Если бы Оскану пришлось спать в главной зале рядом с прочими не очень важными гостями, которые наводнили замок перед празднованием Йоля, это было бы для него настоящим испытанием. Юноша привык к уединению своей пещеры, и его пугала одна мысль о том, чтобы делить личное пространство с абсолютно незнакомыми людьми. Однако он зря беспокоился: ему отвели отдельную комнату. Она, конечно, была тесновата и вмещала лишь узкую кровать, комод для немногочисленных пожитков и табурет, чтобы складывать одежду на ночь. Но зато это была комната для одного Оскана — огромная роскошь. Он знал, что сейчас вокруг центрального очага в главной зале свернулись калачиком несколько очень состоятельных купцов, воюя за тепленькое местечко с волкодавами и охраняя свое имущество от нечистых на руку гостей. Оскан даже почувствовал вину за то, что ему, бедному сироте и простолюдину, дали отдельную комнату. Правда, этот укол совести быстро забылся.

Юный знахарь вольготно вытянулся под теплым одеялом, наслаждаясь покоем и тишиной. Всего час назад он сидел вместе с Фирриной в личных покоях короля, и голос Редрота гулко раскатывался по комнате и звенел в ушах Оскана.

Как только они прибыли на королевский двор, принцесса соскочила с коня и еле дождалась, пока Оскан неуклюже спешился. Тогда она провела его по замку, через массивные двустворчатые двери, что вели в главную залу. Ни Фиррину, ни ее сопровождающих нисколько не волновало то, что приходилось шагать чуть ли не по головам людей, спавших в предпраздничную ночь вокруг большого очага. Оскан торопливо извинялся шепотом перед потревоженными гостями, которые вскакивали и начинали брызгать слюной в красноватых отсветах тлеющих в очаге углей. А когда волкодавы, завидев Фиррину и солдат, решили, что уже утро и пора гулять, и с бешеным лаем принялись прыгать по остальным спящим, стало еще хуже. Пока принцесса и ее спутники добрались до массивного дубового трона на помосте и нырнули в нишу за ним, в зале поднялся жуткий гвалт: собаки лаяли, часовые кричали на них, тщетно пытаясь утихомирить, а разбуженные гости желали знать, что происходит.

Фиррина постучала кулаком в низкую дверцу и сразу, не дожидаясь ответа, вошла. Часовой в королевских покоях тотчас взял копье наперевес и испуганно потребовал сказать, кто они и зачем явились, а с низенькой койки вспорхнуло седое и морщинистое существо в красной ночной сорочке.

— Кто там, Бергельд? — запищало оно. — Прогони их! Стража!

— Это принцесса, господин, — ответил часовой, опустив щит и копье.

— Принцесса? В такой час? — Ключник Гримсвальд наконец протер глаза и уставился на группу поздних гостей, состоявшую из Фиррины, Оскана и воинов. — Вижу, ты не одна. Можете отпустить свою стражу, ваше высочество.

Фиррина махнула рукой, и солдаты, отсалютовав ей, покинули королевские покои. Уже много позже, устроившись в теплой постели, Оскан вспоминал, какой просторной показалась комната после ухода десяти вооруженных до зубов дружинников. Потом Гримсвальд прокашлялся и надменно спросил, зачем они явились.

— У меня срочные известия для моего отца, — ответила Фиррина.

— Раз уж вы его разбудили, то говорите, что, черт возьми, вам нужно! — раздался громогласный рык, и из смежной комнаты показался необъятный белый балахон.

Оскан с открытым ртом уставился на короля-великана. В своей ночной рубашке, похожей на огромную океанскую волну, с взлохмаченными рыжими волосами и бородой Редрот напоминал заснеженный вулкан во время извержения. Громыхание, которое слышалось из гигантской бочкообразной груди, предвещало новый фонтан лавы.

— Отец, мы слышали вервольфа в лесу…

— Да неужели? Так чего бы тебе завтра его не поймать! Обязательно было будить меня? — разъярился король, и его лицо стало почти одного цвета с волосами.

— Нет, — торопливо ответила Фиррина. — Оскан знает их язык, и, как мы поняли, эта женщина-вервольф передавала послание в Призрачные земли.

Король к тому времени шагнул к своему креслу, где обычно восседал днем, и взбивал подушки, чтобы устроиться поудобнее. Услышав слова дочери, он замер и поднял глаза, с интересом прищурившись.

— Ну-ка повтори, — потребовал он.

— Волчица созывала сходку! Сходку людей-волков!

— Боги! — удивленно прогудел Редрот. — Что еще?

Фиррина помолчала, чем, сама того не сознавая, еще больше подогрела интерес отца.

— Она боялась, что они не успеют выполнить клятву принцессе.

Король вскочил на ноги и повернулся к Оскану.

— Ты знаешь, откуда пришло послание?

Юноша стушевался было под яростным взглядом Редрота, но собрался с духом и ответил:

— Волчица передавала послание на север, значит, оно пришло с юга.

— Выходит, Полипонт, — вздохнул король и, неожиданно для Оскана, улыбнулся. — Похоже, мы наконец-то встретимся со Сципионом Беллорумом, да, Фиррина?

