— Ах ты, маленькая шалунья! — воскликнул Селик, с наслаждением вдыхая аромат великолепных волос Тайры.

Смеясь, он легонько шлепнул ее по соблазнительной попке.

Когда он наконец оторвался от прелестной милашки, то с изумлением заметил страдальческое выражение на лице Рейн. Сначала он ничего не понял, а потом до него дошло, что Рейн, наверняка, слышала слова Тайры и решила, будто он помолвлен с этим младенцем. Святой Тор! Да Тайра ему как сестра. Только слепой может это не видеть. И Рейн, мгновенно сообразил он. Она закусила дрогнувшую нижнюю губу и округлила золотистые глаза, не давая пролиться выступившим на них слезам.

Ему захотелось немедленно подойти к ней и успокоить, но он остановил себя. Может быть, ошибка Рейн ему на пользу? Он позволил им зайти слишком далеко в их взаимном влечении. Господи! Он и так уже никого и ничего не замечает вокруг. Сколько еще он выдержит? Сколько надо, подумал Селик. Тем более, теперь он знает, что может ее обрюхатить. Лучше маленькая беда сейчас, чем большая потом, когда ему придется уйти от нее.

Он заставил себя отвернуться от Рейн и наклонился к Тайре, которая едва доставала ему до подбородка, прошептав, чтобы только она одна могла его слышать:

— Осторожней, девочка. Ты говорила это, когда тебе было пять, а мне восемнадцать. А ведь теперь я и впрямь могу сделать тебе предложение. Что тогда скажешь?

Она сверкнула улыбкой и не замедлила с ответом:

— Да, конечно.

— Ха! Это ты сейчас так говоришь. А как быть со всеми твоими поклонниками, которые просят твоей руки?

Селик знал, что Рейн ничего не слышала из их разговора с того места, где она стояла, застыв от жестокой боли, но зато она видела их улыбки и вполне могла предположить любовную, игру. Даже Убби сердито смотрел на него и молча осуждал.

Тайра отлично вошла в роль. Избалованная шалунья мило надула губки и прижала пальчик к подбородку, словно размышляя, стоит или не стоит давать отставку всем поклонникам сразу.

— Хм-м-м. Надо подумать.

— Тайра, стыдись! — вмешалась Гайда, после чего пригласила всех в дом.

Селик заставил себя смотреть прямо перед собой и не оглядываться на Рейн. Он боялся, что не выдержит и признается в своей шутке, чтобы она не мучилась из-за его выдуманного предательства.

Предательство!

Почему вдруг предательство? Селик сам не понимал себя. Он ничем не обязан колдунье из неведомой страны.

Она спасла тебе жизнь.

— Ага. Но я дорого заплатил за это, выслушивая ее бесконечные проповеди, разве нет? — спросил Селик, поворачиваясь к Убби.

— Что?

Убби посмотрел на него так, словно у него неожиданно вырос второй нос.

Тогда он проговорил с нарочитой бесстрастностью:

— Ты напомнил, что Рейн спасла мне жизнь, и…

— Я?

— Ну, конечно, ты.

— Когда?

— Только что.

Убби возвел глаза к небу и улыбнулся, а потом с любопытством посмотрел на Селика.

— Что я еще сказал?

Селик сразу же остановился, упер руки в бока и выругал себя за то, что позволил втянуть себя в безнадежный спор с Убби. В конце концов он махнул рукой и со злостью проговорил:

— Что ты лошадь, а я — лошадиный зад.

— Не может быть!

Селик холодно посмотрел на него.

— Не говорил, так думал.

К его удивлению, Убби энергично кивнул головой:

— Да. Потому что ты обращаешься с хозяйкой, словно… Позволь мне иметь смелость выразить мое смиренное мнение. Ты вел себя хуже, чем лошадиная задница.

Селик удивился так, что даже забыл рассердиться. Его верный слуга редко говорил с ним подобным тоном.

— Разве ее морили голодом или били? Никто не угрожал ей телесным наказанием? Нет. Я думаю, ты забываешь, Убби, что она просто заложница, как все остальные.

