Когда Путин приехал в Москву в августе 1996-го, мало у кого из русской политической элиты сохранились какие бы то ни было иллюзии по поводу глубины внутреннего кризиса страны и потери статуса великой державы на международной сцене. Многие наблюдатели опасались, что Россия находится на грани полного коллапса. Они вставали на дыбы, когда западные комментаторы извергали заявления, что в последние годы существования СССР он был «Верхней Вольтой с ракетами». Российские политики были больше сконцентрированы на сохранении того, что осталось, и стремились избежать дальнейших унижений. Практически каждая российская политическая группа или партия на всем протяжении политического спектра считала, что разлом государственной машины, случившийся после распада Советского Союза, зашел слишком далеко, и выступала за восстановление «государственной силы» России. Даже некоторые экономисты либерального толка из окружения Егора Гайдара, который был в первых рядах разбиравших бывшую советскую экономику в начале 90-х, переориентировались.

Практически все, что сказал Путин с того момента, как он занял главный пост страны, про спасение России от хаоса и о важности наведения порядка, совпадает с мнением истеблишмента конца 90-х. Большинство принятых им как президентом приоритетов во внутренней и внешней политике уже были сформулированы российской политической элитой того периода. Все, что ему оставалось сделать в начале нулевых, – это воспринять и объединить разнообразные идеи по преодолению Россией кризиса, отфильтровав их из газетных колонок и политических заявлений, породив таким образом то, что можно с некоторой натяжкой назвать путинизмом. В число этих идей входила мысль о создании более влиятельного центрального аппарата – так называемой вертикали власти – и тезис о необходимости гораздо большей настойчивости в проведении внешней политики, особенно в «ближнем зарубежье» и в тех областях, где потери при Борисе Ельцине оказались наибольшими. И хотя Путин не указывал, что конкретно он будет делать в начале своего президентского срока, в конечном счете большинство его идей коренится в умонастроениях некоторых консервативных фракций 90-х.

 

«Послание тысячелетия»

Первый ключевой момент личности Владимира Путина – это его восприятие себя как государственника. Он видит себя одним из когорты людей, ратующих за восстановление государства. В одном из первых публичных выступлений, буквально накануне его вступления в должность исполняющего обязанности президента, он открыто представил себя как государственника и предложил свое видение пути возрождения России. Это заявление послужило основанием для его действий и в первый президентский срок, и во время, когда он был премьер-министром. В результате мы вынуждены сделать отступление и выяснить, что значило быть государственником в России 90-х.

29 декабря 1999 года на сайте русского правительства появилась статья на 5000 слов, подписанная тогдашним премьер-министром Владимиром Путиным. Название ее было «Россия на рубеже тысячелетий». Два дня спустя президент России Борис Ельцин появился на национальном телевидении, чтобы заявить, что он уходит в отставку и передает бразды правления Путину. Статья в Интернете стала известна как «Послание тысячелетия». Это было заявление Владимира Путина о его политической миссии, или манифест о начале его президентства, и благодаря ей мы можем понять, на какой основе построена система управления, которую он создал вокруг себя.

Одним из основополагающих пунктов этого манифеста было то, что на протяжении всей истории Россия только тогда теряла свой государственный статус, когда ее население было разобщено, когда русские теряли представление об общих ценностях, объединяющих их и отличающих от всех остальных народов. Путин подчеркнул, что с момента падения коммунистического режима жители страны получили персональные права и свободы, такие как право на свободу воззрений и возможность свободно выезжать за границу. По его мнению, в этих общечеловеческих ценностях нет ничего плохого, но они не «русские». И их будет недостаточно для выживания России. Существуют и другие, настоящие русские ценности, составляющие основу того, что Путин назвал «русской идеей». Это патриотизм, коллективизм, солидарность, державность (вера в то, что России судьбой предназначено быть великой страной и оказывать влияние на события за рубежом) и «исконно русское», непереводимое на другие языки понятие государственничество.

«Россия не скоро станет, если вообще станет, вторым изданием, скажем, США или Англии, где либеральные ценности имеют глубокие исторические традиции, – заявил Путин. – У нас государство, его институты и структуры всегда играли исключительно важную роль в жизни страны, народа. Крепкое государство для россиянина – не аномалия, не нечто такое, с чем следует бороться, а, напротив, источник и гарант порядка, инициатор и главная движущая сила любых перемен… Общество желает восстановления направляющей и регулирующей роли государства в той степени, в какой это необходимо, исходя из традиций и нынешнего положения страны».

Путин обещал восстановить эту роль. Он объявил себя государственником, то есть строителем государства и его слугой. Заявление Путина о том, что он – государственник, то есть человек, верящий, что Россия должна быть сильным государством и иметь сильную власть, вызвало значительный отклик в стране. Это не подразумевает кого-то, вовлеченного в политику. Государственник – это не политик, побуждаемый к действиям своими воззрениями и представляющий какую-то конкретную группу или избирательный округ и ввязавшийся в политические баталии для занятия какого-нибудь поста. Нет, вместо этого термин подразумевает человека, выбранного или выбравшего своей целью постоянное служение стране и верящего в само государство.

Таким образом, и сам термин государство имеет в России весьма специфическое значение. В России отношения между государством – «матушкой-Россией», «Родиной», и человеком отличаются от существующих в западных странах. В США государство существует для защиты прав частного лица. В России наоборот – в то время как Родину нужно защищать, она не обязана защищать своих граждан. В России государство первично. Оно – отдельная сущность и иногда даже пишется с большой буквы – «Государство». Личность и общество должны подчиняться государству и его интересам. Это основное в «государственничестве», подчеркнул Путин в своем «Послании тысячелетия».

 

«Люди государства» и КГБ

Учитывая кагэбэшное прошлое Путина, то, что он называет себя государственником, более чем понятно. КГБ (нынешняя ФСБ) и другие спецслужбы, чьи цели включают в себя обеспечение безопасности государства и защиту его интересов за границей, такие как Министерство внутренних дел и Министерство обороны, рассматриваются как основные элементы государственной и бюрократической машины России. Общее название для них – «силовые структуры». Русские, чьи карьеры так же, как у Владимира Путина, были связаны с этими министерствами, известны как «силовики». В КГБ многие культивировали миф о самих себе как о пламенных патриотах России и сторонниках сильного государства. Они даже утверждали, что подобную роль они исполняли на протяжении нескольких столетий.

