Продираясь сквозь колючки и проклиная все на свете, Селик гнался за Рейн по лесу. Святая кровь! Он терял драгоценное время из-за неугомонной девки.

— Стой!

Лесные духи, будто останавливая, били его ветками по лицу, а она, к тому же, визгливо смеялась. Правда, ее смех был большее похож на рыдания, но она, ни на мгновение не замедляя шаг, продолжала свой неистовый бег сквозь лес. Еще эти дурацкие штаны!

— Ты смеешь называть Торка своим отцом! — злобно кричал он. — Да я сдеру с тебя шкуру и только потом уеду, чтобы ты тут наскулилась вволю.

Когда она не ответила и опять увернулась от него, он заорал:

— Я вырежу твой длинный язык и съем его сырым!

Селик услышал ее изумленный возглас после этих нелепых слов и добавил нечто, вроде «Ух, ты». Неожиданно он ощутил желание улыбнуться. Эта ненормальная считает его варваром? Ха! Он ей покажет!

— Если ты остановишься сейчас, — льстиво проговорил он, сократив немного расстояние между ними, — твоя смерть будет легкой. Может быть, я всего лишь отрежу тебе голову. Если же ты и дальше будешь бегать от меня, я заставлю тебя помучиться.

Какие он придумал для нее мучения, он не сказал, пусть она сама представит.

— Иди к черту, — бросила в ответ бесстыдная мегера.

Ну и дерзкая тварь! Неужели глупая девчонка не знает об опасности, которой подвергается, испытывая его характер? Мужчин он убивал и за меньшее.

— Возможно, твои золотистые глаза будут лучше выглядеть без ресниц, — вкрадчиво проговорил Селик, тяжело дыша от быстрого бега, да еще после битвы.

Он нахмурил брови. Золотистые глаза? Великий Тор, и когда он успел заметить? Тряхнув головой, он ясно представил себе странную девицу и моргнул, безжалостно прогоняя видение.

— К черту твои глаза! Я думаю, будет лучше, если я их просто выдавлю.

Рейн то ли презрительно, то ли недоверчиво фыркнула и отпустила ветку, которая тотчас же ударила его по животу и задела рану, нанесенную ему в битве.

Вот теперь он действительно разозлился. Опять потекла кровь, и он почувствовал себя, как в аду, — и все из-за бесстыдства тупоголовой сумасбродки. Великий Один! Он тратит драгоценные минуты, преследуя глупое создание, когда ему нужно как можно дальше уйти от саксов.

Было и еще кое-что. Селик узнал знатного рыцаря, которого он пронзил пикой и оставил висеть на древке. Это был Эльвинус, кузен короля Ательстана, а король назначил цену за голову Селика еще до битвы. Теперь саксонский выродок еще больше захочет его поймать, чтобы предать медленной мучительной смерти.

И еще хуже то, что Эльвинус назвался братом Стивена из Грейвли. Чертова кровь! У Ательстана и Стивена более чем хватало поводов убить его, и не было необходимости добавлять топлива в огонь их ненависти. Может, Стивен еще на поле боя? Селик удивился неожиданно возникшему у него желанию вернуться и покончить раз и навсегда с кровавым спором.

Селик посмотрел в ту сторону, куда убежала безумная девица. На самом деле он не мог пропустить мимо ушей ее возмутительные претензии, ведь с первого взгляда понятно, что она не саксонка. Рост, прекрасные светлые волосы, да и все остальное говорило об ее истинно нордическом происхождении. Однако она не могла быть дочерью его умершего друга Торка и должна была дорого заплатить за обман и за эту дурацкую погоню.

— Хватит, — крикнул, наконец, Селик.

Эта ведьма просто околдовала его. Одним рывком он настиг ее, и, вскрикнув, Рейн повалилась на землю, а он упал на нее сверху.

Падение ошеломило Селика. Несколько минут он лежал, запутавшись лицом в золотистой паутине ее блестящих волос, выбившихся из косы. Их сладкий соблазнительный аромат, необычная смесь запахов цветов и пряностей, завладел его чувствами и заставил ненадолго забыть о жестокости и бессмысленности его жизни, напомнив о том времени, когда он высоко ценил досуг и наслаждался маленькими радостями. Ну, например, запахом женского тела. Или же прикосновением к желанному женскому телу.

