Кучи, которые нагребают пумы, они же кугуары, они же горные ловы, могли бы рассказать многое, но мы почти не умеем читать эту тайнопись. Сгребая сухие иголки или другой лесной мусор в компактные кучки в десять сантиметров высотой и десять — пятнадцать сантиметров в поперечнике, пума хоронит под этими аккуратными вешками свой помет и мочу. Дело это суетливое, кропотливое, будоражащее мысль: соорудить ли новую пирамидку рядом со старой? Реставрировать старую? Построить заново? Где? Общественное отхожее место, оно же информационный центр, обычно расположено где-нибудь под большим суковатым хвойным деревом у края ущелья или водоема. Проходя мимо такого места, пума тщательно знакомится со всеми оставленными там посланиями и только после этого продолжает свой таинственный деловой маршрут. Если кот спешит, он может миновать второстепенные центры, не заходя в них. Вдали от общественных мест для той же цели может служить практически любая точка.

По этим «общинным центрам» можно судить о численности животных на данной территории. Например, район реки Кенель я исходил на лыжах вдоль и поперек, и мне известно пять основных «центров» на двести шестьдесят квадратных километров зимней территории пум. Под одним деревом я как-то насчитал двадцать четыре кучи: туда приходили облегчаться штук десять взрослых зверей. Это целое сообщество. Лет двадцать назад кто-то построил дом на одном таком месте, прямо посреди великого пути пум, ведущего с одного их зимнего кочевья на другое. Затем рядом выросло еще несколько домов, чьи владельцы, вероятно, и не подозревают, что до сих пор через остаток леса рядом с их поселком регулярно проходят полчища пум.

Пумы, ярко выраженные многолюбы, ведут в общем холостяцкое житье с бурными любовными историями. Женский пол составляет подавляющее большинство населения. Определить пол котенка нелегко. Я осмотрел на своем веку немало юных пум, живущих еще при матери, и среди них обнаружил очень небольшой процент самцов, приблизительно один кот на три, минимум на две самки. Котят обычно трое, и часто все они кошки. Удивительно, что коты все-таки, откуда-то берутся, зато не приходится удивляться, что они все как один безумные прожигатели жизни.

Выйдя во втором году из-под материнской опеки, кот-подросток живет под постоянной угрозой, что его выследит, изувечит или убьет, а то и сожрет взрослый кот. Первые год-два независимого существования молодой кот проводит в тиши и одиночестве, порой находит себе другой участок для охоты и вообще старается быть тише воды, ниже травы, пока не подрастет. Лет до трех-четырех в любовные похождения он не впутывается, разве что его сама захомутает какая-нибудь ищущая дамочка.

Молодой кот порой забредает очень далеко, то ли потому, что в родных местах трудно добывать пищу, то ли просто из желания посмотреть белый свет. Путешествуя, он тоже может попасть в бедные дичью места. И в том и в другом случае пустой желудок не способствует благонравию, и кот может на время поселиться по соседству с какой-нибудь деревушкой и не замечаемый никем потихоньку потаскивать домашних кошек и собак. Хозяева будут думать, что на животных напал какой-то загадочный мор. Любая лающая собака загонит пуму на дерево, но, если она бежит молча и неожиданно наткнется на пуму, та может напасть на нее и убить.

В одном поселке три человека, вооруженные метлами и граблями, вступили в бой с пумой, которая подхватила здоровущего пса и отступила в лес. Мы с Сэдсэком прибыли в это небольшое селение через пару дней. По следам я догадался, что это скорее всего молодой кот. Один лесоруб сказал мне, что у фермера неподалеку ходит на выпасе стадо коз и что неплохо бы нам наведаться к нему за справками. Так мы узнали, что одна коза накануне не явилась на вечернюю поверку, а утром все стадо отказалось выходить со двора. След Сэдсэку показывать было не нужно. Он чуял пуму и точно знал, где она, несмотря на сильный козий дух. Дав мимоходом урок вежливости паре козлов, Сэк помчался вперед так поспешно, что мне приходилось его подзывать.