— Да, пап. Наконец-то. — И она тоже улыбнулась.

Потом, лежа в уютной постели, Оскан гадал, уж не приснилось ли ему все это. Король не стал мешкать ни минуты, сразу же разослал гонцов во все стороны света, созывая ополчение и приказывая королевской дружине немедленно выступить на юг. Сам же Редрот, очевидно, планировал отправиться туда же во главе конницы сразу после празднования Йоля. И все это с таким видом, будто ничего особенного не произошло, а его величество просто надумал немного попутешествовать.

— Как думаешь, леди Теовин знает, что происходит? — спросила Фиррина у отца.

— Должна бы, — ответил Редрот. — Ее разведчики день и ночь следят за границей. Ее армия задержит захватчиков до нашего прибытия. Судя по тому, что говорят твои новые союзники вервольфы, вторжение еще не началось. Они же только боятся, что не успеют подготовиться к нему, верно?

Фиррина зарделась от гордости. Это ведь она настояла заключить мир хотя бы с некоторыми народами Призрачных земель, и вот пожалуйста: это уже приносит плоды. Но Редрот все же засомневался в правдивости послания.

— Ты бегло говоришь на волчьем языке, ведь так? — спросил он у Оскана.

— О да, государь, — уверенно ответил Оскан. Я выучился ему от своей матери еще до того, как познал письменность.

— Так ты умеешь читать! — обрадовался Редрот.

Он поднял свою драгоценную Книгу Предков, которая все еще лежала возле кресла, открыл наугад, ткнул пальцем и велел Оскану читать с этого места. Юноша дочитал до конца страницы, и Редрот вопросительно посмотрел на Гримсвальда. Тот кивнул, король довольно хмыкнул и улыбнулся.

— У тебя грамотный советчик, дочка! Сослужит тебе хорошую службу.

Фиррина и Оскан дружно покраснели, чем очень повеселили его величество.

— А теперь, Гримсвальд, подай мне плащ и сапоги! Мы идем на дозорную башню. Вдруг друзья Фиррины расскажут нам еще что-нибудь интересное про Сципиона Беллорума.

При одном воспоминании о ледяном пронизывающем ветре, обдувавшем высокую башню, которая возвышалась над бастионами Фростмарриса, Оскану стало зябко даже под теплым одеялом. Город спал где-то далеко внизу, крошечный и едва различимый во тьме. В лунном свете столица напоминала искусно вырезанную хрустальную игрушку. Юный знахарь, как зачарованный, смотрел на путаницу улиц и закоулков, сплетающихся в тугие узлы перед четырьмя главными воротами города, но тут протяжный вой вервольфа вспорол ночную тишину, прогнав его оцепенение.

Ветер рвал послание в клочья, и Оскану пришлось подождать, пока вой повторится, чтобы разобрать смысл с начала и до конца.

— Ну и? — прогудел король, отчего изо рта у него вырвалась целая туча пара. — Что они говорят?

— Это ответ с севера, — сказал Оскан. — Они созывают своих людей, но потребуется несколько месяцев, чтобы собрать все войско. А вторжение начнется раньше, может, и недели не пройдет. Они придут на помощь принцессе, как только смогут… если к тому времени она еще будет жива.

— Надо же, как они верят в благополучный исход… — пробормотал Редрот на редкость тихо.

— Есть и еще кое-что, — добавил Оскан. — Люди-волки говорят, что могли бы предупредить принцессу, но опасаются приближаться к Фростмаррису, потому что стражники убьют их, едва завидев.

— То-то же, — улыбнулся король. — А мы и так теперь все знаем благодаря тебе, Оскан. Со всей страны стекается ополчение. Уже через час моя дружина отправится на юг, а я поведу конницу, как только закончатся йольские празднества. Еще через день мы догоним пехотинцев и прибудем в Южную марку все вместе.

— Итого пять дней, — тихо сосчитала Фиррина. — А вервольфы ожидают начала вторжения в течение недели.

— Ну, думаю, до конца недели ничего не произойдет, — заверил ее Редрот. — От леди Теовин не приходило никаких известий, а ее разведчики наверняка заметили бы скопления войск у южной границы. Так что все еще только начинается. Ведь такую огромную армию, как у Сципиона Беллорума, непросто переместить. Полагаю, у нас есть еще восемь-девять дней.

— Но ты же сам говорил, что Беллорум всегда побеждает благодаря многочисленности, железной выучке войск и — преимуществу неожиданности, — напомнила Фиррина.

— Верно. Но он-то не знает, что мы уже ждем его.