Холодное сердце Селика на мгновение оттаяло от этих чувств, которые он долго держал в узде. «О Acmpud», — подумал он внезапно, и жестокая боль, которой он не мог противостоять, едва не разорвала ему сердце. Он так много потерял вместе с ней. Слезы навернулись ему на глаза при воспоминании о том времени, когда его жена была еще жива и здорова. Проклятье! Мучительные воспоминания никак не желали покидать его.

Неужели он никогда не забудет?

Легкий толчок в спину отвлек его от непрошенных мыслей. Это был конь, не покинувший его во время погони.

«Кровь Тора», — прорычал он в тишине, презирая себя за чувствительные воспоминания. Уже много лет он не позволял себе так сумасбродно потворствовать своей памяти.

Приподнявшись на локтях, Селик заметил, что женщина, лежавшая под ним, не двигается. Вдруг она умерла?

— Эй!

— Что еще? — Рейн подняла голову и проворчала: — Слезай с меня, глупый верзила. Ты, должно быть, весишь столько же, сколько конь — мой конь, между прочим. Хочешь задавить меня до смерти, чтобы съесть мой язык?

С коротким смешком Селик повернул ее на спину и прижал своим телом к земле.

— Твой сварливый язык, девочка, не доведет тебя до добра. Думаю, он будет слишком кислым на вкус.

Ветки, трава и земля на славу разукрасили ей лицо и испачкали шелковую блузку.

Она с яростью стала тереть рот, и Селик на мгновение забыл причину своей злости — так восхитительно притягательна была женщина, лежавшая под ним. Он потрогал золотистые пряди, рассыпавшиеся по ее плечам. Они были мягкими, как шелк, и светились, как янтарь, и он снова и снова пропускал нежные нити между безвольными пальцами. Посмотрев на лицо, Селик заметил, к своему ужасу, синяк у нее на лбу, ужасное багровое пятно на нежной молочной коже. Селик не мог удержаться и дотронулся до него пальцем, отчего ее пухлые губы, похожие на смятые лепестки розы, непроизвольно дрогнули, чуть приоткрыв удивительно белые зубы.

Карие, как темный мед, глаза женщины смотрели на него вопросительно и немного удивленно, как бы спрашивая, что он собирается делать дальше, и Селик никак не мог оторваться от них. Они наполняли теплом его душу, и он стал вспоминать, когда еще чувствовал подобное? Acmpuд, тут же понял он и опять ожесточился.

Только сейчас Селик сообразил, как глупо себя ведет, словно какой-нибудь пьяный болван, решивший позабавиться с красоткой. А ведь саксы, эти гончие псы, наступают на пятки. Он вытащил из-за перевязи кинжал и приставил его острие к глее Рейн.

— Что ты здесь делаешь, женщина?

— Что я делаю? Я не могу пошевелиться, — огрызнулась она.

— Не шути так. Отнесись-ка к своему положению посерьезнее. — Он сильнее прижал блестящее лезвие к ее шее, и из-под него потекла тонкая струйка крови, похожая на пролитое на чистый первый снег вино. — Мне плевать на твою жизнь…

— Не сомневаюсь! Тебе не кажется, что ты переигрываешь? — презрительно спросила глупая ведьма, как будто совсем не испугавшись его. — Кроме того, я думаю, будет неприятно, если ты не сможешь перерезать яремную вену. Я предлагаю тебе выбрать лучше почку или диафрагму.

Она показала две точки на теле, которые, как знал Селик, были такими же смертельно опасными, как кровеносный сосуд на шее. Но откуда обычная женщина это знает? И что такое диафрагма?

Рейн заметила смущение на лице Селика. Неожиданно она услышала голос, звучавший у нее в голове. Спаси его.

Совершенно этому не удивившись, Рейн пристально посмотрела на сурового воина.

— Ты действительно сможешь меня убить, Селик?

— В один миг.

— Я так не думаю, — убежденно проговорила Рейн. — И кроме того, хотя ты ведешь себя как медведь, я тебя не боюсь.

— Ты поистине слабоумная.

Рейн пожала плечами, стараясь не обращать внимания на слова, повторявшиеся в мозгу. Спаси его, спаси его, спаси его…

Селик нахмурился, казалось, раздраженный ее храбростью. Что он, дурак, и не слышит, как у нее стучат зубы?

— Откуда ты знаешь мое имя? Почему ты оказалась здесь?

— Не знаю, — поколебавшись, ответила Рейн. — Я думаю… Думаю, меня послал Бог.

Селик недоверчиво фыркнул.

