящена спекуляциям о личном состоянии людей, входящих во «внутренний круг», и самого Путина. Роль денег в этой системе важна, но, как правило, понимается неправильно. Деньги, безусловно, в системе присутствуют, но не они гарантируют верность и являются лишь связующим звеном. Для обеспечения лояльности важно не столько количество денег, сколько обстоятельства их происхождения. Важно, получены эти деньги легальным путем или нет. Участников системы не подкупают в привычном смысле этого слова. Их компрометируют, делают уязвимыми к угрозе разоблачения. Сплоченность «особого мира» достигается не положительными стимулами, а неявными угрозами.

Путин уже использовал подобные способы воздействия, когда был резидентом. И это ключ к системе, которую он совместно с Виктором Зубковым создал, будучи вице-мэром Санкт-Петербурга. Верность обеспечивается шантажом. Коррупция и даже преступная деятельность остаются в тайне до тех пор, пока человек придерживается правил игры.

За работу на систему и хорошее выполнение заданий Путина люди получают награды в виде денег и льгот. Но, как учили Путина в КГБ, всегда есть риск, что кто-то предложит более высокую ставку или кто-то из посвященных решит, что честь и достоинство дороже денег. А потому риск потерять что-то всегда сильнее наград. И так же, как во всех наиболее успешных схемах шантажа, в данном случае угроза финансовых потерь не самая страшная. Потеря репутации, потеря своего положения в глазах собственной семьи, друзей и соратников – потеря самого себя. (При шантаже инстинктивная реакция жертвы сводится к банальному: «Заберите все, только не говорите имярек».) Часто, чтобы подчеркнуть степень риска, эти угрозы делаются в открытую на публике. Так, в 2002 году Виктор Зубков, тогда глава Росфинмониторинга, попросил российского журналиста «передать» тем, кто уклоняется от уплаты налогов, следующее сообщение: «Те, кто занимается нечестным бизнесом, должны это прекратить. Мы их найдем, привлечем к ответственности. Они останутся нищими и будут позорить свои семьи». Олигархам, занимающим ключевые позиции в экономике, и многим другим, заключившим с Кремлем сделку и несущим ответственность в рамках неформальной системы, нельзя «соскочить». Если единственное, что они теряют, – это денежные потоки, то тогда они всего лишь подобны наемным управляющим. Однако они не могут быть такими независимыми. Некоторым позволяют просто уйти, но при этом от них ожидают соблюдения правил игры и невмешательства в кремлевские дела.

Если коротко, то коррупция (с западной точки зрения) и есть тот связующий материал, который позволяет Путину скреплять вместе части его неформальной системы. В «особом мире» практически каждое большое состояние намеренно подпорчено. Слухи и предположения журналистов о коррупции в верхах легко могут быть использованы, чтобы поставить человека на место, подрезать крылья политическим или личным амбициям и напомнить сразу всем, как много они могут потерять. Любого в системе можно «замазать». Слухи, что человек вовлечен в коррупцию, которые на самом деле могут быть и неверными, есть о каждом. Не обошли никого. Уязвимым должен быть каждый. Все это связывает членов «внутреннего круга» еще теснее и делает выход из системы или предательство невозможными. Уголовные обвинения и угрозы семье еще более страшны, чем просто потеря денег, как сказал Зубков в 2002 году. Так что неудивительно, почему многие из «внутреннего круга» путинской системы, начиная с олигархов и заканчивая чиновниками, держат капиталы, собственность и семьи за границей. Это также смягчает риск потерять все в России, если следующий начальник вдруг решит «взять и поделить».

 

Персонализация: главный вербовщик

Угрозы и шантаж могут справиться с одной частью системных проблем, но не способны решить все. С 2004 года Путин оказался перед непростой проблемой – недоверие и излишняя персонализация созданной им системы вступили в противоречие с концепцией «вертикали власти». То, что успех зависит от конкретного человека на строго определенной позиции, выполняющего строго определенную задачу, существенно ослабляет вертикаль сверху и до самого низа. При этом некоторые персоны все равно обладают большей властью, в силу их связей, а не занимаемого положения, особенно если они связаны лично с Путиным. Большинство русских, работающих в госаппарате, знают о существовании «параллельной вселенной», скроенной из неофициальных, неформальных и «особенных» привилегий, основанных на доступе к Путину.

