Шум стоял невыносимый, ведьмы надсаживались, пытаясь перекричать вопли раненых. Но еще хуже был запах: запах крови и тех частей тела, которые обычно не видят дневного света, вонь мочи и испражнений — из-за невообразимой боли и ужаса многие страдальцы не владели собой. Оскан помогал одной из целительниц остановить сильное кровотечение у какого-то солдата — у несчастного была перебита артерия на ноге, еще немного, и вся кровь из его тела оказалась бы на полу лазарета. Рядом маленький барабанщик со смертельной раной в животе слабо улыбался, успокоенный маковой смесью. Закончив с первым раненым, Оскан помог ведьме приготовить еще обезболивающего состава, чтобы мальчик не пришел в себя до самой смерти.

Среди барсов и вервольфов тоже были раненые, и приходилось тщательно рассчитывать, сколько того или иного лекарства для них нужно. Целители промывали и зашивали животным раны или помогали без боли отправиться в мир иной.

Уинлокская Мамушка стояла посреди палаты, присматривая за работой ведьм, подбадривая своих товарок, изо всех сил пытавшихся спасти как можно больше жизней. В комнатках поменьше другие знахари и знахарки делали и вовсе страшное: пока морфий притуплял боль и шок тяжелораненых, они быстро отпиливали руки или ноги, которые нельзя было спасти. И повсюду была кровь — яркие багровые лужи стояли на полу, алые потеки стекали по стенам, даже на потолке расплывались красные пятна. И все-таки ведьмы умудрялись спасти очень многих, а тех, кому лечение уже не помогало, усыпляли травами и снадобьями, чтобы облегчить страдания.

Больше десяти часов ведьмы, колдуны и те из лекарей, которых знахарки посчитали достаточно умелыми, работали не покладая рук, чтобы восстановить тела и жизни, разрушенные первым столкновением с империей. И когда все возможное было сделано, палаты погрузились в благословенную тишину. Вдоль стен на чистых матрацах лежали раненые, а целители, тихо ступая, обходили палаты, присматривая за своими подопечными. В меньших палатах, где лекарям приходилось резать людей, уборщики взялись оттирать кровь и грязь, чтобы подготовить лазарет к неизбежному прибытию новых раненых.

Оскан ушел, оставив Уинлокскую Мамушку, которая только кивнула в ответ на его прощальные слова и обещание вернуться завтра. Стремглав выбежав из бывших конюшен, превращенных в лазарет, он заспешил через двор в замок.

Во дворе вовсю праздновали первую победу. На булыжной мостовой тут и там пылали костры, и Оскану оказалось не так-то легко добраться до замковых дверей — то и дело к нему цеплялись подгулявшие солдаты, жаждущие поделиться впечатлениями. Наконец перед ним выросли двери главной залы, и стражники беспрекословно пропустили юного советника. Оскан уже знал, что Фиррина и Тараман живы-здоровы, но хотел убедиться в этом воочию, а заодно и поговорить. Поэтому он, торопливо шагая по каменному полу, уже привычно обогнул трон и вошел в королевские покои. Фиррина тихо гладила Фибулу, устроившуюся у нее на коленях, а Тараман растянулся перед огнем, напоминая большой пушистый ковер. Маггиор Тот, как обычно, скрипел пером, записывая подробности прошедшей битвы. Тараман храпел и взрыкивал во сне, и ученому приходилось повышать голос, чтобы королева разобрала его вопросы.

Когда Оскан вошел, Фиррина встала с кресла, пересадив тут же разобидевшуюся Фибулу на пушистую спину повелителя снежных барсов.

— Где тебя носило? — сердито спросила она. — Я жду уже не один час, а от тебя ни слуху, ни духу.

— Извини, — тихо ответил Оскан. — Но когда работа воинов закончена, работа целителя еще только начинается. Те, кого удалось спасти, сейчас отдыхают, остальным мы помогли, чем смогли.

— Ой, прости, Оскан! — опомнилась Фиррина. — Я совсем забыла. Думаю только о себе.

