Стелла приехала домой на следующий день около восьми часов вечера в шикарном росте-ре сапфирового цвета, столь же изысканном, как и она сама.

Как это бывало каждый раз, при первом же взгляде на сестру, которая была младше ее всего на два года, у Ли перехватило дыхание. Ли взглянула на мать и поняла, что Маргарет, судя по выражению ее лица, испытывает такие же чувства. Так бывало всегда, когда они видели Стеллу — независимо от того, была ли она с ними рядом или на киноэкране. Стелла — само совершенство.

— Стелла, дорогая! — прошептала Маргарет и обняла свою прелестную дочь-актрису. Губы Маргарет коснулись нежной, как лепесток цветка, щеки, а ноздри затрепетали от возбуждающего аромата каких-то дорогих духов. Стелла высвободилась из объятий матери и с насмешливой снисходительностью посмотрела сверху вниз на Жюли.

— Боже милосердный, так это маленькая Жюли?

— Маленькая? — запротестовала Жюли. — Мне уже шестнадцать, и к тому же я квалифицированная младшая стенографистка!

— А я говорю, что если она так считает, то лучше ей и не показывать Руису Алдорету образцы ее работы, — шутливо заметила Ли. Именно потому, что приезд Стеллы имел для семьи слишком большое значение, Ли говорила в таком легком тоне. Иначе она просто захлебнулась бы от эмоций.

Тонкие, превосходно выщипанные брови вопросительно приподнялись. Руис Алдорет?

— Это босс Ли, — сообщила Жюли, и Стелла перевела взгляд на свою старшую сестру.

— Ты все еще работаешь у этого ужасного старого зануды?

— Он вовсе не стар и не ужасен, — возразила Жюли, — хотя и кажется немного занудным. — Она шаловливо усмехнулась своей знаменитой сестре. — Мы подумали, может, стоило бы познакомить вас, чтобы ты немного смягчила его.

— Так он женоненавистник? — красивые губы Стеллы дрогнули в мимолетной улыбке. — Обычно они бывают довольно интересными. Думаете, я могла бы с ним справиться?

— Уверены в этом, — ухмыльнулась Жюли, но тут в комнату влетели близняшки.

Они всего раз взглянули на сестру, небрежно бросили ей «привет» и занялись более важным для них делом. Стеллу, казалось, всегда забавляло их небрежное отношение, и она, смеясь, говорила, что в конце концов она в самом деле ничем не отличается от остальных членов семьи. Только сама Стелла знала, верила ли она в это.

— Ничего шкурка, — заметила Тэсс, дотронувшись до коротенького норкового манто, которое Стелла нарочито небрежно бросила на спинку стула.

— Потрясная машина, — восхищенным шепотом произнес Том, прижавшийся носом к оконному стеклу. Он был в том возрасте, когда машины кажутся самым главным в жизни, гораздо более важным, чем даже знаменитая актриса-сестра и норковое манто.

Стелла одарила его известной всей стране улыбкой.

— Я как-нибудь прокачу тебя на ней, если будешь хорошо себя вести.

— А я всегда хорошо себя веду. Разве нет? — возмутился он, поворачиваясь за подтверждением к Маргарет Дермот.

— Ну, иногда, да, — суховато согласилась мать. Она смотрела на Стеллу, словно хотела сказать, какую невыразимую радость доставляла ее красота и очарование. Ее всегда изумляло, что она произвела на свет такое чудо. Как будто вспомнив, она сказала:

— Отец задержался в офисе… что-то абсолютно неизбежное. Он позвонил несколько минут назад.

— Неважно. Это даст мне возможность привести себя в порядок и приукраситься для него, — улыбнулась Стелла.

Все рассмеялись тому, что Стелле нужно выглядеть еще красивее: она и так была прекрасна. Через несколько минут Стелла забрала свое манто, о котором так небрежно отозвалась сестренка, и Жюли повела ее наверх освежиться. Близняшки удалились в свое любимое убежище — сад, а Ли с матерью стояли у лестницы, наблюдая, как Жюли прыгает по ступеням, словно она ровесница Тэсс, а Стелла подшучивает над ней со снисходительным дружелюбием.

Вскоре они скрылись на верхней площадке, а мать и дочь, оставшиеся внизу, обменялись взглядами и улыбнулись.

— Так хорошо, что она здесь, — тихо сказала Ли, и Маргарет кивнула.

— Ею можно гордиться.

— И это не изменило ее. Вот что самое удивительное, — добавила Ли.

Маргарет смахнула невольную слезу, быстро отвернулась и нарочито громко сказала:

— Думаю, мы выпьем чаю. Это очень хорошее средство, возвращающее к реальной жизни. — Она засуетилась, поставила чайник, а потом взглянула на Ли: та доставала чашки и блюдца и расставляла их аккуратно на подносе. — Ты, кажется, немного устала. Руис Алдорет становится все невыносимее?

Ли улыбнулась.

— Думаю, это все от возбуждения.

— Так он, правда, зануда?

— Наверное… немного, во всяком случае, есть.

— Тогда почему бы тебе не переменить место работы?

— Я вовсе не против того, чтобы работать на него. Он вполне терпим, если привыкнешь. — Ли нахмурилась и покачала головой. — Иногда мне даже становится его жалко.

— Жалко? — Маргарет раскладывала на тарелке бисквиты и удивленно посмотрела на дочь. Ли кивнула.