— Зачем Богу посылать тебя сюда?

— Спасти тебя, — робко предположила Рейн.

— Меня? Бог не заботится о таких, как я. — Он долго смотрел на нее, прищурившись, потом вложил кинжал в ножны и спросил нехотя, как бы заранее ничему не веря: — Спасти меня от чего?

— От самого себя.

Селик в изумлении хлопнул себя по лбу ладонью. Все еще стоя на коленях возле нее, он откинулся назад и закатился в хохоте.

Рейн не удивилась, что Селик ей не поверил. Да и кто бы поверил, не зная всех обстоятельств? Она быстро опустила глаза, чтобы скрыть разочарование, и стала ждать, когда у Селика кончится приступ неодолимого хохота.

Наконец он вытер глаза и тряхнул головой, пораженный ее невиданной заносчивостью.

— Невероятно. Женщина объявляет себя ангелом-хранителем. Сладчайшая Фрея! Должно быть, сегодняшняя битва расстроила мой разум. Может у тебя помутилось в голове от ушиба?

Он внимательно осмотрел шишку у Рейн на лбу, ведь он совсем ничего не знал о том, что случилось через тысячу лет в музее викингов. Или это было сегодня утром? Рейн нахмурилась, не веря сама себе.

Селик все еще смеялся. Рейн прищелкнула языком, показывая, что не желает больше терпеть его дурацкое хихиканье. Святое небо! Ее слова не так уж смешны.

На самом деле, она была не очень раздосадована. Несмотря на преследование саксов и угрозы Селика, она вернула себе душевное равновесие и ей было на удивление покойно рядом с безжалостным викингом, как будто она наконец обрела свое место в жизни.

Кроме того, она понимала, у Селика был очень трудный день… Возможно, даже не день, а много лет. Об этом говорили и шрамы, и следы переломов, и пустота в глазах. Рейн ненавидела жестокость Селика, но она не могла не восхищаться человеком, в котором видела великолепный тип мужчины, жестоко изуродованного жизнью, но все еще покорявшего природной красотой.

Спаси его.

Рейн чуть не застонала вслух от настойчивости внутреннего голоса. Ну как ей проникнуть в абсолютную пустоту его глаз? Захочет ли он открыться ей?

— Моя мама была права насчет тебя, — прошептала Рейн, все еще прижатая к земле его телом.

Селик поднял бровь.

— Ты великолепен.

Он фыркнул:

— Не имеет значения. И не пытайся опутать меня своими презренными чарами. Бесполезно. Наименьшее из всего, что я потерял, — моя внешность. — Он поколебался, как будто что-то обдумывая. — Твоя мать… Я ее знал?

— Думаю, да. Ее звали Руби… Руби Джордан… до того как она вышла замуж.

— Ах! — Селик вскочил, не сводя с Рейн свирепого взгляда. Он грубо поставил ее на ноги и вдруг заметил приколотую к блузке брошь.

— Где ты это стащила?

— Мне ее дала мама.

— Не может быть. — Он в замешательстве потер лоб. — Нет, не Руби. Ты не можешь быть ее дочерью. Или дочерью Торка.

Он изучал ее лицо, отыскивая черты сходства, которые, Рейн это знала, найти было нетрудно, стоило только захотеть. Неожиданно Селик что-то вспомнил. Прежде чем она успела среагировать, он ухватился за отворот блузки и распахнул ее, не думая о том, что она разорвется или отлетят пуговицы.

— Как ты смеешь? — прошипела Рейн.

Она попыталась застегнуться, но без толку. Селик крепко держал ее за руки и смотрел на ее груди, однако без вожделения.

— Во имя любви Фреи! Ты одета в такую же странную одежду, как и Руби. Дамское белье, так она его называла.

— Это не мамин лифчик, — Рейн застегнулась, вызывающе поджав губы. — Как ты мог видеть мамино белье?

— Ха! Все придворные короля Зигтригга видели эту чепуху, когда она снимала свою знаменитую рубашку. Она даже затеяла шитье этих вещиц, пока жила среди нас.

Невероятно! Селик повторял самые фантастические истории, о которых ее мать рассказывала много лет. И никто ей не верил, в том числе сама Рейн. Стало быть, это не выдумка. Рейн в ужасе прикрыла рот руками.

О Боже! Путешествие во времени в самом деле возможно!

— Послушай! Я совершенно уверена, что Руби — моя мать, и она всегда называла Торка моим отцом.