Оскан уютно свернулся под одеялом, однако мысли о встрече с Фирриной и ее отцом не давали ему заснуть. Да, принцессу и короля явно напугала угроза нашествия, но было и еще что-то… Они ждали вторжения с нетерпением! О мощи полипонтийской армии ходили легенды, равно как и о нахальстве Сципиона Беллорума. Как же можно мечтать помериться силами с таким противником? Оскана приводила в ужас близость войны. Когда он говорил с Фирриной о том, что поздний снег предвещает беду, все это казалось очень далеким и будто совсем не касалось его. И вот уже люди-волки собирают сходку, а король созывает ополчение. И все это происходит на самом деле, так близко, что нет никакой возможности не верить. Оскану уже слышалась тяжелая поступь имперской армии, топчущей земли крошечного королевства. Хотя, кроме него, никто в замке почему-то не волновался. Оскан знал, что новость уже разлетелась по двору, и все, начиная с самых приближенных вассалов и заканчивая последним поваренком, знают все до мельчайших подробностей. И несмотря на это, еще не занялся рассвет, как за стенами вновь поднялась предпраздничная суматоха, словно над страной не висела смертельная угроза войны и разорения.

Возможно, люди просто скрывали свой ужас перед надвигающимся бедствием, искали возможность забыться в привычных хлопотах. И по размышлении Оскан понял, что они правы. Все равно ведь пока больше ничего нельзя сделать. Дружина уже в пути, ополчение собирается, так что толку попусту изнывать от беспокойства? Должно быть, это умение продолжать жить как ни в чем не бывало, пусть даже мир вскоре грозит рухнуть, заразительно… С этой мыслью Оскан погрузился в сон.

А тем временем далеко в лесах и горах продолжали переговариваться вервольфы, и не было никого, кто мог бы разобрать их послания, которые становились все более тревожными. Оскан спал в теплой постели, благо пока что мог ничего не бояться. Луна сияла в серебряном ореоле, вскоре небо на востоке озарили первые лучи солнца. Наступил день зимнего солнцестояния. Замок суетливо готовился к вечернему пиршеству, коридоры и залы полнились аппетитными запахами и возбужденным гомоном. Но Оскан безмятежно спал еще несколько часов, пока его не разбудил громкий стук в дверь. В комнату ворвался вооруженный стражник.

— Принцесса Фиррина приказывает тебе явиться в главную залу! Она сказала, что желает тебя видеть, даже если мне придется вытащить тебя из постели за шкирку! — рявкнул солдат, сверля недобрым взглядом Оскана, который сидел на постели и сонно тер глаза.

— Я уже проснулся! Секунду, я только оденусь! — поспешно крикнул юноша.

Стражник кивнул и исчез за дверью. Оскан вскочил с постели, хотя мышцы еще не проснулись и слушались плохо, и начал торопливо одеваться. Когда он натягивал через голову рубаху, до него донеслось чье-то сладкое пение. Только тут знахарь вспомнил, какой сегодня день. Это же Йоль! Уходит старый год и наступает новый!

Он всегда любил этот праздник. Оскан присел на минутку, вспоминая, как когда-то они с мамой вместе украшали пещеру. Она всегда знала, где достать самые блестящие ветви падуба с самыми яркими ягодами. И она всегда брала сына с собой, когда отправлялась в лес на поиски омелы. Однажды они нашли рощицу старых диких яблонь, которые под тяжестью этого удивительного растения с бледными листьями гнулись почти до земли. И все равно мать Оскана почтительно поклонилась деревьям и попросила разрешения срезать пучок омелы священным серпом.

Оскан до сих пор помнил пещеру, наполненную ароматами вечнозеленых растений и праздничных блюд. К тому же Йоль был единственным праздником, когда мать Оскана хоть что-то рассказывала о его отце. Мальчик знал, что лучше не донимать ее расспросами, и запоминал каждую драгоценную крупицу знания, чтобы обдумать на досуге.

— Я встретила его как раз в это время года, — как-то сказала мать, собирая ветки падуба. — Он был высокий, бледный и статный, как молодая береза.

— Но кем он был, мама? Как его звали?

Она загадочно улыбнулась:

— Они никогда не называют своих имен. Имя дает власть над ними, поэтому лишь самые близкие соплеменники знают, как их зовут.

— Тогда скажи хотя бы, из какого племени он был?

— Из очень древнего. Старейшего среди разумных племен. Догадайся сам — разве я недостаточно подсказок тебе дала?

Оскан немного подумал и решил, что, пожалуй, и впрямь достаточно.

— Он был сильным и добрым?

— Такие, как он, все сильные. Что же до доброты, то… кто знает? Они выбирают между светом и тьмой, каждый из них должен сделать этот выбор. Однажды он встанет и перед тобой.

Эти воспоминания были настолько живыми, что Оскан почти чувствовал легкий ветерок, что гулял в тот день по лесу, и запах пирогов, которые мама пекла к празднику… Тут он очнулся, сообразив, что пирогами пахнет из дворцовой кухни, а что Фиррина ждет его на праздничный завтрак.

Он закончил одеваться и выскочил за дверь. В коридорах творилось столпотворение, как на площади в базарный день: туда-сюда сновали слуги с подносами и корзинами, богато разодетые гости пытались одновременно и шагать как можно быстрее, и не растерять приличествующего им достоинства. Оскан даже под страхом смерти не смог бы сказать, в какой части замка находится его комната, ведь когда вчера его привели туда, он ничего не видел и не соображал от усталости. Но теперь он заметил, что все гости идут в одном направлении, значит, где-то там и есть главная зала. Так что ему оставалось только следовать за ними.

