Сципион Беллорум прибыл на следующее утро. К тому времени лагерь был уже разбит: холмы покрылись ровными рядами палаток, и каждый полк разместился в отведенном ему месте. Где бы ни воевала армия Полипонта, лагерь строился совершенно одинаково. Порядок был давно отработан до мелочей: сначала приходила половина армии, чтобы укрепить позиции и пресечь попытки противника этому помешать. На случай если враг окажется настолько безумным, чтобы атаковать лагерь, отдельные отряды назначались в охранение. Остальные же, начистив до блеска доспехи, выходили на торжественный парад в честь полководца, когда тот приезжал в полностью подготовленный лагерь.

Итак, Беллорум, как обычно, въехал в лагерь во главе оставшейся части армии. Даже среди других командиров его было видно издалека — он один не носил шлема с плюмажем, и его коротко стриженные седые волосы отливали сталью в лучах весеннего солнца. Позолоченные доспехи Беллорума украшала тонкая гравировка: листья папоротника и летящие птицы, но сапоги он носил простые, солдатские. Он вообще отличался привычкой смешивать лучшее и заурядное.

Солдаты, выстроившись на центральной «улице» лагеря, с искренним восторгом приветствовали своего военачальника. Ведь благодаря его военному гению миллионы воинов Полипонта выжили в боях, когда могли бы погибнуть. Каждый имперский солдат самозабвенно чтил полководца, делающего его жизнь проще и безопаснее. А кроме того, не выразить должного почтения перед лицом высочайшего командира было попросту неразумно. От его острых глаз ничего не укроется. За небрежно начищенные доспехи или сапоги полагается двадцать плетей. А отряды, что недостаточно восторженно приветствовали великого человека, командиры потом отправят в безнадежную атаку.

К тому же все знали, что у главнокомандующего прекрасная память. Однажды, во время тяжелой кампании в жарких землях на южных рубежах империи, какой-то солдат недостаточно расторопно отдал честь, когда военачальник проезжал мимо. Сражение закончилось победой, война с триумфом завершилась, и Беллорум затребовал к себе этого солдата — он запомнил его полк, звание и личный номер. Полководец спросил, много ли войн пережил солдат, и тот признался, что порядком. Тогда Беллорум велел высечь его перед строем, понизить в звании и назначить в другой полк.

Слава Беллорума бежала впереди него. Все знали, что он требует от своих воинов строжайшего подчинения, зато ведет их к великим победам. Его так же любили, как и боялись, однако у страха есть предел. Солдаты были готовы на все ради своего командира… может быть, потому, что просто не смели его ослушаться, что бы он ни приказал.

Проведя смотр войск, Беллорум приказал выпороть двух нерадивых солдат, а трех других повысил за отвагу, проявленную в зимней кампании. На этом он закончил парад, спешился и медленно направился к своему шатру, который, как обычно, поставили на краю лагеря там, откуда открывался хороший вид на позиции противника. Следом за ним, как напуганные дети, засеменили штабные офицеры. Особенно встревоженным выглядел командир Тит Аврелий.

Беллорум вошел в шатер, сел за стол посреди устланного коврами пола и повелительным жестом ткнул пальцем перед собой. В тот же миг полотняную стену, выходящую на равнину, подняли, и офицеры получили возможность полюбоваться нынешней целью полипонтийской армии.

— Итак, перед нами столица Айсмарка, господа. Когда она падет, земля будет нашей, — произнес полководец почти весело. — Командир Аврелий, я слышал, вы встретили сопротивление при установке лагеря?

— Да, господин. Конные лучники, женщины. Чертовски меткие.

— Потери?

— Три тысячи. Две тысячи мушкетеров, тысяча копейщиков. Да, и еще музыканты.

— Ай-яй-яй, как нехорошо. Придется сделать все, чтобы это больше не повторилось.

— Да, господин.

— А какие у них потери?

— Э… никаких, господин.

— Никаких?

— Так точно.

Над верхней губой Аврелия заблестели капельки пота.

— Ясно. И что вы предприняли?

— Мушкетеры открыли огонь, но противник успел отступить, и выстрелы его не достали.

— А потом вернулся и убил еще солдат?

— Да, господин.