Тот сам подчеркнул персонализированность системы, «забрав» президентскую власть назад у Дмитрия Медведева в 2012 году. Так называемую «рокировку» – обмен должностями между ними – многие российские аналитики посчитали подрывом самого института президентской власти в России. Как говорят, после ухода с поста президента в 2008 году, Владимир Путин неоднократно высоко оценивал сотрудников администрации президента за их усилия по восстановлению государственных институтов после 90-х годов. Также в тот период он часто ссылался на свои заслуги по укреплению «одного из институтов государственной власти, который работает». Путин дал инструкции своему персоналу продолжать верно служить институту президентской власти и поддерживать его авторитет. Он отмечал, что принимает на себя обязанность сделать то же самое с постом премьер-министра и таким образом повысить роль кабинета министров и правительства, так же как он сделал это с Кремлем. Четырьмя годами позже Владимир Путин вновь фактически «приватизировал» пост президента. «Рокировка» помогла лично ему, но разрушила десятилетние усилия по формированию целостности самого института президентской власти в России как верхушки вертикали власти.

Кроме того, на протяжении своих президентских сроков Путин обесценил значение остальных ключевых государственных постов. Путем перемещения своих ближайших сподвижников с должности на должность на самом верху системы или, наоборот, за счет недопуска других на эти посты – неважно. И снова тут принимались в расчет сами люди, а не занимаемые ими должности. В отличие от Дмитрия Медведева, Путин не увольняет людей системы даже в случае явной некомпетентности – он дает им шанс исправиться (или заняться чем-нибудь другим). И в то время как сотрудники с самыми громкими послужными списками перемещаются с места на место в поисках такой возможности (или пока Путин не поручит им выполнение какой-нибудь очень важной задачи), на других уровнях системы люди спокойно сидят на местах.

Путин объяснил свою мотивацию в этом вопросе во время телефонной пресс-конференции в декабре 2011 года: «Это люди квалифицированные… Можно в чем-то поспорить, можно в чем-то упрекнуть, но самое плохое, что мы могли бы сделать, – это заниматься кадровой чехардой… У меня есть уже определенный опыт работы, и я знаю, что такое кадровая чехарда и к чему это ведет… Наша задача, если в чем-то люди ошибаются, выстроить работу так, чтобы избежать этих ошибок».

С того времени, когда он был резидентом, Путин знает, что создание рычагов давления для «нахождения, вербовки и сопровождения» агента – дело весьма затратное. Когда он только планировал договор с олигархами 2000 года, он также знал, что в России слишком мало собственных крупных капиталистов, способных управлять гигантскими корпорациями и сделать их конкурентоспособными на международном уровне. То же происходит и при увольнении министра – теряются все инвестиции в него. Даже тупой и некомпетентный член команды, который вам верен и подконтролен, лучше, чем компетентный новичок, который, возможно, еще не понял правила игры и то, как все работает в «параллельной вселенной». Именно поэтому приходится оставлять людей на своих местах, а не увольнять их. Если они доставляют серьезные проблемы, следует проявить изобретательность, подыскав место в недрах системы, где они не смогут нанести много вреда.

Классическим примером последнего случая можно считать Евгения Наздратенко, бывшего губернатора Приморского края и проклятия региональной политики президента Ельцина в 90-е. В самом начале своего правления Путин в качестве первых шагов по установлению контроля над регионами предпринял несколько действий в отношении Наздратенко. Вместо того чтобы применить к нему репрессии, Путин осторожно перевел Наздратенко из Владивостока, столицы региона, назначив на весьма выгодный пост председателя Государственной комиссии по рыболовству. Одна журналистка, озадаченная, почему Путин не поступил со столь явным оппонентом жестче, спросила об этом Анатолия Чубайса. Ответ последнего был следующим: «Наш президент таким образом демонстративно объясняет элите новые правила игры… Путин показал, что с тем, кто играет по правилам (а Наздратенко сыграл по правилам, потому что в конце концов согласился добровольно уйти в отставку из Приморья), будут обращаться как со своим и не тронут. А с теми, кто не согласен играть по правилам, будут обращаться по всей строгости закона…»

Если коротко, то в силу своего «резидентского» образа господин Путин просто не в силах отказаться от своего «агента». Если воспринимать весь «внутренний круг» как таких «агентов», то становится ясно, почему число людей, в него входящих, так невелико. Тот факт, что Путин видит себя как человека, нашедшего и завербовавшего их в «команду», и отвечает за «работу с ними», и определяет лимит. А его «корпоративная модель» только усилила этот подход. В результате у «корпорации «Россия», несмотря на ее гигантские материальные и финансовые запасы, практически нет стратегического резерва персонала. В ее верхних эшелонах отсутствует механизм по перемещению людей кроме как по личному распоряжению Путина, а возможности по обновлению руководящего состава крайне недостаточны. Поскольку КПСС давно исчезла, а «Единая Россия» так никогда и не достигла полностью статуса правящей партии, в распоряжении Путина не оказалось никакого другого, кроме личных связей, механизма выбора людей для расстановки на ключевые позиции. Старая советская система истеблишмента оказалась замененной «шпионской сетью», в которой Владимир Путин выполняет функции главного вербовщика.