Этот миф великолепно воплотился в интервью генерала КГБ в отставке Николая Леонова, напечатанном в мае 2001 года в газете «Спецназ России», тесно связанной с разведывательными службами. Он был одной из крупных фигур в Первом Главном управлении в 70—80-e годы и руководил операциями в Северной и Южной Америке.

Леонова спросили про внезапное появление в верхних эшелонах власти представителей «молодого поколения, начавших службу в органах госбезопасности в 70-е». В это число входят, помимо Владимира Путина, Сергей Иванов (секретарь российского Совета безопасности в 2001 году, позже занимавший посты министра обороны и первого вице-премьера, в настоящее время глава Администрации президента); Виктор Черкесов (бывший глава Управления ФСБ по Санкт-Петербургу, до этого занимавший кресло первого заместителя директора ФСБ, а в 2001 году – пост представителя президента по Северо-Западному федеральному округу, в который входит и Санкт-Петербург) и Николай Патрушев (директор ФСБ с 1999 по 2008 год, ставший затем секретарем Совета безопасности). Леонов ответил, что в настоящий момент требуются именно такие – стойкие, прагматично мыслящие политики. «Они распоряжаются оперативной информацией… Но в то же время они патриоты и сторонники сильного государства, традиции которого базируются на многовековой истории. История призвала их в строй для проведения специальной операции по возрождению нашей державы, поскольку миру нужен баланс сил и без сильной России вероятно наступление геополитической нестабильности… Что такое офицер КГБ? Он в первую очередь слуга государства…Жизненный опыт, верность стране… железная воля – где вы еще найдете подобные кадры? Единственные люди, способные навести порядок в стране, – это государственные люди».

 

Общество и русская элита

Таким образом, Владимир Путин, представляющий себя как слугу государства, не является чем-то уникальным среди когорты сотрудников КГБ. Идеи о государстве и подчиняющемся ему обществе, которые он выражает, принадлежат хорошо различимому и заслуженному течению русской консервативной мысли. Они превалируют среди тех, кто считал себя частью русской элиты 90-х, когда концепция восстановления государства превратилась в навязчивую идею. Путин с самого начала своей президентской карьеры, с «Послания тысячелетия», обращается именно к ним.

Когда Путин в своем «Послании» пишет: «Общество желает восстановления направляющей и регулирующей роли государства в той степени, в какой это необходимо, исходя из традиций и нынешнего положения страны», – он не имеет в виду русское общество, все население страны в целом. Путин имеет в виду политически и социально активную его часть – людей, по-настоящему обеспокоенных тем, как государство устроено и функционирует. Другими словами – представителей той элитарной части русского общества, к которой он, Владимир Путин, относился на протяжении всей своей карьеры, включая группы, напрямую связанные с силовыми министерствами в советское время. Бывший кремлевский советник и политический стратег Глеб Павловский сформулировал эту идею в своем интервью газете The Guardian в январе 2012 года: «Путин принадлежит к обширной, но абсолютно политически непрозрачной [sic], невидимой, официально не представленной прослойке людей, которые с конца 80-х жаждут реванша за развал Советского Союза. Я был одним из них… Мои подчиненные и мои друзья просто не могли смириться со случившимся… Среди элиты сотни, если не тысячи, подобных людей, и не все они коммунисты. Я никогда не был членом Коммунистической партии. Это просто люди, которым не нравится то, что было сделано в 1991 году. Они различны, и их представления о том, что такое свобода, тоже различаются. Путин относится к той категории, которая до конца 90-х пассивно ждала возможности для реванша… Под реваншем я подразумеваю возрождение сильного государства, такого, в котором мы жили, к которому привыкли. Конечно, не тоталитарного, но государства, которое можно уважать. А ту страну, что была в 90-х, уважать невозможно».

Так же как термин «государство», «элита» имеет для русских много дополнительных значений, которые отличаются от взглядов на элиту в США и Европе. Идея о том, что русская элита имеет особую роль и функции в национальной политике, вошла в обиход еще в XIX веке.

Со временем «элита» практически стала синонимом «интеллигенции» – так хорошо образованные русские, участники зарождающегося революционного движения последней декады XIX века называли сами себя.

Русские «интеллигенты» девятнадцатого столетия видели себя единственной группой, искренне радеющей об общественном благоденствии. По их мнению, они были представителями русского общества, в противовес царской экономической и политической системам. В некоторой степени они считали себя государственниками, но при этом ратовали за реформирование государства и его институтов снизу, а не сверху.

В советский период термин «интеллигенция» официально использовался для обозначения тех профессионалов или «белых воротничков», которые отвергали марксистскую социальную классификацию: врачей, инженеров, учителей, ученых, писателей и артистов. В 60-е и 70-е годы XX века, с появлением диссидентствующих правозащитников из числа недовольных советских интеллектуалов (часто служащих), термин приобрел отчетливые фрондерские оттенки. В 90-е это слово продолжали использовать для обозначения тех русских, кто действовал (больше по собственному разумению, чем по чьему-то приказу) на благо общества и был проводником общественного мнения. Интеллигенция и, таким образом, элита встали в позу постоянного критиканства по отношению к победившим политической и экономической системам.

 

Согласие во имя России

Одно из наиболее уместных проявлений духа элиты, которое Путин выбрал для своего «Послания тысячелетия», пришло из 1994 года. Когда вскоре после расстрела парламента была принята новая конституция России, несколько российских политиков-консерваторов создали организацию «Согласие во имя России», или просто «Согласие». В своем «Открытом письме к гражданам России» создатели этого движения обещали восстановить мощь российской государственности, защитить национальный рынок и национальный капитал, обеспечить условия для прорыва России в постиндустриальное будущее, остановить преступность, предотвратить безработицу и голод, дать каждому гражданину страны достойный человека уровень жизни.

Политики, создавшие «Согласие», продолжали активно действовать и после того, как Путин стал президентом. Ведущими участниками движения были: Сергей Глазьев, бывший министр внешнеэкономических связей, в 1993 году ставший депутатом парламента, и один из создателей националистической партии «Родина» (2003); лидер Коммунистической партии Геннадий Зюганов и Валерий Зорькин, бывший глава Конституционного суда, ушедший в отставку с этого поста после того, как открыто осудил ельцинскую расправу с парламентом. Другие высокопоставленные члены российской элиты поддержали это движение: кинорежиссер Никита Михалков (позже ставший активным сторонником Путина), бывший вице-президент Александр Руцкой (переживший обстрел здания парламента), Александр Цыпко (советский политический философ и советник Михаила Горбачева, ставший программным директором «Фонда Горбачева») и бывший советский кинорежиссер Станислав Говорухин (ставший заметным членом консервативной фракции в Думе). Поскольку движение состояло из разнородных политических групп и личностей со своими взглядами, оно скоро потеряло единство и наступательный порыв. Тем не менее тема воссоздания сильного русского государства по-прежнему находила отклик, так же как основная идея «Согласия» о создании всеобъемлющего движения, чьей целью стало бы сплочение элиты для восстановления страны. Со многих точек зрения опубликованное 29 декабря 1999 года «Послание» Путина можно считать откликом на идеи этого движения.