Рейн решила не говорить ему — пока еще рано, — что мать считала ее отцом и Джека Джордана.

— Я объясню тебе все, что ты хочешь, но, мне кажется, нам нужно поскорее уйти отсюда. Если саксы нас захватят, им будет неважно, кто я такая.

Селик нехотя кивнул и свистнул сквозь зубы. Глупый конь примчался прямо к нему, будто тоскующий влюбленный. Как Селик этого добивается? Наверное, так у него и с женщинами, с раздражением подумала Рейн. Интересно, он на всех производит такое же впечатление?

Селик положил левую руку на седло, вскочил на коня и посмотрел сверху на то, как она, нарочито не обращая на него внимания, приводит себя в порядок — застегивает разорванную блузку, расчесывает и заплетает косу.

— Я могу взять тебя с собой — пока, но будь осторожна, женщина, — сказал он наконец. — Если ты мне соврешь, я убью тебя не задумываясь.

Он нагнулся и, схватив ее в охапку, одним резким движением поднял как пушинку и посадил к себе на колени.

Рейн потерла локоть, но решила не испытывать судьбу и не жаловаться. Священная корова! Несмотря на ненужную грубость, Селик, к удивлению Рейн, так легко поднял ее, что она стала вспоминать и не могла вспомнить, удавалось ли такое кому-нибудь еще. Она ведь такая большая. Или нет?

— Не верти задом, — приказал Селик, едва конь сделал первый шаг. — Твои непристойные игры все равно ни к чему не приведут. Даже если у меня есть время, я не валандаюсь с такими, как ты.

Рейн не могла оставить его слова без ответа.

— Еще чего! У меня нет ни малейшего желания заниматься с тобой любовью.

— Ха! При чем здесь любовь? Если мужчине хочется устроиться между женских ножек, это просто, естественно и правильно. Но гораздо проще обходиться без женщин.

Рейн недовольно поджала губы и подняла глаза к небу.

— Мне жаль тебя, если ты думаешь об этом, как о чисто физической потребности.

— Почти то же, что помочиться, — стоял на своем Селик.

Рейн услышала насмешку в его голосе и повернулась посмотреть на него, однако прочитать что-либо по его лицу было невозможно, разве что подрагивавшие губы говорили о сдерживаемой усмешке…

— Черт! Ты и в самом деле не такой, как рассказывала мама. Судя по тому, что я слышала, у тебя была репутация восхитительного возлюбленного.

— Возможно. Скорее всего, так, — признал он, подумав. — Я действительно имел славу удачливого любовника, но это было давно. — Он пожал плечами. — Меня это больше не беспокоит.

Рейн хихикнула.

— Ты не представляешь, как мне странно говорить об этом. С моими неудачами в сексе я не могу никого критиковать.

— Что ты имеешь в виду? Неудачи в сексе? Ты не спишь со своим мужем?

— Я не замужем.

— А-а-а.

— Можно узнать, что это значит?

— Теперь все понятно. Ты из тех незамужних женщин, которые предпочитают разных мужчин.

— Помолчи лучше, болтун. Ты слишком торопишься с выводами. Я отнюдь не неразборчива, если ты это имеешь в виду.

— Да я ничего. Это ты говоришь, что у тебя не получается с мужчинами, которые тебе не мужья.

— Мне хотелось бы, чтобы ты не употреблял грубые выражения.

— Какие выражения?

— Ну, например, «спишь». Если ты не можешь сказать «заниматься любовью», говори «заниматься сексом».

Селик опять засмеялся, и его страх отозвался прекрасной музыкой в ушах Рейн.

— Со сколькими же мужчинами ты занималась сексом? — со смешком спросил Селик.

Он незаметно обнял ее, и она очутилась в теплом уютном коконе.

— Это не твое дело. — Рейн негодующе выпрямила спину.

— Может быть, у тебя вообще не было мужчины, красотка с осиным жалом вместо языка? Мало кто рискнет с такой связаться.

Рейн вызывающе задрала нос:

— Не думай, что раз я такая… такая большая, так меня никто не хотел.

Грубиян, сидевший сзади, насмешливо фыркнул.

— Что ж, раз уж ты привлекла к этому мое внимание, ты слегка… крупновата. Наверно, некоторые мужчины отказывались, считая тебя… чересчур большой.

Это ты мне говоришь!

— Какими были мужчины, которые домогались тебя?

Опять заскок. У него на уме только одно. Ладно, будь что будет, решила про себя Рейн.