Дойдя до конца коридора, Оскан с разгону влетел в огромную залу, которую многие по старинке называли Медовой. Сейчас в ней царила сплошная круговерть красок, звуков и запахов: играли музыканты, пел хор, разряженные придворные и слуги метались из стороны в сторону. Перевозбужденные волкодавы лаяли и носились друг за другом вокруг столов, за которыми уже рассаживались гости. На возвышении у дальней стены на огромном троне восседал Редрот, облаченный в изумрудные одеяния, под цвет падубовых гирлянд, свисавших с балок и украшавших стены. На голове короля красовалась старинная железная корона Линденшильдского рода, на поясе висел меч — по традиции носить меч в королевском замке дозволялось только монарху, даже стражники были вооружены только копьями и пиками.

Редрот некоторое время взирал на суету внизу в гордом молчании, но вскоре не выдержал: перестал корчить торжественную мину и завел громогласную беседу с каким-то горожанином, сидевшим в конце длинного ряда столов. По тому, как король поглаживал свой наряд и приподнимал рукав поближе к свету, дабы полюбоваться цветом, Оскан заключил, что горожанин из гильдии ткачей и Редрот очень доволен нарядом, который ему преподнесли к празднику.

«Высокий» стол поставили под прямым углом к бесчисленным рядам скамеек и столов, из-за которых в главной зале яблоку негде было упасть. На глазах у Оскана гости продолжали прибывать и садиться, норовя устроиться поближе к помосту и королю. Но всех рассаживали в строгом порядке: купцов и мастеровых побогаче — у «высокого» края стола, менее успешных — посередине, а крестьяне, которым посчастливилось получить приглашение в замок, теснились почти у самых дверей. Знать сидела за королевским столом, и, заметив это, Оскан начал искать там глазами Фиррину. Ее не оказалось, зато знахарь увидел возле Редрота трон поменьше, куда не смели садиться даже самые достопочтенные бароны и баронессы.

Значит, она еще не пришла. Зачем тогда так спешно вытаскивать его из постели? Оскан как раз собирался пройти к дальнему краю одного стола, когда зазвучали громкие фанфары и все в зале умолкли. В этой торжественной тишине появилась принцесса Фиррина Фрир из рода Линденшильда Крепкая Рука. На ней было простое небесно-голубое платье, а на голове — серебряный обруч с огромным сапфиром. Оскан уставился на нее во все глаза, потому что раньше видел принцессу только в доспехах. А теперь ее волосы, обычно заплетенные в косы и спрятанные под шлем, спадали роскошными золотыми волнами. Фиррина обвела залу взглядом, ее глаза сияли от радости. Сегодня был день ее четырнадцатилетия, а значит, на этом пиру она — почетная гостья, почетнее самого короля.

Фиррина бы удивилась, если бы узнала, о чем в эти минуты думали Оскан и прочие гости. Она привыкла, что красивыми называют взрослых женщин, например ее мать и некоторых благородных дам, что порой наносили визиты королю. Она же была просто Фирриной, которой сегодня исполнялось четырнадцать и которая совершенно не выспалась за короткий остаток ночи. Ее переполняло волнение, и сама принцесса искренне полагала, что виной тому скорая война, но дело было не только в ней. Сам по себе праздник тоже не давал Фиррине покоя, ведь сегодня был канун Йоля и день ее рождения, день, когда ее официально представят знати и объявят наследницей престола.

Фиррине все-таки удалось немного поспать в эту ночь, но ее мучили странные сны. В одном она в полном боевом доспехе скакала на лошади, а рядом бежал невиданно огромный кот. Наверное, леопард, решила она во сне. Только он не был похож на леопардов, нарисованных в книгах Маггиора Тота. Его ослепительно белый мех усеивали маленькие пятнышки разных оттенков серого — от дымчато-серебристого до иссиня-черного. Но самым странным было то, что Фиррина не охотилась на этого зверя и он на нее не охотился. Во сне этот зверь был ей как брат, и она гордилась тем, что они мчатся куда-то вместе. Она даже немного робела перед ним — что с ней бывало нечасто! Маггиор Тот сказал бы, что это обычный беспокойный сон, но она-то не чувствовала никакого беспокойства, только гордость и счастье!

Девочка обвела залу взглядом, высматривая, не усадили ли Маггиора в конце одного из столов. На самом деле она искала Оскана, но умудрилась скрыть это даже от самой себя. Праздничная суматоха возобновилась, и люди снова начали проталкиваться поближе к «высокому» столу, так что Фиррина долго и тщетно искала Ведьминого Сына, а когда нашла, обнаружила, что он вовсю таращится на нее с видом до крайности глупым.

Увидев Оскана, Фиррина страшно разозлилась, и не только потому, что этот недотепа отвесил челюсть чуть не до полу. За всеми государственными хлопотами минувшей ночи Фиррина напрочь забыла выслать ему новое платье, которое специально купила в подарок. И теперь Оскан явился на праздник все в той же изношенной рубахе и штанах — единственной, по-видимому, своей одежонке.