В течение нескольких следующих лет обсуждение элитой возможного выхода России из кризиса привело к появлению концепции национальной идеи, способной свести воедино различные политические фракции. Концепция «русской идеи» имела много именитых сторонников и до момента, когда Путин изложил ее в «Послании тысячелетия». Одним из первых был Андрей Кокошин, ученый, специалист по контролю за вооружениями, работавший первым заместителем министра обороны с 1992 по 1997 год. В 1995 году Кокошин разослал научную статью «Национальная безопасность и «военная мощь» России», которая оспаривала постулат, что страна не сможет восстановиться до тех пор, пока не появится новая национальная идея. И в этой статье, и в своих дальнейших публикациях Кокошин заявлял, что важность создания такой идеи «уже понята большей частью нашего общества – политиками, учеными, журналистами, «слугами народа», партийными лидерами, активистами профсоюзов, предпринимателями и, что особенно важно, руководителями промышленности и простыми рабочими». Об этом же говорил и Владимир Путин в своем «Послании тысячелетия», когда заявил, что «общество желает восстановления направляющей и регулирующей роли государства в той степени, в какой это необходимо, исходя из традиций и нынешнего положения страны».

Генерал Александр Лебедь выбрал эту же тему основным пунктом своей политической программы как до, так и после президентских выборов 1996 года. В серии выступлений, интервью и статей Лебедь подчеркивал важность установления «сильной власти» в России через формулирование национальной идеи. Перед парламентскими выборами 1995 года КПРФ представила себя как «партию по возвращению России статуса великой державы» и продолжала подчеркивать, что это – ее основная политическая цель. Например, доклад Геннадия Зюганова на ежегодном съезде Коммунистической партии Российской Федерации 1997 года объявлял, что «восстановление власти народа и возрождение разрушенного государства… основа для подлинного национального консенсуса…». Зюганов также сообщил, что «за тысячелетнее существование [русские] люди открыли идеи духовности и силы государства, справедливости и коллективизма. История России подтвердила, что ни одно из этих качеств не может быть проигнорировано без риска глубоких социальных потрясений… Мы уверены – Россия будет великой и социалистической!». За исключением постулата о «социалистической» России доклад Зюганова мог быть сделан Владимиром Путиным в любой день после 29 декабря 1999 года.

 

Ельцинские поиски «новой русской идеи»

В июле 1996 года слабое, измученное кризисом правительство Бориса Ельцина решило тоже ввязаться в драку, поскольку большое количество как его сторонников, так и оппонентов были одержимы поиском национальной идеи. Ельцин назначил Георгия Сатарова, своего советника и известного политолога, главой группы ученых и аналитиков, которые должны были тщательно проанализировать все материалы по данному вопросу. Ельцин дал этой группе указание выработать рекомендации по созданию «новой русской идеи» до 2000 года и начала нового тысячелетия. В речи, оправдывающей его решение, Ельцин отметил: «В российской истории 20-го столетия были различные периоды: монархизм, тоталитаризм, перестройка и, наконец, путь демократического развития. Каждому свойственна собственная идеология… но сейчас у нас нет никакой».

К сожалению, эта группа не смогла далеко продвинуться с разработкой «русской идеи». К концу 1996 года Георгий Сатаров получил лишь несколько расплывчатых параметров и несколько серьезных опасений для национальной идеи. Он рекомендовал, чтобы она не была как «интеллектуальной абстракцией», так и не содержала политических, этических и религиозных исключений. Принимая во внимание многонациональную и разноплановую природу Российской Федерации, он также защищал концепцию о том, что идея должна быть приемлема для любого – коммуниста и либерала, коренного русского и представителя другой национальности, православного, мусульманина или иудея. Вскоре группа Сатарова исчезла из медиапространства. В августе 1997-го было объявлено, что она признала свое поражение. Вместо выработки рекомендаций для создания новой национальной идеи группа выпустила сборник статей с общими рассуждениями.

 

Игорь Чубайс и идея новой России

Хотя в 1996–1997 годах усилия группы Сатарова по выработке национальной идеи и не достигли успеха, в то же время вышла книга, оказавшая заметное влияние на обсуждение данного вопроса. Это было издание российского философа Игоря Чубайса «От русской идеи к идее новой России». Игорь Чубайс – старший брат известного либерального реформатора Анатолия Чубайса, который в то время занимал пост главы президентской администрации. Эта родственная связь частично объясняет то внимание, которое уделили книге российские средства массовой информации. Игорь Чубайс на основе нового прочтения классической русской философии, а также других работ по этой тематике, написанных между 1992 и 1996 годами, разработал универсальную теорию «русской идеи», которая, по его мнению, должна сочетать «векторы прошлого, настоящего и будущего». Игорь Чубайс предложил, чтобы новая русская идея была системой ценностей, базирующейся на истории и культуре страны. Он акцентировал внимание на исторической преемственности, указав, что постсоветская Россия – фактически третья версия русского государства на той же самой территории. Две другие – это дореволюционная Россия и СССР. Новая Россия не должна быть повторением Российской империи или Советского Союза, но обязана включать элементы обеих. Чубайс также отрицал наличие признаков зарождения новой идеологии советского типа. Вместо этого он отстаивал возможность существования общей русской идеи, способной привлечь и объединить «все здравомыслящие силы в обществе».

И хотя нет прямых доказательств, что эта книга послужила источником основных идей для путинского «Послания тысячелетия», но их концептуальная и фактологическая схожесть потрясают. Подобно докладу Сатарова, книга Чубайса была опубликована в первый год пребывания Путина в Москве. Игорь Чубайс отметил три наиболее важные проблемы для создания как «русской идеи», так и российского государства – русская история, русский язык и религия. К этим же темам Путин не раз обращался в начале нового века. История, язык и религия – основные элементы русской консервативной мысли и в 90-е, и в нулевые.