— Когда мне было восемнадцать, у меня был неудачный сексуальный опыт, всего одна ночь, но не счастливая. А потом за двенадцать лет у меня было только два серьезных романа, но они не дали мне радости.

Селик немного помолчал, обдумывая ее слова.

— Значит, ты уже прожила тридцать зим. Вот уж не подумал бы, что так много.

— Я не старше тебя, — парировала она.

— Ладно, красавица, мы оба долго живем на свете, — заключил он с мягким смешком, и, прижав ее щеку к своей груди, как бы положил конец разговору, после чего опытной рукой заставил коня прибавить шагу.

Красавица! Рейн покрепче прижалась к нему и обхватила его руками за пояс для равновесия. Одна из проблем путешествия во времени была исчерпана.

Прежде чем задремать, Рейн, уверенная, что Селик сможет защитить ее от любой опасности, немножко понедоумевала, как ей спасать этого норвежского дикаря, для которого любовь ограничивается всего-навсего похотью и который убивает человека так же легко, как наступает на муравья, не говоря уж о том, что он совсем не дорожит собственной жизнью.

Рейн поклялась, что постарается ему помочь. Бог даст, она и сама не останется внакладе. Правда, оставался вопрос. Где все это будет — здесь, в прошлом, или же в будущем?

Рейн мирно дремала, чувствуя, как конь взбирается по крутому склону. Тропа проходила через густые заросли кустарника и каких-то ползучих растений, которые Селик, при необходимости, разрубал мечом. Воины с грубыми лицами молча стояли вдоль дороги. Они выходили вперед, когда узнавали Селика, а потом сразу же скрывались. Наконец конь выбрался на плоскую открытую вершину холма. Отсюда была хорошая видимость на много миль вокруг, и легко можно было обнаружить любого преследователя.

Рейн не ожидала увидеть сотни викингов и их союзников, включая скоттов и валлийцев, сумевших спастись от саксов. Многие из них были еще в боевых доспехах, другие завернулись в волчьи шкуры в ожидании холодного осеннего вечера. В стороне несколько женщин готовили на кострах еду.

Здесь же стояли шатры, но большинство воинов лежало на земле, отдыхая после боя и пестуя свои раны. Некоторые совершенно очевидно нуждались в ее помощи как хирурга.

Рейн приготовилась применить на деле свои медицинские познания, однако ее внимание отвлекло нечто новое, появившееся в облике Селика. Надменность, что ли. Даже в такой толпе его появление не осталось незамеченным, но никто из боевых друзей не подошел перекинуться с ним парой слов. Его словно не видели. Ее одинокий викинг как будто был отверженным, не таким, как все.

Селик спешился сам и помог Рейн слезть с коня. Несколько мужчин с откровенным любопытством уставились на нее. Господи, вот тут она по-настоящему поняла, что такое жить во власти воинственных лордов Темных Веков.

— Помоги женщинам, — коротко приказал Селик.

— Что? Готовить? Мне?

— Опять? Ты обещала всегда и во всем беспрекословно слушать меня, — прошипел Селик сквозь зубы.

— Да, но, думаю, многие здесь нуждаются в помощи лекаря.

— Иди к костру готовить, — повторил он резко. Кое-кто уже начал прислушиваться к их перепалке.

— Ради всего святого, я же доктор, — упрямо повторила Рейн и пошла было прочь.

Селик схватил ее за косу и сильно дернул.

— Ой! Что ты делаешь?

Она вытащила косу у него из рук и вызывающе распрямила плечи, не обращая внимания на его злое лицо.

— Твой болтливый язык лишает тебя разума. Я уже говорил, чтобы ты не обманывала меня. Сначала ты объявляешь себя ангелом-хранителем. Теперь лекарем. Что дальше? Богиней Фреей?

Рейн закрыла глаза и тяжело вздохнула.

— Я действительно врач. Я много лет училась, чтобы стать доктором. И теперь работаю хирургом в больнице Святой Троицы.

Рейн слышала вокруг возгласы недоверия и насмешки, но Селик почесывал подбородок и мысленно представлял ее в этой роли.

— Врач, — проворчал он, сдаваясь, и тряхнул головой. — Боги, несомненно, показывают мне сегодня свое нерасположение, позволяя этой женщине вертеть мной как ей хочется.

Невзирая на протесты Рейн, он схватил ее за руку и, притащив к ближайшему шатру, потребовал:

— Показывай.