— И вы не послали конницу в погоню?

— Я не хотел рисковать без необходимости, эти лучницы чрезвычайно метко и быстро стреляют.

— Это похвально, командир Аврелий. Тогда почему они в конце концов отступили?

— Гм… Кажется, у них закончились стрелы.

— Вы хотите сказать, что недостаток боеприпасов сделал больше, чем все наши превосходно обученные солдаты? Так, командир?

Аврелий готов был сквозь землю провалиться.

— Если бы мы успели занять оборонительные позиции, эти лучницы не осмелились бы атаковать нас. Они воспользовались преимуществом внезапности.

— Так-так… Надо же, какое открытие в военном деле: оказывается, враг может воспользоваться нашей слабостью. И что дальше? А вдруг они попытаются нас уничтожить? Что мы тогда станем делать?

Полководец говорил негромко, как бы шутя, но офицеры вокруг стола затаили дыхание, боясь привлечь внимание разгневанного военачальника. Уж лучше пускай разделывается с Титом Аврелием, а то ведь у каждого хватает промахов…

Беллорум встал, жестом разрешив офицерам сидеть, вышел вперед и окинул взором Фростмаррис, подобный огромному каменному кораблю в море ярких цветов.

— Возможно, я отчасти несправедлив, Аврелий. Мы все знаем, что этот народец несгибаемый, как задубевшая шкура. Никогда еще мы не теряли столько людей из-за непогоды, никогда еще осады не длились так долго. А здесь перед нами не недоученное ополчение, а королевская армия Линденшильдов. О, эти воины будут достойны пополнить ряды имперских войск… после того, как мы прикончим их королеву, конечно.

Аврелий расслабился, решив, что полководец простил ему вчерашние потери.

— По моему требованию из Полипонта вскоре прибудут еще четыре полноценных легиона, — сказал Беллорум.

Среди офицеров послышался удивленный шепот, и полководец с улыбкой обернулся к ним.

— О да, я знаю. Для завоевания сколь угодно большой территории обычно достаточно трех имперских легионов. Однако, боюсь, этот жалкий клочок земли оказался не так прост, как мы думали. Поэтому смотрите и учитесь. Хороший полководец всегда готов признать силу противника. Наши стратеги недооценили Айсмарк, но я это исправлю.

Он вернулся к столу и сел.

— Поэтому я намерен открыть полномасштабные боевые действия завтра же. Основной удар нанесет Красный легион, Черный легион прикроет его с тыла. — Беллорум умолк, дожидаясь, пока утихнут разговоры. — Я знаю, что это нетрадиционный ход. Обычно в первом сражении мы задействовали Белый и Синий легионы, предоставляя им возможность набраться опыта. Но, как я уже сказал, здешний народец оказался на редкость крепок и убедил меня, что недооценивать его не стоит. Чтобы противостоять такой силе, как раз подойдет Красный. И зарубите себе на носу: к завтрашнему вечеру мы должны прорвать внешнюю оборону, а к ночи взять Фростмаррис штурмом. А вы, командир Аврелий, возглавите первую атаку.

Командир торопливо отсалютовал.

— Почту за честь!

— Очень рад, — величественно кивнул Беллорум. — А теперь перейдем к докладам. Что вам известно о размещении войск?

На столе мигом появились карты и схемы. Аврелий встал, чтобы описать детали.

— Противник сосредоточил свои орудия в нескольких батареях на внешних рубежах. Это всего лишь примитивные баллисты и камнеметы. Отряды дружинников и ополченцев равномерно распределены вдоль заграждений. Но есть одна странность. Наши разведчики доложили, что видели среди противника гигантских леопардов. Должно быть, это ручные звери, потому что они разгуливают, где вздумается, а самый большой следует по пятам за молодой королевой.

— Гигантские леопарды? Ну, в бою от них точно никакого прока. Когда захватим город, отправим их в имперский зоопарк. — Беллорум улыбнулся, и его офицеры угодливо рассмеялись.