— Ага! Так я и поверил. И вообще, хотел бы я знать, где бродят твои мысли. Может быть, они застряли в палке, которую ты давно не кормишь? — Убби многозначительно посмотрел на штаны Селика и, фыркнув, пошел прочь.

Селик чувствовал присутствие Рейн, возможно, благодаря ее «Страсти», но, когда он повернулся в ее сторону, то увидел, что она не отрывает глаз от Тайры, которая помогала Гайде готовить угощение для неожиданных гостей.

Черт бы ее побрал! Неужели она в самом деле думает, будто мне нужна Тайра? Ну как можно быть такой слепой? Ох. Надо с ней поговорить. Разубедить ее… Нет. Нельзя.

Селик решительно шагнул к очагу в центре просторной комнаты и, положив руку на плечо Тайры, наклонился к ней и зашептал на ухо первое, что пришло ему на ум, отчего она звонко, от души расхохоталась.

Он слышал тяжелое дыхание Рейн за своей спиной, и ему пришлось крепко держать себя в руках, чтобы не броситься к ней.

Рейн в своей другой жизни и не подозревала, что может ощущать такую боль из-за мужчины. Двуличный обманщик, ничтожество.

«Он любит Тайру.» — думала она.

Нет, надо быть честной. Селик не давал ей никаких обещаний. Она сама призналась ему в любви, а он более чем ясно показал, что ему ее любовь не нужна. В лучшем случае, он хочет с ней спать.

Он любит Тайру.

Да, приходится признать, выглядит она сейчас дура-дурой.

Надо же было придумать такое. Прекрасная спасительница из будущего приходит к варвару. Ха! Слава Богу, что она сама-то уцелела пока.

Он любит Тайру.

О Боже, как ей жить без него? До сих пор она по-настоящему не осознавала, как тесно переплелись их жизни. Хотя она понимала, что все больше и больше привязывается к Селику, но думала, что может себя контролировать, как контролировала все в своей жизни в двадцатом веке — образование, карьеру, семью, чувства, привязанности. Ее маленькое хозяйство полностью подчинялось ее воле.

Он любит Тайру.

Рейн ссутулилась и отошла подальше от радостных болтунов, столпившихся в большой комнате. Селик и Убби стояли посередине, распределяя обязанности среди воинов. Гайда разговаривала со слугами возле очага, пока Тайра уставляла длинные столы деревянными блюдами и кубками.

С трудом сдерживая слезы, Рейн направилась к двери, не в силах сопротивляться настойчивому желанию покинуть дом, где сияли счастьем Селик и его невеста. Никто даже не заметил ее ухода.

Идя той же дорогой, какой они приехали, Рейн вначале ничего не замечала кругом. Но потом в голове у нее засела отчаянная мысль.

Коппергейт.

Если она вернется в Коппергейт, на место будущего Музея викингов, возможно, ей удастся найти ключ к двери, что ведет в ее время.

Он любит Тайру.

Рейн никак не могла сосредоточиться, по крайней мере, не на своей миссии в прошлом времени. Она, вечно носившаяся с идеей совершенства, должна была сейчас признать свою неудачу. Горькую пилюлю припасла для нее судьба.

Еще ей не хотелось думать о Селике. Как он воспримет ее исчезновение? Наверное, с радостью. Хочешь не хочешь, а она действительно в последнее время стала чересчур сварливой и самодовольной.

И она совершенно запретила себе думать о своей прежней жизни в удобном чистеньком мирке, где была когда-то счастлива… нет… довольна своей судьбой уважаемого врача. Почему она приходит в ужас от одной мысли о возвращении в эту жизнь? Чего ей тогда не хватало?

«Любви», — ответил голос.

«Но Селик не любит меня», — кричала ее душа.

А если любит? Ты останешься с ним?

Да… нет… не знаю.

Несмотря на слезы, туманившие глаза Рейн, найти дорогу в путаных уличках Йорвика оказалось совсем нетрудно. Она легко узнавала лавки ремесленников, которые ей показывал Селик.