Рейн быстро поняла, что в трех шатрах раненые размещены в зависимости от тяжести их состояния. Вытащив из рюкзака медикаменты, необходимые для экстренной помощи, она вошла в шатер, где лежали самые тяжелые. Около часа она работала как автомат. Самое большее, что она могла сделать со своим медицинским снаряжением, — это промыть раны, вывести кое-кого из шокового состояния, позаботиться, насколько возможно, чтобы не началось заражение.

Вначале Селик стоял рядом, наблюдая за каждым ее движением. Он было остановил ее, когда она начала давать некоторым раненым таблетки, но Рейн объяснила, что это всего-навсего слабое болеутоляющее, вроде тех трав, которые используют здешние лекари, и он позволил ей продолжать ее дело. Некоторые раненые нуждались в более сильных средствах, и она давала им дарвон.

Когда Рейн обошла всех своих пациентов в одном шатре, она вышла на свежий воздух и выпрямила усталую спину. Она знала, что на самом деле помогла только немногим. Из соседнего шатра слышались глухие стоны и крики. Бог знает, какими варварскими способами пользовали здешние лекари беспомощных раненых.

Селик стоял один, привалившись спиной к дереву. Их взгляды на секунду встретились, и Рейн представила, о чем он думает, стоя на холодном ночном воздухе.

«Ты нужна ему», — прозвучал голос.

Ха! Ему нужна хорошая инъекция миролюбия. Вот что ему нужно.

Селик вопросительно посмотрел на нее, как будто удивляясь, почему она отдыхает, когда так много людей нуждается в ее помощи. Нахал!

Рейн, обидевшись, развернулась и ушла в следующий шатер. Там она в ужасе увидела, как на длинный стол укладывают юношу, который отчаянно сопротивляется нескольким дюжим молодцам, изо всех сил старавшимся удержать его. Рейн не верила собственным глазам. А когда несчастная жертва повернулась лицом к ней, она завопила что было мочи.

На столе лежал ее брат Дейв, а Бен Кейзи сумеречных времен держал в руках нож величиной с косу Смерти и готовился ампутировать ему ногу. Но, что хуже всего, кровь других пациентов покрывала инструменты лекаря в монашеской одежде и с тонзурой на голове. Очевидно, он использовал нож неоднократно, не моя и не дезинфицируя его.

— Стоп! — Все обернулись, когда она бросилась вперед. — Не смейте дотрагиваться до моего брата, кровавые мясники!

С силой, вызванной приливом адреналина, Рейн выставила лекарей из шатра и немедленно занялась осмотром. Глубокая рана у колена выглядела плохо, возможно, повреждения были серьезные, но она подумала, что все-таки можно попытаться спасти ногу. Конечно, он потерял много крови, а плазму взять неоткуда, но рискнуть стоило.

— Не беспокойся, Дейв. Я не позволю им отрезать тебе ногу.

Юноша благодарно посмотрел на нее и крепко сжал ей руку. Отказываясь ослабить хватку, он попытался что-то сказать, но Рейн твердо приказала ему беречь силы.

Конечно, это не Дейв. Ее настоящему старшему брату уже сорок два, и сейчас он, скорее всего, играет в гольф, если, конечно, сегодня все еще суббота. Это, должно быть, один из братьев по отцу, о которых ей рассказывала мать.

— Ты Эйрик или Тайкир?

— Тайкир, — прошептал он.

— Хорошо, Тайкир. Я твоя сестра по отцу, Рейн, и я не позволю им отрезать тебе ногу.

— Ты клянешься? — спросил он, все еще держа ее за руку.

— Я обещаю сделать все возможное, чтобы спасти твою ногу.

Услышав за спиной шум, Рейн обернулась и увидела разъяренного Селика со сверкающими от возмущения глазами. Он остановился у входа в шатер, а рядом с ним стояли лекарь и еще один мужчина, который помогал удерживать Тайкира.

— Какой еще скандал ты устроила? — прорычал Селик, направляясь к ней и явно намереваясь выволочь ее из шатра.

Рейн не двинулась с места и лишь широко раскинула руки, чтобы защитить своего только что найденного родственника. Она дрожала от ярости и возмущения, но быстро нашлась, что ответить.

— Они убьют его, если ампутируют ему ногу. Ты видишь этот грязный нож? Я не позволю им трогать моего брата.

— Брата? Что за чепуху ты городишь?