Единственный, с кем связаны все на вершине «корпорации «Россия», – это Путин. Сама терминология «внутреннего круга» указывает на это. Например, во время встречи Валдайского клуба 2010 года официальные лица, как из федеральных органов, так и из регионов, постоянно ссылались на него, и фраза «мы с Путиным» звучала постоянно. Даже в неформальной системе есть только вертикальные связи, с Путиным, и нет никаких горизонтальных. Любой, неважно кто это, должен сверять свои действия у Путина или обращаться к нему, чтобы оправдать свои идеи, действия или позицию в целом. Наиболее выдающимся примером таких односторонних отношений является президент Чечни Рамзан Кадыров. Их отношения – крайний случай феодальной верности в рамках как формальной, так и неформальной систем. Рамзан Кадыров ясно дает понять, что он лично обязан Владимиру Путину и его верность обращена лично к нему, а не к российскому государству.

 

«Кто может передать эту информацию Владимиру?»

Путин знает о тех проблемах, которые создают гиперперсонализация системы и одновременное существование формальной и неформальной систем. По факту он пытался выработать решение этих проблем, перекрывая разрыв между двумя «вселенными» за счет введения института «представителей». Как мы отмечали ранее, основная задача таких представителей – общение с целевыми группами за пределами неформальной системы управления, группами, чьи интересы принимаемые системой решения непосредственно затрагивают. «Представители» передают информацию и предоставляют сторонним «держателям акции» контролируемый доступ к верхушке «корпорации «Россия» и господину Путину. Власть и положение этих «представителей» целиком базируются на их доступе к Путину. Но способны ли они передать ему что-то?

Глеб Павловский в своем интервью газете описал правящую партию «Единая Россия» (ЕР) как основное средство для осуществления такого «посредничества». Он отметил, что именно для этой задачи она и была создана. Чтобы формальные общественные институты получили доступ в верхние, связанные неформальными отношениями, эшелоны власти и чтобы верхушка могла напрямую обращаться вниз: «Единая Россия» – это телефонная линия из Кремля к самому низу местного аппарата. Это средство передачи сигналов. В противоположность КПСС, она абсолютно зависима и не может действовать самостоятельно.

Она не может выполнять политические директивы. Ей нужны подробные инструкции – 1, 2, 3, 4 и 5. Если пункты 3 и 4 пропущены, она остановится и будет ждать дальнейших указаний. У ЕР нет ничего общего с КПСС. Она полезна просто как еще один элемент системы».

В своей книге, рассказывающей о первых двух президентских сроках Путина и его премьерстве, английский журналист Ангус Роксбур описывает функции его пресс-секретаря Дмитрия Пескова схожим образом. Роксбур провел три года в Москве в качестве консультанта Пескова от фирмы Ketchum, специализирующейся на PR-кампаниях. По его словам, Песков был связующим звеном между Кремлем и международными СМИ, передававшим запросы на интервью от них Путину и другим важным фигурам в правительстве и отправлявшим информацию в обратном направлении. Согласно описанию Роксбура и его коллег по компании «Ketchum», Песков как пресс-секретарь Путина также играл ключевую роль в донесении взглядов президента на ту или иную проблему до представителей политической системы и зарубежных собеседников, включая звонки с поздравлениями на дни рождения. Однако заставить Кремль стать более открытым для средств массовой информации оказалось для Ketchum group сложной задачей, которая так никогда до конца и не была выполнена. Система слишком полагалась на контролируемую передачу информации и ограниченный доступ к своим верхам.