На рассвете Фиррина и Тараман-тар вывели барсов и спешенных всадников из королевской гвардии на внешние заграждения. На улицах Фростмарриса кипела суматоха: отовсюду слышались приказы, топот, звон оружия и доспехов. Дружинники возбужденно смеялись и шутили, как будто отправлялись в увлекательное путешествие. Но Фиррину едва не тошнило от страха, и она старалась говорить тихо, чтобы никто не заметил, как дрожит ее голос.

Оскана и Маггиора они с Тараманом оставили в замковом дворе, и она даже не позволила себе обнять друзей на прощанье, спрятавшись за маской непоколебимой решимости. Оскан почтительно поцеловал ее руку, но отпустил не сразу, и девочка едва сдержалась, чтобы не отдернуть ее прямо на виду у солдат. Когда наконец с прощанием было покончено, она решительно покинула замок и зашагала прочь по улицам.

Тараман почувствовал ее волнение и тихо сказал:

— Ты не смотри, что воины так радуются. Им надоели безделье и ожидание, только и всего. Но оно и к лучшему: если они хоть ненадолго задумаются о том, что нас ждет, их охватит ужас.

Фиррина только кивнула в ответ и погладила густую шерсть барса.

— Думаю, они спасаются старым испытанным способом: вспоминают, чему они научились за время тренировок и как звучат условные сигналы в бою. Меня это всегда успокаивало, — добавил тар.

— А ты боялся? — удивилась девочка.

— Конечно. Тот, кто идет в битву без страха, — или болван-пустослов, или пьян, как тролль.

Фиррина через силу улыбнулась.

— А сейчас ты тоже вспоминаешь муштру?

— Сомкнуть ряды… приготовиться к атаке… напра-аво… нале-ево… вперед… Стоять… Отступление. Помню наизусть.

— Ах ты, старый плут! — засмеялась королева.

Ее звонкий смех заструился по улицам, взлетел над крышами, и Фиррина вдруг обнаружила, что тревога полностью покинула ее, растворившись в этом звуке.

Воины, слышавшие ее, решили, что это — добрый знак, и дружно ударили топорами о щиты, а барсы и спешившиеся конники поддержали королеву радостными криками.

Выйдя за городские стены, Фиррина и Тараман повели свой полк к той части внешних укреплений, куда, как они предполагали, имперцы должны были нанести первый удар. Там их уже ожидали белые вервольфы с громадной волчицей во главе, они приветствовали королеву нестройным, режущим ухо воем. Фиррина благодарно улыбнулась им и посмотрела на имперский лагерь. Там определенно что-то затевалось: то и дело слышалось резкое пение горнов, туда-сюда маршировали отряды — со стороны их мельтешение казалось совершенно беспорядочным, но королева знала, что у имперцев все продумано до мелочей.

Спустя несколько минут от вражеской армии отделилась небольшая группа всадников с белым флагом. Защитники молча следили за их приближением. Темная форма имперцев поблескивала на солнце, и всадники походили на капли крови на цветущем поле. Они остановились достаточно близко от заграждений, чтобы их было слышно, и один из всадников подъехал чуть ближе. Два горниста сыграли фанфары, и, когда они умолкли, раздался громкий голос посланца Полипонта:

— Именем императора Триста Ангеллия Ликурна из рода Цицерона! Слушайте условия капитуляции, выдвинутые полководцем имперской армии Сципионом Беллорумом. Вы сложите оружие и подчинитесь воле империи Полипонт, передав в наши руки Фиррину Линденшильдскую, именуемую королевой вашей жалкой страны. Рабство вашей независимости окончено, и начинается свобода на службе империи. Примите этот жребий, и вашим воинам выпадет честь сражаться в грядущих войнах империи, ваши люди станут гражданами Полипонта в новых его границах. Если же вы откажетесь, то умрете. Мы сровняем ваше королевство с землей, людей угоним в рабство, и Айсмарк навсегда исчезнет из памяти поколений.

Посланец умолк и надменно выпрямился в седле, дожидаясь ответа. Фиррина оглядела своих воинов и нашла взглядом совсем маленького и чумазого мальчонку-барабанщика. Она подманила его, тот встал по стойке «смирно», и королева, наклонившись, шепнула что-то ему на ухо.