 

Превознося русские добродетели

Вскоре после выхода книги Чубайса, в октябре 1996-го, Комитет Государственной думы по геополитике начал слушания по поводу законодательного закрепления «русской идеи». Использование думским комитетом во время дебатов термина «русская идея» вызвало крайне специфическую реакцию. Это выделило элементы концепции, связанные с этническими русскими, а не более нейтральные свойства, продвигаемые под заголовком «российской идеи». «Русский» – прилагательное, указывающее на национальность, в то время как прилагательное «российский» ведет свое происхождение от слова «Россия» и связано с государством. В то время как большинство американцев и европейцев могут счесть эти детали слишком подробными и даже занудными, они весьма важны при употреблении в России. Эти отличия Владимир Путин, с тех пор как занял президентское кресло в 1999 году, постепенно сделал созвучными. И они широко использовались в его предвыборной кампании в 2012 году.

Во время слушаний 1996 года русские националисты, такие как Владимир Жириновский и Дмитрий Рогозин, тогда – лидер Конгресса русских общин (КРО), выступили с показаниями, призвав обеспечить защиту «русскости» – то есть этнической принадлежности к русскому народу, через закон. И в последующие годы Жириновский с Рогозиным продолжали защищать исключительную связь этнической русскости с «русской идеей», требуя введения законов о русском языке, русской культуре, русском образовании, русских школах и русских духовных ценностях.

В январе 1997 года состоялось совещание, посвященное выработке «русской идеи», между представителями Русской православной церкви и Министерства внутренних дел, результатом которого стало одно из первых (но далеко не последних) обращений к общественности по поводу восстановления православия как официальной идеологии и инструмента государственной политики. Представители церкви говорили о православии как об основе «русской идеи» и о способности религии заполнить образовавшийся после распада СССР идеологический и духовный вакуум в русском обществе. Представители МВД обсуждали потенциальную возможность использовать православие как инструмент в борьбе с алкоголизмом и преступностью. И лишь режиссер Никита Михалков, присутствовавший на встрече (так же как и на многих других подобных мероприятиях в конце прошлого и начале нынешнего века), отметил, что если православие превратится в государственную доктрину или политику, то быстро станет бессмысленным в духовном смысле.

Неудивительно, что в эти дебаты и интерпретации «русской идеи» в то время было вовлечено не только МВД, но и КГБ. Сближение с РПЦ стало очень популярным в среде сотрудников госбезопасности в 90-е годы. Так, например, генерал-лейтенант госбезопасности Николай Леонов в 1995 году, буквально через несколько лет после выхода в отставку, стал политическим комментатором в популярной русской телевизионной программе «Русский дом». Эта программа издавала журнал с тем же названием. Многими она воспринималась как «православная, националистическая программа», и Леонов считался поборником более закрытой, русскоориентированной версии «русской идеи», сторонниками которой были также Жириновский и Рогозин. Леонов даже думал о том, чтобы принять участие в парламентских выборах от Российского общенародного союза (РОС) – националистической партии, возглавляемой Сергеем Бабуриным, вице-спикером Думы. В своем интервью 2001 года газете «Спецназ России» Леонов заявил, что фактически Владимир Путин «я бы сказал, в широком смысле слова, последователь… «Русского дома». Он описал Путина как «президента наших надежд», имея в виду русских «профессиональных» патриотов, как он сам.

Тем не менее Путин отнесся к проблеме «русскости» гораздо продуманнее, нежели генерал Леонов и другие «профессиональные» патриоты из националистических кругов. В то время как их надежды были связаны с широким толкованием тезисов, изложенных в «Послании тысячелетия», Владимир Путин в своем манифесте прямо говорил именно о «российской идее», а не о «русской». Как мы детально рассмотрим позже, цель Путина как президента России заключалась в создании в его «русской идее» чувства единства для всех граждан страны. Создании чего-то, как и рекомендовал Георгий Сатаров, приемлемого для каждого, а не исключительности и разобщенности.

В «Послании тысячелетия» Путин открыто предупреждал о возможной опасности возникновения нового раскола в обществе при выработке новой государственной идеологии. Он также выступил против политиков, публицистов и ученых, требовавших этого: «Я против восстановления в России государственной, официальной идеологии в любой форме». Он указал, что консолидация общества возможна только на добровольной основе и только в том случае, если основная масса граждан России («россиян»), а не только этнические русские, поддержит эти идеи, скрепляющие государство. Во многих отношениях эта часть «Послания» была представлением рекомендаций для создания национальной идеи, которые запрашивал президент Ельцин в 1996-м. Как Ельцин и просил, эти рекомендации были готовы к президентским выборам 2000 года, но их озвучивала уже не группа Сатарова и не правительство Ельцина, а будущий президент России Владимир Путин.

 

Послание Ельцина и восстановление государственной власти

Хотя правительство Ельцина потерпело неудачу с новой «русской идеей», оно создало очень важную традицию, связанную с государственной властью, которая также повлияла на образ мыслей Путина в начале XXI века. Это было так называемое «Послание», или ежегодное обращение президента к парламенту, первый раз сделанное в марте 1997 года. В «Послании» Ельцина подчеркивалась важность и необходимость восстановления порядка в Российском государстве и усиления его дееспособности. Так же как и вышедшая в 1996 году книга Игоря Чубайса, этот документ явился важным предшественником последующих путинских заявлений о политике – хотя Путин использовал концепцию о законе и порядке как оправдание построения сильного государства, заложенную в «Послании», гораздо консервативнее. «Послание» и серия официальных документов, связанных с ним, также сыграли важную роль в движении Путина к вершинам власти в период с 1997 по 1999 год.

«Послание» было написано вторым Чубайсом – братом Игоря, Анатолием, в тот момент находившимся на вершине власти и фактически стоявшим у кормила русского государства. Здоровье Ельцина после инфаркта, который он получил, пройдя два тура выборов, заметно пошатнулось. Осенью 1996-го он перенес операцию по шунтированию на сердце и на протяжении нескольких месяцев был недееспособен. Первое, что сделал Борис Ельцин после выздоровления в марте 1997-го, – он отправил свое «Послание». Это было очень необычное обращение к нации. В нем не упоминались достижения правительства вовсе. Кроме обычных спекуляций и официального сообщения о создании группы Сатарова, в нем не предлагалось никакой новой концепции государства. Внешней и внутренней политике – кроме нескольких завершающих параграфов, в которых осуждалось расширение НАТО, было также уделено мало внимания. Зато в «Послании» конкретно говорилось о важности восстановления контроля правительства над происходящими в политике процессами и борьбе с беспорядком в них. Основной идеей этого документа было указание, что главной опасностью для России в 1997 году стала чрезмерная слабость власти. «Один урок ясен уже сейчас, – говорилось в «Послании». – России нужен порядок. Однако необходимо ответить на два непростых вопроса: какой порядок и как его наводить?» Дальше Ельцин писал: «…строительство новой государственности осуществлялось в условиях жесткого политического противостояния. В поисках компромисса в проведении реформ приходилось принимать не самые эффективные решения, что растягивало преобразования и усиливало связанные с ними тяготы.