Вероятно, лучшей иллюстрацией этого могут служить слова Дмитрия Медведева, записанные микрофонами во время его встречи с президентом США Бараком Обамой в столице Южной Кореи Сеуле в марте 2012 года – «Я передам эту информацию Владимиру». Президент Обама в этот момент объяснял Медведеву, что он не может сделать многое по критическим вопросам в то время, когда в США идет предвыборная кампания, но надеется, что во время второго президентского срока у него будет больше возможностей сделать это. Медведев в ответ сочувствующе кивнул и похлопал Обаму по руке, заверив его при этом, что скажет об этом «Владимиру». На протяжении тех четырех лет, что он был премьер-министром, Владимир Путин старательно избегал общения с мировыми лидерами, включая Барака Обаму, который встретился с ним только один раз – 7 июля 2009 года. Канцлер Германии Ангела Меркель, французский президент Николя Саркози, британские премьер-министры Гордон Браун и Дэвид Кэмерон – все они также практически не виделись с ним – у каждого было по одной встрече (в случае с Брауном – ни одной) и несколько телефонных разговоров. Время от времени, когда важные вопросы требовали этого, Путин встречался с госсекретарем США Хилари Клинтон или другими дипломатами, но в основном межгосударственные «представительские функции» были возложены на Дмитрия Медведева. Предполагалось, что, если Путину потребуется или захочется узнать что-то, Медведев все расскажет. И не было никакого другого хорошего или надежного способа говорить напрямую с человеком, который по-прежнему доминировал на российской политической сцене в 2008–2012 годах.

Таким образом, ограничивая доступ к себе, господин Путин смог, после 12 лет пребывания в самом центре власти в России, снова поставить себя на позицию «Чужака». И он использовал это с огромной для себя пользой. Доступ к Путину остался одной из наиболее ценных вещей в России. На протяжении четырех лет пребывания на посту премьер-министра Путин заставлял всех угадывать свои истинные намерения, как внутри страны, так и за рубежом. Точно так же, как в свое время во дворе Ленинградского университета он тихонечко стоял в сторонке, наблюдая за ситуацией. По словам российского аналитика Павла Баева, использовав тандем с Медведевым, Путин «растворился в толпе из двух человек». В результате такой отчужденности Путина в период между 2008 и 2012 годами на всех уровнях политической жизни России (и в государственных структурах иных стран) появилась настоящая одержимость найти надежный способ «общения с Владимиром». Если желающие быть услышанными не могли высказать что-то президенту Медведеву, настоящему «передатчику», то они пытались зацепиться хоть за кого-нибудь, имеющего отношение к Кремлю, в надежде, что тот сможет донести их слова вверх по вертикали власти.

В то же самое время, когда премьер-министр Путин избегал встреч со своими коллегами из других стран, он продолжал встречаться с главами иностранных корпораций – уже как генеральный директор «корпорации «Россия». Чаще всего это происходило, если дело касалось жизненно важных для страны секторов экономики, вроде нефтегазовой. В таких случаях его встречи с представителями нефтяных гигантов хорошо задокументированы, даже если и происходили в формате частной встречи. Схожим образом освещалась и встреча Путина с бывшим американским госсекретарем Генри Киссинджером, который в настоящий момент является уважаемым советником для многих транснациональных корпораций. Таким способом Путин подчеркивал свои приоритеты как «гендиректора» и разработчика стратегических планов. Он старался убедиться, что экономические богатства России в безопасности, а иностранные инвестиции продолжат поступать в наиболее важные секторы экономики. В то время как Дмитрий Медведев стал надежным «проводником» для государства, в дополнение к своим личным встречам Путин создал несколько «проводников» для общения с ведущими мировыми бизнесменами.

Так, в статье газеты «Ведомости», посвященной Санкт-Петербургскому экономическому форуму, рассказывалось, как важна роль «посредника» в исполнении Игоря Шувалова для коммуникации с ведущими зарубежными компаниями, принимавшими участие в работе форума, и разрешения многих спорных вопросов во время кулуарных встреч. Главы международных корпораций высоко оценили создание Владимиром Путиным такой должности. Однако «Ведомости» выделили и общую загадочность должности «омбудсмена по инвестициям» для большинства людей, работающих вне неформальной российской системы, отметив, что информации о том, чем конкретно занимается Шувалов, явно недостаточно. Помимо Шувалова еще один человек выполнял функцию омбудсмена – немецкий предприниматель Матиас Варниг. Его связи с Путиным можно проследить как минимум до Санкт-Петербурга начала 90-х, когда Варниг открыл в городе отделение Dresdner Bank. В начале 2000-х Путин назначил Варнига на несколько управляющих и наблюдательных постов в отрасли транспортировки энергоносителей. В их число входила одна из руководящих должностей в компании, отвечающей за строительство и эксплуатацию «Северного потока» – экспортного трубопровода, по которому планировалось поставлять газпромовский газ из России в Германию по дну Балтийского моря, а также посты в советах директоров Газпрома, Роснефти, Транснефти и еще нескольких компаний. С точки зрения руководства международных энергетических компаний Варниг – очень важное промежуточное звено между их предприятиями и российскими гигантами, а также прямой «передатчик» к Путину.