Мальчишка отсалютовал и обратился к посланцу:

— Моя королева говорит, что много чести вам будет, чтобы она сама отвечала вам, и попросила меня. Вот…

Помолчав немного для пущей важности, барабанщик зажал нос и издал такой звук, будто выпустил газы. Получилось у него очень громко.

Посланник с каменным лицом кивнул, всадники развернулись и рысью двинулись обратно. С формальностями покончено, теперь-то все и начнется…

Всякое движение во вражеском лагере прекратилось, полки замерли в ожидании приказов. Потом один из конных отрядов с места в карьер рванул к городу. Битва за Фростмаррис началась.

Фиррина глубоко вздохнула. Все ждали с суровыми лицами. Когда враг подошел ближе, стало ясно, что всадники тащат за собой пушки. Фиррина немедленно отдала приказ остановить их — нельзя было допустить, чтобы имперцы установили поблизости орудия. Баллисты немедленно открыли огонь огромными стальными стрелами, целясь по пушкарям. За ними ударили камнеметы: угловатые камни взлетали высоко в воздух и обрушивались вниз, разнося в щепки деревянные лафеты. Минут через десять капитаны, командовавшие орудийными расчетами Айсмарка, скомандовали прекратить огонь. Все пушки удалось уничтожить до того, как они успели сделать хоть один выстрел. Защитники Фростмарриса разразились торжествующими криками.

Но их ликование длилось недолго. Повинуясь приказу Сципиона Беллорума, в бой вступил многоопытный Красный легион. Бесчисленные колонны стрелков, копейщиков и щитоносцев двинулись на Фростмаррис под резкое пение дудок и гром барабанов. Когда враг приблизился к внешнему валу на четыреста ярдов, его встретили лучники Восточной марки. Стрелы дальнобойных больших луков рушились на врага прямо с неба, словно ястребы. Имперцы падали сотнями, но продолжали наступать. Даже баллисты и камнеметы не смогли остановить марш Красного легиона — барабаны гремели, отбивая резкий ритм, дудки воинственно пищали. Шедший во главе войска офицер в шлеме с огромным плюмажем вскинул меч, и колонна мушкетеров остановилась: они уже подошли достаточно близко, чтобы можно было открыть огонь. Вражеские стрелки дали залп, круглые свинцовые пули пролили первую кровь защитников Фростмарриса, но лучники не дали имперцам закрепить успех, обрушив на мушкетеров дождь стрел.

Тогда имперский офицер снова поднял меч, и наступление продолжилось. Копейщики опустили длинные копья, положив их на плечи впереди идущих, колонна ощетинилась иглами полированных наконечников. Командир имперцев запрокинул голову и громко крикнул, солдаты что-то гаркнули в ответ и бросились в атаку.

Фиррина в ответ тоже возвысила голос, перекрыв шум и грохот. Мальчики и девочки, расставленные вдоль оборонительных заграждений, ударили в барабаны, передавая ее приказ. Тараман-тар взревел, поднявшись на задние лапы, и его воины ответили своему командиру, обрушив на врага стену дикого звериного рыка. А потом Айсмарк сошелся с Полипонтом врукопашную.

На краткий миг ряды имперцев дрогнули, когда вражеские солдаты поняли, что против них, плечом к плечу с людьми, сражаются гигантские белые кошки. Но имперские командиры вскинули мечи и без колебаний повели отряды на врага. Имперцам и раньше приходилось сражаться с огромными хищниками, вооруженными клыками и когтями. Снежные барсы были для них всего лишь еще одним шансом набраться боевого опыта.

Дружинники сомкнули щиты, и равнину затопил нарастающий грохот схватки. Фиррина шагнула вперед, ее клинок затанцевал в воздухе, выписывая смертельные пируэты. Тар полосовал имперцев когтями, лучницы Элемнестры стреляли без промаха, а пехота под командованием Олемемнона тем временем кромсала вражескую фалангу топорами. Самые отчаянные смельчаки прорубались сквозь колючую стену копий, чтобы добраться до врага.

Около получаса Айсмарк держался, но и Полипонт не отступал. Однако имперцев было намного больше, и в конце концов им все-таки удалось оттеснить защитников Фростмарриса — сначала к первому оборонительному рву, затем на склон второй насыпи. Второй вал воины Айсмарка удерживали целый час, а потом им пришлось отступить и оттуда, хоть они и сражались за каждую пядь земли. Фиррина отчаянно кричала своим воинам, чтобы они держались, однако ничего не могла поделать: враг наступал, сея смерть.