Замедлив шаг, Рейн крутила головой во все стороны, стараясь определить место будущего музея. Внезапно она почувствовала, как волосы у нее встали дыбом, словно наэлектризованные. Заброшенный дом неподалеку притягивал ее, и она в своем смятенном состоянии была не в силах сопротивляться. Да и не хотела…

Ей казалось, что, подхваченная торнадо, она уже не владеет собой. Почему-то она точно знала, что если шагнет за скрипучую дверь, то вихрь унесет ее обратно в двадцатый век.

Рейн ходила вокруг дома, и слезы текли у нее по лицу. Она то приближалась к нему, то отходила подальше: у нее было чувство, будто неодолимый магнит затягивает ее внутрь. Ей хотелось сделать последний шаг, и что-то удерживало ее от этого. Она хмурилась, сама не понимая, почему она колеблется.

— Не уходи. Не сейчас.

Рейн вздрогнула от неожиданности и обернулась.

Селик стоял в нескольких футах от нее. Его загорелое лицо побледнело от страха. Из-за меня? Рейн судорожно проглотила застрявший в горле комок. Слезы мешали ей видеть.

Он молча протянул к ней руку, и его серебристые глаза умоляли ее вернуться. Сам он не мог сделать ни шагу, чувствуя необычность этого места. Она ведь была совсем близко к временному туннелю…

Рейн попыталась напомнить себе, что Селик любит другую женщину и ей нечего тут делать. Ее разум говорил ей, что надо осмысленно подходить ко всему, и в первую очередь необходимо решить, что же правильно и что неправильно в сложившейся ситуации. Зато ее женская душа торжествовала победу, когда она сделала один-другой неуверенный шаг подальше от будущего и поближе к ее сверкающей путеводной звезде в когда-то немыслимо далеком прошлом.

Селик крепко обнял ее, и Рейн показалось, что она вернулась домой. Он прижал ее к себе и принялся лихорадочно гладить ей плечи, спину, бедра, ягодицы. Потом он еще крепче прижал ее к себе, как будто боясь, как бы она в самом деле не исчезла.

Держа ее за плечи, он отошел подальше от заброшенного дома, и его лицо из бледного стало багровым от гнева.

— Ты солгала, Рейн. Разве не ты обещала, если я не буду снимать скальпы, то ты не убежишь?

Гневно сверкавшие, прекрасные глаза Селика были похожи на льдинки. Шрам резко выделялся на его лице. Стиснув зубы, он не говорил, а шипел, бросая ей в лицо обвинения.

— Мне было трудно нарушить обещание, Селик, но я так расстроилась, увидев тебя с Тайрой.

— Тайра, Бланш, пусть хоть сто женщин, это не причина нарушать клятву. Мы обсудим это потом, когда вернемся к Гайде.

С этими словами он потянул ее за собой к Яростному, который с удовольствием пощипывал траву возле дороги. Одним резким движением он вскинул ее на спину Яростному, потом сам вскочил в седло позади нее.

Рейн была поражена его горячностью.

— Селик, я думала, ты обрадуешься, если я уйду, ведь ты злился на меня. Почему? Почему ты не дал мне уйти? Неужели я в самом деле нужна тебе как заложница?

Селик прищурился, нагло оглядывая ее и как бы оценивая ее достоинства. По-видимому, она не так уж много стоит, решила Рейн, когда он отвел глаза и отгрызнулся:

— С какой стати я должен тебе что-то объяснять? Еще не хватало. Слишком я нянчился с тобой до сих пор. Теперь все будет по-другому, раз твоему слову нельзя верить.

Рейн внимательно поглядела на него, пытаясь сопоставить его гнев с тем страхом, который она читала на его лице, когда он решил, что она собралась покинуть его.

Когда конь пошел быстрее, Рейн ухватила Селика за талию для равновесия. Он коротко вздохнул. Она решила посмотреть, что будет дальше, и прижалась к нему, мгновенно ощутив, как напряглось его тело.

Он даже дернулся, словно его ошпарили кипятком. И внезапно она подумала, что, похоже, он влюблен не в прекрасную Тайру, а в нее.

— Отодвинься.

Рейн услышала, как Селик заскрипел зубами.

— Что…

— Отодвинься сейчас же, или, клянусь всеми скандинавскими и христианскими богами, я разверну тебя в седле и возьму здесь и сейчас… Прямо на коне и посреди Коппергейта.