— Ничего. Ты просто устала, как и все мы. Может, посидим у огня с Тараманом?

Девочка мягко улыбнулась.

— Боюсь, нам не хватит места.

Фибула забарахталась, пытаясь выбраться из густой шерсти, снежный барс особенно громко всхрапнул и проснулся.

— А, Оскан! Как мои раненые воины?

— Большинству еще повезло — у них только глубокие порезы, так что смогут вернуться в строй через неделю. Один барс умер. И еще за одного мы очень волнуемся. Турадон — так, кажется, он назвался, прежде чем мы усыпили его. У него ребра переломаны и легкое пострадало, но я думаю, он выкарабкается.

— Хорошо! Просто отлично! — пробубнил тар и сладко потянулся, заняв чуть ли не всю комнату.

— Тараман, раз уж вы проснулись, хотелось бы услышать ваше мнение по поводу сражения, — тут же встрял Магги, занеся стило над очередной дощечкой, покрытой воском.

— М-м… может, попозже, Магги? Я сейчас так голоден, что сожрал бы целое стадо оленей. — Барс повернулся к Фиррине. — Можно, я узнаю, готов ли ужин?

— Вряд ли он готов, но поторопить слуг не помешает. Пойдем вместе!

— Вот и славно, — с готовностью ответил барс и первым вышел за дверь.

Выйдя из королевских покоев, они увидели, что слуги уже расставляют столы, для дружинников и барсов, которые не дежурили на внешних укреплениях. Суматоха стояла невообразимая, однако какая-то пара грелась у очага, совершенно не замечая всей этой суеты. Подойдя ближе, Фиррина и ее друзья увидели, что это Элемнестра и Олемемнон. Они молча сидели на простой скамье, басилиса склонила голову на плечо мужа, а тот опустил свою огромную ладонь к ней на колено.

Магги вежливо кашлянул, и Элемнестра тотчас выпрямилась, спихнув с колена руку Олемемнона.

— Простите, ваше величество, мы немного подустали.

— Не стоит извиняться, тетя. Мы все без сил, — тихо ответила Фиррина.

— Все не расстаешься с заметками, Магги? — широко улыбнулся Олемемнон. — Чья очередь на допрос?

— Вообще-то, твоя, если ты не против.

— От разговоров с тобой всегда есть хочется. Может, после ужина?

— Да-да, конечно… — вздохнул ученый и присел рядом на скамейку.

— Не вздумай мучить его всю ночь, Маггиор Тот, — сказала Элемнестра. — Ему завтра снова в бой, и если от недосыпа он начнет клевать носом в разгар битвы, виноват будешь ты.

— Что вы, сударыня, я всенепременно дам вашему супругу отдохнуть! Мне ничуть не хочется разгневать вас, — с низким поклоном ответил ученый.

Элемнестра некоторое время смотрела на него, очевидно пытаясь понять, не насмехается ли старик над ней, потом махнула рукой. Спорить с мужчинами она почитала ниже своего достоинства.

— У меня тут хорошее вино, Магги, — сказал Олемемнон, поднимая с пола стоявшую там оплетенную бутыль. — Попробуй. И ты, Тараман, возьми миску.

Слуга принес еще одну чашу и миску, и скоро все трое увлеченно смаковали вино.

— Не увлекайся, — сказала Элемнестра и положила руку на ладонь супруга. — Завтра у тебя должна быть ясная голова, я не хочу, чтобы… чтобы с тобой что-нибудь случилось из-за пьянства.

Олемемнон нежно улыбнулся и, преодолев некоторое сопротивление жены, поцеловал ее в щеку.

— Со мной все будет в порядке. Сейчас подадут ужин, и я съем столько, что даже от бочки вина не захмелею.

Когда принесли еду, залу уже заполнили воины всех трех рас, хотя прийти на ужин в замок смогли немногие: бо льшая часть армии стояла в карауле на стенах или охраняла внешние укрепления. Олемемнон, как и обещал, съел столько, что на великана бы хватило, и его превзошел только Тараман-тар, сожравший целого быка вместе с костями. Набив пузо, барс с довольным видом уселся у огня. Однако он все же нашел в животе место для трех мисок вина, после чего принялся громко мурлыкать.