— Тайкир. Они хотят ампутировать…

Селик с силой отпихнул Рейн, и она упала. Лекарь, довольно хихикая, победно глядел на нее. Селик же заботливо склонился над раненым.

— Тайкир? О, клянусь всем святым, я не знал, что ты был в сражении. Я думал, ты в безопасности в Норвегии с дядей Хааконом. Проклятый Убби не подчинился моим приказам.

— Не ругай Убби, — прошептал Тайкир. — Он ни при чем.

Рейн встала и отряхнула штаны. Как зачарованная, она смотрела на Селика, с нежностью и страхом склонившегося над Тайкиром. Он был способен на неподдельное сострадание, которое в обычное время прятал в самой глубине своей души. Может быть, еще не все потеряно.

— Позволь женщине лечить меня, — попросил Тайкир, хватая Селика за локоть. — Не говори «нет», Селик. Я лучше буду играть против смерти с этой женщиной, чем останусь без ноги. Ради отца, подари мне эту милость.

Селик с каменным выражением на лице обернулся к Рейн.

— Ты можешь сохранить ногу?

— Я думаю… если мы не будем откладывать и если мне удастся запастись всем необходимым… и помощью.

Она посмотрела на разъяренных лекарей.

Селик помолчал, разрываемый на части яростью лекарей и настойчивыми мольбами Тайкира. Наконец он поднял руку, останавливая готовых броситься на Рейн мужчин.

— Тихо! — крикнул он и решительно повернулся к Рейн. — Что тебе нужно?

Рейн готова была расцеловать сурового рыцаря за его поддержку, несмотря на все, что перенесла от него. Однако она сдержала свои чувства и спокойно перечислила:

— Кипяченой воды как можно больше, иголок, чистых тряпок. Нужно все прокипятить, а потом положить тряпки посушить и держать их отдельно, чтобы никакая грязь к ним не пристала.

Она, как облеченный властью сержант новобранцам, приказала приготовить стол, тщательно его почистить и принести дюжину факелов. Когда походный операционный стол был готов, она сняла с Тайкира всю одежду, совершенно смутив мальчика и ужаснув монаха, который пробурчал с обидой:

— Это непристойно для женщины.

— Послушай, младший братик, что у тебя есть или чего у тебя нет ниже пояса, здесь не имеет ни малейшего значения. Ты же не хочешь расстаться с ногой, правда?

Он слабо кивнул.

Рейн погладила его по голове. Бог мой, он еще совсем мальчик. Ему бы наслаждаться жизнью, а не участвовать в бессмысленной бойне. Она вздохнула с неожиданным смирением. С десятого века и до наших дней эти вещи совершенно не изменились. Все последующие войны были не менее бессмысленны, чем эта.

Рейн решила не накладывать жгут выше раны, как обычно делается перед операцией, но внимательно осмотрела открытую рану, чтобы определить глубину разреза. Мышцы были повреждены не слишком сильно, но некоторые сосуды нужно было сшить, и чем скорее, тем лучше, чтобы они остались гибкими и нога работала. В нормальных условиях и то на такую операцию потребовалось бы несколько часов. Сможет ли Тайкир вытерпеть боль?

Рейн осмотрела свое медицинское снаряжение. Конечно, обезболивающего у нее не оказалось. Самыми сильными болеутоляющими были дарвон и кодеин, да и то немного. Лучше бы использовать их после операции. Может, положиться на алкоголь, чтобы притупить у Тайкира болевые ощущения? Недопустимо! Она убьет своего брата.

Обдумывая другие возможности, Рейн вдруг вспомнила… Попробовать или нет?

Доктор Чен Ли, ее коллега в больнице, несколько лет назад обучал ее акупунктуре как альтернативе традиционному обезболиванию, но она никогда еще не пробовала пользоваться этим способом самостоятельно. Рейн тяжело вздохнула и приняла решение.

— Селик, ты можешь найти несколько длинных, очень острых иголок?

Он кивнул.

— Принеси все, какие сможешь найти, и проследи, чтобы их хорошенько прокипятили.

Он насупился от ее командирского тона, но милостиво отложил выговор на другое время. Когда все было готово, она приказала:

— Всем выйти из шатра!

— Нет. Мы останемся, чтобы быть свидетелями твоей жестокости, — запротестовал лекарь.

— Мальчика нужно крепко держать, — доказывал один из мужчин.

— Может быть, она колдунья? — предположил другой.