Некоторые думают так: пума — это пума и этим все сказано. Но на самом деле у каждой свой нрав, особенно у тех, кто постарше. Поэтому я решил разузнать об этой зверюге как можно больше, прежде чем напускать на нее Сэка и рисковать отличной собакой ради шкуры паршивого кота. Если мои подозрения подтвердятся и я уличу эту пуму как собакоубийцу, то против нее позволительны любые средства — капкан, западня и пуля. Пока во всяком случае не надо ее волновать. Мы вернулись к первоначальному месту действия. Я планировал походить в радиусе пяти-шести километров вокруг поселка и пособирать сведения. Для охоты место было неподходящее, но для капканов идеальное. Тропы были самые звероловные. Крадучись, мы шли через чащу, как вдруг Сэк совершил нечто непростительное. Он потихоньку отбежал от меня в сторону, а затем с яростным лаем помчался через лес к козьей ферме. Потом я услышал выстрел. Лай прекратился.

Оказалось, что на его лай выбежала дочка фермера. Двинувшись по тропке через кусты навстречу Сэку, она наткнулась на пуму, которая, лежа на поваленном дереве, готовилась перехватить моего пса. Девчонка прошила зверю обе лопатки из папашиного «Ригби» калибра 0,416. Когда я прибыл к месту происшествия, дым уже рассеялся, и мне осталось только уврачевать ссадины юной охотницы. Сэка девочка спасла от более серьезных увечий. Зверь оказался большим и неряшливым котом средних лет. Глаза у него слезились — редкость среди пум, может быть, признак расстроенных нервов. Он убил домашнюю козу, и я разыскал останки нескольких истребленных им собак и домашних кошек.

Вероятность нападения пумы на человека очень мала. Тем не менее такие случаи бывали, и из своего опыта я знаю об одном убийстве, совершенном пумой. Жертвой был маленький мальчик. Почти все случаи нападения пумы связаны с попытками спасти от нее собаку. Вообще же пума, пожалуй, даже менее опасна, чем многие другие животные, которые считаются миролюбивыми, но иногда неожиданно проявляют агрессивность. Пума, напавшая на человека, скорее всего окажется молодой и неопытной кошкой, а не одряхлевшей и ослабевшей, как думают некоторые.

Однажды зимним утром мы с Алэном Джилом, ни разу в жизни не ходившим охотиться на пуму, выехали на его машине. Поднимаясь по склону заснеженной долины, мы пересекли след пумы и остановились его рассмотреть. След был свежий, зверь прошел здесь несколько минут назад. Ехали мы разбрасывать отравленное составом 1080 мясо, предназначенное для койотов, и Сэка я поэтому оставил в городе, но у Алэна была опытная кугуаровая гончая, кошкодав по кличке Пэдди. Мы решили вернуться, вызвать этого ветерана из запаса и поразвлечься нетрудной кугуаровой охотой. К любой работе можно вдруг охладеть, к отравительству тем более. Отличный стрелок из пистолета, Алэн взял свой пугач калибра 0,357, а так как ружье я оставил у себя в машине, он заставил меня взять свой запасной калибра 0,3 — «на всякий пожарный случай».

Вернувшись на то же место, мы обнаружили, что пума пересекла дорогу еще раз. Мы нацепили лыжи и двинулись по следу, но для Пэдди снег оказался чересчур глубок. Едва мы отошли от машины, как у него начался форменный приступ стенокардии. Пока Алэн с ним возился, я решил пройти немного дальше по следу.