— Как жаль, что виноградные кусты не растут у нас на севере, — грустно сказал барс. — Вот было бы здорово, если бы мне удалось завести свой виноградник в Ледовом царстве.

— Виноградная лоза, Тараман, а не кусты, — назидательным тоном поправил его Магги.

— Ну, лоза так лоза. А тут точно нет какого-нибудь морозостойкого сорта?

— Точно нет.

— Придется тебе организовать торговлю вином с северными соседями, Магги, — улыбнулся Оскан. — Ты на одном Тарамане разбогатеешь.

— Пожалуй. Целое состояние сколотить можно…

— Только не за счет Олемемнона, — возмутилась Элемнестра. — Ему уже хватит, и он идет спать.

— Я? Спать? — удивленно переспросил Олемемнон.

— Да, — отрезала басилиса, взяла мужа за руку, поклонилась Фиррине и Тараману (не удостоив внимания Магги и Оскана) и вышла из залы, волоча за собой Олемемнона.

Тот помахал рукой и улыбнулся на прощание. Когда они ушли, Тараман что-то пробурчал себе в миску, допивая вино.

— Что вы сказали? — переспросила Фиррина.

— Я сказал, эта женщина не лучше зубной боли и обращается с Олемемноном как со слугой.

— А по-моему, он не против. Наоборот, выглядит совершенно счастливым, — ответила девочка.

— И с чего бы ему быть счастливым? — буркнул Тараман, вылизывая последние капли. — Не понимаю.

— А чего тут понимать? Они же любят друг друга.

— Ах, вот оно что! Но это не значит, что ей позволено обращаться с ним как с ребенком.

— Просто так она выражает свою любовь и заботу, — сказала Фиррина. — Оскан, тебе тоже надо бы выспаться. Завтра очень длинный день.

Сципион Беллорум снова наблюдал за ходом битвы в подзорную трубу. Армия, как обычно, строго следовала его приказаниям и атаковала защитные сооружения с трех сторон. Фронт растянулся на две с лишним мили, сражение длилось уже больше часа. И вот теперь, в точности по плану, те отряды, что атаковали по центру фронта, ослабили натиск. Чтобы убедиться в этом, Беллорум оглядел фланги — да, действительно, там бой шел яростнее.

Следующие два часа центральная группа имперских отрядов продолжала давать слабину, а левый и правый фланги, напротив, штурмовали укрепления противника все более свирепо. Как Беллорум и рассчитывал, Фиррина, заметив это, перебрасывала лучшие отряды из центра на фланги.

— Вот ты и попалась, моя маленькая воительница, — пробормотал имперский полководец, наблюдая, как гиполитанские пехотинцы спешат на опасные участки обороны. — Командиры Антоний и Адриан, готовьте войска и ждите приказаний! — хрипло бросил он.

Двое из кучки офицеров, топтавшихся неподалеку, отсалютовали и поспешили прочь.

— Ну, где же эта дьяволица со своими лучницами? Я жду тебя, дорогуша, все готово.

Бой не утихал, все новые имперские отряды спешили на поле боя, чтобы усилить давление на флангах, и все больше айсмаркских воинов покидали центр.

Вскоре на том участке фронта, где атака империи явно терпела поражение, остались всего три отряда дружинников и десять тысяч неопытных ополченцев. Вполне достаточно, чтобы сдерживать ослабевающий с каждой минутой напор врага. Вот только немолодой командир дружинников нутром чуял подвох. Было что-то подозрительное в том, как фаланги копейщиков и колонны стрелков мельтешили перед оборонительным валом, якобы не решаясь броситься на штурм. Командир дружинников приказал своим солдатам держать позиции и не покидать центр и отправил помощницу с отборным взводом дружинников укрепить оборону справа, где остались только новобранцы из ополчения. Его правая рука, Ганхильда, была прекрасным воином и великолепным командиром. Когда-то давно она с отрядом всего в две сотни человек выдержала атаку более пятисот вервольфов, обойдясь почти без потерь. Но это было в старые недобрые времена, а сейчас имперские солдаты, казалось, вот-вот обратятся в бегство…

— Держать позиции! — крикнул командир, но его слова потонули в криках имперцев, которые развернулись и бросились наутек.