Тогда девочка порывисто вцепилась в густой мех Тарамана, вскочила ему на плечи и, взмахнув мечом, издала воинственный клич рода Линденшильда Крепкая Рука:

— Кровь! Смерть! Пламя! — кричала она пронзительно и хищно, точно свирепый ястреб. — Кровь! Смерть! Пламя! Держите их, воины Айсмарка! Держите, гиполитанские воители! Держите их, барсы Ледового царства и белые вервольфы короля Гришмака! Кровь! Смерть! Пламя!

Ее чистый звонкий голосок вознесся над звоном мечей и доспехов, и в тот же миг солдаты Айсмарка сомкнули щиты и будто вросли в землю, не отступая больше ни на шаг. Вперед с диким рыком вырвались барсы-воины, обрушив на врага звериную ярость. От воя вервольфов кровь стыла в жилах, когда люди-волки бросались на острые копья, не жалея себя. Постепенно и едва заметно продвигаясь вперед, ряды начали выравниваться. Медленно, очень медленно солдаты Айсмарка и Гиполитании отвоевывали укрепления, юные барабанщики, обливаясь потом, не переставали храбро и неустанно отбивать дробь. Дюйм за дюймом знамена дружинников продвигались вперед, и солдаты орали во всю глотку: «Фиррин-тар, Фиррин-тар, Фиррин-тар!»

Земля под ногами стала скользкой от крови. Тех, кто оступался и падал, немедленно убивали, но защитники продолжали напирать, оттесняя бывалых воинов Красного легиона. Фиррина сидела на плечах тара, разя направо и налево, пока барс давил врага своими громадными лапами и полосовал когтями.

Еще через час союзники отвоевали первую линию укреплений. Враг по-прежнему атаковал, пытаясь прорвать оборону не тут, так там, но имперских солдат стало заметно меньше. В отдалении готовился вступить в бой Черный легион, однако пока не двигался с места, между тем гиполитанские лучницы вновь вышли на удобные позиции и принялись поливать противника дождем стрел. Враг нес чудовищные потери, но не сдавался, пока наконец имперский командир не дал сигнал к отступлению.

Лучники, баллисты и камнеметы продолжали стрелять им вслед, потом перенесли огонь на Черный легион, и стало ясно, что поле боя осталось за Айсмарком, и лишь ветер доносил издалека до защитников бравое пение имперских дудок.

Фиррина медленно сползла с шеи Тарамана и обняла барса. Ее переполняла радость и облегчение — враг уходил, битва окончена. Но когда юная королева огляделась по сторонам, взору ее предстало множество мертвых и умирающих воинов, и она не смогла сдержать слез.

— Мы больше не можем терять столько солдат, Тараман.

— И они тоже, дорогая. Они тоже… — устало ответил барс, вылизывая окровавленные лапы. — Уверяю тебя, больше они не будут бросаться в бой очертя голову. Если они хоть чем-то похожи на ледяных троллей, то надеялись сломить нас первым же натиском. А раз у них не вышло, теперь они проявят больше уважения. Отныне Беллорум будет вести себя более расчетливо и наверняка попытается применить против нас свой хваленый талант полководца.

— Что ж, тогда нам лучше приготовиться, Тараман.

Сципион Беллорум наблюдал за ходом сражения в подзорную трубу. Когда вражеские орудия, о которых так презрительно отозвался Марк Аврелий, разнесли пушечную батарею, он пришел в ярость. Ничего, сказал он себе, Красный легион заставит варваров сполна заплатить за это. Любуясь привычными зрелищем того, как катится на противника смертоносная лавина имперского легиона, полководец заметил среди вражеских солдат на первой линии укреплений юную королеву. Это весьма удивило Беллорума, но потом он вспомнил, что для варваров в этом нет ничего необычного — у них предводитель всегда сражается плечом к плечу с простыми воинами. Потом он увидел нечто еще более удивительное: те самые леопарды, о которых докладывали разведчики, и другие не менее странные существа, похожие на обезображенных медведей, как ни в чем не бывало стояли среди защитников. Неужели они тоже будут сражаться? Нет, не может быть. Если королева этих варваров думает, будто солдат Полипонта можно испугать каким-то зверьем, ее ждет крайне жестокое разочарование.