Кот был явно интересный: зашел в дверь заброшенной сторожки и вышел через оконный проем с другой стороны. Метров через двести я приблизился к скалистому скату и остановился. Все выглядело естественно. След, очевидно, шел в обход скалы, но мне почудилось неладное. Я стал прислушиваться, рассчитывая что-нибудь узнать по беличьим и птичьим голосам, но лес безмолвствовал. Солнце стояло высоко, и тяжелый снег, выпавший ночью, соскальзывал с веток хвои, распрямлявшихся с шелестом облегчения. Я чувствовал себя нервозно, и мне очень не хватало Сэка. Поблизости не было никакого укрытия. Прохожу по следу еще немного. Передо мной небольшой замерзший ручей. Сзади — свистящий шелест. Оборачиваюсь — в десяти метрах от меня пума несется ко мне широкими шагами!

На мне парка и плотно застегнутые меховые рукавицы. В магазине пистолета, который мне дал Алэн, заряды есть, но патронник пуст — это мое правило. Почему я завопил «Алэн!» — никогда не пойму. Он мне помочь не мог. Может, мне нужно было зачем-то дать ему знать, что я гибну в неравном бою? Когда я завопил, кот, скрючившись, уже пружинился на снегу метрах в трех от меня — для него это один легкий прыжок. Первое движение у меня было выхватить нож, но вместо этого, не снимая рукавиц, я дослал заряд в патронник и, целясь от бедра, нажал спусковой крючок большим пальцем. Пуля попала пуме в плечо, и, как обычно бывает при неудачном первом попадании, зверь на несколько мгновений оцепенел. Сдергиваю рукавицу, перезаряжаю и бью промеж глаз. В общем-то и правда, охота оказалась нетрудной.

Когда появился Алэн, мы прошли с ним еще дальше по следу. Выяснилось, что пума лежала под небольшой елью метрах в ста двадцати от ручья, услышала мои шаги и, описав дугу, вернулась назад. У ската она стояла за большим деревом в трех шагах от меня, дала мне пройти мимо и, когда я отошел метров на пятнадцать, двинулась следом. Алэн говорит, что голос у меня был, как у солиста из хора мальчиков.

Заподозрив, что с этим котом было что-то не в порядке, мы произвели полевое вскрытие. Его агрессивность была явно чем-то вызвана, но мы не обнаружили ни серьезных воспалений, ни застарелых ран. Глаза были нормальные и жировой покров в норме. Желудок, правда, был пуст, но ничего необычного мы все-таки не нашли. Почему этот зверь был столь агрессивен, мы, конечно, никогда не узнаем, но одно я понял: когда я встретил его упорный взгляд и увидел, как он дважды щелкнул хвостом — знак, что сейчас он прыгнет, — мне надо было стянуть рукавицу, поскорее зарядить пистолет и взглядом заставить кугуара отвести глаза. Тот год был у меня настолько богат историями подобного рода, что я готов, был заподозрить, что вкусно пахну.

Алэн давал этому коту два года, я решил, что скорее три. Мы взвесили его без внутренностей на безмене Алэна — сто пять фунтов. Зверь некрупный, особенно для материка. Островные ванкуверские пумы меньше материковых. Однажды я взвешивал материковую пуму, которая потянула без малого двести фунтов, и видел живьем двух не менее крупных.

Надо сказать, что этот кот явно не знал, с какого бока браться за человекоубийство. У него была прекрасная возможность ко мне примериться, но правильного выпада он не сделал. Например, к оленю он подкрался бы сперва метров на двенадцать, а затем без предупреждения настиг бы его в два прыжка и в считанные секунды прикончил. На меня он шел длинными шагами, а не прыжками, а когда я завопил, остановился и припал к земле. Я подорвал его уверенность в себе.

Не считая Мексики, Британская Колумбия единственное место в Северной Америке, где пумы водятся в больших количествах. Когда-то эти своеобразные и хорошо приспосабливающиеся кошки бродили по обоим континентам Нового Света, от истоков реки Юкон до Патагонии. Судя по рассказам юконских индейцев, ареал обитания пум и сейчас еще расширяется, заходя все глубже на север. Никто не знает толком общей численности зверей, но ясно, что они невымирающий вид. Мы только теперь начинаем понимать сложные, но естественные отношения хищника и жертвы, связывающие пуму, убийцу от природы, с поголовьем наших оленей. Эта ее роль получила наконец официальное признание в Британской Колумбии, где с 1958 года пума внесена в список видов, на которые разрешается только сезонная охота. Существовавшая до тех пор система выплаты премий охотникам не давала никакого эффекта, если не считать сбора не очень надежных сведений о числе убитых за год пум.