Сегодня ситуация изменилась, и есть реальные возможности успешного довершения начатых реформ… Самый эффективный способ навести порядок на стройплощадке – завершить строительство».

В послании президента был сделан следующий вывод:

«Вывод ясен: главное препятствие становлению нового экономического строя, новой политической системы – низкая эффективность власти, отсутствие надлежащего порядка в деятельности государственного аппарата…

…В этих условиях порядок в стране начнется только с наведения порядка в самом государственном организме.

…Только сильная власть, принимающая разумные решения и способная обеспечить их эффективное исполнение, в состоянии выполнить свои обязанности: дать гарантии для активности сильных и достойно поддержать слабых, обеспечить развитие культуры, образования и науки, реформировать Вооруженные силы, стать естественным и надежным центром интеграции для партнеров по СНГ, отстоять российские национальные интересы…».

Отсылки к «власти» вместо «государства» были весьма показательны. Анатолий Чубайс, Егор Гайдар и другие экономические реформаторы либерального толка в начале 90-х сфокусировали свои усилия на демонтаже остатков советского государства с тем, чтобы выпустить «силы свободного рынка». Они не были приверженцами мифа «государственников» о незыблемости и неизменности «Государства». Столкнувшись с хаосом власти и попытками каждого, начиная от олигархов и заканчивая региональными лидерами, отщипнуть кусочек от государства, они не могли продвигать свои реформы. Либеральным реформаторам, даже если они отводили государству роль всего лишь инструмента или сторожа на то время, пока реформы не закончены, требовалось восстановить хотя бы часть возможностей аппарата власти. Ключевой момент для возникновения такой версии сильного государства – убедиться, что команда, управляющая госаппаратом, то есть руководители страны и правительство, достаточно сильна.

В этом обращении заявлялось (и Путин сделал позже то же самое в своем «Послании тысячелетия»), что русское общество умоляет о порядке. И что лучший способ достичь такового – это завершить начатые правительством реформы. Наведение порядка в правительстве и завершение реформ приведут к порядку в стране. В документе также рассматривалась роль государства в экономике:

«Эффективное рыночное хозяйство – это не только свобода частной инициативы, но и строгий правовой порядок, единые, стабильные и неукоснительно соблюдаемые всеми правила экономической деятельности. Задача государства – установить эти правила и обеспечить их выполнение».

И, наконец, «Послание» критиковало государственные надзорные органы, отвечающие за соблюдение законов. Они были в целом беззубыми:

«Власть, не ограниченная правом, опасна. Право, не обеспеченное властью, бессильно. Первое много раз подтверждалось нашей историей. Второе становится очевидным сегодня».

 

Анатолий Собчак и правовое государство

Еще одним важным элементом «Послания» можно считать частые ссылки на «право». Анатолий Чубайс и его команда хотели, чтобы был принят закон, устанавливающий новые правила для рыночной экономики, и занимались разработкой способов его принятия. Они хотели, чтобы страна снова встала на путь реформ. Путин, после того как занял пост исполняющего обязанности президента, также подчеркивал важность подобного закона. Он считал его важным инструментом – способом контролировать, запрещать и сдерживать как экономические, так и политические реформы. Эта путинская концепция опирается на идеи, с которыми он познакомился за время долгого сотрудничества с Анатолием Собчаком, сначала как студент, а затем как советник и заместитель. Несмотря на то, что Собчак считался одним из главных демократов 90-х, его правовые взгляды были значительно менее либеральными, чем можно было судить по его политической репутации. В своих работах, посвященных вопросам права, написанных как в советское время, так и в 90-е годы, Собчак описывал установление «правового государства» как вид восстания консерваторов против Коммунистической партии, которая, как он считал, «заменяет собой все государственные институты». Сама концепция правового государства, стоящего над любой партией или институтом и являющегося гарантом прав просто в силу своего существования, стала идеей, к которой Путин возвращался много раз за время своего президентства.

Так, 13 января 2000 года Путин получил почетную степень в Санкт-Петербургском государственном университете, где он изучал право под руководством Собчака. В своей речи Путин отметил то влияние, которое оказало на него это обучение: «И те люди, которые сегодня занимаются строительством нового Российского государства, в том числе и ваш покорный слуга, хотят, чтобы эта власть и это государство были основаны на тех принципах, которые десятилетиями вырабатывались, в том числе в стенах юридического факультета Санкт-Петербургского университета».

Чуть позже, в том же месяце – его первом месяце у власти, Путин сделал особый упор на важности реализации принципов, заложенных в конституции 1993 года, в разработке проекта которой Собчак принимал активное участие. В ряде выступлений, последовавших после серии террористических атак и возобновления военных действий в Чечне, Путин отвел российской конституции центральное место в русской «войне с терроризмом». Он также представил конституцию как ключевой инструмент в централизации государства и развитии экономики России. Так, во время выступления в российском Министерстве юстиции Путин заявил, что есть только один способ создать «правовое государство» – сделав «Россию сильной».

20 февраля 2000 года в Калининграде, во время агитационной поездки в поддержку кандидатуры Путина на президентских выборах 2000 года, Анатолий Собчак скончался от обширного инфаркта миокарда. Путина потрясла его смерть. И это было личным. Изначально на работу к Собчаку Путина направил КГБ, но позже его отношения с мэром Санкт-Петербурга вышли за эти рамки. Собчак был важной фигурой в жизни Путина – близким доверенным лицом, наставником, так же как и профессором и шефом. Через несколько дней после смерти Собчака Владимир Путин снова воспользовался его наработками, и в частности – идеей о государстве, основанном на законности, в своем открытом письме к российским избирателям. В нем раскрывались взгляды Путина на закон и демократию, а также излагалась идея, что граждане России должны управляться с помощью закона и подчиняться ему: «Но демократия – это диктатура закона, а не тех, кто по должности обязан этот закон отстаивать… Милиция и прокуратура должны служить закону, а не пытаться «приватизировать» данные им полномочия с пользой для себя». Это письмо отметило начало попыток Путина задействовать закон как инструмент для усиления государства. Делая это, Путин заручался поддержкой ведущих правоведов-государственников, которые, подобно Анатолию Собчаку, видели существование сильного управляемого законом государства залогом для будущего развития России. Ключевой фигурой в этой когорте был Валерий Зорькин, председатель Конституционного суда, бывший к тому же наряду с Сергеем Глазьевым и Геннадием Зюгановым в 1994 году одним из основателей движения «Согласие», основной целью которого было восстановление русского государства.