Рейн представила это и совсем не испугалась, но все же отодвинулась.

— Зачем ты притащил меня в Йорвик, если знал, что тебя ждет Тайра? — холодно спросила она.

— Я достаточно отвечал на твои вопросы. Знай, женщина, тебе придется заплатить за неприятности, которые ты причинила мне сегодня.

— Выпорешь меня? — поддразнила она его, тыкаясь щекой в его теплую грудь и не обращая внимания ни на его тон, ни на затвердевшие мышцы.

— Может быть.

— А почему бы тебе тоже не нарушить клятву и не снять с меня скальп.

Он хмыкнул.

— Да нет, думаю, ты это не сделаешь. Ты как-то сказал мне, что мои волосы похожи на золотую пряжу. Никто не говорил мне такие красивые слова, Селик. Ты знаешь это?

Она по-кошачьи потерлась щекой о его шерстяную тунику и с удовольствием убедилась, что его сердце застучало быстрее.

— Не будь так уверена в себе, женщина, — проворчал он.

— Ладно. Наверное, викинги сами знают, как пытать. Ну, например… О, можно защекотать до смерти. Но я не боюсь щекотки, так что не имеет смысла. К тому же, я буду голой… и ты… и…

Селик, хрипло вскрикнув, закрыл ей рот рукой.

— Хватит, женщина. Не думай, что можешь крутить мной, как хочешь. Если ты не прекратишь, я найду проклятую точку «Г», откопаю ее и прибью гвоздями к твоему лбу, чтобы все видели, какая ты.

Рейн подождала, пока он уберет руку, и проговорила с невинным видом:

— Думаешь, ты знаешь, где она находится?

— Что?

— Моя точка «Г».

Рейн услышала сдавленный смешок и несказанно удивилась, когда Селик положил ладонь на ее лоно и нажал большим пальцем немного повыше.

— Здесь. Внутри, конечно.

Рейн с удивлением поглядела на него, пораженная его знанием женской анатомии и тем, что из ее разговоров о сексуальных руководствах и женском оргазме Селик не пропустил ни слова, все правильно поняв и запомнив. Несмотря на свой все еще мрачный вид, он подмигнул ей с обычным мужским самодовольством.

— Некоторые вещи мужчины знают и без книг.

Теперь хмыкнула Рейн.

Когда они вернулись в дом Гайды, все уже обедали. Гайда и ее семья сидели во главе стола, дальше — воины Селика и еще дальше пленники, ставшие воинами. Селик грубо схватил Рейн за шиворот и, как бы показывая свою власть над беглянкой, подтолкнул ее к почетному столу.

Сам он уселся на стул с высокой спинкой, на который ему указала Гайда, а потом приказал слугам принести табуретку для Рейн и усадил ее рядом с собой. «Обращается, как с собачкой», — подумала она, скрипя зубами.

Однако стоило ей открыть рот, чтобы сказать ему все, что она о нем думает, как он сунул в него кусок жареной оленины. Тогда Рейн попыталась встать, но он, положив ладонь ей на голову, вернул ее на место.

Рейн поглотил красный туман гнева и унижения, и она ничего не видела и не слышала из того, о чем беседовали за столом.

Гайда с осуждением посмотрела на Селика, но выговора ему не сделала. Вместо этого, она спросила:

— Когда наступит конец сражением, Селик? В городе только и говорят, что о Великой битве. Там было много убитых и раненых?

— Никогда не наступит, мать, и ты это знаешь, — устало ответил Селик. — Пока все скандинавы не уйдут из Нортумбрии.

Рейн ощутила боль Селика по тому, как он непроизвольно сжал ей голову.

Убедившись, что всем хватает еды и эля, Гайда вновь обратилась к Селику:

— Тогда тебе небезопасно находиться в Йорвике. Сегодня я видела воинов из свиты короля Ательстана возле гавани.

— Они ищут Анлафа, а он уже давно у себя в Дублине. Но ты права. Мне стоит позаботиться об охране.

— А что делать с пленниками?

Гайда махнула головой в сторону Бланш, которая помогала ее слугам готовить еду.