Пума — самый быстрый и ловкий из наших крупных хищников. Изысканность движений и целенаправленность действий позволяет ей почти не тратить времени на визит в мясную лавку и обед и оставляет уйму времени на такие аристократические развлечения, как флирт и прогулки. К тому же пумы очень игривы. Они любят забираться на деревья, подстерегать друг друга в засаде, а поймав древесную крысу, терзают ее часами. Одна пума притащила к себе на собачье-кошачью бойню половинку шахтерской лампы и забавлялась этой блестящей игрушкой.

Помню, как, путешествуя налегке с Сэдсэком, мы разбили свой лагерь повыше начала каньона, в шести километрах к северу от реки Кенель. Место отдаленное, день ходьбы на лыжах от главной дороги на юг. Судя по деревьям, скалам и расселинам, местность изобиловала пумами, что подтверждал и весьма посещаемый «общинный центр». Рядом была березовая рощица — дрова под рукой. Вода в небольшом ручейке, не замерзающем, вероятно, ни в какой мороз, — не надо растапливать снег и выцеживать из воды хвою, древесный лишайник и заячий помет. Когда охотишься на пуму, надо быть в форме.

Наш бивак под сенью огромной ели, очевидно, издавна был излюбленным местом привала пум: натягивая брезентовый полог, я отгреб из-под слоя сухих иголок с дюжину застарелых кучек. В дупле мы спрятали наш неприкосновенный запас продовольствия, а рядом я соорудил даже нечто вроде мебели. В общем мы освоились и чувствовали себя как дома под этой елью, хотя и вторглись в чужие владения. Но я был спокоен, зная, что пумы не любят гулять, когда мороз ниже тридцати градусов, хотя и наверстывают упущенное, едва потеплеет. Помню, после долгих морозов я пошел по следу недельной давности и в двух шагах обнаружил кота, с комфортом пригревшегося в норе с солидным запасом убоины.

Где-то недели через две, после долгого и трудного дня, мы легли спать. Обложив костер зелеными березовыми ветками, мы прикорнули в своем убежище. Свирепая ночь осталась вовне, за пределами круга, освещенного костром. Ветер, шипя, просеивал мелкий снег сквозь кроны, наполнял им воздух и с ревом рвался за край каньона. Мой гагачий спальник, казалось, совсем перестал хранить тепло. Не помогло даже и то, что Сэк, высунув кончик носа из пончо, плотно прижался к моему боку. Мороз был лютый, градусов сорок. В полночь я подложил дров, и едва полез назад в мешок, как Сэк с громким лаем помчался сквозь брезент, чуть не развалив наше гнездышко.

Сперва я слышал лай погони, но вскоре он протрубил: «Загнал на дерево!» В четырехстах метрах его было еле слышно из-за пурги. Нацеплять лыжи и тащиться во мраке невесть куда мне в ту минуту хотелось едва ли не меньше, чем окунуться с головой в Кенель, тем более что судя по всему Сэк и сам уже овладел ситуацией. Но я сообразил, что в такую холодину да на ветру кот чего доброго соскочит с отчаяния наземь и накинется на Сэка. Я двинулся в лес. Сэк все еще верно лаял. С фонариком я осмотрел следы, пока их не занесло. По контуру, похоже, самка. Прошла краем каньона, загнутым в форме шпильки, и остановилась позади ели. В этот миг ее и учуял Сэк. Пума наверняка видела костер и как я подкладывал дрова.