Решив, что кричать ему через ползалы принцессе не годится, девочка подозвала ключника и прошептала ему что-то на ухо. Слуга спустился с помоста и торопливо подошел к мальчику.

— Ее королевское высочество советует вам закрыть рот, пока какой-нибудь волкодав не осквернил его, не к столу будь сказано, как… — (Оскан испуганно захлопнул рот, клацнув зубами). — А еще она желает, чтобы вы заняли место во главе центрального стола.

Оскан, который собирался сесть вместе с прочими бедняками у дверей, робко направился к тому из «низких» столов, что стоял прямо напротив трона Фиррины. Жирный купец, который уже сидел там, взглянул на рваную рубаху юноши и уже собирался громко указать, где его место, но ключник что-то шепнул ему, кивнув в сторону «высокого» стола. Горожанин взглянул туда, напоролся на ледяной взгляд ее высочества и покорно потеснился, освобождая место для знахаря.

Оскан сел за стол и огляделся. Напротив него сидел хмурый коротышка, глаза которого смотрели сквозь маленькие стеклянные кругляши, заключенные в металлическую оправу. Юный знахарь восторженно уставился на хитроумное приспособление. Коротышка посмотрел на него в ответ, и Оскан заметил, что его глаза за стекляшками кажутся просто огромными.

— Ну, конечно! — воскликнул юноша. — Они делают предметы больше, как капля росы увеличивает травинку, на которой висит!

— Совершенно верно, молодой человек! Это называется окулярусы. Их смастерили специально для меня, ибо мое зрение, увы, недостаточно остро. — Человек встал, протянув маленькую и очень чистую ладонь. — Позвольте представиться, Маггиор Тот, наставник принцессы Фиррины.

Оскан почтительно пожал руку.

— Я Оскан, также известный как Ведьмин Сын… э-э… друг Фиррины, точнее, друг принцессы Фиррины Фрир из рода…

— Друг Фиррины вполне сойдет, — мягко перебил его Маггиор. — Рад познакомиться. Должен заметить, мне очень приятно, что она завела знакомство со столь сообразительным юношей. Еще никто не догадался, зачем нужны мои окулярусы. Я впечатлен.

Оскан почувствовал, что краснеет от удовольствия и смущения. И все же от него не ускользнуло, что его новый знакомец говорит с сильным акцентом.

— Вы ведь не из этих мест, верно? Это ясно по вашему имени, и особенно… по тому, как вы разговариваете. Вы как будто… поете.

Маггиор улыбнулся.

— Верно, я с северного побережья Южного континента, где солнце щедро одаривает всех своими лучами, а лед можно увидеть лишь в прохладительных напитках. Кстати, скоро я уезжаю обратно, как только у принцессы лопнет терпение и она откажется учиться дальше. — В его голосе послышалась тоска, и глаза за стеклышками окулярусов рассеянно уставились в пустоту.

Должно быть, перед внутренним взором учителя предстал его родной край, где росли оливковые деревья и нежились на солнышке маленькие горные деревушки.

Наконец он очнулся от грез и добавил:

— Хотя, по правде говоря, не знаю, смогу ли я добраться до дома в ближайшее время. Из-за этих слухов о войне порты, наверное, закроют, и путешествовать по морю станет небезопасно. Поживем — увидим…

Фиррина с одобрением наблюдала, как беседуют Оскан и Маггиор. Они были в чем-то очень похожи: оба очень многое знали об окружающем мире, и оба восторгались его хитроумным устройством. Принцесса не сомневалась, что они найдут о чем поговорить. Удостоверившись, что ее два главных гостя не скучают в обществе друг друга, она смогла обратить внимание на «высокий» стол и поговорить о надвигающейся войне. Однако, прежде чем Фиррина успела что-то сказать, снова зазвучали фанфары, и залу наполнила дивная мелодия праздничного гимна.

Гам прекратился, и все взоры обратились к дверям. В залу медленно входил хор из мальчиков и женщин, за ними шествовали десятки слуг с подносами, кастрюльками и блюдами, на которых лежали всевозможные яства. А во главе процессии гордо вышагивал Гримсвальд, главный королевский ключник, с большим караваем хлеба на вытянутых руках. Фиррина не могла не заметить, что в хоре не хватает басов, которыми обычно пели солдаты из королевской дружины. Словно прочитав ее мысли, Редрот тут же вскочил на ноги и принялся подпевать хористам своим зычным голосом. Процессия миновала очаг, где позднее предстояло сгореть йольскому бревну, и все так же медленно поднялась на помост. Там певцы выстроились неровным кругом, и еще несколько минут старинный гимн Йоля звенел в тишине, чудесная мелодия взлетала под своды, отдаваясь эхом. Наконец гимн стих, последние его отзвуки робким вздохом пронеслись по зале, и король вскинул меч, чтобы разрубить поднесенный Гримсвальдом каравай.

По зале пронеслись одобрительные возгласы, и слуги рассыпались вдоль столов, чтобы подать угощение. А со стороны дверей появлялись все новые и новые поварята, нагруженные праздничными яствами. Галерея для менестрелей, расположенная над входом в залу, наполнилась музыкантами, которые грянули заводную плясовую.