Идифу, которая, как предполагалось, должна была чистить горшки, болтала с мужчинами.

Селик пожал плечами:

— Оставь себе, сколько хочешь. Остальных я продам.

У Рейн кровь застыла в жилах. Откуда ей было знать, как Селик намеревался поступить с ней самой? Однако прежде, чем она успела вымолвить хоть слово, Селик приложил ей палец к губам.

— Пожалуй, Бланш, сгодится помогать в доме, а другие пусть убираются, — решила Гайда. — По правде говоря, ты оставляешь так много людей, чтобы охранять меня и Тайру, что мы шагу ступить не можем, чтобы на наткнуться на кого-нибудь. К тому же мне приходится кормить много лишних ртов.

Словно только что вспомнив о Рейн, Гайда спросила:

— А что будет с дочерью Руби и Торка? Ты ее тоже продашь?

Он так долго молчал, что Рейн не выдержала и уже собралась встать, чтобы высказать свое мнение о его умственных способностях, но Селик вновь запустил пальцы в ее волосы и не позволил ей выйти из его воли.

— Нет. Я не буду продавать эту женщину. По крайней мере, пока. Придержу ее, вдруг король Ательстан расщедрится.

Тайра весело хихикнула, словно Селик сказал что-то очень смешное.

— Ой, Селик! Ты шутишь. Кому нужна такая гигантша?

— Тут ты попала в точку, малышка, — сухо отозвался Селик, выразительно дернув Рейн за волосы.

Грубиян!

Гайда, закусив нижнюю губу, задумчиво смотрела то на обиженную Рейн, то на улыбающегося Селика.

— Ты не отдашь дочь Торка торговцам рабами.

— Она на редкость сварлива, Гайда.

— Не понимаю, как она может быть дочерью Торка и Руби. Они были вместе двенадцать лет назад, а она, конечно же, намного старше.

— Она утверждает, что пришла из будущего и что время там движется быстрее, ну и тому подобную чепуху.

Гайда широко открыла рот и от души расхохоталась.

— Но…

Селик отмахнулся.

— Это неважно. А что до торговцев, то даже если я решусь ее продать, кто купит женщину такого роста, да еще с таким длинным языком?

Теперь уже и Гайда, и Тайра смотрели на него во все глаза, вероятно, понимая, что он намеренно провоцирует свою заложницу.

— С другой стороны, — продолжал Селик, — Рейн умеет лечить. По правде говоря, это она спасла Тайкиру ногу после Бруненбурга.

Рейн дернула головой, чтобы взглянуть на него, пораженная его добрыми словами.

— Все знают, что король Уэссекса ценит хороших лекарей, — закончила Гайда за него.

— Тайра, может быть, ты хочешь оставить ее при себе? Ну, постирать что-нибудь, причесать волосы? — предложил Селик.

Рейн подняла руки и вонзила Селику ногти в запястье. Он отпустил ее, и, гордо выпрямившись, Рейн бросила Селику в лицо:

— Да я скорее воткну тебе иголки в то, чем ты больше всего гордишься, проклятый варвар.

— Тс… тс… тс… Для пацифистки просто здорово. Но для рабыни не слишком почтительно. Придется мне все-таки подумать о наказании.

Тут Рейн вспомнила, как он говорил о точке «Г», и хотя она изо всех сил старалась забыть об этом, ей не удалось скрыть смущения, от которого у нее вспыхнули щеки.

— Не смущайся, Рейн. Гайда и Тайра понимают, как необходима дисциплина среди слуг и рабов.

— Ах ты!.. — выдохнула Рейн и потянулась к его горлу, сгорая от желания придушить его. — А они понимают, что женщинам необходимо время от времени убивать заносчивых мужчин?

Селик со смехом подался в сторону, схватил ее за талию и вскинул себе на плечо, как мешок с картошкой.

— Гайда, где мы будем сегодня спать? Мне необходимо поговорить с моей рабыней с глазу на глаз о ее болтливом языке.

Тайра опять хихикнула, и если бы Рейн не висела беспомощно головой вниз, она бы придушила ее.