Я разглядел ее у самой верхушки высоченной ели, на которую, как рассказывал, захлебываясь, Сэк, он заставил ее вскарабкаться. Вот задача! Фонариком дотуда не достать, а стрелять наугад не хотелось. Я подпалил смолистую корягу и при ярком пламени увидел, как пума наблюдает за нами, свесив хвост отвесно вниз. Кошечка была изящная, но любоваться я не стал: уж больно свирепый был мороз. Без промедления я всадил ей пулю промеж глаз. Позволив моему гнусному блюдолизу отвести свою черную душу на бездыханном трупе, я снял шкуру и произвел осмотр. Это была крупная самка нескольких лет отроду, по меньшей мере раз в жизни имевшая котят.

Я долго потом жалел, что поленился пройти по следам нашей гостьи назад, хотя бы до места ее последнего убийства. Правда, желудок у нее был пуст, и идти дальше мне, возможно, пришлось бы далеко. Отыскивать следы — дело нескорое, а кто станет расследовать последние двадцать четыре часа из жизни полуночницы-пумы, когда на термометре сорок ниже нуля? Ясно, что подошла она к нам из чистого любопытства, может, скучно ей стало или захотелось погреться у нашего костра. Ее сказочно пушистый мех много лет потом служил ковриком у моей постели.

Для опытной взрослой пумы, если она здорова и оленей хватает, охота не составляет труда. Вопреки распространенному представлению пума не прыгает на оленя с дерева, а подкрадывается по земле и затем в два-три гигантских прыжка оказывается у него на загривке. Если пуме не удалось оседлать оленя с двух-трех попыток, она отстанет и начнет подбираться к другому. Благодаря мускулистым плечам, шее и передним лапам пума необычайно сильна. От ее прыжка жертва, даже лось, обычно сразу валится с ног. Если пума оседлала оленя — он обречен. Четыре клыка — два наверху и два внизу, длинные, с острым выступом на внутренней стороне — легко рвут тело жертвы, заостренные на концах коренные зубы заходят друг за друга, как ножницы, причем верхние наружные зубы прихватывают как тиски, так что кости хрустят. Вместе с клыками кот пускает в ход и когти, в том числе два больших пальцевых отростка. Часто зверь не только ломает оленю шею, но и прокусывает здоровенную дырищу в затылке. Убивает пума быстро, а затем потрошит жертву и прежде всего сжирает печень, легкие и сердце. Потом она нередко зарывает добычу, нагребая на нее листья, хвойные иглы и оленью шерсть. Некоторые охотники говорят, что, если пума зарыла добычу, значит, скоро к ней вернется, но порой она не возвращается неделями. Индейцы часто берут такую убоину себе.

Взрослая пума убивает в среднем по одному оленю в неделю, не больше. Убивает, только чтобы поесть, не про запас. Правда, если опытный зверь убил больное или невкусное животное, то он может тут же прикончить второе. Большинство же зверей, как-то: пумы, спешащие по срочным делам, самки с котятами и те, что помоложе и поглупее, едят, что достанется. Все они поддерживают оленье стадо в форме.

Молодому неопытному коту порой трудно добыть пищу, но обычно больного или увечного оленя он себе все-таки найдет. Иначе он будет брать зайцев и дикобразов. Вообще пума редко откажется украсить свое меню дикобразом, хотя во рту застрявших игл у нее обычно нет. Но я еще не освежевал ни одной пумы, у которой не застрял бы кусок иглы под кожей передних лап. У одного юного кота, охотившегося в штольне на дикобразов, торчало в шкуре столько иголок, что он сам стал похож на дикобраза. Это был очень неумелый охотник, и он мог бы поэтому стать опасным для домашнего скота. Такие недотепы порой убивают даже жеребят. На живописном альпийском лугу один из них зарезал за ночь пятнадцать штук овец и хоть бы к одной притронулся. Этого разбойника я, однако, не пошел разыскивать, после того как овчар пнул Сэка ногой.