 

Путинизм и конституция

Валерий Зорькин принадлежит к группе российских ученых-правоведов, находящихся под сильным влиянием «школы государственников» – либерально-консервативного движения царских времен. Создателем этого движения был Борис Чичерин, русский адвокат и политический философ XIX века, доказывавший, что правовое государство должно стать опорой для последовательного реформирования политической системы царской России. Широко известен совет, который Чичерин дал императору Александру II, – следовать политике «либеральных методов и сильного государства», когда Александр отменил крепостное право во время «Эпохи великих реформ в России» в 1860–1870-е. Участники этого движения последовательно продвигали идею создания конституционной монархии как защиту либерализма от революционных идей русских социалистов. Конституционализм – классический третий путь. Его апологеты надеялись, что таким образом удастся постепенно ограничить власть царя-самодержца, которого они считали стоящим над законом защитником абсолютизма. Успеха они не достигли – правовая конституционная монархия в России так и не появилась. Проект вместе с последним царем был сметен революцией 1917 года. А сторонники проекта отправились в эмиграцию.

В позднесоветский период Зорькин возродил идею либерального консерватизма. Активно публикуясь в журналах по правоведению, Зорькин получил престижное место преподавателя конституционного права в Академии МВД, где вскоре занял видное положение. В 1991 году Зорькин подавляющим большинством голосов был избран председателем недавно созданного Конституционного суда. Первоначально сторонник сильной президентской республики, Зорькин после кровавого разгрома парламента в 1993-м выступил против Ельцина, в результате чего его вынудили уйти с поста председателя. Несмотря на оппозицию Ельцину и участие в движении «Согласие», Зорькин оставался членом Конституционного суда на протяжении всех 90-х, а в 2003 году был снова выбран его председателем. С тех пор Зорькин адаптировал идеи царских либеральных консерваторов к нуждам сегодняшнего дня. Во многих отношениях он дорабатывал идею XIX века о введении конституционной монархии в России, но с заменой царя на президента на месте монарха в центре русской конституции.

Так же как Зорькин, Путин подчеркивал тесную связь между институтом президентства и конституцией России. Конституция – это воплощение концепции государственничества, которую Путин впервые представил в «Послании тысячелетия». Она усиливает и объединяет русское государство. Она – краеугольный камень правового государства. Конституция закрепляет за президентом функцию гаранта конституции. Президент избирается всем населением России и стоит над всей системой власти, разделенной на три независимые ветви: исполнительную, законодательную и судебную. В результате президент России – единственный, олицетворяющий единство государства. Президент России также гарантирует предоставляемые конституцией личные права и свободы для всего населения России.

Говоря словами «Послания тысячелетия», президент России должен быть уверен в «конституционной безопасности государства». Таким образом, следуя конституционному запрету трех идущих подряд президентских сроков, Путин ушел с поста президента в 2008 году и занял кресло премьер-министра. Путин искренне утверждал, что он сделал это, чтобы обеспечить конституционную безопасность государства. «Я не буду менять конституцию, а согласно конституции, ты не можешь быть президентом три раза подряд», – регулярно повторял Путин в течение заключительных лет его второго срока. Похожим образом в апреле 2012-го, перед тем как уйти с поста премьера и принять участие в президентской гонке, Путин ушел и с поста лидера партии «Единая Россия», доверив управление Дмитрию Медведеву. Мистер Путин заявил, что «президент должен быть внепартийной фигурой… объединяющей фигурой для всех политических сил в стране, для всех граждан».

Эти идеи о конституции и президентстве, так же как и многие другие концепции, поддерживаемые Валерием Зорькиным с 90-х годов, послужили основой многих официальных публикаций Путина. 16 января 2012 года в статье газеты «Известия», посвященной президентским выборам, Путин, говоря о трудностях, стоящих перед Россией, заявил, что русское государство не может позволить себе быть сметенным нарастающими силами нестабильности. Вместо этого оно будет искать способы контролировать эти силы, активно «формируя правила игры». Путин продолжил анализом, в котором были заметны отголоски риторики государственников царских времен, и заметил, что Россия получит. «Стабильность – это достояние, которое можно только заслужить, заработать упорным трудом, проявляя открытость к переменам и готовность к назревшим, продуманным и просчитанным реформам».

В последовавшей 6 февраля этого же года статье в газете «Коммерсантъ», озаглавленной «Демократия и качество государства», Путин прямо цитировал либерального консерватора царского периода, профессора права Московского государственного университета Павла Новгородцева. Цитата отражает антиреволюционные, государственнические воззрения Новгородцева (и самого Путина): «Нередко думают, что провозглашение всяких свобод и всеобщего избирательного права имеет само по себе некоторую чудесную силу направлять жизнь на новые пути. На самом деле то, что в таких случаях водворяется в жизни, обычно оказывается не демократией, а смотря по обороту событий, или олигархией, или анархией».

 

Распад СССР: воссоздание государства

В итоге к концу 90-х русская элита сделала некоторые выводы о том, каким должно быть русское государство, и о необходимости восстановления как власти закона, так и порядка в русском правительстве. Представители элиты также осознали необходимость создания «русской идеи» для мобилизации населения и придания связности установкам для проведения экономических и политических реформ. «Послание тысячелетия», заявление Владимира Путина о своей политической миссии, написанное в 1999 году, явилось продуктом этой очень специфической русской обстановки. Оно не означало разрыв с прошлым и не было прорывом на новый концептуальный уровень. Оно оказалось всего лишь производным от определенного набора философских и законодательных идей, порожденных консервативными кругами русской элиты.