— Иди наверх. В свою комнату, — со смехом скачала Гайда. — Я прикажу принести воды. Вам обоим, похоже, нужна хорошая баня.

— Позаботься, чтобы лохань была достаточно большой, — сказал Селик, шлепая Рейн по заду, чтобы она поменьше крутилась, — для двоих. Ох! — воскликнул Селик, когда Рейн укусила его пониже спины. Он споткнулся и чуть не упал на деревянной лестнице.

Селик вновь шлепнул ее, и Рейн, задыхаясь, проговорила:

— Ах ты, животное.

Она двинула его ногой и чуть не попала по самому чувствительному месту, после чего Селик положил руку ей между ног и средним пальцем нажал на известную Рейн точку.

— Попробуй еще раз, — угрожающе произнес он, — и, клянусь, ты узнаешь еще одно значение слова «унижение».

Рейн решила не сопротивляться.

Когда они добрались до крошечной комнатки в конце коридора, Селик опустил ее на единственный тюфяк у стены и немедленно устроился рядом. Смеясь, он лег на нее всем телом, прижав ее к тонкому матрацу и не давая воли ни ее рукам, ни ногам.

— Уйди, увалень. Мне нечем дышать.

— Вот и хорошо. Может быть, твой сварливый язык хоть теперь даст тебе отдых.

— Если я умру, ты не получишь выкуп.

— Правильно. Зато я наконец-то получу немного благословенного покоя.

— Ха! Тебе не будет покоя, и ты это знаешь. Потому-то меня и послали сюда, тупоголовый дурак.

— Так ты говоришь. А я думаю, Бог — если он есть, а я в этом сомневаюсь, — хотел покарать меня за мои прегрешения. Лучше кары не найти! Настоящий ад на земле — это вздорная, самодовольная, кичливая бабенка.

— Ты все сказал?

Рейн решила не обижаться. Она попробовала столкнуть его, но сразу поняла, что совершила ошибку, потому что он еще крепче прижался к ней и она чувствовала его, словно они оба лежали голые.

Селик заскрежетал зубами, и Рейн увидела, как зажегся в его серебристых глазах огонь страсти, который он торопливо спрятал за длинными ресницами. Мышцы у него на руках стали как железные, и он даже не думал отпускать ее.

Рейн ощутила радость и страх одновременно, и Селик тотчас откликнулся на изменение в ее чувствах. Так было с самой первой минуты. Одним взглядом они могли разжечь друг в друге пожар страсти. Если честно, то надо признать, что Рейн начало тянуть к Селику задолго до их встречи. Годами он являлся ей в снах, зовя ее к себе через океан времени.

— Селик, что ты хочешь от меня?

— Верности. Но сегодня я понял, что тебе нельзя доверять. Твое слово — пустой звук, коли ты посмела нарушить клятву.

— Я сказала, почему…

— Не надо. Когда ты давала клятву, то не оговаривала условий. А теперь что? Поздно.

Он долго не сводил с нее глаз, словно искал что-то в выражении ее лица, в ее глазах.

— Интересно…

Поколебавшись, он не стал продолжать, лишь, приподняв голову, вопросительно посмотрел на нее.

— Что?

— Интересно, кто ты на самом деле.

— Я не обманывала тебя, Селик. — Она выдержала его взгляд, думая только о том, что он должен ей поверить. — Ни в чем.

Это относилось к ее признанию в любви, и, хотя она не сказала это вслух, Селик ее понял, и его лицо смягчилось. В первый раз Рейн заметила в его серых глазах синие крапинки.

— Я не могу тебе верить и не могу позволить тебе уйти… пока.

— Из-за короля Ательстана и выкупа?

Едва заметная улыбка приподняла уголки его губ и так украсила его, что у Рейн перехватило дыхание. Странно, подумала она, я сосем не обращаю внимание на шрам и на сломанный нос. Она потрясла головой, сама удивляясь тому, что всегда видит Селика в розовом свете.

— Женщина, до сих пор я, обходился без тебя. Обойдусь и дальше без твоей помощи.

Рейн как-то не думала о его прежней жизни. Она нахмурилась.

— Теперь о деньгах. Я могу отдать тебе все, что выручу у короля за лекарку.