На своем веку я расследовал немало случаев лесного убийства, но ни разу не видел теленка, быка или корову, в чьей смерти можно было обвинить пуму с полной уверенностью. Слишком часто на нее возводят напраслину, а во многих случаях так называемая жертва погибла вовсе не от зверя. Трупы домашних коз, зарезанных пумой, мне, правда, попадались, но неизменно у нерадивых хозяев, чьи козы бродят на воле точно олени.

При пумах кормится немало зверей и птиц, особенно в год спада в десятилетнем цикле, когда зайцы и куропатки сходят почти на нет. Это койот, лиса, пекан, горностай, куница, росомаха, рыжая рысь среди зверей и сойки, гаички, вороны, орлы и некоторые другие виды хищных птиц.

Рысь обыкновенная редко попадает в число прихлебателей. Падаль она не ест, так что наличие зайцев и куропаток для нее — дело жизни и смерти. Обработка составом 1080 трупов животных, убитых пумой, ведет к катастрофическим последствиям для всей фауны.

Бегают пумы быстро, но на полном ходу я видел только одну — кота, загнанного Сэком на живописную ель. Перед этим мы ходили по его следам несколько дней, изучая тайны кошачьей жизни, пока зверь не стал раздражительным и начал странно себя вести. Мы дали ему пару дней остыть. Тем временем навалило снегу, и я боялся, что теперь мы его не отыщем, но, продвигаясь по еле заметным следам, мы в конце концов столкнулись с котом нос к носу, когда он пошел назад по своему следу. Приз за глупость он бы, наверное, получил. Сэк загнал его на дерево.

Я принялся его фотографировать и раздразнил еще пуще, почти напрочь отстрелив ветку, на которой он сидел, и заставив пересесть на соседнюю. Сэка я привязал и хотел сделать снимок и тут же застрелить зверя, но, засмотревшись в видоискатель, я нечаянно спустил оба затвора сразу. Кот соскользнул на несколько веток ниже, повисел, выровнялся на нижней ветке, перепрыгнул через Сэка и почесал в лес. В жизни не поверил бы, что животное может развивать такую скорость. По следам не видно было, что он ранен, но когда Сэк снова загнал кота на дерево, а я наконец застрелил его, то обнаружил, что первый выстрел сделал вмятину в черепе и отщепил • кусочек кости от черепного гребня.

Пумы пугливы и обладают превосходным слухом и зрением, так что без кошкодава человеку их вряд ли найти. Лесоруб за много лет может ни разу не увидеть пуму, хотя работает в самом сердце кошачьего края. Без собаки я видел их только четыре раза. Один раз это случилось, когда я сидел в хибаре возле загона, где разводили бобров. Дело было летом. Олени разбрелись по летним пастбищам, и пумы попадались на каждом шагу.

В то время Эрни Холмс проводил успешную кампанию по отлову бобров. Он ставил на них ловушки и держал пойманных животных в загоне, где прикармливал разными лакомствами и приручал. Я отвечал за транспортировку и временами помогал ему в бобровом хозяйстве. Мы старались переселять попарно этих «деятельных и смышленых животных», как их характеризует сэр Александр Макензи, на другие участки в надежде, что они пополнят поредевшее бобровое население, воздвигнув там свои «курьезные жилища», и благодаря своей изворотливости поддержат экологическое равновесие всей фауны. Бобров любят все, кроме фермеров, скотоводов и дорожников. Определить пол бобра мудрено, и про очередного кроткого скромника мы редко знали наверняка, мальчик это или девочка. Опережая свой век, мы выходили из положения, набирая в каждую группу не меньше четырех субъектов и, скрестив пальцы от сглаза, предоставляли им самим разбираться, кому с кем крутить любовь. Чего еще ждать от таких отсталых лесовиков, как мы? Несмотря на то что бобр подолгу торчит в студеных горных ручьях, пойманный в подводную корзинку-ловушку, зверек может замерзнуть, так что каждое утро чуть свет Эрни проверял свои казематы и вытаскивал пленных. После утреннего обхода за вторым завтраком Эрни вдруг поднял взгляд от стола и сказал:

— Пума!