Ополченцы, обрадовавшись такому успеху, сломали ряды и кинулись в погоню. Защищать вал осталась только тысяча дружинников.

Командир громко выругался, приказал оставшимся войскам рассредоточиться, чтобы залатать брешь, и послал срочное сообщение Фиррине.

Беллорум был в восторге. Пока все шло по плану. Осталось подождать удачи и счастливого случая, а они никогда не покидали его.

— Капитану Энесу подготовить полки к выступлению и ждать приказа. — Беллорум величественно махнул двум конным гонцам, ждавшим неподалеку.

Те сорвались с места и умчались передавать распоряжение, и на поле протянулись две цепкие руки имперских полков, в то время как айсмаркские ополченцы, ничего не замечая, продолжали гнаться за отступающими врагами. Глупцы торопились прямо в ловушку.

— Ну же, дорогуша, будь умницей, сделай то, что так напрашивается, — бормотал Беллорум, обозревая позиции Айсмарка. — Твои солдаты в опасности, их должен спасти некто прыткий и беспощадный — твои смертоносные лучницы, например.

Две колонны свежих войск сближались под оглушительный бой барабанов и завывание дудок, чтобы Фиррина, чего доброго, не проглядела новую угрозу. Однако она пока ничего не предпринимала. «Может, надо еще и салют устроить, чтобы она соизволила обратить внимание?» — усмехнулся про себя Беллорум, но тут заметил движение на защитных укреплениях.

— Ага! Вот и она! Давно пора! Если не ошибаюсь, с ней и ее болван-муженек, — радостно воскликнул Беллорум, когда басилиса вывела конных лучниц и гиполитанскую пехоту в поле, чтобы спасти глупых ополченцев. — Ну и куда ты думаешь ударить?

Лучницы пришпорили коней и ускакали в одну сторону, а Олемемнон быстрой трусцой повел свою пехоту в другую. Беллорум кивнул.

— Ясно! Капитан Энес, выступайте на правый фланг!

А на поле происходило следующее: Элемнестра отправила одну из своих всадниц предупредить ополченцев об опасности и повела свой полк наперерез правой колонне имперцев. Она рассчитывала перехватить их раньше, чем Олемемнон выйдет к левому флангу противника. Если действовать быстро, она успеет нанести удар и прийти на помощь пехоте.

По сигналу Элемнестры ее воительницы слаженно вскинули луки. Басилиса ясно видела впереди приближение врага и слышала его боевые песни. Когда гиполитанские лучницы двинулись в атаку, вражеские солдаты навели свои мушкеты и замерли, ожидая. Элемнестра подвела свой полк достаточно близко, и мушкетеры открыли огонь. Несколько седел опустели, но теперь врагу потребовалось перезарядить оружие, а лучницы тем временем выпустили свои стрелы. Сотни имперцев пали, и женщины вновь натянули луки, подгоняя скакунов коленями. Прежде чем мушкетеры успели перезарядиться, гиполитанки совершили второй стремительный бросок, сразив еще несколько сотен имперских солдат, и ушли из-под ответного удара. Никто из имперцев не бросился бежать. Стрелки упрямо перезаряжали оружие, беспрекословно выполняя приказания командиров.

И тут взгляд Элемнестры уловил шесть крытых повозок, маячивших вдалеке. Это были какие-то странные, очень длинные и явно тяжелые телеги, их тащили крупные ломовые лошади. Но басилиса не позволила себе отвлечься и повела своих воительниц в новую атаку, на этот раз на вражеских копейщиков. Имперцы падали, но оставшиеся в живых смыкали ряды и продолжали наступать, распевая боевой гимн империи. Женщина невольно подивилась смелости солдат перед лицом верной смерти.