— Это глупо, я знаю, он достаточно богат, чтобы иметь все, что только пожелает, но почему-то иногда мне кажется, что он очень несчастлив. Потом он становится, как обычно, холодным и недоступным, и я понимаю, что все это просто вообразила. Возможно, его это устраивает.

— Возможно, он и правда несчастен, но скрывает это за внешним холодом. Даже у богатых есть проблемы, я так предполагаю.

Чайник резко засвистел, мать и дочь занялись чаем. Когда они вышли из кухни и шли по коридору, Джон Дермот входил в парадную дверь — в тот же момент Стелла появилась на верху лестницы, сбежала вниз и протянула руки отцу. Он по-медвежьи обхватил ее и засмеялся, когда Стелла заметила, что он мнет ее бархатное платье.

— В наши времена бархат уже не мнется, — шутливо возразил он. — Ли может тебе рассказать об этом, именно такие ткани они и делают в Мередит.

— Ах, да, этот знаменитый босс Ли. — Стелла с легкой насмешкой повернулась к сестре. — Мне еще предстоит с ним познакомиться.

— Ты ничего не потеряла, дорогая, — сказала Ли, наигранно содрогаясь. — У него ужасная манера смотреть сквозь человека.

Зазвенел звонок, и Тэсс помчалась открыть дверь. Открыв дверь, она очень громко закричала, что пришла Керри. Сама Керри вошла через минуту после столь громогласного объявления. Взгляды ее и Стеллы встретились, и между ними мгновенно вспыхнула искра враждебности. Стелла очень быстро, с умением опытной актрисы скрыла свою неприязнь, но и Керри не намного от нее отстала.

— Привет, Стелла, — уверенно проговорила она. — Я слышала, что ты приехала сегодня.

— На целых две недели, — счастливо пропела Жюли, спустившаяся по лестнице следом за старшей сестрой.

«На две недели больше чем надо», — мрачно подумала про себя Керри. Ее не покидало смутное предчувствие беды. Она не любила Стеллу и не доверяла ей, и, по всей вероятности, актриса это чувствовала. Именно этим и объяснялась их взаимная антипатия.

Керри придирчиво осмотрела Стеллу. Стелла выглядела великолепно, как в день своего восемнадцатилетия, когда холодно объявила своей семье, что добилась кинопробы и что ей предложили роль в фильме. Это было шесть лет назад. Теперь она знаменита. Ее точеная фигура, совершенные черты лица, блестящие черные волосы и слегка раскосые зеленые глаза, — все это вместе с артистическим талантом сделало ее знаменитой.

Богатая и знаменитая, она, однако, не забыла близких, и они любили ее за это все больше и больше.

Одна только Керри подозревала, что у Стеллы Дермот были совсем иные причины для приездов домой. По мнению Керри, актриса навещала родных только потому, что это было ей выгодно, а вовсе не оттого, что они что-то значили для нее. Однако Керри была достаточно мудра, чтобы молчать об этом. Ей не поверили бы и стали бы все отрицать, а ее дружба с Ли, которая очень много значила для Керри, без сомнения, была бы разрушена, и она молчала, хотя в душе была совершенно убеждена, что Стелла вспоминала о собственной семье, чтобы использовать это в своих интересах. Просто они могли ей когда-нибудь пригодиться, поэтому она с ними и не порвала окончательно. Ей нравилось, что публика считала ее провинциальной красавицей, ставшей знаменитостью, но не забывшей свою семью. Это было нужно для поддержания образа, который создавала ей пресса, — иначе Стелла Дермот отряхнула бы пыль Корвенстона, маленького городишки в Кенте, где она выросла, со своих дорогих туфелек и забыла бы о самом его существовании.

В этот раз Стелла приехала домой на две недели и наверняка сделает какую-нибудь гадость. Керри пока не знала, какую именно, но это неизбежно, как заход солнца. Особенно Керри беспокоилась за Ли.

Она не знала Стеллу ребенком, но интуиция подсказывала ей, что та тянула свои жадные руки к игрушкам своей сестры, всегда получала их, потому что была красива и все обожали ее. Через некоторое время Стелла переставала интересоваться тем, что отобрала, и бросала игрушки, чтобы их подобрал настоящий хозяин, если, конечно, хотел, — но к тому времени игрушки были испорчены: медвежата с вырванными глазами и оторванными лапами, любимая кукла без головы или с разбитым телом. Стеллу никогда не шлепали и не ругали, потому что она была любимицей, красивой Стеллой.

Минут через двадцать снова раздался звонок, и Ли открыла дверь Брюсу… Он был коренаст, с грубоватыми чертами лица. Этого двадцатишестилетнего мужчину всего на год старше Ли — трудно было назвать красивым. Не отличался он и грацией. Но Ли была уверена в его совершенной искренности и надежности. Керри и на этот счет имела собственное мнение. Ей, в общем-то, нравился Брюс, но она видела в нем слабость и упрямство которые проявлялись чаще всего, когда он бывал не прав. Однако Ли выбрала его и любила, а потому Керри помалкивала.

Ли ввела Брюса в дом и с гордой улыбкой представила Стелле, и Керри поняла, чего она страшилась: Стелла, посмотрев на мужчину с резкими чертами лица и каштановыми волосами, нежно улыбнулась.

«Не его! — мысленно взмолилась Керри. — Только не его».

Игрушечный медвежонок, сломанная кукла, а теперь мужчина, которого любила Ли. Стелла хочет отобрать и его.