Я посмотрел в окно и увидел здоровущего кота с непомерно большой головой, который шагал по дороге от лодочного сарая и бобровых загонов. Мое ружье лежало в «пикапе», поставленном на самом виду перед домом. У Эрни весь арсенал в перманентном ремонте. Найти ружье, которое стреляет, да еще и патроны нужного калибра — немыслимое дело. Но он откопал и то, и другое! Тем временем я не спускал глаз с пумы, а та не спеша продолжала переставлять свои мягкие лапы. Поигрывая плечевой мускулатурой, сохраняя самообладание, зверь шел прямо к дому.

— Сними ее прямиком из окна, — кровожадно прошипел я.

— Нет. Подкрадусь из-за дома.

Бывалый медвежатник загорелся как мальчишка. Он потихоньку отворил заднюю дверь, но я услышал, как чуть скрипнула задвижка. Пума тоже услышала. По воздуху пронеслось рыже-бурое пламя — и исчезло в лесу.

Самцы-кугуары проходят по многу километров в поисках самки. Но и самки во время течки покрывают даже большие расстояния, чтобы найти себе жениха. Раз мы четыре дня шли по следу за такой пумой. Она миновала по пути десятки оленей, но поела только раз лежалой убоины да дважды подкрепилась на ходу дикобразом. Мы прошли за ней на лыжах уже около ста километров, все по одному и тому же огромному кругу. На третий день — или на вторую ночь — она встретила двух ухажеров, между которыми разыгралась сцена в мексиканском стиле, после чего оба вышли из строя, в то время как наша дамочка отправилась забавляться с третьим мальчиком.

Самки очень заботятся о детях. Однажды мы выследили кошку и убили двоих из ее трех пятнистых котят. Вдруг Сэдсэк растерялся и никак не мог сообразить, на каком дереве сидит мать с третьим котенком, хотя в том, что они где-то на дереве, мы не сомневались. Стемнело, мы оставили мертвых котят и устроились на ночлег у родника в полутора километрах от этого места. Ночью кошка вернулась за обоими котятами и оттащила их в небольшую пещеру, где спрятала и последнего живого детеныша. Там мы и нашли их всех наутро.

Пока котята маленькие, мать оставляет их в норе одних, когда идет на охоту, чтобы самой поесть. Когда котятам исполнится недель пять, примерно за неделю до того, как у них начнут сходить пятна, пума, убив очередную жертву, идет за котятами и приводит их к добыче поесть убоины. Рядом с добычей она оборудует новую нору, но котята с тех пор становятся настоящими бродягами. Независимо от того, есть ли у нее котята или нет, пума очень любознательна и обязательно заглянет в каждую попавшуюся на пути старую нору койота или волка и в медвежью берлогу и знает десятки таких логовищ в своей вотчине.

Если не говорить о прямом наблюдении животных, то больше всего об их питании, численности, местообитании, повадках и даже настроении можно узнать, когда ходишь по следам. Не все следы свежие, и часть задачи состоит в определении их давности — по количеству намерзшего в следе льда, по тому, был ли след оставлен в оттепель или в стужу, замерзает ли он или оттаивает, по наличию следов других животных под ним, поверх или поперек него и по знанию их повадок. Умелый следопыт ковыряет, щупает, разглядывает след, а главное, помнит, как менялась погода на протяжении истекших суток, когда дул ветер, был буран, менялась температура. Если след старый, приходится вспоминать погоду за несколько дней, а то и недель. В голове у хорошего следопыта, определяющего звериный след с первого взгляда, переносная метеостанция.