Когда же ее взор вновь вернулся к повозкам, те уже вкатились на равнину и развернулись ей навстречу. Элемнестра заподозрила неладное, однако в повозках могла скрываться новая угроза, и басилиса не могла просто повернуться к ним спиной. Она повела лучниц прямо туда. Когда они приблизились на расстояние выстрела, пологи повозок вдруг упали, и Элемнестра увидела, что под ними скрывались пушки. Не успели женщины вскинуть луки, как имперский командир выкрикнул приказ. Пушки выстрелили одновременно, и навстречу гиполитанским всадницам помчались металлическое крошево шрапнели и ядра, попарно скованные цепями. Три сотни лошадей и всадниц исчезли в кровавом облаке.

Имперские войска ликовали. Дьяволицы больше нет!

А на оборонительном валу Фиррина невольно вскрикнула от ужаса при виде гибели гиполитанок. Она повернулась и бросилась бежать, по пути созывая конницу. Рядом с ней бежали Тараман-тар и Тарадан, выкрикивая приказы своим воинам. Всадники быстро привели уже оседланных лошадей и построились вместе с барсами. Зверея от ярости, Фиррина повела союзное войско Айсмарка и Ледового царства на поле боя. Тараман-тар несся рядом, легко поспевая за ее скакуном, и его барсы хрипло взрыкивали, бросая врагу вызов.

Завидев приближение королевской гвардии, имперские пушкари спокойно перезарядили пушки и стали ждать. Они радовались, думая о том, какие лавры им вскоре достанутся: сама королева Айсмарка и ее ручные леопарды идут прямо к ним в руки. Солдаты Полипонта встретили Фиррину и ее воинов песней, которая возвещала долгожданный конец тяжелой войне.

Но радовались они рано. Среди останков погибших лучниц тяжело раненная Элемнестра приподнялась, опершись на труп своего коня, и стала торопливо выкрикивать приказы тем лучницам, что еще могли стрелять, — таких набралось едва три десятка. Нужно было уничтожить пушки до того, как Фиррина и Тараман-тар подойдут на расстояние выстрела. Женщины быстро привязали к стрелам обрывки одежды и подожгли их, лежа на мятой скатерти окровавленных полевых цветов. И когда Элемнестра, преодолев боль и слабость, привстала на колени, они подняли луки и выпустили первый залп. Тридцать горящих стрел обрушились на пороховые бочки и пушки. Имперский офицер дал команду мушкетерам — пушечные ядра он тратить на лучниц не мог, ведь на них мчалась шеститысячная конница. У него просто не будет времени перезарядить орудия и выстрелить снова, прежде чем его солдат разрубят на куски или разорвут в клочья когтями. А лучницы выпускали все новые и новые стаи стрел. Пушкари спешно отбрасывали горящие тряпицы подальше от пороха и затаптывали их ногами, но едва успевали тушить огонь.

Стрелки наконец дали залп, однако гиполитанки прижались к траве, пропустили пули над собой, и на позиции орудий вновь пролился огненный дождь. Юный солдат, отчаянно вскрикнув, кинулся к пороховой бочке, чтобы погасить огонь, но опоздал: повозка с грохотом взлетела на воздух. Почти одновременно взорвались остальные пять бочек с порохом, разлетевшись в стороны лепестками огненного цветка. Заряженные пушки взорвались, убив сотни имперцев… Но смертоносный кулак огня смял и выживших лучниц Элемнестры, окончательно уничтожив лучший из лучших гиполитанских полков.

Фиррина закричала в приступе горя и ярости. Встав в стременах, она вскинула над головой меч и прокричала боевой клич Айсмарка. Шесть тысяч людей и барсов ответили ей единым неистовым ревом. Они обрушились на потрепанные ряды имперской армии, безжалостно разя врага в надежде утолить жажду мести за смерть Элемнестры и ее лучниц. И тогда хваленая стойкость имперских солдат дала трещину — они бросились бежать. Конница Айсмарка кинулась в погоню, и еще много имперцев пали, зарубленные со спины.