Фиррина терпеливо дождалась, пока гости за «высоким» столом насытятся, и, когда поварята унесли грязные тарелки, спросила:

— Что слышно об ополчении? Все ли идет гладко?

— Без сучка без задоринки, — ответил Редрот, запросто перекрикивая шум многочисленной толпы. — Я и не надеялся, что все будет настолько гладко. Йоль — неподходящее время для сбора армии, людям не хочется оставлять родных в праздничные дни, но все в полном порядке и идет по плану.

Фиррина откинулась на спинку трона и стала внимательно слушать. У каждого из лордов и леди нашлось что добавить, однако по сути все доклады были одинаковыми: все шло как надо. Расположение и силу каждого полка, готового перехватить противника, принцесса и так знала, так что когда Редрот начал просвещать на этот счет остальных, она позволила себе немного отвлечься и оглядеть залу.

Между столами уже вовсю резвились акробаты, гости щедро осыпали их мелочью. Один трюкач залез на плечи товарища и оттуда сиганул ввысь, прямо под потолок. Он запрыгнул на балку и теперь сидел там, покрикивая на толпу и проворно хватая кусочки съестного, которые ему подбрасывали снизу.

Фиррина улыбнулась. Она всегда любила самое начало праздника. Сейчас гости еще веселятся и полны сил, но уже после полудня будут храпеть вповалку или вести доверительные беседы с едва знакомыми людьми. Ее глаза блуждали и остановились на Оскане и Маггиоре Тоте. Да, эти двое, похоже, уже скатились до доверительных разговоров. Старик и юноша оживленно беседовали, перегнувшись через стол и почти соприкасаясь лбами. Некоторое время девочка наблюдала за ними, пытаясь понять, о чем они говорят, но тщетно. «Небось, обсуждают, сколько живут дождевые черви», — подумала Фиррина и бросила свои попытки. Однако она продолжала смотреть на Оскана с учителем еще несколько минут, отчаянно борясь с растущим желанием покинуть «высокий» стол и присоединиться к ним. Оскан почему-то ее сильно раздражал, но, поразмыслив, откуда взялось это раздражение, девочка поняла: дело в том, что за все время, пока она наблюдала за юношей, он ни разу не посмотрел на нее. Королевское достоинство не позволяло Фиррине бросить в него булочкой, поэтому она подманила слугу и отправила к столу Оскана.

— Ее королевское высочество требует, чтобы вы вспомнили о ее присутствии, — объявил он двум болтунам.

Оскан удивленно поднял голову. Они как раз обсуждали природу лесов, и он так увлекся, что почти забыл, где находится.

— Э… передайте принцессе, что мы не посмели бы забыть о ней.

Только слуга успел сдержанно кивнуть, как Маггиор мягко положил руку на плечо Оскана.

— Нет. Передайте ее королевскому высочеству, что она никогда не покидает наши мысли и мы глубоко благодарны ей за то, что и она о нас помнит.

Слуга передал послание, Фиррина холодно взглянула на спевшуюся парочку. Положа руку на сердце, она пребывала в полном спокойствии и счастье, лучше и быть не могло, учитывая грозящее им вторжение. Но принцесса не хотела, чтобы Оскан об этом догадался. Что же до Маггиора Тота, то она не сомневалась, что он втихомолку посмеивается, глядя на нее и знахаря. Пусть это и дружеский смех, но все равно досадно.

После этого напоминания Оскан и Маггиор больше не забывали время от времени поглядывать в сторону «высокого» стола и произносить тосты в честь Фиррины, но ее лицо так и осталось надменной маской.

Ближе к полудню празднующие совсем разгулялись. А какой гвалт поднялся, когда стражники внесли в залу огроменное йольское бревно! Они довольно долго тащили его по каменным плитам к главному очагу, пока гости дружно горланили приветственную песню, а музыканты играли торжественный марш. В огне уже горели колобашки поменьше, которым суждено было составить «свиту» йольского бревна.

Десять стражников-силачей уложили бревно на прочные железные прутья и медленно опустили его в огонь. На несколько мгновений все гости затаили дыхание, а затем один-единственный голос запел хвалебный гимн солнцу, которое после нынешнего самого короткого дня года начнет все больше баловать землю теплом и светом. Когда отзвучала последняя нота, гости подняли чаши, кубки и кожаные фляги, осушили их единым духом, и стены залы задрожали от радостных возгласов.

А тем временем имперская армия маршировала по узкой горной дороге, преодолевая перевал. Множество ног дружно печатали шаг, и этот мерный топот возвещал миру о том, что завоеватели выступили к своей цели и ничто не сможет их остановить. Не прошло и часа, как дорога сделалась шире, и солдаты впервые увидели на горизонте незнакомые земли, обреченные стать частью империи.