В «Послании тысячелетия» раскрывался взгляд самого Владимира Путина на проблемы, стоящие перед страной, и на то, как он собирается их решать. Путин делал упор на то, что он верит в настоящие русские ценности, и на то, каким, по его мнению, должно быть сильное государство. «Послание» было также эмоциональным призывом. В дополнение к пробуждению почти мистической, глубоко уходящей корнями в историю России концепции государственничества, оно было наполнено отсылками к истории русского государства и к идее, что Россия – великая держава. Манифест Путина призывал Россию преодолеть кризис и восстановить государство – через открытия и обретение заново фундаментальных ценностей, наполнение новым смыслом исторических традиций и через отказ от слепого копирования абстрактных западных моделей. Последовавшие за «Посланием тысячелетия» путинские выступления на темы стабильности, единства и важности постепенных эволюционных реформ и перемен также содержали глубокие экскурсы в русскую историю. Эти работы были сформированы из смеси интерпретаций Путина и работ других представителей консервативной элиты, посвященных той опасности, которую несет повторение Смутного времени для выживания русского государства. В такие «смутные» времена, случавшиеся три раза за тысячелетнюю историю страны и сопровождавшиеся великими политическими и социальными потрясениями, Россия прекращала свое существование как государство и возрождалась вновь.

Владимир Путин очень остро воспринял коллапс второй ипостаси российского государства – СССР. Он ясно показал это в обычно неправильно цитируемой фразе из его ежегодного обращения к нации в 2005 году. В этом обращении Путин объявил, что распад Советского Союза был «величайшей геополитической катастрофой [двадцатого] столетия». Большинство ссылающихся на эту фразу полагают, что Путин оплакивает коммунистические экономическую и политическую системы, но сам Путин неоднократно с тех пор подчеркивал, что он говорил о падении русского государства как такового. И действительно, в телевизионном интервью, вышедшем в эфир в прайм-тайм на всех русских центральных каналах в октябре 2011-го, вскоре после того, как он объявил о намерении участвовать в президентской гонке, Путин вернулся к этой теме во время обсуждения серии кризисов, которые Россия перенесла в 90-е годы: «И мы тоже, мы пережили, по сути, развал государства: Советский Союз распался. А что такое Советский Союз? Это Россия и есть, только называлась по-другому. Мы пережили очень сложный период 1990-х годов и только с 2000-х начали более или менее вставать на ноги, установили внутренний мир, стабилизируем ситуацию. И, конечно, нам нужен вот этот период стабильного развития».

Боязнь распада и развала русского государства доминировала в дискурсе русской элиты все 90-е. Термины «распад» и «развал», так же как и «раскол», были главной темой выступлений Путина. Они даже занимали заметное место в работах русских политиков и экспертов, которые скорее ассоциировались с либеральными реформаторами, пытавшимися сделать русские политику и экономику более открытыми, нежели с путинской попыткой построить вертикаль власти. Например, Егор Гайдар, отец «шоковой терапии», в своей книге «Гибель империи. Уроки для современной России», которая была опубликована на русском языке в 2006-м, а на английском – в 2007-м, сосредоточился на проблеме распада государства. Гайдар внимательно рассмотрел экономические причины распада Советского Союза, изложив свои объяснения и выводы с широкой привязкой к историческому контексту. Хотя Гайдар никогда не относил себя к государственникам, он был патриотом России, и его семья служила государству долгие годы. Взгляды Гайдара на то, что необходимо сделать для реформирования экономики и политической системы России, отличались от взглядов Путина. В частности, они включали в себя обязательный демонтаж старых советских властных структур. В то же время главной своей целью Гайдар считал возрождение России после распада СССР. Он мечтал о строительстве процветающего русского государства, которое вернет себе позицию ведущего игрока на международной арене.

 

В поисках реванша

Гайдар твердо верил, что несмотря на всю критику, которой он подвергся за разрушительный эффект «шоковой терапии» на благосостояние россиян и за приватизацию, в ходе которой государственная собственность оказалась в руках нового класса коррумпированных олигархов, он спас страну от банкротства и даже голода. Он сделал то, что было абсолютно необходимо в той невероятно сложной ситуации. В ходе презентаций и научных диспутов (в которых принимали участие и авторы этой книги) Гайдар отмечал, что многие ошибки и просчеты чрезмерно централизованной советской системы повторились в России начала XXI века. Гайдар хотел убедиться, что Путин и его окружение прислушаются к его выводам и рекомендациям. Гайдар написал «Гибель империи…» для президента Путина и его команды. Он хотел поделиться опытом, приобретенным им самим на государственной службе в 90-е годы, и своим анализом русской и советской истории. Для Гайдара, так же как и для Путина, Советский Союз был просто еще одной политической и исторической ипостасью русского государства, а не какой-то отдельной сущностью.

В начале 90-х Гайдар видел свою задачу в том, чтобы «шоком» подтолкнуть страну к возрождению, отодвинув, таким образом, внутреннюю катастрофу, порожденную распадом Советского Союза. В 1999 году Путин начал восстановление руководящей и управляющей роли государства в обществе с того, что прекратил «шоковую терапию» и создал стабильность. Бывший советник президента Глеб Павловский в своем интервью газете The Guardian сказал, что Путин делал это на протяжении всего начала 2000-х:

«Фактически Путин выполнял задачу по взятию реванша. Коллапса страны удалось избежать. Несмотря на всю коррупцию на [Северном] Кавказе, угроза сепаратизма больше не представляла такой опасности, и удалось достичь консенсуса в вопросе единой страны, чего не получалось достичь в 90-е. Никто в регионах не хотел разрывать отношения и создавать независимое государство. Это ушло. Путин создал легитимный институт президентства, наступила стабильность… Люди больше не хотели восстанавливать Советский Союз. Хотя, конечно, как мне кажется, Путин хотел создать большее государство, и он по-прежнему хочет этого».

Идея о единой стране, процитированная Павловским, является ключевой для Путина. Она лейтмотивом проходит через многие путинские «образы». В своих статьях и выступлениях Владимир Путин был буквально одержим идеей единства и сплочения – прямых противоположностей и противоядия разрухе и распаду. Например, в феврале 2001 года в интервью вьетнамской газете, данном накануне его визита в Азию, Путин заявил, что основным достижением первой части его президентского срока он считает объединение всех вокруг идеи сильного государства: «В сфере политики нам удалось добиться того, что все основные политические силы общества объединились вокруг идеи восстановления нормального дееспособного государства. Считаю, что это основа успеха. Ведь все 90-е годы нам мешала именно наша разобщенность».

 

Единое государство

С момента, как Путин сделался президентом, одной из приоритетных целей в политике для него стало преодоление разобщенности путем ослабления губительных двусторонних договоров, которые Москва заключала с регионами начиная с 1994 года. Накопив достаточно авторитета, чтобы задавить региональных лидеров, Путин использовал еще один набор идей из 90-х для борьбы с этой проблемой. Многие известные россияне, такие как министр обороны Павел Грачев, бывший вице-президент Александр Руцкой и лидер националистов Владимир Жириновский, так же как главы министерств и члены ельцинской администрации, предлагали отменить как двусторонние соглашения, так и автономные республики в составе России. Они советовали вернуться к традиционной для страны еще с царских времен системе деления на губернии.