Впрочем, самым важным омбудсменом для всех, заинтересованных в российском нефтегазовом секторе, остается Игорь Сечин, один из ближайших соратников Путина. Тот официально подтвердил эту его функцию в 2012 году, создав специальную государственную комиссию (ТЭК) и поставив во главе нее Сечина, на тот момент уже президента Роснефти. Технически, конечно, главный там Путин, как президент «корпорации «Россия», но Игорь Сечин – исполнительный директор. Как сообщают «Ведомости», комиссия создавалась, когда Путин был еще премьер-министром, и ее состав вызвал чувство глубокого удовлетворения у менеджмента нефтяных компаний, поскольку в результате они получили возможность регулярно и безопасно встречаться как с Путиным, так и с Сечиным. В 2012 году руководители нефтяных компаний предположили, что с учетом важности нефтегазового сектора комиссия поднимется в статусе вместе с вернувшимся на президентский пост Путиным. Они терпеливо ждали официального заявления по этому поводу. В это время в качестве временной меры Сечин создал «нефтяной клуб» с теми же людьми в качестве участников. Встречи происходили еженедельно в офисе сечинской Роснефти и никогда не освещались прессой. К большому удивлению нефтяников, вместо заявления Кремля произошло следующее: советник Дмитрия Медведева Аркадий Дворкович вдруг возродил подотчетную премьер-министру ТЭК, назвал себя ее главой и назначил участников. Нефтяники, по слухам, возмутились, поскольку они хотели сохранить свой доступ к Путину через Игоря Сечина. В официальном письме они попросили Путина перевести комиссию под эгиду президента. Письмо было передано через Сечина. Путин не стал ничего делать с премьерской ТЭК, а просто создал новую президентскую комиссию, которая впитала все, что было в предыдущей версии той поры, когда он сидел в кресле премьер-министра, но к этому добавилось еще несколько новых ключевых положений. Нефтяники ликовали – передаточное звено напрямую к «Владимиру» было восстановлено.

В качестве последнего примера таких функций можно привести Алексея Кудрина, оставившего пост российского министра финансов после того, как Путин и Медведев объявили о «рокировке».

Есть и другие «акционеры» этой системы, которые хотели бы передать кое-что Владимиру (в основном – свое неудовольствие). В 2011–2012 годах «корпорация «Россия» – частная компания, сидящая на самой вершине российского государства, – начала испытывать трудности. Представители населения, от имени которого Владимир Путин правил, потребовали отчета о том, как Российское государство управляется. Они нарушили договор не спрашивать о методах, который Путин предложил в «Послании тысячелетия» 1999 года. С момента первых демонстраций, последовавших вскоре после российских парламентских выборов, Алексей Кудрин был фактически назначен омбудсменом протестующих – по крайней мере, представителей городской профессиональной элиты, составившей значительный процент недовольных в Москве. Вполне вероятно, что Кудрина на это сподвиг Путин.

Алексея Кудрина очень уважают в западных финансовых кругах, особенно в Вашингтоне, округ Колумбия, и при этом, с учетом его многолетней службы на посту российского министра финансов и славы одного из главных реформаторов экономики страны, его тесно связывают со всеми, кто действует на политическом небосклоне России. Подобно многим другим в российской системе (и, можно сказать, в гораздо большей степени) Алексей Кудрин, по его собственному признанию, основой своей легитимности считает связь с Путиным. Кудрин – один из немногих членов «внутреннего круга», который может искренне сказать «Путин уважает меня», поскольку сам Владимир Путин неоднократно говорил это. Он занимает важные позиции, как в рамках неформальной системы власти, так и в официальном госаппарате. В силу того, что на протяжении десятилетий он работал вместе с Путиным, их связывают тесные отношения. И знают они друг друга очень хорошо. Как мы уже отмечали ранее, именно Алексей Кудрин привез Путина в Москву в 1996 году и рекомендовал его на некоторые важные посты – например, главы ГКУ. В 2012 году Кудрин вызвался выполнить миссию за пределами правительственных полномочий – найти способ противодействия «восстанию акционеров» против путинской системы.