Леди Теовин, баронесса Южной марки, наблюдала, как военачальник первым переступил границы ее земли. Как ни странно, он не подходил ни под одно описание Сципиона Беллорума, но сейчас было не до того: время действовать. Надо созвать ополчение и отправить гонца в Фростмаррис, каждая минута на счету. Баронесса знала, что помощь придет еще нескоро и придется в одиночку сражаться с империей. А вражеские воины все так же печатали шаг, словно уже победили, и баронессе пришлось отбросить все посторонние мысли.

Командир Люций Тарквиний поднял руку, и полипонтийская армия остановилась. Барабанщики и дудочники, наполнявшие морозный воздух боевым маршем, замолкли, и солдаты зашикали друг на друга, ожидая речи военачальника.

Тарквиний проехал чуть дальше и, приподнявшись в седле, воскликнул:

— Veni, vidi, vici!

Так начиналось каждое нашествие империи.

Теовин безрадостно улыбнулась.

— «Пришел, увидел, победил», да? — перевела она слова имперца. — Что ж, вы, конечно, пришли и, несомненно, увидели, но насчет победы мы еще посмотрим. — И баронесса свирепо взмахнула рукой.

На вражескую армию обрушился град стрел. Несколько штабных офицеров, что ехали рядом с военачальником, замертво попадали на землю, их лошади встали на дыбы. На мгновение воцарился хаос, но потом жесткая дисциплина имперских отрядов возобладала, воины сомкнули ряды, подняли над головами щиты и отошли назад. Командир Тарквиний пустил лошадь рысью и вернулся к солдатам с таким видом, словно дело происходило на прогулке.

Он подметил приблизительные позиции скрывшегося за скалами врага и выслал туда отряд тяжелой пехоты, велев держать строй «черепаха»: щиты плотно сомкнуты, образуя сплошной панцирь, защищающий солдат сверху и со всех сторон.

Баронесса Теовин тотчас приказала лучникам отойти, и они растворились среди холмов. По ее кивку на врага обрушилась конница. С пронзительными криками, воем и боевым кличем Айсмарка они бросились на пехоту.

Всадники с лошадьми врезались в стену из щитов, и по долине разнеслось эхо зловещего звона. Несколько жутких минут продолжалась кровавая битва, конники Айсмарка рубили имперцев саблями, те защищались короткими прямыми мечами, но когда Тарквиний выслал подкрепление, баронесса и ее отряды отступили, умчались прочь в тучах морозной пыли и скрылись среди оврагов и расщелин пограничной земли.

Часа через два подали обед. Гости заметили это только потому, что на столах стало еще больше еды, так что пришлось им, сколько они ни охали и ни качали головами, взяться за ублажение желудков. Как ни странно, им это удалось, хотя вскоре многие гуляки начали клевать носом, несмотря на крики, пение и громкий смех.

Фиррина обсуждала с бароном Срединной марки преимущества и недостатки длинных луков перед мушкетами с фитильным замком, когда заметила, что Оскан поднялся из-за стола и смотрит в сторону выхода из залы. Девочка проследила его взгляд и увидела, как массивные двери распахнулись. Раздался предупредительный крик. В зале наступила почти мертвая, как зимние морозы, тишина, и все взгляды обратились к дверям. В залу вошли десять стражников, волоча за собой вервольфа.

Его лапы были привязаны за спиной к древку копья, а ноги скованы тяжелыми кандалами на цепи, из-за чего вервольфу приходилось нелепо семенить по полу. Стражники старались держаться на расстоянии, так сильно тыча в него копьями, что Фиррина заметила кровь, сочившуюся через толстую шкуру. В порыве негодования девочка вскочила на ноги и еще прежде, чем странная процессия достигла помоста, грозно прокричала:

— Отпустите его!

Стража остановилась и удивленно посмотрела на нее.

— Сейчас же освободите моего союзника! Пусть он подойдет к королевскому столу!

Рыжие волосы принцессы взметнулись над ее головой грозным ореолом. Стражники торопливо отпустили вервольфа. Тот громко вздохнул, когда с него сняли веревки и цепь. Он постоял немного, потирая запястья, потом подошел к помосту. Стражники тотчас вскинули копья и плотной стеной из щитов окружили «высокий» стол.

— Опустите копья и расступитесь! — сердито рявкнула Фиррина.

Начальник стражи дождался молчаливого кивка Редрота, и солдаты медленно расступились. Тогда вервольф подошел к столу и опустился на одно колено. Пронзительную тишину в зале нарушило поскуливание и сопение: человеческая речь давалась чудовищу с трудом. Наконец из его пасти вырвался кашель, в котором можно было разобрать слова:

— Приветствую принцессу Фиррину Фрир из рода Линденшильда Крепкая Рука, наследницу престола Айсмарка, королевства людей. Мой повелитель, король вервольфов Гришмак, шлет тебе свои добрые пожелания.

Грубый рык эхом отскакивал от каменных стен залы.

Фиррина кивнула в ответ.

— Передай и мои добрые пожелания королю Гришмаку, с которым нас связывает клятва. Какие вести ты принес?

— Моя госпожа, в твои земли вторгся враг! Люди-волки собирают ополчение, но мы боимся опоздать. — Вервольф совладал со своим голосом и немного понизил тон, но все равно его рык разносился по всей безмолвной зале. — Армии Полипонта уже миновали горный перевал на юге, и в эти минуты твои воины пытаются остановить их.