Вместо отмены республик господин Путин модифицировал схему, предложенную Егором Гайдаром, разработчиком новой конституции Сергеем Шахраем и лидером партии «Яблоко» Григорием Явлинским. Эта концепция предполагала создание новых административных единиц Российской Федерации на основе размеров их территории и экономических принципов, а не только с учетом исторических данных. Причем эти административные единицы должны были быть равны по своим правам. Начав с президентского указа в мае 2000-го, Путин включил все существующие республики и административные единицы в состав семи больших федеральных округов. Для передачи воли Москвы и Кремля в каждый округ назначался «полномочный представитель президента», или, коротко, «полпред», являвшийся, по сути, наместником главы государства. Это стало еще одним краеугольным камнем путинизма – создание видимого образа единого государства, а не федерального, раздробленного.

В сентябре 2007-го, накануне пятьдесят пятого дня рождения Путина, кинорежиссер Никита Михалков приложил огромные усилия для того, чтобы осветить его роль в объединении страны, сняв документальный фильм, посвященный президенту России, – «55». Семья Михалкова, как и многих других государственников, имела длинную история культурных достижений и государственной службы. Его отец, Сергей Михалков, был детским писателем, а также автором слов советского и российского национальных гимнов. Его прадед при царе служил губернатором Ярославской губернии. Среди его предков были поэты и художники, включая Василия Сурикова – одного из самых известных русских живописцев, автора многих полотен на исторические темы, а также аристократы, близкие к династии Романовых. Тональность и содержание фильма Михалкова таковы, что ясно – режиссер считает Путина по крайней мере спасителем. Миссия Путина по объединению и восстановлению страны выполнена, та самая миссия, изложенная в манифесте движения «Согласие», под которым сам Михалков поставил подпись в 1994 году.

Акцент, сделанный Михалковым на миссии по объединению России, перекликается со статьей одного из руководителей КГБ, генерала Филиппа Бобкова, основателя 5-го Главного управления. Бобков вместе с главой КГБ Юрием Андроповым был одним из тех, кто принял решение о «новом КГБ» – и в организацию пришла когорта молодых офицеров, к которой принадлежал и Путин. В 1995 году Бобков опубликовал мемуары с целью «извлечь из прошлого КГБ уроки, применимые в наши дни». Большая часть мемуаров была написана задолго до даты опубликования в 1995-м, вероятно – в 1991 году, когда автор ушел в отставку. Короткая заключительная глава, скорее всего, была добавлена уже ближе к 1995-му, когда опасения среди русской элиты о судьбах государства достигли своего пика. И случилось это как раз перед тем, как Путин переехал в Москву.

Книга Бобкова представляет максимально идеализированный взгляд на будущее русского государства, включая размышления автора о необходимости поиска новых способов сплотить русское общество. Он выдвинул собственный тезис о концептуализации новой национальной идеи. В последней главе «Глядя в будущее» Бобков отметил, что больше не существует «единой идеи, какой быть России», что естественно, «так как Россия ассоциируется с двумя временными периодами: Российской империи и СССР. Таким образом, идеи о восстановлении России естественно следуют двумя различными путями и вряд ли когда-нибудь соединятся». Бобков продолжал утверждать, что кризис, который пережила Россия в 90-е, был «кризисом разрушенного государства», которое утратило не только порядок в политике и экономике, но и часть территории:

«Для России… наиболее приоритетной задачей является не возрождение, но строительство нового государства. Идея о создании нового государства и его экономической основы, возможно, поможет нам найти выход из тупика и объединить разрозненные силы общества. Сплотиться для того, чтобы строить; объединиться для того, чтобы не разрушилось то, что еще осталось… Выработать концептуальные основы и программу строительства такого нового государства невозможно без привлечения всех здравомыслящих сил общества, без объединения их на новом базисе. На основе лозунга: «Мы – за новую Россию!»

Идеи, изложенные на последних страницах мемуаров Бобкова, включающие в себя расчет только на собственные силы при восстановлении государства; необходимость попыток найти точки соприкосновения различных программ для обретения единства; поиск компромиссов при решении политических и экономических проблем, где только возможно, для создания нового государства; отклик на желание населения России снова стать гражданами великой державы – все эти элементы встречаются у Путина и многих других деятелей после 1999 года. Рассматривая в своем «Послании тысячелетия» концепцию «российской идеи», Путин говорит: «Новая российская идея родится как сплав, как органичное соединение универсальных, общечеловеческих ценностей с исконными российскими ценностями, выдержавшими испытание временем. В том числе и бурным XX столетием».

Заканчивает Путин свое «Послание» замечанием, что государство должно мобилизовать все ресурсы России, чтобы избежать превращения в третьесортную страну: «Россия переживает один из самых трудных периодов своей многовековой истории. Пожалуй, впервые за последние 200–300 лет она стоит перед лицом реальной опасности оказаться во втором, а то и в третьем эшелоне государств мира. Чтобы этого не произошло, необходимо огромное напряжение всех интеллектуальных, физических и нравственных сил нации. Нужна слаженная созидательная работа. За нас ее никто не выполнит».

После декабря 1999 года, с помощью заместителя руководителя его штаба Владислава Суркова и других сотрудников кремлевской администрации, Владимир Путин задался целью создать слоган для «новой России», способный объединить разрозненные силы общества. Он и Сурков справились со всеми внутренними противоречиями, терзавшими группу Георгия Сатарова во время ее работы над «русской идеей», просто правильно поработав с бумагами. Он присвоил некоторые идеи, бывшие на слуху во время первого года своего пребывания в Москве в 1996–1997 годах. Идеи о том, как достигнуть национального или социального единства (и мы рассмотрим это в следующей главе), он извлек прямиком из истории России, включая предыдущие «смутные времена» в 30-х годах и в последнюю декаду XIX века. Еще больше идей он присвоил из периода, последовавшего за русской революцией 1917 года и распадом Российской империи – в основном из работ представителей так называемой белогвардейской эмиграции. Усилия Путина документальны, пусть и не слишком кинематографичны, и качеством напоминают творения самого известного режиссера времен его президентства, Никиты Михалкова. Тем не менее для создания «русской идеи», объединившей всех и усиливших государство, они сделали не так уж и много.