— Селик, — взмолилась Рейн, — если все пойдет хорошо, то не будет необходимости держать Тайкира.

Селик прислушался к ее словам и нашел компромисс.

— Отец Седрик и я останемся наблюдать за ее работой. Остальные будут стоять снаружи и, если понадобится, мы их позовем.

— Хорошо. Но если вы оба остаетесь, мойте руки.

— Женщина требует слишком многого, — захныкал отец Седрик.

— Селик, для моего брата опаснее заражение, чем сама рана. Грязь и гнилая кровь полны бактерий. Для открытой раны это убийственно.

Сначала Селик рассвирепел из-за ее упрямства, но потом увидел умоляющий взгляд Тайкира и сказал лекарю:

— Мы сделаем так, как она просит. Ничего страшного.

Они вышли из палатки мыться, поскольку Рейн добавила, что все должны особенно тщательно вычистить ногти. Рейн обернулась к Тайкиру, уже почти терявшему сознание.

— Дорогой, я буду делать некоторые процедуры, чтобы снять боль. Ты ничего не почувствуешь, но не сможешь говорить, пока я буду зашивать рану. Ты доверяешь мне?

— Я должен доверять тебе, — сказал он неуверенно.

— Вот еще, Тайкир… Чтобы снять боль, я воткну в твое тело острые иголки не менее чем в десяти местах.

Его глаза удивленно расширились, но потом он неуверенно улыбнулся и сказал со смешком:

— Лучше коли меня до возвращения Селика, а то он заживо сдерет с тебя кожу. Не стоит испытывать его терпение.

Благодаря Бога за свою почти фотографическую память, Рейн мысленно вспомнила уроки доктора Ли по старинной китайской медицине. Она представила линии внутри человеческого тела и триста шестьдесят пять «входных ворот», или точек, где эти линии предположительно выходят на поверхность. Даже доктор Ли, со всем своим опытом, не ручался, что акупунктура может заменить настоящую анестезию, однако он утверждал, что острая игла, поставленная в нужную точку, воздействует на мозг так же, как настоящее обезболивающее типа эндорфина или энкефалина.

Тайкир до смерти боялся предстоящей процедуры, но храбрился. Он крепко сжал зубы и зажмурился, пока Рейн втыкала длинные иголки в разные части его тела, в том числе и в голову. Вдруг он удивленно открыл глаза:

— Это чудо! Я не чувствую боли.

Рейн с облегчением вздохнула. Слава Богу!

— Не смей! — закричали вместе Селик и лекарь, как только вошли в шатер и увидели, что она делает с иголками. Вначале Селик зашатался из стороны в сторону при виде иголок, его большое тело угрожающе наклонилось, и он чуть не упал в обморок. Но потом он схватился за Рейн и стал шептать ей самые разнообразные ругательства из-за того, что позволил ей причинить боль своему раненому другу. Тайкир остановил его:

— Не надо, Селик. Иголки убивают боль. Я ей разрешил.

Селик с сомнением посмотрел на Тайкира и наконец сказал бормочущему лекарю:

— Закрой рот или убирайся.

Операция длилась несколько часов. Селик стоял с бледным лицом, держа увеличительное стекло, которое Рейн купила рано утром, чтобы получше рассмотреть картину в музее.

Неужели это в самом деле было всего-навсего утром, а не целую жизнь назад?

Благодаря акупунктуре Тайкир спокойно перенес сложную операцию. Когда Рейн наконец зашила рану, забинтовала ногу и наложила шину, ее пальцы еле шевелились от напряжения и усталости. Покачивая головой, отец Седрик вышел из палатки, повторяя:

— Колдовство! Черная магия! Дьявольские козни!

Но Селик наблюдал за ее упорным трудом и видел, как она на глазах теряет силы. Он вышел и приказал одному из помощников лекаря на всякий случай вернуться в шатер. Невзирая на ее протесты, он увел Рейн от Тайкира, уверяя, что за мальчиком будут присматривать всю ночь и ее позовут, если случится нужда. К тому же по его приказанию уже был поставлен небольшой шатер рядом, и он втащил в него Рейн.

— Это лучшее, что я смог достать, — извинился он, показывая на меховую постель на полу и таз с водой для умывания.

Кружка с водой, тарелка с хлебом и несколькими ломтиками до черноты прожаренного мяса стояли на маленькой скамейке.

Забота Селика приятно удивила Рейн, и она повернулась, чтобы сказать ему об этом, но Селик уже ушел.