— Они уже на моей земле? — вскричал Редрот. — Когда? Сколько их?

— Пришли сегодня на рассвете, и их вдесятеро больше, чем ваших воинов, которые сражаются там сейчас.

— Вдесятеро! — взвыл Редрот. — Мне нужно точное количество, все подробности, тип вооружения… Но вряд ли ваш народец умеет считать.

Вервольф выпрямился во весь рост и посмотрел королю прямо в глаза.

— Ничто не ускользает от взгляда моего народа, если он сам не отводит их. Теперь я вижу, что мои вести для вас не такая уж новость. Вы знали, что приближается война, хоть и спрашиваете, как велико вражеское войско. Но мой народец умеет считать, так что я скажу: в полипонтийской армии двадцать тысяч конных, тридцать тысяч пеших с палками-громобоями и пятьдесят тысяч солдат с длинными копьями. А еще у них железные трубы на колесах, они похожи на палки-громобои, только гораздо больше.

— Пушки! — воскликнула Фиррина. — Сколько?

— Две сотни.

— Стотысячная армия и двести пушек! — выдохнул Редрот. — Леди Теовин со своими дружинниками их не удержит! — Он вскочил и стал выкрикивать военачальников по именам: — Цердик, Гунлат, Эобольд, Ательстан! Собирайте всадников, пусть конные отряды выступят в пограничные города. Пешая дружина отправится вперед. Выезжаем через два часа!

— Но государь! — возразил командир Ательстан. — Как вы можете быть уверены, что это не злая уловка короля и королевы вампиров? Откуда вы знаете, что они не выманивают ваши лучшие войска на юг, чтобы напасть с севера?

— Потому что король Гришмак — мой союзник! — воскликнула Фиррина. — И потому что Оскан Ведьмин Сын перевел мне послание вервольфов прошлой ночью. Они не знали, что мы поймем их вой.

— Так вот откуда вы узнали, — сказал вервольф. — И где тот человек, что понимает наш язык?

— Сын ведьмы тоже может оказаться шпионом Призрачных земель. Вдруг он в сговоре с нечистью? — не унимался Ательстан.

Голубые глаза Фиррины негодующе сверкнули, но не успела она открыть рот, как от дверей раздался крик и все обернулись туда. Двое стражников подвели к помосту солдата. По всему было видно, что он преодолел долгий путь. Солдат остановился перед королем, отсалютовал и положил на стол стрелу.

— Мой государь, я прибыл из Южной марки, меня прислала леди Теовин, чтобы я вручил вам стрелу призыва о помощи. В наши земли вторгся Полипонт, и его армия намного больше нашей.

Редрот разразился лающим смехом.

— Вот и ответ на твой вопрос, Ательстан. Прочь сомнения! Не будем терять времени, седлаем коней!

— Но как же численность вражеской армии, государь? Их может быть не сто тысяч! Разве эти существа могут считать точно? — гнул свое Ательстан.

Король побагровел от злости и угрожающе загрохотал:

— Надеюсь, словам этого солдата ты поверишь? — Не дожидаясь ответа, он обратился к гонцу: — Итак?

— Мой господин, армия Полипонта огромна. У них пятьдесят тысяч копейщиков, тридцать тысяч мушкетеров и двадцать тысяч всадников. К тому же у них в арсенале двести пушек. Ополчение вкупе с дружиной Южной марки меньше ровно в десять раз.

Редрот обратил налитый кровью глаз на Ательстана.

— Что же, командир, вот и последние твои сомнения развеяли. На твоем месте я бы сейчас не слишком боялся Полипонта, ибо ты вызвал неодобрение принцессы Фиррины, что гораздо страшнее. Прочь с глаз моих! Собирай войска!

Король вскинул над головой меч и запрыгнул на стол.

— На земли Айсмарка вторгся враг! — прорычал он, будто хотел перекричать целую армию. — Они убивают наших людей и угрожают городам, жгут поля и угоняют в рабство наших детей! Кровь! Смерть! Пламя!

Стражники принялись колотить копьями по щитам, и по зале разнеслось монотонное пение. Воины повторяли, как заклинание, одно-единственное слово, заполнившее замок от основания до крыши:

— ВОН! Вон! Вон! ВОН! Вон! Вон! ВОН! Вон! Вон!

Клич подхватили все в главной зале, стуча по столам кулаками, ножами и тарелками, топая ногами по полу. Казалось, огромная армия великанов марширует, чтобы сокрушить ничтожную армию Полипонта:

— ВОН! Вон! Вон! ВОН! Вон! Вон! ВОН! Вон! Вон!

И посреди всего этого безумия, посреди торжества духов войны, один только Оскан Ведьмин Сын заметил, что на ногах у великого и ужасного Редрота Северного Медведя из рода Линденшильда Крепкая Рука, у Редрота Кровожадного — желтые мохнатые тапочки, а из-за пазухи пугливо выглядывает котенок, не понимая, из-за чего такой сыр-бор.