В бассейне Черной живут еще два представителя семейства кошачьих. Северная граница распространения рыжей рыси, которая примерно вчетверо крупнее домашней кошки, раньше проходила приблизительно вдоль реки Кенель, но в последние годы она сместилась километров на пятьдесят к северу, от ручья Бейкер-Крик до Черной. Другой вид — канадская рысь. Ростом она почти с рыжую, а лапы похожи на лыжи. Рысь живет повсюду в центре Британской Колумбии и на севере. Рыжая чуть что взбегает на дерево, а канадская скачет с дерева на дерево, точно соболь. В то же время на зайцев канадская рысь охотится в основном по гарям и в порослях по вырубкам. Ее следы часто принимают за следы пумы, но рысь всегда ступает только по верху снега, каким бы рыхлым и глубоким он ни был, а пума проваливается в снег, как человек без лыж. Притом след пумы намного крупнее, хотя по форме почти не отличается от следа домашней кошки. Рысь — изящная безобидная кошка с кисточками на ушах, длинноногая. Стоит себе тихонько, как тень, сбоку от тропы, наблюдает за проходящими. Изредка она ворует домашнюю птицу и даже может схватить ягненка. Это бывает в голодный год на нижней точке десятилетнего цикла.

Пума в силах убить лося или карибу, но в целом популяция пум почти полностью зависит от поголовья оленей. Где нет оленей, нет пум. С декабря по апрель олени сходят на зимние пастбища по склонам больших долин. Зимуют они обычно ниже 1200 метров над уровнем моря. Так как пумы питаются в основном оленями, они тоже бродят примерно по тем же горам, переходя с пастбища на пастбище и все время держась чуть повыше стада.

Зима — самое удобное время для охоты на пуму: следы на снегу виднее, и можно выбрать себе трофеи с добротным мехом. Шальные горожане, не спускающие палец с курка, — главная опасность и для охотника и для собаки — охотились на оленей, и уже никто не путается в лесу под ногами. Добраться в горы в это время, правда, непросто, тропы непроходимы, а проселки в таком виде, что идти по ним можно только на лыжах. В последние годы жизнь сильно облегчили снегоходы.

Оленьи пастбища расположены в гористой местности, по крутым склонам нужно то карабкаться вверх, то спускаться вниз, так что требуется хорошее лыжное снаряжение. Я вешу около семидесяти килограммов, и оджибуэйские рамочные снегоступы, сто двадцать на тридцать сантиметров, для меня в самый раз на все случаи жизни. Перетягивает их мне Минни, прочно и аккуратно. С этими легкими рамками я обращаюсь варварски и обычно одну-две лыжины за зиму сломаю. Я таскаю при себе всё для починки — бамбуковые планки и дратву, чтобы не застрять вдали от цивилизации со сломанными лыжами. Моток дратвы может пригодиться в сотне других случаев помимо ремонта снаряжения. Крепления нужно пригонять точно. Если крепление жмет или натирает, моментально отморозишь палец.

Одежду тоже надо продумать. Недопустимо, чтобы человек шел весь мокрый — пот должен свободно испаряться. Обычно я ношу резиновые сапоги с кожаным верхом, но, когда термометр падает до десяти ниже нуля, перебираюсь в носки из гагачьего пуха и индейские мокасины. В них и ступать легко, и спать удобно. Шерстяное не должно быть в обтяжку. Я надеваю носки, блузу, свитер и легкую, отороченную росомахой парку. На случай пурги у меня есть вязаная шапка-чулок с прорезями для глаз. Обычно при ходьбе на мне одна рубашка и одна смена белья, а на привале, когда останавливаюсь сварить чайку, поддеваю вторую. Белье из гусиного пуха тоже хорошо надеть на привале, а в мороз в нем и спать неплохо.

Ходить на лыжах — само по себе удовольствие. Скоро войдешь в ритм и научишься использовать пружинную силу, заложенную в доброй паре снегоступов. Тому, кто приноровился, идти на них ничуть не труднее, чем ступать пешком по земле. Сердце сжимается, как вспомню эти прогулки по снежным просторам.