На глазах у Беллорума две армии сошлись в схватке, однако из-за расстояния шум боя донесся до него лишь долгое мгновение спустя. Но то, что он увидел, заставило его поверить: эти звери и впрямь умеют сражаться.

— Великолепно, — восхитился полководец. — Они станут отличным пополнением моей армии!

Следующие три часа он в нетерпении ждал, когда же его армия нанесет решающий удар и отшвырнет защитников к стенам города. Но этого так и не произошло. Беллорум уже собирался пустить в ход Черный легион, бесстрашную элиту своего войска, однако что-то его остановило. Полководец смотрел, как защитники Фростмарриса гонят его солдат прочь от укрепленных рубежей, и у него появилось странное предчувствие: если он отправит подкрепление, оно тоже не сможет сломить неприятеля. А такие огромные потери подорвут боевой дух его войска. Лучше пока отступить и подготовиться к завтрашней схватке. Беллорум не сомневался в том, что рано или поздно одержит победу, даже если для этого придется сейчас уступить варварам. И потому он, ничем не выдав своего разочарования, ровным голосом приказал вернуть войска в лагерь.

Беллоруму почти удалось убедить себя в том, что он прав. Почти, но не совсем — назойливый червячок сомнения не давал ему покоя, даже когда полководец спешился и приготовился встретить своих солдат с поля. На лицах офицеров, почтительно стоявших поодаль, он видел ту же тревогу. Раненых отнесли в походный лазарет, а уцелевшие выстроились перед суровым военачальником и замерли. Мертвую тишину нарушало лишь хриплое дыхание изможденных воинов.

— Солдаты империи, вы храбро сражались против решительного и, я бы даже сказал, отчаянного врага, — произнес Беллорум, и в голосе его звучали нотки участия, что бывало редко. — Но вас вели в бой плохие командиры, которым недостает боевого духа и умения. Командир Аврелий, шаг вперед.

В гробовом безмолвии, заполнившем весь мир, офицер сделал шаг и вытянулся по стойке «смирно».

— Объясните ваши действия.

Аврелий поднял на полководца глаза, и внезапный порыв ветра бросил ему в лицо аромат растоптанных полевых цветов.

Глубоко вздохнув, командир неожиданно для себя успокоился и отчеканил:

— Я проиграл бой с великолепными воинами и гигантскими леопардами.

— Больше вам нечего добавить? — спросил Беллорум. Когда он говорил так тихо и спокойно, это не предвещало ничего хорошего.

Аврелию уже приходилось быть свидетелем тому, как потерпевшие поражение командиры вынуждены были отвечать на вопросы Беллорума, и он по опыту знал: этот невозмутимый тон полководца означал смертный приговор. Аврелий понял, что ему больше нечего терять, поэтому сказал честно и открыто:

— Впервые в жизни я проиграл битву, но нисколько не стыжусь этого. Солдаты Айсмарка — достойные противники, раз сумели отразить натиск одного из наших сильнейших легионов. Я прекрасно знаю, что понесу наказание за провал, и хочу предупредить вас: если вы и дальше будете казнить опытных офицеров, то скоро некому станет вести людей в бой и выполнять ваши приказы.

Усталые солдаты разом ахнули: никто еще прежде не говорил так с самим Сципионом Беллорумом.

— И еще, — продолжал Аврелий, — я уверен, что, если бы полководец лично участвовал в этой атаке, это ничего бы не изменило. И, позвольте спросить, кого бы вы тогда назначили палачом?

Его слова канули в такую мертвую тишину, что стали слышны даже далекие шаги и звон доспехов на оборонительных валах Фростмарриса.

Наконец Беллорум заговорил:

— Вы храбрый человек, командир Аврелий, и поэтому ваша семья получит все почести и привилегии, которые полагаются родным павшего ветерана, а ваша казнь будет быстрой.

Сципион достал из седельной кобуры пистоль и застрелил офицера.