Когда же те немногие, кто уцелел, добрались до границ лагеря, Фиррина повела войско на те имперские полки, которые выманили ополченцев в поле притворным отступлением. К тому времени пехотинцы Айсмарка вспомнили, чему их учили, и, заслонившись стеной из щитов, уже прорывались обратно к оборонительному валу.

Конница Фиррины прошла сквозь ряды имперцев, как нож сквозь масло, развернулась и повторила атаку, убивая всех на своем пути. Вскоре имперцы вновь кинулись бежать, уже безо всякого коварного умысла. Когда же всадники и барсы прогнали последних солдат с поля, Фиррина вернулась к ополченцам, которые потерянно стояли, провожая взглядами бегущего врага.

— Возвращайтесь на свои позиции и держите их! — рявкнула Фиррина, гневно сверкнув глазами. — Если бы вы исполняли приказы и помнили, чему вас учили, ничего этого бы не случилось. Вы будете стоять там, пока я не вернусь! Сколько бы вам ни пришлось ждать! И только попробуйте сдвинуться с места! Любой, кто нарушит приказ, будет повешен!

Развернув лошадь, Фиррина повела свою гвардию туда, где пехота Олемемнона сражалась с левофланговой колонной несостоявшегося окружения. Дела у него шли неплохо: гиполитане остановили врагов и начали теснить к их прежним позициям. Воины Фиррины и Тараман-тара с налету сломали ряды имперской армии, и поле огласили хриплый вой снежных барсов и пение айсмаркских солдат. Фаланги копейщиков пытались обороняться, воткнув древки копий в землю под углом так, чтобы получился как бы наклонный частокол и всадники не могли к ним подступиться. Но снежные барсы мощными лапами легко отбрасывали копья прочь и, ловко проскользнув сквозь это жалкое заграждение, вонзали во врагов когти и зубы.

И снова дисциплина и храбрость имперцев позорно рухнули — солдаты Полипонта бросились бежать. Многие погибли от ударов в спину. Но Фиррина еще не утолила свою жажду мести. Она направила коня к вражеским позициям на расстояние и остановилась так близко, что еще немного — и ее могли бы достать выстрелы из пушек. Королева открыто бросала вызов остаткам армии Полипонта.

Сципион Беллорум наблюдал за происходящим издалека, и его восторг по поводу разгрома Элемнестры и ее лучниц сменился ужасом, когда у него на глазах Фиррина и ее «ручные кошки» разбили в пух и прах Желтый и Оранжевый легионы. Теперь невредимым оставался только отборный Черный легион, и полководец спешно отправил его на помощь остаткам Красного, защищать лагерь. Потому что, если так пойдет и дальше, с варварской королевы станется атаковать.

Его взгляд метался от Фиррины к ее воинам. Никогда еще за всю свою военную карьеру Беллорум не был так близок к панике. Однако потом он увидел такое, что враз забыл обо всем. Юная королева наклонилась в седле, и один из ее барсов приблизил к ней свою морду. Честное слово, они как будто переговаривались! Чем дольше Беллорум смотрел, тем больше это походило на правду: девчонка молча слушала, глядя в глаза зверю, потом что-то отвечала…

Имперский полководец прищурился, но видение не исчезло. В подзорную трубу он видел, как шевелятся ее губы. Ах, если бы слышать, о чем она говорит! Потом девочка обняла зверя-великана, соскользнула с седла и уселась ему на спину. Зверь неторопливо потрусил обратно в город, унося королеву. Всадники и гигантские коты двинулись следом, и Беллорум перевел дыхание.

На этот раз обошлось. А уже завтра в лагерь прибудут два из четырех свежих легионов. Повернувшись к офицерам, которые старательно делали вид, что произошедшее их ничуть не испугало, полководец подозвал самого младшего.

— Сколько времени вам нужно, чтобы вернуться к перевалу Танцующих Дев?

— Два дня! — твердо ответил тот.

— То есть все три как минимум. Отправляйтесь и передайте мой приказ резервным легионам, которые стоят лагерем по ту сторону границы: пусть выступают сюда как можно скорее. Пора проучить эту королевку вместе с ее ничтожной страной. Их наглость начинает действовать мне на нервы.