Селик рассмеялся, показывая два ряда ровных, совершенно белых зубов.

— Ах, дорогая, груды золота и сокровищ спрятаны здесь, у Гайды, и в скандинавских землях. То, что ты мне принесешь, ничего не изменит в моей жизни.

— Ты богат? — удивилась Рейн.

— Я же говорил тебе, что одно время очень удачно торговал.

— А я-то думала… Дурак! — воскликнула она, вновь принимаясь сталкивать его с себя. — Я думала, у тебя ничего нет. Я думала, у тебя нет дома, потому что ты бедный. И одежда у тебя… Только браслеты дорогие. Наверное, тебе нравилось внушать мне, будто ты почти нищий.

Селик гневно сверкнул глазами.

— А в твоей стране мужчину выбирают по его богатству?

— Нет. Впрочем, выбирают и по богатству, но не я. О, не смотри на меня так! Я сказала тебе о своей любви, когда думала, что у тебя ничего нет, кроме твоего злого коня и меча с глупым именем.

— Да, это так, — вдруг охрипнув, отозвался Селик. — Хотя, насколько мне помнится, я приказал тебе больше никогда не произносить таких слов. Теперь я должен придумать для тебя наказание. За все сразу. — Он наклонил голову.

— О, я чую запах твоей страсти.

— Но я не душилась сегодня «Страстью».

— Знаю.

Кончиком языка он провел по ее шее и прошептал: — Это другая страсть, сладкая моя. Рейн застонала.

— Тебе понравилось?

Селик приподнялся над ней и, вытянув руки, сплел свои пальцы с ее.

Она кивнула, облизывая пересохшие губы, и засмотрелась, как Селик делает то же самое, неотрывно глядя ей в глаза.

— Пожалуй, я придумал тебе… наказание. Одним ловким движением он раздвинул ей ноги, после чего несколько раз прижимался к ней, пока не нашел самое удачное положение…

Рейн тихонько застонала.

Селик самодовольно улыбнулся.

— Ну нет, твои жалобные стоны тебе не помогут, — самодовольно улыбнулся он. — Я не собираюсь идти дальше, сладкая колдунья. И не надейся. И не хмурься. Что бы ты там ни говорила, это не будет наказанием.

Рейн попыталась выскользнуть из его рук, не повторяя прежнюю глупость, но из этого ничего не вышло. Ее груди, несмотря на лифчик, шелковую блузку и шерстяную тунику, едва коснувшись его доспехов из кожи, тотчас встали торчком и томительно заныли.

У Селика перехватило дыхание, но она не успела воспользоваться удобным моментом, потому что он в мгновение ока скинул с себя все, кроме штанов, и вновь прижал ее к тюфяку.

Голой грудью он легонько касался ее груди, дразня и мучая ее, и возбуждая сверх всякой меры.

— О…

— Ты говоришь «О» сейчас, а что же ты скажешь потом, глупая женщина?

— О чем ты?

Селик хмыкнул:

— Хочешь знать, какое наказание тебя ждет?

Рейн неуверенно кивнула.

— Помнишь, еще в начале мы разговаривали, и ты болтала всякие глупости по вашему обычаю?

Рейн замерла и вся напряглась в ожидании.

— Ты говорила, что нет ничего лучше, как целоваться и целоваться часами. Будто бы это мечта всякой женщины, которой вовсе не надо…

Рейн застонала.

— Ты будешь повторять каждое слово, которое я когда-либо произносила?

Он улыбнулся в ответ.

— Наверное, так и надо сделать… Я буду целовать тебя, как умею, до тех пор, пока ты не запросишь большего… А потом начну сначала…

— Хватит, — перебила его Рейн, чувствуя, как горячая краска стыда заливает ей шею и щеки. — Можешь не продолжать. Я знаю, о чем ты.

— Ну и как, радость моя? — спросил Селик и насмешливо изогнул губы. — По-моему, наказание подходящее. Ты ведь этого хотела? Ничего, ты убедишься, что была неправа. Уж я-то знаю.

Рейн перестала дышать.

— Дыши, дыши глубже, мой ангел. У нас вся ночь впереди.